Дочери Луны

      – Мы даже не можем теперь куда-нибудь уехать с кем-то на каникулы.
      Миранда ответила ей невозмутимым тоном:
      – У тебя есть я, а у меня – ты, кто-то еще нам не нужен.
      Они уютно устроились на кровати, застланной чужим постельным бельем. Да и вообще в комнате все было абсолютно чужим. Миссис Ру часто говорила им: «Девочки, вы должны аккуратно обращаться с моими вещами!»
      Сонным голосом Мэг поправила сестру:
      – Ты произнесла эту фразу не совсем правильно. Миранда, надеявшаяся на то, что оговорка окажется незамеченной, глубоко вздохнув, поправила себя:
      – Нам никто не нужен.
      А Мэг прошептала в ответ:
      – Или, правильнее будет сказать, «нам не нужен никто».
      Свернувшись калачиком, они уже через пару минут спали крепким сном. Это было четыре недели назад.
      И вот теперь, весной 1951 года, девочки на своей шкуре почувствовали, что значит не иметь родного дома. В этот день дядя Седрик неожиданно отозвал племянниц посреди учебы. Усевшись в такси между ними, он стал называть Эми и Теренса «дорогими родителями», после чего рассказал историю их гибели. Дядя Седрик объяснил, что весной по всему городу работали пневматические буры, один такой бур повредил газопровод, и от взрыва погибли Эми и Теренс.
      Девочек окружила вся труппа. Не имея перед глазами текста сценария, они не знали, что нужно говорить в таком случае. Одна девушка, которая, по-видимому, отличалась большой словоохотливостью, ворковала:
      – Я находилась с вашими родителями в тот день, когда вы появились на свет. Теренс никак не мог придумать вам имена и чуть не назвал вас Октавией и Офелией.
      На это Миранда ответила:
      – Да, я знаю. Эми рассказывала нам об этом. Именно она и подобрала нам имена, назвав Маргарет именем героини пьесы «Генрих VI», а меня – именем главной героини пьесы «Буря».
      Девушка с открытым ротиком рассмеялась так весело, как будто бы Миранда отпустила остроумнейшую шутку, после чего, внезапно притихнув, сказала:
      – Вы восхитительны. Обе. Пришли на похороны, да и держались вы молодцом.
      Мэг ответила:
      – Эми всегда называла церковь просто спектаклем, и поэтому мы представили, что присутствуем на спектакле.
      – О Господи! – воскликнула девушка-артистка, отвернувшись.
      Мэг вопросительно взглянула на Миранду, которая прошептала ей в ответ:
      – Еще не время, нужно подождать прихода тети Мэгги.
      Девочки решили провести каникулы с тетей Мэгги. Но дядя Седрик сказал им, что сделать это будет нелегко, так как тетя Мэгги была не замужем. Но ведь миссис Ру-Гитлер тоже была не замужем. Поэтому девочки посчитали такое объяснение весьма неубедительным. Сестры подумали, что это лишь повод, чтобы как-нибудь отвязаться от них.
      Девочки устремились к расположенному в конце гостиничного номера буфету. Они постоянно испытывали чувство голода и понятия не имели о том, что им сейчас неприлично обнаруживать аппетит. Один из посторонних заметил:
      – Вы только посмотрите на них! Обратите внимание на то, как они обе причесаны и как синхронны их действия!
      Неотступно следуя за ними, этот человек постоянно надоедал им.
      – Послушайте, крошки. Я категорически настаиваю на том, чтобы вы чего-нибудь съели. Как насчет бутерброда с хорошей осетриной?
      Весьма удивившись такому предложению, девочки посмотрели на незнакомца дружелюбней.
      – Какие смелые девочки, – подбадривал он их, наблюдая за тем, как сестры, не теряя ни минуты, стали впихивать себе в рот бутерброды и пирожные.
      Но в этот самый момент появилась тетя Мэгги и, остановившись в дверях, стала наблюдать за развернувшейся перед ее глазами сценой.
      Девочки, моментально перестав жевать, выдавили из себя пару слезинок и прислонились друг к другу кудрявыми головками. За одну секунду проглотив напиханную в рот еду, они и впрямь принялись плакать.
      Мэгги и без того собиралась выполнить родственный долг перед племянницами и взять их к себе. А сейчас этот долг перестал выглядеть абстрактно. Мэгги почти не знала своего младшего братца, а его непостижимая любовь к театру была для нее загадкой. К тому же Эми являлась как раз именно той женщиной, которая потворствовала его театральным наклонностям. Сейчас же, увидев фальшивые слезы на глазах этих двух маленьких девочек, Мэгги глубже, чем когда-либо, постигла натуру и своего брата, и невестки. Она видела, что отчасти они добились своей цели, преуспев в искусстве получать удовольствие от жизни.
      Поэтому, слегка пригнувшись и глядя на близняшек, она тоже не удержалась от смеха.
      – Мэг, Миранда, глядя на слезы, которые появились на ваших глазах сразу же после моего появления, я могу сделать сразу два вывода: либо вы питаете ко мне полное отвращение, либо хотите остаться под крышей моего дома. Какой вариант правильнее?
      Девочки поразились, услышав такой вопрос. Тетушки Мэгги не удалось сбить с толку даже с помощью актерского мастерства. Она разговаривала с ними как со взрослыми, честными и благоразумными людьми.
      Как по мановению волшебной палочки, слезы сразу же высохли на их глазах. Миранда, взглянув в ясно-голубые очи осторожной Мэг, прочла отражение собственных мыслей и промолвила:
      – Нам бы хотелось остаться с вами, тетушка Мэгги. А Мэг совершенно неожиданно добавила:
      – Ну пожалуйста, тетушка, нам бы очень этого хотелось.
      – И мне бы очень этого хотелось. Но могут возникнуть всякие препятствия. Я, как вы знаете, не замужем. И живу в квартире, очень маленькой квартире. – Сказав это, она перестала улыбаться, и лицо ее стало задумчивым. – Я знакома с одним мужчиной, за которого можно было бы выйти замуж. Он адвокат и имеет собственный дом.
      Миранда поспешно спросила:
      – А он очень красивый? Вы любите его?
      – Да, но не настолько сильно, чтобы можно было думать о том, чтобы жить с ним под одной крышей. Мне надо обдумать еще один очень важный вопрос. – Поднявшись со стула, она продолжила начатый разговор: – Мы сейчас положим на тарелки закуску, а потом пойдем ко мне домой и посоветуемся друг с другом. Вам нравится это предложение?
      Миранда улыбнулась, и Мэг кивнула. Если бы у тетушки не были заняты руки, девочки вцепились бы в нее с обеих сторон. А пока они жались к ней до тех пор, пока Мэгги не попросила кого-то вызвать для них такси.
      Проблема жилья быстро разрешилась: они просто поселились в доме дяди Седрика. Конечно же, это был далеко не идеальный вариант, поскольку дядя Седрик, прослужив на флоте, был комиссован по причине болезни сердца, и девочкам приходилось вести себя очень тихо. А кроме того, постоянно находиться в объятиях дядюшки Седрика, поскольку и он, и его гости, пожилые джентльмены, очень любили обниматься. Они ворчали из-за малейшего шума, из-за того, что в доме слишком много особ женского пола. Их раздражала Миранда, постоянно декламировавшая строки из последней школьной постановки, Мэг, занимавшаяся рисованием в мансарде, и даже принадлежавшие тетушке Мэгги книги, которые перекочевали из ее комнаты в кабинет, а оттуда во все уголки дома включая ванную. Но стоило девочкам поцеловать дядюшку в его лысую макушку, как все опять вставало на свои места. Однажды ночью, лежа в кровати, девочки занялись обсуждением дяди Седрика. Именно тогда Мэг обнаружила разницу во взглядах, существовавшую между нею и ее сестрицей.
      Миранда только подсмеивалась над тем, как неожиданно быстро увеличилось количество денег, выдаваемых им на карманные расходы. Каждый праздничный день начинался одинаково: дядя, выслушивая просьбы девочек выделить им побольше денег, бросал взгляд на Мэгги, которая, словно бы и не замечая этого, продолжала заниматься своим делом, и тряс головой.
      – На вас, девочки, приходится тратить целое состояние. Когда я был мальчишкой, я радовался одной золотой монетке, которую мне выдавали раз в год. В вашей превосходной школе имеется все необходимое для учебы. Вы получаете денег больше, чем моя довоенная получка. Ни пенни больше, мои дорогие! Вот так-то!
      Тетушка Мэгги неизменно строго ставила точку на дальнейших выпрашиваниях.
      – Давайте закончим говорить об этих ничего не значащих проблемах и приступим к нашей трапезе. Миссис Марк приготовила великолепнейшее мясо с фасолью специально для вас, мои крошки.
      Никому не нравилось, как готовила миссис Марк, но школа, в которой работала тетя Мэгги, закрывалась на каникулы. Это время совпало со временем каникул Миранды и Мэг. Поэтому им пришлось потерпеть лишь несколько дней, пока за приготовление пищи снова не возьмется тетя. Как бы там ни было, девочкам удалось разгадать одну хитрость. Проблема повышения их материального содержания решалась только благодаря тете, которая терпеть не могла торговаться.
      По правде говоря, тетушке Мэгги никогда не приходилось выпутываться из материальных трудностей, возникших из-за появления в доме племянниц. Потому что всякий раз, когда Миранде требовались небольшие денежные ассигнования, она, налив перед сном дяде Седрику рюмку пунша, усаживалась к нему на колени.
      – С ума сойти можно! – давясь от смеха, ликовала она, рассказывая о своих победах сестре. – Ему очень хорошо известно, что я за штучка! Он говорит мне: «Зря ты меня ублажаешь, юная леди!» – Затем, понизив голос до такой степени, что он стал похожим на голос Седрика, Миранда продолжала: – «Но только через полчаса!»
      – Через полчаса! – с ужасом в голосе повторяла за сестрой Мэг.
      – Милому старикашке немного надо, – сказала Миранда, смущая своим замечанием сестру. – Если хочешь, ты тоже можешь поразвлекать дядю.
      – Нет уж, спасибо!
      – Пожалуйста! – На этот раз Миранда говорила голосом, интонация которого была точной копией интонации Эми, даже несмотря на то, что девочки сами того не замечали. – Это все потому, что ты не очень любишь обниматься. Ты должна быть благодарна мне за то, что я беру эту миссию на себя.
      – Я и так тебе очень благодарна, – голосом, полным раскаяния, прошептала Мэг. На минуту представив, что ее действия и мысли столь созвучны сестриным, она подумала о том, что если ей так не нравилось обниматься с дядей Седриком, то как должно быть противно это делать Миранде. Значит, Миранда просто жертвует собой. Засмеявшись, Мэг призналась: – Он просто доканывает меня своими ласковыми кличками. Надо же придумать мне такое прозвище, как Мускатный Орешек. Если я мускатный орех, то он попросту настоящая терка!
      При этом замечании Мэг девочки, извиваясь в конвульсиях, залились громким смехом. Затем Миранда, брызгая слюной, начала невнятно лопотать:
      – Самое замечательное во всем этом деле заключается в том, что всякий раз, когда он соглашается выделить нам побольше денег на карманные расходы, он просит меня держать язык за зубами и ничего не рассказывать тете Мэгги. Я, конечно, обещаю ему молчать, если он тоже не будет трепать своим языком. – Раздвинув руки, она произнесла последнее выученное на уроке физики правило: – «Можно сделать двойную работу путем одних и тех же затрат!»
      Неожиданно Мэг почувствовала свое несогласие с сестрой. На самом деле не они обманывали дядю Седрика, это он сам обманывал себя. Но они обманывали тетю Мэгги. Мэг любила свою тетю, которая относилась к ним с любовью и уважением, ничего не требуя взамен, даже каких-то объятий.
      Миранда же не почувствовала отчуждения Мэг, и та, притворившись, что хочет в туалет, быстро вышла из комнаты. Ей невыносима была даже мысль о том, что они хотя бы одну минуту могут думать по-разному. Яростно дернув за цепочку, она спустила воду в унитазе, подумав о том, что снова занимается обманом. Сидя в туалете, она старалась забыть об этом.
      В жилах Седрика текла кровь Пэтчей, поэтому ему, так же как и его брату, очень нравилось, когда его осаждают своим вниманием женщины и тем более обхаживают два юных создания, являющихся продолжением Эми. Он не замечал, что Мэг избегала оставаться с ним наедине, несмотря на то, что он продолжал называть девочку Мускатным Орешком, всякий раз стараясь чмокнуть ее, когда она проходила мимо. Он стал толстым и краснолицым и все никак не мог дождаться праздников.
      Все были счастливы. Мэгги чувствовала себя деловой женщиной, а не учительствующей старой девой. Девочки приводили домой своих друзей, постоянно удивляясь, почему же Теренс так активно возражал против того, чтобы у человека был свой дом. Ведь это действительно здорово – обрасти корнями и иметь дом.
      Летом 1951 года дядя Седрик отвез их всех в Лондон на балет «Лебединое озеро», постановка которого состоялась в новом Фестивальном зале. А затем они посетили галерею «Тэйт», где познакомились со скульпторами Хепуорта. Через два года, достав билеты на коронацию, дядя купил племянницам по фотоаппарату для того, чтобы они могли делать собственные снимки.
      Однажды Миранда сказала:
      – Иногда меня даже пугает то, насколько улучшилась наша жизнь после смерти Эми и Теренса.
      И Мэг тоже задумалась.
      – Ведь, правда, мы не так уж близки были со своими родителями?
      – У них было очень много честолюбивых стремлений, которые мешали им быть настоящими родителями.
      Их просто ошеломило это неожиданное открытие, ведь Мэг произнесла вслух обоюдное мнение обеих сестер. Они смотрели друг на друга широко открытыми бледно-голубыми глазами. Мэг, как будто бы оправдываясь, произнесла:
      – Они прежде всего хотели быть артистами – вот это все, что я хотела сказать. Именно по этой причине они отослали нас к миссис Гитлер.
      – Да, и я также думала, – согласившись, быстро закивала головой Миранда. – И все равно я их хорошо понимаю, потому что сама очень хотела бы стать актрисой.
      – Правда? – недоверчиво глядя на сестру, спросила Мэг, имевшая весьма невысокое мнение о своей внешности, которую так портили ярко-рыжие волосы и рыбьи глаза. А поскольку все вокруг утверждали, что сестры как две капли воды похожи друг на друга, то это значило, что и Миранда тоже была далеко не красавицей.
      Миранда поняла застывший в глазах сестры вопрос.
      – Я знаю, что Эми была красива. Но с помощью талантливой игры актер может заставить поверить зрителя в любой обман.
      – Я совсем не то имела в виду, – краснея от смущения, виновато оправдывалась Мэг, догадывавшаяся о том, что сестра, несомненно, была посвящена во многие ее тайные мысли. – Я думаю, как все-таки хорошо, когда у человека есть сокровенная мечта, как, например, у художников, скульпторов и других деятелей искусства. Никто не может докопаться до глуби их тайных мечтаний. Но на деле они тоже своего рода актеры, поскольку заставляют людей верить в неправдоподобные вещи.
      Миранда, соглашаясь, кивнула головой.
      – Ну ладно, договорились, ты будешь художником, а я актрисой.
      Вошедшая в эту минуту Мэгги спросила не без тени юмора:
      – А нет ли среди вас желающих стать школьной учительницей, чтобы каждую ночь проверять кипу школьных тетрадей и отправляться на каникулы в лагерь с первоклассниками?
      Девочки засмеялись, и Мэг ответила:
      – Мы будем зарабатывать много денег, чтобы дать вам возможность оставить свое учительство и жить вместе с нами.
      – Дорогая моя, самое ценное в профессии учителя заключается в том, что он потом получает пенсию, на которую можно жить, не работая. Разве это не здорово?
      В ответ девочки яростно зааплодировали.
      Итак, Мэгги вышла на пенсию, и дела пошли еще лучше. Теперь у нее было больше времени, чтобы посещать все школьные мероприятия и постановки. Она привозила с собой на машине дядю Седрика, которого все девочки в классе считали «душкой». Сперва девочки относились к Мэгги с какой-то долей настороженности, но, побывав в Плимуте, в их доме, они по достоинству и с самой хорошей стороны оценили ее. Было невероятно скучно выносить дядю Седрика в больших количествах, и, зная это, Мэгги, насколько это было возможно, старалась уменьшить долю его присутствия.
      В 1956 году, после венгерских событий, тетя настояла на том, чтобы приютить у себя в доме пару будапештцев. В доме им были предоставлены столовая, ванная и спальня. В связи с этим девочкам, к их великой радости, пришлось перебраться в мансарду. Но это радостное обстоятельство омрачалось тем, что теперь в течение целого года они не могли приглашать в дом своих подруг. Но самое неприятное заключалось в том, что тетя Мэгги решила разделить вместе с беженцами их тяжелую долю. Для того чтобы беженцы могли поддерживать между собою связь, она возила их к соотечественникам. Она постоянно готовила для них пищу и пыталась обучить их английскому, подыскивала им работу и устраивала на квартиры. После столь бурной деятельности она была вынуждена обратиться к врачу.
      Она никому не рассказывала о том, какой диагноз поставил ей врач. Но вскоре резкое снижение веса стало очевидным для всех и говорило само за себя. В конце лета 1958 года Тетя Мэгги умерла, как раз накануне четырнадцатилетия двойняшек.
      Вскоре после смерти тети Мэгги дядя Седрик, в одночасье постаревший и сделавшийся очень болезненным, нанял экономку, которая поселилась у них с маленьким ребенком. Миссис Дженкинс неплохо готовила и чисто убирала комнаты. Но на этом кончались все ее достоинства. Прежнего дома уже не было. Здесь никто больше не смеялся, не предлагал угощения да и вообще не делал ничего хорошего.
      Мэгги положила свои деньги в банк на имя девочек, они могли получить их лишь по достижении двадцати одного года. В доме теперь остро чувствовалась нехватка денег. В этом году не предвиделось никаких выездов на каникулы. Вместо этого дядя Седрик предложил им пригласить в дом пару подружек, которым можно было показать Плимут.
      Сестры пригласили подругу по имени Памела. Она была одной из тех девочек, которые называли дядю Седрика «душкой». Памела была премиленькая блондинка с четко обозначившейся грудью, наличие которой позволяло ей почувствовать свое превосходство над другими девчонками.
      – Я принесу счастье в этот дом! – заявила она как-то, сидя за ужином. – Ведь жизнь продолжается, и вам следовало бы учесть это еще тогда, когда ушли из жизни ваши родители. – В арсенале Памелы не было каких-то завуалированных фраз, и она откровенно называла сестер «сиротками».
      Подняв стакан с водой, она сказала:
      – Давайте выпьем за счастье!
      Несмотря на то, что сказанные ею слова больше подходили для массового митинга, они все равно прозвучали красиво. Миранда, залпом осушив до дна стакан с водой, вдруг обернувшись назад, бросила стакан в горящий камин. Памела с восторженным криком последовала примеру подруги. С минуту подумав, слегка испуганный неожиданными действиями девчонок дядя Седрик тоже бросил стакан за каминную решетку. Мэг же поставила свой стакан обратно на стол: ведь этот сервиз принадлежал тете Мэгги. Глядя на сестру, она постаралась выдавить из себя смех. Это было, пожалуй, второй раз в жизни, когда она почувствовала разницу в их взглядах.
      Дядя Седрик не участвовал в экскурсиях по Плимуту. Поэтому Памела настаивала на том, чтобы девочки посещали его каждый вечер, чтобы рассказать ему о том, как прекрасно они провели свое время.
      – Мы были на том самом месте, где стоял Дрейк! Я хочу сказать, что мы находились именно на том клочке земли. Вы только представьте себе это!
      Как только Памела переставала ходить по комнате, Седрик начинал заглядываться на нее. Она была такой же энергичной, как Миранда и Мускатный Орешек до смерти тети Мэгги. Подумав об этом, он залпом осушил стакан, протянув его девочке для того, чтобы она вновь наполнила его.
      – Да, вы знатный пьянчужка! – восхищенно сказала она вполне дружеским тоном. – И что нам с вами делать? – Танцующей походкой она подошла к столу, чтобы взять новую бутылку вина. – Вы, погрязнув в тоскливых мыслях, проводите взаперти все дни напролет. Да-да, именно погрязнув.
      Снова протанцевав по комнате, она остановилась у окна, за которым надвигались сумерки.
      – Почему вы никогда не выходите с нами на прогулку?
      На минуту задержавшись у дядюшкиного телескопа, она, приложив глаз к окуляру, произнесла:
      – О, да отсюда абсолютно все видно!
      Печальным голосом дядя Седрик заметил:
      – Дорогая Памела! Мне уже почти семьдесят лет. Сейчас уже не то время, когда Мэгги жила тут и возила меня по всему городу на своей машине.
      – Ну вот вы снова об этом! – воскликнула Памела, остановившись за его спиной и поглаживая пальцами его лысину. – На самом же деле вы просто жалеете сами себя!
      Почувствовав, как слезы начали течь по щекам, он поспешил объяснить:
      – Ты, детка, мало чего понимаешь, и надеюсь, что никогда многого и не поймешь.
      С видом раскаявшейся грешницы Памела покачивала стул, на котором сидел дядя Седрик, и, держась за его клетчатую полотняную рубашку, ухитрялась гладить ему голову.
      – Я вас очень хорошо понимаю. Я чувствую, что могу быть с вами совершенно искренней, дядя Седрик, так как я нахожусь в очень тесных отношениях с членами всей вашей семьи. Я могу говорить обо всем, что думаю. Я знаю, что это может прозвучать как комплимент, но мой отец говорит, что я не по годам здраво рассуждаю и поэтому могу говорить все, что думаю.
      Дядя Седрик рассмеялся до слез, а Памела продолжала:
      – Да-да, я действительно так думаю. – Забрав из его трясущихся пальцев стакан, она начала отпивать маленькими глотками вино. Это было очень противно, но она сумела побороть в себе отвращение. – Ну что? Видите? – спросила она, быстро поставив стакан на боковой столик. – Если я постоянно нахожу для вас какие-то слова, то почему же вы не скажете мне что-нибудь в ответ? Поведайте мне о том, что вы сейчас чувствуете. Только искренне.
      Все это напоминало сцену из спектакля «Правда и отвага». Она ему грубит, а он обязан открывать ей всю свою душу. В этот момент она уселась к нему на колени.
      – С некоторых пор девочки отдалились от меня, – хрипло проговорил он.
      Памела понимающе закивала головой. Она уже успела заметить то, что и Мэг, и Миранда замкнулись в себе после тяжелой утраты. Но ведь им было проще: они ведь были вдвоем!
      – Послушайте, дядя, я приехала сюда затем, чтобы всем здесь было хорошо. – Памела сказала эту фразу так, как будто она представляла себя, по меньшей мере, лучом света, осветившим царство вечной тьмы. – Сейчас я близко к вам. Неужели вы не видите, как я стараюсь вам угодить?
      Неожиданно всхлипнув, он опустил свою голову на ее хрупкое плечо. У нее были мягкие, как у птички, кости, которые так напоминали тело Миранды. Но как бы там ни было, старик хорошо знал и то, что сестры были здоровы как лошади и намного сильнее его самого. И конечно же, сильнее бедной, дорогой Мэгги. Обвив талию Памелы руками, он держался за нее так крепко, будто боялся упасть.
      Памела почувствовала свою невероятную власть. В минуту назревшей необходимости она выполняет долг перед дядей вместо Миранды и Мэг. Она успокаивает старика, которому, по-видимому, осталось не так уж долго жить. Только что она уже спасла его от этого дьявольского зелья, отпив часть жидкости из его стакана, а затем и вовсе отодвинув его. Крепко прижимая к груди его голову, она целовала его ужасную, лоснящуюся от пота лысину, думая о том, как все это невинно выглядит. А в это время правая рука дядюшки, отцепившись от ее талии, сползала все ниже и ниже.
      Мэг и Миранда играли с маленьким сыном миссис Дженкинс, которая отлучилась в кино. Несмотря на страшную жару, мальчик умудрился так простудиться, что каждый раз, когда он пробовал сосать свой палец, он совершенно не мог дышать. Мэг натирала ему грудь камфорным маслом, в то время как Миранда читала вслух свою собственную детскую книжку. Обе девочки очень хорошо вошли в роль: Мэг представляла маленького Адриана отверженным сиротой, а себя и Миранду сестрами по сиротству, вынужденными прозябать в этом жестоком мире. А Миранде все происходящее напоминало сцену из спектакля «Флорентийский соловей» и мешало сосредоточить свое внимание на пациенте.
      Мальчик почти было заснул, когда неожиданно из комнаты дяди Седрика послышались душераздирающие крики. Ребенок, мигом проснувшись, уселся на кровати, выпрямившись, как струна, и заорал. Выронив книгу, Миранда воскликнула:
      – Это же дядя Седрик!
      Как бы продолжая начатую мысль, Мэг подхватила:
      – Неужели и он тоже умирает!
      Бросив Адриана на произвол судьбы, девочки, выскочив из комнаты, столкнулись с Памелой, которая, рыдая, поднималась вверх по лестнице.
      Если бы Мэгги была жива, то, возможно, такого бы никогда не случилось. А уже если бы и случилось, то она непременно бы все уладила. Ни Миранда, ни Мэг, ни дядя Седрик не поняли, из-за чего поднялся такой переполох. Когда приехал отец Памелы, дядя Седрик, всплакнув, сказал:
      – Но ведь я только обнял ребенка! Она пришла меня успокоить и…
      – Это так вы обнимаете ребенка? – свирепо спросил отец Памелы. – Гладя ладонями голые ягодицы девочки, не так ли? А может быть, вы всегда так…
      В эту минуту Миранда, стараясь выручить из беды дядю Седрика, закричала:
      – Но ведь он и нас так гладит, правда, Мэг? И что в этом такого? Мы даже не возражаем.
      На этот раз отец Памелы пришел в неописуемую ярость. Не тратя лишних слов, он настоятельно потребовал, чтобы девочек отвезли прямо к нему домой уже сегодня вечером. А на следующее утро он позвонил в попечительскую службу.

ГЛАВА 2

      И тогда на помощь пришел мистер Брэкнел.
      Спустя некоторое время девочки позвонили дяде Седрику и узнали о том, что старик совершенно неожиданно умер в самый разгар поднявшейся шумихи.
      При таком раскладе мистер Брэкнел оставался единственным опекуном девочек. Мистер Брэкнел вместе с дядей Седриком нес ответственность за состояние дел, касающихся наследства девочек. А теперь мистер Брэкнел стал еще и душеприказчиком дяди Седрика. Это случилось вскоре после того, как был продан дом и уплачено по всем счетам, а девочкам в наследство надлежало получить по достижении двадцати одного года оставшиеся от дома пожитки. Мистер Брэкнел сразу четко и ясно объяснил им, что на оставленные в наследство деньги (пятнадцать сотен на каждую) далеко не разбежишься. Но зато вместе с долей наследства по завещанию тети Мэгги они могли помочь девочкам хотя бы на первых порах устроить свою жизнь. Мистер Брэкнел считал, что сестры слишком молоды, чтобы сейчас иметь перед глазами ясную картину того, как они будут обустраивать свою жизнь в будущем. Но он очень ошибался. Девочки хорошо знали, чего бы им хотелось сделать на деньги, полученные в наследство. Миранда, например, мечтала поступить в драматическую школу, а Мэг – купить маленький домик в Кихоле, там, где они были так счастливы, и целыми днями рисовать картины.
      После случившегося скандала у Мэг полностью расстроились нервы, а Миранда, разозлившись, вела себя просто вызывающе. Им надлежало находиться под опекой местных властей до достижения шестнадцатилетнего возраста, а взявшая их под свое крыло дама из службы социальной опеки была уверена в том, что девочки рано или поздно захотят проявить собственную индивидуальность, поэтому их нужно разлучить. Они должны жить в разных семьях, учиться в разных школах. Мистер Брэкнел никак не мог переубедить ее. Правда, ему удалось определить Мэг в общежитие, которое находилось в Хай-Комптоне в ведении таких филантропов, как Дора и Мэтью Пенвит. После этого у Мэг могла открыться возможность поступления в старшие классы, откуда, при условии получения стипендии, открывалась дорога в Плимутский художественный колледж. Имея перед собой такие перспективы, Мэг быстро успокоилась, стараясь приспособиться к новой обстановке. Она была ласкова по отношению к младшим и проявляла абсолютную сдержанность в общении со взрослыми. Дора приняла ее, как родную дочь, хотя Мэг, однако, вовсе не испытывала родственных чувств по отношению к своей «новой маме».
      А вот с Мирандой дела обстояли куда хуже. Она была какой-то буйной и своенравной, противившейся установке здравомыслящего мистера Брэкнела, тем самым сильно выводя его из себя.
      Безуспешно посетив три приюта с целью определить туда Миранду, мистер Брэкнел в конце концов предложил служащей из органов социальной опеки отдать ее жившей рядом с театром семейной паре. Жена работала уборщицей в театре, а муж – швейцаром. На это служащая органов социальной опеки резонно пожаловалась:
      – Миранда сказала, чтобы я выбросила эту затею из головы, поскольку она собирается стать актрисой, а не прислугой.
      Тогда мистер Брэкнел решил отправить Миранду в детский дом, расположенный в Стоуке.
      – Будь благоразумной, Миранда. Мэг при своей подготовке имеет все шансы для поступления в художественный колледж.
      – Тогда позвольте мне поселиться в Хай-Комптоне вместе с ней, – быстро возразила Миранда. – Вам хорошо известно, что со мной ничего не случится до тех пор, пока я буду находиться рядом с Мэг.
      – Моя дорогая, но зато у органов социальной опеки существует своя точка зрения на эту проблему. Находясь рядом, вы никогда не сможете обзавестись друзьями.
      – Однажды мы уже обзавелись одной подружкой, по имени Памела. И вот что из этого всего вышло! – с горечью в голосе выпалила Миранда.
      Разочарованный мистер Брэкнел заметил:
      – Ты же знаешь, детка, что я имею в виду. Я уведомил Мэг о том, что если она будет упорно заниматься, то непременно сдаст экзамены в колледж. А тебе я говорю о том, что…
      На этот раз Миранда прервала мистера Брэкнела более страстным замечанием:
      – Я не могу так долго ждать, мистер Брэкнел! Как вы этого не можете понять! Ведь моя мать Эми бросила школу в возрасте четырнадцати лет и сразу же стала членом театральной труппы! А мой отец Терри…
      – Миранда, я знаю все о твоих родителях.
      Он-то хорошо знал Седрика и Мэгги. Теренс же был гораздо младше их по возрасту. Поистине темная лошадка в их семействе, отличавшаяся необузданным и своенравным характером. Глубоко вздохнув при упоминании Теренса, мистер Брэкнел попытался найти убедительный ответ.
      – В дни молодости твоей матери очень многие заканчивали свою учебу в четырнадцать лет.
      – Мне сейчас тоже четырнадцать!
      – Но за тебя несет ответственность попечительский совет!
      – А вы являетесь моим опекуном!
      – Я лишь являюсь доверенным лицом по части вашего наследства, Миранда. Я выполняю волю вашей тети, стараюсь вам помочь, – сказал он, намеренно понизив голос при упоминании имени дорогой Мэгги, так страстно любившей этих двух девчонок. Стараясь не обнаруживать раздражения, он произнес: – Послушай меня, детка. Постарайся ужиться с Бриммингтонами. Ведь то, что они имеют отношение к театру, может стать для вас связующей нитью.