Дочери Луны

      Они выбрали манеж, на сей раз с помощью Эми. Радостно было видеть, как довольна Магда. Внезапно Мэг поняла, почему так старалась помочь венгерским беженцам тетя Мэгги.
      Вслух она произнесла:
      – Вы, должно быть, как и я, соскучились по мистеру Коваку. Вы были так добры.
      Магда вспыхнула:
      – Это вы… я-то стара уже, да и не родня вам. Это было нелегко.
      – Да. Для нас обеих.
      – А мистер Ковак скоро закончит свою книгу? Мэг не помнила, чтобы при Магде упоминалось о книге.
      Она честно ответила:
      – Не знаю.
      – Наверное, ради этого дня он вернется домой? И вновь Мэг отозвалась:
      – Я не знаю.
      – Обязательно вернется! И тогда я снова приготовлю гуляш, хорошо? Особенный, праздничный обед!
      – Да… – Мэг с трудом вкатила коляску на обочину тротуара. – Но я не уверена… он точно не сказал, когда…
      Магда понимающе кивнула.
      – Он решил на время отрезать себя от всего… Но в такой особый день… вы могли бы съездить в дом и привезти его. На такси.
      – В дом?
      – В ваш дом. Где он пишет книгу.
      Мэг изо всех сил вцепилась в ручку коляски. Она произнесла:
      – Он сказал вам… сказал, чтобы его не беспокоили?
      – Да.
      – Понятно.
      Они вошли в холл, и она занялась укладыванием Эми. Позже, перед уходом Магды, она сказала:
      – Я подумаю над вашим предложением. Может, во вторник я и съезжу за ним. Спасибо огромное, Магда. Я признательна вам… за все.
      Магда улыбнулась ей, она только что не сияла.
      Миранде с трудом верилось, что ее не было дома всего три недели. Столько всего случилось за это время; она поняла, что Питер действительно болен. После случая с Мередитом он относился к ней по-отечески. С одной стороны, она была ему благодарна за это, но, с другой стороны, испытывала неприязнь. Он встретил ее в Пензансе и прочувственно приветствовал.
      – Дорогая моя, извини, что я не смог в тот раз приехать за тобой на машине. Это не очень неудобно?
      Она уже почти забыла об этом. Ей пришлось поцеловать его в щеку – губы он не подставил.
      – Это совсем неважно. Оливер и Марджори оба были на машинах.
      Она разглядывала его на пути от вокзала домой. На его губах застыла смущенная улыбка, глаза были устремлены прямо вперед.
      – С детьми все в порядке? – спросила она.
      – Похоже, да. Они скучают по тебе с тех пор, как ты в субботу уехала. Они обрадуются тебе.
      – Это Мэг уехала в субботу, дорогой, – твердо возразила она. – Я была в Уэймуте.
      – Да. Я имел в виду Мэг.
      Он распахнул дверцу, и она села на переднее сиденье, наблюдая за тем, как он укладывает в багажник ее чемодан. Если бы Мэг не рассказала ей, как он был болен, она бы ни за что не догадалась. Он был худым и изможденным, когда она уезжала, и сейчас он был худым и изможденным.
      Она подождала, пока он вставит ключ зажигания, потом сказала:
      – Подожди. Мы можем пока сделать здесь кое-какие покупки и тогда встретим детей из школы. Уже три часа.
      – Ах, но я же не встречаю их. – Он казался удивленным. – Их встречает Билли Мейджер. И по утрам отвозит их он.
      – Но прежде именно ты встречал их.
      – Да, но… Я не очень хорошо себя чувствую, Миранда. Прости меня.
      Она кивнула:
      – Мэг мне говорила. – Она широко улыбнулась ему, но он отвел взгляд. Она продолжала: – Не беспокойся, любовь моя. Теперь все будет хорошо.
      Он промолчал. Потом завел мотор и машина покатила по дороге.
      Если бы ей был нужен восторженный прием, то дети вполне ей его оказали. Себастьян по-хозяйски повис на ней и дважды уточнил, все ли еще она его любит. Кэти заявила:
      – Я, конечно, все поняла: ты актриса, Миранда. Но ведь ты больше не бросишь нас, правда?
      А мрачный и независимый Алекс, стоя в стороне, воинственно сказал:
      – Я поступил, ма! Ты думала, что я провалюсь, но я поступил. И Зеч. Нам столько всего нужно купить. Там играют и в футбол, и в регби!
      Питер исчез, и тогда она сгребла их всех в объятия и стала расспрашивать о нем.
      – У него все прекрасно, – уверенно заявила Кэти. – Он работал до умопомрачения в выходные, мы едва его видели!
      Миранда содрогнулась от мысли, что трое детишек были предоставлены самим себе. Себастьян подхватил:
      – Он сначала был так болен, мамочка. Тетя Мэг даже боялась, что он умрет.
      – Она так и сказала?
      – Нет. Но так и было.
      – Бедная Мэг. – Миранда перевела взгляд на Кэти. – Я не принимаю участия в «Сне» и свободна весь остаток сезона.
      – И ты останешься с папой? – спросил Алекс.
      – И с вами.
      Алекс вспомнил, что он должен держаться независимо. Он серьезно сообщил:
      – Я обещал тете Мэг, что присмотрю тут за всем. Но это, знаешь ли, нелегко.
      Миранда улыбнулась:
      – Ах вот как?
      С чашкой душистого, крепко заваренного чая она поднялась в мансарду и села рядом с Питером. Он работал над очередным портретом Мэг. Миранда попыталась приревновать, но ревности не было. Она смотрела, как он моет кисти, задумавшись над чисто физиологическим вопросом: спал ли он с Мэг в последние десять дней?
      Он сел на пол у ее ног и ткнул вилкой в кусок маринованной рыбы.
      – Вкусно, – сказал он, жуя. Она улыбнулась.
      – Я даже не сразу поняла, что ты так исхудал.
      – Я жил в доме Мэг в Лондоне. Даже не помню, сколько я там пробыл. Как-то не задумывался о еде.
      – И ты все это время работал?
      – М-м…
      – А что ты сделал со своими работами?
      – Они все еще там. Когда я поговорил с тобой… я запер дом… оставил ключи в офисе Ковака. Наверное, мне нужно послать туда кого-нибудь, забрать их.
      – Да. – Она налила еще чаю, протянула ему чашку. – А что это за картины?
      Он повернул голову к мольберту.
      – Портреты Мэг.
      – Все? И сколько их?
      – Не знаю. Семь. Может быть, восемь. Представив восемь портретов Мэг, развешанных в пустом доме в Килбурне, Миранда почувствовала ощущение странной нереальности. Она представила, что чувствовал все это время Питер.
      Она глядела в окно на знакомый вид. После Мередита Кихол казался тихой пристанью; но она покинула эту пристань и попыталась стать независимой.
      – Я спущусь вниз, чтобы уложить детей, – сказала она. – Ты не хочешь пойти со мной, сказать им спокойной ночи?
      – Ладно.
      Но она знала, что он не пойдет.
      Вечером, расчесав волосы и убрав макияж, она улеглась на свою половину двуспальной кровати. Простыни были свежими. Питер, должно быть, сменил белье. Зачем?
      В полночь он открыл двери и нерешительно застыл в них.
      – Я увидел свет. – Казалось, ему нужен был предлог, чтобы объяснить свое появление.
      Миранда отложила книгу.
      – Я как раз собиралась пойти посмотреть, чем ты занят. Тебе нельзя так много работать, Питер.
      Он вошел в комнату, словно лунатик.
      – Нет, – вымолвил он, глядя на нее, как загипнотизированный.
      Она предложила:
      – Если хочешь, там в термосе на столе есть кофе…
      – Нет, – опять уронил он, приближаясь к изножию кровати.
      – Ну, тогда… ложись же Бога ради. Уже почти половина первого, а мне нужно в семь утра будить детей!
      Он принялся расстегивать рубашку, неотрывно глядя на нее. Он бормотал:
      – Я не думал… никогда больше… я не думал…
      И она внезапно поняла, что он разговаривает с Мэг.
      Какое-то мгновение она напряженно лежала, собираясь взорваться, послать его к черту из-за яростного осознания, что эта вспышка страсти предназначена не ей, а ее сестре. Но потом зародившаяся было жестокость уступила место невыразимой жалости.
      Она протянула к нему руки.
      – Питер, – тихо позвала она.
      Он упал к ней в объятия, как обычно это делал Себастьян, и так ухватился за нее, словно тонул.
      – Мэг… я что, действительно схожу с ума? Ах, дорогая моя девочка. Прости меня… прости… Я не должен был говорить тебе…
      Она наклонила голову, чтобы поцеловать его.
      – Все в порядке, мой любимый. Все в порядке, – прошептала она.
      Но он пробормотал ослабевшим голосом:
      – Ах, Мэг. Я не могу. Я даже этого не могу… Не могу, Мэг. Не могу.
      Она гладила его лицо, шептала успокоительные слова, целуя его и пытаясь дотянуться до платка, чтобы стереть ему слезы. Очень нескоро он задремал, и тогда она выключила свет и положила голову на подушку рядом с ним. Она получила ответ на свой вопрос.
      Она с болью улыбнулась наступившей темноте. Теперь ей нужно было научиться любить его как-то по-другому. И возможно, проведенные ею вместе с Бретом несколько часов в доме Глэдис Пак могли бы помочь.
      Она поцеловала еще раз своего мужа и заснула.
      Мэг просто не знала, что делать. Она чувствовала, что ей следует уважить явное желание Чарльза побыть одному, и пыталась довольствоваться хотя бы тем, что он сейчас в ее доме. Это уже кое-что значило. Конечно же, если бы он захотел прервать их отношения, он бы отправился в гостиницу.
      Она попыталась расспрашивать Магду, не желая при этом раскрывать карты.
      – Но как же он может обходиться безо всякой помощи по хозяйству? Он же такой беспомощный… – Это утверждение было глубоко несправедливым. В Лондоне он был совершенно равнодушен в их квартире, но на Артемии и в Киле он занимался вовсе не одним собой.
      Но Магда как раз считала, что мужчины неспособны открыть даже консервную банку.
      – Я предложила, что буду приходить каждый день. – И она так пожала плечами, что они коснулись мочек ушей. – Но он категорически отказался. Вот почему так хорошо устроилось, что надо приходить к вам. – Она улыбнулась; это вошло у нее в привычку. – А когда я увидела, что вы спокойно отнеслись к его… к его… – Она изменила вопрос. – Когда он работает над книгой, он всегда такой?
      – Должно быть. – Мэг позволила себе немного расслабиться: – Ведь вы же знаете его лучше, чем я, Магда.
      – Ах нет. Совсем не так. – Но она вновь была польщена, и, когда отправилась заниматься домашними делами, было слышно, что она напевает одну из своих странных венгерских песен. Эми они нравились, и она откликалась на них одной из своих лунных песенок.
      Каким-то чудодейственным образом мебель и шторы появились раньше назначенного дня. Квартира изменилась в одно мгновение, как по мановению волшебной палочки. Низкие столики и полки делали еще выше потолки, а обивка от Сандерсона была мягких, теплых тонов. Все время Мэг думала о Чарльзе; она позабыла позвонить Миранде, но рукописи, которые она принесла из редакции домой, вдруг оказались жизненно необходимыми. Она тщательно вычитала их, сделала правку и оставила заметки на полях. Свое сердце она излила в письме к Эми.
      «Я люблю его, Эми. Теперь я знаю, что чувствовал Питер много лет тому назад; его дружба со мной перешла в любовь. А моя нет. Я любила его только потому, что любила Миранду. Возможно, в один прекрасный день и Чарльз, любя малышку Эми, полюбит и меня. Если бы он только вернулся домой – да, теперь это настоящий дом, потому что по нему ползает Эми, разбрасывая повсюду игрушки, погремушки, книжки. Мы с Магдой день-деньской только тем и занимаемся, что готовим квартиру к его приезду, хотя Бог знает, увидит ли он ее когда-нибудь. В редакции его ждут три неотложные рукописи, и все же…»
      Зазвонил телефон, и она бросилась к нему. Это была Миранда, и Мэг едва удалось скрыть свое разочарование.
      – Ну как ты, дорогая? Почти неделя прошла. Что-нибудь изменилось?
      – В какой-то мере.
      – Ты не можешь говорить? Рядом Питер?
      – Нет, я одна. Я услала его в «Костгад». А дети спят.
      – «Костгад» – это звучит так чудесно, как раньше.
      – Да.
      Мэг взглянула на часы. Четверть одиннадцатого. Миранде еще рановато беспокоиться.
      – Так что же? – спросила она.
      – Да нет, ничего. Просто, знаешь… мы пытаемся… начать что-то другое.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Ничего. А ты одна по-прежнему?
      – И да, и нет. Магда приходит ко мне каждый день.
      – О Боже.
      – Да нет. Это прекрасно. Нет, правда. Я переделываю гостиную, а без нее я бы не справилась.
      – А что Чарльз?
      – Ну, я теперь знаю, где он. В килбурнском доме.
      – В твоем?
      – Да. Он сказал Магде, и больше ни одна душа про это не знает. Даже его секретарша.
      – Странно. Оба там – и Чарльз, и Питер. Своего рода убежище – от нас. – Миранда натянуто рассмеялась.
      – Никогда так об этом не думала. Надеюсь – я так на это надеюсь! – что в день юбилея он приедет домой. Магда собирается приготовить невероятный гуляш.
      – А ты с ним говорила?
      – Нет. Я просто жду. Я не могу Чарльза заставить что-либо сделать.
      – Ты могла бы послать ему приглашение. Мэг засмеялась, но все же произнесла:
      – Нет, не думаю.
      – Слушай, сестренка. Это же твой дом. Тебе следует туда отправиться и все посмотреть. Просто посмотреть, как там и что – даже не общаясь с Чарльзом!
      Мэг продолжала смеяться.
      – Миранда, ты все такая же хитрюга!
      – Правда? – печально проговорила та знакомым с детства голоском. – Думаю, сейчас мне это необходимо.
      Помедлив, Мэг спросила:
      – Ты не можешь сказать мне больше?
      – Да нечего особенно рассказывать. Он все время принимает меня за тебя.
      – Ах, сестренка. Прости меня.
      – Но не это меня беспокоит. Просто, знаешь… ну, мы ведь были кем-то вроде временных любовников, так? А теперь мы больше не любовники. Мы должны стать друзьями. Но на это нужно время.
      Мэг не отвечала; какая ирония судьбы в их сходных ситуациях, но это-то ее и задевало столь сильно. Миранда произнесла:
      – Да все о'кей, сестренка. Мне так трудно. Он… он стоит мне каждую секунду моей жизни. – Она помедлила, затем добавила: – Видела бы ты свой новый портрет. Он уже иной. Такой дикий и несдержанный…
      – Ах, дорогая моя… да ведь это ты! Он может называть его Мэг, но это ты!
      Миранда хмыкнула:
      – Ну, как бы то ни было… он восхитителен. – Она вздохнула. – Мэг, не теряй время, не сиди вот так. Иди и поговори с Чарльзом.
      Мэг подняла голову и обвела взглядом свою новую мебель.
      – Ясно, – ответила она.
      Она опять села за письмо. «Каменный сад» продолжает прекрасно расходиться здесь. А как там? Ты закончила «Адвоката дьявола»? Я только и думаю что о будущем, когда мы с Эми, надеюсь, сможем приехать повидаться с тобой. Ты будешь удивлена, как она выросла. Но она по-прежнему распевает свои лунные песенки…»
      Семнадцатого, во вторник, был яркий, но холодный рассвет. Магда появилась, как и обычно, в половине десятого и сразу же кинулась к холодильнику.
      – Что-нибудь слышно от мистера Ковака? – поинтересовалась она, пока Мэг одевала выкупанную Эми.
      Мэг лишь покачала головой. Магда поджала губы.
      – Тогда вам надо позвонить ему. Как же он узнает про гуляш, если ему никто об этом не сообщит?
      Мэг отозвалась:
      – Он знает, что сегодня праздник, Магда! Если ему хочется поработать…
      – Он не может работать всю ночь!
      – Он просто захвачен работой. Вы же видите.
      Но к полудню Чарльз тоже не объявился, хотя юбилейные торжества уже достигли во всем городе наивысшего подъема. Магда с Мэг без устали смотрели телевизор, а в три часа повезли Эми в Гайд-Парк, чтобы насладиться праздником. Кругом толпился народ, их толкали и теснили.
      – Лучше бы смотрели телевизор! – прокричала ей в ухо Магда. – Эми не любит подобных столпотворений.
      Мэг кивнула, и они стали выбираться из толпы. Домой они явились совершенно разбитые. Мэг взглянула на опустившиеся углы рта Магды и приняла решение.
      Она набрала собственный, такой знакомый номер телефона. Но в трубке слышались только длинные гудки. Она подняла брови в ответ на вопросительный взгляд Магды и соединилась с телефонисткой.
      – Боюсь, что аппарат отключен, мадам, – через некоторое время ответил девичий голосок.
      Мэг повесила трубку.
      – Отлично. Он явно там и только не подходит к телефону. Если ты останешься с Эми, я поймаю такси и подскочу в Килбурн.
      В мгновение ока Магда ожила.
      – Это лучше всего, – согласилась она, снова улыбаясь и подбрасывая на колене Эми. – Я прекрасно посижу с девочкой. А вы тащите сюда ее отца.
      Это прозвучало просто и естественно.
      Оказалось все не так. Во-первых, такси в этот день были нарасхват. Наконец Мэг удалось найти машину у того самого роддома, куда отвозил ее прошлой осенью Чарльз. Так что было уже пять часов, когда она остановила водителя около «БМВ» Чарльза, припаркованного около дома номер семнадцать. Она с благодарностью распростилась и, почти теряя сознание, пошла к парадному. Ей всегда был виден через окно приход посетителей; куда лучше было бы изумить Чарльза своим появлением.
      Но смущение ее оказалось напрасным, потому что на стук в дверь никто не отозвался.
      Она постучала еще, потом пересекла крошечный палисадник, чтобы заглянуть в окно. В гостиной никого не было, а дверь в кухню оказалась плотно закрытой. Она нахмурилась, внезапно похолодев от мрачных предчувствий. Только подумать, что Чарльз, возможно, болен, ему плохо и он один! Она вспомнила, как он рассказывал, что много лет назад для него было так важно знать, что поблизости есть кто-то. Но ее соседи думали, что она на Артемии, а дом сдают разным безвестным арендаторам.
      Она нетерпеливо порылась в сумке и наконец отыскала ключи среди ручек на самом дне. Молясь, чтобы он не накинул на дверь цепочки, она осторожно вставила ключ. Он повернулся в замке. Она вошла в дом.
      Мельком оглядела большую кухню. Несмотря на беспорядок, там никого не было. Она опрометью кинулась по винтовой лестнице наверх. Спальня и ванная тоже были пусты. В ванной комнате висела пижама Чарльза, лежали его бритвенные принадлежности. Она спустилась вниз и посмотрела, не осталось ли в кухне остатков еды.
      Кастрюли и сковородки сияли. На столе стояла чашка с блюдцем, валялись бумаги. Но ее вниманием завладели картины. Один рядом с другим по стене были развешаны восемь холстов. Она тут же узнала работы Питера.
      В любом случае – разве кто-то другой мог создать целую серию портретов Миранды… или Мэг?
      Она остановилась как вкопанная, вглядываясь в них. У нее было такое ощущение, как будто их с Мирандой воссоздают заново. Каждая из них, несмотря на то, что на всех было изображено одно лицо, немного отличалась от другой. Менялись и позы, но, несмотря на то, что лицо было изображено вполоборота, или выступало из обычного кильского тумана, или было наполовину окутано облаком волос, каждый раз оно было другим. И кто-то – Питер или Чарльз – расположил их в определенном порядке. Первой девушке было около семнадцати. Она была неоформившейся, даже испуганной, словно что-то скрывающей. Последняя модель являлась в ауре спокойного достоинства, ей было около сорока. Между ними были девушки улыбающиеся, сумрачные, сварливые; и одна – исключительно красивая, с зачесанными наверх волосами – удивленная и оробевшая.
      Мэг почувствовала, что по лицу у нее текут слезы. Кухня задрожала от проходящего поезда, и она вслух громко произнесла:
      – Господи, прошу тебя, помоги ему, – не зная, за кого она просит – за Чарльза или Питера. Или за обоих.
      Когда она наконец медленно вернулась в гостиную, за окном уже темнело. Она взглянула на часы. Было половина седьмого. Она провела в доме больше часа. А Чарльз так и не объявился.
      Она вышла, немного постояла, не зная, на что решиться. Отсюда ей уже точно не выбраться на такси; нужно было идти пешком. Она так пала духом, что не отдавала себе отчета в том, что делает. Магда ждет ее сейчас дома с гуляшом; Чарльз – что, правда, сомнительно – делит сейчас с кем-нибудь удовольствия праздника… Может быть, на этом же шоссе… или с Джилл Форсайт. А здесь его нет.
      Она плелась обратно по нескончаемо длинной дороге. Голова ее свесилась, ноги подгибались. Путь в четыре мили показался ей длиною во все сорок.
      Она заметила его фигуру задолго до того, как он увидел ее. Он размашисто шагал прямо посередине дороги, внимательно наблюдая за движением. Она сразу узнала его прекрасный выходной костюм; пиджак он снял и накинул на одно плечо, и она подумала, что это ужасно глупо, потому что холодно. Она остановилась, прислонившись к громадному дереву, наблюдая за его приближением, разглядывая те отдельные черточки, которые слагаются в цельную личность. Он всегда был энергичен, но с тех пор, как он так сильно похудел прошлым летом, это стало особенно очевидно. Шел он чрезвычайно быстро и так энергично взмахивал при каждом шаге руками, словно подгонял сам себя. Его темные волосы не были такими сухими и жесткими, как у Питера или Алекса. Они разлетались свободными прядями, которые давно следовало бы постричь, падали ему на лоб, из-за чего он казался моложе. Она подумала, что он, наверное, похож на своего отца Андроулиса – скорее грек, чем венгр.
      И тут он увидел ее и не смог скрыть радости. Он неистово замахал руками и еще прибавил шагу, словно боялся, что она убежит.
      – Ах, как я рад тебя видеть! – Он добежал до нее и тоже прислонился к дереву, смеясь и глядя на нее так, будто они расстались всего несколько часов назад. – Я приехал на квартиру – ну, должно быть, минут через десять после твоего ухода. Мы подождали, думая, что ты вернешься обратно на том же такси. И только потом я сообразил, что такси-то сейчас не поймать… – Он покачал головой. – Я так рад тебя видеть! – беспомощно закончил он.
      И она поняла, затопляемая благодарностью, что все теперь будет хорошо. Просто он работал, а теперь вернулся домой. И нет никаких подводных рифов, это она сама их выдумала.
      И она тоже с облегчением рассмеялась.
      – И я тоже! – Она потрясла головой. – Я уже Бог знает что выдумала: что ты болен, лежишь где-то один. Ты так внезапно исчез…
      – Магда знала, где я.
      – Мне она не сказала.
      – Не сказала?.. Так откуда же ты узнала?
      – Ну, она-то думала, что я знаю. Потом как-то сорвалась… Ах, Чарльз, это потрясающе!
      – Да. – Он повернулся и взял ее под руку. – Пойдем-ка домой и съедим гуляш Магды. Как-никак праздничный, а?
      – Это превосходно. Ах, Чарльз… – Она готова была твердить ему о том, как она его любит. Вместо этого она блаженно улыбнулась. – Только подумай. В следующем месяце мы поедем на Артемию!
      И он улыбнулся в ответ.
      – Так и будет, – согласился он.

ГЛАВА 21

      Гавань Кихола была закрыта на весь день, а в полдень началось празднество – с гонок и игр для детей, с маскарадного шествия и развлечений. В четыре часа был чай с булочками и желе, а потом перерыв, во время которого готовились к вечернему представлению. Во время отлива спасательная команда установила площадку для фейерверков, и, как только стемнело, начался веселый праздник для взрослых.
      Дети Сноу были в своей стихии. Себастьян и Кэти выиграли эстафету для младших в беге на трех ногах. Зеч и Алекс победили в конкурсе маскарадных костюмов. Вместе с Мирандой и Дженис они составили неплохой квинтет, приветствуя королеву, и принца Филлипа, и принца Чарльза, и принцессу Анну, и принца Эндрю, и принца Эдварда громче, чем все остальные.
      Миранда занялась всем этим в самую последнюю минуту. После воскресного телефонного звонка Мэг она занялась маскарадными костюмами детей, а потом раз за разом сажала в духовку противни с крошечными пирожками, пока весь дом не наполнился кондитерскими запахами. Себастьян, Кэти и двое их приятелей рисовали крошечные флажки Соединенного Королевства и втыкали в каждый кекс. Дженис зашла помочь, и вместе с Мирандой они затянули одну из модных песенок, дети принялись подпевать – так и родился их квинтет.
      Ничего подобного этому празднеству еще не бывало на Рыбной улице, и Питеру волей-неволей пришлось примкнуть к ним.
      – Там понадобится твоя помощь с фейерверками, парень, – заявила Дженис, зорко присматриваясь к Питеру, слоняющемуся как раз рядом с проволочными корзинами с кексами. Но еда не интересовала Питера.
      – Похоже, я останусь. Там становится так шумно, – возразил он тем бесцветным голосом, которым часто пользовался в последние дни.
      – Слушай сюда, парень. – Дженис терпеть не могла подобного лунатизма. – Ты же в резерве «Царя Соломона», так?
      – Ну… да, я был.
      – Но никто не говорил мне, что ты отказался! Алекс испуганно взглянул на отца. Все они старались говорить с ним очень мягко после его болезни.
      Миранда возилась около духовки, полностью поглощенная кексами, словно специально желая не участвовать в разговоре.
      – Да, правда, я не отказывался.
      – Ну тогда иди и помогай им, – сурово заявила Дженис. – Ты все твердил, что любишь рисовать их за работой. А в этом случае тебе следует пойти и примкнуть к ним, так?
      Питер слабо улыбнулся.
      – Думаю, да, – согласился он.
      Магда осталась на вечер в Сассекс Гарденс. Она встретила их в холле с Эми на руках и с широкой улыбкой, которая теперь не сходила с ее лица. Потом она отправилась на кухню, а когда вернулась с подносом с чаем и печеньем, застала Чарльза вместе с Эми ползающим вокруг новой мебели.
      – Это получше того, что там. – И она пренебрежительно кивнула головой в сторону телевизора.
      Чарльз согласно кивнул и усмехнулся.
      – Ты не сказала мне, что она начала ползать! Магда всплеснула руками.
      – Но мы же знали, что вы не хотели, чтобы вас беспокоили во время работы над новой книгой!
      – Но такое чудесное – такое грандиозное! – событие! – запротестовал он.
      Все было так… нормально. Мэг не знала, что и подумать. Она лишь чувствовала, как счастье растекается по всему ее существу. Это почти пугало ее.
      – Там, в Киле, – сказала она, – дети ее просто избаловали. И когда мы сюда вернулись, она была такая вялая, такая неподвижная. А потом вдруг…
      – Ей понравилась наша перестановка. – Магда широким жестом махнула по сторонам заново меблированной комнаты.
      Чарльз, сидя на полу, тоже окинул ее взглядом – отсюда ее видела и Эми. Он кивнул.
      – Выглядит отлично, из какого угла ни взгляни. Но отсюда она всего доступнее. – Он встретился взглядом с Мэг и улыбнулся. – Спасибо.
      – Ты уверен? – Огляделась и она. Комната была совсем иной. – То есть… при Еве… ее вещи…
      – Мне нравится, что они остались. Особенно эта пара атласных тапочек. Я ведь помню свою мать еще совсем молоденькой. Она и тогда была страшно консервативной. Но когда дело касалось обуви… у нее были так называемые аристократические ножки. Очень узкая ступня с… – он пренебрежительно рассмеялся, – с тонкой лодыжкой!
      Мэг так и захотелось броситься ему на шею. Но вместо этого она сказала:
      – Это Магда придумала положить твои книги и стекло на те верхние полки.
      – Отлично придумано, Магда.
      Сморщенное, как грецкий орех, лицо, пунцово зарделось от удовольствия.
      – Мне нужно пойти выключить гуляш, – заявила она и направилась в кухню.
      Мэг передвинула кресло, чтобы Эми, ползая, не споткнулась об него. Чарльз по-прежнему сидел на полу.
      – Я пишу о Еве, – сказал он. – Так, некоторые зарисовки. То, что я помню о Буде. И об Андроулисе. И об Эми.
      Мэг почувствовала, как от удивления и удовольствия кровь прилила к ее щекам.
      – Чарльз! Я думала… я не знала…
      – Да и я тоже. – Он вытянул ноги, и Эми немедленно начала карабкаться по ним. – Сначала… когда я уехал от тебя… я заявился в офис и просидел там весь остаток дня как лунатик. Потом я обнаружил ключи от твоего домика. На эту квартиру мне возвращаться не хотелось – она была невыносимо пустынной. И тогда я поехал в Килбурн. В конце концов, у нас с тобой… ну, в общем, я туда поехал. И увидел сделанные Питером портреты.
      – Чарльз, это работы одержимого человека!
      – Да, я это понял. Но это и работы гения. Она горячо возразила:
      – Я их ненавижу!
      – Это я мог предвидеть. И поэтому я не решился немедленно переправить их агенту Питера. Сначала мне хотелось узнать, что ты о них думаешь. Но выставить их необходимо. Каждый и в отдельности великолепен. Но вся серия – это настоящий шедевр.
      – Он… он уже совсем перестал понимать разницу между мной и Мирандой!
      – Ах нет, он все понимает. Только то, что на некоторых из портретов представлены вы обе, вовсе не значит, что он не видит разницы. Именно разница и прельщает его. – Он взглянул на нее. – Эта разница пленила и меня.
      Она молча слушала, едва сдерживая неожиданно подступившие слезы.
      – Прости меня, Мэг, – продолжал он. – Я не хотел расстроить тебя. А особенно в сегодняшний вечер. – Не дав Эми взобраться на софу, он поднял ее и снова опустил на пол. – Знаешь что, давай спросим, не сможет ли Магда остаться на ночь. Тогда мы можем пойти посмотреть на салют.
      Она слабо улыбнулась.
      – Это было бы чудесно.
      – Так мы и сделаем. – Он наклонился и поманил пальцем подползающую к нему Эми; она даже взвизгнула от предвкушения новой игры. Чарльз сказал: – Мэг… эти портреты… они помогли и мне. Невероятно. Без них – не зная твоих истинных чувств – у меня не достало бы сил ждать тебя и начать новую книгу. Я даже и не думал о книге, пока я их не увидел, не пожил с ними.
      Дрогнувшим голосом она произнесла:
      – Не понимаю. Я думала, они заставят тебя ужасно страдать.
      – Поначалу это был сильный удар. Потом… понимание. Твоей связи с Мирандой. Иногда такая чудесная. Иногда такая страшная.
      Она кивнула:
      – Да.
      – Я так мало знал о тебе. Но однажды ты рассказала мне о вашем дяде. А потом о том, что случилось между Мирандой и тем типом, который загнулся в прошлом году.
      – Да. – Она уже пыталась как-то объяснить ему Миранду и знала, что он не понял.
      – Опыт Миранды был твоим опытом. Правда ведь? Может быть, если бы не ваш дядя… Но из-за этого ужас от ее встреч с тем безумцем, который покончил самоубийством, стал твоим ужасом.
      С каменным лицом она произнесла:
      – Он не покончил самоубийством. Его убил Питер.
      – Он… что? О Господи. Это он сам тебе рассказал? – Чарльз, не отводя от нее глаз, опустился на колени.
      – Да. Он приехал в день твоего отъезда. Неужели прошло лишь три недели? Нет, чуть больше… у, неважно, он был в жутком виде. Я думала, что он умрет той же ночью. И мне некому было рассказать…