– Немного мудрено, но понятно. Хотя, как я понимаю, перед этим лучше на короткое время слетать в это самое прошлое.
      – Или будущее, - подсказал император.
      – Или будущее, чтобы удостовериться, что Тай-Суй действительно стоит на месте.
      – Или, если не на месте, то узнать где и запомнить. В принципе, как видишь, не так уж все и сложно.
      – Да, но если во время какого-нибудь вояжа случится так, что мне срочно будет нужно вернуться назад или просто унести побыстрее ноги? Не важно, пользовался я таймером возврата или нет. Есть способ активизировать машину и улететь до истечения времени или не добираясь до установки?
      – Если такой способ и существует, то мне он неизвестен.
      – Значит, всего две возможности. Негусто. А если несчастье, если она меня забросит в жерло вулкана или племя каннибалов, оголодавших после длительного поста. Все, поминай как звали?..
      Император ухмыльнулся.
      – Издержки несовершенной техники. Совершенства нет. Во всяком случае, будешь осмотрительнее. Мало того, что он может путешествовать во времени, так еще и забирай его из этого времени, чуть ли не по мановению волшебной палочки. Могу помочь советом: если отправляешься без таймера возврата, то все равно установи этот таймер, скажем, на год - дополнительная страховка. Всякое произойти может. Вдруг тебя упекут в тюрьму или на рудники, как ты тогда доберешься до Тай-Суя. А так, пусть через год, но ты гарантированно попадешь домой.
      – Обязательно воспользуюсь вашим советом. А сами-то вы много путешествовали?..
 

7

 
      – Доктор, что с ним? Надеюсь, ничего серьезного? Это были первые слова, которые услышал Рип.
      – Просто ушиб, возможно, небольшое сотрясение. Но не беспокойтесь, организм молодой, он быстро поправится.
      Рип открыл глаза. Он лежал, серая полупрозрачная ширма отделяла его от говоривших.
      – Спасибо, доктор. Хоть одно хорошее известие за последнее время. Только еще одной жертвы нам недоставало.
      – Удалось выяснить хоть что-нибудь?
      – Слишком рано. На месте катастрофы работает группа, но...
      Катастрофа. Теперь Рип со всей ясностью вспомнил, где он находится.
      – Простите, - голос доктора звучал немного смущенно, - это тот самый человек, что размахивал бластером и требовал прекратить полет?
      – Да, он.
      – И он оказался прав, они погибли.
      – Вот это-то меня и беспокоит. Каким образом этот субъект прознал о предстоящей катастрофе? Может, вы поможете, он что-то говорил в бреду?
      – Только обычная в таких случаях мало понятная, спутанная речь. Кричал, метался, звал отца, мать, однако, насколько я знаю, ничего, что могло бы заинтересовать вас.
      Отец! Мать! Слова болью отдались во всем теле. Болью намного сильнее, нежели физическая боль... Он прилетел сюда спасти их, а в итоге...
      Ярко-красный огненный цветок неожиданно со всей ясностью встал перед глазами. Фотографией запечатлелся в мельчайших деталях. Рип моргал, закрывал и открывал веки, но изображение не уходило...
      – Что ж, спасибо, доктор, - сказал первый голос. - Как только ваш пациент очнется, сразу же известите меня. Вопросов накопилось более чем достаточно.
      Мужчины за ширмой попрощались.
      Заторможенный беспамятством мозг Рипа вновь начал работать в прежнем ритме.
      Он на Угрюмой. После того как взорвался флайер родителей, он налетел на приборную панель... Это было последнее, что он помнил... Родители! Захотелось застонать, впрочем, стон не мог помочь.
      А вот что могло помочь... сердце забилось сильнее... еще не все потеряно. Время в его власти. По какой-то нелепой, невероятной случайности его выбросило не 23 рамадана, как он намечал, а двадцать четвертого. Но можно же вернуться назад и все исправить...
      Рип попытался подняться с кровати. В груди заныло, и юноша со стоном опустился обратно. Почти тут же ширма исчезла, и рядом возникло смуглое миловидное личико в белой шапочке.
      – Вы что, не надо так напрягаться. Вам еще рано вставать, - прощебетали розовые губки. - Доктор сказал сильный ушиб. Дня два придется полежать...
      – Который сейчас час? - прервал девушку Рип.
      Пухлая ручка указала на настенные часы напротив кровати.
      – Только восемь утра.
      – Спасибо (как он их раньше не заметил). У вас есть что-нибудь анестезирующее?
      – Так сильно болит? - В голосе звучало профессиональное беспокойство.
      – Очень, - поморщился Рип.
      На самом деле боль была терпимой, но в ближайшие часы ему не представится возможность отдохнуть, вот тогда анестетик окажется как нельзя кстати.
      Пока медсестра ходила за лекарством, Рип прикинул в уме. До прибытия на Угрюмую он установил таймер на двадцать четыре часа. Через сутки Тай-Суй заберет его обратно, в каком бы месте и каком состоянии он ни находился. Когда он прибыл сюда, по-местному было десять часов до полудня. Значит, ему осталось продержаться, вернее пролежаться, всего два часа и по возможности за это время избежать щекотливых вопросов.
      – Вот ваше обезболивающее, - вернулась сестра, - одной таблетки хватает на двенадцать часов.
      – Спасибо. - Рип попытался изобразить очень ослабленного человека, это оказалось нетрудно. - Я неважно себя чувствую, хотелось бы вздремнуть пару часиков, если можно, попросите, чтобы меня не беспокоили.
      – Конечно, я понимаю. - Девушка поднялась и задернула занавеску. - Я прослежу, чтобы вы отдохнули как следует.
      – Большое спасибо.
      Было немного жаль обманывать добрую сестру милосердия, но что поделаешь.
      Конечно, он не спал эти два часа. Он лежал, думал и не сводил глаз с темных стрелок на стене.
      А ведь за тысячелетия со времени своего изобретения часы, вернее, циферблат часов не претерпел практически никаких изменений.
      Да, его украшали резьбой, орнаментом или картинками, его изготавливали из драгоценных камней или на жидких кристаллах, но две стрелки... большая и маленькая. И цифры.
      Когда маленькая стрелка приблизилась к десяти, Рип почувствовал привычную дрожь, на доли секунды его охватили темнота и ледяной холод, а в следующее мгновение глаза уже смотрели на матово-серую поверхность временной капсулы Тай-Суя.
 

8

 
      Император качнулся в кресле и мечтательно прикрыл глаза.
      – Да уж, пришлось попутешествовать. Когда отец открыл мне тайну Тай-Суя, я как ребенок кинулся забавляться новой игрушкой. Где я только не бывал... в каких временах, на каких планетах... легендарные события и личности... исторические тайны... красавицы... Отец сказал, что все через это проходят. И он тоже в свое время, и его отец...
      – Расскажите что-нибудь.
      – Не сейчас. - Император смущенно улыбнулся. - Позже как-нибудь. Может быть... Ты еще что-то хотел узнать?
      – Да, в своих путешествиях я могу брать с собой какие-либо предметы или живых существ?
      – Можешь, главное чтобы у них был телесный контакт с тобой. Впрочем, и тут не все ясно. Тай-Суй, скажем, не заберет кровать, на которой ты спишь, или одеяло, которым ты укрыт, хотя и контакт у вас куда уж теснее. Но зато возьми ты это одеяло в руки, и оно окажется с тобой. Вместе с тем схватись хоть обеими руками за флайер, или за ту же кровать, они останутся... Может быть, здесь дело в размерах камеры Тай-Суя, если предмет громоздок, она его автоматически отметает.
      – И, как я понял, предмет нужно взять в руки.
      – Не скажи. Установка, например, переносит и одежду, что на путешественнике, и оборудование, хотя руками ты к ним не касаешься.
      – Тогда каковы правила?
      – Не знаю. Может, она читает мысли или сама выбирает, что переносить, а что нет... Например, у меня пару раз было, что захватывался и близлежащий предмет, хотя никакого телесного контакта с ним я не имел.
      – И здесь неопределенность.
      – Как везде, мальчик мой. Как везде. Дерзай. Тай-Суй в твоем распоряжении. Может статься, и тебе повезет узнать больше.
      – Кстати, откуда вы знаете про все это? Про таймер возврата, двенадцатиминутный перерыв, про предметы, неужели сами установили?
      – Что ты. Конечно, нет, - махнул рукой император. - Все, что я рассказал, почти в точности поведал мне мой отец, а ему его отец и так далее. Тайна пользования передается в нашем роду вместе с тайной местонахождения Тай-Суя.
      – Но был же первый?
      – Был. Конечно, был. Отец говорил, что все эти правила открыл император Киото, впрочем, тогда он еще не был императором, а всего лишь мятежным и гонимым принцем, который на далекой планете нашел Тай-Суй.
      – Наверное, это был незаурядный человек. Увидеть неизвестную конструкцию, не только понять и разобраться, но самое главное - поверить, что она является машиной времени. Научиться пользоваться ею... На это не каждый способен.
      – Согласен. Впрочем, возможно, ему просто повезло.
      – Тут скорее не просто везение, а судьба, рок.
      – Как бы там ни было, он нашел ее, разобрался, и теперь мы имеем в своем распоряжении действующую машину времени.
      – Кстати о времени. Как насчет временных парадоксов? Если, скажем, я убью, чисто случайно, пусть он будет бандитом, но убью кого-то в прошлом. Я ведь уничтожу не только его, но и весь его род. Еще не родившихся детей, внуков, правнуков. А кто-нибудь из них вполне может оказаться ключевой фигурой в последующих столетиях. Получается, мир изменится и изменю его я. Или если в прошлом-будущем я встречусь сам с собой, заговорю, дотронусь... что произойдет... мы погибнем... или наоборот - ничего страшного?
      – Вот тут я тебе не советчик, - развел руки император, - однако совет дам: не экспериментируй. Время слишком сложная штука и мы еще очень мало знаем о нем. Волею судьбы, случая в твоих руках оказалась власть над этим временем. Однако ты, как и я - дети малые. Мы не доросли, да и не достойны этой власти. Поэтому не стоит злоупотреблять или просто баловаться ею. Тай-Суй не игрушка. Что же касается описанного тобой примера, то думаю, действительно, будущее изменится, однако осознаем ли мы эти изменения..., будем ли помнить о жизни до них или воспримем как нечто само собой разумеющееся... А может, время в состоянии само компенсировать возникающие катаклизмы, заглушать волны хаоса, порядка. Например, не родится нужный человек в одной семье, но родится в другой, и мы получаем вместо закона Менделеева-Клайперона постулат Ю-Суя-Порывайло, что не меняет сути. Кто знает... И кто скажет, сколько раз такие изменения происходили в прошлом и происходили ли вообще. Может, мы живем в полностью измененном мире, не помня о том, что было. А может, в эту самую минуту мир меняется... Скачкообразно или постепенно... Потому что какой-то наш еще не родившийся охламон-потомок сдуру нажал не ту кнопку... Не знаю и не советую пытаться узнать. Хотя все может быть, и когда-нибудь тайная книга знаний или книга тайных знаний откроет перед тобой свои непременно пожелтевшие страницы и... короче, все станет ясно, - не совсем пафосно закончил император.
      Рип молчал, переваривая услышанное.
      – Ну и каковы планы на будущее, - нарушил тишину правитель, - надеюсь, я тебя не запугал своими стариковскими бреднями?
      – Нет, - улыбнулся Рип. - Просто я понял, что нужно быть предельно осторожным. Но от своих намерений я все равно не отступлюсь.
      – И какие же они, если не секрет?
      В этот момент двери в кабинет распахнулись и в помещение вошла принцесса Марико. Девушка подошла к отцу и, наклонившись, поцеловала его в лоб.
      Надо было видеть правителя. В этот момент он стал напоминать довольного кота. Глаза потеплели, морщины разгладились, на лице, или это Рипу только показалось, проступил легкий румянец.
      Император очень любил дочь. Как и Рип.
      Девушка обернулась и кинула лукавый взгляд на будущего мужа.
      – Стоит вас, мужчин, только вместе свести, как уже не дозовешься. Забыли обо всем на свете за своими разговорами.
      Рип украдкой любовался своей невестой. Мало того, что Марико была принцессой Нихонии и очень умной девушкой, она была еще и потрясающе красива. Большие миндалевидные глаза, тонкие изогнутые брови, полные губы, густые черные волосы и все это в сочетании с потрясающей фигурой. Первый раз увидев Марико, Рип почувствовал себя, как будто через него пропустили ток... примерно в таком состоянии он оставался до сих пор.
      Мастер во многих видах нихонских единоборств, одинаково ловко управляющаяся и с мечом-катаной, и с бластером, принцесса тем не менее казалась по-женски беззащитной. Ее хотелось оберегать. Рядом с ней мужчина, любой мужчина, чувствовал себя суперменом, он был готов на все... только бы угодить, только бы это все видела дама сердца. Рип замечал подобные чувства не только у себя, но и у других парней из окружения принцессы.
      Вместе с тем Марико нельзя было назвать бесхарактерной или идущей на поводу у других. В этой девушке была сталь и был огонь. Рип вспомнил, как она отправила его на казнь, исполняя долг правительницы, хотя и любила Винклера. И он вспомнил, как она чуть было не лишилась чувств, когда думала, что Ябу - ее бывший жених, убьет Рипа.
      Рип любил эту девушку. Любил больше всего на свете. Он был счастлив, ведь она тоже любила его.
      Оставив отца, принцесса грациозной походкой подошла к юноше и слегка взъерошила ему волосы. И в этом жесте, и в этом взгляде было столько нежности, чувств... никакие даже самые высокие и изысканные слова не могли выразить их полнее.
      – Мои планы... - возвращаясь к прерванному появлением принцессы разговору, сказал Винклер. - Я обещал своей будущей жене, что на нашей свадьбе будут присутствовать мои родители. И я сдержу это обещание.
 

9

 
      Темнота. Холод. Свет.
      Первый вдох. Тяжесть. Першит в горле.
      Бурая почва. Низкая красноватая растительность. Коричневые скалы на горизонте.
      Не задерживаясь, даже не оглядевшись, Рип со всех ног понесся в сторону белеющих строений лагеря экспедиции.
      Третий. Уже третий раз за последние трое суток он двигался этим маршрутом. При этом в его мире прошло чуть больше получаса.
      Он бежал так быстро, как только мог. И надеялся, надеялся, что в этот раз все получится. С каждой попыткой надежды оставалось все меньше и меньше.
      В лагере поднялась над иглой звездолета и понеслась за горы оранжевая точка флайера.
      Наблюдая эту ставшую до боли знакомой картину в третий раз, Рип убеждал себя, что на этот раз это окажутся не они, не родители.
      Знакомый корпус геологов. Знакомая доска объявлений и до боли знакомое число. Двадцать четыре.
      Рип пулей летит к стоянке флайеров. Заскакивает в ближайший. Синий, с белой полосой. Он всегда ближайший. Привычным движением выжимается газ, тянется на себя штурвал, и флайер почти вертикально, под общие недоуменные взгляды возносится в небо. Тратить время на бесполезные уговоры начальства Рип прекратил еще две попытки назад.
      Машина прекрасно слушается руля. Нос разворачивается в сторону гор и на автопилоте набираются знакомые цифры: 542.
      Он надеется, очень надеется, что в этот раз успеет.
      Надежда умирает...
      Ветер усиливается. Видимость нулевая. Рип не отпускает микрофона передатчика.
      Через секунду, он знает, покажется бок родительского флайера. Пока еще целый. В следующее мгновение звучит наполовину с помехами голос отца:
      – ...вас слышу, что стряслось? - Наверное, в голосе звучит беспокойство.
      – Срочно садитесь! Прекратить полет! - Рип кричит, стараясь перекричать бурю. - Садитесь!
      Рип приближается к флайеру родителей. Третий раз. И третий раз понимает, что опоздал.
      Надежда умирает последней.
      Вспышка. Ярко-огненный цветок. Флайер вместе с Рипом отбрасывает взрывной волной...
      – Доктор, что с ним? Надеюсь ничего серьезного?
      – Просто ушиб, возможно, небольшое сотрясение. Не беспокойтесь. Организм молодой, он быстро поправится.
      – Спасибо, доктор. Хоть одно хорошее известие за последнее время.
      До боли знакомые вопросы и такие же до боли знакомые ответы.
      Если бы Рип захотел удивить их, он произнес бы вслух следующую фразу любого из собеседников. Если бы хотел...
      Сейчас, он знает, надо лежать, разыгрывать из себя тяжелобольного. Это ничего не изменит, но Винклеру не хочется отвечать на их вопросы.
      Родителей не вернешь. Надежда умерла. Но на пепелище старой загадочной птицей феникс возникает новая.
      Рип украдкой кидает взгляд на часы. Восемь утра. У него еще целых два часа. Два часа бесполезного ожидания и мучительного бездействия. Два часа раздумий.
      Потом темнота, мгновенное ощущение холода, удушья и перед глазами камера Тай-Суя.
      Он знает. Он будет пытаться еще и еще. Пока не догонит родителей или пока проклятая машина не перенесет его куда надо, на день назад. В двадцать третье число.
      Как в первый раз. Как и во все последующие попытки, он упорно ставил конечным пунктом именно его.
      Как и в первый раз, по какой-то невероятной причине Тай-Суй упорно игнорировал этот день и с не меньшей настойчивостью отправлял Рипа в следующий. Ровно на сутки вперед. Но на какие важные сутки.
      В следующую попытку Винклер решил поставить Тай-Суй еще на день назад. Кто знает. Может, получится.
      Ну а пока...
      – Вы уже проснулись. Как вы себя чувствуете? : Смуглое симпатичное лицо. Белая шапочка.
      – Спасибо, лучше. Что со мной произошло? - задает Рип свой обычный вопрос, хотя ответ известен заранее.
      – Произошла катастрофа. Ваш флайер...
      Рип не слушает, но и не перебивает. Просто безучастно смотрит в потолок и ждет, когда она закончит. Медсестру зовут Мая.
      – Как вас зовут? - спрашивает он.
      – Мая, - отвечает девушка и отчего-то смущается. Румянец прекрасно смотрится на загорелой коже. - Лежите, не вставайте, сейчас я позову доктора...
      – Не надо. - Рип останавливает ее движением руки. - Если вам не трудно, принесите лучше мне что-нибудь поесть. - Он всегда это просит. Потому что в последующие сутки возможности больше не представится.
      Через час придет доктор. Потом начальник экспедиции. Рип скажет им, что ничего не помнит. Изображать амнезию он умеет особенно натурально. Потом он скажет, что очень устал и хотел бы отдохнуть. Они послушно оставят его в надежде задать свои вопросы завтра.
      Завтра. Для них оно настанет. Для него в этом времени нет.
      Когда маленькая стрелка настенных часов достигнет цифры десять, завтра этого мира после темноты и холода исчезнет. Останется лишь ноюшая боль в груди, матово-серая поверхность временной капсулы Тай-Суя и... надежда.
      Надежда, как говорится... последней.
 

10

 
      Это происходило на Угрюмой, однако никто из многочисленного состава экспедиции, ни тем более скачущий по временам Рип Винклер не могли этого видеть.
      Далеко от лагеря, примерно в то самое время, когда флайер родителей поднялся в воздух, почти на противоположном конце планеты, скрытый от любого наблюдателя невысоким бурым лесом, на расчищенной поляне с краю этого леса включил двигатели космический корабль без опознавательных знаков.
      Корабль слегка оторвался от земли, замер в этом положении, будто раздумывая, что делать, в то же время пламя его дюз безжалостно сжигало еще целую растительность и неосторожных животных, после чего стремительно вознесся в коричневое небо и исчез за темными облаками.
      Светлый инверсионный след еще некоторое время выдавал его присутствие, но постепенно и он исчез, растворился, смылся каплей в океане. Спустя час уже ничто не нарушало девственной красноты неба Угрюмой.
      На корабле, кроме команды, находился один пассажир.
 

11

 
      Прибор установлен на двадцать второе число.
      Рычаг устанавливается в положение запуска. Кнопка намного экономичнее рычага, экономичнее в плане места. Особенно на приборной панели со множеством элементов. Но рычаг надежнее. Даже у самой примитивной механической кнопки намного больше шансов выйти из строя.
      Наверное, поэтому конструкторы установили основным инструментом, пускающим весь механизм - рычаг. А может, причина иная. Кто разберет этих прогомианцев.
      Может, рычаг более универсальное и понятное всем устройство. Будь у тебя псевдоподии, руки, клешни, лапы или что-либо более экзотическое, уж его-то ты все равно нажмешь. Если придется, навалишься всем телом или зацепишь хвостом, если ты удав и у тебя ни рук, ни ног.
      Иногда, глядя на сложную панель управления с замысловатыми знаками и переключателями, Винклер поражался, как первый принц, нашедший Тай-Суй, смог разобраться в открывшемся нагромождении.
      Как он дошел до самой мысли, что перед ним машина времени, а не, скажем, древняя скороварка.
      Даже Рип, зная и пользуясь установкой, не переставал всякий раз удивляться самой возможности путешествий сквозь время и пространство. Испытывал что-то наподобие суеверного страха.
      Тай-Суй впору было оживлять. Машина излучала почти живую энергию...
      Темнота. Холод. Удушье. Стены опали.
      Бурая почва. Низкая красноватая растительность.
      Рип двинулся в сторону лагеря.
      Над светлыми куполами взлетела маленькая оранжевая точка.
      Рип почувствовал первые признаки беспокойства, впрочем, флайера наверняка летали в лагере круглые сутки.
      Рип все равно ускорил шаг.
      Вот и лагерь.
      Знакомая доска объявлений и до боли знакомое число.
      Расталкивая удивленных людей, Рип несется к стоянке. Он знает, что произойдет дальше. Знает до мельчайших подробностей. Он знает, что попадет в больницу, но все равно бежит к флайеру.
      Крайнему. Синему. С белой полосой.
      Единственно, что он не знает, это почему машина вместо того, чтобы перенести его в двадцать второе число, то есть на двое суток назад, зациклилась на двадцать четвертом.
      Для себя Рип уже решил, что в следующий раз попробует отправиться на день позже. В двадцать пятое. Может, сработает.
 

12

 
      – ...и крайнее возмущение вашими действиями. Надеюсь, нет нужды напоминать, что тем самым вы нарушили параграфы 1.4 и 1.8 "Общегалактического свода законов", а также мирный договор между нашими державами от...
      Император переглянулся с премьер-министром. Мужчины уже битый час выслушивали Гуулина - Правомочного и Первого посла Республики Скотт в Нихонии. Причем не менее получаса было потрачено на витиеватое, но обязательное скоттианское приветствие.
      Таманэмон не любил Гуулина - непозволительная роскошь для правителя. Впрочем, и посол, насколько знал император, не питал к нему особо нежных чувств.
      Гуулин был огромный, зеленый и скользкий, как жаба. Да, более всего посол напоминал жабу. Огромную жабу на двух ногах и в мундире, шитом золотом. Морщинистая, вся в бородавках кожа, широкий рот от уха до уха, хотя ушей как таковых у расы хедрехаров, к которой относился и Гуулин, не имелось. Вибрации воздуха они воспринимали всей поверхностью кожи, отчего она постоянно подрагивала и, казалось, жила собственной жизнью.
      – ...мне также поручено передать вам...
      Император Нихонии Таманэмон Дентедайси был достаточно умным, чтобы не оценивать того или иного индивидуума только лишь по внешним признакам.
      Часто самые отвратительные существа, по человеческим меркам, оказывались очень достойными друзьями или просто хорошими собеседниками. Таманэмон также понимал, что для многих инопланетян облик человека отнюдь не способствовал поднятию аппетита (или что там у них можно испортить одним видом). Но люди и не люди на протяжении уже многих веков по возможности мирно уживались в общем доме под названием Галактика.
      Космос принадлежит всем. Первое и основное правило составленного еще в незапамятные времена "Общегалактического свода законов".
      Однако Гуулин... Посол относился как раз к классу тех существ, пообщавшись с которыми совершенно забываешь об их внешности и начинаешь думать о характере. Характере, надо сказать, не сахар.
      Мало того, что как дипломат он ни к черту не годился (на родине за какой-то особо серьезный проступок хедрехара выкинули из правительства и сослали руководить посольством в Нихонии), так еще и как человек (простите, хедрехар)... Жадный, недалекий, себялюбивый и ненавидящий всех и вся, кроме своей заплывшей жиром персоны. Его недолюбливали другие послы, его недолюбливали (и это мягко сказано) собственные сотрудники, видимо, его недолюбливали и на Республике Скотт. Если бы не принадлежность к могущественному клану Маки (к которому принадлежал и сам король республики), не видать Гуулину государственной, да и вообще никакой должности как своих ушей, которых, как известно, у него нет.
      Таманэмон понимал, что в Нихонии посол оказался лишь потому, что у них с королевской республикой всегда были самые теплые отношения.
      Умные и изворотливые дипломаты требуются в горячих точках, а здесь хватит и Гуулина.
      Впрочем, сегодняшняя речь посла, которого распирало от собственной важности, вынудила забыть Таманэмона обо всех симпатиях и антипатиях. Нападение на родовой замок лорда Волконского, одного из влиятельнейших лордов республики. Более того, члена Большого Круга. Это было очень серьезное обвинение, и если неправильно повести дело, все могло кончиться плачевно. Впрочем, Таманэмон надеялся, что совет Республики Скотт достаточно благоразумен, дабы не доводить конфликт до звездной войны.
      – С чего вы взяли, что за этим нападением стоит Нихония? - сделав положенный знак почтения, задал вопрос премьер-министр.
      Игнорируя главу правительства, посол гордо, а может, обиженно выпятил и без того немаленький живот.
      – Вы считали, что произошедшее сойдет вам с рук, - фраза сопровождалась жестом пренебрежения, кроме того, посол отвратительно растягивал гласные, но вашим коварным замыслам не суждено исполниться. Высадившиеся убийцы обладали всеми внешними признаками, присущими нихонцам! - Жест уверенности в собственных словах.
      – Простите, но это еще ничего не доказывает. По меньшей мере на нескольких сотнях планет проживают представители монголоидной расы, которых вы можете принять за нихонцев.
      – Во время нападения они не раз выкрикивали "да здравствует Нихония". На это вам нечего возразить! - Гуулин по-прежнему обращался только к императору.
      – Как я понял, никто не остался в живых. Откуда такие сведения? вступил в разговор Таманэмон.
      Лапы вытянуты в стороны - жест торжества.
      – Все вышеперечисленное нам сообщила вдова графа, миледи Гленован! Жест восхищения. - Отважной женщине также удалось спасти своего сына, теперешнего графа Волконского. По какой-то коварной причине вы оставили их в живых. - Речь завершалась обильной и сложной жестикуляцией.
      – А теперь послушайте нас, - дав послу выговориться, начал премьер-министр.
      Тяжело переваливаясь, Гуулин повернулся к нему спиной - знак высшего презрения аристократа.
      Премьер-министр умоляюще посмотрел на Таманэмона.
      На планете Республика Скотт, несмотря на название, имела место строгая кастовая система, на самом верху которой стояли скоттианские аристократы. В представлении посла с императором Нихонии он еще мог общаться как примерно равный с равным, но вот премьер-министр... Несмотря на то что он являлся настоящим правителем Нихонии в глазах скоттианца, признававшего только королевскую власть, нихонец выглядел кем-то вроде слуги и, соответственно, низшим существом, недостойным даже ответа.
      Именно по этой причине аудиенция проходила во дворце, в парадной зале, с обязательным присутствием Таманэмона и двух дюжин императорских гвардейцев. Нудный и запутанный скоттианский этикет соблюдался до последней буквы.
      Император проделал сложную серию жестов заверения дружбы и готовности продолжить диалог. К этому времени посол снова стоял лицом к собеседникам.
      – Уже говорилось, что ни о какой подобной акции мы не отдавали распоряжения. Более того, о произошедшем мы впервые узнали из ваших уст. Посол хотел возразить, однако император повысил голос. - Давайте подойдем с такой стороны. Если бы мы действительно отдали приказ атаковать замок лорда Волконского. Неужели вы считаете нас настолько глупыми, чтобы посылать людей явно нихонской расы. Поверьте, в Нихонии живет множество представителей самых различных народностей, в том числе и инопланетных. Многие служат в войсках специального назначения. Разумнее воспользоваться их услугами. И уж конечно же, будь то тайная операция, никто не стал бы кричать: "Да здравствует Нихония!". Это по меньшей мере глупо.
      Посол переминался с ноги на ногу.
      – Мне неизвестны ваши коварные мотивы, но наверняка за этим стоит какой-то умысел.
      – В таком случае для чего нам оставлять в живых свидетелей, да еще и таких, которым, несомненно, поверят. Чтобы не осталось ни малейших сомнений, что это дело рук нихонцев?
      – Вы могли нарочно так сделать, дабы выдать мне все вышеперечисленные доводы, якобы подтверждающие вашу невиновность! - Жест торжества.
      – Зачем? Намного проще убить всех и тихо убраться. Для чего мне вообще убивать графа?
      – Его светлость был известным противником сближения республики с Нихонией. Теперь мы видим, что его позиция имела смысл.
      – Да, он выступал в вашем правительстве против Нихонии, - перехватил нить разговора премьер-министр. - Но вы не хуже нас понимаете, что за это не убивают. Скорее наоборот, убийство графа только увеличит число его сторонников.
      – Вы можете сколько угодно пичкать меня вашей пропагандой, - хедрехар даже забыл, что отвечает плебею, - однако я останусь при своем мнении. К величайшему сожалению, не в моей компетенции решать дальнейшую судьбу скотгия-нихонских отношений. Я лишь уполномочен передать ноту протеста, а также пригласить вас через восемь дней, семнадцатого числа месяца марори в королевский дворец Республики Скотт для проведения переговоров по поводу вашего вероломного вторжения и убийств на территории, принадлежащей республике. С этим позвольте откланяться. - И неуклюже развернувшись на своих ногах, хедрехар продефилировал к выходу. За ним, повторив жест прощания, засеменили скоттианцы из охраны посольства - все в сияющих церемониальных кирасах.
      Императору и премьер-министру оставалось только проводить их глазами. То, что они услышали, им совсем не нравилось.