Сошлись как-то Зерван и Вертумн, поставили перед собой бутылочку амброзии, или это была амритра, или сома, кто знает, чего там пьют боги.
      Налили, сделали по глотку. Скучно вдвоем. Третий нужен. Тут глядь, старик Зон плетется. Львиную голову свесил, змея, которой положено вокруг тела быть, сзади пыль глотает.
      Позвали его. Для компании, значит. Еще по глотку.
      "За что пьем?" - спрашивает Зон.
      Недоуменно переглянулись боги.
      "Да ни за что, - отвечают, - просто пьем и все тут".
      "Так не годится, - рассудил Зон, - не алкоголики мы, чтобы вот так ни за что ни про что божественные напитки хлестать. Повод нужен".
      "Какой такой повод?" - изумились Зерван и Вертумн.
      Прищурился Зон. В глазах хитринки плавают. Старый, а туда же.
      "Давайте, - говорит, - чего-нибудь такое сотворим, чтоб... ну чтоб необычное".
      "Ага! - согласно закивали боги, - а что?"
      "Не знаю... Еще по маленькой!"
      Выпили.
      Не успели закусить, откуда ни возьмись, Кронос взялся. Нос красный, рожа довольная, на ногах еле стоит. Чует он выпивку, что ли?
      Без приглашения плюх за стол и уже к бутылке тянется. Ни тебе здрасьте, ни как живешь, а еще хвастается, что высококультурным народом управляет.
      "Придумал, придумал?" - ерзают возле Зона собутыльники.
      "Девочек!!! - во всю глотку заорал Кронос. - Что за застолье без девочек?!"
      Не успели ему помешать, как хлоп он в ладоши и прямо из воздуха три нимфы появились. Хорошенькие, щеки румяные, глазками стреляют. Приосанились боги, даже змея Эонова шасть на пояс и аккуратненько так умостилась.
      А Кронос-то пьяный, пьяный, а сообразил, что три на четыре не делится. Богов-то четверо, а нимф на одну меньше. Не долго думая, хлоп опять, а потом еще раз и еще, и повалило как из рога Амалфеи. Апсары пышногрудые, фурии с гуриями. Гуриям особо обрадовались боги. Кому ж не хочется девственницу, да еще такую, каждая вдвоем не обхватишь. Эринии (а этих-то как сюда засосало), менады, дриады, вместе с последними нелегкая сатиров занесла. Хвостами машут, копытами стучат. Еще валькирии появились, ну а когда уж сирены возникли и давай орать во всю глотку, не выдержали боги. Уходить собрались.
      "Кажется, придумал!" - перекрикивая гостей, возвестил Зон.
      "Ну и?.."
      "Придумал такую штуку, как раз по нашим силам. Ее можно и для добра, и для зла, и подкинуть ее людям".
      "Лю-юдям, - разочарованно протянули боги, - это еще зачем?"
      "Затем, зачем и всегда, - довольно крякнул Зон, - смотреть и веселиться..."
      Было это, не было. Если было, то когда? И существуют ли боги?
      – Да! - с пеной у рта станет отстаивать глупый фанатик.
      – Нет! - авторитетно заявит не менее глупый скептик.
      – Кто знает, - рассудительно ответит умный.
      А может, наоборот. Первые умные, а третий дурак, или еще как? Кто знает...
      Богов без людей не бывает, а могут ли быть люди без богов?..
      О Ака Майнью, Господь премудрый! Как величественно имя Твое, как велики деяния Твои! Слава Твоя простирается превыше небес.
      Буду славить Тебя, Господи, всем сердцем моим, возвещать все чудеса Твои.
      Буду радоваться и торжествовать о Тебе, петь имени Твоему, Победоносный.
      Все заповеди Твои - Истина; все повеления Твои, все признаю справедливыми.
      Откровение слов твоих просвещает, вразумляет простых.
      Призри на меня, Великий, и помилуй меня, как поступаешь с любящими имя Твое.
      Славлю Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.
 

 
      Тоненькой струйкой стекает песок в стеклянных часах, вот уже образовалась воронка, а до этого маленький холмик под ней превратился в настоящую гору.
      Вращая колесики, уходит вода в клепсидре. Тень от треугольника, воткнутого прямо в землю, тает весенним льдом и молча скачет по кругу. Разморенной на солнце змеей выпрямляется пружина, в зубчатых шестеренках едва трепещет жизнь и самая быстрая секундная стрелка замедляет вечный бег. На кристалле кварца от севшей батарейки с трудом различаются контуры цифр. Кончается период распада глубоко закопанных под землей атомных часов...
      Последняя крупинка сквозь узкое горлышко полетела вниз, венчая собой гору; едва заметная капля застыла в сосуде; село солнце; расслабилась пружина, и неунывающая кукушка, сказав только первую часть положенного "ку-ку", замерла, полувысунувшись из своей норки. В окошке дат не успело прокрутиться колесико, и они остановились на середине. Ни одна, ни другая, а по обрывкам цифр трудно понять, что было... что будет. Потух кристалл кварца и, кажется, ничто не в состоянии вернуть жизнь этому ровному серому полю, да и была ли у него эта жизнь-то.
      Но... тянется бесплотная рука, тянется сквозь города и континенты, сквозь планеты и системы, звезды и галактики. Откуда? Кто такой огромный и рука ли это? Клешня? щупальце? крыло?.. С благоговением наблюдают за ней те, кто видит. Бестелесный, тот, кому много тысяч лет, но который все равно неизмеримо моложе хозяина руки. Сидя в храме за каменным глазом, он в почтении склоняет несуществующую голову. И второй, у него есть тело, он занял самый верхний этаж замка, ему меньше лет, но все равно достаточно много.
      А рука... Переворачиваются часы, наполняется клепсидра, восходит солнце, крутится ручка завода, подтягиваются гирьки, меняется батарейка или переродившийся элемент и вновь легко бежит песок, течет вода, мчится тень наперегонки со стрелками, заливаясь, поет свою песнь кукушка, мелькают цифры - время пошло.
      Будто и не останавливалось.
      Из далекой пещеры с загадочной установкой исчезают костюм-хамелеон и записка, словно и не было, а вместо них потирает руки в архивах высокий человек, глядя на древнюю табличку, украшенную глазом со звездообразным зрачком. Молодой мужчина переводит переключатели на 23 года назад и забирается в капсулу. Мерцает карта из шести расположенных гексаграммой звезд, и, конечно же, скачет раскрасневшийся мальчик на рыжем мохнатом звере по имени мардок...
 

 
      Процессия двигалась по высоким каменным ступеням, круто спускающимся вниз.
      Они шли друг за другом - десять счастливых, удостоенных этой чести. Узкий коридор не позволял перемещаться парами.
      Ровные стены без изъянов и украшений. Мрак прорезает тусклый свет светильников, прикрепленных на большом расстоянии друг от друга. о
      В мертвом электрическом свете лица идущих кажутся безжизненными масками, вылепленными из серого воска.
      Ровно на сотой ступени идущий впереди останавливается, за ним, как по команде, замирает вся колонна.
      Свет последнего светильника не достает сюда, но каждый знает, что находится внизу. Дверь. Обыкновенная деревянная дверь, обитая толстыми пластинами угольно-черного железа.
      Задержавшись у двери ровно настолько, сколько требовал обряд, возглавляющий колонну толкнул ее. С легким шелестом, совсем без ожидаемого скрипа, дверь отошла в сторону.
      Коридор озарился ярким светом, льющимся из комнаты, и вместе с ним ожили лица идущих. Из серых безжизненных масок они превратились в лица людей. Неулыбающихся, сосредоточенных, но людей.
      Первый ступил в комнату.
      Помещение было узкое и длинное. Рамы. Огромные рамы, от пола до потолка. Их было превеликое множество, и ни одна не повторялась. Каждая из этих массивных конструкций представляла собой настоящее произведение искусства. Ярко-желтым цветком переливалось золото, ртутным блеском отливала платина и собственным светом искрились драгоценные камни. Зеленые изумруды, светлые алмазы, красные рубины, слоистые агаты, фиолетовые аметисты, голубые топазы и многие-многие другие.
      Окружающее великолепие мало трогало посетителей. В рамах, под прочным толстым стеклом находились свитки. Развернутые свитки. Серо-желтый пергамент, исписанный темными письменами.
      Вошедшие смотрели на них с примесью страха и благоговения.
      Возглавляющий процессию уверенной походкой двинулся к одной из рам. Остальные поспешили за ним.
      Они выстроились полукругом. Десять человек. Десять счастливчиков. Наверху свитка красовались четыре цифры: 2022.
      Совершив положенный ритуал, один из десяти вышел вперед и высоким звонким голосом начал читать:
      "В 2022 году должно..."
 

 
      Посередине комнаты-кабинета замерли двое. Один человек или гуманоид, невысокий с очень широкими плечами и узкими глазами на скуластом, лишенном растительности лице. Второй не человек. Огромное лохматое существо, больше похожее на заросшего длинной шерстью льва, вставшего на задние лапы.
      – Что нового, Каин? - спросил голос. Голос доносился из всех углов помещения.
      – Все как вы и говорили, - пожал плечами тот, кого назвали Каин, а львоподобный выразил свое мнение одобрительным рыком. - Он отправился на планету Угрюмая.
      – Прекрасно. - В голосе проступили нотки удовлетворения. - Докладывайте мне обо всех его действиях...
 

 
      – Ваша милость! Ва-аша милость! Где вы!
      Крик первого камердинера, далеко слышимый во влажном воздухе утреннего леса, вот уже в который раз оглашал окрестности Тирольского королевского заповедника.
      В десятке метров от надрывающего глотку слуги, за зеленым кустом колючей с длинными иголками умелы, восседал, или наполовину возлежал, предмет упражнений несчастного в громкоговорении. Старший сын и соответственно наследник сиятельного герцога Теодоро (да продлятся светлые дни его), его милость Троцеро Теодор Фердинанд Виктор Адольф и так далее и тому подобное Калигула.
      В данный момент их милость как раз самым что ни на есть добрым образом посмеивался, наблюдая безрезультатные, равно как и безответные потуги растерянного служаки.
      "Они думают, я мальчишка! - ни к кому не обращаясь (разве что к колючему кусту) шептал юноша. - Бегают за мной, как няньки. А особенно этот толстый! - Молодой наследник метнул злобный взгляд в сторону тяжело дышащего, с выпученными от натуги глазами камердинера. - Я им не девчонка сопливая! - Юноша уговаривал сам себя. - Вот поеду и лично застрелю оленя. Он подумал и добавил: - Агромадного! - Еще подумал и убежденно заключил: От зависти лопнут!"
      Схватив валяющийся здесь же лук (более современное оружие считалось зазорно использовать в благородном искусстве охоты) юный Троцеро с разбега (жаль, никто не видит) вскочил в кожаное, тисненное золотом седло молчаливо стоящего мардока. Животное вопросительно повернуло маленькую головку со спирально закрученными рогами. Его милость вогнал шпоры в мохнатые бока и, озарив округу леденящим душу криком (так ему казалось), помчался в самую густую и оттого сулящую самые неожиданные приключения и невиданные трофеи чащу.
      Троцеро находился в пути уже около часа. По замыслу мальчика, он должен был давно настрелять не меньше дюжины оленей, каждый с его мардока величиной. Однако за прошедшее время не то что оленя, даже мало-мальски приличного зайца не встретил. Правда, один раз в кустах зашуршало, и довольный его милость наложил было одну из стрел, с синим оперением - в наконечник был вмонтирован разрывной заряд. На свет божий показалась плоская голова, а затем и остальное переливающееся тело королевской змеи Шеши. Троцеро с сожалением ослабил тетиву. Убить священную змею, особенно в период, когда они откладывали яйца, считалось невероятным святотатством. Об этом не раз предупреждал мальчика святой отец Турк - духовный наставник молодого наследника, ревностный поборник нравственности и одновременно первый бабник среди слуг замка. Всемогущий Ака Майнью обделил Турка ростом и статью, да и красотой лица святой отец далеко не блистал, зато у него была одна вещь... Троцеро однажды подсмотрел, когда священник справлял малую нужду... Словом, служанки, а особенно кухарки не давали святому отцу прохода.
      Сам он объяснял столь выдающиеся свои таланты благодарностью за долгую и ревностную службу Великому Ака Майнью, который, кстати сказать, в одной из заповедей запрещал своим служителям всяческие сношения как с противоположным, так и со своим полом. На это Турк, имевший свою точку зрения, справедливо замечал, что раз уж великий и могучий наградил его, то было бы верхом неучтивости оставлять столь выдающееся орудие без действия...
      Пока Троцеро рассуждал, святая гадина скрылась в противоположных кустах. Сочтя появление Шеши за добрый знак, мальчик развернул мардока и погнал его дальше в лес.
      Еще час прошел в бесполезных блуканиях по чаще. Во избежание хорошей порки необходимо было возвращаться, но вернуться Троцеро не мог по двум причинам. Во-первых: явившегося без добычи, его поднимут на смех младшие братья, к этому времени уже свалившие свои охотничьи трофеи (хорошо им, когда на каждого по полсотни загонщиков, да еще с собаками), а во-вторых... вторая причина была менее романтическая, зато более весомая: Троцеро заблудился. Заблудился как мальчишка... (наследнику исполнился шестнадцатый год), как несмышленыш.
      Даже его мардок, который по идее должен чувствовать дорогу к родной конюшне, сейчас затравленно мычал, упрямо отказываясь куда бы то ни было следовать.
      Пару раз мальчик пробовал позвать на помощь, но окружающий лес без остатка поглощал юный голос.
      Наконец. О чудо! За дальними деревьями мелькнуло открытое пространство. Поляна? А может...
      Вылетев на дорогу (без покрытия, просто две полосы утоптанной земли), мальчик готов был запеть от счастья.
      Если есть дорога, значит, она куда-то ведет. Все равно куда. Главное добраться до населенного пункта, а там уж его непременно проводят к замку.
      Гордо подбоченившись и сдвинув набок меховую шапку с длинным пером, Троцеро пришпорил мардока и быстрым галопом двинулся в путь.
      Ганселимо, сидя на развилке двух стволов огромного дерева, не торопясь и основательно, как того требовало дело, наводил красоту. Острием своего охотничьего ножа Ганселимо выковыривал грязь из-под ногтей.
      Всецело поглощенный данным занятием он не сразу заметил приближающегося путника, а когда заметил...
      Ганселимо понял - ему повезло. Повезло, как, наверное, везет один раз в жизни.
      Подорожный ехал на огромном, сразу видно породистом (никак не меньше тысячи гривен) мардоке. Амуниция, как и одежда путешественника, отливали шелками и золотом, да и сам он, видно, не из бедных. Ишь как сидит, щенок, ровно принц какой.
      Бросив так и не дочищенный ноготь, разбойник ловко соскочил с дерева. Стараясь держаться так, чтобы его не было видно с дороги, он побежал в сторону лагеря, где расположились остальные члены снискавшей в этих краях дурную славу шайки "Кровавые мстители". По крайней мере одно слово из своего наименования они оправдывали. Люди Ганселимо были действительно кровавы. Ну а мстители... разбойники есть разбойники и мстят они или просто так грабят какая разница. Жертве ведь от этого не легче.
      – Как не нашли! Вам что, жизнь надоела! Так это можно исправить! Герцог Теодор Фердинанд Виктор Адольф и т. д. и т. п. Калигула находился, прямо скажем, не в лучшем настроении.
      – Но, ваша светлость... - попытался пролепетать один из павших ниц слуг. - Мы сделали...
      – Ты! - Узловатый палец герцога нацелился на едва живого от страха престарелого камердинера. Несмотря на то что тот не отрывал глаз от мозаичного пола парадной залы замка, каким-то шестым чувством слуга понял, что обращаются именно к нему. Глаза поднялись на разъяренного господина, от увиденного несчастный забыл даже дышать.
      – В твои обязанности, если не ошибаюсь, входит смотреть за наследником? - вкрадчиво поинтересовался герцог.
      – Да, ваша светлость. - Голова камердинера плавно вжалась в плечи.
      – Не слышу!!! - рявкнул Теодор.
      – Да, ваша светлость, - повторил несчастный не громче первого.
      На этот раз герцог его услышал.
      – Так во имя всех святых, какого же черта ты там делал, если не следил!
      – Я... я... - Голова вошла в плечи по самые уши и так и осталась в своем укрытии.
      Неизвестно, что сделал бы пылающий гневом отец с незадачливым служакой, если бы в этот момент в залу, громко хлопнув дверью, не ворвался лысый человек, с бычьей шеей до могучих ног закованный в блестящие с тонкой чеканкой латы, - старший воевода и по совместительству начальник тайной полиции герцогства Бортоломео Ферручи.
      – Мы его нашли, ваша светлость, - прямо с порога доложил Ферручи.
      – Где?! - Герцог уже напрочь забыл о невезучем камердинере.
      – В зуб каждого мардока вмонтирован мини-передатчик, это делается, если животное вдруг заблудится или его украдут...
      – Подробности меня не интересуют. Где мой сын!
      – Передатчик очень маломощен, но акустикам удалось взять пеленг. Он не так далеко в лесу, мой господин...
      Герцог уже бежал к выходу, выкрикивая распоряжения:
      – Мой флайер, срочно, самый быстроходный, и этого... акустика с его аппаратурой на борт! Первого, кто увидит моего мальчика, озолочу!
      Троцеро не сразу понял, что произошло. Секунду назад дорога была абсолютно пуста, безжизненной лентой протекая между деревьев, а в следующее мгновение перед мальчиком уже стояли и загораживали путь трое неизвестных. Высокие, плечистые, с удивительно похожими небритыми физиономиями и слипшимися, забывшими мыло или шампунь, волосами.
      Одеты незнакомцы были в шкуры мехом наружу, грубо стянутые с боков толстыми нитками. Вся компания скорее походила на диковинных зверей, нежели на представителей рода человеческого.
      Незнакомцы стояли молча, сдвинув брови и усиленно сопя перебитыми носами. Несмотря на неординарность ситуации, мальчик не испугался любопытство, вот то чувство, которое подходило к теперешнему его состоянию.
      Конечно, он слышал о разбойниках, но никогда не предполагал встретить их вот так - нос к носу. И потом - не пристало потомственному дворянину бояться каких-то оборванцев.
      – Та-ак, и кто же здеся у нас? - раздался неожиданно громкий и неожиданно скрипучий голос.
      Троцеро обернулся. Пресекая любые попытки к отступлению, позади путника возникло еще двое бандитов. Один такой же здоровый и угрюмый, как впереди стоящие, а второй высокий, худой с впалыми щеками, жиденькой бородкой и огромными, почти до затылка, залысинами на вытянутом черепе.
      – Никак благородный господин пожаловали, - проблеял длинный.
      Видимо, в компании он был кем-то вроде предводителя, так как единственный из собутыльников не носил шкур, а щеголял в заляпанном жиром, с вырванными пуговицами кафтане. По всему видать, с чужого плеча.
      – И куда ж ты так спешишь, милок?
      При этих словах худого его сообщники, посчитав их верхом остроумия, обнажили в ухмылках почерневшие зубы.
      Троцеро подбоченился.
      – Я сын герцога Теодора Калигулы и направляюсь к себе домой, поэтому требую сейчас же отпустить меня.
      Дружный гогот был ему ответом. Даже тощий ухмыльнулся.
      – Ишь ты, требую, каков молокосос. А ежели я сейчас у тебя чего потребую?
      Они издевались над ним. Открыто издевались. Губы мальчика затряслись от обиды.
      – Кто вы такие, чтобы так разговаривать со мной! Знайте, если мой отец, благородный Теодор Калигула, узнает об этом, то вам не поздоровится. Он вас... он... - Троцеро лихорадочно соображал, что бы такое сказать поужаснее, что сделает с этими грязными людьми его отец. Как назло ничего достаточно мучительного в голову не приходило. - Он вас побьет! - наконец выпалил мальчик, тяжело дыша.
      От дружно грянувшего гогота повзлетали даже птицы с окрестных деревьев. Разбойники, казалось, лопнут от смеха.
      – Ой, как страшно, - вытирая слезы, ответствовал тощий. - Не, ребята, может, и вправду отпустим... - Он опять затрясся. - Вы слышали, побьет...
      Горячая юношеская кровь ударила мальчишке в голову. Издевательства над собой он еще мог стерпеть, но над отцом... Не помня себя от ярости, Троцеро одним движением стянул с плеча лук, рука его уже двинулась к притороченному к седлу колчану, маленькие глаза метали молнии.
      Заметив приготовления путника, привычный к подобным ситуациям тощий бандит протянул руку к поясу, нащупывая пластиковую рукоятку десантного бластера - память о бурной молодости в космических рейнджерах.
      Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, если бы не вмешалось еще одно действующее лицо, или не лицо...
      Небольшой пятачок дороги, где стояла компания, неожиданно залил яркий слепящий свет. Мардок под мальчиком испуганно заржал и шарахнулся в сторону, бандиты же дружно вскинули руки к глазам.
      Троцеро и худой предводитель замерли, так и не закончив начатого.
      А свет слепил, он сиял и переливался от ярко-желтого до снежно-белого. Он казался живым, осязаемым и создавалось впечатление, что горячим - можно ошпариться, хотя никакого жара не ощущалось.
      Наконец опомнившиеся и более сообразительные по части улепетывания дружки худого бандита опять же дружно развернулись и с криками что есть духу припустили к лесу. Только шкуры засверкали.
      А может, это что-то нарочно выгнало лишних свидетелей из чрева своя.
      Убегающие свободно преодолели светящийся кокон и, едва покинув яркое пространство, растворились для стоящих внутри.
      Троцеро же, при всем своем желании, не мог последовать их примеру. Его мардок будто врос в землю и окаменел. Да и сам мальчик почувствовал, что не в силах двинуть ни единым мускулом. Он видел, что такие же или примерно такие же чувства испытывает и оставшийся бандит.
      – Я приветствую вас, дети мои! - огласил окрестности громоподобный голос. Голос звучал отовсюду и ниоткуда. А может, это был всего лишь плод воображения. Но, увидев, как вздрогнул бандит, Троцеро понял, что тот тоже слышит его.
      – Радуйтесь, о счастливейшие из смертных! - Голос был громкий, и вместе с тем от него веяло добротой и спокойствием. - Ты, Троцеро Калигула, являешься избранным. Ты станешь моими устами, ибо единственно тебе придет откровение и благословение мое.
      – К-кто ты? - еле выдавил из себя пересохшими губами мальчик. Даже эти два коротких слова дались ему с трудом. Язык прилип к небу, а губы упорно не хотели шевелиться.
      – Ты не узнал меня! - В голосе послышался то ли вопрос, то ли удивление. - Я есть Господь твой, творец и повелитель всего сущего Ака Майнью.
      – Но-о-о... - Троцеро никогда не отличался особой религиозностью. Не то чтобы он не верил в Ака Майнью - это была государственная религия и хочешь не хочешь, а верить будешь. Однако мальчик посещал с отцом другие планеты, на которых поклонялись совсем иным богам. Религия для него являлась скорее данью прошлому, традициям... Хотя иногда Троцеро и вспоминал о боге, когда не выучишь урок или провинишься по другому поводу, кому хочешь начнешь молиться, не только Ака Майнью, лишь бы подальше от учителей или того хуже разъяренного отца, ведь чуть что последний сразу за ремень... а тот у него широкий... кожаный... с заклепками...
      Но чтобы бог... вот так... в их космический век... Разговаривал...
      Мальчик хотел сказать: "бога нет", но подумал, что будет невежливо по отношению к говорившему, которого нет, заявлять подобное. Поэтому он произнес:
      – Откуда я знаю, что ты Ака Майнью?
      – Ты сомневаешься! - взревел голос. - Ты хочешь доказательств!!!
      Худой бандит уже давно пал ниц и истово молился, как обычно в таких случаях обещая с завтрашнего, да что там, с сегодняшнего дня... прямо с этой минуты завязать с разбоем, пьянством, руконогоприкладством, словоблудием, рукоблудием и еще дюжиной какие он успел вспомнить грехами. Единственно, о чем предусмотрительно умолчал Ганселимо, это грех прелюбодеяния. Отказ от него разбойник приберег на крайний случай - если другие не помогут.
      Их так и нашли прибывшие через полчаса люди герцога. Сидящего на неподвижном мардоке мальчишку и павшего ниц обтрепанного бродягу.
      Так и доставили в замок. Вдвоем. Бродяга упорно не желал бросать молодого наследника, именовал того не иначе как учитель и следовал по пятам.
      А наследник... Странный он стал с той поры. Может, в лесу перетрусил, может, еще чего, да только на охоту больше не ездил, с другими детьми не играл. Ходит молча, задумчивый, или в комнате своей просиживает. Часами...
      Бывало, проходит кто мимо покоев, когда парень внутри, и... или померещилось... Из-под двери будто свет выбивается. Яркий. Костер жжет, что ли? Так дыма не видать. А тут уже и чересчур любопытного оборванец Ганселимо отгоняет, ровно пес цепной.
      Двинутые они оба какие-то.
      Так и начали люди косо смотреть на будущего господина. За спиной шептаться. Да все чаще пальцем у виска вертеть.
      Горюшко. А что будет, когда старый герцог, сто лет ему жизни, издохнет. Ведь неизвестно, как оно, под умалишенным-то. Хоть бы случилось с ним чего, что ли.
      Вон второй сын господина, так тот всем хорош. Пьет беспробудно, а как наберется, так давай морды дубасить. Ответить нельзя - хозяйский сын. Если бить устанет, то девок лапает или бранит всех на чем свет стоит. Давеча старику Никифору велел сто плетей всыпать за то, что тот вроде недостаточно низко поклонился. На третьем десятке старик и отдал душу.
      Вот это господин. Загляденье, не господин. И жить с таким, как у Ака Майнью за пазухой. Куда там старшему брату...
      Так и шептались, пока не нашептали. Потому как, если бог хочет наказать человека, он исполняет все его желания. Так старики говорят. Глупые.
      Это только присказка, а сказка впереди...
 

1

 
      После кратковременного ощущения холода стены капсулы растаяли, и Рип почувствовал под ногами твердую почву.
      Первый вдох воздуха нового мира принес ощущение тяжести, в горле запершило. Рип закашлялся.
      Гравитация здесь была немного меньше привычной, а в атмосфере явно не хватало кислорода. Исследователи скорее всего не отправлялись на длительные прогулки без скафандра.
      Рип огляделся.
      Унылый пейзаж. Бурая почва под ногами укрыта рваным ковром низкой красноватой растительности. Местность ровная, на горизонте виднеются пики коричневых скал. Планету не зря назвали "Угрюмая". Животные, если и имелись, были или слишком мелкие, или хорошо прятались.
      Лишь ветер. Теплый ветер. Дует непрерывно, что неудивительно на открытой местности.
      Рип сделал первый шаг. Первый шаг в новом мире. Под рифлеными подошвами армейских башмаков громко хрустнули листья. Или стебли.
      Растения оказались непривычно хрупкими.
      Винклер с удивлением отметил, что у него дрожат руки.
      Уже скоро.
      У подножия скал блестели сферические конструкции жилого комплекса и игла звездолета. Экспедиция. Единственные люди на планете. Кроме Рипа.
      Стоило поторопиться, так как разреженный воздух мог сыграть с юношей злую шутку.
      От строений отделилась оранжевая точка небольшого летательного аппарата. Взлетела и ушла куда-то за горизонт.
      Ветер крепчал. Рип поправил под мышкой сместившуюся кобуру с бластером и двинулся к лагерю.
      Он еще не выработал конкретного плана действий. Он не знал, что сейчас скажет и скажет ли вообще.
      Сколько раз за прошедшие дни Винклер проигрывал в уме предстоящую встречу. Сколько за прошедшие годы... Придумывал множество слов, обращений. И тут же отметал.
      Он не знал, что сказать. Как начать. Может быть, просто: "Здравствуй, папа. Здравствуй, мама".
      Довольно странно будут звучать такие слова для двадцатипятилетнего юноши из уст своего сверстника. Пусть и чем-то похожего на них с женой...
      Его отцу сейчас ровно двадцать пять. Он даже младше Рипа.
      Винклер привык считать отца взрослым человеком. Таким он представлял его в своих детских мечтах. Таким видел на фотографиях и видеозаписях... Отца и мать, которых не помнил.
      Рип ускорил шаг. Ветер усилился.
      Тай-Суй. Кто бы мог поверить. Да Рип и сам еще три месяца назад не поверил бы в такое... Но он был и он действовал.
      Тай-Суй - это загадочное, таинственное оружие, тайна не только местоположения, но и назначения которого на протяжении нескольких веков хранилась и передавалась в императорской семье Нихонии.
      Передавалась, чтобы нарушиться. Нарушиться нынешним императором Нихонии - Таманэмоном Дэнтедайси. Он рассказал эту тайну человеку, который по заданию советника президента Третьей Империи генерала Гордона выкрал императора. Выкрал ради этой тайны.
      Этим человеком был Рип.
      После генерал пытался убрать ненужного свидетеля, но не рассчитал. Рип остался жив, однако потерял память.
      И последующие несколько месяцев Рип лихорадочно мотался по галактике в поисках своих воспоминаний, следов прошлого.
      Он посетил планету Вега, где познакомился с гигантским пауком-телепатом с планеты Сонл. Он посетил свою родину - планету Альма, где не застал в живых человека, вырастившего его после смерти родителей - тетю Александру. И там юноша узнал, что о нем не слышали целых пять лет, прошедших после катастрофы, когда он и его друг Сэм летели на катере домой из Академии Пилотов, где учились оба мальчика.
      Он не застал на Альме также свою невесту - Надю. Девушку, которую любил больше жизни. Много позже Надя, ставшая любовницей Гордона, предала его, а старый друг Сэм попытался убить...
      Но зато он познакомился с Эйсаем - отпрыском одного из знатных родов Нихонии, веселым и верным товарищем. С Биордером - офицером синоби - войск специального назначения Нихонии, немногословным, немного суровым, но хорошим человеком и отличным командиром.
      И главное: он познакомился с Марико - прекрасной принцессой Нихонии. Девушкой, лучше которой он не встречал ни разу в жизни.
      Несмотря на притязания Ябу - жениха принцессы, Рипу удалось завоевать сердце Марико. Его же сердце принцесса похитила уже давно. С первой встречи.
      Все вместе они освободили отца девушки - Императора Таманэмона и вышли победителями из схватки с генералом Гордоном. Все вместе и еще с помощью Тай-Суя. Ибо страшное оружие императоров Нихонии оказалось не чем иным, как машиной времени.
      Древним механизмом, наследством не менее древней, полумифической цивилизации прогомианцев.