Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В бой идут одни старики (№1) - Обреченные на победу

ModernLib.Net / Фантастический боевик / Скальци Джон / Обреченные на победу - Чтение (стр. 11)
Автор: Скальци Джон
Жанр: Фантастический боевик
Серия: В бой идут одни старики

 

 


Если ты получишь пулю в брюхо (или куда-нибудь ещё), то комбинезон отреагирует мгновенно: отвердеет в точке попадания и перераспределит энергию удара на соседние участки, не позволяя пуле пройти насквозь. При этом ты испытаешь очень даже ощутимую боль, но всё равно это будет лучше, чем позволить кусочку свинца расковырять твой ливер. К великому сожалению, у этой защиты есть пределы, причём весьма существенные, так что одной из первых задач солдата, как и в старину, остаётся укрывание от вражеского огня.

Сверху надевается пояс, на который ты вешаешь универсальный инструмент (то, чем хотел бы стать швейцарский армейский нож, когда вырастет), накидку в виде неприлично маленького свёртка, флягу, недельный рацион из крекеров с повышенным содержанием энергии и три кубика боеприпасов. Затем нужно намазать лицо кремом с наполнителем, опять же из нанороботов, которые тут же войдут в соприкосновение со своими собратьями из комбинезона для обмена информацией об окружающей среде. После этого включается камуфляжная система. А потом попробуй разглядеть себя в зеркале.

Третий этап подготовки состоит в том, что ты приказываешь своему МозгоДругу установить связь с товарищами по отделению и командиром и оставляешь её включённой до тех пор, пока не вернёшься на корабль или не погибнешь. Я-то гордился своей сообразительностью, когда додумался до такой тактики во время учений на базе, но очень скоро выяснилось, что непрерывная связь через МозгоДруга – одно из самых святых, хотя и неофициальных правил, неуклонно соблюдающихся в самом жарком сражении. Такая связь означает, что ни одна команда не останется неправильно понятой, и при этом не будет никаких криков, выдающих местонахождение солдат. Если ты во время боя слышишь голос солдата ССК, это значит, что либо он круглый дурак, либо его подстрелили и он кричит от боли.

Пожалуй, единственный недостаток связи через МозгоДруга состоит в том, что он передаёт и эмоциональную информацию, если забудешь приказать не делать этого. Такое может здорово отвлекать. Представь, что ты ни с того ни с сего чувствуешь, что вот-вот обмочишься от страха, и прежде чем сообразишь, что испугался вовсе не ты, а кто-то из твоих товарищей, пройдёт некоторое время. Важно ещё помнить, что товарищи не скоро забывают подобные вещи, и, если виновником окажешься ты, потом придётся долго терпеть насмешки и неприязненные взгляды.

Поддерживай связь только со своим отделением: стоит открыть канал на весь взвод, и в твоей башке начнут сражаться, проклиная всё на свете, и умирать сразу шестьдесят человек. Легко понять, что это совершенно не нужно.

И последний пункт: забудь обо всём, кроме полученных приказов, убивай всё и всех, кто не относится к человеческой расе, и приложи максимум усилий, чтобы остаться в живых. В ССК все достаточно просто: первые два года службы все солдаты проводят в пехоте, независимо от того, кем они были в предыдущей жизни: швейцарами или хирургами, сенаторами или уличными бродягами. Если ты переживёшь эти два года, то получишь шанс на специализацию, вместе с которой обретёшь и постоянные обязанности в структуре Колониального союза, вместо того чтобы шляться от сражения к сражению и затыкать собой все дыры, как это испокон веку приходится делать всем военным. Но на протяжении этих двух лет у тебя только одна обязанность: идти туда, куда прикажут, оставаться придатком своей винтовки, убивать и стараться не быть убитым. Это просто, но просто вовсе не значит – легко.

Выяснилось: чтобы прикончить солдата консу, требуется два выстрела. Это было чем-то новеньким. Ни в одном из наставлений не говорилось ни слова о том, что консу имеют нечто вроде личных силовых щитов. Но это было так. Эти существа спокойно переживали первое попадание. Их швыряло, вероятно, на то, что служило им вместо задниц, а уже через несколько секунд они снова оказывались на ногах. Значит, нужно делать два выстрела: один, чтобы свалить врага, а второй – чтобы он уже не поднялся.

Сделать два выстрела подряд по движущейся мишени, находящейся на расстоянии нескольких сотен метров от тебя, не так уж просто, особенно в поле, где кипит непрерывный бой. Прикинув, что к чему, я приказал Заднице создать особый метод стрельбы, при котором после одного нажатия на спуск винтовка посылает в цель сразу две пули. Одну – простую винтовочную, а вторую – разрывную. Моя МЦ получила новую инструкцию в кратком промежутке между выстрелами; только что я выпускал по одной стандартные винтовочные пули, а в следующую секунду уже перешёл на свои микроочереди.

Я понял, что люблю мою винтовку.

О своей выдумке я сообщил Уотсону и Виверос. Виверос тут же приказала всему отделению перейти на такую тактику стрельбы. Примерно через минуту над полем битвы загремели быстрые двойные выстрелы, после которых консу дюжинами падали и как бы схлопывались. Их внутренности, со звуком, похожим на щелчки жарящегося попкорна, размазывались изнутри по панцирям. Я оглянулся на Виверос. Она с каменным лицом целилась и стреляла по врагам. Уотсон стрелял очень торопливо и ухмылялся во весь рот, как мальчишка, который только что выиграл чучело на стрелковых соревнованиях бойскаутов.

«Ну вот, – передала Виверос. – Нас заметили».

– Что? – вслух спросил Уотсон и вскинул голову.

Я схватил его за руку и дёрнул вниз. В ту же секунду сразу несколько ракет взорвались, ударившись о валуны, за которыми мы прятались. Нас засыпало осколками камня. Я вовремя посмотрел вверх и заметил, что булыжник размером с шар для боулинга летит прямиком мне в голову. Я инстинктивно вскинул руку, костюм по всей длине руки отвердел – и камень отлетел в сторону, словно неудачно принятый волейбольный мяч. Рука сразу заболела; в прежней жизни я, скорее всего, заработал бы открытый перелом с хорошим смещением сразу обеих костей предплечья, да и с кистью пришлось бы повозиться. Повторять подобный приём мне не очень хотелось бы.

– Дьявол! Совсем рядом! – искренне удивился Уотсон.

– Заткнись, – вполголоса прикрикнул я и мысленно обратился к Виверос: «Что дальше?»

«Дальше – держаться, – ответила она и отцепила от пояса свой универсальный инструмент. Сформировав из него зеркало на ручке, она подняла его и посмотрела через край валуна. – Сюда идут шестеро, нет, семеро…»

Внезапно неподалёку раздался грохот.

«Пятеро, – спокойно поправилась она и сложила свой импровизированный перископ. – Переключайтесь на гранаты, делайте как я, а потом сразу же перейдём в другое место».

Я кивнул, Уотсон вновь усмехнулся, и после команды Виверос: «Огонь» – мы все выпустили по навесным траекториям несколько гранат через валуны. Я выпустил три очереди по три. После девяти взрывов выдохнул, коротко воззвал к Богу, поднялся и увидел труп одного консу. Другой неуклюже отползал от нашей позиции, а ещё двое лихорадочно пытались укрыться где-нибудь. Виверос прикончила раненого, мы с Уотсоном сняли одного из двоих уцелевших.

– Ну, как вам такая пьянка, засранцы?! – проорал Уотсон и с ликующим выражением перемахнул через свой валун – чтобы нос к носу столкнуться с пятым консу, который вырвался вперёд, оказался в мёртвой зоне во время нашего гранатного обстрела и терпеливо просидел в укрытии те несколько секунд, за которые мы успели разделаться с его друзьями. Консу направил ствол своего оружия прямо в Уотсона и выстрелил; лицо Уотсона провалилось внутрь, а в следующую секунду из него гейзером хлынула УмноКровь и ошмётки того, что только что было головой моего напарника, брызнули на консу. Комбинезон Уотсона сделал всё, что было положено: капюшон принял на себя выстрел – к сожалению, изнутри, – отвердел и перераспределил энергию удара, но в результате выкинул УмноКровь, крошки раздроблённых костей черепа и мозги через лицевое отверстие капюшона.

Уотсон так и не успел осознать свою гибель. Последним, что он передал через своего МозгоДруга, был всплеск эмоции, которую было бы лучше всего описать как лёгкое замешательство, мимолётное удивление человека, увидевшего перед собой нечто такое, чего он не ожидал, и не успевшего сообразить, что же это. А потом связь с ним прервалась – так на середине текста прекращается общение с базой данных при внезапном отключении питания.

А консу, застреливший Уотсона, сразу же запел. Когда начался бой, я не дал команды отключить перевод и теперь знал, что он пел о смерти именно этого своего противника, то и дело повторяя слово, означавшее искупление или освобождение. Консу пел, а на панцире оседали капельки кровавой массы, в которую превратилась голова его противника. Я громко заорал и начал палить. Консу отбросило назад, тело словно взорвалось изнутри, так как я послал в его грудную пластину длинную очередь разрывных пуль. Я всадил в уже мёртвого консу не менее тридцати пуль и лишь тогда сумел остановиться.

– Перри! – окликнула меня Виверос. Наверно, она заговорила вслух, чтобы вывести меня из исступления. – Сюда идут другие. Пора сматываться. Пошли.

– А как быть с Уотсоном? – спросил я.

– Пусть лежит себе, – ответила Виверос. – Он мёртв, а ты нет, и в любом случае здесь нет никого, кто стал бы его оплакивать. За телом мы вернёмся позже. А сейчас – валим отсюда. Постараемся уцелеть сами.


Мы победили. Сдвоенные винтовочные выстрелы успели очень заметно сократить ряды врагов, прежде чем те поумнели, сменили собственную тактику, отступили и начали ракетный обстрел наших позиций, отказавшись от лобовых атак. После нескольких часов вялой перестрелки консу отступили ещё дальше и укрылись под щитом, оставив на поле боя лишь небольшую группу, которая должна была совершить ритуальное самоубийство в знак признания своего поражения. После того как самоубийцы вонзили церемониальные ножи в полости, где у консу находится мозг, нам осталось лишь отправиться подбирать убитых и раненых, оставшихся на поле боя.

Второй взвод проявил себя хорошо – двое погибших, включая Уотсона, и четверо раненых, из них лишь одна тяжело. Ей предстояло потратить предстоящий месяц на восстановление нижнего отдела кишечника, а трое остальных должны были вернуться в строй уже через несколько дней. С учётом всех обстоятельств дела могли обернуться куда хуже. Скоростной бронетранспортёр консу прорвался сквозь линию обороны четвёртого взвода роты К и взорвался, уничтожив шестнадцать человек, включая командира взвода и двух командиров отделений, и ранив едва ли не всех остальных солдат и сержантов. Если бы лейтенант четвёртого взвода не погиб, то, подозреваю, он после такой чудовищной оплошности горько жалел бы, что уцелел.

После того как мы, построившись, выслушали все положенное от лейтенанта Кейеса, я возвратился за Уотсоном. Вокруг него уже столпились восьминогие падалыцики. Я подстрелил одного, и остальные благоразумно разбежались. Впрочем, за то довольно короткое время, что оказалось в их распоряжении, эти твари добились внушительного успеха: я испытал нечто вроде мрачного восхищения, поняв, насколько мало остаётся от человека, когда он лишается головы и изрядной части мягких тканей. Взвалив на плечо то, что осталось, я потащил останки Уотсона в полевой морг, развёрнутый в паре километров отсюда. По пути мне лишь однажды пришлось остановиться, чтобы поблевать.

Как раз за этим занятием меня и застал Алан.

– Может, тебе помочь? – спросил он, подойдя поближе.

– Я в полном порядке, – ответил я. – А он теперь совсем не тяжёлый.

– Кто это? – поинтересовался Алан.

– Уотсон.

– Ах, этот, – Алан поморщился. – И всё равно не сомневаюсь, что где-то кто-то будет скорбеть по нему.

– Только не надо выжимать из меня слезу, – сказал я. – Как твои дела?

– Неплохо, – ответил Алан. – По большей части валялся, уткнувшись носом в землю, время от времени тыкал винтовкой в сторону врага и даже несколько раз выстрелил в том направлении. Может быть, и попал в кого-нибудь. Не знаю.

– Ты слушал их песнь о смерти перед сражением?

– А кто ж её не слышал? – удивился Алан. – По-моему, с таким звуком могли бы трахаться два влюблённых товарных поезда. Такую вещь нельзя не услышать, как ни старайся.

– Нет, – остановил я его. – Я имею в виду: слышал ли ты перевод? Понял, о чём они пели?

– Да, – ответил Алан. – Впрочем, я не уверен, что мне нравится их план перетаскивания нас в свою религию. Тем более что они там поклоняются смерти и всему такому.

– ССК, похоже, думают, что это всего лишь ритуал. Молитва, которую они произносят, потому что делали так всегда и у них это принято.

– А ты думаешь по-другому? – заинтересовался Алан.

Я кивнул на труп Уотсона.

– Консу, который его так, во всю глотку кричал: «Искупленный, искупленный», а может быть: «Освобождённый, освобождённый». Я уверен, что он вёл бы себя точно так же, если бы распотрошил меня. Мне кажется, что ССК недооценивают то, что здесь происходит. Я думаю, что консу не возвращаются после проигранных сражений вовсе не потому, что они, дескать, проиграли и больше не претендуют на этот мир. Я вообще считаю, что они вели это сражение вовсе не ради чьей-нибудь победы. С их точки зрения, эта планета теперь освящена кровью. И мне кажется, они считают, что теперь завладели ею.

– Тогда почему они не оккупируют её?

– Возможно, ещё не пришло время, – ответил я. – Может быть, они должны дождаться какого-то Армагеддона. Но я не думаю, будто ССК знают, как консу относятся к этой планете: считают её потерянной для себя или, наоборот, своей собственностью. Мне почему-то кажется, что через некоторое время наших ждёт немалое удивление.

– Ладно, так уж и быть, покупаю твою гипотезу, – сказал Алан. – У всех военных, о каких я когда-либо слышал, обязательно были ограниченность, тупость и чрезмерная самоуверенность. А ты-то что предлагаешь?

– Чёрт возьми, Алан, не имею ни малейшего представления, – признался я. – Разве что попытаться помереть задолго до того, как это случится.

– Тогда давай перейдём к более приятным материям, – предложил Алан. – Здорово ты придумал стрелять в них двумя пулями. А то кое-кто из наших уже успел наложить в штаны, глядя, как несмотря на нашу стрельбу, эти страшилища как ни в чём не бывало встают и продолжают наступать. В ближайшие несколько недель тебе, пожалуй, не придётся платить за выпивку. Думаю, многие захотят угостить тебя стаканчиком.

– Мы и так не платим за выпивку, – напомнил я. – У нас полностью оплаченный тур по кругам ада, если ты забыл.

– И все равно если бы мы платили, то тебе теперь не пришлось бы.

– По-моему, ничего особенного я не сделал, – сказал я и лишь потом заметил, что Алан встал по стойке «смирно». Оглянувшись, я увидел, что к нам приближаются Виверос, лейтенант Кейес и ещё какой-то офицер, которого я не узнал.

– Перри, – обратился ко мне лейтенант Кейес.

– Лейтенант, – отозвался я. – Прошу простить, что я не отдал вам честь. У меня заняты руки: я несу труп в морг.

– А-а, вот куда они шли, – заметил Кейес и подошёл к телу. – Кто это?

– Уотсон, сэр.

– Ах, этот, – протянул Кейес. – Ему понадобилось немного времени.

– Он был чересчур возбудим, сэр, – сказал я.

– Да, наверно, так оно и было, – согласился Кейес. – Что ж, был так был. Перри, это подполковник Райбики, командир двести двадцать третьего.

– Сэр! – воскликнул я. – Простите, что не приветствовал вас по уставу.

– Да, труп, я уже знаю, – ответил Райбики. – Сынок, я всего лишь хотел поблагодарить тебя за идею по поводу стрельбы. Ты сэкономил много времени и сохранил много жизней. Ублюдки консу хотели разделаться с нами при помощи нового оружия. Их личные щиты оказались для нас совершенной неожиданностью и могли причинить массу неприятностей. Я объявлю вам благодарность в приказе, рядовой. Что вы об этом думаете?

– Благодарю вас, сэр, но я уверен, что рано или поздно это понял бы кто-нибудь ещё.

– Очень даже вероятно, но первым сообразил ты, – подполковник то и дело переходил с официального тона на отеческий и обратно, – а это чего-нибудь да стоит.

– Так точно, сэр.

– Когда вернёмся на «Модесто», надеюсь, ты позволишь старому пехотинцу поставить тебе выпивку, сынок?

– Буду очень благодарен, сэр, – ответил я и увидел, как Алан за спиной командиров ухмыльнулся.

– Вот и прекрасно. Ещё раз поздравляю. – Райбики повернулся к останкам Уотсона. – Сожалею о вашем друге.

– Спасибо, сэр.

Алан самым лучшим строевым образом отдал честь за нас обоих. Райбики отсалютовал в ответ и затопал прочь в сопровождении Кейеса. Виверос вернулась к нам.

– У тебя удивлённый вид, – обратилась она ко мне.

– Я просто подумал, что прошло уже лет пятьдесят с тех пор, как меня в последний раз назвали сынком, – объяснил я.

Виверос улыбнулась и ткнула пальцем в труп Уотсона:

– Знаешь, что с ним нужно делать?

– Морг находится вон за тем холмиком, – ответил я. – Доставлю его туда, а потом с первым же транспортом вернусь на «Модесто», если, конечно, у тебя не будет других приказаний.

– Брось ты это дерьмо, Перри, – сказала Виверос. – Ты у нас герой дня, так что можешь делать всё, что хочешь.

Она повернулась, чтобы идти.

– Эй, Виверос, – окликнул я, – а это всегда бывает так?

Она обернулась.

– Ты о чём?

– Об этом, – сказал я. – Война. Сражения. Бои.

– Что? – переспросила Виверос и громко фыркнула. – Чёрт возьми, Перри, конечно, нет. Сегодня была не война, а сельская танцевальная вечеринка. Таких развлечений почти что и не бывает.

Она снова фыркнула и умчалась, все ещё сохраняя на лице удивлённое выражение.

Вот так прошёл мой первый бой. Началась моя военная эпоха.

10

Мэгги первой покинула клуб «Старые пердуны».

Её жизнь закончилась в верхних слоях атмосферы планеты-колонии под названием Воздержание. Это звучало особенно иронически, потому что, как и на большинстве колоний с развитой тяжёлой горнодобывающей промышленностью, она была буквально усеяна барами и борделями. Из-за насыщенной металлами коры планеты людям было трудно заполучить Воздержание и, как оказалось, удержать её было ничуть не легче. Численность ССК на планете втрое превышала обычное число войск, охраняющих колонии, да ещё туда то и дело посылали дополнительные отряды. «Дейтон» – так назывался корабль, на котором находилась Мэгги, – получил назначение туда после нападения оху, забросавших поверхность планеты беспилотными военными катерами.

Взвод Мэгги должен был отвоевать алюминиевый рудник, находившийся в ста километрах от Мёрфи, главного порта Воздержания. Во время снижения в их космошлюпку угодила ракета оху. Взрывом в корпусе проделало большую пробоину, через которую вакуум высосал в космос нескольких солдат, среди которых оказалась и Мэгги. Большинство из них погибли сразу – вследствие взрыва или же от повреждений, причинённых осколками ракеты и кусками обшивки.

Но Мэгги не попала в число погибших сразу. Когда её, пребывавшую в здравом уме и твёрдой памяти, вышвырнуло в пространство над Воздержанием, боевой комбинезон автоматически сомкнулся вокруг её лица, чтобы не дать возможности воздуху покинуть лёгкие. Она немедленно попыталась связаться со своими командирами. То, что осталось от командира отделения, плыло неподалёку от неё, наглухо запертое в своём боекомбинезоне. Командир взвода, с которым Мэгги удалось установить связь, не смог оказать ей помощь, но его вины в этом не было. Космошлюпка вообще-то не приспособлена для маневрирования и проведения спасательных операций в космосе, а эта получила серьёзные повреждения и кое-как тянула под вражеским обстрелом в сторону ближайшего крупного транспорта ССК, чтобы высадить туда уцелевших пассажиров.

Переговоры с самим «Дейтоном» тоже ничего не дали: крейсер вёл артиллерийскую дуэль с несколькими кораблями оху и не мог отвлекаться на спасение одного солдата. Ни у кого не оказалось возможности прийти ей на помощь. Даже если бы вокруг не кипел бой, все равно Мэгги – слишком маленький объект для того, чтобы её можно было разглядеть. Притяжение Воздержания неумолимо тащило её к планете, она уже приближалась к верхним слоям атмосферы, и спасти её смог бы разве что какой-нибудь отчаянный пилот из числа лучших асов. А во время сражения ей следовало считать себя мёртвой с самого начала.

И тогда Мэгги, чья УмноКровь отдала почти весь запасённый кислород, уже, несомненно, начиная задыхаться, взяла свою МЦ, прицелилась в ближайший катер оху, рассчитала траекторию и принялась выпускать ракету за ракетой. Каждый выстрел давал отдачу, отбрасывавшую Мэгги всё ближе и ближе к ночному полушарию Воздержания. При последующем анализе хода сражения выяснилось, что её ракеты, выпущенные почти с предельного расстояния, всё же попали в корпус вражеского кораблика и оставили на его обшивке несколько вмятин и трещин.

Затем Мэгги повернулась лицом к планете, которая должна была вскоре убить её, и, как и подобает незаурядному профессору в области восточных религий, каковым она являлась в прошлой жизни, составила дзисай, предсмертное стихотворение в форме хайку:


Не оплакивайте меня, друзья,

Я лечу падающей звездой

В следующую жизнь.

Она передала эти стихи и ощущения последних секунд своей жизни нам шестерым, а затем умерла, ярко вспыхнув в ночном небе планеты со странным именем Воздержание.

Она была моим другом. Недолго, мимолётно, она была моей любовницей. В миг смерти она оказалась храбрее, чем это когда-либо удастся мне. И, готов держать пари, она была неописуемо красивым метеором.


– Проблема Сил самообороны колоний заключается не в том, что они представляют собой недостаточно хорошую боевую силу. Дело в том, что их слишком легко использовать.

Это говорил Таддеус Бендер, два срока занимавший пост сенатора-демократа от штата Массачусетс, бывший посол (в разное время) во Франции, в Японии и в Организации Объединённых Наций, госсекретарь печально известной администрации Кроу, писатель, профессор и, помимо всего этого, самое свежее пополнение взвода D. Последнее касалось всех нас в наибольшей степени, и мы после недолгого наблюдения пришли к выводу, что рядовой посол-сенатор-госсекретарь Бендер на самом деле редкостное дерьмо.

Просто удивительно, насколько быстро салажня может превращаться в опытных бойцов. По прибытии на «Модесто» мы с Аланом получили назначения от лейтенанта Кейеса, приветствовавшего нас со странной смесью сердечности и равнодушия (правда, он с некоторым удивлением вскинул бровь, когда мы передали ему привет от сержанта Руиса). Всё же остальные солдаты и сержанты взвода отнеслись к нам с полнейшим пренебрежением, хотя и без грубости. Командиры отделений обращались к нам, когда это было необходимо, солдаты передавали ту информацию, которую мы должны были знать. Во всём остальном мы оставались вне коллектива.

В этом не было ничего личного. Трое других новых парней – Уотсон, Гэймэн и Маккин – встретились с точно таким же отношением, чему были две причины. Первая заключалась в том, что новички появляются в составе взвода после того, как из него выбывает кто-то из старых товарищей, а эвфемизм «выбыл» по большей части означает «погиб». Если рассматривать армию как общественный институт, солдат в ней можно заменять, как винтики. Однако на уровне взвода и отделения ты замещаешь чьего-то друга, товарища по оружию, который сражался рядом с остальными, побеждал, а потом погиб. Сама мысль о том, что ты можешь заменить умершего друга, соседа по строю и окопу, является в некотором роде оскорблением для тех, кто знал его или её.

Во-вторых же, дело просто в том, что ты ещё не участвовал в боях. И пока это не произойдёт, ты не станешь одним из них. Не сможешь стать. Здесь нет никакой твоей вины, и это положение быстро исправится. Но до выхода на поле боя ты всего лишь парень, занимающий место человека, которому и в подмётки не годишься.

Я заметил разницу сразу же после сражения с консу. Меня стали окликать по имени, приглашать присесть за стол в столовой, предлагали сыграть на бильярде и принять участие в беседе. Виверос, командовавшая моим отделением, спрашивала, что я думаю по тому или иному вопросу, вместо того чтобы безапелляционно сообщать мне, как следует к ним относиться. Лейтенант Кейес рассказал мне о сержанте Руисе, дочери колониальщика и грузовике такую историю, в которую я никак не мог поверить. Короче говоря, я стал одним из них – одним из нас. Этому помогли моя выдумка насчёт того, как стрелять в консу, и последовавшая благодарность в приказе. Но отношение к Алану, Гэймэну и Маккину тоже изменилось, хотя никому из них, в отличие от меня, на этот раз не пришло в голову ничего полезного – они просто участвовали в сражении и уцелели. Этого было достаточно.

Теперь же, по прошествии трёх месяцев, мы успели получить ещё несколько порций свежего пушечного мяса, увидели, как новички заменяют тех, с кем мы успели сдружиться, и сами знали, что чувствовал взвод, когда прибыли мы. Наша реакция была точно такой же: пока вы не прошли боевое крещение, вы – никто и просто занимаете чьё-то место. Большинство новичков врубились в это, поняли и терпеливо старались пережить первые несколько дней – от своего прибытия до начала очередной операции.

А вот рядовой посол-сенатор-госсекретарь Бендер ничего не понял. С момента прибытия он в лепёшку расшибался, пытаясь добиться расположения к себе взвода. Он приставал ко всем и каждому со своими попытками установить глубокие личные отношения и немыслимо раздражал всех.

– Такое впечатление, будто он проводит предвыборную кампанию, – пожаловался Алан.

Да, именно так и выглядело поведение Бендера. Конечно, человек, достаточно долго отиравшийся в хитросплетениях коридоров власти, вряд ли сможет быстро избавиться от нажитых там привычек. Он просто не в состоянии понять, что бывают ситуации, когда эти привычки нужно засунуть куда подальше.

Что касается рядового сенатора-посла-госсекретаря Бендера, то у него за плечами была целая жизнь, на протяжении которой множество людей подобострастно интересовались его мнением по всем вопросам жизни на Земле, и поэтому он не умолкал никогда – даже в те минуты, когда его никто не желал слушать. Так что, попытавшись завязать в столовой диспут о целях и средствах ССК, он, по существу, говорил сам с собой. Но, увы, выбранная им тема не могла не вызвать раздражения у Виверос, в обществе которой я вкушал прекрасный ленч.

– Прошу прощения, – сказала она. – Не могли бы вы повторить ваши последние слова?

– Я сказал, что считаю проблемой ССК не то, что они имеют какие-то недостатки как боевая сила, а то, что их слишком легко использовать, – повторил Бендер.

– Да, – задумчиво произнесла Виверос, – именно это я и услышала.

– На самом деле все очень просто, – заявил Бендер и принял позу, которую я очень хорошо помнил по бесчисленным фотографиям и телерепортажам земных времён: поднял согнутые в локтях руки перед собой ладонями внутрь, как будто намеревался схватить излагаемую концепцию и вручить благодарным слушателям. Я ощутил, насколько высокомерным и, пожалуй, даже презрительным был этот жест.

– В том, что Силы самообороны колоний представляют собой чрезвычайно мощные воинские силы, не может быть никакого сомнения. Но при реалистичном взгляде на вещи оказывается, что проблема вовсе не в боеспособности. Проблему можно сформулировать так: что мы делаем, чтобы избежать использования этой военной силы? Нет ли у нас оснований считать, что в ряде случаев интенсивные дипломатические усилия могли бы привести к лучшим результатам?

– Вы, по-видимому, не слышали той речи, которая произвела такое сильное впечатление на меня, – вставил я. – Там говорилось, что вселенная – далеко не идеальное место и борьба за владение недвижимостью в ней проводится очень оперативно и жестоко.

– О, я слышал этот тезис, – ответил Бендер, – вот только не знаю, можно ли принимать его на веру. Сколько звёзд насчитывается в этой галактике? Примерно сто миллиардов, верно? У большинства этих звёзд имеются планетные системы. Так что на самом деле недвижимость во вселенной практически неисчерпаема. Нет, реальная проблема в том, что мы прибегаем к силе, сталкиваясь с чужими разумными расами, потому что сделать это легче всего. Всё происходит быстро, напрямик и к тому же примитивно, если сравнивать со сложностями дипломатии. Или вы владеете куском земли, или нет. В противоположность дипломатии, которая в интеллектуальном отношении является намного более трудным делом.

Виверос быстро взглянула на меня и снова перевела взгляд на Бендера.

– Вы считаете то, чем мы занимаемся, примитивным?

– Нет-нет. – Бендер широко улыбнулся и картинно воздел руки. – Я сказал «примитивно» в сравнении с дипломатией. Если я даю вам ружьё и говорю, что вы должны отобрать холм у его обитателей, ситуация довольно проста. Но если я прошу вас отправиться к ним и достигнуть соглашения, позволяющего завладеть этим холмом, то сразу же возникает много побочных проблем: что делать с нынешними жителями, какую компенсацию им предоставить, какие прямые или косвенные права на этот холм у них сохраняются и так далее.

– Если только жители холма не пристрелят вас, как только вы направитесь к ним с верительными грамотами в руке, – заметил я.

Бендер улыбнулся уже мне и энергично кивнул.

– Видите ли, как раз в этом всё дело. Мы предполагаем, что наши оппоненты точно так же настроены воевать, как и мы. Но что, если… что, если дверь для дипломатии всё же приоткрыта, хотя бы на крохотную щёлку? Неужели не найдутся такие разумные расы, которые захотят открыть эту дверь? Взять, например, вхайдиан. Мы ведь отправляемся на войну именно с ними, не так ли?

Он сказал чистую правду. Вхайдиане и люди уже более десятка лет пребывали в состоянии вялотекущей войны за систему Эрнхардта, в которой имелись сразу три планеты, подходящие для жизни обеих рас. Системы, в которых имелось несколько планет, пригодных для колонизации, попадались довольно редко. Вхайдиане были упорными, но не такими уж сильными противниками; освоенные ими планеты были крайне немногочисленными, и основная часть их промышленности ещё базировалась в родном мире.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21