Семь смертей Лешего

      С приходом домой разгневанных от жалоб родителей, она обязательно подтвердит услышанное, при этом жалобно стеная и обливаясь слезами. Более того, даже дополнит сказанное красочными подробностями и деталями, до выдумывания которых не дошли ее подруги. А затем, обиженно хныча, спрячется за родительские спины и будет из-за них, со злорадством наблюдать, как отец от всей души охаживает ремнем противного братца. Тем самым ремнем, что оставил на ее теле многочисленные синюшные, с кровоподтеками, отметины.
      Но комментировать каждый удар по телу ненавистного братца она побоится, предпочитая торжествовать и злорадствовать молча. Все-таки несколько дней им придется отлеживаться вместе, а у брата руки длинные и тяжелые, и ей может снова здорово перепасть.
      …Но это будет потом, позже, а пока он ликовал, душа пела, и песнь ее сливалась воедино с воинственным посвистом ремня, раз за разом сокрушающего очередную, нежную девичью плоть.
      Вконец обезумев от боли и безысходности, потеряв от отчаянья разум и чувство страха, не сговариваясь, всем скопом набросились девчонки на него, пытаясь сбить с ног, открыть злополучную дверь и вырваться наружу. Но они просчитались. И хотя численный перевес был на их стороне, они проигрывали во внезапности. Неделю назад, когда они затащили в крапивный куст лишенного штанов пацана, это им удалось во многом благодаря именно внезапности. Сейчас же подобного преимущества они были лишены. Скалящий зубы в недоброй усмешке, размахивающий ремнем пацан, ожидал подобного. Он ждал момента, когда они решатся на штурм, подбадривая их решимость болезненными и хлесткими ударами.
      И они, подобно трем рассерженным фуриям, набросились на него, в надежде освободить дорогу и избавиться от дальнейших мучений, которые обещали стать бесконечными. Он встретил их кулаками. Ремень, в пылу борьбы отлетел в сторону, но мальчишка в нем и не нуждался, щедро отвешивая налево и направо смачные оплеухи, сдабривая их увесистыми пинками.
      Всего на несколько секунд хватило отчаянного напора, а затем они отпрянули прочь, с синяками и разбитыми носами. Руки у пацана были тяжелыми, а отвешиваемые оплеухи не менее болезненными, чем ремень. Пробиться сквозь них к заветной дверной защелке, не было никакой возможности.
      Девчонки, отчаянно скуля, размазывая по перекошенным лицам слезы и кровь, попятились в другой конец комнаты, к окнам. И только упершись в них, остановились. Задержались на мгновение, и тут же в их глазах вспыхнул огонек надежды.
      Следящий за передвижением неприятеля мальчишка, сразу распознал мелькнувший в их глазах, замысел. Они намеревались покинуть комнату через окно, благо до земли было недалеко, раз нормальный выход оказался недоступен. Он мог бы помешать им, удрать через окно, но успеха это бы не принесло. Их трое, он не может разорваться на части, перекрыв и окна, и дверь. Кому-то все равно удастся сбежать.
      Что будет дальше, известно заранее. Избитые ябеды помчатся к родителям за подмогой. А те, увидя состояние, в котором прибыло домой любимое чадо, выслушав сбивчивый и торопливый рассказ, не мешкая, примчатся сюда, чтобы собственными руками задушить обидчика любимой доченьки. И в том состоянии, в котором прибудут, они будут способны на все. В руки им лучше не попадаться, а потому придется улепетывать отсюда подобру-поздорову. И прятаться где-нибудь до самого вечера, наблюдая за тем, как рыскают по деревне взбешенные родители, подвергшихся воспитательной работе, девчонок.
      И просидеть в засаде придется до прихода родителей с работы, что тоже будут жаждать встречи. Бегать от них бесполезно, нужно лишь выждать несколько часов, чтобы отец несколько поостыл в желании спустить с любимого чада шкуру, запороть до полусмерти. Подождать, пока иссякнет поток красноречия, и высохнут слезы на лице зловредной сестрицы.
      Хотя в последнем, он сильно сомневался. Маленькая гадина всегда умела пустить слезу в нужный момент. Из-за этого умения, ему доставалось не раз. Из-за нее он неоднократно бывал, наказан и лишен сладкого на десерт. Из-за ее умения лить слезы и придумывать звучащие правдиво небылицы, он неоднократно сидел наказанный дома, в то время как сельская детвора весело смеялась во дворе, и громче всех звучал ее противный смех, усиливающий муки во сто крат.
      Он не оставался в долгу перед маленькой сволочью. Всегда, с удовольствием дергал за косички, ставил подножки, толкал, щипал, млея от ее визга и беспомощной злобы. Когда они оставались в доме одни, и ей некому было пожаловаться. Любил подкладывать в ее куклы пауков, садить в кукольный домик пойманных в амбаре мышей. А однажды засунул в ворох платьев, которые она любила перебирать, прежде чем что-то надеть и выйти на улицу, пойманного у реки, ужа.
      Такого визга ему не приходилось слыхивать отродясь. Он думал, она никогда не сможет остановиться, и замолкнуть.
      Она верещала, как сирена в сельском магазине. Однажды пацаны, играя в футбол, выставили мячом одну из витрин. Остановить дикий вой сигнализации, смог только сельский участковый, примчавшийся к месту событий несколько минут спустя, на своем, канареечного цвета, мотоцикле «Урал».
      К его приезду площадка перед магазином была безнадежно пуста, от игравших здесь минуту назад мальчишек. Напуганные звоном разбитого стекла, надсадным ревом сигнализации, пацаны бросились наутек, не дожидаясь дальнейшего развития событий. Умчались на реку, надеясь, что все образуется и невольная шалость, сойдет им с рук.
      Веселая возня и бултыхание в воде прогретой летним солнцем, уже через несколько минут выветрили из детских голов воспоминания о досадном происшествии с их участием. Домой они возвращались вечером, в приподнятом настроении, не подозревая о том, что дома их ждет допрос с пристрастием, а также тяжелый отцовский ремень.
      Прибыв на место происшествия и оценив увиденное, участковый составил в голове, приблизительную картину случившегося. Злого умысла ограбить магазин явно никто не имел, тем более что был день, когда на улице полно сельчан. Лишь по случайности магазин в это время не работал. Продавщица, она же по совместительству кладовщица, а зачастую и грузчик, когда запьет и загуляет работающий при магазине мужичок, находилась в это время на базе. Пересчитывала должный поступить в магазин товар, готовясь к приемке. Будь она на месте, ей бы удалось если и не отловить, то хотя бы запомнить личности «злоумышленников».
      Конечно и он легко справится с этим делом. Нужно лишь расспросить вездесущих старушек, проживающих поблизости, всезнающих и всевидящих. Ничто не могло ускользнуть от их взора, чтобы стать предметом досужего обсуждения. Чтобы вечером, когда спадет полуденный зной, выбраться наружу, погреть старые кости и вдоволь почесать языки, в сотый раз, перемывая кости односельчанам.
      Такова их натура. На закате жизни, когда сделано все, что было запланировано в жизни, а если что-то и не сделано, то поздно что-либо изменить, смысл их дальнейшего существования сводился к таким посиделкам. Стоило разок побывать на них, чтобы оказаться в курсе всего, что происходит на селе. Каким бы маленьким и ничтожным не было событие, оно не проходило незамеченным мимо вездесущих старушек.
      Здесь же особый случай. Вдребезги разбита витрина сельского магазина, это событие если и не эпохальное, то в масштабах села просто грандиозное. Ради такого случая, старухи выползут на ежевечерние посиделки, часа на полтора раньше обычного. Можно не сомневаться, глазастые старухи опишут не только внешность злоумышленников, но и количество, кто, во что был одет. Наблюдательные старушенции, не упустят ничего. После их доклада, остается только идти по указанным адресам и брать нашкодивших голубчиков голыми руками.
      В том, что здесь отличились пацаны, не сомневался и сам участковый, и без опроса всезнающего старичья. Достаточно беглого взгляда на разбитую витрину, чтобы удостовериться в этом. Сколько раз, гонял он с этого пятачка пацанов, зная, что когда-нибудь все этим и кончится. Дурная привычка гонять мяч здесь, когда в деревне полно и других, более приспособленных для этого, мест. Сегодня случилось то, что рано, или поздно, но обязательно должно было случиться. Пацаны доигрались и расколотили витринное стекло, которое, между прочим, стоит недешево, немалые деньги придется выложить родителям набедокуривших сорванцов.
      Чем это закончится для пацанов, не трудно догадаться. Радовало одно, быть может, понеся заслуженное наказание, они начнут прислушиваться к словам взрослых, и находить для игр более безопасные места для кошельков родителей, и собственных задниц. Порка заставит их быть более осмотрительными, нежели сейчас. Не иначе, как удрали на речку, в надежде, что никто не прознает о том, что они натворили.
      Сбежать то сбежали, а вот забрать из разбитой витрины футбольный мяч, запамятовали. Он выглядывал оттуда весомым аргументом и доказательством вины.
      Достав из груды стеклянных осколков мяч, участковый отправился к ближайшему дому, из-за калитки которого, за ним, с едва сдерживаемым нетерпением, наблюдала пара старушечьих глаз. Можно было не сомневаться, что стоящая там старуха едва сдерживается, чтобы не броситься ему навстречу с докладом о случившемся, чтобы стать первой, поведавшей миру об эпохальном происшествии в жизни деревни.
      Так и есть, участковый даже не был уверен, успел, или нет, нажать кнопку звонка, как калитка распахнулась. Показавшаяся из-за нее старушенция с горящими от возбуждения глазами, не дожидаясь вопроса, принялась делиться с представителем власти всем, свидетелем чего она стала несколько минут назад.
      За пару минут торопливого рассказа, на сельского участкового вывалила лавину всевозможной информации. Поведала ему не только о том, кто разбил витринное стекло, но и о зловредных соседях, отравляющих жизнь заслуженной пенсионерке.
      Будет чем похвастаться сегодня на посиделках перед такими же сплетницами, соседками. Они позеленеют от зависти, что она опередила всех и оказалась первой, сообщившей властям о происшедшем преступном деянии. Они наверняка сейчас стоят у калиток, кусая от досады губы, обиженно дуясь на участкового, выбравшего для визита не их дом.
      Бабка, раздув от гордости впалые морщинистые щеки, лихо подбоченясь, смотрела вслед участковому. А он, вздымая тучи пыли, мчался по деревне в канареечного цвета «Урале», увозя в люльке главное вещественное доказательство мальчишеской вины, извлеченный из витрины, футбольный мяч.
      Бабка, проводив взглядом растворившийся в тесноте сельских улиц мотоцикл участкового, направилась к магазину, воинственно опираясь на клюку, победно озираясь по сторонам. Казалось, еще миг и ее разорвет на части от осознания важности порученного ей представителем власти, дела. Еще бы, участковый назначил ее на столь ответственный пост, поручив такое дело, о котором можно будет вспоминать всю оставшуюся жизнь, злорадно наблюдая за тем, как кривятся от зависти и злости лица приятельниц.
      Ей поручено караулить магазин до приезда участкового, что помчался на базу за продавщицей, от поползновений каких-нибудь типов, проникнуть на территорию охраняемого объекта. Можно не сомневаться, что бойкая старушенция, помолодевшая от оказанного доверия лет на 20, с блеском справится с поставленной задачей. И не только не пропустит внутрь злоумышленника, если таковой вдруг объявится, но и пресечет малейшее поползновение любого живого существа, пересечь запретную черту. Вернувшийся вскоре участковый получит полный список всех подозрительных типов, имевших неосторожность объявиться в радиусе сотни метров от магазина. И даже бродячий пес, как потенциально опасный объект, могущий умыкнуть с прилавка окорок, или палку колбасы, не останется без внимания.
      Спустя десять минут участковый вернется, с внимательным выражением лица выслушает все, о чем поведает глазастая старушенция, мысленно чертыхаясь и матерясь. Когда поток старческого красноречия на мгновение иссякнет, торопливо вклинится в ее монолог, опасаясь, что промедли он, не воспользуйся возникшей на секунду паузой, то следующего подходящего момента, придется ждать, еще как минимум минут 15. Это было расточительно по времени, и понапрасну тратились запасы нервной энергии, чтобы выслушивать уже в который раз вариации на тему возможных злоумышленников, или просто подозрительных типов. В подозрительные личности, по мнению болтливой старушенции, подпадало практически все население деревни, за ее исключением.
      На мгновение возникшая пауза, оказалась как нельзя кстати, чтобы поблагодарить старушенцию от лица власти за бдительность и рвение проявленное при охране общенародного достояния от возможных посягательств зловредных личностей.
      Поблагодарив старуху, участковый вскочил на мотоцикл и дал газу, уносясь от магазина, прочь, вздымая тучи пыли, дабы до конца исполнить служебные обязанности. С болтливой старухой пускай теперь общается продавщица разгромленного магазина. Ей уже никак не отвертеться от старческого трепа, в сотый раз, выслушивая ее рассказ, с различными вариациями на тему. Остановить поток ее красноречия бесполезно даже пытаться. У старухи наступил звездный час, которого она ждала долгие годы, и ничто не могло лишить ее заслуженного триумфа. Оставалось лишь одно. Сделать вид, что слушаешь, и заниматься уборкой заоконного пространства, выметая и выгребая оттуда осколки стекла, которых не мало, учитывая размеры разбитой витрины.
      Стоит подобное творение стекольщиков недешево, в чем очень скоро убедятся родители нашкодивших ребят. Новую витрину придется заказывать в городе, на стекольном заводе. А это дополнительные затраты, что также будут включены в выставленный для оплаты, счет. Сколько это будет приблизительно в рублях, и высчитывала мысленно продавщица, она же и директор магазина, занимаясь уборкой. Занятая подсчетами, она не обращала внимания на старушечью трескотню, уже в неизвестно какой раз пересказывающую события минувшего дня, с каждым разом вплетая в повествование все больше красочных подробностей.
      Ее историю в ближайшие дни предстоит выслушать половине села. И она старалась на совесть обсказать увиденное так, чтобы даже у самого недоверчивого и сомневающегося слушателя не осталось и тени сомнения в том, что именно благодаря ее, бабки Пелагеи заслугам, было разоблачено кошмарное преступление, и предотвращено еще как минимум с пол дюжины возможных зловредных деяний.
      Спустя полчаса после появления продавщицы, она успела не только подмести и прибрать разбившееся витринное стекло, но и навести порядок во всем магазине, лишь бы в сотый раз не выслушивать старушечий рассказ. Не видеть ее назойливого мельтешения рядом. А затем появились сельские плотники, вызванные участковым. Продавщица смогла вздохнуть с облегчением и тихо смыться с глаз назойливой старухи, чье внимание переключилось на вновь прибывших. Новые уши, которые не знали историю спасения мира с ее, бабки Пелагеи, непосредственным участием.
      Не успели плотники приступить к работе, готовя временную раму витрины, как на них обрушился поток бабкиного красноречия. Но когда престарелый оратор в третий раз принялся живописать о сегодняшнем эпохальном событии с ее участием, терпение мужиков, успевших принять на грудь по случаю недавно случившегося обеда, иссякло. В течение нескольких минут обалдевшая старуха, выслушивала кучу нелестных слов в свой адрес, подобных которым ей слышать, никогда не доводилось. Даже дед, когда был жив, находясь в изрядном подпитии, желая пропесочить ее, подбирал слова и выражения, куда приличнее тех, на которые были столь щедры ремонтирующие магазинную витрину, плотники.
      Обиженно крякнув, уязвленная в самое сердце, ошалевшая от подобной отповеди старушенция, не нашла слов, чтобы достойно ответить обидчикам. Слишком неожиданным оказался их выпад. И ей не оставалось ничего другого, как, круто развернувшись, засеменить от магазина прочь, к калитке своего дома. В магазине ей делать больше нечего. Продавщица куда-то исчезла, растворясь в магазинных недрах, а матершинники плотники, недвусмысленно высказались и об ее рассказе, и о ней самой. Там ей больше слушателей не найти. Остается одно, примоститься на лавочке у дома, зорко поглядывая по сторонам, не появится ли кто-нибудь, кого можно будет окликнуть, и заставить выслушать новый вариант эпохального события, с ней в главной роли.
      Прогнав надоедливую старуху, плотники споро принялись за работу и спустя пару часов, благополучно ее завершили. Вместо витринного стекла, на месте оконного проема красовалась деревянная конструкция, собранная из нескольких прямоугольников. Все вышло в самом лучшем виде. Осталось застеклить получившуюся конструкцию, да не забыть вписать стоимость работ, дерева и стекла, в счет, который будет предъявлен родителям местных шалопаев, сокрушивших магазинную витрину.
      К тому времени, как накупавшиеся, надурачившиеся на речке пацаны вернулись домой, с ремонтом магазина было покончено. Блистал он новыми стеклами и весь сверкал. Правда, вид его был несколько странноват, из-за временной витрины. Пройдет пара дней, и она в сознании сельчан перестанет бросаться в глаза, став привычной вещью.
      …Пацаны, шутя и смеясь, разбегались по домам, уставшие и оголодавшие, напрочь позабывшие о случившемся после обеда происшествии, в котором им отводилась наиглавнейшая роль. Радостно забегали домой в предвкушении вкусного и сытного ужина. И тем более непередаваемым было удивление, когда вместо приготовленного для припозднившегося чада ужина, поджидал на кухне отец с ремнем. Улыбка исчезала с мальчишеского лица. Глаза вперивались и смотрели неотрывно на ремень, подрагивающий от нетерпения в отцовской руке.
      Спустя несколько минут пришло понимание. Услужливая память по полочкам разложила события дня в хронологической последовательности. И тревожно загудела внутренняя сигнализация, дойдя до того момента, как кем-то запущенный мяч, угодил в магазинную витрину, и она осыпалась стеклянным дождем.
      Как они неслись тогда оттуда, подгоняемые воем сигнализации! Как она засвистела, заверещала, прямо как сейчас. Вот только сейчас свистел ремень, раз за разом взмывающий ввысь и падающий вниз на оголенную, вздрагивающую от ударов, округлую плоть. А верещал сам неудачливый футболист, настолько сильны и хлестки были, обрушившиеся на задницу удары.
      Долго еще потом, лежа в кровати, вытирал он кулаком, катящиеся из глаз слезы боли и обиды, сдерживаясь, что было сил, чтобы не расплакаться навзрыд. Остаться без ужина, быть выпоротым предельно жестоко, это более чем суровое наказание. Но этого отцу показалось мало. Изувер, на целую неделю посадил его под домашний арест, к неописуемой радости зловредной сестрицы, лежащей в паре метров от него.
      Он чувствовал, что она не спит, но по другой причине. Она не переживает за понесенное братцем наказание, такого ей и в голову не придет. Наоборот, она ужасно рада тому, что его выпороли как сраного кота и жалела только, что экзекуция, которой подвергся братишка, завершилась так скоро. Его крики, доносящиеся из кухни в комнату, были для нее лучшими звуками на свете, она была согласна слушать подобную музыку хоть до утра.
      Но, спустя полчаса, дивные звуки прекратились и братец, едва ковыляя на прямых ногах, завалился в постель, скрежеща от боли зубами. Она представляла, как ему сейчас плохо, и от этого на душе становилось тепло и радостно, а улыбка делалась все шире. Так и заснула она со счастливой улыбкой на устах. И снились ей дивные сны, в которых девчонки веселились, танцевали и пели, а зловредные пацаны, все до единого, были привязаны к ажурным лавкам и безжалостно пороты многорукими великанами, держащими по ремню в каждой руке.
      Выпоротый мальчишка еще долго ворочался в кровати, ставшей вдруг такой жесткой и неудобной, причинявшей жуткую боль, при любом, неосторожном движении. И все это время, он кожей чувствовал ехидный взгляд сестренки, и физически ощущал расплывшуюся по ее физиономии, довольную улыбку. Ну, ничего, он с ней обязательно поквитается. Сполна отплатит за сегодняшний день, а заодно и за все гадости, сделанные в его адрес. Пусть порадуется недельку, пока он под домашним арестом. Когда выйдет на свободу, обязательно найдет способ поквитаться с маленькой, визгливой и зловредной дрянью.
      Спустя неделю, купаясь на речке, он заметил греющегося на камне ужа. Змееныш, уютно свернувшись на камне клубочком, подставлял бока ласково льющимся с небес, живительным лучам. Он настолько расслабился, отдавшись поглотившей тело неге, что не заметил столь пристального к себе внимания. Не услышал вкрадчивого шепота крадущихся шагов. И только почувствовав на теле стальные объятия схвативших его пальцев, очнулся от сладкой дремоты. И встрепенулся, пытаясь вырваться на волю из державших его пальцев, и блеснув стремительной струей, нырнуть за камень, в траву. И вскоре он будет так далеко от этого места, что его и вовек не сыскать.
      Мальчишка знал все змеиные фокусы и был готов к его вывертам и выкрутасам, поэтому попытка ужа смыться, была заранее обречена на провал. Вскоре уж снова мирно посапывал во сне. Но на сей раз не на камне, а в кармане рубашки пленившего его сорванца. Там было неплохо. Место темное, мягкое, теплое, но немного тесноватое. Но единственное неудобство можно было, и потерпеть, в сочетании с массой полученных преимуществ. Существование в мальчишеском кармане показалось змеенышу более комфортным, нежели возлежание на камне.
      В тот день он заявился домой на обед раньше обычного, чем несказанно удивил домочадцев, заставив сестру воззриться на него с подозрением. Она что-то чувствовала, подозревая в столь раннем возвращении какой-то подвох, неприятный сюрприз. И она оказалась права.
      Проскользнув в комнату и прикрыв дверь, чтобы никто ненароком, и в первую очередь зловредная сестренка, не подсмотрела, чем он занимается, принялся воплощать в жизнь задуманный план страшной мести. В мгновение ока, сонный уж, даже не соизволивший проснуться и полюбопытствовать, что за перемещения происходят вокруг его персоны, был вытащен из тесного кармана, и водворен на новое место.
      Оно оказалось еще лучше предыдущего. Такое же мягкое и теплое, к тому же весьма просторное. Можно было растянуться в полную длину, вдыхая странные, волнующие ароматы, нахлынувшие отовсюду. Уж расположился поудобнее в ворохе девчачьих нарядов, и вновь задремал. Мгновением позже, полная темнота поглотила его. Пол сдвинулся с места, подался немного вперед, а затем остановился.
      Пацан, упаковав пойманную на речке добычу в ворох платьев сестрицы, с довольной ухмылкой сел за обеденный стол. С аппетитом покушал, победно поглядывая на сестренку, не в силах сдержать радостную ухмылку. И чем шире становилась его улыбка, тем озабоченнее и сумрачнее лицо сестры. Предчувствие того, что он приготовил ей какой-то гадкий сюрприз, перерастало в уверенность. Уверенность настолько прочную, что кусок не лез в горло, и мысли, одна страшнее другой, бродили в голове.
      Но она не смогла додуматься до того, какую гадость, он приготовил. Да и бесполезно гадать, все пацаны от рождения изрядные выдумщики, на разного рода гадости.
      Она, так и не пообедала толком. Кусок не лез в горло, вытесненный нехорошими предчувствиями. Поблагодарив за обед, она с опаской проскользнула в комнату, в которой несколько минут назад побывал ее гадкий братец, и откуда вышел в прекрасном расположении духа. Осмотрела ее пристальным взором, но ничего подозрительного не обнаружила. Но она слишком хорошо знала противного братца, чтобы хоть на один миг усомниться в том, что он не приготовил какой-нибудь мерзкий сюрприз.
      На первый взгляд, в комнате все было чисто. Под подушкой и одеялом, также не оказалось сюрпризов. Ни тебе большущих черных тараканов, ни здоровенных, ужасного вида жуков, ни посаженных в коробку мышей, или жаб. В ее игрушках, в деревянной и картонной коробках, все было в порядке.
      Отсутствие подлянки не радовало, более того, с каждой минутой страшило все сильнее. В течение нескольких минут она перерыла все, где противный братец мог приготовить подлянку, но все тщетно. Можно было подумать, что ничего и не было вовсе, и довольная ухмылка, просто издевательство, новая придумка, как поглумиться над ней. Но это было бы слишком умно для братца, на такой изощренный прикол, он не был способен. Ему по душе, да и по уму, издевки иного рода, вполне реальные и приземленные.
      Внутренне холодея и готовясь к худшему, она потянула один из ящиков стола, в котором хранились ее вещи. И здесь все чисто. За первым ящиком последовал второй, затем третий. Но опять ничего не было и она потихоньку стала склоняться к мысли, что никакой гадости нет, и это лишь новая, изощренная издевка, зловредного братца.
      Подумав об этом, она протянула руку за платьем, лежащем в последнем из раскрытых ящиков с ее имуществом. Вытянула его наружу, придирчиво осмотрела, прикидывая, как она будет выглядеть в нем на улице, в компании подружек. Немного поколебавшись, отложила в сторону и сунула руку вглубь ящика за очередным платьем, которому выпадет честь красоваться на ней, сегодня.
      Вместо теплого шелка платья, его мягкой и бархатистой прелести, рука уперлась во что-то скользкое и холодное. В замешательстве рука остановилась на месте, ощупывая и исследуя инородный предмет, невесть как оказавшийся в ящике с нарядами.
      Тепло руки, медленно перешло на спящего ужа, согрело, заставило потянуться, сладко зевнуть и открыть глаза, осматриваясь по сторонам.
      Железка, оказавшаяся под рукой, не такая уж холодная и склизкая, как показалось вначале. Но что это такое?! Она потянула свободной рукой ящик стола, продолжая на ощупь исследовать найденный объект, еще не видя его. А он, сначала чуть заметно вздрогнул, затем явственно шевельнулся. Рука, исследовавшая его, мгновенно оказалась снаружи, далеко за пределами ящика. Испуганно взметнувшиеся глаза, вперились в открывшуюся взору, глубину.
      И крик. Он потихоньку зарождался, рос и креп в ее глубине. И он неудержимой лавиной вырвался наружу из глотки в тот самый миг, когда глазам предстало нечто, находящееся внутри, такое неживое, но вдруг ожившее под ее прикосновениями. Поблескивая бусинками глаз, не мигая, на нее смотрела змея, открыв рот и выставив наружу ходящий туда-сюда, раздвоенный язычок. А затем она начала подниматься, качаясь на хвосте, не сводя с нее пронзительных, немигающих глаз.
      И тут девчонку прорвало. От ее визга задребезжали стекла в доме, пыль с подвешенной к потолку люстры посыпалась вниз. На кухне отец пролил на себя горячий чай, а мать подавилась куском пирога. И лишь братец был несказанно рад, донесшимся из комнаты крикам. Его улыбка стала еще шире, если это было вообще возможно.
      Побросав чашки, ложки, и яблочный пирог, мать с отцом бросились в комнату, откуда доносился отчаянный, полный непередаваемого ужаса, вопль. Мгновение спустя, они оказались в комнате, рядом с ней. Их глазам предстало то, что так испугало дочку, заставило визжать громче магазинной сирены.
      Разработчикам разного рода сигнализаций и сирен, по большому счету не было никакой надобности что-то изобретать. Нужно было просто записать на пленку девчачий визг. От объектов, оборудованный подобной сигнализацией, в ужасе разбегались бы не только начинающие преступники, но и матерые воры-рецедевисты.
      Едва проснувшийся уж, был ошарашен и потрясен. Жмурясь со сна, он принялся потягиваться и расти навстречу интересному существу, уставившемуся на него, разбудившему змееныша прикосновением. Он был еще слишком молод и поэтому чрезвычайно любопытен. Он потянулся к человеческому существу и приветливо зашипел. Он завилял бы хвостом, как собака, но, увы, хвост предназначался для другой цели, он опирался на него, вырастая навстречу разбудившему его человеку.
      Но интересной игры не получилось. Человеческое существо внезапно изменилось. Из нежно-розового, превратилось в смертельно-бледное, с застывшим в немом крике, перекошенным ртом, с выпученными от ужаса, глазами. А когда он подрос еще чуть-чуть, существо словно прорвало. Оно зашлось в таком крике, что моментально заложило барабанные перепонки молодого змееныша, перепуганного до полусмерти. Он кинулся, было обратно, в спасительную глубину ящика, но головой ударился о деревянную преграду, и метнулся в сторону, затем в другую. Но всюду было одно и тоже. Выхода не было, как не было и места, где можно затаиться, спрятаться, укрыться от раздирающего мозги, визга.
      Оставался один выход, метнуться навстречу источнику диких воплей, перемахнуть через низкий борт ящика и попытаться искать спасения за его пределами. И он почти было выбрался на свободу, когда в комнату, привлеченные визгом, ворвалась парочка существ, гораздо больших размеров, чем то, с которым он, по наивности, хотел познакомиться поближе.
      Уж был пойман одним из них, и вынесен на улицу, и выпущен в лопухи при дороге. И оттуда скользнул стремительной серой лентой прочь, подальше от этих мест, наполненных безумным визгом, звучащим в его ушах, отголоски которого, будут преследовать его на протяжении многих дней. Он бежал прочь от этих мест, населенных непонятными существами и страшными звуками, издаваемыми ими. В сторону, противоположную движению ужа, во все лопатки улепетывал пленивший его мальчишка. И бежал он из родного дома отнюдь не из-за воплей напуганной до полусмерти сестренки, а из-за того, что за этим непременно последует. Что случится, он слишком хорошо знал, и это знание позволяло мчаться вперед, не снижая скорости.
      Не сбеги он из дому, попадись отцу под горячую руку, ему несдобровать. И даже мать не станет заступаться за него. Он будет выпорот самым жестоким образом, при всеобщем молчаливом одобрении, и шкура с его задницы, будет лоскутами свисать с бляхи отцовского ремня. Конечно, бесконечно долго скрываться он не сможет и порки все равно не избежать, но по прошествии времени, когда все несколько уляжется, а отец успокоится, порка уже не будет такой жестокой.
      Так думал он, лежа, зарывшись в стог сена на подворье у друга Пашки, с высоты его, наблюдая за происходящим на селе. Видел он и то, как, матерясь и воинственно размахивая ремнем, промчался мимо папаша. Сначала в сторону речки, затем по направлению к футбольному полю. Глаза его горели огнем и разбрасывали настолько явственные искры ярости и злости, что казалось, если окажется на его пути легковоспламеняющийся материал, то вспыхнет словно порох, попав ему на глаза.
      Отец скрылся из глаз, умчавшись вновь по направлению к речке. В намерениях его сомневаться не приходилось. Найти, схватить гаденыша и устроить публичную порку. Запороть урода до смерти, превратив его задницу в одно сплошное, кровавое месиво. А затем бросить бездыханное тело в реку, на корм ракам и окуням.