Польша сразу разгромила Западно-Украинскую республику и захватила ее. В Венгрии вспыхнула революция, перекинувшаяся и на Словакию. Европа очутилась на грани большевистского нашествия. Подавить же этот очаг напряженности удалось лишь с большим трудом и большой кровью. Волнения, близкие к революции, неоднократно происходили и в Вене, а из-за резкого уменьшения ее территории и падения былого влияния здесь появилось значительное количество сторонников аншлюса (воссоединения) с Германией, что впоследствии сыграло на руку Гитлеру.
      Германия по Версальскому договору от 28. 6. 1919 г. была объявлена главным виновником развязывания войны. Она теряла все колонии и восьмую часть своей территории, она имела право содержать лишь наемную армию, не более 100, тыс. чел., ей запрещалось иметь танковые и авиационные части, вводились жесткие ограничения по флоту. Область вдоль Рейна считалась демилитаризованной - там вообще не должно было находиться никаких войск, а Саарская область передавалась под управление Лиги Наций (фактически Франции). Немцев обязывали выплатить гигантские репарации в 132 млрд. золотых марок. Последствия эти меры имели самые плачевные. Искусственное вычленение областей, населенных немцами, в состав других государств присоединение части Силезии к Чехословакии, части Пруссии и Померании - к Польше, неопределенный статус Данцига (Гданьска) и Мемеля (Клайпеды) создали благодатную почву для будущих национальных конфликтов и массу готовых поводов к грядущим войнам с этими странами. Давление Франции, не только вернувшей Эльзас и Лотарингию, но и пытавшейся с позиций силы осуществлять откровенный диктат - например, в 1923 г. под предлогом приостановки выплаты репараций оккупировавшей Рурскую область и стремившейся окончательно закрепить за собой Саар, отнюдь не способствовало дружескому отношению к западному соседу. Сами репарации поставили страну в тяжелейшее экономическое положение, а американская "помощь", начавшаяся в 1924 г. по "плану Дауэса" и выразившаяся в предоставлении крупных займов, привела к финансовой и экономической зависимости Германии от США, и в итоге вогнала ее в хаос мирового кризиса 1929-1933 гг.
      Резкая "демилитаризация" и безоглядная борьба за "ограничение германского влияния", не позволившие немцам оказать помощь Прибалтике, чуть не отдали прибалтийские республики в руки большевиков и привели к сотням тысяч лишних жертв, которых могло и не быть. И чуть не обернулись катастрофой в 1920 г., когда красные рвались в Европу через Польшу. А с другой стороны, массы вышвырнутых из казарм демобилизованных солдат, унтер-офицеров и офицеров стали готовым контингентом штурмовых отрядов, как нацистского, так и коммунистического толка. Наконец, сказался и мощнейший фактор, который западными державами никогда всерьез не учитывался национальное оскорбление. Конечно, по принятым у них системам "двойных стандартов", средства массовой информации вполне могли внушить их собственным доверчивым обывателям миф о том, что Германия и ее союзники единственные виновники войны. Но ведь сами-то немцы знали, что это не так. Тем более что большевики опубликовали тайные договоры стран Антанты. Поэтому и требования держав-победительниц совершенно справедливо рассматривались немцами не в качестве наказания за содеянное, а как диктат по праву сильного.
      Все это вместе: национальное унижение, экономические кризисы, делало обстановку в стране крайне нестабильной. И вдобавок, Германии тоже были искусственно привиты политические реформы по чужеродным образцам, поэтому Веймарская республика оказалась слабенькой и беспомощной для поддержания порядка и обеспечения нормальной жизни своих граждан. Фактически весь период своего существования она балансировала между двумя тоталитарными формами, стремящимися ее опрокинуть - коммунистами и нацистами. В январе и марте 1919 г. бушевали восстания "спартакидов" в Берлине. В апреле образовалась Баварская советская республика. В 1920 г. случился военный путч Каппа и левое восстание в Руре. В 1921 г. - в Средней Германии. В 1923 г. - попытки установления советской власти в Саксонии и Тюрингии, в Гамбурге - путч Тельмана, а в Мюнхене - Гитлера. А в начале 30-х и нацисты, и коммунисты откровенно готовились к захвату власти, создавая отряды боевиков и склады оружия. Как известно, одолели нацисты, однако представляется весьма сомнительным, чтобы гипотетический противоположный вариант стал менее кровавым и разрушительным.
      Остается вернуться к Югославии, где однополярное "мировое сообщество" в попытке "справедливого" переустройства мира допустило, пожалуй, самые грубые и наглядные ляпсусы. В одном государстве были высочайшим решением западных держав объединены народы, хоть и славянские по языковой группе, но совершенно разные по своим историческим судьбам, традициям, менталитету, культуре, национальным особенностям. Так, Словения исторически вообще выпадала из южно-славянской общности. Еще с VII в. она представляла собой независимое государство Карантанию, в 820 г. стала графством в составе империи Карла Великого и тогда же приняла католицизм. Позже входила в состав Восточно-Франкского королевства то в качестве единого герцогства, то в качестве нескольких княжеств, а в XVI в. вошла в империю Габсбургов. Под турецким игом она не находилась вообще, а в культурном плане была близка, скорее, итальянскому Пьемонту, чем сербам.
      Хорваты также были католиками еще со времен Карла Великого. С IX в. у них существовало свое королевство, которое в 1102 г. соединилось с Венгрией. В составе Австро-Венгрии они оказались еще в 1526 г., причем не на правах подчиненного народа, а на правах равноправной унии, но с конца XVI до начала XVIII в. в. были завоеваны турками. Освобождались эти земли австро-венгерскими армиями, после чего им был дан статус "Военной границы" - населению предоставлялись определенные льготы, и оно несло службу по охране рубежей государства, наподобие русского казачества. С 1868 г. Хорватии была предоставлена автономия, здесь, как и в Словении, успела развиться промышленность, и жилось им в составе империи Габсбургов отнюдь не плохо, особенно по сравнению с сербами.
      Босния и Герцеговина были территориями со смешанным населением. Они пробыли в составе Османской империи больше четырехсот лет - с 1463 до 1878 (а формально - до 1908 г.) Поэтому тут было много мусульман, были и хорваты-католики, и сербы-православные. И в плане технического прогресса они намного отставали от Хорватии и Словении. Еще сильнее это сказалось в Македонии, которая пробыла под турецким владычеством более пятисот лет - с XIV в. до 1913 г., да и тогда стала предметом споров, разделов и переделов между Болгарией, Сербией и Грецией, причем по историческим и культурным традициям она тяготела к Греции.
      В Черногории были сильны традиции гордого свободолюбия. Она еще в 1366 году отделилась от Сербии, самостоятельно вела борьбу и против Венеции, и против турок, и покорена ими была позже других балканских областей - только в 1499 году. Сбросила она захватчиков еще в 1796 г. и жила фактически независимой, хотя и весьма отсталой страной пастухов и лихих гайдуков, укрывающихся в неприступных горах и с оружием в руках отстаивающих свою свободу от любых посягательств.
      Ну и, наконец, сама Сербия, аграрная страна, покоренная османами в 1389 г., но помаленьку выходившая из зависимого состояния в течение всего XIX в. А в культурном плане, наряду с традиционным православием - следы турецкого влияния, австрийского - при Обреновичах, русского и французского - при Карагеоргиевичах. Добавьте сюда еще включение в состав государства областей с неславянским населением - албанского в Косово, венгерского в Воеводине, и можно получить представление, какой конгломерат получился. Причем главенствующее положение в таком новообразовании досталось, разумеется, сербам. А находившиеся на более высоком культурном уровне словенцы или гордые хорваты, из века в век оберегавшие австро-венгерские рубежи, вошли в государство на положении "побежденных народов", как бы завоеванных силой оружия и, соответственно, наций "второго сорта". Не мудрено, что это стало источником жесточайших межнациональных противоречий, копившихся десятилетиями и выплескивающихся массовой резней всякий раз, когда ослабевали силовые узы, удерживающие в единстве подобную искусственную общность. Так было и в годы Второй мировой, когда пал королевский режим, и сербские четники, хорватские усташи, боснийские домобраны и т. д. и т. п. принялись истреблять друг друга и население "враждебных" национальностей. Так было и в 1990-х после краха мировой социалистической системы и соответствующего ослабления югославских коммунистических властей.
      Парадоксально, но факт - "балканскую проблему", в решении которой завязли и запутались сейчас страны НАТО, они сами же и создали в 1918 -20 гг.! Когда точно так же, как теперь, пытались единолично распоряжаться судьбами мира и устанавливать "справедливые порядки" на основе собственной субъективной логики. И они же, в результате тех же самых однополярных действий, оказались авторами и соавторами многих других крупнейших проблем XX века, которые пришлось потом преодолевать. А многие из них сохраняются и до сих пор: германский нацизм, японская агрессия в Азии, курдский терроризм. Да ведь и пресловутый Ирак создали они же - Англия, Франция, США... Ну а что касается России, так безоглядно кинувшейся защищать "младших братьев", то ее среди держав-победительниц уже не оказалось...
      Часть первая.
      Когда рушатся устои
      1. Между западом и востоком
      На всю историю XX столетия наложила серьезный отпечаток специфика взаимоотношений западный держав и России. Ведь даже в начале века, когда очень далеко было до противостояния двух систем, когда в помине еще не было ни "железных занавесов", ни идеологических барьеров, эти отношения складывались далеко не идеальным образом. Скажем, если взвесить и оценить все факторы, то оказывается, что к катастрофе 1917 года в немалой степени приложили руку не только враги нашей страны, но и "друзья". Сделавшие все для того, чтобы втянуть ее в Мировую войну, и эксплуатировать самым бессовестным образом, на износ, как чужую лошадь, которую можно и совсем загнать, потому что не жалко. Нет-нет, как раз в данном случае я далек от того, чтобы огульно винить западных союзников в случившемся бедствии. Во-первых, это был всего лишь один из множества действовавших факторов, а во-вторых, Россия и сама была мощной мировой державой, так что в данных вопросах ее правителям нужно было и свою голову на плечах иметь. Но пожалуй, сам феномен такого подхода к России нуждается в более детальном рассмотрении, и для этого придется сделать куда более далекий и отвлеченный экскурс.
      Стоит лишь внимательно порыться в прошлом, как без особого труда можно обнаружить, что системы "двойных стандартов" и предвзятости в данных взаимоотношениях существовали всегда, с самого выхода России на внешнеполитическую арену. Всегда русские в той или иной степени воспринимались как "варвары" или в лучшем случае "полуварвары", нечто чуждое западному миру и даже в периоды партнерства равноправного отношения не заслуживающее. Но оказывается, что с точки зрения строгих фактов объяснить такое явление просто невозможно. Потому что любые конкретные примеры "варварства", когда-либо использовавшиеся в антироссийских информационных войнах, в той же, а то и гораздо большей степени можно переадресовать цивилизации Запада.
      Скажем, несколько таких примеров, и довольно ярких, приводит в своих работах В. Кожинов, и я позволю себе повторить его выкладки. Так, непревзойденным тираном всех времен и народов запечатлелся в истории и массовом сознании Иван Грозный, который в кампаниях своего массового террора уничтожил 3-4 тыс. чел., а по максимальным оценкам самых ярых его хулителей - 10-15 тыс. чел. Но его современники Карл V и Филипп II в Испании, Генрих VIII в Англии, Карл IX во Франции в тот же период истребили 300-400 тыс. чел. В одних Нидерландах было казнено до 100 тыс. "еретиков", в кампании Варфоломеевской ночи за две недели уничтожили до 30 тыс., а в Англии только "за бродяжничество" было повешено 72 тыс. согнанных со своих земель крестьян. Однако в отличие от Ивана Грозного, эти властители вовсе не считались и не считаются чем-то уникальным и чудовищным, и даже "грозными" их никто не подумал величать, потому что для Запада их деяния воспринимались как вполне "нормальное" явление, соответствующее "духу времени".
      Или другой пример - казнь пяти декабристов (Пяти - за вооруженный мятеж с многочисленными человеческими жертвами! И казнь единственная с 1775 по 1847 гг.), которая вызвала возмущение не только российской, но и всей мировой "прогрессивной общественности" как нечто неслыханное по жестокости. Но при подавлении восстания в Париже в 1848 г. было расстреляно 11 тыс. чел., а Герцен, эмигрировавший из "варварской" России и случайно оказавшийся там в период бойни, ошалело писал: "Дай Бог, чтобы русские взяли Париж, пора окончить эту тупую Европу!" "Вам хочется Францию и Европу в противоположность России так, как христианам хотелось рая - в противоположность земле... Я стыжусь и краснею за Францию. Что всего страшнее, что ни один из французов не оскорблен тем, что делается".
      Да, никто особо не оскорбился - потому что это тоже воспринималось как нормальное явление и каким-либо особым трагизмом в истории оно не выделилось.
      Впрочем, к примерам Кожинова можно добавить и множество других сопоставлений аналогичного свойства. Хотя бы Парижскую Коммуну, после подавления которой было казнено уже не 11, а 20 тыс. И никто на Западе эту расправу даже не вспоминает - в отличие от какого-нибудь Кровавого воскресенья в России. Или взять фигуру Петра I, которому, как и Ивану Грозному, мировая литература тоже ставит в вину исключительные зверства и жестокость - причем подчеркивая "русский", национальный характер этих явлений. Но в его время, скажем, в "цивилизованной" Англии, и не по случайной прихоти властителя, а вполне официально, по закону предусматривались и довольно широко применялись такие виды наказания, до которых, наверное, никакие Петры и Иваны самые что ни на есть "наигрознейшие" просто не додумались бы.
      Так, для государственных преступников полагалась "квалифицированная казнь", когда человека сначала вешали, вынимали еще живого из петли, откачивали, затем вырезали половые органы, затем заживо потрошили живот и выжигали внутренности, затем отрубали руки и ноги, и лишь напоследок голову. Другим вариантом было утопление, опять же не до конца, с последующим потрошением и четвертованием. За иные виды преступлений осужденному, например, клали на грудь доску и ставили на нее гири одну за другой, пока грудную клетку не раздавит, и он не умрет. Практиковался и котел с кипящим маслом... Да и во Франции в тот же период арсенал палачей был довольно широким - колесование, четвертование, сожжение, публичные пытки. И в Германии тоже - вплоть до сажания на кол после колесования и отсечения рук и ног. А иностранцы, посещавшие в петровскую эпоху Италию, жаловались на количество повешенных: "Мы видим вдоль дороги столько трупов, что путешествие становится неприятным".
      Так чего уж тут на "дикую" Россию пенять?
      Добавим и то, что на Руси никогда не было таких явлений, как кампании массовых репрессий против еретиков или "охота на ведьм" с пытками и кострами инквизиции, когда, например, на несколько деревень в окрестностях Трира остались несожженными всего 2 женщины. За исключением нескольких отдельных периодов, как царствование упомянутых Ивана Грозного, Петра Великого или времен Смуты, смертные казни на Руси были вообще такими редкими событиями, что отмечались в летописях! Поименно, наряду с другими неординарными фактами. И каковыми бы тяжкими ни были преступления приговоренного, на народ его кара неизменно производила тяжкое впечатление. Он вызывал жалость, люди провожали его на смерть молитвами о прощении и упокоении души. И сравним, что в Западной Европе вплоть до XVIII - XIX в. в. публичные казни были весьма распространенным и популярным в народе зрелищем. Люди собирались, как на представление, с женами и детьми, занимали лучшие места, а окна в соседних домах снимали за изрядные суммы те, кто побогаче. Приносили с собой завтраки или покупали еду и напитки у снующих тут же разносчиков, подкрепляясь по ходу умерщвления жертв и обсуждая их поведение и мастерство палачей...
      Упрекая Россию в отсталости и "варварстве", обычно упоминают и крепостное право, задержавшееся до 1861 г. Хотя в те же времена в Америке существовало рабовладение, и никто им в качестве примера отсталости американцам в нос не тычет. Да и туземцы британских колоний, несмотря на формальную личную свободу, уж конечно же, терпели неравенство куда более разительное, чем русские крепостные. Исторической притчей во языцех стали телесные наказания в России - термин "русский кнут" гулял в прошлом веке по Европе в качестве однозначного национального ярлыка. Только как-то забывалось, что за те же преступления, за которые у нас полагался кнут, а то и за более мелкие проступки, в других странах чаще всего лишали жизни. В Англии вешали даже женщин и подростков за украденный носовой платок или другой предмет, стоивший от 5 шиллингов и выше. Что же касается телесных наказаний, то на британском флоте они были отменены только в 1881 г., когда в России их давно уже и в помине не существовало. А в Австро-Венгерских вооруженных силах телесные наказания применялись и вплоть до XX в.
      Нередко можно встретить и упоминания о якобы традиционном "русском свинстве" и антисанитарии. Хотя все иностранцы, посещавшие нашу страну, считали своим долгом в качестве местной экзотики отметить многочисленные бани - и частные, и казенные, куда каждый русский, от царя до холопа, ходил регулярно, как минимум - один, а обычно два раза в неделю. В то время как их "культурные" европейские современники не мылись месяцами, и вши под париком вельможи или в кружевном белье высокопоставленной дамы считались обычным явлением. Скажем, при коронации английского короля Генриха IV крайнюю завшивленность его головы, подставленной под надеваемую корону, отметили в хрониках как "плохое предзнаменование". А в "Сборнике правил общежития", изданном в Париже в эпоху "короля-солнца" Людовика XIV объявлялось признаком дурного тона причесываться или поправлять волосы, будучи в гостях - чтобы не подарить другим приглашенным своих насекомых. И рекомендовалось ежедневно (!) мыть руки. Вся знаменитая французская парфюмерия развилась из стремления цивилизованных дам и кавалеров забить запахи грязного тела и пота, ручьями текущего на балах, а при строительстве Версаля во второй половине XVII в. там не было предусмотрено и оборудовано ни одной ванны - даже для короля. Впрочем, и ни одного туалета, так что для отправления нужд тысячам придворных, гостей и прислуги оставались кустики Версальского парка, благоухавшего совсем не романтично. Или горшки, разносимые лакеями и выплескивающиеся туда же. Ну да выплескивание нечистот на улицу прямо из дверей и окон было будничным делом в любом европейском городе. Кроме России, где в любом дворе уборная существовала. А что касается нынешнего англоамериканского культа гигиены и чистоты, то он только в XIX в. был перенят западной цивилизацией от китайцев - которых, кстати, культурные колонизаторы считали не иначе как "грязными дикарями".
      Так что не сходится, насчет русского варварства-то. Больше даже смахивает на известную психологам закономерность, что один человек склонен винить и подозревать других в том, в чем сам грешен - или, как та же закономерность выражается не очень благозвучной русской пословицей, "свекровь б.... - и невестку гулящей считает". Но, пожалуй, самое исчерпывающее объяснение предубежденности и настороженности, а то и антипатий западной цивилизации в отношении России и русских, и впрямь лежит не в рациональной, а в психологической области. И лучше всего такая специфика обосновывается исходя из теории Л. Н. Гумилева о "суперэтносах" "западноевропейском", "евразийском", "мусульманском" и т. п., то есть, больших надэтнических системах, объединяющих несколько народов по признакам близких стереотипов мышления, поведения, общим системам ценностей и схожести исторических путей. Системах; где схожих черт больше, чем национальных различий. Скажем, несмотря на бытовые особенности, француз в Италии или Англии чувствует себя почти "как дома", точно так же как араб в Турции или Пакистане. А вот наоборот, араб в Западной Европе или француз в мусульманской Азии, сразу окажутся "чужими" - и окружающий мир будет для них "чужим". Гумилев довольно четко и на многочисленных примерах показал, что как бы ни были велики противоречия внутри одного суперэтноса, они все равно чаще остаются менее значительными и сглаживаются намного легче, чем между народами разных суперэтносов - им просто внутренне легче понять друг друга и подойти друг к другу с собственной логикой, с точки зрения своего собственного менталитета.
      Нет, я далек от того, чтобы безоговорочно превозносить евразийский (или российский) суперэтнос в противовес западному. Они не лучше и не хуже друг друга, они просто другие - о чем, кстати, тоже многократно писали различные мыслители и исследователи, начиная с Пушкина и Чаадаева. У каждого из них своя специфика менталитета, свои особенности национального (или наднационального, суперэтнического) характера, свои достоинства и недостатки. Причем наши, русские недостатки и уязвимые стороны, наверное, даже нет необходимости перечислять - их сам народ неоднократно вышучивал в анекдотах и других жанрах фольклора (и, кстати, такую способность к самовышучиванию и самоиронии тоже можно считать одной из специфических черт российского мышления).
      Но в данном случае важно отметить, что во взаимоотношениях Запада с Россией серьезную роль сыграла, да и сейчас продолжает играть, такая особенность, типичная именно для западной цивилизации, как ее "прозелитизм" - неприятие никаких форм и путей развития, кроме собственных, и попытки распространить свои штампы и стереотипы на другие народы, как единственно верные. В качестве курьеза тут можно вспомнить настойчивые попытки европейских культуртрегеров заставить африканцев носить брюки и сюртуки, поскольку только это признавалось "приличным" и нормальным. В качестве более серьезного примера - тот факт, что древнейшая китайская, японская или индийская культуры в течение веков вообще не воспринимались европейцами как "культура", поскольку отличались от западной. И вплоть до второй половины XX в. китайцы с индусами оставались для любого представителя Европы и Америки просто темными "дикарями".
      Можно, кстати, отметить, что для русского менталитета было не характерно такое предвзятое отношение и неприятие чужого. В отличие от английских или французских колонизаторов, русские поселенцы умели налаживать взаимовыгодный и взаимоуважительный симбиоз и с мордвой, и с казахами, и с якутами, вовсе не пытаясь подогнать их под свои стереотипы, и наоборот, подстраиваясь под местные условия. И уже в нашем веке на Западе было отмечено, что из русских эмигрантов получаются лучшие колониальные чиновники. Из-за их способности понять нужды местного населения и находить с ним общий язык - в отличие от европейцев, которые даже при самых прогрессивных антирасистских взглядах и честной службе все равно обозначали подсознательную дистанцию между собой и "дикарями". Но данный сравнительный анализ непосредственно к нашей теме не относится, поэтому интересующегося читателя можно отослать к работам Гумилева или Кожинова, рассматривающих эту тему достаточно подробно.
      А традиционный прозелитизм Запада имеет очень глубокие корни. Ведь современная западная цивилизация считает себя, а в ряде отношений действительно является наследницей и правопреемницей римско-эллинской культуры, для которой как раз и было характерно вершиной развития почитать только себя, а все непохожее и отличающееся скопом относить к "варварам" (и, похоже, по причине данного наследства подверглась таким однобоким искажениям вся история Древнего Мира, о чем я уже писал в своей работе "Русь: дорога из глубин тысячелетий"). Ну а в Средние Века сюда же наложился прозелитизм религиозный, рассматривавший в качестве единственно верных не только само католичество, но и сформировавшиеся в его условиях системы ценностей и общественные формы - и соответственно, стремившийся распространить их на все доступные регионы.
      А в результате вырабатывалось стойкое противопоставление своего, "хорошего", чужому, "плохому", демократии - авторитаризму, культа закона "произволу", "свободы" - "тирании". Хотя если опять обратиться к строгим фактам, то видна полнейшая бездоказательность этих противопоставлений. Потому что окажется, что еще никогда и нигде демократии, обычно сотрясаемые внутренними дрязгами и интригами, не продемонстрировали никаких фактических преимуществ для граждан или большей жизнеспособности по сравнению с монархиями. Да взять хоть классические Афины, где "серая масса" по наветам и подкупам демагогов отправляла на смерть или изгоняла лучших своих мыслителей, полководцев, государственных деятелей - фактически любого, возвышающегося над средним уровнем. И если США кичатся двухсотлетием своей демократии, то ведь с исторической точки зрения это совершенно ничтожный срок по сравнению с веками процветания и благоденствия России под монархической властью Рюриковичей и Романовых. А в фазу процветания и благоденствия Америка вступила всего-то сорок лет назад. Привожу эти примеры не в качестве обратного противопоставления, преимуществ монархии перед демократией, а только для того, чтобы показать необходимость более объективного подхода к оценкам данных явлений. Показать, что сама по себе "форма" отнюдь не является однозначным качественным критерием, если брать ее в отрыве от конкретного "содержания".
      "Произвол" русских самодержцев действительно, вроде бы, не ограничивался юридическими нормативами, в отличие от европейских властителей. Да вот только почему-то ни один царь не позволял себе отправлять на казнь надоевших жен, как это порой практиковали короли Англии. Или разорять государственную казну и вводить новые налоги ради фавориток, как частенько проделывали короли Франции. Или иметь 354 побочных ребенка от разных матерей и сожительствовать с собственной дочерью, как Август Саксонский. Причем и эти явления воспринимались в качестве вполне нормальных и допустимых, воспринимались не только "общественностью", но даже и жертвами. Британская королева Анна Болейн, от которой решил избавиться муж, когда узнала, что по его великой милости ее не сожгут и не выпотрошат заживо, а просто обезглавят, засмеялась от радости, ощупывая свою шею и объясняя тюремщикам: "Я слыхала, что палач просто искусник, а шея у меня тонкая". Другая отставная королева, Кэтрин Говард, только и попросила, что принести к себе в камеру плаху - чтобы порепетировать, как поизящнее класть на нее голову. Французские обыватели если и возмущались при введении новых разорительных поборов, то лишь ненасытными аппетитами очередной королевской любовницы - а не против поведения своего короля, и кряхтели, но платили. А Августа Саксонского при всех европейских дворах почитали в качестве одного из самых блестящих и достойных монархов своего времени. Ну а с точки зрения формальной законности во всех случаях оказывалось все в порядке.
      Если же взять русских царей, то для них кроме юридических норм (которые, кстати, тоже существовали) имелись еще и нормы духовные, и на поверку они, видать, оказывались попрочнее писаных законов. И уж куда прочнее западных духовных норм, составлявших фундамент общества наряду с правовой базой. Скажем, когда римского папу Иоанна XXIII все же пришлось сместить, то согласно Гиббону, "наиболее скандальные обвинения были замяты; служитель Бога был обвинен только в пиратстве, убийстве, насилии, содомии и инцесте". И ведь случай это был далеко не единичный - стоит вспомнить хотя бы нашумевшие "семейки" Борджиа, Медичи, скандал с папессой Иоанной... И мыслимо ли было что-нибудь в этом роде среди русских светских или духовных властителей? Даже чисто теоретически?
      Ну а хваленые западные "свободы" сплошь и рядом оборачивались свободой сильного. Свободой феодала разбойничать на дорогах и выжимать соки из своих крестьян вплоть до лишения жизни или права первой ночи. Свободой вельможи стереть в порошок не потрафившую ему мелкую сошку. Свободой междоусобиц, опустошавших целые области. И если, к примеру, взять кичившуюся своими свободами Речь Посполитую, то открывается картина дичайшей вакханалии и анархии, которые в итоге и довели страну до распада и гибели. Конфликты дворянства решались вооруженными наездами. Самовольная шляхта разваливала государство, из мелких корыстных интересов запросто проваливая на сеймах любое решение. Любой магнат самолично, порой по мимолетному капризу, решал вопросы жизни и смерти не то что хлопов, а даже зависимых дворян...
      Да возможно ли было хоть что-то подобное на Руси? Вот уж нет. Тут ведь надо всеми, какими ни на есть вельможами царь-батюшка стоял, и спросить мог с каждого. А уж вопросы жизни и смерти самого распоследнего холопа только в Москве и решались - и из писанных законов, и из духовных. Да и большинство иностранцев, приезжавших в Россию, как бы скептически и критически они ни были к ней настроены, тем не менее, отмечают, что крестьяне тут жили не в пример лучше своих западных собратьев. Зато российская миссия, посетившая Францию в 1717 г., была просто поражена нищетой местных земледельцев и простолюдинов - причем это наблюдение относится ко времени, когда и русское крестьянство далеко не благодействовало, отягощенное огромными податями и повинностями из-за Северной войны, строительства Санкт-Петербурга, флота и т. п.
      И не удивительно, что со своей точки зрения такой свободы, как за рубежом, россияне и даром не хотели. Что проявилось, например, в выступлениях против Семибоярщины, "конституционного" правления Шуйского, боярских правительств во времена междуцарствий. Всесилье и неограниченный разгул аристократии оказывались для народа куда более тяжелыми и разорительными, чем власть самодержца, способного держать в узде всех вельмож. И когда в 1730 г. при восшествии на престол Анны Иоанновны иностранные послы сокрушались, что "русские упустили возможность избавиться от рабства", то требуются некоторые уточнения - что понималось под "рабством", и какие "русские" имелись в виду. Не крестьяне, не мещане и даже не дворяне. А только кучка высших аристократов, предложивших императрице "кондиции", ограничивающие ее власть в свою пользу. И воспротивилось-то этой акции, помогло ее сорвать как раз мелкое, служилое дворянство. Потому что не захотело установления власти олигархии. И "рабство" в понимании иноземцев, для русских означало "равенство" перед царем любого вельможи и выходца из низов. Точно так же, как сам царь был перед Богом равен с рядовыми христианами.