Город богов

Монахи Дилафа по его знаку бросились вперед. Раоден закончил пару эйонов, послав в них два сильных разряда света, и быстро продолжал чертить. Сарин обхватила его за талию, ее трясло от напряжения; принцесса понимала, что он не успеет закончить символы раньше, чем монахи сделают последний прыжок.

Доки тряхнуло. Доски затрещали, камень мостовой разлетелся осколками, и девушку обдало мощным порывом ветра. Она вцепилась в Раодена, который почему-то стоял устойчиво, и только благодаря мертвой хватке ее не унесло ураганом. Когда она наконец осмелилась открыть глаза, их окружало не меньше сотни людей с серебристой кожей.

— Эйон Даа! — громовым голосом выкрикнул Галладон.

Две сотни рук поднялись в воздух, поспешно набрасывая символ. Почти половина ошиблась, их эйоны растаяли без следа. Но даже половины хватило, чтобы послать в монахов волну света настолько мощную, что она прошила первые ряды насквозь.

Несколько воинов упали на землю бездыханными, остальных разметало по улице. Оставшиеся на ногах монахи настороженно смотрели на элантрийцев и не двигались с места.

Окрик Дилафа вырвал их из ступора, и дахорцы ринулись на нового врага, позабыв про Сарин и Раодена.

Дилаф единственный из дахорцев догадался увернуться. Остальные, уверенные в собственной непобедимости, и не подумали отпрыгнуть в сторону от волны энергии.

«Идиоты!» — кипел про себя Дилаф, поднимаясь на ноги. Джаддет благославил братьев Дахора особыми навыками и силой. Все обладали повышенной скоростью и невероятно крепкими костями, но только Дилаф мог сопротивляться прямому нападению Дор; чтобы получить подобную силу, ему потребовалось принести в жертву пятьдесят монахов. Он скорее почувствовал, чем увидел движение энергии, когда его людей разметало посланной элантрийцами вспышкой.

Монахи остались в меньшинстве. Они храбро сражались, стараясь перебить как можно больше нечестивцев. Дахорцы хорошо усвоили полученные в монастыре уроки; они умрут в бою. Больше всего на свете Дилафу хотелось встать с ними плечом к плечу.

Он не мог. Кое-кто считал его сумасшедшим, но они ошибались. Звучащие в голове вскрики Селы требовали отмщения, а у него еще оставался способ воплотить его в жизнь. Добраться до теоданской принцессы и ее элантрийца, выполнить приказ вирна и повернуть ход битвы в свою пользу.

Дилаф поспешил прочь от схватки; стрела света ударила его в спину, и хотя он споткнулся, но начертанные на кости охранные заклинания отразили удар.

Когда дахорец появился в порту, он видел, куда свернул король Эвентио. Дилаф бегом поспешил к переулку.

Добыча сама последует за ним.

— Раоден! — Сарин указала на убегающего монаха.

— Пусть уходит. Он уже не причинит вреда.

— Но там отец! — Принцесса потянула его к переулку.

Раодену пришлось признать ее правоту, и он бегом бросился вслед Дилафу. Он слышал, как все сильнее отстает Сарин — после завершения шаода обычному человеку будет нелегко догнать его. Войско элантрийцев не заметило его ухода и продолжало биться с монахами.

Даже не сбив дыхания, Раоден влетел в переулок; в ту же секунду из темного угла выпрыгнул Дилаф и мощным ударом отшвырнул его к стене.

Хрустнули ребра, и принц не сдержал крика. Монах шагнул назад, с улыбкой обнажил меч и тут же выбросил руку с клинком вперед. Раоден едва успел откатиться из-под выпада, и все же меч слегка задел левую руку, пустив струйку серебристо-белой элантрийской крови.

От раны огнем растекалась боль, и Раоден пару секунд хватал открытым ртом воздух, благодаря Доми, что после мучений с Дор может вынести и не такое. Он быстро забыл о боли, когда клинок Дилафа нацелился ему в сердце. Стоит его сердцу остановиться на сей раз, он умрет. Элантрийцы отличались физической силой и быстро излечивались от ран, но не были бессмертными.

Уворачиваясь от ударов, Раоден перебирал в уме эйоны. В промежутке между двумя выпадами ему удалось вскочить на ноги, и тут же пальцы принца замелькали в воздухе. Он начертил эйон Эдо — простой символ из шести линий, и закончил как раз перед тем, как Дилаф замахнулся для очередного удара. Эйон коротко вспыхнул, перед монахом выросла тонкая стена света.

Дилаф неуверенно ткнул в стену кончиком меча, но она не поддалась. Чем больше давить на нее, тем больше энергии будет черпать из Дор символ, отвечая на попытки с равной силой. Дилафу до него не добраться.

Тут монах небрежно поднял руку и хлопнул по стене ладонью. Из ладони вырвалась вспышка, и стена рассыпалась, осветив переулок разлетающимися осколками света.

Раоден мысленно обругал себя за глупость: всего день назад его противник сумел взмахом руки развеять иллюзию. Каким-то образом Дилаф обладал силой прекращать действие эйонов. Принц отпрыгнул, но монах оказался быстрее. Хотя клинок не достал груди, он проткнул насквозь правую ладонь.

Раоден вскрикнул. Попытался обхватить раненую руку другой, но порез на предплечье вспыхнул новой болью. С поврежденными руками он больше не сможет рисовать эйоны. Дилаф ударил ногой по сломанным ребрам, и принц со стоном упал на колени.

Монах похлопал его по щеке плоской стороной лезвия и рассмеялся.

— Значит, слухи правдивы. Элантрийцы все же уязвимы.

Раоден молчал.

— Я еще сумею вырвать у вас победу! — Взгляд Дилафа пылал одержимостью. — После того как флот вирна разгромит теоданскую армаду, я соберу своих монахов и вернусь в Элантрис.

— Никому не победить армаду, жрец, — оборвал его голос принцессы.

Лезвие свистнуло у виска монаха.

Дилаф охнул от неожиданности и едва успел парировать выпад Сарин. Она где-то раздобыла меч и выписывала им узоры в воздухе так быстро, что Раоден не успевал следить за клинком. Он улыбнулся удивлению Дилафа, вспомнив свое поражение от руки принцессы. Ее теперешнее оружие оказалось тяжелее сайра, но девушка размахивала им вполне уверенно.

Однако, чтобы победить Дилафа, одного умения обращаться с оружием не хватило. Он отвечал ударом на удар, а узоры на его костях разгорались все ярче, монах двигался все быстрее. Вскоре принцесса уже не могла выдерживать темп наступления, а затем и вовсе перешла в оборону. Схватка закончилась, когда меч Дилафа пронзил ей плечо; оружие Сарин со звоном упало на мостовую, а девушка припала к земле рядом с Раоденом.

— Прости, — прошептала она.

Принц покачал головой: никто не мог выиграть в бою на мечах против дахорца.

— Настал час моей мести, — лихорадочно шептал монах, поднимая над головой меч. — Тебе не придется больше плакать, любовь моя.

Раоден кровоточащей рукой прижал к себе девушку. И замер: в тенях переулка за спиной Дилафа что-то двигалось.

Дахорец нахмурился и обернулся проследить за его взглядом. Из темноты выступил человек, спотыкаясь и зажимая рукой бок. Высокий широкоплечий мужчина с темными волосами и решительными глазами; Раоден узнал его даже без кроваво-красного доспеха джьерна.

Как ни странно, Дилафа не обрадовало появление товарища по оружию. С пылающим яростью лицом монах занес меч, выкрикнул что-то по-фьерденски и прыгнул на джьерна.

Хратен даже не попытался пригнуться, а просто подставил под удар руку. Меч с размаху опустился на предплечье и… остановился.

Сарин шумно вздохнула.

— Он один из них! — прошептала она на ухо принцу. И правда, когда клинок Дилафа скользнул по предплечью джьерна, он разрезал похожую на рукав полосу ткани.

Под ней скрывались переплетающиеся узоры — признак нарощенных, искаженных костей дахорского монаха.

Очевидно, Дилафа увиденное тоже поразило. Пока он отупело разглядывал Хратена, тот молниеносным движением выбросил вперед изуродованную руку и ухватил монаха за горло.

Дилаф кричал и ругался, неистово извивался в мертвой хватке. Но в ответ жрец выпрямлялся все выше, а его пальцы сжимались на горле врага все плотнее. Плащ Хратена распахнулся, обнажив неприкрытую грудь, и Раоден увидел, что там нет дахорских узоров, лишь кровь из раны на боку. Судя по всему, изменению подверглась только правая рука, но почему?

Хратен вытянулся во весь рост и не обращал внимания на Дилафа, хотя тот колотил по сдавившей горло руке своим коротким мечом. Удары отскакивали как от брони, и тогда дахорец всадил меч в бок джьерна. Оружие вошло глубоко, но Хратен не издал ни звука. Наоборот, он еще крепче сжал пальцы, и коротышка-монах задохнулся, выронив меч.

Рука Хратена начала светиться.

Странные пересекающиеся под кожей линии вспыхнули призрачным светом, и жрец поднял Дилафа над землей. Тот извивался и выворачивался, изо рта вырывались короткие отрывистые вдохи; он вцепился в пальцы Хратена, пытаясь разжать хватку, но она не поддавалась.

Хратен приподнял монаха еще выше, как будто предлагая небесам жертву, и сам поднял голову, уставившись в синеву невидящими глазами. Он долго стоял так, недвижим, со светящейся рукой, а Дилаф дергался все отчаяннее.

И тут раздался хруст, и Дилаф перестал извиваться. Джьерн неторопливо опустил тело и отбросил в сторону; свечение в руке медленно угасало. Он молча посмотрел на Сарин и рухнул на мостовую.

Когда их разыскал Галладон, принц безуспешно пытался излечить кровоточащими руками плечо принцессы. Дьюл внимательно осмотрел их раны и кивком приказал подоспевшим следом элантрийцам проверить тела Дилафа и Хратена. Потом обстоятельно уселся рядом с принцем и под его руководством начертил эйон Йен. Через несколько мгновений от ран Раодена не осталось и следа, и он принялся за Сарин.

Девушка сидела в грустном молчании. Несмотря на рану, она успела осмотреть Хратена и убедилась, что джьерн мертв. Он получил две серьезные раны, любая из которых могла убить его раньше, чем он сломал шею Дилафу; должно быть, его поддерживали дахорские символы. Раоден с сожалением покачал головой и начертил над принцессой эйон. Он до сих пор не понимал, почему джьерн их спас, но про себя искренне благодарил Хратена за вмешательство.

— Как армада? — с тревогой спросила Сарин.

— На мой взгляд, они отбиваются успешно, — передернул плечами Галладон. — Король Эвентио повсюду тебя разыскивает — он прибежал в порт вскоре после нашего появления.

Раоден закончил эйон линией Разлома, и рана на плече девушки затянулась.

— Должен признать, сюл, тебе везет, как Долокену, — продолжал дьюл. — Рвануть сюда наугад — я никогда не видел более идиотского поступка.

Принц пожал плечами и притянул Сарин к себе.

— Она того стоит. К тому же ты рванул за мной по пятам, разве нет?

Галладон фыркнул.

— Мы попросили Эйша проверить у местного сеона, что ты добрался благополучно. В отличие от нашего короля, мы не каяны.

— Ладно, — непререкаемым тоном вмешалась Сарин. — Кто-нибудь объяснит мне, что случилось? Причем немедленно!

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Сарин оправила камзол на Раодене и отошла на шаг, задумчиво постукивая пальцем по щеке. Она бы предпочла белое вместо черного, но самый белоснежный наряд бледнел по сравнению с серебристой кожей элантрийца.

— Ну как? — спросил принц, разведя руки в стороны.

— Все равно выбирать не приходится, — непринужденно ответила девушка.

Раоден рассмеялся и поцеловал ее в щеку.

— Разве ты сейчас не должна быть в церкви и молиться? Что случилось с уважением к традиции?

— Я уже пробовала следовать традиции. — Сарин повернулась к зеркалу, чтобы проверить, не смазалась ли косметика. — На этот раз я с тебя глаз не спущу; неизвестно почему, но мои предполагаемые мужья имеют привычку исчезать в самый неподходящий момент.

— Интересно, как это характеризует тебя, прутик Леки? — поддразнил Раоден. Он неудержимо смеялся, когда Эвентио рассказал ему о прозвище, и теперь не упускал возможности пустить его в ход.

Принцесса рассеянно хлопнула его по руке; она поправляла перед зеркалом вуаль.

— Господин, госпожа, — прервал их строгий голос. В дверях повис сеон Раодена, Йен. — Пора.

Сарин мертвой хваткой вцепилась в руку принца.

— Шагай, — приказала девушка, кивком указывая на дверь.

На сей раз она не выпустит его из виду, пока их не поженят.

Раоден честно попытался вслушаться в проповедь, но кораитские свадебные церемонии не зря славились невероятной многословностью и сухостью. Отец Омин, преисполненный значимости оттого, что оказался первым в истории жрецом Корати, который венчал элантрийца, подготовил по случаю внушительную речь. Коротышка-жрец по своему обыкновению бормотал с полузакрытыми, затянутыми мечтательной пеленой глазами и вроде уже успел позабыть про полный народа зал.

Так что Раоден тоже отдался мыслям. Он никак не мог забыть об утреннем разговоре с Галладоном, начало которому положил осколок кости. Его достали из тела мертвого дахорца, и хотя на первый взгляд изуродованная кость казалась отвратительной, в ней присутствовала некая красота. Она походила на точеную слоновую кость или, скорее, на клубок сплетенных вместе тонких прутьев. Принца встревожило, что он распознал в сплетении виденные в книгах старинные фьерденские символы.

Выходило, что монахи Дахора придумали собственную версию Эйон Дор.

Даже во время свадьбы Раодена не покидало беспокойство. В течение столетий лишь одно препятствие стояло на пути фьерденского продвижения на запад: Элантрис. Но если вирн получил доступ к Дор… Раодену припомнился Дилаф и его необъяснимая способность сопротивляться и даже разрушать эйоны. Будь в Теоде несколько монахов под стать Дилафу, исход битвы мог быть совсем другим.

И тем не менее лицо принца то и дело расплывалось в неудержимой улыбке. За плечом одобрительно покачивался Йен. Радость от возвращения сеона не затмила горя по потерянным в последней схватке друзьям, но порой помогала забыть, как ему не хватает Караты и остальных. Йен утверждал, что не помнит своего безумия, хотя что-то в нем изменилось после Элантриса. Он вел себя тише, чем обычно, и стал еще более задумчивым. Как только появится свободное время, Раоден собирался расспросить прочих элант-рийцев об их сеонах. Его смущало, что после горы прочитанных книг он все еще не знал, как создавали сеонов, — если шары света действительно были порождениями Дор.

Принца беспокоила не только тайна сеонов. Также оставалась невыясненной загадка странного танца Чей Шан, которым владел Шуден. Очевидцы рассказывали, что джиндосец с закрытыми глазами легко одолел одного из дахорских воинов, а некоторые добавляли, что молодой барон светился во время битвы. Раоден начинал подозревать, что Дор откликалась не только на призывы элантрийцев; и один из способов доступа к энергии находился в руках самого жестокого и властного тирана Опелона — вирна Вульфдена Четвертого, регента всего сущего.

Очевидно, Сарин заметила рассеянность жениха, потому что, когда речь отца Омина близилась к завершению, из задумчивости его вырвал тычок локтем под ребра. В очередной раз он поразился, как принцессе удается постоянно оставаться истинной дамой королевских кровей: внимательной, собранной и, бесспорно, самой прекрасной.

В заключение церемонии Раоден и Сарин обменялись кораитскими амулетами с эйоном Оми и поклялись в верности до гроба. Принц надел на шею невесты изящный нефритовый амулет, вырезанный Тааном; скульптор обвил его золотой филигранью, которая точь-в-точь подходила к цвету волос девушки. Подарок Сарин был менее роскошным, но тоже шел принцу. Она где-то разыскала массивный черный самоцвет, его отполировали, и теперь темный ровный блеск оттенял серебро кожи элантрийца.

Омин звучным голосом объявил, что король Арелона женат. Собравшиеся захлопали, а Сарин поцеловала мужа.

— Надеюсь, твои предвкушения сбылись? — спросил Раоден. — Ты говорила, что ждала этого момента всю жизнь.

— Все нрошло чудесно. Тем не менее осталось еще одно событие, которого я ожидала с не меньшим нетерпением.

Раоден приподнял бровь. Девушка шаловливо улыбнулась.

— Первая брачная ночь.

Король Арелона рассмеялся и поцеловал жену.

ЭПИЛОГ

Стоял погожий теплый день — полная противоположность дню похорон Йадона. Сарин задумчиво склонила голову над могилой первого короля Арелона. Все, за что боролся Йадон, пошло прахом: к Элантрису вернулось былое могущество, а рабство объявили вне закона. Теперь на троне восседал его сын, а сам трон находился в Элантрисе.

После свадьбы прошла неделя, но столько всего успело произойти! Новый король позволил знати сохранить дарованные Йадоном титулы, хотя поначалу он хотел упразднить дворянство. Его остановило то, что люди уже не могли помыслить, что больше не будет графов и баронов. Поэтому Раоден приспособил существующую систему к собственным нуждам: заставил лордов присягнуть Элантрису и вверил им заботу о простонародье в отдаленных частях страны. Из праздной аристократии дворяне превратились в своего рода опекунов, следящих за благосостоянием народа. В чем и должна была заключаться их задача с самого начала.

Сарин наблюдала за мужем, который разговаривал с Шуденом и Люкелом; кожа Раодена горела на солнце ярким серебром. Жрецы твердили, что падение Элантриса выявило подлинную сущность обитателей города, но они не знали Раодена. Он распространял вокруг себя сияние гордости и надежды, и блеску элантрийца было не равняться с чистотой его души.

Рядом с королем стоял тихий Галладон, его кожа светилась более темным отблеском, напоминая о дюладелском происхождении. Сарин безмерно удивило, что он так и остался лысым, тогда как у всех остальных элантрийцев отросли белоснежные волосы. Когда принцесса попыталась выяснить, в чем дело, Галладон передернул плечами и пробурчал: «А чего еще ожидать. Я облысел, когда мне стукнуло тридцать. Коло?»

Позади Раодена и Люкела виднелся второй сын Даоры, Адиен. По признанию Люкела, шаод случился с мальчиком пять лет назад, но семья скрывала его превращение под гримом, лишь бы не отправлять сына в Элантрис.

Но сильнее, чем тайна Адиена, принцессу поразил секрет, хранимый Киином. Дядя не пожелал пускаться в подробные объяснения, и тем не менее Сарин видела по его глазам, что он говорит правду. Чуть больше десяти лет назад Киин повел свой флот на Эвентио в попытке отобрать трон — который, как начинала верить девушка, действительно принадлежал ему по закону. Если Киин и вправду был старше брата, то именно ему следовало стать королем. Отец отказался обсуждать с ней события тех лет, но принцесса не отступится, пока не получит ответов на свои вопросы.

Размышления Сарин прервала подъехавшая к кладбищу карета. Открылась дверца, и из экипажа выбралась Торина в сопровождении отца, графа Эхана. Толстяк граф после гибели Ройэла стал сам не свой: он говорил замирающим голосом тяжелобольного и значительно похудел. Дворяне не простили ему смерти герцога, но их презрение и близко не равнялось с отвращением к себе, которое снедало Эхана.

Раоден поймал ее взгляд и незаметно кивнул — пора. Сарин прошла перед рядом могил: Йадон, Ройэл, Иондел, Карата и человек по имени Саолин. Последнюю закопали пустой, но король настоял, чтобы ее возвели в одном ряду с остальными.

Небольшое кладбище должно было стать мемориалом, напоминанием о людях, которые погибли, защищая Арелон, а также о человеке, пытавшемся сокрушить страну. У каждой медали есть две стороны; не забывать об алчности Йадона так же важно, как о самопожертвовании Ройэла.

Сарин медленно подошла к крайней могиле. Насыпанный над ней холм возвышался наравне с остальными; когда-нибудь он порастет зеленой травой и цветами, но пока свежевскопанная земля оставалась оголенной. Принцессе не пришлось бороться за возведение этой могилы; все арелонцы знали, что они в долгу перед похороненным там человеком.

Хратен из Фьердена, верховный жрец и святейший джьерн Шу-Дерет. Его погребение состоялось последним.

Девушка повернулась к собравшимся жителям Каи во главе с Раоденом.

— Я не стану говорить долго, — начала она. — Хотя я встречалась с Хратеном больше, чем многие из вас, я никогда не знала его. Я всегда полагала, что можно понять человека, став его врагом, и я думала, что понимаю Хратена — его чувство долга, сильную волю и упорство в желании спасти нас от самих себя.

Но я не видела борьбы, раздирающей его изнутри. Я не знала человека, чье сердце заставило его отречься от лелеемой годами веры во имя справедливости, не знала Хратена, который поставил жизни других людей выше своих амбиций. Эти качества прятались под маской джьерна, но в конце именно они оказались для него наиболее ценными.

Когда будете вспоминать его, не думайте о враге. Вспоминайте человека, который стремился любой ценой защитить Арелон и наш народ. Вспоминайте героя, который спас нашего короля. Если бы не Хратен, мы с мужем погибли бы от руки дахорского демона.

И всегда помните, что это Хратен предупредил теоданский флот. Не выйди армада в море вовремя, войска вирна не остановились бы на Теоде. Армия фьерденцев двинулась бы на Арелон, и даже под защитой Элантриса все вы сейчас сражались бы не на жизнь, а на смерть.

Принцесса замолчала и склонила перед могилой голову. В изголовье холма стоял боевой доспех джьерна, плащ Хратена свисал с воткнутого в землю меча, и алая ткань развевалась на ветру.

— Нет, — произнесла Сарин. — Когда мы будем говорить о нем, мы вспомним, что он погиб, защищая нас. Пусть все знают, что джьерн Шу-Дерет Хратен не был нашим врагом. Мы назовем его нашим спасителем.