Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

      В дверях палаты мелькнула голова Максима: "Шир, Рувик, всех поздравляю… – скороговоркой, и тут же: – Ирми…" – громко прошептал он, смущённо и ошалело ухмыляясь. – "Что?" – "Она родилась!" – "Ой, Макси! Поздравляем!" – раздался громогласный ликующий вопль. Все, кроме Рути и Бенци с Нехамой, оставили Ширли и бросились в коридор поздравлять Максима, хлопать его по плечам и спине. "Реуве-ен!
      Кто? Что?" – "А, Шир, прости, роднуль! У Хели только что дочка родилась!" – "Ренана!
      Поздравь её от моего имени! Поцелуй много-много раз!" Рути продолжала пристально и ревниво смотреть на внука полными слёз глазами, только изредка переводя взгляд на внучку, и вдруг тихо произнесла: "Если бы вы жили у меня, я бы тебе могла помочь… Уж очень мне внучок понравился: он мне так напомнил Мотеле! Так бы его себе и забрала!" – "Ой, мам, ну, что за странная идея?" – опешила Ширли. – "Ну, почему странная? Я же так одинока, после того, как… ушла мама!.. Вот этот маленький и скрасил бы моё одиночество, если бы ты была при мне…" – "А девочка?" – чуть слышно прошелестела Ширли, закусив губу и отворачиваясь. Нехама вспыхнула до слёз и уже порывалась сказать что-то, но Бенци положил ей руку на плечо и что-то шепнул на ухо, потом обратился к Рути: "А ты перебирайся к нам в Неве-Меирию! Тогда мы будем все вместе, и никто не будет одиноким! У нас принято друг другу помогать, друг друга поддерживать – ты же знаешь!" – "Я подумаю… – не глядя на него, откликнулась Рути. – Ну, что же, доченька, я подожду в коридоре. Народу собралось тут слишком много, а тебе, наверно, надо отдохнуть…" – она упорно не смотрела на молодого отца, и он, чувствуя её холодность, старался стушеваться, не мозолить ей глаза. – "Да нет, Рути, это мы подождём в коридоре! – тут же откликнулся Бенци, – тебе же нужно посидеть с дочкой, посмотреть на внуков! Первые внуки!!! Разве же мы не понимаем!
      Реувен, пойдём!" – окликнул его отец. Реувен послушно вышел за всеми в коридор.
      "Ты-то как себя чувствуешь? Наверно, тяжело было? Я же знаю, каково это – родить двойню… А ты ещё и такая худенькая…" – наконец, спросила Рути, оставшись с дочкой наедине. – "Я уже и забыла! – ведь сейчас я чувствую себя прекрасно.
      Поэтому спроси у Мории, она тебе расскажет. А главное – я чувствую себя счастливой, это, верно, оттого, что ты ко мне пришла… – устало улыбнулась Ширли, откидываясь на подушку; увидев, что Реувен выходит в коридор, жалобно окликнула его: – Рувик, ты не уходи!.. Подожди…" "Теперь вот что, дочь, – серьёзно заговорила Рути, когда они остались вдвоём. – Я давно тебе говорила: я хочу, чтобы вы покинули свой холм и переехали, скажем, в Эранию. Мне очень тревожно за тебя, а теперь – и за маленьких! Как это так? – с двумя младенцами поселиться на отшибе, в таком неустроенном месте! Как ты не понимаешь! Муж на работе, работа с командировками связана… А сейчас вот в армии, чёрт его знает, где. Да и мальчишка он ещё, несерьёзный! И всё, всё на тебе! А если заболеют?" – "Мамочка, о чём ты говоришь! Нас там три семьи – все родные и близкие, все друг другу помогаем! Живём, как одна семья! Шабаты у нас всегда вместе, а то у родителей, или идём к Морие. А ещё с нами весь посёлок.
      Сейчас и мне, и Хели вся Неве-Меирия поможет, как у нас принято. Даже не знаю, хватит ли холодильника… Очень обустроенное место, главное – с душевной точки зрения! И потом… Хели, ты же знаешь! – отличный врач, Ренана последний год учится на дипломированную медсестру. Продукты нам на всех Ирми привозит. Ещё Шмулон помогает, друзья Максима тоже всегда рядом… О чём ты говоришь! А про Рувика ты зря так: он очень хороший и заботливый! Ну, почему ты его невзлюбила!" "А своего первого любимого ты уже совсем забыла?" Каждый раз, когда Ширли ей говорила, какой Рувик заботливый и хороший муж, Рути тут же, словно на автомате, задавала этот вопрос, словно не задумываясь, насколько это ранит дочь. "Мамочка, я тебя очень прошу запомнить: я люблю своего мужа, брата погибшего Ноама, люблю память о Ноаме – вот мы же дочку хотим назвать Наоми-Хана! Поэтому я тебя прошу больше мне никогда ничего подобного не говорить!" – "Значит, ко мне в Эранию перебираться ты не хочешь? Ты же там выросла!.." – "Категорически! У меня с Эранией связаны самые жуткие ассоциации… после всего… И вообще… Я тоже думаю, что лучше бы тебе переехать жить к нам сюда. Мория же предлагала это тебе, и не раз. У неё бы тебе было хорошо, лучше, чем одной… в той дыре, где ты живёшь…" – "Эранийский адрес знает Гай, а в Неве-Меирию он ни за что не поедет… если вдруг вернётся из Америки…" – отвернувшись, пробурчала Рути. – "И ради этого ты хочешь меня оторвать от всех моих друзей, и сама живёшь там одна, вдали от всех?" – "Нет, это не главное… Я пекусь о твоей и твоих детей безопасности!
      Я очень боюсь, что они ещё вернутся… Арье говорил, что появились на то некоторые намёки… Снова силонокулл входит в моду… Подумай… – и Рути поднялась, поцеловала дочь, ещё раз долгим взглядом посмотрела на спящих младенцев, после чего громко, нарочито весело проговорила: – Ну, доченька, ещё раз поздравляю! Деток ты родила чудесных, особенно внучека, хотя он и мельче девочки! Ну, да вырастет! Только бы она его не била, как её тётушка своих братиков… Беседер, пойду, мне ещё на автобус успеть… Подарки я оставила у Мории, там одежда для деток, одеяльца, потом ещё привезу. Арье с Тили и Амихаем к тебе завтра зайдут, они привезут коляску, кроватки, что-то из одёжки ещё собирались – тоже у Мории оставят… Лиора… О, вот она! И Цвика с Нахуми!..
      Шалом!" – воскликнула Рути, отвечая на приветствия племянников, и снова повернулась к дочери.
      "Я две недели или месяц поживу у Нехамы, она предложила, вообще очень хочет присмотреть за детьми Рувика хотя бы в первые недели… Так что не волнуйся…
      Но приезжай, пожалуйста… когда тебе удобно, когда хочешь! Мы всегда тебе очень рады! И Нехама тоже примет с удовольствием, – сказала Ширли, не замечая, как скривилась Рути. – И не беспокойся за нас – Рувик тут со мной, и все родные и друзья тоже!"
 

***

 
      Ширли и Реувен назвали своего сына Мордехай-Гедали, дочку – Наоми-Хана, а Хели с Максимом назвали свою дочку Одайя-Нира, но с самого начала все звали её Нирой.
      Ренана, с подачи отца, положила начало традиции в их маленькой компании: в честь рождения первенца рядом с караваном они посадили масличное деревце. А теперь возле каравана Ширли и Реувена были посажены два саженца, которые наперегонки потянулись вверх. Один саженец посадил у входа Максим. Спустя полгода пришло время – и Ирми посадил ещё одно масличное деревце: в честь того, что у них с Ренаной родилась дочка, которую они назвали Эфрат-Шошана. Бенци Дорон руководил этими посадками и потом постоянно помогал – и не только советами! – по уходу за саженцами. Окапывая новый саженец у каравана Неэманов, он промолвил: "Вот давайте, вы, все три семьи, рожайте побольше детишек – и будет у нас тут на холме настоящая масличная плантация! И мне на старости лет будет, чем заняться!
      Только бы Шмуэля женить…" – и усмехнулся, подмигнув сначала Ренане, потом Реувену – тот смущённо отвернулся. Шмуэль улыбнулся, потом сказал: "Всему своё время, пап…" Для охраны их крохотного квартала караванов на холме Ирми завёл щенка-овчарёнка, которого назвали Лаф-Лаф. Щенок вырос и превратился в красивого и дружелюбного, даже слишком дружелюбного, пса, которого полюбили и дети, и взрослые, живущие на Гиват-Ноам.
      Так прошло ещё два года.
 

***

 
      Реувен часто разъезжал по заданию редакции сайта "Ноам", а в перерыве между командировками они с братом-близнецом пару раз в неделю по ночам работали на студии – в основном, когда готовили очередной сюжет к выпуску. Так было и в тот день, с которого всё началось…
      В неурочный ранний час в караван Ширли постучал офицер внешней охраны, чтобы вручить семье повестку с требованием в течение месяца освободить караван. Такие же повестки получили и остальные обитатели Гиват-Ноам. От них требовалось оставить холм, который они заняли незаконно, согласно поступившей от неназванной правозащитной организации эксклюзивной жалобе.
      Это был час, когда Ширли поднимала и кормила детей, чтобы отвезти их вниз в садик-мишпахтон, который находился в центре посёлка возле дома Доронов. В своё время туда же Нехама отдала Бухи, она его присоветовала и дочери, а вот теперь – невестке с сыном. В этом садике-мишпахтоне после уроков работали Шилат с Лиорой и ещё две их подруги из ульпены. Шилат до самозабвения любила племянников и частенько спорила с сестрой и братом насчёт методов ухода за малышами и их воспитания.
      Ширли наспех собрала детей и вывела их из дому, быстрым нервным шагом направляясь к каравану Неэманов. На радостный лай Лаф-лафа Ренана не вышла, только окликнула: "Кто там?" Ширли без стука распахнула дверь, возбуждённо заговорив и даже забыв поздороваться: "Ренана, смотри, что мне принесли – в такой ранний час!" – "Во-первых, с добрым утром! Во-вторых… Ты что, подруга!
      Мы же решили все эти бумажки выкидывать прямо в мусорный ящик! Ты что, с Луны свалилась?" – "А, даже забыла… В такой час пришёл, хорошо – успела кисуй-рош надеть… даже не сообразила… Что-то я не понимаю… Неужели, снова фанфаразматики?" – "Н-не думаю… Правда, вчера в поликлинике я снова видела у кого-то в руках…"SILONOCOOL-NEWS" – на дату я не посмотрела…И он не выглядел старым – страницы, как новенькие…" – с изумлением и чуть не с испугом протянула Ренана. – "Да ты что? Тогда… Что же будет?.." – "Подожди, придут мальчики – у них спросим! Ирмуш тоже внизу, рано утром вызвали на фирму… Не переживай! Не завтра же выметаться! Нам дали целый месяц на всё про всё – вот и подготовимся! Шмулон ещё не разучился играть на угаве!" – отвечала подруга.
      Несмотря на то, что Ренана говорила спокойно и как бы небрежно, Ширли видела, что она заметно занервничала. Они усадили всех троих, Мотеле с Наоми и малышку Эфрат, в манеж на колёсах – агалюль. Элиноам уже нёсся вниз по тропинке.
      Осторожно толкая агалюль с малышами вниз по извилистой тропке между валунами и ласково поглядывая на бегущего перед ними вприпрыжку кудрявого светловолосого, как отец, Элиноама, подруги взволнованно обсуждали полученную повестку, а главное – угрожающе нависающие в воздухе пугающие перемены. Из-за поворота показалась машина Ирми, рядом с ним сидел Максим; они что-то горячо обсуждали с озабоченными лицами. Приветливо кивнув подругам, Ирми притормозил машину и спросил жену: "Ты когда нынче возвращаешься с работы?" – "Я тебе позвоню… Ты же знаешь, что у нас ничего нельзя знать заранее!" – "Постарайся не задерживаться, дорогая: вечером в Неве-Меирии общее собрание. Наши мамы посидят со всеми малышами, а мы пойдём туда. Дела надвигаются нескучные…" – "А где Реувен?" – спросила Ширли. – "Он на фирме… Какие-то проблемы на студии…
      Только не волнуйтесь, девчата!" – "А что такое?! Почему ты мне ничего не говоришь?" – в голосе Ренаны послышались грозные и испуганные нотки. – "Да всё беседер!.. Давайте, девочки, я вас подброшу! Забирайтесь с детишками сюда! Макс, помоги загрузить в багажник агалюль!" Раскидав детей по садикам, забросив Ренану в больницу, Ирми подбросил Ширли домой. По пути он рассказал ей то, что не решился сказать жене. Ночью, почти под утро, когда братья Дорон заканчивали монтаж звуковой дорожки нового мультика, в студию неожиданно ворвались… "Э-э-э… по виду новая инкарнация дубонов…
      Только называются по-другому – дабуры. Короче, они конфисковали компьютер и прочее оборудование. Якобы, в полицию поступили сведения из достоверного, но эксклюзивного источника, что в этой нелегальной студии клепают… – так и сказали: клепают! – фильмы подстрекательского содержания и чрезвычайно низкого эстетического уровня!" – "Неужели комиссар по культуре вернулся?" – в ужасе прошептала Ширли. – "Чего не знаю, того не знаю… – Ирми явно был в замешательстве и почти не смотрел ей в глаза. – Но есть признаки, указывающие на это. Мы думали, Зяма Ликуктус уже прочно засел в руководстве вместо него – ведь тогда, сразу после того, закрыли СТАФИ и восстановили "Лулианию"… Ну, которую твой папа (зихроно ле-враха!) на самом деле создал, а приписали Мезимотесу. Но оказалось: потихоньку, тихой сапой, там снова всем заправляют фанфаразматики Тумбеля, да тот же Зяма всегда был его верным холуем!.. Они решили, что наша студия им составляет конкуренцию! Ведь и у них как бы комбинации игр и мультиков, и наши мультики им почему-то покоя и не дают! А главное – как и тогда, им не по душе музыкальное оформление наших мультиков, композиции Шмулона и Реувена…" – "Но ведь у нас совершенно другая продукция!" – "Они говорят: недопустимо, чтобы в Арцене существовала такая… низкопробная… Да, так и говорят! И это не Офелия, а очень, казалось бы, грамотный и культурный журналист…" – "Кто же?" – "Мы не знаем, он прикрылся псевдонимом Озен Кашуах, говорят, он даже в кипе…
      Наверняка, это просто страх перед конкуренцией! В общем, Реувен и Шмуэль сейчас в полиции, хотят добиться возвращения компьютера и аппаратуры!" – "Как удачно я догадалась именно вчера ночью запустить в Интернет копии наших эскизных наработок!.." – мрачно проговорила Ширли.
      Ирми притормозил возле каравана Ширли, она, пролепетав "спасибо", выбралась из машины, уже пробегая мысленно список дел, намеченных ею до возвращения детей.
      Когда она допивала кофе, раздался телефонный звонок. Это была Рути: "Дочка, я хочу с тобой серьёзно поговорить. Только что я смотрела по телевизору утренние новости. Передали, что опять вы у себя на Гиват-Ноам отличились! Просто гвоздь программы!" – "А что такое, мам? Я ничего не знаю! У нас всё беседер!" – оторопела Ширли, закашлявшись от глотка кофе. – "Во-первых, дети беседер? Мотеле перестал кашлять?" – "Да ещё на той неделе, и Наоми тоже, оба в мишпахтоне. Ты мне лучше расскажи, что там передавали?" – "Ну, надо сказать, меня очень удивило и, честно говоря, напугало, что снова на экране появилась… – ты удивишься, дочка! – изрядно постаревшая, но такая же экстравагантная Офелия. Теперь у неё волосы крашенные в ярко-рыжий цвет, такая же худая, даже, я бы сказала, слишком, и так же коленки выставляет; словно забыла, сколько ей лет, или давно на свои коленки не смотрела…" – ядовито заметила Рути. – "Мамуля, ты мне, пожалуйста, по делу, а не о коленках Офелии! Что о нас говорили?" – нервно спросила Ширли. – "Что у вас в Неве-Меирии создана нелегальная студия, где до последнего времени клепали – так и сказали! – клеветническую и подстрекательскую продукцию очень низкого уровня, и этой низкопробной продукцией наводняли сайты по всему миру.
      Ещё и продавали диски по непомерным ценам, наживаясь на этом! Полиция вынуждена была рано утром придти и конфисковать оборудование и продукцию! А твой муженёк с братцем устроили дебош, оскорбляли и проклинали органы охраны законности и порядка! Офелия сказала, что против них, наконец-то, возбудят уголовное дело! Их обоих задержали… Они в тюрьме!!! Дочка, я тебе много раз говорила: ты должна взять детей, покинуть Гиву и приехать ко мне! Хватит! Ты никакого права не имеешь рисковать детьми! Если твой муженёк тебя любит, он за тобой на край света пойдет, не только в Эранию!.. А если ты продолжаешь упорствовать, то я приеду… может, удастся Арье уговорить… – забормотала Рути с сомнением, – и заберу хотя бы Мотеле, спасу от безответственных родителей моего лапочку!" – "Мама! Я тебе много раз говорила: оставь эту бредовую идею! Оба ребёнка наши с Рувиком, и мы никого никому отдавать не собираемся! Разлучать близнецов просто преступление!
      Ни Арье, ни Амихай тебя в этом никогда не поддержат! Лучше бы ты сюда к нам, хотя бы к Морие, перебралась, а не смотрела бы очередную брехню Офелии! Разве ты её не знаешь?!" – "Да ты что, не понимаешь, не чувствуешь? – всё вернулось! Они власть, у них сила, армия, эти… как-их-там-теперь? – дабуры… Ты что, забыла дубонов?! Слава Б-гу, Гай… больше не с ними!.." – голос Рути сорвался на истерический крик. – "Мамочка, успокойся! Мы тут под защитой армии! Всё у нас законно – и наша студия зарегистрирована, как полагается по закону". – "Сегодня закон один, завтра – другой, всё одно – закон!" – "Уверяю тебя, ничто нам не грозит! А Офелия… Что с того, что она вернулась и по-прежнему брешет!.. Свою пайку отрабатывает… – и, уже не слушая, что ей продолжала истерически кричать в трубку мать, отчеканила: – Беседер… Рувик придёт домой, и он мне расскажет всё, как есть. А сейчас, извини: у меня много дел по дому, а потом ещё надо поработать… Извини… И не волнуйся! То, что было, не вернётся!" Она, конечно же, не сказала матери, что в последнее время им несколько раз вручали повестки с требованием в течение полугода освободить холм, причём наведывались в самое неурочное время – или поздно ночью, или рано утром, чуть не поднимая хозяев дома с постели.
      После разговора с матерью Ширли целый день пыталась связаться с Реувеном, но безуспешно. Справиться у Бенци и Нехамы, вообще что-то сказать им об этом она не решилась, изо всех сил сдерживая растущую тревогу в себе. Ни Ренаны, ни Хели дома не было, они были внизу, и Ширли не с кем было поговорить, не у кого получить поддержку и утешение…
      Реувен появился только поздним вечером и тут же постарался успокоить жену, нежно обнял её. Не выпуская Ширли из своих объятий, он начал с нервной усмешкой рассказывать об их с братом приключениях – и ночью в студии, и целый день в полиции. Он прошёлся по салону, зашёл в спальню, постоял между кроватками, с нежностью глядя на сладко посапывающих во сне малышей, снова вышел в салон и подошёл к Ширли. Увидев тень сомнения на её лице, он повторил: "Я же дома – видишь? Стало быть, беседер!!!" После этого он только обмолвился, что при полиции появились части спецназа, теперь они называются "дабуры". Ширли вспомнила, что утром ей рассказывала мать по телефону и тоже произнесла это слово – "дабуры"… "Да, почти дубоны… – повторил с горечью и капелькой сарказма Реувен. – Снова Раханут в струе…" "Мама говорила о них… Говорит, братья уже не с ними… Откуда она-то знает? Об этом Офелия в новостях не сообщала…" – остановившимся взором уставившись на портрет Ноама на стене, прошелестела она, по щеке скатилась слеза. Реувен подошёл к ней и обнял её за плечи, поцеловав за ушком: "Я же с тобой, так чего ты боишься? И мы же не одни – с нами вся Неве-Меирия, я уверен – вся Арцена!" "Да, дорогой, я забыла тебе сказать: у нас снова будет маленький. Я на днях была у врача… – неожиданно тихо произнесла Ширли и добавила: – И у Ренаны тоже…" – "Ты серьёзно? Как здорово! – и он обнял и крепко поцеловал жену, удерживая её и поглаживая по голове, серьёзно добавил: – Вообще-то, нетрудно было догадаться… – хитро прищурился он. – Но… Ты не должна нервничать, ты же знаешь! А маме ты сказала? Она же звонила…" – "Нет ещё… Потому что она настаивает, чтобы мы отсюда уехали. Будет ещё сильней давить… – и, помолчав, добавила: – А твоим маме и папе мы попозже скажем… Хотя Нехама, я думаю, знает…" Последний угав Прошло два месяца. Обитателей Гиват-Ноам никто не беспокоил, даже повестки перестали им вручать. Дело с конфискацией компьютера удалось замять, и оборудование удалось восстановить. Закончили и запустили в Интернет ещё несколько короткометражных музыкальных фильмов. Ширли с Ренаной успокоились.
      Ширли, наконец-то, удалось зазвать мать к себе на шабат; до этого Рути наотрез отказывалась посещать караван, где жила семья её дочери. Встречались они в доме Мории, куда Рути приезжала несколько раз в месяц понянчить внуков.
      Ширли приготовила вкусную первую трапезу, Рути с удовольствием слушала пение обоих близнецов за столом, кормила и ласкала внуков, потом уложила их спать.
      Назавтра поутру они спустились по тропинке вниз – сначала к Доронам-старшим, а потом к Эльяшиву и Морие Бен-Шило. На пороге дома Ширли показала матери потрясающие утренние виды, открывающиеся им с вершины холма, продемонстрировала, как подросли два масличных дерева, посаженные в честь рождения близнецов.
      У Мории всех ждал маленький сюрприз. В салоне на краешке дивана сидела 17-летняя дочка Амихая Лиора. На другом конце того же дивана – Шмуэль Дорон. Он с робким обожанием глядел на черноглазую, темнокудрую девушку, а она со смущённой улыбкой то поглядывала в окошко, то озиралась по сторонам, то кидала стремительный взор на Шмуэля и снова быстро отводила глаза.
      Рути удивлённо уставилась на племянницу: "Лиора, ты разве нынче не у папы?
      Почему?" – "А почему нет?" – тихо прошелестела девушка, не глядя на тётю. – "Ну, наверно, папа хотел бы тебя видеть дома почаще… тем более на шабат". – "Папа не возражает… Ты что, не знаешь, что я здесь давно живу?" – покраснела Лиора и тут же подхватила на руки малышку Наоми. Шмуэль посадил на колени Мотеле и принялся играть с ним. Это не помешало парню и девушке продолжать украдкой обмениваться робкими взглядами и улыбками.
      Ширли тихо спросила Морию: "Ты знала?" – "Да, Лиора мне недавно призналась.
      Оказывается, ваш Шмулик давненько на неё глаз положил: она же подружка Шилат!
      Рано говорить, она ещё слишком юная, но… Если у них сладится, то Дороны с Магидовичами будут связаны ещё крепче… И дай-то Б-г, чтобы у детей Амихая жизнь сложилась удачнее, чем у него самого… – горько вздохнула Мория. – Он же такой хороший и добрый парень, а так у него нелепо вышло…" – "А мы-то всё не понимали, почему наш Шмулон ни с кем знакомиться не хотел…" – качнула Ширли головой.
      И Ширли, и Нехама, и Мория рассказывали о своей жизни в Неве-Меирии. Мория в который раз звала сестру перебраться к ней и быть рядом с внуками; намекнула, что здесь у неё будет больше учеников. Рути недоверчиво покачивала головой и, лаская внуков, отвечала на это: "Мне было бы спокойней, если бы Ширли вернулась в Эранию – и за неё, и за детей. Тем более сейчас, когда… Постарайся уговорить мужа, дочка! Там бы он тоже нашёл работу, не хуже, чем в этой фирме, которой руководит не солидный бизнесмен, а мальчишка! И ты бы пристроилась, хотя бы в нормальное, нейтральное издательство, или в какой-нибудь женский журнал…" – "Мамуля, ты посмотри, как у нас потрясающе красиво! А какой воздух, какой климат! Не то, что в Эрании!" – "Не о том ты говоришь, дочь… Тебе о детях надо думать, об этих и… о будущем ребёнке… Я же вижу… Как хотя бы чувствуешь себя?.." Ширли удивлённо воззрилась на мать, покраснела и неопределённо мотнула головой.
 

***

 
      Рути оказалась права: спокойствие оказалось временным. Настал день, когда реальность обернулась для обитателей Гиват-Ноам самой жуткой стороной, пережитое несколько лет назад откликнулось очень болезненными ассоциациями…
 

***

 
      Ширли пешком возвращалась на Гиву, как обычно, забросив детей в мишпахтон.
      Сегодня вечером была их с Хели очередь заниматься всеми детьми – и своими, и детьми Ренаны, которой предстояло ночное дежурство в приёмном покое. До вечера всех детей забирали из мишпахтона и из садика обе бабушки – Нехама и миссис Неэман, а к ужину их привозили домой отцы на машине Ирми. Это означало, что утро и большая часть дня у неё были свободны для домашних дел и творческой работы.
      Предвкушая момент, когда можно будет сесть за компьютер и заняться новым сюжетом, Ширли взобралась по петляющей тропинке, подходила к каравану, отогнув ветку дерева, и… застыла в изумлении.
      На пороге каравана, на низкой ступеньке сидела, нога на ногу, незнакомая молодая женщина явно светского вида. Она была худощава, на ней была коротенькая, открывающая живот, декольтированная маечка без рукавов и обтягивающие джинсы.
      Длинные светлые не очень густые волосы трепал порыв ветра. Обращало на себя внимание, что глаза гостьи словно бы застыли в постоянном прищуре.
      Гостья со странным недобрым любопытством озиралась по сторонам. Увидев приближение Ширли, остановила на ней взгляд прищуренных светлых глаз: "Прости, это не ты Ширли… э-э-э… в девичестве Блох?" – пронзительным голоском заговорила девица. – "Да, это я. Но… э-э-э… прости… Мы с тобой, кажется, незнакомы… Или?.." – "Вот именно – "или"!" – "То есть?.." – "Я когда-то училась с твоим братом Гаем в школе, потом два года, или больше – в гимназии Галили… Пока вы в Австралию не уехали…" – "Но я давно с братьями не в контакте! Мама говорила, что Гай как раз перед моей свадьбой неожиданно объявился и какое-то время жил у неё. Меня увидеть он почему-то не захотел, или не смог. Потом исчез, снова ударился в бега, вернее – мама помогла ему в Штаты уехать… Прости, а как тебя зовут? Так было бы удобнее общаться…" – "Я – Ализа. А я тебя, между прочим, помню: такая маленькая, худенькая, я даже не верила, что ты уже в школе учишься… Да ещё… словно закопчённая…" – это она добавила еле слышно сквозь зубы. – "Ну, да… Они меня отводили в школу, близнецы!" – "Их уже тогда можно было различить!" – "Точно! И всё-таки… ты уверена, что тебя интересует именно Гай, а не…" – "Нет! Галь, если кого и интересует, то женщин другого типа. Из-за него мы с Гаем рассорились, а потом вы почти сразу уехали в Австралию… Я его уже тогда любила… и… и… мне было очень тяжело…" – "Но что же мы на крыльце! Зайдём ко мне, выпьём кофе, побеседуем! Я, знаешь ли, детей забрасывала в мишпахтон и, как всегда, позавтракать не успела!" – "У тебя уже не ребёнок, а – дети?" – неожиданно широко распахнула глаза гостья и тут же снова их прищурила. – "Да! А что в этом такого? Во-первых, у меня двойня: мальчик и девочка. Во-вторых… Не понимаю, что тебя удивляет?" – "Да сколько тебе лет?" – "Ну, если ты ровесница Гая, то тебе 25-26, верно? – гостья молча кивнула. – Ну, а я на два с половиной года всего моложе братьев! И всё-таки, Ализа, что именно тебя интересует?" – спросила Ширли, ставя на стол тарелку с домашней выпечкой "от Шилат" и с улыбкой поясняя:
      "Это младшая сестрёнка мужа испекла. Она с малых лет отлично печёт! Она у нас талант, а главное – любит это дело!.." Они сидели у маленького столика на кухоньке. Ширли подала гостье чашку дымящегося кофе и не обратила внимания, как насмешливо прищурились глаза неожиданной гостьи, уставившейся на Ширли, делающей омовение рук (нетилат-ядаим), а потом благословение на хлеб.
      "Я хочу тебе рассказать кое-что, чтобы ты поняла, почему это для меня так важно!..
      Я с детства любила Гая. Ты спросишь – почему не Галя?" – "Нет, не спрошу: любовь – дело тонкое, необъяснимое. Да и Гай ничем не хуже Галя, а чем-то и лучше, теплее…" – "А ты, оказывается, философ!.." – усмехнулась и снова сильно прищурилась неожиданная гостья. Ширли не обратила внимания на странную игру век, прикрывающих глаза то слабее, то сильнее, и пропустила невинную колкость мимо ушей, она слушала, прихлёбывая кофе. Ализа продолжала, как бы невзначай шныряя по крохотному салону прищуренными глазами: "Галь не любил, чтобы кто-то ему брата предпочёл…" – "Это-то я знаю…" – эхом откликнулась Ширли. – "…и он нас поссорил. А я всё равно продолжала Гая любить: он же такой милый и… беззащитный!.. Поэтому постаралась поступить в гимназию, в тот класс, куда приняли его, хотя это было, поверь мне, очень непросто!.. А тут ещё ваша семья уехала в Австралию…" – и она вздохнула.
      В этот момент Ширли случайно бросила взгляд на Ализу, и её поразило, как сверкнули её неожиданно широко распахнувшиеся глаза – они оказались странного бледно-голубого цвета. Это почему-то неприятно поразило Ширли, но она слегка встряхнула головой, отбрасывая ненужные ассоциации. Ализа меж тем продолжала: "У нас в гимназии много чего говорили о вашем отъезде за границу. Даже о том, что вашего папу уволили из фирмы, за то, что он завалил очень важный проект, и поэтому вам пришлось срочно смываться, чтобы его не замели… Ну, и вообще, свалить из Эрании… куда подальше – в поисках счастья… В Австралии вроде у вас родня?" – "Родня – это верно! А насчёт нашего отъезда – совсем наоборот: папа сделал отличный проект, его наградили премией и отпуском на 9 месяцев…
      Его на фирме всегда очень ценили!" – воскликнула Ширли, глянув на Ализу и увидев, как та, изобразив на лице искреннее удивление, которым пыталась замаскировать ядовитый скепсис, легко качнув головой. Ширли почувствовала даже не досаду, а ярость, и прошептала: "А вообще папа у нас умер…" – "О… прими мои соболезнования!" – как бы между прочим, проговорила Ализа. – "Это было несколько лет назад. Мы с Рувиком сына назвали в память о нём…" – отвернувшись, произнесла Ширли, потом начала про себя читать Биркат а-мазон. Ализа замолчала и снова, со странным прищуром, склонив голову набок, уставилась на Ширли. Увидев, что Ширли встала и принялась собирать со стола посуду и относить в раковину, сказала ни к селу, ни к городу: "Да?.. Ну, ладно… Я не обращала внимания на разговоры, ведь я продолжала любить Гая и надеялась, что он ещё вернётся!" Ализа встала и, расхаживая по маленькому салону, говорила, говорила без остановки. Она рассказывала о каких-то неизвестных и неинтересных Ширли других girl-friends близнецов, потом с ненужными подробностями расписала свои чувства, когда узнала, что они сошлись с двойняшками из Эрании-Бет, Смадар и Дальей.
      Ширли мыла посуду, время от времени из вежливости издавая какие-то междометия и стараясь почти не глядеть на Ализу. Она вдруг отчётливо ощутила, что незваная гостья ей неприятна, и вообще – слишком явственно излучает непонятную угрозу их дому, но не знала, как от неё избавиться, только изредка кидала на неё не слишком приветливые взгляды исподлобья. Ализа ничего, казалось, не замечала, или не хотела замечать. Кружа по крохотному салону, она остановилась перед их семейной фотографией на стене, некоторое время внимательно изучала лицо Реувена, потом хмыкнула и снова уставилась на Ширли, подметающую кухоньку, и продолжала говорить. Снова на считанные секунды замолкла, остановившись и внимательно разглядывая портрет Ноама, который рисовала Ширли в те далёкие, полные радостного ожидания и светлых переживаний времена, после первого посещения Лужайки "Цлилей Рина". Ширли почувствовала, что неуместный, насмешливо-недобрый интерес гостьи к этому портрету ей неприятен.
      Тут Ализа, зачем-то повысив голос, начала рассказывать, как Смадар и Далья попали к Ад-Малеку, который сделал их своими наложницами и служанками, а потом куда-то увёз и, по слухам, убил. Ширли пристально на неё посмотрела, ничего не сказала, только подумала: "Зачем она всё это мне рассказывает? Жаль, конечно, этих двух дурочек, но…"
 

***