А главное направление коммунистической экспансии с этого времени развернулось на Восток. С точки зрения "мировой революции" это тоже получило теоретическое обоснование. Дескать, главным оплотом империализма является Великобритания, но революционная ситуация там не может возникнуть, поскольку буржуи избаловали рабочий класс за счет ограбления колоний. А вот если колоний у англичан поубавится и им придется потуже затянуть пояса, то глядишь, и возьмутся за ум, поднимут знамя борьбы. Поэтому СССР активно поддерживал гражданскую войну в Китае в 1925-27 гг., разворачивал подрывную работу в Иране и Афганистане. И легко увидеть, что такая деятельность тоже весьма отличалась от предшествующего периода. Хотя она и велась под идеологическим флагом, но приобретала явные черты "державности" - борьбы за сферы влияния и геополитических интересов. Да и формы советского проникновения - финансирование и поддержка своих ставленников, направление военных и политических советников и т. д., по сути ничем теперь не отличались от того, что делали западные державы. И кстати, любопытно отметить, что идеологическая подкладка больше мешала, чем помогала успеху. Планы, рождавшиеся в Москве (в том числе и сталинские) вырабатывались строго на основе непогрешимых ленинских теорий. Но эти догмы в конкретные условия других стран ну никак влезать не хотели, и подобные инструкции, внедряемые через советников, только путали карты местным сторонникам Москвы и приводили их к поражениям - как было в том же Китае.
      Фактический поворот от стратегии "интернационализма" к "государственности" завершился в 1926 г. В январе вышла работа Сталина "К вопросам ленинизма", где среди прочих вопросов уже однозначно обосновывалось, что СССР обладает всеми необходимыми ресурсами для построения социализма в одиночку. Дальнейшее утверждение этой линии шло параллельно с добиванием конкурентов. Весной 26-го Троцкий и Зиновьев со своими сторонниками сумели объединиться, и Лев Давидович составил проект "платформы оппозиции". Его представили в ЦК, опальные вожди принялись организовывать демонстрации на заводах с требованием проведения партийной дискуссии по своей программе. И сами же подставились по чисто формальным признакам - потому что еще при Ленине было принято решение о недопустимости фракционности в коммунистических рядах. Их обвинили в расколе, "оскорбительном вызове единству партии". Перепуганные оппозиционеры - и Троцкий, и Зиновьев, и Каменев, и Сокольников, каялись в ошибке и обещали, что больше не будут. Крупская публично отреклась от соратников. В октябре 1926 г. Троцкого и Каменева исключили из Политбюро, Зиновьева сняли с поста председателя исполкома Коминтерна. На XV партконференции "троцкистско-зиновьевский блок" был совершенно разгромлен и растоптан. Но характерно, что главным вопросом этой же конференции стали тезисы о "построении социализма в одной стране", которые и были одобрены подавляющим большинством. С этого времени и Коминтерн окончательно утратил прежнее значение, превратившись просто в придаток советских спецслужб.
      7. Фронт по всему миру
      В относительно спокойных и благополучных 20-х между двумя Россиями, Советской и Зарубежной продолжалась непримиримая война.
      Правда, некоторые начали "сходить с дистанции". Так "Центр Действия" после понесенных поражений распался. Престарелый Чайковский, быстро теряющий былую энергию, ударился в мистику и стал активным масоном (в эмиграции существовало несколько русских лож - "Северное сияние", "Северная звезда", "Северное братство", в них входили некоторые видные деятели: Керенский, Кускова, Амфитеатров и др. Хотя имеющиеся данные о таких ложах дают весьма проблематичную картину - основывались они с нарушением всех масонских традиций, т. е. заведомо не входили в мировые масонские структуры, сами придумывали для себя новые правила, вроде разрешения на участие женщин. А Керенский и Кускова пользовались своим масонством, в основном, для того, чтобы на старости лет раздувать собственную роль в событиях минувшего).
      А место отошедших борцов занимали другие. "Лига Обера" провела пять международных конференций - в Париже, Лондоне, Гааге и две в Женеве. Предпринимались попытки вывести противодействие коммунизму на уровень некоего "межправительственного союза" - но разумеется, безрезультатные. Движение "Крестьянская Россия" было в 1925 г. преобразовано в Трудовую Крестьянскую партию (ТКП). В Праге прошло несколько ее съездов. После разгрома московской организации возможности этой партии значительно уменьшились, но все же она, а с ее помощью и союзники по Республиканско-Демократическому объединению, продолжали засылать в Россию свою литературу через доверенных лиц в приграничной полосе. От случая к случаю такая литература переправлялась и через Харбин. Б. Н. Савинков после подавления зеленого движения решил перейти к прежним, дореволюционным формам и начал разрабатывать планы "центрального террора" на советских вождей. Свою агентуру продолжали засылать РОВС и БРП.
      Кое-где сражались и в открытую, с оружием в руках. Так было в 23-м в Болгарии, когда некоторые белогвардейцы вступали добровольцами в отряды Цанкова, считая это продолжением борьбы с большевизмом. Так же восприняли многие эмигранты начало гражданской войны в Китае в 1925 г. - тем более, что революционная сторона поддерживалась и финансировалась Москвой, снабжалась оружием, сюда были направлены многочисленные большевистские советники - и военные, во главе с Блюхером, и политические, во главе с Бородиным. Для борьбы на стороне Чжан Цзолиня против гоминьдановских и коммунистических войск генерал Нечаев создал отряд из 4 тыс. белогвардейцев с артиллерией и броневиками, а одним из советников китайского правителя стал Н. Меркулов - бывший лидер Владивостокского правительства. Но данный опыт никак нельзя было назвать удачным. В специфических условиях китайской войны, когда постоянно менялся расклад сил, а массы народа и генералы со своими армиями переходили с одной стороны на другую, то и дело перетасовываясь в различных комбинациях, русский отряд оказался в положении "иностранного легиона". Его, как самый надежный, бросали на самые жаркие участки. А из-за внутрикитайских интриг (когда, скажем, тот или иной генерал стремился сберечь свои войска - поскольку они были его собственные, персональные, а не "общие") белогвардейцы раз за разом попадали в критическое положение и несли большие потери. В боях полегла почти четверть личного состава. Война для русских выглядела все более непонятной и безрезультатной, а разочарование и чуждая обстановка порождали тоску и пьянство.
      В свою очередь, и советские спецслужбы продолжали активные действия против эмигрантских организаций. Пользуясь упрочением международного положения СССР, они постепенно набирались опыта, совершенствовали тактику и наращивали удары. Все еще шла агитация за "возвращенчество", только от массовой пропаганды большевики перешли к более изощренным формам. Например, кроме слишком уж засветившихся отделений "Совнарода" стали использовать "сменовеховские" организации. Иногда - напрямую, отыскивая в них кандидатуры, подходящие для вербовки, иногда - втемную. Через своих "доброжелателей" поддерживали и финансировали сменовеховские издания, приманивая к сотрудничеству с ними деятелей культуры, науки, творческой интеллигенции. При таких финансовых преимуществах зарубежные русские таланты имели гораздо больше шансов опубликовать свои произведения в сменовеховских органах, и платили там лучше. Ну а потом начиналась дальнейшая обработка и затягивание в СССР. И естественно, общий моральный эффект от удачи с более-менее заметной фигурой был намного значительнее, чем от выманивания нескольких рядовых беженцев. Но надо заметить, что если в эмиграции "сменовеховство" всячески приветствовалось и поощрялось коммунистами, то внутри СССР само слово "сменовеховец" считалось ругательным, таким ярлыком клеймили "случайных попутчиков", примазавшихся к советской действительности и работающих не по идейным, а по практическим соображениям.
      Организовывались и провокации другого рода. Похоже, например, что не без участия ОГПУ была создана столь заметная в эмиграции организация как "Союз младороссов". Он образовался на съезде русского студенчества в Мюнхене в 1923 г., и возглавил его некто А. Л. Казем-Бек, провозгласивший совершенно фантастическую программу. С одной стороны, младороссы объявляли себя монархистами, сторонниками Кирилла Владимировича, но с другой отвергали восстановление прежней России и требовали соединить монархизм "с достижениями революции", выдвинув абсурдную формулу "Царь и Советы". Тем не менее, поначалу движение привлекло значительную часть молодежи. Была перенята некоторая атрибутика итальянских фашистов - Казем-Бек окружал себя "синерубашечниками", знаменами, копировались приветственные жесты и крики. Союз издавал газету "Младоросская искра" и предъявлял претензии на роль "второй советской партии" - то бишь монархической партии, которая якобы могла бы открыто существовать в системе СССР наряду с коммунистами. При этом младороссы не желали сотрудничать ни с кем, поливая грязью и РОВС, и ВМС, и милюковцев. Правда, потом произошел раскол - многие члены движения стали подозревать своего лидера в связях с советской разведкой. Его обвинили в том, что своим политическим хулиганством он только разлагает патриотические круги эмиграции, и в Софии возник другой центр - "Союз неомладороссов". (Казем-Бек в 1956 г. вернулся в СССР, был помощником главы иностранного отдела Московской патриархии, но и здесь его считали "опасным человеком" - распускать язык в его присутствии категорически не рекомендовалось).
      Исчерпывающую информацию о деятельности и планах иностранных группировок ОГПУ получало различными способами. Скажем, использовался тот фактор, что их отделения были разбросаны по всему свету, и чтобы сохранять единство, должны были постоянно информировать друг друга. Так, руководитель армянских дашнаков в Тавризе Ишханьян аккуратно посылал в Париж свои доклады, а оттуда получал инструкции и обобщенные сведения о деятельности партии. Точно так же тавризский представитель мусаватистов Мирза-Балла поддерживал регулярный обмен информацией с Константинополем. Но местный почтмейстер был на корню куплен резидентом из советского консульства и добросовестно передавал ему для просмотра всю подобную корреспонденцию. А представитель украинских националистов в Константинополе и сам был завербован, передавая ОГПУ всю текущую переписку о делах своей организации. Там же перекупили кого-то из секретариата грузинских меньшевиков, и советским спецслужбам направлялись в копиях протоколы всех заседаний.
      Для работы против дашнаков широко использовалось и армянское духовенство. Эчмиадзин, духовный центр армянской церкви, остался на советской территории, а разрешение на проезд туда для канонического посвящения в более высокий сан давали не всем. Выбирали тех, кого в обмен на карьеру в церковной иерархии удавалось склонить к сотрудничеству, или тех, в чье ближайшее окружение уже были внедрены чекистские агенты.
      Русских эмигрантов вербовали, обещая амнистию, гарантируя хорошее устройство в СССР, а то и обеспечивая возможность прилично жить, оставаясь за рубежом. Разумеется, покупались далеко-далеко не все, но в такой массе при желании всегда можно было найти подходящих. Скажем, в Персии был привлечен к сотрудничеству некий полковник Джавахов. По заданию ОГПУ он связался с местным отделением "Братства русской правды" и заявил, что хочет помогать этой организации. Сообщил, что имеет свои каналы связи через границу, контакты с повстанцами в СССР. Уже упомянутые неразборчивость БРП и наивность в вопросах конспирации сказались в полной мере. Джавахова приняли с распростертыми объятиями, а дальше Бакинское ГПУ само писало отчеты о его "деятельности", которые он пересылал в Братство, быстро заслужив репутацию активного борца с коммунизмом. Его, в свою очередь, информировали об успехах других звеньев организации, от чекистов он получил деньги на покупку гостиницы в Реште, которую стал безвозмездно предоставлять для собраний и русским организациям, и мусаватистам. И естественно, все говорившееся на таких собраниях сразу становилось известно в Баку. Для засылки в СССР Джавахову тюками передавали литературу - и газеты, для выпуска которых нищее БРП скребло деньги по копейкам, заполняли чекистские кладовые. Несколько раз Джавахов отправлялся лично для докладов высшему руководству - его встречали с почетом как заслуженного антисоветского деятеля, подробно рассказывая обо всех делах и планах Братства.
      В рамках этой операции вблизи иранской границы ОГПУ поселило нескольких сотрудников, изображавших "повстанцев" Джавахова. К ним направляли агентов БРП, эти сотрудники присоединялись и к настоящим повстанцам, армянским и азербайджанским, отряды которых пытались просочиться из Персии. И благополучно приводили их в ловушки... Кстати, примерно так же, в основном, агентурными методами, чекистам удалось покончить с басмаческим движением в Средней Азии. Постепенно сложилась ситуация, когда о каждом вторжении из Афганистана было известно заблаговременно, и последние рейды Джунаид-хана и других лидеров приводили их прямехонько в засады, на пулеметный расстрел.
      Дополнительные возможности для ОГПУ предоставил описанный в предшествующих главах разгром многочисленных подпольных организаций на территории СССР в 1921-23 гг. А от раскрытых групп открывались пути проникновения в зарубежные центры. Так, еще в 1921 г. чекисты вышли на след одного из резидентов Е. Коновальца. И через него было внедрено несколько агентов в организации украинских националистов. Точно так же в Баку очутились "под колпаком" резиденты мусаватистов. К ним продолжали поступать письма лидера партии д-ра Ахундова, направлялись связные, и чекисты использовали игру, получая ценную информацию и контролируя действия противника.
      Еще 5. 12. 20 г. вышел секретный приказ Дзержинского, в котором рекомендовалось "устройство фиктивных белогвардейских организаций в целях быстрейшего выявления иностранной агентуры на нашей территории". И на базе раскрытых подпольных сетей
      было проведено несколько крупных провокаций примерно по одному сценарию. Одну из первых осуществило Украинское ГПУ против генерала Тютюнника. Оно выследило слабенькую организацию "Верховна вийскова рада", но решило, вопреки обыкновению, не арестовывать ее, а поэкспериментировать. Чекисты проникли в состав организации, развили бурную деятельность по расширению ее "сети". С помощью ГПУ "Рада" быстро усилилась, обрастая новыми структурами. Попутно рос и рейтинг "новых членов", обеспечивших такой успех, и вскоре чекистские агенты выдвинулись в руководство, захватив его под свой контроль. И настойчиво внушали мысль, что для активизации действий организации не хватает авторитетного вождя, для чего инициировали обращение к Тютюннику. К нему во Львов был послан не чекист, а один из настоящих создателей "Рады", которого трудно было заподозрить в связях со спецслужбами, да он и сам пребывал в блаженном неведении, чью волю исполняет.
      Но все же Тютюнник проявил осторожность. Сперва он послал для проверки одного из помощников. Тот совершил поездку по различным городам, встречаясь с местным "активом" - организация уже имела отделения по всей Украине, создала видимость проникновения в различные советские структуры, и эмиссар вернулся в полном восторге, доложив, что дело и впрямь серьезное, и на эту карту вполне можно делать ставку. Тютюнник заинтересовался, зимой 1923 г. перешел границу и сразу был схвачен. По его делу Харькову пришлось выдержать настоящую битву с Москвой, которая требовала расстрелять генерала. Но Украине хотелось иметь свою "рекламную фигуру" наподобие Слащева для агитации националистов за возвращенчество, и кое-как Дзержинского уломали. В тюрьму к Тютюннику хлынуло паломничество агитаторов, включая руководство республики, ему доказывали прелести украинской жизни при советской власти, приводили примеры улучшения положения крестьян в результате нэпа, развития национальной культуры и языка. И хотя не сразу, все же уговорили к переходу на службу. В 1925 г. он был назначен помощником начальника и преподавателем Харьковской школы красных командиров - но понятное дело, оставался под постоянным надзором чекистов.
      В эти же годы разработка аналогичных проектов шла полным ходом и в самой Москве. Здесь под руководством Дзержинского, Менжинского и начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Артузова почти одновременно начали проводиться еще две подобных операции - "Трест" и "Синдикат-2". Одна против руководства РОВС, другая - против Савинкова. Его планы "центрального террора" не на шутку встревожили большевистскую верхушку. Посыпались дипломатические протесты, на поляков оказывалось давление через западные страны - вопрос о Савинкове всплывал на любых переговорах, поднимался в прессе. В результате Польша должна была выслать его, он перебрался сперва в Прагу, потом в Париж и оттуда продолжал руководить своим НСЗРиС. Для провокации против него решили использовать его же собственных эмиссаров в России - московского резидента Зекунова и адъютанта Шешеню, об аресте которых Савинков не знал. Была придумана легенда о сильной подпольной организации "Либерально-демократическая группа" (ЛД), действовавшей с 1921 г. Ее руководителя изображал чекист А. П. Федоров (он же Мухин), с которым якобы случайно познакомился Зекунов.
      Поскольку этот савинковец заложил ряд соратников и был хорошо "повязан", его сочли возможным послать за границу, снабдив богатыми разведывательными материалами, вроде бы, переданными от "Либерал-демократов". Он прибыл в Вильно к уполномоченному НСЗРиС Фомичеву, а оттуда в Варшаву, где доложил областному комитету столь ценную информацию. Там Зекунов узнал о посылке еще нескольких эмиссаров в Россию их сразу арестовали, чтобы доказать ненадежность каналов, не связанных с "ЛД". Во вторую поездку с Зекуновым отправился Федоров. Он рассказал Варшавскому комитету о своей организации, и савинковцы для проверки решили послать в СССР Фомичева. Его не тронули - пользуясь "связями ЛД", он вместе с Федоровым и Зекуновым свободно добрался до Москвы. С его участием провели несколько заседаний "руководства подполья" и забросили хитрую удочку - на заседаниях некоторые члены ЛД стали выражать скептическое отношение к НСЗРиС - мол, вряд ли эта организация представляет реальную силу, и контакты с ней если и имеют какое-то значение, то только моральное, из-за личного авторитета Савинкова. Фомичев клюнул, принялся доказывать обратное и высказался за необходимость объединения. Что чекистам и требовалось.
      Савинков инициативу подчиненного одобрил, и летом 1923 г. состоялась поездка Федорова в Париж. Он встретился с Савинковым, его помощниками Павловским и супругами Деренталь, а также Сиднеем Рейли. Провел он игру хорошо. Раскрывая "свои карты", вынуждал собеседников к ответной откровенности. И Савинков согласился возглавить объединенное руководство НСЗРиС и ЛД. А по поводу якобы имеющихся финансовых трудностей тут же выдвинул план "эксов" - по дореволюционному эсеровскому примеру организовывать налеты на банки и кассы, для чего обещал прислать своих специалистов.
      Все же он был опытным волком, и вдогонку Федорову отправил в Москву Павловского. Тот пересек границу по неизвестному ЛД каналу и нагрянул вдруг с проверкой к Шешене. Опасаясь, что он что-нибудь пронюхает или уже пронюхал, его взяли. Павловский не смирился, попытался бежать из тюремной бани, оглушив конвоира, однако вырваться так и не смог. За обещание сохранить жизнь его заставили сотрудничать с чекистами. Под их диктовку он написал письмо, где закидывалось еще несколько удочек в расчете на слабые струнки Савинкова. Мол, образован "временный ЦК НСЗРиС", заочно избравший зарубежного лидера председателем. Писалось, что "только в России настоящая работа", в то время как в эмиграции "толкут воду в ступе", и сам Павловский, дескать, целиком ушел в здешнюю живую деятельность. А чтобы подтолкнуть Савинкова к приезду, придумали историю, будто в организации возникло два течения - "активисты", призывающие к немедленным действиям, и "накописты", требующие выжидать и набираться сил. И это разделение, мол, способно расколоть движение, если не будет авторитетного вмешательства.
      Тем не менее, Савинков все еще осторожничал и потребовал приезда Федорова, Шешени и Павловского. Отправились двое - отсутствие Павловского объяснили подготовкой крупного "экса" и побега из тюрьмы его брата. Борис Викторович сразу насторожился. Согласился с необходимостью прибыть в Россию самому, но сперва намеревался все же дождаться. Павловского - дескать, нужно обсудить с ним кое-какие заграничные дела. А пока опять послал Фомичева. И снова пошла игра. Перед Фомичевым инсценировали заседания с участием Павловского, который старался мирить между собой ругающихся "активистов" и "накопистов". Там же он высказал просьбу оставить его пока в России для проведения "эксов", и "ЦК удовлетворил его просьбу". Чтобы усыпить бдительность Фомичева, его тоже избрали на ответственный пост уполномоченным по Тверской, Брянской и Тульской губерниям, и отправили в поездку по провинции, а его отчет и письмо Павловского с обещанием скоро приехать отвез в Париж чекист Сыроежкин. Через некоторое время Фомичеву сообщили, будто Павловский ранен при нападении на поезд, представили его в перебинтованном и загримированном виде, и "ЦК" постановил отправить для доклада Фомичева и Федорова. Сообщалось, что Павловскому с помощью Фомичева в какой-то мере удалось сгладить противоречия в организации, но теперь из-за ранения все опять может пойти кувырком. И Савинков решился.
      15. 8. 1924 г. перешел границу, его привезли в Минск на конспиративную квартиру, где, не упустив возможности позабавиться, ждали под видом местных подпольщиков сам Артузов, руководители Белорусской ГПУ Пиляр и Медведев. И лишь после доверительной беседы сообщили, кто они такие. Над Савинковым разыграли судебный процесс, используя состояние его морального шока, чтобы вынудить "признание" советской власти. И приговорили к расстрелу, который великодушно заменили 10-летним заключением. Правда, лишь для того, чтобы сфабриковать от его имени покаянные письма к соратникам и родным. А, сделав дело и выжав все, что можно, из его громкого имени, инсценировали самоубийство - 7. 5. 1925 г. Савинкова сбросили в лестничный пролет на Лубянке. Похоже, он предвидел такой вариант расправы и сумел передать записку сыну, где призывал не верить, если пойдут слухи о его самоубийстве.
      Параллельно с "Синдикатом-2" разворачивалась операция "Трест". Для ее осуществления в Москве были завербованы действительный статский советник А. А. Якушев (он же Федоров) и генерал М. Н. Потапов, служившие в советских учреждениях. Их, видимо, круто обработали в ОГПУ (по некоторым данным, Якушева обвинили в антисоветской деятельности и пригрозили расстрелом), запугали возможными репрессиями против родных и сделали из них послушных и толковых агентов. Для пущего правдоподобия добавили арестованного савинковца Опперпута (он же Стауниц, он же Касаткин), об участии которого в борьбе с коммунистами могли что-то знать за границей. Согласно легенде, они представляли большую организацию под названием "Монархическое объединение Центральной России" (МОЦР), имеющую колоссальные возможности и внедрившую своих людей на многие руководящие должности. Своей целью она ставила подготовку переворота, для чего хотела заручиться поддержкой западных держав и эмиграции - в первую очередь, РОВС.
      Ну а чекисты с помощью "Треста" намеревались выявить каналы связи между Россией и зарубежьем, узнать планы противников, внести раскол в их ряды, при удаче - устранить лидеров. И главное - защитить коммунистическое руководство от возможного террора. Точно так же, как "Либеральные демократы" в своей программе резко осуждали индивидуальный террор, и лишь на этом условии соглашались вести переговоры с Савинковым, так и "Трест" должен был убедить верхушку эмиграции, что террор и диверсии несвоевременны и вызовут ответные репрессии, способные разрушить их отлаженную организацию.
      С такими задачами Якушев отправился в Берлин, где встретился с руководством Высшего Монархического Совета, установил через него контакты с деятелями, близкими к Врангелю - В. В. Шульгиным, Н. Н. Чебышевым, начальником контрразведки Е. К. Климовичем. И игра началась. В следующую поездку Якушев побывал в Париже, увиделся с Кутеповым и великим князем Николаем Николаевичем, сумев завоевать их доверие. Для ознакомления на месте с организацией "Треста" в Россию послали эмиссаров РОВС, Радкевича и племянницу Кутепова Марию Захарченко (она же Шульц, Стесинская). Они прибыли в Москву в 1923 г., и ОГПУ смогло их убедить как в существовании МОЦР, так и в его силе. Чтобы удобнее было принимать таких гостей, сразу же беря под контроль, в 1924 г. было специально организовано чекистское "окно" на финской границе, где свободный проход обеспечивал якобы подкупленный начальник заставы Тойво Вяхя. Для доказательства "надежности" этого окна по нему переправили за рубеж кого-то из дальних родственников Врангеля.
      Посланцев до поры до времени не брали, знакомили с "активистами подполья", демонстрировали разветвленные структуры и большие возможности. Заваливали РОВС ценными разведданными, и очень быстро вся разведка Кутепова фактически замкнулась на "Трест" - такие источники информации ей прежде и не снились. Была налажена регулярная "нелегальная" переписка. Парижу сообщали обо всех успехах организации, а в ответ просили помочь деньгами кстати, просьба далеко не безобидная, финансирование всегда было больным местом эмигрантских группировок, и чекисты, выпросив с трудом добытые деньги, лишали противника возможности для действий в иных направлениях. Но главное, постоянно требовали осведомлять о делах за рубежом - это, дескать, повышает дух героев-подпольщиков и позволяет координировать внутреннюю работу с внешней. И Кутепов наивно шел на поводу, посылая периодические сводки о деятельности эмигрантских организаций и их взаимоотношениях.
      Успехи "Треста" вызывали интерес и в других группировках, с которыми прямо или косвенно был связан РОВС. В орбиту провокации постепенно втягивались ВМС, Торгпром, "Лига Обера", движение евразийцев, иностранные спецслужбы. Многие исследователи отмечают, что чекисты старались вбить клин между Врангелем и Кутеповым. Например, донесения "Треста" наполнялись потоками неумеренной лести в адрес Александра Павловича. Писалось: "Вы и только Вы спасете Россию, только Ваше имя пользуется у нас популярностью, которая растет и ширится".
      Но можно смело предположить, что дело тут не только в желании поссорить руководителей РОВС. Похоже, Кутепова просто пытались заманить в Россию по схеме Тютюнника и Савинкова. Так, инсценированный в присутствии эмиссаров из-за рубежа "съезд" из нескольких сот человек единогласно избрал Кутепова почетным председателем. Точно так же, как перед этим "временный ЦК НСЗРиС" избрал председателем Савинкова.
      Однако генерал по своему складу отличался от руководителя боевиков и лезть в чуждую для него обстановку подполья явно не собирался. Поэтому чекистам пришлось довольствоваться фигурами более мелкого масштаба. Одной из жертв стал Сидней Джордж Рейли. Авантюрист по натуре, он решил рискнуть и посетить организацию, о которой уже ходили легенды. Осенью 1925 г. его провели через "окно" Тойво Вяхя, проводили в Ленинград, а потом в Москву, дали отправить по почте весточку за границу. 27 сентября устроили его совещание с руководством "Треста", а прямо оттуда отвезли на Лубянку. 5 ноября он был расстрелян. Чтобы не обрывать на этом игры, на границе инсценировали "случайную" перестрелку, и чекист, загримированный под Рейли, изобразил его гибель на глазах финских пограничников. Сам разведчик был в тот момент еще жив - пытаясь деморализовать и вынудить давать показания, чекисты предъявили Рейли газету с описанием его смерти. Так же заманили в Россию и взяли видного монархиста князя П. Долгорукова. А летом 1926 г. в Париже при загадочных обстоятельствах исчез генерал Монкевиц, ведавший в разведке РОВС вопросами внешних связей - в частности с "Трестом".
      Вероятно, все еще не теряя надежды заманить Кутепова, чекисты в конце 1925 - начале 1926 гг. устроили поездку в СССР В. В. Шульгина. Его под контролем ОГПУ провезли через Ленинград, Москву, Киев, целым и невредимым вернув за границу. На него произвела огромное впечатление сила организации, с "деятелями" которой он повсюду встречался, и агенты которой якобы оберегали его безопасность. И впрямь оберегали - среди тех, кто с ним встречался, был сам Генрих Ягода. А чтобы закрепить успех и распространить впечатление Шульгина на всю эмиграцию, обнаглевшее ОГПУ само же подбросило ему мысль написать книгу о своей поездке и помогло с подбором материала. Книга вышла в Берлине под названием "Три столицы", однако в данном случае чекисты переиграли сами себя. Когда деятельность подполья была таким образом разрекламирована в открытой печати, а "Трест", несмотря на это, не понес ударов и продолжал функционировать, многие заподозрили неладное. И иностранные разведки, и многие эмигрантские группировки, пользовавшиеся услугами "Треста", стали избегать контактов с ним. Кутепов еще колебался, но тоже оборвал некоторые "линии", вызывавшие наибольшие подозрения.
      А окончательно развеялись сомнения в апреле 1927 г. Из России в Финляндию бежал Опперпут, покаялся в работе на ОГПУ и разоблачил всю грандиозную провокацию. Он выразил горячее желание отомстить коммунистам и делом доказать свою искренность, и через месяц вместе с активистами РОВС Марией Захарченко и Вознесенским отправился в СССР для совершения теракта. В начале июня они пытались устроить диверсию в Москве, подложить бомбу в общежитие ОГПУ, но попытка не удалась, и группа стала уходить к западной границе. Под Смоленском они попали в облаву, в которой погиб Опперпут. Захарченко и Вознесенский захватили машину, вырвались на ней из кольца, однако водитель испортил автомобиль. Они продолжали путь пешком, у станции Дретунь напоролись на засаду и в перестрелке были убиты. Впрочем, это только официальная версия. В эмигрантских кругах выдвигалась и другая - что Опперпут просто отвел агентов Кутепова в ловушку, а появлялся за границей и делал разоблачения тоже по заданию ОГПУ. Поскольку доверие к "Тресту" пошатнулось, то для чекистов было вполне логично свернуть операцию, но громкий скандал при этом наносил дополнительный удар по Кутепову, подрывая его авторитет.