Билли Мейджер припарковал свой старенький фургон возле гостиницы «Костгад», вместе с детьми прошел вдоль гавани и отвел их домой. Сегодня они были немного потише.
      Наблюдая за их возней с Эми, Билли кивнул Мэг:
      – Малыш Алекс считает, что это из-за него ваш муж уехал в Лондон, миссис. Оттого, что слышал, как он разговаривал о нем с сестренкой. Он очень огорчен.
      – И напрасно. – Мэг поразило, с какой легкостью она улыбается. – Чарльз вернулся, потому что у него дела.
      – Да я тоже так думаю. Но эти трое так деликатны. И как было здорово, когда вы приглядывали за ними вдвоем. – Он улыбнулся. – Когда он вернется, пусть зайдет к нам в «Костгад». Артуру очень хочется с ним познакомиться.
      Мэг кивнула.
      – Я, может быть, зайду, Билли. Но раз мистер Сноу сегодня вернулся домой, то и мне скоро пора в Лондон.
      Услышав это, Кэти принялась увиваться около них:
      – А куда ушел папочка? Он что, поехал на лодке? А когда он сюда вернулся?
      Алекс фыркнул.
      – Папочка? Неужто это задавака Кэти назвала его папочкой?
      Кэти замахнулась на него своим ранцем, и они сцепились. Себастьян с надеждой спросил:
      – А мамочка тоже вернулась?
      – Нет еще. Но я позвонила мисс Пак и попросила передать маме, чтобы она позвонила, когда сможет.
      Себастьян помчался в детскую.
      – Эми, мама возвращается! Тебе она понравится. Она вылитая тетя Мэг, так что ты просто обязана ее полюбить, да?
      Мэг подняла глаза, вспомнив, как непреодолима была эта лестница для Питера несколько часов назад. Неужели и он так же ужасно заблуждается? Неужели он не видит разницы между своей женой и свояченицей?
      Она объяснила, как сильно он болен, и дети тихо, как мышки, проскользнули наверх, в спальню с видом на гавань. Казалось, Питер спал, и они, поглядев на него по очереди, пошли было прочь. Но вдруг он вытянул руку и, когда Кэти обхватила ее обеими руками, притянул ее и повернул лицо, словно для поцелуя. Она чмокнула его и в нерешительности остановилась.
      – Папочка плачет! – в страхе провозгласила она. Уже во второй раз она назвала Питера папочкой, и на сей раз Алекс не стал ее дразнить. Мэг попыталась утешить их.
      – Он очень ослаб, вот и все. Ну-ка покажите, как вы рады видеть его дома.
      Алекс взял отца за исхудалую бледную руку и встал вплотную к постели.
      – Хорошо, что ты вернулся, па, – грубовато приветствовал он. – Давай поправляйся. Я хочу, чтобы ты купил мне все необходимое для колледжа.
      Себастьян стал рядом с Алексом на коленки и перегнулся, чтобы коснуться лбом головы Питера.
      – Теперь все отлично, папочка, – прошептал он. – Ты уже в Киле. И Кил тебя вылечит. Помнишь, как поправилась тут мамочка? Мэг сказала:
      – А теперь дайте папе поспать, детки. Можете прийти и поболтать с ним после чая.
      И она повела их вниз, где они с облегчением вернулись к нормальной жизни – с чаем и малышкой Эми, играющей в своем манеже.
      Мэг разговаривала с ними как ни в чем не бывало.
      – Папа сильно переутомился, – улыбалась она, вынимая из духовки гренки – единственное, что она успела приготовить за этот бесконечный и ужасный день. – Он страшно доволен тем, что ему удалось сделать. Думаю… – Она энергично потрясла противень. – Я действительно начинаю думать, мои дорогие, что ваш отец великий художник. Вы относитесь к этому легкомысленно, потому что живете с ним вместе и его живопись для вас просто часть обычной жизни. Это нормально. Так оно и должно быть. – Она открыла духовку, засунула туда очередную порцию гренок и принялась готовить новые. Она почувствовала прилив вдохновения. – Вы… мы не понимаем, быть может, как его работа изменяется – развивается, превращаясь во что-то особенное. – Она засмеялась и вновь встряхнула противень. – Может быть, это и предубеждение. Все равно. Когда люди черпают силы для вдохновения в глубине своей души, их силы очень истощаются. Вы понимаете?
      Алекс ответил:
      – Разумеется. И не без причины. – Он выскочил из-за стола и достал из буфета томатный соус. – Если вы выливаете мысли и идеи, то мозг пустеет.
      Себастьян кивнул, а Кэти задумчиво проговорила:
      – Когда играешь на сцене, то происходит совсем по-другому. Сначала нужно себя опустошить, а потом наполнить.
      Мэг с удивлением оглядела их. Все они сидели и кивали, как старички. Но они были лишь дети талантливых родителей.
      Она поставила блюдо на стол. Кивание прекратилось и вместо него началась обычная ребячья возня.
      – Гренки! Мы их сто лет не ели!
      Как ни странно, несмотря на все случившееся, на то, что наверху лежал больной и разбитый Питер, она рассмеялась. Кэти порывисто прижала к себе ее руку.
      – Мы ведь счастливы, правда, тетя Мэг?
      – Правда. Себастьян заявил:
      – Единственное плохо, что мы не можем все вместе оказаться в одном месте, да? Бабушка никогда не уедет с Артемии, поэтому нам предстоит отправиться туда всем вместе. Мама с папой, и ты с дядей Чарльзом, и малышка Эми и мы…
      Кэти решительно возразила:
      – Этого не может быть.
      Алекс энергично уминал гренки, подкладывая их себе с блюда.
      – Да это и неважно. Потому что ма и тетя Мэг все равно связаны. – Он покосился на маленькую Эми. – Можно дать ей, тетя Мэг? Она сама тянет ручку.
      Мэг сказала:
      – На самом деле она пытается поймать полоску света. И мне кажется, она еще маловата для такой пищи.
      Миранда не позвонила. Когда дети улеглись, Мэг снова позвонила мисс Пак. Но у мисс Пак не было сведений о Миранде. Она сказала, что звонила привратнику в Уэймуте, где труппа давала представление «Сна», и оставила такое срочное послание, что была уверена: вот теперь-то Миранда не может не проявиться.
      – Знаете… ее муж очень болен. Он отказывается показаться доктору. Я просто не знаю, что делать.
      – Так покормите его, миссис Ковак. От Миранды все равно на кухне толку мало, и всякий раз, когда я встречала ее муженька, он казался мне чересчур уж тощим. Уверена, что теперь-то он попал в заботливые руки.
      – Да, но…
      – Клянусь, после вечернего представления она перезвонит. Я передам ей все, что вы сказали.
      И Мэг пришлось довольствоваться этим. А ей так хотелось пораньше лечь спать! Она долго просидела у телефона, глядя на стены. Если бы можно было позвонить Эми! Как ей хотелось услышать озабоченный, нетерпеливый голос, безапелляционно диктующий ей, что делать. Она утомленно поднялась и подошла к столу, собираясь написать ей. Но донесшиеся сверху звуки заставили ее поспешить в детскую: ей показалось, что Эми поет во сне. Мэг передвинула кроватку и собственную постель перенесла в бывшую кухню в конце столовой, давно превратившейся в кабинет. Почему-то ей не хотелось спать на том же этаже, что и Питер. Однако она вновь поднялась наверх и взглянула на всех спящих. Дети, разметавшись в своих постельках, спали. Питер тоже не двигался. Он подтянул колени к самому подбородку и вытянул руки, словно отражая невидимого врага. Она низко нагнулась, чтобы услышать его дыхание. Оно было слабым и ровным. На секунду она похолодела от ужаса, решив, что он может умереть ночью.
      Она спустилась вниз и разложила на столе бумагу и конверты. Но потом вернулась к телефону и набрала номер в Сассекс Гарденс. Она пододвинула к телефону кресло и опустилась в него, слабея при мысли о разговоре с Чарльзом. Ей совсем не хотелось вываливать на него весь этот кошмар, но решение было принято, и предстояло теперь выслушивать упреки.
      Наконец набор закончился, и телефон зазвонил в квартире. И продолжал названивать. Она принялась считать и, досчитав до тридцати, очень медленно и осторожно повесила трубку.
      Она внезапно попала в капкан. Она не может уехать из Кихола, не может покинуть «Рыбный домик», пока кто-нибудь не приедет. И она не сможет рассказать Дженис, или Билли Мейджеру, или даже милому старине Артуру Баурингу о том, что случилось. На мгновение ею овладела паника. А потом, заставив себя успокоиться, она принялась писать.
      Миранда не позвонила, и в пустом доме на Сассекс Гарденс тоже напрасно раздавались гудки.
      Мэг изо всех сил старалась, чтобы сложившееся невозможное положение казалось нормальным, и временами, особенно за едой, ей приходилось почти уговаривать себя. В конце концов она заявила Питеру, что он вполне может спуститься из спальни в гостиную, где в конце концов, лежа на софе, он смог бы смотреть с детьми телевизор. Он слабо подвигал головой, отказываясь.
      – Питер, по крайней мере иди прими ванну, – сказала Мэг. – Все-таки не придется спускаться.
      – Незачем, – произнес он бесцветным голосом, который вошел у него в привычку после его лицедейских «признаний».
      Она резко возразила:
      – Нет, есть зачем. Рано или поздно тебе придется самому заниматься хозяйством. К тому же для меня это означает вечную беготню с твоей едой!
      Он слабо вздрогнул:
      – Мне не нужна еда, Мэг.
      – Ты должен есть, Питер. Тебе нужно поправляться.
      – Зачем? Все, что мне нужно, это быть с тобой, а если я поправлюсь, ты уедешь.
      – Я не уеду, пока не вернется Миранда.
      – Она не вернется, Мэг. Я больше не нужен ей. К тому же она актриса.
      – А ты – художник.
      Она приподняла его и подложила ему под спину подушки, заставив его сесть. Несмотря на его собственное нежелание, выглядел он хорошо. И что бы он ни говорил о нежелании есть, теперь он прекрасно уплетал все, что она ему приносила. А ведь первые сутки ей пришлось кормить его с ложечки.
      В этот вечер он спустился вниз и вместе со всеми посмотрел телеигру. К несчастью, впечатление, которое он произвел на Эми, было кошмарным: она пронзительно завопила, едва увидев его, и отказалась идти на руки к кому-либо, кроме Мэг. И это было отличном поводом, чтобы оставить их одних в большой гостиной и целый час провести с Эми, купая ее и готовя ужин.
      В воскресенье вечером, понимая, что теперь для нее наступила относительная передышка, Мэг позвонила Чарльзу. И снова безуспешно. Она набрала номер Глэдис Пак, но там тоже не отвечали. Глэдис наверняка была в церкви; но так же наверняка Чарльз никак не мог там находиться.
      И вот это их странное совместное домовничество протянулось еще на неделю. Билли забирал детей, и, когда Мэг укладывала Эми для предобеденного сна, в кухне появлялся Питер и бродил, словно призрак, что-то разыскивая. Мэг чувствовала, что нервы ее вот-вот не выдержат. Она думала, что сумеет выкинуть из головы мысли о его «признании», но явный страх Эми при виде ее физического отца опять воскрешал их разговор в памяти Мэг. Теперь она уходила на утреннюю прогулку часом раньше и не возвращалась до тех пор, пока не видела едущий вдоль гавани старенький автомобильчик Билли. Она злилась на Миранду, Питер выводил ее из себя.
      Ситуация была смехотворно нелепой и тем не менее чреватой катастрофой.
      В пятницу утром она как бы между прочим сказала детям:
      – Я подумала, что нужно завтра съездить с Эми в Плимут. Если я все же уеду, вы должны позаботиться о своем отце, присмотреть, чтобы он все съел.
      Себастьян тут же спросил:
      – А ты вернешься?
      И прежде чем она отважилась соврать ему, Кэти быстро сказала:
      – Разумеется, вернется, болван! Она только съездит посмотреть, как играет Миранда.
      Алекс презрительно фыркнул.
      – Ma сейчас в Уэймуте, ты опоздала на целый месяц! – И он подмигнул тетке – былая самонадеянность вернулась к нему, когда экзамены успешно завершились. – Мы приглядим за ним. Спокойно, с вами великий Алекс!
      Иногда ее поражало, как они, все трое, такие порой чуткие, бывают глухи к окружающим. Когда Билли зашел за ними, она заказала машину на завтрашнее утро до вокзала в Пензансе. Потом она стояла в дверях с Эми на руках и махала им, чувствуя, что дела наконец пошли на поправку.
      Питер испугался.
      – Мэг, пожалуйста… ты не можешь снова бросить меня!
      – Но и так, конечно же, все не может оставаться!
      Он ее действительно раздражал; она вконец измучилась. Она всегда верила в гениальность Питера – и сейчас ничуть не меньше, – но из истории искусств она знала, что с гениями невозможно жить.
      Он попросил:
      – Пожалуйста, сядь. Давай поговорим.
      – Питер, когда Эми засыпает, мне приходится мыть, стирать, гладить, готовить. И так два часа. Да и достаточно мы уже наговорились. Даже чересчур.
      Он ничего не ответил, но когда она пошла убрать его постель, та оказалась уже застелена, пол в комнате подметен, в ванной тоже чисто. Он появился, когда она кормила Эми, и сел поодаль, чтобы малышка его не видела; вид у него был как у непослушного школьника. Она отказалась играть в эту игру, перестелив белье Эми и уложив ее на свежие простынки, не проронив ни слова. Когда он наконец заговорил, Эми продемонстрировала, что давным-давно знает, что он в комнате, но ей это все равно.
      – Можно мне пойти гулять с вами сегодня? Мэг посмотрела на него и не выразила согласия.
      – Думаю, что прогулка тебе не помешала бы, но… Он мягко перебил ее:
      – Эми не возражает. Я побеседовал с ней, пока она спала.
      Мэг едва справилась с потрясением, которое она испытала от этих слов.
      – Неужели ты думаешь, что я могу навредить ей, Мэг? – воскликнул он.
      – Разумеется, нет!
      – Видишь ли, я думал, ты поймешь. Про Мередита. Я хотел рассказать тебе прежде, чем я узнал об Эми. Потому что я думал, ты поймешь.
      – Я понимаю. Конечно, понимаю.
      – Тогда разреши мне погулять с вами. Ты, я и Эми.
      – Ладно. – Но нежелание все же просквозило в ее голосе.
      Он взялся за ручку коляски, и Эми не выразила неудовольствия. Они прошли вдоль Воскресной улицы, поднялись наверх, затем пошли по тропинке на верх утеса. От нее ответвлялась дорожка, ведущая к «Проспекту Вилла».
      Очень тихо она произнесла:
      – Думаешь, стоит идти туда, Питер?
      Он не сразу ответил, но когда они дошли до поворота, он остановился и посмотрел на нее.
      – Тебе решать. Но вспомни, ты всегда уклонялась от того, чтобы прямо посмотреть в лицо происходящему. Но ты вернулась однажды в «Рыбный домик» ради Миранды, и постепенно он стал для тебя вторым домом. Прошла сердечная боль. Ради Миранды, неужели я не могу снова прямо взглянуть на «Проспект Вилла»?
      – Я… не знаю. А ты не можешь пойти один?
      – Нет. Извини, но нет. Ничего, мы взберемся на верхнюю дорогу.
      – Да. Это для тебя ничего. – Она повернула налево. – Пойдем. Ради Миранды же.
      Она бесстрастно зашагала по грунтовой дороге. Шла уже вторая неделя мая, но погода, вообще капризная в этом году, стояла на редкость славная. Она взглянула на широкую гладь бескрайнего Атлантического океана, и ей вдруг страстно захотелось оказаться на Артемии.
      Они подошли ко входным воротам, покосившимся и обветшавшим. Казалось, и дом тоже разваливается. Ползучие ветви ежевичника скрывали нижние окна, а шиферная крыша вся продырявилась.
      Питер, споткнувшись, замер, глядя на дом. Мэг приблизилась вплотную к коляске и взяла Мэг за ручку. Малышка счастливо залепетала, не ведая о происходящем.
      Наконец Питер произнес:
      – Отлично. А теперь пойдем по лестнице вниз.
      – Мы не сможем спустить коляску по этим крутым ступенькам, Питер.
      – И не надо. Я понесу Эми.
      Он откинул одеяльце, вынул ее и прижал к себе покрепче. Она посмотрела на мать и, словно все поняв, потянулась к морю. Питер направился по «привратному спуску» к бухте Ланна. Мэг волей-неволей следовала за ним, по-настоящему испуганная. Дорожка была еще более отвесной, чем та, что вела к бухте Барана, да и Питер не обладал силой Чарльза. Да и его ответственностью тоже. Ее стремление на Артемию превратилось постепенно в стремление к Чарльзу.
      Но ничего страшного не случилось. Питер положил Эми очень нежно на сухой песок под отвесной скалой и опустился с ней рядом. Она для начала подпрыгнула, потом набрала горсть песку и раскидисто швырнула его.
      Он рассмеялся.
      – Ты только погляди на нее, Мэг. Как она очаровательна, правда?
      Мэг тоже присела. Она неуверенно сказала:
      – Да.
      – Ты не забыла, что это наш общий ребенок?
      Мэг не ответила. Перед ее мысленным взором по-прежнему стоял Чарльз с Эми на руках. Чарльз, которому можно было верить до скончания века.
      Он продолжал:
      – Я никогда этого не забуду. Я не должен забывать. Я думал, что я и буду помнить только, как Мередит убил мое дитя, но потом… вот мы стоим тут, внизу, и я положил сюда Эми… я понял, что у меня есть еще ребенок. Еще одна дочка. Я не должен забывать этого, Мэг.
      Мэг сидела, низко опустив голову. Она тяжело глотнула. Он сказал:
      – Не плачь. Все хорошо. Я знаю, что ты меня не любишь. Я и сам не могу объяснить, что произошло между нами… той ночью. Может, все было именно так просто, как говорит Миранда, и мы просто должны были оказаться друг с другом, вырвавшись из обыденного порядка вещей.
      Она взглянула на него. Как будто все возведенные ею заслоны вдруг исчезли перед его неожиданным немыслимым усилием рационально истолковать иррациональное. Она и забыла, что, помимо гениальной одаренности и безумного темперамента, он обладал еще и мужеством. Оказалось, как просто сломить ее временное, суетливое сопротивление, просто лишив ее страха, такого беспричинного. И она заставила себя честно признаться:
      – Я любила тебя. И тогда, после… до Артемии… Я хотела быть с тобой. Очень хотела.
      – Ах, Мэг. – Лицо его прояснилось. – Спасибо, что ты сказала это. Спасибо тебе.
      Они опять помолчали. Эми перевернулась на живот и теперь неистово барахталась в мягком песочке. Питер смеялся.
      – Нет, ты только посмотри. Да она пойдет буквально на днях.
      Мэг откашлялась.
      – Она еще слишком маленькая. В моей книжке о ребенке…
      Он засмеялся снова.
      – Ах, Мэг! Да Кэти пошла в семь месяцев!
      – Прости, – сказала она. – Я и забыла, что ты опытный отец. – Их глаза встретились. – Прости, я не то хотела сказать…
      – Я знаю, что ты хотела сказать. – Он дотянулся до резвящейся девчушки и взял ее за ручку. – Мэг, мы были вначале столь добрыми друзьями. Пока я не попытался заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Прости меня.
      Она отчего-то улыбнулась чему-то своему.
      – На Артемии Эми – то есть Эми Смизерс – называла нас Обществом Взаимного Восхваления. Ты и я сейчас напоминаем Общество Постоянно Извиняющихся!
      – Да. Боюсь, что мы так и останемся навсегда виноватыми. Сплошные сожаления.
      Она пожала его пальцы.
      – Нет. Мы не должны. Сожаления бессмысленны, губительны. Мы должны преисполниться… благодарности. Мы столько получили, Питер. Несмотря ни на что, мы очень много приобрели. Больше, чем то, с чего мы начинали!
      Он сидел, размышляя.
      Она настойчиво продолжала:
      – Я благодарна тебе за Эми. Следовательно, я должна быть благодарна тебе за ту ночь. Не так ли? Как обычно говорит Алекс – само собой разумеется.
      – Думаю, что так.
      Она еще крепче сжала его руку.
      – Может быть, я могу быть благодарна даже… дядюшке Седрику. Тебе Миранда рассказывала о дядюшке Седрике?
      – Да. Он стал причиной того, почему Мередит оказался на первом месте.
      Мэг этого не поняла.
      – Разве? Нет, он был причиной того, что я не смогла поговорить с тобой много лет назад. Я даже думаю, что именно поэтому я навязалась тебе в прошлом году.
      – Мэг! Ты мне не навязывалась! Она улыбнулась:
      – Почти.
      Эми, подогнув коленку, проползла несколько дюймов. Они захлопали в ладоши, и она радостно завопила. Питер очень тихо произнес:
      – И вот поэтому-то я и убил человека, Мэг. Я просто не знаю, как мне жить с этим.
      Она все же очень надеялась, что он уже нашел выход. Простых ответов она не знала и потому смирно сидела, стараясь думать обо всем настолько логично, насколько могла.