Майор Холодец третий день сидел на своем здоровом железном ящике, называемом рацией, очень грустный. Батареи неожиданно быстро разрядились, и теперь он не мог связаться с комбатом, а запасной комплект аккумуляторов куда-то делся.
      Холодец, в общем-то, подозревал, что, когда он отдал один мешок со жратвой солдатам, в нем же оказались и аккумуляторные батареи. Потом, пытаясь расспрашивать, он слышал примерно одно и то же: никто и ничего ни о каких аккумуляторах не знал. А по-иному и быть не могло. Казарян инспектировал мешок и обнаружил эти самые запасные аккумуляторы, со злорадной ухмылкой на лице выбросил их под куст, который бы и сам теперь не нашел даже за очень большие деньги.
      Со жратвой в эти дни было неплохо – гусей ели, а еще Резинкин, вернувшись от своей Светы, принес аж два литра сметаны, видать, хорошо работал... Каждому досталось понемногу, и все были потихоньку счастливы, что, несмотря на который день под открытым небом, все-таки иногда перепадает им кусок чего-нибудь вкусненького.
      На реке дела с рыбалкой тоже шли неплохо. Каждый день была у них уха, и никто не кричал, что вот, мол, снова уху жрать – все были счастливы тем, что в наваристый бульон можно накрошить травки и с хлебом это все схрумкать, а на хлебушке на том еще и кусочек сала. Так и перебивались, тусуясь около реки и деревни.
      Лейтенант ходил довольный, уверенный в том, что до конца срока они продержатся и можно будет с независимым видом подойти к майору и сообщить ему, чтобы он вызывал вертушки. Холодец уже третий день не выходил на связь, а лейтенант и не замечал.
      Командир взвода уже не раз представлял себе, как он выстроит свой личный состав, подойдет, отдаст подполковнику честь и доложит ему о выполнении поставленной задачи. А дальше, фиг с ним, пусть куда хочет, туда и посылает.
      Неожиданно с реки вернулся Простаков с компанией. Они успели к полудню наловить килограммчика полтора на четверых и сейчас даже и не думали о той рыбе, которую несли в руках, – глаза у всех были выпучены, а сами они были очень взволнованы и прибежали с реки запыхавшиеся.
      Найдя лейтенанта, встали кучей и начали там что-то бубнить про то, что их ищут.
      – Кого ищут? – Мудрецкий заставил их построиться в одну шеренгу и, зная, что среди этой четверки с мозгами лучше всех у Валетова, приказал ему доложить о происшедшем. Валетов сделал шаг вперед:
      – Товарищ лейтенант, десантники!
      – Что? – не понял Мудрецкий. – Какие тут десантники?
      – Не знаю, вышли на противоположный берег. Мы вовремя ушли в лес. Наверняка они будут переправляться.
      – И сколько этих десантников?
      – Человек тридцать.
      У Мудрецкого почему-то первая мысль была – взвод на взвод. Только вряд ли они выдержат схватку с подразделениями.
      – А кто: срочники или контрактники?
      – Да че, мы расспрашивали их, что ли... но у всех оружие.
      – Е-мое, – скривился Мудрецкий, – что им тут надо? – Лейтенант ткнул во Фрола пальцем: – Стойте на месте! – и побежал к своему костерку за планшетом.
      – Давайте, Валетов с Балчу, на берег и секите, что они там делают. Забейко, Казарян, ко мне! Сегодня сеть с реки не снимать.
      – Да вы че, товарищ лейтенант?
      – Фиг с ней, с рыбой, – оборвал Мудрецкий. – Сейчас вы плюс Простаков и Резинкин быстро разведку на пять километров от лагеря на юг и на север.
      – А что случилось? – Казарян заботливо оглядывал ногти на левой руке.
      – На берегу реки десантники.
      – На нашем? – воскликнул Забейко, и ему стало страшно.
      – Нет, на противоположном. Может быть, будут переправляться. Может быть. Я не знаю. Давайте на север и на юг и будьте осторожны.
      Сержанта Батракова лейтенант отправил на восток с Петрушевским с той же самой задачей.
      Если их обкладывают, точнее, уже обложили, то вряд ли куда-то удастся спрятаться. Сейчас лейтенант думал только об одном: даже если их в чем-то обвинят, то надо добраться до части, а там уже пусть комбат решает, что с ними делать. Одно – быть пойманными в лесу, а другое – разбираться уже в расположении. Если сейчас выяснится, что их обложили, то нужно будет попытаться выкрутиться. Мудрецкий смотрел на часы: разведка ушла пятнадцать минут назад и вернется часа через полтора.
      С одной стороны, постукивая карандашом по планшету, сейчас он жалел о том, что не приказал людям выполнять эту команду бегом, а с другой стороны, побегут, напорются. Им нужно внимательно отследить, есть ли кто-нибудь сейчас в лесу помимо них.
      «Может, и у десантуры учение в этой местности? – размышлял взводник. – Сейчас они вышли к реке просто для того, чтобы дух перевести?» Десантуру ведь гоняют – это он знал.
      С момента ухода группы уже миновало тридцать пять минут. Не дожидаясь возвращения разведчиков, Мудрецкий приказал замаскировать все кострища и навести порядок – сделать поляну необитаемой, всем собрать свои вещи и приготовиться к походу. Весь личный состав, который сейчас в окрестностях занимался сбором ягод, грибов, должен был вернуться к лагерю. Но не представлялось никакой возможности собрать всех людей.
      И тут народ стал выбегать на поляну с ошарашенными глазами, и все говорили одно и то же: «Десантники, десантники».
      «А где же разведка, иху мать?» – не понимал Мудрецкий. Теперь было ясно, что кольцо вокруг них сжимается.
      Вскоре прибежали Казарян с Простаковым, которые уходили на юг. Их оттуда уже выдавливала цепь. Чешут лес. Сверху, с севера, никого не было, зато все, кто уходили на восток, уже были выдавлены. Через десять минут пришла и вторая разведгруппа, в которой были Батраков и Петрушевский.
      – Все, уходим на север! – скомандовал лейтенант. – Всех, кто есть в северном направлении, доберем по пути.
      – А Балчу с Валетовым? – спохватился Простаков.
      Мудрецкий снял кепку и почесал лоб:
      – Простаков, бегом на реку. Ваша задача – любыми способами остаться незамеченными и сплавиться вниз по реке. Все ненужное выкинуть. У нас единственный способ выйти из этого кольца, если это вообще кольцо, если с севера кто-то давит, – поправился Мудрецкий, – сплавившись по реке. Сейчас все мы к воде не побежим, там уже на противоположном берегу пасут и такое количество народу могут заметить. Можно уйти вверх по реке и там сплавляться – снизу нас уже жмут и времени не хватит. Вперед, бегом марш!
      Определив направление, взвод ломанулся через лес, не отдаляясь далеко от Ершистой. Они пробежали метров четыреста и столкнулись со своими же разведчиками. Забейко с Резинкиным доложили о визуальном контакте с десантниками.
      – У них у всех оружие! – вращал большими глазами Петро.
      Трех солдат своих же, собирающих грибочки по лесу, они, к счастью Мудрецкого, обнаружили. И сейчас весь взвод был в сборе. Даже мешок, заметно отощавший за эти дни, который оставался у рачительного Холодца, и рацию здоровую тащили.
      «Только как с ней сплавляться-то по реке, с этой рацией? – раздумывал лейтенант. – Это не дело. Придется утопить к чертовой матери и место запомнить. Потом, если комбат будет возникать, съездят, заберут. А сейчас не до рации, к тому же она бесполезная. Холодец признался в отсутствии батарей». Мудрецкий рассчитывал позвонить, выяснить, что за фигня, а тут, оказывается, третий день связи нет.
      «Может, нас просто ищут? – предположил лейтенант. – Тогда на фига столько народу да еще и оружие? Наверняка это все из-за коровы и из-за этих долбаных гусей, – разорялся лейтенант. – Елки-палки, надо было себя вести по-человечески, не грабить и не воровать, – корил он себя. – Наверняка в деревне остались недовольные. Стуканули властям».
      Подошли ближе к реке, вдоль которой бежали. На открытое место выходить не спешили, нужно было что-то срочно придумывать для того, чтобы люди могли по течению сплавиться вниз незаметно для десантников, которые будут в упор смотреть на эту реку, и ничего они не должны были увидеть или заподозрить.
      – Ну, что будем делать? – обратился за советом лейтенант к подчиненным.
      – Ну че, как дед Мазай и зайцы, – у Забейко на все был ответ. – Бревна нужны. Бревнышко берешь, за бревнышко спрятался и спокойно плывешь, и башка твоя за бревном скрыта. С противоположного берега и не увидят тебя.
      – Как хорошо придумано, – согласился Мудрецкий. – Прямо как в кине. А нам че делать сейчас? У нас бревен нет, топоров у нас нет, пил у нас нет – у нас ни хрена нет! – с досадой громким шепотом ругался лейтенант. – У нас только тяжеленные сапоги и фуфайки, которые намокнут, войди мы в воду, и потянут на дно. Еще эта жратва, которую бросить, значит, еще несколько дней мотаться голодными.
      – А че жратва-то? – высказался за всех Баба Варя, – че мы, не привыкшие, что ли?
      Действительно, за эти двадцать с лишним дней химики превратились в настоящих партизан, которые привыкли терпеть лишения и неудобства. И сейчас какие-то там вещмешки с едой против того, чтобы выйти из кольца и наставить этой десантуре, – да какие проблемы!
      Тут Мудрецкий переглянулся с начальником штаба, и тому этот взгляд не понравился: что-то недоброе уловил он в глазах командира взвода, хотя чего ему бояться? Он ведь здесь в наблюдателях, не прикажет же ему лейтенант сплавляться вниз по этой реке, вода, поди, холодная. На фига это ему, начальнику штаба отдельного батальона, нужно такое приключение. Если уж их обложили, так это, наверное, на самом деле товарищ подполковник ищет – третий день на связь никто не выходит, беспокоится.
      Чем дольше они сидели в лесу рядом с берегом, тем меньше времени у них оставалось для того, чтобы войти в реку и сплавиться вниз. Шансов никаких. И тут на ум Мудрецкому пришла мысля.
      – Рискнем. Сейчас переправляемся на пологий берег и уходим вон в те камыши, – лейтенант указал пальцем вверх по течению. – Сидеть придется по пояс в воде, но нам необходимо дождаться, пока стемнеет. После этого вечером и ночью мы переправимся по реке вниз и к утру будем далеко от этого места.
      Солдаты не могли предложить ничего лучше и поэтому последовали за командиром, который первый бросился в воду. Фуфайки связали в тюки и переправили через речку. Быстро ушли в камыши, а товарищ майор хотел было остаться сидеть на противоположном берегу, но его удалось уговорить. И купился он на то, что Мудрецкий подошел, попросил его на минуточку подняться с ящика железного, подхватил эту самую тяжеленную рацию, подошел к реке и выкинул ее. Майор хватал ртом воздух, но недолго, потому как сам устал от этого здорового передатчика. Лейтенант развел руки в стороны:
      – Ну вот, товарищ майор, я потом сам скажу товарищу подполковнику, что утопил, и даже место назову. Теперь вам уже ничего не мешает.
      – Да, – согласился Холодец, – да вот жалко – еда намокнет. И сам тоже замочусь.
      – Ну, ничего страшного, если немножко замочитесь, – тактично отвечал Мудрецкий, уговаривая майора искупаться.
      Следующие два часа для личного состава химвзвода были настоящим испытанием. Мудрецкий, не жалея никого, загнал всех в камыши и заставил стоять, не шевелясь, в холодной воде. Хотя они и были на пологом бережку, даже солнышко сверху светило, ноги и кое-чего повыше просто окоченело. И многие уже высказывали мысль, что, мол, хватит, е-к-л-м-н, надо бы и на бережок...
      Лейтенант был неумолим. Он продержал народ еще полчаса и только после этого разрешил выйти туда, где помельче, и сесть, не выходя на открытую местность. Мудрецкий очень боялся того, что вверх по реке начнется прочесывание, но ничего подобного не произошло, и теперь им пришлось ждать завершения этого отвратительного дня.
      К вечеру развернули вещмешки, разложили размокший, разбухший в речной воде хлеб, для того чтобы он хоть немного просушился и не успел покрыться плесенью. А сало? Сало нормально, сало – оно и есть сало. Только вот соль вымылась. Но сердобольные бабульки из Сизого кое-кому баночки с соленьями подкинули.
      Никаких костров не разводили. Лейтенант обещался, клялся и божился, что им еще выдержать бы два часа вниз по реке и тогда они разведут костры и обогреются. Он с неудовольствием замечал, что несколько человек начали подкашливать.
      Кроме этого, еще беспокоился о Валетове, Балчу и о Простакове, который помчался к ним и должен был сообщить о плане лейтенанта. Встретиться они должны были на берегу реки в десяти километрах ниже по течению от точки, где находились.
      Мудрецкий прикидывал, что сейчас они по реке вверх поднялись километра на три. Тринадцать километров в воде. Скорость течения, как он установил, кидая соломинки и глядя на часы, километров пять в час, на поворотах – побольше. Ну, значит, еще придется и руками помогать. Как раз километров тринадцать они по воде проплывут. Хорошо, что время-то август – жарко, а осенью вообще бы на фиг все перемерзли.
      Как только наступил вечер и комарье принялось за дело, люди начали выражать готовность бросаться в воду и проплыть эти долбаные два часа для того, чтобы потом нормально обогреться.

* * *

      Известие, которое принес Простаков, о том, что они в кольце, Валетов с Балчу восприняли без великого энтузиазма, а следующий приказ Мудрецкого заставил Валетова забеспокоиться.
      – Я плохо плаваю. И че же, мою голову заметят и возьмут да и выстрелят, и прощай белый свет? Нет, я пожить еще хочу.
      – Че ты разнервничался, – Простаков показал глазами на корягу с бревном, с помощью которого они переправляли на этот берег бутыли с самогоном. – Сейчас вдвоем вон за бревно цепляйтесь, оно помассивнее, и вас двоих будет нормально держать, а я вон за ту здоровую корягу зацеплюсь. С бережка ползком в воду и цепляйтесь за коряги, только башку не высовывайте из воды. И потихонечку, потихонечку отплывайте.
      Десантура на той стороне построилась в две шеренги. Простаков и остальные наблюдали, как солдаты по два человека начали рассредоточиваться вдоль берега. Напротив них осталась парочка крепких десантников, которые подошли к самой воде и начали друг с другом о чем-то переговариваться, постоянно глядя по сторонам. Затем они выбрали позицию и, отступив от воды чуть выше, залегли за кустами и стали практически незаметными с противоположного берега. Если бы Простаков не знал, где они лежат, то никогда бы сам не вычислил их, будь даже у него бинокль.
      Сложность для химиков заключалась в том, что они находятся практически напротив этих солдат, и если начнут спускаться к лежащим в пяти метрах корягам, сползая с обрывчика, то будут замечены. Пришлось снова углубиться в лес и протопать вверх по течению для того, чтобы затем, сплавляясь, зацепить эти бревнышки и, оттолкнув их от берега, потихонечку, потихонечку начать уходить вниз. Все прошло вроде бы неплохо – нашли и местечко, удобное для того, чтобы спуститься к самой воде.
      Первым, показывая пример, пошел Простаков. Он ужом вполз в воду, не забыв при этом засунуть кепку за пазуху, и затем только изредка выставлял на поверхность лицо, забирал ртом воздух, а затем снова погружался в толщу воды.
      Валетов, наблюдая за действиями охотника, признался Балчу, что не сможет так.
      – А ты учись, – мрачно посоветовал Тимур, последовав за Простаковым и стараясь проделывать все точно так же.
      Два десантника, залегшие на противоположном берегу, смотрели на реку. Блики от солнца мешали им разглядеть высовывающиеся время от времени из воды и погружающиеся обратно белые лица. Потом как-то само собой от противоположного берега отделилось бревно и поплыло впереди.
      Валетов вынырнул в том самом месте, где находилось это здоровое бревнище, и, не увидев его, возмутился – осталась только коряга. Вот Леха, козел! Переиграл все по дороге, теперь им вдвоем с Балчу нужно цепляться за эту коряжку.
      Десантники видели, как бревно, которое, казалось бы, достаточно надежно вытащено на берег, ни с того ни с сего начало медленно сносить вниз по реке и, наконец, оно отделилось от берега и поплыло. Чего только не бывает на этих быстрых русских речушках... Через некоторое время за бревном ушла и коряга.
      И тут до одного из десантников дошло. Он выбежал к берегу, вскидывая автомат, и закричал:
      – Кырага, стой, кырага! Стрелять буду!
      Тут подбежал второй и начал его одергивать:
      – Ты че, сдурел? Ну-ка пошли на место.
      – Ты что! Кырага плывет. Там люди...
      – Я те покажу люди. Вот придем в казарму.
      – Ты что, вон не видишь – люди плывут!
      Дав крепкий подзатыльник перепуганному подчиненному, один заставил другого вернуться на место. Но первый не успокаивался, он опять встал со своего места и выкрикнул:
      – Кырага, стоять! – И снял автомат с предохранителя.
      Десантник с трудом успокоил напарника.
      Простаков, потихонечку подгребая одной рукой, слышал все эти вопли и с опаской оборачивался назад. Ему показалось, что на здоровых ветках висят два белых полотенца. А на самом деле это были бледные рожи Валетова и Балчу, которые успели побелеть от ужаса: ведь этот, который про корягу кричал, он ведь и выстрелить мог – кто их знает, чего они тут делают.
      Теперь у Простакова не оставалось сомнений, что все это предпринято для того, чтобы найти их взвод и вернуть на место с позором.
      «Какой умный лейтенант!» – нахваливал он Мудрецкого, что он предпринял попытку уйти из окружения. Считай, им это удалось, а вот как остальные...

* * *

      А остальные часов в двенадцать ночи потихонечку один за другим плыли по реке, не переговариваясь, а в полной тишине, едва ворочая руками. А фуфайки и почти всю еду пришлось оставить отказавшемуся сплавляться вниз майору Холодцу, который, как условились, через час после отплытия взвода развел костер и сидел около него в тепле и с набитым пузом, благо теперь жрачки у него было до конца века.
      Простаков развел небольшой костерчик в месте, где они высадились. Его можно было видеть только с реки, а с берега заметить было крайне трудно – таким вещам учить его было не надо. Горело всего несколько веточек, но во мраке ночи этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы пловцы видели свет с воды и один за другим вылезали на берег.
      Как выяснилось чуть позже, все были на месте, но пять сапог, причем у двоих это были обе пары, были утоплены. Утопили свои сапоги Забота с Багором, которые тут же получили от деда Петро по мозгам за такое разгильдяйство. Еще один потерял сапог случайно. Зато теперь у Мудрецкого не было дилеммы, кого назначить истопником. Эти двое без сапог в самый раз подходили для этой работы – сидеть и дровишки подкладывать, причем всю ночь, чтобы остальным тепло было.
      Углубившись в лес, развели костры. Народ стучал зубами. Опасаясь за сохранность карты, Мудрецкий развернул ее и повесил между деревьями, чтобы она просохла. Планшет, чтобы он не обременял путешествия по реке, оставил на память Холодцу.
      Люди оживленно переговаривались – все были уставшие, но улыбки мелькали на лицах. Сейчас они чувствовали себя победителями и, сидя около костров, выжимали одежду и развешивали мокрое. Но тут же получив от комаров первый привет, скрипя зубами, надевали еще сырую форму на себя. Мудрецкий все чаще слышал кашель простуды. Ни одного котелка у них не осталось, такие вещи помешали бы им проплыть незамеченными, поэтому были брошены вместе с едой. Мудрецкий уже знал, что утро начнется с хриплых голосов, кашля и матерщины.
      Как дальше прожить еще неделю с пятью перочинными ножиками и несколькими коробками спичек, а также одним килограммом сала на всех, он пока себе плохо представлял. Зато воды, воды у них море... Он слышал, что без воды человек неделю может прожить, без еды – месяц. А им без еды неделю надо продержаться. Тут мысли вернулись к корове.
      «Да, сейчас бы не мешало бы еще одну телку заколоть, можно и гусей, – думал лейтенант, вспоминая то о злостном Забейко, который увел Зорьку, сослужившую им добрую службу, то о солдатах, притащивших со свернутыми шеями гусей. – Разве плохо спать рядом с костром с сытым пузом?»
      Мудрецкий, отмахиваясь от дыма, неожиданно пахнувшего в лицо, задрал голову и постарался увидеть в ясном темном небе звезды. И несколько проблесков в вышине вселили в него непонятную надежду, которой, казалось бы, взяться было неоткуда.

* * *

      Проснувшись первым на следующее утро, лейтенант достал морды Багорина и Заморина из потухших костров – хреновы караульные! – и скомандовал по-тихому: «Подъем». Люди зашушукались, запалили костерки. Мудрецкий уже, что стало для него привычным, послал разведку на все четыре стороны и крутил кулак перед носами для того, чтобы ни один не смел даже пукнуть невзначай, потому как не было никакой уверенности в том, что десантники оставили этот район и не начнут повторное прочесывание, – тогда он уже не знал, куда им деваться и что делать. Разве что на время превратиться в рыб? Другого способа, как пройти сквозь цепь, он не знал.
      Простаков, как это уже было заведено, пошел в разведку вместе с Казаряном. Два здоровых топтали направление, в котором лейтенант решил уходить дальше вниз по реке, и он приказал им пройти на десять километров и вернуться.
      Сейчас, топая по лесу и отмахиваясь от комариков, Казарян не скрывал своего раздражения по поводу всех этих приключений, он мечтал о доме, о том, чтобы спокойно пить пиво и никого из этих рож, экипированных в зеленое или пятнистое, не видеть. Они некоторое время перебрасывались словами, но затем Леха вежливо попросил товарища дедушку заткнуться, и теперь они шли в тишине, стараясь лишний раз не производить даже шороха.
      Неожиданно Леха, идущий впереди, поднял руку, и Казарян замер. Они услышали бряцание оружия и голоса вдалеке. Простаков поднял руку и показал два пальца – значит, двое. Казарян кивнул ему в знак того, что понял. Оба залегли в невысокий папоротник.
      Голоса приближались, шли на них. Увидев двоих в форме, в голубых беретах и тельняшках, Простаков почувствовал, как его передернуло:
      «С оружием, но бронежилетов нет. Те в бронежилетах, а эти без. С автоматами. Какие-то измотанные и грязные».
      Казарян поворачивал голову – двое прошли мимо с левой стороны, не заметив их. Простаков повернулся и тихонечко отполз за дерево, где сел. Туда же поманил и Казаряна.
      – Че за уроды? – спросил дед у Лехи. Гулливер почесался.
      – Не знаю, че-то замызганные какие-то... Может, разведка от десантников, тоже как мы.
      Казарян покачал головой:
      – Ни фига. Че они без броников?
      – Ну, чтоб легче ходить было.
      – Ты рожи видел?
      – Я на рожи не заглядывался.
      – Они на измене все. А оружие видишь как несут? Ты так вот на охоте будешь ходить? – Простаков припомнил, что автоматы они держали за цевье и как бы волочили их, а не держали на изготовку.
      – Скорее всего, уже не первый день по лесам шарятся, – согласился Леха. – Идут вяло.
      – Давай возьмем, – предложил Казарян.
      Леха снял кепку и начал массировать здоровую голову. Его плоское, широкое лицо искало ответы на только ему ведомые вопросы. И наконец он изрек:
      – Их придется брать, потому что у них оружие. Они идут прямо на наш лагерь. Представляешь, что будет, если они выйдут и с перепугу начнут стрелять?
      Казарян быстро согласился. Два на два. Двое безоружных – на двух с автоматами. Только на их стороне внезапность и на их стороне Простаков.
      После того как они решили двигаться следом, незаметно приблизиться и напасть, Казарян очень просил Простакова рассчитывать собственные силы. Леха кивал и соглашался не делать ничего такого. Он понимал прекрасно, что у городского жителя Казаряна никаких навыков хождения по лесу нет. Двое бредущих вели себя опрометчиво: шли и небыстро, и шумно.