Ирми усмехнулся, услышав, что поёт Рувик, потом деланно нахмурился и резко проговорил: "Ты лучше внимательно смотри под ноги и по сторонам. Сейчас не время витать в облаках. Так закрутит, что с облака свалишься прямо в болото!.." Ноам, не глядя на Рувика, вдруг сказал: "Мальчики, давайте-ка лучше на ходу повторять слова Торы. Разобьёмся на пары – я с Ирми, а вы между собой – Шмулик с Цвикой, а Рувик с Нахуми. А потом поменяем пары… И вы, девочки: ваше дело – псалмы! Найдите то, что больше всего вам по душе – и вперёд!" – "Но идти надо, держась друг за друга, чтобы не потеряться!" – пробормотал Рувик. – "Конечно!" Скоро ребята почти перестали замечать унылое замкнутое пространство вокруг них.
      Ноам затеял какой-то спор с Ирми по поводу какого-то отрывка, и девочки прервали чтение псалмов, прислушиваясь к их горячей дискуссии. Шмулик и Цвика принялись тихо наигрывать на флейтах какую-то мелодию, Рувик снова достал из-за спины гитару, но не успел взять ни одного аккорда – Ноам оглянулся на своих спутников и смущённо улыбнулся. Через несколько десятков метров ребята обнаружили, что стало заметно светлее: куда-то исчез зеленовато-серебристый туман, густо клубившийся у них в доме и сопровождавший их в путешествии по виткам преобразованной в жуткую ракушку-муравейник Меирии.
      Ребята остановились, чтобы перевести дух, и с изумлением оглядывались по сторонам: "муравейник" остался позади, воронка широко распахнула своё устье, оставаясь, однако, всё той же замкнутой трубой. Где-то высоко-высоко в виртуальном гнойно-желтоватом небе, выше танцующих "силонокулл-туч" и нервно скручивающихся и раскручивающихся между ними спиралек (которые студенту-медику, наверно, напомнили бы иллюстрации из учебника по микробиологии), они увидели бугристые складки бледно-голубого, бледно-зелёного и розоватого ракушатника, и это было похоже на внутреннюю поверхность гигантской ракушки.
      Силонокулл-тучи превратились в пляшущие разноцветные блики. Пейзаж повеселел.
      Казалось, красочные блики и спирали исполняют неистовый танец в убыстряющемся темпе. От обилия красок и нарастающего темпа зарябило в глазах. Ирми пробормотал:
      "Очень похоже на вступление к "кобуй-тетрису"…" Откуда-то сверху тихо и нежно зазвенели колокольчики, исполняющие весёленький, приятный мотивчик, из тех, что во множестве звучали на радио и с экранов телевизоров в "досилонокулл"-эпоху и которые редко-редко, но всё же можно услышать сейчас – и даже в традиционной аранжировке. Ирми вспомнил: "Эту мелодию в исполнении точно таких же колокольчиков мы слышали в первые недели "заборных" концертов – тогда на Заборе показывали пасторальные пейзажи. Правда, колокольчики сопровождали гребёнки "Петеков"! Это уже после появились "шавшеветы"!
      И только потом околозаборных зевак начали "потчевать" силонокуллом…" Шмулик откликнулся: "Неужели тогда ещё звенели колокольчики?" – "Ага… Я думаю, Мезимотес посоветовал Арпадофелю с Тумбелем, для начала скармливать народу весёлые мелодии и нейтральные колокольчики. Чтобы после этого плавно – именно плавно! – перейти к силонокуллу". – "Точно! В конце концов, время от времени стоит поощрять у толпы настроение бездумного и безудержного веселья – а то ведь на фанфарологию может и сил не хватить!" Ноам вдруг мрачно пробурчал: "Гидон предупреждал: кто знает, какие обертоны на ультра-частотах у этих нежных колокольчиков. Мол, зря они ничего не делают!" – "И ты, помнится, ещё усомнился в его предположении: тебе очень хотелось верить в лучшее!" – угрюмо усмехнулся Ирми. – "Ну, умнеть-то когда-то надо! Особенно после телепередачи…" – покраснел Ноам и украдкой глянул на девочек.
      Где теперь умница Гидон?.. Бенци хотя бы им показали, а про Гиди по-прежнему – ни слуху, ни духу. Даже друзьям Макса и Хели до сих пор ничего не удалось узнать.
      Ирми тяжко вздохнул. Ренана подняла на него встревожено-удивлённый взгляд, но он заставил себя улыбнуться и озорно подмигнуть ей.
 

***

 
      По обе стороны выросли нарядные коттеджи, вроде тех, что стояли в Эрании-Далет, где выросла Ширли. Здесь ребят поразила не только и не столько необычайная тишина, сколько явно декоративный вид коттеджей и вилл по обе стороны всё той же бугристой улицы-воронки. Бугристый ракушатник был не уныло-мрачный (как в жутковатом муравейнике, из которого они с таким трудом выбрались), а восторженно-цыплячий.
      Тишина напоминала о раннем субботнем утре и навевала ощущение безмятежного покоя и умиротворённости, даже – легковесной бездумности.
      Ни души не было видно вокруг. Ребятам пришла в голову шальная мысль, что все элитарии дружно покинули свои виллы и уехали отдыхать то ли в горы, то ли к морю, а то и пошли на очередной сногсшибательный концерт в любимую старую, добрую "Цедефошрию".
      Эта мысль испарилась без следа, как только близнецы обратили внимание на декоративность, ненатуральность пасторального пейзажа, лишь отдалённо напоминающего престижный квартал Эрании.
      Незаметно городской пейзаж сменился сельским. Они шли по тропинке, петляющей среди кустарника, временами попадавшихся низеньких деревцев и огромных сверкающих камней, местами поросших мхом. Поражала всё та же пустынная местность – ни души. Вдруг Цвика молча указал на странный ручеёк, неведомо как, неведомо когда, неведомо откуда выскочивший сбоку от них, и с чересчур громким поскрипывающим звоном струился с бульканьем вдоль широко распахнутого завитка ракушки. Похоже, их кидает от одного до другого витка "Цедефошрии"!.. В самом центре ручейка, весело посвистывая на неявно диссонирующих между собой звуках, вихляла в разные стороны струя интенсивно меняющегося цвета, не тёплой, не холодной, а скорее нейтральной желтовато-зеленовато-коричневой гаммы, разбиваясь о холодные зелёные камни, которыми было усеяно дно ручейка, и поднимая вверх звонкие, словно бы хохочущие, фонтаны брызг, расплёскивающиеся веером. Ренана и Ширли первыми явственно ощутили источаемый ручейком и как бы висящий в воздухе странный, неприятный и стойкий запах.
      Ширли первую осенило: "Ребята! А ведь это струя подобающей цветовой гаммы, про которую нам все уши прожужжали! Они же так мечтали нас приобщить…" – "Ты думаешь, им это удалось?" – подхватил Рувик, почему-то оглядываясь на Ноама с вызывающе-виноватым видом. – "А вот радуга-приманка ихнего силуфокульта!" – загалдели кузены Магидовичи. – "Странная у них какая-то радуга! Если это приманка, то…" – усмехнулся Ирми. – "А цвет?" – заметил Рувик. – "Подобающая цветовая гамма, классическое зыбучее болото!.." – иронически откликнулся Ирми. – "А запахи-то, запахи – самые убойные! Ух-х! Противогазы, жаль, не захватили!" – насмешливо откликнулись близнецы, воротя носы. – "Не знаю, как вам, а у меня эта струя и её ароматы вызывает в памяти золотое унитазо-кресло Арпадофеля," – проговорил Ирми.
      Ширли робко спросила, словно бы обращаясь ко всем, но отчаянно желая, чтобы ответил ей Ноам: "А самого Арпадофеля эта струя никому не напоминает?" Ноам ей и ответил: "Напоминает, но не Арпадофеля, а… э-э-э… Тумбеля…" После чего замялся и, густо покраснев, искоса глянул на Ширли: он не мог ей сказать, да ещё при всех, что самые неприятные ассоциации у него связаны с её братьями. Как знать, если бы она не была сестрой тех, кто ему изуродовал лицо, может, он бы не робел перед нею, был бы более уверен в себе. Хотя бы как его младший брат, который не стесняется при каждом удобном случае так или иначе продемонстрировать Ширли свою симпатию.
      "Ты, наверно, вспомнил День кайфа! – сильно смущаясь, тихо проговорила Ширли. – Помнишь, как они с вашим папой сцепились?.." – "Ты знаешь, очень смутно… Как ты к нам пришла, как Ренана нас с тобой знакомила, когда, помнишь, мы показывали наши первые, самопальные, руллокаты…" – "Ещё бы! Всё-всё-всё помню!.. И песни, которые тогда пели и играли близнецы…" – исподлобья она глянула на Ноама, покраснев до слёз, и отвернулась. Ренана свирепо посмотрела на близнецов, обняв Ширли. Но Ширли уже совладала с собой, и голос её звучал почти нормально: "А мне сейчас кажется, что со дна этой струи того и гляди, вылезет… гибрид Куби-блинка с Тумбелем, поганая рожа поперёк себя шире и глазки… один прожектор туда-сюда, другой – неживая пуговица… Мне, наверно, ещё долго будут мерещиться эти две морды…" – вздрогнув, прошептала девочка. Ренана обняла её, и так в обнимку две подруги продолжали идти между мальчиками по бугристой, неровной дороге.
 

***

 
      Рувик тихо спросил: "Ноам, расскажи, что вы с Ирми сейчас делали?" – "Ну, вы знаете, что фанфаразматики выпустили из бутылки джинна по имени угишотрия. По сути это программа разрушения, запускаемая и управляемая силонокулл-пассажами.
      То, что это идёт под маркой внедрения в массы "прогрессивной музыкальной культуры", уже никого обмануть не может. Она направлена на постепенную ликвидацию наших древних и вечных ценностей, – да, да, я уже не заблуждаюсь, именно так! – то есть несёт в себе откровенное зло. Значит, наша задача – очистить атмосферу от зла, тем самым автоматом увеличивая добро (читайте мудрецов!). Неожиданно для них оказалось, что она не действует на наш шофар, про угав и не говорю – на этом вы строили концертную программу "Типуль Нимрац". Ирми, а теперь ты расскажи ребятам о технической сути!" Ирми откликнулся: "Мы с Ноамом испытывали файл, называемый "бумеранг". Основа: задумка Гиди – программа "хец" для внедрения в фелио, Макс с друзьями её проверили на Турнире. А потом фанфаразматики запустили в Меирии "колпакование"; что это такое, мы на своей шкуре испытали. Тогда-то Макс и предложил превратить "хец" в "бумеранг", да ещё и с вариациями, считая, что это единственный адекватный ответ на "колпакование"…" "То есть?.." – заинтересованно осведомился Шмулик. – "Идея в том, чтобы развернуть колпакователь против своей же защиты – тогда он сам себя или нейтрализует, или вообще "свёдёт с ума".
      Только не спрашивайте, как, это сложный технический вопрос! Для этого мы загружаем в память ницафона разные мелодии и передаём Максу. Сейчас тоже – вы играли и пели, а мы загружали".
      "Идея – зашибись!" – слабо улыбнулся Рувик, снова кинул взгляд сначала на Ширли, потом, виноватый, на Ноама. Но тот подчёркнуто не обращал внимания. Ирми, напротив, весело и ободряюще ответил на улыбку Рувика. "Вопросы возникат постоянно, их приходится решать практически на ходу, да ещё каждый раз формировать заново защиту… Ведь если нас засекут… – Ноам взглянул с тревогой на Ширли и вдруг с отчаянием проговорил: – Я очень волнуюсь за девчат: если их поймают… Мне даже подумать об этом страшно!.." Ирми ответил: "В данный момент мы "зачехлены"… В данный момент! – подчеркнул он. – А опасаться надо за всех нас, ну, разве что, кроме меня, и то не уверен…" – и он горько усмехнулся.
      Так за разговорами они словно бы забыли о струе, меняющей оттенки, то мутной, то прозрачной, однако, не выпадающей из "подобающей силонокуллу гаммы".
      Шмулик вдруг проговорил тихим голосом: "Угишотрия, как она есть, но – отдельно "уги", отдельно "шот"… Сравните муравейник Меирии с декорациями кукольного Далета!..
      В Меирии воронки воют, а тут весёлые мелодии… э-э-э… "досилонокулла"…" – "Ага, – тихо с задумчивой грустью произнесла Ширли, – я так любила под эти мелодии танцевать… Меня мама водила на Лужайку "Рикудей-Ам", где танцевали под эту самую музыку… До всего этого…"
 

***

 
      "Надо найти тут где-нибудь в сторонке маленький привал. Тем более другого выхода всё равно нет!" – предложила Ренана. – "Правильно, надо только место подходящее найти. Уже поздно, да и устали все", – поддержал её старший брат.
      Несколько раз, стараясь держаться тропки, петляющей среди бескрайнего поля, они словно бы крутились вокруг невидимой оси. За каждым поворотом прямо перед ними оказывалось устрашающего вида Распутье ста дорог, перетекающее в увязающее в зыбко колышущемся тумане беспредельное пространство. А за ним вдали, закрывая горизонт, нависал гигантский экран, изображающий непрестанно раскручивающуюся сверкающую ракушку.
      Рувик ударил по струнам гитары, Цвика приложил к губам угав, а Шмулик и Нахуми затянули песню. Оказалось, под музыку идти совсем не тяжело и не страшно. Даже бугристая, мокрая от брызг, неприятно скользящая дорога причиняла меньше неудобств, поскользнуться и упасть под звуки задорной песни вроде не так страшно.
      Девочки старались держаться поближе к поющим мальчикам и тихонько подпевали им.
      Ноам приблизился к девочкам и тихо проговорил: "Здесь мы не поём никаких грустных песен – только тогда сможем выбраться отсюда…" Он что-то ещё объяснял девочкам, и Ширли молча кивала, хотя почти ничего не понимала из того, что юноша им с Ренаной говорил. Ей было достаточно слушать тембр его голоса. Ноам, очевидно, понял это и радостно, ободряюще улыбнулся ей, и она ответила ему улыбкой, осветившей её лицо в густеющих сумерках.
      "Я вижу неплохое местечко для ночёвки…" – вдруг сказал Ирми. – "Да, давайте присядем за этим вот пригорком. Девочки приготовят нам поесть, а мы с ребятами проведём маленький урок Торы…" – твёрдо заявил Ноам.
      Прошло полчаса, или больше, и он встал: "Хорошо… Ребята, а теперь время молитвы! Девочки, вы тоже… Ситуация непростая…" – "Нам нельзя разделяться…
      Мы должны оставаться единой цельной группой. Что будем делать?" – заметил Ирми.
      – "Ладно, в экстренных случаях действуют свои законы. Просто постараемся друг на друга не смотреть. Рувик, это и к тебе относится!" – строго обратился Ноам к брату. – "А что я? Я же понимаю, не хуже тебя!" – рассердился Рувик.
      После молитвы сели в кружок. Ренана пошарила в сумке и проговорила озабоченно: "Запасов еды – только ещё на пару-тройку дней. Больше мы не могли с собой взять…" Ширли, отвернувшись, пробурчала: "Вы кушайте, а мне что-то не хочется. Правда, не хочется!.. Лучше посплю…" – "Ты устала, или плохо себя чувствуешь?" – с тревогой в голосе спросил Ноам. – "Не обращайте внимания. Наверно, немного устала. Вот отдохну немножко – и всё…" – "А может, ты просто стесняешься?" – "Да нет, честно, мне правда не хочется…" Девочка прислонилась к торчащему корню дерева и задремала. Остальные быстренько перекусили, и Ренана расстелила над головами свою огромную шаль, зацепив её по углам за ветки кустов, очень удачно расположенных, чтобы дать ребятам укрытие. Близнецы затянули: "Раскинь над нами покрывало мира и спокойствия!" Ноам улыбнулся и переглянулся с Ирми.
      Ренана села рядом с Ширли, крепко обняла её, и вскоре обе девочки крепко спали, привалившись к жёсткому корню дерева. Ноам с Ирми решили не спать и караулить.
      Ноам уселся, опершись спиной о толстый ствол старого дуба, и внимательно оглядывался по сторонам. Но и его сморила усталость, и он сидя, задремал, вздрагивая и просыпаясь от каждого тихого шороха, или какого-то незнакомого, внезапного звука, а потом снова ныряя в зыбкую дремоту. На их счастье, за те несколько часов, которые потребовались ребятам, чтобы отдохнуть, ничего не произошло.
      Первым проснулся Шмулик. Тут же открыл глаза Рувик и первым делом уставился на спящую Ширли. В глазах парня светилась нежность, смешанная с горечью. Следом проснулась Ренана и долго сидела, глядя на всхлипывающую во сне Ширли. Шмулик посмотрел на Ренану, и когда она, почувствовав его пристальный взгляд, подняла глаза, он выразительно посмотрел на неё, а потом обвёл глазами остальных. "Да, пора всех будить, надо думать, что делать дальше…" – решительно произнесла девочка. Она встала и подошла к Ноаму, который спал сидя, прислонившись спиной к дубу, ласково дотронулась до его плеча: "Братик, пора вставать!" – потом поискала глазами Ирми. Он сидел, глядя невидящими глазами в пространство, как будто спал с открытыми глазами. Рядом валялся ницафон с потухшим экраном. Ренана подбежала к нему и начала тормошить: "Ирми, что с тобой! Ир-р-ми-и!" Тот продолжал сидеть всё так же неподвижно, но постепенно глаза его становились более осмысленными. Ребята обступили его, Цвика с Нахуми испуганно переводили взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит. Ирми долго тряс головой, потом вздрогнул и потянулся к ницафону: "Ой, что это с ним?" – и принялся лихорадочно нажимать на кнопки. Наконец, приборчик ожил, такринатор начал нервно подрагивать. Ирми занялся какими-то сложными манипуляциями, потом облегчённо вздохнул: "Уф-ф-ф… Я уж думал, а это просто сработала резервная защита. В процессе сеанса связи с Максом я потерял нить… голова закружилась… А он сам себя защитил и… сейчас посмотрим!.. Нет, моя информация вся на месте… Мне вдруг показалось: фанфаразматики заколпаковали всю зону… Но я не смог сохранить новую информацию, что ночью получил… И плохо помню, что они мне передали. Только помню, что-то очень важное…" Ноам твёрдо, тоном, не допускающим возражений, произнёс: "Всё! Теперь мы с тобой по ночам будем дежурить по очереди. И близнецов подключаем к дежурству. Иначе наши ницафоны выйдут из строя, мы и понять не успеем, а нас по очереди перещёлкают… Нам это нужно?" – "Ладно, друг, наверно, ты прав…" …
      Через час ребята выступили в путь. Теперь у них была задача достать в "Цедефошрии" какой-нибудь еды, и еда эта должна быть кошерной…
      Они шли гуськом по узкой тропке, стараясь не подходить близко к вихляющему ручейку, который постепенно расширялся, так что тропка, по которой они пробирались, становилась всё уже и уже. Скоро им пришлось перепрыгивать с кочки на кочку, чтобы не вляпаться в болотно-радужную жижу – вихляющая струя на глазах превращалась в топкое болото. "Нет, ребята, надо что-то делать!" – решительно проговорили близнецы, поманив к себе Магидовичей. Шмулик вытащил угав, Цвика – флейту, Рувик взял в руки гитару, кивнув Нахуми. Ноам выставил свой ницафон и на всю длину выдвинул такринатор. Рувик и Нахуми тронули струны и запели: "Да не будет задет злодеянья бичом…" Шмулик протрубил в угав, а Цвика подыграл на флейте.
      Ноам, удивлённо и радостно улыбаясь, посмотрел на поющих: "Откуда эта песня?" – "А что?" – покраснев, спросил Руви. – "Ну… Не знаю… Слова вроде знакомые, а мелодия…" – "Не слышал раньше?" – "Не-а…" – "Ну, неважно. Ты только скажи: подходит, или нет?" – "Подходит, конечно!" Ирми улыбнулся: "Главное, что помогло…" Ширли искоса глянула на мальчишек и с широкой улыбкой проговорила: "Точно помогло! Если бы вы смогли петь всё время!.. Но я не смею просить: это очень утомительно – для поющих…" – "А ты посмей! – засмеялся Рувик. – Я буду только рад петь для тебя, и мне это совсем не в тягость!" – но тут же глянул на старшего брата и прикусил язык, увидев его уныло поникшее лицо.
      Все оглянулись по сторонам, и их удивлённой радости не было предела: болото, по которому они пробирались, перепрыгивая с кочки на кочку, постепенно осталось позади, превратившись в тропку, которая становилась всё шире, и почва под ногами становилась всё твёрже.
      Так прошёл ещё день непрестанных перемещений то по узким тропкам, то по мшистым кочкам, то вокруг болота, то по каменистой дороге, а перед глазами вдали неизменно маячил гигантский дисплей, на котором с нудным постоянством раскручивалась огромная ракушка на фоне Распутья ста дорог. Выхода из этого непонятного пространства ребята не видели, им казалось, что они описывают круги на одном и том же месте, и только радиус этих кругов меняется, то расширяясь, то сжимаясь…
      "Я всё-таки боюсь, что они пытаются, показав нам "уги", с помощью "шота" затянуть в струю…" – заявила Ренана. – "Как знать, может, ты и права… – мрачно кивнул головой Ноам и обратился к Ирми: – Нам надо поискать местечко для ночёвки, да и вообще… отдохнуть и перекусить. Мальчики еле ноги волочат… Где тут есть хоть какая-то вода? Ренана, вы с Ширли подумайте, чем нам тут питаться…
      Мы в "Цедефошрии", кашерной пищи тут нет, и не будет…" – "Не волнуйся, брат, мы кое-что предусмотрели… На первое время… Вот только воду бы найти!.." Ребятам очень хотелось хоть на какое-то время отвлечься от кошмарных впечатлений, отрицательный заряд которых они получили накануне, увидев преображение любимых улиц в нечто мрачное и жуткое, в запутанные лабиринты непонятно куда ведущих ходов и неведомо куда приводящих тупиков…
 

3. Рондо-брейк