ДМБ - Грудью на амбразуру

      – Ей хватает того, что ты ей в корыто вон принес. На фиг ей это желтушное мясо. Оно испорченное. – Резинкину понравилась собственная мысль, и он с интересом глядел, впрочем, как и остальные, на пребывание рядового Сизова в свинском детсаду.
      Вечером Владимир уже сидел со всеми за столом, но ничего не ел и только пил крепкий чай. Время от времени по его телу пробегала дрожь.
      – Ну че, Вова, прикольно с поросями? – улыбался Валетов, заглатывая разваренную картошечку.
      – Прикольно, – бурчал Сизов, тыкаясь лбом в крайнюю доску стола и содрогаясь. Потом он брал кружку с дымящимся чаем, подносил ее к губам и ставил ее на стол. – Со свиньей тепло. Я чувствую, что мне лучше. Хотите верьте, хотите нет.
      – Это кто ж тебя надоумил? – с интересом Простаков разглядывал человека, выходящего из ломки с помощью свиноматки.
      – Никто не надоумил. Откуда я знаю, как я около нее очутился? Проснулся, гляжу – а рядом свинья. Представляете? – Он снова прикоснулся к горячей чашке.

* * *

      Через два дня Сизов снова стал носить свиньям еду. Машке он отдавал даже свой собственный завтрак. Хрюшка воспринимала это с полным безразличием и поедала все, что ей давали. Маленькие поросята день ото дня прибавляли в весе, и как же был счастлив Вовка, что он сам поверил в возможность жизни без уколов. И все благодаря какой-то там свинье, подумать только.
      Был хороший день, работа спорилась. Пацаны клали кирпич за кирпичом, а Сизов, кое-как передвигая ноги, убирался то в Машкином загоне, то в загоне Терминатора.
      Вечером подъехала новая черная «Волга». Из нее вылез Шпындрюк и потребовал показать ему, в каких условиях содержится элитная свиноматка.
      Фрол с удовольствием проводил Протопопа Архиповича к месту, где они устроили свинью с семейством. Оставшись довольным, Шпындрюк потер ладони.
      – Сколько тут у вас поросят-то?
      – Восемь, – с нежностью произнес Сизов. – Все хорошие, правда?
      – Вон тот особенно, – показал глава администрации на самого дальнего, прицепившегося к соску поросенка с крохотным черным пятнышком у правого заднего копытца. – Давайте-ка его забирайте, и вот ты, – Шпындрюк ткнул в Валетова пальцем, – неси на кухню.
      Все просто так и остолбенели, под скорбное молчание Шпындрюк выходил на улицу. Хлопнула дверца машины, заурчал двигатель, и «Волга» уехала, оставив солдат в недоумении.
      – Это чего же? – воскликнул Сизов плаксивым голосом. – Это он решил поросенка сожрать, скотина?
      – И что такого? – не понял его Простаков. – А ты думаешь, для чего свиней разводят? Для того, чтобы на них любоваться? Их и разводят для того, чтоб жрать.
      – Но это же дите! – умоляющим голосом кричал Сизов. – Мужики! Он же ребенка сожрать хочет, скотина! Вы видели его пузо? Зачем ему...
      Он осекся, возмущение перехватило горло.
      – А он для этого маленьких поросят и ест, – Валетов кисло лыбился, – для того, чтобы пузень до земли отвисала. Мода такая у всех больших начальников. Понял? Как на Востоке: чем толще человек, тем больше его уважают. Значит, он имеет средства на то, чтобы прокормиться.
      Расстроенный Вовка вышел на улицу.
      – Неужели ты, – бормотал он, стоя на свежем воздухе, – ты, Валетов, сейчас отнимешь одного поросенка от материнской груди и понесешь его на заклание поварихе? Может, он еще скажет, чтоб мы его тут и зарезали? А?
      – А ты думаешь, что живого нести, что ли? – Простаков ухмыльнулся. – Не надо быть таким дальновидным. Принесешь живого – придется резать там. Какая разница? Живого ведь не будешь есть.
      – А мы с этого ничего не получим? – Резинкин был огорчен таким поворотом дела, конечно, меньше, чем Сизов, который просто был обязан этим свиньям, как он считал, своим выздоровлением. А теперь брать и отдавать вот так вот – запросто?
      – А может, спрячем? – взмолился Сизов.
      – Ты че, Вова? – Простаков не мог поддержать такие начинания. – Кого ты спрячешь? Всех свиней? Они долго без молока не протянут. Передохнут все. Вряд ли что-нибудь у нас получится.
      – Сам не понесу и вам не дам, – агрессивно заявил Володя. – Нечего тут свиньями разбазариваться. Обойдется он, толстожопый. Им даже и года нет.
      – Ну, в год это будут приличные хрюшки, – заметил Алексей. – В год они уже будут весить раза в два больше, чем ты. Такие кабанчики упитанные получатся. А они пока молочные. Он хочет одного слопать, пока молоко сосут. Знаешь, только вот дай кусок хлеба – все, мясо испортится, и не будет никаких молочных поросят. Вот так вот. А сейчас хочет нежное мясо, белое-белое.
      – Мужики, я не дам свиней в обиду, не дам, – выл Сизов. – Не понесу, и вы не ходите.
      – Да как хочешь, – бурчал Леха, щелкая суставами пальцев, – только как бы нас после этого отсюда не турнули.
      – А все равно турнут, мы же не успеваем.
      – Не успеваем, – деловито согласился Валетов. – Действительно, не успеваем.
      – От комбата так и так получим. Ведь это же видно, что мы не успеем за две недели все закончить. Нам еще стены класть, а ведь еще и крыша, и столярка. Вы че? Не, не успеем. Здоровый свинарник. Шпындрюку-то по фигу, а че, нас тут осталось-то трое.
      – Два с половиной, – поправил Простаков. – Ты думаешь, ты тянешь на целого работягу, ты, немощь городская?
      – Я хоть и немощь, а мозгов у меня побольше, чем у тебя. Вот на сколько ты больше весишь, – завелся Валетов, – чем я, на столько у меня мозгов в башке больше. Ты же тупой, Леха.
      – Тупой, тупой. Значит, свинью не понесем, что ли?
      – Не понесем, – поддержал Вова. – Фиг с ним, обойдется. Пусть сам приходит и забирает.
      – Да-а, не живется вам спокойно, – огорчился Резинкин на решивших побузить соплеменников. – Все ищете каких-то приключений на свои тощие задницы.
      – Да пошел ты, – сказал Сизов.
      – Да пошел ты, – сказал Валетов.
      – Да пошел ты, – сказал Простаков.
      – Да пошли вы, – ответил Резинкин и закурил сигарету. – Делайте что хотите, только завтра тут жопа будет.

* * *

      Вялый Сизов вечером пошел за ужином. Повариха, чем-то напоминающая своей фигурой ту самую свиноматку, рядом с которой он провалялся несколько часов, спросила его о поросенке.
      – Вам зарезать или живого? – с оптимизмом в голосе Сизов складывал кастрюльки с едой этажерками.
      – Лучше, конечно, уже готового для разделки, – ответила повариха. – Справитесь сами, что ли, или мужика какого вам прислать?
      – У нас мужиков хватает, – солидно ответил Володя, забирая ужин.
      – Ну, хорошо, хорошо, – улыбалась повариха, – давайте там побыстрее, а то Протопоп Архипович долго ждать не любит. Мне бы вот часам к девяти-полдесятому поросеночка надо сделать.
      – Че, пирушка?
      Повариха улыбнулась:
      – Да, заседание очередное. Давай, солдатик, пошевеливайся, неси сюда скорее порося, а то не миновать нам с тобою неприятностей.
      – Ага, ага, – кивал Сизов, выкатываясь за порог, – сейчас все сделаем.
      Поставив кастрюли со жратвой, Сизов воскликнул:
      – В общем так, мужики, времени у меня больше нет. Вы, короче, ничего не видели, ничего не знаете. Давай что-нибудь делать будем. Надо как-то всех свиней собрать в какую-нибудь корзину.
      – Ты че, в корзину? Они весят уже килограмм по десять. Ты ведь их всех не упрешь.
      – Мужики, все знают, что я наркот. С меня взятки гладки. Давайте, давайте соберем, а? Как-нибудь.
      – И куда ты с ними денешься? – качал головой Резина, глядя на обезумевшего Сизова. – Ты че, их все равно съедят рано или поздно. Какая на фиг разница?
      – Не, мужики, я так не могу. Ну как же, ведь они маленькие?
      – Э-э, городская простота, – выл Леха, сидя на своем топчане и строгая палочку. – Жалко ему хрюшку стало. – И тут здоровый дядя притворно захрюкал носом: – Ой-ой-ой, как жалко, как жалко. Съедят свинку, ой– ой-ой! Кто бы мне свинины предложил.
      – А ты пойди, – отшутился Валетов, – Терминатора забей.
      – Чтоб Терминатора забить, уже не нож нужен, а топор, – предположил Резинкин.
      – Да нет, – не согласился Леха, – и ножом можно обойтись, только побольше нужен нож-то. И чтобы крови рядом никакой. А то ведь, когда животина кровь чует, она ведь бесится. Тогда все, тогда не подойдешь.
      – Ну, че с поросем будем делать? – выл Сизов, не зная, что ему предпринять. Он и сам понимал, что восемь свиней один он не дотащит. И куда тащить-то, самое главное? Ведь везде ж найдут. Это ж армия, это ж никуда не денешься. Это не просто так – взять свиней и с ними ломануться по стране. Какой ужас! – Мужики, ну придумайте хоть что-нибудь-то!
      – Ты дурак! – выл Валетов. – Че тебе, свинью жалко? Не хочешь ты с ними возиться, не будем и мы возиться. Сами придут и заберут. Долго, что ли? Ты прям какой-то ненормальный!
      – А я и есть ненормальный, – огрызался Сизов. – Я наркоман, понятно?
      – Ты уже не наркоман, – улыбался Леха, сидя и продолжая строгать деревянный колышек, от которого стружка летела вниз, на пол.
      – Че ты делаешь?! – взвился Валетов.
      – Да, че ты делаешь?! – воскликнул Резинкин.
      – Че ты делаешь?! – заорал Сизов. – Мы тут свиней спасаем, а ты тут какую-то палку строгаешь.
      – Че вы, че вы? – здоровый спрятал нож и отбросил к буржуйке деревяшку. – Че я вам, ничего я вам сказать не могу. Отстаньте.
      Здоровый прекратил участие в «совете в Филях» и вышел подышать воздухом.
      – Придурки! С каким-то поросем расстаться не могут. Е-мое. Детский сад.
      Тут лежащий на пыльной лысине лужайки Терминатор поднялся, отошел в сторону и изверг из себя такую кучу, что аж смешно стало.
      Простаков проморгался, на несколько секунд замер с открытым ртом, затем вернулся к сослуживцам.
      – Че? – спросил Валетов, – надышался свежим воздухом? Думай давай, как свиней спасать будем.
      – Есть идея, – предложил Алексей и улыбнулся во всю свою плоскую, широченную пачку.

* * *

      Повариха, по габаритам и впрямь родная сестра Машки, кормящей сейчас своих отпрысков, посматривала на часы, висящие на стене, и с неудовольствием барабанила по столу деревянной сувенирной ложкой. Прохаживаясь из стороны в сторону, она нервничала. У нее все было готово, кроме этого поросенка.
      – Где же солдаты?
      Устав ждать, она решила сама прогуляться до хлева и забрать порося. Для начала поднялась на второй этаж, заглянула в гостиную, где Шпындрюк, его жена, какой-то незнакомый ей высокий, хорошо упакованный господин и подполковник Стойлохряков с супругой сидели за столом и разминались салатиками под холодную водочку.
      Убедившись, что в ближайшие пятнадцать-двадцать минут ее вряд ли позовут, она спустилась обратно вниз и пошла отнимать дите у мамки.
      Больше всего ее беспокоило стремительно тающее время. Если она не успеет сделать поросенка до половины десятого, Шпындрюк обязательно ей выскажет нехорошее, тем более гости за столом, а молочный поросенок был обещан, так сказать, разрекламирован заранее.
      Дорогой гость, а гость был действительно дорогим – Абрам Иосифович Кент, банкир из Самары, приехал по приглашению Шпындрюка провести денек-другой в деревне, подышать свежим воздухом, ну и соответственно, покушать чего бог послал и выпить местной наливочки.
      Кент сидел в прекрасном черном костюме, видимо, произведении итальянских кутюрье, и нанизывал на вилочку одну за другой солонинку.
      Комбату Стойлохрякову и Шпындрюку редко приходилось сиживать с такими людьми за одним столом. Шутка ли сказать – у Абрама Иосифовича свой банк. Пусть небольшой, но свой. А знаете, какой сейчас нужно уставной капитал набрать, чтобы собственный банк открыть? То-то.
      Шпындрюк и не надеялся удивить чем-то особенным заезжего гостя, но все-таки подать-то поросеночка можно. Для такого-то дела не жалко. Пусть хоть они и племенные, и стоят баснословных денег. Для Абрама Иосифовича ничего не жалко. Знакомство с таким человеком многого стоит. О поросятах ли тут говорить?
      Стойлохряков пытался выполнять за столом роль балагура. Он рассказывал тупые армейские анекдоты или же реальные случаи из армейской жизни. Абрам Иосифович внимательно слушал и в то же время не прекращал сметать со стола угощение.
      Было даже удивительно, что при деньгах и отменном аппетите он совсем не растолстел, а имел сухую атлетическую фигуру, был высок ростом. Его движения были плавны и не могли не вызывать зависти у неуклюжего и неповоротливого Шпындрюка.
      «Сколько у него было женщин, он, наверное, и не помнит», – размышлял Шпындрюк, в то время как Стойлохряков продолжал свой армейский рассказ, поглядывая время от времени то на жену Шпындрюка, то на свою Верочку, которую был просто обязан взять на такой вечер.
      – Так вот, я и говорю, – крякнул Стойлохряков, отправляя уже без всякого тоста стопочку в рот, и, просмаковав напиток, встряхнулся. – Начали снаряды рваться прямо в парке, понимаете? Ну, соответственно, кто куда. Везде танки, бронемашины, казалось бы, спрятаться– то можно, да вот смотрите, че началось.
      Привезли танки из Чечни, а у них полный боекомплект. Ну и что делать? Взяли все снаряды и выложили перед танками. И, может, какой солдат, придурок, бычок выкинул непотушенный – никто не знает. Все загорелось, воспламенилось...
      Знаю про одного солдатика. Сидел он, механик-водитель, как раз в танке, а перед его носом снаряды рвутся, представляете? Так вот, он вначале решил там отсидеться, за броней, а потом все-таки ума хватило – выскочил из танка да в ближайшей ямке схоронился. Через секунду снаряд попал в башню, и ее снесло просто к чертовой матери, – комбат взмахнул рукой и сделал широчайший жест. – Самое интересное – в это время был неподалеку комдив наш, генерал. Приехал на беду. И знаете что? Получил осколком в жизненно важное место. В зад. Такие вот дела.
      – Так чего же это, – не понял Шпындрюк, – у вас тут и танки стоят?
      – Нет, откуда. Это я вам случай рассказываю, что случился в дивизионном парке, а там танки есть. У нас тут нету... А осколок в зад ему поделом влетел, – комбат рассмеялся, а вместе с ним и Шпындрюк.
      Кент только хмыкнул и продолжил жевать. Гость, несмотря на все старания Шпындрюка и на то, что его корова и симпатичная жена комбата Верочка были разряжены в шелка и золото, не обращал никакого внимания на них и все время оставался задумчивым. Шпындрюк уж задним числом думал, не сыскать ли ему какую девку из податливых, каких иногда подкармливал в обмен на соответствующие услуги. Но сейчас-то поздно.
      – Эх, – хозяин дома поднялся со своего места, подошел к небольшому звоночку и пригласил наверх повариху.
      Тем временем дородная женщина спустилась до хлева и не обнаружила там ни солдат, ни поросят. Только в одном углу стоял Терминатор, а в другом лежала обессиленная детским вниманием Машка. Казалось, она даже была рада тому, что у нее забрали детей.
      Через минуту, против обыкновения, повариха не поднялась, и Шпындрюк, желая скрасить заминку, третий раз за вечер предложил тост «за милых дам». Выпили. Не сдерживая себя, Протопоп Архипович громогласно выкрикнул:
      – Валя, порося неси!
      Но ответом ему была тишина.
      Он снова выкрикнул:
      – Валя!
      Дверь в гостиную открылась, и на пороге появился рядовой Резинкин с двумя поросями под мышкой.
      – Товарищ глава районной администрации! – он шагал вперед и одновременно говорил: – Ваш заказ по доставке свиней в ваше личное расположение выполнен.
      Стойлохряков просто охренел, а банкир наконец оторвался от тарелок и с интересом посмотрел на пришельца.
      – Че? – не понял Шпындрюк. – Че такое?
      Следом за Резинкиным мелкими шажками вошел Фрол, также держа под мышками двух поросят.
      – Товарищ глава районной администрации! Ваш приказ по доставке свиней в ваше личное расположение выполнен! – с этими словами Фрол и Витек поставили поросят на паркет и отпустили их гулять.
      Хрюшки разбрелись. Жена Шпындрюка завизжала, а Верочка осталась сидеть, уткнув лицо в полотенце и не в силах сдерживать себя. Смех просто душил ее. Следом за двумя вошел Сизов. Он тоже нес двух поросят, точно так же доложил и выпустил свиней.
      Комбат поднялся со своего места:
      – Прекратите! Вон! Всех на губу! – но его никто и слушать не желал.
      Следом за почти вылечившимся от наркотической зависимости Сизовым вошел здоровый солдат, опустил поросей и вытащил из-за пазухи привязанную к двум палкам здоровую тряпку, которую развернул перед едоками. На ней можно было прочитать: «Не дадим жрать наших свинок!» Этот лозунг был написан не чем иным, как дерьмом Терминатора. По комнате разлетелся соответствующий запах.
      Маленькие хрюшки, цокая копытцами по паркету, бродили по комнате. Один подошел к Верочке и стал чесать бок о ножку стула.
      – Ой, какой хорошенький! – жена подполковника взяла свинку на руки.
      Действительно, порося был чистенький. Животинка смотрела на женщину маленькими флегматичными глазками и, казалось, даже немножко улыбалась ей своим рыльцем.
      – Это что?! – заорал Шпындрюк, глядя то на солдат, то на подполковника, ведь это были его подчиненные.
      – Вы что, охренели? – повторился Стойлохряков. – Ну-ка вон!
      – Есть, товарищ комбат! – выкрикнули четверо разом, развернулись на сто восемьдесят и быстро вышли, оставив Шпындрюка и его гостей наедине с восемью маленькими поросятами, один из которых успел выбраться из рук Верочки, подошел к стоящему на столе салатику оливье, сунул в него рыло и стал лопать, особо никого не стесняясь.
      – Стой! Куда? – снова заорал Стойлохряков, обводя ошарашенными глазами гостиную. – Назад!
      От этого крика два поросенка сразу обделались, запачкав дорогой персидский ковер. Жена Шпындрюка выла навзрыд.
      – Какие сволочи! Кто их пропустил? – кричала она в нервной истерике. – Эти твари только что пустили по ветру пять тысяч долларов!
      – Вы что, вы что устроили? – кричал комбат.
      – Мы не знали, что вы здесь будете. Мы просто не хотим, чтобы свинок кушали. Видите, они какие маленькие? – ответил ему Валетов.
      – Идиоты! – орал комбат. – Вы что, совсем потерялись? Одурели на этой стройке? Завтра же в часть. Все. Все до одного. Снова подъем-отбой, никаких поблажек. Распустились здесь.
      Вбежала раскрасневшаяся Валя.
      – Ой, – взвизгнула она, – это что же?
      Жена комбата вышла из-за стола и, упав на диван, начала истерично хохотать.
      – Вы, – выл Стойлохряков, – заберите этих парнокопытных отсюда! Уроды! Самих в стойла поставлю! Бегом!
      – Есть, товарищ комбат! – выкрикнули солдаты и начали ловить разбежавшихся по комнате поросят.
      Первым с заданием справился Резинкин, схватил свою пару и вышел из комнаты. За ним изловил двоих и Валетов и также отвалил. Остались только Простаков с Сизовым, которым никак не удавалось схватить хотя бы одного из четверых.
      Животинки словно почувствовали, что сейчас экскурсия для них закончится, и пытались изо всех сил продлить себе удовольствие от пребывания в столь элегантно оформленной комнате.
      В прыжке Простаков схватил одного за ногу, при этом врубился своим мощным плечом в ногу комбата, и последний, не удержавшись, растянулся поперек стола, едва не втыкаясь своей толстой мордой в острую крышечку ополовиненного графинчика с водочкой.
      – Будем вылавливать по одному! – Кент бросил салфетку на стол, поднялся со своего места и загородил вход. – Я готов, – сообщил Абрам Иосифович. – Здесь буду стоять, как стена.
      Шпындрюк также поднялся со своего места.
      – Дорогая, – предложил он жене, – давай возьмем вон того, который спрятался в углу за тумбочкой.
      И они вдвоем на цыпочках пошли к забившемуся в уголок поросенку.
      Он не стал дожидаться, когда к нему приблизятся Шпындрюки, и сиганул в центр комнаты. Неудачно повернувшись, толстая жена сбила с ног Шпындрюка, который попал в объятия плохо соображающего Сизова. Так его пихали только в казарме, и, соответственно, сознание не совсем здорового солдата перенеслось в казарму.
      – Ты, чувак, отвали!
      От такого обращения Шпындрюк осел наземь, комбат забыл про всяких там свиней и уставился на солдата, который уже опомнился, и, пожимая плечами, приносил извинения.
      – Я хотел сказать это... того... этого, товарищ Архипович. Разрешите идти? – повернулся он к комбату.
      – Нет уж! Какой там. Давай лови тех, кого сюда принес!
      Повариха Валя, явившись на спектакль, сразу заняла местечко сбоку от двери и сейчас нервно теребила кухонное полотенце, наблюдая за происходящим.
      «Понятное дело, ужин сорван и теперь, наверное, меня уволят», – так она думала, глядя на хрюшку, бегающую по столу и по непонятной причине до сих пор еще не схваченную и не вынесенную из комнаты.
      К жене подполковника подбежал поросенок и стал обнюхивать ее ноги. Она хихикнула, нежно взяла животное на руки, потом подошла к столу, взяла оттуда второго и двоих передала стоящему столбняком Сизову, который не мог оторвать глаз от раскрасневшегося подполковника.
      – Забирайте, – тихо сказала она, – и идите. Мы поняли все ваши требования. Правда, Петя?
      Простаков, залезший к этому моменту под стол в процессе поимки очередного беглеца, застыл под ним.
      «Петя? Ни фига себе, – размышлял он. – Оказывается, подполковник тоже человек, и его иногда жена по имени называет. Во дела! А может, и всегда по имени. Че он, скотина какая? Нет, явно клички у него не должно быть. А может, как-нибудь, там Петушок, Петя-Петя-Петушок», – бормоча себе эти слова под нос, Простаков своей здоровой лапищей накрыл одного поросенка так, что тот аж взвизгнул. Последний поросенок бросился к выходу, где его уже поджидал, как оказалось, ловкий на руки Кент. Схватив хрюшку, Абрам Иосифович, вот уж чего от него никто не ожидал, задорно закричал:
      – Поймал!
      Всем как-то сразу стало весело: если человек, весящий около ста миллионов долларов, кричит «поймал», тут заулыбаешься перед ним.
      После этого радостного крика дорогой костюм, может быть даже от Армани, оказался загажен свежим свиным пометом. После чего радость от трофея сразу исчезла с лица банкира.
      Ну вот, вечер испорчен окончательно. Все обосрано. Шпындрюк оглядел в один миг разгромленную гостиную.
      Простаков молча откланялся и стал выходить в коридор.
      – Можно вас? – попросил он, проходя мимо остолбеневшей Вали.
      Та последовала за ним. Уже в коридоре он отдал свиней, вернулся, забрал написанный говнястыми буквами лозунг, свернул его, извинился, повернулся, чтобы уходить, а затем развернулся снова и сказал:
      – Люди, не ешьте маленьких свинок!
      – Вон отсюда! – орал раскрасневшийся Стойлохряков. – Е-мое! Откуда вас таких понабрали?
      – Из Сибири, – уже бурчал громогласный Простаков, топая по коридору. – Мы там все такие! Здоровые. Широкомордые. Руки у нас у всех тяжелые. Если кто– нибудь нам попадется – задавим.
      Эти бормотания идущая впереди Валя, несущая поросят, слушала с каким-то наслаждением. Ей не нравились слова. Ей нравился голос.

Глава 4
ПУЛЯ – ДУРА

      Слепой стреляет лучше зрячего,
      Все пули попадают в цель.
      А удивляться тут и нечего,
      Ведь генеральская мишень.

      Проснувшись утром следующего дня в казарме, Валетов проклял себя за вчерашнее выступление. Снова видеть этот давно не беленный потолок, подниматься в шесть и идти топать-лопать в столовую кирзовую кашу. Как ему это все нравилось! Вот на гражданке он был человеком! Кушал лучше многих. А все за счет чего? За счет того, что торговал. Мог ли он себе когда-нибудь представить, что будет лопать кашу?
      Сморщив нос, Фрол свесил ноги. Тут его за щиколотку схватила здоровая рука и потянула вниз.
      – Ну че? Доигрался? – как-то очень не по-доброму справился Простаков.
      – Эй-эй, – задергался Валетов, – отпусти, ты чего тянешь?
      Гигант отпустил. Он был не меньше остальных недоволен, хотя все понимали, что свинарник им достроить в срок никак не успеть и вчерашнее представление – это всего-навсего демонстрация собственного бессилия. Теперь с них комбат с живых не слезет. Еще непонятно, как на губу не отправил. Скорее всего потому, что выходка в гостиной Шпындрюка никак не подпадала под определение воинской провинности. Тем более они все трезвые были.
      Построив взвод, лейтенант Мудрецкий раскрыл папочку с перечнем личного состава, поводил по ней своим пальцем, затем снова посмотрел на военнослужащих и с солидным видом, четко, с расстановкой сообщил следующее:
      – Сегодня идем стрелять.
      Валетов, Резинкин и Простаков, которым до этого еще ни разу не приходилось в армии брать оружие, а отслужили они больше четырех месяцев, в глубине себя воскликнули: «Ура!»
      Резинкин поглядел на соседей, ожидая узреть удовольствие. Но скорее по взводу пробежала нервная дрожь, нежели радостная возня предвкушения незабываемых впечатлений. Для армии стрельбы – это действительно праздник. Только продолжение у этой поговорки не всегда вспоминали молодые. Солдату праздник, что для лошади свадьба: рожа в цветах, а зад в мыле.
      Об этом Резинкин вспомнил только на середине пути к стрельбищу, к которому приходилось бежать обвешанным химзащитой и с автоматом за спиной. Он проклинал все и вся. Уже почти восемь утра, а они все бегут и бегут. Бегут с самого завтрака. Сегодня поели пораньше (не в полвосьмого, а в семь) и сразу после этого бегом.
      «Какой дурдом!» – ругался он, только не вслух. Вслух было просто невозможно, потому что дыхалка работала на полную.
      Где-то сзади тащился и помирал Фрол. Простаков, увешанный оружием, спокойно бежал впереди, следом за лейтенантом, которому пришлось тоже сдавать этот кросс. Но офицеру было легче. У него, кроме личного оружия, ничего не было, да и на ногах не сапоги, а удобные ботинки.
      Забейко на пару с Казаряном бежали налегке, повесив все свое оружие на духов, и спокойно переговаривались:
      – Вот лейтенант, видать, тоже залетчик, мог бы не бежать. Чего это комбат ему нарезал такое удовольствие?
      Старые вояки спокойно добежали до места, после чего начали грубыми словечками и пинками приводить в порядок взвод, который, согнувшись в три погибели, хватал ртом воздух.
      Стрельбы помогали проводить старший лейтенант Кобзев, командир третьего взвода третьей роты, и майор Холодец.
      Начальник штаба сидел на стопке ящиков из-под боеприпасов и с любопытством разглядывал, как прибежавшие солдаты отходят от кросса.
      Валетов кое-как доплелся с помощью Резинкина. Теперь он никогда ни за что не будет любить стрельбы. Даже если ему дадут запустить баллистическую ракету. Ну его на фиг, такое удовольствие.
      Доковыляв, Валетов тут же получил подзатыльник от разгневанного Казаряна.
      – Если еще раз отстанешь, я тебе ноги выдерну.
      Простаков ничего этого не слышал, он с интересом смотрел в чистое поле, где не было того, что он ожидал увидеть.
      – По чему же стрелять, – размышлял он, – ничего же нет. Одна трава и впереди высокий холм, в который гарантированно попадут все пули, если просто в небо не шмалять.
      Солдатам разрешили сесть в тень, что падала от стоящей одиноко наблюдательной будки, сложенной из бетонных плит и кирпича.
      Забравшись на второй этаж, Мудрецкий окинул взглядом сектор, в котором будут производиться стрельбы. Потом снова спустился, для того чтобы продолжать пасти личный состав.
      – Товарищ лейтенант, – обратился к нему Петрушевский, – а что будет тому, кто попадет во все три мишени с закрытыми глазами?
      Кобзев, сидя за столом и что-то там черкая на бумажке, поднял голову.
      – Знаешь, солдат, куда только можно с закрытыми глазами попасть? Да еще и в темноте, на ощупь?
      Все заржали. Петрушевский и сам зашелся в приступе тупого хихиканья.
      Начались стрельбы. Ложились по двое. Всего на каждого выдавалось двенадцать патронов. Три мишени: ближняя, дальняя и пулеметный расчет.
      Валетов пошел стрелять вместе с сержантом Батраковым, так как солдат вызывали на огневой рубеж по алфавиту.
      Ведущий стрельбы лейтенант Кобзев следил за обоими: не дай бог, кто-нибудь из них направил бы ствол куда-нибудь в сторону, еще хуже – на товарища.
      – Сержант Батраков к бою готов! – доложил дед Женя.
      – Ага, – согласился с ним Валетов.
      И тут же на него набросился старший лейтенант Кобзев:
      – Не «ага», солдат, а «рядовой Иванов к бою готов!».
      – Рядовой Иванов к бою готов! – резво доложил Фрол, но тут же опомнился: – Рядовой Валетов к бою готов!
      – Наконец вспомнил свою фамилию, да? – Кобзев поднял вверх левую руку, и неожиданно, во всяком случае для Валетова, в степи поднялись две ростовые фигуры.
      – Тот, кто слева, – у того левая, тот, кто справа, – у того правая мишень, – сообщил злостный Кобзев, как будто не мог пораньше сказать.
      Валетов уже выбрал ту, что понравилась ему больше. Оказывается, это мишень Батракова. Какой дурдом. Почему все время ему не везет? Он передвинул ствол чуть правее, так как и лежал справа, и выстрелил.
      Три пули ушли одна за другой.
      «Что ж так быстро-то, – подумал он, – так все патроны кончатся».
      Попробовал попасть еще. Ничего не вышло.
      Тем временем Батраков не стрелял. Открыв второй глаз, Валетов увидел, что сержанту стрелять уже некуда.
      «Видимо, он попал в свою», – с завистью подумал Валетов.
      Пока он думал, мишень закрылась, ушла вниз, и появилась другая, дальняя. Батраков уже выстрелил, а Фрол все еще шарил по полю глазами, выискивая, где ж там что появилось. Наконец-то он обнаружил две стоящие фигурки вдалеке и повернул свой ствол в нужном направлении.
      Развернув оружие и прицелившись, он только хотел нажать на курок, как его мишень почему-то ушла вниз.
      – Это что такое? – возмутился он. – Что-то не работает у вас тут.
      – Это ты долго телишься, – прокомментировал Кобзев. – Вон, видишь? Смотри прямо, чуть левее. Рядом с кустом.
      Валетов увидел. Две фанерки – мишень, называвшаяся «пулеметным расчетом», – были его последним препятствием перед тем, как закончится эта пытка. Он прицелился и решил не дробить оставшиеся патроны, приложился и нажал на курок.
      Отдача повела оружие вниз, но он все-таки с радостью увидел, что мишень была поражена. Не дожидаясь того, как закончится упражнение, Валетов вскочил на ноги и закричал: «Попал!», при этом он радостно загоготал.