Глава 1

Кэролайн Фолкнер в нерешительности стояла перед дверью кабинета профессора Фрателли, чувствуя себя так, будто по ту сторону двери ее ждет расстрел.

Профессора Фрателли, по прозвищу Разрушитель, тешила его репутация требовательного и сурового преподавателя. Он был грозой для первокурсников юридической школы «Урбана». Если Фрателли казалось, что вы не тянете на юриста, то вы становились жертвой его острословия на потеху всему классу. В течение шести недель занятий по теме «Договорное право», которые вел профессор Фрателли, Кэролайн имела возможность убедиться в воздействии его насмешек, но она не разделяла мнения сокурсников, будто он самый толковый профессор в школе. Кэролайн считала Дэниела Фрателли хамом. К несчастью, от этого хама зависела ее судьба.

Кэролайн глубоко вздохнула, вытерла потные ладони о синюю твидовую юбку и мысленно сказала себе, что нельзя же вечно стоять перед этой дверью. Она постучала.

– Войдите! – прозвучало глухое рычанье за дубовой дверью.

«Ну что он может сделать со мной? Не съест же он меня? Впрочем, может попытаться».

Она открыла дверь и вошла:

– Профессор Фрателли…

Дэниел Фрателли резко повернулся в кресле, которое стояло перед экраном компьютера, и в упор посмотрел на нее:

– А, это вы… Вам что, недостаточно нашего общения на занятиях, мисс Фолкнер?

Кэролайн вся съежилась. Она надеялась, что он забыл об этом. Да, он действительно обращался к ней два раза с вопросами по теме занятий, и в обоих случаях результат был плачевным. В первый раз она, заикаясь, прошептала в ответ что-то невразумительное. Профессор Фрателли приставил к уху ладошку, пожал плечами и обратился с вопросом к кому-то другому, в то время как Кэролайн пыталась договорить начатое.

В другой раз он обошелся с ней еще более оскорбительным образом. Кэролайн подготовилась к занятию, но опоздала в класс. Пытаясь ответить на вопрос, она принялась лихорадочно листать свой блокнот с заметками по обсуждаемому делу. Когда профессор спросил, почему она опоздала, она ответила, что задержалась электричка из Бринвуда. У Фрателли засверкали глаза, и он язвительно высказался в адрес зажиточных снобов, живущих в предместье Мейн-Лайн.

Нет, он все помнит.

– Что привело подарочек Мейн-Лайн школе «Урбана» в мое смиренное обиталище? Позвольте мне заказать для вас чай со сдобными булочками. – В голосе Фрателли слышался сарказм. – Подождите минутку, я только стряхну пыль со своего скромного кресла, прежде чем твид Вашего Грабительства будет осквернен соприкосновением с ним.

Он встал и подошел к ней.

Кэролайн молчала. Она старалась сохранять внешнее спокойствие, но внутри испытывала неуверенность. «Надо разозлиться, – говорила она себе. – Надо разозлиться».

Он стоял слишком близко.

– Я пришла попросить вас… – начала она снова.

– Быть вашим кавалером на котильоне новичков? – засмеялся профессор Фрателли.

В его иронической улыбке было нечто завораживающее. В темной с проседью бородке блеснул ряд белых зубов. Карие с шоколадным оттенком глаза таили в себе опасность.

Он все еще стоял слишком близко.

Кэролайн чувствовала себя Красной Шапочкой, столкнувшейся с Серым Волком. «Это для того, чтобы быстрее съесть тебя, моя милая».

Неожиданно ей стало душно.

– Я пришла просить вас о том, чтобы вы продлили мне срок сдачи письменной работы, – сказала она, стараясь как можно уверенней выговаривать заученные слова.

Собственный голос показался ей слишком писклявым.

– Нет, – сказал он, отошел от нее и опять сел за стол.

– Но… позвольте мне объяснить.

Кэролайн с удовлетворением заметила, что ее голос снова звучит ровно и уверенно.

– Не стоит напрягаться, мисс Фолкнер, – возразил он. – Лучше я вам кое-что объясню. – Он заговорил, загибая пальцы. – Вы посещаете курс занятий, который я имею несчастье вести. Вам было задано написать меморандум по теме объемом в пять страниц. Вы получили задание два дня назад. Работу нужно сдать к следующему четвергу. Вам было дано восемь дней, мисс Фолкнер. А вы уже просите об отсрочке.

Он театрально развел руками и широко раскрыл глаза в притворном ужасе.

– Но, профессор Фрателли…

В голосе Кэролайн прозвучала просительная нотка, и ей стало противно. Она распрямила плечи.

– Я категорически говорю нет, мисс Фолкнер. Любой грамотный юрист напишет такой меморандум за пять часов. У вас же в запасе целых пять дней. – Его неодобрительный взгляд скользнул по ее мягкому голубому свитеру и нитке жемчуга на шее. Он отрицательно покачал головой. – Если вы не способны справиться с заданием, вам лучше расстаться со школой и освободить место для более серьезного человека, который придет сюда не потому, что пресытился клубом садоводов.

– Подождите минутку!

Кэролайн почувствовала, как ее затрясло от злости. Да кем же он себя возомнил, этот самонадеянный болван? Главным судьей Соединенных Штатов?

– Забудьте об этом, мисс Фолкнер. Я не дам вам никакой отсрочки. – Фрателли наклонился вперед, положив на стол большие сильные руки. – Поймите, я не терплю дилетантов вроде вас. Мне кажется, вам не стоит учиться в юридической школе. Возвращайтесь в ваш сельский клуб и не пытайтесь стать юристом. Вам это не по силам. Профессия юриста подходит только людям с бойцовской натурой. Это турнир «Золотая перчатка» для интеллектуалов. А вы вряд ли способны постоять за себя и вряд ли будете способны защитить от беды других людей, даже если от вас будет зависеть их свобода и жизнь. Оставьте правоведение, лучше идите учиться на оформителя интерьеров. – Он перестал смотреть на нее и уткнулся в «Юридический еженедельник». – А теперь покиньте мой кабинет.

– Вы самонадеянный и тупой – Кэролайн онемела от ярости, но потом все же нашла нужное слово. – Ублюдок! – Она вырвала у него из рук журнал и заставила его смотреть на нее, затем заговорила глухим голосом: – Вы думаете, что знаете, какова моя жизнь? Вы ничего не знаете. У вас доисторические представления о женщинах из предместья. Вам достаточно было узнать мой адрес и увидеть, как я одета, и вы тотчас решили, что мне здесь не место. Вы слишком поторопились с выводами, профессор. Я посещаю школу по вечерам, а также по субботам. Вы хоть задумывались, почему?

– Не могу сказать, что задумывался. Мне не приходило в голову размышлять на такую тему, мисс Фолкнер.

Дэниел старался напустить на себя скучающий вид, но при этом испытывал некоторые угрызения совести, потому что солгал. Он часто думал об этой женщине. Он обратил на нее внимание уже в тот момент, когда она, похожая на заблудившуюся принцессу, впервые вошла в класс. Ее белокурые волосы, ее небесно-голубые глаза, ее манера сидеть прямо, высоко подняв подбородок, – все это тронуло его душу. Глупо, конечно. Они были совершенно чужими людьми, и он не хотел думать о ней. Он надеялся, что она откажется от намерения стать юристом, бросит занятия и даст ему возможность забыть о ней.

Кэролайн оставила без внимания его сарказм.

– Очень жаль, иначе вы не выглядели бы сейчас так глупо! – сказала она. – Мне сорок пять лет, и я разведена. Я работаю клерком в архиве – единственная работа, на которую можно устроиться, имея диплом историка. Весь день мной помыкают клиенты и адвокаты, а вечером я прихожу сюда, где на меня давите вы! У меня есть дом, который мне трудно содержать, но который я не могу продать. У меня двое детей, которые учатся в колледже, но похоже, что скоро я не смогу уплатить за их обучение. Моя машина развалилась, и я не могу заменить ее другой. Я сплю в среднем по четыре часа в сутки. Если вас это утешит, мои друзья и дети считают мое посещение юридической школы временной придурью. Но, черт побери, я не стану слушать ни их, ни тем более вас.

Кэролайн перевела дыхание. Какая-то часть ее существа ужаснулась тому, что она позволила себе излить на этого человека ту озлобленность на жизнь, которая скопилась в ней за два года. Она совсем не знала его. И вместе с тем ей стало легче: она сказала то, что требовалось сказать.

– Вы нравитесь мне еще меньше, чем я нравлюсь вам, профессор. – Она решила выговориться до конца. – Мне кажется, долг каждого преподавателя помогать студентам в учебе, а вы вместо того отпускаете в их адрес саркастические шутки и задаете им немыслимые вопросы! Это очень легко – подшучивать над первокурсниками. Почему бы вам не выбрать мишень, равную вам? Или вы считаете, что таких нет?

Кэролайн заметила, что Дэниел Фрателли выглядит слегка растерянным. Но эта перемена в нем длилась всего лишь момент. Он тут же ей возразил.

– Ну почему же? Напротив, я считаю, что таких людей много. Однако вы не относитесь к их числу. Надеюсь, вы меня простите, если я скажу, что после шести недель занятий в школе вы вряд ли получили способность судить о моей компетенции. – Его голос звучал ровно и отчужденно. – Несмотря на ваши многочисленные проблемы, которые, смею предполагать, не заставили вас оказаться среди безработных и бездомных, я не могу продлить вам срок сдачи письменной работы. Вы ведь пришли ко мне по этому поводу, не так ли, мисс Фолкнер?

Дэниел заметил, что его едкие слова вызвали в ней реакцию. Ее щеки покраснели, а в глазах засверкали злые слезы. Хамоватый профессор из южной части Филадельфии лишил ледяную принцессу МейнЛайн ее идиотского самообладания. Он хмуро смотрел на Кэролайн, давая ей возможность собраться с мыслями. Она взглянула на него с легкой улыбкой.

– Да, профессор, я пришла к вам по этому поводу, но мы отклонились от темы. Я должна передать вам письмо от декана Гриерсона, в котором он просит вас продлить мне срок сдачи письменной работы.

Кэролайн вынула из своей потертой, но тщательно начищенной кожаной сумки конверт с письмом и протянула его Дэниелу, стараясь не соприкоснуться с ним пальцами. – Декан просил меня представлять школу Урбана на конференции в Вашингтоне, которая состоится в конце этой недели. Тема конференции – изменения в жизни женщин среднего возраста. Декан считает, что я могла бы выступить там с сообщением о том, что в школе Урбана взрослым женщинам учиться не запрещено. – Она посмотрела на него в упор своими невозмутимыми голубыми глазами. – Я скажу ему, что вы оказали мне поддержку.

«Еще посмотрим, чья возьмет, профессор Фрателли», – с удовольствием подумала Кэролайн.

Он поджал губы и сузил глаза:

– Сделайте одолжение, мисс Фолкнер, скажите ему именно то, что сказал я. Как только будут выставлены оценки успеваемости за первый семестр, мы посмотрим, кто выбыл из школы и кто в ней остался.

Кэролайн открыла дверь и посмотрела через плечо назад. Ей нужно было оставить последнее слово за собой:

– Ах вот как? Значит, во втором семестре у вас не будет лекций, профессор Фрателли? – спросила она сладким голоском и, не дожидаясь ответа, закрыла за собой дверь.

У нее затряслись поджилки, и она прислонилась спиной к двери. Что она натворила? Она поставила под угрозу среднюю оценку успеваемости и, судя по его судорожно сжатым челюстям, нажила себе беспощадного врага в лице профессора Дэниела Энтони Фрателли.

Кэролайн улыбнулась. Теперь ей было все равно, это стоило сделать! Она испытывала восторг. Фрателли относился к ней без уважения и старался всячески унизить ее. Если раньше кто-нибудь поступал с ней также, она улыбалась, ничего не говорила в ответ и ретировалась при первой возможности. Но на этот раз – наконец-то! – ей удалось дать отпор обидчику. Она разговаривала с Дэниелом Фрателли на равных, и последнее слово осталось за ней. Как здорово!

Кэролайн лизнула палец и провела в воздухе воображаемую линию.

– Львы – ноль; христиане – одно очко, – громко сказала она в пустом коридоре.

Поздно вечером Кэролайн села за кухонный столик штудировать учебник по договорному праву и подумала: а может быть, Фрателли не так уж не прав? Возможно, ей лучше бросить школу? Она была уверена в том, что для освоения ежедневных заданий ей требовалось гораздо больше времени, чем ее сокурсникам. Ей казалось, будто она пытается пользоваться ржавой шпагой, тогда как все другие орудуют новыми острыми клинками.

Чертов Фрателли, он безошибочно чувствует ее неуверенность и пользуется этим для того, чтобы поиздеваться над ней.

Зевая и потягиваясь, Кэролайн встала, чтобы заварить себе чай. Заварка из трав и пряностей позволит ей продержаться еще час-другой, пусть и без пользы. Каждый вечер она добросовестно прочитывала заданный для изучения текст, делала подробные выписки и лелеяла надежду, что поняла суть вопроса.

На следующий день она приходила в школу, и профессор Фрателли, задав ей пару саркастических вопросов, приводил ее в состояние прострации. Оказывалось, что она все поняла совершенно неверно.

«Ну что ж, детка, – говорила она себе, – ты хотела найти себе занятие для ума. Ты хотела разобраться в системе, которая позволила Гарри повесить на тебя все долги и уехать с пышной блондинкой в Калифорнию. Получается, что юридическая школа тебе не по зубам».

Ей казалось, что прошло много лет с тех пор, когда ее жизнь была спокойной и безмятежной, если не сказать скучной. Она пыталась вспомнить прежнюю Кэролайн Фолкнер – типичную представительницу среднего класса, живущую в пригородном доме с гаражом и посещающую занятия по аэробике. Двое детей, муж. Счастливая американская семья в стиле конца двадцатого века.

Это было очень давно. Так трудно вспомнить ту спокойную женщину, благополучно вплывающую в свои сороковые.

Годы. Века.

Три года назад Гарри покинул ее, объявив, что он и Роксана Торкелсон, его двадцатишестилетняя секретарша, уезжают жить в Южную Калифорнию. Три года назад Кэролайн обнаружила, что ее жизнь была построена на песке. Гарри забрал все деньги из Пенсильвании, и они с Роксаной подделали бухгалтерские книги их рекламного агентства, чтобы представить себя банкротами. Кэролайн не имела понятия о том, сколько денег и в какие банки было переведено на счета вымышленных вкладчиков. На суде Гарри выглядел как банкрот, и Кэролайн осталась без материальной поддержки.

Зачем возвращаться к этому? – спросила себя Кэролайн, вздрогнув от свиста чайника. Лучше подумать о том, при каких обстоятельствах устный договор теряет исковую силу по закону о жульничестве. Без всякого сомнения, завтра Фрателли расквитается с ней за отсрочку письменной работы по ходатайству декана. И как бы она ни отвечала на его вопросы, он сделает из нее круглую дуру. Это его талант. Если бы Оливер Венделл Холмс был студентом у Дэниела Фрателли, он тоже выглядел бы идиотом.

Нет, завтра у Фрателли этот номер не пройдет. Кэролайн поставила чашку со свежим чаем на обшарпанный столик у окна. Она должна как следует проштудировать случаи устных договоров, чтобы быть уверенной в себе.

Два часа спустя Кэролайн решила лечь спать. Пусть Фрателли зверствует, но она должна выспаться. Быть может, какой-нибудь профессор также издевался над ним, когда он учился в юридической школе. Эта мысль вызвала у нее улыбку, которая не исчезла, пока она поднималась по витой лесенке в свою одинокую спальню.

Глава 2

На следующее утро, в шесть тридцать, Кэролайн встала, приняла душ и оделась. Она посмотрела на себя в большое зеркало и возблагодарила небеса зато, что ее одежда – скучные классические блузки, юбки и свитера – никогда не выходит из моды. Ей хотелось надеть какую-нибудь новую яркую вещь, которая свидетельствовала бы о том, что ее жизнь сошла с прежней колеи, однако мысли о новых нарядах следовало выкинуть из головы, по крайней мере, на три года, до окончания юридической школы. Кэролайн осмотрела свою розовую шелковую блузку и серую фланелевую юбку. Черный кашемировый джемпер заменял блейзер, которого у нее не было.

Завтрак состоял из подрумяненных ломтиков хлеба и чашки чая. В раковине лежала вчерашняя грязная посуда. Это никуда не годится. Так, ладно, надо покормить кошку и бежать. Если она сумеет прибыть в контору Бордена Ченнинга до появления шефа, то сможет засесть за обработку картотеки, с чем не справилась вчера.

Кэролайн была благодарна Бордену за то, что он взял ее к себе на работу, когда она так нуждалась в этом. Но ей приходилось отрабатывать каждый пенни, который он ей платил. Аккуратная и организованная по натуре, Кэролайн быстро освоила делопроизводство конторы Ченнинга и Мак-Кракена. Насколько она преуспела в этом, можно было судить по тому, как высказывался о ней Борден Ченнинг, разговаривая с одним из клиентов. Он сказал: «Она вытряхнула нас, пропылесосила, причесала и сделала платежеспособными».

Кэролайн уже сидела в архиве, окруженная разноцветными скоросшивателями, когда чуть позже восьми в контору прибыл Борден и попросил ее зайти к нему в кабинет.

– Когда ты приезжаешь на работу, Кэролайн? – спросил он с чарующей улыбкой, которая заманивала в контору фирмы множество пожилых дам с деньжатами. Жена Лиз называла это его секретным оружием.

– Приезжаю по-разному. Я привыкла вставать рано.

Кэролайн удивленно посмотрела на него. «Что за интерес к моим спальным привычкам?» – подумала она.

– Ты выглядишь уставшей, – сказал Борден.

Кэролайн насторожилась. Она подумала, что Борден посоветует ей бросить занятия в юридической школе. Примерно также начинала с ней подобные разговоры и ее дочь Тесса. «Мама выглядит такой усталой, в ее возрасте она не должна ходить ни в какую школу». Почему это в последнее время все, с кем она разговаривала, – и ее дочь, и Дэниел Фрателли – старались отговорить ее от занятий в школе? Неужели и Борден, принявший ее на работу, благодаря которой она могла позволить себе заниматься в школе, неужели и он присоединился к хору недоброжелателей?

– Ну что ты, я чувствую себя прекрасно, – твердо проговорила Кэролайн, подавив зевок.

Одно упоминание об усталости вызывало у нее зевоту.

– Может быть, – сказал Борден с недоверием. – Вчера вечером мне пришла на ум отличная идея. Я хотел бы знать, что ты об этом подумаешь. Но это потребует некоторой жертвы.

– Жертвы?

Кэролайн не нравилось это слово. Она и так уже многим пожертвовала.

– Да. Мне тебя будет очень недоставать, но я хочу, чтобы ты занималась только учебой в юридической школе и больше ничем. Если ты пойдешь на летние курсы, то сможешь закончить школу через полтора, самое большее, через два года.

Борден откинулся в кресле и широко улыбнулся.

Кэролайн удивленно уставилась на него. Оказывается, она его недооценивала. Неужели Борден из альтруизма способен расстаться с ценной работницей? Но где ей взять денег? Кому, как не Бордену, знать о ее шатком финансовом положении, ведь он был ее адвокатом на бракоразводном процессе.

– Это прекрасная идея, Борден, но мне нравится вкусно кушать. Пожалуй, мне придется продолжить занятия по вечерам и субботам.

– Забавно, Кэролайн. Я как раз хотел коснуться вопроса о деньгах.

– И что же?

– А ты их займешь.

Борден казался очень довольным собой: он сидел, откинувшись на высокую спинку своего кожаного кресла и сложив шалашиком пальцы.

Кэролайн была бескомпромиссна. Она не собиралась обсуждать с кем-либо свою денежную проблему, даже с адвокатом, который подписывал бракоразводный договор.

– Я знаю, как ты относишься к долгам, и могу понять твое нежелание обращаться за помощью в банк после того, как разные банки бомбили тебя требованиями оплатить те долги, которые висели на Гарри.

– И я их оплатила.

Кэролайн встала и подошла к окну. Роскошные занавеси из голубого бархата были раздвинуты, но решетка на окне заслоняла вид на главную улицу Бринвуда. Кэролайн уставилась взглядом в пустоту и, бессознательно ухватившись за край занавеси, стала мять ее в руке.

– Я знаю, что ты оплатила долги, Кэролайн, знаю, какими они были большими и как трудно тебе было рассчитаться. Я не хочу, чтобы ты обращалась за деньгами в банк. Я сам хочу одолжить тебе денег, чтобы ты перевелась в Пенсильванский университет и училась по полной программе. – Он поднял ладонь в знак того, чтобы Кэролайн помолчала. – Пожалуйста, послушай меня. Я разговаривал с деканом Гриерсоном, и он считает тебя способной студенткой.

Кэролайн повернулась к нему:

– Не говори глупости, Борден. Я еще не сдавала экзаменов. Как может декан Гриерсон судить о моих способностях?

«К тому же если профессор Фрателли постарается, мне их не выдержать», – подумала Кэролайн.

– Декан Гриерсон общается со студентами-правоведами уже долгое время и потому может судить, кто из них толковый студент, а кто – бездарь, – ответил Борден. – Если ты переведешься в Пенн, то получишь полное университетское образование. И не говори мне, что диплом Лиги Плюща ничего не значит в наши дни.

– Для меня это не имеет особого значения, – возразила Кэролайн, нахмурившись.

Они уже не раз спорили по поводу университетского образования. Кэролайн не видела в нем необходимости. Для поступления на работу значение будет иметь лишь то, насколько грамотный она юрист. Разве не так?

– Перестань быть идеалисткой, – оборвал ее Борден. – Возьми у меня деньги в долг, без всяких процентов. Вернешь, когда закончишь обучение и придешь работать ко мне – в качестве младшего партнера. Ну как? Что ты на это скажешь?

Несколько мгновений Кэролайн молча смотрела на него. Нет, он не шутил. Он действительно предлагал ей стать совладельцем его фирмы. В настоящее время у него работали двое помощников, недавно закончивших юридическую школу, и Кэролайн было известно, что ни того, ни другого он не собирается делать своим партнером.

Но предложить это ей! Она знала, что Борден доволен ею, и была благодарна ему за то, что он взял ее на работу, ведь это позволило ей учиться. Но она не подозревала, что он видит в ней потенциального юриста и партнера. Кэролайн была поражена. Она почувствовала, как у нее защипало в глазах. В конце концов, кто-то поверил в нее, поверил в ее мечту.

– Спасибо тебе, Борден, – с трудом прошептала она и протянула ему руку. – Для меня это значит больше, чем ты думаешь.

– Я вовсе не изображаю из себя щедрого благодетеля, Кэролайн, – сказал Борден, слегка смущенный ее эмоциональным откликом на его предложение. – Я действительно хочу, чтобы ты серьезно подумала над этим. Брось эту ерунду с вечерней школой. Изучай право, но будь разборчива. Тебе следует общаться с людьми, вроде нас с тобой, а не с какими-нибудь там производителями пиццы.

Кэролайн привыкла к снобизму Бордена. Она давно отказалась от споров с ним и предпочитала видеть в нем только его хорошие стороны.

– Я не могу в полной мере отблагодарить тебя, Борден. Ты и так много сделал для меня. Если бы не ты, я бы не училась в юридической школе. Мне не нужны твои деньги, но я все равно признательна тебе за твое великодушие.

Она вдруг осознала, что Борден все еще держит ее руку, но теперь уже сжимая ее в своих ладонях.

– Не глупи, Кэролайн. Тебе нужны мои деньги, и ты должна перейти в Пенсильванский университет. Тебе уже за сорок. Ты будешь состязаться с одаренными молодыми людьми.

– И ты мне об этом говоришь, – грустно улыбнулась Кэролайн, осторожно пытаясь высвободить руку.

– Тогда ты должна сознавать, что в твоем возрасте тебе нужен самый лучший диплом. – Борден все еще держал ее за руку. – Я знаю, что тебя готовы были принять в университет, но ты отказалась из-за отсутствия денег. Я всего лишь предлагаю тебе возможность получить то образование, которого ты заслуживаешь.

Он отпустил ее руку, вышел из-за стола и подошел к ней.

– Разреши помочь тебе. Я желаю тебе самого лучшего. – Его голос понизился до шепота. – Ты мне небезразлична, Кэролайн.

Кэролайн заметила возбуждение на его лице. Она тут же отступила на шаг и посмотрела на Бордена с бессмысленной светской улыбкой. Эту улыбку она не раз использовала на деловых обедах Гарри с его клиентами. Они иногда заговаривали с ней таким же интимным тоном – в тех случаях, когда им хотелось увести ее за дверь, чтобы поцеловать. Кэролайн не думала, что и у Бордена на уме то же самое. Борден был ее благодетелем и мужем ее лучшей подруги. Поэтому Кэролайн просто отошла от него и улыбнулась.

– Я обещаю подумать об этом, Борден, – сказала она, двигаясь к двери. – Еще раз благодарю тебя за предложение. Ты не знаешь, как много оно значит для меня.

Не дожидаясь его ответа, она повернулась и вышла из комнаты.

– Черт возьми!

Закрывая за собой дверь, она услышала, как Борден ударил кулаком по столу.

Кэролайн проработала весь оставшийся день в архиве, наводя порядок в бумагах, накопившихся за три дня. Это была успокаивающая работа, которая занимала лишь небольшую часть ее сознания. Обычно она думала при этом о своей учебе или о счете в банке.

Но сегодня ее мысли были заняты предложением Бордена. К своему удивлению, Кэролайн обнаружила, что она уже приняла решение: она не возьмет у Бордена деньги. Она должна обойтись без его помощи. И дело не только в том, как он на нее посмотрел. Возможно, она слишком много прочла в этом взгляде. Постоянное недосыпание заставило ее увидеть то, чего на самом деле нет.

Нет, дело заключалось в том, что ей нравилось самой платить за себя и нравилась «Урбана». Ей нравились ее сокурсники. Они приехали из разных мест, придерживались разных точек зрения и понятий и не боялись высказывать их. Кэролайн нуждалась в этих людях с необычным складом ума, они стимулировали ее собственное мышление.

«А может быть, и Фрателли нуждается в них?» – промелькнула у нее мысль.

Черта с два, сказала она себе. Фрателли – заносчивый, зловредный тип. Впрочем, такое определение не совсем к нему подходило. Она пожала плечами. С чего это она взялась оценивать Фрателли? Он здесь ни при чем.

Сейчас нужно подумать о том, как сказать Бордену, что она не хочет переводиться в университет и не может взять у него предложенные деньги. Лучше потянуть с этим несколько дней, пусть он думает, что она серьезно рассматривает его предложение.

Зазвонил телефон, и Кэролайн вздрогнула.

– Ченнинг и Мак-Кракен. Архив, – сказала она в трубку.

– Могу ли я поговорить с Кэролайн Фолкнер?

Она еще не разговаривала с ним по телефону, но сразу узнала его хрипловатый баритон.

– Профессор Фрателли?

– Мисс Фолкнер?

Значит, он не узнал ее голоса.

– Да, профессор. Чем могу быть вам полезной? – Кэролайн старалась казаться невозмутимой и деловой.

– Я разговаривал с Майком Гриерсоном, – сказал профессор Фрателли. – Он очень высокого мнения о вас, дружок. Он сказал, что вы «пример талантливой недоучки, которая вернулась-таки к учебе и теперь выделяется среди других студентов в силу своей зрелости». – Дэниел Фрателли обозначил голосом кавычки в начале и в конце цветистого высказывания декана. – Он уверен, что вы сделаете хорошую рекламу для школы «Урбана».

Его голос прозвучал сухо и скептически.

«Зато ты в этом сильно сомневаешься», – подумала Кэролайн.

– Мне кажется, я должен дать вам ту самую отсрочку. – Казалось, что эти слова из него вытаскивают клещами. – Трех дней вам будет достаточно, чтобы сделать работу? Или даже этого вам мало, мисс Фолкнер?

– Трех дней вполне достаточно, профессор, – ответила она, подумав про себя: «Я сдам тебе работу с задержкой всего лишь на день, даже если помру из-за этого».

– Чудесно. Я надеюсь, что в следующий понедельник ваша работа будет лежать у меня на столе.

Кэролайн хотела было сказать вежливое «спасибо», но сдержалась. У Дэниела Фрателли были свинские манеры. Черта с два она будет благодарить его.

– Пока, профессор, – сказала она.

Он повесил трубку, не сказав ни слова.

Как она и предполагала, в тот же вечер профессор Фрателли вызвал ее отвечать перед классом. К счастью, Кэролайн четко знала закон о мошенничестве. Она не смогла сдержать торжествующей улыбки, когда Фрателли, оставив без комментариев ее ответ, обратился с вопросом к следующей жертве.

Краем глаза Дэниел увидел эту улыбку, и она его разозлила. Почему в их стычках он всегда оказывается проигравшим? «Значит, у вас не будет лекций, профессор?» – Он все еще слышал ее голос – прохладный и сладкий, как шербет. Он все еще видел ее дерзкую улыбку, с которой она покинула его кабинет.

Дэниел настолько погрузился в мысли об этой вредной женщине, что почти потерял нить ответа вызванного им студента. Это разозлило его еще больше, и он постарался сосредоточить внимание на обстановке в классе, прежде чем кто-либо заметил его задумчивость.

После занятий Кэролайн обычно направлялась к метро, чтобы доехать в компании с другими студентами до станции «Пригородная», где она пересаживалась на электричку, идущую до Бринвуда. Занятия заканчивались не так уж поздно, но с наступлением темноты одинокая женщина чувствовала себя в городе неуютно. В особенности одинокая женщина, привыкшая к богатому и благоустроенному пригороду.

В этот вечер, однако, двое ее сокурсников задержали ее и завели разговор о занятиях. Они были известны ей как мисс Элдер и мистер Келли. У них всегда на кончике языка был готов ответ на любой вопрос преподавателя. Кэролайн завидовала их умению держаться с достоинством.

– Я Сьюзен Элдер. А вы – мисс Фолкнер, не так ли? – улыбнулась девушка. – А это – Кевин. – Она показала на высокого рыжеволосого молодого человека, стоявшего рядом с ней. – Мы работаем с ним в паре: я обобщаю случай, а он находит юридический прецедент. – Сьюзен Элдер снова улыбнулась, слегка смущенно. – Мы ищем кого-нибудь, кто мог бы – ну, как бы это сказать – проигрывать с нами случаи заключения договоров. И поскольку вы кажетесь нам такой грамотной…

Кэролайн смотрела на нее широко открытыми глазами, не веря в столь лестную оценку своих достижений. Сьюзен оборвала себя:

– Но, кажется, вы ни в ком не нуждаетесь…

– Нет-нет, это не так! – Кэролайн схватила Сьюзен за руку. – Простите мне мой равнодушный вид. Я просто задумалась о том, как вы оба уверенно держитесь в классе. Мне бы хотелось присоединиться к вашей группе, но будет ли вам от меня польза?

– Но вы всегда находите ответ на вопрос Дэниела-Разрушителя и не теряетесь перед ним. А у меня деревенеет язык, как только он обратится ко мне: «Мисс Элдер», – Сьюзен великолепно сымитировала рычание Фрателли.

Кэролайн засмеялась:

– Трудно в это поверить. Я всегда восхищалась спокойствием вас двоих. Когда вы встречаетесь? Вы оба, наверное, тоже работаете днем?

– Ну да. Мы встречаемся по субботам после учебы и по воскресеньям где-нибудь в другом месте. Я живу в пригороде с мамой, а Кевин снимает квартиру здесь, в городе. А вы где живете, мисс Фолкнер?

– Пожалуйста, называйте меня Кэролайн. Я живу в Бринвуде. – Она взглянула на часы. – И мне лучше поторопиться, иначе я опоздаю на электричку. Увидимся в четверг на гражданском праве.

– Мы идем с вами. Я живу в Ардморе. Пошли, Кевин.

Кевин, еще не сказавший ни слова, закинул за плечо свой рюкзачок и присоединился к ним.

– Бот и хорошо, – сказала Сьюзен. – Вы мне не дадите спать до Ардмора. В прошлый раз я заснула в поезде и доехала почти до конца маршрута. Маме пришлось ехать за мной на машине в Дейлсфорд, и это не доставило ей удовольствия.

Они спустились в метро.

– Я толкну вас в бок, когда мы будем подъезжать к Ардмору, – заверила ее Кэролайн. – А еще мы можем поговорить о непосредственной причине и преступной халатности. Это поддержит вас в бодрствующем состоянии. – Кэролайн состроила серьезное лицо, когда они проходили через турникет на платформу.

– О да, над этим можно даже посмеяться, – весело сказала Сьюзен. – Мне бы хотелось, чтобы вы присоединились к нашей группе, Кэролайн. Я бы научилась у вас свысока смотреть на профессора Фрателли.

Кэролайн удивилась:

– Я ни на кого не смотрю свысока. От этого можно окосеть.

Однако она задумалась над словами Сьюзен. Напускная заносчивость служила ей защитой всякий раз, когда она испытывала растерянность перед такими людьми, как Фрателли.

К платформе подошел поезд. Кэролайн выбросила из головы все мысли о договорном праве и о злобном профессоре и вошла в вагон вместе со своими новыми друзьями.

Глава 3

Две недели спустя, в четыре часа дня, Кэролайн, попивая чай, стояла под сводами библиотеки юридической школы Урбана в окружении выпускников школы, преподавателей и нескольких избранных студентов.

Это был День приема у декана – ежегодное мероприятие, устраиваемое ради того, чтобы напомнить выпускникам о традициях школы и дать им возможность неформально пообщаться с преподавателями и друг с другом.

Кэролайн получила приглашение на этот вечер от декана Гриерсона, на которого она произвела большое впечатление своим выступлением на конференции в Вашингтоне;

Впрочем, Кэролайн было бы приятнее узнать, что ее письменная работа произвела впечатление на профессора Фрателли. Ей удалось сдать работу с запозданием всего лишь на день по отношению к сроку, и этот факт доставил ей большое удовольствие, но, кажется, ничуть не повлиял на отношение к ней Дэниелa-Разрушителя. Он даже не поднял на нее глаз, когда она подошла к нему после занятий. Она подала ему папку с рукописью, он прорычал что-то неразборчивое и засунул рукопись в свой обшарпанный портфель.

Кэролайн огляделась и увидела по ту сторону зала декана Гриерсона в окружении холеных мужчин среднего возраста. Не иначе как выпускники школы, и декана волнуют их чековые книжки. Кэролайн почувствовала легкое покалывание в затылке. Она медленно обернулась и встретилась взглядом с профессором Фрателли. Он насмешливо смотрел на нее. В туфлях на высоких каблуках она казалась почти одного роста с ним.

Она попыталась отвести взгляд в сторону, но не сумела. «Не будь дурой, – сказала она себе. – Ты ведь не заколдована. Посмотри куда-нибудь в сторону. Например, на декана».

– Профессор Фрателли, – проговорила она напряженным голосом, продолжая смотреть на него в упор.

Дэниела заворожили глаза Кэролайн Фолкнер. В уголках этих темно-голубых глаз притаились улыбчивые морщинки. Он не мог отвести от нее взгляда.

«Скажи что-нибудь», – приказал он себе.

– Мисс Фолкнер, я не ожидал увидеть вас здесь.

– Иначе бы вы не пришли сюда?

Голос Кэролайн был полон сарказма. Она еще шире открыла глаза, удивляясь самой себе. Никогда прежде она не была такой грубой. Профессор Фрателли скривил губы в сардонической ухмылке, которая обычно предшествовала его колкостям. Кэролайн глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

– Нет, мисс Фолкнер, я все равно пришел бы. Прием у декана – обязательное мероприятие.

– Дэниел! Мисс Фолкнер! – прозвучал басистый голос декана. – Я хочу, чтобы вы познакомились с нашими выпускниками, которые не испугались погоды и приехали сегодня в Северную Филадельфию. – Он обратился к джентльмену в костюме из ткани в тонкую полоску. – Дэниел – наша звезда. Он только что закончил правку хрестоматии по заключению договоров и, в конце концов, выступит на конференции по защите прав на недвижимость.

Кэролайн заметила, что Дэниел Фрателли смотpeл на декана и двух выпускников так же свирепо, как на своих первокурсников. «Вот невежа! – подумала она. – Он готов нагрубить кому угодно, независимо от статуса человека и его доходов».

– А это – Кэролайн Фолкнер. Мисс Фолкнер самая лучшая ученица вечернего отделения школы. Кэролайн, Марк Штайнер тоже был студентом-вечерником, а теперь он – самый видный в Филадельфии адвокат по делам о защите недвижимости.

Кэролайн и Марк Штайнер улыбнулись друг другу. – Днем я работал клерком у Вулворта, а вечером посещал занятия. – У Штайнера были приятный голос и открытая улыбка. – Я все это хорошо помню. У вас никогда не было ощущения, что между веками нужно вставить зубочистки, чтобы глаза не закрывались?

Кэролайн засмеялась:

– Признаюсь, что сон – это роскошь. Я всегда жду воскресенья, чтобы выспаться как следует.

– Я тоже помню эти воскресенья, – сказал Штайнер. – Полчаса на чтение газет, и затем – изучение сборников показательных случаев.

– Как приятно сознавать, что это можно пережить.

Кэролайн смотрела на Марка Штайнера, но ее затылок жгло, будто там был сфокусирован луч лазера. Дэниел Фрателли стоял сбоку и чуть позади нее. Она слегка покрутила головой. Смешно. Этот человек вовсе не смотрел на нее. Она просто слегка спятила, наверное, от перенапряжения на занятиях.

– Конечно, это можно пережить, – пробасил декан. – Кэролайн, вы говорите об этом так, будто юридическая школа Урбана – форпост испанской инквизиции.

Какой-то бесенок заставил Кэролайн сказать:

– Вы знаете, декан, некоторые профессора очень напоминают Торквемаду.

Она не смотрела на профессора Дэниела Фрателли. Она и без этого чувствовала, что он закипает.

– Некоторые профессора стараются создать на занятиях атмосферу соревнования, в которой оказываются начинающие юристы, покинув школу. Зверь кусает зверя. Выживает сильнейший, – произнес Фрателли с хрипотцой.

Он приблизился к Кэролайн почти вплотную, и она увидела на его лице легкую улыбку.

– Интересная аналогия, профессор Фрателли, ответила она, подняв голову и расправив плечи. – Я думала, что мы говорим о законе как предмете изучения, но, кажется, вы проповедуете закон джунглей.

– Приятно видеть, что студент может на равных спорить с профессором, как это было принято у нас в Гарварде, – сказал декан Гриерсон с гаснущей улыбкой. – Штайнер, я вижу профессора Гранта. Вы помните его? Должны помнить: он ведет курс защиты права. Уверен, что он не прочь встретиться с вами.

И без лишних слов декан проворно увел адвоката по недвижимости на встречу с профессором.

– Вряд ли декану понравился наш обмен мнениями, профессор, – сказала Кэролайн.

– Не знаю, – улыбнулся ей в ответ Дэниел. – Это дало ему возможность упомянуть о Гарварде. Он обожает говорить об этом.

Кэролайн почти не слышала его. Она была очарована его улыбкой, как бы приглашавшей ее разделить с ним его искреннее веселье. Кэролайн была вовлечена в силовое поле, порожденное этой улыбкой, и даже не заметила, как начала улыбаться в ответ. Это был инстинктивный отклик.

«Этого нельзя делать», – сказала себе Кэролайн.

Она не поддавалась никаким инстинктам уже два года, с тех пор как рассталась с Гарри. Она была заперта в башне, как Рапунцель, и поэтому испугалась потока живой энергии, исходившей от Дэниела Фрателли. В ее жизни не осталось места для мужчин.

Дэниел дотронулся до ее руки:

– Что-нибудь не так, мисс Фолкнер?

– Нет!

Кэролайн отдернула руку. Его прикосновение было еще опасней, чем улыбка. Кроме того, она не выносила этого Фрателли. Он был самолюбивый маньяк, который получал удовольствие, насмехаясь над студентами. Однако чем больше она думала о нем, тем менее правдоподобным ей это казалось. В этом человеке, который с участием смотрел на нее сейчас, было что-то привлекательное, но Кэролайн не хотелось доискиваться, что именно.

– Со мной все в порядке, профессор.

– Тогда почему вы от меня шарахаетесь? Вам будто недостает креста с распятием, чтобы помахать им передо мной.

Он казался рассерженным. Улыбка исчезла, а вместе с ней и участие. Теперь это был прежний мрачный Фрателли, и Кэролайн облегченно вздохнула.

– Мне приходила в голову такая мысль, – сказала она, – но все же я не воспринимаю вас как графа Дракулу из Трансильвании.

– До графа я не дотягиваю. – В его голосе слышался привычный сарказм. – Узнав графа-вампира, вы бы тут же захотели вбить в него осиновый кол. В вашем перечне действующих лиц я фигурирую как сицилийский крестьянин, не так ли, мисс Фолкнер?

Он шагнул к ней, и Кэролайн отступила на шаг, чтобы держаться от него на расстоянии, но у нее за спиной оказалась одна из колонн, поддерживающих своды зала. Кэролайн почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Она увидела золотистые искорки в карих глазах профессора и почувствовала слабый запах крема, которым пользуются после бритья.

– Нет, профессор Фрателли. Неужели вы забыли? Вы – Торквемада, великий инквизитор.

К радости Кэролайн ее голос не дрогнул и она не отвела взгляда. Ей даже удалось изобразить прохладную улыбку.

– Вы считаете, что эта характеристика мне подходит, мисс Фолкнер? – Он не отступил от нее ни на шаг и продолжал всматриваться в ее глаза. – Я не вижу сходства.

– Мы редко замечаем наше сходство с кем-нибудь, – прошептала Кэролайн и попыталась проскользнуть мимо него.

Дэниел сделал незаметное движение и загородил ей путь:

– Вероятно, вы думаете о себе как о старом добром мистере Чипсе, – сказала Кэролайн, глядя в эти ироничные глаза цвета черной патоки.[1]

Дэниел улыбнулся ей. Куда-то исчезла его антипатия к белокурой и бледной мисс Мейн-Лайн. Сейчас он получал удовольствие от словесного поединка с достойным соперником. Он заметил, как быстро пульсирует жилка у нее на шее. Значит, не только у него ускорился пульс.

– Давайте уйдем отсюда. Я куплю вам чего-нибудь выпить в знак примирения, – сказал он, не думая, что говорит.

Кэролайн посмотрела на него как на чокнутого.

– Это Дэниел Фрателли, или в ваше тело внедрилось чужое существо? – спросила она с опаской.

– Нет никаких чужих существ, мисс Фолкнер; это мистер Чипс. Время от времени я становлюсь добрым старым учителем. Вы можете воспользоваться одним из таких моментов. Они случаются лишь раз в месяц.

Кэролайн приказала себе разжать кулачки. Он с ней просто шутил. И вообще, что страшного в том, чтобы пойти выпить с Дэниелом Фрателли? Она не знала ответа и не хотела этого выяснять.

– Спасибо, профессор Чипс, но я должна успеть на свой поезд.

Его это взбесило. Кэролайн Фолкнер отказалась от его предложения, не задумавшись ни на миллисекунду. Никакого панибратства с низшими социальными слоями! Потом до него все же дошел смысл ее слов.

– Неужели вы пользуетесь метро в такое позднее время? – удивленно спросил он.

Кэролайн казалась такой элегантной и неприступной. Она не думала о том, что с ней может случиться беда и она не будет знать, что делать.

Сестры Дэниела могли бы поведать Кэролайн, что их брат не способен позволить какой-нибудь женщине оказаться в городе одной и беззащитной. Он мог смириться с их претензиями на равенство с мужчинами, но он никогда не простил бы себе, если бы какая-нибудь из его знакомых пострадала потому, что его не было рядом.

Кэролайн удивленно воззрилась на Дэниела. Он был похож на старого беспокойного дядюшку.

– Да, профессор, конечно, я пользуюсь метро. Здесь поблизости не поймать такси. Как еще мне добираться домой после занятий? – Она встряхнула головой и посмотрела на часы. – Сейчас только шесть часов. Насильники выходят на улицы после семи тридцати согласно уставу их союза… Все равно, спасибо вам, профессор.

Беспечно махнув рукой, Кэролайн повернулась и направилась к двери. Дэниел схватил ее за руку и дернул на себя так, что ее волосы взметнулись веером.

– Вы совсем дурочка, как я вижу, – процедил он сквозь зубы. – Нельзя так легкомысленно относиться к преступникам. Их жертвой может стать кто угодно. Моя кузина подверглась нападению, и поверьте, ваша светлость, это не шуточное дело.

– Пожалуйста… ну, пожалуйста… отпустите меня. – Кэролайн роняла каждое слово, как кубик льда в напряженной тишине. – Мне жаль вашу кузину. И я вовсе не легкомысленна: не в моих привычках шататься по кладбищам, но я уже большая девочка и способна одна добраться до станции «Пригородная». Теперь отпустите меня, пока моя рука не потеряла чувствительности. – Она подняла брови и насмешливо посмотрела на него.

Дэниел ослабил хватку, но не отпустил ее руку.

– Я знаю, что вы не выносите меня. Но если я пообещаю не произносить ни единого слова, вы позволите мне отвезти вас домой?

– Нет. Пожалуйста, не надо, в этом нет необходимости.

– Тогда до станции?

– Это, кажется, то, что в хрестоматии по договорному праву называется предложением и контрпредложением?

Кэролайн снова попыталась высвободить руку.

– Хорошо сказано, мисс Фолкнер. – Дэниел не мог не улыбнуться. – Да, это мое контрпредложение. Все, что вы должны сделать, это кивнуть головой в знак согласия, и мы заключим прелестный договор.

– Тут ведь ни при чем законодательные акты по фрейдистским проблемам, верно? – Кэролайн улыбнулась в ответ, вспомнив свое успешное выступление в классе по этим актам. – Наше соглашение не стоит пятисот долларов и может быть выполнено за год.

– Ладно, ладно, вы великолепны. – Дэниел поднял руки, шутливо признавая свое поражение. – Так вы принимаете?

– Наверное…

Кэролайн высвободила руку. Ее жест не был очень вежливым, но ей и не хотелось быть вежливой. Было так приятно не думать о хороших манерах. У Дэниела Фрателли вообще не было заметно хороших манер, хотя он был истинно добрым человеком, по крайней мере, в некоторых отношениях. Например, в том, чтобы не допускать в метро среднего возраста женщин в туфлях на высоких каблуках и узкой юбке. Но учтивые машинальные «пожалуйста» или «не кажется ли вам», которые занимали важное место в жизни Кэролайн, не имели места в его жизни. Как ни странно, Кэролайн это нравилось. Она могла расслабиться и говорить так, как чувствовала.

– Декан снова направляется к нам, – шепнула она. – Давайте тихонько пойдем к двери.

Машина Дэниела была завалена книгами и папками. Он умудрился освободить место для Кэролайн, просто побросав часть бумаг и книг на заднее сиденье.

Кэролайн спросила:

– Вы уверены, что для меня есть место? Вам нужно расставить книги по полочкам в вашей юридической библиотеке на заднем сиденье.

– Так случилось, мисс Фолкнер, что я храню книги на заднем сиденье. Садитесь и пристегивайтесь. Вам придется переносить мой плебейский способ передвижения всего несколько минут.

До этой реплики Кэролайн ощущала добрые чувства даже к Дэниелу Фрателли, но теперь ее кроткое настроение испарилось. Она вспомнила, что собиралась перенести эту поездку, не выходя из себя. Ха!

– Скажите, профессор Фрателли, не можем ли мы провести пять минут вместе без этой старомодной социалистической риторики о том, как я угнетаю рабочий класс? Что во мне такого, что заставляет вас произносить подобные глупости?

От гнева ее голос звучал ниже, чем обычно. Кэролайн никогда не вопила, не визжала, всегда говорила законченными фразами. Ее дети признавались ей, что от этого им делалось еще страшнее, когда она сердилась на них. Но это не оказало действия на Дэниела Фрателли. В тот день, когда она просила его о продлении срока сдачи работы, она кричала на него, но это тоже не вывело его из равновесия.

Он засмеялся:

– Мне нравится, когда вы защищаетесь. Я думаю, что все дело в вашем очаровательном черном костюмчике с белой шелковой блузкой и в жемчуге. Очень шикарно. Очень дорого. Великолепно для сноба из Мейн-Лайн, посетившего трущобы низшего класса.

– Вы не могли бы прекратить нести эту чепуху насчет Мейн-Лайн, как вы думаете? – спросила Кэролайн. – Мне трудно вам передать, до чего это скучно.

– Простите, что утомляю вас, герцогиня.

Он прикусил язык. Все время так получается: как только ему кажется, что он почувствовал теплоту и живость в Кэролайн Фолкнер, как он уже знает, что сейчас она скажет нечто вселенски-усталое и скучнее и ему захочется хорошенько встряхнуть ее.

– Вы проехали «Пригородную», – сказала Кэролайн. – Для того, кто так торопится избавиться от меня, вы недостаточно хорошо смотрите, куда едете.

– Я еду в Бринвуд.

– Послушайте, у нас ведь договор. Одна сторона не может самовольно вносить изменения, профессор.

– Бринвуд, мисс Фолкнер.

– Согласна на компромисс: станция на Тридцатой улице. Следующая остановка.

Кэролайн дотронулась до его руки. В первый раз она добровольно прикоснулась к нему, и ее рука обожгла его, как огонь. Кэролайн почувствовала, что Дэниел вздрогнул.

Дэниел ощущал, как жар ее руки распространяется в нем до самых нервных окончаний. «Пусть она едет на своем проклятом поезде, если ей так хочется», – сказал он себе. Чем быстрее она выйдет из машины, тем лучше. Не говоря ни слова, он повернул на Тридцатую улицу и въехал на стоянку перед вокзалом. Затем повернулся к своей пассажирке с жестом, обозначающим: «Вот мы и на месте».

Кэролайн поспешно принялась отстегивать ремень. Она выскочила из машины, как будто очень хотела скорее расстаться с ним.

– Спасибо, профессор Фрателли.

– Пожалуйста, в любое время, мисс Фолкнер.

«Никогда больше, мисс Фолкнер».

Как только она исчезла в вокзальной толпе, Дэниел погнал машину прочь от вокзала, прочь от Кэролайн Фолкнер, с ее гладкими волосами и духами, благоухающими, как весенний луг. Этот черный костюм с юбкой выше колен. Эти черные чулки на длинных, длинных ногах. И эти высокие каблуки… «Остановись же, Фрателли. Выбрось все это к чертям из головы. Она – ледяная блондинка из Мейн-Лайн. – И наконец на поверхность всплыла неприятная мысль: – Прямо как Элисон».

Он заставил себя ехать домой медленно. Заплатил няне, которая сидела с ребенком, и поднялся наверх посмотреть на свою дочку. Сара уже спала. Дэниел пошел на кухню налить себе чего-нибудь выпить. Наклонившись над стойкой, он глубоко вздохнул.

«Слава Богу, с этим покончено».

Глава 4

Кэролайн взяла свой аккуратно напечатанный конспект, водрузила на нос очки для чтения в роговой оправе и начала еще раз:

– Случай О'Коннора важен…

– Чей случай, Кэро?

Круглое лицо Сьюзен Элдер нахмурилось от напряженного внимания.

Кэролайн оглядела членов учебной группы, собравшихся в ее гостиной. Кевин и Сьюзен растянулись на полу, положив под спину сине-белые диванные подушки. Нил Кассиди сидел по-турецки, как индийский гуру, в выцветшем свитере и изношенных джинсах. Все они были без обуви. Поношенные туфли валялись на полу.

– Это насчет хирурга по пластическим операциям, который ошибся, исправляя нос, и сделал его курносым.

– Ах да. – Кевин вытянул вперед свои длинные ноги. – Я помню. И… истица утверждала, что врач обещал ей внешность какой-то старой кинозвезды.

– Хеди Ламарр, – подсказала Кэролайн, вспоминая свое детство. – Дело в том, что здесь действительно была налицо преступная небрежность врача, но истица выиграла на теории подразумеваемого договора. Фрателли сказал в классе, что это важно, потому что это стирает границу между договором и гражданским делом о нанесении ущерба. Какие будут комментарии? – спросила Кэролайн.

Молчание.

Она огляделась вокруг. Она единственная сидела на стуле, но, за исключением этого, внешне почти не отличалась от своих одноклассников: джинсы и свитер, туфли сняты, ноги поджаты под себя.

– Я плохо объяснила? У вас такой вид, как будто вы сейчас заснете, но Фрателли наверняка под конец даст нам что-нибудь о нанесении ущерба. Он в прошлом году написал об этом статью в Колумбийское юридическое обозрение.

Четыре пары глаз безучастно смотрели на нее.

– Честно говоря, Кэро, – сказала Сьюзен, – если не считать истории про испорченный нос, я в жизни не читала ничего скучнее. После этого курс по истории флотской профессиональной этики, который я слушала в колледже, кажется романом Тома Клэнси.

– Правда-правда. – Кевин, который немного заикался, наконец почувствовал себя раскованно в группе и заговорил. – Договоры – это невероятно скучно. Даже… битвы между вами и Ужасным Дэном не могут нас надолго взбодрить, Кэро.

– Я с ним не воюю. – Кэролайн села немного прямее. Она почувствовала красноречивую краску на своих щеках. – У меня просто есть несколько вопросов к профессору Фрателли.

– Ну да, после того, как он припек вас, вы перевели огонь на него. – Нил усмехнулся. Он передразнил мягкий голос Кэролайн: – Боюсь, что я не понимаю, почему суды считают соглашения по привилегиям справедливыми. Разве тем они не наказывают бедных и необразованных людей, которые не могут нанять дорогих адвокатов?

Кэролайн засмеялась вместе со всеми.

– А вы не знали, что он составлял договоры по привилегиям для какого-то процесса быстрого приготовления пищи? – спросила Сьюзен. – Это была серьезная заявка стать знаменитым, когда он еще был практикантом-юристом. О нем даже статьи писали.

– Нет, – сказала Кэролайн, – я не знала. Откуда мне знать? А откуда вы знаете?

– Я посмотрела его файл в базе данных компьютера, – ответила Сьюзен. – Там есть очерк о нем из «Американского юриста». Фрателли был компаньоном в какой-то большой юридической фирме в Нью-Йорке. Знаете, на Уолл-стрит, где вы представляете бандитов из корпорации по семьдесят часов в неделю и они платят вам до черта долларов, которые вы не успеваете тратить.

– Вот это настоящая жизнь, – сказал Кевин, потянувшись и зевнув. – Работать как дурак, десять – пятнадцать лет, а потом выйти на пенсию и купить остров с пресной водой, кокосовыми орехами и роскошным домом.

Сьюзен проигнорировала его слова:

– Ну вот, Фрателли быстро продвигался вверх. Бесспорно, он революционизировал договоры по привилегиям, чтобы в бизнесе легче было избавиться от непорядочных дельцов.

– И он еще посмел назвать меня снобом! – Возмутилась Кэролайн.

– Когда это было? Я не помню, чтобы он про вас говорил что-то личное в классе после той его чепухи насчет жителей Мейн-Лайн. – Сьюзен нахмурилась. У нее была великолепная Память. Ее явно раздражало, что она не может вспомнить высказывание. – Ваши стычки – самое интересное, что у нас бывает в классе, Кэро. Не оставляйте этого занятия, а то мы все сойдем с ума.

Кэролайн замолчала. Она вспомнила: Фрателли назвал ее снобом, когда она встретилась с ним на приеме у декана. Ей не хотелось рассказывать в группе, что она встречалась с Дэном на приеме. Она вообще не хотела вспоминать об этой встрече. Вспоминая, она снова чувствовала тепло, исходившее от его руки, когда он дотронулся до нее. Об этом невыносимо было думать.

– Так мы вернемся к оценке ущербов, или нам пора признать, что уже ночь? – Кэролайн взглянула на часы. – Сейчас половина одиннадцатого. Все остальное, кроме этого, мы сделали. Я думаю, надо передохнуть. Пожалуйста, доедайте попкорн и печенье. Если что-то останется, я…

Ее прервал звонок телефона. Она извинилась и вышла с телефоном на кухню. Звонила Тесса. Кэролайн вздохнула. Она не чувствовала себя уверенной, что готова воспринимать список Тессы, состоящий из всех тех вещей, которые Кэролайн не могла купить, хотя все девочки в колледже их имели. Это было как молитва, и, по крайней мере, раз в неделю Кэролайн приходилось это выслушивать.

У нее болело сердце за своих детей. Тессе и Бену приходилось нелегко. Их уровень жизни резко снизился. Гарри практически исчез из их жизни, если не считать нерегулярных телефонных звонков, обычно спустя несколько недель после дня рождения. Ни подарка, ни даже открытки.

– Привет, дорогая, как дела?

Кэролайн знала, что ее голос звучит неестественно бодро, но ничего не могла с этим сделать.

Тесса никогда не признавала, что ее отец был в чем-то не прав. Во всем была виновата Кэролайн, как будто Гарри не ушел бы, если бы она была лучшей женой – умнее, сексуальнее, богаче. Кэролайн понимала: Тесса пытается убедить себя, что мать будет любить ее, несмотря ни на что, и никогда не бросит ее, как это сделал отец. В то же время Кэролайн должна была помогать Тессе переносить непростые реалии ее жизни.

– Ой, мама, привет! Слушай, в следующие выходные все поедут кататься на лыжах в Поконос. Ты не могла бы прислать мне сотню или полторы, чтобы я тоже могла поехать? В этом сезоне я еще ни разу не каталась на лыжах. Я раньше всегда ездила.

У Тессы был грустный голос. Кэролайн вздохнула. Тесса до сих пор оглядывалась на то время, когда ее семья еще не распалась и никто особенно не думал, что сколько стоит.

– Тесса, дорогая, ты же знаешь, мне в конце месяца надо платить за учебу, и Бену нужны книги по новым предметам, так что я боюсь… – Голос Кэролайн звучал неуверенно. Ей было ужасно неприятно, что она не может дать Тессе всего, к чему та привыкла. – Я просто не могу представить, как еще растянуть свою зарплату. Это просто невозможно, Тесса. Извини.

Голос Кэролайн стал тверже. Она глубоко вздохнула.

– Ох, мама, я больше ничего не прошу! Почему мне нельзя поехать? Ведь это всего сто долларов. – Голос Тессы все больше сбивался на плач.

Кэролайн закусила губу, сама не понимая, что она чувствует: жалость, гнев или просто унижение оттого, что она не может позволить своему ребенку совершить поездку, о которой два-три года назад она бы даже не задумалась.

– Послушай, дорогая, мы ведь уже говорили об этом. Нам всем надо привыкнуть тратить меньше денег. И мы говорили насчет работы, Тесс, если ты действительно хочешь иметь карманные деньги.

– А как насчет папы?

Кэролайн почувствовала кислые нотки в голосе Тессы и поспешила успокоить ее, попытавшись сделать вид, что все не так уж катастрофично:

– Ну ведь ты всегда можешь позвонить ему, но ты знаешь, что он не всегда отвечает так, как тебе бы хотелось. Но попробуй, позвони, если тебе кажется, что это хорошая мысль.

– Я не могу ему звонить, – сердито сказала Тесса. – В прошлый раз, когда я ему звонила, ответила она. Я не могу разговаривать с ней. Ты бы, мама, позвонила ему и попросила для меня.

– Я думаю, что папа предпочел бы услышать просьбу от тебя, Тесса. Тогда гораздо больше вероятности, что он пошлет тебе деньги.

На самом деле Кэролайн была совершенно уверена, что Гарри никому не пришлет денег. Он жил на милостыню своей матери. Семейный бюджет находился в ее руках, и она выделяла из него деньги для Гарри. Его инфантильность, которая всегда была ему присуща, с годами только усилилась, особенно после того, как он потерял свой бизнес и переехал в Калифорнию.

Тесса молчала.

– Слушай, Тесс, – сказала Кэролайн, – может быть, я найду для тебя двадцать долларов, если тебя это спасет. Завтра же пошлю тебе чек. Боюсь, это единственное, что я могу сделать. – Кэролайн вздохнула и попыталась улыбнуться. Хотя Тесса этого не видела, все равно Кэролайн стало немного легче.

– Спасибо, мама. Может быть, я позвоню папе насчет остального. – Тесса помолчала минуту. Кэролайн уже знала, что за этим последует, и мысленно собралась с духом. – Тебе, кажется, надо платить за обучение, правда? Полагаю, что это гораздо важнее, чем все, что нужно мне и Бену.

Голос Тессы был еще раздраженнее, чем слова. Когда бы ни зашла речь о юридической школе, Кэролайн чувствовала, как растет негодование Тессы.

Отношение Тессы так раздражало Кэролайн, что, услышав эти упреки, она начинала относиться к своей дочери почти неприязненно. В такие минуты она чувствовала свою вину за то, что не ощущает любви к собственному ребенку.

Кэролайн так сжала телефонную трубку, что у нее побелели суставы на пальцах. Она снова почувствовала себя побежденной.

– Ладно, Тесса, – сказала она спокойно, – довольно. Мы это уже обсуждали. Ты можешь позвонить папе, если тебе угодно, но я бы хотела, чтобы ты подумала об устройстве на работу. Когда я в последний раз к тебе приезжала, было много объявлений.

– Да, мама, – уныло проговорила Тесса. – Мы никогда не договоримся насчет юридической школы или работы. Ты ведь знаешь, что, если бы ты не платила за школу Урбана, мы не были бы в таком тяжелом финансовом положении.

– Ты еще не рассказала мне, как прошла неделя, – заметила Кэролайн, твердо решив сменить тему.

– Нету времени, мам. Надо бежать в компьютерный центр. Пока!

Кэролайн медленно повесила трубку и на минуту прислонилась к стене, закрыв глаза, чтобы не расплакаться. Почему после разговора с Тессой она всегда чувствовала себя опустошенной и виноватой? Она спросила себя, твердо ли ее решение стать адвокатом.

Может быть, она поступает эгоистично, удовлетворяя в первую очередь свои потребности, а не потребности детей? Если бы речь шла об их учебе в колледже, Кэролайн отложила бы мечты о собственной учебе на потом. Но, к счастью, а может быть, к несчастью, мать Гарри сделала вклад на учебу Бена и Тессы много лет назад. Осталось заработать только на дополнительные расходы. Но сколько же этих дополнительных расходов: одежда, книги, путешествия, карманные расходы – список можно продолжать бесконечно.

Дети тяжело пережили развод, Кэролайн знала об этом, но она считала, что после ухода Гарри они с детьми станут ближе. Вместо этого они с Тессой замкнулись каждая в своей скорлупе, не в состоянии спокойно общаться друг с другом. Бен не изливал своих эмоций на мать, но прятался за едкой иронией.

Хватит об этом, решила Кэролайн, глубоко вздохнув и открывая глаза. Она выпрямилась и тут увидела Сьюзен Элдер, стоящую в дверях с пустой тарелкой в руке.

– С вами все в порядке? – спросила она. – Плохие новости?

– Нет, нет, ничего подобного. – Кэролайн вымученно улыбнулась. Это Тесса звонила. Она старается звонить раз в неделю. Я, кажется, говорила, что она учится на первом курсе в Бакнеле?

Кэролайн почувствовала, что ее защитная броня встала на место. Ее улыбка превратилась в фальшиво сияющую, голос стал звонким и веселым. Гордая и счастливая мама после телефонного разговора со своей умной дочкой.

Сьюзен смотрела на Кэролайн. Что отражалось в ее глазах? Жалость? Кэролайн надеялась, что нет. Голос Сьюзен звучал отстраненно:

– Что ж, я рада. Может быть, когда она приедет на каникулы, мы с ней познакомимся.

– Надеюсь, что да.

Улыбка Кэролайн стала еще менее искренней. Ее дочь не захочет знакомиться с их учебной группой.

Тессу возмущало, что мать поступила в юридическую школу, и меньше всего она хотела бы знакомиться с кем-то, кто с этим связан.

– Вернемся к оценке ущерба? – спросила Кэролайн.

– Нет уж, на сегодня хватит. Может быть, Фрателли во вторник прольет свет на эту тему.

Четверо студентов отнесли свои стаканы и тарелки на кухню. Тщательно рассортировав, они разделили оставшееся шоколадное печенье на равные кучки и завернули их в целлофан, чтобы унести по домам. Одна из причин, по которой воскресные занятия обычно проходили у Кэролайн, заключалась в том, что у нее была большая гостиная. Другой причиной было то, что Кэролайн иногда пекла печенье, чего все остальные не могли себе даже представить.

Кэролайн высунулась за дверь, наблюдая как четверо ее друзей забираются в старенькую малолитражку и отъезжают. Кэролайн очень любила свою группу. Она иногда думала, что не сможет выучить, сохранить в памяти и, наконец, применить все те юридические знания, которые она старалась впитать. Но группа могла выработать совместное решение задачи, которую по отдельности они не сумели бы решить.

Был холодный вечер поздней осени, и машина Кевина уже давно скрылась за углом. Кэролайн встряхнулась и вернулась в дом. Она обошла гостиную, машинально взбила подушки и поправила абажуры на лампах. Потом поразмышляла, не доставить ли себе удовольствие и не почитать ли в постели детектив. В конце концов, ведь уже вечер воскресенья, последние часы выходных. Ей было бы нетрудно убедить себя, что она заслужила отдых.

Звонок телефона разорвал тишину воскресного вечера. Снова Тесса? А может, это Бен решил сделать один из своих очередных звонков? Снимая трубку, Кэролайн слабо улыбалась этой мысли.

Звонил ее экс-муж.

Разговор с Гарри требовал большого напряжения.

Гарри воспринимал обыкновенную вежливость со стороны Кэролайн как скрытую уловку вернуть его обратно. Он был то снисходительным, то самодовольным из-за того, что считал неумелыми попытками Кэролайн заманить его в сети. Кэролайн не знала, смеяться ей или плакать. Она не хотела, чтобы Гарри вернулся. Она не знала, каким он стал теперь. Человек, который способен жить в роскоши в Малибу, позволяя матери любовно ухаживать за собой, в то время как его дети вынуждены отказываться от вечеринок и свиданий, был не тем, за которого Кэролайн выходила замуж. А может быть, он всегда таким был? Может быть, она никогда по-настоящему не знала Гарри Фолкнера? Эта мысль была ужасна. Если Кэролайн так ошиблась в человеке, которого она должна была знать лучше всех в мире, значит, она ни о ком не может судить.

Гарри сразу перешел к делу:

– Слушай, Кэро, ты бы объяснила Тессе, чтобы она не надоедала Роксане. Тесса мне сегодня звонила и просила денег. – Гарри явно был обижен. – Правда, Кэро, ты можешь научить чувству ответственности? Я работаю, как вол, чтобы начать новое дело. У меня нет лишних денег, чтобы Тесса могла съездить отдохнуть на выходные.

– Какое новое дело?

С тех пор как Гарри уехал из Пенсильвании, это было уже третье.

– Прокат дельтапланов. Никто еще такого не делал. Это будет грандиозное предприятие. По всей стране.

Гарри лопался от энтузиазма. Он говорил так, как будто продавал идею перспективным инвесторам.

– Прокат дельтапланов по всей стране?

Кэролайн не верила своим ушам.

– Ну, конечно. Это идея, час которой настал.

– Гарри, но в Канзасе или Айове даже холмов приличных нет. Откуда там планировать?

– Вот опять ты, Кэролайн, всегда начинаешь занудствовать. Ладно, у меня больше нет времени для бессмысленных разговоров. Просто объясни Тессе, что у меня сейчас нет лишних денег из-за моего нового проекта.

– Разве ты сам ей не объяснил, почему ты не можешь дать…

– Я не могу разочаровать мою куколку. Ты ведь не хочешь, чтобы она считала своего папу неудачником. Я сказал ей, что попытаюсь найти деньги и, если мне удастся, позвоню тебе. Так что ты только подожди до вторника или среды, позвони ей и скажи, что я не смог. – Гарри говорил быстро, как всегда, когда он хотел, чтобы кто-то выручил его из неприятной ситуации. – В конце концов, Кэролайн, тебя ведь никто не заставлял тратить деньги на юридическую школу. Если ты ее бросишь, у тебя будет на тысячу в год больше для Тессы и Бена.

Кэролайн ожидала чего-то подобного от Гарри. И хотя она знала, что он давно ее не слушает, она сделала еще одну попытку:

– Гарри, но ведь ты мог бы попросить свою мать помочь детям…

– Кэролайн, мы это уже обсудили. Официальные последствия того, что мы дадим им какие-то деньги, будут ужасны для мамы и для меня. Ты как никто другой должна это понять. Сейчас у меня нет времени. Мы с Роксаной идем на вечернюю прогулку. Просто скажи Тессе, что я не могу ей помочь.

Кэролайн глубоко вздохнула и подумала, что с книгой придется подождать. Она вдруг заметила, что пол в кухне пора вымыть. Вернее, что ей пора заняться мытьем пола. Кэролайн использовала уборку дома для разрядки своих эмоций. В последние два года дом сверкал как никогда раньше. Даже, несмотря на юридическую школу и работу, у Кэролайн часто возникала потребность мыть и чистить.

Внезапно Кэролайн села на корточки посреди кухни, окруженная мыльной пеной, и засмеялась. Она вдруг представила себе Гарри с крыльями в виде престарелого Икара, прыгающего с крыши сарая в Айове. От этого зрелища ей стало так хорошо, что она бросила на середине недомытый пол и пошла спать.

Глава 5

На следующий вторник Дэниел вошел в класс со стопкой бумаг в руках, и в ту же минуту раздался звонок. Все уже несколько дней гадали, когда они получат свои работы. Кэролайн смотрела на стопку с подозрением. Она почти боялась узнать, что ей поставил Фрателли. Ведь это ее первая оценка в юридической школе, и поставить ее должен именно Фрателли.

Урок закончился, и Кэролайн вместе с другими подошла к профессору Фрателли получить свою работу. Когда она назвала свое имя, он, не поднимая глаз, что-то буркнул и велел ей подождать, пока он раздаст остальные работы. Кэролайн нетерпеливо ждала в стороне, пока однокурсники выходили из класса, поспешно открывая последний лист в поисках оценки, чтобы уже потом вернуться к чтению профессорских комментариев.

И вот наконец Кэролайн осталась наедине с Дэниелом Фрателли в просторном пустом классе. Она ожидала в нетерпеливом молчании, пока он тщательно укладывал свой портфель.

Дэниел поднял глаза.

– Вы ждете свою работу? – сказал он.

– Да, как вы просили, – ответила Кэролайн сквозь зубы.

Этот человек с каждым днем становился все невыносимее. Когда она покончит с договорным правом и с Дэниелом Фрателли, то перед уходом выскажет ему все, что она думает о его мелочном преследовании.

– Да, да, конечно. Я поставил вам оценку, хотя работа была сдана позже срока.

На следующий вторник Дэниел вошел в класс со стопкой бумаг в руках, и в ту же минуту раздался звонок. Все уже несколько дней гадали, когда они получат свои работы. Кэролайн смотрела на стопку с подозрением. Она почти боялась узнать, что ей поставил Фрателли. Ведь это ее первая оценка в юридической школе, и поставить ее должен именно Фрателли.

Урок закончился, и Кэролайн вместе с другими подошла к профессору Фрателли получить свою работу. Когда она назвала свое имя, он, не поднимая глаз, что-то буркнул и велел ей подождать, пока он раздаст остальные работы. Кэролайн нетерпеливо ждала в стороне, пока однокурсники выходили из класса, поспешно открывая последний лист в поисках оценки, чтобы уже потом вернуться к чтению профессорских комментариев.

И вот наконец Кэролайн осталась наедине с Дэниелом Фрателли в просторном пустом классе. Она ожидала в нетерпеливом молчании, пока он тщательно укладывал свой портфель.

Дэниел поднял глаза.

– Вы ждете свою работу? – сказал он.

– Да, как вы просили, – ответила Кэролайн сквозь зубы.

Этот человек с каждым днем становился все невыносимее. Когда она покончит с договорным правом и с Дэниелом Фрателли, то перед уходом выскажет ему все, что она думает о его мелочном преследовании.

– Да, да, конечно. Я поставил вам оценку, хотя работа была сдана позже срока.

– Она была сдана не позже срока, профессор. Вы мне продлили срок. – Кэролайн с трудом сдерживалась, чтобы говорить спокойно.

– О, разумеется. – Он взглянул на нее с сардонической улыбкой. – Если бы я этого не сделал, вы получили бы ноль за сдачу с опозданием, и мне не пришлось бы читать вашу работу.

– Почему же вы не отдаете ее мне, если оценка уже поставлена?

Ну вот, опять ему это удалось: Дэниел Фрателли потянул за веревочку, и Кэролайн взорвалась от гнева. Предсказуемая реакция, как у собаки Павлова.

– Я должен подержать рукопись еще день или два.

Это было невыносимо. Она должна знать свою оценку, ведь это первая оценка ее успехов в школе. После того как она столько лет ничему не училась и так сильно сомневалась в своих возможностях, ей нужно было знать, как профессор оценивает ее работу. Даже мнение Дэниела Фрателли в этот момент что-то значило:

– Почему вы хотите задержать работу? Мне нужно знать свою оценку, профессор. Есть ли какая-нибудь причина, по которой я не могу узнать ее, или это ваш особый стиль поведения со снобами из Мейн-Лайн?

Кэролайн трясло от нервного возбуждения и гнева, но она не была напугана. Лучше бороться, чем позволить на себе ездить.

– Послушайте, мисс Фолкнер, – поднял руки Дэниел, – я не пытаюсь чинить препятствия. Я задержал вашу работу, чтобы сделать с нее копию. Копию сделать нужно для того, чтобы послать ее в комиссию по награждениям. Я рекомендую вас в кандидаты на первый приз среди первокурсников.

Кэролайн молча уставилась на Фрателли. Он рекомендует ее работу на приз? Наверное, она ослышалась. Он, должно быть, сказал «вниз» или что-то еще, только не «приз».

– Не смотрите на меня так, мисс Фолкнер, а то я начинаю думать, что у меня на лбу вырос третий глаз. – Кэролайн не отвечала. – По крайней мере, закройте рот, – сказал он сухо. – Вы выглядите, как деревенская дурочка.

Вот это уже был прежний Фрателли. Значит, она не бредит.

– Это… это хорошая работа? – спросила Кэролайн.

– Разумеется, это хорошая работа, мисс Фолкнер. Я не стал бы рекомендовать плохую работу, не так ли? Вы получили пятерку.

Дэниел смотрел на нее из-под густых темных бровей. Он и раньше знал, что Кэролайн Фолкнер красивая женщина. Еще на приеме в деканате он заметил ее необыкновенные голубые глаза. Когда они разговаривали, его охватило физическое влечение, такое же еле уловимое и незабываемое, как запах ее духов. Но сейчас он впервые увидел, как Кэролайн наконец сбросила с себя груз своей строгой одежды и сдержанного поведения. Сейчас победная улыбка Кэролайн Фолкнер могла бы осветить весь город.

Дэниел уже признался сам себе, что ему доставляет удовольствие злить Кэролайн. Он считал, что это ей полезно. Обычно она старалась сдерживать свои эмоции и все же всегда реагировала на его подначки.

Когда она злилась, то становилась красивее. Но он не был готов к встрече с этой, вновь обнаруженной Кэролайн – гордой, уверенной в себе, светящейся торжеством.

Кэролайн все еще не знала, что сказать. Ей казалось, будто гигантский камень только что свалился с ее груди, как будто в ее венах забурлило шампанское.

Она это сделала! Она получила пятерку в юридической школе Урбана. Предвкушение будущих пятерок, удовлетворения от хорошей работы по выбранной специальности заполонило ее мысли. Независимо от того, что думают ее дети, или бывший муж, или кто угодно еще, она будет чертовски хорошим адвокатом!

Но самым хорошим, совершенно неожиданным и замечательным было то, что именно Дэниел Фрателли вручил ей ключи в этот мир. Если бы кто-нибудь другой, а не Фрателли со своей сардонической полуулыбкой стоял перед ней, она бы, наверное, не удержалась от того, чтобы обнять его и издать крик неподдельной бурной радости.

Это была удивительная минута. Несмотря на неудобство, которое Кэролайн ощущала в присутствии Фрателли, она хотела поблагодарить его, немного поделиться с ним своими чувствами. Она улыбнулась ему и дотронулась до его руки. По ее пальцам как будто пробежала искра, но на этот раз она не отдернула руку.

– Профессор, – сказала она, не успев подумать о том, что говорит, – я бы хотела это отпраздновать. Давайте ненадолго забудем о наших расхождениях. Пожалуйста, позвольте мне угостить вас выпивкой.

– Вы мне ничего не должны, мисс Фолкнер, – резко сказал Дэниел, убирая руку за спину. – Вы заслужили свою оценку и рекомендацию. Не стоит меня благодарить. Я сделал бы это для любого ученика.

Можно было не сомневаться, что Фрателли остудит ее пыл холодным душем. Его слова звучали так, как будто поставить Кэролайн пятерку было самым трудным делом в его жизни. Как будто, приглашая его выпить, Кэролайн пыталась подкупить его, чтобы он ставил ей пятерки до конца семестра. Она повернулась к двери, мысленно давая себе обещание больше никогда в жизни не говорить приятного мужчине, что бы он ни сделал.

– Ну что же, еще раз спасибо, мистер Чипс, – сказала Кэролайн, повернувшись спиной к Дэниелу.

– Я не чувствую себя сегодня по-чиповски, – ответил Дэниел с каменным лицом.

– Да, пожалуй. Но, видимо, вы это чувствовали, когда оценивали мою работу. – Кэролайн помахала рукой. – А именно это сегодня важно.

Поспешно идя по коридору к двери, Кэролайн слышала медленные шаги Дэниела Фрателли за своей спиной, как будто он специально старался не догнать ее.

– Мы угощаем, Кэролайн. Вы единственная получили пятерку!

Кевин Келли, обхватив руками спинку стула, сидел в кафетерии на первом этаже школы. Была суббота, и их учебная группа встречалась в одной из аудиторий наверху.

– Он совершенно прав, в виде исключения, – не удержался от колкости Нил Кассиди. Это был изящный юноша с соломенного цвета волосами и голубыми глазами. В Ниле Кассиди все казалось блеклым, размытым. Кэролайн он напоминал недодержанную фотографию. Но его мозги были совсем не блеклыми. Он мог с кристальной ясностью изложить свои идеи кому угодно. – Пойдемте, пока в баре не кончились крендели.

Баром назывался кабачок в двух кварталах от школы. На неоновом знаке над дверью было написано просто «Бар». Говорили, что второй хозяин снял первоначальное имя, но у него не хватило денег его изменить. Уже много лет бар оставался просто «Баром», и если у него когда-то и было другое имя, то все его давно забыли. Внутри было темно и накурено, и ранним субботним вечером помещение пульсировало голосами и движениями студентов, неплохо проводящих там время за столиками.

– Пива для всех, идет? – проорал Нил, перекрикивая завывания гитары Эдди ван Халена, раздающиеся из автоматического проигрывателя. – Кэролайн?

– Отлично! – прокричала она.

Кэролайн не очень любила пиво, но в тот момент покупка шотландского виски была за пределами ее финансовых возможностей, а идея купить в баре белое вино представлялось сомнительной. Пиво более или менее годилось.

Они выпили за Кэролайн, а потом друг за друга; оставшаяся троица получила по четверке или по четверке с плюсом за работу по договорному праву. Они хохотали и поддерживали подобие разговора под шум и музыку на верхнем уровне децибелов. Кэролайн была им всем благодарна. Обычно ее субботний вечер ничем не отличался от вечеров с понедельника по пятницу. Даже пиво, выпитое вместе с однокурсниками, было для нее событием.

В конце концов, Сьюзен сказала, что она должна идти встречать свою мать из кино, и все договорились увидеться назавтра у Кэролайн. Теперь их встречи по выходным длились дольше. Был уже ноябрь, дело близилось к устрашающим экзаменам первого семестра, и напряжение усиливалось.

Они расстались прямо у бара, и Кэролайн повернулась, чтобы пройти полквартала до метро. Было еще только шесть часов, и на улице были люди. Кэролайн быстро двинулась в путь, как вдруг почувствовала, что кто-то схватил ее за руку.

Она рванулась, приготовившись завопить и одновременно доставая из сумочки газовый баллончик, который всегда носила с собой.

– Пожалуйста, не кричите, мисс Фолкнер, – сказал Дэниел Фрателли. Он поднял руки над головой, насмешливо улыбаясь. – Я вижу, студентка готова к самообороне.

Кэролайн со свистом выдохнула воздух и попыталась остудить свой адреналин.

– Сначала следовало бы заговорить с человеком, профессор, а потом уже хватать его, – сказала она прерывающимся голосом. – Прошу прощения, но я вас не видела. Откуда мне было знать, что это вы?

– Полностью признаю свою вину. Я остановил вас, чтобы попробовать пригласить вас выпить, как уже предлагал вам на приеме у декана.

Дэниел ежился от холода. На нем был твидовый плащ и клетчатый шерстяной шарф вокруг шеи.

– Это очень мило с вашей стороны, но я только что вышла из «Бара».

– Тогда вам действительно необходимо выпить. Пойдемте, за этим углом есть маленькое спокойное местечко. Вход только для взрослых с тихими голосами, а из музыки только Телониус Монк и Вивальди, улыбнулся Дэниел.

Кэролайн почувствовала, что ей хочется пойти с ним. Опять эта улыбка: она делала его веселым и добрым, его энергия превращалась в теплоту. Все в его характере, что казалось таким чужим, растворялось в улыбке. Когда он улыбался, Кэролайн каждый раз осознавала, почему она никогда не понимала Дэниела Фрателли. Инстинктивно она тоже ответила улыбкой.

Дэниел увидел ответную улыбку и, не дожидаясь слов, взял Кэролайн за руку и повел через улицу в невзрачное заведение без всякой вывески. Интерьер был под стать звучавшему там неспешному джазу.

Все было выполнено в розово-лиловых и серых тонах с серебром, с художественными украшениями на стенах. Дэниел посадил Кэролайн на одну из скамеек, снял пальто и сел напротив нее. На нем была зеленая клетчатая рубашка и коричневый твидовый жилет.

Каким-то образом все это хорошо сочеталось с его потертыми джинсами и кроссовками.

Кэролайн смотрела на Дэниела через стол. Его глаза блестели, а на губах играла улыбка. Густые темные волосы, тронутые сединой на висках, были всклокочены, и прядь волос упала на лоб. Кэролайн никогда еще не видела его таким привлекательным.

Почти красивым, заключила она. Почти.

– Что бы вы хотели? – спросил Дэниел, когда подошел официант. – 3абавного маленького Шардоне?

Его улыбка показала Кэролайн, что он смеется не над ней, а над снобами, которые, говоря о вине, дают ему человеческие характеристики.

– Я пила мексиканское пиво, – предупредила Кэролайн.

– Наверное, в баре это самое безопасное. Но здесь я ручаюсь за вино. Я возьму немного калифорнийского 3индфанделя, Арт.

3аказав то же самое, Кэролайн подумала, что профессор Фрателли, очевидно, часто сюда заходит, раз он знает имя официанта.

– Предупреждаю вас, что 3индфандель не забавный. Скорее, немного скучный, – сказал Дэниел.

– Я все-таки рискну. – Официант вернулся со стаканами, и Кэролайн поднесла свой стакан к стакану Дэниела. – Большое вам спасибо за вино, профессор. Я ценю, что вы свернули с пути…

Дэниел ответил гримасой:

– Я вовсе не любезен, и вы это знаете. Я никогда не бываю любезным. Я пригласил вас сюда, потому что увидел вас и подумал, что это неплохая идея.

Кэролайн глотнула вина. Она все еще настороженно относилась к Дэниелу, но вино было хорошее, и пока что Дэниел-Разрушитель был более чем вежлив. Просто мил. Почти очарователен. Конечно, если идти старым путем, через пять минут они начнут спорить. Но будет гораздо труднее скрестить шпаги с человеком, который считает, что она заслужила приз. Неужели тот факт, что она оказалась хорошей студенткой, сделал Дэниела таким приятным? Кэролайн не была уверена, что ей уютно с вежливым и очаровательным Дэниелом Фрателли. Она могла защититься от его сарказма и неодобрения, но как ей соблюсти дистанцию, когда он улыбается, шутит и выглядит таким оживленным?

Дэниел оценивающе посмотрел на нее:

– Мне нравится ваш свитер. Вам идет голубой цвет. Носите его чаще.

– Спасибо. – Кэролайн наклонила голову. Свет отражался в ее волосах, придавая им оттенок неяркого солнечного сияния. – Суббота – это единственный день, когда я не еду в школу прямо с работы и поэтому могу одеться свободно.

Несколько минут они сидели в непринужденном молчании, пока Дэниел не сказал:

– Надеюсь, это означает, что мы можем прекратить наши споры. Нам удалось поддерживать вежливую беседу целых, – он взглянул на часы, – десять минут. Как вы думаете, если перед каждым занятием выпивать по стакану вина, мы сможем создать такое же благодушное настроение?

– Это интересная мысль, – сказала Кэролайн, – но я думаю, что будет то же самое, если я обещаю не поднимать руку в классе, а вы согласитесь не вызывать меня. Если мы не будем разговаривать друг с другом, то не сможем спорить.

– Это очень трусливая идея, мисс Фолкнер, хотя я должен признать, что вы действительно много возражаете в классе.

То, что Кэролайн Фолкнер не соглашалась с ним, было, с точки зрения Дэниела, одним из ее подкупающих качеств. Она всегда была вежлива, но смело высказывала свои мысли, на что редко решались другие первокурсники.

– Я не считаю, что это простые возражения, профессор, – строго сказала Кэролайн, еле сдерживая улыбку. – Мы обмениваемся мнениями.

Она подняла подбородок. Ей было слишком много лет, чтобы ее мог смутить Дэниел Фрателли, даже когда он озадачивал ее, становясь просто приятным. Это навело Кэролайн на другую мысль, которая охватила ее, как порыв холодного ветра. Она смотрела его резюме в каталоге юридической школы. Профессору Дэниелу Энтони Фрателли было тридцать семь лет, на семь лет меньше, чем Кэролайн. Вероятно, многим женщинам эта разница не показалась бы слишком большой, но они не учились в школе с людьми одного возраста с их детьми. Их не учил преподаватель на несколько лет младше, чем они. Возможно, это была всего лишь минутная слабость, но Кэролайн стало неуютно.

В такой ситуации глупо было сидеть, улыбаясь этому человеку, как будто они коллеги или даже друзья. Пусть она старше его, и все же он ее учитель, человек, которому предстоит познакомить ее с тайнами будущей профессии. Теперь Кэролайн чувствовала себя легко в своей группе, хотя поначалу ее смущало, что она гораздо старше их всех. Но, сидя за столиком с Дэниелом Фрателли, она опять почувствовала разницу в возрасте. Может быть, подумала она, Тесса права, и она ведет себя как дура, пытаясь стать адвокатом и изменить свою жизнь. Почему ей так важен возраст Дэниела Фрателли? Ведь не потому же, что она им увлеклась.

Эта мысль повергла Кэролайн в смятение. Что за глупости. Разумеется, она не увлеклась Дэниелом. Абсурдная идея.

– Я думаю, что наши споры в классе можно назвать бурным обменом мнениями или полной и откровенной дискуссией, как обычно говорят дипломаты о провалившейся мирной конференции. – Дэниел поднял стакан. – Я рад, что вы пришли сюда, и рад, что мы не спорим. Мне нравится, когда вы улыбаетесь.

Он протянул руку поверх маленького круглого столика и дотронулся до руки Кэролайн.

Кэролайн не могла отвечать. Она запаниковала и быстро убрала руку. Пора уходить от этой улыбки, и от вина, и от электрического тока, который исходит от его руки. Мысль о том, чтобы сблизиться с теплым и дружелюбным Дэниелом Фрателли, явно пугала. Новые отношения не стояли в планах Кэролайн. Она принялась надевать свою парку.

– Куда вы? – встревоженно посмотрел на нее Дэниел.

Он получал удовольствие, впервые за много месяцев расслабившись в обществе яркой и привлекательной женщины, и вдруг у нее на лице появилось это выражение испуганной крольчихи и она собралась уходить. Как раз тогда, когда им почти уже стало уютно вместе. Он первый раз он почувствовал себя по-настоящему хорошо с Кэролайн Фолкнер. Может быть, дело было в свитере и вельветовых брюках вместо обычной строгой юбки и блузки.

– Домой. Если я поспешу, то как раз успею на поезд.

Дэниел снова посмотрел на часы:

– Последний поезд на Бринвуд уходит в семь тридцать? По субботам? Куда катится наша железнодорожная система?

– Нет-нет, не последний, но последний из тех, каким я хотела бы ехать.

Кэролайн не хотелось объяснять, что от поезда ей еще четыре квартала идти по улицам, где мало фонарей и еще меньше тротуаров.

– Разрешите, я довезу вас. Тогда вы сможете остаться и поужинать со мной. Здесь у них превосходный салат из тунца. По-моему, они называют его как-то по-французски, но все равно вкусно.

– Спасибо, но я лучше поеду.

– Отлично, я вас довезу.

Дэниел положил на стол смятый счет и поднялся. – Нет, правда. – Кэролайн попятилась от него, опасаясь сидеть рядом с ним в темноте, даже если он будет при этом вести машину. Он был слишком уж привлекательный. – Я всегда езжу на поезде.

– Мисс Фолкнер, мы это уже обсуждали. Это и тогда было не очень интересно, а сейчас так просто скучно. Ну почему вам не отбросить церемонии и не позволить мне отвезти вас домой?

Кэролайн попыталась найти причину, по которой ему не следовало этого делать:

– Разве ваша семья не ждет вас домой? Разве они не беспокоятся?

– У меня нет жены, мисс Фолкнер, а дочка ужинает у моего брата. Я не довезу вас до дому только в том случае, если бринвудские полицейские арестуют меня за вождение дешевой машины.

Он подал Кэролайн свою теплую ладонь и повел ее к двери.

Глава 6

– Почему вы не хотели, чтобы я отвез вас домой? – спросил Дэниел, не глядя на Кэролайн. Его глаза были прикованы к дороге, но голос звучал тихо и доверительно. – Вы живете с бандой террористов и не хотите, чтобы это открылось, или причина во мне?

– Причина в вас, – ответила Кэролайн, отвернувшись к окну.

Дэниел помолчал, задетый таким прямым ответом. Потом он увидел, что она улыбается. Кэролайн Фолкнер поймала его на удочку. Тем не менее, когда он снова заговорил, за его шутливым тоном скрывался серьезный смысл:

– Почему? Обычно меня все считают чертовски славным парнем.

– Кто так считает? Ваши студенты? – недоверчиво спросила Кэролайн.

Может быть, дело было в выпитом вине, но сейчас она развлекалась, поддразнивая Дэниела Фрателли.

– Студенты – вряд ли. – Профиль Дэниела освещался вспышками света от дорожных знаков по бокам скоростной магистрали. Краем глаза Кэролайн видела, что его рот растянут в улыбке. – Но мои сестры дадут мне письменное свидетельство. А мои племянницы и племянники думают, будто я – один из старых веселых эльфов Санта-Клауса.

Кэролайн расхохоталась, представив шестифутового язвительного Дэниела Фрателли в роли веселого эльфа. Она заметила, что он не упомянул свою дочку среди тех, кто считает его Котом в сапогах.

– Вы мне не верите. Как же вы циничны, мисс Фолкнер.

– Это юридическая школа со мной такое сделала. До того как я начала учиться, меня называли Маленькой Ухти-Тухти, я разливала солнечный свет и излучала оптимизм везде, где бы ни находилась. Видите, профессор, что со мной сделали два месяца слушания лекций Фрателли?

Возникла пауза, затем Дэниел произнес более серьезным тоном:

– Давайте не будем говорить о юридической школе, и, пожалуйста, не называйте меня профессором.

– Почему же нет? Если бы я была профессором, то изменила бы свое имя на «Профессор», чтобы все меня так звали. Это очень впечатляющее звание.

– Да, заметно, как я вас впечатляю, Кэролайн.

Не успела она выразить протест по поводу того, что он назвал ее по имени, как они подъехали к городу и ей пришлось давать инструкции, куда ехать.

Больше они не разговаривали, пока не подъехали к большому каменному дому. В темноте Дэниел увидел железные ворота с каменными колоннами перед длинной подъездной дорожкой, которая вела к колоннам дома, казавшегося огромным в бледном свете луны.

– Не пытайтесь въехать внутрь, там сплошные рытвины. Остановитесь здесь, у обочины. – Кэролайн повернулась к Дэниелу и взяла его за руку. – Спасибо.

– Славный дом, Кэролайн. Вы здесь одна живете?

– В основном да.

Кэролайн не собиралась объяснять финансовые проблемы, которые заставили ее жить в этом огромном старом доме, который съедал безумные деньги на обогрев и ремонт.

– В основном? Очень двусмысленное высказывание, достойное адвоката. – Дэниел повернулся к Кэролайн и положил руку на спинку сиденья. – Я не буду допытываться.

– Это хорошо, профес…

– Мне казалось, вы согласились не звать меня профессором вне школы.

– И как же вы предлагаете мне обращаться к вам? «Эй, вы»? – улыбнулась Кэролайн.

Это не было возражением; это было просто словесным пинг-понгом, и она развлекалась.

– Вы, очевидно, заметили, что последние полчаса я называю вас Кэролайн. Попробуйте называть меня Дэниелом.

Кэролайн молчала. Она была готова прыснуть со смеху, но внутри у нее все дрожало от возбуждения. Куда она впутывается? У нее нет ни времени, ни желания заводить роман, особенно с Дэниелом Фрателли.

– Давайте же, Кэролайн. Очень простое имя. Напоминает логово льва или… – больше он ничего не смог придумать.

– Дэниел.

Кэролайн полагала, что назвать его по имени будет легко, но это оказалось вовсе не так. Она понимала, что переходит невидимый барьер и что теперь уже не важно, какие события произойдут в классе: вне школы они будут общаться по-другому. Теперь они были равны. Может быть, даже друзья? Кэролайн сопротивлялась этой мысли, как лошадь, отказывающаяся видеть забор.

Рука Дэниела легла ей на плечо, и Кэролайн напряглась.

– Почему вы так подозрительно ко мне относитесь? – прямо спросил он.

– Потому что я никогда не знаю, в какой момент вы меня одурачите. Внезапно что-то во мне выводит вас из себя, и я хочу успеть спрятаться в кусты. Причем мне заранее неизвестно, когда это случится. Из-за этого находиться рядом с вами очень непросто.

Дэниел смотрел на руль, его лоб был нахмурен, как будто он пытался собраться с мыслями.

– Вероятно, это происходит, когда я вижу выражение надменного превосходства на вашем лице, как будто вы думаете: «Что это я, патрицианская голубая кровь, делаю здесь с этим невежей?»

– Невежей? Мне приятно это слышать. Но у вас действительно иногда бывает ужасно долготерпеливое, благородное выражение лица. Как будто вы с трудом выносите мое общество. – Взгляд Дэниела устремился на Кэролайн. – Это меня злит, и я не знаю, почему. А от этого злюсь еще больше.

Его голос был теперь похож на шорох гравия и гипнотически действовал на Кэролайн. Она по-прежнему смотрела ему в глаза. В полутьме трудно было понять их выражение, но она не могла отвести взгляд.

– Я не хотела вас сердить, – мягко сказала Кэролайн.

– Может быть, не сейчас, но иногда…

– Да, я признаю, что иногда это бывает. Однако вы делаете то же самое. «О, вы еще ждете, мисс Фолкнер? Ваша работа сдана с опозданием, мисс Фолкнер».

Кэролайн не удалось сымитировать его голос так же хорошо, как Сьюзен Элдер, но Дэниел улыбнулся.

– Я тоже это признаю. Мне нравится, когда вы сердитесь. – Рука Дэниела все еще была у нее на плече, и теперь он придвинул ее немножко ближе к себе. – Хотите узнать, почему?

– Да, – сказала Кэролайн, зная, что должна сказать нет.

– Потому что вы тогда выглядите очень живой. Мне нравится, когда у вас глаза сверкают, а щеки розовеют. Больше всего я люблю, когда исчезает ваша маска и на минуту показывается настоящая женщина.

– Проф… мист… Дэниел.

Кэролайн с трудом удалось найти подходящее слово. С тех пор как она закончила школу танца, она не чувствовала себя такой смущенной.

– Что, Кэролайн?

Дэниел сидел, улыбаясь, как кот, съевший сметану.

– Я не знаю. Мне кажется, вы опять меня дурачите. Только на этот раз с другой стороны.

«Дура, дура, ты говоришь так, будто последние мозги растеряла!»

– Что вы хотите этим сказать – «с другой стороны»?

– Раньше вы начинали злиться без предупреждения, а теперь вы мне льстите без предупреждения, и…

Дэниел нетерпеливо замахал рукой:

– Льщу? Я никогда не льщу, Кэролайн. Вам пора бы это понять. Я просто говорю правду. Вы очень красивая и вряд ли нуждаетесь в том, чтобы я вам это объяснял.

Кэролайн почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она поняла, что покраснела, и была благодарна полутьме, которая все скрывала.

– Это просто смешно. Зачем вы это говорите? Как я могу с вами разговаривать, если вы говорите подобные вещи? – В ее голосе послышались недовольные нотки. Как он может не понимать, с каким трепетом она воспринимает его одобрение, даже если речь идет о таком незначительном предмете, как ее внешность? – Ну что я могу на это ответить?

Дэниел сделал вид, что серьезно обдумывает ее вопрос.

– Сейчас, например, вы могли бы сказать, как вы рады, что я считаю вас красивой, а затем вы могли бы объяснить, почему вам нравится сводить с ума меня. Тогда мы будем в расчете.

Кэролайн восприняла только последнюю часть его предложения. Сначала она колебалась. Почему-то в обществе Дэниела Фрателли она чувствовала себя обязанной быть честной:

– Я думаю, это потому, что я не привыкла сердиться, а с вами можно в этом попрактиковаться, раз уж вы не возражаете. Вам ведь даже нравится, правда?

– Да, даже несмотря на то, что иногда вы чувствуете себя виноватой. – Дэниел улыбнулся и нежно погладил ее руку. Кэролайн почувствовала тепло его прикосновения сквозь парку и свитер. – Почему вы должны чувствовать себя виноватой? – продолжал он своим низким тихим голосом. – Вы никогда ничего не разрушали, не говорили ничего такого, что нельзя простить. Тот, кто учил вас, что нельзя сердиться, был не прав. Похоронить гнев – все равно что разбередить кровоточащую рану. Пожалуйста, сердитесь на меня, если вам это нужно, только не застывайте и не избегайте меня, Кэролайн.

Зачем он все это говорит? Он, наверное, спятил. Эта женщина – его студентка. Кроме того, она, скорее всего, холодная и недоверчивая и к тому же – он глянул в окно на каменный особняк в конце заросшего проезда – очень богата. Ему нужно убираться отсюда, пока он еще чего-нибудь не наговорил.

Однако он не пошевелился.

Кэролайн посмотрела на него.

– Я думаю, что юридическая школа – это хорошая тренировка для гнева. Она предоставляет место для этого занятия. В этом мире несправедливостей, в которых могла бы помочь хорошая доза гнева. Вы это понимаете.

Повинуясь внезапному импульсу, она дотронулась до руки Дэниела, такой теплой и живой. Потом убрала свою руку и улыбнулась:

– И я признаю: мне нравится с вами спорить. Когда я занимаюсь, то всегда думаю, что бы вы сказали об этом деле. Потом я начинаю защищать другую точку зрения, просто для практики.

Что она делает, разговаривая подобным образом с Дэниелом Фрателли, вспыхивая, когда он говорит, что она красива, признаваясь, что она думает о нем вне школы? Кэролайн инстинктивно отодвинулась.

Дэниел посмотрел на нее. Вот опять то же самое: холодная, пустая мисс Фолкнер берет верх. Почему Кэролайн прячется в укрытие каждый раз, когда искреннее чувство готово пробиться в их отношениях?

Страх. Этот ответ внезапно родился в его мозгу. Она боится его. Почему?

Он спросил ее:

– Рано или поздно, когда я рядом, вы замыкаетесь в себе и отодвигаетесь. Чего вы боитесь, Кэролайн?

И опять она почувствовала, что обязана отвечать абсолютно честно:

– Вас. Я никогда не знала никого, похожего на вас.

Дэниел откинулся назад, будто ее слова обожгли его.

– Это звучит как социальный приговор, Кэролайн. Неужели ваш круг не включал никого из Южной Филадельфии или он вообще был ограничен только теми, кто посещал Йель?

Кэролайн уставилась на него:

– Ну вот, вы опять. Что с вами? Вы – единственный, для кого не все равно, откуда человек приехал или где он ходил в колледж. Всем остальным на это наплевать. Мне-то уж точно.

– Готов поклясться. – Его неверие было очевидным. – Пойдемте, я пройду с вами полмили до вашей совершенно исключительной двери.

Кэролайн не хотела поддаваться его иронии:

– Вы ведь ничего не знаете обо мне, чтобы так снобистски рассуждать, профессор.

– Я знаю, где вы живете, как одеваетесь, как себя ведете. – «И почему это меня волнует? – спросил себя Дэниел. – Потому что это показывает мне, как ты далека от моей орбиты». – Что еще нужно знать?

– Почему я живу там, где живу, одеваюсь так, как одеваюсь, веду себя так, как веду.

На мгновение Кэролайн разочарованно поникла. Затем она подняла голову, распрямила плечи и открыла дверь машины. Почему для нее так важно, что именно в тот момент, когда она думает, будто может расслабиться в его присутствии, Дэниел обрушивает на нее какую-нибудь ерунду насчет денег или Мейн-Лайн? Если бы он только знал ненадежное состояние ее финансов, ее прошлое и настоящее, то понял бы, что его слова звучат как издевательство.

– Но вас не волнует, почему. Вы довольны тем, что можете судить обо мне по самым поверхностным меркам, какие только можете найти. И именно эти мерки злят вас, когда вы думаете, что я им соответствую. Если бы кто-нибудь попробовал так рассуждать на ваших уроках, вы превратили бы его в порошок. В подливку для гуся, профессор.

Она была права. Такова эта проклятая штучка Кэролайн Фолкнер. Время от времени она произносила что-то чертовски правильное.

– Дэниел. Мне кажется, вы согласились называть меня Дэниелом, Кэролайн.

Он вышел и обошел вокруг машины, чтобы подойти к ней.

Стройная и высокая, она стояла, наблюдая за ним.

– Не нужно провожать меня до двери. Дорожка к центральной двери такая же ненадежная, как и проезд. Я всегда боюсь, что кто-нибудь упадет и подаст на меня иск. Спокойной ночи.

Кэролайн широко улыбнулась, отпуская его. Но Дэниел не собирался позволить прогнать себя. Он взял ее за руку:

– Пойдемте, Кэролайн. И ступайте осторожно. Если вы упадете, я тоже упаду.

Его рука, державшая руку Кэролайн, была большой, и теплой. Кэролайн оставила руку в его руке, хотя и чувствовала, как от прикосновения Дэниела по ее телу пробегает электрический ток. Она знала, что лучше убрать руку, но ей не хотелось этого делать. Ей нравилось то, как он ее держит. Его рука внушала тепло и жизненную силу. Это не может повредить – или может? – прямо сейчас, когда они идут к дому.

Когда они подошли к крыльцу, Дэниел подождал, пока Кэролайн нашла ключ и вставила его в замок.

– Спасибо, профессор… то есть Дэниел.

Она смущенно улыбнулась. Собирается ли он поцеловать ее? Хочет ли она, чтобы он это сделал? Нет. Никаких увлечений, пока она не закончила юридическую школу. До тех пор она должна только заниматься и постараться не утонуть в своих денежных неприятностях. У нее нет времени для поцелуев. Особенно Дэниела Энтони Фрателли.

Очевидно, Дэниел всего этого не понимал. Он положил руки ей на плечи. Медленно притянул ее к себе.

Какой-то уголок мозга Кэролайн напоминал ей, что целоваться с Дэниелом Фрателли глупо. Хуже, чем глупо, полный идиотизм. Но она не слушала. Она потянулась к Дэниелу, навстречу его поцелую. Поцелуй был мягкий и нежный. Именно такой, каким должен быть первый поцелуй. Ее губы слегка раздвинулись под его губами, и дыхание двух людей смешалось в холодном, пропитанном лунным светом воздухе.

– Мне кажется, я рухнул. Но не на дорожке к вашему дому. – Голос Дэниела был спокоен. Он снял руки с ее плеч, чтобы взять ее холодные маленькие ручки в свои. – Как вы думаете?

Кэролайн не отвечала. Она знала одно: вся ее жизнь завертелась в безумии, готовая опрокинуться. Ее способность сопротивляться Дэниелу ускользала от нее, и Кэролайн была напугана.

Она попыталась что-то сказать, но ничего не получилось. Ей отчаянно хотелось – было необходимо – оказаться дома, в своем коконе.

– Спасибо, что подвезли меня, профессор. Я сэкономила уйму времени. Мне еще очень многое надо сделать. Завтра у меня встречается наша группа.

Кэролайн слушала свою болтовню, как будто она исходила от какой-то другой глупой женщины. Она сделала глубокий успокаивающий вздох. Если Дэниел Фрателли сейчас же не уедет, это может кончиться настоящими неприятностями. Стоя рядом с ним, глядя в его карие глаза, которые, казалось, видят насквозь ее душу, Кэролайн чувствовала, что ее очень сильно тянет к этому человеку, и это пугало ее. Она не хотела таких чувств. Это слишком опасно. Он может забрать ее в эту незнакомую страну, в которую она холодно и рационально решила не входить.

Социальная маска Кэролайн снова встала на место, и она отодвинулась от Дэниела, надеясь выйти из-под влияния его силового поля, чтобы снова почувствовать ясность ума.

– Еще раз спасибо. Спокойной ночи, профессор. – Она взяла его за руку и, крепко ее пожав, отпустила.

Дэниел понял, что пора уходить. Еще минуту постоять рядом с ней, глядя как, лунный свет золотит ее волосы, а глаза мерцают темно и таинственно, и он сможет…

– Спокойной ночи, мисс Фолкнер.

Он ответил недостаточно быстро. Кэролайн тенью скользнула в дом, оставив Дэниела «прощаться» с закрытой дверью.

Глава 7

Кэролайн прислонилась к входной двери, тяжело дыша, как будто после бега. Постепенно ее сердцебиение приходило в норму. Она слышала, как машина Дэниела тронулась с места и уехала. После этого все вокруг поглотила ночная тишина.

Что же с ней происходит? Это был поцелуй. Всего лишь поцелуй. Очень легкий, короткий, ничего не требующий поцелуй. Почему после него у нее слабость в коленях и бешеный пульс? Нелепое поведение для сорокачетырехлетней матери двоих детей.

«Ты просто переутомилась, – сказала она себе. – У тебя не было времени принимать ухаживания из-за учебы в школе. В этом все дело. Иначе ты не вела бы себя, как пятнадцатилетняя девочка, встретившая Тома Круза». Это объяснение было разумно, но оно не было правдой. Вряд ли имело значение, сколько мужчин назначали ей свидание. Это Дэниел, а не какой-то неизвестный мужчина с биркой «первый ухажер» заставил ее почувствовать себя девочкой-подростком.

С тех пор как ушел Гарри, кое-кто пытался приударить за Кэролайн, но ей не составляло труда уклоняться от их ухаживаний. Борден Ченнинг был не первым женатым мужчиной, который намекал, что именно он является решением всех проблем Кэролайн. Однако Дэниел не был женат и он ни на что не намекал, кроме того, что находит ее возбуждающей и привлекательной женщиной. Все остальное было лишь продуктом ее воспаленного воображения.

Чего она так боится? Если быть честной, она знала ответ на этот вопрос: Дэниела Фрателли. Он пробудил в ней желание, в то время как другие оставляли ее холодной и незаинтересованной. И все же он был последним человеком в мире, с которым она должна связываться. Когда он находился рядом, в ее голове бил тревожный набат. И для этого было полно серьезных причин.

Прежде всего, он был ее учителем, а в «Урбане», как и в большинстве других школ, существовали очень строгие правила относительно взаимоотношений студентов и преподавателей. Кэролайн читала эти правила, когда получила их в одном пакете с регистрационными бланками. Она припомнила, что между студентом и любым профессором, который читает курс у этого студента, полностью запрещены ухаживания.

И потом, что ни говори, Дэниел на семь лет моложе ее. Допустим, это не такая уж большая разница, но в совокупности с тем фактом, что она студентка, а он учитель, это действовало на Кэролайн угнетающе. Он знал, сколько ей лет, – она сама сказала ему, когда просила продлить срок сдачи работы. За прошедший год она стала хуже выглядеть, похудела, и на лице добавилось морщин. Когда-то люди говорили, что она выглядит моложе своих лет, но это было до ухода Гарри.

Кэролайн прошла на кухню и налила себе стакан молока. На часах было десять минут десятого, а она еще не ужинала. Неважно, что проблемы кажутся серьезными; она должна поесть. Тогда ей сразу станет ясно, что она раздула из мухи слона. Иначе говоря, сложные отношения из простого поцелуя.

Омлет сделать легко, и она сразу почувствует себя гораздо лучше. Однако вынуть сковородку и разбить яйца почему-то оказалось сложным делом. Кэролайн взяла свой стакан молока и села за кухонный стол, глядя в окно на залитый луной двор. Все было черно-серебряным, как на гравюре, и казалось таинственным и потусторонним.

«Признай это, Кэролайн, – сказала она себе. – Его возраст не имеет значения. Ты боишься его, потому что он заставляет тебя честно показывать ему свои чувства, и это пугает тебя до смерти. Ты не хочешь быть уязвимой, открытой. Но больше всего ты боишься, связавшись с Дэниелом Фрателли, потерять свою независимость.

Нет. Слишком долго она боролась за то, чтобы достичь своего нынешнего состояния, сделаться новой Кэролайн. Она построила жизнь, более подходящую для нее, чем та, которая была разбита с уходом Гарри. Нельзя позволить чему бы то ни было нарушить эту жизнь. Секс, любовь, роман – как ни назови – слишком опасны и поглощают чересчур много времени, чтобы занять место в ее жизни.

Строго приказав себе не думать о Дэниеле Фрателли, Кэролайн пошла наверх и свернулась калачиком на своей огромной королевской постели. Она читала про односторонние договоры, что обычно действовало лучше всякого снотворного, пока наконец не заснула.

По субботам Кэролайн всегда была очень занята. Это был единственный день, когда она имела возможность сделать какие-то дела и покупки. Их список был обычно с милю длиной и смертельно скучный. Если Гарри не звонил и не вгонял ее в безумие мытья полов, Кэролайн оставляла основную уборку на воскресенье.

В ту субботу, накануне которой Дэниел отвез ее домой, Кэролайн вся была полна беспокойной энергии, которую она пыталась употребить с пользой на работу над своими конспектами, готовясь к предстоящей вечером встрече группы. Она как раз приступала к борьбе с гражданской процедурой, когда зазвонил звонок. Издав раздраженное восклицание, Кэролайн пригладила рукой волосы и пошла открывать дверь. Было необычное время для герл-скаутов, продающих печенье, и слишком рано для группы. Слегка обеспокоенная, Кэролайн распахнула дверь.

– Мама Фолкнер! – воскликнула она, увидев в дверях худощавую, тщательно ухоженную женщину, мать Гарри.

Это был последний человек, которого Кэролайн ожидала увидеть, и один из первых в списке людей, которых она не хотела бы видеть до второго пришествия, а то и дольше.

– Ну, – бодро сказала Мейда Фолкнер, – ты не собираешься пригласить меня войти, Кэролайн?

– Конечно, простите меня. Входите, пожалуйста.

В присутствии матери Гарри Кэролайн всегда ощущала беспокойство, непонятный страх сделать что-то не так, сказать какую-нибудь глупость. И вовсе не потому, что свекровь проявляла по отношению к Кэролайн что-нибудь, кроме доброты и великодушия, хотя Кэролайн абсолютно точно знала, что Мейда не хотела брака ее сына с Кэролайн Вильямс.

– Вы не присядете? – Глядя на безупречный, в пастельных тонах, твидовый костюм Мейды Фолкнер, Кэролайн слишком сознавала, что сама она одета в голубые джинсы и спортивный свитер из Урбаны. – Я как раз собиралась сделать небольшой перерыв в занятиях и выпить чаю. Хотите чаю?

– Спасибо, Кэролайн, это было бы очень мило.

К удивлению Кэролайн, Мейда проследовала за ней на кухню. По счастливой случайности Кэролайн утром сделала там легкую уборку. Она поставила чайник на огонь и достала керамический заварной чайник и кружки. Не особенно шикарные, но у Кэролайн не было времени чистить серебряные чайные сервизы. Ее сервиз был тщательно завернут в ткань и хранился на чердаке.

– Вы, кажется, пьете без сахара и без сливок, правда? – спросила Кэролайн, чтобы хоть что-то сказать.

Одной из причин ее смущения было то, что она не очень понимала, как называть бывшую свекровь. Конечно, «мама Фолкнер» больше не годится. Миссис Фолкнер? Это звучит так, будто они только что познакомились. Мейда? Кэролайн посмотрела на безупречно ухоженную, неуязвимую женщину, которая когда-то так усложняла ей жизнь. Зовет ли ее хоть кто-нибудь Мейдой? Кэролайн печально подумала о настойчивых просьбах Дэниела Фрателли не называть его «профессор». Ее жизнь так запуталась, что она, похоже, уже не знает, кого как называть.

– Нет, дорогая моя, и не беспокойся насчет нарезания лимонов, – оживленно сказала Мейда Фолкнер. – Чашка хорошего, горячего чая – это все, что нужно.

К счастью, Кэролайн стояла спиной к своей гостье, так что ей удалось скрыть свое удивление. Та самая Мейда Фолкнер без возражений пьет чай из простой кружки? И не требует «споуд» или «веджвуд»? Ну и дела. Кэролайн приготовила чай и села к кухонному столу.

– Тесса говорит, что вы пишете ей в школу.

Чтобы избежать затруднений, как называть свою гостью, Кэролайн решила просто опускать имя.

– Да, я посылаю ей время от времени короткие записки.

Короткие записки с приложением одного или двух чеков на пятьдесят долларов. Кэролайн когда-то хотела попросить свою бывшую свекровь перестать портить внучку тем же способом, каким она испортила своего сына, то есть давать Тессе деньги с непредсказуемыми промежутками. Регулярная поддержка, возможно, не была бы так плоха, но эти внезапные подарки, безрассудно посылаемые тогда, когда этого хотелось Мейде, всю жизнь только злили Гарри и делали его зависимым. И теперь Кэролайн видела, что то же самое происходит с Тессой.

– Я уверена, что она это ценит, – сказала Кэролайн, – но Тесса должна привыкать работать, чтобы иметь то, что она хочет, или обходиться без этого. Я знаю, вы хотите только хорошего, но…

Мейда Фолкнер подняла руку:

– Не суетись, Кэролайн. Пусть средний класс беспокоится о том, откуда берутся деньги. Я не посылаю Тессе много. Мне ведь еще приходится обеспечивать Гарри.

«Неужели, – подумала Кэролайн, – Мейда не понимает, что здоровый пятидесятилетний мужчина с высшим образованием должен заботиться о себе сам, а не полагаться целиком на мать? Нет, она не позволит Тессе или Бену зависеть от их бабушки».

– Может быть, вам стоило бы разрешить Гарри самому себя обеспечивать? – спокойно сказала Кэролайн, приготовившись выслушать в ответ пространные рассуждения Мейды о том, какое у Кэролайн ужасное провинциальное отношение к деньгам.

К ее удивлению, Мейда сказала доверительно:

– Я бы и рада. Но эта Торкельсон пускает деньги на ветер, поэтому мне приходится поддерживать Гарри. Я не могу допустить, чтобы он голодал. – Она внимательно посмотрела в кружку, как будто надеясь прочесть там какую-то тайну. – Поэтому, Кэролайн, я к тебе и пришла.

Кэролайн показалось, что она неправильно поняла. Какое она имеет отношение к привычкам Гарри тратить деньги? Ей не удалось изменить Гарри, когда они были женаты; почему же его мать считает, что теперь Кэролайн может повлиять на бывшего мужа?

– Не смотри на меня с таким изумлением, Кэролайн. Я хочу очень простой вещи. Я приехала, чтобы попросить тебя сделать небольшое дополнение в ваше финансовое соглашение с Гарри. Он уверяет меня, что если бы ты… – Она поискала слово: – умерила свои требования, он мог бы на эти деньги успешно начать новый бизнес.

– Что конкретно Гарри сказал вам о нашем финансовом соглашении, Мейда?

Голос Кэролайн был спокоен, но она нервно сжала пальцы.

– Только то, что поскольку ты именно сейчас настаиваешь на посещении юридической школы, – губы Мейды Фолкнер искривились, произнося эти слова, – он, по-видимому, не может одновременно платить алименты и еще платить за учебу детей. Если бы ты сейчас работала полный день и отложила на некоторое время свое образование, Гарри, как он уверяет меня, был бы просто счастлив это образование финансировать. Ты даже могла бы перевестись в Университет и. тебе не пришлось бы учиться в этой грязной школе – «Уранус», «Ураниум»…

– «Урбана», Мейда. Школа называется «Урбана». – Кэролайн указала на свой свитер с надписью «Юридическая школа «Урбана»» и со школьным гербом.

– Ну, не важно. Во всяком случае, если бы ты сейчас дала Гарри свободно вздохнуть, он впоследствии оплатил бы твое юридическое образование.

В голосе Мейды снова прозвучали недоуменные нотки. «Юридическая школа! – как будто говорила Мейда Фалкнер. – Как эта Кэролайн Вильямс взбрело в голову учиться в юридической школе!»

В первую минуту Кэролайн от гнева не могла выговорить ни слова. Ей предлагалась поверить слову Гарри, которое не значило ровно ничего, особенно когда дело касалось денег. Его мать приходит, чтобы сообщить Кэролайн, что Гарри не может сам себя обеспечить, и после этого Кэролайн должна поверить, что когда-то в будущем он оплатит ее обучение в Пенсильванском университете.

– Я прошу прощения, но, по-моему, Гарри вас неправильно информировал, – сказала Кэролайн, когда ей удалась подавить в себе желание истерически расхохотаться или завопить от ярости. – Он не оплачивает мое юридическое обучение: я сама эта делаю. Он не платит за обучение детей в колледже. Вклад, который вы сделали для них, покрывает эти расходы. Гарри не платит мне даже те небольшие алименты, которые ему присудил суд. Я бы подала на него в суд, но в Калифорнии так дороги судебные издержки, что это просто невозможно сделать.

Мать Гарри нахмурилась:

– Я уверена, что Гарри делает все, что может, Кэролайн. Не нужно объяснять мне ваши финансовые соглашения. Я совершенно не хочу их знать.

«Не сомневаюсь», – подумала Кэролайн. Мейда Фолкнер никогда не хотела знать ничего, что могло бросить тень на ее мнение о собственном сыне. Именно поэтому Кэролайн пришлась самой оплачивать долги Гарри. Мейда отказывалась верить, что Гарри сбежал и позволил кредиторам требовать денег у собственной жены. А если Мейда не хотела во что-то верить, этого не существовало. На протяжении своего замужества Кэролайн молча смирялась с манерой Мейды изображать страуса, когда Гарри терял работу или занимал деньги и не возвращал их. Теперь Кэролайн внезапно обнаружила, что она больше не хочет принимать у себя эту пожилую даму.

– Раз вы пришли ко мне защищать Гарри, та я думаю, что вам лучше знать правду, Мейда. А правда состоит в том, что когда Гарри с Роксаной уехали в Калифорнию, после него осталось больше чем на пятьдесят тысяч долларов долгов. Поскольку я подписывала все бумаги, регистрирующие агентство Гарри, все кредиторы требовали от меня уплаты.

– Я на самом деле не понимаю, какое все это имеет отношение к делу, Кэролайн. Я только пришла просить тебя дать Гарри немножко… пространства для маневров, скажем так, не требуя, чтобы он оплачивал каждый пустяковый счет, который…

– Гарри не заплатил ни цента ни одному кредитору, ни деловому, ни личному. Ни одного цента. Из тех денег, которые вы ему даете, Гарри выслал мне «огромную» сумму в тысячу долларов за все те двадцать месяцев, которые прошли после окончательного развода. – Кэролайн говорила спокойно и искренне. – Бизнес был объединенный, так что юридически я не должна была платить долги.

– Неужели из-за этого ты затеяла эту ерунду с судом? – спросила Мейда усталым голосом.

С начала их разговора она не смотрела на Кэролайн и бессмысленно водила кружкой по столу.

– Да. Кампания была ликвидирована, и все деньги перешли кредиторам, но остались еще неоплаченные счета, которые в сумме составляют больше пяти тысяч долларов.

– Дорогая моя, я надеюсь, что ты не собираешься вызвать у меня сочувствие и выманить небольшую ссуду. Я не собираюсь сплачивать твои долги.

– Вы не слушаете меня, Мейда. – Кэролайн положила руку на чайник. Он уже остыл. – Я сказала вам, что эта были долги Гарри. Я не делала их, но собираюсь проследить, чтобы они все были оплачены.

– Послушай, Кэролайн, не стоит продолжать обсуждение долгов Гарри. Если люди потеряли деньги из-за того, что Гарри не повезло с бизнесом, это их забота. Именно для этого существуют страховка, или фонды на непредвиденный случай, или что-то еще. Если ты платишь им, это очень глупо с твоей стороны. – Мейда посмотрела на свою бывшую невестку с плохо скрываемым презрением. – Лучше бы ты потратила эти деньги на ремонт своего дома. Он скоро развалится. Ворота еле держатся на петлях, газон – сплошная грязь и сорняки. А проезд! – Впервые Мейда немного оживилась. – Хуан еле подъехал к центральной двери. Ты должна что-то сделать с этим домом, пока он окончательно не обесценился. Я бы не хотела, чтобы Гарри потерял свое последнее вложение.

– Я позабочусь о доме, когда у меня будут на это деньги. – Кэролайн поднялась из-за стола и пошла к раковине. Ей нужно было занять чем-нибудь руки, чтобы не придушить Мейду. Она машинально наполнила чайник и поставила его на плиту. – Сначала я должна заплатить долги компании. Все эти деньги были вложены мелкими предприятиями, и они не могут нести убытки из-за нас.

Мейда молчала. Кэролайн повернулась и встретила оценивающий взгляд пожилой женщины.

– Послушайте, Мейда, раз уж мы говорим откровенно, я хочу вам кое-что сказать. Я не желаю, чтобы мои дети выросли с тем же отношением к деньгам и долгам, что и Гарри. Я не хочу, чтобы они бросали незаконченные дела, позволяя кому угодно или маме, или бабушке – разбираться с их долгами.

– Естественно, все надеются, что их дети…

На этот раз Кэролайн жестом попросила Мейду замолчать.

– Нет, вы не поняли. Я не хочу надеяться. Я хочу быть уверенной. Поэтому я была бы вам благодарна, если бы вы больше не посылали Тессе этих маленьких «подарков», чтобы она покупала на них вещи, которые не может себе позволить.

– Я только хочу, чтобы мои внуки ни в чем не нуждались.

– Нет, Мейда, вы хотите не этого.

– Что ты имеешь в виду?

Взгляд Мейды стал ледяным. В былые дни Кэролайн тут же замолчала бы, но теперь она уже закусила удила и твердо решила высказаться раз и навсегда:

– Вы небеспристрастны. Я замечаю, что Бен никогда не получает таких же маленьких «записок», какие вы посылаете Тессе.

– Бен никогда ни о чем не просит.

– Вот именно. Вы даете тем, кто хочет зависеть от вашего великодушия и благорасположения. Вы не поощряете независимость, вы наказываете за нее.

Губы Мейды Фолкнер вытянулись в прямую линию. Она ничего не сказала. Это было излишне: весь ее облик излучал гнев и неодобрение. Она взяла свои серые замшевые перчатки и сумочку и встала из-за стола. Спина у нее была прямой, как будто она аршин проглотила, и Кэролайн не могла не подумать, что для женщины маленького роста Мейда выглядит необыкновенно царственно.

– Мне пора домой. Я послала Хуана выполнить кое-какие поручения, но он, наверное, уже ждет меня. – Она прошествовала впереди Кэролайн ко входной двери, затем оглянулась и оглядела женщину своими холодными глазами. – Я, разумеется, учту твои пожелания. И мне придется объяснить Тессе, что ее мать запретила мне посылать ей подарки. Счастливо, Кэролайн. Я к тебе больше не приду.

Не дожидаясь ответа, Мейда повернулась к Кэролайн спиной и направилась к ожидавшей ее машине.

– Ну и ну! – пробормотала Кэролайн.

«Это было не так уж плохо, – подумала она с торжеством. – Мне следовало сделать это много лет назад».

Глава 8

Следующие две недели прошли как в тумане.

Борден Ченнинг вдруг решил, что необходимо реорганизовать все картотеки офиса и что Кэролайн должна составить на компьютере полный указатель к каждой из них. Компьютеры и Кэролайн относились друг к другу с большой подозрительностью. Она не понимала их, но была уверена, что они-то как раз понимают ее даже слишком хорошо и думают, что она идиотка. Компьютерный указатель отнимал больше времени и сил, чем Кэролайн могла себе позволить.

Занятия в школе становились все напряженнее, и у Кэролайн сводило желудок от ужаса перед каждым уроком. Этому была только одна причина: экзамены. Проходившие обычно между Днем Благодарения и Рождеством, экзамены надвигались, подобно огромной черной туче. Экзамены за первый семестр в юридической школе были предметом мифов и легенд, которые дополнялись и пересказывались снова и снова студентами второго и третьего курсов. Кэролайн думала, что уже слышала все эти сказки, целью которых было напугать первокурсников. Она решила не обращать на них внимания, но это плохо удавалось. Среди них была история про студента-первокурсника, настолько напуганного, что он написал всю экзаменационную работу на первой строке своего экзаменационного билета. Глупо. И наверняка неправда. Тем не менее, эти истории оказывали на нее действие. Кэролайн уговаривала себя не поддаваться психозу. В конце концов, она родила двух детей, прошла через развод и все еще была в своем уме.

Но все же она занималась каждый день до трех-четырех часов ночи, пытаясь выработать в себе уверенность, что она знает абсолютно все по всем предметам. Впрочем, даже теперь, когда она почти убедила себя в том, что подготовилась, кто-нибудь из одногруппников мог бы задать ей вопрос, на который она не смогла бы ответить, и паника началась бы снова.

Все ее одногруппники хмуро и озабоченно бегали взад и вперед с сумками, из которых торчали неаккуратные связки юридических бумаг. Кэролайн знала, что не только ей трудно привести свои чувства в порядок. Но остальные были совсем детьми и, конечно, паниковали. Она же была зрелой женщиной среднего возраста и, тем не менее, вела себя так, словно ее жизнь зависит от этих экзаменов.

Да так оно, пожалуй, и было. Она не могла позволить себе провалиться. Ее жизнь, та жизнь, которую она себе выбрала, была поставлена на карту.

В один прекрасный день Борден обнаружил Кэролайн в архиве, сгорбленной над клавиатурой и бормочущей компьютеру, что сейчас она стукнет его, чтобы облегчить себе работу.

– Разговариваем с компьютером? Если бы я не знал тебя лучше, Кэролайн, то подумал бы, что ты утратила свою хватку. – Борден улыбнулся. – Что случилось? Ты еще не купила обед к Дню Благодарения?

– Конечно, купила. Я рассчитываю на телевизионный обед с индюшкой для троих.[3] Для четверых, если Мейда к нам присоединится.

Как Кэролайн и предполагала, Борден рассмеялся.

– Я думаю, что ты можешь продавать билеты тем, кто захочет посмотреть, как Мейда Фолкнер ест телевизионный обед. – Но это не отвлекло его от темы. – У тебя такой вид, как будто ты последнее время совсем не высыпаешься.

Борден впал в свою слезливую манеру и выглядел сочувствующим.

– Вот, этот HAL, – Кэролайн показала на компьютер, – выдает мне все виды аргументов о том, что мы с ним пытаемся делать. Мне стоило большого труда запомнить, что он – босс.

– А я думал, что босс – я.

Борден сел на край стола и скрестил руки.

– Только потому, что вы достаточно умны, чтобы не путаться с компьютером. Или вы делаете все, как он хочет, или он забрасывает вас посланиями.

Кэролайн шутила лишь наполовину. Она откинула назад волосы и поддернула рукава своего черного джемпера.

– Если это так трудно, ты можешь кратко набросать на бумаге выходные данные и как ты формировала файлы, а новый секретарь введет это в компьютер. – Борден взглянул на толстую синюю книгу со стопкой вложенных в нее небрежно исписанных желтых листов, лежащую около Кэролайн. – Ага. «Дела и материалы. Гражданская процедура». Давно забытое прошлое. Что это? Конспект? Понятно. Сейчас сессия, и ты испытываешь приступы тревоги.

– Конечно, я боюсь. Ты знаешь, меня преследует один из этих ужасных ночных кошмаров, как будто я не в том классе, сдаю не тот экзамен, и мое будущее висит на волоске.

Кэролайн попыталась улыбнуться, но у нее получилось лишь слабое подобие улыбки.

– Это обычная паранойя первого курса юридической школы. Любой, кто не испытывает подобных чувств, вероятно, не будет продолжать обучение.

– Спасибо, Борден. Приятно узнать, что если я не сумасшедшая, то сошла с ума.

Кэролайн улыбнулась ему. Борден очень поддержал ее. Приятно было услышать его слова после того, как она наслушалась Мейду и Тессу, которые не держали в секрете свое мнение о том, что любая женщина, которая в сорок четыре года поступает в юридическую школу, определенно ненормальная.

– Ты, вероятно, захочешь взять отпуск недели на две после Дня Благодарения, не правда ли? Вряд ли ты сможешь готовиться к экзаменам и еще работать здесь.

Кэролайн была благодарна за это предложение, но ей не хотелось иметь особых привилегий. Большинство ребят из ее учебной группы продолжали работать во время экзаменов, и она тоже могла это делать. Когда она сказала об этом Бордену, он не согласился и предложил ей поработать сверхурочно во время длинных рождественских каникул, но сохранить свою энергию для экзаменов и взять отпуск.

– Оплаченный, конечно, – добавил Борден. Первые экзамены в юридической школе очень важны, Кэролайн. Все дальнейшее изучение законов основывается на знаниях первого курса. Кроме того, я действительно хочу сделать тебе лучше. – Что он хотел этим сказать, было непонятно. Стуча карандашом по столу в синкопированном ритме, он заметил:

– Потом, может быть, ты пересмотришь свое отношение к университету.

У Кэролайн замерло сердце. Она была уверена, что Борден забыл свое обещание финансировать ее обучение, так как он ни разу больше не упоминал об этом до настоящего момента. Ей казалось, Борден понимает, что она не должна – не может – допустить этого. Кроме того, это заставило ее вспомнить его жест, который она сочла несколько развязным. Кэролайн хотела забыть об этом. Она не собиралась задевать чувства Бордена – он был хорошим другом. Очевидно, по выражению ее лица он понял, что ей не по себе, и резко переменил тему разговора.

– Тем временем я попробую найти кого-нибудь, кто сможет обучить HAL некоторым манерам.

Несмотря на свою шутку о телевизионных обедах, Кэролайн планировала приготовить к Дню Благодарения полноценный обед. Тесса приедет домой на все выходные, а Бен обещал, что попытается приехать домой из Чапел-Хилла, если сможет найти способ добраться. Самолетом не подходит: слишком дорого. Не в первый раз Кэролайн захотела иметь хотя бы четверть тех денег, которые они с Гарри растратили в клубах и ресторанах.

Бен так отличается от Тессы, думала Кэролайн, замешивая тесто для пирогов с яблоками и тыквой, чтобы потом его заморозить и испечь пироги в День Благодарения. Он скорее останется в школе на каникулы, чем попросит денег у отца или у бабушки. Всегда сдержанный, Бен стал совсем замкнутым и молчаливым после того, как Гарри уехал с Роксаной в Калифорнию. Он почти ничего не говорил по поводу развода, но Кэролайн знала, что он полностью на ее стороне.

– Я очень хочу, чтобы ты приехал домой на День Благодарения. Я могла бы подкинуть около пятидесяти долларов, если это поможет.

Кэролайн крепко сжимала телефонную трубку, разговаривая с сыном однажды в пятницу вечером в начале ноября. Она хотела, чтобы Бен приехал домой. Праздник Благодарения только для нее и Тессы казался ей насмешкой над теми семейными праздниками, которые у них были раньше. Единственное, что она потеряла с уходом Гарри, были дни рождения и праздники: с ними было так трудно сейчас.

– Да, мам, ты же знаешь, я приеду, если смогу добраться.

Кэролайн почудилась тень усталости в его голосе. Как будто он хотел сказать: «Мам, я буду дома, если смогу раздобыть денег. Но я не попрошу ни единого пенни у отца или его матери. Я беспокоюсь о тебе. Я люблю тебя. Я знаю, что Тесса и я – это все, что у тебя есть».

Кэролайн попыталась объяснить ему, что он не отвечает за ее счастье, что у нее своя собственная жизнь:

– Не беспокойся так. Ничего страшного не произойдет, если ты не сможешь приехать. В любом случае я буду здорово занята. Моя учебная группа встречается практически без перерывов до конца экзаменов. Ты знаешь, каково это.

– Занимаешься ли ты еще чем-нибудь, кроме учебы и работы у мистера Ченнинга? – проконтролировал ее сын.

– Ты бы еще спросил, принимаю ли я витамин и достаточно ли много сплю, – рассмеялась Кэролайн.

– Ну правда, как ты?

Кэролайн представила себе Бена, его длинные ноги в кроссовках одиннадцатого размера, торчащие из телефонной будки, одна нога неслышно отбивает ритм. Она улыбнулась:

– Лучше расскажи, как ты? Как твои успехи, поскольку уж мы об этом заговорили?

– Хорошо, мама, вполне нормально, – рассеял Бен ее тревоги. – Слушай, я, может быть, приеду домой не один. Если я смогу, то дам тебе знать, когда меня ждать. Ничего, если я возьму кого-нибудь с собой?

– Конечно. – Кэролайн была удивлена и обрадована. Может быть, дела у Бена неплохи, если у него есть друг, которого он хочет при гласить домой в День Благодарения. – Кто приедет?

– Пока еще никто, – сказал Бен, и Кэролайн почувствовала улыбку в его голосе. – Ты контролируешь мою личную жизнь?

– Конечно. Для этого и существуют матери. Меня бы лишили этого звания, если бы я не захотела узнать, кого ты привезешь домой, даже если ты еще не знаешь, привезешь ли кого-нибудь.

Кэролайн улыбнулась самой себе. Разговаривать с Беном было намного проще, чем бороться с капризами Тессы. Наверное, это правда, что с ребенком противоположного пола иметь дело легче. Гарри никогда не понимал, почему Кэролайн и Тесса конфликтовали. Он и его дочь ни разу не сказали друг другу слова поперек.

– Ладно, не особенно рассчитывай на мой приезд, мам, но я, возможно, смогу это провернуть. А если нет, то я дам тебе знать. И к тому же мы в любом случае увидимся на Рождество.

– Это было бы прекрасно. Мы все трое сдадим экзамены и сможем по-настоящему отдохнуть и насладиться обществом друг друга.

Кэролайн пыталась говорить весело, как будто мысль о Рождестве могла заслонить проведенный в одиночестве День Благодарения.

– И даже если я не смогу приехать, Тесса будет дома в День Благодарения. Когда прибывает наше любимое отродье?

– Через неделю, в среду. И не называй ее отродьем.

«Как я боюсь этого. Все больше угодливости ради денег. Все больше сравнений старых добрых дней, когда отец был здесь, с этими скучными, нищенскими подарками».

– Так дай мне знать, когда, где и кто, и я буду готова. – Кэролайн хотела закончить разговор на веселой ноте. – Всего хорошего, Бен.

– Тебе тоже, мам. Позвоню на следующей неделе.

Кэролайн повесила трубку, потянулась и вздохнула. Надо сделать еще множество заданий и обзорных работ. Это здорово, что работа так ее поглощает и некогда думать о Дне Благодарения.

Между занятиями, подготовкой к экзаменам и борьбой с компьютером Кэролайн с трудом нашла время хоть немного подготовиться к Дню Благодарения. В этом году придется обойтись без генеральной уборки дома и полирования серебра. Не будет возможности соорудить серебряное украшение для середины стола. В этом году в центре стола будут просто стоять хризантемы. Праздничный обед сокращен до минимума: индейка – да; картофельное пюре – нет; начинка – да; луковый соус – нет, и так далее. Приближающийся праздник принимал определенные очертания: праздник для троих, без Мейды и Гарри, без традиционных вечеринок в загородном клубе и без соседей.

Тесса позвонила, чтобы сказать Кэролайн, что приедет домой, как и планировала, за день до Дня Благодарения. Она говорила торопливо и взволнованно, как будто бы что-то скрывала. Кэролайн не стала задавать вопросов. Тесса не была хитрой. Что бы ее ни беспокоило, она расскажет об этом всем, и особенно своей матери, подробно и длинно, как только приедет домой. Кэролайн представила, как они будут проводить время вместе с Тессой, неторопливое, тихое время, как она и ее дочь попытаются наладить отношения друг с другом, которые будут укрепляться с каждым новым разговором.

В пятницу и субботу к Кэролайн, как обычно, придет ее учебная группа, и Кэролайн была обеспокоена тем, как отнесется Тесса к одноклассникам ее матери. Было бы так приятно думать, что эти молодые люди окажутся похожи друг на друга, но это было бы совсем нереалистично. Никто из группы не имел того социального происхождения и тех денег, которые были необходимы, чтобы стать другом Тессы Фолкнер.

«Она с каждым днем все больше похожа на Мейду». Эта мысль невольно возникла у Кэролайн. Даже мысли об этом ее расстраивали. Она знала, что Тессу это совсем не оскорбит и она воспримет сравнение с бабушкой как комплимент. Это тоже была весьма неприятная мысль.

Тесса приехала из школы в среду днем. Бен позвонил утром, чтобы сказать, что не сможет приехать домой, но Кэролайн надеялась, что они с Тессой проведут вместе теплые и счастливые каникулы.

Тесса вошла в дом в облаке холодного воздуха, пахнущая дорогими духами и смеющаяся.

– Мама, привет, как дела? – Она поцеловала воздух рядом со щекой Кэролайн. – Я сказала Чаку и Брету, что дам им что-нибудь выпить перед тем, как они отправятся дальше.

Тесса махнула рукой в сторону двух молодых людей, которые вошли следом за ней. Не представив их Кэролайн, она повернулась, чтобы открыть холодильник.

– Привет, – сказала Кэролайн, дружески улыбаясь. – Я надеюсь, путешествие было не слишком утомительным. Много машин на дорогах?

Она подала руку одному из юношей, более высокому, с густыми каштановыми волосами и широкими плечами.

– Миссис Фолкнер, – сказал он, взяв ее руку. – Я Брет Мэдиган. Ваша кухня пахнет, как в День Благодарения.

– Спасибо, – улыбнулась ему Кэролайн. Он казался приятным молодым человеком. – Что вам предложить? У нас есть содовая, имбирное пиво и…

– Мама, ради Бога! – Тесса обернулась и взглянула на Кэролайн с ледяным неодобрением Мейды. Они хотят выпить. Мы уже не дети. Сейчас я достану. – Она подошла к шкафу, в котором стояло спиртное. – Что вы предпочитаете? Скотч, бурбон…

– Тесса, твои друзья снова сядут за руль, а синоптики обещали гололед. – Она повернулась к молодым людям. – Я терпеть не могу быть типичной мамашей, но смею надеяться, что вы предпочитаете слабые напитки, даже если вам уже больше двадцати одного года. Ведь так, не правда ли?

Воцарилась тишина. Затем мальчик, который был ниже ростом, с песочного цвета волосами, сказал:

– Хорошо, миссис Фолкнер. Я Чак Дональдсон, и я, пожалуй, выпью содовой. Спасибо.

Кэролайн подавила вздох облегчения. Тесса опять повернулась к холодильнику, сказав только:

– Я сейчас сделаю, Чак. Мама, – спросила она, засунув голову в холодильник, – зачем ты готовишь всю эту еду?

– Я знаю, этого слишком много, – сказала Кэролайн. – Просто не вижу способа приготовить небольшой благодарственный обед. Мы будем есть индейку весь уик-энд.

– Но ведь я же говорила тебе! – воскликнула Тесса. – Я собираюсь завтра к бабушке. Она пригласила еще кого-то, и я сказала, что приеду пораньше и останусь попозже в качестве помощницы хозяйки.

Тесса взглянула в ошеломленное лицо матери и быстро отвела взгляд.

– Я помню, что говорила тебе, мама. По телефону. На прошлой неделе. Ты сказала, что все поняла.

Тесса широко распахнула свои большие синие глаза и улыбнулась очаровательной улыбкой феи. Ее лицо всегда принимало такое выражение, когда она врала. Кэролайн видела его много раз после ухода Гарри. Брет и Чак выглядели смущенными.

– О, – сказал Брет, – посмотри на часы. Я не думал, что уже так поздно. Чак, лучше оставь свое питье. Мы должны ехать. Большое спасибо, миссис Фолкнер. Тесса, мы подхватим тебя в воскресенье днем, хорошо?

С этими словами они ушли. Тесса стояла спиной к матери, наливая содовую. Она фальшиво напевала себе под нос и постукивала пальцами. Ее улыбка все еще была на месте.

– Как тебе нравится мой свитер? Я только вчера его купила. Бабушка прислала мне денег. Отличный, правда?

– Тесса, ты не говорила мне, что собираешься к Мейде в День Благодарения.

Кэролайн казалось, что ее голос звучит; как скрипучая дверь.

– Я говорила, мама. – Тесса пожала плечами, все так же улыбаясь. – Ты просто не…

– Ты не говорила мне и прекрасно знаешь об этом. Мне кажется, ты должна позвонить бабушке и объяснить, что ты забыла предупредить меня и поэтому не сможешь приехать.

Кэролайн пыталась говорить твердо, но ее сердце трусливо забилось при мысли о том, что придется провести День Благодарения наедине с угрюмой, замкнутой Тессой.

– Я не могу и не буду. – Тесса скрестила руки на груди и нахмурилась. – Бабушка рассчитывает на меня. Некоторые ее друзья придут с детьми, которых я видела в последний раз, когда отец… – Ее голос охрип, и она прокашлялась. – Когда отец жил с нами. До того, как ты выгнала его. День Благодарения здесь, без него, только с тобой… Я не представляю себе такого. Извини, но я не представляю этого. Я рассказала бабушке о своих чувствах, и она вполне меня поняла. Так что я собираюсь на ее вечеринку. Я уйду рано, чтобы помочь ей подготовиться. Ее шофер – как его зовут?

– Хуан, – прошептала Кэролайн, сдерживая слезы. – Шофера зовут Хуан.

– Все равно. В любом случае он заедет за мной около одиннадцати. И не беспокойся о том, как я вернусь домой. Хуан привезет меня обратно.

– Я и не беспокоюсь об этом, Тесса. Разумеется, у тебя все будет хорошо.

Кэролайн обнаружила, что больше не может говорить. Чувствуя себя одеревеневшей, как марионетка, она повернулась и вышла из кухни. Пока она поднималась по лестнице, слезы начали пробивать себе дорогу, несмотря на ее железный контроль. Пробежав последние несколько ступенек, она влетела в свою комнату и прислонилась к двери, руками закрывая рот, чтобы сдержать рыдания.

В этот вечер Кэролайн сделала зеленый салат – одно из любимых кушаний Тессы. По этой-то причине Кэролайн его и приготовила. Тесса была улыбчива и оживленна. Она добилась своего и теперь стала любезной. Она потчевала Кэролайн историями из жизни колледжа: как она застряла в классе и писала работу почти всю ночь; как она поручила Чаку сделать за нее лабораторную работу по зоологии.

– Ты хочешь сказать, что не очень интересуешься своими занятиями?

Кэролайн думала о тысячах долларов, выделенных Тессе на образование, которого она, кажется, не хочет получать.

– О, мама, не будь такой жесткой только потому, что ты решила учиться в своей школе серьезно. Я уверена, что ты думала по-другому, когда училась в Бринвуде, а отец – в Пенне. – Тесса умильно улыбнулась. – Отец любил говорить, что вы проводили вместе каждую свободную минуту. Тебя действительно волновало, какую войну выиграли римляне или как проходит какой-нибудь химический опыт?

Кэролайн слабо улыбнулась, на мгновение вспомнив те дни. Она и Гарри были молоды и вскоре обнаружили, что влюбились друг в друга. Все те качества Гарри, которые позже выводили ее из себя, тогда очаровывали. Он пропускал занятия, слишком много пил, убивал время на студенческих вечеринках. Кэролайн думала, что он как раз такой, о котором она мечтала, – некто, кто не принимает ничего близко к сердцу, не суетится, не поучает. Словом, живет настоящим моментом. Он дразнил ее, потому что она слишком ревностно относилась к учению:

– Кэри, жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о какой-то мертвой философии, – говорил он, закрывая книгу, которую она пыталась изучать.

Позже, когда они поженились и появились дети, она вдруг совершенно ясно увидела, что то, что казалось беззаботным очарованием молодости, на самом деле было инфантильностью. Гарри никогда не переставал смеяться над серьезным складом ее ума, но при этом никогда не переставал зависеть от нее, опираться на нее, использовать ее.

Кэролайн тряхнула головой, как бы проясняя все. Почему все эти воспоминания нахлынули на нее сейчас? Может, из-за продолжительной речи Тессы о папе и чудесных временах, которые у них были? Какое это имеет значение? Думать о прошлом, с которым давно покончено, – «только понапрасну тратить время и слезы», как любила говорить ее мать.

– Ты собираешься куда-нибудь сегодня вечером, Тесса, или мы посидим у огня, попьем какао и поговорим?

Тесса быстро подняла глаза:

– Как ты догадалась? У Мэри Ковингтон сегодня вечеринка, и я сказала, что приду. Ты ведь не возражаешь, мама? – Она была уже готова направиться к вешалке. – Я пешком. Здесь совсем рядом. Не волнуйся, я вернусь не поздно.

– Нет, конечно, нет. Постарайся не поднимать слишком много шума, когда придешь. Я, вероятно, буду спать.

Кэролайн не была расстроена тем, что Тесса уйдет из дома в этот вечер. Она обнаружила, что разговаривать с дочерью – тяжелая работа. Но ей не хватало той маленькой девочки, такой веселой и шустрой, которая так стремилась делать все вместе с мамой.

На рассвете Дня Благодарения солнце осветило голые ноябрьские деревья и выцветшие лужайки. Это был воистину последний осенний день, хрупкий, холодный и ослепительный. Кэролайн села за кухонный стол и задумалась, чем же ей сегодня заняться. Учиться? Она не могла смотреть ни на одно дело, ни на одну страницу тщательно составленного курсового конспекта. Нет, должно было найтись что-то другое, чем бы ей хотелось заняться.

Прошлой ночью Кэролайн несколько часов лежала в постели без сна, захлебываясь то от жалости к себе, то от слез. Это был один из самых худших моментов ее жизни после развода. Провести День Благодарения в одиночестве? Невыносимо было думать об этом, но она должна была об этом думать. Был ли какой-то выход? Она могла позвонить Лиз и Бордену. Она знала, что всегда получит приглашение в их дом. У нее было несколько других друзей, которые очень обрадовались бы ей, приди она даже без всякого приглашения. Впрочем, Кэролайн знала, что если она вмешается в семейную подготовку к празднику, нарушит традиции других людей, ей будет еще хуже, чем сейчас. Жалость к себе была побеждена, по крайней мере, временно, но Кэролайн понимала, что она может вернуться назад, и еще более сильной, чем прежде. Ей нужно было подумать о чем-нибудь отвлеченном.

С этой мыслью пришло озарение. Кэролайн открыла телефонную книгу и начала звонить. После третьего звонка она улыбнулась и направилась в кухню. Когда Тесса медленно спускалась по лестнице в десять часов, Кэролайн как раз начала печь пироги и фаршировать индейку.

– Ммм, как хорошо пахнет, мама. – Тесса ностальгически улыбнулась и, зайдя в кухню, понюхала воздух. – Ты всегда делаешь потрясающие пироги. Но зачем ты готовишь? Я ничего не захочу, когда вернусь. Ты же знаешь бабушку, она каждого откормит до второго подбородка. А тебе не съесть все это самой.

– Я и не собираюсь. – Кэролайн проворно двигалась по кухне. – Ты можешь сама приготовить себе завтрак, Тесса? Мне очень некогда.

– Конечно, – заинтригованно произнесла Тесса. – Но почему ты так спешишь?

– Я должна быть в одном месте в два часа, – сказала Кэролайн, не глядя на дочь. – Там вафли в холодильнике и яйца, если ты хочешь плотно позавтракать.

– Нет, спасибо. Ломтик поджаренного хлеба и апельсиновый сок – этого вполне достаточно. Куда ты собираешься?

– Ты бы лучше посмотрела на часы. У Хуана, вероятно, еще множество поручений на сегодня. Он рассердится, если ты заставишь его ждать.

Тесса плеснула себе немного сока и с любопытством взглянула на мать. Затем бросила взгляд на настенные часы:

– Ого! Ты права. Пойду-ка я в душ, а то сеньор Хуан расскажет бабушке, что я заставила его ждать.

Тесса бросилась к лестнице. Когда она через полчаса уходила, одетая в мягкий синий свитер и юбку-шотландку, с блестящей копной каштановых свежевымытых локонов, Кэролайн попрощалась с ней нежно, но чуть рассеянно.

Около двух часов Кэролайн подъехала к большому обветшалому зданию в Филадельфии. Пришлось поторопиться, но она все закончила вовремя и успела принять душ и переодеться в мягкое серое вязаное платье и черные туфли на низком каблуке. Вокруг шеи у нее был повязан серый с розовым шарф. Когда она приехала на вокзал в Филадельфии, ее встретили и посадили в старый разбитый драндулет. Прибыв к месту назначения, двое из сопровождавших внесли в дом весь обед, приготовленный Кэролайн к Дню Благодарения, включая клюквенный соус и взбитые сливки для пирогов. Несколько людей суетились, сервируя длинные столы, заполнявшие похожую на пещеру комнату. Кэролайн отнесла свои приношения во временную кухню с задней стороны комнаты. Она присоединилась к другим женщинам и мужчинам, накрывающим столы. Работая, Кэролайн невольно улыбалась. Время от времени кто-нибудь начинал петь гимны, другие подхватывали; то тут, то там вспыхивал смех. Да, она приехала в нужное место.

К Кэролайн подошел высокий импозантный чернокожий мужчина.

– Большое вам спасибо за ваше неожиданное великодушие, – сказал он, взяв ее за руку. – Мы нуждаемся в любой пище и помощи, которую можем получить, особенно в День Благодарения. Мы все хотим, чтобы это был настоящий праздник для каждого.

– Мне приятно принять участие в вашей работе, – сказала Кэролайн.

Все три двери были открыты, и начали приходить обедающие. Здесь были пожилые мужчины и женщины, сгорбленные и измученные, и молодые семьи с маленькими детьми на руках. Всех их объединяло одно: как и у Кэролайн, у них не было места, где они могли бы провести этот День Благодарения. Некоторые были бездомными, некоторые жили в маленьких комнатах. Иные потеряли свои семьи, а кое у кого их никогда не было.

В течение двух с половиной часов Кэролайн накладывала еду на тарелки, наполняла салатницы, помогала есть детишкам, подогревала питание для младенцев. К тому времени, когда она наконец вымыла и собрала свои блюда и чаши, ноги ее устали, но на сердце просветлело.

«Это то, что мне было нужно, – подумала она. – Люди, которые могут смеяться, петь и помогать друг другу, несмотря на все превратности судьбы. Этот дом заставляет людей перестать жалеть себя». Несмотря на все свои проблемы, которые иногда становились такими сложными, Кэролайн осознала, что она очень счастливая женщина.

Чересчур взволнованная, чтобы возвращаться обратно в свой пустой дом в Бринвуде, Кэролайн задумалась, что делать. Она знала, что вечеринки у Мейды продолжались долго. Когда один из шоферов спросил ее, куда она хочет поехать, она мгновение помедлила, а потом решилась:

– В юридическую школу «Урбана».

Она заберет из своего шкафчика некоторые бумаги, которые нужно просмотреть, и если сможет, то сделает с них фотокопии для одногруппников.

К несчастью, школа оказалась закрыта. Кэролайн толкнула переднюю дверь, только чтобы обнаружить, что она заперта, а зал за стеклянной дверью темный и пустой. Потом она вспомнила, что боковые двери иногда оставляют открытыми, и пошла через холодную осеннюю тьму за угол этого бетонного здания. Одна из боковых дверей была не заперта, и Кэролайн прошла внутрь. Вестибюль был освещен, но пуст и безмолвен. Ее шаги эхом отдавались в длинном пустом коридоре, и от воспоминаний о сценах из кинофильмов, снятых в таких пустых школьных коридорах, волосы у нее стали дыбом: пальцы-когти Роберта Энглунда, топор Джека Николсона… Возможно, это была не слишком хорошая идея.

Кэролайн подошла к лифту. Ее шкафчик находился на пятом этаже. Подъем вверх был сверхъестественно тих. Кэролайн не ездила в пустом лифте в школе. Он вечно был забит студентами и преподавателями.

Двери лифта открылись, и Кэролайн вышла в темный коридор пятого этажа. Она положила свои вещи на пол около лифта, чтобы потом легко найти их, затем огляделась вокруг, пытаясь выбрать направление. Здесь горел слабый свет, но после яркого освещения в лифте Кэролайн почти ничего не видела. Она побрела по коридору, держась рукой за стену.

После нескольких робких шагов она почувствовала уверенность и пошла быстрее.

Прямо в чье-то теплое тело:

– О, Боже!

Пронзительный крик Кэролайн, почувствовавшей, что вокруг нее сомкнулись сильные руки, был достоин истеричных киногероинь.

– Миссис Фолкнер. – В низком голосе не было вопроса. Дэниел знал, чье тело обнимал. – Кэролайн.

– Дэниел.

Она вдыхала запах накрахмаленной одежды и одеколона. Она чувствовала его плечи под шершавым твидовым пиджаком. Не профессор Фрателли – Дэниел.

Он больше ничего не сказал, но не отпустил ее. Кэролайн снова пробормотала его имя, но не шевельнулась, чтобы освободиться из его объятий. Она медленно подняла голову, а Дэниел опустил свою. Когда его голова заслонила все окружающее, характер темноты изменился. Их губы встретились, тела прижались друг к другу. У Кэролайн перехватило дыхание, и руки Дэниела крепче обняли ее.

Его губы на мгновение оторвались от ее губ и сразу же вернулись, легонько целуя уголки ее рта.

– Хорошо, как хорошо, – пробормотал он, провел языком по ее сжатым губам, и они медленно раскрылись.

– Дэниел.

Кэролайн выдохнула его имя так тихо, что воздух едва шелохнулся. Она почувствовала, что этот момент когда-то был предопределен. Не было никого другого, чьи объятия она могла найти так безошибочно, так полно доверяя им. Не было других рук, не было другого тела, которые она могла чувствовать так хорошо, как его. Не было никого другого, кто мог бы без слов узнать ее.

– Да, да, Кэролайн. – Его губы двигались по ее подбородку к мочке уха. Она чувствовала, как его дыхание шевелит волосы на ее шее. – Откуда ты взялась? – спросил он с улыбкой в голосе.

Они одновременно начали медленно отодвигаться друг от друга. Какое-то время ее пальцы ласкали его лицо, прослеживая все его выпуклости и изгибы, трогая его мягкую бороду, плавные линии и завитки его ушей.

Кэролайн улыбнулась. Она увидела, что он ее понял. Они оба скрестили свои пальцы и сказали: «Королевский крест» – как дети на площадке, когда хотят выйти из игры. В их жизнях, наполненных ответственностью и обязательствами, этот волшебный момент был вне игры. Он не засчитывался.

– Иди ко мне.

Дэниел взял ее руку, но Кэролайн отстранилась.

Волшебство кончилось. Нужно забыть об этом моменте сопереживания с Дэниелом Фрателли, иначе она пропала. Ее жизнь обрела форму и значение из-за ее обязательств по отношению к работе, из-за ее решения стать юристом. Здесь не было времени и места для увлечения, в особенности одним из ее профессоров, и уж, конечно, не этим. Дэниел очень легко мог стать для нее важнее, чем любой другой мужчина. Достаточно важным, чтобы угрожать ее целям.

Мысль о том, что сейчас могла бы возникнуть связь между ней и Дэниелом, которая пошла бы дальше молчаливого поцелуя в темноте, испугала Кэролайн, как если бы она захотела этого. Она знала, что ее влекло к нему, влекло все время. Теперь, признав это, Кэролайн должна была что-то с этим сделать. Был ли это просто моментальный порыв, которому они поддались в темноте, или она была рискованно близка к связи? Первое было новым и неиспытанным. Для второго она чувствовала себя израненной, чтобы делать подобную попытку.

Кэролайн не одобряла связи, и ее сердце предостерегало ее, в то время как тело инстинктивно откликалось на эту мысль. Поцелуй Дэниела. Тело Дэниела. Потребность в Дэниеле.

О, Боже, что она наделала?

Глава 9

– Хочешь поехать ко мне домой? – спросил Дэниел, повернув ключ зажигания, и тут же покачал головой. – Прости. Я знаю, как это звучит: «Поехали, и позволь мне соблазнить тебя».

Он передвинулся на водительское место и взглянул на Кэролайн. При ярком верхнем свете ее лицо казалось лишенным красок, а глаза были огромными. Дэниел не был уверен, что правильно понимает выражение ее лица: на его взгляд, она была ошеломлена.

– Ты выглядишь немного растерянной. – Он подвинулся ближе и коснулся ее щеки, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Как уцелевшая после землетрясения.

– Нет, – попыталась засмеяться Кэролайн. – Я была такой в течение долгого времени.

– Ты жалеешь, что мы встретились сегодня, Кэролайн? Я – нет, но ты кажешься… озабоченной. Как будто сделала что-то ужасное.

– Да. – Кэролайн выдавила полуулыбку. – Это как раз то, что я чувствую.

– Потому что я поцеловал тебя?

– Нет. – Кэролайн взглянула на него бездонными глазами. – Потому что я поцеловала тебя.

Дэниел снова улыбнулся:

– В самом деле? Не знаю, как тебе, а мне это понравилось. – Кэролайн ничего не сказала. – А, Кэролайн? Или ты не знаешь?

– Я… Я не уверена. – Ее лоб сморщился, как если бы ей задали вопрос, требующий серьезных раздумий.

– Если ты поедешь ко мне домой, мы сможем повторить это – строго в духе научных исследований, ты понимаешь. – Дэниел улыбнулся, блеснув белыми зубами, резко контрастирующими с его темной бородой. – Это даст тебе больше свидетельств для рассмотрения. Я могу предложить также сливочное ореховое мороженое, если поцелуи тебя не привлекают.

– Ты подкупаешь меня? – нерешительно улыбнулась Кэролайн.

– Пытаюсь.

Он погладил ее щеку указательным пальцем. – Я не хочу, чтобы ты это делал. – Кэролайн смотрела ему в глаза, как будто пытаясь найти в них ответ на какую-то загадку.

– Почему же? – усмехнулся Дэниел. Она была прекрасна даже в свете галогеновых ламп. – Ты поддаешься искушению?

– Да, очень. И поэтому не надо. – Кэролайн медленно подняла руку к его лицу и, не коснувшись его, опустила ее на колени. – Это пугает меня.

– Это? – повторил Дэниел. Он погладил ее волосы. Они были гладкими и мягкими, как атлас. – Что такое «это»? Что пугает тебя, Кэролайн?

– Ты. – Она шумно вздохнула. – Я. Это.

– Что ты подразумеваешь под «этим»? Что означает «это»?

Дэниел прекрасно знал, что она имела в виду, но хотел, чтобы она сама сказала это. Он хотел, чтобы она призналась в том, что произошло между ними.

– О, остановись. Перестань вести себя как профессор, и все время задавать вопросы, на которые невозможно ответить. «Всегда ли доктрина квазиконтракта применима к Закону о мошенничестве, мисс Фолкнер? Так что ты подразумеваешь под «этим», Кэролайн?»

Ее имитация напыщенного болтуна была жестокой.

Дэниел рассмеялся. Ему нравилось, когда она раздосадована. Она или скажет тебе правду, или не скажет ничего. Совсем не как Элисон.

Откуда вдруг опять пришло это сравнение? Он думал о своей бывшей жене весь день, но только из-за Сары. Он беспокоился всякий раз, когда их дочь проводила время с Элисон. Элисон была… ненадежна.

– Не сиди так, – сказала Кэролайн. – Защищайся. Скажи что-нибудь. Все равно что.

– Я очень хочу, чтобы ты пошла ко мне домой выпить или поесть мороженого. Я готов предложить тебе все что угодно, лишь бы ты согласилась провести со мной остаток этого вечера. – Дэниел отодвинулся к краю сиденья. Он не хотел давить на нее и готов был предоставить ей любое пространство, какое ей было нужно. – Мне нравится твое общество, но я не заставляю тебя. Если хочешь, я прямо сейчас отвезу тебя обратно в Бринвуд.

Кэролайн подумала о вечере, который придется провести в одиночестве в ожидании Тессы. Все добрые чувства, наполняющие ее, будут медленно утихать и окончательно исчезнут после первого же саркастического замечания ее дочери.

– Я не хочу ехать домой прямо сейчас. – Кэролайн глубоко вздохнула и сказала то, чего, конечно, не должна была говорить: – Я поехала бы к тебе домой, если бы была уверена, что никого не побеспокою.

– Кого же ты думаешь там встретить? Шесть танцовщиц с украшениями на пупках, ждущих от меня удовольствий?

Теперь это больше было похоже на прежнего Дэниела Фрателли, легко раздражающего, но забавного. Не такого мягкого и сексуального, каким он был, когда целовал ее в коридоре пятого этажа. Они с легкостью вернулись к своим обычным взаимоотношениям. Небольшие следы сожаления остались у Кэролайн в душе, но облегчение подавило их. Она не хотела осложнений из-за избытка чувств.

После ухода Гарри ей необходима была уверенность в том, что она все еще привлекательна, и несколько раз она встречалась с мужчинами. Неудачи, полные и совершенные неудачи. Ее попытки вести легкомысленную беседу не увенчались успехом, а ее ответом на любые физические предложения было паническое бегство.

Может быть, ей всегда чего-то не хватало или же она утратила это в начале своего замужества. В любом случае, ее способность к любви, или удовольствиям, или даже просто физической близости ушла. Кэролайн решила, что никогда больше не допустит стремления к роману, к любви, к сексу или к чему-то в этом роде. Ее подавлял тот факт, что она пасует, когда дело доходит до связи с мужчиной.

И с Дэниелом Фрателли неудача наверняка будет такой же полной, как и опустошение, которое последует за этим. Она не будет, не может снова проходить через это. Выпивка, смех, шутливые замечания о последующих решениях Верховного Суда, поцелуй… Кэролайн сказала себе, что сможет удержаться от этого, несмотря на удовольствие, полученное от предыдущих поцелуев.

«Все в порядке, – уговаривала она себя, пока они в полном молчании ехали по улицам города. – Я не буду этого делать. Это глупо. Это значит лезть на рожон. Но я хочу. Хочу быть с ним. Я не позволю этому зайти слишком далеко. Я знаю, когда остановиться. Сейчас. Сейчас пора остановиться».

– Приехали.

«Слишком поздно».

– Вот и мое скромное жилище…

Дэниел ввел ее в свой дом. Кэролайн была удивлена тем, что он находится в очаровательном уголке Филадельфии неподалеку от Дома Независимости, где были любовно восстановлены старинные улицы с домами XVIII и XIX столетий. Кэролайн всегда думала о светском районе как об элегантном изысканном месте обитания любителей истории и собирателей древности. Она не предполагала, что в таком месте может жить Дэниел Фрателли.

Гостиная, которая занимала всю длину дома, стала следующим сюрпризом. В этом ярко-желтом китайском шелке с хризантемами, обтягивающим кушетки и кресла, в этих гармонирующих портьерах на окнах чувствовалась рука профессионального декоратора. Красная лакированная коромандельская ширма закрывала стену за кушеткой. Но рядом с великолепными достижениями декоратора здесь царил беспорядок, который явно принадлежал Дэниелу и его дочери. Юридические обзоры и журналы, газеты, кукла Барби, копия «Сэсси» – все нашло себе место рядом с хрустальными вазами для цветов и китайскими нефритовыми статуэтками.

– Не смотри так ошарашенно. Ты думаешь, что мне не нравятся изделия Шумахера и роскошная жизнь, мисс Фолкнер?

Кэролайн продолжала разглядывать комнату. Она увидела сундук красного дерева в стиле «чиппендейл», на котором две папки с судебными делами уравновешивали китайскую чашу с благовониями.

– Это очень… интересная комната. Она выглядит так, как будто к ее оформлению приложили руку и доктор Джекил, и мистер Хайд.

– Позволь мне взять твое пальто. – Дэниел встал у нее за спиной. Она почувствовала его теплые руки на своих плечах. – И кто же я? Добрый доктор или грубая скотина?

– Ну, не знаю, – сказала еле слышно Кэролайн. Может быть, это неправильное сравнение. На самом деле этот дом выглядит так, будто здесь живут Брюс Вейн и Бэтмен.

– Это немного лучше. – Дэниел взял ее за руку. – Когда я был ребенком, то всегда представлял себя крестоносцем в плаще. А теперь скажи, что тебе предложить выпить? Я буду неразбавленный скотч, но могу принести тебе бренди, ром или шерри.

Кэролайн уселась в кресло, обитое желтым шелком, и положила руки на колени:

– А как насчет сливочного орехового мороженого? Или это была только уловка?

– Ты не так поняла меня, Кэролайн. Конечно, ты можешь съесть мороженое. Я вернусь через минуту. Нет-нет, не ходи со мной. Я не хочу, чтобы ты видела кухню. Иначе ты поймешь, что мистер Хайд был здесь сегодня утром, сокрушая все вокруг в попытках приготовить картофельное пюре.

Кэролайн рассмеялась и осталась сидеть, рассматривая комнату, пока не вернулся Дэниел с гигантской суповой тарелкой, наполненной сливочным ореховым мороженым.

– Ммм, божественно, – вздохнула Кэролайн, положив в рот первую ложку.

Дэниел налил себе вина и сел напротив нее в удобное мягкое кресло, обитое красной китайской кожей. Перед тем как сделать глоток, он поднял свой стакан за нее:

– Спасибо, что пришла, Кэролайн. Мне очень не хотелось остаться этим вечером в одиночестве.

– Я знаю. Я чувствовала то же самое. – Кэролайн поежилась. День, проведенный дома без Тессы и Бена, был бы очень мрачным. – В праздники нужно проявлять массу изобретательности.

– Где ты была сегодня днем со всеми этими тарелками? – улыбнулся ей Дэниел, и Кэролайн неожиданно для себя рассказала о своем обеде с Реверендом Джонсоном и его помощниками.

Откинувшись в кресле и потягивая свой напиток, Дэниел, не отрываясь, смотрел на нее, пока она рассказывала.

– Где же твои дети? Ведь они оба в колледже?

– Как ты узнал об этом? – уставилась на него Кэролайн.

Откуда он это знает?

– Ты мне сама сказала. В тот день, когда пришла в мой офис продлевать срок сдачи работы. Ты сказала, что я не знаю о том, как ты живешь, и даже не подозреваю, что у тебя есть двое детей, которые учатся в колледже. Помнишь?

Кэролайн почувствовала, что краснеет. Какой ужас. Что еще она наговорила ему? У нее в памяти осталось только чувство освобождения и беззаботности, которое она испытала, сказав то, что думает.

– Я полагаю, что много чего сказала в тот день, – сказала она, криво усмехнувшись.

Дэниел поднялся и подошел к камину, который был загорожен двумя креслами.

– Я забыл разжечь огонь. – Он зажег длинную спичку. – Вот так. Нет, ты не сказала ничего лишнего. В конце концов, я первый начал. Ты только отказалась уступить. Это была красивая борьба.

На губах Кэролайн промелькнула улыбка:

– Мне казалось, что ты очень хотел поспорить. Обычно люди сначала узнают меня хорошенько, а потом уже нападают таким образом.

– Да… ну… – Дэниел почувствовал себя неловко. – На самом деле это была не ты. Такой ты хотела… казаться.

– Хотела казаться? – Кэролайн выпрямилась и сосредоточила свое внимание. – Я не претендую на то, чего нет на самом деле. То, что ты видишь, это и есть почти то, что я из себя представляю. А какой, по-твоему, я пыталась быть?

Кэролайн представила себе, что он мог подумать: вот трогательная женщина, пытающаяся вернуться в основное русло жизни и воображающая, что она сможет изучить право.

– О, черт. – Дэниел провел пальцами по кудрявой темной шевелюре, приведя ее в еще больший беспорядок. – Зачем я завел этот разговор?

Кэролайн недовольно смотрела, как он делает большой глоток своего напитка.

– Не имею понятия, – холодно ответила она, взяла небольшой кусочек мороженого и затем отставила блюдо в сторону.

Она больше не хотела.

– Слушай, ведь ты же не такая, какой иногда стараешься казаться. Не такая. Так ты выглядишь и так звучат твои слова, когда ты смотришь на меня с высоты своего породистого носа, когда ледяным тоном говоришь: «Не имею понятия». Иногда ты и впрямь ведешь себя, как оскорбленный член королевской семьи, Кэролайн.

Она поднялась со своего кресла и скрестила руки на груди. Она была взбешена. Он опять хотел все испортить.

– Нет, хватит! Ты возвращаешься к этой своей классовой… чепухе уже в который раз, не так ли? Я не верю в это. Для разумного интеллигентного человека…

Дэниел встал и посмотрел ей в лицо:

– Может быть, хватит, Кэролайн? Я ничего не могу поделать. Так ты выглядишь: светлые волосы и кашемировые жакеты. Ты притворяешься неприступной и далекой и смотришь на меня, как будто я крепостной, который забыл снять шляпу, когда ты проходила мимо.

– Мне жаль, что мои личные качества оскорбляют тебя.

У Кэролайн вдруг задрожал подбородок и комок подступил к горлу. Проклятье! Она не собиралась плакать в присутствии Дэниела Фрателли, что бы он ни говорил. Этого унижения она избежит любой ценой. Что ее задело в его словах? Она знала, что становится неприступной, когда нервничает или боится, но она не собиралась объясняться с этим человеком, который, кажется, не может решить, поцеловать или рассердиться на нее.

– Твои личные качества не обижают меня, Кэролайн. Они пугают меня. Ты пугаешь меня.

Дэниел взял ее за плечи и притянул к себе. Кэролайн окаменела.

– Да, – сказал он в ее волосы. – Да, я опять хочу поцеловать тебя. Мне нравится целовать тебя. – Его губы так нежно коснулись ее виска, что она еле почувствовала это, но сердце ее заколотилось. – И это пугает меня больше всего. Поцелуй меня еще раз. Пожалуйста.

Он наклонил голову, а поскольку Кэролайн отказалась поднять свою, он взял ее одной рукой за подбородок и поднимал его, пока не смог дотянуться до ее рта своим.

Это был долгий поцелуй, но мягкий и ненастойчивый. Кэролайн не сопротивлялась. Она старалась не двигаться, чтобы Дэниел увидел, какая она непреклонная. Но, к несчастью, ей это не удалось. Ее решимость пропала, и она положила руки на его плечи.

Наконец Дэниел поднял голову, и Кэролайн отпрянула.

– Я не хочу, чтобы ты это делал, – сказала она жалобно.

Он проигнорировал ее слова.

– Мне нравится, как ты выглядишь после того, как поцелуешь меня. – Его голос прозвучал, как отдаленный раскат грома. – Нежной, взъерошенной и – прекрасной.

– Не говори такие вещи. Я не знаю, как себя вести, когда ты такое говоришь. – Кэролайн повернулась к нему спиной, чтобы он не видел ее лица, которое выдавало ее чувства. – Я не знаю, что говорить.

– Что ж, для начала ты могла бы сказать, нравится ли тебе целоваться со мной. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. И мне хотелось бы некоторой взаимности.

Его взгляд был прикован к затылку Кэролайн, на который упал изящный завиток светлых волос. Дэниел наклонился и поцеловал его.

Кэролайн глубоко и судорожно вздохнула. Ей нравилось целовать его – так сильно, что она боялась его так же, как и Дэниел боялся ее. Если она будет продолжать целоваться с ним, то они дойдут до того момента, когда она станет неприступной. Тогда он действительно разозлится и скажет ей, что она его разочаровала. Как Гарри и те несчастные типы, с которыми она встречалась после развода. И она еще раз получит доказательство того, что Гарри был прав, когда ушел.

– Пожалуйста, не надо. – Она попыталась оторвать его руки от своих плеч, его губы от своей шеи. – Я не могу… Вернее, не хочу…

– Прости. Я неправильно понял тебя. – Его голос был тихим, почти расстроенным. – Извини, Кэролайн. Я готов выслушать то, что ты скажешь, а не то, что, как мне кажется, говорит твое тело.

Кэролайн повернула к нему лицо и мягкой рукой закрыла ему рот, чтобы остановить его. Она прерывисто вздохнула. Ее тело говорило именно то, что услышал Дэниел. Она трепетала, когда он касался ее. Целуя его, она испытывала ощущения, о которых уже и забыла. Собственно говоря, она вообще не могла вспомнить, чувствовала ли она что-либо подобное раньше. Дело было не в Дэниеле; дело было в ее страхе, который был причиной ее неприступности.

– Нет-нет, Дэниел. Не думай, что я считаю тебя вандалом. Это не так. Дело во мне. Я… не могу… Я… Я замороженная.

Она дышала так, будто пробежала кросс. Признавать свою неполноценность всегда трудно, но признаться в сексуальном влечении к Дэниелу оказалось еще сложнее. Кэролайн вовсе не была уверена, рада ли она тому, что сделала это.

– Давай сядем. – Дэниел усадил ее на диван и сел рядом, обнимая ее за плечи. – Я рад, что ты не считаешь меня вандалом. – Его губы дернулись. Даже среди таких сильных волнений Кэролайн могла заставить его улыбнуться. – Дело не в тебе, Кэролайн. Не думай так. Ты нежная, милая и очень отзывчивая. Я просто не могу перенести, когда ты закутываешься в обманчивое одеяние Снежной Королевы. Слушай, что я тебе скажу. Моя бывшая жена, которая заставила меня несколько лет провести в аду, смотрела и разговаривала точно так же. Особенно когда она начинала перечислять мои недостатки как мужа. Я ведь никогда не буду выглядеть и говорить так, как будто я пришел откуда-нибудь из деревенского клуба.

– О, – кивнула Кэролайн, а потом с болезненной улыбкой сказала: – Я понимаю. Значит, дело не во мне? Я ведь только некоторая разновидность – суррогат, подобие самки-богини, которую ты сейчас можешь затащить в постель, потому что оригинал недоступен!

– Остановись! Ты знаешь, что это неправда. – Дэниел взял ее за плечи и хмуро посмотрел на нее. – Черт побери, Кэролайн, я знаю, кто ты. Я совершенно точно знаю, кто всегда сидит на моих лекциях в двенадцатом ряду возле прохода и кто спорит со мной по любому удобному поводу. И я уверен, что чертовски хорошо знаю, кого я поцеловал. Я узнаю тебя, если ты перекрасишь волосы в черный цвет и будешь соглашаться с каждым моим словом, – даже если от тебя больше не будет пахнуть, как от луга после дождя. Я только поцелую тебя, Кэролайн. – Он наклонился и легко коснулся губами ее губ. – Я сделаю вот так и сразу узнаю тебя. Всегда. Везде.

Кэролайн почувствовала, что тает. Его настойчивость, то, как он сжал ее плечи и поцеловал ее так нежно, что она не ощутила никакого страха, – все это говорило ей, что он сказал правду. Она закрыла глаза. Может быть, сейчас. Может быть, с Дэниелом. Если она действительно постарается.

Дэниел увидел на ее лице выражение решимости. Он печально улыбнулся и убрал свои руки с ее плеч. Он желал ее; все его тело пело об этом, но он не собирался становиться для нее только сексуальным тестом. Он вдруг почувствовал, что она – хрупкая, сомневающаяся в себе женщина, скрывающаяся под маской ледяной неприступности. Он не будет толкать ее вперед дальше и быстрее, чем она может двигаться. Он подавит свои желания. Кэролайн Фолкнер – женщина, которая заслуживает того, чтобы ее ждали.

Дэниел вздохнул и коснулся ее век указательным пальцем. Она выглядела такой прекрасной с этими гладкими светлыми волосами и нежным лицом. Желание овладело им, как только она открыла глаза и посмотрела на него. Он может ждать, но это будет нелегко.

– Идем, я отвезу тебя домой. У тебя был трудный день.

Он поднял ее на ноги. Кэролайн покачнулась, и его руки обвились вокруг нее. Потом он с сожалением передвинул руки, чтобы поддерживать ее в вертикальном положении. Как вежливый хозяин он помог ей надеть пальто и повел ее к выходу.

– А пока мы идем, я расскажу тебе о моей сегодняшней утренней битве с дюжиной подлых картофелин. По какой-то причине моя сестра Джози поручила мне принести картофельное пюре к обеду в День Благодарения и запретила использовать полуфабрикаты. Случай оказался тяжелым, поэтому я и не хотел, чтобы ты заходила на кухню. Поле битвы безобразно. Эти картофелины выделывали множество трюков, но после полудня мне все-таки удалось превратить их в кроткое серое месиво.

– Я хочу поцеловать тебя на прощание, – сказал Дэниел, когда его машина подъехала к уличной стоянке напротив дома Кэролайн. – Твои соседи будут сплетничать, если мы поцелуемся у твоего подъезда?

– Моя дочь может.

Эти слова вылетели прежде, чем Кэролайн вспомнила: Тесса. Придется войти и выслушивать жалобы Тессы на то, что День Благодарения был совсем не таким, каким должен быть.

– Никто не может сравниться с дорогим старым папочкой?

– Даже хуже. Она думает, что я настолько несостоятельна, что не смогла удержать его.

Кэролайн была изумлена. Как она позволила подобным мыслям проникнуть в этот светлый день? Конечно, хорошо поделиться с кем-нибудь. Но из всех людей, которых она знает, почему именно Дэниелу Фрателли она рассказывает о своих тайнах и неприятностях?

– Я очень разочаровала Тессу. Она думает, что у нее получилось бы лучше. Мне кажется, она хочет попытаться вернуть Гарри обратно.

– Я знаю. Сара всегда раздувает важно щеки, кормит меня кашей и говорит, насколько счастливее мы сейчас, когда ее мамы нет рядом, и как она собирается выходить за меня замуж, когда станет старше.

– У тебя опека над дочерью?

Кэролайн не была удивлена тем, что Дэниел захотел сам вырастить свою дочь, но ей стало интересно, какой же матерью была его бывшая жена.

– Да, Элисон просто… не способна. Она встречается с Сарой, когда может.

Он говорил о своей бывшей жене почти с жалостью. Может быть, он все еще мучается. Кэролайн могла бы это понять. Нужно много времени, чтобы прийти в себя после расторжения брака, даже неудачного. Особенно после неудачного.

Дэниел повернулся на сиденье и прислонился спиной к двери, вытянув ноги:

– Я все еще хочу поцеловать тебя на прощанье. Это приемлемо для вас, миссис Фолкнер, или мы будем вести дальнейшие переговоры? Я готов заключить договор и включить в него условия на будущее, относящиеся к нему действия, поведение и, безотносительно к этому, вышеупомянутый поцелуй.

Он притянул Кэролайн к себе и обнял ее. Для него всегда было легче смешивать волнение с беспечными шутками. Но он не чувствовал ни малейшей беспечности.

– Хорошо. Простое соглашение. Прощальный поцелуй. Здесь, в машине, на случай если Тесса уже дома.

Пелена опять спала с глаз Дэниела:

– Конечно. Мы ведь не хотим, чтобы твоя дочь увидела, как ты общаешься с кем-то, чья родословная не может сравниться с родословной ее дорогого старого папочки.

– Ты что, не понимаешь, как меня злит, когда ты приписываешь мне те чувства, которых я не испытываю? – рассердилась Кэролайн.

Она решила высказать свои чувства, не беспокоясь об оскорблении чувств Дэниела. Он глупец, и она собиралась сообщить ему это. Кэролайн взяла его за руку и попыталась вытолкнуть из машины:

– Ты мне надоел! Пойдем со мной!

– Куда? Ради Бога, что ты делаешь, Кэролайн?

– Я приведу тебя в дом, включу весь свет и буду целовать тебя прямо перед окнами. Перед всеми людьми, которые в доме, и перед всеми, которые могут пройти мимо дома! – Она испытывала облегчение, как всегда, когда кричала на Дэниела. – Я открою все окна и включу на полную громкость увертюру «1812 год». Это привлечет публику. Пойдем! Давай же, хвастун!

Сопротивляясь, Дэниел резко притянул ее к себе, и Кэролайн оказалась лежащей на нем. Она ощутила движение мускулов на его груди и услышала его глубокий заразительный смех.

– Откуда это взялось? Как из хорошо воспитанной студентки Кэролайн Фолкнер ты превратилась в инструктора морской пехоты? А каким образом я стал рекрутом? И она еще говорит о Джекиле и Хайде. – В его голосе была усмешка. – Я очень хочу поцеловать тебя, и мне безразлично, где, но зачем же огни и публика?

– Просто ты прекратишь болтать о том, какой ты деклассированный и как я пытаюсь тебя спрятать от своих родственников с голубой кровью.

Кэролайн облокотилась локтями на его грудь и уставилась в его карие глаза, которые говорили многое, слишком многое.

– Я деклассированный? Я шокирован тем, что ты могла сказать это обо мне, Кэролайн. Возможно, я был бы даже больше шокирован, если бы знал, что это значит.

– Ты чертовски хорошо знаешь, что это значит. Это значит, что ты не ходил в подходящую школу и не состоял в надлежащих клубах. Весь этот… идиотизм тебе никогда не надоест бросать мне в лицо.

Кэролайн оттолкнулась от него, опираясь на его грудь, и попыталась сесть. Дэниел с легкостью удержал ее там, где она была.

– Ммм, я не хочу двигаться. Ты нравишься мне везде. Черт с ними, с твоей гостиной и с этими огнями. Поцелуй меня, Кэролайн.

Его голос звучал тише и нежнее с каждым словом. Когда, в конце концов, он замолчал, его губы оказались на ее губах. Она поцеловала его, еще раз почувствовав этот наплыв жарких сладких ощущений, проходящих через каждый нерв ее тела. Ей хотелось забыть обо всем, только чувствовать его, чувствовать мягкую щетку его бороды, твердый изгиб его языка. Она утонет в его поцелуе и прижмется к его крепкому мускулистому телу на много часов, на…

Тук-тук. Стук в окно со стороны водителя заставил их обоих мгновенно вскочить. Кэролайн пригладила волосы, и они посмотрели друг на друга виновато, как подростки.

– Кто это? – спросил Дэниел.

Кэролайн пожала плечами. Дэниел опустил запотевшее стекло, и Кэролайн увидела полицейского.

– Эй вы, двое, – начал офицер, – вы находитесь здесь уже сорок пять… О, виноват. Простите, сэр, мэм. – Широкое лицо офицера начало заливаться краской смущения. – Я не знал… Я имею в виду, когда мы видим машину на одном месте долгое время, и окна закрыты… Я хочу сказать, мы думаем, что дети… Извините. Это просто полиция. – Он начал отъезжать от машины Дэниела, но опять остановился в нескольких ярдах. – Спокойной ночи, люди. Счастливого Дня Благодарения.

Дэниел и Кэролайн молча посмотрели друг на друга, застенчиво отвели глаза, затем одновременно повернулись друг к другу и расхохотались. Кэролайн не могла вспомнить, когда она еще так сильно смеялась.

– Я чувствую себя на двадцать лет моложе, – сказала она, еле переводя дыхание.

– Я не знаю, как благодарить этого парня, удалось произнести Дэниелу между взрывами смеха. – Я много лет не слышал подобного комплимента.

Они откинулись на спинки сидений и ждали, пока утихнет их смех. Кэролайн уже забыла, каково это – так смеяться, что ноют бока. Она забыла о тех ощущениях легкости, очищения и приятной слабости, которые возникают, когда стихнет смех.

Дэниел довел ее до входной двери. Он держал обе ее руки в своих и смотрел на нее.

– Спасибо, Дэниел, – продолжала улыбаться Кэролайн. – У меня был изумительный День Благодарения, и…

– Мама, – раздался из темноты голос Тессы, осуждающий и резкий. – Кто это с тобой? И что делала полицейская машина перед нашим домом? Чем ты занимаешься, мама?

Глава 10

На следующее утро, в одиннадцать часов, Тесса забрела в кухню. Она была босиком, в наброшенном на плечи мужском халате из бургундского фуляра. Это был халат ее отца: он забыл его, торопясь уехать в Калифорнию, и Тесса присвоила его. Это была единственная вещь, которая заставляла ее чувствовать, что отец рядом с ней.

Она закатала рукава выше локтя и осмотрела кухню. Кофе не было. Как обычно. Теперь, когда ее мать снова принялась за учебу, дом стал другим. Блестящая белая кофеварка была брошена где-то в чулане. Вместо нее на столе стояла банка растворимого кофе. Приготовление кофе для дочери, очевидно, больше не было одной из материнских забот.

Тесса зажгла газ и поставила чайник на огонь. Она заглянула в шкафчик, но не нашла ничего, кроме надоевшей овсяной крупы. Хлебница была пуста – никаких пончиков из кондитерской, никаких домашних булочек с черникой. Это слишком хлопотно сделать, даже для семьи, даже для собственной дочери.

«Я ничего не значу для нее, – подумала Тесса. – Она не сказала ни слова, когда я пошла к бабушке в День Благодарения. А потом она возвращается домой с каким-то мужчиной!»

Тесса положила чайную ложку растворимого кофе в свою любимую синюю кружку. Она устроила матери допрос с пристрастием, когда та вошла в дом растрепанная, с размазанной губной помадой. Тессе противно было даже думать о том, что ее мать целовалась с другим мужчиной, кроме ее папочки. Тесса всегда сомневалась в том, что ее родители действительно развелись. Во всем виновата ее мать. Папа уехал в Калифорнию, потому что он должен был уйти от нее. Так говорила бабушка, и Тесса была уверена, что так все и было. Ее встречи с другими мужчинами – лишнее тому доказательство. Ничего удивительного, что папа ушел от нее.

Тесса налила в кружку кипящей воды из чайника. Это было совсем не то, что свежесмолотый кофе, но ничего не поделаешь.

Она была уверена, что папа вернулся бы домой, если только мама попросила бы его, умолила бы его, если бы это было ей нужно. Если бы она пообещала измениться и оставить эту дурацкую идею учиться в юридической школе, тогда папа простил бы ее и оставил эту… Тесса не знала, как думать о Роксане. Она думала о Роксане как можно меньше.

Тесса села за кухонный стол, чувствуя себя совершенно несчастной. Несмотря на свои старания верить отцовской версии событий, она понимала, что нельзя во всем обвинять ее мать. Она сердито надула губы. Ей хотелось, чтобы все было, как раньше, даже если ее родители не были вполне счастливы. Она хотела вновь почувствовать семейное тепло и благополучие.

– Тесса, доброе утро, – Кэролайн вышла из маленького кабинета, в котором занималась. – Должно быть, ты хорошо выспалась. Я рада.

– Сносно, – Тесса угрюмо уставилась в черную бездну кофе.

– Как прошел обед у бабушки? Мы не смогли поговорить об этом прошлой ночью.

– Нормально, я полагаю.

– Ты хорошо сделала, что побыла с ней, – весело сказала Кэролайн, доставая из холодильника ломтик диетического хлеба.

– Угу.

Еще один тупик в разговоре.

– Наверное, она скучает по твоему отцу, – сказала наконец Кэролайн в отчаянии.

– Да, конечно. И я тоже. И Бен. – Тесса повысила голос, ее гнев разгорался с каждым словом все сильнее. – На самом деле скучают все, кроме тебя. Мы все хотим, чтобы он вернулся. Кроме тебя. И он бы вернулся. Я знаю, он бы вернулся, если бы ты…

Один взгляд на белое, застывшее лицо матери – и Тесса почувствовала приступ угрызений совести. Но ярость не давала ей остановиться.

– Ты не хочешь, чтобы он возвращался! Ты хочешь, чтобы все мы были несчастливы, а ты могла бы учиться в своей дурацкой второсортной юридической школе со своими дурацкими второсортными приятелями!

Резко развернувшись, Тесса убежала вверх по лестнице, и через минуту Кэролайн услышала, как хлопнула дверь ее комнаты. Обычно в таких случаях она позволяла Тессе выплакаться и прийти в более спокойное расположение духа. Тогда она спустилась бы вниз и пробормотала бы матери свои извинения. Сегодня, однако, Кэролайн не собиралась позволять дочери предаваться страданиям. Глубоко вздохнув, она поднялась по лестнице, постучала в дверь Тессы и, не дожидаясь ответа, открыла дверь и встала на пороге, разглядывая скорченную фигуру Тессы.

– Нам нужно поговорить, – сказала она тоном, не допускающим возражений.

– Уйди и оставь меня одну! – Голос Тессы был больше сердитым, чем оскорбленным. – Я не хочу разговаривать с тобой. Тебе нет дела до меня! И никогда не было!

– Тесса, перестань. – Кэролайн присела на край кровати и протянула руку, чтобы убрать кудри Тессы с ее лица. – Я люблю тебя. И всегда любила. И я знаю, тебе очень больно от того, что произошло между мной и твоим отцом. Но это не оправдывает твоего поведения.

– Моего поведения! – Тесса отбросила руку Кэролайн и села. – А ты? Кто это был с тобой прошлой ночью? Держу пари, что это не один из твоих друзей из клуба. Должно быть, какой-то субъект из юридической школы. – Это слово прозвучало как бранный эпитет.

– Верно, Тесса. Дэниел из «Урбаны», – спокойно и рассудительно сказала Кэролайн.

– Дэниел. Великолепно. Какой-то неизвестный разгильдяй из «Урбаны». Ты провела День Благодарения с каким-то субъектом, которого мы никогда не видели…

Для Кэролайн этого было достаточно.

– Иногда бывает просто жутко, до чего ты похожа на свою бабушку. Если бы я закрыла глаза, то могла бы подумать, что это и в самом деле Мейда. Старайся мыслить самостоятельно, Тесса. Взгляды твоей бабушки были устарелыми уже тогда, когда я вышла замуж за твоего отца, и с тех пор они не изменились ни на дюйм.

– Я горжусь тем, что похожа на бабушку.

– Хорошо, в таком случае бери с нее пример по части самоконтроля. Мейда никогда бы не позволила себе визжать, как базарная торговка, и топать вверх по лестнице. И я тоже не намерена позволять тебе это. Подобные вспышки раздражительности следует пресекать, Тесса.

– Я не знаю, о чем ты, – отвернулась Тесса, непокорно поджав губы.

Кэролайн почувствовала, как ее терпение растворяется в огне нарастающего гнева.

– Тесса, ты не можешь рассчитывать на то, что приедешь домой и будешь валяться весь день, ожидая, пока кто-то обслужит тебя. Теперь, надеюсь, ты уберешь свою постель и наведешь порядок в кухне после того, как поела. И помоги мне прибраться в доме.

– Великолепно. С таким же успехом я могла бы находиться в тюрьме. – Тесса зарылась глубже в подушку.

Кэролайн пропустила это замечание мимо ушей.

– Кроме того, мне бы хотелось, чтобы ты подумала, какого рода работой займешься этим летом. Если мы хотим растянуть на четыре года деньги, отложенные на твое образование, то тебе придется самой зарабатывать деньги на карманные расходы.

– Значит, я должна еще и работать – в закусочной, надо полагать, – сказала Тесса с полным отвращением. – Может, ты наконец оставишь меня одну? – Она повернулась и села лицом к матери, подтянув ноги к себе и обняв колени руками. – После целого учебного года мне нужно будет расслабиться и отдохнуть. Ты не знаешь, как трудно…

Она внезапно остановилась в замешательстве. Это могло подействовать на ее бабушку, которая закончила школу на заре истории, но ее мать отлично знала, как тяжело учиться. На ее не производили впечатления сетования Тессы на то, как трудно ей в колледже. Особенно с тех пор, как ее мать нашла работу. Это была еще одна вещь, о которой Тесса старалась думать как можно меньше.

– Тесса, я уверена, что тебе достаточно будет поваляться недельку около бассейна Христианского союза, и ты будешь достаточно свежей и бодрой, чтобы приняться за работу.

– Христианский союз? – вскричала Тесса. – Христианский союз? Что произошло с загородным клубом? Почему я не могу ходить туда со всеми моими друзьями?

– Потому, что мы больше не члены этого клуба. Ты помнишь, я тебе писала, что взносы были так…

– Христианский союз! – Тесса откинулась назад на подушки, ее карие глаза расширились и наполнились слезами.

– Да, Тесса, Христианский союз. Там есть четыре прекрасных бассейна и множество теннисных кортов, даже не знаю сколько. Конечно, там нет поля для гольфа, но ты в него не играешь, да и я тоже.

– Но папа играет! Где же он будет играть, когда вернется домой?

Тесса выдала свою мысль. Она не хотела, чтобы мать знала, как сильно она надеется на воссоединение семьи. Тесса отвела взгляд в сторону, не желая увидеть жалость в глазах матери.

– Когда он приедет из Калифорнии навестить бабушку? – спросила Кэролайн, делая вид, что не поняла. – Не знаю. Я не уверена, что она все еще состоит в клубе. Но ему не нужно быть членом загородного клуба на те несколько дней, в которые он может захотеть поиграть в гольф.

Кэролайн почувствовала легкий укол в сердце. Тесса все еще была иногда маленькой девочкой. Она хотела вернуть папу и отказывалась поверить, что он не сделает того, чего ей хочется. Она была совсем, как Мейда: если они чего-то не хотели видеть, то этого не существовало.

– Прости, малышка. Я знаю, тебе больно. Но если ты будешь сердиться на меня, это не вернет твоего отца. Тебе следует постепенно привыкать к мысли, что он ушел от нас.

– Я не хочу говорить о папе, – отвернулась Тесса.

– Ладно. Но я предлагаю тебе подумать о работе и о своем поведении.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать о моем поведении, – сказала Тесса, защищаясь.

– Есть одна причина: моя учебная группа собирается здесь сегодня вечером. Надеюсь, ты будешь с ними так же вежлива, как и со всякими другими гостями в этом доме. Никаких замечаний о второсортных юридических школах или отвратительных реплик о школе мод для старьевщиков.

– Конечно, мама! Я всегда вежлива.

«Только не со мной».

– Хорошо, ведь они не только мои коллеги, но и друзья.

– Не беспокойся. Я могу уйти куда-нибудь на то время, пока они будут здесь. У Лорин сегодня вечеринка. Но если я встречусь с ними, то буду вежлива, – нехотя пообещала Тесса.

В настоящий момент Кэролайн удовлетворили бы просто хорошие манеры. Это стало бы большим шагом вперед для угрюмой, язвительной девушки, приехавшей домой в среду.

Звонок в дверь раздался как раз в ту минуту, когда Тесса торопливо спускалась по лестнице, застегивая золотой браслет. Она изобразила на лице улыбку и пошла открывать дверь.

На крыльце стоял высокий длинноногий молодой человек с ярко-рыжими волосами. Очки в тонкой металлической оправе скрывали его глаза, бесформенная парка не позволяла оценить его телосложение.

– Привет, – сказала Тесса. – Входите. Вы из маминой учебной группы?

– Да, я Кевин. А вы Тесса?

Тесса отметила странную запинку в его речи, но, когда он снял свои дымчатые очки, его глаза полностью завладели ее вниманием. Они были ясные и серые и, казалось, видели все.

– Да, я Тесса. Откуда вы знаете?

Кевин улыбнулся:

– Ваша мать… рассказывала о вас. Вы точно соответствуете ее описанию. Я пришел первым?

– Думаю, да. Проходите.

Тесса ввела его в комнату в тот момент, когда ее мать вошла туда с подносом сыра и крекеров. Тесса изумленно уставилась на нее. Кэролайн тоже была одета в выгоревшие джинсы. Она надела кроссовки и сине-зеленую полосатую рубашку для регби. Тесса как-то никогда не задумывалась о студенческой жизни своей матери. Казалось странным, что ее мать чувствовала себя свободно среди людей намного моложе ее. Но Кэролайн, судя по всему, не испытывала никакой неловкости.

– Привет, Кевин. А Сьюзен не с тобой? – Кэролайн отряхнула руки. – Я готовила сейчас какао, на улице так холодно.

– Сью… придет со своей матерью, – сказал Кевин, жуя крекер. – Я гнал от самого города, но в моей машине нет обогрева, и выпить сейчас чашку какао… было бы неплохо.

Тесса стояла и смотрела то на него, то на Кэролайн. Кевин Келли, не обращая на нее внимания, предпочитал болтать о всяких глупостях с матерью. Она мельком взглянула на свое платье. Оно было из роскошной шерстяной ткани цвета красного бургундского вина с расклешенной юбкой и глубоким треугольным вырезом. Тесса знала, что выглядит как нельзя лучше. Ее макияж был безупречен, ее духи сексуальны, запах мускуса исходил от ее кожи. А тощий парень из юридической школы «Урбана» сказал ей «привет» и тут же забыл о ней, как только ее мать появилась в комнате. Тесса кашлянула.

– О, привет, дорогая, – сказала Кэролайн. – Спасибо, что открыла дверь. Тебе уже нужно быть у Лорин? Кто-нибудь подвезет тебя?

– Бабушка сказала, что пошлет Хуана, так как у меня нет машины.

Тесса надула губы. Отсутствие машины было постоянным источником недовольства. Она никогда не могла понять, почему ее мать сразу не купила машину, когда у них не стало микроавтобуса. Когда папа был здесь, он покупал новую машину каждые несколько лет, совершенно не беспокоясь о том, как платить за нее.

– Тесса, почему ты навязываешься своей бабушке? И Хуану? У него должен быть свободный день после Дня Благодарения. Разве не мог кто-нибудь из твоих друзей подвезти тебя? – спросила Кэролайн.

– Я никого об этом не просила. Ненавижу одалживаться. Я постараюсь найти кого-нибудь, кто бы подвез меня обратно.

– Я предпочла бы знать, кто именно привезет тебя домой. Тесса.

– Мама, я уже учусь в колледже. Ты не должна беспокоиться, – сказала Тесса с преувеличенным терпением. – Кто-нибудь из парней будет рад отвезти меня домой. Поверь мне.

Кэролайн взглянула на Кевина, который сидел на кушетке, скрестив ноги, и перечитывал пачку желтых листков, исписанных его неразборчивым почерком. Она не любила спорить на людях, но Кевин. казалось, был совершенно поглощен своим занятием.

Зазвонил телефон, нарушив молчание, и Тесса побежала в коридор и взяла трубку. Отвечая, она повернулась спиной к Кэролайн. Через минуту Тесса. вернулась в комнату.

– Что ж, кажется, ты опять победила, мама. Бабушка позвонила мне, чтобы сказать, что ей нужна машина сегодня вечером. Подруга пригласила ее послушать оперу в Музыкальной Академии, и им нужно ехать. Так что Хуан не сможет отвезти меня на вечеринку. – Тесса бросилась к креслу с подголовником и плюхнулась в него. – Очевидно, я вообще не смогу пойти к Лорин.

– Почему бы тебе не позвонить туда и не спросить, может ли кто-нибудь заехать за тобой? – поинтересовалась Кэролайн.

– Нет. Лучше уж я не пойду совсем, чем позволю им думать, что у меня нет машины или что никто не хочет подвезти меня.

Тесса скрестила руки на груди и замолчала.

– Я… отвезу вас.

Мать и дочь повернулись к Кевину. Они почти забыли о его присутствии.

– Но, Кевин. другие вот-вот будут здесь, остается не более десяти минут… – начала Кэролайн.

– О, спасибо, Кевин! Как мило с вашей стороны. Я сейчас надену пальто. – Тесса была само обаяние. Она набросила на плечи свое черное пальто и ждала, как принцесса, когда Кевин откроет ей дверь. – Спокойной ночи, мама, не жди меня. Я как-нибудь доеду до дома.

И с этими словами Тесса выпорхнула за дверь.

Кевин вел машину молча, следуя указаниям Тессы. Она не докучала ему разговорами, только один раз похвалила его за подъем и говорила, где поворачивать. Молчание не тяготило ее. С Хуаном она тоже редко разговаривала. Затем Кевин заговорил, разрушая ее иллюзию, что ему доставляет удовольствие услужить ей.

– Вы и в самом деле избалованное дитятко, Тесса?

Его глубокий голос был полон презрения.

– Прошу прощения! – Тесса выпрямилась и уставилась в ветровое стекло.

– Вам следовало бы просить прощения у вашей матери, а не у меня. Меня не волнуют ваши поступки. – Тон Кевина не допускал возражений.

Ее обожгла ярость, и она применила оружие, которое должно было ранить его:

– Почему вы говорите так странно?

– Я?

– Да. И вы отлично меня поняли. Эти заминки в речи от заикания?

– Да. Как вы… определили? – Руки Кевина немного сильнее сжали руль, но в его голосе не было ничего, кроме вежливого интереса.

– Я проходила курс логопедии в средней школе, и там говорилось об этой паузе перед трудным словом.

– Необычный предмет для средней школы.

– На самом деле это было не в средней школе, а в программе для волонтеров в детской больнице. Небольшая ориентировка. Не прерывать заикающихся и не заканчивать за них слова. Не вести себя так, как будто они дру…

Тесса резко остановилась. Она вдруг осознала, что делает именно то, чего клялась не делать, – обращает внимание на чьи-то недостатки речи.

– Вы вспомнили, чему вас учили, но забыли о хорошем тоне.

Кевин говорил медленно и гладко, но Тесса не могла не заметить сарказма.

– Простите, – пробормотала она.

Она посмотрела на его профиль. Тонкий римский нос и большой скульптурный рот выражали суровое осуждение. Красивый парень. Он взялся отвезти ее на вечеринку, только чтобы помочь ее матери. И она отплатила ему, указав на недостаток его речи.

– Кевин, мне очень жаль. Я не знаю, что на меня нашло. Я чувствую себя, как принцесса из волшебной сказки. Вы помните? Она открыла рот, и из него посыпались жабы!

Кевин пристально посмотрел на нее своими серыми холодными глазами, а потом скупо улыбнулся ей.

– Неплохое… описание. Впрочем, вы уж точно не сказочная принцесса. Так где же эта ваша вечеринка?

Тесса посмотрела вокруг.

– О нет! Мы пропустили поворот. Ладно, сделайте сейчас два поворота направо, и мы снова будем на нужном пути. – Ее мысли вновь решительно сосредоточились на ней самой. – Вот он. Кирпичный дом в колониальном стиле, весь в огнях.

Кевин остановился у тротуара, и Тесса грациозно протянула руку.

– Спасибо, Кевин. Вы были очень любезны, что подвезли меня.

– Да. Почему бы и вам не попробовать иногда?

– Что? – рассеянно спросила она.

– Быть любезной. П-попробуйте как-нибудь. – Черт возьми! Он давно уже не заикался.

Тесса не ответила. Она уже забыла про Кевина.

Улыбаясь в предвкушении удовольствий, она выскользнула из машины и легко побежала по покрытой гравием лужайке к входной двери. Оттуда слышались музыка и смех. Кевин развернул машину и направился назад к Кэролайн, на собрание группы. Он дрожал от холода.

В субботу вечером Тесса подняла трубку телефона, когда он зазвонил в четвертый раз.

– Тебя, мама, – позвала она – Кто-то, незнакомый мне. Голос довольно низкий, – сказала она, когда Кэролайн подошла к телефону. – Кто это? Этот тип из юридической школы? Как там его звать? Дэниел?

У Кэролайн сердце ушло в пятки. Ее соученики молча сидели в комнате. Слышали ли они Тессу? Известно ли им, что Дэниел Фрателли звонит ей? Почему она так настойчиво сохраняет в секрете их дружбу? Многие преподаватели были руководителями многообещающих студентов: писали им рекомендательные письма, брали их на работу в качестве ассистентов, даже бывали в их обществе.

– Кэролайн?

Это был Дэниел, она узнала его голос.

– Да, – почти прошептала она.

«Держи себя в руках! Прекрати свои попытки говорить, как провинциальная Лорин Бакаль. Господи, я и не пытаюсь».

– У тебя все в порядке? Что случилось с твоей дочерью и соседями? Никто не играет под твоими окнами музыку из «Крестного отца» в знак неодобрения?

Кэролайн рассмеялась. Дэниел не просто пробуждал в ней дремавшую чувственность – он заставлял ее смеяться. За часы, прошедшие с тех пор, как он оставил ее, она почти убедила себя, что ей следует быть благоразумной и избегать его. Но разве это возможно, если она находила его неотразимым?

– Нет, все хорошо. Мы тут заседаем с моей учебной группой.

– Договорное право? Надеюсь, я был достаточно загадочен в этом семестре, так что вам есть над чем поломать голову.

– Садист. Сегодня у нас гражданские правонарушения.

– Ах да. Грязные происшествия и падающие рояли. Каковы непосредственные причины и все такое прочее.

– Мне надо идти.

– Я знаю. Позвони мне. Я буду ждать. – Голос Дэниела звучал маняще.

– Нет, не смогу. Мы будем здесь допоздна.

Кэролайн не собиралась звонить ему. Она твердо это решила, но одного телефонного звонка было достаточно, чтобы эта мысль вылетела из ее головы. Два звонка окончательно сломили бы ее сопротивление.

– Позвони мне, Кэролайн. Пожалуйста.

– Спасибо, что позвонил. Я рада, что ты так сочувственно относишься к моему расписанию. До свидания.

Она принесла всем еще содовой, и к тому времени, как она снова уселась, ее пульс почти пришел в норму. Она осторожно оглядела всю группу. Ее друзья казались такими же безразличными, как и до того, когда она вышла. Тессы не было здесь, благодарение небу.

– Итак, – сказала Сьюзен, листая бумаги, – теперь мы подошли к наиболее известному случаю: Палсграф против железной дороги на Лонг-Айленде. Для тех из вас, кто не помнит: миссис Палсграф находилась на железнодорожной станции, когда мужчина уронил ящик с фейерверками, которые взорвались на путях и опрокинули весы, которые ударили…

Кэролайн окончательно вернулась мыслями к работе. Экзаменационная пора – не то время, чтобы позволять себе думать о мужчинах с хриплыми голосами, сильными руками и губами, которые могли…

– Ты ведь прочитала дело Палсграф, Кэролайн?

– Что? А… Да.

Глава 11

«Лучше бы эти несколько недель сгинули в тумане», – решила Кэролайн, с трудом поднимаясь по ступеням здания юридической школы. Прошло уже две недели после Дня Благодарения, был четверг, семь часов вечера, на улице холодно и сыро, и она собралась сдавать свой последний экзамен: договорное право.

Учеба занимала все ее мысли. Накопилось уже много грязного белья и неоплаченных счетов, мебель покрылась слоем пыли. Кэролайн даже взяла три выходных дня на работе, хотя клялась не делать этого. Борден обнял ее за плечи и с улыбкой сказал, что все в полном порядке. Кэролайн ощущала неловкость, когда объятие Бордена продолжалось чуть дольше обычного, но сейчас она выбросила Бордена из головы вместе со всем и со всеми. Почти со всеми.

Она не могла отставить в сторону Дэниела. Несмотря на все усилия, она думала о нем, о времени, которое они провели вместе в День Благодарения, о его поцелуях. Подготовка к его экзамену, казалось, еще больше сближала их.

Кэролайн говорила себе, что будет избегать его, по крайней мере, пока не закончатся экзамены. Она не позвонила ему в тот вечер, когда он прервал занятия, и в следующий вечер тоже.

Но Дэниел продолжал звонить ей, и у нее не хватило духу оборвать его. Слушать по телефону его мягкий, интимный голос, лежа в постели, было слишком приятно, и она не могла с этим бороться. Соблазнительный, однако безопасный на расстоянии, Дэниел пробивал брешь в ее обороне, и Кэролайн обнаруживала, что она кокетничает и высказывает такие вещи, о которых постыдилась бы упоминать, находясь лицом к лицу с ним.

Кэролайн обнаружила также, что может расслабиться и доверять себе все то время, пока Дэниел не подавляет ее своим присутствием. Все противоречивые чувства, которые он пробуждал, приглушались с помощью телефона. Можно было говорить о чем угодно и о ком угодно.

– Да, Дэниел, конечно, я верю, что ты играл в футбол в средней школе. Почему бы мне не верить?

– Дело не в том, веришь ли ты мне. Я хотел только знать, не изменит ли это твоих чувств.

В его голосе послышалась улыбка, и Кэролайн представила себе внезапный блеск его усмешки и мерцание этих глаз цвета черной патоки.

– Почему это должно изменить мои чувства? Неужели я обязана считать тебя бесчувственным животным? – рассмеялась в трубку Кэролайн.

– Ну, я немного надеялся, что это заставит тебя думать, будто я волнующий, великолепный физический экземпляр.

– Я уверена, что ты был таким – в средней школе. – Кэролайн безуспешно пыталась подавить смех.

– Удар в самое сердце! Я выставил перед тобой все мои достоинства, но они не производят на тебя никакого впечатления. Президент Геологического Клуба, полузащитник, обладатель Регионального дискуссионного приза – и все мало. Ты стойкая женщина, Кэролайн.

– Ты не говорил мне о призе за дебаты. Вот теперь я потрясена. Я выиграла приз «Дочерей американской революции» за эссе, но как участник дебатов я была сущим бедствием.

– И вся твоя склочность не помогала перед толпой?

– К сожалению, нет, – сказала Кэролайн. – Я не могу не восхищаться тем, как ты можешь стоять перед классом и говорить в течение полутора часов, не допуская ни единого незавершенного изречения.

– Наконец-то эта женщина хоть чем-то во мне восхищается!

– Да, конечно. – Кэролайн зевнула. – Но сейчас ей пора спать.

– Хорошая мысль. Тебе нужен отдых. Экзамен по гражданским право нарушениям через два дня, так ведь?

– Да, но откуда ты знаешь?

– Я просмотрел расписание вашей группы. Я знаю, где ты, Кэролайн.

– Следишь за мной, что ли?

– Я всегда слежу за людьми, о которых беспокоюсь.

Голос Дэниела, поначалу шутливый, стал мягким и серьезным. Кэролайн судорожно сглотнула. Этот голос всегда волновал ее. Он был, как сахарный песок – шершавый, но сладкий.

– Спокойной ночи, Дэниел. Хорошего сна.

– Лучше бы ты была здесь, Кэролайн. Спи спокойно.

Несколько таких звонков – и решение Кэролайн поколебалось. Дэниел заставлял ее смеяться и расслабляться после учебного дня. Да, она была его студенткой, и их отношения вышли из границ чисто профессиональных. Однако, говорила она себе, это всего лишь несколько поцелуев. А все прочее – одна болтовня, и только.

Постоянно ведя сама с собой подобные лицемерные разговоры, Кэролайн почти убедила себя, что дружба между ними была бы вполне уместна, принимая во внимание семилетнюю разницу в возрасте. Конечно, если им суждено было нечто большее, чем дружба, ее возраст мог бы стать препятствием. Но этого не случится. Дружба – единственное, что было и что будет.

Эти логические обоснования действовали до тех пор, пока она не вышла из лифта в тот четверг вечером и не увидела Дэниела в холле перед экзаменационной комнатой. Встреча с ним в первый раз после двух недель, в течение которых она слышала только его голос, подействовала на нее, как удар электрического тока. Его густые волнистые волосы блестели под светом ламп в холле, в том самом холле, где они целовались вечером в другой четверг, две недели назад. Дэниел разговаривал со студентом и улыбался. Кэролайн резко остановилась и посмотрела на него. Он был самым притягательным, волнующим мужчиной из всех, кого она когда-либо видела. Теперь ей это окончательно стало ясно. Именно это она с таким трудом пыталась скрыть от себя: очевидная, непреодолимая сексуальная привлекательность Дэниела Фрателли волновала ее.

Все ее разумные доводы потеряли силу, поскольку уже не имело значения то, что он моложе, что он ее преподаватель, что они совсем разные и что он отец-одиночка и бывшая жена все еще поглощает его энергию. Не имело значения и то, что ни его, ни ее знакомые не одобрят их отношений. Не имело значения, что школа тоже будет смотреть на это с неодобрением. Ничто не имело значение. Он появился в ее жизни, как валун на тщательно размеченном пути. Можно было любить его или бояться, но с этим валуном по имени Дэниел просто нельзя было не иметь дела.

Почему-то это мгновенное озарение не встревожило Кэролайн. Теперь, когда исчезли всякие отговорки, и правда выступила наружу, ее мысли стали ясными и спокойными. Она и Дэниел чувствовали нечто важное друг к другу. Пока ей было неизвестно, что они будут делать со своими чувствами, но это ее не беспокоило. Она на время забудет об этом и будет думать только об экзамене.

Кэролайн так сильно сосредоточивалась во время сдачи экзаменов, что весь мир вокруг нее как будто пропадал в тумане. Так случилось и в этот раз. То, что именно Дэниел составлял задание, не мешало ей хладнокровно обдумывать вопросы. Она могла припомнить доказательства; она могла изложить свои мысли словами и эти слова уместить в стройные параграфы. Неожиданная встреча с Дэниелом была как бы встречей единомышленников, и Кэролайн наслаждалась этим. Как обычно, она потеряла счет времени и поначалу не замечала, что свет в комнате периодически меркнет. Она щурилась и протирала свои очки для чтения рукавом свитера, но ни разу не подняла глаза от тетради для экзаменационных работ.

Внезапно свет погас.

«Совсем как в День Благодарения», – вспомнила Кэролайн с затаенной улыбкой. Она весело подумала: неужели они с Дэниелом генерировали столько электричества, когда были вместе, что это привело к короткому замыканию?

– Леди и джентльмены, прошу оставаться на своих местах, – раздался из темноты бесплотный голос надзирателя.

Кэролайн услышала скрип открываемой двери, но в холле тоже не было света.

– Энергия отключена в этой части Филадельфии и в западных пригородах. – Это был голос Дэниела. – Если вы немного задержитесь, мы узнаем, что случилось, и сообщим вам.

Западные пригороды – это означает и Бринвуд. Кэролайн вздохнула. Получается, что трамваи в Бринвуд сейчас не ходят.

«Проклятие! – подумала Кэролайн. – А как же я попаду домой?» Она вспомнила о Дэниеле и о его потрепанной серой «хонде», но затем в ее сознание вторглась непрошеная мысль: «Он не может подвезти меня. Все узнают. Они начнут задавать себе вопросы. И болтать».

Кэролайн была объектом сплетен и намеков в течение многих месяцев после ухода Гарри. Правда ли, что ее муж оставил ее ради женщины помоложе, работавшей в его офисе? Слухи, слухи, слухи.

Она страшилась любого шага, который предпринимала вне своего дома. Страшилась всех этих приветливых улыбок, скрывавших под собой алчное любопытство. А теперь появился Дэниел. Улучшится ли положение, если она станет чьей-то новой любовницей, а не покинутой женой?

«Вряд ли, – думала она. – Я уже не перестану быть излюбленной темой обсуждения. Я не смогу иметь открытых взаимоотношений, будь то дружба или… нечто большее с Дэниелом. Школа, моя дочь, мои друзья, да и его дочь и его друзья – они не одобрят. Какое там одобрение? Они устроят кучу неприятностей!»

– Леди и джентльмены, нам придется на этом закончить экзамен. Просто оставьте свои тетради на столах, позднее их соберут, – произнес Дэниел повелительным тоном. – На лестницах включено аварийное освещение. Пожалуйста, идите медленно.

В аудитории поднялся приглушенный шум голосов, студенты переговаривались друг с другом. Никто из них не волновался о том, как отсутствие электроэнергии повлияет на их жизнь. Их единственной заботой был экзамен. Будут ли в порядке их оценки?

Или им придется вернуться и вновь сдавать экзамен?

Идя через холл, они не переставали обеспокоено бормотать.

Кэролайн собрала свои вещи, взяла парку. Она дождалась, пока большинство ее однокурсников покинули аудиторию и только потом встала и нащупала дорогу к двери. Она уже была готова выйти в холл, когда чья-то рука схватила ее за запястье и втолкнула обратно в комнату.

– Подожди здесь со мной, – прошептал Дэниел. – Через минуту мы пойдем вниз. Я не хочу потерять тебя.

– Но мне нужно будет ехать, и…

– Ш-ш-ш. Через минутку.

Кэролайн послушно стояла, чувствуя руку Дэниела на своем запястье, как мягкий наэлектризованный браслет. Она вдыхала запах крема для бритья и крахмала, который, несомненно, принадлежал Дэниелу, и молча упивалась его близостью. Сейчас этого было достаточно.

Когда ушли последние студенты, Дэниел взял Кэролайн за руку, и они спустились на первый этаж.

Снаружи ждала толпа.

Декан Гриерсон организовывал машины и водителей. Дэниел вызвался отвезти кого-нибудь, кто не имел транспорта, в любой район или пригород Филадельфии, и в результате Кэролайн обнаружила себя сидящей позади него в компании трех незнакомых ей студентов, которых надо было подвезти в Джемантаун. Они забрасывали Дэниела вопросами о случаях в его частной практике.

Кэролайн было приятно видеть, каким уважением пользуется Дэниел, но ее это ничуть не удивляло. Он легко и свободно говорил о преимуществах и невыгодах юридической практики в большой фирме и предложил вновь обсудить это с любым, кто захочет встретиться с ним в школе.

Когда молодые люди были доставлены к дому, который они снимали, и Дэниел нашел дорогу обратно к скоростной автомагистрали, Кэролайн сказала:

– Тебе нравится учить, правда? И не только в классе, а общаясь со студентами, направляя их и помогая им в работе.

– Да, это так. Это лучшая сторона профессии. Я и не думал, что буду заботиться о студентах, когда начинал преподавание. Просто мне стало понятно, что я больше не могу грабить себя в этой фирме.

– Ты был типичным трудоголиком? – спросила Кэролайн. – Двадцать пять рабочих часов в день?

– Ты поняла правильно. Я говорил, что делаю это для моей жены и дочери. Все так говорят. Но я почти не видел свою семью. И когда все это развалилось, и Элисон ушла, я не думал о ней неделями. Я глушил свою боль проклятыми проблемами клиентов.

– Надеюсь, теперь тебе уже легче. – Кэролайн повернулась и посмотрела на него. Она больше не хотела избегать вопросов. Что бы ни случилось между ними, она и Дэниел будут говорить об этом. – Ваш разрыв был очень болезненным?

– Нет, я не позволил ему быть болезненным. Я с головой погрузился в работу. Оставался в офисе до полуночи, приходил туда в выходные дни. Может быть, это смешно, но ни один человек в фирме не счел меня сумасшедшим. Ни один. Все они думали, что это было настоящее чувство. Если ваша жена причиняет вам боль, удалите ее и продолжайте жить, занимаясь главным – своей работой. Вот решение проблемы.

– Почему ты изменил направление? – Кэролайн взглянула на дорогу и добавила: – Кстати, о направлении: ты едешь не ко мне. Где мы?

– Эй, леди, я только шофер. А вы – тот, кто знает этот район, – ответил Дэниел, имитируя акцент филадельфийского водителя такси. – Ну как, похож я на водителя лимузина из Мейн-Лайн?

Кэролайн с облегчением засмеялась. Она в первый раз слышала, чтобы Дэниел шутил над своей боязнью Мейн-Лайн.

– Остановись у перекрестка, я посмотрю название улицы.

– Мне казалось, ты всю жизнь живешь здесь. Как же ты заблудилась? Я разочарован, Кэролайн. Следопыт из тебя еще тот.

– Я так увлеклась беседой, что и не заметила, куда мы едем.

Дэниел улыбнулся, но Кэролайн вовсе не шутила.

Он развернул машину к краю дороги и включил сигнальные огни. Кэролайн собралась уже выйти из машины, когда Дэниел притянул ее к себе и поцеловал.

– У меня есть карманный фонарик. Я пойду проверю.

Кэролайн ничего не сказала. Это был их первый поцелуй после Дня Благодарения, и он опалил ее нервные окончания так же, как и в тот раз. У нее закружилась голова.

– Ты выглядишь измученной, – сказал Дэниел, вернувшись обратно в машину. – Пропустить экзамен хуже, чем сдавать его, верно? Кстати, мы на Блэк Рок-роуд. Далеко ли отсюда до твоего дома?

Кэролайн взяла себя в руки и сказала ему, как ехать. Когда машина остановилась у обочины перед ее домом, она повернулась к Дэниелу.

– Ты хочешь войти?

– Да. Я хотел бы посмотреть, где ты живешь. Тогда я буду знать о тебе столько же, сколько ты обо мне.

– Ты веришь, что окружающая обстановка может рассказать о человеке? – Кэролайн направилась к дому по растрескавшейся бетонной подъездной дорожке, не выпуская руки Дэниела. – Мне стыдно, что ты видишь эту безобразную дорогу. Мое единственное извинение в том, что у меня нет…

– Не нужно извинений, Кэролайн. Я не оцениваю подъездные дорожки. Книги, пластинки и барахло, которое лежит на чердаке, – вот что раскрывает характер, ты разве не знала?

– О, дорогой, тебя ожидает множество улик. У детей полно пластинок, и в каждой комнате дома есть книги, но не все они мои. Старайся не судить меня строго, когда увидишь жемчужины вроде «Том Свифт и его электронная бабушка». – Скрипнула открываемая дверь, и Кэролайн пропустила его внутрь. – Они принадлежали моему отцу. Честно.

Электричества все еще не было. Кэролайн взяла Дэниела за руку и провела в кухню, где усадила его на стул возле стола, а сама стала нащупывать свечи, которые хранились в китайском шкафчике для подобных случаях. Достав пять или шесть свечей, она расставила их по комнате.

– Не хочешь ли чего-нибудь выпить? – спросила она. – Я думаю, что хотя электричества и нет, но один раз открыть холодильник можно. Пиво, легкие напитки, белое вино, фруктовый сок?

– Пиво, пожалуйста.

Дэниел наблюдал, как Кэролайн двигается по кухне. Трудно было судить при скудном освещении, но кухня казалась большой и уютной, не такой прилизанной и забитой всякой техникой, как он представлял себе.

Кэролайн села напротив него, придвинула к нему бутылку пива и стакан и взяв свой стакан вина. Она была прекрасна в мерцающем свете свечей: глаза стали темными и таинственными, рот, окруженный тенями, казался выгравированным. Дэниел знал, что смотрит слишком пристально, но ничего не мог с собой поделать. Он чувствовал, как учащенно забилось его сердце.

Кэролайн заговорила, и ее обычное контральто звучало туманно и странно. Так же странно Дэниел чувствовал себя здесь с ней, в ее доме, в темноте.

– Спасибо, что подвез, Дэниел. Ты потратил массу времени, отвозя меня домой из Филадельфии.

– Всегда к вашим услугам, мадам.

Он не мог оторвать от нее глаз. Мерцание свечей, слабый лунный свет смягчили блеск ее волос, осветили черный свитер и юбку. Кэролайн выглядела также восхитительно, как всегда, но она стала более мягкой и доступной. Сегодня вечером она не была ни старательной студенткой, ни неприступной жительницей аристократического пригорода. Это была Кэролайн, она была прекрасна, и она была здесь, с ним.

– Мне определенно нравится твой дом, – улыбнулся Дэниел. – Он не так уж отличается от моего.

– Возьми свечу, и пойдем посидим в гостиной. В креслах гораздо удобнее.

Кэролайн поднялась и, взяв свечу, провела Дэниела через столовую и холл в большую, затененную комнату. Стеллажи с книгами почти сплошь закрывали стены.

– Дай мне немного времени, и я расскажу тебе все о тебе самой, – сказал Дэниел, указав на шкаф вишневого дерева, где за стеклянной дверцей выстроились в ряд книги. – У тебя почти так же много книг, как у меня. В твою спальню они тоже проникли?

Кэролайн тихо засмеялась:

– Да. Иногда я думаю, что мне придется разбежаться через холл на втором этаже и сделать большой прыжок в постель прямо от двери. Только небеса помогут мне, если когда-нибудь придется переезжать.

Они улыбнулись друг другу в полутьме, и ток симпатии, столь глубокой, что не требовалось слов, пробежал между ними. Дэниел взглянул в сторону темного углубления в дальней стене. Это был камин.

– Ты не будешь против, если я зажгу огонь? – нерешительно спросил он.

Он чувствовал такую близость к Кэролайн, но она могла и не испытывать того же. Он не хотел снова превратить ее в ледяную принцессу, сближаясь с ней быстрее, чем она желала.

– Чудесно. Там уже все приготовлено, – слегка задыхаясь, ответила Кэролайн.

Дэниел повернулся к ней. Она свернулась калачиком в углу кушетки, и свеча, стоящая на столе около нее, отбрасывала смутный золотистый свет на ее волосы. Ее губы были приоткрыты, как будто она чему-то слегка удивилась. Дэниел разжег огонь, медленно подошел к кушетке и сел возле Кэролайн, оставив достаточно места, чтобы она не чувствовала себя стесненной. Он затаил дыхание, надеясь, что она почувствует магическое притяжение между ними. Слегка повернувшись, он взглянул ей в лицо. В этот момент он неспособен был и думать о разговоре. Ему хотелось только смотреть на нее.

Нет, не только. Еще он хотел поцеловать ее, как следует, долгим поцелуем. Но поцелуй мог нарушить хрупкое очарование. Он поспешно заговорил:

– Какие книги принадлежали твоему отцу? И что ты добавила к коллекции?

– Некоторые исторические книги мои. Но большинство из них – папины. Он был учителем и, как мне кажется, после своих студентов в своей семье больше всего любил книги. – Кэролайн заглянула в стакан и улыбнулась своим воспоминаниям. – Его коллекция – это почти все, что он мне оставил. Папа всегда делал заметки на полях, так что когда, я читаю книгу, я как бы говорю с ним.

Кэролайн в первый раз заговорила о своем прошлом, и Дэниел хотел услышать побольше.

– Вы были близки с отцом?

– Да. Особенно потому, что я была единственным ребенком, а мама умерла, когда мне было десять лет. Нас было всего двое, но я никогда не чувствовала себя одинокой. Мне хватало отца.

– Ты сказала, он был учителем. Здесь, в Бринвуде?

– Да, в колледже. Он двадцать лет преподавал историю в Бринвуде. Именно по этой причине я не хотела там учиться. Я считала, что профессорским ребенком быть трудно.

– Но ты все-таки пошла в Бринвуд, не так ли? Мне показалось, я видел это в справочнике для первокурсников.

– Да, но это был компромисс. Я пошла в колледж, потому что могла бы учиться там бесплатно, и мы это долго обсуждали. В результате я поселилась в студенческом городке, где жила вместе с остальными студентами. Папа сумел убедить опекунский совет, что пансион будет наполовину оплачен. – Кэролайн тряхнула головой и улыбнулась. – Он был великим посредником. Если я смогу делать подобные вещи хотя бы вполовину так же хорошо, как он, можно не сомневаться в успехе моей адвокатской практики.

– Я думаю, это в любом случае не подлежит сомнению, Кэролайн. Ты хорошо работаешь.

Он сразу понял, что этого не стоило говорить. Спина Кэролайн стала жесткой, и она поставила свой стакан.

– В чем дело? Разве я не имею права сказать, что ты хорошо работаешь? Или мы намерены притворяться, что ты не студентка, а я не преподаватель.

Дэниел знал, что в его голосе звучит сарказм, но ничего не мог поделать. Его разозлило, что такие мелочи выводят Кэролайн из равновесия. Какое это имеет значение по сравнению с теми чувствами, которые возникли между ними?

– Нет, – ответила она. – Это было бы почти так же глупо, как пытаться не обращать внимания на то, что я старше тебя.

– Старше, чем я? О чем ты, Бога ради? – Дэниела потряс тот факт, что Кэролайн точно знала его возраст. – Не могу поверить, что ты придаешь значение таким глупостям. Семь лет, Кэролайн. Ну кого волнуют эти семь лет? Ты прекрасная, соблазнительная женщина, и, как только я увидел тебя, мне захотелось познакомиться с тобой, целовать тебя и – да, черт возьми – заниматься с тобой любовью, пока мы оба не дойдем до изнеможения, не испытаем всей полноты наслаждения, не опьянеем от этого!

Что он несет, Господи? И это после того, как он, посадив ее в машину, тут же пообещал себе, что будет действовать медленно! Только говорить с ней, вызывать ее на откровенность, больше узнавать о ней. Никакого страстного дыхания. Может быть, поцелуй на прощанье, но не более того. Он решил, что она, наверное, позволит ему поцелуй на прощанье. А теперь он в самых простых и неромантических выражениях говорит ей, что хочет заняться с ней любовью. Да это лишь чуть-чуть вежливее, чем: «Ложись-ка, крошка, я хочу поболтать с тобой».

Дэниел опустил голову на руки и рассмеялся.

– Дэниел, – сказала Кэролайн и замолчала, потом откашлялась и продолжила: – Это действительно смешно, если ты об этом думаешь. Я хочу сказать, что есть я, снова студентка в сорок четыре года, и есть ты, мой профессор, опытный, мудрый, знаток законов, и тебе тридцать семь.

Ее голос звучал жалобно и немного печально. Подняв голову и взглянув на нее, Дэниел увидел, что уголки ее губ немного опустились книзу. Она была серьезна. Она и в самом деле решила, что он посмеялся над ней.

– О, Кэролайн, пожалуйста, не смотри так. – Ни о чем больше не думая, Дэниел обнял ее. – Я не над тобой смеюсь, мой ангел, а над собой. Я собирался быть сегодня вечером таким непринужденным, не хотел давить на тебя или домогаться тебя. Мы намеревались просто поговорить. Я думал поухаживать за тобой, пленить тебя своим умом и обаянием. А потом я увидел тебя в отблесках свечей и прежде, чем осознал это, вдруг заговорил о том, чтобы лечь с тобой в постель и любить, любить, пока мы оба не обезумеем. Прости меня. Я лишен обходительности, Кэролайн, и ты должна привыкнуть к этому.

– Обходительность тут не при чем, – без улыбки заметила Кэролайн. – Возраст – другое дело.

– Это чушь. – Она была женщиной, способной довести до безумия. Как же она могла думать, что в их возрасте семь лет что-то значат? – Ты говоришь мне, что смешно беспокоиться из-за разницы между Бринвудом и южной частью города. Ну так вот, в этом гораздо больше здравого смысла, чем в отыскании разницы между тридцатью с чем-то и сорока с чем-то.

– Мне это не кажется незначительным. Наши годы и тот факт, что я студентка, причем твоя студентка, – это гораздо важнее, чем разница между двумя адвокатами, независимо от того, где они родились.

– Почему? Что ты испытала за эти семь лет такого, чего я не пережил? Брак? Дети? Развод? Изучение договорного права? Со мной все это было. Скажи мне, что же я пропустил, Кэролайн.

– Я не могу этого объяснить. Мои дети старше твоих. Ты как раз достиг самого интересного возраста, с этой легкой сединой в волосах и с этими гусиными лапками возле глаз. А я… пора моего расцвета уже миновала.

– О чем это ты? – не поверил своим ушам Дэниел.

– Да, да. Все уже прошло.

Кэролайн сделала паузу и взглянула на него. Дэниел видел, что, какими бы абсурдными ни казались ему ее речи, она вкладывала глубокий смысл в каждое слово. Наконец Кэролайн сказала:

– Ты знаешь. Я уже старая.

– Старая! Не могу поверить. Старая? Ты? – Слова застряли у него в горле. Дэниел глубоко вздохнул и попробовал начать снова.

– Я готов был съесть тебя десертной ложкой с первого дня, как ты вошла в класс, а ты пытаешься убедить меня, что ты старая? Что с тобой, Кэролайн? Разве в твоем доме нет зеркал?

– Ты не понимаешь.

– Черт побери, конечно, нет. Я же говорю тебе: я считаю тебя великолепной и сексуальной женщиной и хочу быть твоим любовником, и вместо того, чтобы сказать: «Я тоже, красавчик» или: «Убирайся вон, подонок!» – ты начинаешь нести эту чушь о своем возрасте. Продолжай, Кэролайн! – Он посмотрел на нее с подозрением. – Уж не пытаешься ли ты пощадить мое самолюбие?

В какой-то момент Кэролайн хотела сказать «да», но не смогла. Это не было правдой, а она не хотела обманывать Дэниела. Даже если этой ночью все закончится, их отношения были очень значительными. Он стал первым мужчиной после ухода Гарри, который взволновал ее. Она была намерена иметь отношения на честной основе, даже если они продлятся всего пять минут.

– Нет, я не щажу твоего самолюбия. Это я делала, когда говорила, что, пожалуй, ты сейчас выглядишь лучше, чем в молодости.

– Хорошо, я не буду раздумывать над вопросом, была ли ты лучше в молодом возрасте, – меня это не заботит. – Дэниел хотел дотронуться до нее, но Кэролайн откинулась назад и обхватила себя руками. Прекрасная, и теплая, и… я влюбился в тебя без памяти, Кэролайн.

Кэролайн молчала довольно долго, и сердце Дэниела потихоньку уходило в пятки. Зачем он проговорился? Это была правда, но Кэролайн не была к ней готова.

«Заткнись, Фрателли, ты осел».

Через несколько минут, ставших для Дэниела вечностью, Кэролайн спокойно сказала:

– Слушай, Дэниел, не знаю, смогу ли я тебе объяснить, но сейчас мне страшно даже думать о… таких отношениях.

Он сделал нетерпеливый жест и сказал:

– Давай сейчас оставим эту тему. Сегодня ночью ничего не произойдет. Я скоро уйду, и ты сможешь расслабиться. Если ты находишь отвратительной саму мысль о том, чтобы лечь со мной в постель, то твои страхи окончены.

– Нет, не то.

Кэролайн потянулась к нему и дотронулась до его лица нежными пальцами. Решившись быть честной, она снова надолго замолчала.

– Если ты пытаешься найти более приятное слово, чем «отвратительный», не трудись. Мне уже все ясно.

Оскорбленный и сбитый с толку ее сдержанностью, Дэниел отвернулся от нее и собрался встать.

– Нет, нет, Дэниел, нет! – Кэролайн взяла его за руку и потянула обратно на кушетку. – Конечно, ты не отвратительный. Наоборот! Я… я хотела бы, чтобы ты был таким. Тогда было бы проще. А теперь я боюсь и нервничаю, а потом ты трогаешь меня, и я… – она не смогла закончить.

– И ты замыкаешься? Ты боишься меня, Кэролайн? – Голос Дэниела был тихим, как если бы он говорил с сожалением, а не с гневом.

Нет, этого не было. Было… (она нахмурила брови, пытаясь точно определить), да, был страх. Но она боялась не Дэниела. Как раз наоборот. Ее так тянуло к нему, она так хотела его, что это ее пугало. Это была неисследованная территория. Гарри был ее единственным любовником, и Кэролайн не знала, стала ли его связь с Роксаной откликом на его неудачи или на неудачи Кэролайн.

Она не хотела думать об этом в объятиях Дэниела. Его лицо ничего не выражало. Кэролайн попыталась снова.

– Не думай, что я не нахожу тебя привлекательным, – сказала она наконец. – Это не так.

– Ладно, это уже кое-что. Есть некоторый прогресс. – Дэниел язвительно усмехнулся. – Я думаю, что ты прекрасна, а ты думаешь, что я… не противен. Я хочу быть твоим любовником, а… – Он сделал паузу, ожидая ответа, которого не последовало. – Ты хочешь… чего?

– Я… я хочу быть уверенной. – Кэролайн взглянула на него и слабо улыбнулась. – Я чувствую, что меня захлестывают эмоции. Юридическая школа, мои дети, и теперь… ты. Вернее, мы. Мне нужно время. Наверное, ты меня не поймешь.

– Нет, пойму, – с сожалением ответил Дэниел. – Я хотел бы сказать: «К черту определенность, давай жить сегодняшним днем», – но я не могу. Я знаю, что ты имеешь в виду, и нельзя сказать, что это неверно. Я могу сказать, что ты сводишь меня с ума, но ты не уверена в этом так, как я, поэтому давай подождем.

Он сделал паузу и затем сказал:

– Возможно, тебе будет легче, если мы некоторое время не будем видеться?

– Я… я думаю, да.

– Тогда так и сделаем. Сейчас мне лучше уйти. Что если я не буду звонить тебе несколько недель? Дай мне возможность провести экзамены, а себе подумать о том, как тебе меня недостает. – Он наклонился и потерся лбом о ее лоб. – Я позвоню за несколько дней до Рождества, хорошо?

Кэролайн молчала, не понимая до конца, осуждена ли она или ей дана отсрочка в исполнении приговора.

– Поцелуй меня, Кэролайн, и прогони на холод. Она не удержалась и погладила его взъерошенные волосы.

– Боюсь, что мне жалко будет выставлять тебя за порог.

– А я боюсь, что нет.

Его губы мягко прикоснулись к ее губам, как и было запланировано, но, когда Кэролайн издала легкий стон, его руки сомкнулись вокруг нее, как клещи. Спустя несколько долгих мгновений Дэниел отпустил ее.

– Доброй ночи, Каролина mia.

Кэролайн открыла входную дверь, и в этот самый миг во всем квартале вновь зажглись огни.

– Ты поедешь домой со светом.

– Нет, свет остается здесь, с тобой.

Дэниел повернулся и пошел по подъездной дорожке к улице, глубоко засунув руки в карманы.

Глава 12

– Дэниел, Дэниел, – произнес декан опечаленно. – Я понимаю, это щекотливое дело. Мне неприятно напоминать тебе, но мы выработали наши директивы в прошлом году, а ты, кажется, уже все забыл. Никаких контактов (помимо, что называется, обычных) между преподавателем и студентом в течение всего времени, пока студент находится в списке одной из профессорских групп. Это предельно ясно. Если ты и миссис Фолкнер… встречаетесь, то это следует прекратить, пока она не закончит твой курс.

– И ты, конечно, поймешь, почему я почувствовал, что должен обсудить это.

Дэниел слышал голос Майка Гриерсона как бы издалека, через толщу воды. Слова декана то звучали громко, то пропадали где-то. Дэниел осознавал, что это искажение – результат гнева. Его гнева.

– Ты понимаешь или нет, Дэниел?

– Боюсь, что да. Дай мне знать, если я понял правильно. Ходят слухи, что я встречался с одной из студенток вне учебной аудитории. Какие другие места могут считаться «профессиональными», Майк? Студенческий буфет, платное отделение библиотеки? А если я выпью стаканчик в баре, это тоже станет причиной для того, чтобы ты читал мне мораль?

– Дэниел, пожалуйста. Я не собираюсь читать тебе мораль. – Декан пытался разговаривать «как мужчина с мужчиной». – Всем известно, что такое бывает. Но в наше время, когда то и дело кого-нибудь обвиняют в сексуальных приставаниях и помещают об этом статьи на первых полосах газет, мы не можем такого допустить. В особенности с такой студенткой, как Кэролайн Фолкнер.

– Почему миссис Фолкнер неприкосновенна? бесстрастно спросил Дэниел.

– Она все еще Фолкнер – более или менее. Это значит, что о ней могут написать. После ее грязного развода обвинение в приставаниях, выдвинутое против тебя и университета… – Майк Гриерсон сделал паузу, как будто перед его мысленным взором предстала ужасная картина. – Невыносимо, Дэниел. Это было бы абсолютно невыносимо.

– Допустим на минуту, что твои осведомители оказались честными (между прочим, я в это не верю), ну так что же, по-твоему, я делаю такого, что может запятнать репутацию университета? И уж после этого, разумеется, мою и миссис Фолкнер?

– Это произойдет через две недели. Ты знаешь, что я взял дополнительно «Коммерческие соглашения», а Перри Фарнсворт будет вести «Договорное право» во втором семестре. Это стоит в расписании с прошлой весны, Майк. – Дэниел приподнялся в кресле и перегнулся через стол. – А теперь скажи мне честно, в чем тут дело?

Майк Гриерсон глуповато улыбнулся:

– Ты провел меня. Я был настолько наивен, что пытался одурачить такого старого лиса, как…

– Довольно, Майк. Прекрати травлю.

– Хорошо. Короче говоря, я не хочу, чтобы «Урбана» стала объектом сплетен в местных газетах. Даже если миссис Фолкнер отвечает взаимностью на твои чувства, тем не менее, в один прекрасный день она может почувствовать себя оскорбленной и возбудить дело против тебя, а значит, и против нас. – Голос декана стал твердым. – Даже если это никогда не произойдет, какой-нибудь недовольный студент может пустить слух, что ты и Кэролайн Фолкнер больше чем друзья, и поэтому она учится лучше всех в твоей группе. – Он сделал паузу и взглянул на Дэниела. – А ведь она учится лучше всех, не так ли?

– Я еще не закончил проверку экзаменационных работ и не знаю ее оценки. Честно говоря, я не знаю еще ничьих оценок. Тебе известно, что они не подписывают своих работ, а используют произвольные номера, выданные компьютером, так что я не знаю, чью работу оцениваю.

– Наш гипотетический недовольный студент может сказать, что тебе знаком ее почерк.

– Откуда? Из всех тех страстных любовных писем, которые она мне присылала?

Настроение Дэниела поднялось, когда он отметил, что мысль о пылких любовных записках от Кэролайн окатила его жаркой волной. Черт побери! Он всего лишь целовал ее губы. Он начал перебирать все места, куда ему хотелось бы поцеловать ее. Уже несколько дней они не говорили по телефону.

– Да, или что-нибудь в этом роде, – сказал Майк Гриерсон. – Может быть, ты давал ей тайно практические контрольные работы.

«Если я когда-нибудь снова смогу обнять Кэролайн, то буду думать о чем угодно, но только не о том, чтобы дать ей контрольные работы».

Уже не в первый раз Дэниел задавал себе вопрос о личной жизни Майка Гриерсона. Действительно ли он считает, что Дэниел проводил бы время с Кэролайн (если, конечно, подумал с горечью Дэниел, ему когда-нибудь еще удастся провести с ней некоторое время), занимаясь чем-то еще, кроме самой Кэролайн.

– Вряд ли я тратил бы время на обсуждение договоров, если бы встречался с ней, – сказал Майк, поднимаясь таким образом в глазах Дэниела. – Она прелестна и кажется такой хрупкой. Это возбуждает в тебе желание обладать ею и…

Дэниел почувствовал, как его кровяное давление стало медленно подниматься. С чего это вдруг у Майка потекли слюнки при виде его женщины? Он думал о Кэролайн именно так и ничего не мог с этим поделать. Его кулаки сжались.

– Этого-то я и боялся.

– Ты побагровел, когда я сказал, что Кэролайн привлекательна. Она тебя возбуждает, Дэниел? – сочувственно спросил Майк.

– Ну так что же? – Дэниел знал, что говорит, как упрямый подросток. – Я… тоже ей нравлюсь. Я не сделаю ничего против ее воли… Я никогда… У нас ничего… – Он набрал воздуха в грудь и сказал твердо: – Что, черт возьми, ты хочешь от меня?

– Перестань встречаться с ней. – Декан посмотрел Дэниелу прямо в глаза. – И не только до окончания семестра, пока она не покинет твою аудиторию, но и по крайней мере, в течение еще двух месяцев и даже больше. В директивах сказано коротко и ясно, что между преподавателем и студентом допустимы лишь чисто профессиональные отношения. Послушай, Дэниел, ты ведь совсем недавно в нашей школе. Твои статьи и доклады на семинарах сделали тебе имя. Я не знаю, надолго ли ты задержишься здесь, но пусть тебе не кажется это странным – я желаю тебе всего наилучшего. Я знаю, что эта школа вряд ли удержит тебя, когда Пенсильванский и Стенфордский университеты начнут соблазнять тебя большими деньгами и профессорским местом. Поэтому я повторю для твоего же блага: ни один университет не может позволить себе ни малейшего намека на скандал из-за взаимоотношений преподавателя и студентки. Ты и Кэролайн Фолкнер станете лакомым кусочком для сплетен, и не только здесь, в Филадельфии. Бульварные газеты и низкопробные телевизионные шоу будут в восторге от этой истории.

Дэниел откинулся назад и посмотрел на декана. Прежде он думал, что Майк Гриерсон заботится только о собственном имидже и о деньгах. Теперь он знал больше: Майк заботится о своих преподавателях, даже о тех, с кем не был близко знаком. Дэниел понял, что нельзя не считаться с доводами Майка. Он не хотел доставить неприятности Кэролайн.

Может быть, Майк и Кэролайн правы. Может быть, все, что бы ни было между ними, следует отложить хотя бы до окончания Кэролайн первого курса школы. Дэниел, кажется, был единственным, кому эта мысль казалась отвратительной. Но он не собирался ничего говорить декану. В любом случае это не его дело, черт побери!

Составив пальцы домиком, Дэниел нахмурился и, в конце концов, сказал:

– Я не могу обещать не видеться больше с Кэролайн. Но я обещаю обсудить все это с ней, и, если она разделяет твое мнение, я уберусь к черту и от нее, и от тебя.

– Ты позволишь Кэролайн принять решение? Ты это хочешь сказать?

Дэниел улыбнулся. Он уже сделал свой выбор и в результате получил немало осложнений, но менять ничего не собирался.

– Да, мне кажется, именно это я и говорю тебе. По-видимому, она здесь командует.

– Ты действительно далеко зашел, если позволяешь женщине, с которой ты даже… – Майк тактично умолк.

Дэниел поднял глаза вверх. Это была мысль, которую он лелеял.

– Вот именно, – медленно сказал он.

Кэролайн не звонила Дэниелу после экзамена, хотя ее рука тысячу раз тянулась к телефону. А Дэниел не звонил ей.

«Что ж, – думала она, – ты сама так решила. Не отступай же теперь только из-за того, что хочешь слышать его голос. Никаких контактов – значит никаких, даже если это всего лишь телефонный разговор»… Она установила свои приоритеты и не могла позволить Дэниелу Фрателли изменить их. Дети, учеба, работа – этого было достаточно для одной немного испуганной женщины.

Но разве она и Дэниел не могли быть друзьями? Ей недоставало разговоров с ним – в этом она могла себе признаться. Ей недоставало и его поцелуев – но в этом она не могла признаться даже самой себе.

На следующий день был рождественский вечер в офисе. Кэролайн старалась не думать об этом. В течение многих лет она приходила на вечеринки в офис Гарри, но это были нудные общественные мероприятия, скучные не только для жен, но и для служащих. Ходили слухи, что на вечеринках у Ченнинга и Мак-Кракена сослуживцы, напившись, рассказывали друг другу, что они думают о них на самом деле, и главные компаньоны соблазняли служащих среднего звена, которые выпили слишком много шампанского.

Кэролайн считала, что этим россказням нельзя верить. Ченнинг и Мак-Кракен были степенными, уравновешенными адвокатами из Мейн-Лайн, и их никак нельзя было себе представить в роли пьяных грубиянов.

Затем мысль о продолжительных объятиях и особых похлопываниях по плечу, которые позволял себе Борден Ченнинг, вновь пришла ей в голову, вызывая легкое беспокойство. Но Кэролайн сказала себе, что рассуждает как сексуально озабоченная разведенка, уверенная, будто каждый мужчина, вежливо улыбнувшийся ей, хочет овладеть ею. Таким образом, она решила прийти туда ненадолго, только чтобы сохранить свои иллюзии об адвокатах из Мейн-Лайн.

В этом году вечеринка была перенесена из офиса в ресторан, расположенный на той же улице, начало было назначено на четыре тридцать. Погруженная в заботы о последних деталях, Кэролайн выскочила из офиса в начале пятого. У нее не было времени переодеться, но на ней был хороший черный костюм и на шею она повязала красно-зеленый шелковый шарф, чтобы соответствовать празднику.

– Все выглядит прекрасно, – сказала Кэролайн метрдотелю, войдя в отдельный зал, нанятый фирмой. – Вы хорошо потрудились.

Цветы и миниатюрные рождественские елочки заняли свои места на длинных буфетных столах. Бармен уверял, что легких напитков хватит на всех, кто отдает им предпочтение. Кэролайн зашла на кухню, чтобы убедится в достаточном количестве продуктов для вечеринки.

Секретари и архивные клерки появились первыми, с нетерпением ожидая начала рождественских развлечений. Их коллеги задержались, работая в офисе или делая вид, что работают, чтобы Борден и другие компаньоны не могли подумать, будто их молодые адвокаты страдают безответственностью.

Кэролайн воспользовалась удобным случаем, чтобы до прихода компаньонов привести себя в порядок.

Она подкрасила губы в дамской комнате, где остальные сотрудницы, хихикая, надевали туфли на высоких каблуках и подводили тушью глаза. Ароматы духов наполнили воздух и слегка одурманили Кэролайн. Она улыбнулась, ощущая хорошее настроение и оптимизм девушек, который делал даже служебную вечеринку поводом для праздника.

«Удовольствия юности», – подумала она с грустью. Кажется, она была единственной, кто уже высчитывал, как скоро можно уйти, чтобы не показаться невоспитанной. Кроме, может быть, Элеоноры Хаббл, секретарши Бордена, о которой говорили, что она работает в офисе со дня основания фирмы и никогда не брала отпуска.

Появился Борден, окруженный стайкой молодых сотрудников. Когда Борден вошел, вечер начался. Он всегда знал, как создать непринужденную обстановку, заметила Кэролайн со своего наблюдательного пункта в конце комнаты. Он слегка обнял Сюзи Гейтс, недавно принятую на работу, и застенчивая юная девушка успокоилась и засмеялась вместе с ним. Он прошел через всю комнату, каждому сказал словечко и улыбнулся. Он похлопал пожилую мисс Хиббл по плечу, обтянутому твидовым жакетом, и поцеловал свою коллегу в щеку.

Да, это был настоящий босс. Никто не мог бы сказать, что он слишком фамильярен. Только Кэролайн, которая была уверена в том, что ей смешно скрывать свои мысли, разглядывала его с некоторым недоверием. И даже Кэролайн думала, что, может быть, она ошибается.

Возможно, Борден действительно общительный и очаровательный хозяин, и в этом нет ничего дурного. Он был мужем ее лучшей подруги и проявил себя как настоящий друг в трудное время после ухода Гарри. Она только и думает о сексе, вот в чем дело. «И мы знаем, кто в этом виноват, не так ли, моя девочка?» Какое дурное влияние оказывал на нее Дэниел даже в свое отсутствие!

Кэролайн решительно взяла бокал шампанского и, отвернувшись от приближающегося Бордена, начала передвигаться по комнате. Она болтала с одним из сотрудников, когда почувствовала дыхание Бордена на своей шее.

– С Рождеством, Кэро, – пробормотал он ей в ухо.

– Борден, с Рождеством тебя. – Широко улыбнулась Кэролайн, отодвигаясь от него.

– Ты, как всегда, чудесно поработала. – Борден взял ее за руку. – Элиот извинит нас, я уверен, – сказал он, кивнув сотруднику. – Кажется, в кухне возникла небольшая проблема с шампанским. Пойдем и поможем исправить положение.

Кэролайн не смогла заставить себя оттолкнуть его. Она не знала, почему не может сделать этого: потому ли, что он ее друг и обидится на нее, или потому, что он ее босс и может уволить ее. В любом случае Борден был хозяином положения.

Он повел Кэролайн в сторону кухни, но сразу же за дверью зала свернул в сторону и втолкнул в маленькую кладовую. Прислонившись к двери, он обнял ее и потянулся к ней губами.

– Я готов тебя съесть, до чего ты прелестна.

– Борден, нет. Я не хочу этого, – отвернулась Кэролайн.

– Расслабься, Кэро. Мы не можем позволить себе многого здесь, где так много народу, но мне нужен всего один поцелуй. Остальное – попозже, у тебя дома.

Кэролайн вывернулась из его рук и попыталась открыть дверь, трясясь от бешенства. Она была в ярости: зачем Борден играет в эти дурацкие игры и разрушает их дружбу?

Лиз Ченнинг была лучшей подругой Кэролайн. Если Борден намерен и дальше преследовать ее, то дружба с Лиз погибла. Невозможно будет работать у «Ченнинга и Мак-Кракена», если Борден не прекратит это. Придется сменить работу. Кэролайн разозлилась еще больше. Она может потерять лучшую подругу и работу, которая ей нравится, только потому, что Борден Ченнинг ведет себя как, осел!

Борден открыл дверь и сказал с неловким хихиканьем:

– Мы закончим это дело позднее.

– Нет, Борден, все уже кончилось. Не будет ничего…

Тут Кэролайн обнаружила, что говорит с пустотой. Борден оставил ее одну в душной маленькой кладовке.

«Черт! – подумала Кэролайн. – Тысячи чертей!» Она прислонилась к двери. Сейчас она вернется обратно и притворится, будто ничего не произошло. Возможно, Борден поступит также, и они оба смогут забыть о его поведении. В конце концов, что произошло на самом деле? Не так уж много. Ничего такого, что она не смогла бы проигнорировать в интересах сохранения дружбы и работы. Но не превратится ли она таким образом в бесхарактерную святошу? Может быть, и так, зато она сохранит свою платежеспособность и свою работу.

Кэролайн возвращалась на вечеринку, зайдя предварительно на кухню, чтобы проверить продукты. Она надеялась, что сумеет войти в зал спокойно, не проявляя признаков волнения, и убеждала себя, что никто ничего не заметил, пока не вошла в гардеробную, чтобы разыскать свое пальто на переполненной вешалке. Тут она услышала разговор двух секретарш:

– Ты заметила, как старый Борден вытолкнул Кэролайн за дверь? Думаешь, чем он занимается с ней сейчас?

– Ничем. Он вернулся очень поспешно, и у него был такой вид, как будто ему прищемили хвост.

– Ему еще и не то следовало бы прищемить. Он не пропускает ни одной юбки. Послушала бы ты, что о нем рассказывают.

– Он быстро достигает успеха. Никто не собирается…

Их разговор внезапно оборвался, когда они услышали немного невнятный после выпитого яичного ликера голос Бордена, выкрикивавший:

– Кто-нибудь видел Кэролайн? Не говорите мне, что она рано ушла.

Кэролайн не хотела больше ничего слышать. Она схватила пальто, выскочила через кухонную дверь мимо озадаченного шеф-повара и только тогда облегченно вздохнула. Так значит, у Бордена вошло в привычку соблазнять своих служащих. Вопрос в том, можно ли назвать обольщением то, что сопровождается скрытой угрозой потерять работу. Кэролайн встряхнула головой, не зная, грустить ей или веселиться. Она чувствовала и то и другое.

Насколько проще было считать, что брак Бордена и Лиз безупречен. «Как крепко мы цепляемся за наши иллюзии», – подумала Кэролайн. Она не хотела испортить свои отношения с подругой так же, как Тесса не хотела верить тому, что брак ее родителей расторгнут.

Войдя в дом, Кэролайн прислонилась к входной двери и сбросила туфли. Она очень устала. Ей не хотелось думать о предстоящей борьбе с Борденом Ченнингом. Прекратит ли она его поползновения? Может ли она позволить себе это? Завтра. Она подумает обо всем завтра, в субботу. Кэролайн пообещала себе поспать подольше, а потом пойти покупать подарки к Рождеству.

Она пошевелила пальцами ног и наклонилась, чтобы подобрать свои туфли на высоких каблуках, затем поднялась наверх. Какое райское блаженство улечься в постель и читать. Еще большим счастьем было бы, лежа в кровати, говорить с Дэниелом.

Эта мысль застала ее врасплох. Она снова и снова заставляла себя не думать о Дэниеле, чтобы время и расстояние облегчили болезненный выбор, который был необходим для его же блага.

Кэролайн всегда была благоразумна. И решение стать адвокатом в сорок с лишним лет тоже было тщательно продуманным. Ей нужно было найти способ обеспечить себя и детей, пока они не закончат учебу и не начнут самостоятельную жизнь. Она прошла проверку на профессиональную пригодность к работе юриста. Набрав хорошее количество очков, можно было бы подумать о карьере адвоката. Она набрала почти идеальное количество очков и после разговора с консультантом «Урбаны», который упорно рекламировал свое вечернее отделение, решила, что это как раз то, что ей нужно.

Дэниел не мог разрушить ее планы. Она не собиралась влюбляться, так как это помешало бы ей сосредоточиться на…

Зазвонил телефон.

Дэниел? Ее предательское сердце запрыгало от такой мысли. Она подняла трубку.

– Здравствуй, мама. Это я.

– Привет! Как я рада слышать тебя!

Уже не в первый раз Кэролайн осознала, что лжет дочери о своих чувствах. Она вовсе не была рада слышать Тессу. По приподнятому звонкому тону голоса дочери она догадалась, что Тесса готова выкинуть еще один фортель.

– Алло, мама. – Тесса откашлялась. – Когда Бен собирается домой на Рождество?

– Послезавтра. Он приезжает со своим другом из Нью-Йорка. Я надеюсь, ты будешь дома к тому времени. Это было бы здорово – собраться всем вместе на Рождество. Этого не было так давно.

По крайней мере, сейчас она говорила честно. Кэролайн хотела, чтобы дети приехали домой на каникулы. Ей было необходимо, чтобы эти двое, кого она любила больше всех на свете, оказались рядом с ней и могли насладиться теплом семьи.

– Слушай, я не могу сказать точно, когда приеду. Может быть, кто-нибудь предложит подвезти меня, и тогда я сообщу тебе.

Голос Тессы звучал растерянно.

– Договорились. Дай мне знать. Моя группа соберется у меня в четверг на вечеринку, и я хотела, чтобы ты и Бен оба были здесь и познакомились с ними.

– О, мама! Ну почему я должна опять встречаться с этими людьми? Кевин Келли был почти груб со мной в ту ночь, когда отвозил меня на вечеринку к Лорин.

В ее голосе явно слышалось недовольство.

– Ты хочешь сказать, что он не стал тебя благодарить за то, что ты позволила ему быть своим шофером?

Кэролайн устала от этого. Ей уже надоели попытки установить взаимопонимание с Тессой по телефону.

– Тебе бы стоило более критически относиться к своим дорогим юным друзьям. – Голос Тессы источал сарказм. – Они нравятся тебе больше, чем собственные дети.

«Я им тоже больше нравлюсь», – подумала Кэролайн, но не стала произносить этого вслух.

– Сообщи мне, когда сможешь приехать. Я действительно хотела бы, чтобы ты помогла мне с моей маленькой вечеринкой.

Кэролайн подавила зевок и постаралась сделать голос добрым.

– Хорошо, я позвоню. – Казалось, что Тесса хочет сказать что-то еще, но она сказала только:

– Спокойной ночи, – и повесила трубку.

Кэролайн слишком устала, чтобы думать о непроизнесенных словах Тессы. У нее и без того было достаточно поводов для беспокойства. Медленно, наслаждаясь ощущением ночной рубашки на уставшем теле, она скользнула в постель.

«Скарлетт О'Хара была права, – подумала Кэролайн засыпая. – Завтра будет достаточно времени, чтобы подумать и о Тессе, и о Бордене, и о Дэниеле, и об оценках за первый семестр». Улыбнувшись, Кэролайн заснула.

Глава 13

Что случилось с ее праздничным настроением? – спрашивала себя Кэролайн, обозревая толпу, бурлящую в торговом ряду. Она любила готовиться к Рождеству, делать покупки для детей в магазине игрушек и охотиться за идеальным подарком для Мейды, от которого она не стала бы воротить нос. Лучшим подарком для Мейды было бы что-то вроде Святого Грааля – Кэролайн знала, что он где-то существует, но никогда не могла его разыскать.

Воспоминания заставили Кэролайн улыбнуться. Может быть, она сумеет сделать в этом году Мейде подарок за все прошлые годы. Не подарить ли ей копию китайского фарфорового кашпо из магазина при музее искусств? Кэролайн почувствовала зуд рождественского возбуждения. Возможно, ей просто захотелось сделать что-то приятное для кого-то, кто на самом деле был другом, вроде Мейды. Она огляделась вокруг и решила наконец, что блестящие праздничные украшения не подойдут, хотя в них было определенное очарование. Она глубоко вздохнула и распрямила плечи. Всего через несколько дней Бен и Тесса будут дома. Она улыбнулась в предвкушении праздника и заметила такие же улыбки на лицах других покупателей.

Кэролайн с новой энергией вернулась к своим покупкам. Свитер для Бена. Чек. Блузка для Тессы. Чек. Ей везло. Кэролайн улыбнулась, вспомнив, как Бен в трехлетнем возрасте надувал губы и пытался кулачком выбить пакет из ее рук.

– Эй, приятель, смотри, кого ты пытаешься ударить кулачком! – сказал изумленный голос позади Кэролайн.

Она узнала этот величественный баритон, стремительно повернулась и взглянула в карие глаза Дэниела. Все случилось так неожиданно, что Кэролайн не успела обдумать свою реакцию. Она от души улыбнулась ему, восхищаясь тем, что он преодолел ее страх, не сомневаясь, что момент был выбран удачно.

Дэниел усмехнулся, и его зубы сверкнули в черной бороде. Он поглядел вниз. Следуя за его взглядом, Кэролайн обнаружила, что он держит за руку ребенка, маленькую девочку девяти-десяти лет с отцовскими карими глазами, взгляд которых был таким же любопытным и оценивающим, как у ее отца, когда он впервые встретился с Кэролайн Фолкнер. Волосы у нее были блестящие, светло-каштановые.

– Кэролайн, – сказал Дэниел с необычной церемонностью, – я хотел бы представить тебе свою дочь Сару. Сара, это миссис Фолкнер, моя школьная подруга.

– Здравствуй, Сара. Рада с тобой познакомиться.

Кэролайн серьезно протянула руку. После секундного колебания Сара взяла ее. Блестящие глаза девочки смотрели, не мигая, в глаза Кэролайн.

Кэролайн оглядела кучу увесистых сумок с покупками, с которыми сражался Дэниел. Было приятно видеть Дэниела в роли отца, делающего покупки вместе со своей дочерью. Для нее он всегда был учителем, потенциальным любовником, проблемой и вызовом. Сейчас она видела в нем просто отца – одного из обитателей обычного мира.

– Похоже, что ты скупил весь торговый ряд. Рождественские подарки, вероятно?

Она улыбнулась обоим Фрателли.

– Да, к моему сожалению, – состроил гримасу Дэниел. – Каждый год я забываю, как сильно ненавижу это занятие, и вновь совершаю марафон по торговым рядам. Кто бы мог подумать!

Он улыбнулся дочери, и Сара улыбнулась ему в ответ. Кэролайн видела, какую любовь и гордость они испытывали друг к другу. Это было написано на их лицах. Кэролайн слегка вздохнула. Вот если бы она и Тесса могли…

Дэниел взглянул на нее и быстро сказал:

– Мы с Сарой собирались перевести дух в кафе-мороженом. Нам нужно сахарное вливание. Не присоединишься ли ты к нам?

Кэролайн снова взглянула на Сару. Длинные волосы девочки рассыпались по плечам, когда она взглянула на подругу своего отца. Кэролайн не заметила в ней явных признаков недовольства тем, что отец пригласил свою знакомую пойти с ними. В самом деле, Сара застенчиво улыбнулась и сказала:

– Я вас очень прошу, миссис Фолкнер.

Манеры Сары, казалось, пришли из другого столетия. Кэролайн не получала такого официального приглашения в течение многих лет, и уж, конечно, она не слышала ничего подобного ни от своих детей, ни от их друзей. Манеры Тессы, например. Как Дэниел добился этого?

– С удовольствием. Спасибо. Я как раз хотела выпить содовой и спокойно посидеть на скамейке, но мороженое, конечно, намного лучше.

Кафе было переполнено, но шумная смеющаяся толпа подростков вывалилась оттуда как раз в тот момент, когда вошли эти трое. Сара побежала вперед и уселась раньше всех. Кэролайн была рада видеть, что она ведет себя, как всякий десятилетний ребенок, которому пообещали мороженое.

Когда заказ был сделан, все трое дружелюбно замолчали. Кэролайн не решалась спросить Сару о ее школе и подружках. Она боялась показаться навязчивой и поэтому только улыбалась отцу и дочери.

– Сара любит приходить сюда, особенно во время Рождества. У нас достаточно времени, чтобы съесть две порции до того, как мы встретимся с твоей бабушкой перед универмагом «Блумингдейл», – сказал Дэниел дочери. – Твои вещи уже собраны, так что ты готова к отъезду.

Он улыбался, но Кэролайн показалось, что она видит напряжение на его лице. Она вспомнила, как Дэниел рассказывал ей, что Сара проводит каникулы с матерью.

– О, папа, мне обязательно ехать сегодня вечером? – прерывающимся голосом спросила Сара, явно огорченная. – Я думала, ты сказал бабушке…

Она разочарованно умолкла.

– Я говорил, принцесса, но ты знаешь, как иногда бывает. – Дэниел взял Сару за руку. – Бабушка должна возвращаться в Нью-Йорк, чтобы позаботиться о твоей маме, и она хочет взять тебя с собой.

– Я знаю, папа, но я могла бы сесть в поезд завтра или послезавтра. Я не потеряюсь. Я не такая, как моя мама. Я бы никогда…

Сара взглянула на Кэролайн, которая безмятежно ела мороженое с орешками и делала вид, будто ничего не слышит. Губы Сары сжались в тонкую ниточку, и она размешала свой только что полученный пломбир в светло-коричневую кашицу.

Казалось, что Сара уже привыкла к такому давлению на ее чувства. «Я не должна была идти с ними», – подумала Кэролайн. Если бы она не сделала этого, тогда, возможно, Дэниел и Сара обсудили бы подробнее свои затруднения, хотя все выглядело так, как будто это была давняя проблема, о которой они говорили уже много раз.

– Извини, Кэролайн, – опечаленно сказал Дэниел. – У нас есть кое-какие разногласия, и Саре нужно некоторое время, чтобы вспомнить о том, что папа всегда прав.

Он попытался улыбнуться.

Сара тоже сделала попытку:

– Он имеет в виду, что ему нужно время, чтобы осознать, насколько я права.

Кэролайн решилась внести свой вклад в разрядку атмосферы:

– Как приятно узнать, что я не единственная идеальная личность на свете.

Улыбки обоих Фрателли были вежливыми, но немножко вымученными.

– Пора идти, принцесса.

Дэниел произнес эти слова с некоторым опасением, но, хотя плечи Сары поникли, она ничего больше не сказала.

– Рада была встретить тебя, Дэниел. Сара, я надеюсь, мы еще увидимся. Счастливого Рождества вам обоим.

Кэролайн чувствовала себя лицемеркой: было не похоже, что Дэниел и Сара будут счастливы в эти праздничные дни. Она весело попрощалась и вновь нырнула в поток покупателей.

Через пятнадцать минут ей все это наскучило. Оживление, вызванное праздничными покупками, прошло. Она медленно шла домой, думая о Дэниеле и его дочери, которая не была «такой, как мама», что бы это ни значило.

Выйдя на свою улицу, Кэролайн увидела знакомую картину перед домом: серая «хонда» с включенными фарами и фигура Дэниела, ссутулившегося на переднем сиденье в ожидании ее.

Подойдя ближе к машине, она услышала мягкий звук блюза Билли Холидея, плывущий в воздухе. Кэролайн постучала по стеклу:

– Эй, разве я не говорила тебе раньше, что не нужно здесь никакой громкой музыки? За исключением разве что Девятой Бетховена.

Дэниел опустил стекло.

– Простите, мадам. Я включил Благовещение и потерял голову. – Он с некоторым усилием улыбнулся. – Я не знаю, что я здесь делаю, Кэролайн. Мне нужно было видеть сочувственное лицо, а твое выглядело дружелюбным. Ты понравилась Саре.

– Мне тоже понравилась Сара.

– Позволь мне войти. – Он поднял правую руку. – Только как другу, как коллеге. Обещаю.

Кэролайн заколебалась. Она почувствовала, что ее бережно охраняемый мир начал рушиться, как это было всегда, когда Дэниел входил в него. У нее не было сил оставаться его другом.

Да, несомненно. Она хотела быть с ним и в какой-то момент отказалась от мыслей об осложнениях, которые могла принести эта дружба. Она будет другом Дэниела. Не меньше и, быть может, не больше, но она будет его другом.

– Вылезай, Дэниел. Ты замерзнешь тут до смерти. – Кэролайн взяла его за руку и направилась вперед по дорожке. – Я могу предложить тебе ароматный чай и огонь в очаге.

– Чай и сочувствие? – сказал Дэниел с кривой улыбкой.

– Конечно. Апельсиновый чай с корицей и первая психологическая помощь – такова специализация дома.

Кэролайн отперла двойную входную дверь и провела Дэниела внутрь.

Она хотела пройти в гостиную, но Дэниел поймал ее руку и повернул к себе лицом.

– Спасибо, что позволила мне расположиться на твоем крыльце. – Он заключил ее в объятия и слегка отстранился, чтобы видеть ее лицо. – Я терпеть не могу, когда она уезжает к Элисон на каникулы. Это убивает меня. Я ненавижу Рождество больше любого дня в году. – Он опустил голову на ее плечо. – Я плохой собеседник, Кэролайн. Отправь меня домой сбросить раздражение, выпить немного и послушать песню Элвиса «Голубое Рождество».

– Пьянствовать и жалеть себя? Чай и сочувствие гораздо лучше. Входи и садись.

Кэролайн осторожно высвободилась и подвела его к кушетке. Она бросила ему вышитую гарусом подушку и встала на колени, чтобы зажечь огонь в камине, где все было уже готово для этого.

– Я пойду поставлю чайник. Это не займет и минуты.

– Сядь и поговори со мной. Забудь про чай. Как раз сейчас я нуждаюсь в сочувствии. – Он потянулся и взял ее за руку. – И давай обойдемся без гнусных замечаний. «Жалеть себя» – так она это назвала. Ущербная психология, Кэролайн.

– Ах вот как. Ты подвергаешь сомнению великого доктора Фрейда.

Кэролайн погладила воображаемую бородку.

– Это настоящий отвратительный немецкий акцент.

– Много ты знаешь. Это австрийский акцент, и он просто ужасен.

– Хорошо, хорошо, – заулыбался Дэниел. Ее неясный запах, свежий и цветочный, щекотал его ноздри. Он закрыл глаза. – Что это за духи? Ты всегда очень деликатно пользуешься духами. Что это? Сирень?

– Ландыш главным образом.

Он глубоко втянул в себя воздух:

– Ландыш. Это такие маленькие белые колокольчики, правильно?

– Угу, – согласилась Кэролайн. Она отклонилась назад, сбросила туфли и положила ноги на кофейный столик. – Я люблю слушать огонь.

Сосновое полено, которое она подожгла, с треском лопнуло, когда огонь достиг дырки от сучка.

– Ты не слушаешь огонь, ты смотришь на него.

Не открывая глаз, Дэниел нашел ее руку именно там, где искал, и слегка пожал ее.

– Нет, слушаю. Ведь он трещит и гудит.

– Наверное, нужно вырасти в доме с каминами, чтобы понимать их язык. Имея пятерых детей в двух спальнях, семья Фрателли не могла позволить себе слушать огонь. Даже если бы у нас был камин. Но его не было.

Его голос приобрел тот саркастический оттенок, которого Кэролайн боялась. Как обычно, ей пришлось обороняться. Она отняла руку:

– О, парень, опять начинается. Социальное неравенство в Филадельфии в конце двадцатого века, взгляд из низов.

Она тоже могла быть саркастичной.

– Боже, ты совсем, как Элисон.

Глаза Дэниела резко открылись, и его рука крепко сжала руку Кэролайн.

– Ты знаешь, меня просто тошнит, когда я слышу это. Какой же она была, в конце концов? Ее дочь очаровательна и очень мила. Может ли мать Сары быть ужасной? И насколько ужасна я? – Кэролайн приподнялась и повернулась к нему. Их лица были на расстоянии нескольких дюймов. – Ради Бога, Дэниел. Я чувствую себя второй госпожой де Винтер.

– Второй кем?

Дэниел провел рукой по своим взъерошенным волосам.

– Второй госпожой де Винтер. Ты знаешь, в «Ребекке».

– Ты имеешь в виду тот старый фильм с Лоуренсом Оливье и какой-то хнычущей блондинкой? – Он посмотрел на Кэролайн, собрав лоб в морщины. – Как ты можешь сравнивать себя с этой жалкой мышью, как там ее зовут?

– Джоан Фонтен, и она не хныкала. Она страдала. Самоотверженно. – Кэролайн выставила подбородок. – Я чувствую себя ею, потому что ты продолжаешь сравнивать меня со своей женой.

– Бывшей женой, – уточнил Дэниел.

– Неважно. Так или иначе, я устала от твоих попыток заткнуть мне рот из-за кого-то, с кем я никогда не встречалась, и кто сделал тебе… неважно что, когда вы были женаты.

Кэролайн посмотрела ему в глаза и увидела отблеск… чего? Тревоги? Она не могла понять.

– Так значит, ты хочешь все о ней знать. – Дэниел принял суровый и замкнутый вид. – Боже, почему женщины никогда не могут оставить в покое некоторые вещи?

– Женщины? – Кэролайн была оскорблена. – Во-первых, я не женщины. Я – это я. Кэролайн. Одна женщина. Единственная. И, во-вторых…

Прежде чем она успела закончить, Дэниел положил руки ей на плечи и притянул к себе. Его рот прильнул к ее губам со страстью, близкой к отчаянью. Когда ее губы наконец стали покорными, он поцеловал ее таким нежным поцелуем, почти лишив дыхания, а потом медленно отпустил. Еще секунду Кэролайн прижималась к нему. Затем она отстранилась, и их пристальные взгляды встретились.

– Я сделал это, чтобы ты знала, что я никогда ни с кем тебя не путал, Кэролайн. Никогда, – отрывисто прошептал Дэниел. Они немного помолчали, затем он откашлялся и сказал: – Так что же во-вторых?

– Я не пом – проскрипела Кэролайн. Она прокашлялась, и к ней вернулась способность соображать. – Я не помню точно, что было во-вторых.

– Что-нибудь об Элисон?

– Почему бы нам не забыть про Элисон? – предложила Кэролайн, но все же не устояла: – Как вы встретились?

– На вечеринке землячества в Пенсильванском университете.

Кэролайн взглянула недоверчиво:

– На вечеринке землячества?

– Именно. Нет, я не был членом общины.

– Это как-то неправдоподобно, – пробормотала Кэролайн.

– Но я не был и гостем. Я проводил большую часть выходных дней на вечеринках землячества. Я пробирался через юридический факультет, направляясь к бару. В общем, – он набрал воздуха в грудь и нырнул в ледяную воду памяти, – там была Элисон. Юная. Восемнадцатилетняя. Она была, как Алиса в Стране Чудес. Я влюбился в нее, будто провалился в колодец. – Он криво улыбнулся. – Или в кроличью нору.

– И? – Кэролайн хотела покончить с этим. Она уже услышала об Элисон Фрателли больше, чем ей хотелось.

– И она захотела выйти замуж, причем назло своим родственникам, поэтому она подобрала итальянца из Саут-Филли и заткнула всем им глотки. Но он ей скоро надоел, и тогда она опять вернулась в бридж-клубы и загородные клубы, распивать «Кровавую Мэри» возле бассейна. – Дэниел пожал плечами. – Вот и все.

– Не совсем. А Сара?

– Да, Сара нарушила образ жизни Элисон почти на год. Затем она родилась, и оказалось, что это – не кукла, которая тихо сидит в уголке, когда с ней не хотят играть. Ее нужно было кормить, переодевать.

– И любить, – мягко добавила Кэролайн.

– О да, это особенно, – улыбнулся Дэниел. – Элисон же хотела оставаться в центре внимания и совершенно не намерена была о ком-то заботиться. Поэтому она ушла и вернулась к маме с папой.

– Она оставила Сару с тобой?

Кэролайн была поражена наплывом гнева, который вызвала у нее бывшая жена Дэниела.

– Да. Ее родители быстро у6едились, что сами они не хотят воспитывать Сару и что Элисон никогда не повзрослеет достаточно для того, чтобы заняться этим. Поэтому Сара осталась со мной.

– Ты жалел об этом?

Счастливая, преображающая улыбка, которая появляется так редко, озарила лицо Дэниела:

– Никогда. Ни минуты. Сара – это лучшее, что у меня есть. Я почти простил Элисон за тот ад, через который она заставила меня пройти, потому что она подарила мне Сару.

Кэролайн дотянулась до его руки и взяла ее обеими руками.

– Она чудесная малышка. Ты, должно быть, очень гордишься ею.

– Да, она прекрасна, правда? – Дэниел продолжал улыбаться, сжимая руку Кэролайн в своей. – Боже, как я скучаю по ней, когда она уезжает к Элисон!

– Мать Элисон берет ее погостить?

– Да, слава Богу. Иначе я не отпустил бы ее. Элисон способна забыть Сару посреди Пятой авеню, если что-то попадет ей в глаз.

– Она сейчас живет в Нью-Йорке?

– Она снова вышла замуж. Очень благополучный, очень богатый банкир, который ухитрился не угодить в тюрьму. Кажется, он заработал свой первый миллион, делая сложные капиталовложения где-то в Швейцарии. – Дэниел улыбнулся. – Они живут на Саттон-плейс в Нью-Йорке и имеют дом в Гринвиче. Они часто принимают гостей. У него двое взрослых детей – помимо Элисон. Ты закончила свой допрос с пристрастием, Кэролайн?

– Какой до…?

Дэниел обнял ее и снова поцеловал. Кэролайн почувствовала, что сбивается со счета. Если не прекратить это немедленно, то… Она вывернулась из его рук:

– Довольно, Дэниел. Ты обещал.

– И правда. – Он медленно отпустил ее. – Прости, Кэролайн. Я рядом с тобой совсем недолгое время, но уже успел забыть все свои решения и обещания вести себя хорошо.

– Да, я не думаю, что стоит это делать. – Кэролайн строго взглянула на Дэниела. – Вряд ли сейчас подходящее время, чтобы увлекаться. Я имею ввиду, что университет, Рождество, наши семьи и все…

Она умолкла. Не будучи уверенной, что именно хочет сказать, она знала только, что хочет, чтобы Дэниел был рядом с ней, и в то же время боялась сделать новую ошибку. Она уже сделала одну ошибку и почти двадцать лет жила, для блага детей делая вид, что никакой ошибки не было. Больше всего ей хотелось закончить учение и стать самостоятельным человеком. Может быть, взаимоотношения с порядочным мужчиной не помешают исполнению ее мечты, но она должна была окончательно убедиться, что Дэниел порядочный мужчина, прежде чем рисковать своим сердцем и душевным спокойствием.

– Не говори этого, Кэролайн. Я сам скажу. Ты считаешь, мне пора уходить. Не предложив мне выпить, даже не налив обещанной чашки чая, ты отправляешь меня на холод. – Дэниел поднялся и поднял на ноги Кэролайн. – Если я сейчас уйду, можно мне поцеловать тебя на прощанье?

Кэролайн не могла отказать ему в такой простой просьбе перед самым Рождеством.

Глава 14

– Ради Бога, черт побери, мама, чем ты занималась? Ты выглядишь ужасно! – Голос Бена звучал обвиняюще. – Это не простое недосыпание. Я приехал около полуночи, и ты уже была в постели. В чем же дело? Так трудно учиться в юридической школе? Я думал, ты со всем справляешься.

На какое-то мгновение Кэролайн вновь захотелось остаться одной в доме. Дело было не в том, что ей не доставило удовольствия появление Бена прошлой ночью и то, что он сидел сейчас в кухне и ел все подряд. Она нежно любила его, но ей не хотелось слышать, как ужасно она выглядит, особенно до того, как выпьет утренний кофе. И особенно после вчерашнего вечера.

– Я была на вечеринке, – уклончиво сказала Кэролайн, наливая себе кофе. – Я была у Ченнингов прошлой ночью.

– Все еще дружишь с компанией из старого загородного клуба? – осведомился Бен, прожевывая гигантский кусок третьего бутерброда.

– Конечно. Почему бы и нет?

Кэролайн поставила свой кофе на стол и села напротив сына. Она смотрела на него и улыбалась. Он не был красивым, но в нем жили та же любовь к жизни и беспредельная любознательность, которые были присущи отцу Кэролайн. Может быть, этот наморщенный лоб и вечно взъерошенные волосы или просто тощая и длинная фигура так напоминали ей отца? Какой бы ни была причина, сердце Кэролайн всегда радовалось, когда она видела Бена.

– Да так, ничего. Просто я не думаю, что эти дамы, которые только и делают, что играют в бридж и сплетничают, могут быть хорошей компанией для тебя. Ведь раньше этого не было, правда?

– Да, это, скорее, друзья Лиз. Я никогда раньше не думала об этом. Мне всегда казалось, что Лиз так отличается от всех…

«Но кто в самом деле отличается? У нас у всех больше общего, чем мы думаем. Однако я никогда не думала, что буду жалеть Лиз Ченнинг».

– Да ну! Она сидит у бассейна в загородном клубе точно так же, как и все остальные. Ты думаешь, что она другая, только потому, что она читает Генри Джеймса вместо Стивена Кинга.

– Мне тоже нравится Стивен Кинг, – сказала Кэролайн. – По-твоему, у меня низменные вкусы?

– Это не главное. Для тебя это причуда. Кроме того, ты учишься в юридической школе. Клянусь, что это бросило бы в дрожь большинство из них.

Он размахивал стаканом с апельсиновым соком.

Кэролайн уклонилась от его стакана и ответила Бену, глядя на него поверх чашки с кофе:

– Может быть, ты и прав. Многие из них, кажется, уже дрожат.

Голос Кэролайн замер, когда она подумала о вечеринке у Ченнингов. Что ни говори, это было неловко. Никто из ее прежних друзей не знал, что сказать ей. Когда несколько присутствовавших там юристов собрались вокруг нее и начали шутливый разговор насчет строгостей юридической школы, Кэролайн заметила, что их жены этим недовольны. Сначала она подумала, что это происходит из-за ее развода. Кэролайн выяснила, что большинство замужних женщин считают развод каким-то вирусом, и им, очевидно, хотелось бы иметь уверенность в том, что их мужья не подхватят его от заразной Кэролайн.

– Кажется, ты сама себя пугаешь. Что случилось? Собралась линчующая толпа после того, как мужья-юристы захотели поговорить с тобой?

Иногда Бен был слишком наблюдателен. Чем больше он концентрировал свое внимание на вечеринке, тем глубже вникал во все и наконец открыл истинную причину ее дискомфорта.

– Не это плохо. На самом деле они гораздо милее, чем ты думаешь. Я просто изменила свой статус, поступив в юридическую школу, и им пришлось приспосабливаться к этому так же, как и мне. Это потеряло значение, как только, они выяснили, что меня все еще интересует новый способ приготовления жаркого в горшочках.

Кэролайн надеялась, что она права. Конечно, настоящие друзья не уходят из-за того, что она продвинулась в жизни. Ее настоящие друзья были бы рады за нее.

«Друзья, вроде Лиз»? Эта мысль камнем легла ей на сердце. Если бы ей удалось найти слова, которые снова смогли бы соединить их. Вместо этого она заикалась, мялась и слишком ясно дала понять Лиз о том, что жалеет ее.

– Ладно, – сказал Бен, вставая из кресла и потягиваясь. – Я пойду поищу кого-нибудь из моей когорты и узнаю, как там дела. Вернусь к трем, так что смог бы подхватить Тессу на Тридцатой улице и привезти к тебе. Когда прибывает ее поезд?

– Я не знаю. Она не сказала ничего определенного. Занятия закончились вчера, но ей пришлось по каким-то причинам остаться. Я ей позвоню, как только она проснется, и заставлю высказаться начистоту.

– Оставь мне записку на холодильнике, если я не вернусь до твоего ухода. Куда ты идешь сегодня вечером?

– Кевин Келли пригласил учебную группу на обед. Думаю, что я вернусь рано.

– Не уходи с вечеринки только потому, что твои бедные малыши сидят дома одни, голодные, пока ты веселишься. Нет, мы не хотим, чтобы ты делала так.

Бен всегда мог заставить свой голос дрожать. Когда он был маленьким, Кэролайн часто попадалась на эту удочку, пока наконец не увидела, как он упражняется перед зеркалом в ванной, – ему было тогда 6 лет.

В ответ на заразительную улыбку Бена Кэролайн попыталась сделать голос суровым.

– Остроумно, очень остроумно. – Мысль о том, что вечеринка ее группы могла продолжаться до одиннадцати, а то и до трех часов ночи, была смешна сама по себе, а иронически-шутливый тон Бена заставил Кэролайн против воли улыбнуться. – Увидимся позже.

После ухода Бена Кэролайн налила себе еще чашку кофе и села, глядя в окно. Что же на самом деле случилось прошлой ночью? Она знала только то, что ее дружба и работа были под угрозой.

Все начиналось так же, как большинство рождественских вечеров у Ченнингов. Борден приветствовал ее в дверях поцелуем и бокалом шампанского. Лиз находилась в комнате и выглядела очень элегантно в длинной шелковой юбке и черно-серебристой блузке с блестками. Кэролайн уже не в первый раз захотелось иметь возможность купить себе потрясающее новое платье. Всем уже, должно быть, надоело видеть ее старое голубое шелковое платье, а Кэролайн устала носить его.

Борден сделал ей комплимент по поводу платья и крепко сжал ее руку. Она не успела даже улыбнуться Лиз и гостям, как он повел ее через комнату в библиотеку и закрыл за собой тяжелую дубовую дверь.

– Наконец-то одни, – комический косой взгляд Бордена вовсе не был таким смешным, как ему казалось.

– Я в любое время могу увидеть тебя в офисе, Борден. Мне хотелось бы повидаться с Лиз, – сказала Кэролайн с улыбкой.

Она не хотела противоречить ему, но не хотела и оставаться наедине с ним после разговора, подслушанного в офисе.

Борден нахмурился:

– Ты норовиста, как девственница, Кэролайн. Не говори мне, что не думала об этом так же много, как и я. – Он взял ее за локти и наклонился к ней. – Я знаю, что я нужен тебе.

– Нет, Борден. – Кэролайн попыталась освободиться. Ради своей подруги и работы она решила держаться в рамках до последнего. – Пожалуйста, не надо.

Ее слова никак не подействовали на Бордена.

– Ты так мила. Гарри никогда не ценил тебя. – Его хватка крепла, он наклонялся все ближе. Это было трудно перенести.

– Нет, черт возьми, Борден, нет! – Ей было неприятно его прикосновение. – Я хочу оставаться только вашим другом и твоим клерком, но не более.

Она повысила голос, отчаянно пытаясь оттолкнуть его, но у нее ничего не получалось.

– О, Кэролайн, я хочу, чтобы ты была намного большим, чем друг.

– Борден, ради Бога, у тебя гости в соседней комнате. Твоя жена и мои друзья прямо за этой дверью. Что же мы делаем?

– Я не могу противостоять тебе, Кэролайн.

Его рот тянулся к ее губам. Кэролайн отвернула голову, но он ухватил ее за подбородок, чтобы поцеловать.

Это было ужасно. Его губы были мокрыми, слюнявыми, отталкивающими, но Кэролайн не боролась. Она просто ждала, безответная, как мрамор, пока Борден наконец не освободил ее.

– Не делай этого больше, Борден, – тихо сказала Кэролайн, но ее слова падали, как льдинки.

Она до боли стиснула руки, чтобы удержаться и не сказать ему все, что она думает о нем. Она была его гостьей и не могла поставить Лиз в неудобное положение, устроив сцену и убежав потихоньку из дома. Поэтому ей следовало остаться и попытаться скрыть, насколько она расстроена.

– Вытри губную помаду с лица, Борден, – сказала Кэролайн, повернулась к нему спиной и направилась к двери.

Она вытерла губы бумажной салфеткой, прежде чем набрать полную грудь воздуха и вновь присоединиться к гостям.

Лиз осматривала поднос с закусками, когда, подняв глаза вверх, увидела Кэролайн. Резко отставив поднос, Лиз направилась к Кэролайн.

– Вы с Борденом закончили свой служебный разговор? – выразительно сказала она.

Кэролайн взглянула на подругу. Она не собиралась огорчать Лиз рассказом о поведении ее мужа.

– Да. – Кэролайн надеялась, что ее улыбка искренняя. – Человек определенно поглощен работой. Даже Рождество не может отвлечь его мысли от офиса.

– Выйдем-ка на минутку, Кэролайн.

Лиз взяла ее под руку и повела в туалетную комнату рядом с холлом. Там была передняя с обитой цветастым ситцем кушеткой и большим платяным шкафом, делающая комнату больше убежищем для женщин, чем просто уборной.

Лиз повернула ключ в двери и села на кушетку, жестом приглашая Кэролайн сесть рядом с ней. Затем она сказала:

– Я знаю, что ситуации такого рода затруднительны, но давай не позволим этому испортить нашу дружбу.

– Что значит «ситуации такого рода», Лиз? – спросила Кэролайн, пытаясь уточнить, что имеет в виду ее подруга.

– Ты и Борден. – Лиз посмотрела вниз, на свои руки с идеальными фарфоровыми ногтями. – Ты должна знать, что ты не первая. Я просто не хочу, чтобы тебе стало больно.

– Лиз, послушай. Между Борденом и мной ничего не случилось. Совсем ничего, поверь мне.

Кэролайн было интересно, как люди находят выход из подобных ситуаций. Уж конечно, лучше, чем она. Если Лиз не верит ей, то что она может сказать? «Я бы не подошла к твоему мужу на пушечный выстрел. Он слюнтяй»?

Должно быть, Лиз услышала что-то в ее голосе, потому что она подняла голову и уставилась на Кэролайн горящими, оценивающими глазами.

– Но он пытался, – сказала она утвердительно.

– Лиз, сейчас Рождество, и Борден, вероятно, немножко увлекся, но это ничего не значит. Давай забудем об этом навсегда.

Кэролайн было ужасно неловко. Неужели Лиз совершенно нечувствительна к поведению своего мужа? Смогла бы Кэролайн вести себя также, если бы Гарри остался? Совсем игнорировать это, если бы он всегда возвращался назад? Боже, она надеялась, что нет. Тогда она не раздумывала об этом. Тогда ей казалось, что она совершила убийство, по крайней мере, сначала.

– Он будет продолжать свои попытки, Кэролайн, пока не добьется, чего хочет. Он всегда так делает, – сказала Лиз тем же приятным, бесстрастным тоном, как будто говорила о погоде.

– Всегда? – спросила Кэролайн. – Что ты имеешь в виду?

– Ты не первая и не последняя, Кэролайн. – Лиз говорила так, словно объясняла азбучные истины туго соображающему ученику. – И он вряд ли отступится от тебя, поскольку решил, что ты – гвоздь сезона.

– Лиз, как долго это тянется? И давно ты уже просто сидишь и наблюдаешь?

– Я не помню, когда это началось. Может быть, через три или четыре года после нашей женитьбы.

– И ты не обращаешь на это внимания с тех пор?

– А что еще я могу сделать?

– Ради Бога, Лиз, ведь ты же можешь заставить его остановиться. Ты можешь бросить его. Ваши дети выросли. Ты не должна терпеть это, прикидываясь, что ничего не происходит.

Кэролайн была в ужасе. Где же твердость ее лучшей подруги? Что заставляет ее сносить такое обращение?

– Я не могу уйти от Бордена, – ответила Лиз так же уверенно, как если бы говорила, что Земля вращается вокруг Солнца. – Прежде всего из-за детей. Но есть и другие причины. Я просто не могу оставить привычную жизнь.

– Какую жизнь? Мужа, который изменяет тебе?

– Нет, Кэро. Мужа, который оплачивает счета за рождественские вечеринки, каникулы на лыжах и поездки на Средиземное море. Я не могла бы жить так, как ты. Не знаю, как ты такое выдерживаешь. Когда в последний раз ты покупала себе новое платье?

Кэролайн подняла подбородок:

– Я имею то, что хочу, Лиз. Это не так уж трудно. Не забывай, что, по стандартам Бринвуда, я всегда была небогатой. Ты не вступишь в крикет-клуб на оклад профессора истории. Мой отец учил меня играть в теннис в Христианском Союзе.

– Что ж, а я никогда не была бедной и не думаю, что смогу сейчас выдержать такое превращение. – Лиз заняла оборонительную позицию. – Я всегда делала вид, что не замечаю этого. Я не знаю, как это остановить, и поэтому притворяюсь, что ничего нет.

Кэролайн молчала. Что она могла сказать? Что Лиз заключила невыгодную сделку? Что она заслуживает лучшего? Что Борден не стоил этой жертвы? Да и что знала Кэролайн о счастливых браках? Она сама потерпела поражение как жена. По каким-то причинам Лиз и Борден оставались женатыми, тогда как Кэролайн и Гарри – нет. Что ж, всего хорошего им. Кэролайн, конечно, не могла никому давать советов, как устроить счастливую жизнь, кроме самой себя.

– Ты не должна беспокоиться насчет Бордена и меня, – наконец сказала Кэролайн. – Я не заинтересована в этом. Он должен будет найти другого партнера по играм месяца.

– А если бы ты не была моей подругой?

Лучше сладкая ложь:

– Но ты – моя подруга. Я всего лишь ответила на гипотетический вопрос в классе.

Наступила долгая пауза, после чего Лиз произнесла:

– Я рада. Я бы возненавидела тебя за это. Он ухаживал за моей подругой несколько лет назад, и она потом не могла смотреть мне в глаза.

– Как ты себя чувствовала?

– Я хотела убить ее.

Кэролайн удивленно уставилась на подругу.

– Боже мой, Лиз, ты все еще его любишь?

– Да. Но это больше чем любовь. Я не могу сделать то, что сделала ты. Я предпочла бы умереть, чем пережить сплетни: «Бедная Лиз! Вы слышали новость?» Я не смогла бы жить в моем милом доме и видеть, как он разрушается на моих глазах. Никогда не купить нового платья. – Лиз взглянула на старое голубое платье Кэролайн. – Быть настолько смелой, чтобы выйти в сорок с лишним лет искать работу. Состязаться с пышечками вроде Роксаны за мужчин и работу. Ты гораздо сильнее и выносливее меня и сумеешь пройти через это, Кэролайн. Я так не могу.

Кэролайн сидела и смотрела на Лиз. Крутясь в вихре бракоразводного процесса, учебы в юридической школе, работы в конторе «Ченнинг и Мак-Кракен», Кэролайн не успевала задуматься о том, какой ее видят друзья и знакомые. Она ожидала симпатии, но не жалости. Как могла Лиз подумать, что уход Гарри и ее поступление в юридическую школу были чем-то, за что ее стоит пожалеть?

– Лиз, неужели ты никогда не чувствовала, что твой милый дом и твои красивые платья – это западня? Я бедна, но свободна и делаю, что хочу, до конца жизни. Не надо жалеть меня. – Кэролайн дотронулась до руки Лиз. – Жизнь – забавная штука, потому что, веришь ты или нет, но я испытываю некоторую жалость к тебе.

Лиз тоже протянула руку Кэролайн.

– Мне кажется, я просто не поняла тебя. Я знаю, тебе будет тяжело продержаться до возвращения Гарри, но он наверняка вернется, ты только жди. Ты сможешь это сделать. Мейда поможет тебе. И помни, в любое время, если ты и твои дети захотите поплавать в клубе, только скажи слово. Мне разрешено шесть свободных посещений в лето, и ты можешь воспользоваться всеми ими.

«Джон Д. Рокфеллер, раздающий десятицентовые монетки мальчишкам-газетчикам, не мог бы выглядеть более щедрым», – кисло подумала Кэролайн.

– Спасибо, Лиз, но я вступила в Христианский союз молодых людей, и дети…

– Христианский союз?

Голос Лиз звучал так же испуганно, как голос Тессы.

«Может быть, в воде этого района присутствует какой-то элемент, вызывающий чванство?» – подумала Кэролайн.

– Ты не можешь послать Тессу в Христианский союз, Кэролайн.

– Почему? Там что, плохая вода?

– Ладно, если ты не понимаешь, в чем дело, можешь спросить свою свекровь. По крайней мере, Мейда понимает ход вещей. Бедная Тесса!

– Точно. Тесса бедная – или, по крайней мере, небогатая. Все небогатые здесь принадлежат к Христианскому союзу. – Кэролайн решила больше не миндальничать с Лиз. – Что с тобой, Лиз? Неужели мысль о том, что плавать в одном бассейне лучше, чем в другом, оказалась достаточной для сохранения такого брака, как ваш? Ты не докажешь мне, что все эти вещи, – Кэролайн обвела рукой прелестную комнату в духе французской провинции, – стоят того, чтобы жить во лжи.

– А что случилось с тобой Кэролайн? Ты никогда не была глупой. Ты мирилась с этим и, конечно же, знала о Гарри и обо всех его… маленьких подружках.

Кэролайн откинулась назад в изумлении.

– Нет, – тихо сказала она. – Я не знала. Я думала, что Роксана была первой. – Даже сейчас, спустя столько времени, Кэролайн почувствовала, как будто ее ударили в живот. – Я не играла дурочку, Лиз. Я была глупой. Очень, очень глупой.

– Не могу поверить, что ты не знала, – покачала головой Лиз. – Очевидно, после того, как он потерял все деньги, не было больше смысла терпеть все это.

К своему удивлению, Кэролайн смогла улыбнуться:

– Нет, не так. Гарри бросил меня. Я не думаю, что есть такой брак, за который нужно держаться после этого.

– Что ж, вероятно, ты поступила правильно. Юридическая школа заставляет быть стойкой, даже если это всего лишь «Урбана», а не университет. – Лиз с любопытством взглянула на Кэролайн. – Но что могла бы сделать я? Много лет назад я была просто средненькой ученицей, изучающей английский язык.

– Ты читала все это время. Ты могла бы учить английскому. Если бы ты преподавала в частной школе, тебе не нужно было бы иметь более высокий уровень подготовки, – сказала Кэролайн.

Лиз могла делать многое. Она не была беспомощной. Ей не нужно было оставаться с мужем ради своего положения и безопасности.

Лиз пожала плечами:

– И жить на пятнадцать тысяч в год? Ты впадаешь в детство.

Кэролайн беспомощно развела руками. Кажется, больше нечего сказать. Стоит ли говорить с Лиз о выборе, который она не хочет делать? Им оставалось лишь продолжать жалеть друг друга.

– Послушай, если счастлива ты, то счастлива и я, – только и смогла сказать Кэролайн. – Я надеюсь, что ты чувствуешь то же ко мне. Потому что я права, Лиз, я хочу быть там, где хочу, и делать то, что мне нравится. Без мужа и практически без денег. Это жизнь, которая меня устраивает.

– Я совсем тебя не понимаю, Кэро, но если бедность и перегруженность работой делают тебя счастливой, это замечательно. – Лиз улыбнулась почти сердечно. – И все-таки ты должна согласиться… это довольно странно. Я имею в виду Христианский союз, Кэро.

Улыбаясь, по-прежнему хорошие подруги, они вместе вернулись к гостям.

Кэролайн встряхнулась и посмотрела на свою остывшую чашку кофе. До Рождества оставалось несколько дней, поэтому у нее не было времени на пустое философствование о том, что заставляет одних людей сохранять неудачный брак, тогда как другие разрывают его.

Вместо этого ей нужно было застелить кровать Тессы и привести в порядок дом. Кэролайн решила ограничить рождественские украшения зелеными и красными лентами, замысловато развешанными и вокруг каминной полки и окон, но даже на это ей потребовалось бы несколько часов. Она с улыбкой принялась за дело. Все вокруг пахло Рождеством. Она собиралась испечь груду домашнего печенья просто так, для запаха. Аромат корицы и еловых веток – это Рождество.

Принявшись завязывать банты на широкой сатиновой ленте, Кэролайн подсчитала, сколько ей еще предстоит сделать: купить кое-какие продукты для праздника, в том числе ростбиф и йоркширский пудинг; дописать последние рождественские открытки.

После ухода Гарри она сократила список, и теперь он содержал только ее друзей, а не знакомых и клиентов Гарри.

Не было необходимости беспокоиться о наряде, идя к Кевину на пиццу и пиво. В противоположность приему у Ченнингов, на вечеринке у Келли царили джинсы и свитера, а для гостей было припасено шесть упаковок пива. Кевин должен был подвезти Кэролайн, так как у нее не было машины. Она только надеялась, что Тесса сумеет удержать свой острый язык и не будет делать посмешище из Кевина.

Телефонный звонок прервал ее мысли.

– Здравствуй, мама, как ты? – сказала Тесса.

Кэролайн сразу заподозрила, что случилось что-то неладное. Тесса всегда говорила сладко, как Леденцовая фея, когда лгала или собиралась солгать.

– Привет, дорогая. Надеюсь, ты собираешься сказать, каким поездом приезжаешь сегодня пополудни. Ведь ты приезжаешь сегодня, да?

– Ну… Да, я обещала, что… но… Вот почему я звоню тебе. Видишь ли, я разговаривала с бабушкой несколько дней назад, и она сказала, что отправит меня. Я сказала отцу, и… и… он и Роксана… в общем, они просили меня приехать в Калифорнию на Рождество. Поэтому я…

– Я надеюсь, ты объяснила им, что проводишь Рождество дома с Беном и со мной?

Желудок Кэролайн сам собой завязался в тугой узел. Она точно знала, что скажет Тесса, еще до того, как она сказала это.

– О, мама, ты знаешь, я не видела отца с тех пор, как…

– Ты сказала, что поедешь. – Кэролайн не знала, грустить ей или сердиться. – И как ты собираешься попасть в Калифорнию, Тесса?

Последовала долгая пауза:

– Я уже здесь, мама. Я приехала на Лос-Анджелесском экспрессе прошлой ночью.

Кэролайн лишилась дара речи. Она разрывалась между яростью и смехом. Рассчитывать на Тессу. Да был ли хоть один праздник, который она ухитрилась не испортить?

– Ты просто уехала. Без единого слова. Ничего, никакого намека, когда я звонила насчет рождественских подарков и вечеринки. Ты уже уехала. И все это произошло в одну неделю?

– Ну… может быть, нет… Мы с бабушкой говорили об этом после Дня Благодарения, и она предложила помочь мне с поездкой. А папа… он только позавчера сказал, что я могу приехать.

– И ты не удосужилась сказать мне об этом до отъезда. Тесса, как ты могла? Почему я последняя обо всем узнаю? Что с тобой происходит?

– Я знала, что ты не поймешь. – Теперь Тесса говорила свободно, из чего становилось ясно, что сейчас она, как всегда, будет обвинять мать. – Я знала, что ты начнешь сходить с ума из-за того, что я хочу видеть отца, а он хочет видеть меня! Ты ревнуешь, потому что отец любит меня, но больше не любит тебя.

– Боже, Тесса, какой вздор ты несешь! Я рада, что отец хочет видеть тебя. Мне просто хотелось бы знать твои планы заранее, вот и все. Я рассчитывала на… то есть думала, что… ты будешь здесь. Я надеялась, что мы втроем…

Голос Кэролайн задрожал, и она умолкла.

– Я вернусь сразу после Нового года. Папа и… она собираются на Гавайи в янва…

Тесса внезапно прикусила язык.

– Кто и куда собирается в январе?

Этот человек не имел достаточно денег, чтобы заплатить за обучение детей в колледже. И он едет на Гавайи?

– Ты знаешь. Она. Роксана.

Тесса говорила так, будто сосала лимон.

– И они с твоим отцом куда-то собираются?

Кэролайн прекрасно слышала, куда, но все еще отказывалась верить.

– Да нет, они никуда не едут. Я ошиблась. – Голос Тессы стал звонче. Она снова лгала. – Должно быть, я все перепутала. Они просто хотели поехать на побережье Сан-Диего на несколько дней. Это будет очень дешево. Практически без денег.

– Не старайся лгать ради него, Тесса. Это не имеет никакого смысла.

Кэролайн тяжело опустилась на кухонный табурет. Что на свете могло иметь значение, если не это? Ее дочь уехала в Калифорнию, Гарри поедет на Гавайи, а его мать лжет, манипулирует и платит за все. Это имеет значение, черт возьми!

– Тесса, с тобой все ясно. Если ты хочешь проводить День Благодарения со своей бабушкой, Рождество с отцом, а Пасху с архиепископом Кентерберийским, прекрасно. Но, в конце концов, я хочу знать об этом заранее. Я устала планировать праздники, которые ты портишь. Я хочу знать твои планы. Я заслуживаю некоторого уважения и намерена получить его!

– О, мама, ради Бога! Ну какая разница? Тебе абсолютно все равно, дома я в праздники или нет, – нетерпеливо сказала Тесса. – Послушай, я должна сейчас идти. Отец предлагает мне покататься на водных лыжах, и я хочу пойти туда раньше, чем она вернется от маникюрши. Я сообщу тебе, когда прилетает мой самолет. Будь готова встречать меня. Пока, мама!

Кэролайн услышала, как Тесса положила трубку. Она откинулась назад и уткнулась головой в дверцу шкафа. Все еще держа гудящую телефонную трубку в руке, она сказала:

– Возьми такси, Тесса, или иди домой пешком. Или позвони бабушке. У меня ведь нет машины, помнишь?

Глава 15

– Когда вернется ваша дочь, Кэро? – спросил Кевин, направляя свой старенький «шевроле» в сторону центра Филадельфии, к своему дому.

– Не раньше, чем закончатся рождественские каникулы, – неестественно бодрым голосом ответила Кэролайн. – Она уехала на праздники к отцу в Калифорнию.

– А… – сказал Кевин и тут же поспешно добавил: – Я, видимо, позабыл. До окончания экзаменационной сессии ни о чем другом не мог думать. Все, что мне говорили в промежутке между Днем Благодарения и прошлой неделей, просто вылетело из головы.

Кэролайн была рада тому, что нет необходимости объяснять причины изменения планов Тессы. Возможно, Кевин почувствовал, что ей не хочется говорить об этом, и сменил тему. Кэролайн все еще обижалась и сердилась на Тессу.

Большую часть вечера она не общалась с гостями. Здесь собралась компания студентов-юристов и несколько искусствоведов, друзья и коллеги брата Кевина, который жил здесь же. Деннис Келли, в отличие от своего брата, был приземист и энергичен, но вот чувство юмора и огромное дружелюбие были их общими чертами.

Они подливали Кэролайн пива, подкладывали пиццу, давая ей возможность посидеть молча, улыбаясь и не слишком обращая внимание на периодически подсаживающихся к ней студентов, желающих еще раз обсудить сорванный экзамен по договорному праву и погадать, какими будут их оценки.

Хотя поначалу Кэролайн была склонна отказаться от посещения этой вечеринки, ей удалось перебороть себя, и теперь она не жалела об этом. Здесь собрались ее друзья. Они не лезли с вопросами и не требовали исповедоваться перед ними. Они попросту принимали ее такой, какая она есть: Кэролайн Фолкнер, их однокурсница. Было гораздо легче принимать такое отношение, чем откровения и неуместную жалость Лиз Ченнинг.

Вечер подпортил лишь один эпизод. Возвращаясь из ванной, Кэролайн услышала разговор Кевина и Сьюзен Элдер.

– Не следует ли рассказать ей об этом? – озабоченно спросила Сьюзен.

– О чем об этом? – ответил Кевин. – О том, что какие-то ничтожества распускают слухи о ней и профессоре Фрателли?

– Ну, она имеет право знать об этих слухах, заявила Сьюзен. – Если она получит на экзамене «отлично», кто-нибудь заявит, что это потому, что она спит с ним.

– О, Господи! – в голосе Кевина зазвучало возмущение. – Ну и что? Пусть она посмеется над этим. Уж кто-то, а Фрателли никогда никому не поставит завышенную оценку. Он может всю ночь проваляться в одной постели с Мишель Пфайфер, а утром влепить ей двойку – если она ее заслужит. Этот парень неподкупен.

– Да, – сказала Кэролайн, выходя из тени. – Он неподкупен. Да и в любом случае я… не сплю с ним. Можете заверить своих друзей в том, что я ни с кем не путаюсь ради хороших оценок. Точнее, я вообще ни с кем не путаюсь. – Ее голос задрожал. – Кто-нибудь подбросит меня, или мне придется ехать на поезде?

– Сядьте и успокойтесь, Кэро. Через несколько минут я отвезу вас домой. Сью тоже пора, так что я отвезу вас обеих. Выпейте пива.

– Нет, спасибо. И где же ты об этом слышала?

Кэролайн не знала, как ей реагировать на услышанное: расплакаться или обозлиться. Она была сыта этим поганым днем по горло, и единственное, чего ей сейчас хотелось, это оказаться в тишине и спокойствии своей спальни.

– Это просто слухи, Каро, вот и все, – сказала Сьюзен. – К началу второго семестра все позабудется, а договорное право будет читать другой профессор.

– Да, – устало сказала Кэролайн, подперев подбородок рукой, – а в следующем году, возможно, вновь вспомнится, потому что курс коммерческих сделок будет читать Дэниел. Будь оно все проклято… – Она откинула со лба волосы и глубоко вздохнула. – Ну и положеньице! Значит, вы оба не верите в то, что я… что Дэниел и я…

Она никак не могла сформулировать свою мысль. «Вы не верите в то, что я настолько жадна до мужчин или до хороших оценок, что могу соблазнить профессора? Вы думаете, что я – в некотором роде жертва сексуальных приставаний?» Нельзя было позволять этой идее пустить корни.

– Послушайте, ребята, давайте расставим все по местам. Мы с Дэниелом встречаемся. Все происходит на добровольной основе. Он не оказывал на меня никакого давления. Он ни к чему меня не принуждает и не вынуждает. Мне нравится встречаться с ним. Я… я не хочу, чтобы вы… чтобы кто-нибудь подозревал что-то другое. Если вы услышите какие-то намеки на то, что дела обстоят по-иному, обещайте мне пресекать их. Я не хочу, чтобы из-за меня страдала карьера Дэниела. Прошу вас.

Оба молодых студента поспешили уверить ее в том, что они ничего подобного не думают.

– Кэро, любому видно, что вы им интересуетесь, – сказала Сьюзен.

– О, Господи! Ты хочешь сказать, что об этом известно всей школе?

– Ну… почти. Вы же знаете, как здесь разносятся слухи, а такая история чересчур… соблазнительна, чтобы пропустить ее мимо ушей. Да, – резко сказал Кевин, чье заикание усилилось из-за гнева. – Все об этом знают. Слишком… поздно, чтобы остановить слухи. Впрочем, это не удалось бы сделать ни на какой стадии. Ничего не поделаешь.

Кэролайн сидела, опустив плечи. Дела складывались паршиво. Видимо, ее дружбе с Лиз пришел конец, а возможно, она потеряет и работу – если Борден окажется мстительным. Так во что же она обойдется Дэниелу? У него контракт на продолжительный срок, поэтому с работы его выгнать не могут… или могут? Да, могут, если на то есть основания, и она, сама того не желая, дала администрации предлог. Никакая администрация не станет смотреть сквозь пальцы на факт принуждения студентки к сожительству. Будет ли иметь значение то, что она сама совершила выбор, и между ними не было ничего, кроме поцелуев? Самых сладких и возбуждающих в ее жизни, но не более того.

– Что я могу предпринять? – спросила она у своих друзей. – Я не хочу, чтобы из-за меня у Дэниела возникли неприятности. Может, стоит поговорить с деканом или еще с кем-то?

Некоторое время все трое молча размышляли.

– Я думаю, – медленно начал Кевин, – идея о разговоре с деканом… неплоха. Держу… пари, что до него тоже доходят слухи, и вы… можете сказать ему, что все совсем не так.

– Господи, до чего все это унизительно!

Возможность перемывать ее косточки уже предоставлялась всем желающим во время бракоразводного процесса. Кэролайн болезненно пережила это и теперь с ужасом думала о том, что в ее жизни опять будут копаться посторонние. Она не могла допустить этого.

– По-моему, – тихо сказала Сьюзен, – вам следует поговорить с Дэниелом… с профессором Фрателли. Это касается и его. А как вы думаете, – на ее лице появилось задумчивое выражение, – что произойдет, если вы поженитесь?

– Поженимся? – ужаснулась Кэролайн.

Неужели кто-то предполагает, что она окручивает Дэниела Фрателли? Что она поступила на юридический для того, чтобы заполучить в мужья многообещающего юриста? Кэролайн содрогнулась. Меньше всего на свете она нуждалась в повторном замужестве.

– Да я это просто так. Вы думаете, что вам придется уйти из школы? – Очевидно, Сьюзен не замечала, что эта тема неприятна для Кэролайн. – Конечно, если это у них не принято, вы могли бы без труда перевестись в Пенсильванский университет…

– Прекрати, Сьюзен, прошу тебя. – Кэролайн подняла руку жестом полицейского, останавливающего уличное движение. – Для полного счастья мне только и не хватает, чтобы мои друзья начали чесать языками о том, когда мне удастся выудить свою жирную рыбину. Будь уверена, свадьбы не будет.

– Извините, я просто думала вслух. – Сьюзен смутилась, как будто только сейчас заметив, что Кэролайн чувствует себя не в своей тарелке. – Простите меня.

Кевин посмотрел на них обеих, поднялся на ноги и объявил, что готов развезти их по домам.

На следующее утро Кэролайн сидела перед телефоном и размышляла, стоит ли звонить Дэниелу или лучше позволить их хрупким, неустоявшимся отношениям угаснуть за время каникул. Вчерашний разговор делал ее менее чем когда-либо склонной к встрече с ним. Однако она знала, что Дэниел никогда не позволит ей выбрать наиболее трусливый выход. Дэниел не станет молча покоряться обстоятельствам. И он прав, сказала себе Кэролайн, поднимая телефонную трубку.

– Алло.

Голос Дэниела пронесся через многие мили и коснулся ее, как поцелуй.

– Привет, Дэниел, это я, Кэр…

– Я знаю, кто это: Кэролайн. Неужели ты думаешь, что я забыл твой голос? Я хотел позвонить тебе, но подумал, что ты сейчас занята с детьми. Как дела?

– Дэниел, я… мне нужно поговорить с тобой. Может быть, встретимся где-нибудь? Где-нибудь подальше от школы. В каком-нибудь небольшом, уединенном кафе.

– Конечно. Мы будем в длинных плащах и обменяемся паролями? Ты хочешь поиграть в шпионов или просто стесняешься появляться со мной на людях?

Он отрывисто бросал слова, как делал всегда, когда сердился.

– Я боюсь, что кто-нибудь увидит нас и…

– И расскажет твоим друзьям из Мейн-Лaйн о том, какой у тебя плохой вкус?

– Дэниел, перестань! Я не Элисон. Это серьезно. Мне нужно видеть тебя.

– Почему ты не начала с этого? Мне тоже нужно видеть тебя. Когда?

– Сегодня, во время ленча. На Гренит-Ран-Молл есть китайский ресторанчик. Я буду там в половине первого. Устраивает?

– Гренит-Ран-Молл? А ты представляешь, на каком это расстоянии от моего дома? Может, просто наденем черные очки и пойдем в наш «Бар»?

– Дэниел, о нас уже болтают. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел нас вместе и обвинил тебя в соблазнении студентки.

Кэролайн была близка к отчаянию. Ну почему он никогда не принимает ее всерьез? Это же важно, черт побери!

– Ну и что? Я действительно пытаюсь соблазнить тебя. Это ни для кого не секрет.

– Я говорю серьезно. Сегодня у меня есть автомобиль. Один из друзей Бена оставил здесь свою машину и разрешил мне пользоваться ею. Так мы встретимся?

– Разумеется. В двенадцать тридцать. Я узнаю тебя. Впрочем, держи на всякий случай в зубах розу.

В голосе Дэниела сквозила насмешка.

Кэролайн упала в кресло. А может быть, она слишком близко принимает это к сердцу? Может быть, после ее публичного заявления о том, что она хочет встречаться с Дэниелом, инцидент будет исчерпан? Кажется, весь мир желал, чтобы она прояснила свои отношения с Дэниелом. Во всяком случае, кое-какая польза от этого была: она перестала думать о Тессе, находящейся в Калифорнии и катающейся на водных лыжах с Роксаной.

– Здравствуй, Каролина миа.

Теплое дыхание Дэниела коснулось ее щеки, когда он нагнал ее возле самого китайского ресторанчика.

– Дэниел! – обернулась Кэролайн.

Хотя она тут же попыталась отступить, Дэниел обнял ее и поцеловал. Кэролайн вновь ощутила то самое горячее, заставляющее обрываться сердце желание, которое охватывало ее всякий раз, когда они целовались. Наконец она вспомнила, зачем явилась сюда.

– Прекрати, Дэниел, кто-нибудь нас увидит! – Она быстро посмотрела по сторонам.

– Да что с тобой произошло, черт возьми? – спросил Дэниел. – Почему ты решила прятать меня? Я начинаю думать, что ты стесняешься показываться со мной. – Тон его был лишь наполовину шутливым.

– Давай не будем выяснять отношения на улице. Зайдем внутрь и сядем за столик.

– И там будем выяснять отношения? – это было в стиле Дэниела.

– Обязательно. Там мы будем делать все, что ты захочешь, – легкомысленно пообещала Кэролайн.

– Ах, черт побери! Получить карт-бланш у дверей китайского ресторанчика! Ведь если я начну делать с тобой то, что мне угодно, нас арестуют. К примеру…

– Хватит, – оборвала его Кэролайн. – Я уже представляю.

Как только они уселись и заказали говядину с лимонным соусом, Кэролайн набрала побольше воздуха и начала:

– О нас говорят, Дэниел.

– Ну и что?

– Ну, кое у кого могут появиться мысли о том, что ты… оказываешь на меня давление. Что имеет место нечто, вроде… – Кэролайн никак не могла подобрать выражение потактичней.

– Нечто, вроде сексуального принуждения, – закончил за нее Дэниел. – Ты это имеешь в виду? – Он рубил слова, и глаза его зловеще потемнели. – Я принуждаю тебя? Ты встречаешься со мной лишь для того, чтобы не завалить договорное право?

– Дэниел, нет… нет, конечно! – беспомощно пробормотала Кэролайн. Она сделала глубокий вдох. Сейчас нужна была только чистая правда. – Я хочу видеть тебя… Продолжать встречаться с тобой. Не меньше, чем хочешь этого ты. Возможно, даже больше. Но я не хочу доставлять тебе неприятности, вредить твоей карьере. Я не могу… не хочу подрывать твою репутацию.

Дэниел не стал вдаваться в подробности и сразу перешел к сути:

– Наконец-то ты признала это. – Его гнев исчез без следа, и на лице появилась довольная улыбка. – Ты хочешь продолжать встречаться со мной. Не меньше, чем этого хочу я. А может быть, и больше. – Он взял ее ладонь и поднес к своим губам. – Ты только что сделала меня очень счастливым человеком.

Его усы коснулись ее руки.

– Почему?

– Почему? А как ты думаешь, почему? – вновь нахмурился он.

– Да нет, я не о том, что ты счастлив. Почему это так неожиданно для тебя? Ты же знаешь, что я чувствую.

Кэролайн взглянула на него. Конечно, он знает! Всякий раз, когда они целуются, она просто пылает. Он должен это ощущать.

– Ты более загадочна, чем тебе кажется, – заметил Дэниел, вертя в руках палочки для еды.

– Я не загадочна: я просто растеряна.

– Из-за чего?

– Из-за всего. Из-за тебя. Я действительно хочу встречаться с тобой. Но я не хочу отступать от принятого решения. И доставлять тебе неприятности.

– О каком отступлении ты говоришь?

– Не хочу отступаться от своей мечты. Я должна получить юридическое образование. Это моя мечта. Это моя цель. И я собираюсь добиться своего.

– Ну конечно же, – удивленно посмотрел на нее Дэниел. – А почему ты решила, что я уничтожу твою мечту? Из тебя получится чертовски хороший юрист, Кэролайн, и, когда это произойдет, я буду радоваться почти так же, как ты сама. Ты очень ошибаешься, если считаешь, что я заставлю тебя бросить учебу или как-то по-другому помешаю твоим планам.

– Я боюсь не тебя, а себя, – ответила Кэролайн. – Я боюсь настолько увлечься тобой, что все остальное перестанет для меня что-то значить. Такое со мной уже было. С Гарри.

– Я не Гарри, – процедил он сквозь зубы.

– Я знаю. Надеюсь, что и я не та Кэролайн, какой была двадцать лет назад. Но я не уверена и не хочу рисковать.

– Чем рисковать? Я желаю тебе успеха. Я восхищаюсь тобой, и ты мне нравишься. Это не может измениться лишь от того, что мы…

Он умолк, поскольку к столику подошел официант, чтобы подлить чая.

Кэролайн понимала, что он хотел сказать. Она ощутила, как при мысли об этом краснеет ее лицо. Она тоже желала его. В этом-то и была вся беда. Она была способна раствориться в нем, в любви к нему, в желании. Ее работа, ее цели, сама ее личность – все могло быть захлестнуто потоком желания и – смотри правде в глаза, Кэролайн! – любви. Такое уже однажды было.

Она сменила тему разговора:

– Я тоже желаю тебе успехов, Дэниел. И боюсь, что, если мы продолжим наши отношения, тебя обвинят в протекционизме или в принуждении меня. Я этого не хочу. Я не пережила бы, если бы отношения со мной стали причиной того, что ты не получил бы назначения в какой-нибудь престижный университет из Лиги Плюща. Ты не смеешь совершать поступки, которые могут быть неправильно истолкованы.

– А что можно неправильно истолковать, если ты говоришь правду и я тебе тоже нужен? – Он вновь взял ее за руку. – Не нужно создавать искусственных препятствий, Кэролайн. То, что происходит между нами, слишком важно, слишком необычно. Не спрашивай меня, откуда я это знаю на столь ранней стадии отношений. Просто я знаю. Мы с тобой слишком нужны друг другу. И станем еще нужнее. Это знаю я, и знаешь ты.

– Почему бы тебе не поговорить с деканом? Узнать, что по этому поводу думает он.

Дэниел опустил глаза в тарелку и несколько секунд молчал. Кэролайн не знала, понял ли он наконец ее точку зрения на происходящее.

– Я говорил с ним, – сообщил Дэниел с унылым видом.

– И?..

– И он посоветовал мне… нам… – Дэниел подыскивал подходящее слово, – на некоторое время поостыть.

– Ты говорил с ним о нас? – поразилась Кэролайн. Это было так непохоже на Дэниела – советоваться с деканом по личным вопросам.

Неисправимо честный Дэниел уточнил:

– Нет. Это он заговорил со мной.

Кэролайн бессильно откинулась в кресле из красной кожи.

– Боже милосердный! Он слышал о нас?

Дэниел пожал плечами:

– В университете постоянно гуляют слухи. В особенности по поводу отношений между студентами и профессорами. Не удается прожить жизнь так, чтобы никто о тебе не подумал плохо. Ладно, Кэролайн, мы взрослые люди.

– Да, мы взрослые люди и декан Гриерсон тоже. А он не объяснил, почему, по его мнению, нам следует на некоторое время поостынуть?

– Он боится, что сплетни поставят под угрозу мою так называемую блестящую карьеру, – нахмурился Дэниел. – Если на это наплевать мне, почему это должно волновать Майка Гриерсона или еще кого-либо?

– Это волнует меня, – решительно вздернула подбородок Кэролайн. – Это очень волнует меня, и я не собираюсь портить тебе жизнь, что бы ты сам ни думал по этому поводу. Мы не можем больше встречаться, Дэниел.

– Не будь дурочкой, Кэролайн. И не тяни подбородок к потолку, а то у тебя такой вид, будто ты отправляешься на гильотину.

Она не могла не улыбнуться в ответ:

– Такая уж я есть – бледная, но бесстрашная.

– Ладно, оставим это. Мы не прекратим наши встречи только потому, что у кого-то имеются идиотские соображения относительно того, как мне следует строить свою жизнь.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду то, что вам с деканом кажется, будто я стремлюсь работать в Гарвардском или Колумбийском университете и желаю высказывать какие-то мудрые соображения по поводу решения Верховного Суда в программе «С добрым утром, Америка».

– А разве это не так? Любой профессор, читающий курс юриспруденции, мечтает об этом.

– Не любой. Скажи, а вот ты мечтаешь попасть в Нью-Йорк и работать на какую-нибудь юридическую фирму с Уолл-Стрит по восемьдесят часов в неделю? Только ради того, чтобы иметь возможность рассказывать знакомым, что ты работаешь на «Крават, Суэйн и Мур» или на «Салливен и Кромвель»?

– Мне ужасно стыдно, но я ни разу не слышала о Кравате, Салливане и как там еще? Уолси?

– Нет. Кромвель. Знаешь ли, это второй кардинал эпохи правления Тюдоров.

– Ну, во всяком случае, я об этом не мечтаю. Но ты, Дэниел, прекрасно знаешь свое дело. Все говорят о тебе, о том, как ты продвинешься и прославишься. Разве ты этого не хочешь?

– Не хотелось бы выглядеть самодовольным, но меня устраивает существующее положение дел. Мне нравится делать из ребят юристов. Они выходят от нас подкованными, крепкими, готовыми к любой работе по специальности.

– Такими, как ты. Ты создаешь юристов по собственному образу и подобию.

Дэниел пожал плечами. Эта мысль ему явно не понравилась.

– Не мне об этом судить. Во всяком случае, я не хочу делать из них наемных работников крупных корпораций, копающихся в липовых бумажках, или продажных крючкотворов, готовых вытащить из неприятностей любого бандита, если тот хорошо заплатит.

– Именно этим ты и занимался?

– Ну, бандитов я не вытаскивал, а вот по уши в бумажках сидел. Я нанялся в юридическую фирму, обслуживающую пятьсот крупнейших, по данным журнала «Форчун», клиентов. – Дэниел нахмурился. – У выпускников Лиги Плюща это считается престижным занятием. Ну, разумеется, и мне понадобилось заняться тем же самым. Показать им, что итальянец с филадельфийским акцентом может сыграть в их игру. – Он пожал плечами. – «Рокки покоряет Уолл Стрит». Это было неправильное решение.

– А разве другие наши выпускники не идут в коммерцию?

Дэниел улыбнулся уголками губ и спросил:

– Никак, ты собираешься податься в коммерцию, Кэролайн? Тратить свой выдающийся юридический талант на то, чтобы любым способом вытаскивать из тюрьмы тех, кто загрязняет окружающую среду?

Кэролайн задумалась.

– Знаешь, это очень забавно, но весь этот процесс поступления, а потом первые экзамены настолько загрузили меня, что на мысли о профессиональном будущем не осталось времени. Мне было некогда думать о том, чем я займусь в последствии. – Она рассеянно размешала чай. – Возможно, чем-то, связанным с общественными интересами. Разводы или конфликты с домовладельцами тех людей, которым не по карману адвокат. Людей, которых система готова прожевать и выплюнуть. Что-нибудь в этом роде. Возможно. Хотя, нужно признаться, мысль о больших заработках в данный момент ужасно искушает меня.

Достаточное количество денег для того, чтобы накануне Дня Благодарения послать Бену билет на самолет. Достаточное для того, чтобы Тесса могла кататься на лыжах. Возможно, если бы у нее было достаточно денег, Тесса не чувствовала бы себя несчастной.

Дэниел глядел на нее, и его глаза улыбались, хотя губы были плотно сжаты.

– То есть, я так понимаю, тебе нужно определиться в том, кто ты: Жанна д' Арк или приколотый к одному месту булавкой работник юридической корпорации.

Кэролайн пришлось слегка потрясти головой, чтобы отогнать мысли о Тессе.

– Большое спасибо, но я не то и не другое. Не знаю в точности, кем я являюсь, но к этим двум категориям определенно не отношусь.

Дэниел перестал улыбаться и внимательно взглянул на нее:

– В этом-то вся беда, верно, Кэролайн? Ты не можешь решить, кем ты являешься. Поэтому ты не можешь решить, как ты ко мне относишься.

– Нет, Дэниел. – Ее голос был настолько тихим, что Дэниелу пришлось наклониться в ее сторону, чтобы расслышать слова. – Я знаю, как я к тебе отношусь, но не знаю, что с этим делать.

– Нет, знаешь.

Он потянулся вперед и взял ее за руку, ухватив своими длинными сильными пальцами ее запястье.

Кэролайн подумала, что он должен чувствовать, как бешено бьется ее пульс. Зачем она сказала, что знает, как к нему относится? Нужно было держать свои бурные чувства в узде, а она не смогла сделать этого.

– Что мне делать?

Она тоже склонилась вперед и глубоко вздохнула.

Дэниел бросил на столик две смятые банкноты и, продолжая держать Кэролайн за руку, повел ее к выходу. Он помог ей надеть плащ, а затем чуть ли не силой потащил к двери.

– Что ты делаешь? – спросила она.

Но Дэниел не отвечал до тех пор, пока они не прошли через длинный коридор и не вышли на стоянку. Там он обхватил Кэролайн за плечи и устремился с ней к своему автомобилю таким размашистым шагом, что его пальто начало развеваться на ветру, а Кэролайн пришлось почти бежать.

– Дэниел, куда мы идем?

– Сюда. Вот сюда. В мой автомобиль, – пробормотал он, открывая дверцу со стороны сидения пассажира и поспешно обходя машину.

– Теперь, – сказал он, повернувшись к Кэролайн и притянув ее к себе, – мы поговорим о том, как ты ко мне относишься, и что тебе делать. – Он глубоко вздохнул и погладил ее по щеке. – Каролина миа, ты должна отправиться ко мне домой. Сейчас же.

Его губы прижались к ее губам, и Кэролайн со вздохом приоткрыла их.

– Сейчас мы поедем ко мне и выпьем бренди, бормотал он, и их дыхание смешивалось. – И поцелуй же меня. Вот так.

Его язык проник в ее рот. Кэролайн сделала то же самое. Она потянулась к нему, стараясь как можно теснее прижаться к его телу. Несмотря на толстую зимнюю одежду, она ощущала биение его сердца, тепло его тела.

Кэролайн ни о чем не думала, да и не могла ни о чем думать. Она хотела его, хотела уже давно. Ее тело рвалось к нему, но еще больше рвалась к нему ее душа, предчувствуя радость, страсть, взаимопонимание со стороны этого человека. Любимого человека.

– А потом, Кэролайн, я сниму с твоего прекрасного тела все до последней нитки и буду смотреть на тебя, осязать тебя, пробовать тебя на вкус.

Голос Дэниела звучал резко, жестко, его дыхание, казалось, обжигало ее щеку. Кэролайн начала сжиматься, отстраняться от него.

– Нет, нет, не оставляй меня. Прошу тебя, Кэролайн, не делай этого.

Но Кэролайн уже отодвинулась от него, прикрывая ладонями шею:

– Я… Я не…

– Что с тобой? Ты не хочешь меня?

Дэниел схватил ее за плечи и коротко, но жестко встряхнул ее.

Кэролайн покачала головой.

– Heт, – наполовину искренне пробормотала она. В голове у нее была сплошная сумятица. – Я… Я не…

Она умолкла. У нее больше не было сил лгать ему.

– Черта с два «не», моя милая. Черта с два. – Она чувствовала его сильные пальцы даже сквозь теплый плащ. – Ты хочешь меня ничуть не меньше, чем я тебя. И не вздумай повторять свои «не».

– Ладно, – слабо улыбнувшись, согласилась Кэролайн. – Я не буду. Я не могу. Ты прав. Я хочу тебя. Но я… просто не готова…

Она пыталась подобрать подходящие слова, которые могли бы объяснить страх, являющийся причиной ее отказов.

– Не готова к чему? Ко мне?

Дэниел прижал ее к себе, заглянул ей в глаза и, очевидно, прочел в них сомнение, поскольку разжал объятия и отодвинулся в угол.

– Постарайся объяснить мне, – спокойно сказал он. – Ты проводишь меня через какую-то трассу психологических препятствий, и я уже устал от этого. Два шага назад, шаг вперед. Возможно, это было модно в университетских кругах в шестидесятые, но мне это не нравится. Я не буду играть, Кэролайн, пока ты не объяснишь мне правила игры.

– Тут нет никакого секрета, Дэниел. Все то же самое, что и всегда. Ты мой профессор, я твоя студентка, я гораздо старше тебя, ты, кажется, недоволен тем, как я выгляжу и как разговариваю и…

– Брось ты, Кэролайн. Все это вчерашние новости. Мы уже тысячу раз говорили об этом. Я уже не твой профессор, ты уже не моя студентка. Мне наплевать, и тебе тоже должно быть наплевать на то, что по этому поводу думают наши родственники, или друзья, или кто угодно. Если тебя все еще волнует то, что ты на четыре или пять лет старше меня…

– На семь, – решительно поправила Кэролайн. – Я на семь лет старше тебя. Когда ты родился на свет, я уже ходила во второй класс.

Дэниел рассмеялся.

– Чудесно! Ну, ты сумела поставить меня на место. Ты читала «Киску в шляпе» раньше меня. Думаю, на этом мне пора расстаться со всеми иллюзиями по поводу нашего интеллектуального равенства. Ты всегда будешь для меня недосягаема. – Он покачал головой, и в его голосе по-прежнему звучал смех. – Извини меня за то, что я посчитал себя ровней тебе, бабуля.

– Я не шучу, Дэниел. Я действительно могла бы быть бабушкой. Элизабет Тейлор стала бабушкой в моем возрасте. Что бы ты тогда сказал?

– Если бы ты стала Элизабет Тейлор? Я бы очень удивился. И немножко расстроился. Я люблю блондинок и привык общаться с женщинами, которые знают, что «Хэдли против Баксендейла» это из области договорного права, а не футбола.

– Ты просто не любишь, когда тебе отвечают «нет».

Кэролайн была рассержена. Он подшучивал над разницей в возрасте. Да, он мог себе это позволить, потому что был младше.

Дэниел потянулся к ней и развернул ее лицом к себе.

– Я принимаю снег в качестве ответа, Кэролайн, и ты знаешь об этом лучше, чем кто бы то ни было. Как только ты захочешь, чтобы я ушел и больше не возвращался, скажи мне об этом. Я кручусь вокруг тебя потому, что считаю твои аргументы глупыми. Не думаю, что ты так на самом деле думаешь. Ты что-то хитришь. – Он пристально посмотрел своими темно-карими глазами в ее голубые глаза. – Скажи мне раз и навсегда «уходи», и я уйду. Но сначала мне хотелось бы узнать причину. Мы непрерывно говорим об одном и том же, Кэролайн, и ты постоянно скрываешься за той же дымовой завесой: возраст, общественный статус и прочее. Поведай мне настоящую причину. Если ты стыдишься меня или соглашаешься с мнением дочери относительно того, что никто не может сравниться с твоим бывшим мужем, – скажи мне об этом. Но на этот раз я хочу слышать правду, только правду и ничего, кроме правды.

Дэниел вновь откинулся в свой угол кабины, выпустив ее из объятий.

– Давай, Кэролайн, я слушаю.

Кэролайн глубоко и прерывисто вздохнула. Ну как рассказать ему правду? Она не хотела, чтобы кто-нибудь звал эту правду.

– Прости, Дэниел. Мне бы очень хотелось объяснить тебе, почему я не решаюсь на то, чтобы…

– Заниматься со мной любовью, – помог ей Дэниел.

– Да. Заниматься с тобой любовью.

Страсть окрасила ее голос. Заниматься с ним любовью. Сама мысль об этом заставляла ее одновременно таять и кипеть. Заниматься с ним любовью. Если бы это было возможно!

– Я… Это не самая сильная моя сторона.

Дэниел ожидал продолжения, но она умолкла.

– Знаешь, Каролина миа, это не соревновательный вид спорта. Я не выставляю за это оценки. Я просто хочу близости с тобой. Максимально возможной близости. – Он положил руки поверх ее ладоней, которые она нервно сжимала на коленях. – Я бы отстал от тебя, если бы не был убежден, что ты желаешь того же самого.

Кэролайн ничего не ответила.

– Разве ты не хочешь этого? Разве ты не хотела меня, когда мы разговаривали по телефону? Ты лежала в постели, разве не так? Я хорошо представляю тебя. Я тоже лежал в постели и тоже очень хотел тебя. Я хочу видеть тебя, и обнимать, и…

– Нет, нет. Прости, но я действительно страшно разочаровала бы тебя. Я именно такова, какой выгляжу. Застегнута на последнюю пуговичку, прямолинейна и… и… вообще неинтересна.

Ее глаза наполнились слезами, и ей пришлось высоко поднять голову, чтобы не расплакаться по-настоящему. Кэролайн не хотелось плакать при Дэниеле. Плачущая, она выглядела ужасно.

– Мне пора.

Она распахнула дверцу и выскочила из автомобиля.

Глава 16

– Мама, ну куда же ты подевалась?

Бен, подбоченившись, стоял в дверях кухни и смотрел на поднимающуюся по лестнице Кэролайн.

– Знаю, знаю. Извини за опоздание. Я просто…

Внезапно Кэролайн остановилась и тихонько ахнула. Она совсем забыла о том, что Бен и его друг Питер должны были на машине Питера отправиться в город на рок-концерт. Она обещала вернуться к пяти, а сейчас уже шел седьмой час.

– Я не там сделала поворот… – замялась она.

– Ладно, мама, все в порядке, – слегка нахмурившись, сказал Бен. – Просто я начал немножко беспокоиться за тебя, вот и все. У нас с Питом полно времени. Все равно эти «Пушки и розы» никогда не начинают вовремя.

Кэролайн прошла в кухню, а Бен продолжал стоять и смотреть на нее.

– С тобой точно все в порядке? – спросил он. – Ты выглядишь немного…

– Все отлично. Просто страшно болит голова. Все эти толпы и рождественские гимны сведут меня с ума. – Кэролайн с ужасом почувствовала, что ее голос дрожит. – Думаю, мне лучше немного полежать. Желаю тебе как следует повеселиться, дорогой. Оставь мне номер телефона Джима, чтобы я могла связаться с тобой.

– Хорошо. Ты уверена, что у тебя…

Бен замолчал.

– Да-да, все отлично.

Все, что она могла сделать, это отправиться к себе в спальню. «О, Боже, – думала она, привалившись спиной к двери комнаты. – На этот раз я действительно попалась. Я просто разлетаюсь на кусочки при мысли о том, каково это – заниматься любовью с Дэниелом. Я не могу сделать этого. Я знаю, что я не обаятельна и не привлекательна. Иначе Гарри не стал бы… Нет, лучше вообще не думать об этом. Совершенно».

Не включая свет, оставаясь в зимних потемках, Кэролайн опустилась на пол, прижавшись спиной к двери.

– Пока, ма, я оставил тебе номер Джима. Мы попадем туда только после концерта, но ты можешь что-нибудь передать, – доносился снизу голос Бена. – Я вернусь завтра к полудню.

– Прекрасно. – У нее перехватило горло, и она сделала еще одну попытку. – Прекрасно, увидимся завтра. Всего хорошего.

Кэролайн сидела без движения, прижав колени к груди и продолжая подпирать спиной дверь. Ну почему они не могут быть просто друзьями? Она умела быть другом. Впрочем, нет. Теперь уже нет. Взять хотя бы Бордена и Лиз, пару добрых друзей, ставших практически равнодушными, если не враждебными. Нет, ей плохо удавались подобные взаимоотношения.

И почему все должно быть так сложно? Почему Дэниел не может быть другом, Борден – понимающим боссом, а Тесса – любящей и преданной дочерью? На секунду Кэролайн представила себе эту картину. Комедия положений выпуска пятидесятых годов.

Потом вдруг всплыла неожиданная мысль: «Скучно. Ужасно скучно. Все очень милые и добрые». Кэролайн попыталась представить себе милого и доброго Дэниела. Это выглядело нелепо. Впервые за несколько последних дней ей захотелось рассмеяться.

«Да и ты сама, моя девочка, вовсе не добрая и не милая», – сурово сказала она себе. А потом подумала: «Дэниел не ищет в тебе совершенства. Ты не нужна ему совершенной. Ему попросту нужна Кэролайн Уильямс Фолкнер. Можно сделать ему такой подарок?

Кэролайн сгорбилась. Нет. В этом-то вся беда. Дэниел принимает ее за кого-то иного. Будет невыносимо разочаровать его. Удрученная и разбитая мыслями, крутящимися в голове, как жернова, Кэролайн прикрыла глаза. У нее не было сил встать и поесть.

Даже не было сил дойти до кровати.

Тишину прорезал телефонный звонок. Кэролайн проигнорировала его, сосредоточившись на мысли о душе и аспирине.

Через несколько секунд телефон вновь зазвонил. «Черт побери, – раздраженно подумала она. – Кому это не терпится поговорить со мной? Тесса? Этого я не вынесу. Мейда? Боже сохрани!…Дэниел. Нет. Я не могу. Если я принимаю душ, то не слышу телефона». Этого оказалось достаточно для того, чтобы придать ей энергии. Она медленно поднялась и побрела в ванную.

Двадцатью минутами позже она порадовалась тому, что сумела сделать это. Чистая, благоухающая своим любимым шампунем, Кэролайн решила, что стакан молока и хороший сон подготовят ее к перипетиям завтрашнего дня. Надев фланелевый пижамный костюм и красные теплые носки, она спустилась вниз.

Дверной звонок зазвонил долго и пронзительно. Кэролайн решила не обращать на это внимания. Он зазвонил вновь – четыре резких коротких звонка. Потом раздался стук, и послышался голос Дэниела:

– Я знаю, что ты дома, Кэролайн, и буду стоять здесь до тех пор, пока ты не откроешь или пока соседи не вызовут полицию.

– Уходи, – прошипела сквозь закрытую дверь Кэролайн. – Уходи немедленно.

– И не подумаю. Открой дверь и встреться со мной лицом к лицу. От этого не спрячешься, Кэролайн. Открой дверь, и давай разберемся.

Медленно, нерешительно Кэролайн взялась за дверную ручку и тут же отдернула руку, как будто ее ударило электрическим током. Нет, это невозможно. Она трусила, она не могла встретиться с Дэниелом.

– Кэролайн, я говорю серьезно. Я не уйду, пока мы не поговорим с тобой. Неужели ты думаешь, что можно убежать от меня и ожидать, что я спокойненько вернусь домой и обо всем забуду? Впусти меня.

Кэролайн глубоко вздохнула. Дэниел был прав. Нельзя без конца убегать. Какой бы тупой и нелогичной ни посчитал ее Дэниел, он имеет право знать, что она чувствует.

Она открыла дверь.

– Здравствуй, Дэниел. – Она отступила и сделала приглашающий жест. – Очень мило с твоей стороны забежать и поинтересоваться, как у меня дела.

– Я вижу, как у тебя дела. – Дэниел не стронулся с места. Он стоял, засунув руки в карманы пальто, и хмуро смотрел на нее. – У тебя все чудесно. Ты выглядишь лет на двенадцать и готова отправиться в постель.

– Сегодня был тяжелый день. Я подумала, что неплохо бы лечь пораньше.

– Что ж, я не собираюсь задерживать тебя надолго. Могу ли я снять пальто и присесть? – преувеличенно вежливо спросил он.

– Прошу. – Кэролайн указала в направлении гостиной. – Давай пальто и проходи.

Дэниел сбросил с плеча твидовое пальто и бросил его на стойку перил.

– Не стоит вешать его. У меня такое предчувствие, что я здесь не задержусь.

Усевшись в синее кресло с подголовником, Кэролайн откинулась назад, сложила руки на коленях и с вежливым нетерпением взглянула на Дэниела.

– Вы хотели со мной подраться, профессор?

– Я хотел бы трясти вас за шкирку до тех пор, пока у вас не загремят зубы, миссис Фолкнер. Я хотел бы орать, топать ногами и выть, но пока удовлетворюсь словесным поединком.

– Не представляю, о чем бы мы могли спорить. Я всего лишь сказала, что не готова к… физическим взаимоотношениям.

Кэролайн почти поверила в то, что она не просто делает вид, но и на самом деле хладнокровна. Каким образом ей удалось извлечь из глубин своей души это ледяное спокойствие? Ей казалось, что Дэниел изгнал эту часть ее натуры навсегда.

Обеспокоенный Дэниел подошел к ней и положил руки на подлокотники кресла:

– Я не сражаюсь с помощью эпиграмм и остроумных замечаний, Кэролайн. Я склонен орать и бросаться предметами. Так что берегись. Еще немного твоих выступлений в стиле принцессы из Мейн-Лайна – и мне придется нанести некоторый ущерб вашему фамильному фарфору.

– Если ты хочешь посоревноваться со мной по части скандалов, боюсь, я разочарую тебя, – вновь откинулась в кресле Кэролайн. – И, пожалуйста, не нависай надо мной.

– С удовольствием. – Дэниел взял ее за руки и заставил встать. Теперь они стояли вплотную друг к другу. – Ну-ка, посмотри мне в глаза и скажи, что ты не хочешь… как ты это сформулировала… «физических отношений» со мной.

– Я уже сказала тебе это. – Кэролайн уставилась на верхнюю пуговицу его коричневой клетчатой рубашки. – Я попросту не готова. К этому.

– К физическим отношениям со мной, – вновь повторил эти слова Дэниел, как бы желая убедиться в точности формулировки.

– Да.

Дэниел неспешно заключил ее в объятия. Он лишь слегка придерживал ее, не прижимая к себе, но Кэролайн не отстранялась.

– Я не верю тебе, – сказал он. – Сейчас я собираюсь поцеловать тебя. Если ты сможешь поцеловать меня, а затем сказать, что не готова заниматься со мной любовью, я уйду, и на этом все будет кончено.

– Неужели это настолько важно для тебя? – спросила она. – Выяснить все наверняка и немедля?

– Да, Кэролайн, это важно. – Дэниел погладил ее по спине и слегка сжал руки на талии. – С того момента, как я впервые увидел тебя входящей в аудиторию, я практически ни о чем и ни о ком другом не мог думать. Я хотел познакомиться с тобой, а потом хотел поцеловать тебя. В обоих случаях я не был разочарован. Напротив, Кэролайн, мне захотелось большего.

– Насколько большего? – прошептала Кэролайн.

– Настолько, насколько ты способна дать мне. Физически – я не хочу отрицать этого – я желаю тебя, Кэролайн. Ты красивая, соблазнительная женщина…

Чары развеялись. Кэролайн выскользнула из его объятий.

– Нет, прошу тебя. Тебе не следует говорить мне такие вещи.

– Что имеешь в виду под «не следует»? Мне не следовало делать все, что я сделал. Мне не следовало раскрывать перед тобой душу, которую ты сейчас топчешь. Мне не следовало бегать за тобой, подобно влюбленному подростку. Мне не следовало выслушивать твои уверения в том, что ты не хочешь меня.

Голос Дэниела уже не звучал спокойно и рассудительно. Холодный, рациональный профессор права превратился в страстного влюбленного.

– Я имела в виду не это… Дело не в тебе, Дэниел. Ты и сам это знаешь. – Кэролайн вновь повернулась к нему и взяла его за руку. Он должен понять. Во всем виновата она, а не он. – Ты же знаешь, насколько ты привлекателен. Ты должен знать это. Наверняка студентки флиртуют с тобой, пытаются привлечь твое внимание.

– Да, это так. А с тобой заигрывают адвокаты, парни с бензоколонок и уличные полицейские. И что из этого? Ты все равно считаешь себя непривлекательной и скучной. Почему же у меня не может быть проблем с уровнем самооценки? Только из-за того, что я мужчина, ты считаешь меня сексуальным агрессором, готовым обрушить на первую попавшуюся девчонку все свое обаяние и нахальство. Тебе предстоит еще многое узнать о жизни, милая.

Кэролайн отстранилась от него.

– Мне это известно. Извини за… – Она умолкла. Извиняться не было сил. – Послушай, Дэниел, это как раз и доказывает мою правоту. Я просто не…

Но Дэниел вновь заключил ее в свои объятия и заглянул в ее потемневшие голубые глаза, наполненные слезами. Он ничего не сказал. Он лишь улыбнулся, погладил ее по щеке и наклонил голову для поцелуя.

Этот поцелуй был таким же, как все остальные его поцелуи: просто весь мир перестал для нее существовать. Пока их губы были соединены, Кэролайн не думала о том, почему взаимоотношения между ними невозможны. Она растворилась в волшебном ощущении соприкосновения. Она обхватила его за шею и повернула голову так, чтобы сильнее прижаться к его губам. Дэниел еще крепче поцеловал ее и теснее прижал к себе.

Кэролайн ощущала, как погружается в теплый, чувственный мир, в котором не существовало ничего, кроме прикосновения губ Дэниела, его плеч под ее ладонями, запаха свежей рубашки, мягкого щекотания его бороды. Он заставил ее раскрыть губы и прикоснулся к ее языку своим.

С удивлением Кэролайн осознала, что ощущает не страх, а головокружительную беспечность. Дэниел желал ее, а она желала его. Почему она не понимала, что все настолько просто? Она высвободилась, чтобы взглянуть на него.

– Ты куда? – пробормотал он.

– Никуда. Просто хочу посмотреть на тебя.

В ответ он улыбнулся:

– Ну и каков приговор?

Она тоже улыбнулась:

– Взъерошенный, ты очень привлекателен.

Густые волосы Дэниела были растрепаны, а его глаза потемнели от чувств. Кэролайн ощутила, как у нее болезненно сжимается сердце.

– Ты тоже. Ты выглядишь как девочка-скаут. Милая и искоса поглядывающая на здоровенного бойскаута, зарящегося на ее конфетки.

Он бросил взгляд на пижамную куртку Кэролайн, которая задралась, приоткрыв полоску живота. Поймав его взгляд, она тут же одернула куртку.

– 3aчeм ты это сделала? – спросил Дэниел, медленно поглаживая ее волосы. – Я хочу рассмотреть тебя всю сверху донизу до того, как мы приступим к делу.

– Серьезно?

Кэролайн почувствовала, как ее пульс начал отбивать острое стакатто. Быть обнаженной перед Дэниелом – это все еще пугало. Почему бы их одеждам не растаять самим собой, пока они переносятся по воздуху в кровать? Под одеяло. В темноту.

«Сверху донизу. О, Боже!»

– Серьезно. Я не хочу заниматься с тобой любовью в потемках, Кэролайн. Я хочу все время видеть тебя. Я хочу видеть то, чем я буду заниматься с тобой.

– Думаю, мне было бы гораздо удобнее в темноте.

Она отстранилась от него и села на диван. Дэниел не удерживал ее. Вместо этого он сел рядом с ней, сел слишком близко для того, чтобы она могла успокоиться. Она отвернулась от него. Дэниел ничего не сказал; он просто погладил ее по спине, приподнял полу пижамной куртки и начал нежно целовать вдоль линии позвоночника.

– У тебя очень изящная спина, Кэролайн. Это я заметил сразу. Ты знала об этом?

– Н-нет. Никто до сих пор не выражал восхищения моим позвоночником.

– Ненаблюдательные олухи.

Его губы добрались до задранного края пижамы, он слегка оттянул ткань и дал ей опасть на место, потом начал нежно дышать ей в шею.

Кэролайн вздрогнула. Его легчайшее прикосновение – и она уже пылает.

– Хочешь, чтобы я ушел? – спросил Дэниел, дыша ей в ухо. – Потому что, если ты хочешь, я уйду, но я хочу узнать, почему. И, как мне кажется, лучше, если ты мне скажешь об этом сейчас.

Его голос был нежен, ладони легко скользили по ее щекам, как бы желая сохранить воспоминание о ней.

Кэролайн не могла сказать ни слова. Она лишь смотрела на Дэниела, ослепленная своими ощущениями.

– И, пожалуйста, не пытайся просто избавиться от меня, объясни поподробнее относительно этой твоей неготовности ко мне.

Кэролайн не знала, что ответить. Она не хотела, чтобы он уходил, но боялась и того, что он останется. Дэниел ждал. Он обнял ее и усадил к себе на колени.

– Что касается того, что ты некрасива и непривлекательна, – прошептал он, – всякая женщина, которая предстает передо мной с чистеньким лицом и во фланелевой пижаме, дает сто очков вперед Клеопатре.

Кэролайн вздохнула. Она была не в состоянии сопротивляться. Возможно, она и не разочарует его. Возможно, с Дэниелом, с этим единственным желанным для нее мужчиной, она и не будет такой стеснительной и неловкой? Возможно, настало время сделать попытку.

– Я не хочу, чтобы ты уходил, – прошептала Кэролайн. – Это не значит, что я… что я хочу заниматься с тобой любовью… я просто не хочу…

– Умолкни, Кэролайн.

Губы Дэниела закрыли ее рот, и она потеряла и желание, и возможность что-либо говорить. Когда наконец он, тяжело дыша, оторвался от ее губ, в его глазах было выражение, значения которого она не могла прочитать. В то, что это любовь, ей трудно было поверить.

Руки Дэниела сомкнулись вокруг нее. Кэролайн затаила дыхание. Ощущения, пронизывающие ее, были столь интенсивными, столь сладостными, что это пугало ее. Думать она не могла – лишь ощущать. Она выгнула спину, пытаясь высвободиться, но от нежных прикосновений Дэниела тело стало непослушным, в горле образовался комок, который она сглотнула. Услышав этот звук, он улыбнулся, и его рука скользнула ниже. Его движения были, как всегда, нежны, он слегка поглаживал ее длинные бедра, и то, что она ощущала эти прикосновения сквозь мягкую фланель пижамы, как ни странно, делало их еще более волнующими.

Этого было недостаточно. Почему он не прикасается так, как этого хочет она? Если она так пылает от прикосновений сквозь одежду, что же произойдет, когда она будет раздета? Испуганная, но заинтригованная, Кэролайн желала ощутить это.

– Дэниел!

Это был скорее вздох, чем звук.

– Угу? Тебе нравится?

– Да.

– Это хорошо.

Он поцеловал ее мягкими, ничего не требующими губами.

И вновь начались те же тихие, гипнотизирующие, не приносящие удовлетворения ласки. Кэролайн беспокойно пошевелилась под его ладонями. Ей было нужно больше, сильнее, глубже, жестче. Дэниел медленно расстегнул нижнюю пуговицу пижамной куртки, и его рука скользнула по ее коже. Кэролайн вздохнула и теснее прижалась к нему.

И вновь он остановился.

– Скажи мне, чего ты хочешь, Кэролайн. – Дэниел склонился к ней и начал целовать ее глаза и щеки. – Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Скажи, чего ты хочешь.

Последовала долгая пауза: Кэролайн нужно было собрать всю свою смелость. Наконец желание пересилило страх:

– Я хочу, чтобы ты прикоснулся к моей… к моим грудям.

Его руки послушно скользнули к грудям, и он сомкнул пальцы на сосках. Ощущение было настолько интенсивным, что на миг у Кэролайн захватило дыхание. Ее губы раскрылись под его губами, и она вторглась своим языком в загадочную влажную пещеру его рта. Это было восхитительно.

Дэниел слегка пошевелил головой, и их поцелуй прервался.

– Можно я сниму с тебя куртку, Кэролайн? – прошептал он.

– Да-а-а, – выдохнула она.

Прохладный воздух коснулся ее кожи, и Кэролайн задрожала, но лишь отчасти от холода.

– Кэролайн, – жестко сказал Дэниел, – я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Я хочу целовать твои груди, и чтобы ты видела это.

Кэролайн издала сдавленный звук, который должен был означать согласие. Дэниел понял это. Он резким движением уложил ее к себе на колени так, что они раздвинулись. Склонившись к ней, он начал очень медленно целовать груди. Его губы, чуть прикасаясь к ее нежной коже, описывали плавные круги. Кэролайн запустила пальцы в его жесткие густые волосы, ощутив кости черепа. Ей хотелось познать каждую частицу его тела.

Ей хотелось, чтобы и он знал каждую частицу ее тела. Закрыв глаза, она выгнула спину. Под его поцелуями ее кожа будто вспыхивала, а кровь становилась горячей и густой, как расплавленная лава. Он заставлял ее гореть.

Из ее горла вырвался низкий стон.

– Коснись их. Поцелуй их, – потребовала она.

Дэниел начал целовать ее грудь взасос – вначале легко, а затем все сильнее. Другую грудь он ласкал рукой, и наконец его пальцы вначале лишь коснулись, а затем начали нежить ставший твердым кружок соска.

Кэролайн ни о чем не думала, в ней билась радость; внутренний огонь и страсть заставили ее начать слегка раскачиваться; поджав ноги, она охватила ими бедра Дэниела. Он передвинулся и поймал губами другую грудь, захватив первую рукой и нежно щекоча ее бородой. Дыхание Кэролайн превратилось в жесткие, отрывистые всхлипывания. Она горела, плавилась, выливалась в новую форму, в женщину, которой никогда прежде не была. В женщину, жаждущую наслаждения.

Кэролайн вцепилась в волосы Дэниела. Медленно, с явной неохотой он отпустил ее грудь и взглянул ей в глаза. Его лицо светилось радостью.

– Почему… ты не… – начал он, но Кэролайн закрыла ему рот поцелуем.

Ей было нужно поцеловать его. Когда она наконец оторвалась от него, его волосы все еще были в ее руке, и она притянула его к себе.

– Тебе не понравилось? – спросил он. – Ты должна бы сказать, что…

– Я в восторге. Мне это нравится. Но я не могу целовать тебя, пока ты целуешь меня… – смелость начала покидать ее, – …туда.

– Ты хочешь сказать, что тебе понравилось, когда я целовал твою грудь, – пробормотал он. – Скажи эти слова, Кэролайн. В словах нет ничего плохого.

– Я знаю, – согласилась она, но не сказала больше ничего.

Вместо этого она прижалась к нему, прильнула к его губам и начала расстегивать его рубашку. Поношенная хлопковая ткань была теплой и мягкой на ощупь. Скользнув ладонями под рубашку, она начала исследовать его грудь. Вьющиеся темные волосы кололи кончики пальцев. Она вздрогнула от этого ощущения. Кто бы мог подумать? Покружив ладонями, она нашла жесткие бугорки его сосков и начала целовать их, обводя языком круги. Дэниел судорожно вдохнул воздух и сжал ее руки.

– Тебе не понравилось? – спросила она с дерзкой гримаской.

– Понравилось, но ведь мне тоже нужно целовать тебя.

Когда их губы встретились, руки Дэниела обвили тело Кэролайн, и он изо всех сил прижал ее к себе так, что у нее сдавило грудь. Ощущение удовольствия было столь ярким, что воспринималось, почти как боль. Кэролайн начала тереться об него, чуть покусывать его губы, проводить языком по его зубам.

– Кэролайн, Кэро, прошу тебя. Пожалуйста, сбавь обороты. – Дэниел слегка отстранился от нее, тяжело дыша, как после бега. – Еще минута в таком темпе, и все закончится. – Он улыбнулся ей и пробежал пальцами по ее волосам. – Я так долго дожидался тебя.

Кэролайн вся горела от возбуждения и не хотела останавливаться. Все казалось таким простым, естественным, приятным. Но теперь, когда они вновь отпрянули друг от друга, у нее появились сомнения. А что произойдет, когда они поднимутся наверх? Не остынет ли она опять, начав думать о несовершенстве своего тела? Возможно, если Дэниел не обратит на это внимания, в течение нескольких минут она сумеет притворяться, будто этого несовершенства не существует. Возможно.

Ее тело напряглось, она захотела отодвинуться, но Дэниел не позволил ей сделать этого. Продолжая прижимать ее к себе, он встал, и теперь они ощущали друг друга всем телом:

– Я хочу тебя, Кэролайн. Я так давно хочу тебя. А ты…

Его голос был едва слышен, но Кэролайн без труда понимала его:

– Да, да, но…

Просунув большие пальцы рук под резинку ее пижамных брюк, Дэниел потянул их вниз – и брюки упали на пол. Обнаженная, если не считать носков, Кэролайн ощущала прикосновение кожи Дэниела. Дрожащими пальцами она попыталась расстегнуть брючный ремень. Дэниел не стал дожидаться ее. Он сбросил с плеч расстегнутую рубашку, стряхнул с ног башмаки, коротким движением стянул брюки и трусы:

– Иди ко мне.

Он крепко сжал ее в объятиях, а она обвила свои руки вокруг его шеи. Они прижимались друг к другу, упиваясь контрастом мягкого и жесткого, грубого и нежного.

– Ох, Кэролайн, – пробормотал он. – Это гораздо лучше, чем я себе представлял. В тебе даже больше, чем я думал. На вкус ты, как дикий мед. Дай мне отведать твоего меда.

Дэниел встал перед ней на колени. Скользнув ладонями по изгибу ее ягодиц, он начал ласкать внутреннюю поверхность ее бедер. Когда он начал целовать ее ноги, подбираясь одновременно пальцами к потайной кнопке наслаждений, у нее ослабели колени. Пальцы сменил язык, и Кэролайн ощутила уже иной вид наслаждения. Судорожно вздохнув, она запустила пальцы в его волосы. Она не знала, что делать с охватившими ее безумными чувствами. Она не могла думать, она не хотела думать. Только ощущать:

– Да, да… О, прошу тебя, Дэниел…

Кэролайн сама не знала, умоляет ли она продолжать или прекратить. Она была во власти ощущений настолько новых и ошеломляющих, что они пугали ее:

– Дэниел!

Пульсирующие ощущения достигли пика и теперь распадались, оставляя Кэролайн ослабевшей, дрожащей.

– Дэниел! – вновь прошептала она.

– Да. – Он встал и заключил теплое, податливое тело Кэролайн в объятия. – Да, да, дa! Моя чудесная, прекрасная, отзывчивая Кэролайн! Да, да!

Его руки охватили ее ягодицы, и он крепко прижал ее к себе. У Кэролайн подогнулись ноги:

– Ты расплавил мои кости. Ты сделал меня… заставил… я никогда…

У нее не нашлось слов. Раньше ей не нужны были такие слова. Оставив эти попытки, она притянула его голову, чтобы поцеловать.

– Ну и как я целуюсь? – прошептал он.

– Превосходно… Никогда ничего подобного…

Она растерянно умолкла.

– И тебе понравилось?

В голосе Дэниела звучала нотка озабоченности.

Неужели этот великолепный мужчина действительно сомневается в себе, как он сам и утверждал прежде? Ничего. Она сумеет его разубедить.

– Я была, как в раю. Я разлеталась на миллион кусочков, как елочная игрушка.

Дэниел рассмеялся и еще крепче прижал ее к себе. Отступив на шаг, он вместе с ней опустился на диван.

– И что мы будем делать теперь, Кэролайн?

Он улыбался ей, не в силах скрыть свой триумф и восторг.

Кэролайн молча улыбнулась и охватила руками его плечи. Потом, молчаливо приглашая, приподняла бедра.

– Да, – сказал Дэниел прерывающимся голосом. – Теперь впусти меня, любимая. Дай мне войти в тебя.

Он скользнул в нее, наполняя ее, дополняя ее.

Кэролайн вздохнула и сняла последний рубеж своей обороны. Дэниел входил в нее все глубже, и Кэролайн почувствовала, что движется в одном ритме с ним. Страстное желание идти ему навстречу продолжалось и становилось с каждым движением все сильнее. Кэролайн закрыла глаза и запрокинула голову.

– Открой глаза, любимая. Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты знала, кто заставляет тебя чувствовать то, что ты чувствуешь.

Его лицо стало совсем смуглым, а взглянув в его глаза, Кэролайн утонула в их черной глубине.

– Дэниел, Дэниел, – повторяла она, – я знаю, знаю, что это ты. Ты…

В следующий момент все ее желание, вся страсть и любовь вылились во взрыв, на несколько секунд парализовавший способность мыслить. Она могла лишь чувствовать; она хотела лишь чувствовать, продолжать ощущать эту чудесную, не вероятную смесь физического высвобождения и духовного парения. Лишь прекратив дрожать после пережитого потрясения, она ощутила содрогания Дэниела внутри себя.

Они молча держали друг друга в объятиях, ожидая, пока их сердца придут в нормальный ритм. Кэролайн нежно поглаживала его спину, дожидаясь, пока сияние станет менее ярким. Дэниел поднял голову и взглянул на нее.

– Я не знаю, любимая, что сказать, чтобы это не звучало как подведение результатов конкурса. Ты самая лучшая, самая чудесная, самая восхитительная. – Он ласково провел по ее щеке пальцем. – Но так уж и есть.

– А я вообще не могу придумать ничего лучше, чем сказать тебе спасибо.

– Не смей, а то я почувствую себя так, будто делал это по найму.

Кэролайн рассмеялась; она просто не могла удержаться. Любимый Дэниел пробудил в ней и страсть, и желание смеяться.

– Это звучит очень по-фрейдовски, – сказала она.

Еще несколько минут они лежали, наслаждаясь друг другом и послевкусием любовной страсти. Потом Дэниел соскользнул с нее и встал.

– Если мы будем так лежать, я раздавлю тебя.

– Но мне очень удобно. Да и вообще, куда ты собрался? Здесь не так уж много мест, куда можно пойти в одних носках.

Кэролайн задрала ногу, продемонстрировав продолжающий красоваться на ней красный носок.

– Я имел в виду твою комнату. Пойдем, дорогая, я хочу посмотреть, где ты спишь. Где ты находишься, когда мы ведем эти наши полуночные телефонные разговоры, наполненные воспоминаниями о детстве. – Он помог Кэролайн подняться. – Покажи мне ее, Кэролайн. Я хочу провести эту ночь с тобой. Я хочу, чтобы ты раскрыла мне свои тайны.

Глава 17

Кэролайн лежала совершенно неподвижно, наблюдая за тем, как бледный свет зимнего утра постепенно заливает потолок ее комнаты. Она не знала, может ли пошевелиться, и не хотела пробовать сделать это. Ее тело было таким разнеженным и удовлетворенным, что она могла бы лежать здесь вечно. Рука Дэниела была закинута на нее, а ладонь сжимала грудь. Его пальцы сжались во сне, и в ощущение довольства проник крошечный лучик желания, подвижный и яркий, как ртуть.

Ей не хотелось думать, но мысли сами собой пробуждались вместе с рассветом. Эта ночь. Эта ночь была столь восхитительна, что сейчас, утром, ей с трудом верилось в реальность случившегося. Никогда раньше Кэролайн не ощущала такой свободы, такой уверенности в том, что все происходящее доставит ей удовольствие. Никогда раньше у нее не появлялось столь настойчивого стремления доставить удовольствие мужчине. Дэниелу.

Дэниел. Кэролайн почувствовала, как при мысли о нем ее губы складываются в улыбку. Она знала, что чудеса этой ночи с приходом дня потускнеют. Она начнет сомневаться, бояться, беспокоиться… Да, она знала, что позже это произойдет. Позже. Но сейчас… Дэниел начал ласкать ее грудь.

– М-м-м. С тобой все в порядке, – хрипловато прошептал он, пробегая ладонью вниз, к плавному изгибу ее бедра.

– Доброе утро, – сказала Кэролайн преувеличенно бодрым голосом. Не жалеет ли он о том, что находится здесь? Не старается ли лишь продемонстрировать вежливость этими утренними ласками? – Я как раз собиралась встать и приготовить завтрак. Чего бы ты…

Дэниел склонился над ней и закрыл ей рот долгим, мягким утренним поцелуем:

– Не разговаривай, Кэролайн. Слишком рано.

– Но раз уж мы оба не спим, неплохо было бы подумать про…

Дэниел вновь поцеловал ее:

– Успокойся, любимая. Просто полежи с закрытыми глазами. Я хочу ощущать тебя.

Эти простые слова пробежали волной по ее нервным окончаниям. Все места ее тела, которых он касался этой ночью, помнили его прикосновения.

Дэниел зарылся лицом в ее волосы.

– Ты такая чудесная. – Она сжалась, готовая оспорить его слова, но он лишь теснее прижал ее к себе. – Думаю, сегодня ночью мне удалось, убедить тебя в этом. Ты помнишь?

«Помнишь»…

Кэролайн вздохнула. Они опять занимались любовью в этой огромной кровати, которую она купила после ухода Гарри. Дэниел нежил и целовал каждую частицу ее тела, сообщая, какова она на вкус, на ощупь, на вид. Он убедил ее в том, что считает ее прекрасной. Он даже почти сумел убедить ее в том, что это так и есть.

Да, такой ночи у нее не было за все сорок четыре года жизни. Она и не подозревала, что такое бывает. За все эти годы пресных физических отношений с Гарри она не могла даже предположить, что это возможно.

Вина, конечно, лежала на ней. Иначе почему бы Гарри влюбился в Роксану? Все говорят, что в таких случаях всегда виновата жена. Кэролайн чувствовала это за всеми сочувственными словами, за всеми снисходительными улыбками, которые были обращены к ней после ухода Гарри. Она безоговорочно соглашалась с тем, что ей не хватает чувственности. Во время поступления на учебу, в процессе подготовки к своей будущей карьере ее самоощущение взрослого и компетентного человека крепло. Но уверенность в том, что ей недостает какой-то чисто женской привлекательности, оставалась непоколебимой.

Пока не появился Дэниел. До этой ночи. И этого утра.

Дэниел улыбнулся и вновь поцеловал ее.

– Вижу, что помнишь.

При воспоминании об этой ночи, о том, что он говорил ей, о том, как он целовал ее запретные места, о том, как она ощущала на себе вес Дэниела, она радостно улыбнулась.

Объятия Дэниела стали крепче.

– А сегодня утром ты счастлива?

– Да. – Она приподняла голову и поцеловала его. – Я счастлива. – В ее голосе звучало благоговейное удивление. Она чувствовала себя шестилетним ребенком, которому за день до Рождества подарили велосипед. Неожиданное чудо продолжало поражать ее. – Я счастлива.

– А не могу ли я предположить, что это состояние каким-то образом связано со мной?

Дэниел пощекотал носом ее шею, а затем сбросил с ее спины одеяло. Он улыбался, и в его темно-карих глазах сверкало озорное выражение.

– Возможно. – Кэролайн приподняла бровь, как бы усиленно размышляя. – Мне действительно кажется, что ты при этом присутствовал.

Дэниел притворно зарычал, изображая гнев, а затем обхватил ее, прижал к себе и начал целовать. Он медленно терся своим жестким, мускулистым телом о ее тело – мягкое, нежное.

– Ну, теперь ты лучше припоминаешь?

– Угу-мм… – пробормотала Кэролайн, непроизвольно повторяя его движения. – Ах да, теперь я вспомнила все. – Она зашептала ему на ухо: – Я помню тебя. Я помню все, что мы делали.

– Не уверен. – Он склонился к ее груди. – Давай на всякий случай повторим все еще раз.

Кэролайн пыталась что-то сказать, но все мысли улетучились, растворились в ощущениях, которые Дэниел пробуждал в ее теле. Когда его рука прикоснулась к ней и ее ноги раскинулись, она смогла лишь тихо застонать. Неожиданно Дэниел обхватил ее за талию и перевернул, так что она оказалась на нем, оседлав его.

– Да, Кэролайн. Теперь ты люби меня.

Кэролайн услышала свой голос:

– Хорошо. Я буду. Я уже…

Вновь она была наполнена им, но теперь он предоставил ей возможность выбирать темп и интенсивность.

Наплыв ощущений был настолько острым, что не мог длиться долго. Взрыв чувств потряс Кэролайн, изумленную тем, что такое может происходить с ней. Потом она лежала в объятиях Дэниела, молча наслаждаясь ощущением удовлетворения, которое, казалось, осязаемо пульсировало над ними.

Наконец Дэниел прервал молчание.

– Кэролайн, ты обладаешь всем, о чем я мечтал, думая о тебе. Есть только одно…

Он погладил ее волосы.

– Ммм? – промычала она.

– Завтрак. Пища. Ты умеешь готовить завтрак? Варить кашу? Готовить кофе? Если так, то на обед я обещаю приготовить что-нибудь необычное. Ну что, умеешь?

– Конечно, – махнула рукой Кэролайн. – Завтраки – это моя сильная сторона. Я делаю потрясающие вафли. Вопрос только в том, делать ли вафли для тебя.

– И каков ответ?

– Ответ положителен, поскольку это явно в моих интересах. – Кэролайн вылезла из постели. – Мне ведь нужно поддерживать твои силы. – Она потянулась к джинсам и футболке. – Пока я готовлю завтрак, ты можешь принять душ.

Едва она начала было натягивать джинсы, как Дэниел схватил ее за руку.

– Не нужно так спешить. Дай мне полюбоваться на тебя. Я хотел посмотреть на тебя обнаженную с тех самых пор, как ты впервые вошла ко мне в аудиторию.

Несмотря на только что пережитое чувство эйфории, Кэролайн почувствовала, как ее охватывает липкое ощущение неуверенности.

– Я не могу готовить раздетая, Дэниел, – ответила она с поддельной веселостью.

– Я хочу всего лишь посмотреть. Ты очень красивая и к тому же только что подарила мне прекрасную ночь. – Он улыбнулся. – Ты тоже можешь посмотреть на меня, если хочешь.

Да, она хотела. Совершенно определенно она хотела смотреть на него. Дэниел лежал, раскинувшись, среди смятого постельного белья, лишь частично прикрывавшего его ноги. Кэролайн улыбалась, рассматривая его распростертое мускулистое тело.

Наконец и он решился встать, и, будто освободившись от наваждения, Кэролайн опять потянулась за одеждой. На этот раз она вспомнила и о нижнем белье.

Она позабыла про Бена, про офис, про все свои обязанности. Прогревая вафельницу и укладывая на сковородку бекон, она уныло покачивала головой. Пора было возвращаться на пути праведные.

Ее рука с куском бекона замерла на полпути от пакета до сковороды. Ко всему прочему она позабыла и о причине, по которой настояла накануне на встрече с Дэниелом.

«Мы не должны были делать этого. Именно этого нам как раз не следовало делать. Кэролайн, идиотка, что ты натворила?» Ответ напрашивался сам собой, ясный и отчетливый, как звон колокола.

«Господи, помоги мне! Я влюбилась!»

Растерявшись от осознания совершенной глупости, она не услышала, как в кухню вошел Дэниел.

– Кэролайн, ты что стоишь, как окаменевшая?

Повернувшись, она взглянула на него невидящими глазами.

– Из-за нас, Дэниел, я совсем позабыла про это.

Как автомат, с математической точностью она укладывала куски бекона на сковороду. Когда она включала газ, ее рука не дрожала.

– Если бы ты немножко уточнила вопрос с местоимениями, я, возможно, и понял бы, о чем идет речь. – Дэниел подошел к ней и встал рядом, не касаясь ее. Он внимательно взглянул на нее и нахмурился. – Кто такие «мы», я догадываюсь, но что такое «это»?

Кэролайн посмотрела ему в глаза и почувствовала, как в горле собирается комок.

– Это то, что сказал декан Гриерсон. Насчет того, чтобы нам поостынуть. Я решила, что мы так и сделаем… но потом… сегодня ночью… – Она беспомощно махнула рукой. – Ах, Дэниел, все это так глупо, так неправильно.

– Что «все это»? Неужели ты можешь выражаться осмысленно, только когда мы в постели? – В голосе Дэниела звучали раздраженные нотки. – Сколько раз повторять тебе, что меня не волнует мнение Майка Гриерсона по поводу того, чем мы с тобой должны, а чем не должны заниматься!

– Но тебя это должно волновать, Дэниел. И меня тоже.

– С чего бы? Я уже сказал тебе, что не хочу становиться звездой академического мира в каком-нибудь готическом дворце Лиги Плюща. Я собираюсь работать в «Урбане» и быть с тобой. – Он повернулся к плите и снял с огня сковороду. – Твой бекон чуть не сгорел.

Кэролайн смахнула волосы со лба и склонилась над плитой.

– Ты можешь передумать, но уже будет поздно.

– Это очень маловероятно, и потом, почему может быть слишком поздно? Ты не несовершеннолетняя…

– Ты это заметил?

– …я тоже совершеннолетний. Я тебе не навязывался. Строго говоря, я выставил тебе оценки за свой курс, так что связь со мной ничем не поможет твоей учебной карьере.

– Ах ты, черт побери! А я-то думала, что все рассчитала. Опять промахнулась! – Кэролайн прищелкнула пальцами. Она не могла удержаться от шутки. Ситуация была серьезной, но уж очень смехотворным казалось предположение, что она могла улечься в постель с Дэниелом по какой-то иной причине, чем безудержное влечение к нему. – Я-то была уверена в том, что соблазняю тебя в разгар сессии.

– Ты так и поступила, – смущенно признался Дэниел, – но я проэкзаменовал вашу группу первой, поскольку хотел быть уверенным в том, что экзамен пройдет до того…

– До того, как ты позволишь соблазнить себя? – Кэролайн уже не улыбалась. Неужели Дэниел мог хотя бы на миг поверить, что она пыталась окрутить его ради хорошей оценки? – Думаю, мне надо поторопиться, чтобы успеть переспать со всеми профессорами до начала занятий. Наверное, от Андреа Барбер придется отказаться – она не в моем вкусе. Так что с правом на собственность мне придется туго.

– Черт возьми, Кэролайн, ты самая невозможная из всех известных мне женщин! – Дэниел схватил ее за плечи и развернул лицом к себе. – Причина была иной, и она тебе прекрасно известна. Я ни секунды не думал, что ты охмуряешь меня ради оценки. Это просто смешно. Я был восхищен, соблазнен, очарован – называй это, как хочешь, – тобой с первой встречи. Мне наплевать, провалишь ли ты все предметы или получишь сплошь отличные оценки. Это не имеет ничего общего с нашими отношениями, и ты прекрасно знаешь об этом! – Он еще сильнее сжал ее плечи и слегка встряхнул ее.

– Я знаю, знаю, но не хочу, чтобы о нас с тобой распускали слухи. Ты не понимаешь. Обо мне уже сплетничали, и я не вынесу, если это коснется и тебя.

– Я видывал кое-что похуже, чем распускаемые обо мне в академической среде слухи, Кэролайн. И пережил это. Мне хочется прямо сейчас объяснить тебе некоторые вещи. Я не ухожу. Я буду оставаться здесь до тех пор, пока ты будешь позволять мне это. – Дэниел взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза. – Забудь о прошлом, Кэролайн. Мы живем здесь и сейчас. Поверь в это.

– Я стараюсь, Дэниел. Я пытаюсь не забивать себе этим голову, но что-то подсказывает мне, что счастье не длится подолгу, и я предпочитаю быть готовой к худшему.

– Вот это здорово! Мы провели с тобой одну ночь – да, конечно, невероятную ночь, но все-таки одну – и ты уже ожидаешь, что все полетит к черту. Куда ты спешишь? Неужели ты сразу заглядываешь в конец детектива, Кэролайн?

– Да, иногда, когда ожидание развязки слишком затягивается. – Смущенная Кэролайн начала осторожно выкладывать куски бекона на бумажную салфетку. – Слушай, если ты немножко отойдешь, я смогу замешать тесто для вафель.

– Если я немножко отойду и дам тебе пространство для маневра, ты выдумаешь еще какую-нибудь причину, по которой мы не сможем встречаться.

– Все причины нам уже известны. Мы просто игнорируем их.

Кэролайн достала муку и порошок для выпечки и, тщательно отмерив нужное количество, высыпала их в кастрюльку.

Дэниел молча уселся за кухонный стол. Кэролайн постоянно ощущала на себе его взгляд. Поставив готовиться вафли, она разлила по стаканам апельсиновый сок, налила кофе и села за стол напротив Дэниела. Утренний свет солнца подчеркивал резкие черты его лица, но оставлял в тени глаза, и она не могла прочесть их выражение.

– Для тебя вафли будут готовы уже через минуту, – сказала она. – Ты предпочитаешь с джемом или с сиропом?

– Идеальная хозяйка, – улыбнулся Дэниел, и Кэролайн не поняла, говорит ли он всерьез или с насмешкой. Он потянулся через стол и взял ее за руку. – Ты не обязана развлекать меня, любимая. Просто успокойся и наслаждайся. До сих пор у нас не было ни единой спокойной минутки. Смакуй их.

– Я смакую, – сказала Кэролайн, но это было правдой лишь наполовину. Она действительно наслаждалась происходящим, однако у этих счастливых минуток был горький привкус. – Просто все выглядит таким… хрупким. Как будто мы находимся в каком-то прекрасном радужном пузыре, а вскоре что-то должно случиться и…

– Думаю, это уже случилось: у тебя горят вафли.

– Ну вот! Я точно знала, что что-то произойдет. – Она бросилась к вафельнице, открыла ее и уставилась на горелую массу. Для того чтобы отскрести ее, понадобится несколько часов. – Какая жалость! Прости, Дэниел, думаю, что мне…

Он подошел к ней сзади, обхватил ее за талию и начал ласкать губами шею.

– Знаешь, Кэролайн, для того, чтобы лопнул наш пузырь, нужно нечто гораздо более серьезное, чем сгоревшие вафли. Выключай, мы обойдемся бутербродами.

Оставаясь в его объятиях, она повернулась и поцеловала его.

– Ты прав. Я просто добавлю немного масла, и вместо великолепных вафель у нас будут блины на скорую руку.

– Знаешь, я предпочел бы съесть тебя, – и он протянул руки к ее груди.

Резко прозвучал дверной звонок. Кэролайн высвободилась из объятий Дэниела с такой скоростью, будто теперь горели уже не вафли, а она сама.

– Боже милосердный, кто бы это мог быть? – Она пригладила рукой волосы. – Бен? А который сейчас час?

– Ты хочешь, чтобы я улизнул через заднюю дверь? – Дэниел уже не улыбался. – Мне не хотелось бы расстраивать твоего сына.

– Конечно, нет, – удивленно взглянула на него Кэролайн. – Я ничуть не стыжусь тебя, Дэниел. Я горжусь тем, что ты со мной. Ты самый…

Она решила остановиться, чтобы не сказать больше, чем хочет слышать Дэниел. «Ты самый чудесный из всех мужчин, которых я знала. А эта ночь была самой чудесной из всех ночей в моей жизни».

– Так почему ты выпрыгнула из моих объятий?

– Наверное, нервы.

Звонок зазвенел опять.

– Кто бы там ни был, я избавлюсь от него. То есть, конечно, если это не Бен. Но Она бросила на него взгляд. – Мы не обязаны говорить ему о том, что ты провел здесь ночь.

– Я и не собираюсь предавать это широкой огласке, Кэролайн. – Дэниел сложил руки на груди – Но я рад тому, что ты не хочешь прятать меня.

– Разумеется, нет. Я беспокоюсь только по поводу слухов в «Урбане», Бринвуд нам ничего не сделает.

– Надеюсь, ты права, – сказал вполголоса Дэниел.

Когда она подошла к двери, он был в двух шагах позади нее.

Кэролайн глубоко вздохнула, натянула на лицо любезную улыбку и открыла дверь.

– Кэролайн, я просто заскочила, чтобы сообщить тебе, когда возвращается Тесса. – Мейда Фолкнер не ожидала приглашения. Она считала само собой разумеющимся то, что ее с радостью примут везде, куда ей заблагорассудится явиться. – Кто-то припарковал у твоего дома ужасный, разваленный автомобиль. Тебе лучше позвонить в полицию. – Мейда сняла наконец свои черные лайковые перчатки и подняла глаза. Заметив высокого темноволосого незнакомца, стоящего позади Кэролайн и обнимающего ее за плечи, она прищурилась: – А это кто?

Кэролайн подыскивала вежливую формулировку, подходящую в данных обстоятельствах, но Дэниел избавил ее от этих трудностей:

– Я Дэниел Фрателли. Я ее любовник, и на улице припаркован мой автомобиль. А вы кто?

Глава 18

Господи Боже, что за утро!

Кэролайн стояла посреди своей гостиной, немного удивленная, почему этот дом до сих пор не рухнул.

Она набрала в грудь побольше воздуха и повернулась к Дэниелу.

– Это действительно так необходимо? Неужели надо было посвящать во все мою бывшую свекровь? Может быть, сейчас ты захочешь позвонить в газеты?

– Я думал, ты не будешь стыдиться меня. Я думал, что я у тебя самый замечательный… из всех, кого ты когда-либо знала. – Дэниел, нахмурившись, смотрел на нее. – Это ведь правда, не так ли?

– Да, конечно. Ты заставил меня почувствовать… – Кэролайн махнула рукой, и этим было все сказано. – Но у меня и в мыслях не было кричать об этом со страниц, допустим, «Мейн-Лайн таймс». А что же случилось с этим твоим «Я не собираюсь предавать это широкой огласке, Кэролайн»?

Возможно, она и в самом деле считала его замечательным, но сейчас голос ее дрожал от негодования.

– Кажется, я совсем потерял голову. – Он застенчиво пожал плечами. – Вот что делают со мной твердокаменные матроны Мейн-Лайн. Некоторые теряют голову от кошек или амброзии, а я – от женщин, надевающих жемчужные серьги и лайковые перчатки для того, чтобы выпить кофе с соседями в одиннадцать утра.

Он пытался сделать вид, что сконфужен, но в глазах его плясали чертики. Любой скандал – ничтожная цена за возможность полюбоваться выражением лица Мейды Фолкнер. И с какой стати Кэролайн должна ее опасаться? Достопочтенная миссис Фолкнер даже не родственница ей больше.

– Мне известно как тебя заводят женщины, вроде Мейды, но кто тебя тянул за язык сказать ей, что мы спим вместе? – Кэролайн насупилась. – Она может выкинуть какой-нибудь фортель, Дэниел.

– Да что она может сделать? Ты же сама говорила, что твой бывший муж не платит даже за обучение детей в колледже. Она не в силах помешать ему делать то, что он и без того не делает.

– Мейда никогда не была обо мне высокого мнения, – начала Кэролайн.

– Она о тебе достаточно высокого мнения. Иначе с чего бы это она взглянула на меня так, будто я комок грязи, которую она соскребла со своей туфли?

– Просто ты сразу попал в категорию, и очень многочисленную, людей, чьи семьи живут не так, как предыдущие четыре поколения. – Кэролайн помотала головой. – Но я о другом. Она на «ты» со многими важными людьми. Как только она узнает, кто ты, она может подстроить тебе гадость.

– Она знает, кто я. Я жалкий законник-итальяшка, гоняющий на побитой машине и спящий с женщиной, которую она привыкла считать женой своего сына. – Дэниел улыбнулся. – Ты только вообрази, солнышко, какое это было зрелище! Она потеряла дар речи и стала хватать ртом воздух, точно вытащенная из аквариума гуппи. А потом повернулась на каблуках и заковыляла к своему лимузину. Дома же, вне всякого сомнения, приняла хорошую порцию хереса.

Дэниел взял ее за руку и повел на кухню.

– Скажи-ка мне теперь, где твои обещанные скромные блины?

– Дэниел…

Кэролайн покачала головой. Она не могла не улыбнуться. Дэниел по-прежнему был похож на ребенка, который попал снежком в чопорную старушку и смеется, довольный собой.

– Она действительно может сделать тебе гадость, Каролина миа? – спросил он; настроение его внезапно переменилось, как только он взглянул ей в лицо. – У тебя расстроенный вид. Неужели она может устроить так, чтобы тебе не дали заем в банке или чтобы твой шеф тебя уволил?

– Возможно, она так и поступила бы, если бы я нуждалась в подобном заеме, но что касается Бордена Ченнинга, то он друг и будет на моей стороне. – Она вспомнила рождественскую вечеринку у Ченнингов. – По крайней мере, я так думаю.

– Что же тогда тебя тревожит?

– Ты. Мейда на «ты» с людьми, которые, в свою очередь, на «ты» с членами Коллегии адвокатов где-нибудь в «Урбане». Она может подложить свинью.

– Я уже не мальчик, любимая. И, насколько ей известно, не совершал ничего ужасного, разве что езжу на старой машине. Пока я не застрелю ее на ступеньках мэрии на глазах у семнадцати зорких англиканских епископов, она никак не сможет повлиять на мою работу.

– Семнадцати кого? – фыркнула Кэролайн. – Откуда ты это взял?

– Так говорит один мой знакомый профессор, имея в виду, что не всяким свидетельствам можно доверять. Даже если семнадцать зорких англиканских епископов в один голос утверждают, будто что-то видели, это еще не означает, что это «что-то» произошло на самом деле, – улыбнулся Дэниел. – Так что не расстраивайся. Мне абсолютно все равно, что она скажет и кому. А тебе?

– В каком-то смысле все равно. Это меня нисколько бы не смутило. И все-таки я люблю, когда у меня есть свои секреты. Но сейчас, конечно, уже поздно. Мейда известная сплетница, и к полудню уже весь город будет судачить про нас с тобой.

– Сейчас полдень.

– Правильно. Вот уже двадцать минут нам перемывают косточки.

Кэролайн была ненавистна сама мысль о том, что ее жизнь станет сенсацией дня, но беспечность Дэниела передалась и ей. Она должна улыбаться. Она провела такую восхитительную ночь, и никакая дурная мысль не может заслонить это.

– Дадут мне наконец что-нибудь поесть? – жалобно спросил Дэниел. – Наобещала кучу вафель и блинов, а теперь отвлекаешься на ерунду. Пока мы занимались любовью, ты забыла про еду. Потом на своей метле прилетела какая-то родственница – и опять еда побоку. Должно быть, ты проголодалась, и я тоже. – Он взял Кэролайн за руку. – Постарайся для меня, Кэролайн.

Не успела она собраться с мыслями, чтобы разрешить проблему блинов, как Дэниел сграбастал ее и закружил в неистовом танце.

– Знаешь ли ты, Кэролайн Фолкнер, как я счастлив быть с тобой?

– Нет, Дэниел Фрателли, не знаю. Скажи-ка мне, как ты счастлив?

Едва он раскрыл рот, как входная дверь распахнулась и припечаталась к стене. В комнату влетел Бен и замер в каком-то футе от своей матери и высокого темноволосого мужчины, который ее обнимал.

На этот раз Кэролайн не растерялась:

– Дэниел, это мой сын Бен. Бен, я рада, что ты встретился наконец с Дэниелом Фрателли.

– Как дела? – вежливо сказал Бен.

Он протянул Дэниелу руку. Дэниел не торопился отпускать Кэролайн, но, когда она вывернулась, тоже протянул руку. Выражение лица у него было приветливое и в то же время настороженное. Он и сын Кэролайн коротко пожали друг другу руки. Бен повернулся к Кэролайн:

– Я бы не прочь подкрепиться, мама. У тебя есть что-нибудь?

– Я как раз собиралась печь блины. Мы с Дэниелом немножко… припозднились. Хочешь блинов? Могу еще бекон поджарить.

– Нет, спасибо. Мы позавтракали вафлями. – Бен посмотрел на мать прищуренными глазами. – Питер остался в городе со своей подружкой. Мы переночевали у нее, а не у Джима.

Если он рассчитывал на бурную реакцию, то его поджидало разочарование. Кэролайн улыбнулась и сказала:

– Хорошо. В холодильнике есть ветчина и индейка. А еще салат, майонез и…

Она не договорила:

– Я сам найду. Ты занимайся блинами.

Бен повернулся к холодильнику. Сунув голову внутрь, он спросил:

– А вы тот самый Дэниел Фрателли, мамин профессор?

– Я был ее профессором в прошлом семестре.

– Ясно. – Бен вынырнул из холодильника с полными руками холодных закусок и сыра. Подбородком он прижимал к груди баночку с горчицей. – А что вы преподаете?

– Тебе помочь? – Дэниел следил за горчицей, которая чуть не упала, когда Бен заговорил. – Я преподаю договорное право.

– Нет, спасибо. Донесу. А есть такой предмет? Одни договоры?

– Что же еще можно сюда включить? – присоединилась к их разговору Кэролайн. – Изменение зазора в автомобильных свечах? «Как сделать миллион, не имея ни цента за душой»?

– Тут и делов-то всего – купить готовые бланки с печатью да заполнить. Вот и весь договор. Что тут долго изучать? Тем более целый семестр?

Бен покачал головой в знак того, что не может в это поверить.

Дэниел же явно решил свести разговор к шутке:

– Кэролайн, неужели ты так ничему и не научила своего сына? Он до сих пор не знает, что такое настоящий договор? Он, наверное, думает, что торт – это всего лишь разновидность венского пирожного.[4]

Он улыбнулся Бену.

Кэролайн краешком глаза наблюдала за ними. Она даже задержала дыхание, гадая, что выдаст в ответ сын.

– А вы думаете иначе? – улыбнулся в ответ Бен. Кэролайн с облегчением перевела дух. По-видимому, Бен и Дэниел сошлись характерами. Лучшего исхода она и ожидать не смела: Бен прореагировал куда лучше, чем, как ей казалось, прореагировала бы Тесса. Она осторожно налила тесто на сковороду аккуратными кружками. Бен соорудил трехэтажный бутерброд и вместе с матерью присоединился к сидевшему за кухонным столом Дэниелу. Кэролайн скользнула на свое место и улыбнулась двум мужчинам, которые, соединившись вместе, сделали ее самой счастливой.

Бену, казалось, не было дела до электричества, пульсировавшего между нею и Дэниелом. Дэниелу стоило некоторых усилий поддерживать с ним разговор. Кэролайн боялась, что они с Дэниелом разоблачат себя, – они не переставали улыбаться друг другу. Но юность совершенно слепа, когда дело касается родителей. Она мысленно отогнала все тревоги прочь. Она чувствовала себя счастливее, чем когда-либо прежде.

Это ощущение не отпускало ее до тех пор, пока Дэниел с неохотой не покинул ее. Кэролайн, улыбаясь, прислонилась спиной к входной двери. Бен стоял в дверях гостиной. Он задумчиво посмотрел на нее и осведомился:

– Так что между тобой и этим профом, мам? Он приударил за тобой?

Слишком трезвое суждение для ребенка.

– Думаю, можно сказать и так.

Кэролайн с трудом проглотила вставший в горле комок. Теоретически Бен оказался очень близок к правде. Но когда подошло время, и слово было произнесено, она почувствовала себя неуютно.

Приударил? Может быть.

Может быть, так оно и есть. Всего-навсего мелкая интрижка, маленькое приключение «синего чулка» из юридической школы. Может быть, острота чувств, испытываемых ею с Дэниелом, обусловлена запретностью, а пламень любви пылает жарче, покуда она, эта любовь, держится в тайне.

– Мне он понравился, – сообщил Бен как бы между прочим, не спуская глаз с Кэролайн..

– Я рада. – Кэролайн не успела даже понять, насколько огорчительно было бы услышать обратное, как Бен рассеял все ее страхи.

– Что ж, счастлив доставить удовольствие. Похоже, он хороший парень. – Бен пожал плечами. – Хотя я и сомневаюсь, что наше отродье будет хлопать в ладоши. Вряд ли ей все это понравится.

– Не вижу причин, чтобы ставить Тессу в известность о событиях моей личной жизни. Если, конечно, ты ей не скажешь. Она пробудет в Калифорнии до Нового года. Твой отец собрался на какой-то турнир по планеризму.

– Значит, ты предпочитаешь помалкивать об этом парне? – нахмурил брови Бен.

– Не то чтобы… Просто не хочу сейчас предавать это огласке.

Кэролайн опять почувствовала себя неуютно. У нее уже был опыт разговоров с Беном о его свиданиях, но она и предположить не могла, что когда-нибудь ей самой придется отвечать на его вопросы такого рода.

– А почему не хочешь? – Бен еще больше помрачнел. – Ты мне что-то недоговариваешь?

– Я тебе много о чем не говорю. Равно как и ты мне. Есть темы, в которые никого нельзя посвящать. Правильно?

Бен ухмыльнулся:

– Я тебе потом как-нибудь припомню эти слова. Но знаешь, ты ведь по-прежнему моя мама, и я беспокоюсь о тебе. По-моему, я имею право знать, не промышляет ли этот парень контрабандой и нет ли у него целого выводка бывших жен. Я это к тому, что ты не хочешь все это афишировать.

– Да потому, что афишировать-то нечего. Дэниел не преступник и не многоженец. Будь уверен: когда будет нужно и если будет нужно, я скажу тебе все.

Это прозвучало резче, чем Кэролайн хотела. Ей и Дэниелу нужно было время, чтобы понять, что же они нашли, обретя друг друга. Она страстно желала, чтобы мир оставил их в покое и позволил понять это.

Черта с два.

– Все, что будет нужно и когда будет нужно? Это все равно, что сказать: «Дату и время свадьбы я сообщу». – Бен по-прежнему стоял в гостиной, глядя на нее через переднюю. По его лицу невозможно было прочесть, о чем он думает. – А тебе не приходило в голову, что все тайное рано или поздно становится явным? Я надеюсь, ты позволишь мне прийти с букетом. Хорошо?

– Попридержи свое разыгравшееся воображение, – улыбнулась Кэролайн. Она подошла к сыну и легонько дотронулась до его плеча. – Если Дэниел станет слишком важной частью моей жизни, ты об этом узнаешь. И если в моей жизни произойдет что-то важное, ты будешь при этом присутствовать. – Она взглянула Бену в лицо, боясь увидеть отчужденность и холодное неодобрение, которое так часто видела на лице Тессы. – По крайней мере, надеюсь, что будешь. Если хочешь еще о чем-нибудь спросить, валяй. Не обещаю, что отвечу, но спрашивай.

– Что тут спрашивать? Я просто рад, что ты счастлива. Если это Дэниел Фрателли делает тебя такой счастливой, то ради Бога. Этого достаточно. – Бен пристально посмотрел на нее. – А вид у тебя и вправду счастливый.

– Я действительно счастлива, но не надо делать никаких серьезных обобщений. Мы с Дэниелом только еще начинаем узнавать друг друга.

На самом деле это было не совсем так. Она уже и сейчас чувствовала, что они с Дэниелом близки друг к другу, близки так, как ни с кем и никогда в жизни. Кэролайн опять улыбнулась. Как ни с кем прежде. Прежде. От этой мысли она перестала улыбаться.

– Успокоила. – Бен направился на кухню. – Эти задушевные беседы разжигают аппетит, мам. Я опять проголодался.

Спустя два дня она подумала о том, как хорошо, что у нее есть работа, куда можно уйти. Бен сидел дома и, врубив колонки на полную мощность, крутил компакт-диски с записями «хэви-метал». Его друзья постоянно путались под ногами. Трудно было отыскать в доме уголок, где бы их не было. Все они нравились Кэролайн, но одинокая жизнь испортила ее. Из Калифорнии позвонила Тесса, чтобы пожаловаться на Роксану и еще раз сообщить, что ее отъезд откладывается.

Даже в конторе атмосфера казалась напряженной. Обычно все получали указания от Бордена Ченнинга, а Борден славился своим спокойным добрым характером. По крайней мере, он был таким прежде. Но последние несколько дней он выглядел изможденным, как будто не высыпался. Кэролайн не раз украдкой бросала на него взгляд, когда он думал, что его никто не видит. Ей казалось, что на лице его написана мука, а в глазах тлеет отчаяние, но она не была в этом уверена. Однажды она попробовала спросить его, не случилось ли чего, но он грубо отшил ее. Это было совсем не похоже на Бордена.

Конечно, Кэролайн могла улучить минутку, чтобы расспросить его получше, быть повнимательнее и к нему, и к Тессе, но все мысли у нее были сосредоточены на Дэниеле. Все остальное, разумеется, существовало, но не имело большого значения.

Накануне Рождества они сумели провести одну ночь вместе.

– Открой глаза, Каролина миа. Я хочу знать, что ты видишь нас, – прошептал у нее над ухом голос Дэниела, теребившего упавший на ее щеку локон.

– Я запоминаю тебя, – объяснила она. – Это нужно делать время от времени. Сейчас я тебя чувствую. Если я открою глаза, то не смогу запомнить тебя так хорошо.

– Вижу. И каким ты меня запоминаешь? Каким ты меня чувствуешь?

Его рука, лаская, поднималась по бедру все выше. Кэролайн помолчала, обдумывая ответ:

– Я чувствую твердость… и тепло. Силу. И волосы у тебя на груди густые и шелковистые. Прикасаясь к тебе, можно понять, что такое контраст.

– Кто-нибудь раньше говорил тебе, что ты ненормальная? – Она услышала в голосе Дэниела смешок. – Ладно, можешь чувствовать меня и запоминать столько, сколько хочешь. Может, это и странно… – Он умолк, потому что Кэролайн коснулась грудью его груди. – Но ощущения – о, Господи, Кэролайн! – удивительные!

Она поцеловала его.

– Я знаю. Я тоже испытываю удивительные ощущения. – Кэролайн сосредоточенно сдвинула брови, все еще не открывая глаз. – Я хочу дать моему телу возможность запомнить твое.

– А я тебе вот что скажу. – Дэниел покусывал мочку ее уха. – Ты не должна запоминать. Не хочу, чтобы ты запоминала.

– Но почему? Воспоминания – замечательная вещь. Они продлевают то, что уже кончилось. Похоже на запах, который остается в пустом флаконе из-под духов.

– Тебе нет нужды запоминать, потому что я никуда не денусь. Я собираюсь пробыть здесь долго. И в любой момент, когда ты захочешь прикоснуться, милости прошу. – Он снова поцеловал ее. – Этот флакончик из-под духов никогда не опустеет.

Кэролайн ничего не сказала. Она не в силах была объяснить, что хочет сохранить воспоминания на «черный» день, когда его вдруг не окажется рядом. Она знала, что Дэниел верит в их будущее, смутное и отдаленное, но – будущее. А она ни в чем не была уверена. Ей казалось, что воспоминания о конторе, детях, доме неизменно будут вторгаться в ее жизнь, что бы она ни делала. Что толку, если Бен говорит, будто хочет видеть ее счастливой? Она знала, что жизненные потребности разлучат их. И в любом случае та неторопливая, томная любовь, которая вторглась между обязанностями, семестрами и праздниками, завязнет в повседневности.

Однажды Дэниел заехал за ней в контору, и они отправились к нему домой, чтобы приготовить поесть, поговорить, заняться любовью. Остаться на ночь она отказалась, поэтому они сели в машину и вернулись к большому каменному дому в Бринвуде. Кэролайн отгоняла все свои сомнения и страхи. Их черед придет, когда каникулы закончатся. К Дэниелу вернется от бабушки Сара, а вскорости и Тесса нанесет свой короткий, но возможно неприятный визит Кэролайн. Начнутся занятия. Короче, мир вновь опустится на ее плечи, и она опять почувствует себя атлантом – неподвижным, лишенным возможности избавиться от бремени.

Они сидели в машине Дэниела напротив ее дома, и Дэниел гладил ее волосы, а она удобно положила голову ему на плечо.

– Кэролайн, я не хочу с тобой расставаться, хотя и знаю, что Рождество послезавтра.

«Неужели?» – смущенно подумала Кэролайн. Как же это она не сообразила? Рождество всегда было наиглавнейшим детским праздником и в доме ее отца, и в ее собственном. Даже Мейда следовала устоявшимся рождественским традициям. А за эти несколько часов Дэниел заменил Рождество в ее сознании. Она выпрямилась, забыв на мгновение о его руке, запутавшейся в ее волосах.

– Послезавтра? – В голосе ее было настоящее смятение. – О, Господи, Дэниел, мне же так много нужно… я не… – Ее переполняло чувство вины. Как она могла забыть о Рождестве, забыть о детях? Надеюсь, Бен не думает, что я ничего не делаю. Елка… ах да, елка у нас уже есть.

Все это звучало ужасно глупо. Что же с ней такое произошло? Как она допустила, чтобы этот мужчина превратил ее в мать, забывшую о Рождестве?

– В твоих глазах все можно прочитать. Ты думаешь о том, что в этом году все пойдет наперекосяк. И «дождика» на елке будет мало и все такое прочее. Послушай, Кэролайн, не позволяй заботам украсть тебя у меня. Рождество – это важно, я знаю. И я хотел бы сидеть за рождественским столом с тобой и Беном. По крайней мере, мечтаю. Мейда Фолкнер будет?

Кэролайн фыркнула:

– Нет, на Рождество она всегда уезжает к своей сестре. В этом году Рождество встречать будем только мы с Беном. Ты, разумеется, приглашен. А вдруг твои родные захотят, чтобы ты провел Рождество с ней?

– Я, признаться, подумал, что вы с Беном могли бы вместе со мной прийти к Джози. Я хотел бы представить тебя своей семье – теперь, когда встретился с твоей.

– С частью моей семьи, – вставила Кэролайн. – Ты еще не встречался с Тессой.

– Я только не хочу, чтобы семьи, работа или еще что-нибудь разделяли нас. Я хочу быть ближе к тебе, Кэролайн. Я снова хочу проводить с тобой ночи, просыпаться вместе с тобой. Эта скачка и езда на окраины причиняют мне боль.

– Я знаю, но пока дети не вернутся в школу… Да и как ты оставишь Сару? Наймешь няню? А как быть с деканом Гриерсоном? Так мы никогда не решим, что делать.

– Мы уже все решили. Мы решили послать к черту Майка и любого, кто будет вставлять нам палки в колеса и мешать видеться. Они нам безразличны.

– Но они ставят эти палки, Дэниел, ставят, и ты знаешь это. Не можем же мы считаться только сами с собой.

– Мы считаемся с тем, что для нас самое главное. Наши жизни принадлежат нам. Ты ведь тоже так думаешь, правда?

– Да, – промолвила она, но, не умея лгать, тут же добавила: – Или, по крайней мере, пытаюсь так думать. Но верно ли это? Неужели ты действительно считаешь, что твоя собственная жизнь важнее, чем жизнь Сары?

Черты лица Дэниела смягчились; это всегда происходило, когда он начинал думать о дочери.

– Нет, конечно. Видимо, ты права. Дети всегда важнее, но они вырастают и у них появляется своя собственная жизнь. Когда придет время Саре отправляться в колледж, я не хочу, чтобы ее преследовала мысль, будто она покидает бедного папочку, которому не для кого будет жить. – Он взял Кэролайн за руку и указательным пальцем провел по ее пальцам. – Твои дети взрослые. Не хочешь же ты сказать, что должна вечно торчать дома и печь им пироги? – Он взглянул на ее несчастное лицо. – Правда ведь?

– Правда, конечно, правда.

Кэролайн покачала головой. Она не могла отделаться от ощущения, что в последнее время их с Дэниелом взаимоотношения были чересчур совершенны, идеальны. Такое счастье не может долго продолжаться. Не этому ли их учили их неудачные браки? Хочешь не хочешь, а все когда-нибудь кончается.

– Неужели ты позволишь, чтобы твоя семья, – я имею сейчас в виду Тессу, – так неужели ты допустишь, чтобы Тесса изменила твое мнение обо мне?

Несколько секунд Кэролайн сидела молча. Потом она взглянула на Дэниела и увидела в его глазах такое, от чего у нее перестало биться сердце. Ни о чем не думая, она прижала руку к его груди, к его сердцу и сказала:

– Нет. Ни Тесса и никто другой. Но ведь мы нарушили все правила «Урбаны», разве не так?

Дэниел легонько коснулся ее губ.

– Да, Нарушили, но как-нибудь переживем это. Мы отвечаем за свои поступки и имеем право жить, как взрослые люди. – Он улыбнулся ей. – А правила Майка Гриерсона нам не указ.

– Я знаю, но все равно беспокоюсь. Я не уверена, что школа рассудит так же, как ты.

– Послушай, неужели этот разговор не может подождать? Эдак мы все Рождество продискутируем. Уж если хочешь о чем-то беспокоиться, то побеспокойся о Рождестве. А обо мне беспокоиться перестань. Я же вижу у тебя по глазам, что беспокоишься. Выбрось это из головы.

– От тебя ничего не утаишь.

Кэролайн не была уверена, что рада этому открытию.

Дэниел внимательно посмотрел на нее:

– А ты хочешь что-нибудь утаить?

– Нет. Мои чувства искренни. – Она взглянула на него, зная, что все чувства написаны у нее на лице. – Завтра – последний день перед Рождеством. Ты попросил меня провести Рождество с тобой. Чего мне еще просить у судьбы?

«Разве что времени. Времени, чтобы любить. Вот все, что я прошу».

Глава 19

Канун Рождества пришелся на среду. Для партнеров и работников конторы «Ченнинг и Мак-Кракен» это был рабочий день; как только выяснилось, что все будут вкалывать как обычно, кое-кто из молодых тут же окрестил свою контору «Скрудж и Марли».[5]

Кэролайн, все еще трепеща от последствий наслаждения и одновременно позевывая от недосыпания, явилась на работу рано и засела за компьютер. Она что-то напевала себе под нос, а в глазах ее пряталась улыбка.

– Ты – олицетворение угнетенных тружеников всего мира, – с улыбкой сказала секретарша Бордена Элинор Хаббл. – Уже сочельник, а мы все горбатимся.

– Но ведь сейчас самое праздничное время года. И, кроме того, трудно почувствовать себя обиженной: завтра Рождество, в пятницу выходной, – тоже улыбнувшись, ответила Кэролайн.

– Ты лучше Бордену скажи, что сейчас праздничное время. – Элинор налила себе чашечку кофе из всегда горячего кофейника. – А то он с прошлой недели ходит злющий, как медведь с больной лапой, с той самой рождественской вечеринки.

Кэролайн приподняла бровь. Элинор была секретарем у Бордена не первый год, и в адрес босса за это время от нее ничего, кроме похвал, никто не слышал.

– Вид у него переутомленный, – согласилась Кэролайн. – А в чем дело, ты не в курсе?

– Я не…

– Вот ты где, Элинор. – Голос Бордена сразил секретаршу, точно удар ножа. – Я жду-не дождусь, когда ты соизволишь прийти в кабинет. У меня нет времени, чтобы позволить тебе допить кофе.

Не сказав больше ни слова, он покинул комнату.

– Теперь ты понимаешь, что я имела в виду, – прошептала Элинор, взяла чашечку и направилась к себе.

Кэролайн удивило, что Борден даже не пожелал ей доброго утра, но работы было по горло, поэтому она закатала рукава своего черного джемпера и погрузилась в дела.

Она не вспоминала о Бордене до одиннадцати, а в одиннадцать он позвонил.

– Я хочу пообедать с тобой, – коротко объявил он. – Бутербродов вполне хватит. Закажи их с доставкой из кафе на Ланкастер-Пайк, и в двенадцать тридцать давай встретимся с тобой в малой комнате для совещаний.

Не дожидаясь ответа, он положил трубку. Кэролайн почувствовала досаду. Ей не понравилось, что ею так командовали. В перерыв она собиралась сбегать по делам, и трапеза с Борденом никак не входила в ее планы. Что если он начнет гоняться за ней вокруг стола для совещаний? Картинка, тот час возникшая перед ее мысленным взором, была достаточно абсурдна, но улыбаться почему-то не хотелось.

Когда в двенадцать тридцать она с двумя бутербродами и прохладительным пришла в комнату для совещаний, Борден уже был там и ждал ее.

– Садись, Кэро, – чуть улыбнувшись, предложил он. – Извини, что пришлось попросить тебя заказать ленч, но мне очень нужно с тобой поговорить, а сделать это я могу только во время обеда.

Кэролайн с отсутствующим видом развернула свой бутерброд с индейкой и помидорами и подняла глаза на своего начальника. Борден выглядел старше, чем неделю назад. Морщинки, невидимые прежде, проступили у уголков его рта, точно заключив его в скобки, и у бровей, придав лицу насупленное выражение. Он утратил тот неопределенный налет мальчишества, присущий ему еще недавно.

– Если это так важно, я к твоим услугам.

– Очень вежливо с твоей стороны. Спасибо. Послушай, Кэролайн, мне нужна твоя помощь.

У Кэролайн упало сердце. Только, пожалуйста, не что-нибудь вроде очередной возни с компьютером. Не перед Рождеством.

– Я… я не знаю, как это сказать. – Вид у Бордена стал еще озабоченнее, чем прежде. – Это насчет Лиз, – ровным голосом проговорил он.

– Что с ней? – Кэролайн похолодела. Неужели с Лиз могло случиться что-то такое, о чем она, Кэролайн, не знает? Из-за юридической школы, работы и Дэниела у нее совсем не осталось времени, чтобы поддерживать отношения с подругами. Что-то стряслось, и Лиз не обратилась к ней. – Она заболела? В чем дело, Борден?

Борден Ченнинг наклонил голову.

– Она грозится уйти от меня, – угрюмо ответил он.

– Уйти от тебя? Но почему?

Едва эти слова вылетели у Кэролайн изо рта, как она сообразила, что сморозила глупость. И она, и Борден – оба они прекрасно знали, почему.

– Потому что я…

Он замолчал, подыскивая нужные слова.

– Слишком увлекаешься? – докончила за него Кэролайн.

– Ты знаешь? – испуганно спросил Борден.

– Да, Борден. Люди всегда все знают.

Из-за вспомнившейся обиды это прозвучало жестко. Урок так урок. Все, кто знал о подружке Гарри, знали все и о ней.

Борден помолчал: ему требовалось время, чтобы понять. Потом он провел ладонью по лицу.

– Да. Она сказала, что не желает больше мириться с… этим. – Борден запустил руку в шевелюру. – Заявила, что лучше уйдет, чем будет делить меня с другими. Расскажи-ка мне, что она тебе говорила. – Борден с укором посмотрел на Кэролайн. – Уж не от тебя ли она заразилась этими феминистскими настроениями? Так скажи ей, что я… в общем, ты знаешь. Признаться, я думал, что ты уже выросла из этого, Кэролайн.

– Я ничего не говорила Лиз, Борден, это она мне сказала.

– Что? Что она тебе сказала?

Он наклонился через стол из красного дерева. Кэролайн в замешательстве помолчала. Что же ответить? Она решила следовать инстинкту.

– Я не собираюсь встревать в вашу семейную ссору, Борден. Если хочешь знать, что думает Лиз, спрашивай об этом ее, а не меня. Я не видела ее с той вечеринки.

– Но, Кэролайн, я ничего не понимаю! Что я такого сделал? Она настаивает, чтобы я изменил свое поведение, а сама? Разбрасывает по всему дому какие-то учебные программы, простыни по пять дней не меняет! Что мне с этим прикажешь делать?

– А как часто она обычно меняет простыни?

– Трижды в неделю. Я люблю чистые, выглаженные простыни. – В голосе Бордена прозвучало раздражение. – Что мне со всем этим делать?

– Выглаженные простыни? Лиз сама гладит твои простыни?

– Я понятия не имею, кто гладит эти проклятые простыни! – повысил голос Борден. – Кто бы это ни делал, теперь он прекратил их гладить! Разве это что-нибудь меняет?

– Только то, что если бы я изучала учебные программы, то на простыни времени бы у меня не хватало. Тем более гладить простыни мужчине, который заигрывает с другими.

Она взглянула на Бордена. И что заставляет мужчину думать, будто его должна обихаживать жена, которую он предал?

– Я так и знал! Это ты ее надоумила. Это твоя вина, Кэролайн. Ты нарассказывала ей какой-нибудь чепухи вроде того, что я бегал за тобой по кабинету. – Лицо Бордена пылало злостью. – А теперь она собирается подать на развод и станет врачом, или ветеринаром, или еще кем-нибудь там. И в этом виновата ты.

Кэролайн покачала головой. Она отхлебнула содовой и попыталась не рассердиться:

– К планам Лиз я не имею никакого отношения. Но если тебя интересует мое мнение, то пожалуйста: она имеет полное право найти себе более приятное занятие, чем менять тебе простыни.

Борден печально поглядел на нее:

– Я дал тебе работу, когда ты в ней нуждалась. И вот чем ты отплатила мне.

– Я всегда буду благодарна тебе за всю ту помощь, которую ты оказал мне, Борден. Поверь, я знаю, скольким тебе обязана. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Но Лиз ведь тоже моя подруга. Я могу только порадоваться за нее, раз она строит такие планы и пытается найти дело по душе. Я хочу также, чтобы и ты был счастлив. Лиз – яркая, талантливая женщина. Она годы потратила на то, чтобы присматривать за тобой и детьми. Если она хочет теперь сделать что-то и для себя, то я просто не понимаю, почему ты ей не поможешь. По крайней мере, перестань брюзжать.

Кэролайн медленно поднялась. Почему-то ей хотелось стоять на ногах, если гнев Бордена вдруг выплеснется наружу:

– Ты помог мне, Борден. Почему же ты не можешь помочь Лиз?

В наступившей тишине Борден выбросил недоеденный бутерброд в мусорную корзину:

– Не знаю. Мне она нравилась такая, какая была. Она удивительна. Всегда сногсшибающе выглядит, помнит всех моих клиентов, смешивает тоник с водкой именно так, как мне нравится. А теперь она хочет разрушить брак и сделать карьеру. И все из-за тебя. Ты подействовала на нее, как чертов героин, Кэролайн!

– Борден, послушай. Не я послужила причиной раздора между вами. Я никогда не говорила Лиз о…

Кэролайн оборвала себя на полуслове, припомнив разговор на вечеринке по случаю Рождества. Вольно или невольно, но она в тот вечер дала Лиз совет. Борден прав: она вмешалась в их взаимоотношения, хотя это вовсе не ее дело.

– Замечательно. Ты невиновна. Ты – само совершенство, образец для подражания, идеал домохозяйки средних лет. Давай, расклеивай по стенам свой портрет! Из-за какого-то пустяка отшила мужа и теперь ищешь, кто бы мог заменить его на этом чертовом поприще. Ты – вечная угроза, Кэролайн! – Борден вскочил и перегнулся через стол. – Я хочу заполучить свою жену обратно! Скажи ей, что была неправа. Заруби это себе на носу, Кэролайн, или…

Воцарилась гулкая тишина.

– Или? – негромко спросила Кэролайн.

– Ты уволена.

Его голос эхом разнесся по комнате: уволена, уволена, уволена.

Кэролайн почувствовала, что ее лицо застыло.

– Я не в силах сохранить твой брак, Борден. Я его не разрушала. Это сделал ты. И будь я на твоем месте, я бы сделала все возможное, чтобы вернуть жену. Вот мой тебе совет. И если после этого ты не хочешь, чтобы я здесь работала, я уйду сегодня же после обеда.

Руки у нее тряслись, и она засунула их в карманы своей серой юбки.

– Нет, я не хочу, чтобы ты уходила, – произнес Борден низким, мрачным голосом. – Я просто хочу, чтобы ты поговорила с Лиз.

– Но что ей сказать?

– Только то, что есть на самом деле. Попробуй надавить на ее чувства.

– На чувства?

– Да. Ты знаешь. Скажи ей, что так нельзя. Расскажи, что сама не покупаешь новых нарядов и что вынуждена была отказаться от клуба.

– Откуда ты про это узнал?

Голос Кэролайн опустился до шепота. Опять о ее жизни знает весь город. Господи, сможет ли она хоть когда-нибудь исчезнуть из поля зрения? Неужели отныне каждый ее шаг будет вызывать шушуканье и слухи?

В голове у нее промелькнула мысль о Дэниеле, о том, какие разговоры вызвала бы огласка их взаимоотношений. Она вздрогнула. «Слышали про Кэролайн Фолкнер? У нее шуры-муры с одним из ее профессоров. Я всегда говорила, что она пошла в юридическую школу только для того, чтобы отхватить себе мужика. И что самое интересное: он моложе ее! Ох уж эта Кэролайн Фолкнер! Ей палец в рот не клади».

– Об этом все знают, девочка моя. Да и у меня глаза есть. От меня не укрылось, что на вечеринку ты явилась в старом голубом платье.

Кэролайн не хотела обсуждать свой гардероб. Она сказала лишь:

– Ума не приложу, что я могу сделать, Борден. Я не хочу оказаться между вами как меж двух огней. Вы сами должны поговорить друг с другом, без моей помощи.

– Пожалуйста, Кэролайн. Я в отчаянии.

– Так скажи это Лиз, а не мне.

Он тяжело вздохнул и выпрямился:

– Хорошо, Кэролайн. Вижу, бесполезно убеждать тебя, что это именно ты во всем виновата.

Кэролайн открыла рот, чтобы ответить, но он не дал ей и слова вымолвить.

– Нет-нет, я не хочу, чтобы ты уходила из «Ченнинг и Мак-Кракен». И ты это знаешь. – Он махнул рукой. – Спасибо за бутерброд. Счастливого Рождества, Кэролайн.

– Счастливого Рождества, Борден.

Кэролайн постаралась, чтобы это прозвучало искренне.

До конца дня их разговор в комнате для совещаний не шел у нее из головы. Даже отправляясь в зимних сумерках домой, она прокручивала его снова и снова.

Казалось нелепым, что ее короткий диалог с Лиз Ченнинг мог иметь столь далеко идущие последствия, как на то намекал Борден. Может быть, притворство, лежащее в основе любого брака, заявило о себе спустя столько лет? Может быть, Лиз захотела заниматься чем-нибудь более волнующим, чем гладить простыни? Может быть, поведение Бордена переполнило ее чашу терпения?

«А может быть, это совсем не твое дело!» – сказала она себе.

Праздновать Рождество вне большого каменного дома, который на протяжении многих лет был ее семейным очагом, было немножко грустно и немножко страшно. Отмечать праздник вместе с семьей Дэниела было еще страшнее, но Кэролайн решила не отступать и, по крайней мере, попытаться. Бен же согласился без колебаний.

– Что ж, поехали. Со скуки, должно быть, не помрем. Да и взглянуть на этого парня в домашней обстановке было бы любопытно, – вот все, что он сказал.

Поначалу у Кэролайн возникла тайная мысль: «Хорошо, что Тессы здесь нет». Дочь приняла бы ее план в штыки. Для Тессы, полагала она, празднование Рождества с Фрателли было бы еще одним свидетельством разобщенности Фолкнеров, разобщенности, вина за которую целиком лежит на Кэролайн.

– Эй, Бен, я пришла.

Ей ответила тишина, включив на кухне свет, Кэролайн увидела на столе записку.

«Пошел навестить бабулю, – было написано характерным, с наклоном влево, почерком Бена. – Вероятно, она не отпустит меня, пока не накормит. Если я не появлюсь, встретимся в церкви на службе».

Кэролайн вздохнула. Не от сожаления, что Бена нет. Это было очень благоразумно с его стороны – пойти к Мейде. Кэролайн было жаль лишь, что отныне они с Мейдой уже не смогут поддерживать нормальные отношения. Одной трещинкой больше в стене, которая продержалась так долго.

Она криво усмехнулась. Сожалеть не о чем. Надо набраться мужества и возвести новые стены.

В день Рождества Кэролайн проснулась поздно. Пока она спешно одевалась, в окно весело светило яркое солнце. Бен был уже на кухне и разбивал яйца.

– Слава Богу, что ты встала. Размешать-то я эту штуку могу, а вот поджарить, как ты, нет. – Он уступил ей свое место. – Пока ты готовишь, пойду просмотрю газету. Булочки я сунул в духовку, чтобы были теплыми.

Голос Бена затих, и Кэролайн услышала, как хлопнула дверь.

После завтрака Бен неловко улыбнулся:

– Ну и как мы теперь будем действовать? Откроем подарки здесь или возьмем их к Флиннам? Ведь фамилия сестры Дэниела – Флинн, правильно?

– Угу. – Кэролайн кивнула с набитым булочкой ртом. – Да, Флинн. Я думала, мы откроем наши подарки тут, до того, как отправимся к ним. У меня припасен маленький хозяйственный подарок для Джози… э… миссис Флинн.

Воспитательница хороших манер ей бы явно не помешала. Но как можно по-другому называть сестру мужчины, с которым спишь?

«Да полно, так ли это?» – спросила себя Кэролайн. Ведь это неверно. Дэниел для нее гораздо больше, чем партнер по занятиям сексом. Рассуждать так, подумала она, значит, испортить всю прелесть их взаимоотношений.

– Мам, ау. – Бен махал рукой у нее перед глазами, и она виновато стряхнула с себя оцепенение. – Когда отправляемся?

– Около полудня. Так что пошли в гостиную распаковывать подарки?

– Чтобы вручить мой, не нужно никуда ходить, пожал плечами Бен. – Я не знаю, во что этот подарок упаковывать. Можешь спокойно стоять, где стоишь.

Кэролайн засмеялась, почувствовав себя немножко неуютно. Пройдет, вероятно, немало времени, прежде чем она и дети изобретут новые традиции семейных торжеств. Трудно было нe почувствовать себя обделенной, садясь за стол и вспоминая прежние счастливые рождественские праздники.

«Прекрати, Кэролайн, – сказала она себе. – Перестань жалеть себя на Рождество. Ты везучая женщина, не забывай это».

Бен в одних носках проехался по полу кухни, и в руках у него очутились два торопливо завернутых пакета. Кэролайн прятала свои подарки на верхней полке встроенного шкафа, где стояла метла; она исходила при этом из теории, что Бен вряд ли заглянет туда, где лежит воск для натирки полов да стиральный порошок. Подождав, пока он преподнесет свои подарки, она достала с полки свои.

– Вот тебе! – Она не без хвастовства выложила перед сыном пять свертков и поцеловала его в щеку. – С Рождеством тебя, Бенджамин Гаррисон Фолкнер!

Это тоже была давно чтимая традиция. Будучи маленьким, Бен настаивал, чтобы на Рождество его называли полным именем, потому что это такой важный день.

Некоторое время они сидели посреди кучи оберточной бумаги, благодаря друг друга за подарки. Когда Кэролайн уже отставила стул, собираясь подняться наверх, чтобы принарядиться для праздничного обеда у Флиннов, в дверь позвонили.

Кэролайн с удивлением посмотрела на настенные часы. Кого это принесло в такой неурочный час на Рождество? Может, это Дэниел приехал, чтобы забрать их? При этой мысли она улыбнулась.

– Подожди, Бен, я открою.

Все еще улыбаясь, она пошла к входной двери. На пороге, нервно улыбаясь, стояла Тесса.

– Тесса! – Улыбка Кэролайн стала еще шире.

Дочь приехала домой на Рождество! Как благоразумно было с ее стороны прилететь именно на праздник! – С Рождеством тебя, дорогая!

– И тебя с Рождеством, мама! – Тесса отступила в сторону. – Посмотри, кого я привезла тебя на Рождество.

Кэролайн посмотрела ей через плечо – и обмерла, точно попала под ледяной душ.

– С Рождеством тебя, Кэролайн! – сказал Гарри. – Я приехал домой.

Глава 20

Некоторое время Кэролайн просто стояла и смотрела в круглое, приятное лицо своего бывшего мужа. Кроме изумления, она ничего не чувствовала. Человек, который причинил ей столько страданий, не вызывал у нее теперь ровным счетом никаких эмоций. За те секунды, пока мысли лихорадочно проносились у нее в голове в поисках каких-нибудь слов, она заметила, что он одет, как, вероятно, считает сам, по последней моде. Волосы поотросли, да и костюм сидел поплотнее, чем во времена их совместной жизни. Парадоксально: новый, молодежный стиль добавил ему лет, и он выглядел старше, чем тогда, когда носил консервативные костюмы Лиги Плюща.

Наконец нужная мысль пришла. Кэролайн натянуто улыбнулась:

– С Рождеством тебя, Гарри! Заходи.

Слова ее предназначались Гарри, но глаза были устремлены на Тессу, в выражении лица которой смешались опаска и надежда. Сердце Кэролайн сжалось. «Я знаю, чего ты хочешь, дорогая моя, но увы. Ты должна расстаться с этой мечтой, Тесса».

Гарри нерешительно топтался в передней. Он явно не знал, что от него хотят.

– Кэрри, Тесса сказала мне, что было бы… ну, Тесса с матерью думают, что это прекрасная мысль, и я…

– Заходи, Гарри. Бен на кухне. Мы только что закончили завтракать. Может, чашечку кофе?

Кэролайн удивил не звук собственного голоса, а то, что она чувствовала, когда это говорила. Ничего.

Ни ненависти, ни злости, переполнявших ее в первые месяцы после ухода Гарри. Боль просто исчезла, сменилась спокойствием. А ведь были месяцы, когда, по крайней мере дважды в день эмоции захлестывали настолько, что ее буквально трясло, шатало из стороны в сторону, точно молодое деревце на сильном ветру. Она боялась, что эти вспышки гнева и боли никогда не утихнут.

Ни о чем не думая, она повела гостей на кухню. Бен все еще сидел за столом, склонившись над энциклопедией научной фантастики, которую подарила ему Кэролайн.

– Грандиозная книга, мам. Тут есть все: и про Роджера Желязны, и даже про старичков вроде Де Кампа.

Он поднял глаза, и челюсть у него отвисла. Прежде чем он снова заговорил, Кэролайн заметила, как лицо его напряглось, а взгляд стал жестким.

– Здравствуй, Бен. – Гарри сделал шаг к сыну, но тот отшатнулся. – С Рождеством тебя!

– Отец, – сказал Бен холодно, – что привело тебя обратно в наш дом? Ты забыл, как говорил маме, что она еще заплатит за твою погубленную жизнь?

– Бен, – потянулась к нему Кэролайн. Она и не знала, что его горечь обиды на отца так свежа. – Не надо, Бен. Сегодня же Рождество.

– Правильно. Рождество. А где же твоя сногсшибательная блондинка, старина Гарри? Бросила тебя, чтобы поразвлекаться с другим хахалем?

Гарри повернулся к дочери:

– Тесса, я же говорил тебе, что толку не будет.

Глаза Тессы наполнились слезами:

– Бен, пожалуйста. Хотя бы на время…

– Ну да. Отлично. Так что у нас дальше по плану, отродье? Возвращение щедрого папочки? Пытаешься принести жертву во имя дорогого старого папочки, в этом твоя идея? – Бен обхватил себя руками, будто у него заболел живот.

– Бен, я просто хотел увидел тебя и… – начал Гарри.

Тесса стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев:

– Дай папе шанс, Бен. Пожалуйста. Рождество ведь.

– Для нас с Беном это полная неожиданность, Гарри, – объяснила Кэролайн. – Почему бы нам не выпить кофе? Тогда ты нам и скажешь, зачем вернулся.

Она поймала себя на мысли, что обращается с ним, как с капризным ребенком, только начинающим ходить. Она часто говорила так, когда они были женаты. Природная моложавость Гарри всегда была одной из самых привлекательных его черт. Даже как-то грустновато – ведь ему почти пятьдесят.

– Мать позвонила мне и сказала, что, по ее мнению, на Рождество я должен прилететь домой. Я было собирался остаться с ней, но она высадила нас с Тессой и заявила, что вернется за нами позже. Всеми нами. – Он с надеждой обвел всех взглядом; такое выражение всегда появлялось у него, когда он просил у других что-либо невозможное. – Они с Тессой планировали своего рода рождественский… праздник, – добавил Гарри извиняющимся тоном.

– Мне очень жаль, Гарри, но у нас с Беном другие планы.

Взглянув на Тессу, Кэролайн увидела, что свет в ее глазах померк, а губки знакомо надулись.

– Мама, пожалуйста. Рождество ведь. Это последняя моя попытка, обещаю. Если вы с папой не… – Тесса судорожно сглотнула. – Просто скажи Ченнингам, что не сможешь прийти. Они поймут. Пожалуйста, мам, а?

– Мы собираемся не к Ченнингам, Тесса. И я не могу просто позвонить и сказать, что не приду.

– Куда же тогда? – Глаза у Тессы сузились. – Только не говори, что вы идете к этому ужасному бородачу. Почему ты не можешь сказать ему «нет»? Что в нем такого особенного?

Кэролайн попыталась сделать вид, что не заметила в глазах дочери осуждения. Интересно, что наплела ей Мейда о своем неожиданном утреннем визите к Кэролайн и ее оставшемуся на ночь гостю?

– Если ты имеешь в виду Дэниела Фрателли, то да, Рождество мы проводим с ним и его семьей. Его сестра была столь добра, что пригласила нас с Беном на их семейный праздник. Все они ждут нас.

Выражение личика Тессы было таким же печальным, как и в день ее шестилетия, когда из-за дождя пришлось отменить прогулку в парк аттракционов. Весь мир ополчился против нее. И как это мама не может понять?

– Я подумала, что если уж папа прилетел со мной, то мы могли бы все… – Она замолчала.

– Все правильно, принцесса, – сказал Гарри. – Я понимаю. Говорил я тебе, что надо было предварительно позвонить из Калифорнии. Разумеется, у мамы свои планы. Рождество все-таки. – Он повернулся к Кэролайн: – У тебя появился новый дружок? Тот, про которого нам рассказывала мама?

В голосе Гарри появилось раздражение, и он тоже надул губы – подстать Тессе.

Кэролайн легко могла представить себе, что наговорила ему Мейда о совершенно неподходящем мужчине в жизни его бывшей жены.

– Да, мы с Дэниелом встречаемся.

Кэролайн вдруг обнаружила, что не может спокойно слышать нелестные слова о Дэниеле. Ей было досадно, и не более того, но разве возможно сдержать злость, когда о нем говорят таким обыденным тоном, будто он ноль без палочки?

– Что ж, не стану мешать твоим планам, – произнес Гарри не без сарказма. – Но, может быть, Бен…

– Извини. Я пойду с мамой, – ледяным тоном объявил Бен. – Скажи мне кое-что, отец. Какого черта тебя сюда принесло? Только ради того, чтобы снова маму до слез довести?

– Сынок, я знаю, что ты зол на меня, и я это заслужил. Я не всегда вел себя так, как подобает. Наделал кучу ошибок. – Бен молчал. – Был дураком. – Бен опять ничего не сказал, и на лице у него ничего не отразилось. – Ты не хочешь мне что-нибудь сказать, сынок? – почти умолял Гарри.

– Я с тобой согласен, – ответил Бен, упорно не желая смотреть на отца.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Гарри.

– Я согласен со всем, что ты сказал. Я зол. Ты был дураком. Со всем этим я согласен. Что тут еще скажешь?

– Не знаю. Может, и ничего, но, Бен, я хочу, чтобы ты поговорил со мной. – Нахмурившись, он непроизвольно вытянул руку в сторону сына, но тот увернулся.

Гарри с трудом сглотнул, и Кэролайн обнаружила, что ей жаль его. Улетит обратно в Калифорнию, так и не посмотрев в глаза сыну. Глубокая неприязнь Бена – явный сюрприз для него. Вероятно, Гарри полагал, что чувства сына схожи с чувствами дочери.

«Как бы не так», – подумала Кэролайн. Даже она не отдавала себе отчета в том, как сильно переживает Бен. Все свои чувства он хранил при себе, показывая ей только их светлую сторону. И, сказать по правде, Кэролайн была так обеспокоена Тессой, что не разглядела боли, скрываемой в душе Бена; просто он лучше умел прятать это.

– Мама, может, ты повлияешь на Бена? – Тесса все еще стояла рядом с отцом, как бы защищая его от гнева брата. – Папа вернулся, а Бен сидит пень пнем, точно ему до этого и дела нет, точно это каждый день происходит.

«Сделай это для меня, мамочка». В ее голосе Кэролайн услышала знакомые приказные интонации маленькой Тессы.

– Может быть, вам с Тессой лучше вернуться к твоей матери? – сказала Кэролайн. – Я позвоню попозже.

– Но, мама, я хотела, чтобы мы все… – Тесса беспомощно жестикулировала, чувствуя, что ее планы рушатся. – Это же Рождество. Время, когда семьи…

Бен фыркнул:

– Замечательно. Рождественские наставления от телевизионного малютки, который отправился в Страну Ля-ля, никому не сказав об этом. Послушаем же лекцию о семейном единстве и веселом проведении праздников. Ты ведь у нас большой специалист по этому делу, принцесса.

– По крайней мере, я еще не забыла, что родителей у меня двое. Послушать тебя, так можно подумать, что папа уже умер. – Тесса уперла руки в бока и встала перед братом.

– Я прекрасно знаю, где ошивается папенька. В Калифорнии со своей подружкой.

– Ты ни разу даже не позвонил, не навестил его, – укоряла Тесса. – Если бы он умер, тебе было бы до лампочки.

– А вот это ты брось, сестричка. Это он не звонил и не писал. – Бен поднялся с кресла и оказался лицом к лицу с отцом. – Это ему было бы до лампочки, если б я умер.

– Это неправда и никогда не было правдой. Гарри пригладил рукой редеющие светлые волосы. – Бен, если бы ты мог только…

– Увы, не могу. Чего бы ты от меня ни хотел – не могу. – Бен прошел мимо отца к лестнице. – Я поднимусь наверх принять душ. Позови меня, когда будет пора на поезд, идущий в город.

Он вышел, не оглядываясь.

Наступила долгая тишина. Тесса стояла, опустив голову, и казалось, что из глаз у нее вот-вот брызнут слезы.

– Это ведь ты его так настроила, да, мама? спросила она. – Ты настроила его против папы. Бабушка говорила, что ты так поступишь, но я старалась не верить.

– Тесса, любовь моя, я его не настраивала. Но для Бена это удар. Он и мысли не допускал, что на Рождество может заявиться отец, точно снег на голову. Если бы ты сказала мне…

«Ну зачем я все это объясняю»? – подумала вдруг Кэролайн. На лице дочери было неприступное выражение, и она не слушала.

– Кэрри. – Голос Гарри выдавал его глубокое потрясение. До последнего момента он не допускал мысли, что сам является причиной этой бури эмоций. И Бен, и Тесса были сердиты и подавлены, хотя и изливали эти чувства по-разному, но и тот и другая по-своему страдали. – Он отдает себе отчет в том, что говорит, как ты думаешь?

– Боюсь, что прекрасно отдает.

– Как ты считаешь, может, мне вернуться и поговорить с тобой позже? Если бы мне только предоставилась возможность поговорить с тобой, ты бы, возможно… – почти просил Гарри.

– Почему бы и нет? Только не сегодня. Сегодня мы устанем… А завтра… завтра могли бы. За обедом, скорее всего.

Кэролайн и сама чувствовала себя так, точно ее контузило.

– Хорошо, мы с матерью…

Кэролайн представила себя сидящей за обедом со всей семьей, включая Мейду. Да у нее кусок в горло не полезет.

– Ты один, Гарри, пожалуйста. Мы с тобой вдвоем могли бы пообедать где-нибудь вместе, если хочешь. Заходи после полудня, тогда и с Беном поговоришь, а потом мы обсудим с тобой все, что пожелаешь.

Так холодно, так сдержанно это прозвучало, что Кэролайн сама себе удивилась. Нынешняя Кэролайн Фолкнер даже отдаленно не напоминала ту женщину, которая две недели набиралась мужества, чтобы позвонить в юридическую школу «Урбана» и запросить учебные планы.

Кэролайн нарочно подкинула мысль об обеде, чтобы Гарри поскорее ушел. Возможно, им и впрямь есть еще о чем поговорить. Хотя она и понятия не имеет, о чем именно, однако послушать стоит. Завтра. Сегодня же она проведет Рождество с Дэниелом.

– Думаю, нам лучше вернуться к бабушке, принцесса, – сказал Гарри. – Пожелай Бену счастливого Рождества, Кэролайн. Завтра я зайду.

– С Рождеством тебя, Гарри. Тесса, ты здесь будешь ночевать?

– Да, здесь. – Тесса все еще дулась. – Ты, пап, иди вперед. Я хочу поговорить минутку с мамой.

Гарри послушно ушел, а Тесса повернулась к Кэролайн, и все ее огорчение как рукой сняло. Злость высушила слезы.

– Как ты могла, мама? Как ты могла? В Рождество! Мы с папой прилетели сюда из самой Калифорнии лишь для того, чтобы повидаться с тобой, а ты ведешь себя… – Тесса замахала руками. – Стюардесса проявляла к нам больше интереса, чем ты. Что с тобой? Это твой Фрателли виноват, да? Да? – Голос Тессы поднимался все выше, а на глазах опять сверкнули слезы.

– Нет, Тесса, Дэниел ни при чем.

– При чем, при чем! Ты была приветливее к папе до того, как стала встречаться с ним.

Кэролайн почувствовала, что ее гнев начинает вырываться из-под контроля. Гарри больше уже не мог играть ей на нервах, но у детей это отлично получалось.

– Тесса, послушай. Дэниел не виноват. И Роксана не виновата. Мне очень жаль, дорогая, но между мной и твоим отцом все кончено. И вся королевская рать не в силах нас воссоединить. Какие бы ошибки мы ни совершали, как бы глубока ни оказалась брешь, в конце концов разделившая нас, это наше дело и наша вина, а не кого-нибудь другого. Ни твоя, ни Бена, ни даже Роксаны – хотя долгое время я винила во всем именно ее.

Кэролайн выложила все это на одном дыхании, и Тесса ни разу не прервала ее. Возможно, жестокая правда материнских слов все же подействовала на нее.

– Это не может быть правдой, мама. – Тесса едва не плакала. А затем произнесла самые верные, по мнению Кэролайн, слова: – Я не хочу, чтобы это было правдой.

Конец фразы потонул в потоке хлынувших слез. Тесса уронила голову на плечо Кэролайн и разревелась.

У Кэролайн душа разрывалась от плача Тессы. «Исправь это, мамочка. Я не хочу, чтобы это было правдой». На несколько мгновений слезы Тессы, казалось, смыли заново обретенные Кэролайн независимость и уверенность в себе. Ей захотелось повернуть все вспять, возвратиться ради дочери к прошлому. Может, для детей было бы лучше, если б она отказала Гарри в разводе и стала терпеливо дожидаться, когда он вернется домой? Но какой-то внутренний голос сказал ей: «Нет». С браком покончено, и теперь она, Гарри и дети должны жить своею собственной жизнью. Как легко это сказать, но как трудно это сделать!

– Тесса, дорогая, я знаю, что это больно. Однако будет еще больнее, если ты не расстанешься со своими мечтами; ведь ты все равно ничего не сможешь наладить. Мне очень жаль, что тебе такую боль причиняет уяснение той простой истины, что все изменилось. Но, как бы там ни было, все действительно изменилось, и я ничего не могу с этим поделать.

Голос у Кэролайн сорвался. Мамочка всем сердцем хотела вернуться в прошлое и начать все сначала. Но насколько далеко в прошлое пришлось бы возвращаться, чтобы у их истории был такой конец, какой устраивает Тессу? Кэролайн трудно было даже вообразить.

Некоторое время мать и дочь просто стояли, прижимаясь друг к дружке. Потом забренчал телефон, и каждая сделала шаг назад.

Дэниел. Кэролайн потянулась к телефону, стоящему на кухне.

– Я возьму, – попыталась опередить ее Тесса.

– Нет-нет, это меня, – сказала Кэролайн и сняла трубку.

– Алло, – услышала она голос Гарри, взявшего трубку в прихожей.

– Кто это? – раздался раскатистый, «фирменный» голос Дэниела.

– Я взяла трубку, спасибо. – Кэролайн подождала, пока не раздастся щелчок, означающий, что в прихожей повесили трубку. – Дэниел! – сказала она, и внутри у нее все запело от облегчения. – С Рождеством тебя!

– И тебя с Рождеством! – отозвался он и тут же спросил: – Кто поднял у тебя трубку?

– Гарри.

Кэролайн была так рада слышать его голос, что ни о чем другом не думала. Она просто хотела слышать его, окунуться в нечто новое и реальное.

– Твой муж? Тот самый Гарри? Я думал, он живет в Калифорнии. – Голос Дэниела никак нельзя было назвать счастливым. – Когда он вернулся?

– Они с Тессой прилетели сегодня утром, после завтрака. Гарри остановился у своей матери.

Кэролайн почувствовала себя неуютно оттого, что в трех футах от нее стоит Тесса, прислушиваясь к каждому слову.

– А я думал, что твоя дочь проводит каникулы с ним и с этой, как ее там…

– Она и была в Калифорнии. С Гарри и Роксаной. Но они вернулись. – Это слова, казалось, вылетели у нее.

– Все трое? – в его голосе прозвучало явное недоверие.

– Нет, нет. Только Гарри и Тесса.

Кэролайн попыталась представить себе Роксану, желающую ей счастливого Рождества на пороге этого дома, но не смогла. Она глубоко вдохнула и мысленно пожалела, что стоит на кухне, а не у себя наверху.

– Значит, у вас было приятное воссоединение после завтрака, а теперь они отправляются в гостиницу, а вы с сыном – к поезду, чтобы встретиться со мной на станции?

Кэролайн не ответила.

– Разве нет, Кэролайн? – Дэниел сдерживался, как мог. – Или ты хочешь сообщить мне, что сдалась и уступила Тессе?

Кэролайн с трудом сглотнула:

– Нет. Я собираюсь в город, к тебе. Насчет Бена не знаю. Но я буду точно.

– Забудь о поезде. Я выезжаю за тобой. – В его голосе почувствовалось облегчение. – А если тебя похитят и заберут к свекрови, я на своей верной «хонде» приду к тебе на помощь.

Этот голос обволакивал ее, точно мед, теплый и сладкий. Да, он обязательно придет на помощь.

– Ты не должен этого делать, – воспротивилась она вопреки всем хорошим манерам, надеясь, что он простит ей столь демонстративный протест.

– Знаю, что не должен. Но я хочу. Буду через полчасика. Надень что-нибудь красивое.

– Спасибо, Дэниел. Я буду ждать.

Кэролайн повесила трубку. Все еще улыбаясь, она повернулась и увидела Тессу, опять взвинченную, будто и не было недавнего короткого мига взаимопонимания. Кэролайн вздохнула:

– Это был Дэниел.

– Да неужто? Никогда бы не догадалась. «Я буду ждать, Дэниел», – варварски передразнила ее Тесса. – Да ты просто втрескалась в него и готова ради него на все, разве нет?

– Тесса… – Кэролайн замолчала. Она не знала, что сказать. Попробовать еще раз? – Тесса, ты достаточно взрослая, чтобы смотреть на своих родителей как на людей, а не только как на источник безопасности и любви.

Хотя она и верила в это всецело, слова принадлежали не ей.

Их произнес врач, который наблюдал ее после ухода Гарри. Он сказал ей: нельзя жить только ради детей и не стоит пытаться уберечь их от факта, что браку родителей пришел конец. Кэролайн поверила ему и предоставила Бену и Тессе возможность самим справиться с болью. И вот что получилось: Бен по-прежнему с отцом на ножах, а Тесса не способна совладать со стремлением видеть мир таким, каким ей хочется.

– Я смотрю на тебя как на человека, но только это не очень хороший человек, мама. – Тесса так и сверкала глазами на Кэролайн. – Ты не хочешь дать папе шанс. Я уговорила его вернуться, а ты не хочешь…

Тесса оборвала себя на полуслове, потому что на кухню возвратился Гарри!

– Это звонил твой итальянский жеребец, Кэрри?

В руке у него был старинный бокал, уже пустой. Видно, Гарри успел заглянуть в гостиной в бар. В его дыхании ясно чувствовался запах виски.

– Я думаю, вам с Тессой лучше прямо сейчас уйти, Гарри, пока мы еще можем разговаривать друг с другом как культурные люди.

С нее уже было достаточно. Рождество ведь все-таки, ради всего святого! Пока что все благодеяния этого дня состояли из двух книжек в бумажных обложках, полученных от Бена, да легкого завтрака. Остальная часть утра прошла впустую.

– Сегодня Рождество, – сказала она. – Так почему бы нам не прекратить этот взаимный обмен уколами? Тесса, мы можем вернуться поздно, так что не забудь ключи. Гарри, завтра после полудня ты, надеюсь, будешь в порядке?

– Неужели это тот самый интеллектуал, о котором я столько слышал, Кэрри?

Он выпил явно не один бокал.

– Уходи, Гарри. Я тебя про твоих друзей не спрашиваю, и до моих тебе тоже никакого дела быть не должно, черт побери.

Не желая, чтоб ею командовали на ее собственной кухне, она стояла в неприступной позе со скрещенными на груди руками. Гарри избегал встречаться с ней взглядом.

– Пошли, принцесса, мы изгнаны из этих королевских покоев. С Рождеством вас, ваше величество! – Он отвесил шутливый поклон.

Тессе трудно было смириться с тем, что мечта ее развеялась:

– Мама, пожалуйста. Ведь я не прошу у тебя многого, и ты не можешь…

– Завтра мы вместе обедаем, Тесса, так что оставь, пожалуйста.

– Счастливого Рождества, мама! – Лицо Тессы было перекошено от злости. – Уж ты постаралась, чтобы праздник запомнился. До свидания! – Она произнесла это таким тоном, будто уезжала на год.

Оставшись опять одна, Кэролайн опустилась на стул. «Фа-ла-ла-ла-ла». Она не знала, смеяться ей или плакать. В конце концов, смех победил. «Да благословит нас Господь, всех и каждого!»

И все-таки Рождество удалось на славу. Сестра Дэниела Джози жила с мужем и тремя детьми в покосившемся старом доме в городском районе Маунт-Эйри. Она оказалась невысокой жизнерадостной женщиной. У нее были такие же карие глаза, как у Дэниела, а густые темные волосы вились. Она так и излучала тепло и гостеприимство, хотя, когда Кэролайн и Бен прибыли, окинула их оценивающим взглядом.

В доме царило легкое волнение, обычное, если семья собирается редко. Кэролайн была единственной не из семейства Фрателли-Флиннов. Тут были также еще два брата Фрателли, Тони и Майк, оба с женами и детьми, которые присоединились ко всеобщему смеху и веселью.

Джози запрягла Кэролайн в работу, попросив почистить морковь и порезать грибы для зеленого горошка. Веселый и непринужденный разговор крутился вокруг Кэролайн, как теплый водоворот. Ей даже не пришлось в него включаться. Неважно, что большинство упомянутых в разговоре людей были ей незнакомы или известны только по именам. Было просто приятно сидеть и слушать. Она тайком бросила взгляд на Бена, устроившегося возле телевизора с Майком и Брайаном, мужем Джози. Показывали какие-то спортивные соревнования, и Бен, похоже, от души болел за команду гостей, что вызывало насмешливое улюлюканье остальных – завзятых поклонников Филадельфии.

Она помогла с овощами и посидела за столом, а потом Дэниел облачил ее в пальто и вытащил на прогулку. После жаркой кухни воздух показался жаляще холодным. Они взялись за руки и несколько минут шли молча.

– Так ты поведаешь мне о счастливом воссоединении своей семьи, или я должен вытягивать это из тебя клещами?

Дэниел только делал вид, что шутит. Когда он услышал в трубке тот непринужденный тенорок, желудок его будто налился свинцом. Он даже не сознавал, как сильно обеспокоен, как сильно хочет знать, что и Кэролайн беспокоится о нем – и только о нем.

– Да что рассказывать? Тесса, по-видимому, уговорила его вернуться на Рождество. Как ей удалось устроить так, чтобы он оставил Роксану, я не знаю и знать не хочу. Короче, примчались, незваные-нежданные, сегодня в десять утра к моему порогу.

– И? Это были мгновения всеобщей радости?

– Какое там! Бен был не рад увидеть отца. Тесса была не рада оттого, что я не бросаю все и не еду на обед к матери Гарри. Гарри и то был не рад. Может быть, Тесса наобещала ему, что его тут встретят с распростертыми объятиями, и он разочаровался, обнаружив, что это неправда. Я же была не рада из-за всего этого.

– И?

– И ничего. Только это и было. Вполне достаточно для одного Рождества.

– Ты еще встретишься с ним?

– Да. Он зайдет завтра после полудня.

Они дошли до угла и по обоюдному согласию пересекли улицу. Они пока еще не готовы были вернуться.

– Зачем?

– Он зайдет, чтобы поговорить с Беном и со мной.

Нервы у Кэролайн поистрепались. Для одного дня препирательств достаточно. Почему бы Дэниелу просто не обнять ее и не прижать ее голову к своему плечу?

– О чем вы будете говорить? Он что, возвращается насовсем? Возвращается к тебе? Или вообще на восток? Что происходит, Кэролайн?

– Понятия не имею. И не понимаю, почему он вернулся без подружки. – Кэролайн пожала плечами. – А также не знаю, о чем он собирается со мной говорить. С тех пор, как ушел, он не разговаривал со мной ни о чем, кроме детей. Но у нас с ним остались кое-какие неоконченные финансовые дела…

Дэниел внимательно посмотрел на нее. Он знал, что хватил лишку, рискуя возбудить ее гнев. Она не хочет быть связана по рукам и ногам ни им, ни кем-нибудь еще. Пока, во всяком случае. Он сам поразился своей ревности, необходимости быть уверенным в ней. Он хотел ее, и не только физически, хотя и это тоже. Он хотел, чтобы она была в самом центре его жизни. То, что происходило между ними, и не только в постели, оказалось совершенно не похоже на его взаимоотношения с другими женщинами. Просто потому, что Кэролайн была непохожа на других.

Он отказывался поверить в то, что нашел свою женщину только для того, чтобы из-за какого-то неуместного чувства семейного долга вновь ее потерять.

– Кажется, я вел себя, как дурак, – произнес он наконец.

– Да. Как дурачок. – В ее голосе была улыбка, и Дэниелу сразу полегчало. – Но и меня за мое поведение сегодня никто по головке не погладит.

– Наоборот. Джози, например, ты понравилась.

– Она так сказала? – приятно удивилась Кэролайн.

– Нет.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Она попросила тебя повозиться с овощами. Это верный знак. Когда я был женат на Элисон, Джози ничего не позволяла ей делать на кухне. Не потому, что Элисон неспособна к этому, нет. Тем не менее Джози не давала ей даже воды налить.

Кэролайн ничего не оставалось, кроме как рассмеяться:

– Ну, тогда я готова поверить, что понравилась ей. Я ведь не только морковь резала, но еще и грибы шинковала.

– Говорю тебе, это верный знак. – Дэниел взял ее за плечо и повернул к себе. – Похоже, только сейчас мы и сможем сегодня почувствовать себя наедине.

Он наклонился к ней. Кэролайн подняла голову и встретила его поцелуй.

Наконец они повернули назад. Дэниел шел и улыбался, глядя на нее сверху вниз.

– Теперь я чувствую себя лучше. И буду чувствовать себя так по меньшей мере до тех пор, пока мы снова не останемся одни. – Он опять наклонился и поцеловал ее, впился губами в ее губы, домогаясь ее, соблазняя ее. – А вы явно умеете целоваться, миссис Фолкнер.

– Хммм. Вы тоже, сударь, – переводя дыхание, прошептала Кэролайн.

Обнявшись, они медленно направились обратно к дому Флиннов, где застали Бена играющим на видеоприставке с двумя племянниками Дэниела.

Под предлогом приготовить кофе Джози Флинн заманила Кэролайн на кухню, и они остались наедине.

– А теперь, – сказала она, пристально глядя в глаза Кэролайн, – пообещай мне, что не причинишь боли моему брату.

– Я искренне надеюсь, что мы не причиним боль друг другу, – ответила Кэролайн.

– О, Господи, ох уже эти девчонки из бринвудского колледжа. Все вы говорите как Кэтрин Хёпберн. Просто скажи мне, что будешь заботиться о нем, хорошо? А то эта последняя блондинка, которая у него была, разбила ему сердце и оставила истекать кровью. – Джози помрачнела. – Я не хочу, чтобы такое повторилось.

– Джози, перестань. – Кэролайн не защищалась. Она восхищалась преданностью Джози. – Я говорю не как Кэтрин Хёпберн. Никто в мире не говорит так, как Кэтрин Хёпберн. Если бы бринвудский колледж выпускал одних Кэтрин Хёпберн, все девушки рвались бы туда.

Она улыбнулась Джози, но та в ответ не улыбнулась. Для Кэролайн этот разговор носил шутливую окраску, но сестра Дэниела, очевидно, воспринимала все очень серьезно. Кэролайн начала снова:

– Не знаю, может быть, я внешне похожа на бывшую жену Дэниела, но я – это я. Не знаю, виной ли тому мои волосы, но послушай, Джози, не заноси меня заранее в категорию женщин, которые тебе не нравятся.

Откровенный разговор был Джози, по-видимому, понятен. Она дважды решительно кивнула и сказала:

– Ты права. Ты нисколько не похожа на Элисон. Элисон была дура набитая – едва школу закончила. Как говорится, волос долог, да ум короток, красавица, но пустышка. Ты же похожа на нормального человека.

«Элисон была красавица. Ты нисколько на нее не похожа».

– Спасибо, Джози, ты тоже. Мне вся ваша семья нравится.

– Только позаботься, пожалуйста, о Дэнни, иначе ты от нас всех такого наслушаешься! Особенно от меня.

– Спасибо, сестренка. Дэнни сам может о себе позаботиться. Так как там насчет кофе?

Вошедший на кухню Дэниел встал рядом с Кэролайн, машинально обнял ее за талию и привлек к себе.

– Мы тут заговорились, Дэниел, – сказала Кэролайн. – Побеседовали.

– Да, дорогой братец, мы просто познакомились поближе, – улыбнулась Джози. – Тебе беспокоиться не о чем. Она может за себя постоять.

Ложась в ту ночь спать и думая об этом разговоре, Кэролайн могла только надеяться, что Джози права и она действительно может за себя постоять.

Глава 21

Ресторан был маленький и элегантный. На розовых скатертях поблескивали серебро и хрусталь. В одинаковых вазах на каждом столике стояло по одинокой розе. Кэролайн давно уже не обедала в подобной обстановке, поэтому поглядывала по сторонам с удовольствием.

И это была единственная приятная вещь за весь вечер.

К тому моменту, когда Гарри заехал за ней, обед с ним представлялся ей уже каким-то кошмаром. Тесса была в восторге. Она настаивала, чтобы Кэролайн купила себе ради такого случая новое платье. В конце концов, Кэролайн удалось убедить ее, что достаточно будет ее самого лучшего неизменного голубого платья. Бен был холоден и вел себя так, будто ему до всего этого нет дела: затея была ему явно не по нутру, но он помалкивал.

Потом позвонил Дэниел, желал увидеться с ней, приглашая ее пообедать с ним, пойти в кино, выпить – словом, заняться чем угодно, лишь бы быть вместе, вместе провести вечер. Кэролайн объяснила ситуацию, но Дэниел ничего не понял и огорчился.

– Почему ты должна разговаривать с ним о том, чтобы он переписал дом на тебя? Эту простую идею он вполне мог бы усвоить без ужина при свечах и без вина. Ведь свечи и вино будут, не так ли, Кэролайн? – сдержанно спросил он.

– Я не знаю. Наверно, это мать его подговорила, а я не смогла вовремя отказаться.

– Почему не смогла? Вы в разводе, верно? Дэниел явно терял терпение. – Где написано, что ты должна обедать с этим субъектом?

– Дэниел, прошу тебя. Это всего-навсего обед. Ради Тессы, чтобы ублажить Мейду… – Кэролайн знала, что это слабый аргумент. – Ничего больше.

– Не пытайся успокаивать меня, Кэролайн. Ты уже большая девочка и можешь делать все, что хочешь. Если ты этого хочешь, то что тут еще скажешь?

– Дэниел, подожди…

Но он уже повесил трубку.

Неужели в глазах Тессы сиял триумф, когда Кэролайн с Гарри перед отъездом оставляли ей инструкции, где их искать? Неужели Тесса подслушала ее разговор? Кэролайн вовсе не была уверена, что хочет это знать.

Осторожно разворачивая салфетку из плотного дамаста и глядя через стол на Гарри, она вздохнула.

Вид у него был консервативный и цветущий – как тогда, когда они были женаты. «Интересно, – подумала Кэролайн, – если уже сейчас он так изворачивается, то что будет потом?»

– Мама заставила меня сегодня подстричься. Сказала, что не может мириться с видом эдакого «гуляки с калифорнийского побережья». – В голосе Гарри явственно послышались интонации Мейды, когда он процитировал ее слова. – И этот старый блейзер вытащила откуда-то. Я чувствую себя так, будто и не было последних трех лет.

Кэролайн отпила глоток воды и посмотрела ему прямо в глаза.

– Они были, – ничего не выражающим тоном сказала она.

– Я… я знаю, что были, Кэролайн. Просто мать и Тесса тоже, наверное, считают, что их не должно было быть. Что я был не прав, бросив тебя.

Кэролайн мысленно улыбнулась. Это было так типично для Гарри – полагаться больше на мнение других насчет того, что он должен делать, а не на свое собственное желание это делать. Да и знает ли он вообще, чего хочет?

– А ты что думаешь, Гарри?

– О чем?

– О том, сделал ли ты ошибку, когда ушел.

Гарри взял кусок хлеба с прикрытой салфеткой серебряного подноса и стал внимательно его разглядывать.

– Я не знаю. Счастлив я не был. – Глаза он так и не поднял.

– А сейчас ты счастлив?

Кэролайн хотела выяснить, что ей грозит. Неужели мать и дочь убедили его вернуться домой? К Мейде и Тессе? Если его так легко убедить, то, может быть, он и впрямь вернется на восток.

Но к Кэролайн вернуться он не сможет. Кэролайн не хотела, чтобы Гарри жил с ней в одном городе. Впрочем, она готова была смириться с этим, поскольку вряд ли ей удалось бы предотвратить это, но она хотела удостовериться, что Мейда с Тессой не подговорили его попытаться вернуть ее. Если они все-таки это сделали, ей придется сразу же поставить Гарри на место, а это гораздо легче сказать, чем сделать.

Кэролайн знала, что если Мейда внушит Гарри какую-нибудь идею, то ее без динамита у него из головы не вышибешь. А это могло привести к открытому противоборству. Значительно лучше будет, если он сам решит для себя, что их развод – дело сделанное и ничего уже не поправишь.

Гарри поднял глаза от куска хлеба и встретился с ней взглядом:

– Счастлив ли я сейчас? Не знаю. Я чувствую себя… неприкаянным. Вернувшись сюда, я увидел, что оставил. Я оставил здесь дом.

Куда уж тут Калифорния! Через недельку или две, если мать и Тесса будут постоянно твердить о прелестях жизни в Пенсильвании, он, пожалуй, и в самом деле останется. Конечно, в его возвращении сыграла свою роль ностальгия, ведь Гарри прожил здесь всю свою жизнь, за исключением последних трех лет.

– Ты подумываешь вернуться в Филадельфию, Гарри?

Кэролайн хотела услышать отрицательный ответ. Она поймала себя на мысли, что впервые хочет, чтобы Роксана Торкельсон действительно оказалась сногсшибательной блондинкой, как ее называл Бен, а не обычной женщиной с волосами соломенного цвета. Если бы она была достаточно сексуальной, то, вероятно, смогла бы удержать Гарри в Калифорнии.

– Я… я просто не знаю, Кэрри. – Лоб у него был наморщен. Выходит, Гарри еще не убедили в том, что он хочет остаться дома, в Бринвуде. – А как бы ты к этому отнеслась?

– Это не мое дело, Гарри. Мы разведены, и ты волен жить там, где хочешь.

– Тебе все равно. – Гарри помрачнел. Похоже, его разочаровало, что Кэролайн не чахнет по нему. – Это из-за того учителя-итальянца, да?

– Нет, Гарри, дело не в Дэниеле. Я встретила его совсем недавно. И он, кстати, не учитель итальянского, а преподает договорное право.

Кэролайн хотела, чтобы между ними все было по честному. Было бы слишком легко, если бы Гарри думал, что причиной нежелания его бывшей жены вернуть его является всего лишь новый мужчина в ее жизни. Это же неправда.

– А… Мама сказала, что вы с ним…

Лицо Гарри налилось краской. Кэролайн могла себе представить, что ему сказала мама.

– Мейда не всегда права, Гарри, – мягко произнесла Кэролайн.

– Мейда? С каких это пор ты называешь маму Мейдой? – встрепенулся Гарри. – Раньше ты всегда называла ее «Maмa Фолкнер».

– Она больше не «Maмa Фолкнер». Мы с тобой в разводе, Гарри. Мейда – бабушка Бена и Тессы и всегда ею будет, но мне она больше не свекровь.

– Это я знаю, но все-таки, Кэрри, в знак расположения…

Кэролайн решила не отвечать. Вместо этого она сосредоточила свое внимание на салате, который принес официант.

– Я думаю, что на самом деле совсем не имеет значения, как ты называешь маму, – проговорил наконец Гарри.

– Я тоже так думаю. Но чтобы навсегда закрыть тему о том, кто как кого называет, я бы хотела, чтобы ты прекратил называть меня Кэрри. Мне это никогда не нравилось. Звучит, как имя школьницы-убийцы.

– Но разве ты не помнишь, как все нас называли? Гарри и Кэрри. Мы еще шутили по этому поводу. Я всегда думаю о тебе как о Кэрри.

Он покраснел, уголки губ его опустились. Гарри явно тонул в пучине ностальгии.

– Это было давно, Гарри. Теперь большинство людей называют меня Кэролайн.

Она старалась быть помягче, потому что знала, как это трудно – ворошить прошлое. Но это было необходимо. Гарри должен осознать, что прошлое есть прошлое и его не воротишь. Кэролайн столкнулась с этой проблемой еще три года назад, но для Гарри ее как бы и не существовало. Вероятно, он думал, что после его отъезда все тут замерли, точно ребятишки, играющие в «статуи», и пребывали в таком состоянии до того момента, пока он не вернулся и не «расколдовал» их.

Гарри молчал, глядя в тарелку с салатом, словно там скрывался какой-то жуткий секрет. Чего он хотел? Насколько могла судить Кэролайн, он желал лишь, чтобы они оба завязли в прошлом. А она-то надеялась, что приглашение обедать заключало в себе нечто большее.

Официант уже принес их заказ, а она все еще понятия не имела, что задумал Гарри. Почему он настаивал, чтобы они увиделись? Неужели ему еще есть что сказать?

– Кэрри, – нерешительно произнес он, прокашлялся и начал опять: – Кэролайн…

Она в ожидании подняла взгляд. Может, стоит наконец перестать ходить вокруг да около? Она, конечно, знала, что этикет требует, чтобы настоящий разговор начинался только после обеда. Лишь когда будет проглочен последний кусочек, допустимо затрагивать истинную причину встречи. Мир крутится слишком быстро, чтобы следовать этому правилу, но Мейда Фолкнер неуклонно его соблюдала, а потому Кэролайн подумала, что ее сын, вероятно, унаследовал эту щепетильность. А может, и нет. Возможно, Гарри перейдет к делу еще до того, как подадут десерт.

Гарри больше ничего не сказал, и Кэролайн вздохнула:

– Что ты собирался сказать, Гарри? О чем ты хотел поговорить?

– Я просто хотел убедиться, что тебя больше не огорчает такое… такое положение вещей. Но я вижу, что у тебя все превосходно. – Гарри улыбнулся с видом жуликоватого коммивояжера. – Я подумал, не могу ли я еще что-то сделать для тебя…

– Отлично. – Кэролайн решила, что сейчас самое время поднять единственную тему, которую она хотела обсудить со своим бывшим мужем. – Давай поговорим с тобой о доме.

– О доме? – Лицо Гарри прояснилось. – А что с домом? Он требует ремонта? Мама сказала…

– Гарри, может, мы хоть пять минут поговорим без этого твоего «мама сказала»? Пожалуйста.

– Послушай, Кэрри… то есть Кэролайн. Я давно здесь не был, и, естественно, моя мама хочет, чтобы я был в курсе того, что произошло в мое отсутствие. Не вижу в этом ничего плохого.

Кэролайн поняла, что Гарри встал в оборонительную позу. Она решила проигнорировать это. На повестке дня у нее сегодня было лишь несколько вопросов, которые она намеревалась выяснить в течение вечера. Дом был первым и самым важным.

– Да, он нуждается в ремонте, а я не могу за это взяться. Поэтому-то я и хочу…

Но Гарри уловил лишь то, что хотел услышать:

– Я так и знал. Мама была права.

– «Мама была права» нравится мне даже меньше, чем «мама сказала», – пробормотала себе под нос Кэролайн.

– Что? – подозрительно переспросил Гарри. – Что ты сказала про маму?

Кэролайн промолчала. Гарри, казалось, чего-то ждал. Извинений, быть может? Униженного признания Кэролайн, что мама действительно всегда права?

– Ничего, и я хочу поговорить не о ремонте. Ремонт, конечно, нужен, и если бы у меня – или у тебя – были деньги, мы обязательно его сделали. Но денег у нас нет. Поэтому лучше всего продать его кому-нибудь, кто сможет о нем позаботиться.

– Продать его? Продать наш дом? – Вряд ли Гарри был бы больше обескуражен, если бы она предложила продать кого-то из детей. – Почему ты хочешь сделать это, Кэрри?

– Потому что я не в силах ремонтировать его, топить и красить. У меня нет таких денег. К тому времени, когда я начну зарабатывать суммы, позволяющие поддерживать его в порядке, он превратится в руины. – Кэролайн стиснула руки на коленях. Гарри обладал тем же даром, что и Тесса: они могли в десять секунд убедить ее в обратном. Гарри произнес это таким тоном, будто она собиралась посягнуть на национальную святыню или превратить Индепенденс-холл в мини-рынок. – Держу пари, твоя мама сказала то же самое, – добавила Кэролайн, закусив щеку, чтобы не рассмеяться.

– Ну, я действительно обсудил это с мамой, и мы с ней подумали… – Гарри не договорил.

– О чем вы с Мейдой подумали, Гарри? – поинтересовалась Кэролайн, а про себя подумала: так ли уж ей хочется это узнать?

– Мы подумали, что, если дом – слишком большая обуза для тебя, мы могли бы переписать его на маму, и она занялась бы его ремонтом. Ты могла бы жить там, пока я не вернусь. А если я не вернусь, можешь оставаться там столько, сколько заблагорассудится. Без оплаты.

Наступила долгая тишина: Кэролайн мысленно считала до двадцати и обратно. Этому трюку научил ее отец, чтобы не выходить из себя. На сей раз это не помогло, но все-таки она постаралась говорить нормальным тоном:

– Почему я должна переписывать на Мейду единственное, что я имею? Каждый цент, который попадал мне в руки, уходил к твоим кредиторам. Мне пришлось залезть в долги, чтобы поступить в школу. – Кэролайн втянула в себя побольше воздуха. Это тоже не помогло. – А теперь ты со своей матерью хочешь, чтобы я отказалась от всего и со страхом ждала завтрашнего дня, не зная, когда тебе взбредет в голову вернуться и отобрать у меня дом.

Вид у Гарри был ошеломленный:

– Она не это… то есть я… мы не это имели в виду, Кэрри. Мы… я подумал, что так для тебя будет легче.

– Когда твоя мать будет владеть моим домом? Каким это образом мне будет легче? – Кэролайн расстроилась, как и всегда в тех случаях, когда Гарри выказывал удивительную слепоту, не замечая, что то, чего он хочет, не совсем честно по отношению к другим. – Позволь уж я подскажу тебе, как облегчить мою жизнь. Единственное, что я прошу, это чтобы ты переписал свою половину дома на меня. Это в какой-то мере возместило бы те суммы, которые я выложила по твоим счетам.

– Что? Ты хочешь заложить мой дом? – Лицо Гарри приобрело свекольный оттенок. – Никогда! Не могу поверить, что ты осмелилась попросить о такой вещи, Кэрри. Ведь это был наш дом. Дом, в котором выросли наши дети. Дом, который нам за бесценок купила моя мама. И о чем ты только думаешь?

– О деньгах. Вот о чем я думаю, Гарри. О деньгах.

– Господи Боже, Кэрри, некоторые вещи дороже денег. – Он посмотрел на нее с презрением. – Эти деньги довели тебя до уровня заурядного среднего класса. В жизни есть вещи поважнее.

– Уж не это ли ты сказал всем своим кредиторам, когда смылся из города, не расплатившись с ними? Что в жизни есть вещи поважнее? А что ты им с этим прикажешь делать, Гарри? Слушать симфонию или глазеть на закат и забыть про тот факт, что из-за тебя их тысячи долларов вылетели в трубу? То, что я сейчас скажу, будет для тебя, вероятно, новостью. Когда у тебя в кармане пусто, как-то забываешь о том, что есть вещи поважнее денег. Особенно если нужно платить по закладным или купить еду для себя и детей.

Гарри покраснел еще больше.

– Это грубо, Кэролайн. Очень грубо. Я пришел сюда, надеясь, что мы… – Он тяжело вздохнул. – У нас все перемешалось. А ведь у меня была причина приглашать тебя именно сюда.

Кэролайн продолжала кипеть и почти не слушала, о чем он говорит. Это пижонское отношение ко взятым взаймы деньгам, которое Гарри с Тессой, похоже, унаследовали от его матери, всегда было ей противно. Неужели они не понимали, что неоплаченный счет для кого-то, надеющегося на успех, означает провал, фиаско? Неужели они… Кэролайн покачала головой. Это все равно что просить французских аристократов восемнадцатого века позаботиться о голодающих крестьянах. «У них нет хлеба? Так пусть едят пирожные!» Пусть думают о более важных вещах.

– Что, Гарри? О чем ты говорил, кроме сожаления о моих безнадежно буржуазных замашках?

Подошел помощник официанта, чтобы убрать со стола. Пока он не закончил, Гарри не проронил ни слова. Потом он наклонился через стол и попытался взять Кэролайн за руку.

– Мне хочется, чтобы с домом все осталось, как было. Мне нравится думать, что в один прекрасный день мы опять будем жить в нем… Вместе.

– Что? – Кэролайн подумала, что слух сыграл с ней злую шутку.

– По-моему, мама была права… – Сообразив, что ляпнул не то, Гарри на мгновение остановился, затем начал опять: – То есть я думаю, что если приеду обратно, то захочу вернуться к тебе. Нет, не сейчас, – торопливо добавил он. Кэролайн почувствовала, как лицо ее от неожиданности точно омертвело. – Но я был бы рад, если бы ты дала мне хоть один шанс! Мне не хватало тебя. Едва уехав, я сразу понял, что скучаю без тебя.

Кэролайн вырвала руку и сделала глубокий вдох. Странно, но она обнаружила, что не хочет причинять Гарри боль. Было время, когда ее собственные муки были настолько сильны, что она не могла думать ни о чем, кроме того, как бы заставить его страдать так же. Но теперь ее не интересовала месть. Она думала о том, как ей дальше жить. Она хотела, чтобы Гарри наконец осознал: воссоединение невозможно. Если он сам поверит в это, то сможет сделать так, чтобы и Тесса тоже поверила.

– Гарри, вряд ли такое возможно. Мы слишком изменились с тех пор, как разъехались. У меня здесь своя собственная жизнь – юридическая школа и работа, а у тебя – бизнес в Калифорнии.

Гарри пожал плечами:

– Ну, бросить все не так уж трудно. Было бы ради чего.

«Интересно, сколько еще дурацких грез бродит в его голове?» – печально подумала Кэролайн. Она ждала, что он скажет что-нибудь еще. Когда молчание затянулось, она наконец проговорила:

– И к тому же у тебя есть Роксана.

Гарри вспыхнул:

– Я знаю, ты ненавидишь меня за это, но я тебя не виню.

– Я не ненавижу тебя, Гарри, – мягко покачала головой Кэролайн. – Я просто говорю, что ты должен учитывать и ее. Ты забрал ее отсюда и жил с ней. Ты не можешь вернуться обратно сюда и…

– Но Роксана – это ведь так, мимолетное увлечение. Блажь. – Гарри напряженно подался вперед. Она никогда не заменила бы тебя, Кэролайн. На ней я бы никогда не женился.

От отвращения у нее по рукам забегали мурашки.

– А Роксана об этом знает? О том, что ты и не думал жениться на ней? Она знала это, когда собирала вещи, чтобы лететь с тобой в Калифорнию?

– Ради Бога, Кэролайн, что ты так взъелась из-за этого? Я-то думал, что ты будешь счастлива, потому что победила.

– Я победила? Кого это я победила, Гарри? Тебя? Праздновать моральную победу, когда ты бросаешь другую женщину, высосав ее до конца, как и меня когда-то? Очевидно, ты оставишь ей все свои калифорнийские долги?

Гарри откинулся назад, как будто получил удар.

– Кэрри… Кэролайн… – Он провел рукой по лицу. – Почему ты так взбесилась из-за нее?

Гнев Кэролайн рос с каждым словом:

– Потому что у нас с Роксаной много общего. Ты нас обеих обвел вокруг пальца.

– Не говори глупостей. У тебя нет ничего общего с ней. Я бы никогда не привел ее домой к… – Гарри умолк.

– Домой к маме, – докончила за него Кэролайн.

– Ну да, верно. Мама любит тебя, Кэролайн. – Он тут же почувствовал, как Кэролайн отнесется к этой идее. – Ну, ты ей нравишься. Она одобряет тебя, – поправился он прежде, чем Кэролайн ринулась в атаку. – Так она мне и сказала. Она хочет, чтобы мы снова жили вместе. Она говорит, что ты единственный человек, который может уберечь меня от неприятностей.

– Я польщена, что Мейда обо мне такого высокого мнения, но быть твоей нянькой, эдакой Мэри Поппинс, я не хочу.

Кэролайн махнула официанту, чтобы он отправлялся с меню десерта куда-нибудь подальше.

Гарри вернул его:

– Не будешь десерт, Кэрри? Ты так стройна, что можешь позволить себе несколько лишних калорий.

«Дело не в калориях, просто я не хочу больше сидеть здесь с тобой», – подумала Кэролайн. Ей было немножко стыдно оттого, что она так отчаянно хочет, чтобы вечер кончился.

– Чашечку кофе?

– Нет, спасибо, Гарри. Мне нужно домой. Моя учебная группа собирается завтра, чтобы определиться на следующий семестр, а у меня еще не все готово.

Учебная группа действительно собиралась завтра, чтобы рассеять беспокойство по поводу деления на классы, которое грозило в следующем месяце.

– Я… я надеюсь, что мы еще увидимся, Кэрри. Я снова собираюсь начать за тобой ухаживать.

В улыбке Гарри она углядела напоминание о том очаровательном молодом человеке, с которым когда-то встретилась. Печаль с новой силой нахлынула на нее. Нет, все вышло не так, как она планировала.

– Пожалуйста, не надо, Гарри. – Кэролайн даже подалась вперед, желая убедить его в бесполезности этой затеи. – Если бы мы могли начать все с начала, я была бы только рада. Ради детей и потому, что я не хочу, чтобы вокруг нас бродили сплетни. Но, к сожалению, это невозможно.

Гарри взял ее за руку:

– Не говори так, Кэрри. Я не хочу в это верить. Ты ведь еще не согласилась выйти замуж за этого… этого твоего профессора, не так ли?

– Это не твое дело, Гарри. – Кэролайн решила, что с нее хватит. Она встала и сказала: – Мне действительно нужно домой. Вечер был очень интересный.

– Интересный? Я воспринимаю это как обнадеживающий знак.

– Не стоит. Я просто имела в виду старую китайскую поговорку: «Желаю тебе жить в интересное время».

– А. – Гарри распрямил плечи. – Ну что ж, я все равно не буду терять надежды.

Кэролайн нечего было больше сказать.

Дом никогда еще не выглядел более гостеприимным, подумала Кэролайн, поднимаясь по разбитой дорожке к парадному крыльцу. Она протянула было руку, но потом отдернула ее.

– Ты не поцелуешь меня на прощанье?

– Мы прекрасно провели вечер, Гарри, очень культурно. Даже твоя мама это одобрила бы. Но не искушай судьбу.

– Спокойной ночи, Кэролайн. – Гарри отступил назад. – Au revoir.

– До свидания, Гарри.

Кэролайн вошла внутрь и, закрыв глаза, прислонилась к двери. Великий Боже, неужели Гарри и впрямь сказал, что хочет к ней вернуться? Как странно. Не может же он думать, что… Она помотала головой. К черту Гарри. Может быть, если она немедленно пойдет в постель, ей приснится Дэниел.

– Привет, пропащая, – произнес раскатистый голос.

– Дэниел? – Кэролайн открыла глаза: он действительно стоял в дверях гостиной, улыбаясь ей чуть кривовато. – Что ты здесь делаешь?

– Твой сын попросил меня приехать. Он беспокоился о тебе.

– Беспокоился?

– Я думаю, он побоялся, как бы папочка со своими чарами не вторгся опять в твою жизнь. А так как Бен знал, что я боюсь того же самого, вот он меня и пригласил. Мы пили пиво и пытались анализировать женщин.

– И как успехи? – не могла не улыбнуться Кэролайн.

– С пивом лучше, чем с анализом. Заходи, присоединяйся к нам. Изложишь нам свою точку зрения.

Он обвил ее рукой, и Кэролайн на мгновение прислонилась головой к его плечу.

Они прошли на кухню. На столе стояли пустые банки из-под пива и остатки пиццы. На стуле, развалившись и вытянув ноги, восседал с банкой пива Бен.

Он поднял глаза.

– А, возвращение блудной матери. Привет, мам. Как вечер с папочкой? Пытался вымолить у тебя прощение и вернуться в родные пенаты? – Он улыбнулся. – Ставлю все свои деньги на то, что ты предложила ему катиться прямиком до Лос-Анджелеса. Я выиграл?

– Почему ты подумал, что твой отец хочет вернуться к нам?

– Потому что его драгоценная мамаша, моя благословенная бабуля, хочет, чтобы он вернулся.

Бен осторожно поставил банку. Пива он явно выпил чересчур много.

– И сколько этой дряни ты употребил? – осведомилась Кэролайн.

– Достаточно. А теперь я намерен добраться до своей комнаты. Твоя дорогая доченька, этот обаятельный ребенок, свет нашей жизни, все еще у Лорен со всякими соседскими полуночниками. Спокойной ночи. – Бен повернулся к матери, и лицо его стало серьезным. – Если ты позволишь Гарри вернуться, я с тобой разведусь. – Нетвердым шагом направляясь к двери, Бен помахал рукой. – Спасибо тебе за пиво и пиццу, Дэниел. Держу пари, мы провели время лучше, чем ты, мам. Спокночь.

Дэниел поднял глаза:

– Спокойной ночи, Бен.

Он стоял, опершись о стол и внимательно глядя на Кэролайн. Она села, собирая в кучу остатки пиццы.

– Ты расскажешь мне о вашем обеде, или я опять должен вытягивать из тебя клещами, слог за слогом?

Голос у Дэниела был невеселый и даже немного отчаянный. Он почувствовал, как все его мускулы напряглись. Он хотел знать, что произошло.

– Сейчас я тебе расскажу. Гарри думает, что он мог бы вернуться домой. К своей матери. И ко мне. Его бизнес зачах, а от Роксаны он устал – или временно думает, что устал. – Кэролайн замолчала, с отрешенным видом складывая куски пиццы в большую плоскую коробку. – И как только я могла жить с ним? Ему ни до кого нет дела. Для него никто не существует. Он распоряжается нами и бросает нас с такой же легкостью, как ребенок игрушку. Он думает, что у других людей вместо крови опилки. Как я могла прожить с ним все эти годы и не понять ничего? Клянусь тебе, Дэниел, я не отдавала себе отчета, что он за человек. – Голос ее дрожал, хотя она и пыталась держать себя в руках. – Какое затмение на меня нашло? Почему я ничего этого раньше не видела?

Дэниел взъерошил рукой волосы. Кэролайн была так прекрасна, когда поднимала на него глаза, в которых блестели слезы. Тело его облегченно расслабилось. Она не собирается возвращаться к Гарри. Весь вечер он слушал, как Бен описывал своего отца: Гарри Фолкнер, блондин; голубоглазый щеголь. Дэниел гнал от себя мысль, что Кэролайн способна вернуться к нему.

Но что, в конце концов, может предложить принцессе он, Дэниел Фрателли, по сравнению с Гарри Фолкнером? Красивые глазки да хороший секс. Ладно, не будем скромничать – великолепный секс. Вряд ли этого достаточно, чтобы удержать ее надолго. Она просто увлеклась им. Она вернется к своим естественным привычкам и своему естественному спутнику жизни, когда Дэниел ей надоест.

Теперь он знал, что это неправда. Что бы ни чувствовала Кэролайн к нему, но к своему бывшему мужу она возвращаться не намерена. По крайней мере, после этого вечера. Дэниел оттолкнулся от кухонного стола и подошел к столу, за которым сидела Кэролайн. Он нежно поднял ее со стула и заключил в объятия.

– Ничего с тобой не случилось, Каролина миа. Мы все ошибаемся. Просто ты выбрала не ту жизнь.

Он поцеловал ее в макушку, лаская длинную, изящную линию спины.

– Я не выбирала. – Голос Кэролайн был приглушен его свитером, в который она уткнулась лицом. – Я не просто ошибалась – я была дурой. Как я могу доверять себе, если доверяла ему?

Дэниел приподнял ее лицо, чтобы встретиться с ней взглядом, наклонился и легко поцеловал ее в губы.

– Ты выбрала, Кэролайн. Выбрала, не зная. Но сейчас это не имеет никакого значения. Ты должна сделать другой выбор, и вот он будет существенным.

Она помолчала:

– Наверное, я так и сделаю. Благо выбрать есть что. Работа, школа, все такое.

– И? – Губы Дэниела изогнулись в полуулыбке.

– Ах, ты об этом, – улыбнулась она в ответ. – Для тебя тоже, конечно, местечко найдется.

– Благодарю вас, леди. Теперь я могу спокойно идти, бросив сердце к вашим ногам. – Он снова поцеловал ее и ощутил, что ее губы, теплые и влажные, отвечают ему. – Это был ад кромешный, а не вечер. Торчать здесь, ожидая, когда ты вернешься и сообщишь, что прекрасный принц соизволил воротиться, и отныне троллям вроде меня путь в твое королевство заказан.

– Этого никогда бы не случилось. – Ее руки крепче обхватили его талию. – Да и кто осмелится назвать тебя троллем? Ты таинственный чужеземец, король или воин. Просто не каждый узнает тебя, вот и все.

Дэниел улыбнулся и погладил светлый шелк ее волос. Король, и никак не меньше. Это лучше, чем принц, даже прекрасный принц.

– Э, нет, не все. Поспорь об этом со своей дочерью. Только не упоминай прекрасного принца и его мать. Но ты права. Это перестало иметь значение, как только ты меня узнала.

– О да. И я… я хочу, чтобы ты знал, что я очень обрадовалась, когда, вернувшись домой, увидела тебя. Значит, Бен тебе позвонил?

– Ага. Вызвал меня. Хотел поговорить насчет тебя. Уберег меня от сумасшествия.

– Для беспокойства причин не было. – Кэролайн провела рукой по его спине. – И ты это знаешь.

– Нет, не знаю. Я ничего не знаю. Я все еще в своем уме, благодаря Бену и пицце. Но был близок к помешательству. Как ты думаешь, что я почувствовал, обнаружив, что ты ушла обедать со своим бывшим мужем? И это после того, как провела Рождество со мной и с моей семьей? Я думал, что у нас наладилось взаимопонимание. И вдруг я узнаю, что Гарри вернулся и ты обедаешь с ним. Представляешь, что я пережил, Кэролайн?

Дэниел знал, что накручивать себя не стоит. Ее не интересовал бывший муж. Но она, похоже, так и не поняла, какую огромную власть дают ей его чувства. Когда дело касалось Кэролайн, он терял способность здраво рассуждать. В этот вечер прилив ревности с невиданной прежде силой захлестнул его. Он был готов отправиться в ресторан – где бы тот ни был, и вырвать ее у Гарри Фолкнера.

– Значит, ты ревнив? – игриво улыбнулась Кэролайн, не веря в это.

– Да. И не радуйся так из-за этого, – уныло произнес он. – Я чувствую себя гнусно. Ненавижу играть в эти игры. Если то, что ты увиделась с ним, заставило меня ревновать, значит, у нас появилась проблема.

– Но я совсем не ради этого встречалась с ним. Я хотела, чтобы он помог мне убедить Тессу, что между нами все кончено. Если она этого не поймет, то будет чувствовать себя несчастной.

– Однако ты выяснила, что он думает точно так же, как и она.

– Верно. – Кэролайн вздохнула. – И еще: он не собирается переписывать дом на меня. Так что нам, вероятно, придется встретиться еще раз. Только вряд ли из этого получится что-нибудь путное, пока Мейда будет твердить ему, что он прав.

Дэниел прижал ее к себе, нежно взял в руки ее голову и начал целовать. На этот раз он похитил сладость и теплоту ее губ, отдав взамен свою страсть и силу.

– Я не хочу говорить о твоей семье. Я хочу целовать тебя, пока у тебя не подогнутся колени, хочу увезти тебя к себе домой и любить так, чтобы ты не могла говорить. Ни о чем. Пока ты не забудешь даже имя Гарри.

– А кто это?

Дэниел отпустил ее и поставил на ноги.

– Поедешь со мной? Прямо сейчас?

– Ох, Дэниел, если я так поступлю, Тесса будет… – Кэролайн замолчала, почувствовав, как неубедительно это прозвучало.

Его лицо стало твердым, как гранит:

– Я понимаю. Пожалуй, мне лучше уйти. Мы ведь не хотим, чтобы Тесса столкнулась лицом к лицу с действительностью, правда?

– Нет, Дэниел! Это не…

– Мама! Как все прошло? Где па… – Тесса остановилась так внезапно, будто налетела на стену. Улыбка застыла у нее на лице, когда она увидела мать в объятиях Дэниела Фрателли. – Ясненько. Одного мужчины тебе уже недостаточно, так это прикажешь понимать? Папа специально летел… а ты…

Слезы душили ее. Тесса повернулась и вихрем вылетела из комнаты.

Когда Кэролайн высвободилась из объятий Дэниела, он почувствовал, как все счастье и теплота покидают ее.

– Тебе лучше уйти, – тихо сказала она.

Дэниелу хотелось встряхнуть ее. Рассерженный и испуганный, он не сдержался:

– И долго ты намерена терпеть эти ее выходки, Кэролайн? Почему ты не хочешь собственного счастья? Или Бена? Или даже моего? Какого черта ты позволяешь этой маленькой ведьме коверкать твою жизнь?

Ее глаза превратились в льдинки. Дэниел ощутил, как она отдаляется от него:

– Уже поздно. Тебе лучше уйти. Прямо сейчас.

Глава 22

– Оставь маму в покое, отродье, иначе я завяжу твой длинный язык узлом.

– Это ты оставь маму в покое. Это ведь тебе стукнуло в голову, чтобы бородатый законник был здесь, когда мама вернется?

– А ты подбила ее на обед с Гарри. Должен же я был что-нибудь сделать. Знаешь, не ты одна во всем этом кровно заинтересована.

– Да, но ты не понимаешь, на чьей стороне надо быть, дурак. Бабушка хочет, чтобы мама и папа опять жили вместе. И, если это произойдет, она, по ее словам, ничего не пожалеет…

– С каких это пор в тебе проснулась корысть, сестренка? Похоже, ты готова продать мать в рабство, чтобы купить себе пару свитеров из кашемира. Бабуля знает, как подцепить тебя на крючок. Махни у тебя перед лицом пачкой долларовых бумажек – и ты на все пойдешь.

– Это неправда! – Взвилась Тесса. – Ты не понимаешь!

Кэролайн стояла за дверью кухни и прислушивалась, как спорят дети относительно ее жизни. Ссорятся из-за нее. А она поссорилась с Дэниелом из-за них. Ну почему все так устроено, что она должна разрываться между людьми, которых любит?

Она глубоко вздохнула. Была суббота, третий день четырехдневных каникул. «Да поможет мне Господь, – подумала она. – После этого уик-энда «Ченнинг и Мак-Кракен» разорятся». Она толкнула дверь и вошла в кухню.

Ее встретило гробовое молчание. Тесса и Бен старательно избегали смотреть друг на друга. Кэролайн подошла к холодильнику, чтобы достать апельсиновый сок, но такого сока в нем не обнаружила.

– Вы уже прикончили апельсиновый сок? – не без удовольствия осведомилась она. – Надо не забыть внести его в мой список.

– Кажется, это я его выпила. Прости, – без видимого сожаления сказала Тесса. – Я бы купила, но с тех пор, как у тебя не стало машины, я понятия не имею, каким образом сюда что-то тащить.

– Выход чрезвычайно прост, тут все так делают. Называется – ходить пешком. Мало кто решится нынче на такое, но у меня совершенно особая концепция: хождение за покупками заменяет аэробику. Вместо того чтобы таскать сумки в руках, я использую тележку.

Кэролайн улыбнулась дочери, но в ответ получила ледяной взгляд:

– Очень весело, мама. Когда же у тебя будет машина? Я никуда не могу выбраться!

Тесса всегда все поворачивала на себя.

– Во всяком случае, не скоро, – весело сказала Кэролайн, наливая себе яблочного сока.

– Знаешь, бабушка говорит…

– Тесса, слова «Maмa говорит» я весь вчерашний вечер слышала от твоего отца и порядком устала от этого.

– Извини. Но она могла бы предоставить тебе…

– Нет, Тесса. Никаких дорогих подарков от твоей бабушки я не приму. Поняла? Никаких.

Тесса повернулась и вылетела их кухни.

– Наконец-то ты, мама, взяла свою жизнь в свои руки, раскритиковав нашу бабулю. Они же совершенно одинаковые, понимаешь? Такие непорочные, не желающие взрослеть Фолкнеры.

– Перестань называть свою сестру отродьем, Бен. А кроме того, я вовсе не критиковала твою бабушку. Я просто сказала Тессе, что для меня это… немыслимо – принять от нее такой дорогой подарок, как автомобиль.

– Немыслимо. – Бен помотал головой. – Бабулино словечко. Oднако это стало бы «мыслимо», если бы отец вернулся к тебе. – Бен испытующе поглядел на нее.

– Верно. Но поскольку мы не вместе, это неуместно и несущественно, как говорим мы, юристы. – Кэролайн пошарила в хлебнице. – А где булочки из отрубей?

– Я их съел. Там только четыре и оставалось. Ты приберегала их для чего-нибудь?

Кэролайн покачала головой. Не стоило удивляться, что еда как будто испаряется, когда Бен дома.

– Сварю овсянки.

– Грандиозная идея. Крупы полная коробка. А по вкусу напоминает канцелярский клей.

– Ты даже представить себе не можешь, как я радуюсь, когда ты так говоришь, – улыбнулась Кэролайн. – Это значит, что мой завтрак уцелеет.

Несколько минут она трудилась молча. Когда вода в кастрюльке закипела, она посмотрела на Бена, который пристально глядел на нее.

– Мне нравится Дэниел, – сказал он.

– Хорошо. Я рада.

«Только вот не знаю, увижу ли его еще. Я не держу на него зла за то, что он так разошелся из-за Тессы, но…»

– Твоя группа собирается сегодня вечером?

– Да. Но мы не будем заниматься, просто обсудим, чем будем заниматься после окончания занятий.

Кэролайн села на стул, откинулась на спинку и обеими руками взяла чашку кофе. Солнце играло на листочках ее комнатных растений и подчеркивало черты лица Бена.

– Вероятно, меня сегодня вечером не будет. Где-то поблизости проходит фестиваль фильмов ужасов. Если мы выясним, где это, я туда смотаюсь.

– Надеюсь, ты успеешь поздороваться с членами моей группы. Ты их никогда не видел, и мне хотелось бы, чтобы у тебя нашлось на это время.

Кэролайн не спеша потягивала кофе, нежась в солнечном свете и покое. Самое время подумать. Этот момент она предвкушала еще в самый разгар экзаменов, во теперь все ее мысли были только о вчерашней ссоре с Дэниелом. Она инстинктивно кинулась защищать Тессу, так, как мать защищает дочь, и, когда Дэниел высказал все, что о ней думает, пришла в ярость. Но она любила Дэниела, а это значит, что размолвка никак не повлияла на ее чувства к нему. Раз она его любит, спрашивала она себя, то почему же не защищает так, как влюбленная женщина должна защищать своего избранника?

Да потому, поняла она, что она по-прежнему думает о Тессе как о маленькой девочке, нуждающейся в матери, а о Дэниеле – как о сильном, прочно стоящем на ногах мужчине, который не нуждается ни в ком. Кэролайн откинулась назад и подставила лицо под теплые солнечные лучи. Но если верить ему, то выходит, что Дэниел нуждается в ней в той же степени, как и она в нем. Очевидно, подошло время объяс нить Тессе, что ее поведение невыносимо и что даже материнская любовь имеет свои пределы.

Кэролайн не хотела новой стычки с дочерью. Она желала лишь предотвратить окончательный разрыв, точно так же, как хотела предотвратить окончательный разрыв между Беном и его отцом. Она закрыла глаза, надеясь, что на нее снизойдет вдохновение. Потом снова открыла их и без всякого вдохновения решила приниматься за дела.

Кэролайн убрала в холодильник последнюю банку пива и расставила в ряд на полке прохладительные напитки. Удовлетворенная, она закрыла дверцу и посмотрела кругом. Вроде бы все. Она приготовила гору шоколадного печенья, исходя из теории, что в шоколаде содержится ингредиент, поднимающий настроение любому студенту-юристу первого года обучения накануне нового семестра. Ожидание изматывало. Учеба в колледже, успех в бизнесе – все это не шло ни в какое сравнение с юридической школой. Их будущее зависело от того, как они проучатся первый год. Умение ориентироваться в своде законов, возможность получить летом работу в фирме или в правительственном учреждении – все это зависело от того, насколько успешно будешь учиться.

Для Кэролайн все это было сплошной нервотрепкой.

Слишком много времени прошло с тех пор, как ее мозг в последний раз работал в том же напряжении, в каком он работал эти три месяца. Не стоит и упоминать, сколько лет прошло с тех пор, как она училась, сдавала экзамены, писала конспекты. И ждала, когда кто-то, точно судья, оценит ее работу и ее возможности.

Когда зазвонил телефон, Кэролайн подумала, что это Кевин, который хочет сообщить, что у него сломалась машина.

– Привет, Кэрри, – зазвучал в трубке голос Гарри Фолкнера.

Кэролайн закрыла глаза. Что на этот раз?

– Привет, Гарри. Что я могу для тебя сделать?

– Я хотел бы пригласить тебя с детьми завтра на воскресный ужин. К маме. – Кэролайн промолчала. – Тесса уже сказала «да». Осталось уговорить тебя и Бена.

Ужинать с этими тремя – Гарри, Мейдой и Тессой – для Кэролайн означало все равно, что угодить в чистилище. Но если она пойдет, тогда, возможно, и Бен согласится пойти, и Тесса убедится, что ее мать не пытается разрушить семью.

– Кэролайн?

Кэролайн вздохнула:

– Да, Гарри, я слушаю. Я приду, но за Бена поручиться не могу. Попробуй сам с ним поговорить. Минутку.

Она положила трубку рядом с аппаратом и пошла к лестнице позвать Бена.

Не заботясь об оставшейся лежать трубке, она вернулась на кухню. Пусть Бен и Гарри сами разбираются в своих взаимоотношениях. Пожалуй, она только запутает их, а не распутает. Тесса воюет против нее, Бен воюет за нее. Но они сами должны разобраться в своих чувствах. Как ни неудачно все складывается, надо с этим смириться.

Кэролайн начала готовить тесто для овсяного печенья. Если забыть о желтом сахаре и жире, входящих в его состав, это была, по ее убеждению, полезная для здоровья альтернатива шоколадному печенью. «Думай об овсянке, думай об изюме, думай о здоровье», – приказала она себе.

– Мам! Что это за идиотская затея науськать на меня отца? – сердито сказал Бен, вваливаясь в кухню. – Печеньице. У-у!

Прежде чем Кэролайн успела среагировать, он схватил две штуки с противня и запихнул в рот. Когда Бен учился в школе, она успевала спрятать печенье прежде, чем он до него добирался. «Ты потеряла форму, детка», – печально подумала она.

– Не трогай. Это для гостей. – Знакомые слова вылетели у нее непроизвольно.

– Они просто обалденные. Мне сразу так хорошо стало. – Бен налил себе стакан молока, обмакнул палец в тесто для печенья и сел – и все это в мгновение ока. – Но насчет Гарри я не понимаю. Почему ты не сказала ему, что не будет никакого воскресного ужина? Знала ведь, что я не пойду.

– Не знала. Сама я собираюсь туда пойти и подумала, что и тебе не грех повидаться с бабушкой и отцом перед началом занятий. Мне казалось, что это хорошая идея.

– Что все это значит? Маленькая психологическая игра? Ты что, услышала, как какой-то дурак в телевизионном шоу советует сохранить хорошие отношения между детьми и бывшим мужем? – Бен посмотрел на мать твердым взглядом. – Это не сработает. Прости.

– Да, я не хотела бы видеть, что ты действуешь в отношении отца так же, как Тесса в отношении меня. Но вы уже взрослые, и я не намерена вам подсказывать, как себя вести. Я за вас больше не отвечаю.

– Здорово. Предположим, я продолжу отвечать «нет» на все его притязания. Это ведь и надоесть может, поскольку до Гарри долго доходит. – Бен встал и оказался лицом к лицу с Кэролайн. – Я не хочу его видеть. Если ты согласилась на этот званый ужин у бабули – что ж, дело твое. Но одно место за столом останется незанятым. Я не иду.

– Если это твое последнее слово, если ты так решил, то тебе придется жить с этим. – Кэролайн посмотрела на него долгим спокойным взглядом. – Мы ведь Говорим о твоем отце, Бен.

– И самое ужасное, что я прекрасно осознаю сей прискорбный факт. – Лицо Бена казалось высеченным из камня, но глаза пылали. – Только, пожалуйста, не тревожь воспоминания безоблачного детства. Их, как ты сказала раньше, не вернешь. Он ушел, и о нем не было ни слуху ни духу, мам. Теперь он хочет вернуться в мою жизнь, и то, чего он не может добиться от меня, его мать пытается заполучить подкупом. Ну, а я не покупаюсь. Пусть Фолкнеры проваливают ко всем чертям.

Он сверкнул глазами на Кэролайн, которая чуть не плакала. Бен был слишком рассержен, чтобы выслушать ее и тем более принять ее совет. И все-таки она не могла так просто бросить эту тему:

– Ты тоже Фолкнер, Бен.

Он пожал плечами и покачал головой:

– Ты хочешь, чтобы я простил его? Так, что ли? Ты всегда была слишком снисходительна к нему, мам. Даже спустя три года ты не способна разглядеть, каков он на самом деле.

– Бен, пожалуйста, не надо. Я все-таки не святая наивность. Я знаю, что представляет из себя твой отец, и поколебать мое решение ему не удастся. Но я также знаю, что он отец моих детей, и этот узел не может быть разрублен. Это то, с чем придется считаться, Бен.

– Что в переводе означает: сходи на ужин к своей бабушке. – Бен нахмурился. – Ладно, я подумаю.

– Вот и ладно, – с некоторым облегчением вздохнула Кэролайн.

Она переоделась в чистый свитер и джинсы и слонялась по гостиной, без надобности поправляя подушки и картины, когда зазвонил телефон. Сердце ее бешено застучало. «Прекрати, – сказала она себе. – Это не Дэниел».

Но это был он.

Кэролайн опустилась на пол рядом с телефоном.

Нервничая, она накручивала телефонный шнур на палец.

– Кэролайн, мне известно, что ты ждешь своих однокурсников, но я должен был позвонить. – Голос его был еще ниже, чем обычно. – Я знаю, что ты взбесилась на меня, и, может быть, я действительно не имел права так говорить о твоей дочери…

– Я не должна была так сердиться, Дэниел. Просто я…

– Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению к ней. У меня то же самое по отношению к Саре: я взрываюсь, когда кто-нибудь отзывается о ней плохо. Но…

– Все в порядке, Дэниел, я знаю, что ты сказал это без злого умысла.

– Но у меня был умысел.

Наступило молчание. Кэролайн потеряла дар речи. Она была слишком рассержена, чтобы понять, что он имеет ввиду. О чем он вообще говорит? Сначала заявляет, что раскаивается, а потом – что у него был «умысел».

– Я хочу сказать, – ворвался в тишину голос Дэниела, – что, возможно, не должен был тогда ничего говорить, однако правда есть правда. Я считаю, что ты должна послать Тессу подальше. Скажи ей, чтоб она угомонилась. Но я понимаю, что, по твоему мнению, у меня нет никаких прав упрекать ее. Наши дети – вне критики, верно?

– Ты хочешь сказать, что пришел к мысли, будто моя дочь – маленькая гадина, но не желаешь говорить об этом прямо. Правильно?

По мере того как Кэролайн выходила из себя, ее голос становился все громче и пронзительнее.

– Послушай, Кэролайн, я ненавижу, когда другие люди отнимают мое счастье. Извини, но это именно то, что я чувствую. – В голосе Дэниела звучало напряжение. – Мне все равно, кто в этом виноват твоя дочь или кто-нибудь еще. Я люблю тебя и начинаю злиться, когда…

– Что ты сказал? – прошептала Кэролайн.

– Начинаю злиться, – нетерпеливо сказал он. – И ты это знаешь.

– Не это. Другое.

– Я люблю тебя. – Его голос смягчился. – И это ты тоже знаешь.

– Нет, не знаю. Ты никогда этого не говорил. Откуда мне знать?

Кэролайн рассердилась. Если он любит ее, почему не скажет это лично, в глаза, почему упоминает об этом как бы вскользь в телефонном разговоре? «Как насчет того, чтобы в четверг сходить в кино? И, кстати, я люблю тебя».

– Когда мужчина хочет быть с тобой каждую минуту, даже если вы не занимаетесь любовью, когда он приглашает тебя к своей сестре на рождественский ужин, когда он говорит тебе, что с тех, пор, как впервые увидел тебя, не может думать ни о чем другом, – Дэниел остановился, чтобы набрать воздуха, – когда все это происходит, Кэролайн, что же, по-твоему, он к тебе чувствует?

Кэролайн рванула телефонный шнур и яростно прошептала:

– Откуда же мне это знать, черт побери? Может, на него нашло затмение, и он флиртует со всеми дамочками в возрасте, которые изучают договорное право. Может, он очарован тем, что она напоминает ему бывшую жену. Может, он настолько раздражителен по отношению к ней, а по отношению к ее семье и подавно, что половина ее мыслей сосредоточена на одном: как бы он не затеял что-то против нее. Я понятия не имела, что ты ко мне чувствуешь, Дэниел, пока ты сам об этом не сказал!

– Ну так вот, я говорю. Несмотря на твоих родственников, которые с превеликим удовольствием увидели бы меня умирающим или страдающим от какой-нибудь отвратительной болезни – за исключением Бена, который нормально ко мне относится; несмотря на артобстрел со стороны твоей дочери, твоего бывшего мужа и его матери, я тебя люблю. Вот, я сказал. Я люблю тебя, Кэролайн Уильямс Фолкнер. Что ты об этом думаешь?

– Я… я…

Раздался звонок в дверь.

– Да? Ты… ты… – Голос Дэниела был бодрым и жизнерадостным, как будто, сказав все Кэролайн, он освободился от какой-то тяжести. – Что ты, Кэролайн?

– Мне надо идти. Однокурсники пришли. Позвони мне, когда они уйдут. Я буду ждать.

В его голосе появился легкий намек на смех.

– И попробуй придумать какой-нибудь милый ответ.

– Например?

Дверной звонок не унимался.

– Придумаешь что-нибудь. Ты талантливая женщина. Я люблю тебя, Каролина миа.

– Иду, иду-у! – крикнула Кэролайн срывающимся голосом, вешая трубку, и трясущимися руками открыла дверь.

Если члены группы и заметили необычную озабоченность Кэролайн во время встречи, то приписали это предэкзаменационному волнению. Они все чувствовали то же самое. Ждать оценки – это что-то невыносимое. Пока она не выставлена, они не смогут думать ни о следующем семестре, ни о том, где будут работать летом. Они пообещали друг другу вообще не говорить про школу. Стоило кому-нибудь нечаянно обронить это слово, как другой вмешивался и моментально переводил разговор на кино, музыку или даже политику.

Бен зашел на несколько минут и, прежде чем отправиться в кино, со всеми познакомился. Кевин и Нил видели ту же самую афишу кинофестиваля и горячо одобрили его программу. Все было так приятно, так непринужденно, что Кэролайн не могла не вспомнить о том, как Тесса обращалась с Кевином, словно с собственным шофером. Она вздохнула. Похоже, все пути ведут к Тессе.

Тесса ушла с Гарри сразу же после полудня. Они обедали у Мейды, и Кэролайн втайне надеялась, что Тесса не вернется, пока собрание не закончится. Снобизм Тессы переходил всякие границы, и Кэролайн не хотелось, чтобы дочь поставила ее в неловкое положение перед друзьями.

Группа уже доедала остатки попкорна и допивала пиво, когда появилась Тесса. Она постояла, глядя, как они устроились в гостиной, и, ни слова не говоря, повернулась, чтобы повесить пальто в шкаф.

– Привет, Тесса, – поздоровался с ней Кевин. Присоединяйтесь к нам, выпейте пива. А то наш бар вот-вот закроется.

– О, так вы скоро уходите? – холодно взглянула на него Тесса. – В таком случае я поднимусь наверх и подожду. Извините.

– Тесса! – прикрикнула на нее Кэролайн тоном, к которому всегда прибегала, когда Тесса вела себя, как малое дитя.

Застарелые рефлексы вспомнились и сработали. Тесса остановилась.

– Зайди сюда, пожалуйста!

Отказа не последовало: это ведь мама, верховный главнокомандующий.

– Не думаю, что ты знакома с моей группой, за исключением разве что Кевина, который был так любезен, что подвез тебя на ту вечеринку. Ты, конечно, помнишь его?

Кэролайн встала. Дэниел был прав: Тесса ведет себя, как испорченный ребенок, – грубо, высокомерно, нахально. Кэролайн уже готова была схватить ее и насильно усадить в кресло, но тут перехватила взгляд, которым смотрел на Тессу Кевин. В нем выражалось такое гневное презрение, что Кэролайн даже стало жаль Тессу. Ей стало бы жаль любого, кто заслужил столь явную неприязнь. Она взглянула на дочь. Тесса уставилась на Кевина, будто примерзла к месту. Волна понимания медленно прокатилась у нее по лицу, точно она догадалась, о чем молча говорил ей Кевин. К полнейшему удивлению Кэролайн, Тесса отвесила ему легкий поклон, как бы принимая непроизнесенный приговор. Ее блестящие темные волосы сияли под светом лампы.

Кэролайн не сразу поняла, что произошло, но Тесса вдруг села и взяла содовую и овсяное печенье, словно решив, что надо быть послушной. Она смеялась и говорила о видеоклипах и телевизионных ток-шоу, как если бы все эти люди были ее близкими друзьями. Вероятно, только Кевин да и ее мать заметили, что в течение тех пятнадцати минут, пока она тут сидела, она ни разу ни на кого не взглянула.

Позже, когда Кэролайн направилась к себе в комнату, улыбаясь при мысли, что сейчас позвонит Дэниелу, Тесса, к удивлению матери, вышла в коридор и тихо сказала:

– Папа говорит, что ты ему обещала прийти завтра на ужин. Я просто хотела поблагодарить тебя. Если и это ничего не изменит… – Тесса судорожно сглотнула, – тогда я пойму. – Несколько секунд она помешкала, потом пробормотала: – Извини, мама, повернулась и бросилась в свою комнату.

«Может быть, есть надежда, – подумала Кэролайн. – Может быть, надо попросить Кевина, чтобы он занялся пока Тессой. Если я сделаю побольше шоколадного печенья, он, возможно, согласится».

Глава 23

Кэролайн надеялась, что разговор с Дэниелом будет долгим и нежным, но ее ждало разочарование. Когда она объяснила, что завтра вечером опять не сможет увидеться с ним из-за семейного ужина с бывшим мужем и его матерью, Дэниел замолчал всерьез и надолго.

Наконец он заговорил напряженным голосом:

– Зачем ты это делаешь, Кэролайн? Почему я последний в твоих планах? Ты проводишь время то со своей группой, то с детьми, а вот теперь еще, по каким-то причинам, со своим бывшим мужем – но где же мое место? Я где-то между твоим шефом и корзинкой для мусора?

Кэролайн знала, что он прав. Но семейный ужин у Мейды должен был стать важной демонстрацией расположения к дочери.

– Ты имеешь право сердиться. Я знаю, все это выглядит так, будто я ставлю Бена и Тессу выше тебя, – начала она тихим, примиряющим тоном.

Кэролайн хотела, чтобы Дэниел понял ее. Она закрыла глаза, пытаясь вновь ощутить ту теплоту, которую она почувствовала, когда разговаривала с ним в прошлый раз.

На другом конце провода воцарилось долгое молчание. В конце концов, Дэниел сказал:

– Бен и Тесса – не главное во всем этом, Кэролайн. Я не имею ничего против того, чтобы ты проводила время с детьми. Я знаю, как важно для тебя наладить взаимоотношения с Тессой.

– Тогда о чем мы говорим? – воскликнула Кэролайн, склонившись над телефоном, как будто это приближало ее к Дэниелу. – Ради Тессы я все это и делаю.

– Ты не налаживаешь взаимоотношения с ней. Ты поддерживаешь ее заблуждение, что когда-нибудь вы вновь сойдетесь с ее отцом. Если ты действительно не намерена этого делать, то должна рассеять ее иллюзии, – произнес Дэниел невыразительным, усталым голосом.

– Почему мы обсуждаем все это по телефону, Дэниел? Если бы мы могли встретиться и поговорить… – Кэролайн осеклась. Она слишком хотела этого. Она могла бы поведать ему о данном сегодня вечером обещании Тессе, убедила бы его, что наступил поворотный момент. – Я хочу встретиться с тобой тотчас же.

– В чем же дело? Через час я приеду.

– Дэниел, будь серьезнее. Уже почти полночь, и мы оба устали. Я могу подождать.

– Почему ты должна идти на этот ужин к Гарри и его матери? Меня беспокоит то со вкусом обставленное семейное давление, которое они на тебя оказывают. Фрателли не могут тягаться с Гарри и компанией в умении это делать. – Он совсем не шутил. – Извини, Кэролайн, но ты требуешь от меня слишком многого. Единственное, чего я хочу, это быть с тобой. Я устал умолять и выпрашивать жалкие крохи.

– Бен с Тессой скоро уедут, и я хочу, чтобы Тесса удостоверилась, что мы с Гарри не собираемся возвращаться друг к другу.

– Объясни мне, почему ты не можешь просто сказать об этом Тессе? Может быть, увидев нас вместе, она убедится… – В голосе Дэниела зазвучали раздражение и усталость. – Когда я смогу тебя увидеть? – проворчал он.

Он лег на спину, положив голову на спинку кушетки. И зачем только он сказал ей, что любит ее? Теперь она начнет отступать и играть в свои хитрые женские игры, точно так же, как Элисон, которая постоянно держала его в неведении и взвешенном состоянии, когда они впервые встретились.

– В понедельник вечером?

– Нет, я тебе вот что скажу. – Он и так уже чертовски много сказал ей, а она знай думает о своей семье, забывая о нем. – В понедельник вечером я должен забрать Сару. От своей матери она обычно возвращается настоящим инвалидом, и я не могу ее оставить.

– Да, конечно. Я помню, ты говорил, что она скоро должна вернуться, но забыла, что в понедельник. А как насчет вторника? – Дэниел отрицательно хмыкнул, и Кэролайн сама ответила на свой вопрос: – Отпадает, вы с Сарой должны побыть вместе. Да и мне надо будет после обеда собирать Бена в школу. В среду?

– Канун Нового года? – промурлыкал Дэниел. – Шампанское в полночь. Проведешь этот вечер со мной?

Неужели она манипулирует им, используя ту неограниченную власть, которую над ним имеет? Нет, на Кэролайн это непохоже. Она не Элисон; она не будет играть в слабый пол. Ему бы следует это помнить.

– Да, – радостно сказала Кэролайн. – Да. Если я смогу. Я не уверена, будут ли Бен и Тесса…

У Дэниела внутри что-то сжалось, и он заговорил не думая:

– Послушай, Кэролайн, это я не уверен, что долго смогу продолжать играть вторую – нет, черт побери, третью! – скрипку. Я открыл тебе свое сердце, а ты просто отмахнулась.

– Перестань, Дэниел. Если бы у тебя были неприятности с Сарой или одним из твоих братьев и ты должен бы был остаться с ними, я попыталась бы войти в твое положение. Вряд ли я была бы при этом на седьмом небе от счастья, но я дала бы тебе столько времени, сколько было бы нужно. Мы познакомились с тобой, уже имея за плечами определенный багаж, но мы в силах с этим справиться. По крайней мере, – добавила она, – я надеюсь… я думаю, что в силах.

– Не исключено. Но мне необходимо знать…

У Дэниела больше не было слов. Будь он проклят, если она снова проигнорирует брошенное к ее ногам сердце!

– Спи спокойно, Дэниел. Сладких сновидений.

От него не ускользнули сомнения в ее голосе.

– Лучше бы ты была со мной. Объясни мне еще раз, почему ты должна проводить все свое время с кем угодно, но только не со мной.

– Это всего на несколько дней. Ложись спать. Пауза, потом шепотом: – Я люблю тебя.

Дэниел вздохнул. Почему она ждала все это время, почему только сейчас говорит ему это? Правда ли это или только подачка, кость, которую она бросает ему потому, что не видит? В душе он верил ей, но этот щеголь-принц со своей матушкой и дочерью только и делают, что пытаются вернуть Кэролайн к прежней жизни. Дэниел почувствовал, как внутри у него все сжалось. Он слишком устал, чтобы продолжать бороться.

Неохотно, но понимая, что не может этого не сказать, он произнес:

– Черт побери, леди, я вас тоже люблю. Но когда же вы дадите мне шанс доказать это?

– В среду. Как следует отдохни и правильно питайся. Твоя жизненная энергия тебе еще ох как понадобится. – Короткий смешок пробежал по проводам и резанул его по нервам. – Спокойной ночи, Дэниел.

Он прошептал пересохшим ртом:

– Спокойной ночи, Каролина миа.

Трубка была положена, но телефон остался стоять у него на груди. Вытянувшись на кушетке, Дэниел уставился в потолок.

Почему он позволил этой сумасбродке войти в его жизнь? Он с самого начала знал, что с такой, как Кэролайн Фолкнер, долго не ужиться. Да, она не Элисон, но она такая неуловимая, такая загадочная.

Ему было неприятно чувствовать, что его собственная жизнь выходит из-под его контроля. Еще ненавистнее была мысль, что он печется о Кэролайн куда больше, чем она о нем. Он нуждался в ней. У него начинала кружиться голова, когда он вспоминал ночи, проведенные с ней. А она, похоже, могла справиться со своими потребностями так же легко, как перекрыть воду в кране. Особенно под влиянием дочери.

Он влюблен. Безумно, беззаветно влюблен в женщину, которая не уверена ровным счетом ни в чем, кроме того, что любит собственных детей и должна закончить юридическую школу. Кэролайн сказала, что любит его, и Дэниел верил, что она так и думает. Но в то же время она пугается всего, что влечет за собой это слово. Ей трудно даже найти время для него. Непохоже, что ей без него одиноко. Он бы не сказал, что она ложится в постель с мыслью о нем и о том, чем они занимались вдвоем.

Ну а он? Его тело и его душа нуждаются в ней. Его семье она понравилась. Черт, да ведь Джози каждый день звонит ему и спрашивает про Кэролайн. Видел ли он Кэролайн? Когда он увидит Кэролайн? Серьезные ли у них намерения? Почему же нет? Заметил ли он, что и Саре Кэролайн нравится? Как и все Фрателли, его старшая сестра не отличалась особой тактичностью.

Да, он замечал все, что касается Кэролайн. Больше чем на пятнадцать минут он не мог выбросить из головы ее ощущение, ее вкус, ее запах. Он, как безумный, не пропускал ничего, касающегося его любви к Кэролайн Фолкнер.

Дэниел со вздохом водрузил аппарат на столик. Больше не было необходимости держать его при себе на случай, если кто-нибудь позвонит. Этот «кто-нибудь» была Кэролайн, если уж говорить начистоту. Но она больше не позвонит. Она ловко пожелала ему спокойной ночи, сообщив предварительно, что собирается завтра вечером на семейный ужин. Проклятье! Раздражение и злость раздирали его желудок при одной мысли об этом ужине.

Какого дьявола он в это полез? Прямо тупик какой-то. Черт возьми, что может быть с женщиной, которая ставит юридическую школу, своих детей, своих друзей, свою работу – одним словом, все выше человека, которого, по ее словам, она любит? Да и эти слова: «Я люблю тебя» – пришлось высекать из нее чуть ли не долотом.

Может, он оказывает на Кэролайн чересчур большое давление, слишком упорствует, торопит события? Но Господи, он же хочет, чтобы они принадлежали друг другу, считает, что они – две половинки, которые лишь вместе могут быть единым целым. Она такая прекрасная, такая стройная и такая теплая… Дэниел чувствовал, как все тело его напряглось при воспоминании о ней.

Еще долго его обуревали мысли о том, как здорово заниматься любовью с Кэролайн.

Он вздохнул. И это далеко не все, что они испытывают, когда остаются вместе. Она такая милая и отзывчивая. Он ощущал, как ее забота и ласка окутывают его. Кэролайн была истинно любящей женщиной. Взять хотя бы ее отношение к Саре: как легко и просто это у нее получилось – разговаривать и смеяться с его дочерью так, будто они старые друзья.

Но самым главным было то, что с Кэролайн интересно было разговаривать. Именно это в первую очередь восхищало Дэниела в ней, хотя порой и пугало его. Он был выходцем из общества, в котором ценили ум и интеллигентность в женщине, но в то же время выделяли ей область жизни, отличную от мужской. Кэролайн была первой женщиной, с которой Дэниел мог поговорить о том, что имело значение для него. Они с Кэролайн беседовали о юридическом образовании, о толковании законов, которые Верховный Суд вот уже двадцать лет считал «хорошими» законами.

Не во всем они приходили ко взаимному согласию. И в этом заключалась еще одна доля очарования Кэролайн. Дэниел улыбнулся. Ему вспомнился прием у декана, когда их стычка не на шутку встревожила Майка Гриерсона, но в глазах Дэниела лишь подчеркнула обаяние Кэролайн как женщины.

И при всем при этом, что, казалось бы, еще больше сближало их, почему Кэролайн так – он поискал нужное слово – так беспечно относится к их любви? Возможно, размышлял он, поднявшись с кушетки и шлепая на кухню, чтобы налить себе чего-нибудь покрепче, ему надо просто удалиться, предоставить ей улаживать свои проблемы и ждать, пока она будет готова принять условия, которые он ей предложил. Полагая, что такой день когда-нибудь наступит.

Дэниел уставился на бутылку шотландского виски, оказавшуюся у него в руке. О чем он думает? Ему вовсе не нужно виски. Ему нужна Кэролайн. Жаль только, что Кэролайн, по всей видимости, не нуждается в нем. Или, по крайней мере, не так сильно, как он в ней.

Какие у него основания полагать, что когда-нибудь Кэролайн будет нуждаться в нем, будет хотеть его так, как он хочет ее, как нуждается в ней, как любит ее?

Да провались оно все пропадом. Сегодня уже поздно звонить ей еще раз. В этот час к телефону никто не подходит. Он выспится, а завтра, может быть, найдет способ повидаться с Кэролайн. Конечно, не очень-то удобно вынуждать ее на такой поступок, но Дэниел склонен был считать, что она всегда видела в нем человека бесцеремонного. А теперь он на грани. Он должен знать, что Кэролайн любит его, действительно любит. Он не в состоянии дольше оставаться в неведении.

Если она любит его, то поставит его на первое место, подумал он, захлопнув дверцу бара.

И тут из подсознания вдруг всплыла мысль, в которой он сам боялся себе признаться, и ошеломила его.

Если Кэролайн любит его, она выйдет за него замуж.

В три часа дня Дэниел припарковал машину напротив дома Кэролайн. Несколько минут он сидел, не шевелясь. Потом, втянув в грудь побольше воздуха, вылез из машины и пошел по дорожке.

Он надеялся, что Кэролайн сама откроет дверь. Или хотя бы Бен. Но фортуна отвернулась от него: дверь открыла Тесса. За время их предыдущих коротких встреч Дэниел так и не успел как следует ее рассмотреть. Он был удивлен, обнаружив, что она очень хорошенькая. А он-то представлял себе круглолицую девицу с вечно надутыми губами! Вместо этого перед ним оказалась стройная улыбающаяся девушка. Вернее, улыбалась она до тех пор, пока не увидела, кто пришел. Волосы у нее были темно-каштанового цвета, глаза – темнее материнских, но все-таки она была вылитая Кэролайн, что делало ее в глазах Дэниела красавицей.

Целую минуту Тесса стояла, разглядывая его.

– Вы профессор Фрателли, не так ли? – наконец осведомилась она.

– Да, а ты – Тесса.

Дэниел так же пристально смотрел на нее. Он не собирался сдаваться.

Тесса шагнула назад в прихожую и позволила ему войти. Выражение ее лица не изменилось: оно по-прежнему было серьезным, но не враждебным. Точнее, поправил себя Дэниел, он не воспринимал его как враждебное, в отличие от предыдущих встреч.

– Я бы хотел увидеть твою маму, если она дома. Дэниел без приглашения устремился в гостиную.

– Не хотите ли войти? – с сарказмом поинтересовалась Тесса, следуя за ним по пятам.

Дэниел повернулся к ней и решил взять быка за рога.

– Твоя мама сказала мне, будто бы ты поняла, что она не собирается возвращаться к твоему отцу, заявил он. – И я хочу знать, зачем ты заставила ее пойти сегодня на этот ужин, раз уж ты все поняла.

Тесса уставилась на него:

– А вам какое дело? Мама не имела права говорить вам…

– Я имел полное право спросить ее, а она имела полное право мне все рассказать. Ты делаешь свою мать несчастной, Тесса. А это делает несчастным меня. Она любит тебя и идет на все это исключительно ради любви, но я тебя не знаю, а потому могу смело сказать: она этого не хочет. – Дэниел шагнул к ней. – Отступись от нее, если это все, что ты можешь сделать. Если не хочешь своей матери счастья, то хотя бы оставь ее в покое. Она и так слишком долго ждала. Дай ей быть счастливой.

Тесса открыла рот, но ничего не сказала. Наконец она произнесла:

– Она была счастлива с моим отцом. Возможно, они снова будут счастливы вместе. Единственное, о чем я прошу, это чтобы она сделала попытку. Она обязана… да с какой стати я вам это объясняю?

Тесса круто повернулась и пошла вверх по лестнице, где чуть не столкнулась со своей матерью.

– Тесса, что такое? Кто там? Я слышала звонок несколько минут назад. – Кэролайн огляделась и замерла, будто налетев на стену. – Дэниел! Что ты тут делаешь?

Кэролайн была уже одета к ужину, в васильково-голубом шелковом платье, которое подчеркивало цвет ее глаз. Слабый аромат полевых цветов, всюду ее сопровождавший, защекотал Дэниелу ноздри.

– Ты выглядишь великолепно. – Это была чистая правда. Она всегда выглядела великолепно. – Это новое платье?

Кэролайн безудержно рассмеялась. Любой с одного взгляда определил бы, что это старье. Только Дэниел способен был принять его за новое. Только Дэниел мог думать, что в нем она выглядит великолепно.

– Это платье старо как мир. И не воображай, что твои комплименты убедят меня в обратном. Почему ты пришел?

– Потому что это была единственная возможность увидеть тебя. Мне было плохо без тебя.

Дэниел приблизился к ней и приподнял ее подбородок. Он заглянул ей в глаза; Кэролайн не сделала никакой попытки отстраниться. Он медленно нагнулся и поцеловал ее. Его руки легко обвились вокруг ее тела, а поцелуй был очень нежным, но все же трудно было ошибиться в его одержимости ею. Наконец Дэниел поднял голову и улыбнулся ей:

– О Боже, Кэролайн, мне это было очень нужно.

– И мне тоже. Но почему? Я наслаждаюсь каждой секундой, но неужели ты приехал лишь для того, чтобы поцеловать меня? – Она подняла брови и посмотрела на него. – Ты ведь не станешь пытаться отговаривать меня от ужина, не так ли?

– Нет, я приехал по очень простой причине. Дэниел вкрадчиво запустил пальцы в ее волосы. – Я хотел увидеть тебя и как следует поцеловать. Так, чтобы ты запомнила.

– Запомнила что? – Кэролайн обвила его руками и откинулась назад, заглядывая ему в глаза. – Запомнила тебя? – Дэниел кивнул. – Да я никогда не смогу забыть тебя, глупыш. – Она засмеялась и легонько поцеловала его в губы.

Объятия Дэниела сомкнулись туже.

– Шутить изволите, миссис Фолкнер, – произнес он, закрывая ее рот своим. Когда наконец он оторвался от ее губ, чтобы сделать вдох, руки его сжались еще сильнее. – Лучше тебе не забывать, кто я такой. Вот почему я здесь. Я только что сказал твоей дочери то, что тогда сказал Бену. Я здесь для того, чтобы остаться, и каждому, кто тебя знает, лучше смириться с этим.

– Заявляешь о своих правах на меня?

Кэролайн улыбнулась, но глаза ее были серьезны.

Она была совсем не уверена, что хочет, чтобы кто-нибудь, даже Дэниел, предъявлял на нее права. При малейшем посягательстве на ее независимость она распускала иглы, как дикообраз.

– Не совсем так. – Дэниел глубоко вздохнул. – Я хотел, чтобы у тебя было, что вспомнить обо мне сегодня в добропорядочном и утонченном семейном обществе. Чтобы ты не смогла про меня забыть.

– Я же сказала, что не забуду, – улыбнулась Кэролайн. – Должна признаться, что ты блестяще преуспел в этом.

– И есть еще кое-что. Я бы хотел, чтобы ты обдумала это, пока будешь маленькими кусочками отправлять в рот вырезку и запивать ее вином «Пино нуар».

Дэниел нервно кашлянул и прочистил глотку. Кэролайн была зачарована. Такого Дэниела Фрателли она еще никогда не видела. Дэниел нервничает? Что за абсурд!

– Что? Что «это», Дэниел?

– Я хочу, чтобы ты подумала вот о чем. Не говори «нет», прежде чем не обдумаешь все как следует. – Голос у него сел ниже, чем обычно. Он сжал ее руки и посмотрел ей прямо в глаза. – Выходи за меня замуж, Кэролайн.

– Что? Что ты сказал, Дэниел?

– Ты слышала. Я увижу тебя в среду, Кэролайн. Подумай над своим ответом.

Он одной рукой приподнял ее голову и наклонился, чтобы поцеловать. Рот ее был все еще приоткрыт от неожиданности.

– Закрой рот, Кэролайн, а то у тебя глупый вид. Я не сказал ничего противозаконного. Все вокруг постоянно женятся. – Он легко коснулся губами ее щеки. – Мне бы хотелось жениться на тебе.

– Вот как?

Кэролайн не была уверена, что осмелится произнести это слово вслух. Она вообще ни в чем не была уверена.

– Вот так. Жениться. Надеть смокинг, увидеть, как плачет Джози, съесть свадебный пирог, пообещать любить тебя всегда перед Богом и людьми и всеми, кому до этого есть дело. Вот для начала то немногое, что я хотел бы сделать с тобой. Более полный перечень я представлю в среду. Пока, Каролина миа. Приятного вечера.

Глава 24

Ужин проходил как в тумане. Изредка Кэролайн краем уха ловила обрывки разговора и почти каждый раз радовалась, что не слушала более внимательно.

Мейда и Тесса перекидывались дурацкими замечаниями о том, как чудесно снова собраться всей семьей. Как они прекрасно выглядят. Как им хорошо друг с другом. Какая жалость, что все это время они не были вместе.

Постоянно улыбаясь, Гарри пытался завладеть рукой Кэролайн. Она высвобождалась, досадуя, что он отвлек ее мысли от Дэниела.

Бен в последний момент присоединился к ней. Он хмуро смотрел на всех, а с бабушкой был почти груб. У Мейды нашлось несколько резких слов по поводу его грубости. Тем не менее Кэролайн заметила, что к концу ужина Бен с отцом почувствовали себя непринужденнее. Не то чтобы Бен казался довольным, но сердитости в нем явно поубавилось.

Пока прислуга убирала после обеда со стола, они пили кофе в гостиной. На чайном столике перед креслом Мейды уже стояли серебряный кофейный сервиз и кофейные чашечки Королевской Дултоновской фабрики.

– Ну а теперь, милая Кэролайн, – сказала Мейда медовым голосом, – расскажи мне все о юридической школе. Тесса говорила, что ты проводишь время со своими соучениками. Она охарактеризовала их как неопрятных молодых людей из низов. Ты действительно воспринимаешь все это всерьез?

Кэролайн нахмурилась. Неопрятные и из низов. Надо поговорить с Тессой.

Она сказала:

– Да, я отношусь к этому очень серьезно, но это величайшее удовольствие всей моей жизни. А студенты в моей группе вовсе не вышли из низов и достаточно опрятны. – Она на минуту задумалась. – По крайней мере, не более неряшливы, чем большинство их сверстников.

– Они все ужасны! – Мейда подалась вперед, чтобы взять серебряный кофейник и налить себе кофе. – Как у тебя могла родиться такая странная идея насчет юридической школы? Даже не университет! Ты глубоко поразила меня, Кэролайн.

– Я знаю, Мейда. – Кэролайн с улыбкой поставила чашку. – Вы все это уже говорили. Просто наши взгляды не совпадают.

Кэролайн произнесла эти слова без вызова, но Мейда сразу же выпрямилась и бросила хмурый взгляд на свою бывшую невестку.

– Право же, Кэролайн, как можно сравнивать! Я веду совершенно нормальную жизнь, подобно сотням других женщин. Я не знаю ни одной, которая посещала бы юридическую школу.

– Что ж, вероятно, ни у кого из моих соучеников нет знакомых, посещающих благотворительные концерты Филадельфийского оркестра. – Кэролайн улыбнулась. – Полагаю, каждому свое. Вы не согласны, Мейда?

– Не могу привыкнуть, что ты называешь меня Мейда. Мне бы хотелось, чтобы ты по-прежнему звала меня мамой Фолкнер. – Мейда теребила двойную нитку жемчуга на шее.

– Но мы больше не родня, – мягко сказала Кэролайн, – теперь мы просто знакомые, и я называю вас Мейдой.

Это была та близость к правде, которая позволяла Кэролайн оставаться в рамках вежливости. Мейда и Гарри были родственниками ее детей, а в каждой семье есть члены, не делающие ей чести.

Мейда улыбнулась Тессе и Гарри, сидящим на диване и громко смеявшимся какой-то своей шутке.

– Ну не чудесно ли ладят эти двое? – сказала она. – Я так рада, что ты не запретила Тессе видеться с Гарри только из-за своей ревности и обиды.

«Это родные твоих детей, – напомнила себе Кэролайн. – Не выходи из себя по столь ничтожному поводу». Ей удалось ответить почти равнодушно:

– Я не ревную и не злюсь. У меня своя жизнь, а у Гарри своя.

Мейда бросила быстрый взгляд на кресло с подголовником, в котором сидел Бен, вытянув длинные ноги к камину.

– Бен, сядь прямо. Ты ужасающе выглядишь, развались подобным образом. Кэролайн, я не понимаю, как ты позволяешь ему вести себя так, словно он воспитывался среди дикарей. Ты не должна…

С Кэролайн было уже достаточно. Она неторопливо поднялась:

– Мейда, уже поздно, а завтра утром мне на работу. Спасибо за обед. Бен, Тесса, я отправляюсь домой. Оставайтесь, если хотите. Мейда, как вы думаете, Хуан мог бы меня отвезти?

Казалось, такое быстрое окончание ее званого ужина застало Мейду несколько врасплох. Бен вскочил на ноги и рванулся к дверям, словно в него стреляли из револьвера. Кэролайн протянула руку Гарри и пожелала ему доброй ночи.

– Могу я снова увидеть тебя, Кэрри? – спросил он, не отпуская ее руки. – Может быть, завтра за ленчем?

– Нет, Гарри. – Он принял удивленный вид, и Кэролайн неслышно вздохнула. – Обычно я ем за своим рабочим столом. Я всегда либо подшиваю документы, либо занимаюсь и не хочу тратить время на то, чтобы идти куда-то.

Она одарила его ничего не выражающей улыбкой из тех, которыми обмениваются дипломаты накануне начала войны между их странами.

– Но ты можешь сделать исключение, правда? Ради меня.

Гарри подарил ей улыбку, которую, без сомнения, считал обезоруживающей.

– Нет, Гарри, – снова сказала она, – для этого нет особых оснований. Мы уже сказали все, что должны были сказать.

– Я хочу снова увидеть тебя. – Гарри все еще удерживал ее руку. – Я думаю, нам надо о много поговорить.

Подобно своей матери, Гарри обладал даром избирательной глухоты, способностью пропускать мимо ушей то, что не хочется слышать. Это делало разговор с ним утомительным.

– Гарри, ты уже сказал мне, что не хотел бы продавать дом. Ты объяснил, что твои дела идут не слишком хорошо, и ты не в состоянии частично оплачивать обучение детей в колледже. – Кэролайн отняла свою руку. – О чем еще нам говорить?

Гарри покачал головой:

– О нас, Кэролайн. О нас с тобой, вот о чем.

Он попытался обнять ее, но она выскользнула из его рук.

– Гарри, выслушай меня. Нас не существует. Ты ушел от меня. Мы в разводе. Есть я, и есть ты, но нет нас. Это и означает развод.

Кэролайн говорила медленно, отчетливо выговаривая слова и надеясь, что он все-таки поймет ее. Она повернулась к нему спиной и с той же вежливой улыбкой, застывшей на ее лице, сказала:

– Мейда, еще раз спасибо. Очень вкусный обед. Пожалуйста, передайте кухарке, что говяжья вырезка была изумительной. Спасибо еще раз. Ты идешь, Тесса?

– Нет, – ответила Тесса. Ее лицо было суровым и замкнутым. – Нет, я еще немного задержусь. Папа сказал, что позднее отвезет меня домой. – Она резко и четко выговаривала каждый слог.

Неприятности впереди. Такой тон у Тессы означал объявление сражения. Кэролайн надеялась только на то, что оно подождет до утра. На сегодня она была сыта Фолкнерами по горло.

– В таком случае увидимся дома. Спокойной ночи, Мейда.

Но прежде чем Кэролайн дошла до двери, голос Мейды, сокрушавший такое множество продавцов и официантов обоего пола, произнес:

– Кэролайн, подожди, прошу тебя. Я считаю, что мы должны кое-что обсудить.

– Нам с Гарри обсуждать нечего. Что же такое мы с вами могли бы сказать друг другу?

Кэролайн старалась говорить спокойно, но внутри у нее все кипело, ведь Мейда претендовала на право голоса при решении ее жизненных проблем.

– Ну, я считаю, что мы всей семьей должны поговорить о будущем. – Мейда указала на маленькое кресло в провинциальном стиле с вышитым сиденьем. – Присядь, Кэролайн. Бен, пожалуйста, садись.

Кэролайн осталась стоять. Мейда огляделась кругом и откашлялась.

– Думаю, мы должны прояснить некоторые моменты. Ты, Кэролайн, по-видимому, не понимаешь, в чем нуждается Гарри и чего он хочет. Он говорит, что неоднократно пытался обсудить с тобой ваше примирение, а ты отказываешься…

Кэролайн сделала рукой жест, словно регулируя уличное движение:

– Мейда, никакого примирения быть не может. Точка.

– Поэтому, – продолжала Мейда, словно никто не произнес ни слова, – я думаю, что мы должны поговорить об этом сейчас. Вы оба испытываете некоторые денежные затруднения. Я хотела бы оплатить ремонт дома и помочь Гарри начать свое собственное дело. На определенных условиях. – Она оглянулась и кивнула Кэролайн, которая по-прежнему стояла, но уже нетерпеливо притопывая ногой. – Во-первых, Гарри должен оставить эту женщину и вернуться домой.

Гарри кивнул с довольным видом. Вот и покончено с истинной любовью всей его жизни, подумала Кэролайн. Роксане повезет, если через неделю у нее будет крыша над головой.

– Во-вторых, Кэролайн, ты будешь настолько занята ремонтом дома и оформлением его нового интерьера, не говоря уже о восстановлении своего социального статуса, что тебе придется оставить учебу в школе.

Кэролайн покачала головой, не веря своим ушам:

– Нет, Мейда, я не брошу школу. И не выйду второй раз замуж за вашего сына. Обратите внимание! Земля не плоская, а я не собираюсь снова становиться женой Гарри!

– Если ты захочешь позднее продолжить свои занятия, мы это обсудим, но сейчас, пока вы с Гарри восстанавливаете свои отношения, о таких помехах, как юридическая школа, не может быть и речи.

В убежденности Мейды, что ее восприятие действительности является единственно возможным, было, по мнению Кэролайн, даже определенное величие. Ей даже в голову не приходило, что она ошибается. Переведя дыхание, Мейда с улыбкой продолжала:

– Вдобавок я готова оплатить учебу в колледже обоим детям и назначить им разумное содержание. А теперь, – сказала Мейда в заключение, – какое ваше мнение? Можем ли мы принять этот план действий и перейти к его осуществлению?

– О, бабушка, спасибо! – Тесса вскочила и перебежала через комнату, чтобы крепко обнять и поцеловать Мейду.

– А ты, Кэролайн? Что ты об этом думаешь?

Мейда грациозно склонила голову.

Кэролайн чувствовала гнев и разочарование. Как заставить эту женщину услышать других?

– Я отвечаю «нет». Ответ всегда будет «нет». Я не хочу быть женой Гарри и поэтому не вступлю с ним в повторный брак. Я хочу посещать юридическую школу, и я буду продолжать оплачивать все сама. Не знаю, почему вы не в состоянии понять такие простейшие рассуждения, но попытайтесь, потому что я не собираюсь повторять все это еще раз. Ваш сын уехал из города, не сказав ни единого слова ни мне, ни детям. В мои двери ломились его кредиторы, а у меня не было денег. Вот если бы вы тогда предложили оплачивать учебу детей в колледже, я не смогла бы выразить словами мою благодарность. Но я не услышала от вас ни слова, Мейда. Ни одного слова. Ни от вас, ни от Гарри. В течение долгого времени. – Голос Кэролайн дрожал от ярости и воспоминаний о причиненной ей боли. – А теперь вы осмеливаетесь использовать образование моих детей – основу их будущего – как козырь, чтобы исполнить сиюминутное желание своего сына. Они ваши внуки, Мейда. Как вы могли попросту игнорировать их, когда они больше всего нуждались в вас? Как вы смеете пытаться спекулировать их будущим? Что вы за бабушка? – Кэролайн выпрямилась во весь рост, чувствуя, что ее слегка трясет от ярости. – А теперь я ухожу, Мейда.

– Минуточку, Кэролайн. – Глаза Мейды сверкали от бешенства, она так сильно сжала кулаки, что побелели костяшки пальцев. – За всем этим вздором о независимости стоит юридическая школа? Или тот профессор из «Урбаны», о котором говорила Тесса?

– Довольно, Мейда. – Кэролайн сама удивилась этим словам. Сколько раз ей хотелось их произнести, а сейчас она выпалила их, почти не раздумывая. – Моя жизнь вас не касается.

– Значит, все дело действительно в профессоре. Если бы в твоей жизни его не было, ты заинтересовалась бы моим предложением? – задумчиво посмотрела на нее Мейда.

– Нет, Мейда, не заинтересовалась бы. Я не стала бы рассматривать ваше предложение, даже если бы никогда не слышала о Дэниеле Фрателли или юридической школе «Урбана». Для меня имеют значение только мои чувства к вашему сыну и то место, которое я отвожу ему в своей жизни.

– Какое же?

Гнев Кэролайн нарастал. Неужели Мейда не услышала ничего из того, что она сказала?

– Никакого. Для него в моей жизни места нет. Спокойной ночи. Мне утром на работу. До свидания.

Она вышла из комнаты вместе с Беном, благодаря Бога, что может распрощаться с Гарри и его матерью. Она чувствовала себя осужденным, получившим отсрочку в исполнении приговора. Возможно, так оно и было. Не подцепи Гарри Роксану, Кэролайн была бы пожизненно приговорена к длинным, действующим на нервы обедам с Мейдой и долгим томительным вечерам с Гарри.

Отсутствие денег и необходимость сдавать экзамены – все это недорогая плата за обретение юридической школы и Дэниела.

– Далеко пойдешь, мама! – сказал Бен, когда они опустились на обитое роскошной кожей сиденье машины Мейды. – Настоящий филадельфийский борец. Роки Бальбо гордился бы тобой. Ты, конечно, пострадала, но только местами! Считаю, что по очкам ты выиграла этот бой.

– Спасибо. Сомневаюсь, что кто-нибудь услышал хотя бы слово из моей речи. Но теперь все кончено.

Бен рассмеялся:

– С бабушкой? Со Старой Упрямицей? С Бульдогом из Бринвуда? Я бы на это не рассчитывал.

– Я видела, ты говорил с отцом, пока Мейда все это не начала. Ну и как?

– По-моему, нормально. Мы беседовали, если ты это имеешь в виду. – Бен пожал плечами.

– Хорошо.

– Не питай иллюзий. Было объявлено перемирие, но это все.

– Я не прошу большего. Просто перемирия. Может быть, он никогда не простит отца, но они, по крайней мере, поговорили, и Кэролайн надеялась, что со временем горечь, испытываемая Беном, потеряет свою остроту. – Мне не хотелось бы чувствовать себя виновной в разрыве ваших отношений.

– Что это с тобой? В чем твоя вина? За мои отношения с Гарри несет ответственность только Гарри. – Бен покачал головой. – Расслабься, ладно?

Только дома Кэролайн поняла, в каком напряжении находилась. Она сбросила туфли и плюхнулась на кушетку в гостиной. Бен немедленно оказался у телефона и через пять минут отправился играть в покер к какому-то приятелю.

– Ставка пенни, мама, так что не волнуйся, – крикнул он, уходя.

Кэролайн с трудом стащила себя с уютной кушетки и поднялась наверх. Сняв платье и колготки и облачившись в старый махровый халат, она решила позвонить Дэниелу.

Его не было дома.

Она не сознавала, как много значил для нее разговор с ним, пока не услышала автоответчик. Ей захотелось глупо, по-детски разреветься, потому что его не оказалось дома. Кэролайн понимала, что ведет себя по-дурацки, но от этого ее тоска по Дэниелу не становилась меньше. Теперь она знала, что его общество необходимо ей. С Дэниелом она могла позволить себе быть такой, какой ей хотелось. Она села и несколько минут смотрела на телефон, горячо желая, чтобы он зазвонил.

«Веди себя как взрослая. Успокойся. Сделай то, что тебе надо, перед тем как лечь спать, – приказала она себе. – Утром ты сможешь снова позвонить ему».

На следующий день, когда Кэролайн уже оделась и собиралась уходить на работу, зазвонил телефон:

– Кэролайн?

От звука его голоса ее захлестнула такая сильная волна облегчения, что ей пришлось сесть.

– Я так рада, что ты позвонил. Я пыталась вчера вечером дозвониться до тебя, но…

– Знаю. Я прослушал запись автоответчика и узнал о твоем звонке. Я в Нью-Йорке. Мне вчера позвонила мать Элисон, и я поехал туда. Элисон заболела, и мне надо забрать Сару домой. Матушке Бэйрд не хотелось оставлять Элисон одну.

– Звучит серьезно. Она очень больна?

– У нее простуда, – сухо ответил Дэниел, и она услышала шум голосов рядом с ним.

– Простуда. Понимаю. – Кэролайн не знала, смеяться или плакать. Похоже, они с Дэниелом оба выбрали себе беспомощных и бестолковых спутников жизни. – Ну, я уверена, что Сара будет наслаждаться поездкой в поезде вместе с тобой.

– Ты всегда отыщешь единственное светлое пятно. Да, нам будет приятно в обществе друг друга. Я позвоню тебе сегодня вечером. – Его голос звучал далеким любовным рокотом. – Я люблю тебя. Пока.

– Я тоже люблю тебя, – прошептала Кэролайн, обращаясь к монотонному гудку в телефонной трубке.

В конторе «Ченнинг и Мак-Кракен» день начался полной неразберихой, которая все усугублялась. Борден заставил всех суетиться вокруг него, наподобие обезумевших муравьев, в поисках подшивок с делами, уточнения дат судебных заседаний, написания писем, которые были нужны ему через час, если не через минуту. Все носились по офису, решая проблемы на пределе возможностей своих голосовых связок.

Ровно в половине первого в этом водовороте появилась Лиз Ченнинг. Она почти налетела на своего мужа, который, с трудом сдерживая бешенство, метался по приемной, выкрикивая непонятно кому, что не может найти двести тридцать восьмой том «Атлантического репортера», ведь никто никогда не ставит его книги обратно на его полки!

Окинув все это взглядом. Лиз заметила Кэролайн, трясущую пропавшей книгой прямо перед носом у Бордена.

Кэролайн увидела подругу, с ухмылкой наслаждавшуюся зрелищем юридической конторы, погруженной в хаос. Ничей приход не доставлял еще Кэролайн такой радости. Она сунула книгу в руки Бордену и пошла поздороваться с подругой.

Элегантная, как всегда, Лиз была на этот раз в шерстяном малиновом костюме, заколотом на воротнике толстой золотой булавкой. Кэролайн вспомнила о своей старой твидовой юбке и голубом свитере, когда Лиз, взглянув на нее, приподняла бровь и сказала:

– Причешись, и пойдем из этого зверинца.

Не говоря никому ни слова. Кэролайн схватила сумочку и пальто и ушла. Спускаясь по лестнице, она сказала:

– Слава Богу, что ты прискакала сюда, наподобие конницы. Он все утро такой. Чем ты накормила его за завтраком? Толченым стеклом?

– Нет, но это мысль. Я все объясню за ленчем. – Они вышли на улицу, и Лиз махнула рукой в сторону своего белого мерседеса. – Давай садись. Мы едем обедать в «Ла Ферм». Я плачу.

– У меня нет времени на…

– Нет, у тебя оно есть.

Лиз въехала в поток машин на главной улице Бринвуда.

– И, кроме того, мы всегда ходим в голландский ресторан.

– Только не сейчас.

– Не спорь, Кэролайн. Мы едем в «Ла Ферм», и я знаю, что позволь я тебе платить за себя, ты закажешь одну луковицу и стакан воды. Уступи мне. Представь, что я клиент.

Они подъехали к ресторану прежде, чем Кэролайн смогла настоять на своем. Как только они уселись и заказали себе по стакану вина, Лиз откинулась на спинку стула и сказала:

– Сегодня за завтраком я заявила Бордену, что либо он изменит свое поведение, либо отдаст мне все свои деньги при разводе. Я сказала ему, что меня не особенно заботит, какую альтернативу он выберет. Мне осточертел его образ жизни с тех пор, как он достиг известности, и я не собираюсь больше терпеть это.

– И все за завтраком? – Кэролайн была поражена. – Не удивительно, что он все утро вел себя, как безумный.

– Он ведет себя, как безумный, уже много лет. Лиз взяла хлебную палочку и стала изучать меню. – Здесь хорошая семга, и еще можно заказать салат. Да, я все решила этой ночью, в два часа, когда кончила последнюю занавеску для окон в гостевой комнате.

Как это типично для Лиз – шить занавески посреди ночи. А решение изменить свой образ жизни, который она защищала в разговоре с Кэролайн всего неделю назад, было совсем не в ее духе.

– Что случилось? Тебе было видение над швейной машинкой? Расскажи.

– Давай заказывать. – Лиз подала знак официанту, торопливо пересекавшему зал.

– Да, миссис Ченнинг, – сказал он, сделав легкое движение головой, которое можно было расценить как поклон.

Когда заказы были сделаны, вино подано, опробовано и признано сносным, Кэролайн снова спросила:

– Что произошло?

– О, знаешь ли, просто нормальная каждодневная борьба не на жизнь, а на смерть. Я поставила ему ультиматум, а он играл в молчанку. И я взбесилась, а он взбесился еще больше. – Лиз пожала плечами. – На этом мы расстались. Ему надо было идти на работу.

– Ну… и что теперь будет?

Кэролайн старалась удержаться от улыбки, потому что Лиз угрожала Бордену разводом по меньшей мере третий раз. В первый раз Борден купил ей норковую шубу и хорошо вел себя целых пять лет. Что произошло во второй раз, Кэролайн не могла припомнить.

– Ничего. Положение безвыходное. – Лиз сделала большой глоток вина. – А что у вас с Гарри? Он приехал домой насовсем?

– Он так говорит, и похоже, что Мейда готова раскошелиться, – пожала плечами Кэролайн.

– Он хочет вернуться к тебе? Он лебезит перед тобой?

– Насколько я могла заметить, нет. Кажется, он считает, что в высшей степени осчастливит меня, пожелав возобновить наши отношения. – Кэролайн улыбнулась. – Это не имеет значения. Он не возвращается.

– Молодец. Гарри и Мейда стоят один другого. Пусть доводят друг друга до безумия. – Лиз подалась вперед. – Я хочу обсудить того парня, которому ты не говоришь «нет». Мейда уже распустила повсюду сплетню, что ты связалась с кем-то, совсем неподходящим.

– «Неподходящий» – это похоже на Мейду.

– Он что, в самом деле механик из гаража? Ну, – сказала Лиз извиняющимся тоном, когда Кэролайн засмеялась, – так говорит Мейда.

– Ты же знаешь Мейду. Если кто-то не Рокфеллер, значит, он механик из гаража. – Кэролайн продолжала ухмыляться. – Нет, в действительности он юрист и преподает в «Урбане».

– И? – Было ясно, что Лиз не собирается упустить ни одной детали и на меньшее не согласна.

Кэролайн не была уверена, что ей хочется обнародования своих отношений с Дэниелом. Она поставила стакан с вином и открыла было рот для ответа, когда перед входом в ресторан началось какое-то волнение.

– Я знаю, что она здесь. Вон там стоит ее машина, и…

– Борден!

Лиз вдавилась в стул. Вся ее холодная утонченность исчезла при появлении всклокоченного супруга, без сомнения собиравшегося устроить сцену.

– Слишком поздно, – прошептала Кэролайн. – Он уже заметил нас. Выпрямись, Лиз, или ты окажешься на полу.

– Ага! Вот вы где! – Борден прошествовал к их столу в развевающемся пальто. – Я хочу поговорить с тобой, Элизабет. И с тобой, – сказал он, с ненавистью глядя на Кэролайн, – ты, Иуда в юбке! Я доверял тебе, я был к тебе внимателен, а чем ты платишь мне? Прячешь мои юридические книги и отравляешь сознание моей любимой жене, настраивая ее против меня.

– Сядь, Борден. – Кэролайн указала на стул. – И прекрати эту жалкую пародию на Лоуренса Оливье в роли Отелло.

– Очень жалкую пародию на Оливье, – пробормотала Лиз.

– Что ты сказала, владычица моего сердца?

Борден взял стул, стоявший у соседнего столика, и сел на него. – Что ты делаешь здесь с моей собственной помощницей, которую я всего несколько коротких недель назад предложил послать в университет и которая теперь наносит мне удар в спину? – Он скорбно покачал головой. – Чем ты с ней занимаешься, Лиз? Консультируешься с этой шиитской феминисткой, как оскопить мужчину твоей жизни? Ты права, что спрашиваешь именно у нее: к тому времени, когда она разделалась с ним, Гарри превратился в побитого щенка!

Понимая, что это надо прекратить, Кэролайн все-таки не смогла сдержать своего любопытства:

– Что такое шиитская феминистка?

– Мужененавистница, крикливая, недоброжелательная, невежественная, выхолощенная сука. Женский вариант аятоллы.

– И это я?

Лиз засмеялась, и Борден повернулся к ней:

– Как ты можешь смеяться, когда я окружен врагами в собственной семье? Я взял ее к себе, обращался с ней, как с сестрой, и вот как она мне за это платит.

Похоже, что Борден оседлал любимую лошадку. Кэролайн решила, что эта война полов может продолжаться и без нее. Если она не уйдет, ей придется взять расчет или ее уволят.

– Хорошо, эта шиитская феминистка собирается вернуться в Бринвуд электричкой. Борден, я заказала вкусный салат с тунцом. Ешь его на здоровье.

Пока она отодвигала стул, Борден внезапно схватил Лиз за руку и бросил на стол какие-то счета и связку ключей. Он положил Кэролайн руку на плечо:

– Оставайся и ешь тунца. В электричке нет необходимости. Бери машину Лиз. Ей она не понадобится.

– Что ты делаешь? Разумеется, мне будет нужна моя машина, – прошептала Лиз, тщетно пытаясь вырвать руку.

– Нет. Я забираю тебя на выходные в Козумел. – Борден поднял Лиз на ноги и надел на нее пальто. Мы будем пить ром, заниматься подводным плаванием и… беседовать. Пошли. Наш самолет улетает ровно через полтора часа.

Кэролайн с улыбкой наблюдала за их уходом. С Ченнингами не соскучишься. Но, право же… шиитская феминистка?

Глава 25

Кэролайн медленно шла домой после работы. Машину Лиз она оставила на стоянке перед офисом. Возвращение на ней из ресторана потребовало от Кэролайн неимоверного напряжения. Рычаги управления были непривычными для нее, и каждая машина на дороге воспринималась ею как причина аварии, в которую она сейчас попадет. Она уже видела смятое крыло и представляла себе, как всю оставшуюся жизнь расплачивается за нанесенный ущерб.

Она с удовольствием шла пешком. Был чудесный, хотя и холодный, зимний вечер. Мир вокруг искрился, а воздух напоминал превосходно охлажденное вино. Она сделала глубокий вдох и замедлила шаг.

Шум самолета заставил ее с улыбкой спросить себя, не летят ли на нем Лиз и Борден. Кэролайн не была уверена, что одобряет беспринципное отношение Лиз к ее браку, но, похоже, оно оправдывало себя. «Смотри правде в глаза, – думала она. – Никто пока не умчал тебя в Карибский рай. Должно быть, и Лиз в чем-то права». Она поежилась от холода.

Нет, не стоило завидовать Лиз с ее островом, тем более сейчас, когда Кэролайн собиралась встречать Новый год с Дэниелом. Любовь чудесна, если не принимаешь слишком близко к сердцу все, что сопутствует ей. Неодобрение семей, неодобрение деканов юридических школ, необходимость угождать бывшим женам, отказ бывших мужей признать, что они бывшие.

Но в этот вечер Кэролайн предпочла упиваться своими чувствами, словно потерявшая голову девчонка, в конце концов, добившаяся свидания с мужчиной своей мечты. Она отложила тревогу, вызванную всеми этими намеками, на следующую неделю… на следующий год. Что, впрочем, одно и то же. А сейчас ей хотелось просто наслаждаться тем, что она любит и любима.

Сворачивая на свою улицу, она вспомнила то, о чем запретила себе думать. Замужество. Дэниел. Дэниел хочет жениться на ней.

Они знакомы только несколько месяцев, возразила Кэролайн сама себе. Наверняка он уже осознал всю глупость такого скоропалительного брака. Вероятно, у него хватило ума, чтобы самому принять решение немного повременить. Ей не о чем беспокоиться.

Медленно подходя к своему дому, Кэролайн пришла к грустному выводу, что ее тревожит вовсе не желание Дэниела жениться на ней. Она сама может захотеть выйти за него замуж – вот истинная причина ее волнений. А она к этому не готова. В ее сознании теснились мысли о юридической школе, юридической практике, независимости, обо всем, с таким трудом ею достигнутом, и о Дэниеле.

Но, Господи, как чудесно быть влюбленной! Кэролайн поймала себя на том, что чуть ли не бежит вприпрыжку. Ей захотелось покружиться вокруг фонаря на своей лужайке, подобно Джину Келли в фильме «Поющие под дождем».

Потом эта мысль вернулась.

Выйти замуж.

За Дэниела.

На мгновение мысль о нем охватила ее, как степной пожар. Его облик, ощущение его тела, его запах. Звук его голоса, прикосновение его рук, обнимающих ее, его губы на ее губах. Кэролайн почувствовала, что у нее подгибаются колени. Помоги ей Боже, она любила его. Она любила в нем все, даже его рычание, бывшее намного страшнее его укусов. Она любила его и понимала, насколько редка такая любовь и как редко она бывает полностью взаимной, – а именно такова была ее любовь к Дэниелу. Природа одарила его способностью убеждать людей, что он их любит. Сара, Джози, Кэролайн – все они точно знали, как важны для него. Потому что он сказал им об этом.

Ей хотелось быть с ним. Казалось, прошли месяцы с их последней встречи, и надо ждать еще годы, пока они снова окажутся вместе. Два дня. Канун Нового года. Среда. Вечность.

Кэролайн открыла входную дверь, так ничего и не решив, кроме того, что любит и любима.

– Тебе звонил твой профессор Фрателли, мама, – сказала Тесса, когда Кэролайн вешала пальто. – Почему ты так поздно пришла домой? Сверхурочная работа?

Кэролайн внимательно посмотрела на дочь. Тесса вела себя как нормальный человек. Кэролайн подозревала, что здесь что-то не так, но решила, что пока можно радоваться такой перемене.

– Ты была у него в классе, правда? – спросила Тесса направляющуюся на кухню Кэролайн. – Я имею в виду, в этом году.

Кэролайн пристально посмотрела на дочь. Тесса никогда еще не проявляла ни малейшего интереса ни к юридической школе, ни к Дэниелу.

– Да. Он читает курс договорного права в первом семестре. Я думала, что тебе это известно.

– Наверное, я просто забыла. Бабушка вчера задавала о нем вопросы, а я не могла вспомнить.

Кэролайн стало слегка не по себе от этого внезапного интереса Мейды и Тессы к предмету, который читал их группе Дэниел. Ей не приходило на ум ни одной причины, по которой кто-либо из них мог бы заинтересоваться этим.

– Чем вызван ваш неожиданный интерес к учебному графику Дэниела? – спросила Кэролайн, отыскивая в холодильнике латук и помидоры для салата.

– Ничем. Просто мы с бабушкой интересуемся тобой, и, естественно, если тебе кто-то нравится…

Под нескрываемо недоверчивым взглядом матери голос изменил Тессе.

У Кэролайн не было времени на дальнейшее обсуждение этой темы. Она быстро организовала простой ужин из салата, супа и рогаликов. Тесса вела себя по-прежнему мирно, и они с Беном умудрились ни разу не повздорить за столом. Хотя Кэролайн и не доверяла Тессе и ее новому отношению к себе, она решила не искушать судьбу.

Оставив Тессу с Беном мыть тарелки, Кэролайн поднялась наверх позвонить Дэниелу. Уже на лестнице она услышала, как Тесса спросила:

– Как часто он ей звонит? Каждый день?

Она не стала ждать ответа Бена.

Дэниел поднял трубку после первого же гудка. Сара только что заснула, и он хотел, чтобы в эту первую ночь, проведенную дома, ее не тревожили. Его голос звучал устало и немного грустно.

– После визита в Нью-Йорк на нее больно смотреть. Она нервная, напряженная и измотанная. Она так старалась угодить Элисон и все же потерпела неудачу.

– Ей повезло, что у нее есть к кому вернуться домой, – сказала Кэролайн с теплотой в голосе.

– Надеюсь, да. Она слишком мала для понимания, что Элисон просто ревнует.

– Ревнует? Почему? Из-за тебя?

Кэролайн и сама испытала острый укол ревности от мысли, что бывшая жена Дэниела все еще претендует на него.

– Черт побери, нет. Я никогда не был нужен Элисон. Нет, эта ревность вызвана интересом к Саре ее матери и юности Сары. В этом, по-моему, главная причина. Элисон ненавистна сама мысль, что она стареет, а у Сары еще вся жизнь впереди.

– Но ревновать к десятилетнему ребенку…

Кэролайн резко оборвала себя. Есть ли у нее право критиковать Элисон Бэйрд, бывшую Фрателли? Она должна признаться себе, что просто ревнует к Элисон Дэниела, который когда-то любил ее. Жену Дэниела. Мать его ребенка.

– Это выглядит странно, но в действительности Элисон самой не больше десяти лет и ей легко ревновать к другому ребенку. – Голос Дэниела звучал глухо. – Поэтому Саре приходится несладко, когда она бывает там.

– Могу себе представить.

– Знаю, что можешь. Это одна из причин моей любви к тебе.

Нежное рычание Дэниела ударило Кэролайн по нервам. Его слова обрадовали и вместе с тем взволновали ее. Для Дэниела после любви вставал вопрос о браке. Но она не могла бороться со своим чувством и невольно сказала:

– Я люблю тебя, Дэниел. Где мы будем встречать Новый год?

Последовало долгое молчание. Откашлявшись, Дэниел сказал:

– Я надеюсь, что ты не обидишься. Я пообещал тебе, что мы потрясающе проведем время, но у Сары простуда – заразилась от Элисон – И мне очень не хочется оставлять ее.

– О!

Сколько разочарования вместил в себя этот маленький слог.

– Поэтому ты не против того, чтобы встретить Новый год в моем доме? Я понимаю, это не слишком интересно, но мы можем посмотреть «Касабланку» и я не стану готовить на обед картофельное пюре.

– О, так ты об этом? Нет, я ничего не имею против. Я принесу воздушную кукурузу.

– Конечно, я имел в виду именно это. А ты что подумала? Что наше свидание в канун Нового года отменяется? Кэролайн, я разочарован: это слишком глупо для женщины с блестящим интеллектом.

Слова Дэниела прозвучали так, словно он считал их только наполовину шуткой. Блестящий интеллект! Неужели Дэниел. действительно так думает о ней? Кэролайн почувствовала, что у нее кружится голова. Но разговор шел не об этом.

– Ладно, я знаю, какой помехой в личной жизни могут стать больные дети, – защищалась Кэролайн.

– Если мужчина говорит, что любит тебя и хочет на тебе жениться, напрашивается вывод, что он не отменит свидания с тобой в канун Hовогo года, разве только его похитят инопланетяне для экскурсии по Галактике.

Когда он говорил таким раздраженным тоном в классе, это означало: «Меня понял бы любой дурак, почему же вы не понимаете?»

– Извините, профессор. Я постараюсь это запомнить.

Кэролайн была задета, но не рассердилась. Трудно злиться на человека, признавшего, что у тебя блестящий ум и что он любит тебя, даже если он говорит это в запальчивости.

– Кэролайн? – Голос Дэниела стал мягким, извиняющимся ворчаньем.

– Да? – спросила она, улыбаясь.

– Знаешь, я действительно тебя люблю.

– Знаю. – Она ухмылялась, поддразнивая его. На минуту воцарилось молчание. Она почти физически ощущала, как Дэниел ждет ее слов.

– Кэролайн? – было ясно, что он не услышал того, чего ему хотелось бы услышать.

– Да?

– Кэролайн! – малодушно возопил он.

– Я люблю тебя, Дэниел. И мне бы хотелось встретить Новый год в твоем доме. Я даже согласна готовить. Когда мне прийти?

– Что, если в полдень? – Кэролайн расслышала чувственные, обещающие ноты в его голосе.

– Извини. В среду у меня, как обычно, дела у «Скруджа и Марли». Как насчет шести или около того? Я поеду на поезде и пойду пешком от…

– Ты никуда не пойдешь. В шесть я подъеду к твоему дому. – Он предвосхитил ее возражения. – Сара больна не серьезно. Я остаюсь дома, потому что она все еще немного подавлена, но поездка ей не повредит. В шесть?

– В шесть. До скорого свиданья.

Кэролайн с улыбкой положила трубку.

Даже простой разговор по телефону с Дэниелом поднимал ее настроение. Особенно когда он говорил, что любит ее.

Уже очутившись в доме Дэниела, Кэролайн пришла к выводу, что со стороны голубоглазой женщины шотландско-английских кровей очень глупо готовить на обед лазанью для американца итальянского происхождения и его ребенка. Это было ее дежурное блюдо, она могла приготовить его заранее, без особых усилий, и детям оно нравилось.

Конечно, его мать сделала бы все иначе, но получилось вкусно. Результат превзошел ее ожидания, учитывая, что ее лазанья была вегетарианской и главная роль в ней отводилась чеддеру. Дэниел съел две порции, а Сара заявила, что лазанья почти такая же вкусная, как у тети Джози.

Кэролайн обнаружила, что ей по-прежнему легко общаться с Сарой, как тогда, в кафе-мороженом. Дочь Дэниела была милой и общительной. Контраст с Тессой был разительным. Но мать Тессы не могла не принимать во внимание, что десять лет – это не восемнадцать. К тому времени, когда Сара будет учиться в средней школе, она тоже может стать невыносимой.

Они решили посмотреть «Золушку», и Кэролайн чувствовала себя по-домашнему уютно, сидя на мягком диване между Сарой и Дэниелом с большой миской воздушной кукурузы на коленях. Сара немного раскраснелась, но она наслаждалась фильмом, особенно ей нравились Жак и Гус-Гус, забавные мышата, любимцы Кэролайн. К тому времени, когда принц, туфельки и Золушка соединились в великолепном счастливом финале сказки, Сара уже почти спала.

Кэролайн с задумчивой улыбкой наблюдала, как Дэниел отнес Сару в кровать. Все еще улыбаясь, она откинулась назад и закрыла глаза.

– Эй, соня, – послышался театральный шепот Дэниела с лестницы.

– Ммм?

– Сара хочет пожелать тебе спокойной ночи.

Наклонясь над кроватью малышки, Кэролайн, как это ни глупо, почувствовала себя польщенной. Поддавшись порыву, она поцеловала Сару в щеку, заметив, что та стала горячее, чем во время обеда. На белом ночном столике стоял пузырек с таблетками детского аспирина.

Кивнув на лекарство, Кэролайн прошептала Дэниелу:

– Ты ей давал?

Он улыбнулся, глядя ей в глаза:

– Да, перед твоим приходом. Но спасибо за проверку. Наверное, мать всегда остается матерью.

Сара вздохнула и повернулась на бок, уже засыпая. Кэролайн и Дэниел на цыпочках вышли. Они заговорили, только вернувшись в гостиную.

– Ты считаешь, что ей хуже? – спросил Дэниел. – Врач сказал, что обычно температура поднимается к вечеру и не стоит волноваться, но я ничего не могу с собой поделать.

– Через некоторое время мы посмотрим на нее. – Кэролайн сама была обеспокоена. Похоже, что у Сары начинался настоящий жар. – Если ей станет хуже, ты всегда можешь вызвать врача.

– В канун Нового года? Вероятно, мы должны были бы прийти в приемный покой больницы вместе со всеми жертвами пьяных драк и дорожных аварий. – Дэниел запустил руку в волосы.

– Все в порядке. Если понадобится, мы собьем ей температуру. Не волнуйся, Дэниел.

Он со слабой улыбкой шагнул к ней, глядя на нее сверху вниз глазами, полными теплого света, и медленно притянул ее к себе. Довольно долго он просто молча обнимал ее, а она сидела, положив голову ему на плечо.

– Что за чертов Новый год, леди, – проворчал он ей в ухо. – Не каждый смог бы предоставить тебе столько развлечений. Больного ребенка и мультики Диснея.

– И тебя. Не забывай о себе. – Кэролайн улыбнулась ему в свитер.

– О да, я тут как тут с жареной кукурузой из микроволновой печи и этими жеманными мышатами.

– Жеманными! Не говори такого при Саре. Она потеряет всякое уважение к твоему вкусу.

Оставаясь в его объятиях, Кэролайн откинулась назад и посмотрела ему в лицо. Он улыбался ей, и при свете лампы его глаза приобрели кофейный цвет. Ее руки, слегка касавшиеся его груди, ощущали мягкую шерсть рыжевато-коричневого свитера. Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его губы, гладкие и теплые. Кэролайн закрыла глаза, упиваясь запахами мыла, шерсти и еле уловимым пряным ароматом. Она подняла руку и провела ею по его бороде, значительно более мягкой на ощупь, чем на вид.

Дэниел с глухим ворчаньем прижал ее к себе. Освободив на минуту губы, он прошептал:

– Тебе нравится то, что ты уже получила, Каролина миа? Ты уже обняла меня, попробовала меня на вкус и на ощупь, поэтому скажи, займемся ли мы наконец любовью всерьез или ты собираешься сводить меня с ума еще шесть-семь часов?

Не ожидая ответа, он просто оттеснил ее к дивану с двугорбой спинкой и помедлил, давая им обоим возможность опуститься на диванные подушки, создающие у Кэролайн ощущение, что она лежит на облаках.

Их губы встретились, коснулись, раскрылись, скрепляя то, что было между ними. Руки Кэролайн обвили шею Дэниела в крепком объятии. Он провел рукой по длинной линии ее спины и округлым выпуклостям ягодиц. Все в ней возбуждало его. Его тело напряглось, когда она придвинулась к нему, гладя его волосы.

Он покрыл легкими поцелуями ее веки и щеку. Его язык проник к ней в ухо, и он ощутил ее дрожь.

– Мне так не хватало тебя, – пробормотал он, обдавая теплым дыханием ее лицо. – Терпеть не могу любовное общение по телефону.

– Ммм. Я тоже. – Кэролайн обняла его за шею и, слегка приоткрыв губы, прикоснулась к его губам. – Поцелуй меня.

Они тесно прижались друг к другу, и во время поцелуев Дэниел чувствовал прикосновение ее сосков к его груди и частое, глухое биение ее сердца. Раскрыв губы навстречу ее губам, он перекатился немного набок. Его пальцы слегка дрожали, попав под синий шелк ее блузки. Для его рук, медленно исследующих каждый дюйм ее тела, ее кожа была подобна теплому атласу. Его пальцы следовали изгибам ее груди, лаская и слегка надавливая на нее. Кэролайн была пиршеством, праздником, которым он никогда не смог бы пресытиться. Глаза Кэролайн были закрыты, и, прервав поцелуй, он увидел выражение ее лица, чувственное и мечтательное. Так выглядит женщина, охваченная желанием. Пока он смотрел на нее, она с нежным мурлыканьем выгнула спину, приблизив свою грудь к его руке. Его тело залила ответная горячая волна.

Ему нужна была вся Кэролайн, и только Кэролайн. Минуту он размышлял, не сорвать ли попросту нее одежду. Но ему хотелось, чтобы этой ночью все было безупречно. Эту женщину он должен был любить в постели при свете ароматических свечей, имея в своем распоряжении вино и сколько угодно времени.

– Кэролайн, я хочу раздеть тебя.

Она мечтательно смотрела на него, ее губы припухли от поцелуев. Она была так красива, что он почувствовал жар во всем теле.

– Хорошо. – Ее улыбка была полна обещаний. Она снова поцеловала его, и он потянулся к ней, желая проникнуть в нее, стать ее частью. – А потом моя очередь.

Дэниел быстро сел, поднял Кэролайн и крепко прижал ее к себе. Она была мягкой, податливой. Господи, он любил эту женщину! И она любила его.

Она уже призналась ему в этом, но, что важнее, она уже доказала это своими сладостными, горячими поцелуями и своим страстным откликом на его страсть.

С некоторым усилием он поднялся и протянул Кэролайн руку. Его желание было таким острым, что ему хотелось только одного – повалить ее на диван и погрузиться в ее жаркие, нежнейшие глубины.

– Нет, – произнес он вслух.

– Что? – встревоженно спросила Кэролайн.

– Пойдем со мной наверх, любимая, и позволь мне любить тебя.

Она улыбнулась и потянула его за руку, торопясь к лестнице.

– Поспешим, – сказал Дэниел.

– Да, – ответила Кэролайн.

– Папа, – позвала Сара. – Я не очень хорошо себя чувствую.

Глава 26

Кэролайн откинулась назад, отдыхая на сильной руке Дэниела. Ее глаза были закрыты, и она наслаждалась роскошью простой близости к нему. Она настолько устала, что не могла уснуть. Дыхание Дэниела было спокойным и ровным. Кэролайн не пыталась узнать, спит ли он, боясь разбудить его.

В течение двух часов они сбивали у Сары температуру, растирая ее спиртом и давая аспирин. В конце концов, она забылась неглубоким, беспокойным сном. Они по очереди входили к ней, чтобы поправить подушку или напоить ее водой или соком, когда она просила. Сначала Дэниел возражал, чтобы Кэролайн делила с ним это дежурство:

– Выступая в роли сиделки, ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым. Я пригласил тебя на невероятно эротическую встречу Нового года, а все кончилось ночной сменой в педиатрической больнице.

Он погладил ее по спине и притянул ближе к себе.

– Перестань. Что мне за удовольствие смотреть, как ты изматываешь себя?

Кэролайн потянулась вверх, чтобы поцеловать его в щеку прямо поверх бороды: это место казалось ей наиболее чувствительным и приятным на вкус.

Он уступил, и Кэролайн позвонила домой, оставив послание на автоответчике для Бена и Тессы, чтобы они не беспокоились, если она не вернется домой. Потом они с Дэниелом принялись за работу.

Иногда они соблюдали очередность, а иногда входили в комнату девочки вместе. Казалось, что Сара особенно рада видеть их вдвоем.

– Привет, папа. Привет, Кэро, – приветствовала она их еле слышным шепотом. – Папа, я пыталась, как ты советовал, сосчитать четыреста двадцать две овцы, но все еще не могу заснуть.

И Дэниел с Кэролайн поили ее, а Кэролайн пела «Девяносто девять бутылок шипучки на стене». Обычно Бен и Тесса засыпали где-то на восемьдесят шестой бутылке, но Сара оставалась беспокойной.

И только когда в спальню Дэниела просочился рассвет, Сара наконец крепко уснула. При своем последнем посещении Кэролайн застала ее уютно свернувшейся под стеганым одеялом с закрытыми глазами, дышащей ровно и глубоко. Кэролайн с облегчением улыбнулась: Сара и Дэниел смогут немного отдохнуть. Самой же Кэролайн совсем не хотелось спать.

Она размышляла, не спуститься ли ей вниз приготовить кофе, когда Дэниел зашевелился и, положив на нее руку, прижал ее к своему боку. Она вздохнула и решила остаться там, где была. Кофе она может сварить в любое время, а вот лежать здесь, рядом с Дэниелом – это редко выпадающее удовольствие.

Кэролайн закрыла глаза и медленно поплыла в смутное состояние между сном и бодрствованием, не в силах перейти эту грань и заснуть по-настоящему. Она не представляла, сколько времени провела в таком полусне, когда ощутила на веках поцелуй, похожий на легкий весенний ветерок. Она медленно открыла глаза.

Над ней с улыбкой склонился Дэниел:

– Привет, Флоренс Найтингейл. Напомни мне дать тебе повышение по службе. И медаль.

Он поцеловал ее, а Кэролайн приподнялась и обвила его за шею.

– Не хочу повышения, – сказала она и потерлась щекой о его бороду. – Не хочу медали.

– Тогда все в порядке. Чего же ты хочешь?

Из бороды возникла белозубая ухмылка.

Ей нравилась эта ухмылка. Она всегда заставляла Кэролайн искать какие-то слова, от которых он продолжал бы улыбаться.

– Тебя. Прямо сейчас я хочу тебя. – Она перекатилась на него и взъерошила пальцами его густые черные волосы. – Только тебя.

Дэниел нежно взял ее лицо в руки: – Я твой. Всегда. Везде.

Ее губы таяли под его губами. Легчайшими прикосновениями она ласкала его лицо. Его рот раскрылся, язык встретился с ее собственным, и она придвинулась к нему, пытаясь слиться с ним.

Каждой клеточкой своего тела Дэниел ощутил это ее движение. Кэролайн Фолкнер поставила на нем свою печать, которую уже ничто не сможет стереть. Он никогда не освободится от нее. Ему хотелось никогда не освобождаться от нее.

Дэниел изогнулся над ней, пока ее рука легко скользила по его телу. У него перехватило дыхание, и на мгновение он вообще потерял способность дышать. Ощущение рядом с собой этого длинного, изящного тела, движения, которыми она ухитрялась ласкать его всего сразу, сводили Дэниела с ума. Там, где она прижималась к нему, мягкая и гибкая, его тело словно превращалось в расплавленную сталь, там же, где ее рука ласкала его, оно становилось твердым и вибрирующим.

– Люби меня, – прошептала она, и ее губы приникли к его губам.

Дэниел почувствовал, как его сердце бьется в ребра. Она желала его. Господи, а как он желал ее! И сейчас, и всегда. Он прижался губами к выемке на ее горле и почувствовал биение ее пульса, такое же бешеное, как у него самого.

На этот раз все произошло легко и быстро. Теперь он знал ее тело так же, как она его. Временами ее обнаженное тело прижималось к нему. Он закрывал глаза и со стоном вздыхал, словно только что побывал в раю. Он был уверен, что так оно и есть. Разрываясь между стремлением быстрее достичь оргазма и желанием продлить до бесконечности свое слияние с Кэролайн, Дэниел на какой-то момент замер, наслаждаясь ею.

Они лежали неподвижно, затем Дэниел приподнялся и погрузился в ее горячие, влажные глубины. Он был там, где ему больше всего хотелось пребывать, полностью утонув в женщине, которую любил. Некоторое время он не смел шевельнуться, боясь потерять контроль над собой. Только Кэролайн занимала все его мысли с того момента, когда он после проведенной вместе ночи ушел из ее дома. Она завладела его сознанием и наполнила его душу и тело радостью, которой он еще никогда не испытывал. Сейчас он должен был обладать ею. Это являлось точно такой же реальной и насущной необходимостью, как потребность в еде или питье. Она была неотразима, и Дэниел уже не мог сдерживаться, даже ради продления их наслаждения. Он скорее почувствовал, чем услышал, тихий стон, и она покрыла легкими поцелуями его лицо.

– Люби меня, – прошептала она.

– О, Господи, Кэролайн, я это делаю. Я это делаю. – Его дыхание щекотала ей лицо. – Разве ты не чувствуешь? – Он прижал ее еще крепче, проникая еще глубже.

– О-о-о. Если бы я чувствовала себя лучше… Она не закончила фразу, но он ощутил ее улыбку на своей щеке.

Дэниел почувствовал напряжение ее мышц, удерживающих его внутри нее, пульсирующих навстречу ему, и она снова тихо вскрикнула. За несколько секунд он преодолел последний барьер и бессильно опустился рядом с ней.

Они долго лежали в молчании полнейшей гармонии. Наконец Кэролайн пошевелилась.

– Если бы я чувствовала себя лучше, – повторила она снова, доведя на этот раз мысль до конца, – я бы растаяла.

Дэниел крепко сжал ее, на его губы просилась улыбка. Он медленно начал ласкать ее тело от плеча до колена, любовно следуя руками за его гладкими выпуклостями и впадинами.

– Я люблю тебя, Кэролайн.

– Я тоже, – сонно отозвалась она.

Он натянул на них покрывало и обнял ее. Ее голова лежала на его плече. Очень скоро они оба уже спали.

Было позднее утро Нового года, когда Кэролайн снова проснулась. Слабый солнечный луч коснулся ее лица, и она пошевелилась, чувствуя тело Дэниела рядом с собой. Во сне он казался таким молодым и ранимым. Его губы сложились в улыбку, настолько заразительную, что Кэролайн улыбнулась ему в ответ и только потом вспомнила, что он все еще спит.

Чувствуя себя слишком счастливой, чтобы спать, она выскользнула из кровати и понесла свою одежду в примыкавшую к спальне ванну, не желая беспокоить Дэниела. Какой он милый, подумала она. Его заботливость, его любовь к Саре и к ней заставляли Кэролайн испытывать к нему одинаково сильные чувства и у кровати больного ребенка, и во время их физической близости.

Несколько минут спустя она тихо прошла на кухню. Апельсиновый сок и растворимый кофе находились в холодильнике. Она подумала, что надо бы не забыть спросить Дэниела, зачем он держит кофе на холоде. Вскоре она сидела за круглым столиком, который только и помещался в маленькой кухне, пила небольшими глотками апельсиновый сок и вспоминала ночь. Тело болело в непривычных местах, и ей казалось, что кровь в ее венах играет и пенится.

– Привет, Кэро.

Голос Сары заставил ее вздрогнуть.

Кэролайн повернулась и увидела дочь Дэниела в дверном проеме. Каштановые волосы Сары растрепались, но глаза были ясными, а щеки больше не горели. Она надела джинсы и футболку для игры в регби. Кэролайн улы6нулась, и Сара подошла и поцеловала ее, сделав это совершенно естественно. Кэролайн почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза. Она коснулась щекой лба Сары. Он был прохладным.

– И тебе привет. Как ты себя чувствуешь?

– Хочу есть. – Сара улыбнулась. – Может быть, мы приготовим гренки?

– Не вижу препятствий. – Кэролайн наклонилась и крепко обняла Сару. – Давай исследуем холодильник.

Они работали в полнейшем согласии. Сара разбивала яйца и взбивала их, прикусив язык и сведя вместе брови от усердия. Кэролайн с улыбкой подумала, что она точная копия Дэниела.

Как только плоды их трудов были готовы к демонстрации, Кэролайн поднялась наверх за Дэниелом. Он стоял у смятой постели, натягивая джинсы и хмурясь.

– Где ты была? – требовательно спросил он. – Я проснулся, а тебя нет.

– Мы с Сарой приготовили тебе королевский завтрак.

Кэролайн подошла к нему, думая о том, что он смуглый и мужественный и что он притягивает ее как магнит.

Дэниел потянулся к ней:

– Я предвкушал, что проснусь, а ты будешь рядом со мной. С Новым годом, Каролина миа.

Он покрыл поцелуями ее глаза и щеки. Не в силах противиться ему, Кэролайн подставила лицо его поцелуям.

– С Новым годом, любовь моя.

Последовал еще один захватывающий дух поцелуй. Боже, как она любила этого человека! Но ей надо было кое-что выяснить.

– Насчет того, чтобы проснуться рядом со мной. – Она откашлялась. – Похоже, Сара… не удивилась, увидев этим утром, что я хозяйничаю в твоей кухне, как у себя дома. Ты… такие вещи происходят… часто?

Не отпуская Кэролайн, Дэниел на мгновенье напрягся, потом расслабился. Ее голова оказалась прижата его подбородком:

– Я понимаю, что заставило тебя задать этот вопрос. Понимаю, хотя и надеялся, что ты немного больше доверяешь мне и моим… чувствам к тебе. Я люблю тебя, Кэролайн. Я думал, ты это знаешь. Я никогда не любил никого так, как тебя, и Сара понимает это.

– И ее это нисколько не беспокоит?

Кэролайн не была разубеждена. Она никогда раньше не проводила ночь в доме какого-нибудь мужчины, но считала, что найдется немного детей, которые реагировали бы так, как Сара.

– Да. Сара знает, что мы любим друг друга и я хочу жениться на тебе. Она также знает, что еще ни одна женщина не проводила здесь ночь с тех пор, как ушла ее мать. – Он взглянул на нее и погладил по щеке. – Я не хочу просыпаться и видеть кого-нибудь, кроме тебя. Сара это понимает. Я думал, что и ты тоже.

– Дэниел, нам необходимо поговорить об этом, – сказала Кэролайн.

Она собиралась убедить Дэниела, что любовь это не обязательно брак, убедить прежде, чем он бросится сообщать всем об их намерении пожениться.

– Знаю. Однако сейчас меня интересует этот королевский завтрак, а потом я отвезу тебя домой. – Дэниел натянул на себя темно-красный свитер с высоким воротником и взглянул на Кэролайн с улыбкой в глазах. – Как бы мне хотелось, чтобы ты осталась.

– О, Боже.

Возможно, дочь Дэниела и довольна их отношениями, но с ее собственной дочерью дело обстояло совсем иначе. Но Кэролайн обнаружила, что сейчас ей это попросту безразлично. Наверное, Тесса осудит ее, но сама Кэролайн не могла это сделать. Прошлой ночью произошло нечто такое, что она будет хранить в своей душе, как бы ни сложились в дальнейшем их отношения с Дэниелом.

– Ты расстроена, Каролина миа? – Дэниел погладил ее по щеке. – Прости меня, что тебе пришлось остаться. Я вижу, в каком ты замешательстве. Если это поможет, я охотно объясню все твоей семье.

– Я не расстроена. – Кэролайн улыбнулась ему и прижалась щекой к его руке. – Я люблю тебя, Дэниел, и поэтому не могла оставить тебя и Сару прошлой ночью. – Она посмотрела на себя в зеркало и пригладила волосы. – Пойдем есть гренки.

Был уже час дня, когда Дэниел передал Сару Джози, проинструктировав свою сестру, что девочке необходимо тепло и покой.

– Дэнни, я вырастила нескольких детей. Они иногда простужались, – сказала Джози с преувеличенной кротостью. Она задумчиво посмотрела на Кэролайн и спросила напрямик: – Вы только что пришли или уже уходите домой?

– Джози, – сказал Дэниел, похлопав ее по руке, – войди и попроси Сару рассказать тебе о потрясающей лазанье, приготовленной для нее Кэролайн. Пока.

И он мгновенно увел Кэролайн.

– Ты должна извинить Джози. Я ее младший брат, и после смерти матери она заменила мне ее. Для Джози я навсегда останусь восьмилетним.

– Я уже это заметила, Дэнни, – поддразнила его Кэролайн.

Дэниел ухмыльнулся, но больше не произнес ни слова, пока они не выехали на дорогу, ведущую в Бринвуд. Потом выражение его лица изменилось. Он стал серьезным, почти мрачным, откинулся на спинку сиденья и сказал:

– Кэролайн, я хочу на тебе жениться. Каждый раз, когда я об этом заговариваю, ты начинаешь пятиться и бить копытами, как испуганная лошадка. Теперь, когда тебе не вырваться от меня, по крайней мере, полчаса, скажи мне, почему это тебя так беспокоит.

Кэролайн смотрела на свои руки. Она любила Дэниела Фрателли, но ее мучил страх, что он не сможет понять ее и порвет с ней из-за отказа выйти за него замуж. Она пыталась найти слова, которые сделают ее объяснение убедительным.

– Я очень люблю тебя, но не хочу снова выходить замуж. Я совершенно запуталась в своем неудачном браке и до сих пор не до конца понимаю, что произошло. – Она повернулась и взглянула на него. – Не понимаю, почему мы непременно должны пожениться. Почему все не может оставаться так, как сейчас?

– То есть без всяких обязательств, так что, когда тебе захочется двинуться дальше, не возникнет никаких затруднений, ведь юридически нас ничто не связывает.

Дэниел говорил ровным, рассудительным тоном. В его голосе не слышалось гнева. Глубину его чувств выдавали только побелевшие костяшки пальцев, сжимающих руль.

– Я имела в виду не совсем то, но… Я не вынесу еще одного развода.

– И ты считаешь, что наши отношения потерпят такой же крах, как ваш брак с Гарри.

И снова это не было вопросом.

Кэролайн молчала. Она не видела ни малейшего сходства между Дэниелом и Гарри, и все же, возможно, именно боязнь этого определяла ее поведение.

– Не думаю, что ты способен меня предать. Мы бы это преодолели. Я бы знала, где ты находишься и что думаешь и чувствуешь каждую минуту нашей совместной жизни. Но мы все равно могли бы потерпеть неудачу. Я не берусь предсказывать будущее.

– Хорошо, что ты понимаешь, насколько переменчива жизнь. – Дэниел на мгновение повернулся к ней. Лицо его было серьезным. – Но у тебя нет оснований думать, что я тебя оставлю. Ты знаешь, что я люблю тебя. Почему же ты отказываешься выйти за меня замуж? Или твоя любовь просто недостаточно сильна?

– Нет! – бурно запротестовала Кэролайн. – Нет, дело не в этом. Я люблю тебя, Дэниел. Ты это знаешь.

– Я считал, что знаю. Это Сара? Ты не хочешь брать на себя заботу о еще одном ребенке, когда твои дети уже почти взрослые? – Он вспомнил, как вела себя Тесса Фолкнер. – По крайней мере, по своему физическому развитию.

Кэролайн понимала, что он имеет в виду. Она снова задумалась:

– Я так не думаю. Сара милая, и, кажется, мы прекрасно поладили. По-моему, она будет славной, даже став подростком.

«По сравнению с Тессой», – подумала она, но не сказала вслух.

– Ну, тогда единственное, что я еще могу придумать, это нежелание, чтобы друзья и соседи узнали о твоей любви к американцу итальянского происхождения.

– Ради Бога, Дэниел. Ты знаешь, что это не так. Мы уже давно покончили с этим. – Кэролайн стало больно. Неужели он все еще продолжает так думать о ней? – Просто сейчас у нас чудесные, простые отношения. Нас только двое. Никто не вмешивается в них, если мы сами его не попросим. Ничего не могу с собой поделать, но мне это нравится. Брак – это так… публично. Мы стали бы супружеской парой с тремя детьми, которые вряд ли поладят, и каждый мог бы судачить о нас. Я хочу, чтобы были только мы, я и ты. Если это эгоистично, прости меня; но таковы мои чувства.

Долгое время Дэниел молчал. Когда он наконец заговорил, Кэролайн в первый раз ощутила в его голосе гнев:

– Тебе хочется подобия студенческой интрижки, шныряния кругом в поисках места, где можно заняться любовью, притворства перед всеми, будто мы не делаем того, что, как им чертовски хорошо известно, мы как раз и делаем. Долго ли мы протянем, если нас будет связывать только это?

– Все не так, Дэниел!

Кэролайн тоже вышла из себя. Никто из тех, кого она когда-либо знала, не обладал способностью приводить ее в такую ярость, как этот человек. Никто не мог делать ее такой злой и такой счастливой.

– Не так? Тогда объясни мне. Скажи мне, почему ты не хочешь, чтобы у нас была семья. Потому что я не покупаюсь на эту чепуху шестидесятых годов о свободной любви!

– Хорошо, есть еще кое-что. Я хочу быть независимой, самостоятельной личностью. Сейчас я учусь в юридической школе и не нуждаюсь в том, кто считает себя вправе говорить мне, что другие вещи значительно важнее. Я не хочу, чтобы существовало что-либо более важное. – Выкрикивая эти слова, Кэролайн чувствовала, как пылает ее лицо. – А после окончания школы я хочу найти себе работу, и пусть я буду занята хоть восемнадцать часов в день, если она окажется такой, какую мне надо. Я не хочу ставить на первое место интересы кого-то другого. Я не хочу удовлетворять чьи-то потребности. Я хочу отдать приоритет самой себе!

Кэролайн откинулась назад. Откуда взялась вся эта ярость? Она была направлена не на Дэниела. Это был отголосок лет, прожитых с Гарри, тех лет, когда он лишь изредка проявлял интерес к детям, и вся ответственность за них падала на Кэролайн. Она не возмущалась. Она не только любила своих детей, но и наслаждалась, общаясь с ними, наблюдая, как они растут. Но она чувствовала себя одинокой и обманутой, потому что Бен и Тесса заслуживали не такого отца, как Гарри.

– На самом деле ты хочешь сказать, – мрачно и медленно произнес Дэниел, – что, по твоему мнению, наша любовь не выдержит соприкосновения с реальным миром.

– Нет, это не так, – покачала головой Кэролайн. – Наша любовь так же реальна, как все, что я когда-либо знала.

«Наша любовь». Она никогда раньше не говорила так и не думала так. Существовали Дэниел и Кэролайн, были ее любовь и его любовь, но только этим утром она осознала, что есть еще некая третья реальность. «Это мы. Это наша любовь».

Дэниел снизил скорость и повернул машину к съезду с автомагистрали.

– Итак, мы вернулись к… чему? К страху? Пуганая ворона куста боится? Знаешь, что я чувствую, когда ты путаешь меня с Гарри?

Неужели все ее тщательно продуманные доводы можно свести к тому, что она просто трусиха? «Хорошо, – подумала она, – что это меняет? Если я так чувствую, значит это и есть реальность. Я имею право на чувства».

– Я точно знаю, каков ты, Дэниел, и каков Гарри. Здесь нет никакой путаницы. Может быть, ты прав. Может быть, вся моя потребность в независимости – просто страх, маскирующийся под силу. Но таковы мои чувства. Я не живу прошлым. Я влюбилась в тебя, и это лучше и сильнее всего, что я когда-либо испытывала. Я не хочу тебя потерять.

Она протянула к нему руку, но Дэниел отклонился от нее, и она уронила руку на колени.

– Однако ты не можешь выйти за меня замуж. Когда начнутся занятия в школе, ты станешь делать вид, что мы не встречаемся. Ты хочешь держать меня в секрете от своей семьи и своих друзей. Я не могу переступить через это, Кэролайн. Меня не интересуют твои отговорки, на мой взгляд, ты просто испугалась, и твоя любовь ко мне не настолько сильна, чтобы пойти на риск.

– Хорошо. Я признаю это. Я паникую. Может быть, слишком паникую, чтобы рискнуть, потому что боюсь проиграть.

Кэролайн поняла, что близка к отчаянию. Она любила Дэниела, но чувствовала, как он ускользает от нее. Получалось, что ей надо было либо подчиниться ему, либо потерять его.

– Но опасаясь рисковать во имя будущего, ты рискуешь лишиться его, Кэролайн, разве не понятно?

– Это что-то вроде угрозы? – Кэролайн стало холодно, одиноко и холодно. Она любила Дэниела, но не собиралась пасть под его нажимом. – Выходи за меня замуж или потеряешь меня?

Дэвид покачал головой:

– Нет, Кэролайн, я ничем тебе не угрожаю. Такие вещи не по моей части, и ты это знаешь. Как ты только могла подумать, что я не поддержал бы твое стремление закончить юридическую школу? Помилуй Бог, да я хочу, чтобы ты была первой ученицей в своем классе. Это все идейки членов твоей семьи, Кэролайн. Я здесь ни при чем, и ты это знаешь.

– Перестань твердить мне о том, что я и сама знаю! Если я что-то знаю, то не нуждаюсь, чтобы ты мне об этом сообщал.

Кэролайн понимала, что цепляется за не имеющие никакого значения моменты из-за нежелания стать лицом к настоящим проблемам.

– Есть еще кое-что, – сказал Дэниел, бросив на нее быстрый взгляд. – Я хочу жениться на тебе, потому что иного выхода нет. Любовная связь либо крепнет, либо гибнет. Я люблю тебя и хочу жениться на тебе. Я хочу проводить с тобой каждую ночь и не делать из тебя секрета. Я хочу, чтобы, если Сара войдет и застанет нас вдвоем в постели, ты воспринимала бы это как должное. Что здесь такого страшного, Кэролайн? Я не чувствую себя в ловушке и меньше всего хочу заманивать в нее тебя. Я сейчас свободнее, чем когда-либо раньше, и стану еще свободнее, если мы поженимся и я смогу взять тебя за руку, не вызвав скандала из-за отношений профессора со студенткой. Что во мне такого пугающего, чего не может преодолеть твоя любовь?

Кэролайн почувствовала, как к глазам подступают слезы, но не позволила себе заплакать. Слезы – женское орудие, и она не будет его использовать. Глядя на свои руки, сплетенные на коленях, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Ей было все равно, куда они едут. Наконец машина подъехала к стоянке, и Дэниел спокойно произнес:

– Ты дома.

Кэролайн посмотрела на него через пелену слез:

– Может быть, тебе просто махнуть на все это рукой, Дэниел? Я не чувствую себя в состоянии что-то менять. Я не хочу причинять тебе боль.

– Ты хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни?

– Нет! Конечно же, нет! – Ее голос дрожал. – Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя. По крайней мере, – добавила она чистосердечно, – я так думаю.

У Дэниела вырвался короткий, безрадостный смешок:

– Ты уже стала юристом, Каролина миа. Оговариваешь наперед все непредвиденные обстоятельства.

– Дэниел, я хочу сохранить тебя в своей жизни. Ты мне нужен.

– Я все еще с тобой, но предупреждаю, что буду продолжать просить тебя выйти за меня замуж. Я хочу просыпаться рядом с тобой. – Он с усмешкой наклонился к ней. – Мне хочется, чтобы ты думала о том, как это было бы чудесно, каждый раз, когда кто-то из нас вынужден будет встать и уйти в середине ночи.

Кэролайн с чувством облегчения потянулась к нему и поцеловала его.

– Спасибо. С Новым годом, любимый.

– Я иду с тобой.

– Нет, мне легче все уладить самой. Я не хочу, чтобы ты столкнулся с Тессой. Она бывает очень…

Кэролайн не могла найти нужное слово. У Дэниела такого затруднения не возникло:

– Несносной.

Кэролайн проигнорировала его.

– Я бы охотнее пошла одна.

– Этого-то я и не могу перенести, Кэролайн, твоей манеры отстранять меня, когда дело касается твоих трудностей, и держать при себе для развлечения. Я чувствую себя, – сказал он с улыбкой, – какой-то куклой мужского пола.

– Так и есть, ты сексуально привлекательный жеребец. – Кэролайн засмеялась и снова поцеловала его. – Так и есть.

Потом она покинула его и вошла в дом одна.

Глава 27

Казалось, что в доме никого нет. Приготовившаяся к схватке Кэролайн столкнулась лишь с тишиной и торопливой запиской от Бена: «Пошел к Питеру пить гоголь-моголь и играть в шары. Вернусь поздно. С Новым годом!» От Тессы записки не было. Мечтая принять хорошую ванну и переодеться, Кэролайн направилась к своей комнате, как вдруг услышала оттуда голос Тессы. Кэролайн тихо вошла и увидела дочь, развалившуюся на ее кровати с телефонной трубкой, зажатой между плечом и подбородком.

– Да, я уверена, – говорила Тесса. – Было сообщение на автоответчике. Нет, еще нет. Нет. Да, я хочу идти напролом. Хорошо. Хорошо. Пока, ба… – Голос Тессы внезапно умолк, когда она подняла голову и увидела свою мать, стоящую в дверях. – Мама пришла. Я пойду. – Она со стуком уронила трубку на рычаг. – Привет, мама. С Новым годом!

Тесса спрыгнула с кровати и начала боком пробираться к дверям с застывшей на губах улыбкой, неискренность которой была ясна Кэролайн.

Дочь явно что-то замышляла. Точно такой же вид был у нее в шесть лет, когда она разлила лак для ногтей по всей ванной.

– С кем ты разговаривала?

– Ни с кем. Просто с приятелем. Мне нужно привести себя в порядок. Я иду на… вечеринку.

Тесса проскользнула мимо Кэролайн и прямиком направилась в свою комнату.

Машинально расправляя на кровати одеяло, Кэролайн лишь мельком подумала о загадочном приятеле Тессы. Значительно больше ее волновал Дэниел. Ее мысли бесцельно бродили по кругу, пока она медленно раздевалась и наполняла ванну. Погрузившись в горячую благоухающую воду, она стала думать о Дэниеле и представлять себе, как каждое утро просыпается рядом с ним. Видение было соблазнительным, но она решительно обратила свои мысли на лекции, которые будут читаться в следующем семестре, на водосточные желоба, настоятельно требующие замены, на кипу папок, ожидающую ее в офисе, и наконец, с большой неохотой, на Тессу.

Хорошая большая порция реальности – вот в чем она нуждалась. Кэролайн откинула голову на край ванны и закрыла глаза. Слезы начали медленно сочиться из уголков ее глаз и стекать по лицу в воду.

Впрочем, реальность не ограничивается только тем, что принято ею считать. Воспоминания о прошлой ночи с Дэниелом, мечты о их следующей ночи – все это затмевало протекающие желоба и трудных дочерей. И маленький уголок ее сознания все время вопрошал: почему занятия любовью с Дэниелом каждую ночь не могут стать ее реальностью?

«Могут, если я выйду за него замуж».

Кэролайн поспешила вылезти из ванны, прежде чем какие-либо еще праздные мысли овладеют ею. Она привычно оделась в спортивный свитер и джинсы и спустилась вниз, чтобы предстать перед Тессой и подвергнуться допросу с пристрастием в течение часа или около того. Ее удивляло, что Тесса все еще не начала наступления по всему фронту на моральные принципы и вкусы своей матери.

Она нашла Тессу в кухне, готовящую ленч из супа с цыпленком и лапшой и бутерброда. Пахло вкусно, и Кэролайн вспомнила, что после завтрака ничего не ела. Казалось, что это было так давно.

– Думаю, я приготовлю себе на ленч что-нибудь особенное, – сказала она с улыбкой.

– О, это тебе, – сказала Тесса, заставив Кэролайн раскрыть рот от удивления. – Я подумала, что ты, наверное, пропустила ленч. Я посижу и выпью чашку чая, пока ты ешь. Можешь мне все рассказывать о своей встрече Нового года, – прибавила Тесса приветливо.

У Кэролайн упало сердце: «Вот оно». Она чувствовала себя достаточно виноватой, чтобы дочь сумела найти зацепку для обвинений. Глубоко вздохнув, она решила, что не позволит Тессе испортить ночь, которую всегда будет хранить в своей душе.

– Дочь Дэниела, Сара, простудилась, и у нее поднялась очень высокая температура, – сказала она спокойно. – Нельзя было забирать ее из тепла в машину, чтобы отвезти меня домой, и, кроме того, Дэниелу нужна была помощь в уходе за ней.

– Значит… ты весь вечер была у него дома? И больше никуда не ходила? Никакой вечеринки или чего-нибудь в этом роде?

Это все больше начинало походить на допрос обвиняемой старшим детективом Тессой Фолкнер. Неприятно, но привычно.

– Именно так. – Кэролайн не стала развивать эту тему. – Суп просто грандиозный. Это консервы?

– Нет. Его приготовила бабушкина новая кухарка и дала мне немного с собой, когда я вчера вечером уходила.

Тесса пожала плечами, продолжая блестящими глазами пытливо смотреть на мать. У Кэролайн возникло ощущение, что она находится под микроскопом.

– А что ты делала прошлой ночью? – весело спросила она.

Лучший способ защиты…

– О, ничего особенного. Я зашла к бабушке, и мы посмотрели, как веселятся на площади Таймс. Вот и все.

– И никакого свидания? Никакой вечеринки?

Это было совершенно не похоже на Тессу. Она любила свою бабушку, но ее привязанность обычно не принимала столь грандиозных размеров, чтобы проводить с ней канун Нового года.

– Нет. У меня не было настроения. Кроме того, нам с бабушкой надо было многое обсудить. – Тесса неожиданно поднялась. – Мне надо бежать, мама. Я иду к ней домой. Увидимся!

Выходя из комнаты, она весело помахала матери рукой, но ее уход удивительно напоминал бегство.

Все происходящее несколько удивило Кэролайн. Разумеется, нет ничего подозрительного в том, что внучка пошла навестить бабушку. Но если эта внучка – Тесса, а бабушка – Мейда, то начинают подаваться сигналы тревоги, пусть пока еле слышные. Какой их общий замысел заставил Тессу внезапно превратиться в покорную дочь?

Кэролайн пожала плечами. Не стоит волноваться по этому поводу. На ней начало сказываться то, что она почти не спала ночью. Теперь, когда она поела, ей хотелось только одного – свернуться калачиком и вздремнуть, и она направилась к лестнице, ведущей в спальню.

– Она даже не потрудилась придумать какое-то приличное оправдание, – торжествующе сказала Тесса. – Она провела с ним всю ночь! В его собственном доме. С маленькой девочкой в качестве дуэньи.

Одним прыжком она очутилась в старом кресле с подголовником в кабинете Мейды.

– Бесстыдство. – Мейда покачала головой. – Позволить маленькому ребенку наблюдать подобную развращенность! – В ее голосе появились благочестивые нотки. – Я не поверила бы в такое, тем более когда дело касается Кэролайн.

Обе женщины в полнейшем взаимопонимании смотрели друг на друга через французский письменный стол с инкрустацией по дереву. Они были до жути похожи в этот момент, когда обменивались удовлетворенными улыбками кошек, проглотивших канарейку.

– Итак, – сказала Тесса, – ты считаешь, что тебе это удастся?

– О, я надеюсь. По крайней мере, мы покончим с этим мерзким романчиком. А потом, пока твой отец здесь и в недалеком будущем грозит еще один скандал, кто знает, моя милая? Кто знает? Она может решить, что возобновление их брака и прежняя добрая жизнь, в конечном счете, самое лучшее. – Мейда медленно протянула руку к телефону. – Думаю, несколько звонков от обеспокоенной матери даже сегодня не могут быть неуместными. – Она махнула рукой Тессе, отпуская ее. – Иди и составь компанию отцу. Проследи, чтобы у него было достаточно томатного сока и кофе. Он довольно бурно провел прошлую ночь.

Они снова обменялись взглядами, выражавшими полное взаимопонимание. В конце концов, они преследовали общую цель. Они были призваны заботиться о Гарри Фолкнере и оберегать его. И ни одна из них никогда не спрашивала себя, почему.

Первый день Нового года проходил для Кэролайн как в тумане. Она думала о Дэниеле и замужестве, пока не почувствовала, что у нее разжижаются мозги и она не способна мыслить разумно. Повинуясь внезапному порыву, она позвонила Кевину Келли и пригласила его с братом на обед. Шинковка овощей и рубка мяса при свете дня прочистила бы ее мыслительные каналы. Деннис был занят, но Кевин согласился и предложил прихватить Сьюзен или Нила, если у тех ничего другого не намечается.

К семи часам кухня благоухала запахами цыпленка по-бордоски и рисотто, и Кэролайн несколько повеселела. Состоят они в браке или нет, влюблены они или нет, но люди должны есть, и кормить их доставляло Кэролайн почти первобытную радость.

К несчастью, у нее не было времени спланировать это импровизированное сборище, и Кевин, обнаруживший, что все остальные студенты их группы либо заняты, либо слишком устали, чтобы двинуться с места, появился у входной двери одновременно с Тессой. При виде друг друга они не пришли в восторг.

– Мисс Фолкнер… – сказал Кевин с учтивым поклоном.

В его глазах была все та же запомнившаяся ей непреклонность. С Кевином Келли не пройдут никакие уловки.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, избегая встречаться с ним глазами.

– Разве вам не полагается… являть собой пример… корректного поведения по отношению к простолюдинам?

Даже с этими запинками в его речи Тесса легко улавливала в ней почти нескрываемое презрение.

– С каких это пор юристы причисляют себя к представителям низших классов? – парировала Тесса, открывая дверь и величественной походкой шествуя в холл впереди него. – Я никогда не смотрела на это с такой точки зрения.

– Почти никто… кроме тебя, не думает обо всех с такой точки зрения, – сказал в ответ Кевин, помогая ей снять свободную шубку из пушистого меха. – Это очень… старомодно, по-викториански. Вышло из моды вместе с салфеточками и турнюрами.

– О, как славно. Знаток истории и к тому же студент юридической школы! Я с трудом могу дождаться той блистательной застольной беседы, которой вы нас одарите.

Тесса бросилась в кухню и немедленно обрушилась на мать, очевидно, и думать забыв об утренней политике разрядки напряженности.

– Господи, мама, почему надо было приглашать его к нам на обед? – спросила она, явно желая, чтобы ее услышали.

– Кевин мой друг, Тесса, и я была бы тебе очень признательна, если бы ты вела себя с ним соответственно. В противном случае тебе придется есть на кухне. – Кэролайн не собиралась мириться с преднамеренной грубостью Тессы.

– Извини. – Тесса погрузила ложку в кастрюлю с цыпленком и попробовала густую темную подливку. – Вкусно. Мне нравится твой цыпленок. Когда мы начнем есть?

– У тебя достаточно времени, чтобы накрыть стол и предложить Кевину бокал вина.

– А Кевин тут как тут, – сказал тот, стоя в дверях. – И я бы не отказался от… бокала вина. Моя помощь нужна, Кэро?

Кэролайн внимательно посмотрела на него. Она знала о заикании Кевина, но обычно оно было практически незаметным. Она взглянула на дочь. Неужели Тесса настолько смутила Кевина, что его старая проблема напомнила о себе?

– Конечно, – сказала Кэролайн, улыбнувшись ему. – Я купила немного чрезвычайно дорогой спаржи, для которой сейчас не сезон. Не срежешь ли ты ей хвостики?

– Ты так привередлива, мама. Зачем отрезать хвостики?

– Это делает ее… вкуснее, – сказал Кевин. – Учитесь у своей матушки.

Однако во время обеда Тесса ухитрилась быть почти милой, и заикание Кевина постепенно исчезло. Все шло хорошо, и Кэролайн уже начала успокаиваться, когда зазвонил телефон. Тесса побежала снять трубку. По-видимому, звонили ей, так как из холла донеслось тихое бормотанье. Кэролайн продолжала разговаривать с Кевином, пока Тесса не вернулась и не бросилась в свое кресло.

– Это был папа, – сходу выпалила она, бесцеремонно перебивая Кевина на середине фразы. – Я пригласила его к нам, – и она холодно уставилась на мать.

– Прекрасно, милая. – Кэролайн со слабой улыбкой взглянула на нее. Очевидно, облагораживающее влияние хорошей еды не распространялось на Тессу. – Уверена, что ты будешь рада увидеться с ним.

– По крайней мере, ты могла бы выпить с ним кофе после ночи, проведенной с этим дурацким профессором, – перешла в стремительное наступление Тесса. – Это касается не только меня. Ты должна была пригласить его к нам! Он должен был бы присутствовать на обеде.

– Если тебе хочется пригласить своего отца на обед, ты вправе сделать это. – Кэролайн предпочла спрятаться за хорошими манерами. Ей не хотелось браниться с Тессой в присутствии Кевина. Она чувствовала, что сгорит от стыда за дочь. – Я с радостью помогу тебе с обедом, но это будет твое приглашение, Тесса, а не мое.

– Почему? Почему тебе хочется видеть этого Фрателли, этого неудачника, а не своего мужа? Что с тобой не так, помимо отсутствия вкуса?

К концу этой речи голос Тессы уже дрожал. Кэролайн некоторое время сидела, не в силах шевельнуться. Она словно бы слышала Мейду, говорящую с ней языком Тессы. Эта излившаяся на нее злоба была также реальна, как удар кулаком. Кэролайн ошеломленно спрашивала себя: неужели это следствие ее романа с Дэниелом? Она потрясла головой, как боец, пытающийся прийти в себя после сильного удара. Нет, Дэниел не несет за это ответственности.

– Не стоит оправдываться, если ты хочешь пригласить отца, Тесса, – в конце концов, сумела выдавить из себя Кэролайн. – Как я уже сказала, ты можешь видеться с ним, когда захочешь. То есть, – прибавила она, – когда он будет в наших краях или когда бабушка оплатит твою поездку в Лос-Анджелес. – Она поднялась. – Я уберу со стола. Если ты с твоим отцом будете пить кофе здесь, то мы с Кевином перейдем в гостиную.

– Мама, прошу тебя. Если бы не он, у нас был бы чудесный семейный…

Прежде чем Кэролайн успела что-то сказать, Кевин бросился к Тессе, схватил ее за руку и выволок в гостиную.

– Ты ставишь свою мать в неловкое положение, – прошипел он сквозь зубы. – При всей твоей болтовне о манерах ты просто злобное маленькое… отродье. – От гнева заикание Кевина усилилось. – Мой отец шкуру бы с меня спустил, посмей я… так разговаривать с матерью, особенно при посторонних. Кому-нибудь… надо бы поучить тебя хорошим манерам при помощи щетки для волос, пока еще не поздно. – Его рыжие волосы пламенели в свете лампы, он чуть было не начал трясти ее, но сумел взять себя в руки.

Слушая собственные слова, Кевин клял себя на чем свет стоит. Высокопарный кретин! Почему он так взвился из-за этой несносной, невоспитанной девчонки? Потому, что она дочь Кэролайн? Возможно, и из-за этого. Потому, что она была великолепна, даже капризничая, как двухлетний ребенок? Частично и из-за этого, конечно. Помимо же всего, ему показалось, что он увидел проблеск благородного и необычного характера, глубоко спрятанного, мучительно пытающегося пробиться через барьеры горя и страха.

– Отойди от меня, ты, подонок!

Трудно было углядеть в этом проявление благородного характера, разве что очень постараться, но, вместо явно ожидаемого Тессой отступления и принесения извинений Кевин не смог удержаться от смеха.

– Подонок, – сказал он, тряся головой. – Это восхитительно! Словно заговорила чья-то бабушка.

Так оно и было. Бабушка Тессы. «Подонок» – одно из любимых словечек Мейды, и Тесса сгоряча не нашла ничего получше.

– Смейся, смейся. Настоящий подонок!

Откровенное удовлетворение в глазах Кевина заставило Тессу в глубине души пожалеть, что она настолько прониклась стилем своей бабушки. Мейда, конечно, замечательная, но, может быть, несколько… несовременная. И к тому же недобрая.

– Возможно. Но, как говаривала тетушка Мейм, весь вопрос в том, как отличить, где подонки, а где общество? – ухмыльнулся Кевин.

Ярость заставила Тессу забыть все сомнения относительно бабушки. Она попыталась высвободиться, но Кевин не отпускал ее.

– Я… не кончил. – Его рука еще крепче сжала ее руку. Тесса не ожидала, что он так силен. – Твоя мать и Дэниел Фрателли любят друг друга. Это ясно каждому. Если ты не способна порадоваться за нее, ради Бога, оставь ее в покое. У нее хватает неприятностей и без твоих стараний. – Он негодующе покачал головой, видя упрямое выражение лица Тессы. – Да что с тобой говорить!

– Я не хочу, чтобы она была несчастной, – сказала Тесса, оправдываясь. – Просто мне хочется, чтобы они снова…

Кевин понял ее:

– Все дети этого хотят… Тесса. Все мы мечтаем, чтобы наши родители были вместе. Но это иллюзия. Ты должна перешагнуть через нее.

Ему было так жаль сбитого с толку ребенка, выглядывающего из ее глаз. Тесса пожала плечами и освободилась от его ослабевшей хватки. С достоинством разгневанной королевы она прошествовала на кухню, где оказалась лицом к лицу с разъяренной Кэролайн.

– Мне еще никогда в жизни не было так стыдно за тебя, – сказала Кэролайн глухим от бешенства голосом. – Ты груба, нетерпима и злобна – именно такая, какой я учила тебя не быть. Теперь из-за тебя мне придется просить у Кевина прощения, и не в первый раз. Если ты еще когда-нибудь устроишь подобную демонстрацию моим друзьям, то можешь уйти из этого дома и жить со своей бабушкой. Вы с ней похожи как две капли воды и отлично поладите. Вы заслуживаете друг друга!

На какое-то мгновение мысль о том, чтобы жить с бабушкой и походить на бабушку, породила в Тессе легкое сомнение. Она почти сожалела, что помогла бабушке все закрутить, но раздался звонок в дверь, и момент был упущен.

Тесса побежала открывать отцу дверь. Кэролайн пошла в гостиную. Когда появился Гарри в обнимку с улыбающейся Тессой, Кэролайн поторопилась избавить всех от каких-либо приветствий, сказав:

– Гарри, как мило, что Тесса смогла заполучить тебя. Это Кевин Келли, один из моих соучеников по «Урбане». Кевин, это отец Тессы, Гарри Фолкнер. Нам с Кевином необходимо позаниматься сегодня вечером, поэтому, я надеюсь, вы не откажетесь съесть ваш пирог на кухне. Мы будем в гостиной: не хотим вам мешать. Тесса, не забудь вымыть перед уходом тарелки. Гарри, рада тебя увидеть. С Новым годом!

Второго января Дэниел устроил для Сары фантастический завтрак в одном из маленьких ресторанчиков в Бурсе, старом здании филадельфийской биржи около площади Независимости, где теперь располагались дорогие магазинчики женской одежды и продуктовые магазины. Быстро расправившись с бельгийской вафлей и большим стаканом апельсинового сока, Сара захватила отца врасплох. Он как раз собирался завести разговор о Кэролайн.

– Тебе нравится Кэро? – спросила Сара, слизывая с ложки остатки взбитых сливок.

Дэниел постарался не выдать своего удивления: – Да, она мне очень нравится. А тебе?

– Мне тоже, папа. – Сара что-то обдумывала. – Мне кажется, я была бы рада, если бы ты женился на ней.

Дэниел подавился своим кофе со взбитыми сливками:

– Правда? Ты была бы рада?

– Да. Мне хочется, чтобы у меня была мама. Настоящая, а не такая, как моя. Которая жила бы вместе с нами.

Дэниел почувствовал себя так, словно ему дали пинка. Он пытался быть для дочери и матерью и отцом сразу, понимая, насколько это безнадежно. Естественно, что Сара нуждалась в матери, женщине, которую могла бы любить и которой могла бы подражать. Все правильно. Он знал это. Но его не покидало чувство, что он не сумел дать этому самому дорогому для него существу то, в чем она больше всего нуждалась.

– Хорошо, – сказал он, выигрывая время. – Понимаю. И ты считаешь, что Кэро такая, какую тебе бы хотелось?

– Да. Я уже сказала это. А как ты?

Сара задумчиво смотрела на него, словно читая его чувства по выражению лица. Возможно, так и было. Он пытался действовать осторожно:

– Я уже думал об этом, принцесса. Мне кажется, что я хочу жениться на ней.

Сара улыбнулась:

– Правда? Это хорошо. Ты ее любишь?

Дэниел решил, что уклоняться от расспросов Сары бесполезно. Она сразу перешла к главному, подобно настоящему маленькому адвокату в зале суда.

– Да, Сара, очень люблю. И, предвосхищая твой вопрос, скажу, что, кажется, и она меня любит. Но не знаю, хочет ли она вообще выходить замуж, даже за твоего отца, если ты в состоянии поверить, что бывают такие глупые женщины. А теперь, – решительно сказал он, – оставим эту тему. Отныне предоставь взрослым самим во всем разбираться.

Когда они вернулись домой, его ожидало послание на автоответчике. Рокочущий голос декана Гриерсона попросил Дэниела прийти к нему в кабинет в половине десятого утра в понедельник. В этом не было ничего угрожающего, но, проработав в «Урбане» шесть лет, Дэниел понимал, что подобный вызов не случаен.

Он не особенно беспокоился, пока вечером не позвонил Кэролайн и не узнал, что ее попросили прийти в школу в такое же время. Ей назначил встречу декан, ведающий студентами.

Дэниел закрыл глаза и глубоко вздохнул. Кажется, собираются поднять вопрос об их отношениях. В глубине души Дэниел никогда не исключал такой возможности. Вероятно, все в школе знали, что они с Кэролайн встречаются. Школа походила на маленькую деревню, а преподаватели играли роль старейшин этой деревни. Их поступки вызывали общий интерес, который разгорался до предела, если речь шла о взаимоотношениях кого-то из преподавателей со студенткой или студентом.

Он знал об этом, но надеялся, что все обойдется или, по крайней мере, ничего не произойдет до того, как он убедит Кэролайн выйти за него замуж. Теперь он испугался, что она порвет с ним из-за ложных этических соображений или обязательств по отношению к факультету. Дэниелу не хотелось размышлять о том, что школа может сделать им обоим.

– Ты ведь знаешь, почему они хотят нас видеть, правда? – спросила Кэролайн с напряжением в голосе. – Они скажут, что ты волочишься за мной. Я же говорила тебе, что это случится, Дэниел!

– Знаю, любимая, знаю, что говорила. И теперь это произошло. Пусть так. Но если даже дело в этом, все может обернуться не так уж плохо. Они не станут потрошить меня и резать на части. Они даже не смогут меня уволить, если ты не согласишься подать жалобу. – Его голос звучал уверенно. – И не думаю, что они причинят неприятности тебе, хотя, возможно, это как-то повлияет на твою характеристику. Но зато никак не отразится на твоих оценках или на чем-то таком.

– Меня это не волнует. Нам не надо было… увлекаться друг другом до конца семестра. И они именно тебя… О, Дэниел, я не должна была это допускать.

– Эй, леди, я тоже имел к этому некоторое отношение. Ты была не одна. Или ты забыла? – сказал он дразнящим, потеплевшим голосом.

– Конечно, не забыла. – Разве можно это забыть? Она так стосковалась по нему всего за один день разлуки, что ощущала физическую боль в теле. – Что нам делать?

– Подождем и увидим. Мы делаем слишком поспешные выводы. Ты как-то сказала мне, что это единственное интеллектуальное упражнение, на которое я способен.

– Нет, я этого не говорила. Или говорила?

– Разумеется, говорила. В тот день, когда ты пришла в мой кабинет с просьбой продлить тебе срок сдачи работы. Помнишь?

По его голосу Кэролайн поняла, что он улыбается. Их первый разговор! Она вспомнила его, и ее губы сложились в улыбку.

– Помню. Ты был невероятно груб. Хорошо, я подожду и послушаю, что надо студенческому декану. Мы можем потом встретиться, или нам лучше не видеться?

Кэролайн все еще беспокоило мнение окружающих. Однако Дэниела оно не пугало.

– Пропади они все пропадом. Я буду ждать тебя в «Раддиччо» в двенадцать.

Это был один из немногочисленных ресторанов поблизости от школы, где использовались салфетки из материи, являвшийся излюбленным местом студентов для обедов с родителями и других официальных встреч.

Кэролайн мечтательно думала о постели, хотя и понимала, что слишком встревожена и способна только ворочаться и метаться по ней, когда в дверь позвонили. Она неохотно пошла открывать. В дверях стояла прекрасно одетая Мейда в серой беличьей куртке и мягкой серой юбке. Безжалостно подавив трусливое желание побежать наверх и спрятаться, Кэролайн распахнула дверь.

Смерив бывшую невестку уничтожающим взглядом от всклокоченных белокурых волос до стоптанных тапочек, Мейда вошла в дом Кэролайн, словно он принадлежал ей.

– Кэролайн, я здесь потому, что, как мне кажется, это требуют от меня правила хорошего тона. – Мейда сняла длинные серые замшевые перчатки. – Ты должна иметь возможность сделать соответствующий шаг до того, как от тебя этого потребуют.

Кэролайн давно уже перестала удивляться поступкам Мейды. Ничего не говоря, она жестом предложила Мейде войти в гостиную. Опустившись на диванчик, она сказала:

– Садитесь и расскажите мне, что, по-вашему, я должна сделать.

– Ты могла бы предложить гостье чашку чая или стаканчик бренди, Кэролайн. Где твое воспитание?

Кэролайн улыбнулась. Возможно, при других обстоятельствах ее позабавили бы старомодные наставления Мейды об этикете.

– Мейда, я очень устала и не приглашала вас сюда. Если вы что-то хотите мне сказать, пожалуйста, сделайте это.

Мейда неодобрительно поджала губы:

– Я пришла, потому что завтра днем должно состояться неофициальное совещание дисциплинарного комитета совета опекунов юридической школы. Они собираются принять меры против твоего профессора Фрателли. Из-за его поведения.

– О? Какого такого поведения? – спросила Кэролайн с обманчивой кроткостью.

– Послушай, Кэролайн, тебе ли спрашивать? – Мейда покачала головой. – Сделать одну из студенток своей любовницей, вот какое поведение. Привезти тебя к себе накануне Нового года и отпустить тебя домой только на следующий день! Вот какое поведение, если ты сама не понимаешь!

Кэролайн уставилась на женщину, сидящую напротив. Ярость, испытываемая ею, была холодной и целенаправленной. Ей необходимо было точно знать, с чем завтра придется столкнуться им с Дэниелом.

– Нет, я понимаю, Мейда. Но мне интересно, как совет мог узнать, где мы с Дэниелом встречали Новый год. Кто мог им рассказать?

Кэролайн почувствовала, что ее руки сжимаются в кулаки. Под ее пристальным взглядом Мейда опустила глаза:

– Хорошо, признаю, что это я сообщила им. Я почувствовала, что они имеют право знать о подобных поступках одного из преподавателей их факультета.

– Это очень интересно, Мейда, – сказала Кэролайн по-прежнему сдержанно и спокойно. Она сделала глубокий вдох. Предстояло самое трудное. – А вы как узнали? Раскошелились на частного детектива? Это немного не в вашем стиле – перемывать семейное грязное белье на людях.

Во взгляде пожилой женщины промелькнуло что-то, похожее на замешательство. Прежде чем ответить, она смахнула не видимую пушинку со своей юбки:

– Я никого не нанимала, Кэролайн.

– Я этого и не думала.

– Мне рассказала Тесса, – проговорила наконец Мейда. – Она позвонила мне, после того как пришла домой и получила твое сообщение. Девочка была очень расстроена. Ей надо было с кем-то поговорить, посоветоваться.

– И вы порекомендовали сообщить о поведении ее матери людям, которых ни вы, ни Тесса даже не знаете. Неужели это именно то, в чем она нуждалась? И, по-вашему, это может как-то помочь? – Глаза Кэролайн потемнели от гнева.

– Мне жаль, что ты сердишься, Кэролайн, но я отказываюсь нести ответственность за то, что произойдет. – По мере того как Мейда говорила, ее тон становился все более самонадеянным. Если она и не верила в свою правоту, то по голосу это было совершенно незаметно. – Ты поступила очень плохо, афишируя свою интрижку с этим человеком вопреки правилам твоей школы и общества. И, что самое главное, вопреки насущным интересам своей семьи.

– Значит, то, что вы вмешиваетесь в мою жизнь и используете мою дочь, чтобы шпионить за мной, совершенно оправдано? Организовывать травлю человека, которого вы даже не знаете, это тоже нормально, потому что выгодно вам?

Кэролайн покачала головой. Это безнадежно. Никто не может поколебать уверенность Мейды в своей добродетельности. Она сделала глубокий вдох. Надо вернуться к сути дела, к тому, что имеет значение:

– Предположим, вы расскажете мне со всеми подробностями, что должно произойти завтра на заседании комитета.

– Декан доложит о результатах своей беседы с профессором Фрателли, а декан, ведающий студентами, доложит о своем разговоре с тобой. Затем комитет решит, каким должно быть наказание.

– И о каком же наказании пойдет речь, Мейда? Вам наверняка это известно. Вы не отпустили бы своего друга из совета от телефона, пока он не ответил бы вам. В чем заключается наказание? Нам обоим предложат покинуть школу? Именно это состряпали вы и ваши друзья из совета?

Под конец голос Кэролайн задрожал. У Мейды хватило храбрости смотреть ей прямо в глаза, когда она ответила просто:

– Да.

Глава 28

Кэролайн перегнулась через стол с ярко голубой скатертью в ресторане «Раддиччо» и крепко сжала руку Дэниела:

– Я просто вне себя! Я чувствую себя одиннадцатилетней девчонкой, которая, по мнению некоторых взрослых, еще слишком глупа и неспособна понять, что ее изнасиловали. Надеюсь, что о некоторых вещах я знаю больше, чем кто-либо другой, и меня бесит, когда кое-кто убежден, что разбирается в них лучше меня.

– Кто это пытался сказать тебе, что я тебя изнасиловал? – Дэниел в ответ тоже крепко сжал ее руку. – Элфрида Франклин?

– Да. – Кэролайн внезапно схватила свободной рукой хлебную палочку и стала ее яростно грызть. Знаешь, декан Франклин моложе меня по меньшей мере на десять лет, но она сочла своим долгом объяснить мне, что ты заставил меня заняться с тобой сексом, пусть даже я и думала, что иду на это добровольно. По ее мнению, я неспособна постичь нашего изначального неравенства в этой ситуации. – Кэролайн покачала головой. – Мне нужно выпить вина. Я еще вся киплю.

– Что ты ей сказала? – улыбнулся Дэниел, нежно поглаживая указательным пальцем ее руку.

– Что мне не нужна помощь, когда я выбираю себе друзей, а если она мне и потребуется, то к ней я не обращусь. – Кэролайн нахмурилась. – Я пыталась объяснить ей, что действовала не по принуждению и что если я сегодня решу больше с тобой не встречаться, то ты не станешь давить на меня и требовать, чтобы я передумала.

– Ну… – неуверенно сказал Дэниел. – Сомневаюсь, чтобы я так просто взял и ушел. Пожалуй, разок-другой я все же постучался бы снова в твою дверь.

– Да, а я могла бы барабанить в твою. Здесь нет неравенства! Я могла бы закатить тебе сцену в твоем доме посреди ночи, если бы ты меня захотел бросить, но ты не преследуешь меня, а я не стараюсь выцарапать из тебя оценку. Это приводит меня в настоящее бешенство! – Кэролайн почувствовала спазм в желудке. – Я столько сил положила на учебу в твоем классе, а Элфрида Франклин считает, что для получения хорошей оценки мне надо было переспать с тобой! И тогда я взяла ее на пушку.

– Даже боюсь спорить, что ты сделала.

Дэниел знал, что Элфрида Франклин достаточно расчетлива, чтобы стоять на своем, не обращая внимания на слова Кэролайн. По мнению Элфриды, стоило пожертвовать отдельной личностью ради принципа. Если Кэролайн и Дэниела надлежит наказать за неофициальное общение друг с другом, хотя по отношению к таким зрелым людям это правило выглядит глупо, то пусть так и будет.

На факультетских собраниях, где в течение двух лет разрабатывали и утверждали эти правила, Элфрида четко определила свою позицию. Такое правило необходимо. Оно призвано уберечь юных, неопытных студентов от сексуальных хищников факультета, жертвами которых они могут пасть. С неизменным лицемерием Элфрида всегда добавляла, что говорит о хищниках, разумеется, чисто гипотетически. То, что в роли жертвы она представляла только представительницу женского пола, а в роли хищника – только мужчину, казалось Элфриде подтверждением реалистичности ее позиции, а не отражением ее феминистских убеждений.

– Я сказала ей, что расспрашивать меня, с кем я встречаюсь и чем мы с ним занимаемся, значит бесцеремонно вторгаться в мою личную жизнь. – Кэролайн подняла свой бокал с вином и, не сделав ни глотка, поставила его обратно. – А потом я сказала, что подам в суд на администрацию школы, если она попытается наказать меня за мое поведение.

Дэниел покачал головой. Проявляя ради нее несвойственное ему самому благоразумие, он не хотел и думать о всех тех неприятностях, расходах, гласности, с которыми придется столкнуться Кэролайн, исполни она когда-нибудь свою угрозу. Он сам дважды подумал бы, прежде чем бросить вызов грозной Элфриде Франклин, но Кэролайн, которая, как студентка, могла потерять значительно больше, сразу вступила в бой.

– Я восхищаюсь твоим мужеством. Но, думаю, ты могла бы не проявлять такую… непреклонность. – Он посмотрел на упрямую линию подбородка Кэролайн и решил повременить с благоразумными советами. – Что же сказала на это Элфрида?

– Прочитала лекцию на тему старого юридического правила «тяжкие преступления требуют сурового наказания». О том, что если они спустят это мне ввиду моего преклонного возраста, то не смогут выступить в защиту какой-нибудь молодой женщины, которая будет в ней нуждаться. Она сказала, что я окажу плохую услугу всем женщинам.

– Ты тоже так думаешь? – Дэниел испытывал двойственное чувство. Студенты не участвовали в обсуждении проведения такой политики, но на факультете устроили голосование, и это решение распространялось и на него. Он сам голосовал за это, помня о некоторых своих коллегах, заставлявших уйти из школы студенток, с которыми они имели любовную связь, когда это начинало грозить неприятностями. – Ты не считаешь, что кто-то, скажем, возраста Тессы, нуждается в защите собственной неопытности?

Некоторое время Кэролайн молчала, потом пожала плечами и грустно взглянула ему в глаза:

– Я не могу быть настолько беспристрастной. Я по-настоящему разозлилась, что за мной шпионят. Что декан юридической школы выслушивает самые гнусные и низкие сплетни, подхваченные на базаре, и реагирует на них, словно это данные под присягой свидетельские показания. Меня такие вещи приводят в бешенство! Что нас с тобой собираются судить, будто мы совершили какое-то преступление, что ты можешь потерять свое положение в университетских кругах и даже свою работу. Это неправильно, Дэниел. И меня не волнует, что подобная политика хороша по отношению к некоторым восемнадцатилетним девочкам. К черту ее, когда дело касается меня! И я чертовски возмущена!

– Успокойся, любимая, я на твоей стороне. – Дэниел взял ее за руку. Он еще не видел Кэролайн такой разъяренной. И эта ярость была вызвана принципиальным несогласием. Кэролайн готова была сразиться с деканом Гриерсоном, профессором Франклин и кем угодно, кто бы ни угрожал ее свободе поступать так, как она находит нужным. – Я считаю, что ты права, когда дело касается тебя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, это политика факультета. Я знал о ней. Я одобрял ее. По-моему, нечестно требовать теперь ее пересмотра только потому, что она ударила по мне, чего я даже представить не мог. – Он ухмыльнулся. – Одна мерка для всех, или, как мы говорим, одинаковый соус и для гусыни, и для гусака – вот один из основных принципов англо-американского законодательства.

– Скорее можно сказать, одинаковый соус и для гусыни, и для жеребца, – заметила Кэролайн. – Что общего между тобой и преподавателем, злоупотребляющим своей властью над студентками? Ты не какой-то там престарелый Дон-Жуан, которому, чтобы чувствовать себя мужчиной, необходимо соблазнить юную девушку.

– Благодарю. – Дэниел поднял свой бокал с вином, словно произнося иронический тост. – Всегда приятно узнать, что ты не считаешь меня исходящим слюной, любителем малолетних.

Кэролайн проигнорировала его попытку разрядить обстановку. Она была в бешенстве, но под ее яростью скрывался холодный ручеек страха. Она позволила вырваться наружу только ярости.

– Я не понимаю, почему нужно применять одно правило ко всем. Это что, страховой полис на все возможные случаи? Почему для защиты и Тессы и меня, предусмотрены одни и те же законы?

– Ты уже рассуждаешь как юрист, гнев просветляет твой разум.

«Он должен понять, – думала Кэролайн. – Он, конечно, поймет».

– Теперь я вижу, что ты будешь лучшей в своем классе, Каролина миа. Но не трать понапрасну время на столь бурное обсуждение этих вопросов со мной. – Дэниел криво усмехнулся. – Декан и совет – вот кого нам придется убеждать. Я почти уверен, что тебе ничто не грозит. Эта политика не предполагает наказания студентов.

– Но почему же! Нельзя не признать, что и мы выступаем иногда в роли преследователей. – Ярость Кэролайн еще не прошла. – Стоит ли защищать какого-нибудь юного жеребца, разбивающего сердце преподавательнице факультета!

– Не стоит. А также не стоит защищать тебя, разбившую мое сердце. – Он больше не улыбался.

– Это не предмет для шуток, Дэниел. Я никогда не разобью твое сердце, и ты это знаешь.

В голосе. Кэролайн не было ни тени сомнения.

Однако Дэниел далеко не разделял ее уверенности.

– Позволь мне взять руководство на себя. Ты не обязана поддакивать членам совета, но и не спорь с ними. Пусть себе думают, что я домогался тебя. Видит Бог, я именно это и делал. Я так желал тебя… – Он оборвал сам себя. Теперь было не время для этого. – Даже если тебя впрямую не накажут, школа может осложнить тебе жизнь: ты не получишь рекомендательных писем, тебе не предложат работу. Юристы не очень любят допускать в свою среду возмутителей спокойствия. Позволь мне взять все в свои руки, Кэролайн.

Она, нахмурясь, смотрела на него.

– Уж не собираешься ли ты принять мученический венец или сделать что-то в этом роде! Взять всю вину на себя и броситься на свою шпагу!

– В этом нет необходимости. Я просто скажу, что напрасно рассчитывал…

– Ни в коем случае! Ты не станешь уступать им, чтобы защитить меня. – Кэролайн отняла у него свою руку. – Даже не думай об этом, Дэниел. – Она помолчала, а потом заговорила уже спокойнее. – Ты хочешь, чтобы мы перестали встречаться…

– Нет! – Он прижал два пальца к ее губам. – Никогда. Но если бы это могло тебя защитить, дать гарантию, что ты закончишь юридическую школу, что ты не окажешься вновь объектом пересудов, то я бы так и поступил. Возможно, это наилучший выход из положения, любимая.

– Самый лучший выход – сказать правду и посоветовать им отправиться вместе со своими законами в преисподнюю. Если право на частную жизнь не просто слова, оно должно защищать любовные отношения. Я начинаю чувствовать себя Элоизой, или Джульеттой, или какой-нибудь другой разлученной с любимым женщиной, которой не позволили спокойно любить.

– Кэролайн, не кипятись. Я еще никогда тебя такой не видел. Веди себя сдержанно и предоставь все мне. Если мы некоторое время не сможем видеться…

Дэниел замолчал. Перспектива отказаться от Кэролайн даже ради предоставления ей возможности спокойно окончить юридическую школу была настолько мрачной, что он отказывался рассматривать ее. Он знал, что любит Кэролайн, желает ее. Он достаточно часто повторял, что нуждается в ней, но только сейчас осознал, как глубока ею привязанность. Отказаться от Кэролайн было бы все равно, что отказаться от кислорода, но Дэниел пошел бы на это. Ради нее.

Теперь ему оставалось только убедить свою мя тежную любовь опустить огненный меч и предоставить ему делать то, что должно быть сделано. И на это у него было около двадцати минут. Он расплатился по счету и, когда они вышли из ресторана, свернул на Броуд-стрит, удаляясь от школы.

– Пройдись со мной немного. Это итальянское ассорти лежит в моем желудке, словно глубинная бомба. – Он взял ее за руку. – Дай мне высказаться, Каролина миа. Я хочу, чтобы ты выслушала меня и обдумала мои слова. Не спорь. Просто слушай. Я очень тебя люблю. И мне известно, как глубоко ранили тебя пересуды о твоем разводе с Гарри. Я знаю также, что у тебя есть все данные, чтобы стать действительно прекрасным юристом, которым я мог бы гордиться. Я хочу, чтобы ты могла посещать школу без всего этого цирка, который устраивают вокруг тебя. Мне больно чувствовать, что я еще больше усложняю твою жизнь. Я слишком тебя люблю. – Он повернул ее к себе лицом и наклонился к ней, стремясь заставить ее слушать. – Поверь этому, Каролина миа, даже если ты не веришь ничему на свете. Я хочу сделать твою жизнь приятной и счастливой – словом, лучше, чем она была без меня. И если самый действенный способ добиться этого состоит в том, чтобы расстаться с тобой всего лишь на некоторое время… – Он покачал головой, услышав вырвавшийся у нее возглас протеста. – Нет, не перебивай. Если это так, то я согласен поступить подобным образом, и ты тоже должна согласиться. Я слишком наседал на тебя – спать со мной, выйти за меня замуж. Наверное, я должен был отступить. Возможно, для тебя так было бы лучше не только по политическим соображениям, но и…

Кэролайн не в силах была это вынести:

– Дэниел, хватит! Пожалуйста, послушай… мне никогда не будет лучше без тебя…

– Пойдем, любимая. Наступило время идти в львиное логово. Нельзя опаздывать, ведь мы сегодня – гвоздь программы!

Он взял ее за руку и быстрым шагом направился к школе. Кэролайн пыталась что-то сказать, но он пустился бежать, указав ей на часы на здании банка, которые показывали двадцать семь минут второго.

Оставалось три минуты до начала собрания. Поскольку невозможно было одновременно и бежать, и спорить, последнее слово осталось за ним. Когда они, задыхаясь, подошли к дверям конференц-зала на пятом этаже, на часах была уже тридцать одна минута.

– Вдохни поглубже, любимая. Тебе достаточно просто смотреть на них с тем восхитительным ледяным достоинством, которое обращало меня в камень при наших первых встречах. Знаешь, этот взгляд, в котором читаешь: «Трудно поверить, что даже такой, как вы, может пороть подобную чушь». А потом держи рот на замке и предоставь говорить мне. – Его голос звучал глухо и настойчиво.

– Черта с два я это сделаю! – прошептала она таким же тоном.

Они вступили в львиное логово.

– Добрый день, профессор Фрателли, миссис Фолкнер. – Голос декана Гриерсона, совершенно лишенный обычной для него гулкости, звучал непривычно тихо. – Прошу вас, садитесь. Декан Франклин и мистер Стейнер, один из попечителей, окончивший в свое время нашу школу, уже здесь. – Он кивнул в сторону Элфриды Франклин и мужчины в сером костюме, в лице которого было что-то знакомое. – Вы помните Марка Стейнера, Кэро… миссис Фолкнер? Вы с ним уже встречались. Мы ждем доктора Эмерсона. Тогда будет кворум, и мы сможем начать заседание.

Со все возрастающей скоростью Майкл Гриерсон постукивал по ладони серебряным председательским молотком. Он заметно нервничал.

Последовало долгое молчание. Каждый застыл на своем месте. Бледные лучи зимнего солнца с трудом проникали через высоко расположенные окна в большую комнату, стены которой были обшиты деревянными панелями. Трое попечителей, о которых Кэролайн невольно думала как об инквизиторах, сидели за длинным ромбовидным столом из тикового дерева. Кэролайн обратила внимание, что он отчаянно нуждался в полировке.

– Кажется, у вас вот-вот должен начаться второй семестр, миссис Фолкнер, – сказал наконец Марк Стейнер, пытаясь нарушить молчание.

– Да, мы начинаем на следующей неделе. Вернее, – поправилась Кэролайн, – для студентов, допущенных к занятиям, учеба начинается на следующей неделе.

Опять воцарилось молчание, которое на этот раз никто не пробовал нарушить. Прошло еще несколько минут, дверь отворилась, и в комнату торопливо вошел, бормоча на ходу извинения, доктор Эллиот Эмерсон, высокий румяный мужчина около семидесяти лет, с густой гривой седых волос и в старомодных очках с золотой оправой.

Кэролайн почувствовала, как у нее мороз пробежал по коже. Она немного знала Эллиота Эмерсона. Он был другом Мейды, и она несколько раз встречалась с ним на ее званых обедах. Друг Мейды. Придерживался ли он таких же взглядов, как она? Кэролайн не могла припомнить о нем ничего, кроме того, что он был очень уважаемым кардиологом и к тому же имел диплом юриста. Но важнее всего было то, что он друг Мейды, возможно, представляющий на заседании ее интересы.

У Кэролайн упало сердце. Для трибунала, подобного этому, существовало одно название – судилище.

– Миссис Фолкнер, – сказал доктор, опустившись на стул, – может быть, вы помните, что я старый друг вашей свек… Мейды Фолкнер. Мне жаль, что мы встретились при таких удручающих обстоятельствах.

Он расположил кожаную папку на столе прямо перед собой и сложил на ней руки.

Кэролайн почувствовала, что Дэниел смотрит на нее. Она встретилась с ним взглядом и еле заметно улыбнулась.

– Доктор, – ответила она, кивнув Эмерсону, – я не знала, что вы будете одним из моих… – Инквизиторов? Членов революционного трибунала, которым разрешено было выносить только обвинительные приговоры, как во времена Французской революции? – Одним из моих… судей.

Она не ожидала от них справедливости. Ни от Элфриды Франклин, ни от друга Мейды, холодно смотревшего на нее через очки в золотой оправе.

Сердце Кэролайн сначала замерло, потом забилось ровнее. Черт с ним, с этими людьми, которые так деспотически отнеслись к ней и Дэниелу. Стоя спиной к спине, как два фехтовальщика, окруженные со всех сторон врагами, они будут отражать удары нападающих. Пусть эта компания мерзких судей пеняет на себя, когда вступит в бой с Дэниелом Фрателли и Кэролайн Фолкнер!

От этих мыслей ее отвлек голос декана:

– …Сначала мы с Франклин доложим вам о беседах, проведенных сегодня утром, потом члены комитета зададут возникшие у них вопросы, чтобы мы составили обо всем ясное представление. Не уверен, что за имеющееся сегодня в нашем распоряжении время мы сможем прийти к какому-то решению. Может быть, потребуется несколько дней или даже недель для определения тех мер, которые мы должны будем принять. Вам обоим необходимо понять, что совет может принять одно из нескольких возможных решений. Фрателли могут объявить выговор, устный или в приказе. Если совет придет к выводу, что этот случай требует применения крайних мер, то его, предварительно выслушав, могут попросить отказаться от должности профессора факультета. Вам, миссис Фолкнер, также могут объявить выговор или оставить в школе на испытательный срок. В крайнем случае вас могут попросить покинуть школу, опять же после того, как вас выслушают. В этом случае вы можете подать прошение администрации о повторном разборе этого дела в начале следующего учебного года. Студенты были ознакомлены с правилами факультета, не допускающими тесной дружбы преподавателей с учащимися…

Кэролайн перестала слушать. Отказаться от должности! Неужели они попросят Дэниела уйти? Могут ли они заставить его сделать это? Могут ли они уволить его, аргументируя свое решение их любовной связью? Она похолодела и застыла от мысли, что навлекла на его голову такое несчастье. Она едва слышала, как декан и профессор докладывали о результатах своих утренних встреч с обоими обвиняемыми.

Потом начались вопросы. Кэролайн с трудом переключила свои мысли с нависшей над Дэниелом опасности на то, что ее спрашивали. Когда они начали встречаться? Где это было? Угрожал ли ей Дэниел чем-нибудь, принуждая ее проводить с ним время? Обещал ли он ей что-нибудь…

– Например? – спросила Кэролайн.

Элфрида Франклин посмотрела на нее поверх очков в роговой оправе:

– Например, успешную сдачу экзаменов, миссис Фолкнер.

– Нет. Ничего подобного. Меня возмущает этот намек. Я очень много занималась перед экзаменами, профессор. Я не считаю, что нуждаюсь в чьей бы то ни было помощи. Мне не надо никого подкупать, я и так получу хорошие оценки!

Кэролайн пыталась говорить с ледяной уверенностью в голосе. Но она вся дрожала от гнева, и, вероятно, остальные чувствовали это.

– Оказывал ли на вас профессор прямое давление, склоняя к физической близости с ним?

Вопрос доктора Эмерсона был сформулирован в четкой и неэмоциональной манере, словно он подводил итог медицинского доклада.

– По-моему, это не ваше дело, – решительно сказала Кэролайн. – Я уже очень давно перешагнула рубеж совершеннолетия, и мои склонности касаются только меня. Я…

Доктор махнул рукой, прерывая ее:

– Я не спрашивал, была ли у вас физическая близость с профессором, миссис Фолкнер. Я спросил, не оказывал ли он на вас давления, чтобы добиться этого.

– Нет. Никакого давления.

У Кэролайн сжались кулаки. Физическая близость! Значит, вот как они это понимают? Как некое бескровное, неразумное действие, к которому зрелые опытные люди должны подходить рационально? Неужели они не понимают, что она и Дэниел занимались на его смятой постели любовью, горячей, страстной и веселой? Волнует ли их, что она желала его, нуждалась в нем, любила его? Может быть, им нужно услышать правду.

– Я занималась любовью с профессором Фрателли, потому что хотела этого, очень хотела.

Дэниел схватил ее за руку.

– Доктор Эмерсон, декан, если вы позволите мне ответить на ваши вопросы…

Кэролайн попыталась вырвать руку. Доктор Эмерсон проигнорировал слова Дэниела.

– Обещал ли вам что-нибудь профессор Фрателли в награду за физическую близость…

На этот раз Кэролайн не дала доктору закончить фразу.

– Нет. Ничего. Повторяю, что занималась с ним любовью, потому что мне этого хотелось. Непонятно, почему вам так трудно это усвоить.

– Кэролайн! – прошептал Дэниел, держа ее руку железной хваткой. – Пожалуйста, не говори больше ничего! Тебе нет надобности отвечать. Позволь мне…

– Нет! – Кэролайн повернулась к нему, сверкая глазами и сжав кулаки. – Ты не прикроешь меня собой и не получишь мою пулю. Мы с тобой прекрасно знаем, что весь этот фарс – творение моей бывшей свекрови. – Кэролайн снова обратилась к доктору Эмерсону. – Она разговаривала с вами, не так ли, доктор? Мейда позвонила вам и сообщила кое-какие сплетни, и вы позвонили декану, а декан позвонил профессору Франклин. Как будто из-за того, что Кэролайн Фолкнер встречается с Дэниелом Фрателли, небо обрушилось! Давайте скорее спросим их об этом. Выясним, занимаются ли они этим, и как часто, и как они оценивают друг друга. Давайте сокрушим их обоих. Такую цель преследует Мейда и, осознаете вы это или нет, доктор, использует вас просто как подходящее средство для ее достижения.

– Что вы под этим подразумеваете, миссис Фолкнер? – Голос декана был спокойным, но мрачным. – То, что доктор Эмерсон действовал под влиянием сплетен, является очень серьезным обвинением.

– Да, миссис Фолкнер. – За напыщенными манерами доктора Эмерсона угадывалась насмешка. – Чего же хочет от вас Мейда Фолкнер? Зачем ей вовлекать меня в какой-то заговор? Правда заключается в том, что у Мейды развито чувство гражданского долга и ее заботит репутация «Урбаны».

Кэролайн отрицательно покачала головой:

– Нет, не заботит, доктор. У Мейды своя собственная повестка дня. Ее совершенно не интересует эта школа. Ее единственная забота – заставить меня возобновить брак с ее сыном. Для достижения этой цели она сделала все, что было в ее силах, начиная с отказа частично субсидировать учебу внуков в колледже и кончая попыткой заставить меня прекратить отношения с профессором Фрателли. Вы являетесь тем средством, при помощи которого Мейда намеревается добиться своего. В случае неудачи она спокойно позволила бы этой школе провалиться в тартарары! Она пойдет на все для осуществления своих планов, касающихся ее сына.

К тому моменту, как Кэролайн дрожащим голосом произносила последние слова, лицо Эллиота Эмерсона стало багровым.

– Я возмущен этими нападками, ставящими под сомнение мою порядочность, доктор Гриерсон, и прошу наказать миссис Фолкнер. Недопустимо, чтобы опекун юридической школы становился объектом…

– Вы говорили с Мейдой Фолкнер, прежде чем позвонили мне, доктор? – холодно спросил Майкл Гриерсон. – Это она является источником информации, которую вы мне передали?

– Я не помню. – Шумное негодование доктора испарилось под хмурым взглядом декана. – Возможно.

– Сообщил ли вам доктор Эмерсон, что я провела новогоднюю ночь в доме профессора Фрателли? выкрикнула Кэролайн, прежде чем кто-нибудь успел что-либо сказать.

Последовала пауза. Потом декан ответил:

– Да, миссис Фолкнер, он сообщил это.

– А вы не спросили его, как ему удалось узнать об этом пикантном маленьком факте?

Ее голос источал презрение. Стоявший рядом с ней Дэниел, восхищенный ее безрассудной отвагой и бессильный остановить ее на пути к катастрофе, выпустил ее руку из своей и отошел. До сих пор никакие доводы не действовали на Кэролайн, но, лишившись теплого прикосновения руки Дэниела, она заколебалась. Заметив это, Дэниел заговорил:

– Я задаю вопрос: уместно ли обсуждать здесь семейные дела миссис Фолкнер? Мне представляется, что без каких-либо заслуживающих доверия доказательств у вас нет никакого права подвергать ее перекрестному допросу или судить. Она здесь не в роли истца и не в роли обвиняемой. Обвиняемый – я. Позвольте ей уйти.

– Нет! – Кэролайн уже покончила с минутным колебанием. – Профессор Фрателли пытается защитить меня, но я в этом не нуждаюсь. Этой школе необходимо со всей серьезностью пересмотреть проводимую ею политику, основанную на сплетнях и доносах. Я не нуждаюсь в вашем вмешательстве в мою жизнь. Я не желаю этого и готова подать в суд на школу, если так пойдет дальше.

– Кэролайн! – предостерегающе воскликнул Дэниел.

– Миссис Фолкнер! – сказали в унисон декан и профессор Франклин.

– Я не буду подчиняться людям, которые невольно стали пешками в руках некой интриганки. Я ничего дурного не совершила. И профессор Фрателли не сделал ничего плохого.

– Вы можете так думать, миссис Фолкнер, и я согласен со многим из того, что вы сказали. – Невозмутимый голос Марка Стейнера внес успокаивающую ноту во взрывоопасную атмосферу. – Но нам не уйти от того факта, что в этой школе проводится политика, запрещающая личные контакты между преподавателями и студентами, и вам с профессором Фрателли это правило было известно. Не должно ли было оно воспрепятствовать вашему решению видеться за пределами школы, когда вы впервые обсуждали эту проблему?

Губы Кэролайн тронула легкая улыбка:

– Не думаю, что люди влюбляются, соблюдая правила. А как по-вашему, мистер Стейнер? Никакие суровые законы не могли помешать мужчинам и женщинам разных рас влюбляться друг в друга ни на старом американском Юге, ни в сегодняшней Южной Африке. Разве могло бы правило, применительно к нам не имеющее ни малейшего смысла, помешать нашим чувствам?

Дэниел не знал, наградить ли ее аплодисментами или придушить. Она предоставила их интимную жизнь в распоряжение комитета, дав ему возможность использовать это против них. Она призналась, что спит с Дэниелом и даже любит его. Она вложила в руки членов комитета острейшее оружие, которое те могут направить против нее.

– Однако мы все еще имеем дело с нарушением существующего правила, – начала профессор Франклин.

– Боюсь, что это правда, – сказал декан, с сожалением качая головой. – Ясно одно: вы оба нарушили правила. Лично я не нахожу проступок серьезным…

– Я в этом не уверен, – забеспокоился доктор Эмерсон.

– Я в сомнении, серьезен он или нет, – одновременно с ним проговорила профессор Франклин.

– Но, – мощный бас Майкла Гриерсона покрыл голоса его собратьев по комитету, – но я считаю, что какое-то наказание все-таки необходимо. Какое-то небольшое наказание. Может быть, выговор в приказе.

– Я могла бы согласиться с этим. – Элфрида Франклин сняла очки и с хмурым видом играла с дужками. – При условии, что они перестанут встречаться. Мы должны потребовать от них обещания не иметь никаких дальнейших контактов до тех пор, пока миссис Фолкнер не закончит школу или кто-то из них не уйдет из нее по каким-то другим причинам.

– Это вполне приемлемо, – начал Дэниел, пытаясь заставить свое обычное рычание звучать примирительно.

Но он не смог бы заставить свой голос звучать примирительно, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хотя можно сказать, что это так и есть, напомнил он себе.

– Я не согласна, – сказала Кэролайн, выпрямляясь в полный рост и стараясь говорить, как Маргарет Тэтчер, абсолютно уверенная в том, что занимает единственно верную позицию. – Я никогда не позволю этой школе определять мою частную жизнь.

Она стояла, скрестив руки на груди и вызывающе глядя на них, словно Жанна д'Арк перед отцами церкви.

– Хорошо, к чему же мы пришли? – жалобно спросил декан. – Я не хочу исключать вас…

– Кэролайн, не пора ли остановиться? – в бешенстве взревел Дэниел. – Я не позволю тебе подобным образом разрушать твою карьеру. Ты слышишь меня?

– Почему бы и нет, если я хочу это сделать? – спросила его Кэролайн. – Что тебе до этого?

– Что мне до этого? – Дэниел не верил своим ушам. – То, что я люблю тебя, ты, упрямая женщина!

– Да, – нежно сказала Кэролайн. – Это и есть наш ответ. – Она повернулась к декану. – Это и ваш ответ, декан Гриерсон. Дэниел не преследовал меня и ни к чему не принуждал, а я не пыталась использовать его. Мы не должны расставаться. А вы не должны исключать меня, или увольнять Дэниела, или делать что-то столь же абсурдное. Существует другой выход. Лучший выход. Замечательный выход!

Улыбка, озарившая ее лицо, заставила Дэниела вспомнить о восходе солнца.

– Какой, миссис Фолкнер? – спросил декан, в глазах которого забрезжила надежда, вызванная уверенным тоном Кэролайн.

– Что теперь, Кэролайн? – пробормотал Дэниел. – Этот лучший выход должен и впрямь быть хорош, или мы погибли.

– Да, декан, профессор Фрателли и я не только будем продолжать встречаться, мы собираемся жить вместе.

– Господи Боже! – воскликнул доктор Эмерсон.

– Миссис Фолкнер, пожалуйста, объясните, – сказала профессор Франклин.

– В самом деле? – сказал Дэниел, брови которого поползли вверх, но губы улыбались. – Ты уверена?

Кэролайн улыбнулась ему в ответ. Как она и ожидала, он все понял.

– Да. Совершенно уверена. – Она коснулась рукой его щеки и затем повернулась к членам комитета с высоко поднятой головой и сияющей улыбкой. – Декан Гриерсон, профессор Фрателли и я хотим пригласить вас – и всех присутствующих, разумеется, – на нашу свадьбу.

– О, Боже, – пролепетал доктор Эмерсон. – Мейда придет в ярость!

Глава 29

В тот момент, когда Кэролайн объявила комитету, что они с Дэниелом собираются пожениться, темп жизни резко ускорился и продолжал таковым оставаться.

Дэниел уволок ее с заседания комитета в свой кабинет, захлопнул дверь и сжал Кэролайн в объятиях:

– Кэролайн, я даже не знаю, хочу ли поцеловать тебя или так тряхнуть, чтобы у тебя зубы застучали!

Он впился губами в ее губы. Затем поднял голову, и она услышала как он пытается перевести дыхание:

– По-моему, это ответ на вопрос.

Он отстранил ее от себя:

– Почему, черт возьми, ты это сделала? Может быть, ты выходишь за меня замуж, чтобы взять верх на Элфридой Франклин? Не являюсь ли я своего рода феминистским наглядным пособием?

Кэролайн засмеялась и потянулась к его губам для еще одного долгого восхитительного поцелуя.

– Ну, – сказал Дэниел, – по-моему, это тоже ответ на вопрос.

Они вместе отправились сообщить новость детям. Сара была в восторге, что отец последовал ее совету, и Кэролайн всегда будет с ними. Она одарила их обоих своим вариантом фрателлиевской усмешки.

– Я говорила тебе, папа, – сказала она, протягивая руки Кэролайн в неосознанном приветственном жесте. – Я говорила, что она именно такая, какую тебе надо, и ты должен на ней жениться.

– Не зазнавайся, – ответил Дэниел, легонько щелкнув ее по носу. – Я бы и сам до этого додумался. Со временем.

– Я рада, что вы будете жить с нами, – сказала Сара, обращаясь к Кэролайн. – Мы сможем нажарить много гренков.

– Я тоже рада, – прошептала Кэролайн. – Я очень, очень рада, Сара.

Когда Дэниел и Кэролайн приехала в Бринвуд поговорить с Беном и Тессой, то застали дома только Бена. Бен объяснил, что Тессе позвонили по телефону, и она убежала, крикнув, что идет к бабушке.

Кэролайн испытала предательское чувство облегчения: буря на некоторое время отложена. Она улыбнулась Дэниелу.

Бен пристально посмотрел на мать.

– У меня только имбирное пиво, шампанского нет. – Кэролайн с Дэниелом переглянулись. – Я ведь угадал, да? – Они утвердительно кивнули, и Бен сгреб мать в охапку и поцеловал. – Хорошее дело, мама. Одобряю. – Потом он протянул руку Дэниелу: – Добро пожаловать в эту семью профессор.

Дэниел стал возражать, чтобы его называли профессором, и Бен остановился на обращении учитель. Он решительно заявил, что приедет домой из Чепел-Хилла выдать мать замуж.

– Я ни за что не пропустил бы этого момента моего триумфа – стать рядом с мамой и вручить ее учителю. Это внушает трепет!

Он так крепко обнял Кэролайн, что у нее затрещали ребра.

Тесса не откликалась на телефонные звонки матери.

Дэниелу хотелось отправиться прямо к Мейде и сообщить остальным трем Фолкнерам об их планах. Кэролайн взяла его за руки и сказала:

– Давай отложим это на день, Дэниел. Почему бы нам не пойти куда-нибудь пообедать с Сарой и Беном, чтобы они могли познакомиться? Потом, когда мы созреем для общения с Мейдой и Гарри, мы пойдем и сообщим Тессе.

Он посмотрел на нее сверху вниз, и от этого тепла, которое излучали его глаза, у Кэролайн стали подгибаться колени.

– Ты снова пытаешься защитить меня, Кэролайн. Не забывай, я ведь дитя Саут-Филли, и для меня самым большим наслаждением будет сообщить твоему бывшему мужу и его мамаше, что ты выходишь за меня замуж. – Он притянул ее к себе и крепко поцеловал. – Вероятно, в конце я закричу: «Ну что, съели? Я победил!»

Кэролайн не могла удержаться от смеха, но ей хотелось провести день, полный чистой, ничем не омраченной радости, прежде чем предстать перед остальными Фолкнерами. И этот день превзошел все ее ожидания. Сара была мгновенно покорена своим высоким невозмутимым будущим сводным братом. А Бен обнаружил, что преклонение десятилетней девочки является приятным контрастом отношениям с Тессой. Сара сочла его замечательным, и он сразу же проникся теплым покровительственным чувством старшего брата к малышке, которая так нравилась его матери.

– Я ужасно рада, что твоя мама станет и моей, – сказала Сара, глядя на Бена снизу вверх с таким выражением лица, словно он только что водрузил солнце на небо. – Я не очень часто вижусь с моей мамой, а твоя мама мне нравится.

– Я тоже рад, что учитель войдет в нашу семью. Мой отец в каком-то смысле для нас временно потерян. – Бен пожал плечами, и Сара, чуткая не по годам, коснулась его руки. – Конечно, он может измениться к лучшему, но я не буду ждать этого, затаив дыхание.

– Я понимаю. – Сара изменила тему разговора. Мне также хотелось бы увидеть твою сестру. Папа говорит, что она очень хорошенькая.

Бен покачал головой:

– Иногда бывает, но сейчас она похожа на жабу, потому что очень часто ведет себя, как это существо.

Сара захихикала:

– Ты видел кольцо, которое папа подарил Кэро?

– Да. Неплохое. Это ты помогала его выбирать?

Сара отрицательно покачала головой:

– Нет. Это тетя Джози.

Джози ходила с Дэниелом покупать обручальное кольцо, хотя Кэролайн утверждала, что ей этого не надо. Кольца, подвенечное платье и подружки невесты – все это для тех, кто выходит замуж в первый раз, а не для нее. Дэниел не обратил на ее слова никакого внимания и купил кольцо с великолепным сапфиром, усыпанное бриллиантами, в которое Кэролайн влюбилась помимо своей воли.

– Оно прекрасно, – со слезами в голосе сказала она жениху. – Но ты не должен был этого делать.

– О чем ты говоришь? Не думаешь же ты, что я позволю тебе разгуливать без кольца на пальце и привлекать к себе внимание всех этих хищников мужского пола? – Он крепко обнял ее. – Я выбрал это кольцо уже после нашей третьей встречи. – Кэролайн не поверила ему. – Но это чистая правда. Я знал, что оно тебе понравится. Спроси Бэнкса, продавца у Бейли. Он считал, что я собираюсь ограбить их магазин, пока я не объяснил ему, что на всякий случай присматриваю кольцо.

Кэролайн обняла его. Никогда прежде жизнь не казалась ей такой наполненной радостной надеждой. Она попыталась освободить Дэниела от необходимости идти к Мейде и сообщать Тессе об их помолвке.

– Я боюсь привести тебя в смущение, – сказала она, когда они сидели на следующий вечер у нее дома. – Мне хотелось бы сказать Мейде пару слов. Я как раз потренировалась на докторе Эмерсоне. И, кажется, ты от всей души желал, чтобы я заткнулась.

– Просто я считал, что либо Эмерсона хватит удар, либо тебя исключат из школы за то, что ты болтаешься повсюду с профессором. Ты прыгнула прямо в бассейн с акулами. – Он посадил ее к себе на колено и обнял. – Вы тигр, миссис Фолкнер. Кому бы пришло в голову при нашей первой встрече, что ты будешь сражаться с администрацией школы и со своей свекровью…

– Бывшей свекровью.

– Благодарю за это Бога. Но тебе не удастся отделаться от меня у входных дверей, забудь об этом. Я не дам тебе веселиться без меня. Я иду с тобой. Вы не будете возражать против этого, бесстрашная Фолкнер, если я пообещаю, что не скажу ни слова? – Кэролайн недоверчиво подняла брови. – Ну, только несколько слов.

Они пошли вместе в тот же вечер. Хуан, совмещающий в одном лице шофера, дворецкого и доверенного слугу Мейды, впустил их во внушительный, построенный во французском стиле дом в северной части Бринвуда. Кэролайн всегда думала о нем как о маленьком Версале, очень парадном и очень неприветливом.

– Все находятся в салоне, миссис Фолкнер, – ледяным тоном отчеканил Хуан.

Кэролайн понимающе кивнула:

– Спасибо, Хуан. Я знаю, как туда пройти.

До нее донеслось бормотание Дэниела:

– Салон? Я считал, что они бывают только у персонажей пьес Ноэла Коварда.

– Что ж, теперь ты узнал нечто новое. Салон есть и у Мейды.

И это был всем салонам салон. Он растягивался во всю длину дома и был заставлен изысканной мебелью с золотыми и растительными орнаментами, которая, по мнению Дэниела, была создана в расчете на лилипутов, страдающих отсутствием аппетита. Он смотрел на нее с глубоким недоверием. Во всей комнате не нашлось ни одного стула, способного выдержать его вес, поэтому Дэниел остался стоять.

Мейда пила маленькими глотками кофе, а Тесса, развалившаяся на небольшом диване в стиле Людовика XVI, осушала глаза салфеткой. Над ней склонился ее отец, согревая в руках большой бокал с бренди, уже наполовину пустой. Гарри тупо посмотрел на визитеров. Оглядев комнату, Кэролайн поняла, что он уже пьян.

Мейда не стала ждать, когда заговорит Кэролайн.

– Зачем ты здесь, Кэролайн? Сообщить, что ты решила еще больше опозорить нас, выйдя замуж за этого … – она окинула Дэниела с ног до головы взглядом, полным испепеляющего презрения —…эту личность! Мы уже обо всем знаем.

Дэниел стиснул руку Кэролайн и сделал шаг вперед:

– Как я догадываюсь, ваш осведомитель связался с вами прямо после заседания, миссис Фолкнер. Доктор Эмерсон позвонил вам, не так ли?

– Не могу представить себе, какое вам до этого дело, мистер Фрателли, но Эллиот действительно позвонил мне и сообщил последнюю новость о вашем намерении сделать из Кэролайн честную женщину. После того, разумеется, как ваши отношения стали предметом сплетен и ее судили по законам вашей юридической школы. Полагаю, вы посчитали это своим долгом.

Дэниел покачал головой:

– Миссис Фолкнер, чувство долга здесь ни при чем. Я сделал Кэролайн предложение практически сразу же после нашего знакомства. В данный момент я считаю себя самым счастливым человеком в мире.

– Вам действительно посчастливилось. – Слезы мешали Тессе говорить. – Часто ли вам подобные женятся на ком-нибудь из Бринвуда? Но как быть с ней? Как вы могли потащить ее вниз…

Ее голос прервался, и она отвернулась.

– Тесса, никто никого никуда не тащит. Дэниел делает меня, счастливой. – Кэролайн опустилась на диван рядом с Тессой и взяла мягкие руки дочери в свои. – Пожалуйста, Тесса, порадуйся за меня. Неужели ты не придешь на свадьбу и не пожелаешь нам удачи? Мое счастье станет еще полнее, если я буду знать, что ты делишь его со мной.

Тесса вырвала руки и ответила дрожащим голосом:

– Нет. Я не смогу. Я собираюсь остаться у бабушки до начала занятий. Потом, вероятно, вернусь в колледж. Или, возможно, – сказала она, взглянув на отца, – я буду жить с папой и заботиться о нем.

Гарри бросил на нее взгляд затравленного зверя. Он знал, как Тесса похожа на его мать, и идея жить вместе с дочерью, которая будет во все вникать и все держать под контролем, привлекала его не больше, чем перспектива жить вместе с Мейдой.

– О, я не знаю, дорогая, – пробормотал он. – Наверное, я вернусь в Лос-Анджелес. Тебе там не понравится. Ты не любишь Рокси.

Посмотрев на ошеломленные лица Тессы и Мейды, Кэролайн почувствовала жалость к дочери. Возможно, та впервые столкнулась с равнодушием Гарри ко всему, кроме самого Гарри. Он был готов отправиться обратно к единственной женщине в его жизни, которая не пыталась заставить его делать то, чего ему не хотелось. Кэролайн погладила дочь по блестящим волосам и поднялась:

– Если ты передумаешь, дорогая, дверь для тебя открыта. Ты знаешь, что я всегда буду любить тебя, Тесса. Никогда не забывай об этом.

Ее голос звучал глухо, а рука нежно касалась волос дочери. Кэролайн могла только надеяться, что Тесса слышит и понимает ее.

– Мы всегда будем рады твоему приходу, – прибавил Дэниел, становясь рядом с Кэролайн. – Сара предвкушает встречу с тобой.

Тесса не ответила. Ее мать выходила замуж за человека, против которого она была настроена с того момента, как впервые услышала о нем. Ее отец возвращался в Калифорнию к женщине, ради которой оставил ее мать. Тесса смотрела на отца, уткнувшегося в бокал бренди, и в первый раз видела его таким, каким он был на самом деле, – слабым человеком, которого всю жизнь направляла сильная женщина.

Это длилось только мгновение. Тесса закрыла глаза и призвала на помощь весь свой гнев:

– Ты все разрушила, мама. Все. На твоей жалкой свадьбе меня не будет. Что же до возвращения «домой», как ты выражаешься, то где будет находиться этот дом? Маленький домишко на шумной улице в южном пригороде Филадельфии? Забудь об этом. Ты можешь забыть о своем воспитании, но я не могу.

– Тесса, – со вздохом покачала головой Кэролайн, – не принимай за чистую монету представления своей бабушки о том, что правильно, а что нет.

– Это не представления. Это образ жизни. Все понимают это, мама. Каждый должен вступать в брак с человеком, занимающим такое же социальное положение. С таким, как…

Она снова взглянула на отца и осеклась. Это был не тот человек, которого она всю жизнь идеализировала. Он был пьян. И снова в глубине ее сознания зашевелился червь сомнения: действительно ли она хочет быть точной копией своей бабушки?

– Ах, да. Бабушка.

Кэролайн повернулась к Мейде. Она пристально смотрела на эту женщину, которая отдалила их с дочерью друг от друга и добивалась, чтобы ее и Дэниела вышвырнули из юридической школы.

– Мейда, я хочу вам что-то сказать и прошу выслушать меня очень внимательно, чтобы не пришлось повторять это еще раз.

– Право, Кэролайн, оставь этот угрожающий тон. Мои действия были продиктованы заботой о тебе и моральных устоях…

– Ерунда. Выслушайте меня, Мейда. С этого момента вы уходите из моей жизни вместе с Гарри. Вы предоставили мне расплачиваться с его кредиторами и определять детей в колледж. Потом, когда оказалось, что я, в конце концов, как-то устроила свою жизнь, вы появились и попытались у меня все отнять. Вы потерпели неудачу. Поэтому послушайтесь моего предупреждения и не пытайтесь сделать это снова.

– Не имею понятия, о чем ты говоришь, – надменно сказала Мейда, но ее руки дрожали, когда она взяла чашку кофе.

– Не прикидывайтесь, Мейда. Я имею в виду вашу попытку добиться, чтобы опекунский совет заставил Дэниела отказаться от должности, а меня исключили из школы из-за того, что мы встречаемся. Вы пытались разрушить и наши карьеры, и наши жизни. Нет. – Кэролайн подняла руку, удерживая Мейду от нового отстаивания ее невиновности. – Не надо лгать, что вы действовали, исходя из самых чистых побуждений. Вы хотели, чтобы я приняла Гарри обратно. Но я никогда этого не сделаю. А из его бормотания в перерывах между поглощениями спиртного можно понять, что он и сам не хочет возвращаться. Поэтому наслаждайтесь своим великолепным пустым домом, наслаждайтесь своей крошечной пустой жизнью и держитесь подальше от моей, иначе я заставлю вас пожалеть об этом.

Пока Кэролайн говорила, щеки Мейды окрасил слабый румянец. Когда она сказала, что Гарри не хочет возвращаться, он пробормотал:

– Чертовски верно.

Тесса застыла, внимательно наблюдая за взрослыми.

Кэролайн не могла угадать, о чем думает Тесса. Дочери предстояло самой принять решение относительно своей семьи. А Кэролайн надо было решать свои проблемы. Она думала об этом, глядя на замкнутое, ничего не выражающее лицо Тессы.

Кэролайн пыталась дозвониться до нее сначала к Мейде, а потом в колледж, но ей удалось пообщаться только с прислугой у Мейды и с автоответчиком в комнате Тессы в студенческом общежитии.

Она мало говорила об этом, но ее боль не утихала. Кэролайн надеялась каким-то образом помириться с Тессой. Может быть, увидев, какое счастье дал ей Дэниел, Тесса изменит свое отношение к нему. Кэролайн всегда выдвигала этот аргумент, когда бы Дэниел ни спрашивал ее о Тессе.

– Надеюсь, что ты права, любимая, – ответил ей как-то вечером Дэниел, еще крепче обнимая ее. Они прощались на крыльце дома Кэролайн за неделю до свадьбы. – Но если ты ошибаешься, удастся ли тебе справиться с этим?

– Да. – В голосе Кэролайн звучала полная убежденность. – Я не позволю Тессе распоряжаться моей жизнью, Дэниел. Да, она сбита с толку и нуждается в утешении, но она не желает говорить со мной, а я должна идти своим путем. Это моя жизнь, и мне самой решать, в чем мое счастье. А оно в тебе.

Ее поцелуй служил подтверждением этих слов. Юридическая школа «Урбана» все еще занимала самое главное место в ее жизни, хотя они могли выкроить для нее время только в перерывах между приготовлениями к свадьбе. Студенты из группы Кэролайн пришли в восторг от известия о предстоящей свадьбе. Сьюзен должна была, как и Сара, стать подружкой невесты, а Нил и Кевин предложили свои услуги в качестве привратников, официантов, лакеев и выразили готовность занять любые другие вакантные должности.

Кэролайн была тронута их поддержкой и не могла представить своей свадьбы без их присутствия. Они даже устроили прием в ее честь. Кевин предоставил свой дом, а Дэниел был задействован в хитроумном плане своевременной доставки туда ни о чем не подозревавшей Кэролайн. Они угощали ее шампанским и итальянским бутербродом длиной в шесть футов и преподнесли ей шутливые подарки. Пришла Джози, а также Лиз Ченнинг, щеголяющая загаром и новым браслетом с бриллиантами.

Единственным эпизодом, омрачившим этот вечер для Кэролайн, был подслушанный ею разговор Кевина со Сьюзен о том, что он звонил Тессе Фолкнер, и та категорически отказалась прийти на прием или на свадьбу.

– Я… говорил с ней… должно быть, целых полчаса, – сказал Кевин, яростно швыряя смятую бумажную салфетку в мусорное ведро, – и она твердила только о том, как ее мать могла так поступить по отношению к ней! – Он негодующе фыркнул. – Я сказал ей, что… она тут ни при чем. Но она понесла на профессора Фрателли, гнусного соблазнителя, и я… повесил трубку.

– Ты сделал все, что мог, – сочувственно проговорила Сьюзен. – Не понимаю, откуда у Кэро может быть такая дочь, маленькая чванливая…

Она замолчала.

– Ее брат называет ее отродьем и считает сопливой девчонкой.

– Она слишком взрослая для сопливой девчонки, – сказала Сьюзен. – Но есть другое слово, начинающееся на «с», которое подойдет куда больше.

– Безусловно, она ведет себя… именно так, – согласился Кевин. – Но иногда я думаю, что, если бы кому-нибудь удалось достучаться до ее сердца…

Голос Кевина замер, потому что он и Сьюзен вышли из комнаты.

Было трудно выбросить из головы грустные мысли о Тессе, но Кэролайн твердо решила, что не позволит дочери отравить ее счастье. А она была счастлива. Уже на заседании комитета она поняла правоту Дэниела. Брак был для них единственным способом соединить свои жизни и свои семьи. Ее поразила очевидность этого вывода, стоило лишь без страха поразмыслить обо всем. Замужество оставляло ей свободу окончить школу и любить Дэниела. Они могли создать дом для Сары, и Бена, и – прошу тебя, Господи! – Тессы. Кэролайн хотела, чтобы ее жизнь была именно такой, открытой и свободной, полной смысла и любви.

Дэниел втайне боялся, что Кэролайн пожалеет о браке с ним, так как он разлучит ее с дочерью. Видимо, этот разрыв грозил стать окончательным. Дэниел уже сделал то, что мог, для улаживания ситуации. Ничего не сказав Кэролайн, он поехал в один из четвергов в Бакнелл, зная, что вечером у Кэролайн занятия, и она не ждет его.

Выходя из учебного корпуса, Тесса заметила, что он стоит в ожидании у главного входа. Она немедленно повернулась и пошла обратно. Дэниел без труда догнал ее, но с таким же успехом он мог просто дать ей уйти. Ледяным тоном Тесса заявила, что не желает разговаривать с ним. Она не в состоянии понять, как ее мать может выйти замуж за человека, настолько непохожего на ее отца, как Дэниел Фрателли. Дэниел подумал, что за этой враждебностью и грубостью угадывается растерянный ребенок, которого хорошо знала Кэролайн. Он понимал ее. Тесса, как и Сара, иногда чувствовала, что взрослые предали ее.

Дэниел попытался объяснить Тессе, что ее мать не сделала ничего, способного причинить ей боль. Он попробовал убедить ее, что их свадьба станет незабываемым семейным событием, и Тесса будет всю жизнь жалеть, если не примет в ней участия. Девушка покачала головой и снисходительно улыбнулась.

– Фрателли могут считать ее замечательной, но поверьте мне, что незабываемым событием была первая свадьбы моей матери. Они венчались в самой большой церкви в Бринвуде с шестью подружками невесты, а потом состоялся прием в самом престижном клубе на Мейн-Дайн. – Тесса пожала плечами. – Это будет казаться убогой дешевкой. Я не стану жалеть, что не побывала на ней.

– Это свадьба твоей матери, а не светский раут, о котором пишут в газетах. – Дэниел никогда не сдавался сразу (Кэролайн могла бы рассказать об этом дочери), и он дал Тессе последний шанс. – Она любит тебя, Тесса, и делает для тебя все, что в ее силах. Твоя мать не бросила тебя. Она по-прежнему заботится о тебе. Она продолжает оплачивать твою учебу в Бакнелле, а книги и телефонные переговоры стоят недешево. На ее месте я позволил бы бабушке платить за колледж или, еще лучше, заставил бы тебя саму зарабатывать, но Кэролайн смотрит на это иначе. Как бы ты ни поступала, она продолжает любить тебя. Ты ее дочь. Она хочет, чтобы ты была на нашей свадьбе, Тесса.

– Но вы-то этого не хотите. Зачем вы приехали? – пытливо посмотрела на него Тесса.

– Ты ошибаешься. Твое присутствие на свадьбе будет огромной радостью для Кэролайн, – сказал Дэниел с грустной улыбкой. Ему не доставляло удовольствия говорить с Тессой о своих чувствах, но он поклялся приложить все силы, чтобы помирить ее с матерью. – И я сделаю все, что могу, лишь бы видеть ее счастливой.

– Очень жаль. Я не приду. – Она замолчала, лицо ее было осунувшимся и печальным. – Я не могу.

Она повернулась и пошла прочь, опустив голову с блестящими каштановыми волосами и сжав кулаки.

Дэниел стоял и смотрел ей вслед. Несмотря на все его усилия, он ничего не добился. Он дал себе клятву, что каким-нибудь образом он, Сара и Бен заполнят брешь в жизни Кэролайн, образовавшуюся из-за отсутствия Тессы.

Каким-нибудь образом.

Школа и работа, Дэниел и Сара, любовь и смех – все, что теперь наполняло жизнь Кэролайн, делало ее еще счастливее. При мысли о свадьбе у нее возникало чувство, что она вот-вот окажется в безопасной гавани после яростных штормов и кораблекрушения. Если раньше она была одна, то теперь ее окружали друзья и родные. И, самое главное, они с Дэниелом обрели друг друга.

Конечно, возникали и проблемы. Благодаря своей помолвке они стали в «Урбане» знаменитостями. В первые дни после того, как это сообщение появилось в воскресных газетах, Дэниел и Кэролайн привлекли к себе всеобщее внимание. У Кэролайн словно что-то обрывалось внутри, как бывало, когда сплетничали о Гарри и Роксане.

Проходя с ней через буфет и держа ее за руку, Дэниел шептал:

– Улыбайся, любимая, а то у тебя такой вид, будто я тебя пытаю. Если ты не повеселеешь, все решат, что я не только замучил тебя в постели, но и заставляю выйти за меня замуж, чтобы прибрать к рукам твое состояние.

Кэролайн рассмеялась и сказала ему, что у него большой драматический талант.

Позднее ей позвонил Бен, который до этого разговаривал с Тессой и понял, что ее ужасает перспектива жить с бабушкой.

– Похоже, что у нее наконец-то появились проблески разума, – сказал Бен. – Жить вместе с ледышкой – не такой уж праздник. Особенно, когда там еще и Гарри, вносящий свою лепту в общее веселье.

У Кэролайн появилась надежда. Может быть, ее счастье будет полным. Может быть, Тесса вернется домой.

– Мне всегда хотелось быть подружкой невесты, – со вздохом сказала Сьюзен Элдер, медленно поворачиваясь перед зеркалом. – И я люблю голубой цвет. Это настолько захватывающе, Кэро! Мне жаль, что так получилось с твоей дочерью, но я ужасно обрадовалась, когда ты подумала обо мне.

Улыбка еще больше округлила и без того круглое лицо Сьюзен. Платье из голубого и цвета слоновой кости шелков оттеняло ее белокурые волосы и серые глаза.

– Я тоже рада, что подумала о тебе, – ответила Кэролайн, пытаясь справиться с грустью, которая грозила поглотить ее.

Сьюзен была здесь, но Тессы не было. «Ты выходишь замуж за Дэниела, – сказала она себе. – Ты и представить себе не могла такого счастья. И этого достаточно, должно быть достаточно».

Кэролайн закрыла глаза, чтобы навсегда запечатлеть в памяти этот момент: аромат ландышей и роз, смех Сьюзен. Через несколько минут она поднимется по лестнице и встанет перед камином рядом с Дэниелом, чтобы принести клятвы, которые нерасторжимо свяжут их друг с другом.

Она критически оглядела себя в платье из тонкого голубого шелка, отделанном кружевами цвета слоновой кости и обвивавшем ее стройные икры. Волосы разметались вокруг ее лица, когда она повернулась, чтобы посмотреть на себя сзади. Неплохо, совсем неплохо для сорокачетырехлетней невесты.

В комнату ворвалась Джози Флинн с развевающимися черными кудрями.

– Кэролайн! Ты великолепна! Мы уже готовы? Дэниел мечется, словно собирается войти в львиное логово, и судья тоже немного нервничает. – Она расправила юбку Кэролайн и критически оглядела ее.

– Ослепительно! Где Бен?

– Я здесь, тетя Джози.

Мученически покорный тон Бена вызвал у Джози улыбку. Он вошел в комнату и тоже улыбнулся сестре Дэниела. Они сразу поладили друг с другом, словно были родными по крови, Бен искусно изображал долготерпение, слушая кудахтанье Джози, но их поддразнивание не могло скрыть взаимной симпатии.

– Знаю, знаю, я свожу тебя с ума, малыш. Но такова уж я есть. Я всех свожу с ума. Вот так и понимаешь, что попал в семью Фрателли: Джози сводит тебя с ума! Насколько я поняла, никто ничего не слышал о Тес… – Она вдруг оборвала себя. – Извини. Иногда я забываю врубить в сеть мозги перед тем, как открою рот.

– Все в порядке, Джози. Все знают, что Тесса отказалась приехать на свадьбу.

Голос Кэролайн звучал спокойно. Похоже, что разрыв с дочерью мог стать непоправимым, ведь Мейда всеми доступными ею средствами поощряла его.

Несмотря на все старания Кэролайн, ее слова, казалось, нисколько не трогали Тессу.

Дэниел мерил шагами столовую Джози. Казалось почти не вероятным, что через – он взглянул на часы – полчаса он станет мужем Кэролайн Фолкнер. Он вспомнил, как впервые увидел ее. Неужели это было только в августе? Шесть месяцев. Он улыбнулся. Казалось, что вся его жизнь была наполнена ожиданием встречи с Кэролайн. Он никогда не верил в любовь с первого взгляда, но, увидев Кэролайн, влюбился в нее в течение шести секунд.

Бен заглянул в столовую:

– Вы готовы?

Майкл Фрателли, шафер на свадьбе своего брата, курил сигарету и наблюдал, как Дэниел вышагивает по комнате.

– Мы с Дэниелом готовы уже три недели, – сказал Майкл, кивая на брата. – Иди поговори со своими родственниками женского пола, если хочешь ускорить события. Мы всегда готовы.

Дэниел не слышал их. Его внимание было приковано к тому, что происходило снаружи. Кевин Келли в темном костюме и белой рубашке удерживал за руки девушку в платье из цветастого шелка, поверх которого было надето черное зимнее пальто.

Тесса!

Хотелось бы ему слышать их разговор. Зачем она приехала? Устроить скандал или пожелать счастья своей матери?

– Почему я позволила тебе уговорить меня? Ты смотришь на меня, как на омерзительную букашку, и, не успев сообразить, что я делаю, я поступаю «так, как надо». То есть так, как ты считаешь нужным. Что ж, я передумала! Я не иду. – Тесса остановилась на полпути к дому. – Я знаю, они что-нибудь наверняка скажут.

Кевин улыбнулся ей, придерживая ее рукой за локоть.

– Пойдем, Тесса. Приободрись. Ты не… букашка, и никто ничего… не скажет, они все будут рады видеть тебя. – Он наклонился к ней. – Ты тоже будешь рада, Тесса.

– Я не могу сделать это, Кевин. Не могу. Завтра мой отец улетает в Калифорнию. И когда я сообщила ему, что сегодня иду сюда, он заплакал!

Казалось, что Тесса вот-вот заплачет сама. Кевин промолчал о том, что ее отец был полупьян, когда Кевин заехал за Тессой:

– Я понимаю, я понимаю. Но твоя… мать тоже плакала. Ей не хватает тебя, Тесса, и она очень… хочет, чтобы ты была здесь.

– Меня это не волнует. Почему она так поступила? – почти простонала Тесса.

– Потому что она любит Дэниела.

Должно быть, он произносил эти слова уже в пятидесятый раз, но в его голосе не было раздражения.

Не только симпатия к Кэролайн заставила Кевина приложить столько усилий, уговаривая ее дочь пойти на свадьбу. У него создалось впечатление, что Тесса хочет найти путь к примирению со своей матерью, но не знает, как это сделать. Кевин потратил много времени, убеждая Тессу, что от ее прихода на свадьбу еще очень далеко до разрешения их конфликта. Он уже ездил как-то в воскресенье в Бакнелл повидать ее. Он даже не побоялся презрения Мейды и, когда Тесса в январе проводила уик-энд дома, заехал в Бринвуд пригласить ее на гамбургер и долгую беседу. В конце концов, она согласилась пойти на свадьбу, сказав Кевину, что с его талантом вынуждать всех поступать так, как ему надо, он сколотит себе кругленькое состояние, выступая в суде. Но сейчас, в двадцати футах от входной двери Джози Флинн, она стала брыкаться, как норовистый жеребенок.

– Я ведь не должна буду что-то объяснять? – Тесса смотрела на Кевина, ища поддержки. – Как насчет Бена?

– Бен… онемеет… от восторга.

– Из-за меня ты снова начал заикаться.

Их крепнущая дружба позволяла ей говорить об этом, не смущаясь. Вспоминая свое поведение при первой встрече с ним, она ощущала в глубине души легкий непривычный укол совести.

– Все в порядке. Ты… можешь возместить мне этот… ущерб, – улыбнулся Кевин.

Его взгляд потерял обычную суровость и превратился в веселый мальчишеский прищур рыжеволосого повзрослевшего Тома Сойера.

– Каким образом?

– Войдя внутрь и позволив мне… сопровождать тебя. – Он снова взял ее за руку. – Пойдем, Тесса, я замерзаю. – И, не ожидая ответа, Кевин направился к дверям.

– Нет. Нет. – Руки Тессы дрожали от мучительной тревоги. – Послушай, я не могу. Понятно? Просто не могу. Я посижу в машине и подожду, или, может быть, дойду до метро, или…

Кевин преградил ей путь. Прежде чем она успела обойти его и оказаться в безопасности на улице, позади нее открылась входная дверь:

– Ты здесь.

Тесса обернулась и оказалась лицом к лицу с Дэниелом Фрателли. Он не мог не спросить ее:

– Почему?

У Тессы в горле стоял комок:

– Я люблю маму.

Она закрыла глаза, собираясь с силами. Сейчас он скажет, что она нежеланный гость.

– Я тоже.

Тесса открыла глаза. Дэниел улыбался. Она никогда еще не видела на его лице этого счастливого выражения, преображавшего его. «Какой он привлекательный! Неудивительно, что мама его любит». Эта мысль промелькнула в ее сознании, и, прежде чем она смогла воспротивиться этому, на ее лице появилась ответная улыбка.

– Спасибо за твой приход, Тесса, – сказал Дэниел. Он шире приоткрыл дверь, и к нему подошла маленькая девочка в голубом платье из тафты. – Я хочу познакомить тебя с моей дочерью Сарой.

Сара застенчиво улыбнулась:

– Привет. Ты хорошенькая, как Бен и говорил. – В ее улыбке появилась нерешительность. – Я ведь заняла твое место. Я имею в виду как подружка невесты. Но теперь, когда ты здесь, ты можешь стать ею вместо меня. – Она стиснула руку отца. – Все в порядке.

Тесса внезапно почувствовала, что ее переполняют противоречивые чувства. Она не хотела находиться здесь. Она не собиралась возвращаться к бабушке, но не могла оставаться и здесь. Инстинктивно отказываясь от теплого и приветливого приема, которого она не заслужила, Тесса отступила к Кевину. Его руки обвились вокруг нее, крепко обнимая и согревая. Спасения не было. Она на мгновение опустила голову, потом подняла ее и улыбнулась Саре, при этом глаза ее подозрительно блеснули.

– Привет, Сара. Ты прекрасно выглядишь. Я думаю, из тебя получится превосходная подружка невесты. – Она взглянула на Дэниела. – Пожалуйста, не говорите маме, что я здесь. Я не хочу… я не могу разговаривать… Позже, ладно? Я сделаю это потом. Хорошо?

В ее глазах была мольба.

– Конечно. Хорошо.

Улыбка сходила с лица Дэниела.

– Я ничего не сделаю… в смысле, ничего не испорчу, – выдавила из себя Тесса.

– Спасибо.

Казалось, он вздохнул с облегчением. Вероятно, он думал, что она устроит сцену. Тесса внутренне сжалась: у него были на это основания.

– Пойдем, принцесса, – сказал Дэниел Саре и взял ее за руку. – Пора.

Кевин снял с Тессы пальто и повесил его в стенной шкаф. Потом он завладел ее рукой и крепко сжал ее:

– Пойдем, я найду тебе место. Они сейчас начнут.

Усаживаясь в первом ряду взятых напрокат стульев, расположенных по обе стороны камина, Тесса едва воспринимала гул голосов, раздававшихся позади нее. Она опустила голову и попыталась отбросить мысли о бегстве до появления матери.

Тессе хотелось поговорить с Кэролайн еще с тех пор, как она задала вопрос бабушке об оплате ее обучения в колледже. Мейда решительно ответила ей, что больше не собирается тратить ни цента на образование своих внуков, поскольку их мать выходит замуж вопреки ее желанию. Тесса почувствовала себя преданной и непростительно глупой. Все вокруг понимали, что представляет из себя ее бабушка, и только Тесса слепо верила, что Мейда Фолкнер способна проявить бескорыстную доброту. Она вспомнила слова своей матери, сказанные Мейде, что та будет вести одинокую жизнь в пустом доме.

Тесса в отчаянии смотрела на входную дверь. Может быть, если она побежит к ней…

Кевин проскользнул на стул рядом с ней как раз в тот момент, когда Майкл и Дэниел заняли свои места по одну сторону камина, а седой мужчина в судейской мантии встал и повернулся лицом к гостям.

Кто-то заиграл на рояле хорал, и Тесса посмотрела на лестницу. По ней осторожно спускалась Сара с маленьким букетом из ландышей и бутонов роз. Дойдя до первой ступеньки, она глубоко вздохнула и улыбнулась. Остальной путь она прошла уже бодрой походкой. Сьюзен Элдер следовала за ней, двигаясь почти также осторожно в своих туфлях-лодочках на высоких каблуках.

Потом наверху лестницы появилась мама в кружевном шелковом платье, такая прелестная, какой Тесса никогда еще ее не видела. Кэролайн стала медленно спускаться по лестнице, ее лицо сияло. Внизу ее встретил Бен, и она взяла его под руку. Их взгляды, словно под воздействием магнита, минуя остальных гостей, устремились к Тессе. В ожидании их реакции Тесса затаила дыхание. Она должна оставаться здесь, пока церемония не будет закончена, но потом сразу же выскользнет за дверь.

Они улыбнулись ей: Бен – удивленно и радостно, а Кэролайн – любовно и приветливо. В памяти Тессы быстро промелькнули все баталии, все сцены, все гневные слова, сказанные ею им обоим. Возможно, они могли простить ее, но она была в слишком большом смятении, чтобы позволить себя прощать. У нее вспотели ладони, и ей захотелось убежать. Потом она почувствовала теплое пожатие руки Кевина.

– Все в порядке, – прошептал он. – Они по-прежнему… любят тебя.

Бен и Кэролайн уже поравнялись с ней, и она почти не дышала, пока они не прошли дальше. Церемония началась, но сначала Тесса ничего не слышала. Она стала воспринимать произносимые слова, только когда судья спросил:

– Кто отдает невесту замуж?

Тогда Бен отступил назад и остановился у стула Тессы. Он взял ее за руку и заставил встать.

– Дочь и сын невесты, – ответил он.

Кэролайн увидела свою дочь рядом с сыном. Она старалась сдержать слезы. Тесса пришла. Даже если она все еще не одобряет свою мать, даже если она по-прежнему живет у Мейды, она пришла на свадьбу. И пока этого достаточно.

Кэролайн улыбнулась Дэниелу. Она скорее почувствовала, чем услышала следующий вопрос судьи.

– Да, – ответила она судье на вопрос, которого в действительности не слышала. – О да, я согласна.

Это было обещанием, которое давалось с радостью и воспринималось с торжественностью. После такого же ответа Дэниела, последовавшего через несколько мгновений, она заглянула в глубину этих глаз цвета черной патоки и увидела отражение своей любви, разделенной и преумноженной во сто крат. Она взяла его руки в свои и подставила ему лицо для поцелуя.

1

Мистер Чипс – герой романа Д.Хилтона «Прощайте, мистер Чипс» – добрый школьный учитель. Книга очень популярна в Англии и США. Существует две ее экранизации 1939 и 1969 гг. – примеч. ред.

2

Марки дорогого английского фарфора. (Примеч. ред.)

3

Обеды в герметичных упаковках, рассчитанные на приготовление в микроволновой печи и рекламируемые по телевидению. (Примеч. ред.)

4

Игра слов: tort – юридический термин, означающий гражданское правонарушение. (Прим. перев.)

5

Скрудж и Марли – герои повести Ч.Диккенса «Рождественская повесть». (Прим. перев.)