Вечеринка в доме Блохов Только успели Моти и Рути выйти из дома и забраться в машину, с другой стороны к дому подошли сыновья со своими подругами, Смадар и Дальей.
      Родители не знали, что их близнецы затеяли устроить дома светский приём, на который пригласили, естественно, Тимми Пительмана, главаря дубонов Кошеля Шибушича со-товарищи, конечно же, кое-кого из бывших школьных приятелей. Они пригласили также Минея Мезимотеса и Кобу Арпадофеля и – в качестве главного блюда! – Ад-Малека и Куку Бакбукини. Хотели пригласить приятелей-штилей, прогремевших на всю Арцену своими подвигами во дворе меирийской ульпены и в её общежитии. Но те (и прежде всего Антон) приходили в себя после неожиданно решительного отпора, который они получили от фиолетовых девчонок. Компашку, причастную к нашумевшему подвигу с Сареле, дубонье начальство решило скрыть на время от общественности в одном из закрытых и привилегированных домов отдыха.
 

***

 
      Близнецы вместе со своими подругами зашли в опустевший дом и, выкурив по паре сигарет, начали наводить порядок – в их понимании. Первым делом, они, с трудом справляясь с привычным головокружением, поволокли в густые заросли пианино, на котором когда-то мама учила младшую сестру играть и до последнего времени занималась с учениками. По дороге они ухитрились уронить пианино, и дека раскололась. Смадар и Далья принялись дёргать за струны, дивясь и радуясь жалобному звучанию, потом подёргали за молоточки, ударяя ими по струнам. Братья присоединились к играм девиц и начали обрывать струны, выдёргивать молоточки, добрались до клавиш. Когда дорогой инструмент оказался разобранным на искалеченные обломки, оба сына Рути Блох, считавшейся в своё время одной из способных учениц музыкального колледжа, в несказанном удивлении тупо уставились на дело рук своих. Постояв несколько минут над раскуроченным маминым пианино, они покачали головами, на лица их неожиданно набежал слабый румянец то ли стыда, то ли смутного страха за содеянное. Наконец, они вдвоём затолкали остатки маминого пианино поглубже в заросли, пробурчав: "Всё равно это больше никому не понадобится… в эпоху силонокулла…" – и пошли в дом. Какое-то время они ещё испытывали некоторую неловкость, но бурные ласки подруг довольно скоро заставили их забыть обо всём.
      Надо было организовать на лужайке долгоиграющий мангал, и Галь смекнул, что деревянные части пианино могут оказаться очень даже кстати. Впрочем, это не помешало ему послать брата за высококачественным углем, тогда как сам он остался дома, устроившись в удобном кресле напротив телевизора, а девушки занялись основательной уборкой первого этажа дома, прежде всего – салона и веранды. Галь отрывался от захватывающего сериала только для того, чтобы лишний раз прикрикнуть на подруг, если ему казалось, что они не проявляют должного рвения в наведении лоска и блеска.
      Гай явился в сопровождении Тимми: тот помог ему достать высокосортного угля для мангала, и теперь Гай перетаскивал его в контейнер. Потом близнецы с помощью всё того же Тимми занялись усилительной техникой. Подруги кружили по салону, расставляя низенькие столики, а на них множество бутылок и бутылочек всевозможных форм и размеров, вазочки и тарелочки с фруктами, сэндвичами и прочими традиционными лёгкими закусками. "А ну-ка, девушки, пойдите в сад, займитесь жарким! – рявкнул Галь: – Оно у нас нынче готовится на натуральных углях. Фиолетовые не слабо когда-то придумали. По бедности и исконному убожеству своему, но – не слабо!" "Нет, так жить невозможно! – всё время ворчал Гай. – Нам нужно снять или купить себе большой особняк, чтобы там устраивать торжественные приёмы для нашей элитарной компании. В таком крохотном коттедже уважающему себя элитарию слишком тесно…" – "Daddy это убожество – смешно сказать! – виллой называет! – подхватил Галь со смешком. – Конечно, для наших предков, – учитывая их тяжёлое детство и юность, – это чуть ли не дворец. Да и нашу придурочную сестрицу это устроит. Но мы-то с тобой нынче слишком важные персоны в гвардии дубонов, чтобы довольствоваться этой халупой…" – "Ты прав, брат!" – "Как всегда! Погоди, дай только нам развернуться! Это только один из этапов угишотрии, надеюсь, не последний! Дай "Цедефошрии" добраться до Шалема – тогда у нас с тобой всё будет!.." – пообещал Галь.
 

***

 
      Наконец, всё готово к приёму гостей. На самом почётном месте (где ещё утром стояло пианино) в углу салона стоит новенький блестящий силонофон, вернее его часть, доступная созерцанию непосвящённых, а за бледно-голубой занавеской, – согласно традиции – ботлофон.
      Неожиданно у Тима в кармане зазвонил та-фон. Закончив тихий разговор, он сказал близнецам: "Простите, лапочки, меня срочно вызывают… Вы уж тут без меня. Если что, звякните, я тут же подскочу… Но, надеюсь, неожиданностей быть не должно"? – и он тихо вышел из дома.
      Молодёжь осталась одна. По салону, гремя одеждами, которые они незаметно успели на себя натянуть, порхали Смадар и Далья. На одеяниях сестричек стоит остановиться особо. Это были хламиды неведомого покроя, точнее, конструкции – затейливая помесь широченного шарфа, японского кимоно и рыцарской кольчуги. Из-за обилия всевозможных позвякивающих колокольчиков, согласно новой моде, тут и там раскиданных по их от природы симпатичным мордашкам, и густо наложенного грима трудно было увидеть их лица.
      Девушки достали длинные сигареты и, присев на подлокотники кресел, закурили. По салону поплыл сладкий до приторности дымок. Девушки выглядели так, будто их долго и нудно томили в большой жаркой печи: личики под немного пузырящимся и слегка "поплывшим" гримом раскраснелись и излучали ярко-красное сияние. "Уф-ф, жарко!" – сказала Смадар и, скинув своё одеяние, живописно обволакивающее её гибкое тело, осталась в чём-то, напоминающем купальник-бикини. Далья тут же последовала её примеру…
 

***

 
      К горькому разочарованию близнецов Блох, время шло, с минуты на минуту должны были подойти гости, а Тимми не появлялся. А ведь сказал, что отлучился ненадолго то ли в СТАФИ, то ли в ирию. Близнецы сидели в напряжённом ожидании гостей. На коленях Галя уютно устроилась Смадар, на коленях Гая – Далья. Девицы ни за что не желали проникнуться важностью момента и чувствами своих кавалеров, до того им было хорошо и уютно с ними.
      Внезапно раздались тревожно-вкрадчивые позывные та-фона Галя. Это был Кошель Шибушич. Он в своей традиционной неуклюжей манере извинился, что не может придти на приём, после чего его тон неожиданно переменился, и он приказал: "Вы тоже… э-э-э… отменяете ваш приём и… выходите на задание. Немедленно собрать оба отряда и идти с обыском в семьи братьев Магидович…" – "Ой…" – только и смог охнуть Галь. – "А что? Есть проблемы?" – "Да нет, командир… – сначала нерешительно, потом громко рявкнул: – Никак нет, командир! Я… Мы с братом готовы!" – он резко встал, стряхнув подругу с колен, и поманил брата, который последовал за ним. Не оглядываясь на девчонок, оторопевших от такой неожиданной перемены в программе, в настроении и в поведении своих кавалеров. Не говоря ни слова, не тратя времени на объяснения, братья, быстро, по-военному, приведя себя в порядок, вышли из дому.
      Оставшиеся одни в доме, девушки растерялись на считанные минуты, после чего пожали плечами, схватили с одного из низеньких столиков по сэндвичу, запихнули в рот, потом налили себе по стакану вина: "У нас же приём – вот мы и принимаем…" После чего затеяли в густых зарослях тенистого садика вокруг коттеджа весёлые игры, и вскоре оттуда на весь квартал разнеслись их радостные вопли и визг.
 

***

 
      Возникшие внезапно в дверях дома Ад-Малек и Куку Бакбукини были несказанно изумлены, что их никто не встречает. Их, всемирно известных и популярных, великих и наизвёзднейших виртуозов не только не встречают толпы восторженных поклонников – их вообще никто не встречает! Поначалу они впали в ярость и хотели было покинуть негостеприимную обитель невежд, возомнивших себя элитариями и непонятно по какой причине превозносимых обитателями престижных кварталов Эрании.
      Но потом они сменили гнев на милость, решив припомнить братишкам Блох этот эпизод, когда предоставится удобный случай. А пока лучше всего на этой так называемой вилле чувствовать себя, как дома. "Что?! Вот эту жалкую халупу сопляки именуют виллой? – гулко расхохотался Ад-Малек. – В Аувен-Мирмии у каждого игрока в шеш-беш такие виллы!" Куку уселся за занавеской, у ботлофона, украсившего салон семейства Блох вместо материнского пианино, и почти весь вечер просидел там. Он окружил себя большим количеством бутылок всевозможных сортов пива, живописно раскидав их вокруг своего кресла. Опорожнив одну и небрежно отбросив её в сторону, он прикладывался к другой. Скоро всё окружающее приобрело в его глазах расплывчатые очертания, а выбиваемые им пронзительные импровизации взбудоражили весь квартал и почему-то вызывали у невольных слушателей мысли о конце света. Парик его съехал набок.
      Свет, струившийся с яркой красивой люстры, при каждом встряхивании головы игривыми бликами отражался от его потной лысины, открывшейся глазам всех присутствующих. А если бы и вправду состоялся торжественный приём!.. В затуманенном мозгу Куку лениво заплескалась мыслишка, что неплохо хотя бы изредка крепить парик к голому черепу липучками…
      Ад-Малек задумчиво обходил двухэтажный коттедж семейства Блох, заглядывая во все уголки. Он не уделил никакого внимания маленькому саду вокруг особняка и даже не заметил, что из зарослей на него с восторженным любопытством взирали 2 пары светло-карих блестящих глаз затаившихся там девушек, затихших и прекративших свою задорную возню. Он деловито обошёл салон, внимательно пригляделся к накрытым низким столикам, после чего залез в холодильник и начал придирчиво изучать лежащие там закуски, которые полагалось подавать на стол холодными. Кое-что он решил продегустировать тут же, у открытого холодильника, не ожидая общего сбора. После этого, брезгливо рыгнув, он достал из таинственных карманов своего необъятного плаща переносной кальян, заправил его, разлёгся на широкой тахте в салоне и закурил. Сладковатый дымок поплыл по салону.
      Затем он пододвинул силонофон поближе к тахте. Воистину, Ад-Малек был великим исполнителем: возлежа на тахте и наслаждаясь кальяном, он одновременно извлекал из своего детища потрясающие космической мощи звуки. Чем более густые клубы дыма заволакивали салон, тем проникновенней звучали исполняемые им пассажи…
      Услышав вкрадчивые, заползающие в самое нутро, звуки силонофона, которые перемежались окончательно растерявшим остатки ритмического рисунка громом ботлофона, девушки выбрались из зарослей и бочком пробрались в комнату братьев, где приняли более приличный вид, облачившись в свои нежно погромыхивающие одежды.
      А тут начали подтягиваться и гимназические приятели близнецов Блох.
      Прибыли самые уважаемые гости Коба Арпадофель и Миней Мезимотес. Они сразу же принесли стенам дома (по случаю отсутствия хозяев!) извинение за опоздание, отговорившись важными делами, связанными с некими проблемами, возникшими на Центропульте. Что это за проблемы, им некому было растолковывать, да и незачем.
      Стало ясно, что по той же причине не пришли остальные важные и высокопоставленные приглашённые.
      Девушки, сочтя себя за хозяек, усадили дорогих гостей в самые мягкие и удобные кресла, предложили самый лучший коньяк и закуски. После получаса светской беседы под гром силонокулла, Арпадофель и Мезимотес перебрались на веранду, чтобы побеседовать в спокойной обстановке и предоставить молодёжи полную свободу действий и самовыражения под эгидой великих виртуозов. Главной же причиной были проблемы, с которыми они успели столкнуться с момента запуска "Цедефошрии", и о которых молодёжи, а также великим виртуозам раньше времени знать было необязательно.
 

***

 
      Итак, Мезимотес и Арпадофель с комфортом устроились на веранде в мягких креслах.
      Они попивали коньяк из бара Моти, закусывая тем, что приготовили хозяева и их подруги, и неспешно беседовали. "Я всё-таки настаиваю, что надо обязательно послать людей в Юд-Гимель и всю эту компанию непременно разыскать! И девчонку!" – Арпадофель явно не впервые возвращался к этому разговору. Мезимотес пригубил коньяк и, отставив руку с рюмкой, заметил: "Нам известно, что она пропала сразу же после событий в ульпене – и это всё…" – "А ведь она – носительница силонокулл-синдрома, и это у неё проявилось очень давно". – "Да, я знаю – близнецы рассказывали…" – "Мы должны выявить всех носителей силонокулл-синдрома.
      Синдром прогрессирует, усугубляясь с течением времени. Хуже всего, что это обнаружено и у потомственных элитариев!.." – "Ну, Блохи отнюдь не из таковых. Ты бы знал, откуда я поднял гениального Блоха! Его жена и вовсе из фиолетовых!.. Её родные, с которыми Моти несколько лет назад порвал всякие отношения, проживают в Юд-Гимеле, а племянники – те самые…" – заметил Миней. Арпадофель, казалось, не обратил внимания на сказанное Минеем и продолжал: "Параллельно надо заняться фиолетовыми, с рождения отравленными шофаром и ихней мракобесной музыкой!" – "Так для этого мы же и начали процесс ораковения. Попутная (если не главная!) цель ораковения – выдавить фиолетовых из Меирии. В ходе покидания ими своих домов… считай – они у нас в руках, опустошённые и деморализованные! Мы с фанфаризаторами Тимми всё это основательно обсудили! – рассказывал Кобе Миней и, не дав вставить слова, мечтательно закончил: – Окончательно очистив Меирию от фиолетовых, мы сможем начать обратный процесс. Это будет поистине мирмейская жемчужина, которую не стыдно будет вернуть в руки благородных кланов Навзи и Аль-Тарейфа! – с этими словами Мезимотес разлил коньяк по стопкам: – Выпьем за чистую от мракобесия Арцену!" После непродолжительной паузы Миней заговорил: "Но в ходе ораковения мы заметили, что где-то в Меирии есть такая, скажем… "чёрная дыра", почему-то ораковению не поддающаяся. Что там происходит, нам никак не удаётся узнать – нет доступа!" – "Может, сбой программы, или баг? А может, некий вирус, который вокруг некоторых… э-э-э… узлов перепутывает витки, перекручивает?.." – грозно вопросил Арпадофель. – "Ну, что ты! Тимми разработал отличный антивирусный блок "Hi-Buy"!" – "А "чёрная дыра" всё-таки образовалась! И меня ввести в курс дела не сочли нужным! Кто я вам?
      Главный Фанфаролог и гендиректор фирмы СТАФИ – или какой-то администратор по общим и конкретным вопросам дурацкой "Лулиании"?" – лицо Арпадофеля раздулось вширь и на щеках вспыхнуло характерное багровое пламя, левый глаз завращался, выстреливая каскадами желтовато-гнойных лучей. Миней вспыхнул, его взгляд остекленел на мгновенье, голос обрёл былую жёсткость, когда он чётко произнёс: "Адони Главный Фанфаролог, я нисколько не умаляю ваших достоинств, но вы не хуже меня знаете, что мы с вами, как нитка с иголкой. Врозь ничего не сварганим! Только вместе! Поэтому позвольте мне, вашему первому советнику, имеющему большой опыт в руководстве, делать то и с теми людьми, что и с которыми я посчитаю нужным! От распределения фондов и прочего, причитающегося всему фанфарологическому корпусу, вас никто не отстраняет. Но вопросы техники… оставьте их тем, кто в них более компетентен!" Арпадофель ещё несколько секунд пострелял левым глазом и, откинувшись в кресле, успокоился. Миней с удовлетворением кивнул пару раз, ухмыльнулся и продолжил: "Фанфаризаторы занимаются этим вопросом, не покладая рук. Я, по правде говоря, опасаюсь, что в результате их чрезмерного энтузиазма витки в ходе ораковения по всей Меирии, а не только в отдельных узлах, так перепутаются, что не сможем распутать в нужный момент. Если бы не увлеклись принудительным колпакованием, на котором именно вы с Тимми настаивали, сразу же схватились бы, обнаружили бы эти, как ты назвал, антистримерские узлы. Распутать такой клубок под силу только специалистам уровня Блоха. Но мы же его отстранили, решили, что больше он не нужен!.. А теперь он и вовсе вышел из игры и из-под контроля…" – "В конце концов, всё не так плохо!
      Юд-Гимель, как я понял из твоего рассказа, уже начал превращаться в запутанный клубок витков "Цедефошрии" – и тем запутанней, чем больше они сопротивляются. По принципу: действие равно противодействию!" – Коба снова скроил гримасу, условно обозначающую улыбку. Миней воскликнул раздражённо: "Что хорошего! Нам не нужна путаница, с которой мы не в состоянии справиться и даже не можем проконтролировать! Вот если бы нам удалось подключить к этому того же Блоха или…
      Дорона, пожалуй, можно бы… Дорон у нас в руках, но категорически не желает сотрудничать, и ничем его не проймёшь. А ведь где-то в Меирии затерялись его дети… и девчонка Блоха… – Миней снова помолчал и вернулся к больному для себя вопросу: – Жаль!.. Моти мог бы быть нашим сторонником, он всех фанфаризаторов Тимми, вместе взятых, за пояс заткнёт! А мы его сами отстранили…" – "Потому что на этом настаивал Тимми!" – "У сына моего дружка молодости свой личный интерес, и он взял с меня слово, что, как только отпадёт в умнике Моти надобность, надо будет его закоротить. А тут ещё ты со своей неприязнью к парню…
      Кто же предвидел новые сложности, что он ещё может понадобиться!.. Тим – наш человек, но по своим способностям… э-э-э… Он способен откапывать нужные ему идеи, иногда в совершенно сыром виде, и нужных, преданных людей, с которыми умеет работать! Но на Турнире он… напортачил! Так сказать – перебдел! Зачем ему понадобилось запускать программу zalal-kol в первом отделении? Публика могла что-то заподозрить!.." – "Ну и что! – свирепо прошипел Арпадофель. – Дело-то было сделано! Где теперь эти ансамбли, которые ему удалось так грубо, по твоему мнению, вывести из игры? А-а-а?!! Исчезли, растворились… И очень хорошо! На поверхности – только та культура, которая нам нужна. Народ с восторгом принял нашу струю – спасибо многовитковой ракушке!" Миней в замешательстве замолк, только подумал про себя: "Ну, вот, хлебом не корми – дай профанфарировать какой-нибудь спич! Идея-то Моти… Но где-то он прав: народ и вправду всё схавал…" Помолчав, по-стариковски пожевав губами, он упрямо проговорил, уставившись в пол: "Жаль, что Тимми ничего не удалось сделать с шофаром, пришлось прибегнуть к прямому запрету…" – "Так это ж и хорошо! Власть только тогда настоящая власть, когда она обладает явной силой, которая лучше всего демонстрируется через запрет!" Миней, словно не слыша Арпадофеля, продолжал: "Вот только сейчас что-то эффективное наклёвывается – спасибо Ад-Малеку… – и Миней подбородком указал на огромную квадратную спину силонофониста, почти заслонившую резвящуюся вокруг молодёжь. – Тим рассказывал, какой мощнейший пассаж он изобрёл!.. Я верю – он поможет против шофара…" – "Да, про взбрыньк я наслышан!" – "Но его можно будет применить, только когда очистим место от фиолетовых. Это очень опасный… скажем корректней – проблематичный пассаж! Зачем нам человеческие жертвы, а главное – разговоры о них…" – "Наше дело предупредить. Знаешь же: кто не спрятался, мы не виноваты!" – и Коба густо захохотал. – "Может быть, но… Этот пассаж излучает целый каскад обертонов и может вызвать сильнейшие завихрения. Это я упрощённо излагаю, без лишней зауми. Его задача – вычистить из зоны колпакования всё лишнее. Меирия у нас… так сказать, полигон – такова глобальная идея Тимми!" – гордо произнёс Миней. – "Да, Тимми у нас молодец! Таких верных и преданных делу – где ещё найдёшь?" – "Да, этого у него не отнять… – Миней помолчал и вернулся к тому, с чего начал: – Но мне не даёт покоя возникшая проблема…
      Может, в самом начале ораковения не очень аккуратно свернули несколько витков, вот и вкралась ошибка… Кстати, Левин, которому я в своё время зарубил идею виртуальных звуковых зеркал и линз, тоже способен распутать этот клубок… Его держат где-то в Шестом отделении, исследуют синдром. Как бы не переусердствовали!
      Надо поговорить с Тимом: Левин нам может пригодиться", – вздохнул Миней. "А я настаиваю: нам необходимо выявить и выловить всех носителей силонокулл-синдрома и – в Шестое отделение. Если мы их не изолируем, как мы внедрим азы фанфарологии?..
      Как мы сделаем всех-всех-всех счастливыми?!" – не вникая в доводы Мезимотеса, гудел своё Арпадофель, стараясь, чтобы его не слышала резвящаяся молодёжь.
      Миней сквозь очки поглядел на молодёжь и тихо пробормотал: "Ну, эти уже донельзя счастливы! Расковались до предела!" – "Но ты мне не ответил на моё предложение…" – упрямо гудел Арпадофель. – "Расширить Шестое отделение, увеличив число специальных палат – это я четырьмя руками "ЗА": феномен нужно исследовать.
      Действуй, Главный Фанфаролог! Если нужна моя помощь, я всегда к твоим услугам!" Они начали следующую бутылку коньяка. Миней заговорил о Моти: "Мы не знаем, что случилось с Блохом…" – "Теперь ты видишь, что я оказался прав – он недостоин нашего доверия! Зато сыновей вырастил! – Коба, качнув головой, патетически воскликнул: – Что ж, мы люди порядочные! Ту премию, что ему причиталась бы, если бы… э-э-э… выплатим… его сыновьям. Как если бы с папой-изобретателем что-то, не дай ихний Б-г, случилось. Это только справедливо!" – "Точно! А сейчас, Коба, оставим дела! Давай лучше выпьем! У Блоха в погребах хороший коньяк. Понимает в этом толк, собака! Налегай!" Некоторое время они налегали на коньяк, по-хозяйски извлечённый ими из бара, упрятанного в стену салона, обмениваясь негромкими замечаниями по поводу того или иного сорта коньяка и передавая друг другу закуски. Мезимотес поглядывал в салон, потом немного смущённо на Арпадофеля. Тот по-своему понял его смущение, заметив: "Молодость на то и даётся, чтобы познать себя до конца. А это невозможно без полного и безусловного освобождения от всех и всяческих пут и ограничений. Я за безграничную раскованность! Эх, был бы я помоложе! Что, думаешь, мне бы в этой весёлой компании места не нашлось?" Миней прищурился и незаметно окинул взглядом сдобненького Арпадофеля, искоса глянул на его пронзительные направленные в разные стороны глаза: один сверкал молочно-белым прожектором, блуждая туда-сюда, другой, похожий на оловянную пуговицу, вперился в самого Минея. Он ничего не сказал, но про себя подумал: "Как знать, может, Арпадофель на самом деле чувствует лучше всех веяния молодёжной моды, её вектор и то, как этот вектор развернуть в сторону нашей струи. Этим ребятам унитазификация современной эстетики, если правильно подобрать темп её внедрения в массы, не может не нравиться. А гениальная идея Фанфарирующего Золотого Гальюна!
      Эти тенденции у современной раскованной молодёжи Коба и прочувствовал…" Дубоны у Магидовичей Моти и Рути добрались до перекрёстка, за которым начиналась Меирия. Их сразу же неприятно поразил зловеще-унылый гнойный полусумрак, повисший над новым микрорайоном Эрании. Рути проворчала: "Это в таком унылом закопчённом месте хочет жить наша девочка? Я её не понимаю…" – "Но откуда здесь такой смог? – недоумевал Моти, увлекая Рути в сторону неожиданно вздыбившейся улицы, которая по идее должна была вести к дому Магидовичей. – Я не узнаю мест, не узнаю улиц…
      Это очень нездоровое место… Что они сделали! Конечно, мы должны забрать нашу дочь отсюда… А если она не хочет жить дома, значит, нет выхода – надо отправить её к Яэль в Австралию… Я постараюсь её уговорить… Да и мне тут больше нечего делать…" – с горечью прибавил он, не глядя на жену.
      Арье пригласил Блохов в салон, усадил на диван, угостил, пообещав, что "позже будет горячий ужин… когда дадут "вечерний электрический паёк", чем поверг Блохов чуть не в шок. Но про Ширли Арье почему-то не говорил ни слова, что-то мямлил и не смотрел сестре в глаза. Моти и Рути сидели молча и со страхом ждали, когда же он приведёт Ширли или хотя бы заговорит о ней. Но он, пробормотав слова извинения, вышел из салона, не сказав, куда и надолго ли. Рути ничего не сказала Арье, но про себя упрекала его, что он не вызвал её в тот же день, а позвонил только назавтра. Хотя он ей сказал, что не было связи, она успела об этом забыть.
      Моти робко сгорбился на краешке стула. В его позе ощущались одновременно неловкость, вызванная вынужденным пребыванием в доме одного из Магидовичей, с которыми он много лет назад поссорился, и напряжение, чрезмерное даже для беспокойных, сумасшедших дней, наставших после Турнира. Он вполголоса бормотал:
      "Что с дочкой?.. Где она?.. Её что, били?.. Но за что?.." – "Ты же знаешь, что это случилось в их распрекрасной школе, куда ты же её и отвёз…" – резко прошипела Рути. – "Но как такое могло произойти в школе!?" – "В моё время ничего подобного не было!.. Не отпустили бы мы её из дома, ничего бы не было… Почему я не настояла…" – всхлипнула Рути. – "Что мы могли сделать – это её выбор! Ты что, забыла, как она настаивала? Она почему-то считает, что там ей гораздо лучше, спокойней и безопасней… с друзьями, а не с папой и мамой…" – "Главное – не с братьями-дубонами… – пробормотала Рути с горечью. – Особенно после Турнира…" – "Да, всё совпало: и у меня на работе всё рушится, и не можем увидеть нашу девочку… Поэтому мне и пришла в голову Австралия… якорёк спасения для нас всех… – и внезапно после небольшой паузы: – Бенци ещё не нашли?" – "Похоже, что нет, – мрачно ответила жена. – Сейчас меня волнуют мои дети, а не чужой папа…" Рути рассеянно оглядывала салон в доме брата, и почему-то ей пришло на память…
      Когда Ширли случайно познакомилась с семьёй Дорон и подружилась с детьми Нехамы, Рути часто думала о Нехаме и её семье, начав втайне сожалеть о прерванном общении. А недавно Рути неожиданно узнала, что дочка влюбилась в старшего сына её подруги детства. Она не раз пыталась сравнивать влияние, оказанное на Ширли детьми её подруги детства, с влиянием, которое на Галя и Гая оказывал постоянно крутившийся у них в доме приторно-жирный Пительман. Мало того, что он ей покоя не давал, а Моти никак не мог показать ему, где у них в доме выход, но – и это на самом деле страшнее всего! – он ещё и совершенно испортил мальчиков. Только подумать! – он свёл их с этим жутким мирмеем Ад-Малеком!.. Муж что-то говорил, что он теперь Аль-Тарейфа (ну, и имечко!), от него и наркотики, и чёрт знает, что ещё…
      Рути с трудом, но всё же пришлось смириться с тем, что у её сыновей с 15 лет, если не раньше, сложились очень вольные, конечно же, взрослые, отношения со школьными подругами-элитарочками. Впрочем, мальчишки не стеснялись слишком часто им с отцом очень прозрачно на это намекать – и какие у них при этом были лица!
      Моти, вспоминая свою бурную юность, реагировал на это гораздо спокойней, хотя ничего не говорил жене.
      Но уж о торговле наркотиками в гимназическом туалете им с Моти дирекция гимназии Галили доложила совершенно официально – ведь тогда даже встал вопрос об их исключении. Да, нельзя отрицать: Тим им очень помог. Как, впрочем, и в случае скандальной драки с ровесниками возле меирийской йешиват-тихон несколько лет назад.
      Конечно, это всё началось ещё до отъезда в Австралию. Но уж по возвращении и в Эрании, и у них в семье началась совсем другая жизнь. Подруги сыновей появлялись у них в доме без предупреждения, оставались на ночь. Как это ни нарушало их личный покой, они с Моти ничего с этим поделать не могли., Да и какое они имеют право запрещать почти взрослым сыновьям общение с друзьями и подругами. Ведь так было принято во всех элитарных семьях, а Блохи не хотели отставать.
      Чаще прочих в доме появлялись девочки-двойняшки Смадар и Далья, дочери одной не самой элитарной семейки из Эрании-Бет. Их они с Моти несколько раз видели по утрам сидящими в салоне в лёгких халатиках-мини, наброшенных прямо на голое тело.
      Эти смазливенькие девицы, – если бы не толстый слой косметики на личиках, не мертвенно-зелёная губная помада и такой же лак на ногтях, не волосы, напоминавшие павлиньи хвосты, – совершенно не стеснялись ни её, ни Моти. К этому Рути не могла привыкнуть и не могла спокойно об этом думать. Сейчас она густо покраснела, украдкой взглянув на Моти, словно бы испугавшись, что он прочитал её мысли.