После отъезда Насти с московским чиновником, жизнь Алексея, потеряла смысл. Он просто существовал, дожидаясь повестки в армию, чтобы на пару лет убраться из опостылевшего Шишигино. На других девчонок он так и не взглянул, не смотря на все их ухищрения. А они старались вовсю, чтобы привлечь внимание красивого, умного и работящего парня, обещавшего стать отличным мужем и отцом, великолепной партией для любой женщины, ищущей в жизни стабильности и уверенности.
      Для Лешки все женщины мира перестали существовать. Слишком тяжело переживал он предательский отъезд из деревни златовласой красавицы Насти, купившейся на посулы лысеющего столичного ловеласа, обладателя приличного брюха и толстого кошелька. Он не мог понять, как смогли в один миг бесследно испариться девичьи чувства, при виде толстенной пачки денег, и посулов сказочной жизни. А ведь ему не раз говаривали друзья, намекали девчонки в школе, да и сам он был, не слеп и кое-что замечал. Он догадывался, был наслышан от друзей и подружек о чувствах, которые Настя питала к нему, отвергая настойчивые ухаживания парней. Она была готова заключить в свои объятия только одного парня на свете, - Алексея, и ждала лишь первого шага с его стороны. И он уже практически сделал его. Он непременно бы признался в любви той, на которую не без волнения смотрел последнее время. При одной мысли о ней, быстрее текла кровь в жилах, а на сердце разливалась приятная истома. Он был покорен ее неприступностью и красотой. Всего нескольких дней не хватило Лешке для того, чтобы открыться любимой девушке.
      Но трагические события последнего времени, безвременная кончина деда с бабкой бесконечно дорогих Лешке людей, отодвинули любовные переживания на второй план. А когда боль от утраты немного улеглась, навалились заботы, связанные с отправлением традиционных на Руси, поминальных обрядов.
      А когда в прошлом остались и эти хлопоты, Лешка несколько пришел в чувство. Осмотрелся по сторонам, заглянув дальше собственного подворья. И с изумлением отметил, что мир вокруг образом изменился, причем не в лучшую сторону. Разъехались по городам и весям друзья детства, устремившиеся получать образование. Остались в прошлом ребячьи забавы и проделки, и нет им возврата. Детство закончилось.
      Теперь другие пацаны озорничают на селе, строят снежные крепости зимой, плещутся летом в реке, на зорьке ловят зеленых в черную полоску окуней. Теперь звонкий смех уже других мальчишек оглашает водную гладь реки, пыльные деревенские улицы, близлежащие рощи и перелески.
      Детство закончилось и не вернется обратно. У Лешки оно кончилось гораздо раньше, чем у приятелей, еще тогда, когда бабка с дедом слегли от непонятной болезни, не физического, а душевного свойства, связанной с исчезновением их единственного, любимого сыночка. С тех пор, заботы о доме и о хозяйстве, легли на Лешкины плечи. Учеба, затем домашние дела корпение над книжками, сон и снова все по кругу. И не было у него времени общаться с приятелями вне школы.
      Ведомый образ жизни, закалил Лешку физически и морально. Он очень рано повзрослел и смотрел на мир иначе, чем его друзья и подруги, только-только встающие на тропу взросления. Все лето они метались, не зная, какую выбрать специальность, чтобы сразу и на всю жизнь. Чтобы не пришлось, потом проклинать себя за ошибку, страдать и мучаться оставшуюся жизнь, или вновь вычеркивать несколько лет на получение правильной профессии.
      Лешка не волновался, не разделял душевных мук и терзаний прочих деревенских девчонок и парней. Он твердо знал, кем и когда станет, когда придет его время. Он не торопился сдавать куда-нибудь документы на поступление. Не корпел над учебниками, готовясь к вступительным экзаменам.
      Если улыбнется удача, то ты, счастливый обладатель заветных пропускных баллов, очень скоро начнешь грызть гранит науки, в избранном направлении. Если же судьба не занесет тебя в список любимчиков, повернется своей филейной частью и вместо счастливого билета, ты вытащишь на экзамене самый, что ни на есть не счастливейший, о выбранной специальности, можно забыть. И тогда документы в охапку и бегом на любой из факультетов ВУЗа, туда, где конкурс поменьше, как и желающих.
      И для девчонок, и для парней, попадание в институт означало многое, хотя и по разным причинам. Для девчонок, учеба в ВУЗе, в течение 5 лет, - это не только проживание в общежитии, но и посещение всех увеселительных и развлекательных заведений города. И они по большей части озабочены вовсе не тем, чтобы учиться только на «отлично», постигая тонкости выбранной профессии. Это, они тоже делали, но без особого рвения, больше стараясь не для знаний, а для получения положительных оценок и зачетов. Что позволяло продолжать обучение в ВУЗе, получать стипендию и прочесывать город в поисках главного, ради чего они готовы вычеркнуть из жизни целых 5 лет.
      Можно было и не сбегать из родного села за сотни верст. Учиться где-нибудь неподалеку, на рабочую специальность, столь необходимую в сельском хозяйстве. А это прямая дорого обратно, в село, в лесную глушь, без малейшей надежды когда-нибудь вырваться оттуда. Сельские училища удел неудачников, которых подавляющее большинство. Мало кому из выпускников сельских школ удавалось попасть внутрь заветных институтских стен, слишком суровы вступительные испытания. Слишком разнился уровень образования в городских и сельских школах.
      В сфере народного образования, история в точности повторяла ту, что сложилась в здравоохранении. Трудиться на селе желающих не находилось, за исключением алкоголиков, лентяев и бездарей, возомнивших себя светилами педагогики. Подобравшийся на селе учительский контингент, в свое время был изгнан из городских школ, либо бежал оттуда сам, не выдержав, предъявляемых к профессии учитель, требований.
      На селе все было гораздо проще. Не было иных требований, кроме того, чтобы уроки проводились, а учебные планы выполнялись. Темпы выполнения были отражены в графах отчетности, ежемесячно сдаваемой в район. А как делается эта самая отчетность, откуда берутся все эти цифры, никого не интересовало. Процесс идет, школы загружены работой, учебный план выполняется и это главное, а как все обстоит в действительности, никого не интересовало.
      Молодая и перспективная молодежь, окончившая педагогический ВУЗ, иногда попадала в Шишигино, оказавшись там после распределения. Но максимум, насколько она задерживалась, это на период отработки. Планы о том, как покинуть сельскую глушь, начинались разрабатываться едва ли не по приезду на место. Планы бегства, легко внедрялись в жизнь и молодые преподавательские кадры, бежали из села намного раньше, оговоренного в договоре с колхозом, срока. Причем у всех были настолько убедительные причины, что и придраться было не к чему.
      Немногие дотягивали в школе до конца, отмеренного договором срока. После чего и они не задерживались в Шишигино и дня. Собрав вещички, исчезали из сельской глуши навсегда. Перебираясь обратно в город, где тоже была нехватка в учителях, а условия жизни, и развлечения, были несоизмеримы с теми, что могла дать молодым девчатам сельская глубинка. И уж совсем редкие единицы, оставались в деревне навсегда. Те, что нашли сказочного принца не в городе, в костюме инженера, а в промасленном комбинезоне тракториста.
      Каждому вновь прибывшему педагогическому работнику, колхоз выделял для проживания дом, который при продлении контракта становился собственностью учителя, выделял ссуду желающим завести собственное хозяйство, обеспечивал картошкой за счет колхоза и делал еще многое, чтобы привлечь для работы на селе учительские кадры. Но, все равно, не желала молодежь учительствовать на селе, разбегаясь при первой же возможности.
      Постоянная смена учительских кадров, чехарда с преподаванием различных дисциплин, нежелание оставшихся работать должным образом, создавало благоприятную почву, для соответствующего образовательного уровня. И поэтому сельский отличник, имеющий в аттестате одни пятерки, в действительности был слабее, чем заурядный городской хорошист, чей аттестат не обременен отличными оценками.
      Исходя из реального уровня знаний поступающей в ВУЗы молодежи, они уже давно должны были стать местом учебы исключительно горожан. Селянам с их уровнем подготовки, были уготованы места лишь в профессиональных училищах и самое большее, на что они могли рассчитывать, - это техникум. Прекрасно понимали истинное положение вещей в министерстве народного образования. Чтобы не случилось в обществе расслоение людей на первосортных, для кого ВУЗы и второсортных, чей удел училище, было выпущено специальное предписание. Согласно которому, каждый техникум и ВУЗ, имел определенную квоту, специально предназначенную для поступающих из сельской глубинки. Согласно полученным сверху разнарядкам, каждый ВУЗ был обязан, принять в число своих студентов предписанное количество сельских выпускников.
      Благодаря министерским квотам, ВУЗы по разному подходили к оценке знаний выпускников. Абитуриентов условно делили на две группы, городскую и сельскую. После сдачи экзаменов, из каждой группы, в соответствии с количеством мест, отбирались лучшие, которые потом объединялись в одну группу. В которой в процессе обучения четко прослеживалось разделение на успевающих и неуспевающих. Успевающие студенты, ребята из городских школ, а кому с учебой было нелегко, сельчане. Хотя и здесь, как и в любом деле, бывали исключения, но они только подтверждали общее правило.

      Девчонкам, приехавшим из сельской глубинки, удачно сдавшим экзамены и получившим долгожданное звание студента, выпадал реальный шанс устроить свою жизнь. В течение 5 лет им предстояло учиться в городе, пользуясь всеми благами и достижениями цивилизации, возвращаясь, домой только на время каникул, все остальное время, поддерживая связь с родными и близкими посредством бесконечных слезливых писем. Писем, общее содержание которых сводилось к тому, что им одиноко, голодно и холодно, и тяжко грызть гранит науки.
      И шли из деревни в город бесконечным потоком утешительные письма, денежные переводы, посылки с домашними заготовками, с салом и колбасами, чтобы подкормить бедных кровиночек, убивающихся в чужом городе, ради получения знаний. А любимые скромницы-дочки, в это время развлекались по полной программе, в многочисленных городских, увеселительных заведениях, став их постоянными посетителями. Полученные от родителей денежки уплывали в объятия красивой жизни. И чем быстрее они таяли в девчоночьих руках, тем длиннее и слезливее становились письма домой, с просьбой выслать еще денег. И снова текли из деревни денежные ручейки, растворяясь в злачных местах, где они не просто развлекались. Танцевали, пили пиво, вино и водку, обжимались с городскими парнями, и трахались по клубным туалетам. Они выполняли программу максимум, ради которой и приехали в город, ведь учеба была далеко не главным.
      Про учебу они тоже не забывали. Им каким-то образом удавалось совмещать и учебу, и ночные увеселения, потихоньку переходя с курса на курс. Главное их предназначение было в другом. Все они без исключения, в городе, стремились найти будущего мужа, очаровать его, пленить девичьими чарами, молодыми прелестями и красотой. Каждая стремилась подороже продать свою красоту, отхватить жениха получше. А где его искать, сказочного принца на белом коне? И уж конечно не в библиотеке, и не в театре. Искать нужно на дискотеке, в баре, в кино и иных местах увеселений. Только там, встречаются они, молодые, красивые, обеспеченные, жаждущие отыскать себе верную спутницу жизни.
      И они находили друг друга. И были клятвы в вечной любви и верности, ночные серенады под окнами общежития, цветы, пылкие признания в любви, ухаживания, прогулки по улицам держась за руки. И ворковали они словно голуби, с умилением глядя друг на друга. Когда девчонка понимала, что парень у нее в руках и нужно сделать последний шаг, чтобы навсегда привязать его к себе, не дать уйти к другой, более доступной девчонке, отношения переходили на новый уровень. В одну из ночей случалось то, что рано, или поздно, но обязательно должно было произойти. Она становилась женщиной в объятиях любимого мужчины, поклявшегося в вечной любви и верности.
      Последующие несколько месяцев пролетали, словно один миг, утонув в безумном, любовном дурмане. Учеба оказывалась окончательно заброшена, а ее койко-место в общаге, все чаще и чаще бомбардировалось грозными записками из деканата, с угрозами насчет отчисления. Но потерявшей от любви рассудок дурехе, было наплевать на угрозы институтского начальства, ведь с ней был любимый мужчина, не дававший продыху общежитской кровати. На ней они провели много незабываемых часов, когда подружки уходили в институт на занятия.
      Несколько месяцев пролетали, словно один день, в сладостном любовном опьянении. Лишь неосознанная тревога, нарушала благодушное очарование этих дней. И вовсе не по поводу грозных посланий из деканата. Этот вопрос всегда можно уладить, ведь они не сопливые первокурсницы, которые ничего не знают и не умеют. Они обжились, знали все ходы и выходы, куда и кому, сколько и чего дать, где пустить слезу, покаяться и пообещать быть в будущем паинькой, чтобы утрясти вопрос с возможным отчислением. Тревогу вызывало другое обстоятельство. Радостное для любой женщины, но неизвестно как к этому отнесется мужчина, тем более, совсем еще молодой парень. Тот самый первый раз, что случился в кустах, в городском парке, в ту незабываемую ночь, когда она стала женщиной, преподнес ей, а точнее им подарок, который и вызывал смутную тревогу.
      Тот, самый первый раз, не прошел бесследно. С каждым новым днем она все отчетливее понимала, что теперь не одна, что внутри нее развивается новая жизнь, плод любви. То, что она поначалу принимала за легкое недомогание, таковым не оказалось. Она беременна и скоро у них будет ребенок, законный итог страстной любви. Вот только, как отнесется любимый к известию о том, что скоро станет отцом? Будет также рад, как и она, или возненавидит ее за подобный подарок?
      Это можно узнать, только открывшись ему. При каждой новой встрече, она пыталась это ему сказать, но всякий раз находила убедительную причину этого не делать. На подсознательном уровне она опасалась, что любимый испугается ответственности, посчитает, что она сделала это специально для того, чтобы захомутать его. Но в глубине души она надеялась, что ее избранник не такой, и к беременности отнесется без негативных эмоций.
      И все-таки каждый раз при встрече с любимым, она вновь находила повод оставить его в неведении. Утягивалась, шла на иные ухищрения, чтобы скрыть от него и от подруг, все более округливающийся животик, хотя делать это становилось все труднее. С каждым днем она становилась все капризнее и слезливее, а на ее лице, стали появляться какие-то пятна, могущие напугать кого угодно. И вскоре соседки по комнате, а вместе с ними и вся студенческая общага, знали ее тайну. И только избранник продолжает оставаться в неведении относительно ее интересного положения, недоуменно поглядывая на девчат из общаги, косящихся на него.
      Но, проходит еще некоторое время, и дальше скрывать беременность не представляется возможным, и нужно решаться. Тем более что невозможно без конца отказывать любимому в полноценном сексе, ссылаясь на головную боль, внезапно наступившие месячные, или еще какую-нибудь надуманную причину. Конечно, он в состоянии потерпеть недельку-другую, будучи отлучен от тела, но не более того. Тем более что она обостренным из-за интересного положения взором подметила, что уже после первого отказа, любимый начал постреливать глазами по сторонам. В поисках более доступного и сговорчивого объекта, который можно без проблем уложить на лопатки, и пощекотать мягкий и податливый животик, раз подруга вздумала играть с ним.
      И хотя пока он не предпринимал конкретных шагов в данном направлении, ограничиваясь лишь пристальным разглядыванием девиц, с оголенными для всеобщего обозрения прелестями, но до бесконечности так продолжаться, не может. Сколько он продержится, не согрешив с какой-нибудь смазливой обитательницей студенческого общежития? Неделю, две, а затем обязательно случится то, чего она опасалась.
      Не смотря на взаимовыручку, процветающую в стенах общаги, каждая девица в первую очередь заботилась о собственной выгоде. И у каждой есть мечта, обольстить городского парня, чтобы, выйдя замуж, навсегда остаться в городе, и не возвращаться в родное захолустье. А если и возвратиться, то только в качестве гостя, с детьми и мужем. Любая девчонка из общежития, не упустит случая подцепить ускользнувшего из рук подруги парня.
      Девчонка прекрасно понимала, что так оно и случится, если она и впредь будет под надуманными предлогами отказывать парню в интимной близости. Нужно удовлетворять его мужские потребности, чтобы не потерять любимого, не подтолкнуть к другой. Но живот, раздувшийся как мячик, не очень заметный под одеждой, без нее очень даже отчетливо выпирает, выдавая ее интересное положение.
      Самое время рассказать обо всем будущему папаше. Но она боится неизбежного за признанием объяснения и в очередной раз откладывает разговор на потом. Чтобы любимый не сбежал к одной из общежитских девчонок, более доступных в плане секса, ей приходится удовлетворять его иными способами, исключающими лицезрение ее округлого животика. И плевать на то, что после такого секса, ее выворачивает наизнанку, а задница ноет от жгучего жжения. Раз за разом все становится лучше. Проходит тошнота, да и задница более благосклонно отвечает на вторжение в ее глубины возбужденной мужской плоти.
      Но если в интимном плане все стало налаживаться, с другой стороны начались неприятности. Настойчивее и чаще стали звучать призывы деканата рассчитаться с «хвостами», реальнее становилась угроза отчисления за неуспеваемость. В те редкие дни, когда она все-таки появлялась в институте, пыталась утрясти возникшие проблемы с учебой, что-то сдать, что-то пересдать, что-то договориться перенести на более поздний срок. Она крутилась как белка в колесе, стараясь справиться с проблемами на личном фронте и в учебе. Продолжая уделять неослабное внимание своему парню, не отпуская далеко во избежание соблазнов, и стараясь что-то учить, сдавать экзамены и зачеты, и хоть изредка посещать лекции.
      Но, нельзя делать две вещи одинаково хорошо. Что-то получится лучше, что-то хуже. Несмотря на все ухищрения, выкрутиться из ставшей запутанной ситуации с учебой, не вышло. С каждым днем, проблемы связанные с учебой, нарастали как снежный ком, готовый в любой миг рухнуть ей на голову.
      Выпущенный на время из рук любимый, начал странно себя вести. Подозрительно переглядывался с темноволосой, кареглазой студенткой с большой грудью, с параллельного потока. Пару раз она застукала его в общежитии в неурочное время, когда ее там, заведомо быть не могло, о чем он был прекрасно осведомлен. Но зато в это время в общежитии находилась кареглазая девушка, глаза которой всегда подозрительно блестели при встрече. И хотя ее возлюбленный оба раза удачно выкрутился из создавшейся ситуации, найдя убедительные оправдание своему пребыванию в общаге, чувство тревоги все нарастало. И хотя она поверила любимому, настолько убедительны были его аргументы, на душе остался неприятный, горький осадок.
      Женским чутьем она подозревала, что ее парень не так честен с нею, как прежде. Врет правдиво, неустанно повторяя о том, что у него к ней неизменные чувства. Но сердцем она понимает, что с каждым днем чувства истончаются, теряя былую прочность. Пройдет еще немного времени и он перестанет утруждать себя придумыванием отговорок, ограничиваясь наглым и циничным враньем. А потом просто пошлет ее подальше, объявив, что нашел другую. Более интересную, привлекательную и сексуальную, устраивающую его во всех отношениях.
      И девчонка наконец-то решилась, тем более что скрывать беременность и дальше, не имело смысла. О ее беременности знала не только вся общага, но и половина института, а другая половина, включая преподавательский состав, догадывалась об истинном положении дел нерадивой студентки.
      Однажды случилось то, что должно было когда-нибудь произойти. Вернувшись в очередной раз с лекций раньше обычного, она застукала своего любимого спускающимся с этажа, где проживала та самая кареглазая девица. И если раньше его глаза при подобной встрече виновато бегали по сторонам, то теперь они горели победным огнем. Он даже не пытался скрыть полученное удовольствие, добившись того, чего уже давно хотел. Вкусил свежего сочного плода и не скрывал удовлетворения от проведенной дегустации.
      Она поняла, что настала пора открыть глаза на интересное положение, в котором она оказалась не без его участия, пока не стало слишком поздно. Для полной убедительности и наглядности, затащила его в свою комнатушку, пока соседки исправно грызли гранит науки. Демонстративно разделась перед ним, чего не делала уже давно. Не стала раком, не опустилась на колени, чтобы поработать губами и доставить любимому удовольствие. Она просто стояла перед ним обнаженная, выпятив живот, скрыть который было уже невозможно. С радостью, волнением, еле скрываемой опаской, с надеждой заглядывая в его глаза, в ожидании реакции, на столь наглядную демонстрацию его будущего отцовства.
      А он продолжал смотреть тем же взглядом, с которым спускался от шлюшки с большой грудью, что живет этажом выше. Понимая, что наглядная демонстрация интересного положения не произвела любимого должного впечатления, она решилась на разговор. О совместной жизни, пеленках-распашонках, свадьбе, кольцах и цветах. Она говорила без умолку, и с каждым словом, в ее голосе все отчетливее звучала тревога. Глаза человека, которого она прочила в мужья, оставались по-прежнему смешливыми и безучастными, словно он не расслышал ни единого слова из того, что она сказала. И в его смеющихся глазах отчетливо читался запечатленный там образ кареглазой, и большегрудой шлюхи с верхнего этажа.
      Выдохнувшись, она закончила страстный монолог, к ее разочарованию, так и не превратившийся в диалог двух любящих сердец. Замолкла, пристально вглядываясь в его глаза. Увиденное настолько напугало ее, что она начала все по новой, убеждая себя, что ее избранник просто ошалел от счастья, узнав о беременности, о том, что скоро станет отцом. Но повторная речь была грубо прервана в самом начале. Он прекрасно слышал все, что она наговорила ему минутой раньше, и не имел ни малейшего желания, выслушивать всю эту чушь еще раз. Он смеялся ей в лицо, насмехаясь над ее глупыми и наивными мечтаниями.
      С чего она вообще взяла, что у нее будет свадьба, цветы и обручальные кольца? У него и в мыслях не было жениться на какой-то деревенской дуре и шалаве, приехавшей в город поразвлечься. А что касается ребенка, то нужно еще доказать, что он имеет отношение к ее пузатости. Знает он деревенских шалав. Она уже не первая, и не последняя, побывавшая в его постели. Он прекрасно осведомлен об их планах, заполучить городского мужа. Но только дудки, не на того напали. Ему и даром не нужна деревенская лярва. Просто развлечься, получить от деревенщины то, что ему нужно и пользоваться, пока не надоест. А она уже порядком надоела, тем более, что у него появилась новая пассия с большими постельными талантами, массой телесных достоинств, и симпатичной мордашкой.
      Насчет отцовства. Он никоим образом не относит себя к ее будущему ребенку. Слишком хорошо он знает деревенских шалав, что ошиваются по клубам и дискотекам, и трахаются со всеми подряд по темным углам и туалетам. Он припомнил, где и при каких обстоятельствах они познакомились, и что произошло спустя 20 минут после знакомства. Даже припомнил позу, в которой происходило их самое первое, близкое знакомство. И теперь она хочет женить его на себе, да еще повесить на шею своего ублюдка? Ну, уж хрен на рыло, не на такого нарвалась. Он уходит от нее. И ему плевать, что будет с ней и ее ублюдком. Пусть ищет другого дурака, рассказывает ему байки о своей непорочности и порядочности, вешает на уши лапшу о свадьбе, и обручальных кольцах.
      А затем он ушел, на прощание, хлопнув дверью, оставив ее одну, невидящими глазами таращиться в пустоту перед собой. Так и простояла она голая, уставившись в никуда, неизвестно сколько, пока громыхнувшая поблизости дверь, не привела ее в чувство. Очнувшись, механически оделась. В голове всего одна мысль. Что делать, как дальше жить? И чем больше она думала над этим, тем очевиднее становился ответ, что ответа как раз таки нет.
      Решение возникло само. Голос разума отключился, она действовала на подсознательном уровне. Ноги принесли ее к ящичку с импровизированной аптечкой. Руки скрутили крышки на пузырьках с лекарствами, насыпав в протянутую ладонь пригоршню разноцветных таблеток. А затем проглотила их, в несколько приемов, механически запив водой из графина. Далее в ход пошли упаковки таблеток всевозможных расцветок. Она не читала названий, а если и прочла мимоходом, то все равно не уловила смысла этих названий, поскольку разум молчал, отключенный обрушившимся на нее ударом.
      Когда аптечка оказалась пуста, она легла на койку, оставив на полу гору бумажек и пустых пузырьков из-под лекарств. Прикрыла глаза, отдаваясь мягким волнам ласкающего небытия, подхватившим ее. А за секунду до этого, блеснуло в воздухе, найденное на дне аптечки лезвие. Хлынула ослепительно-алой струей кровь из вскрытых на руках вен. И уходила кровь, шепча тихо на «не покидай меня». Но она была глуха и безучастна к голосу крови. Забытье молочным туманом окутало ее, и мягко покачивая на своих волнах, уносило туда, где нет боли, обид и печалей, туда, где нет вообще ничего, лишь мрак и забвение.
      Но ей суждено было жить. Она не умерла. Соседки по комнате вернулись с занятий на пару часов раньше. Преподаватель одной из дисциплин заболел, лекцию перенесли на другой день. Подружки, радуясь лишним часам свободы, весело щебеча, обсуждая девчоночьи дела, ввалились в комнатенку, ставшую родной на долгих 5 лет. Радостное возбуждение, мгновение спустя, исчезло без следа, когда они разглядели мертвенно-бледное тело подруги, безжизненно распростертое на залитых кровью, простынях. С перерезанными венами, из которых продолжала сочиться кровь, нехотя покидая умирающее тело. А затем они подняли истошный визг, переполошивший всю общагу.