Город богов

Эйоны являли собой своего рода карты Арелона, каждый нес в себе небольшие вариации одной и той же общей картины. Каждый начинался с трех основных линий: побережье, горная гряда и озеро. Во многие включалась еще и нижняя черта для реки Каломо, разделявшей Арелон и Дюладел.

Некоторые детали до сих пор ставили его в тупик. Почему на эйоне Миа, которым обозначали птицу, где-то посреди графства Ион красовался косой крест? Почему эйон Рии покрывала случайная на первый взгляд россыпь точек? Ответы могли храниться в одном из томов библиотеки, но пока принц не нашел никаких объяснений.

Теперь у него случались приступы Дор по меньшей мере дважды в день. Каждый казался последним, и от раза к разу он все больше слабел, как будто его жизненная энергия иссякала, как вода в колодце. Раоден уже не сомневался, что рано или поздно сломается; вопрос заключался в том, сумеет ли он прежде найти разгадку.

Принц в отчаянии стукнул кулаком по карте. С ухода Сарин прошло пять дней, а он все еще не нашел ответа. Ему начинало казаться, что он будет искать вечно, бродя вокруг да около, но так и не открыв секрета Эйон Дор.

Подробная карта королевства висела на стене рядом со столиком; тонкая бумага зашуршала, когда он разгладил ее, внимательно всматриваясь в линии. Края потрепались от старости, а чернила выцвели. Карта пережила расцвет и падение Элантриса, и принц от всей души желал, чтобы она умела говорить и открыла ему тайны.

Он покачал головой, уселся на стул Сарин и нечаянно столкнул из стопки верхнюю книгу. Со вздохом Раоден откинулся на спинку и начал чертить эйоны, ища утешения в привычном занятии.

Недавно он начал осваивать новую, более сложную технику Эйон Дор. В текстах говорилось, что эйоны становились могущественнее, если обращать тщательное внимание не только на длину и наклон, но и ширину линий. Хотя они действовали и при одинаковой ширине, но если изменить нажим в определенных местах, то символам добавлялась точность и сила.

Поэтому он упражнялся в описанном в книге способе, используя мизинец для тонких линий и большой палец для широких. Также он пробовал чертить тонкой палочкой и пером. Пальцами получалось удобнее, к тому же правильные контуры значили гораздо больше, чем орудия, которыми их рисовали. В конце концов, при помощи Эйон Дор элантрийцы навечно впечатывали символы в камень, но также выкладывали их из тонкой проволоки, щепок или других подручных материалов. Судя по всему, создавать эйоны из материальных предметов было труднее, но они имели тот же эффект, независимо от того, чертили их в воздухе или выплавляли из стали.

Его занятия не приводили ни к чему. Он добился образцовой точности, но эйоны не работали. Особо деликатные, почти невидимые линии он рисовал ногтем, другие чертил сразу тремя пальцами — все как описано в книгах. ничего не помогало, все усилия пропадали впустую.

В коридоре защелкали ботинки. Новое изобретение Мареша оснастило обувь толстой кожаной подошвой с гвоздями, чтобы не скользить. Раоден поднял голову и сквозь прозрачные очертания эйона наблюдал, как открьшась дверь и вошел Галладон.

— Ее сеон только что залетал к нам, сюл.

— Он еще здесь?

Дьюл покачал головой.

— Улетел почти сразу. Он просил передать тебе, что принцесса наконец убедила лордов восстать против Телри.

Сарин ежедневно посылала своего сеона в Элантрис с отчетами о происходящем, что дарило принцу сомнительное утешение. С одной стороны, он понимал необходимость быть в курсе событий внешнего мира; с другой — тосковал по счастливому неведению. Раньше он волновался только об Элантрисе, а теперь на его плечи снова легли переживания за судьбу королевства, усиленные сознанием, что он ничем не может помочь.

— Эйш упомянул, когда привезут продовольствие?

— Сегодня вечером.

— Хорошо. Она придет?

— Ограничения все еще в силе, сюл, — покачал головой дьюл.

Раоден кивнул, не давая грусти отразиться на лице. Он не знал, как Сарин умудрялась отправлять в Элантрис партии еды, но по неизвестной причине она просила не забирать ящики, пока не уйдут приносившие их.

— Хватит грустить, сюл, — ворчливо сказал Галладон. — Это тебе не идет, — чтобы предаваться меланхолии со вкусом, тебе не хватает врожденного пессимизма.

Принц поневоле улыбнулся.

— Извини. Просто порой мне кажется, что, как ни старайся, наши беды только множатся.

— Все еще никаких сдвигов с Эйон Дор?

— Нет. Я сравнил старые карты с более новыми, искал изменения на побережье или в горах, но все осталось прежним. Пытался рисовать основу под другим углом, но тоже бесполезно — линии не светятся, если не выдержать наклон точно. Даже озеро не изменилось. Я не могу понять, в чем дело.

— Может, основные линии и не менялись, сюл. Может, нужно что-то добавить.

— Я думал об этом, но что? Я не слышал о новых реках или озерах, и уж точно в Арелоне не появлялось новых гор…

Раоден рассеянным мазком большого пальца завершил эйон Эхе. Он пристально вгляделся в центр символа, который олицетворял Арелон. Ничего не изменилось.

Только… «Когда случился реод, земля разверзлась».

— Разлом! — воскрикнул принц.

— Разлом? — с сомнением протянул Галладон. — Он случился из-за реода, а не наоборот.

— А что, если нет? — возбужденно возразил принц. — Что, если землетрясение произошло до реода, а не после? Землю на юге рассекла трещина, и внезапно все эйоны перестали действовать, ведь теперь им требовалась дополнительная линия, чтобы совпадать с очертаниями королевства. И Эйон Дор, на которой стоял Элантрис, рухнула вместе с ним.

Раоден впился взглядом во все еще висящий в воздухе эйон. Он недолго колебался и наконец провел черту там, где, по его представлениям, должен был проходить Разлом. Ничего не случилось, палец не оставил за собой линии. Эйон вспыхнул и погас.

— Наверное, ничего не выйдет, — сказал дьюл.

— Нет. — Раоден начал эйон заново. Его пальцы мелькали и кружились в воздухе. Он рисовал со скоростью, которую сам не подозревал в себе, и воссоздал символ за секунды. В конце он остановился и занес руку над нижней частью, под тремя основными линиями. Он почти ощущал…

Принц решительно ткнул в воздух и перечеркнул основу. За его пальцем протянулась тонкая светящаяся линия.

И тут его ударила волна. Дор с ревом рвалась из-за преграды, и на сей раз ее ничто не останавливало. Сила хлынула в Раодена, как вырвавшаяся из берегов река. На мгновение он задохнулся, купаясь в ее мощи. Дор неслась вперед, как дикий зверь, которого слишком долго держали в клетке. Ему почудилось, что она рада.

Так же внезапно сила исчезла, принц споткнулся и упал на колени.

— Сюл? — тревожно позвал Галладон.

Раоден покачал головой: он не мог подобрать слов, чтобы описать пережитое. Палец на ноге все еще болел, он по-прежнему оставался проклятым элантрийцем, но Дор освободилась. Он исправил то, чего от него ожидали; Дор больше не станет его мучить.

Он услышал похожий на потрескивание горящего пламени звук: его эйон пылал ярким светом. Раоден вскрикнул и взмахом приказал дьюлу пригнуться, потому что символ вдруг перекосился, очертания потеряли форму, а линии закрутились водоворотом, пока из них не получился огненный диск. В его середине образовался тонкий луч красного света, который все ширился, в то время как потрескивание пламени перешло в громкий монотонный гул. Эйон превратился в кружащийся на месте огненный вихрь; принц почувствовал жар от него и поспешно отступил.

Символ вспыхнул ослепительным заревом, из него вырвался длинный язык пламени и опалил воздух над головой Галладона. Язык лизнул книжную полку, и она с оглушительным взрывом обрушилась, осыпаясь на пол уже пеплом. Охваченные огнем книги и отдельные страницы разлетелись по библиотеке, врезаясь в стены и другие полки.

Колонна огня исчезла, жар пропал, и от резкого контраста Раодену показалось, что по коже бегут мурашки. Последние обгорелые страницы, покачиваясь, опустились на пол. От полки осталась дымящаяся кучка пепла.

— Что это было? — настырно допытывался Галладон.

— Кажется, я только что уничтожил раздел биологии, — восхищенно ответил принц.

— В следующий раз, сюл, я бы посоветовал не проверять теории на эйоне Эхо. Коло? — Дьюл опустил на пол стопку обгоревших книг. Они уже час расчищали библиотеку, чтобы убедиться, что нигде не осталось дымящихся углей.

— Согласен. — Раодена переполняло счастье, и ему не хотелось оправдываться. — Просто так получилось, что я упражнялся именно с ним; на самом деле так эффектно вышло потому, что я добавил много изменений.

Галладон оглядел библиотеку. Обугленная проплешина отмечала место, где стояла взорванная полка, а по всему полу расположились стопки полусожженных книг.

— Может, попробуем на другом символе? — предложил принц.

Галладон фыркнул.

— Только без огня.

Раоден кивнул и начал эйон Эйш. Быстро завершил похожий на песочные часы контур, добавил линию Разлома и в беспокойном ожидании шагнул назад.

Эйон залился светом. Свечение началось с кончика линии побережья и за считаные секунды охватило символ разбегающимся по луже масла огнем. Сначала эйон вспыхнул красным, но вскоре побелел, как раскаленный в кузнице металл. Свет усилился и теперь горел ровно, освещая все вокруг мягким сиянием.

— Получилось, сюл, — прошептал Галладон. — Во имя Долокена, у тебя получилось!

Раоден счастливо кивнул. Он нерешительно подошел к эйону и приложил к нему ладонь. Символ не нагревался, как и говорилось в книгах. Но кое-что казалось неправильным.

— Он не такой яркий, каким должен быть.

— Откуда ты знаешь? Ты же их раньше не видел.

Принц упрямо покачал головой.

— Я много читал. Эйон Эйш такой величины должен освещать всю библиотеку; а этот светит не ярче фонаря.

Он потянулся и хлопнул по середине символа. Свечение немедленно угасло, линии пропадали по очереди, как будто стирались невидимым пальцем. Принц нарисовал еще один эйон Эйш, на сей раз включив все усиливающие добавления, которые знал. Когда вокруг символа установилось ровное свечение, оно оказалось чуть сильнее первого, но и близко не подходило к положенной мощи.

— Что-то все еще мешает магии, — заключил Раоден. — Он должен был получиться слишком ярким для глаз.

— Думаешь, не следовало добавлять линию Разлома? — спросил дьюл.

— Нет. Очевидно, что значительная часть проблемы заключалась в ней. Теперь Эйон Дор действует, но ее все еще что-то сдерживает. Возможно, надо добавить еще какие-то детали.

Галладон поглядел на свои руки. Даже на темной коже дьюла пятна шаода виднелись отчетливо.

— Попробуй исцеляющий эйон, сюл.

С согласным кивком Раоден вычертил в воздухе символ Йен. Добавил уточнения, которые направляли энергию на тело Галладона, и три усиливающие метки; закончил короткой линией Разлома. Эйон на мгновение вспыхнул и угас.

— Что-нибудь ощущаешь?

Дьюл покачал головой, потом поднял руку и осмотрел полученный вчера, когда поскользнулся на грядках, порез у локтя. Ничего не изменилось.

— Боль все еще при мне, сюл, — разочарованно произнес он. — И сердце не забилось.

— Этот эйон повел себя не так, как другие. Он исчез как раньше, до того, как мы догадались про Разлом. Получается, что Дор не сумела тебя найти.

— Тогда зачем нам это, сюл?! — с горькой злобой спросил Галладон. — Мы все равно останемся гнить в городе.

Раоден положил руку ему на плечо.

— Мы найдем применение силе, дружище. У нас в руках оказалась магия элантрийцев; возможно, не все работает, но мы же еще толком не пробовали. Только представь себе! Мы получили доступ к силе, которая украсила Элантрис, кормила весь Арелон. Не стоит оставлять надежду, когда подошел так близко к цели.

Галладон поднял голову и печально улыбнулся.

— Пока ты рядом, сюл, ни у кого не выйдет опустить руки. Ты категорически не даешь людям спокойно предаваться отчаянию.

После того как опробовали множество эйонов, стало очевидным, что Дор все еще не вырвалась на свободу полностью. Они заставили взлететь лист бумаги, но не смогли поднять книгу. Перекрасили одну из стен в синий цвет, вернули обратно, и Раоден сумел превратить небольшую кучку углей в несколько зерен. Результаты обнадеживали, хотя некоторые эйоны не работали вообще.

Например, любой эйон, направленный на одного из них, вспыхивал и тут же гас. Против одежды символы не возражали, но напрочь отказывались воздействовать на тело; Раоден даже обломил ноготь на большом пальце и безуспешно попытался поднять его в воздух. Единственное объяснение, которое пришло ему в голову, он уже высказывал ранее.

— Наши тела замерли в процессе изменения, дружище, — рассуждал он, наблюдая, как вспыхнул висящий перед ними лист бумаги. Связанные последовательностью эйоны работали прекрасно. — Шаод не закончил перемены; то, что не дает Эйон Дор набрать полную мощь, также удерживает нас от превращения в настоящих элантрийцев. Похоже, что, пока превращение не завершится, на нас эйоны не подействуют.

— Я все же не понимаю, почему произошел первый взрыв, сюл.

Галладон тщательно вырисовывал эйон Эйш. Он знал всего несколько символов, а крупным рукам дьюла было трудно добиться предельной точности. Сейчас он снова ошибся, и символ исчез. Дьюл нахмурился, но продолжал говорить:

— Тот эйон казался очень мощным. Почему остальные работают с меньшей силой?

— Точно не знаю, — протянул Раоден.

Несколько минут назад он поборол сомнения и воспроизвел Эхе с теми же дополнениями, что и в первый раз. У него вышел запутанный иероглиф, готовый выстрелить огромным языком пламени. Вместо этого эйон выплюнул тонкий пучок огня, которого едва хватило бы, чтобы подогреть чашку чая. Принц подозревал, что первый взрыв подпитала текущая сквозь него Дор, как наглядное выражение долгожданной свободы.

— Возможно, за десять лет слишком много Дор скопилось в одном месте. Как собирающийся под потолком пещеры газ. А первый эйон исчерпал многолетние запасы.

Галладон передернул плечами. Они еще многого не понимали. Раоден присел, и его взгляд упал на один из томов.

Ужаленный внезапной догадкой, он вскочил и ринулся к кипе книг по Эйон Дор и выбрал ту, где страницу за страницей покрывали начертания эйонов. Дьюл с недовольным видом последовал за ним и уставился через плечо принца на выбранную им страницу.

Изображенный там эйон поражал своими размерами и сложностью — Раодену пришлось передвинуться в сторону, чтобы уместить все изменения и уточнения, разбегающиеся далеко за пределы центрального символа. К тому времени, как он закончил, рука заныла, а эйон висел перед ними стеной переплетающихся линий. Он медленно разгорелся, контуры изогнулись и обернулись, как полотно, вокруг принца. Галладон испуганно вскрикнул.

Через несколько секунд свет померк. С одного взгляда на лицо друга Раоден понял, что у него получилось.

— Сюл… ты вылечился!

— Боюсь, что нет, — с сожалением качнул головой принц. — Это всего лишь иллюзия. Смотри.

Он поднял руки, по-прежнему серые и покрытые темными пятнами. Он шагнул к блестящей табличке на боку полки, чтобы взглянуть на лицо.

На него смотрело искаженное отражение незнакомца: на нем не просто отсутствовали пятна, оно совсем не походило на его внешность до шаода.

— Иллюзия? — переспросил дьюл.

Раоден кивнул.

— Она основана на эйоне Шао, но к ней добавлено столько уточнений, что начальный символ практически не имеет значения.

— Но она не должна действовать на тебя. Мы же вычислили, что Дор не находит элантрийцев.

— Не находит, — согласился принц. — Иллюзия привязана к моей рубашке. Она покрывает кожу, как одежда, но ничего не меняет.

— Тогда для чего она нам?

Раоден улыбнулся.

— С ее помощью мы сможем, покинуть Элантрис, дружище.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

— Почему так долго?

— Я не нашел Духа, госпожа, — объяснил Эйш, вплывая в окно кареты. — Поэтому передал послание мастеру Галладону. А потом отправился проведать короля Телри.

Сарин с досадой потерла щеку.

— И как он поживает?

— Галладон или король, госпожа?

— Король.

— Его величество занят тем, что предается неге во дворце, в то время как половина арелонской знати ожидает аудиенции, — осуждающе доложил сеон. — Он выразил недовольство, что среди дворцовой прислуги осталось мало хорошеньких девушек.

— Мы сменили одного идиота на другого, — поджала губы Сарин. — Как он ухитрился собрать достаточное состояние, чтобы получить титул герцога?

— Это не его заслуга, госпожа. Брат Телри вел дела, а после его смерти герцог все унаследовал.

Карета выехала на ухабистую дорогу, и принцессе пришлось откинуться назад, чтобы не так трясло.

— Хратен во дворце?

— Он часто там бывает. Если верить слухам, он встречается с королем ежедневно.

— Тогда чего они ждут? — раздраженно спросила Сарин. — Почему Телри никак не примет посвящение Дерети?

— Никто не знает, госпожа.

Девушка нахмурилась: затянувшаяся игра ставила ее в тупик. Всем было известно, что король посещает собрания дереитов; к тому же у него не оставалось причин сохранять видимость преданности старой вере.

— Есть какие-нибудь новости о воззвании к народу, которое, по слухам, составил джьерн? — с трепетом спросила она.

— Нет, госпожа.

Принцесса облегченно вздохнула. Недавно начали ходить сплетни, будто Хратен написал закон, по которому всем арелонцам под угрозой смерти повелевалось принять Шу-Дерет. Хотя купечество старалось сохранять иллюзию беззаботности и открытие арелийской ярмарки прошло вовремя, весь Каи жил в тревожном ожидании.

Сарин без труда представляла будущее. Со дня на день вирн пришлет в Арелон армаду жрецов, а за ними последуют монахи-воины. Телри, поначалу сочувствующий Дерети король, вскоре примет новую веру, а со временем станет пешкой империи. Через несколько лет Арелон будет не просто дереитской страной, а родным братом-близнецом самого Фьердена.

Как только закон Хратена получит одобрение, джьерн без промедления добьется ареста принцессы и ее друзей; их кинут в темницу или, что более вероятно, казнят. После этого никто не решится противиться Фьердену. Весь цивилизованный мир перейдет во власть вирна, и наконец исполнятся мечты старой империи.

И несмотря на нависшую угрозу, ее союзники все еще тратили время на обсуждение и споры. Никто из них не желал поверить, что Телри подпишет документ по принудительному обращению в другую веру; в привычном для них мире не было места подобным ужасам. Арелон привык к мирному, спокойному существованию; даже в так называемых мятежах десятилетней давности пострадали в основном элантрийцы. Друзья принцессы хотели действовать осмотрительно. Их осторожность можно было понять, но они выбрали для нее плохое время. Сарин повезло, что сегодня ее ждали занятия по фехтованию, — иначе копящееся раздражение найдет себе другой выход.

Как будто в ответ на ее мысли, карета остановилась перед особняком Ройэла. После того как Телри переехал во дворец, придворные дамы перенесли занятия в сады старого герцога. Весна наконец вступила в свои права, погода стояла теплая, дул легкий ветерок, и Ройэл без промедления предоставил им свою усадьбу.

Принцесса удивилась, когда женщины настояли на продолжении уроков, но они упорно не желали отступаться. Они по-прежнему собирались через день, как делали уже больше месяца. Судя по всему, Сарин оказалась не единственной, кто чувствовал необходимость дать разрядку досаде и разочарованию со шпагой в руках.

Одетая в белый костюм для тренировок, она выбралась из кареты. Не успела девушка завернуть за угол особняка, как до нее донесся яростный звон шпаг из садового павильона. Укрытый от солнца, с деревянным полом, он прекрасно подошел им для занятий. Многие женщины прибыли раньше и приветствовали Сарин улыбками и приседаниями. Ни одна из них толком не оправилась после внезапного возвращения принцессы из Элантриса, и теперь к ней относились с еще большим уважением и страхом. Сарин вежливо кивала и довольно улыбалась в ответ; ей нравились эти женщины, даже если она по-прежнему чувствовала себя чужой среди них.

При виде дам к девушке вернулось странное ощущение потери, которое не отпускало ее после ухода из Элантриса. Сарин грустила не только о Духе — маленькая община была единственным местом, где ее принимали без ограничений и заранее установленных ожиданий. Элантрийцы видели в ней не принцессу, а одну из женщин поселения, где каждый человек играл важную роль. Покрытые пятнами прокаженные с готовностью приняли ее в свою жизнь, а в ответ подарили частичку себя.

Там, в недрах мертвого города, вызывавшего страх у всего мира, Дух сумел построить общество, которое с радостью следовало сокровенной истине учений Корати. Церковь проповедовала о блаженстве тех, кто живет в единстве; какая насмешка заключалась в том, что эти поучения приняли к сердцу только проклятые ею люди.

Сарин встряхнула головой, отгоняя несвоевременную тоску, и выхватила сайр. Всю сознательную жизнь она искала любви и признания, но, когда наконец держала их в руках, тут же потеряла.

Принцесса не знала, сколько уже занимается; закончив разминку, она машинально перешла к упражнениям. Ее мысли вращались вокруг Элантриса, Доми, собственных чувств и непостижимой иронии жизни. С нее градом катился пот, и тут она поняла, что не слышит вокруг себя звона шпаг.

Сарин с удивлением огляделась. Ученицы сгрудились У одной балюстрады открытого павильона и, перешептываясь, что-то разглядывали. Движимая любопытством девушка подошла к ним и благодаря высокому росту сумела разглядеть поверх голов предмет их интереса — мужчину. Одетый в дорогие синие и зеленые шелка, в шляпе с пером, он сразу привлекал внимание необычным цветом кожи. Принцесса безошибочно определила сливочно-коричневый оттенок, как свойственный аристократии Дюладела, — светлее, чем у Шудена, но темнее ее собственного. Круглое довольное лицо незнакомца придавало ему беззаботный, слегка залихвастский вид, что еще раз подтверждало теорию о дюладелском происхождении. Темнокожий слуга рядом с ним отличался массивным сложением, характерным для низших слоев Дюладела. Сарин с уверенностью могла сказать, что никогда раньше их не встречала.

— Что здесь происходит? — нарушила перешептывания принцесса.

— Его зовут Калу, госпожа, — пояснил из-за плеча Эйш. — Он прибыл несколько минут назад. Видимо, он один из немногих аристократов, которым удалось избежать резни в прошлом году. До недавнего времени он скрывался в южном Арелоне, но решил приехать в Каи, когда услышал, что Йадон ищет претендентов на земли барона Эдана.

Сарин нахмурилась, что-то в незнакомце беспокоило ее. В ответ на какое-то замечание женщины разразились громким хихиканьем, с обожанием поглядывая на незнакомца, как на давнего любимого друга. Когда смех затих, дьюл заметил принцессу.

— Ах, — произнес он с затейливым поклоном. — Это, должно быть, принцесса Сарин. Говорят, что вы самая прекрасная девушка Арелона.

— Не следует верить всему, что говорят, милорд, — медленно выговорила Сарин.

— Не всему, — согласился он, заглядывая ей в глаза. — Только правде.

Не желая того, девушка залилась краской. Ей определенно не нравились мужчины, которые заставляли ее краснеть.

— Боюсь, вы застали нас врасплох, милорд. — Она с вызовом сощурила глаза. — Мы занимаемся очень напряженно и не в состоянии оказать вам достойный прием.

— Прошу прощения за внезапное появление, выше высочество. — Несмотря на вежливые слова, он нимало не смутился тем фактом, что вторгся на урок незваным. — По прибытии в ваш великолепный город я хотел засвидетельствовать свое почтение во дворце, но мне сказали, что аудиенции у короля придется ждать по меньшей мере неделю. Я внес свое имя в списки и приказал кучеру покатать меня по улицам, а поскольку много слышал о герцоге Ройэле, то решил нанести ему визит. И как же я удивился, когда нашел в его саду столько прекрасных дам!

Сарин фыркнула, но поставить наглеца на место ей помешало появление Ройэла. Судя по всему, до старого придворного дошли сведения, что в его усадьбу вторгся праздный дьюл. При приближении хозяина Калу снова отвесил замысловатый смешной поклон, помахал перед собой широкополой шляпой и тут же принялся расхваливать герцога, убеждая того, какая ему, Калу, выпала честь лично встретиться с сим достойным мужем.

— Он мне не нравится, — вполголоса призналась принцесса Эйшу.

— Конечно нет, госпожа. Вы никогда не ладили с дюладелскими аристократами.

— Не только поэтому, — настаивала девушка. — Я думаю, что он притворщик, и у него нет акцента.

— Многие жители республики говорят по-эйонски свободно, особенно если живут рядом с границей. Я встречал дьюлов, которые говорили без намека на акцент.

Сарин в ответ только нахмурилась. Она продолжала внимательно наблюдать за незнакомцем и наконец поняла, что ее беспокоит. Он был чересчур типичным. Он сочетал в себе все черты дюладелской знати: надменный до глупости, разодетый, с напыщенными манерами и преисполненный безразличия ко всему вокруг. Калу походил на затасканное клише — живое воплощение образа дюладелского дворянина.

Калу закончил представление и перешел к наполненному трагическими паузами и жестами рассказу о своем прибытии. С лица Ройэла не сходила вежливая улыбка: он много торговал с дьюлами и прекрасно знал, что лучший способ иметь с ними дело — это улыбаться и изредка кивать.

Одна из дам предложила Калу вина. Он рассыпался в благодарностях, осушил бокал одним глотком и тут же отдал обратно, не прерывая рассказа ни на секунду. Освободившаяся рука тут же пошла в дело, ведь у дьюлов в разговоре участвовало все тело; шелка и перья разлетались во все стороны, когда Калу описывал свое удивление при известиях о смерти Йадона и коронации нового короля.

— Может быть, милорд захочет присоединиться к нам? — прервала его на полуслове принцесса. Зачастую вести разговор с дьюлом можно было только таким образом.

Калу удивленно заморгал.

— Присоединиться к вам? — неуверенно переспросил он.

Поток слов на мгновение прервался, и Сарин уловила моментальное выпадение из образа, пока он перестраивался. Ее подозрения тут же вспыхнули с новой силой; к счастью, ей пришел в голову способ проверить, кто он есть на самом деле.

— Несомненно, милорд! Граждан Дюладела не зря называют лучшими фехтовальщиками мира. Уверена, что наши дамы непременно захотят увидеть искусство истинного мастера.

— Я очень признателен за предложение, ваше великодушное высочество, — начал Калу, — но я не одет…

— Всего лишь короткий раунд, милорд. — Не дожидаясь ответа, принцесса выбрала из сумки два лучших сайра, с незатупленными лезвиями. Полоснула одним из клинков воздух и улыбнулась дьюлу.

— Хорошо, — согласился он, картинным жестом откинув в сторону шляпу. — И правда, почему бы нам не помериться силами?

Сарин приостановилась, пытаясь определить, разыгрывает он ее или нет. Она вовсе не собиралась доводить дело до схватки, иначе ни за что не выбрала бы опасные клинки. Мгновение девушка взвешивала варианты, потом передернула плечами и перебросила дьюлу шпагу. Если он блефовал, она намеревалась вывести его на чистую воду постыдным и болезненным путем.

Калу скинул ярко-бирюзовый камзол, оставшись в зеленой с брыжжами рубашке, и, к ее немалому удивлению, принял исходную стойку: одна рука согнута в локте, а кончик сайра в другой чуть приподнят.

— Ладно же, — процедила принцесса и ринулась в атаку. Калу отпрыгнул назад под ее натиском, вертясь вокруг онемевшего от неожиданности герцога и отражая удары. Взмахи клинка Сарин сопровождались испуганными вскриками женщин, через ряд которых она прогнала дьюла. Вскоре она спрыгнула с деревянного помоста и оказалась на солнечном свете, босиком в мягкой траве.

Как бы ни шокировала дам непристойность неожиданной схватки, они не пропускали ни одного удара. Сарин краем глаза видела, как они перемещаются вслед за фехтующими к ровному дворику в сердце садов герцога.

Фальшивый дьюл оказался на удивление хорош, но ему не хватало мастерства. Он направлял все усилия на отражение ее выпадов, и становилось очевидным, что Калу умеет только защищаться. Если он и вправду был дюладелским аристократом, то считался бы одним из самых незадачливых бойцов. Сарин изредка встречались граждане республики, которые сражались хуже ее, но обычно трое из четырех могли победить ее без особого труда.

Калу отбросил безразличный вид и прилагал все силы к тому, чтобы не дать сайру принцессы раскромсать себя на кусочки. Они кружили по дворику, с каждым обменом ударов дьюлу приходилось уступать несколько шагов. Только когда под его ногами вместо травы оказались кирпичи, он с немалым удивлением обнаружил, что стоит у фонтана в центре дворика. От неожиданности дьюл споткнулся, и Сарин бросилась в атаку с удвоенным пылом. Она продолжала теснить противника, пока под колени тому не уперлось ограждение фонтана. Больше ему отступать некуда — по крайней мере, так думала принцесса. Она пораженно замерла, когда Калу прыгнул в воду, послал ударом ноги вверх стену брызг и выскочил из фонтана справа от нее.

Сарин попыталась достать его в прыжке, но ее сайр проткнул воду. Ей почудилось, что кончик клинка задел что-то мягкое, а противник издал тихий, почти неслышный, вскрик боли. Девушка развернулась, готовая ударить снова, но Калу стоял рядом на одном колене, а его шпага дрожала, воткнутая в мягкую землю. Он протянул принцессе яркий желтый цветок.

— Ах, миледи, — с наигранной печалью произнес он. — Вы раскрыли мой секрет: я никогда не мог противостоять прекрасной женщине. Мое сердце тает, колени подгибаются, а рука отказывается нанести удар.

Он склонил голову и взмахнул цветком. Дамы за спиной ответили дружным мечтательным вздохом.

Сарин неуверенно опустила шпагу. Откуда он взял цветок? С неохотой ей пришлось принять подношение. Оба знали, что это всего лишь увертка, чтобы избежать постыдного поражения, но она не могла не отдать должное его находчивости. Он не только ухитрился найти предлог уйти от насмешек, но и одновременно впечатлил придворных дам романтическим жестом.