Третья стихия

Карриган выключил трансляцию и в воцарившейся тишине уронил насмешливо:

— Ничего нет нового в этом дряхлом мире…

Императрица сидела прямая и гордая, с высоко поднятой головой, словно ее не свергли только что с престола, а собирались с минуты на минуту повторно короновать. Лицо Ее Свергнутого Величества не уступало по белизне мраморным изваяниям древности, бескровные губы были напряженно натянуты и приоткрыты.

— Марк Севрый… — вырвалось с шипением сквозь стиснутые зубы новоявленного изваяния поверженной императорской власти.

— Согласитесь, ему пришлось проделать титаническую работу…

Она резко повернула голову, вцепившись в собеседника ледяными щелками глаз: «Этот инструктор… по пилотированию катеров. Даже не мелкая сошка, просто ничтожество, ноль, отрицательная величина… Как же он мог предвидеть?.. И предвидеть ли?.. Да он же знал, вне всякого сомнения, знал с точностью до часов, минут, быть может!» Проблема мгновенного перемещения через пространство ее больше не занимала.

— Откуда вам было известно о перевороте? — бросила она жестко в его до омерзения спокойное лицо. Он ответил, четко выговаривая каждое слово, и его ответ заставил мир перевернуться в ее душе ярмарочным колесом уже второй или даже третий раз за последние минуты.

— Я обязан знать все, что происходит или будет происходить с вами, Хранитель. — Вселенная вокруг императрицы наконец-то угрожающе зашаталась, как пьяная, и стала уплывать куда-то наискосок.

Следующим ее ощущением была холодная влага, сочащаяся в рот сквозь стиснутые зубы. Прохладная струйка скользнула по языку, устремляясь в дыхательное горло, и императрица, закашлявшись, открыла глаза.

У ее лица находился тонкий шланг подачи питьевой жидкости, придерживаемый Карриганом. Увидев, что она очнулась, он отпустил шланг, скользнувший серебристой змеей в свое гнездо на пульте.

— Кто вы?.. — приподняв голову, выговорила императрица непослушным голосом, в котором, несмотря ни на что, сквозила неистребимая стальная нотка властности.

— Я — Наблюдатель, — сказал Карриган. — Мое предназначение — следить за Хранителем Предвечной Стихии и оберегать его.

— Отец не говорил мне ни о каких Наблюдателях. — Она не собиралась скрывать своего недоверия к инструктору, хотя уже понимала, какими колоссальными возможностями должен обладать человек, заставивший мелкий катерок с примитивной двигательной установкой преодолеть мгновенно и незаметно, безо всяких перегрузок, космические расстояния в тысячи, а быть может, и в миллионы парсек.

— Ваш отец не знал о существовании Наблюдателей. Наша миссия тайна, мы не имеем права открываться даже вам. Хранителям. Разве что в критических случаях, когда Хранителю угрожает смертельная опасность и ему некому передать свой дар. Ведь вы, насколько мне известно, не успели пока обзавестись наследниками?

— Дар может быть передан ближайшему из родственников, как уже не раз бывало…

Он досадливо поморщился.

— Оставьте свои подозрения, Ваше Величество. Сам факт, что я посвящен в тайну Трех Стихий, служит доказательством, что я говорю правду. Кроме того, как ни бестактно напоминать вам об этом, мне сегодня удалось спасти если не ваше высокое положение — я не буду называть это «властью», — то вашу свободу, а быть может, и саму жизнь. Я обязан охранять ее и в дальнейшем, ведь с этого момента она находится под постоянной угрозой.

— Это беззаконие не продлится долго! — глухо выговорила императрица. Взгляд ее был неподвижен и устремлен мимо собеседника, в черноту космоса, словно нащупал уже в его бездонных глубинах ненавистную цель — пресветлого лорда Севрого — и выжигал на его высоком породистом лбу позорное клеймо предателя. — Его слова о согласии основных доменов изменить присяге императорской власти — бессовестная ложь! Они не подчинятся! Они объявят войну этому самозваному правительству и его так называемому президенту! Севрому не устоять в кольце враждебных империй, он вынужден будет сдаться и получит в наказание смертную казнь — вот то, чего этот негодяй заслуживает!

Слова о войне вызвали на губах ее собеседника скептическую ухмылку.

— Чтобы объявлять войну, необходимо иметь армию или хотя бы возможность ее собрать. Единственный прототип регулярной армии в вашей бывшей империи — это гвардия, очевидно, перешедшая на сторону нового правительства. А собрать армию из ваших бездельников-граждан — задача практически невыполнимая. Меньше всего их заботит, кому принадлежит так называемая власть, или, вернее, ее атрибуты. Уверен, что большинство населения империи и понятия не имеет о переменах на политическом фронте. А когда узнает, то не особо заинтересуется, кто там у вас кого сверг и кто теперь будет царить на новом картонном пьедестале. Они не подозревают и не собираются подозревать, что по древнему и никем пока не отмененному закону президент должен избираться всенародным голосованием по большему числу голосов.

«Неужели я предана всеми? За мной объявят охоту, будут травить, как дикого лесного зверя?.. — в неизведанном ею доселе ужасе подумала императрица. — И что же мне остается? Неужели довериться этому человеку?..» Она сомневалась теперь, после того, как ее предал самый высокопоставленный и доверенный из ее советников — пресветлый лорд Марк Севрый, можно ли вообще кому-нибудь доверять в этом бесчестном мире.

Теперь ей необходимо опрометью бежать подальше от центральных планет, где-то скрываться, прятаться… И так всю оставшуюся жизнь?.. Это ей — то, Великой Императрице, повелительнице целого мира по праву рождения?

«Ну нет, Севрый, нет, лорд-советничек, этого ты от меня не дождешься! Ты и представить себе не можешь, пресветлый Марк, даже в самом своем кошмарном сне, какая сила доверена этой избалованной девчонке — преданной тобою повелительнице! Я еще устрою тебе, и не только тебе, а всем вам, проклятым лицемерам и предателям, небо в алмазах! Но для этого я разыщу сначала, чего бы это ни стоило, остальных Хранителей. И тогда мы покажем вам наконец, кто от начала времен был и остается, настоящим хозяином Вселенной!!!»

Она поймала себя на том, что смотрит остановившимся взглядом в лицо Наблюдателя. Тот сидел напротив молча — ничего не скажешь, Карриган умел молчать. И молчать так, как будто читал при этом все ее мысли. Это бы ее сейчас не удивило: самые безумные предположения выглядели чепухой в свете последних событий. Только что она приняла решение, и даже если он — телепат…

— Я согласен. Мне нравится твое решение, — сказал Карриган. Она не удивилась. — Пожалуй, это единственное, что способно еще помочь тебе вернуть прежнее положение. Что-то неизбежно должно будет измениться в мире после вашей встречи. И потом, другой дороги у нас теперь все равно нет.

— Может быть, тебе известно, где искать остальных Хранителей? — Невероятно, но императрица воспринимала уже спокойно и даже как должное то, что они с Наблюдателем перешли в разговоре на «ты», словно признавая отныне свое взаимное равенство.

— Нет, я не знаю, где их искать, — ответил он. — Но это не беда. Приняв решение найти других Хранителей, ты автоматически встала на путь, который рано или поздно сам приведет тебя к ним. Ты будешь искать, а я тебе в этом помогу.

— Что я должна делать? — решительно спросила она.

Он качнул отрицательно головой.

— Не так скоро. К поискам мы приступим немного позднее, когда я достану для нас хороший корабль. Этот катер нам придется бросить…

— Понимаю, — кивнула она. — Его будут разыскивать…

— Да и возможности его невелики, — заметил Карриган.

Она опять кивнула, подумав про себя: «Если мгновенный пространственный прыжок от Сатварда к другой планетной системе и есть то немногое, на что оказался способен мой катер, то какими же свойствами должен обладать, по мнению Наблюдателя, „хороший“ космический корабль?..»

— Для начала нам необходимо опуститься на Землю, — сказал Карриган, задумчиво вглядываясь в планету. — Кстати, эта планета так и называется — Земля. Прародина человеческой цивилизации, древнейший очаг культуры…

— Я мечтала побывать в ее знаменитых музеях, — сказала императрица. — Так и не пришлось…

— Еще побываешь. Всему свое время. А пока тебе надо придумать себе новое имя, — сказал он. Она молчала довольно долго, пока он не спросил:

— Неужели фантазии не хватает, Ваше Величество?

— Не знаю… Может быть, Вилли?..

— Хм… Оригинально, не спорю… Но Вилли — мужское имя.

— Какая разница! — Она равнодушно махнула рукой. — Звучит музыкально, к тому же созвучно с Эвил, мне будет легко к нему привыкнуть… — Она умолкла, отвернувшись к планете Земля — единственной безмолвной свидетельнице этого странного с разговора. Не очень-то приятно общаться с человеком, когда знаешь, что он читает твои тайные мысли. Особенно если вспоминаешь при этом о к чем-то сокровенном, личном, что твоего собеседника вовсе не касается… Или о ком-то, кто единственный в целом мире мог называть тебя ласково, нежно и смешно — просто «Вилли»…

— Такое имя может привлечь к тебе внимание, — заметил Карриган. — Давай остановимся на Илли — легко запоминается и достаточно игриво, чтобы отвести ненужные подозрения. Вряд ли кто-то заподозрит, что под таким фривольным именем скрывается сама Великая Императрица.

Новонареченная Илли с трудом сдержалась, чтобы не скрипнуть в ярости зубами. Ладно. Пусть она станет на время подружкой инструктора Карригана — только с виду. Ее нареченный Рэт — наследный герцог Эндарта и Найджа все поймет правильно. Вот только встреча с женихом отодвигалась в далекое смутное будущее. О том, какие шаги он предпримет, узнав о перевороте и об ее исчезновении, она не знала. Но не сомневалась, что Рэт не останется в бездействии! Берегись, Марк Севрый!

Она с вызовом поглядела на Карригана, ожидая увидеть какую-то реакцию на свои мысли. Его глаза были непроницаемы, губы оставались плотно сомкнутыми, лишь чуть заметно дрогнули — то ли презрительно, то ли в едва уловимой усмешке. Так и не произнеся больше ни слова, он развернулся к пульту, давая понять императрице с новым фривольным именем Илли, что собирается вести катер на посадку к Земле.

4. ЭТО СЛАДКОЕ БРЕМЯ ВЛАСТИ

Небольшой зал, выдержанный в стиле периода Раннего Всплеска, тонул в нежнейших переливах заката: одну из стен зала и часть потолка заменяла выгнутая плоскость такой идеальной прозрачности, (словно зал был огромной террасой, распахнутой в небо. Стены, выложенные дымчатым бадмонским камнем, плавились в изумрудно-розовых световых потоках; тяжелые незыблемые стены как будто таяли, стремясь слиться с изменчивым неудержимым небом, имитируя расплывчатыми узорами камня легкомысленные изгибы облаков.

В центре зала располагался изогнутый стол с тремя рамками на своеобразных подставках. За столом, спиной к полыхающему закатными красками небу, сидел плотный человек в темно-зеленом костюме. Снежно-белые волосы были идеально уложены тремя продольными полосами, светлые пронзительные глаза были устремлены на центральную рамку. На широком лбу обозначилась длинная аристократическая морщина.

— Еще семнадцать доменов Малого Кольца выразили свое согласие принести вам присягу, господин президент, — преданно вещало квадратное лицо в рамке. — Осталось всего шесть, так что Малое Кольцо можно считать практически полностью объектом Федерации.

Глаза человека за столом едва заметно нетерпеливо прищурились.

— Так. А что же Большое?

Челюсти собеседника на мгновение сжались, черные букашки глаз при этом чуть расползлись в стороны, потом опять сползлись, как будто бы ближе к переносице.

— Из восьмидесяти пяти наместников Большого Кольца, что до сих пор не выразили своего согласия, восемь подали в отставку, остальные пока хранят молчание. Если позволите мне высказать свое мнение, господин президент, то в масштабах Большого Кольца их количество…

— Об их количестве пока говорить рано. Скоро оно уменьшится по крайней мере вдвое. Те, кто не присоединится в течение суток, жестоко поплатятся и им это известно. Дайте пока список неприсоединившихся и имена отставников.

Квадратное лицо исчезло, сменившись быстро ползущими снизу вверх черными строчками имен и названий. Рамка отсвечивала розовым в лучах заката.

— Заслон! — поморщившись, сухо произнес в пространство новый властитель рождающейся на глазах Свободной Космической Федерации. Небо позади него померкло: стекло потеряло прозрачность. Над головой президента появилась картина, изображающая нечто вроде личинки матмарского ресничника в разрезе, стоящей на хвостике. Картина была точной имитацией известного полотна гениального мастера Бодо Паркокри.

Пресветлый лорд, а ныне президент собранного им же в рекордные сроки всегалактического правительства Марк Севрый цепко просматривал бегущие строчки, демонстрируя новоявленному произведению искусства позади себя ту же равнодушную спину, что имела счастье любоваться на закат. Запоминать мятежные имена президенту не было нужды: эгнот — сложнейший прибор, запрограммированный на молекулярном уровне, фиксировал в необъятной памяти все сигналы, поступающие на смотровой экран. Севрый лишь отмечал про себя знакомые фамилии.

Судьбоносное для многих высокостоящих лиц занятие президента было неожиданно прервано голосом секретарши, раздавшимся одновременно со уком разъезжающихся дверей. Лицо секретарши неопределенного возраста среднего пола возникло в рамке левого эгнота и выпалило строго официальным залпом:

— Ваше Величество, к вам начальник охраны Дмитрий Воронин! — после чего проворно растаяло.

Марк Севрый, названный секретаршей, должно быть, по привычке монархическим титулом, устремил строгий взгляд на своего советника по кадрам, подходящего тем временем к столу. Статный черноволосый Воронин с вечной усмешкой в углу тонкого рта появился в столице недавно и сразу сделал при дворе головокружительную карьеру — не в последнюю очередь благодаря лорду Севрому.

Марку сразу приглянулся этот молодой человек: среди беспечной знати/вечно околачивающейся при императорском дворе, ему не доводилось встречать ни одной персоны, обладающей хотя бы десятой долей столь острого ума и такой проницательностью. Севрый был поражен ощущением мощной внутренней силы, исподволь прорывавшейся из-под маски внешнего спокойствия Воронина, — силы, присущей настоящему политическому деятелю, ищущему и не находящему себе применения при устаревшей структуре власти.

Севрый являлся достаточно тонким политиком, чтобы отдавать себе отчет, что именно благодаря этому человеку, его цепкому уму и неустанной деятельности он, Марк Севрый, смог заполучить ту власть, о которой раньше не смел и мечтать. И лорд был достаточно прозорливым политиком, чтобы провидеть в будущем серьезную угрозу своей власти в лице Дмитрия Воронина. Посетитель отвесил президенту церемониальный и поклон. «Слишком уж нарочито», — неприязненно отметил про себя Севрый. Да и само явление Воронина без доклада к главе Свободной Космической федерации было чересчур бесцеремонным.

— Добрый день, Ваше Величество господин президент! Точнее, добрый вечер! — произнес посетитель и огляделся, словно в поисках, куда бы и ему присесть. Этот жест тоже был расценен Севрым как скрытая издевка, поскольку Воронину было хорошо известно, что никаких стульев, за исключением президентского в кабинете не предусмотрено.

— Тут уж недолго и до коронации, а, пресветлый лорд? — добродушно осведомился Воронин, усаживаясь на край столешницы. Севрый низко склонил голову. Когда он поднял лицо, щеки растягивала мастерски приклеенная улыбка.

— Рад тебя видеть, Дима! — соврал президент радушно. — Ты мог бы меня предупредить о своем визите.

— И записаться на прием? — Воронин усмехнулся. — Я бы с удовольствием. Но дело слишком серьезно, господин президент.

— Я тебя слушаю. — Севрый подался вперед, деловито сомкнув пальцы. Воронин действительно стал серьезен, но со стола все ж таки не слез.

— Мы ее выследили, — сообщил он. — Сигнал с вживленного датчика был зафиксирован в тридцать пятом секторе. Вероятно, ей удалось пристать вблизи Сатварда к какому-то дальнему транспорту. Известна планета, на которой она сейчас находится, и даже место, куда приземлился ее катер.

— Так за чем же дело стало? — вкрадчиво сказал Севрый. — Инструкции тебе известны.

— Я считаю, что она еще может пригодиться вам живой.

— Мне не нужна эта девчонка, — с заметным раздражением произнес Севрый.

— Мне кажется, вы упустили из виду одну немаловажную деталь, — продолжал Воронин, устремив на собеседника пристальный взгляд. Президент, заерзав, опустил глаза: нелегко было спорить с этим человеком — настолько невыносимое моральное давление исходило от Воронина, когда тому необходимо было кого-то в чем-то убедить. Это качество уже сполна послужило Марку Севрому. Но начальник охраны должен знать свое место. А о надлежащем месте для Воронова пресветлый Марк уж позаботится. И в самом ближайшем будущем. Давить может только президент!

Усмешка скользнула змеей по губам Воронина, приняв какой-то понимающий оттенок. Севрый постарался заглушить в себе дикое ощущение, что гость непостижимым образом подслушивает ею мысли.

— А вам не приходило в голову, пресветлый лорд, что президентский титул не передается по наследству? — прервал молчание Воронин. Севрый насторожился. Мысль о неизбежной передаче власти кому-то в далеком будущем до сих пор не приходила ему в голову: пока слишком много приходи — лось думать о том, как этой властью завладеть, попе том — как ею распорядиться.

— Великая императрица бежала, не отказавшись от престола, — спокойно продолжал Воронин. — Она остается носительницей своих высоких титулов. В случае вашей женитьбы на ней ваши дети унаследуют все эти титулы, а кроме того, они будут по закону наследниками высшей власти.

— Ты предлагаешь мне стать императором? — глухо произнес Севрый, совершенно упуская из виду тот факт, что начальник охраны не полномочен предлагать президенту императорскую корону.

— Президент, император — какая разница? Титул в данном случае ничего не меняет, лишь обеспечивает вам процесс преемственности.

— Но она не согласится стать моей женой! — воскликнул президент, нервно пристукнув пальцами по столу.

— До этого никому нет дела. Фактически власть в империи теперь принадлежит вам, и вы вполне можете жениться на свергнутой императрице. Даже не считаясь с ее согласием, — добавил Воронин и помолчал, как бы предоставляя президенту обдумать вероятность подобной свадьбы. Потом закончил: — Но сначала ее необходимо поймать, по возможности живой и невредимой.

Марк Севрый вновь склонил голову, явив взгляду собеседника последний шедевр бывшего придворного, а ныне президентского парикмахера.

— Это следует еще хорошенько обдумать, — донеслось до Воронина из-под шедевра. Затем Севрый выпрямился: — Так что ты предлагаешь?

— Для начала необходимо связаться с планетой Земля. Именно там находится Великая императрица. Рекомендую вам лично отдать распоряжения земным властям относительно ее поимки. Я сейчас же отправляюсь туда, но перелет займет около трех часов.

— Ты хочешь заняться этим сам?

Бесстрастный взгляд Воронина был устремлен словно бы в пространство. На самом деле он смотрел на матмарского ресничника в разрезе.

— Дело слишком серьезно, — повторил Воронин. Он стоял перед президентом, строго вытянувшись, ни в его лице, ни в фигуре не осталось и намека на недавние вольности по отношению к вышестоящему лицу. Эта его исполнительная поза показалась почему-то Севрому последней и самой издевательской насмешкой. Но поскольку прежние оскорбления он предпочел до поры до времени проглотить, то теперь ему было просто не к чему придраться.

— Хорошо! — Севрый кивнул и официально поднялся. — Отправляйтесь на космодром, я распоряжусь, чтобы вам предоставили лучший корабль. О связи с Землей я позабочусь лично.

«А также и о том, чтобы тебя вместе с девчонкой встретили по прибытии надлежащим образом!» — мысленно закончил Севрый, буравя взглядом спину своего практически уже бывшего начальника охраны, покидающего зал.

4. ВСТРЕЧА

Дилижанс остановился напротив двустворчатых деревянных дверей отеля, стилизованных под два распростертых орлиных крыла. Выгружались из кареты поэтапно: выйдя первым, Михаил галантно подал руку даме — вторая рука у нее была занята модной матерчатой сумочкой а-ля котомка. Потом он окликнул возницу — перезрелого ковбоя в соответствующей легендам шляпе, майке с древней и никем пока не расшифрованной надписью «Адидас», джинсовых бриджах (все заляпанное навозом) и в сандалиях на босу ногу. Вместе они выволокли тяжелое тело героя «на свежий воздух». Наталья к тому времени уже успела скрыться в недрах отеля.

Слегка отдышавшись, они потащили тело пострадавшего к дверям. На приступочке тело бормотнуло что-то недовольное и начало подавать разные другие признаки жизни. Преодолев реанимационный приступочек, они втащили оживающего героя в просторный холл и скинули его в объятия ближайшего к дверям дубового кресла. Герой отчетливо ойкнул.

— Жить будет, — утвердил Михаил уже выданный ранее диагноз и оглядел обшитое розовым кедром помещение в поисках Натальи. Той в холле уже не было. Зато его взгляд порадовала изобилием неприкрытого тела девушка-портье за стойкой напротив. Обнаженные во множестве участки тела мадемуазель очень удачно гармонировали с окружающим ее розовым кедровым интерьером.

— Дерева вы мои, дерева… — пропел Михаил, беря курс к стойке, как одинокий фрегат к уютной пристани. По дороге спохватился и умолк, но поздно: девушка уже ответно улыбалась на его легкомысленную песню. Он подошел, деревянным голосом попросил у нее номер на ночь (здравствуй, дерево, я твой друг!), получил ключ в придачу с мягким многообещающим прикосновением руки, после чего повернулся и, ощущая всей спиной ее бархатный взгляд (эх, девчонки, березоньки вы мои гибкие!), направился в бар.

На третьем ярусе отеля имелся еще открытый ресторан, где столовались по большей части приезжие, тогда как местная шатия (в том числе и Петр с Михаилом в былые времена) предпочитала гулять в нижнем баре. Так что место встречи было негласно определено.

Золотая портьера беззвучно отъехала, и Михаил тут же ощутил легкое дуновение юности. Здесь все осталось неизменным: тот же рассеянный пыльный свет, льющийся из имитаций витражных окон, те же коричневые, потемневшие словно бы от времени дощатые стены, та же стоечка в уютном углублении, а рядом с ней на своем коронном месте — позаимствованный бог знает в каком бородатом столетии музыкальный автомат, старый хрипатый бродяга, спевший Михаилу Летину лучшие в его жизни песни. Громоздкий антиквариат ностальгически подмигивал Михаилу полированными кнопками.

Сам бар пока что пустовал: завсегдатаи подтягивались сюда не раньше семи часов. Лишь за стойкой была видна склоненная белокурая головка: девушка-бармен присутствовала здесь в качестве бесплатного приложения к автоподатчику, для поддержания псевдоисторического имиджа заведения, и ее работа — крутиться за стойкой и строить посетителям глазки — начиналась вместе с наплывом народа. Когда Михаил врубил на старом бродяге свою любимую «Never!» Эдди Ровера, она приподняла голову и мазанула по нему прозрачно-рассеянным взглядом. Эх! Совсем иначе встречали его здесь в былые времена. с Михаил, вздохнув, прошел за один из дальних столиков.

— Два больших пива тысяча первый номер, конец заказа, — сказал он вазочке с гвоздикой. Вскоре над стойкой поднялся «флаер-разведчик» — металлический, шириной в два пальца диск, несущий на себе две пузатые пенные кружки. Подлетел и завис услужливо по правую руку от Михаила. Он снял и кружки, сказал официанту:

«Свободен, бой.»

Блюдо проплыло обратно в бар дожидаться там следующих заказов. Михаил покосился озабоченно на свои часы: брат запаздывал уже на семь минут. «Скрасим себе часы ожидания», — подумал Михаил, поднося к губам кружку, и принялся крупно глотать солоновато-терпкую прохладу. Осушив с налету добрую половину литровой емкости, он стал цедить пиво, втягивая его сквозь зубы тонкой струйкой и думая о том, какое неудачное время назначил Петр для встречи: народу никого, и засветятся они тут, как два маяка в ночном океане. Девчонки его уже заприметили и смогут, если их спросят, описать кому надо во всех подробностях.

Костерок неприятных мыслей разгорался все ярче, и пиво его не тушило, а только добавляло шипения и пара.

Наконец портьера отъехала. Но в дверях вместо ожидаемого брата Петра стояла недавняя попутчица и коллега Михаила по медбригаде Наталья, к этому времени успешно Михаилом позабытая. Она, оказывается, не испарилась сразу по прибытии в отель, как сон, как утренний туман, а если и испарилась, то сейчас уже вновь материализовалась, успев переодеться.

Наталья и до того, в своем зеленом платьице, произвела эффект в дилижансе. Теперь же она выглядела просто сногсшибательно: стройные девичьи формы опутывала крупноячеистая паутина с застрявшими в переплетениях островками легированной стали, и большинство ячеек-прорех открывало очень соблазнительные места.

«Привалило же такого счастья и в такой неудачный момент!» — подумал Михаил, пытаясь загородить лицо кружкой от надвигающейся Натальи, одновременно зло глотая пиво и наблюдая из-за кружки одним глазом, как оное счастье грациозно перемещается в пространстве по направлению к его столику. Наталья была уже на полпути к цели, когда дверная портьера вновь пришла в движение, и порог переступил третий посетитель. Михаил вынужден был отвлечься от созерцания Натальи и устремил пытливый глаз к дверному проему.

Это был явно не его брат Петр. В дверях вновь стояла девушка, на сей раз незнакомая. Рука Михаила вдруг ослабла, и кружка медленно притянула ее к столу, как к надежной опоре. Михаил позабыл мгновенно о недопитом пиве и о Наталье, а также о своем беглом брате Петре. В этот миг он поверил в Удачу, в Случайность, в Бога, в Черта, в Судьбу — во все то, что давно уже было осмеяно и предано забвению в этом полностью материально обеспеченном суперраскрепощенном мире. А между тем в минувшие века явление это было широко известно и именовалось, кажется, любовью. А в данном — редком даже по тем забытым понятиям случае — это назвали бы любовью с первого взгляда.

Новая гостья привлекала внимание исходящим от нее потрясающим ощущением неприступности, не присущей молодым женщинам последних времен (немолодым, впрочем, тоже). Вся она была точеная и резкая, словно ее время летело чуть быстрее времени окружающего ее мира. Темные зачесанные назад волосы были безупречно уложены, нежность черт странно сочеталась в ее лице с присущим скорее мужской половине рода выражением решительности. Простая на первый взгляд одежда на ней создавала впечатление безупречного стиля: светло-серый облегающий костюм с маленькой жилеткой, на ногах — серебристые ботинки. На мгновение задержавшись у двери, она обвела быстрым взглядом зал и прошла к одному из столиков.

Михаил не заметил, что поднялся и встречает ее приближение уже стоя. Она восприняла это как должное (если вообще заметила), а он просто смотрел на нее, и каждый ее шаг к нему навстречу был как один удар его сердца.

Михаил не сразу обратил внимание на такую немаловажную деталь, что незнакомка прибыла не в одиночестве: сразу вслед за ней вошел высокий мужчина в костюме космофлота Серединной Империи. Также оглядев зал, он задержал глаза на Михаиле, отчего тот вздрогнул и начал возвращаться в реальный мир: его как будто накололи, словно бабочку, на две холодные стальные иглы. Кавалер незнакомки, безусловно, не принадлежал к числу обычных ухажеров, которых можно было так запросто не заметить и безнаказанно списать со счетов.

Михаил вдруг осознал, что стоит столбом над своими кружками с пивом, и сел. Потом он подумал о Петре и довольно равнодушно посмотрел на часы: с тех пор, как он в последний раз это делал, прошло еще шесть минут. Он вспомнил о Наталье и убедился, что она его уже благополучно достигла, сидит напротив и тянет к себе за ручку его вторую кружку. Взгляд его скользнул от Натальи направо, где через два столика уселись незнакомка и ее спутник. Они обменивались тихими репликами, поджидая заказ, Уже направляющийся к ним из бара. Мужчина первым делом взял с блюда бутылку и придирчиво ее осмотрел (бренди, «Черная кровь», — издалека определил Михаил глазом специалиста).

Тут портьера на входе вновь пришла в движение.

«Посетитель косяком пошел», — подумал Михаил, узрев в дверях очередное явление — моложавого господина средних лет с фиолетовым синяком под левым глазом, зато в идеально чистом и отглаженном бежевом костюме: в каждом номере отеля имелась компактная моментальная чистка-автомат. Возродившийся, подобно Фениксу, в новом блеске герой прошагал к соседнему от них столику.

Воздух наполнился ароматом горной фиалки, когда бывшая жертва собственного героизма уселась в двух шагах от Михаила и Натальи, сдержанно их поприветствовав и не подозревая, что имеет дело с отважной бригадой своих недавних санитаров. Вступать при нем в разговор с девушкой Михаил бы поостерегся. Да и не до разговоров ему сейчас было, исключая весьма интересующую его беседу загадочной незнакомки и ее кавалера за дальним столиком. Наталья тоже молчала, потягивая пиво и бросая на Михаила через стол недовольные взгляды: дескать, с чего это он вдруг стал такой неразговорчивый, даже комплимента даме не сделал относительно ее потрясающего платья, да еще пялится постоянно на какую-то тощую девицу, будто там есть на что смотреть. И вообще — кто к кому, в конце концов, набивался в знакомые? Примерно это в вольном переводе сказал последний Натальин взгляд. Потом она с повернула голову к благоухающему фиалками соседу и осведомилась у него с участливой улыбкой:

— Как ваше самочувствие?

— Спасибо, сейчас гораздо лучше, — с готовностью откликнулся тот, поднимаясь и пересаживаясь за их столик. — Не возражаете? — спросил он у Михаила. Михаил не ответил, да в его ответе, собственно, никто и не нуждался. «Подходящий момент, чтобы распрощаться», — мелькнула в голове у Михаила соблазнительная мысль. Пересесть бы за другой столик. Спросить у этой парочки утвердительно: «Вы не возражаете?» И откочевать от них подальше, не дожидаясь возражений.

Тут Михаил ощутил один достаточно веский повод, чтобы выйти из-за стола.