Сын Василия Ивановича – Петр Васильевич – вступил на военную службу в Семеновский полк в 1726 г. В 1736 г. из сержантов произведен в прапорщики, в 1739 г. – в подпоручики. В 1740 г. в чине капитана Семеновского полка П. В. Чаадаев был послан в Москву с известием о вступлении на престол Елизаветы Петровны. В 1743 г. он стал одним из членов суда по Лопухинскому делу. В 1743 г. в чине майора Чаадаев был послан для проведения ревизии в Архангельскую губернию, а после возвращения у него обнаружились признаки сумасшествия.
      Помешательство его состояло в том, что Петр Васильевич называл себя персидским шахом Надиром. Все усилия врачей оказались тщетны, и Чаадаев был передан в руки духовенства, которое пыталось изгнать из него злого духа, но безуспешно. Чаадаев, сохраняя во всем здравый и трезвый ум, продолжал именовать себя шахом. Многим это давало повод полагать, что Петр Васильевич разыгрывал из себя сумасшедшего, стремясь избежать наказания за взяточничество, в котором был заподозрен во время проведения ревизии. Истина оказалась неизвестной. Чаадаев скончался в 1755 г. в заведении для душевнобольных доктора Бургаве.
      От брака с графиней Марией Ивановной Толстой (1720–1793), внучкой знаменитого петровского сподвижника П. А. Толстого, Петр Васильевич оставил трех сыновей – Ивана, Федора и Якова. Все они служили в лейб-гвардии Семеновском полку. Иван вступил в полк до сумасшествия отца, в 1742 г., а Федор и Яков уже после его смерти, в 1756 г.
      Федор Петрович Чаадаев унаследовал психическую неуравновешенность отца и покончил с собой в 37 лет. Вообще вопрос о психических отклонениях в роду Чаадаевых весьма любопытен. Окольничий Иван Иванович сделал любовницей свою невестку – что было дикостью для того времени; его внук Петр Васильевич умер в сумасшедшем доме; Федор Петрович стал самоубийцей. Самый знаменитый представитель рода, философ Петр Яковлевич (внук Петра Васильевича), жаловался, что «нервическое воображение часто обманывает меня в своих чувствах». В молодости философа часто посещали галлюцинации. Его брат Михаил Яковлевич – внешне сдержанный и одинокий нелюдим, был подвержен «нравственному расстройству» или припадкам меланхолии, а двоюродный племянник П. Я. и М. Я. Чаадаевых – Дмитрий Васильевич (1793–1860), внук Федора Петровича, был признан «слабоумным» и находился под опекой своих родственников.
      Принято считать, что официальное признание сумасшедшим Петра Яковлевича Чаадаева было связано с высказанными им критическими мыслями об истории и политическом устройстве России. Имел ли этот диагноз какое-либо медицинское обоснование? Быть может, Чаадаев, как и многие выдающиеся люди, в психическом отношении находился на грани между гениальностью и безумием. Вопрос остается нерешенным. По крайней мере, указанная наследственность Петра Яковлевича позволяет этот вопрос задавать и искать на него ответы.
      Иван и Яков Петровичи Чаадаевы унаследовали от матери толстовский дар речи и подвизались на литературном поприще. Иван Петрович был переводчиком комедии Мольера, а Яков Петрович известен интересной литературной шуткой – наполовину памфлетом, наполовину мистификацией. В 1794 г. была опубликована книга под заглавием «Дон Педро Прокудуранте, или Наказанный бездельник. С гишпанского на российский язык переведена в Нижнем Новгороде». Казалось бы рядовая для того времени сатирическая комедия – ничего особенного. Однако никакого испанского оригинала у этой книги не было. Автором ее был сам Яков Чаадаев, а объектом насмешек – директор Нижегородской коллегии экономии П. Н. Прокудин, взяточник и плут. Сатира Я. П. Чаадаева была столь язвительна, что Прокудин решил уничтожить обличительную книгу, скупил сколько мог ее экземпляров и сжег их.
      Кроме литературной деятельности Иван Петрович известен своей работой в Комиссии для составления Нового уложения (об этом учреждении см. в очерке о Лермонтовых). Он был депутатом от дворянства Муромского уезда (там находились родовые вотчины Чаадаевых), и на заседании Комиссии 27 мая 1768 г. высказывался против ограничения помещичьей власти. Как и многие образованные люди того времени, Иван Петрович был масоном.
      Яков Петрович Чаадаев был женат на княжне Марии Михайловне Щербатовой, дочери историка и философа князя Михаила Михайловича Щербатова (1733– 1790), происходившего из Черниговских Рюриковичей. Князь М. М. Щербатов был одним из наиболее просвещенных и талантливых людей своего времени. Его трудами положено начало научному исследованию российской истории. Будучи одним из выдающихся деятелей русского Просвещения, князь Щербатов (как позднее и его внук) весьма критично смотрел на свою эпоху. Его сочинение «О повреждении нравов в России» резко осуждало государственную политику и общественные нравы, воцарившиеся в России после петровских реформ. Этот труд Щербатова казался Екатерине II и ее преемникам столь опасным, что он увидел свет только в середине XIX в. в вольной русской типографии А. И. Герцена в Лондоне.
      Сын Якова Петровича и Марии Михайловны Чаадаевых – философ Петр Яковлевич (1794–1856) – один из самых выдающихся людей своего времени. Он учился в Московском университете, где его товарищами были А. С. Грибоедов и будущий знаменитый декабрист И. Д. Якушкин. С началом Отечественной войны 1812 г. Петр Яковлевич вступил на военную службу. Он сражался при Бородине, под Кульмом и Лейпцигом, получил боевые награды – орден святой Анны четвертой степени и железный крест.
      В 1816 г. корнет лейб-гвардии Гусарского полка Чаадаев служил в Царском Селе. Он часто бывал у Н. М. Карамзина, где познакомился и с А. С. Пушкиным. На юного Пушкина Чаадаев произвел огромное впечатление.
 
Ни музы, ни труды, ни радости досуга –
Ничто не заменит единственного друга.
Ты был целителем моих душевных сил;
О неизменный друг, тебе я посвятил
И краткий век, уже испытанный судьбою,
И чувства – может быть, спасенные тобою…
 
      Обращался Пушкин к Чаадаеву в стихотворном послании 1821 г. Эти строки могут вызвать недоумение. Поэт называет Чаадаева своим «единственным» и «неизменным» другом. Неужели Вяземский, Жуковский и Дельвиг, о дружеских связях которых с поэтом нам хорошо известно, были менее дороги Пушкину, чем Чаадаев? Дело в том, что именно могучий интеллект Петра Яковлевича в 1816–1820 гг. имел мощнейшее влияние на становление Пушкина как мыслителя и поэта. Размышления Чаадаева о судьбе России и мира, о предназначении и духовном развитии человека, роли поэта в жизни общества стали для Пушкина важной ступенью в осознании этих вопросов им самим.
      Между тем Чаадаев успешно продвигался как по служебной линии, так и во мнении светского общества. Он был известен как один из блестящих гвардейских офицеров, пользовался расположением самого императора Александра I. Внезапно все разрушилось. В 1820 г. в Петербурге произошло восстание Семеновского полка. Солдаты не преследовали никаких политических целей. Они отказались подчиняться полковнику Шварцу, отличавшемуся патологической жестокостью. И все же для того времени этот бунт – событие большой государственной важности. С известием об этом к императору отправился Чаадаев. Мы точно не знаем, что произошло во время приема Чаадаева Александром I. Однако почти сразу после этого разговора Петр Яковлевич подал в отставку с военной службы.
      В это время Чаадаев пережил глубокий внутренний кризис. Те идеи, которые волновали его ранее и находили свое воплощение в длительных разговорах с Пушкиных, мучили и терзали философа так, что он уже не мог удовлетвориться одними беседами. В 1829–1831 гг. Чаадаев пишет свои знаменитые «Философские письма». Это глубокие, наполненные гениальными озарениями размышления о России и ее месте в мире. О церкви, христианстве, обществе и личности, ответственности каждого человека. Письма вскоре стали известны публике и широко распространились в рукописях. Однако появление в печати первого из писем, чудом прошедшего цензуру и опубликованного в журнале «Телескоп» за 1836 г., произвело в русском обществе эффект разорвавшейся бомбы.
      Чем же смутил Чаадаев умы своих современников? Прежде всего, в эпоху правления Николая I, когда официальная идеология строилась на основе трех основных идей: «самодержавие, православие и народность», Чаадаев громко заявил о лживости и несостоятельности этих принципов. Он обрушился на самодержавие и крепостничество, составлявшие основу общественного строя России: «Эти рабы, которые вам прислуживают, разве не они составляют окружающий вас воздух?.. И сколько различных сторон заключает в себе это ужасное слово: раб! Вот заколдованный круг, в нем мы гибнем, бессильные выйти из него».
      Не менее жестоко оценивал Чаадаев и Российское государство, и российский народ. «Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, ничему не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содействовали прогрессу человечества». Так оценивал философ роль России в мировой истории. «Исторический опыт для нас не существует…» – утверждал он, подчеркивая оторванность России от западноевропейской цивилизации. Корни этого Чаадаев видел в оторванности православия от западной Церкви, – в которой в большей степени осуществлены идеалы истинного христианства.
      Такой взгляд, опровергавший все, на чем держалась власть российских государей, казался официальным властям кощунством, более того – бредом безумца. И если цензор и издатель журнала, допустившие выход возмутительной статьи, были строго наказаны, то к Чаадаеву власти применили иные меры – он был объявлен сумасшедшим. Философа заключили под домашний арест, над ним установили медицинский досмотр (каждый день полицейский медик «осматривал» Чаадаева и доносил о его состоянии); ему строго запретили печатать свои сочинения в дальнейшем. Нельзя не признать пророческого взгляда А. С. Грибоедова, предсказавшего судьбу Чаадаева в «Горе от ума» более чем за десять лет до жестокого наказания автора «Философских писем». Как и Чацкий, Чаадаев (провидческое совпадение даже в звучании фамилий!) поплатился за свои обличения тем, что был признан безумцем.
      А. С. Пушкин довольно резко реагировал на критику Чаадаевым исторической роли России. Он был категорически против основных выводов своего друга. Пушкин написал пространное письмо к Чаадаеву, но так и не отправил его. Он резко возражал, утверждал, что Россия внесла великий вклад в мировую историю, и писал, что «ни за что на свете» не желал «переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков». Впрочем, во многом поэт был вынужден согласиться с философом. С грустью, он отмечал, что Чаадаев прав, когда писал о «равнодушии к всякому долгу, справедливости и истине», циничном «презрении к человеческой мысли и достоинству». Сложно сказать, кто был прав в этом споре. Однако нельзя не заметить гениального предвидения Чаадаева, который писал: «Мы принадлежим к числу тех наций, которые существуют лишь затем, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок». События 1917 г. и последующих десятилетий с полной ясностью доказывают, что Чаадаев был прав. Россия преподнесла миру страшный урок господства тирании, который уже никогда не будет забыт.
      Чаадаев прожил по меркам того времени долгую жизнь. В 1840-х гг. жесткий режим, установленный над ним властями, несколько ослаб. Он регулярно посещал аристократический Английский клуб, встречался с товарищами своей юности, оставался властителем умов и был глубоко почитаем среди образованных и просвещенных людей своей эпохи. Не публикуя ни строчки, Чаадаев продолжал занимать видное положение среди мыслителей 1840–1850-х гг. И западники, и славянофилы относились к нему с глубоким почтением. «Просвещенный ум, художественное чувство, благородное сердце – таковы те качества, которые всех к нему привлекали; но в такое время, когда, по-видимому, мысль погружалась в тяжкий и невольный сон, он особенно был дорог тем, что сам бодрствовал и других побуждал…» – писал о Чаадаеве его идейный противник, славянофил А. С. Хомяков, идеализировавший и Россию, и православие.
      Чаадаев умер в 1856 г. и был похоронен в Донском монастыре рядом с могилой Евдокии Сергеевны Норовой (1799– 1835), которую он горячо любил, и пронес это чувство через всю жизнь.
      Старший брат философа, Михаил Яковлевич (1792–1866), также окончил Московский университет и вступил в Семеновский полк. Он был участником Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов. В 1819 г. он перешел из Семеновского в Бородинский полк, а в 1820 г. вышел в отставку. В 1831 г. он женился на дочери своего камердинера – Ольге Захаровне Мардашевой, а спустя три года переехал в родовое имение Чаадаевых – село Хрипуново Ардатовского уезда Нижегородской губернии. Здесь Чаадаев прожил до самой смерти, целых тридцать лет не покидая барского дома. Он не только ни разу не выезжал в Петербург или в Москву, но не был даже в Нижнем Новгороде, и лишь по разу был в Ардатове или Арзамасе. Все время Михаила Яковлевича занимала переписка с друзьями и ученые труды по экономике, которые не дошли до нас. Часть была сожжена по его распоряжению после смерти автора, остальное довершило время.
      Вдова Михаила Яковлевича надолго пережила мужа. Она никак не могла привыкнуть к барской доле. Мемуарист Б. А. Садовский вспоминает, что доход хрипуновской помещицы достигал весьма значительной суммы – 12 тысяч рублей в год. Из них старуха тратила на себя две тысячи – «прочие деньги при ней считал духовник, и барыня, перевязав пачку, прятала в кулек. Кулек назывался „кладушкой“ и вешался в амбаре. Точного числа кладушек барыня и сама не знала. Служанка начала понемногу таскать их. Долго Чаадаева не замечала покражи; наконец служанка похитила золотой медальон и с ним попалась».
      Двоюродные племянники П. Я. и М. Я. Чаадаевых, Григорий и Дмитрий Васильевичи, были близнецами. Григорий (1793–1834) участвовал в Русско-турецкой войне 1828–1829 гг. После его смерти имения во Владимирской и Черниговской губерниях перешли к брату Дмитрию. Дмитрий, как уже говорилось выше, был признан сумасшедшим, и над ним была учреждена опека Марии Ивановны Рост (дочери И. П. Чаадаева) и Михаила Яковлевича Чаадаева, который и стал после смерти Дмитрия Васильевича единственным наследником всех чаадаевских имений.
      Наконец, со стороны матери двоюродными братьями П. Я. Чаадаева были два декабриста – М. М. Спиридов и князь И. Д. Щербатов. Матвей Михайлович Спиридов (1796–1854) – сын историка и генеалога Матвея Григорьевича Спиридова и княжны Ирины Михайловны Щербатовой. Во время следствия над декабристами он проявил искреннее раскаяние и дал весьма откровенные показания. Это не спасло Спиридова от сурового наказания – он был осужден на вечную каторгу и умер под Красноярском, немного не дожив до амнистии.
      Князь Иван Дмитриевич Щербатов (1794–1829) не был членом тайных обществ, однако он известен своим участием в восстании Семеновского полка, потрясшем весь Петербург незадолго до событий декабря 1825 г.
      Сестра князя Ивана Дмитриевича – княжна Наталья Дмитриевна (1795– 1884) – вышла замуж за известного декабриста, князя Федора Петровича Шаховского (1796–1829). Шаховской участвовал в деятельности тайных обществ, но к 1825 г. уже давно отошел от них. С началом следствия он добровольно явился под арест с тем, чтобы дать разъяснения. Приговор князю был незаслуженно суров – лишение дворянства и ссылка в Сибирь навечно. Это так подействовало на Шаховского, что в 1828 г. он сошел с ума. Из Енисейска его перевели в Спасо-Евфимьев монастырь в Суздале, где он объявил голодовку и вскоре умер.
      Таковы удивительные переплетения родословной Петра Яковлевича Чаадаева, несомненно оказавшие большое влияние на его талант, мировоззрение и судьбу.

Шотландские корни Михаила Лермонтова