Глава 19

Канун Рождества пришелся на среду. Для партнеров и работников конторы «Ченнинг и Мак-Кракен» это был рабочий день; как только выяснилось, что все будут вкалывать как обычно, кое-кто из молодых тут же окрестил свою контору «Скрудж и Марли».[5]

Кэролайн, все еще трепеща от последствий наслаждения и одновременно позевывая от недосыпания, явилась на работу рано и засела за компьютер. Она что-то напевала себе под нос, а в глазах ее пряталась улыбка.

– Ты – олицетворение угнетенных тружеников всего мира, – с улыбкой сказала секретарша Бордена Элинор Хаббл. – Уже сочельник, а мы все горбатимся.

– Но ведь сейчас самое праздничное время года. И, кроме того, трудно почувствовать себя обиженной: завтра Рождество, в пятницу выходной, – тоже улыбнувшись, ответила Кэролайн.

– Ты лучше Бордену скажи, что сейчас праздничное время. – Элинор налила себе чашечку кофе из всегда горячего кофейника. – А то он с прошлой недели ходит злющий, как медведь с больной лапой, с той самой рождественской вечеринки.

Кэролайн приподняла бровь. Элинор была секретарем у Бордена не первый год, и в адрес босса за это время от нее ничего, кроме похвал, никто не слышал.

– Вид у него переутомленный, – согласилась Кэролайн. – А в чем дело, ты не в курсе?

– Я не…

– Вот ты где, Элинор. – Голос Бордена сразил секретаршу, точно удар ножа. – Я жду-не дождусь, когда ты соизволишь прийти в кабинет. У меня нет времени, чтобы позволить тебе допить кофе.

Не сказав больше ни слова, он покинул комнату.

– Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, – прошептала Элинор, взяла чашечку и направилась к себе.

Кэролайн удивило, что Борден даже не пожелал ей доброго утра, но работы было по горло, поэтому она закатала рукава своего черного джемпера и погрузилась в дела.

Она не вспоминала о Бордене до одиннадцати, а в одиннадцать он позвонил.

– Я хочу пообедать с тобой, – коротко объявил он. – Бутербродов вполне хватит. Закажи их с доставкой из кафе на Ланкастер-Пайк, и в двенадцать тридцать давай встретимся с тобой в малой комнате для совещаний.

Не дожидаясь ответа, он положил трубку. Кэролайн почувствовала досаду. Ей не понравилось, что ею так командовали. В перерыв она собиралась сбегать по делам, и трапеза с Борденом никак не входила в ее планы. Что если он начнет гоняться за ней вокруг стола для совещаний? Картинка, тот час возникшая перед ее мысленным взором, была достаточно абсурдна, но улыбаться почему-то не хотелось.

Когда в двенадцать тридцать она с двумя бутербродами и прохладительным пришла в комнату для совещаний, Борден уже был там и ждал ее.

– Садись, Кэро, – чуть улыбнувшись, предложил он. – Извини, что пришлось попросить тебя заказать ленч, но мне очень нужно с тобой поговорить, а сделать это я могу только во время обеда.

Кэролайн с отсутствующим видом развернула свой бутерброд с индейкой и помидорами и подняла глаза на своего начальника. Борден выглядел старше, чем неделю назад. Морщинки, невидимые прежде, проступили у уголков его рта, точно заключив его в скобки, и у бровей, придав лицу насупленное выражение. Он утратил тот неопределенный налет мальчишества, присущий ему еще недавно.

– Если это так важно, я к твоим услугам.

– Очень вежливо с твоей стороны. Спасибо. Послушай, Кэролайн, мне нужна твоя помощь.

У Кэролайн упало сердце. Только, пожалуйста, не что-нибудь вроде очередной возни с компьютером. Не перед Рождеством.

– Я… я не знаю, как это сказать. – Вид у Бордена стал еще озабоченнее, чем прежде. – Это насчет Лиз, – ровным голосом проговорил он.

– Что с ней? – Кэролайн похолодела. Неужели с Лиз могло случиться что-то такое, о чем она, Кэролайн, не знает? Из-за юридической школы, работы и Дэниела у нее совсем не осталось времени, чтобы поддерживать отношения с подругами. Что-то стряслось, и Лиз не обратилась к ней. – Она заболела? В чем дело, Борден?

Борден Ченнинг наклонил голову.

– Она грозится уйти от меня, – угрюмо ответил он.

– Уйти от тебя? Но почему?

Едва эти слова вылетели у Кэролайн изо рта, как она сообразила, что сморозила глупость. И она, и Борден – оба они прекрасно знали, почему.

– Потому что я…

Он замолчал, подыскивая нужные слова.

– Слишком увлекаешься? – докончила за него Кэролайн.

– Ты знаешь? – испуганно спросил Борден.

– Да, Борден. Люди всегда все знают.

Из-за вспомнившейся обиды это прозвучало жестко. Урок так урок. Все, кто знал о подружке Гарри, знали все и о ней.

Борден помолчал: ему требовалось время, чтобы понять. Потом он провел ладонью по лицу.

– Да. Она сказала, что не желает больше мириться с… этим. – Борден запустил руку в шевелюру. – Заявила, что лучше уйдет, чем будет делить меня с другими. Расскажи-ка мне, что она тебе говорила. – Борден с укором посмотрел на Кэролайн. – Уж не от тебя ли она заразилась этими феминистскими настроениями? Так скажи ей, что я… в общем, ты знаешь. Признаться, я думал, что ты уже выросла из этого, Кэролайн.

– Я ничего не говорила Лиз, Борден, это она мне сказала.

– Что? Что она тебе сказала?

Он наклонился через стол из красного дерева. Кэролайн в замешательстве помолчала. Что же ответить? Она решила следовать инстинкту.

– Я не собираюсь встревать в вашу семейную ссору, Борден. Если хочешь знать, что думает Лиз, спрашивай об этом ее, а не меня. Я не видела ее с той вечеринки.

– Но, Кэролайн, я ничего не понимаю! Что я такого сделал? Она настаивает, чтобы я изменил свое поведение, а сама? Разбрасывает по всему дому какие-то учебные программы, простыни по пять дней не меняет! Что мне с этим прикажешь делать?

– А как часто она обычно меняет простыни?

– Трижды в неделю. Я люблю чистые, выглаженные простыни. – В голосе Бордена прозвучало раздражение. – Что мне со всем этим делать?

– Выглаженные простыни? Лиз сама гладит твои простыни?

– Я понятия не имею, кто гладит эти проклятые простыни! – повысил голос Борден. – Кто бы это ни делал, теперь он прекратил их гладить! Разве это что-нибудь меняет?

– Только то, что если бы я изучала учебные программы, то на простыни времени бы у меня не хватало. Тем более гладить простыни мужчине, который заигрывает с другими.

Она взглянула на Бордена. И что заставляет мужчину думать, будто его должна обихаживать жена, которую он предал?

– Я так и знал! Это ты ее надоумила. Это твоя вина, Кэролайн. Ты нарассказывала ей какой-нибудь чепухи вроде того, что я бегал за тобой по кабинету. – Лицо Бордена пылало злостью. – А теперь она собирается подать на развод и станет врачом, или ветеринаром, или еще кем-нибудь там. И в этом виновата ты.

Кэролайн покачала головой. Она отхлебнула содовой и попыталась не рассердиться:

– К планам Лиз я не имею никакого отношения. Но если тебя интересует мое мнение, то пожалуйста: она имеет полное право найти себе более приятное занятие, чем менять тебе простыни.

Борден печально поглядел на нее:

– Я дал тебе работу, когда ты в ней нуждалась. И вот чем ты отплатила мне.

– Я всегда буду благодарна тебе за всю ту помощь, которую ты оказал мне, Борден. Поверь, я знаю, скольким тебе обязана. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Но Лиз ведь тоже моя подруга. Я могу только порадоваться за нее, раз она строит такие планы и пытается найти дело по душе. Я хочу также, чтобы и ты был счастлив. Лиз – яркая, талантливая женщина. Она годы потратила на то, чтобы присматривать за тобой и детьми. Если она хочет теперь сделать что-то и для себя, то я просто не понимаю, почему ты ей не поможешь. По крайней мере, перестань брюзжать.

Кэролайн медленно поднялась. Почему-то ей хотелось стоять на ногах, если гнев Бордена вдруг выплеснется наружу:

– Ты помог мне, Борден. Почему же ты не можешь помочь Лиз?

В наступившей тишине Борден выбросил недоеденный бутерброд в мусорную корзину:

– Не знаю. Мне она нравилась такая, какая была. Она удивительна. Всегда сногсшибающе выглядит, помнит всех моих клиентов, смешивает тоник с водкой именно так, как мне нравится. А теперь она хочет разрушить брак и сделать карьеру. И все из-за тебя. Ты подействовала на нее, как чертов героин, Кэролайн!

– Борден, послушай. Не я послужила причиной раздора между вами. Я никогда не говорила Лиз о…

Кэролайн оборвала себя на полуслове, припомнив разговор на вечеринке по случаю Рождества. Вольно или невольно, но она в тот вечер дала Лиз совет. Борден прав: она вмешалась в их взаимоотношения, хотя это вовсе не ее дело.

– Замечательно. Ты невиновна. Ты – само совершенство, образец для подражания, идеал домохозяйки средних лет. Давай, расклеивай по стенам свой портрет! Из-за какого-то пустяка отшила мужа и теперь ищешь, кто бы мог заменить его на этом чертовом поприще. Ты – вечная угроза, Кэролайн! – Борден вскочил и перегнулся через стол. – Я хочу заполучить свою жену обратно! Скажи ей, что была неправа. Заруби это себе на носу, Кэролайн, или…

Воцарилась гулкая тишина.

– Или? – негромко спросила Кэролайн.

– Ты уволена.

Его голос эхом разнесся по комнате: уволена, уволена, уволена.

Кэролайн почувствовала, что ее лицо застыло.

– Я не в силах сохранить твой брак, Борден. Я его не разрушала. Это сделал ты. И будь я на твоем месте, я бы сделала все возможное, чтобы вернуть жену. Вот мой тебе совет. И если после этого ты не хочешь, чтобы я здесь работала, я уйду сегодня же после обеда.

Руки у нее тряслись, и она засунула их в карманы своей серой юбки.

– Нет, я не хочу, чтобы ты уходила, – произнес Борден низким, мрачным голосом. – Я просто хочу, чтобы ты поговорила с Лиз.

– Но что ей сказать?

– Только то, что есть на самом деле. Попробуй надавить на ее чувства.

– На чувства?

– Да. Ты знаешь. Скажи ей, что так нельзя. Расскажи, что сама не покупаешь новых нарядов и что вынуждена была отказаться от клуба.

– Откуда ты про это узнал?

Голос Кэролайн опустился до шепота. Опять о ее жизни знает весь город. Господи, сможет ли она хоть когда-нибудь исчезнуть из поля зрения? Неужели отныне каждый ее шаг будет вызывать шушуканье и слухи?

В голове у нее промелькнула мысль о Дэниеле, о том, какие разговоры вызвала бы огласка их взаимоотношений. Она вздрогнула. «Слышали про Кэролайн Фолкнер? У нее шуры-муры с одним из ее профессоров. Я всегда говорила, что она пошла в юридическую школу только для того, чтобы отхватить себе мужика. И что самое интересное: он моложе ее! Ох уж эта Кэролайн Фолкнер! Ей палец в рот не клади».

– Об этом все знают, девочка моя. Да и у меня глаза есть. От меня не укрылось, что на вечеринку ты явилась в старом голубом платье.

Кэролайн не хотела обсуждать свой гардероб. Она сказала лишь:

– Ума не приложу, что я могу сделать, Борден. Я не хочу оказаться между вами как меж двух огней. Вы сами должны поговорить друг с другом, без моей помощи.

– Пожалуйста, Кэролайн. Я в отчаянии.

– Так скажи это Лиз, а не мне.

Он тяжело вздохнул и выпрямился:

– Хорошо, Кэролайн. Вижу, бесполезно убеждать тебя, что это именно ты во всем виновата.

Кэролайн открыла рот, чтобы ответить, но он не дал ей и слова вымолвить.

– Нет-нет, я не хочу, чтобы ты уходила из «Ченнинг и Мак-Кракен». И ты это знаешь. – Он махнул рукой. – Спасибо за бутерброд. Счастливого Рождества, Кэролайн.

– Счастливого Рождества, Борден.

Кэролайн постаралась, чтобы это прозвучало искренне.

До конца дня их разговор в комнате для совещаний не шел у нее из головы. Даже отправляясь в зимних сумерках домой, она прокручивала его снова и снова.

Казалось нелепым, что ее короткий диалог с Лиз Ченнинг мог иметь столь далеко идущие последствия, как на то намекал Борден. Может быть, притворство, лежащее в основе любого брака, заявило о себе спустя столько лет? Может быть, Лиз захотела заниматься чем-нибудь более волнующим, чем гладить простыни? Может быть, поведение Бордена переполнило ее чашу терпения?

«А может быть, это совсем не твое дело!» – сказала она себе.

Праздновать Рождество вне большого каменного дома, который на протяжении многих лет был ее семейным очагом, было немножко грустно и немножко страшно. Отмечать праздник вместе с семьей Дэниела было еще страшнее, но Кэролайн решила не отступать и, по крайней мере, попытаться. Бен же согласился без колебаний.

– Что ж, поехали. Со скуки, должно быть, не помрем. Да и взглянуть на этого парня в домашней обстановке было бы любопытно, – вот все, что он сказал.

Поначалу у Кэролайн возникла тайная мысль: «Хорошо, что Тессы здесь нет». Дочь приняла бы ее план в штыки. Для Тессы, полагала она, празднование Рождества с Фрателли было бы еще одним свидетельством разобщенности Фолкнеров, разобщенности, вина за которую целиком лежит на Кэролайн.

– Эй, Бен, я пришла.

Ей ответила тишина, включив на кухне свет, Кэролайн увидела на столе записку.

«Пошел навестить бабулю, – было написано характерным, с наклоном влево, почерком Бена. – Вероятно, она не отпустит меня, пока не накормит. Если я не появлюсь, встретимся в церкви на службе».

Кэролайн вздохнула. Не от сожаления, что Бена нет. Это было очень благоразумно с его стороны – пойти к Мейде. Кэролайн было жаль лишь, что отныне они с Мейдой уже не смогут поддерживать нормальные отношения. Одной трещинкой больше в стене, которая продержалась так долго.

Она криво усмехнулась. Сожалеть не о чем. Надо набраться мужества и возвести новые стены.

В день Рождества Кэролайн проснулась поздно. Пока она спешно одевалась, в окно весело светило яркое солнце. Бен был уже на кухне и разбивал яйца.

– Слава Богу, что ты встала. Размешать-то я эту штуку могу, а вот поджарить, как ты, нет. – Он уступил ей свое место. – Пока ты готовишь, пойду просмотрю газету. Булочки я сунул в духовку, чтобы были теплыми.

Голос Бена затих, и Кэролайн услышала, как хлопнула дверь.

После завтрака Бен неловко улыбнулся:

– Ну и как мы теперь будем действовать? Откроем подарки здесь или возьмем их к Флиннам? Ведь фамилия сестры Дэниела – Флинн, правильно?

– Угу. – Кэролайн кивнула с набитым булочкой ртом. – Да, Флинн. Я думала, мы откроем наши подарки тут, до того, как отправимся к ним. У меня припасен маленький хозяйственный подарок для Джози… э… миссис Флинн.

Воспитательница хороших манер ей бы явно не помешала. Но как можно по-другому называть сестру мужчины, с которым спишь?

«Да полно, так ли это?» – спросила себя Кэролайн. Ведь это неверно. Дэниел для нее гораздо больше, чем партнер по занятиям сексом. Рассуждать так, подумала она, значит, испортить всю прелесть их взаимоотношений.

– Мам, ау. – Бен махал рукой у нее перед глазами, и она виновато стряхнула с себя оцепенение. – Когда отправляемся?

– Около полудня. Так что пошли в гостиную распаковывать подарки?

– Чтобы вручить мой, не нужно никуда ходить, пожал плечами Бен. – Я не знаю, во что этот подарок упаковывать. Можешь спокойно стоять, где стоишь.

Кэролайн засмеялась, почувствовав себя немножко неуютно. Пройдет, вероятно, немало времени, прежде чем она и дети изобретут новые традиции семейных торжеств. Трудно было нe почувствовать себя обделенной, садясь за стол и вспоминая прежние счастливые рождественские праздники.

«Прекрати, Кэролайн, – сказала она себе. – Перестань жалеть себя на Рождество. Ты везучая женщина, не забывай это».

Бен в одних носках проехался по полу кухни, и в руках у него очутились два торопливо завернутых пакета. Кэролайн прятала свои подарки на верхней полке встроенного шкафа, где стояла метла; она исходила при этом из теории, что Бен вряд ли заглянет туда, где лежит воск для натирки полов да стиральный порошок. Подождав, пока он преподнесет свои подарки, она достала с полки свои.

– Вот тебе! – Она не без хвастовства выложила перед сыном пять свертков и поцеловала его в щеку. – С Рождеством тебя, Бенджамин Гаррисон Фолкнер!

Это тоже была давно чтимая традиция. Будучи маленьким, Бен настаивал, чтобы на Рождество его называли полным именем, потому что это такой важный день.

Некоторое время они сидели посреди кучи оберточной бумаги, благодаря друг друга за подарки. Когда Кэролайн уже отставила стул, собираясь подняться наверх, чтобы принарядиться для праздничного обеда у Флиннов, в дверь позвонили.

Кэролайн с удивлением посмотрела на настенные часы. Кого это принесло в такой неурочный час на Рождество? Может, это Дэниел приехал, чтобы забрать их? При этой мысли она улыбнулась.

– Подожди, Бен, я открою.

Все еще улыбаясь, она пошла к входной двери. На пороге, нервно улыбаясь, стояла Тесса.

– Тесса! – Улыбка Кэролайн стала еще шире.

Дочь приехала домой на Рождество! Как благоразумно было с ее стороны прилететь именно на праздник! – С Рождеством тебя, дорогая!

– И тебя с Рождеством, мама! – Тесса отступила в сторону. – Посмотри, кого я привезла тебя на Рождество.

Кэролайн посмотрела ей через плечо – и обмерла, точно попала под ледяной душ.

– С Рождеством тебя, Кэролайн! – сказал Гарри. – Я приехал домой.

Глава 20

Некоторое время Кэролайн просто стояла и смотрела в круглое, приятное лицо своего бывшего мужа. Кроме изумления, она ничего не чувствовала. Человек, который причинил ей столько страданий, не вызывал у нее теперь ровным счетом никаких эмоций. За те секунды, пока мысли лихорадочно проносились у нее в голове в поисках каких-нибудь слов, она заметила, что он одет, как, вероятно, считает сам, по последней моде. Волосы поотросли, да и костюм сидел поплотнее, чем во времена их совместной жизни. Парадоксально: новый, молодежный стиль добавил ему лет, и он выглядел старше, чем тогда, когда носил консервативные костюмы Лиги Плюща.

Наконец нужная мысль пришла. Кэролайн натянуто улыбнулась:

– С Рождеством тебя, Гарри! Заходи.

Слова ее предназначались Гарри, но глаза были устремлены на Тессу, в выражении лица которой смешались опаска и надежда. Сердце Кэролайн сжалось. «Я знаю, чего ты хочешь, дорогая моя, но увы. Ты должна расстаться с этой мечтой, Тесса».

Гарри нерешительно топтался в передней. Он явно не знал, что от него хотят.

– Кэрри, Тесса сказала мне, что было бы… ну, Тесса с матерью думают, что это прекрасная мысль, и я…

– Заходи, Гарри. Бен на кухне. Мы только что закончили завтракать. Может, чашечку кофе?

Кэролайн удивил не звук собственного голоса, а то, что она чувствовала, когда это говорила. Ничего.

Ни ненависти, ни злости, переполнявших ее в первые месяцы после ухода Гарри. Боль просто исчезла, сменилась спокойствием. А ведь были месяцы, когда, по крайней мере дважды в день эмоции захлестывали настолько, что ее буквально трясло, шатало из стороны в сторону, точно молодое деревце на сильном ветру. Она боялась, что эти вспышки гнева и боли никогда не утихнут.

Ни о чем не думая, она повела гостей на кухню. Бен все еще сидел за столом, склонившись над энциклопедией научной фантастики, которую подарила ему Кэролайн.

– Грандиозная книга, мам. Тут есть все: и про Роджера Желязны, и даже про старичков вроде Де Кампа.

Он поднял глаза, и челюсть у него отвисла. Прежде чем он снова заговорил, Кэролайн заметила, как лицо его напряглось, а взгляд стал жестким.

– Здравствуй, Бен. – Гарри сделал шаг к сыну, но тот отшатнулся. – С Рождеством тебя!

– Отец, – сказал Бен холодно, – что привело тебя обратно в наш дом? Ты забыл, как говорил маме, что она еще заплатит за твою погубленную жизнь?

– Бен, – потянулась к нему Кэролайн. Она и не знала, что его горечь обиды на отца так свежа. – Не надо, Бен. Сегодня же Рождество.

– Правильно. Рождество. А где же твоя сногсшибательная блондинка, старина Гарри? Бросила тебя, чтобы поразвлекаться с другим хахалем?

Гарри повернулся к дочери:

– Тесса, я же говорил тебе, что толку не будет.

Глаза Тессы наполнились слезами:

– Бен, пожалуйста. Хотя бы на время…

– Ну да. Отлично. Так что у нас дальше по плану, отродье? Возвращение щедрого папочки? Пытаешься принести жертву во имя дорогого старого папочки, в этом твоя идея? – Бен обхватил себя руками, будто у него заболел живот.

– Бен, я просто хотел увидел тебя и… – начал Гарри.

Тесса стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев:

– Дай папе шанс, Бен. Пожалуйста. Рождество ведь.

– Для нас с Беном это полная неожиданность, Гарри, – объяснила Кэролайн. – Почему бы нам не выпить кофе? Тогда ты нам и скажешь, зачем вернулся.

Она поймала себя на мысли, что обращается с ним, как с капризным ребенком, только начинающим ходить. Она часто говорила так, когда они были женаты. Природная моложавость Гарри всегда была одной из самых привлекательных его черт. Даже как-то грустновато – ведь ему почти пятьдесят.

– Мать позвонила мне и сказала, что, по ее мнению, на Рождество я должен прилететь домой. Я было собирался остаться с ней, но она высадила нас с Тессой и заявила, что вернется за нами позже. Всеми нами. – Он с надеждой обвел всех взглядом; такое выражение всегда появлялось у него, когда он просил у других что-либо невозможное. – Они с Тессой планировали своего рода рождественский… праздник, – добавил Гарри извиняющимся тоном.

– Мне очень жаль, Гарри, но у нас с Беном другие планы.

Взглянув на Тессу, Кэролайн увидела, что свет в ее глазах померк, а губки знакомо надулись.

– Мама, пожалуйста. Рождество ведь. Это последняя моя попытка, обещаю. Если вы с папой не… – Тесса судорожно сглотнула. – Просто скажи Ченнингам, что не сможешь прийти. Они поймут. Пожалуйста, мам, а?

– Мы собираемся не к Ченнингам, Тесса. И я не могу просто позвонить и сказать, что не приду.

– Куда же тогда? – Глаза у Тессы сузились. – Только не говори, что вы идете к этому ужасному бородачу. Почему ты не можешь сказать ему «нет»? Что в нем такого особенного?

Кэролайн попыталась сделать вид, что не заметила в глазах дочери осуждения. Интересно, что наплела ей Мейда о своем неожиданном утреннем визите к Кэролайн и ее оставшемуся на ночь гостю?

– Если ты имеешь в виду Дэниела Фрателли, то да, Рождество мы проводим с ним и его семьей. Его сестра была столь добра, что пригласила нас с Беном на их семейный праздник. Все они ждут нас.

Выражение личика Тессы было таким же печальным, как и в день ее шестилетия, когда из-за дождя пришлось отменить прогулку в парк аттракционов. Весь мир ополчился против нее. И как это мама не может понять?

– Я подумала, что если уж папа прилетел со мной, то мы могли бы все… – Она замолчала.

– Все правильно, принцесса, – сказал Гарри. – Я понимаю. Говорил я тебе, что надо было предварительно позвонить из Калифорнии. Разумеется, у мамы свои планы. Рождество все-таки. – Он повернулся к Кэролайн: – У тебя появился новый дружок? Тот, про которого нам рассказывала мама?

В голосе Гарри появилось раздражение, и он тоже надул губы – подстать Тессе.

Кэролайн легко могла представить себе, что наговорила ему Мейда о совершенно неподходящем мужчине в жизни его бывшей жены.

– Да, мы с Дэниелом встречаемся.

Кэролайн вдруг обнаружила, что не может спокойно слышать нелестные слова о Дэниеле. Ей было досадно, и не более того, но разве возможно сдержать злость, когда о нем говорят таким обыденным тоном, будто он ноль без палочки?

– Что ж, не стану мешать твоим планам, – произнес Гарри не без сарказма. – Но, может быть, Бен…

– Извини. Я пойду с мамой, – ледяным тоном объявил Бен. – Скажи мне кое-что, отец. Какого черта тебя сюда принесло? Только ради того, чтобы снова маму до слез довести?

– Сынок, я знаю, что ты зол на меня, и я это заслужил. Я не всегда вел себя так, как подобает. Наделал кучу ошибок. – Бен молчал. – Был дураком. – Бен опять ничего не сказал, и на лице у него ничего не отразилось. – Ты не хочешь мне что-нибудь сказать, сынок? – почти умолял Гарри.

– Я с тобой согласен, – ответил Бен, упорно не желая смотреть на отца.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Гарри.

– Я согласен со всем, что ты сказал. Я зол. Ты был дураком. Со всем этим я согласен. Что тут еще скажешь?

– Не знаю. Может, и ничего, но, Бен, я хочу, чтобы ты поговорил со мной. – Нахмурившись, он непроизвольно вытянул руку в сторону сына, но тот увернулся.

Гарри с трудом сглотнул, и Кэролайн обнаружила, что ей жаль его. Улетит обратно в Калифорнию, так и не посмотрев в глаза сыну. Глубокая неприязнь Бена – явный сюрприз для него. Вероятно, Гарри полагал, что чувства сына схожи с чувствами дочери.

«Как бы не так», – подумала Кэролайн. Даже она не отдавала себе отчета в том, как сильно переживает Бен. Все свои чувства он хранил при себе, показывая ей только их светлую сторону. И, сказать по правде, Кэролайн была так обеспокоена Тессой, что не разглядела боли, скрываемой в душе Бена; просто он лучше умел прятать это.

– Мама, может, ты повлияешь на Бена? – Тесса все еще стояла рядом с отцом, как бы защищая его от гнева брата. – Папа вернулся, а Бен сидит пень пнем, точно ему до этого и дела нет, точно это каждый день происходит.

«Сделай это для меня, мамочка». В ее голосе Кэролайн услышала знакомые приказные интонации маленькой Тессы.

– Может быть, вам с Тессой лучше вернуться к твоей матери? – сказала Кэролайн. – Я позвоню попозже.

– Но, мама, я хотела, чтобы мы все… – Тесса беспомощно жестикулировала, чувствуя, что ее планы рушатся. – Это же Рождество. Время, когда семьи…

Бен фыркнул:

– Замечательно. Рождественские наставления от телевизионного малютки, который отправился в Страну Ля-ля, никому не сказав об этом. Послушаем же лекцию о семейном единстве и веселом проведении праздников. Ты ведь у нас большой специалист по этому делу, принцесса.

– По крайней мере, я еще не забыла, что родителей у меня двое. Послушать тебя, так можно подумать, что папа уже умер. – Тесса уперла руки в бока и встала перед братом.

– Я прекрасно знаю, где ошивается папенька. В Калифорнии со своей подружкой.

– Ты ни разу даже не позвонил, не навестил его, – укоряла Тесса. – Если бы он умер, тебе было бы до лампочки.

– А вот это ты брось, сестричка. Это он не звонил и не писал. – Бен поднялся с кресла и оказался лицом к лицу с отцом. – Это ему было бы до лампочки, если б я умер.

– Это неправда и никогда не было правдой. Гарри пригладил рукой редеющие светлые волосы. – Бен, если бы ты мог только…

– Увы, не могу. Чего бы ты от меня ни хотел – не могу. – Бен прошел мимо отца к лестнице. – Я поднимусь наверх принять душ. Позови меня, когда будет пора на поезд, идущий в город.

Он вышел, не оглядываясь.

Наступила долгая тишина. Тесса стояла, опустив голову, и казалось, что из глаз у нее вот-вот брызнут слезы.

– Это ведь ты его так настроила, да, мама? спросила она. – Ты настроила его против папы. Бабушка говорила, что ты так поступишь, но я старалась не верить.

– Тесса, любовь моя, я его не настраивала. Но для Бена это удар. Он и мысли не допускал, что на Рождество может заявиться отец, точно снег на голову. Если бы ты сказала мне…

«Ну зачем я все это объясняю»? – подумала вдруг Кэролайн. На лице дочери было неприступное выражение, и она не слушала.

– Кэрри. – Голос Гарри выдавал его глубокое потрясение. До последнего момента он не допускал мысли, что сам является причиной этой бури эмоций. И Бен, и Тесса были сердиты и подавлены, хотя и изливали эти чувства по-разному, но и тот и другая по-своему страдали. – Он отдает себе отчет в том, что говорит, как ты думаешь?