ДМБ - Грудью на амбразуру

      Фрол кивал головой с пониманием и всегда называл один и тот же срок:
      – Еще две недели, – говорил он, забирая хавку и скорее-скорее отправляясь обратно к своим сослуживцам, с нетерпением ожидавшим завтрака, обеда или ужина.
      Никто из солдат не был заинтересован в скорейшем окончании этой импровизированной командировки. Здесь неплохо кормили, не было режима, и единственное, что приходилось делать, – так это работать. Но никто из ныне идущих в армию и не думает о том, что здесь придется просто лежать на чистой постели и лопать плюшки. Какая разница? Все равно и в части припрягут, а здесь все же послабления.
      Однажды Евздрихин приехал и, разглядывая стены свинарника, успевшие вырасти уже больше чем на метр по всему периметру, сообщил о скором приезде сюда и подружки Терминатора.
      Здорового борова на ночь ставили в стойло, а днем выгоняли на воздух. Сейчас он уже не спал вместе с людьми. Ему отвели другой угол, накрыли досками метровые стены, и у свина получилось нечто вроде норы или будки, в которую он спокойно заходил и находился там всю ночь.
      Теперь уже Ануфриев не жаловался на вонь, да и остальные не скрывали своего удовлетворения. А то просто как не в двадцать первом, а в первом веке – жили в одном доме вместе со скотиной.
      С очередным появлением прапорщика солдаты бросали работу и по привычке окружали его, пытаясь узнать последние новости из части. Иногда Евздрихин по доброте душевной привозил кому-нибудь письмецо из дома, что становилось для одного из солдат праздником.
      Сейчас же, услышав новость о том, что приедет к хряку подруга, Ануфриев загоготал во всю глотку.
      – Ну вот, Простаков, – хлопал он сибиряка, – теперь тебе будет к кому обратиться, случись заскучать по бабе.
      Алексей хмурился, стоя неподвижно, и молча пережидал, пока все остальные нахохочутся до упаду. Евздрихин сидел на лавочке и покуривал.
      – Вы тут, ребята, давайте делайте еще один загончик. Поскольку личный состав, что называется, прибывает. И поторопитесь со стройкой. Не дай бог, хоть с одной свиньей что-нибудь случится. Шпындрюк наедет на комбата, а комбат... он разбирать не станет. Если дело будет у вас плохо идти, пришлют вам подмогу, ребята, из вашего же взвода. И весь этот свинарник достроят за два дня. Надеюсь, вы поняли.
      Евздрихин лукаво улыбался в усы, потягивал сигаретку и поглядывал на переминающихся с ноги на ногу солдат, которым ой как не хотелось заканчивать здесь свое пребывание.
      – Спасибо за предупреждение, – поблагодарил от всех Валетов, – а то вот этого здорового привезли, так его вот и ставить было некуда. Пришлось все наспех городить, а теперь у нас целый день есть.
      – Во-во, – поддержал Ануфриев, – ты загоном и займешься. Будешь невесту встречать.
      Тут он заржал, и его подхватили остальные.

* * *

      К вечеру Фрол уже ходил вокруг еще одного подготовленного просторного загона. Он, будучи городским жителем, ни разу не был в свинарнике и даже не представлял, как он вообще может выглядеть.
      Только здесь, на стройке, до него начало доходить, в каких же условиях содержатся животные. Насчет размеров загона его проконсультировал Простаков. Он, что называется, был от сохи и наблюдал в своей деревеньке жизнь свиней.
      – Она не меньше Терминатора будет, так что ты давай, городи побольше.
      – А че же она, под открытым небом, что ль, будет? – возмущался Валетов. – Че, я опять один должен тут крышу делать? Я за сегодня крышу не успею, – возражал он.
      Утром следующего дня приехал тот же самый грузовичок, что привозил в свое время Терминатора. И тот же самый водитель отбросил задний борт, и вышедшие на шум двигателя автомобиля из-под брезентового полога солдаты с ужасом узрели не только здоровенную свиноматку, но еще и небольшой импровизированный загончик в углу кузова, где кто-то копошился.
      Забравшись в кузов, штатный укротитель парнокопытных Валетов прошел мимо свиноматки вглубь и влегкую выматерился.
      – Да их тут, – он остановился, пытаясь рассыпать глаза, а потом собрать их в кучу. – Их тут, кажется, восемь.
      – Кого их-то? – не понял Сизов.
      – Свиней тут восемь, поросят маленьких.
      Водитель заложил руки в боки и инструктировал:
      – Их от мамки отделять пока нельзя. Они сосут. Это на время дороги небольшой загончик сделали, поэтому давайте создавайте условия. А мне важно, чтобы вы быстрее их отсюда вывели, мне ехать надо.
      Валетов, которого дембель сделал старшим по свиньям, разводил руками в стороны.
      – Да куда же? Да уж ничего ж нет уж. Где ж стелить-то?
      Ануфриев подошел к нему вплотную.
      – Давай быстро восстанавливай старый первый загон, который был под Терминатора сделан.
      – Опять спать и каки нюхать? – не выдержал Сизов. – Ты чего, Олег, хочешь, чтобы я тоже, как и ты, домой поехал весь вонючий?
      Ануфриев огрызнулся:
      – Заткнись.
      Действительно, ему до дембеля оставалась неделя, и он просто-таки мечтал досидеть здесь до последнего своего дня и убраться восвояси из опостылевшей ему армии. Скорее на гражданку! Туда, где достать травку и порошочек будет намного проще, чем в этой долбаной армии. Так он вылечиться и не смог, привязанность к наркотикам только усилилась.
      Простаков сменил в кузове Валетова, помчавшегося устанавливать наспех доски.
      – Резина, чего стоишь? – гаркнул Ануфриев. – Бегом с Валетом загон делать.
      Покрутившись в кузове и поглядев на свинок, Простаков выпрыгнул.
      – Ну, вы че, мужики, давайте, – бодрил водитель.
      – Да куда давайте? – Простаков подошел к нему и расправил плечи.
      – Мы сейчас этих выпустим, – он кивнул головой в сторону копошащихся малюток, – они разбегутся тут. Как мы их тут потом собирать будем? Погоди, сейчас они досками огородят площадь, тогда всех сразу и заберем.
      Водилу не устраивал такой поворот событий, но бодаться с Алексеем он не стал, покорившись судьбе, сел и целый час молча наблюдал, как свиней переселяют из кузова в загон.
      Коричневая мамаша, одна масть с Терминатором, спокойно реагировала на то, как обращаются с ее детьми, и спокойно-таки потопала по положенным с кузова на землю доскам.
      Мамашу с потомством перевели в загон на постеленное сено. Она тут же повалилась, и все восемь крохотных поросят подбежали к ней и стали выискивать маленькими розовыми пятачками мамкины сиськи.

* * *

      Вечером случился небольшой шухер. Вместе с Шпындрюком на объект пришел и комбат. Все подорвались со своих коек и построились в одну шеренгу.
      Стойлохряков подошел к загону и посмотрел на мамку с поросятами, довольно хмыкнул и снова повернулся к солдатам.
      – Ощутил себя отцом, – не удержался Валетов.
      Шпындрюк – маленький и толстый человечек – со значительным видом, заложив руки за спину, разглядывал через круглые стекла очков в золотой оправе своих нынешних рабочих.
      – Ануфриев, – обратился комбат к Олегу.
      – Я, – вяло ответил дембель, безразлично глядя на командира батальона.
      – Я-я, – передразнил комбат. – Головка-то знаешь от чего?
      Привыкнув за два года к комбатовским издевкам, Ануфриев оставался спокойным.
      – Чего пялишься? Свободен, Ануфриев.
      Улыбка, вначале робкая, затем все более широкая, озарила лицо дембеля.
      – Свободен? – переспросил Ануфриев.
      – Все-все. Хорош, – комбат едва заметно улыбнулся. – Закончил. Отдал долг Родине. Можешь завтра утром прийти в часть, забрать документы, переоденешься в парадку – и домой. Чтобы завтра до обеда ты все свои дела сделал и я тебя здесь больше не наблюдал. Понял?
      Радостный Ануфриев гаркнул во все горло:
      – Так точно!
      – Ну ладно. Остальным работать, – напомнил подполковник. – Давайте, чтобы вот на нас Протопоп Архипович не гневался.
      Тем временем очкарик стоял около загона и все смотрел на маленьких свиней.
      – Молоденькие они еще, – говорил он о чем-то своем. – Совсем молоденькие. Такие... нет. Такие никуда не пойдут. Надо времени немного дать. Совсем чуть-чуть. Подожду немного.
      Комбат с главой администрации ушли, а солдаты принялись поздравлять дембеля, буквально за несколько секунд из злобного парня превратившегося в обычного пацана с улицы. Он даже, казалось, помолодел на глазах. Куда-то исчезла суровость и озлобленность. Что и говорить, через два дня он будет дома.
      – Как же это так? – не понимал Сизов, с завистью поглядывая на кореша. – Ты чего же, обсчитался, что ли? Тебе вроде первого домой? А сегодня-то еще не первое.
      – Не знаю, – радостно отвечал ему Ануфриев. – Это же комбат, он на неделю раньше вполне может отправить.
      – Я только знаю, что на неделю позже, а то и на месяц, – ворчал Сизов.
      – Чего ты дергаешься? – успокаивал его Ануфриев. – Свое отбарабанишь и тоже уйдешь. А у меня сегодня, е-мое, – воскликнул он на весь поселок, – последняя ночь в этом дурдоме!
      Ануфриев, казалось, разволновавшись вначале, сейчас спал, словно младенец, уподобившись замершим около мамки свинкам.

* * *

      Он встал утром, почистил, привел в порядок свою рабочую одежду. Попрощался со всеми достаточно холодно. Только Сизову пару раз шутя ударил кулаком в грудь, как бы передавая тем самым власть над остальными.
      Только те остальные, растущие слоны – Резинкин, Простаков и Валетов, с уходом наглого и крикливого Ануфриева не думали просто так впадать в транс перед не таким уж и злостным Сизовым, который на протяжении всей своей службы зависел от более пронырливого кореша. Во взводе знали все, что Олег всегда может достать наркоты и поделиться ею с Сизовым. Вот за что последний мог с себя с живого кожу содрать, если об этом попросит Ануфриев.
      Теперь пронырливый дембель уходил, оставляя зависимого от наркотиков Сизова одного. Где ему теперь брать порошок? Остальные с сочувствием поглядывали на остающегося как бы за главного деда.
      Но желающих, чтобы правил именно он, не было. От троицы был свой кандидат. Это Валетов. Все-таки у человека десять классов образования, голова варит. Все будет по-другому. Все будет иначе.
      Резинкин тоже претендовал на верховенство. Но у него не было такого друга, как Простаков. Все-таки здоровый и маленький, они вдвоем составляли грозный тандем, и идти поперек казалось невозможным.
      Пыль под сапогами ушедшего в часть и унесшего с собой один из двух пропусков Ануфриева еще не осела, а Сизов мягко, всего два раза употребив русское народное междометие, предложил Валетову сходить за завтраком.
      Ануфриев не стал дожидаться, пока ему Валетов принесет хавки, потому как ему хотелось оказаться в части, забрать свои бумажки и смыться на автобус для того, чтобы через полтора часа оказаться уже в Самаре на вокзале.
      Фрол и не думал двигаться с места.
      – Ты чего застопорился, душара?! – выкрикнул Сизов.
      Но тут же шаг вперед сделал Простаков, и дед примолк.
      – Сам иди за жрачкой, – раздался голос сверху. – Понял?
      Желтушный Вова еще не забыл, как разгневанный Простаков одним рывком заставил встретиться голову здорового Забейко и косяк. После чего крепкий и куда более страшный дембель, чем Ануфриев, ходил со слегка помятой физиономией.
      Да, этого здорового лучше не доводить. И повезло же маленькому ублюдку Валетову, что рядом с ним такая туша. И, главное, одного призыва. До конца дойдут вместе. Один с мозгами, другой с мускулами.
      – Ну хорошо, мужики, хорошо, – согласился быстро Сизов. – Давайте по очереди ходить за жрачкой. Сейчас вот я за завтраком пойду. Вот Резина за обедом пусть идет. А то чего же я один буду ходить.
      Возникла пауза. И тут, это был звездный час Валетова, он добил оппонента:
      – Теперь за едой ты ходишь. Я буду заниматься животиной, Витек с Лехой – работать. Да и ты тоже, кроме того, будешь еще и посуду мыть, и работать будешь, – разошелся Фрол. – Чего не так, все вопросы ко мне.
      Простаков был доволен. Теперь его друган еще и заправляет всей компанией. Это неплохо, потому как он умеет связывать два слова с третьим, а значит, может внушать людям определенные настроения и заставлять их выполнять даже неприятную работу. Тем и отличались все дядьки в телевизоре, которые могли складно говорить о чем-то непонятном. И назывались они все политиками. Вот и сейчас Леха, слушая складный базар Валетова, думал, что тот тоже может быть неплохим политиком в будущем, если он так спокойно запряг строптивого Сизова, чтобы тот ходил на кухню. Вот это молоток!
      Сизов молча собрал вымытые еще вечером Валетовым кастрюли и направился за завтраком.
      А разошедшийся новый начальник кричал ему вслед:
      – И свиньям ты тоже носить будешь! Нечего расслабляться!
      Таким образом загрузив наркота, Валетов заулыбался:
      – Ну че, мужики, продолжим строить?
      – Какой строить? – Резинкин постучал себя по голове. – Опомнись, мы еще не завтракали и не умывались. Куда ты гонишь, начальник?
      – А, ну да, – согласился быстро Фрол, – конечно, вот надо все лежаки прибрать, чтобы порядок был.
      – Е-мое, – бурчал Простаков, недовольно поворачиваясь к своей импровизированной койке. – Ануфриеву и то было наплевать, чего у меня тут, как я тут сплю.
      – Ладно, – хлопал по спине здоровую башню Валетов, – че ты хочешь, чтобы сюда снова вернулся Ануфриев? Я же намного лучше. Вот смотри, я же тоже за собой койку заправлю. А ты вспомни, что, разве хоть один дед в казарме за собой койку заправляет? Все на нас, на духов, ложится. Кстати, морда, – Валетов разогнул Простакова, который выпрямился во весь свой двухметровый рост. Подпрыгнув, Фрол зацепился за грудки «башни». – Между прочим, я хочу, чтоб ты знал, что, когда ты уходишь спокойно умываться и тебя никто не трогает, я еще каждое утро в казарме две койки заправляю, понял? Кроме своей, еще две.
      Резина подтвердил:
      – Да, он правду говорит. Я тоже одну, – добавил он.
      Простаков молча почесал ляжку и снова стал приводить в порядок свой лежак, скручивая фуфайку и подгоняя вместе разъехавшиеся за ночь доски.
      – Вот видишь, – снова с умным видом показал пальцем Валетов, – ты даже для своего лежака доски сбить не можешь, чтобы спать нормально. Чтобы сегодня же сделал, ты понял?
      – Понял, – бубнил Алексей. – А умыться мне можно сегодня?
      С этими словами он повернулся, поднял Фрола и переставил его, как игрушку, с места на место, расчищая себе путь к выходу из-под навеса.

* * *

      В перерывах между работой Валетову нравилось смотреть за тем, как возятся маленькие свиньи. Он никогда не видел вблизи поросят, и сейчас эти симпатичные толстоватые коричневые – странно, он думал, свиньи все серые, – хрюшки умиляли его куда больше, чем в свое время на гражданке маленькие котята или щенята. Эти, по его глубокому убеждению, были куда более симпатичными. Они или спали, или сосали, или возились возле своей огромной мамаши.
      Терминатор спокойно воспринял приезд еще одного рыла в недостроенный хлев. Он с утра уминал корыто жрачки, после чего спокойно выползал на солнышко. Мамку же с детьми никуда не выводили, оставляя в загоне. Все просто боялись, что она или бросит своих детей, или же просто-напросто передавит их, пока будет входить и выходить.
      Как толком обращаться со свиньями, да еще не так давно опоросившимися, никто и понятия не имел, поэтому решили не рисковать и с места на место Машку, как ее невзначай окрестил Резинкин, не таскали.

* * *

      Как ни удивительно, Сизов справлялся с поставкой жрачки солдатам и свиньям не хуже Валетова. Также у него неплохо получалось и посуду мыть. После того как исчез Ануфриев, желтушный дед совсем притих и спокойно ковырялся на отведенном ему фронте работ.
      Через пару дней он с трудом поднялся с койки и быстро пошел на улицу. Все услышали гыкающие звуки. Вернулся он обратно к своему лежаку совсем больной и лег, скрючившись и закрывшись фуфайкой.
      Простаков сел, не понимая, что творится.
      – Ты чего, проблевался, что ли? – поинтересовался он, поднимаясь и подходя к сослуживцу и заботливо оглядывая трясущееся, скорчившееся тело. – Ты че? Жрачка вроде нормальная.
      – Ломает его, – разъяснил Фрол. – Слава богу, что я только травкой баловался. Никогда себе ничего не впарывал. Это же охренеть можно.
      – И долго он в таком состоянии пробудет? – Резинкин по гражданке также не сталкивался с наркоманами.
      Сизов поджал под себя ноги, упер подбородок в колени и, лежа на боку, трясся, словно осенний лист на сухой ветке.
      – Мне надо ширнуться, – промычал он сквозь зубы. – Ширнуться надо.
      Его голос наводил тоску.
      Валетов сморщился и недовольно покачал головой:
      – Ну все, мужики, считайте, что мы остались здесь втроем. Тем не менее строительство никто не отменял.
      – И че, он так и будет теперь целыми днями лежать? – возмутился Резинкин. – Почему я должен тут за всех вкалывать?
      – Молчи! – одернул его гигант. – Я тут за всех пашу, а вы только кирпичики ляпаете кое-как – вся ваша работа. Все я делаю. Так что молчи.
      Простаков не на шутку разошелся.
      – Ладно, ладно, – успокоил тут же оппонентов Валетов. – Какие дела? Сейчас все пойдем работать. Так и быть, я сейчас за хавкой схожу сам. Не вас же посылать.
      – А с этим-то че делать? – кивал головой Простаков на больного.
      – Пусть лежит, может, у него шанс появился здесь отлежаться. Глядишь, и отвыкнет от дряни-то.
      Фрол не поверил словам Резинкина:
      – Он скорее подохнет, чем отвыкнет. Хотя...
      Все трое поглядели вниз, на лежащее неподвижно маленькое тело Сизова.
      – Ничего, может, и выкрутится. А то его, видишь, наркота вообще зажрала. У него и шансов-то выжить немного. Может, на самом деле отойдет, – говорил Резина, глядя на свалившегося от большой потребы уколоться Сизова.
      Успевшая спеться за время службы троица сидела и молча завтракала, а в это время на своем лежаке ворочался и просил ширнуться Сизов.
      Резинкин ритмично стучал алюминиевой ложкой по алюминиевой же тарелке, успевая и есть, и говорить:
      – Долго еще он так будет охать и ахать? Мы че, всю ночь будем это слушать?
      – Еще день не наступил, – ответил Фрол, часто черпая гречневую кашу с маслом. – Может, к вечеру затихнет. Шпындрюк развоняется, что медленно строим. Возьмут, весь взвод пригонят. Кайф обломится.
      – Ничего не обломится. Работать будем, – уверенно ответил Алексей. – Сегодня должны рядок положить.
      – Рядок? Ты чего? – воскликнул Резинкин. – Ты посмотри, сколько здесь делать. – Он обвел рукою стройплощадку. – Рядок! Смеешься? Мы тут ляжем.
      – Не ляжем, – поддержал здоровяка Валетов. – Хорош базарить. Так и быть, я мыть посуду, а вы давайте начинайте.
      – Посуду мыть, – передразнил Простаков, – а мне, значит, раствор мешать? Как у тебя быстро запал прошел. То успеем сделать, то пойду посуду мыть.
      – Мне еще свиней покормить.
      Часа в четыре Простаков зашел навестить больного. Тот лежал в беспамятстве и, как показалось Алексею, с куда более здоровым цветом лица, нежели накануне.
      Резинкин вошел следом:
      – Слушай, ну че, он будет спать, мы будем работать? Не очень ли это здорово? Может, он просто больным сказался, а? Че за дела?
      – Да ты че? – Простаков был удивлен таким отношением к живому человеку. – Он же на самом деле нуждается в наркоте.
      – И мне прикажешь теперь идти ее искать? Я не пойду. Пусть он лучше перетерпит. А может, у него и хорошо все, просто лежит здесь, а мы пашем. Я тоже так могу – завалиться и лежать. Могу даже колени к животу поджать.
      – А пожелтеть сможешь? – Фрол последовал за остальными и сейчас стоял также рядом с койкой больного.
      Сизов услышал голоса над собой, повернулся и открыл глаза.
      – Так вот вы какие, солдатские ангелы.
      Трое пялились на него сверху вниз.
      – Совсем крыша съехала, – поставил диагноз доктор Валетов.
      – А, мужики, – простонал он, – я еще не умер. Тогда дайте водички, колодезной. Всего ломает.
      – Воды? – Простаков вышел, посмотрел на небо. Солнышко еще высоко, тепло, хорошо. – Сейчас дам воды. Давай только знаешь что? На улицу, на улицу выходи.
      – Сдурели, что ли? – продолжал постанывать наркот. – Какую улицу? Я весь в отказе. Дайте водички.
      – Сколько тебя ломать будет? – заботливый Валетов склонился над Вовкой.
      – Не знаю, пацаны. Говорят, неделю. А через неделю – или в рай, или в ад. Вот так вот.
      – Че, помереть можешь? – испугался Резинкин.
      – Да нет, не помереть, – едва улыбнулся Сизов. – Или кореша достанут чего-нибудь, или вылечишься.
      – Чего, вот прям так сразу?
      – Прям сразу не получается, – пыхтел, отвечая на вопросы, дедушка. – Накрывать и потом еще будет, но самое сложное – неделю продержаться.
      Тут он застонал, снова поджал под себя ноги. Простаков вернулся довольный.
      – Ты воды хотел?
      – Да, – простонал больной.
      – Хорошо, – Алексей подошел к лежаку, поднял на руки высохшего Сизова и понес его на улицу.
      – Ты чего делаешь-то? – не понял Валетов. – Ты куда его понес? Ты че, дурак, ну-ка положи его на место!
      – Не мешай, сейчас будем лечить.
      – Лечить? – простонал Сизов. – Лечить – это хорошо. Только чем вы меня будете тут лечить?
      Он снова застонал и скорчился еще больше.
      – Да ты не дергайся, – рявкнул на него Алексей, – а то брошу сейчас.
      – Бросай, – протянул ослабленный, – мне не будет больно.
      Простаков положил тело на траву. Терминатор, стоящий в сторонке, махнул ушами, поглядел тупыми глазками на человечка и едва слышно хрюкнул.
      – Во-во, гляди, свинья, че сейчас будет.
      Он взял одно ведро, наполненное колодезной водой, и окатил лежащего на земле Сизова. Тот только и успел крикнуть: «А-а!»
      Заворочавшись на мокрой траве, он попытался подняться, но тут ему в грудь ударила вторая волна. Окатив из двух ведер наркота, Простаков снова поднял его и понес под полог.
      – Давайте, разводите буржуйку. Его надо закутать хорошенько. Будем дерьмо выпаривать из него.
      – Ты с ума сошел, – орал возбужденный Валетов. – Он от твоих процедур подохнет! И чего нам потом, всем кобздец?!
      – Молодой еще, отойдет, – уверенно отвечал Простаков. – Давай, буржуйку топи. Сейчас около нее положим, пусть парится.
      – Ну, ты садист! – в глазах Резинкина мелькали блесточки и восхищения, и ужаса одновременно. – Если бы ты так со мной поступил, я бы... не знаю, что я бы с тобой сделал.
      – Молчи, пришибу, – пробурчал Простаков. – Я знаю, че делаю. Давайте, огонь разводите быстро.
      Он пододвинул лежак поближе к буржуйке, положил на него мокрого и трясущегося теперь еще и от холода Сизова и стал накрывать всеми имеющимися у них фуфайками.
      – К ночи прогреется, нормально будет.
      – Ну, ты садист, ну, ты садист, – бормотал Валетов. – Вот если он сдохнет, ты че? А вот если воспаление легких? Да ты че? Да это отек легких, это ж все, ему – кранты, нам – кобздец. Да ты че?
      – Кончай причитать, как баба. – Простаков поглядел на трясущегося Сизова. – Ничего, нормально, будет жить.
      – С чего это ты взял, что жить будет? Вдруг сдохнет?
      – Б-у-у-ду! – завыло из-под фуфаек.
      Огонь заполыхал в буржуйке.

* * *

      Утром первым со своего лежака поднялся Простаков. На этот раз досочки под ним уже не сместились, так как были прибиты по указанию неформального старшего Валетова. Его всю ночь мучили сомнения по поводу совершенного им поступка, и он испытывал опасения за здоровье Сизова.
      Время от времени он просыпался ночью, открывал глаза и смотрел на укутанный в фуфайки небольшой комок, который лежал рядом с горящей буржуйкой. Сейчас он сел, спустил ноги вниз, сунул их в сапоги и только затем отметил, что место лежки Вовы Сизова опустело. Желтушный куда-то двинул.
      Негромко выругавшись, так, чтобы не разбудить остальных, он вышел на улицу и стал смотреть с тревогой по сторонам. Куда мог подеваться этот наркот?
      За ним следом бесшумно выполз Валетов и тут же отошел в сторону, чтобы отлить.
      – Сортир у нас там, – напомнил Простаков. – За мной замечаешь, а за собой не хочешь? Чего ты тут встал прямо перед жильем?
      – Ладно, – отозвался Валетов. – А ты чего так рано выполз?
      – Сизов куда-то пропал.
      Фрол вернулся в жилое помещение, поглядел на пустующий лежак и снова вышел на улицу.
      – Давай, Резину толкай. Будем искать этого придурка. Далеко он не мог уйти. Он и сидеть-то вчера еще был не в состоянии. Неужели успел переродиться?
      – Да он всю ночь на своем месте был. – Простаков отошел от хлева на несколько метров и стал с тревогой шарить по окрестным кустам.
      – Да нет, нет его нигде.
      Резина поднялся последним. Почесавшись, он подошел к свиноматке – поглядеть, как там поросята. Здоровая туша в полумраке казалась невероятно большой. Маленькие хрюшки, которые дрыхли около мамки, напоминали уложенные ровными рядками комочки.
      Поглядев на свиней, Резина пошел на выход, для того чтобы вдохнуть свежего утреннего воздуха и справить утреннюю нужду.
      – Вы че? – не понял он, глядя то на товарищей, то на электронные часы на руке. – Еще без пяти пять. Вам че не спится-то?
      – Куда-то делся этот придурок Сизов. Наркот долбаный, – ответил Валетов.
      – Это все Леха виноват. Зачем его колодезной водой отливал, а? Он че тебе, пьяный? Он же наркоман.
      Простаков ходил с небольшой палочкой и раздвигал ею травку.
      – Че ты делаешь? – не выдержал Валетов. – Кончай придуряться, ты че, грибы ищешь?
      – У нас собаки нету, я по его следу идти не могу, – оправдывался Простаков.
      – Вот уроды, вы знаете, что с нами комбат сделает? – Резинкин подошел к ведру с чистой водой, снял с него фанерочку, зачерпнул стоящей рядом кружкой водицы и сделал пару глотков. Потом он ополоснул лицо и встряхнулся, оставив скатывающиеся по щекам капли.
      Так было приятно, свежо. Он провел рукой по щеке. Пора бы бриться. Ненароком нагрянет или Шпындрюк, а еще хуже – комбат. Тогда за щетину будет нагоняй.
      – Да, скорее всего, мы все получим за этого Сизова.
      – Может, пошли, подрыхнем еще? – предложил спокойно Алексей.
      Но Фрол уже завелся, несмотря на ранний час:
      – Как это дрыхнуть? Ты что? Давай искать. Я налево, ты направо, Резина ходит между нами. Может, найдем. Уползти далеко он не мог.
      – Найдем, – Резинкин зевнул и снова побрел за полог. – Я не хочу туда-сюда ходить. Че беспокоиться, глядишь, к завтраку придет. Не будет же он голодный.
      – Да ломает его! – воскликнул Валетов. – Ты никогда с наркошами не водился, не знаешь. А я знаю, у них все по часам: не ширнулся – ломает, не ширнулся – ломает.
      Резинкин заглянул к безмятежно спящим свиньям. Поглядев на дремавших в загоне животных, он снова вышел на улицу.
      – Эй вы, Давид с Голиафом, – позвал Резинкин тихо, – идите сюда, я вам чего покажу.
      Парочка пошла следом за Резиной. В загоне, обняв со спины свинью, дрых как ни в чем не бывало, Сизов. Его вначале и не заметить. Притулился между досками и спиной. По сравнению со свиньей-то он маленький.
      – Э, – испугался Простаков, – да она шевельнется и вомнет его в доски.
      – Доски-то хлипенькие, – отмахнулся Валетов.
      – Ладно, пусть спит. Может, она ему еще и сиську даст, – Резинкин залыбился.
      – А может, она его сожрет, – перепугался Валетов. – Может, вытащить его оттуда? И как он к ней заполз-то?
      – Вытаскивать сейчас не будем, – мудро рассудил Простаков. – Если животина его к себе запустила, значит, опасности от него никакой не видит, что-то в нем чует доброе.
      – Че это в Сизове доброе-то? – не понял Валетов. – Он – придурок придурком. Че в нем может быть доброго?
      Но Простаков отрицательно покачал головой:
      – Нет, пусть спит. Вот проспится, тогда посмотрим, что делать. Хочешь, можешь его поохранять немного.
      – Может, он как заново родится, раз – и выздоровел, – тут же начал мечтать Резинкин, поглядывая с удовольствием на дрыхнущего со свиньей Сизова. Ведь это он нашел его. Эти-то на улицу побежали, а он догадался в загон заглянуть.
      – Представляешь, – Валетов брыкнулся на свой топчан, – как будет от него пахнуть, когда он вылезет оттуда?
      Все трое дружно гыгыкнули, и после чего в импровизированной казарме снова наступила тишина. Утренние часы – самое хорошее время для того, чтобы покемарить.

* * *

      Сизов проснулся около десяти и даже поднялся на ноги. Разглядывая осоловелыми глазами лежащую под ним коричневую тушу, он стоял некоторое время в задумчивости, выбирая из головы соломинки. Затем перелез через доски и вышел на улицу.
      Было позднее утро. Он посмотрел на свои штаны и китель, принюхался к ткани – ничего, вроде нормально. Потом он подошел к ведру с колодезной водой, снял с него дощечку, но пить не стал. Поднял его над головой и всю воду вылил на себя.
      Услышав всплеск, возившаяся на стройке троица повернулась.
      – О, – обрадовался Простаков, – я же говорил вам – как заново родится!
      – Это не ты говорил, – поправил Резинкин, бросая на землю мастерок, – это я говорил.
      Облив себя водой, желтушный Сизов не стал дожидаться, пока к нему подойдут сослуживцы, развернулся и пошел обратно.
      Когда троица подошла к топчану, стоящему рядом с буржуйкой, он уже тихо спал на фуфайках, весь мокрый.
      – Ну че, будем топить?
      – Не будем, – воскликнул на предложение Простакова Валетов. – И так жарко. Пусть теперь сырой дрыхнет. Кто его заставлял себе на голову ведро воды выливать?
      Неведомым образом Сизов к обеду снова оказался в загоне. Хрюшки ползали по нему взад и вперед, когда вошли уставшие солдаты, и, казалось, принимали его за своего молочного брата. Свинья на удивление спокойно реагировала на присутствие человека и не подавала вообще никаких признаков беспокойства.
      – Чего же она его не сожрала-то? – все заботился одним и тем же Валетов, глядя на милую сцену признания животными человека за себе подобного.