Сидящие за столом расхохотались, и Сарин покраснела. Но ей не стоило надеяться, что худшее позади: Эйш выбрал этот момент, чтобы бесповоротно предать свою хозяйку.

— Она называет это школой творческого ненаправления, — серьезно объяснил сеон глубоким, хорошо поставленным голосом. — Я думаю, что принцесса ощущает свою значимость, создавая работы, которые полностью исключают способность зрителей понять, что там нарисовано.

Киин не выдержал и согнулся в приступе смеха. Но вскоре мучениям Сарин пришел конец, и разговор перешел на другую тему, которая очень заинтересовала принцессу.

— Не бывает школы творческого ненаправления, — решительно заявила Кэйс.

— Не бывает? — поинтересовался ее отец.

— Нет. Есть школа импрессионизма, неорепрезентализма, школа абстрактного происхождения и школа ревиватионистов. И все.

— Неужели? — весело переспросил Люкел.

— Да. Было еще движение реалистов, но они ничем не отличались от неорепрезентализма. Они просто взяли другое название.

— Перестань выпендриваться перед принцессой, — пробурчал Даорн.

— Я не выпендриваюсь. Я хорошо образована.

— Нет, выпендриваешься. К тому же реализм совсем не одно и то же, что неорепрезентализм.

— Даорн, прекрати ворчать на сестру, — приказал Киин. — Кэйс, прекрати выпендриваться.

Кэйс насупилась, обиженно отодвинулась от стола и начала нечленораздельно бормотать себе под нос.

— Что она делает? — удивленно спросила Сарин.

— Она ругается на нас по-джиндоски, — непринужденно ответил Даорн. — Она всегда так делает, если ее переспорят.

— Она считает, что если знает несколько языков, то может задирать нос, — добавил Люкел. — Как будто это означает, что она самая умная в мире.

После его слов поток фраз изо рта белокурой девочки изменился, и пораженная принцесса узнала фьерделл. Но Кэйс не остановилась — она закончила речь коротким, но ехидно звучащим выражением. Вроде бы на дюладене.

— Сколько языков она знает? — изумленно спросила Сарин.

— Четыре или пять, если только в мое отсутствие она не выучила еще один, — отозвался Люкел. — Хотя скоро ей придется остановиться. Свордийские ученые утверждают, что человеческий разум способен вместить только шесть языков; потом он начинает их путать.

— Кэйс поставила себе целью доказать их ошибку, — вставил Киин. — И еще доесть последние крохи съестных запасов Арелона.

Девочка задрала нос, фыркнула и вернулась к еде.

— Они оба такие… образованные, — заметила Сарин.

— Не обольщайся, кузина. Они недавно проходили историю искусств, и эта парочка изо всех сил старалась перещеголять друг друга.

— Все равно.

Кэйс, все еще недовольная поражением, пробурчала что-то в тарелку.

— Что? — строго переспросил Киин.

— Я сказала, что если бы принц был здесь, он бы ко мне прислушался. Он всегда меня поддерживал.

— Он просто делал вид, — возразил Даорн. — Это называется сарказм, Кэйс.

Девочка показала брату язык.

— Он считал, что я красавица, и я ему нравилась. Он ждал, пока я вырасту, чтобы на мне жениться. Тогда я стала бы королевой и посадила бы вас в темницу, пока вы не признаете, что я всегда права.

— Он не мог на тебе жениться, дурочка, — оскалился Даорн. — Он женился на Сарин.

Должно быть, Киин заметил, как вытянулось лицо Сарин, стоило зайти речи о принце, потому что тут же строгим взглядом заставил детей притихнуть. Но было поздно. Чем больше принцесса слышала о Раодене, тем чаще ей вспоминался мягкий приветливый голос, долетавший до нее через сеонов за сотни миль. Ей вспоминались непринужденные, скачущие с темы на тему письма, рассказывающие о жизни в Арелоне, о доме, который он готовил к ее приезду. Она так хотела встретиться с ним, что уехала из Теода на неделю раньше. И все равно опоздала.

Возможно, ей следовало послушаться отца. Он неохотно согласился на брак дочери, хотя прекрасно понимал, что Теоду необходим прочный союз с новым арелонским правительством. Обе страны вели происхождение от одной расы и имели общее культурное наследие, но за последние годы контакты между ними практически прервались. Беспорядки после реода угрожали всем, хоть как-то связанным с элантрийцами, и теоданская королевская семья могла оказаться в опасности. Но сейчас, когда Фьерден снова стремился расширить свое влияние (и особенно после падения Дюладелской республики), стало очевидным, что либо Теод возобновит договор со старыми союзниками, либо встретит полчища вирна в одиночку.

Так что Сарин предложила брак между королевскими семьями. Отец поначалу сопротивлялся, но потом склонился перед логической силой ее доводов. Не бывает уз сильнее, чем узы крови, особенно если один из супругов — наследный принц. И неважно, что брачный контракт запрещал Сарин выходить замуж во второй раз: Раоден был молодым и сильным мужчиной. Все предполагали, что его ждут долгие годы жизни.

Тут принцесса заметила, что Киин обращается к ней.

— Что, дядя?

— Я спросил, не хочешь ли ты осмотреть Каи. Ты здесь уже несколько дней, пора познакомить тебя с городом. Уверен, что Люкел с удовольствием покажет тебе достопримечательности.

Молодой человек развел руками.

— Извини, отец. Я бы с радостью поводил нашу прекрасную кузину по Каи, но мы с Джаллой наметили встречу с одним из купцов; собираемся обсудить закупку шелка для продажи в Теоде.

— Вы пойдете вдвоем? — удивилась Сарин.

— Конечно. — Люкел бросил на стол салфетку и поднялся. — Джалла торгуется с заразительным пылом.

— Единственная причина, по которой он на мне женился, — с улыбкой добавила свордийка. — Люкел — истинный купец. Во всем ищет выгоду, даже в браке.

— Правильно, — засмеялся он, взяв жену под руку. — То, что она красавица и умница, мне даже и не пришло в голову. Спасибо за обед, отец, великолепно приготовлено. Всем хорошего дня.

Пара удалилась, не отрывая друг от друга взгляда. Даорн озвучил их выход, делая вид, что его тошнит.

— Фу. Папа, поговори с ними. Они такие приторные, что еда в горло не лезет.

— Наш дорогой братец совсем спятил, — согласилась Кэйс.

— Будьте терпеливыми, дети, — прервал их Киин. — Люкел женат всего месяц. Дайте ему немного времени, и он станет прежним.

— Я надеюсь, — протянула Кэйс — Меня от него тошнит.

Хотя Сарин не сказала бы, что девочка выглядит нездоровой: она набросилась на еду с прежним ожесточением.

Сидящий рядом с принцессой Адиен продолжал бормотать себе под нос. Его речь не отличалась разнообразием, в ней мелькали в основном числа да иногда проскальзывало слово «Элантрис».

— Я бы хотела осмотреть город, дядя. — Бормотание мальчика напомнило Сарин о ее давнем желании. — Особенно Элантрис. Я хочу увидеть, из-за чего ведется столько яростных споров.

Киин потер подбородок.

— Ну, — медленно произнес он. — Думаю, что близнецы покажут тебе округу. Они знают, как добраться до Элантриса, а заодно я ненадолго от них избавлюсь.

— Близнецы?

Киин улыбнулся.

— Так их прозвал Люкел.

— Мы ненавидим, когда нас так называют, — отрезал Даорн. — Мы не близнецы — мы совсем не похожи.

Сарин пристально оглядела обоих детей, одинаковые копны их светлых волос, упрямые лица, и тоже улыбнулась.

— Ни капельки не похожи, — подтвердила она.

Стена Элантриса нависала над Каи, как суровый часовой. Только оказавшись у подножия, принцесса осознала, насколько внушителен город. Она была во Фьердене, и ее поразили укрепленные города-крепости этой страны, но они не шли ни в какое сравнение с Элантрисом. Стена была настолько высокой, ее поверхность настолько гладкой — с первого вгляда становилось ясно, что ее создавали руки не обычных людей. Всю протяженность стены покрывали высеченные эйоны, многие из которых Сарин не смогла опознать, а она полагала себя хорошо образованной.

Дети подвели ее к массивному ряду ступенек, взбегавших к вершине стены. Великолепно обработанная, с многочисленными арками и смотровыми площадками, лестница производила царственное впечатление. А также наводила на мысли о заносчивости. Ступеньки определенно строились одновременно с городом, а значит, стена возводилась не как мера защиты, а для обособления. Только необычайно уверенные в себе люди решат создать непреодолимое укрепление, а потом пристроить снаружи лестницу.

Их уверенность в себе оказалась необоснованной, так как Элантрис пал. И все же, напомнила себе принцесса, не захватчики овладели городом, но что-то иное, непонятое до сих пор — реод.

Сарин остановилась на половине подъема, облокотилась на перила и оглядела с высоты Каи. Городок казался младшим братом Элантриса: он изо всех сил старался доказать свою значительность, но все равно проигрывал огромному соседу. В другом месте здания могли бы выглядеть внушительно, но по сравнению со спокойным величием Элантриса казались крохотными шавками.

«Шавки или нет, — напомнила себе принцесса, — мне надо сосредоточиться на Каи. Дни Элантриса в прошлом».

Несколько шаров света парили с наружной стороны стены — первые сеоны, увиденные ею в Арелоне. Сначала она обрадовалась, но потом припомнила слухи. Раньше шаод не затрагивал сеонов, но с падением города все изменилось; теперь, когда шаод забирал человека, его компаньон терял разум. Они кружились без цели и смысла, как потерянные дети, держась неподалеку от попавших в Элантрис хозяев.

Сарин отвернулась от сеонов, кивнула детям и продолжила подъем. Ее задачей бесспорно оставался Каи, но принцессе хотелось увидеть великий город, прочувствовать его былую славу.

Поднимаясь, она провела рукой по высеченному на стене эйону. Линии равнялись ширине ее ладони, и нигде не чувствовалось швов. Она читала, что стена представляет собой небывалой величины монолит.

Только сейчас его участки крошились и трескались, особенно ближе к вершине. Чем выше они поднимались, тем больше им встречалось мест, где отсутствовали крупные куски камня, оставив за собой рваные раны, похожие на следы гигантских челюстей. Но ничто не могло испортить вида со стены — от него захватывало дух.

— Ох. — У Сарин закружилась голова.

Даорн настойчиво потянул ее за платье.

— Не подходи к краю.

— Все в порядке, — ответила она, но позволила мальчику оттянуть себя назад.

Эйш висел рядом и взволнованно мерцал.

— Может, вам лучше спуститься, госпожа. Вы плохо переносите высоту.

— Чепуха. — Принцесса чувствовала себя уже лучше. Тут она заметила сборище на вершине стены неподалеку. Над толпой возносился пронзительный голос, но она не могла разобрать слов. — Что там такое?

Близнецы недоуменно переглянулись.

— Не знаю, — ответил Даорн.

— Обычно здесь, кроме солдат, никого нет, — добавила девочка.

— Давайте посмотрим, — предложила Сарин.

Ей казалось, что она узнает акцент в голосе. Подойдя сзади к толпе, она получила подтверждение догадкам.

— Это джьерн! — воскликнула Кэйс. — Я хочу на него поглядеть!

И девочка исчезла в толпе. До Сарин донеслись удивленные, а порой разгневанные вскрики, когда Кэйс начала прокладывать себе путь. Даорн с завистью поглядел вслед сестре, но потом перевел взгляд на принцессу и остался с ней, как и полагалось добросовестному провожатому.

Мальчику не следовало волноваться, что он не увидит джьерна. Сарин повела себя более сдержанно, чем ее юная кузина, но ей тоже хотелось пробраться поближе к Хратену. Так что, подталкивая Даорна, она вежливо, но неумолимо протолкалась к передней линии толпы.

Хратен стоял на небольшом возвышении, встроенном в стену. Он повернулся к толпе спиной, но через плечо его слова легко доносились до слушателей — речь явно предназначалась для собравшихся, а не для жителей Элантри-са. Внимание Сарин тут же обратилось на жреца; город она успеет изучить позже.

— Посмотрите на них! — призвал джьерн, указывая на Элантрис. — Они потеряли право называться людьми. Это животные, не ведающие воли и желания служить властелину Джаддету. Они не знают бога и следуют только велениям своих похотей.

Сарин нахмурилась. Шу-Дерет учила, что единственным различием между людьми и животными является способность поклоняться богу, на фьерделле «Джаддет». Теория не была для принцессы новостью; отец заставил ее получить обширные знания по Шу-Дерет. Чего она не могла понять, так это зачем верховный жрец тратил время на элантрийцев. Чего он надеялся добиться, проклиная людей, которые и так лишились всего?

Одно было ясным. Если джьерн нашел причину проповедовать в Элантрисе, в ее обязанность входило защитить город. Сарин считала вполне возможным разрушить планы врага, даже не понимая их.

— …Как все знают, животные — низшие создания по сравнению с людьми в глазах Джаддета! — Речь Хратена близилась к завершению.

Сарин увидела ожидаемый шанс. Она широко распахнула глаза, придала лицу туповато-непонимающий вид и визгливым голосом спросила:

— Почему?

Жреп замолк. Принцесса вклинилась с вопросом в тот момент, когда он набирал воздух для последней фразы, и теперь над толпой повисло неловкое молчание. Джьерн запутался в словах, пытаясь вернуть проповедь в прежнее русло, но вмешательство Сарин уже успело испортить впечатление. Хратен повернулся к прихожанам, выискивая суровым взглядом глупца, который его прервал. Его внимание привлекло благостное, слегка недоуменное лицо Сарин.

— Что почему? — резко спросил он.

— Почему господин Джаддет считает, что животные — низшие создания?

Услышав «господин Джаддет», джьерн заскрипел зубами.

— Потому что в отличие от людей они умеют только следовать своим похотям.

Типичным следующим вопросом было бы: «но люди тоже следуют похотям», что дало бы Хратену возможность объяснить разницу между богобоязненным человеком и грешником, так что Сарин воздержалась.

— Но я слышала, что господин Джаддет поощряет наглость, — удивленно сказала она.

Взгляд джьерна приобрел подозрительность. Вопрос слишком близко затрагивал правду, чтобы такая простушка, какой выглядела Сарин, додумалась до него самостоятельно. Жрец догадывался, что с ним играют, но от него все равно требовался ответ — если не ради нее, то ради остальных собравшихся.

— Лорд Джаддет, — с нажимом произнес он, — поощряет амбицию, а не наглость.

— Но я не понимаю. Разве амбиция — это не служение нашим похотям? Почему господин Джаддет поощряет ее?

Хратен терял слушателей и знал это. Вопросы, задаваемые Сарин, звучали в столетнем споре против Шу-Дерет, но толпа не ведала о древних диспутах и научных опровержениях. Все, что они видели, — кто-то задавал жрецу вопросы, на которых у него не находилось убедительных ответов.

— Наглость не имеет ничего общего с похотью, — властно отрезал Хратен, надеясь вновь завладеть разговором. — Людей, которые служат империи Джаддета, ждет немедленная награда в этой жизни и на небесах.

Мастерский ход — жрец не только переменил тему, но и привлек внимание слушателей к другой идее. Награды нравились всем. К несчастью для фьерденца, Сарин еще не закончила.

— Значит, если мы служим Джаддету, наши похоти вознаграждаются?

— Никто не служит Джаддету, кроме вирна, — небрежно заметил джьерн, обдумывая ответ.

Принцесса улыбнулась; она надеялась, что он совершит подобную ошибку. Основным положением Шу-Дерет провозглашалось, что только один человек служит непосредственно Джаддету: религия обладала сложной структурой и напоминала феодальное правительство Фьердена древности. Ты служишь тем, кто выше тебя, они служат тем, кто выше их, и так до вирна, который служит лично Джаддету. Все служили империи Джаддета, но только один человек обладал достаточной святостью, чтобы прислуживать богу. Система порождала множество разнотолков, и дереитским жрецам часто приходилось поправлять прихожан, как сейчас Хратену.

К несчастью, он подарил Сарин прекрасную возможность.

— Никто не может служить Джаддету? — непонимающе переспросила она. — Даже ты?

Смешной довод, учитывая, что принцесса нарочно переврала смысл слов жреца. Сарин знала, что в споре о достоинствах веры не ей тягаться с джьерном. Но она и не собиралась оспаривать его учение, только подпортить проповедь.

Хратен вскинул голову, тут же осознав ошибку. Все приготовления пошли коту под хвост; к тому же толпа задумалась над последним вопросом.

Джьерн доблестно попытался сгладить промашку, переведя речь на более знакомую почву, но симпатии слушателей переметнулись к Сарин, и она вцепилась в них мертвой хваткой, которая удается только женщинам в отчаянном положении.

— Что нам делать? — вопрошала принцесса, качая головой. — Боюсь, что нам, простым людям, недоступны высокие рассуждения жрецов.

И на этом проповедь закончилась. Люди начали переговариваться между собой и расходиться, многие посмеивались над выходками жрецов и нелепостью религиозных постулатов. Сарин заметила, что большинство принадлежало к знати; судя по всему, джьерну стоило немалого труда затащить их на элантрийскую стену. Она злорадно ухмыльнулась, представляя попусту затраченные фьерденцем уговоры и подготовку.

Хратен наблюдал за тем, как тщательно организованное собрание разваливается у него на глазах. Он не пытался продолжить проповедь или обругать нечестивцев; злость и крики принесут больше вреда, чем пользы.

К немалому удивлению Сарин, джьерн отвернулся от расходящейся толпы и наградил ее любезным кивком. Не поклон, но подобный жест от дереитского жреца много значил: признание заслуженной победы, сдача позиций достойному противнику.

— Вы ведете опасную игру, принцесса.

— Вы еще убедитесь, что я прекрасный игрок, джьерн.

— Тогда до следующего раунда. — Хратен махнул невысокому светловолосому арелонцу в жреческой одежде и двинулся к спуску.

Во взгляде второго дереита не наблюдалось ни уважения, ни даже терпимости — в нем горела ненависть, и Сарин пробрала дрожь от ее тяжести. Жрец изо всех сил сжимал зубы, и принцессе показалось, что еще мгновение, и он придушит ее, а потом перекинет через перила. От одной мысли об этом у нее закружилась голова.

— Он меня беспокоит, — заметил Эйш. — Я встречал подобных людей, и ничего хорошего от них ждать не приходится. Плотину с тонкими укреплениями непременно когда-нибудь прорвет.

Сарин согласно кивнула.

— И он не фьерденец. Похоже, он слуга или помощник Хратена.

— Будем надеяться, что джьерн сумеет удержать своего пса на поводке, госпожа.

Принцесса открыла рот, но ее ответ прервал внезапный взрыв смеха. Она глянула вниз и обнаружила с хохотом катающуюся по проходу Кэйс — видимо, девочка с трудом дождалась, пока жрец не удалится на достаточное расстояние.

— Сарин, — задыхаясь выговорила она. — Это было здорово! Ты казалась такой глупой! А его лицо! Он стал краснее, чем папа, когда тот обнаружил, что я съела все его сладости. Он покраснел в тон своим доспехам!

— Мне он совсем не понравился, — серьезно добавил Даорн. Он стоял рядом с открытой частью парапета, наблюдая, как Хратен спускается по ступенькам. — Он какой-то… слишком строгий. Разве он не понял, что ты только притворялась дурочкой?

— Возможно. — Сарин знаком приказала Кэйс подняться и отряхнуть платье. — Но у него не было доказательств, так что пришлось ему делать вид, что разговор ведется всерьез.

— Папа говорит, что джьерн приехал обратить нас в Шу-Дерет, — задумчиво сказал мальчик.

— Правда?

Даорн кивнул.

— Еще он говорит, что боится, как бы Хратен не преуспел. Он говорит, что урожай в этом году не удался и многие люди остались без пищи. А если посевы и этого года взойдут плохо, следующей зимой будет еще хуже, а в тяжелые времена люди тянутся к тем, кто обещает перемены.

— Твой папа очень мудрый человек, Даорн, — ответила принцесса.

Небольшая стычка с верховным жрецом служила больше для разрядки; людские умы отличаются легкомыслием, и сегодняшний спор скоро забудется. Проповедь Хратена являлась частью большего плана, как-то связанного с Элантрисом, и Сарин чувствовала необходимость раскрыть его карты. Неожиданно припомнив первоначальную цель посещения элантрийских стен, принцесса приблизилась к парапету и взглянула на город под ногами.

Даже сейчас город производил незабываемое впечатление. Сочетание зданий и улиц, аллей и перекрестков — произведение искусства гигантских размеров. Многие арки рухнули, купола провалились, и даже стены домов выглядели, как будто вот-вот упадут. И все же Сарин могла сказать только одно: когда-то Элантрис был красив.

— Они такие грустные, — раздался сбоку голосок Кэйс. Девочка приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть за парапет.

— Кто?

— Они. — Кэйс указала на улицы внизу.

Там были люди — скорченные, едва шевелящиеся фигуры, которые сливались с темными улицами. Их стоны не долетали до вершины стены, но Сарин казалось, что она ощущает их в воздухе.

— Никто о них не заботится, — продолжала Кэйс.

— А как они едят? Кто-то должен их кормить.

Принцесса не могла хорошо рассмотреть фигуры, находящиеся внизу; видно было только то, что это люди. Или по крайней мере походят на людей; она читала много странных рассуждений об Элантрисе.

— Никто их не кормит, — ответил с другой стороны Даорн. — Они все уже умерли, так что им не дают еды.

— Но они должны как-то питаться, — возразила Сарин.

Кэйс покачала головой:

— Они мертвы, Сарин. Им не нужна пища.

— Возможно, они почти не двигаются, — решительно сказала принцесса, — но они точно не мертвые. Посмотри, вот те даже стоят.

— Нет, Сарин. Они тоже мертвые. Им не нужна еда, не нужен сон, и они не стареют. Они все умерли. — Голос девочки звучал непривычно серьезно.

— Откуда ты знаешь? — Сарин старалась не обращать внимания на слова детей, приписав их юному воображению. К несчастью, эти дети не раз доказали, что удивительно много знают.

— Я просто знаю. Поверь мне, они мертвые.

У принцессы мурашки побежали по коже, и она твердо приказала себе не поддаваться мистике. Бесспорно, элант-Рийцы казались странными, но вполне живыми. Должно быть другое объяснение.

Она снова оглядела город, пытаясь выкинуть из головы тревожные слова Кэйс. Взгляд принцессы остановился на двух людях, выглядевших менее жалкими, чем остальные. Она прищурилась: оба — элантрийцы, но кожа одного казалась гораздо темнее. Они стояли на крыше дома и выглядели способными передвигаться, в отличие от большинства фигур на площади. Что-то в них было особенное.

— Госпожа? — Встревоженный голос Эйша прозвучал прямо над ухом, и Сарин вдруг поняла, что перегнулась далеко за перила.

Вздрогнув, она посмотрела на землю далеко внизу; площадь начала расплываться перед глазами, принцесса пошатнулась… земля издалека манила ее…

— Госпожа! — Вскрик сеона вырвал ее из ступора. Сарин отшатнулась от парапета, присела на корточки и обняла руками колени. Некоторое время она глубоко втягивала воздух.

— Все в порядке, Эйш, — наконец вымолвила она.

— Мы уходим, как только вы придете в себя, — непререкаемо заявил Эйш.

Сарин рассеянно кивнула. Кэйс фыркнула:

— Казалось бы, с твоим ростом пора перестать бояться высоты.