Ему было скучно.
      …Ястреб вернулся в частотный диапазон беседы с человеком и продолжил работу. Нервы Ивантеева были напряжены до предела, успокаивался он медленно и никак не хотел полностью доверить свою волю Координатору. Более плотного и мягкого взаимодействия можно было бы добиться с помощью Адаптера, программы-совы, специально предназначенной для операций с человеческой психикой, но задача не предполагала мягкости, а объект ее не заслуживал. Координатору было дозволено применять силу.
      Плечи Павла Валентиновича спазматически напряглись.
      — Кроме того, я рекомендую незамедлительно провести инспекцию в районе… — тень наплывала и окутывала, туманила голову, это было как сон в состоянии крайней усталости, когда не понимаешь, кто ты и где ты, — отправьте запрос в Главное Управление…
      Засветился экран компьютера, поднялись руки — чужие, незнакомые, послушные кому-то другому. Опустились на клавиши.
      Кане-корсо, поняв, что от него ястребу ничего не потребуется, вернулся на свое ложе и с шумным вздохом вытянулся поперек.
      Павел Валентинович опоздал умереть.
 
      Ксе сидел на плоской крышке сундука, привалившись спиной к стене, и разглядывал потолок. Там было на что поглядеть — по доскам вился сложный спиральный орнамент в четырех цветах; ритм его завораживал. Символика орнамента принадлежала Деве Дня Леннаради, владычице дождя и вёдра, шакти Ансэндара. Бывший громовержец не любил бывать здесь, а когда появлялся, неизменно сутулился и смотрел в пол; неведомо, в чью голову пришла мысль об устроении этой залы, мемориала в память о богах, павших на войне, но странная то была голова. Ксе уже знал, что атрибутику погибших культов стфари сохранили во время бегства не только ради светлой памяти — это были не вещи, а своего рода записывающие устройства, пустые скорлупы функций-без-личностей. Беря в руки лук Андры лу-Менгры, стфари точно надевал обличье бога-стрелка, обретая тем самым часть его силы. Зала была не кладбищем, а арсеналом, но впечатление все же производила гнетущее. Лишнюю минуту здесь провести не хотелось.
      Менгра молчал, темным колоссом возвышаясь за деревянным креслом, в котором, сжавшись и потупившись, замер беловолосый Ансэндар. Рука жреца лежала на резной спинке, но смотрел он в окно — вниз, во двор: комната находилась под самой крышей.
      Ксе перевел взгляд на свои руки.
      Он не носил орденских жреческих колец, их и Менгра не носил — это была не продиктованная законами тонкого мира необходимость, а людской, чисто русский обычай, случайно родившийся в Питере в начале девяностых и с тех пор распространившийся по стране. Ксе узнал об этом, гуляя по тематическим порталам антропогенников в Сети.
      В тот вечер, когда стал Мастером.
      То есть вчера.
      — Судя по всему, — наконец, нарушил молчание Ансэндар, — это… повторяется.
      — Я вижу, — хмуро сказал Менгра. — Ты звонил Данилю, Ксе?
      — Пять раз, — ответил тот. — Он не берет трубку.
      — Что это значит?
      — Не знаю. Может быть, случайность. — Ксе подавил вздох. Он до сих пор не восстановил интуицию в полном объеме и оттого порой чувствовал себя больным и недееспособным. Неведение изматывало. В иной день шестое чувство успокоило бы его — подсказав, что всемогущий аспирант просто занят, или хотя бы окончательно лишив надежды, если Сергиевский больше не хотел себе лишних проблем… сейчас приходилось гадать и мучиться.
      Жень спал. Второй нож дался ему не в пример легче первого, но все равно вымотал подростка до полуобморока. Впрочем, сюда его бы так и так не позвали.
      Разговор был серьезный.
      Встревоженный рассказом Ксе, Ансэндар долго вслушивался в течения тонкого плана; на этот раз давление шло не из этой вероятностной вселенной, из другой — из родного мира стфари… узнав об этом, Менгра-Ргет закрыл глаза и долго сидел в неподвижности. Ксе ни о чем не спрашивал — он знал достаточно, чтобы догадаться. Позже по обрывочным репликам стфари он понял, что догадался верно.
      Стихия все эти годы оставалась истонченной, а теперь снова начала таять. То, что смог сделать Ансэндар, сможет повторить Энгу.
      — Зачем? — безнадежно спросил Менгра. — Зачем им это? Мы ушли. Мы отдали им землю, что им еще надо?
      — Мы не отдали землю, — сказал Анса, — мы ее оставили. Она осталась ничьей. Когда по лесу пускают пал, лес умирает, но земля становится плодородной от пепла. А мы забрали лес с собой, вместе с корнями, ручьями, почвой. Оставили им голый камень.
      — Почему ты не сказал мне этого раньше?
      — Я и сейчас не уверен, что это именно так. Такого раньше не делалось. Но думаю, что голая земля… неприветлива. Здесь возникла аномалия — почему бы не возникнуть и там чему-то подобному?
      — А что им было нужно? — спросил Ксе. — Земля?
      Менгра скривил рот.
      — Нефть, — сказал он. — Золото. Руды. Земли Стфари похожи на Россию. Там, у нас, не успели еще так присосаться к нефти, как в вашем мире, но дело к тому идет, и нкераиз в нем первые.
      — А теперь, выходит… — вздохнул Анса.
      — Теперь, выходит, им нужен наш пепел, — закончил вождь-кузнец и отошел от окна. — Хотел бы я знать, что подумает об этом ваша власть…
      Ксе даже вообразить не мог. Потом поразмыслил — и понял, что вполне может. Вся эта история с параллельными мирами с точки зрения официальных органов выглядела сущей фантасмагорией. Опыта обращения с фантасмагориями никто не имел, принимать оперативные решения было некому. Если взглянуть на ситуацию здраво, становилось ясно, что со стфари решили поступить в соответствии с древней национальной традицией — положиться на авось и на то, что все как-нибудь само собой утрясется. В этом было рациональное зерно. Внутренние проблемы стфари никого не интересовали, за помощью они не обращались; для властей же «идеальные иммигранты» создавали куда меньше проблем, чем обычные, явившиеся через границу между странами, а не между мирами.
      До сих пор.
      Вторжение и война между пришлецами на мирной, обжитой территории страны…
      Конечно, техника у нкераиз допотопная по сравнению с вооружениями двадцать первого века, но пойдут в эту атаку лучшие, закаленные в боях части, а кому придется противостоять им? Землепашцам стфари, которых осталось тридцать тысяч из полумиллиона, и немного отыщется среди них боеспособных мужчин… или русским солдатам, которые даже не могут рассчитывать на покровительство своего бога?
      И будет горячая точка, возникшая из ниоткуда — среди России, в трех сотнях километров от столицы.
      Собирался в груди холодный свинец, отягощал сердце, сдавливал легкие; Ксе был человек штатский, он понимал, насколько представления его наивны, но ждать здесь чего-то хорошего уж точно было верхом наивности. Что решат генералы? Сбросить бомбы? Выдвинуть танки? Блюсти нейтралитет, наблюдая, как чужие народы истребляют друг друга? А что взбредет в голову нкераиз, жрецы которых держат на цепи обезумевшего от наркотика Энгу? Люди накопили большой опыт по части войн в физическом мире, но что произойдет в тонком? «Здесь Лья не поможет, — подумал Ксе; дикая усмешка против воли кривила рот, — здесь кто-то покомпетентней нужен… да ведь ни один начальник и не поверит в такое, если предупреждать! Один Даниль поверит. Может, профессора его что-то поймут? Хотя бы только поймут, не сделают!.. Даниль, мать твою, возьми трубку!» Не тратя слов на извинения, жрец-мастер вытащил мобильник и, ожесточенно давя на клавиши, вызвал телефон Сергиевского.
      — Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
      Ксе поежился: между лопаток выступил холодный пот. Раньше были долгие гудки. Хоть что-то изменилось — это обнадеживало, несмотря на отсутствие связи…
      — Нет? — буркнул Менгра, прекрасно все понимая.
      — Нет.
      Ксе первым делом спросил у него, как можно восстановить циркуляцию энергии в сети культа при отсутствии ведущего элемента — куда могут течь жертвы, если нет божества. Менгра-Ргет размышлял недолго: отрезал «понятия не имею!» и стал мрачен как туча. Стфари рассчитывали на Женя — на того Женя, каким он должен был стать, заняв свое место. Теперь божонок сам не был уверен, что так уж на этом месте необходим, и надежды беженцев таяли. Истончались стихии, шли нкераиз, которые самим появлением своим превратят странноватый мирный народ в источник бед для приютившей его земли… Ксе был бы рад не взваливать на плечи вождя лишних проблем, но больше ни к кому обратиться не мог.
      — Я всю жизнь жрец, — сказал Менгра. — И с Ансой… он мне вдобавок просто друг. Я знаю все. О таком я ничего не знаю. У вас научились перемогать природу. Может, и здесь как-то… перемогли.
      Ксе опустил глаза.
 
      — Ну что, — вполголоса сказал Жень, высунувшись из-под одеяла, — что говорят? Драться будут?
      Ксе, зарывшийся в сундук со своими вещами, поднял голову.
      — То есть — драться? — переспросил он.
      — С нкераиз, — подросток сел на матраце.
      — Откуда ты знаешь? — слабо удивился Ксе.
      Уголки губ Женя чуть приподнялись.
      — Извини, — сказал он.
      — За что?
      — Что я разрешения не попросил.
      — На что? — недоумевал Ксе.
      Бог хихикнул.
      — Ты же мастер теперь, забыл? Мой мастер, принятый. Я твоими глазами смотреть могу…
      — Тьфу! — только и сказал Ксе. — Жень, это, между прочим, некрасиво. Все равно что под дверью подслушивать.
      — Я же извинился, — Жень наивно захлопал голубыми глазами. — Ну прости, пожалуйста, я больше не буду. Я теперь всегда спрашивать буду.
      — Вредина, — отвечал Ксе. Потом подошел и сел на край матраца, поинтересовавшись уже с улыбкой: — Значит, хорошо прошло?
      Жень улыбнулся, подобрал ноги, уселся по-турецки; глаза его солнечно заискрились.
      — А то! Лучше некуда, — с жаром ответил он. — Ксе, у нас все получится! Ксе, я ведь взял сеть! от Москвы до Питера взял.
      — Псих! — перепугался Ксе. — Засекут же!
      — Нет, — уверенно и жестко ответил Жень. — Я по этому… фальшивому культу до самого главного храма все отсмотрел.
      — И что? — от волнения жрец-мастер даже подался вперед.
      — Я не знаю, что они там измыслили, — с нехорошей усмешкой сказал подросток. — Но эта штука ни с кем и никак не взаимодействует. Просто стоит и тупо силу качает. Как физраствор вместо крови. Жрецы с ним не контактируют, поэтому засечь меня не смогут, даже если я впятеро больше территории возьму… — Жень опустил ресницы, подергал русую прядь над ухом и негромко закончил: — Оно неживое, Ксе. Совсем неживое.
      Ксе помолчал. Вспоминалось по этому поводу только одно.
      — Хренов Даниль, — сказал жрец. — Ну что ему стоит трубку взять…
      Жень засопел и моргнул.
      — Ксе, — сказал он, — слушай, а…
      Чего-то подобного жрец-мастер ожидал; не сказать, чтобы загодя готовился, но Ансэндар еще несколько недель назад посоветовал ему быть осторожнее. Жень хотел своему жрецу только добра, он просто был по-детски нетерпелив. «Ты легко принял инициацию адепта, потому что перед этим долго и тесно общался с Женем и беспокоился о нем, — сказал Анса. — Но в нормальных условиях путь неофита занимает несколько лет. Ты прекрасно знаешь, как долго готовят шаманов, Ксе. Жрец, начав в шестнадцать, мастером становится не ранее чем к сорока годам, а Жень, кажется, намерен возвести тебя в этот ранг чуть ли не завтра. Я его понимаю. Силы возвращаются, как это говорится — раззудись, плечо, размахнись, рука… Но для тебя это может быть опасно. Пожалуйста, осторожнее».
      — Я бы мог эту штуку просто выдавить из сети, — сказал божонок. — И тогда уже все, полный порядок.
      Он широко улыбнулся, но в глазах бродил тревожный блеск.
      Ксе посерьезнел.
      — Тебе для этого что-то нужно, верно? — спросил он почти укоризненно.
      — Ну…
      — Жень, вчера. Только вчера.
      — Ксе…
      — Я по-твоему что, железный?
      Жень шумно выдохнул и потупился, начав рисовать пальцем узоры по одеялу.
      — Это же не только для меня, — сказал он. — Это для всех. Для стфари — тоже. Я все понимаю, не дурак. Я так гоню не потому, что у меня шило в заднице. Я же слышал, о чем вы говорили. Нкераиз эти… кто знает, когда они придут? А у них бог войны на человеческой крови сидит, знаешь, какая фигня? Ты думаешь, Анса с ним справится? Ага, щас. Он хороший, но он, во-первых, к войне отношения не имеет, а во-вторых, ему вообще хреново, и очень давно.
      — Почему?
      — Потому что он последний из пантеона, — Жень быстро поднял глаза и снова уставился в пол. — Сам представь, как это сладко… И потому что функцию поменял. Я когда его увидел, долго фигел, потому что понять не мог, за что он отвечает. У нас-то сейчас все знают, отчего молния бывает, а у стфари еще образования обязательного не было, так и вышло — отвлеченное понятие, необъяснимые причины… Ну вот. А потом, после перехода, получилось, что он — надежда. А он и сам только надеяться может. И еще фигня эта с ассимиляцией. У нас-то народ может просто раствориться, и ничего, а у них не так. Он говорил, если б стфари могли нормально ассимилироваться с его смертью, он бы лучше умер… потому что последним остаться — это ж лучше не жить…
      Ксе молчал.
      — Такая хрень, — продолжал божонок. — А теперь придут нкераиз, и вся надежда накроется. Им же не надо всех стфари поубивать. Им только Ансу убить надо, а остальное само собой. И чего? Я один защитить могу. Смогу. Когда культ возьму. А время, скажешь, есть, да?
      Жрец опустил голову.
      — А сейчас, — сказал Жень, — у меня шакти нет. Это значит — меня сдерживать некому. Я развинченный, Ксе. И людей у меня больше. Я ихнего Энгу порву на британский флаг. Вот удивятся-то…
      «Уй-ё, — думал Ксе. — А ведь кругом прав. Ну пусть не сегодня, это уж совсем сумасшествие, но неделя, другая, и мне нужно будет решаться. Насколько быстро истончается стихия? Когда случится разрыв? Когда он случится, уже поздно будет. Да почему ж все так складывается — хуже некуда?! Что у меня с кармой? Надо было Даниля спросить. Блин! Все в Даниля упирается. Тут и интуиции никакой не надо… когда ж она восстановится только…»
      — Ксе, — тихонько окликнул Жень. — Ты о чем думаешь?
      — О книге Гиннеса, — невесело усмехнулся тот.
      Подросток вытаращился.
      — Я, наверное, стану самым молодым верховным жрецом в истории, — вздохнул Ксе. — Пошли, что ли, обедать, боже…
 
      Паника пришла и ушла, оставив только палящее напряжение нервов, стальной внутренний звон, готовый стать решением и поступком. Времени было больше, чем показалось сперва; стихии действительно истончались от неведомой язвы, но слишком могучи и велики были они, древние, рожденные в незапамятные времена, чтобы распасться вмиг. То, что жило миллиард лет, не могло растаять и за года, не то что за дни.
      Даже дети в огромных домах стфари смеялись реже; лица стариков уходили в морщины, женщины словно выцветали, казались больными, и черная забота омрачала лица. Ксе только сейчас обратил внимание, насколько мало осталось у стфари взрослых мужчин.
      Как-то на лестнице жрец-мастер столкнулся с Иллиради, дочерью вождя, которую про себя прозвал «принцессой». Девушка ойкнула, а потом отпрянула к стене и умоляюще вскинула брови, сложив руки на груди в замочек. Она выглядела и трогательно, и странно — напоминала хорошую актрису из фильма про старину; современные девушки двигались не так и совсем не так смотрели на мужчин. Когда она разъезжала на велосипеде, это как-то терялось — все же принцессы обычно не крутят педали, да и одевалась она в местной манере. Сейчас на Иллиради был национальный костюм, который необыкновенно ее красил.
      — Ксе, — шепотом сказала она и добавила что-то на стфарилени. Потом сконфузилась, заметив удивленный взгляд Ксе, и перевела: — Скажите, пожалуйста, нам помогут? Простите, папа мне запретил у вас спрашивать, я не должна, но мне так страшно, я не знаю, у кого еще спросить… Папа ничего не говорит.
      Ксе подавил вздох. Посмотрел вниз, на площадку: лестницы у стфари были крутые, как трапы на кораблях.
      — Помогут, — сказал он, наконец, избегая взгляда Илли. — Обязательно.
      «Только не знаю, кто», — добавил он про себя для очистки совести, хотя надежды таяли вместе с плотью стихий.
      Ксе долго пытался дозвониться Сергиевскому и пришел к выводу, что тот либо вынес его в игнор-лист, либо поменял номер. Попытка найти по базе его домашний телефон не увенчалась успехом — похоже, Даниль квартиру снимал. Лейнид тоже не помог, кажется, он успел с Сергиевским разругаться, и довольно грубо сказал Ксе, что о местонахождении этого идиота представления не имеет. Кто-то из доверенных Менгра-Ргета ездил в МГИТТ, но там все обернулось странно, и даже сам Менгра не понял объяснений; во всяком случае, войти за ограду просители не смогли.
      — У нас нет выбора, — сказал Ксе через неделю.
      Жень взбудораженно привстал, стараясь не улыбаться. Ансэндар, бледнея, опустил глаза, и в груди у Ксе нехорошо заныло. «Он предупреждал меня о ранге мастера, — подумал жрец, успокаивая себя. — Но ведь все обошлось. Я прекрасно себя чувствую, и Жень говорит, что получилось отлично. Конечно, верховный — это звучит громко, но, в сущности, какая разница…»
      — Подожди еще, — ответил Менгра; это был не совет, а приказ. — Ты и так двадцать лет уложил в две недели.
      — Сам удивляюсь, — развел руками жрец-мастер. — Но я в порядке.
      — Мне нужно выдавить эту штуку, — раздувая ноздри, прошипел Жень. — Вот как хотите. И вообще! — он обвел собравшихся ярко горящим взглядом, — никто не знает, когда границу прорвет. Всем все ясно? Или объяснить?
      — Жень, — Ксе едва заметно поморщился.
      — Завтра, — сказал Менгра, тяжело опустившись на стул. — Завтра.
 
      День был солнечный и морозный; свежее утро проглядывало за белизной облачных рушников, побледневшее декабрьское солнце сверкало на стеклах, клало на пол светлые квадраты. Менгра сидел в тени и сам казался огромной плечистой тенью. Ансэндар стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел вдаль — так, будто видел неуклонно тающую преграду. Возможно, он действительно видел. Ксе прислушивался к себе и чувствовал, что сердце его беспокойно, но беспокоился жрец не за себя — за Матьземлю, за богов и людей, за тех, кому выпало столкнуться с небывалой угрозой, которой не отыскивалось объяснения.
      Жень смотрел на своего жреца — расширенными глазами, завороженно, почти молитвенно, и это забавляло, потому что, вроде бы, должно было быть ровно наоборот. В руках божонка тускло поблескивал нож — третий по счету.
      Ксе не знал, как должен выглядеть ритуал, проводимый по всем правилам. Наверняка величественной церемонией, с шествиями и факелами, с произнесением клятв и принесением жертв… а может, и нет, может, новый верховный жрец всего лишь подписывал пакет документов — в торжественной обстановке и паркеровской золотой ручкой… В этом случае официальную часть инициации Ксе так и так еще предстояло пройти. Договор с богом не отменяет договора с людьми.
      Ксе расстегнул рубашку и закрыл глаза.
      — Давай, — тихо сказал он.
      И божонок ударил — стремительно, почти без замаха, движением мастера боя, умеющего профессионально работать с ножом. Узкий клинок по крестовину вошел между ребрами.
      Жрец-мастер принял сан верховного иерарха культа; нож растворился, перейдя в тонкую форму.
      …через секунду после того, как, пропоров кожу и плоть Ксе, пронзил его сердце.
      Чудес не бывает.
 
      Тело верховного жреца осело на пол.
      День разгорался за чисто промытыми стеклами, заливал солнечным молоком выпавший снег, и в светлом празднестве наступившей зимы растворялись вещи и лица; золотые блики прыгали на инкрустациях, тепло светилось резное дерево, ярче становились краски ковров. В нагретом воздухе комнаты застыли крохотные пылинки, окованные тишиной, и как будто все вокруг замерло, когда сын и шаман Матьземли вернулся к ней после недолгой разлуки.
      — Вот и все, — вполголоса, невероятно спокойно сказал Менгра-Ргет. — Вот и все…
      Ансэндар вздохнул.
      Жень стоял, одеревенев от ужаса, с полуоткрытым ртом, и безумными глазами смотрел на свои руки. Он забыл дышать, ярко-голубая аура его прекратила пульсацию — остановился мятежный вихрь, заледенев среди тихого тепла смерти.
      — Нет, — прошептал, наконец, божонок, и крикнул, срывая голос: — Нет! Ни за что!
      — Так оно и случается, — заключил Менгра. Лицо его оставалось неподвижным и совершенно бесстрастным. Ансэндар закрыл глаза и прислонился виском к стене; бледные тонкие пальцы чуть плотнее стиснули ткань куртки, но ни единая черта на лице бога не дрогнула.
      — Нет… — всхлипнул Жень и упал на колени.
      Он приник к телу, и Анса тревожно подался вперед, но божонок не пытался перелить в мертвеца свои силы, электрическим разрядом встряхнуть не успевшие умереть нервы или совершить еще какое-нибудь сумасбродство.
      Жень вытащил у Ксе мобильник.
      — Даниль!! — до боли зажмурившись, взмолился мальчишка, впиваясь пальцами в ворс ковра, — Даниль, пожалуйста, возьми трубку!

12