Эми допила бренди и поставила бокал на стол.
      – Ева последняя в его семье. И ты, Мэг, отлично знаешь, что при этом чувствуют.
      Мэг покачала головой.
      – У меня есть Миранда.
      – Я воспринимаю вас с Мирандой… как одно целое. К пятнадцати годам вы остались совсем одни в этом мире.
      Эми поднялась с места.
      – Мне нужно идти обратно. Если Чарльз отправился прогуляться, то, вернувшись, он не должен найти дом пустым.
      Мэг с трудом проговорила:
      – А как насчет… Ты приведешь его ко мне завтра?.. Эми взглянула на Мэг.
      – А разве мы не встретимся завтра как обычно? Мы могли бы пригласить его с собой в бухту.
      Мэг колебалась лишь одно мгновение.
      – Да, конечно, – сказала она.
      Мэг посмотрела, как Эми двинулась в обратный путь через плато, затем вновь вернулась к столу. Но теперь Джемма и Минни казались неуместными, поэтому через несколько минут она погасила лампу и поднялась наверх по каменным ступеням. Евы Ковак не стало. Этот коттедж принадлежал ей, но теперь она больше никогда его не увидит. Мэг не отрываясь смотрела на луну. Она всегда теперь так пристально смотрела на нее и думала, что, может быть, те представления о загробной жизни, которые были у нее в детстве, верны, и тогда Ева где-нибудь в ином месте встретится со своим загадочным Андроулисом. А может быть, ее дух возвратится сюда, где она была так счастлива. Или, может быть, ее душа вселится в те каменные фигуры, что так упорно высекает Эми.
      Мэг легла в постель, внезапно почувствовав себя усталой до изнеможения. Ей очень хотелось, чтобы сегодня вечером Чарльз зашел в гости. Они же были такими друзьями. Такими хорошими друзьями. Почти такими же, как с Питером Сноу в те далекие годы, когда бродили по гребням Корнуолла.
      Утром Мэг поднялась рано и в течение часа безрезультатно трудилась над «Каменным садом», затем решила пойти искупаться в бухту Барана. Стояло замечательное сентябрьское утро; Мэг ни на минуту не оставляли мысли о Еве и Андроулисе, которые как-то незаметно переключились на Чарльза и на то, как может повлиять на него известие о том, кто был его настоящим отцом. Затем мысли почему-то переключились на Миранду и туманную личность Теренса Пэтча. Почему они с сестрой так никогда и не почувствовали Теренса?
      Мэг стояла наверху крутого спуска, ведшего к бухте, и старалась отыскать в памяти воспоминания об отце. Хоть какие-нибудь воспоминания. Почти в панике Мэг обнаружила, что их не было. Никто – ни тетя Мэгги, ни дядя Седрик, ни даже ее мать Эми – никак не ассоциировался с отцом. Ей нечего будет рассказать своему ребенку.
      – Твой дедушка был актером, руководившим собственной труппой. У него были брат и сестра, которые жили в Плимуте, – произнесла, словно репетируя, Мэг.
      Она начала спускаться, двигаясь медленно и осторожно. По крайней мере, она сможет говорить со своим ребенком о Теренсе; ей придется быть очень осторожной, когда она станет рассказывать ему о Питере. Отчаяние так внезапно пронзило ее, что, словно от приступа острой боли, у нее перехватило дыхание, и, чтобы не потерять равновесия, ей пришлось ухватиться за торчавший из земли корень дерева.
      Однако, когда Мэг добралась до песчаного берега бухты, вопрос, как и прежде, оставался без ответа и без решения. На протяжении последних шести месяцев она отводила его в сторону, жила в своеобразном рае для дураков. Но проблема оставалась, и со смертью Евы и приездом Чарльза ее нельзя было более отодвигать на второй план. Да, ну и кашу она заварила. Подобно Еве, родившей ребенка без отца, ей придется сделать то же самое со своим ребенком. Ева, по крайней мере, сумела сохранить видимость и соблюдать приличия на протяжении последних странных сорока лет, обеспечив таким образом Чарльзу социальную защиту. У ее ребенка, который ожидал своего появления на свет, такой защиты не будет.
      Медленно она отплыла от берега, ожидая, когда уляжется это тревожное чувство. Это произошло, когда она собралась повернуть обратно к берегу: внезапная резкая боль пронзила спину. Нечто похожее случалось и раньше. Со страхом Мэг обернулась к берегу. И почти в то же мгновение она увидела Чарльза, успевшего пройти половину тропинки, по которой ходили ослы, и смотревшего на нее. Испытывая к нему сочувствие, она забыла про боль в спине, она была очень рада его видеть и решила не позволять тревогам вставать между ними из-за его глупого донкихотского положения.
      Мэг помахала ему рукой, он помахал ей в ответ и медленно опустился на прибрежный песок. Подплывая к берегу, она заметила, как сильно он изменился. Прошло почти шесть месяцев с момента их последней встречи; Мэг до этого момента сильно сомневалась, сможет он спуститься по крутой ослиной тропе. Он сбросил большую часть своего веса, и от этого казался как никогда высоким. Он также сбрил свою бороду и словно помолодел на несколько лет.
      От этих перемен Мэг испытала некоторую неловкость, когда попыталась восстановить прежние естественные отношения, царившие между ними.
      – Привет, Чарльз.
      Она остановилась в полудюжине ярдов от него, заложила за уши мокрые волосы и, словно защищая, прикрыла рукой свой выступающий живот. Мэг с удивлением отметила, что была необычайно рада его видеть. Жуткое ощущение безнадежности, томившее ее, исчезало.
      – Привет, Мэг.
      Как бы между прочим он подошел к кучке камней, около которой она положила полотенце, поднял его и протянул ей. Повернувшись к нему спиной, Мэг позволила ему набросить его ей на плечи, затем, взяв его за концы, прикрыла ими грудь.
      – Ты отлично выглядишь, Чарльз.
      – Ты тоже.
      – Я чувствую себя отлично. – Мэг взглянула на него. – Чарльз, мне так жаль, что Ева…
      – Спасибо, – сухо ответил он. – Ты ей нравилась. Ей было приятно, что ты и Эми здесь вместе. Она повторяла, что история повторяется.
      – Я… да.
      – Эми рассказала тебе о них обеих и об их обожателе?
      – Да, она упоминала об этом.
      – Собственно говоря, я здесь родился.
      – Да, Эми мне говорила.
      – У матери с моим отцом были тогда какие-то разногласия, и мы жили здесь довольно долгое время. Пять или шесть лет. Я хорошо помню то время.
      – У тебя было две матери. – Мэг улыбнулась, глядя на Чарльза, а он нахмурился и отвел глаза в сторону.
      – Хотя и не было отца. – Он двинулся с пляжа. – Эми была лучше любого отца. Она научила меня ловить рыбу. Разводить костер. Ухаживать за цыплятами.
      – Да.
      Они приблизились к началу тропинки, по которой ходили ослы. Спина теперь болела немилосердно, и Мэг смотрела на крутой подъем с некоторым отвращением.
      Чарльз сказал:
      – Я уезжаю сегодня на катере. И хочу, чтобы ты поехала со мной.
      – Но Джилл все еще живет в моем доме.
      – Я приготовил для тебя место в одном тихом пансионате на Мэйд Вэйл.
      Это заявление было неплохим предлогом, чтобы остановиться и взглянуть на него с удивлением.
      – Довольно своевольно с твоей стороны, Чарльз!
      – Извини.
      Он не испытывал ни малейшей вины, и Мэг почти улыбнулась, потому что забыла, как Чарльз, подобно бульдозеру, пробивал свой путь в жизни.
      Поддразнивая его, Мэг проговорила:
      – Мне казалось, что ты говорил, будто именно Мэйд Вейл воплощение ада на земле.
      Чарльз не рассмеялся.
      – Будь благоразумной, Мэг, пожалуйста.
      Она медленно продвинулась еще шагов на двенадцать, затем остановилась и взялась за бок.
      – Если на моих письмах будет стоять лондонский штемпель, Миранда приедет навестить меня. Они собирались приехать в Лондон, чтобы участвовать в выставке. Чувствует она себя гораздо лучше, и ничто не сможет ее остановить.
      С неожиданным нетерпением Чарльз ее оборвал:
      – Послушай, Мэг. Если ты волнуешься, что я повторю свое глупое предложение, можешь забыть о нем. Я никогда не приближусь к Мэйд Вэйл!
      Она опять двинулась вперед, стараясь отогнать нарастающее беспокойство.
      – Ради всего святого, Чарльз, неужели мы не можем забыть твоего предложения о браке по договоренности! Я наложила вето на всякие деловые предложения, которые ты для меня заготовил, – ничего нового в этом отношении! Я просто не хочу, чтобы меня заточали в этот пансионат раньше, чем это будет действительно необходимо!
      Голос Чарльза изменился, с нескрываемой безнадежностью он произнес:
      – А я полагал, что тебе нравится Мэйд Вэйл!
      Они выбрались на вершину. Мэг с облегчением рассмеялась:
      – Да. Я обожаю это местечко. Это ты не можешь его выносить! – Она оглядела его со всех сторон и улыбнулась, как подобает случаю. – Благодарю тебя, Чарльз.
      Ты так добр.
      – Тогда поедем сегодня же со мной и Эми.
      – Эми тоже едет?
      – Она будет участвовать в похоронах матери.
      Мэг была вынуждена признать, что, с учетом этого обстоятельства, дело принимало совсем другой оборот.
      – Что ж, возможно… да, конечно, я поеду. На похороны также, разумеется. Я не подумала… – Она взглянула на него, внезапно охваченная сомнением. – Ты не будешь возражать, если я тоже приду на похороны, Чарльз?
      Отведя глаза в сторону, он хрипловато ответил:
      – Я – нет.
      Пока Мэг собирала вещи, Чарльз находился с ней в коттедже. Она слышала, как он бродил по кухне, а когда спустилась вниз, увидела, что он просматривает ее рукописи.
      Мэг улыбнулась.
      – Я закончила «Накомис» и начала «Каменный сад».
      – Нокомис?
      – Дочь Луны. Ту самую книгу, которую ты просил меня написать.
      Чарльз сильно разволновался.
      – И почему ты мне ничего не сказала?
      – Ты не писал мне. А я чувствовала, что не могу написать тебе.
      – Но в данном случае речь идет о работе! Это же совсем другое дело!
      – Для меня нет.
      – О, Мэг!.. – только и сумел произнести Чарльз и благодарно рассмеялся.
      Она сказала:
      – Я почти готова.
      Она обошла комнату, прикрывая ставни и закрывая затычками отверстия в ванной и в кухонной раковине, чтобы там не завелись пауки. Затем поднялась наверх, чтобы проверить спальню, а тем временем Чарльз вынес из дома чемодан и сумку.
      Она окликнула его из окна второго этажа. Он посмотрел наверх, жмурясь от солнца.
      – Мэг, что случилось?
      Мэг ответила медленно, не зная сама, то ли она счастлива, то ли напугана:
      – Я не смогу поехать с тобой, Чарльз. Мне кажется… воды только что начали отходить, потом, боли в спине и все другое… Думаю, начались схватки.
      Чарльз остолбенел.
      – Ребенок не должен был появиться раньше следующего месяца!
      – Не думаю, что он знает об этом, – заметила Мэг.
      Больше она не могла перекидываться словами. Повернувшись, она отошла от окна, подошла к кровати и легла, и буквально в следующий момент словно гигантская рука сдавила нижнюю часть ее тела. Мэг слышала, как Чарльз поднимался по лестнице, а затем почувствовала, как он обнял ее, вытаскивая из нахлынувшей боли, слышала, как он говорил с ней на языке, смысла которого она на могла понять, называя ее любимой, уверяя ее, что все будет хорошо.
      Все и было хорошо, однако боль возвращалась снова и снова, и, возможно, это не было хорошо. Чарльз удалился, исчез и не успел вернуться обратно, когда следующий приступ боли распластал и пригвоздил ее к кровати. Мэг пыталась позвать его, но он ее не слышал, потому что в этот момент воздух сотрясался от жуткого звука, издаваемого противотуманным ревуном. Бессвязно Мэг подумала: «Он извещает Артемиду. Теперь все будет в порядке».
      Высокий дом в Эксетере выглядел меньше и опрятней, но двенадцать лет назад он был раем, а теперь просто большим старым домом.
      Мисс Пак так обрадовалась, увидев ее, что Миранда догадалась о пугающей тяжести ухода за Бретом.
      – Проходи на кухню, моя дорогая. Там всегда мы вели свои разговоры, не так ли? – Дородная фигура, напоминавшая галеон с полной оснасткой, плыла впереди Миранды в направлении длинной кухни, затем пододвинула ей стул. – Итак, посидишь вот здесь?
      – Разумеется. Где же еще?
      Миранда опустилась на стул и улыбнулась мисс Пак.
      – А вы не изменились.
      – Ты тоже. – Обветренное лицо усеялось новыми морщинами. – Кого мы пытаемся обмануть? Я почти лысая, а ты тоньше, чем когда тебе было шестнадцать лет.
      Миранда кивнула головой. Она знала, что изменения коснулись не только ее фигуры.
      Мисс Пак поспешно проговорила:
      – Как раз то, что надо для характерных ролей, моя дорогая. Раньше ты выглядела слишком молоденькой.
      – В последнее время столько всего произошло…
      – Да. Трое детей. Ты, должно быть, сбиваешься с ног.
      – Нет, по правде говоря. Но у меня в Рождественские праздники произошел выкидыш. Вот почему я так похудела.
      – Ах… дитя мое…
      – Все уже хорошо. Действительно. Я жива и здорова. Миранда сглотнула комок в горле и спросила:
      – Как Брет?
      Мисс Пак пожала усталыми плечами:
      – Как можно и ожидать. Труппа сейчас в Бристоле. В Королевском театре. Олли часто звонит. Он волнуется за них.
      – Королевский? Неплохой ангажемент.
      – Да. Столько хлопот и забот, ты удивишься, когда узнаешь. С тех пор как мистер Брэкнел вложил часть своих средств, их дела видимо пошли в гору.
      – Мистер Брэкнел?
      – Он поддержал мистера Сент-Клэра материально в те далекие годы. Ввел его в компанию с участием в прибылях и тому подобным. Посоветовал ему постоянно брать учеников и взимать умеренную плату. Понимаешь… Ты же знаешь мистера Сент-Клэра. Любая мать может спокойно доверить ему свою дочь.
      Миранда следила за огрубевшими руками, которые выставляли на стол чашки и блюдца. Бедный старик Брэкнел. Влюбленный в тетушку Мэгги и постоянно старавшийся уладить неприятные ситуации, которые, казалось, постоянно возникали вокруг ее племянницы.
      – Как дела у Оливера Фрера? – заставила себя поинтересоваться Миранда.
      – Он сейчас во главе труппы. Месяц назад, когда дела пошли плохо, мистер Брэкнел попросил его взять руководство в свои руки.
      – Понимаю.
      Миранда и сама не знала, что ожидала услышать. Отказа от Оливера и провозглашения подлинной любви к самой Миранде? Она почти улыбнулась подобной наивности.
      Мисс Пак продолжила:
      – Сначала я думала, что он хочет с тобой попрощаться, дорогая. Поскольку ты дочь Терри Пэтча и его особая протеже или как ни назови… – Мисс Пак улыбнулась, сама себя прерывая, затем продолжила: – Но, мне кажется, за этим стоит нечто большее. Он что-то обсуждал с мистером Фрэром и с Олли, пытался изложить на бумаге… Но я не знаю, в чем там все дело.
      Миранда потягивала крепко заваренный чай.
      – Я немедленно поднимусь наверх, как только покончу вот с этим. – И она улыбнулась своей прежней широкой улыбкой. – О, я чувствую себя так, словно не было этих двенадцати лет – с тех пор никто не готовил такого чая, как вы!
      Мисс Пак, очень довольная похвалой, улыбнулась.
      Ступени лестницы недавно покрыли новыми ковровыми дорожками, и окраска стен изменилась от старинно-коричневой к чисто-белой. Миранда поднималась очень осторожно, отлично понимая, что эти ступени, возможно, составляли гордость и радость Глэдис. Она заглянула в комнату, которую разделяла вместе с Дженнифер, и увидела, что ее нынешние жители были такими же беспорядочными, как и она в свое время, затем постучалась в дверь, располагавшуюся в конце коридора, как часто это делала в далеком прошлом, и медленно, с волнением отворила ее.
      Сначала Миранда подумала, что Брет спит. Несмотря на теплую погоду, он был укрыт лучшим пуховым стеганым одеялом мисс Пак, лицо обращено к стене, а его знаменитая львиная голова, так напоминавшая голову Тайрона Пауэра, а теперь внезапно ставшая походить на череп, покоилась на краю подушки. Однако он не спал, чуть слышный голос произнес:
      – Она уже приехала?
      Из-под одеяла показалась рука с явным намерением помочь телу перевернуться, чтобы посмотреть на вошедшую.
      Мэг поспешно обошла вокруг кровати и подошла с другой стороны.
      – Я здесь, Брет. Не шевелись!
      Она взяла его за руку и зажала ее между своих ладоней. Его рука напоминала руку скелета. Она обдумывала множество различных вариантов, как она поздоровается с Бретом; все, что она могла сделать сейчас, это опуститься на колени подле его постели, чтобы их лица оказались на одном уровне. Глаза Миранды наполнились слезами. Единственное, что она смогла вымолвить:
      – О, Брет!..
      Он сумел улыбнуться. Он все еще оставался красивым, высыхающая кожа натянулась на крупных, выступающих костях.
      Он проговорил тем же странным, слабым голосом:
      – Ну же, Пэтч. Покажи, что ты актриса. Прекрати плакать.
      Миранда прижалась лбом к его пальцам.
      – Не могу, Брет, извини. Мне очень жаль.
      Она хотела сказать, что ей было жаль, что он лежит вот здесь, в таком состоянии, измученный болезнью и умирающий. Однако он проговорил:
      – Не о чем сожалеть, Пэтч. Ты любила меня, потом решила причинить мне боль. Все это совершенно естественно. Ты всегда отличалась естественностью.
      Его пальцы коснулись ее волос, словно даруя благословение.
      – Я очень рад… очень рад видеть тебя.
      Миранда подняла глаза, пораженная тем, как он сумел отсечь все остальное и добраться до сердцевины их раздора.
      Она просто ответила:
      – Я все еще люблю тебя, Брет.
      – Я рад. Рад, что ты тоже это знаешь.
      Он вновь улыбнулся, но больше не хотел развивать эту тему: эмоции, прошлая боль, теперь они не имели для него былой важности. Миранда видела это со всей отчетливостью; склонив голову, она прильнула губами к его пальцам.
      Брет сказал:
      – Все зафиксировано на бумаге, но лучше, если ты узнаешь обо всем от меня. – Он еще раз попытался улыбнуться. – Это моя последняя воля и завещание. Старый Брэкнел теперь действительно стар. Он бы разъяснил тебе, в чем дело, но вдруг он умрет раньше меня, кто знает? Кроме того, когда дело касалось его, ты становилась ужасно скверной девчонкой. Ты никогда не прислушивалась к его советам.
      Миранда ничего не ответила, стараясь изо всех сил, чтобы не дрожали губы, а слезы на глазах высохли.
      – Ты станешь новым владельцем труппы «Третейский судья», Миранда.
      Брет закрыл глаза, останавливая этим жестом ее протесты, и пальцы его, зажатые у нее в ладонях, шевельнулись.
      – Ничего не говори. Я уже сообщил об этом Оливеру, ему это не нравится, но, если ты захочешь, он будет у тебя менеджером. Знаю, пока ты не можешь посвятить себя этой работе – семья и все такое, – но, после того как Брэкнел отошел от дел, мне хочется, чтобы все средства попали в руки того, у кого часть труппы лежит в… в…
      – Я понимаю Брет, что ты хочешь сказать. О Господи Боже мой, Брет, но у меня не хватит сил для этого.
      – Ты дочь Терри. И будешь связью между «Уэссекскими актерами» и «Третейским судьей», можешь переименовать труппу и возвратить ей былое наименовение «Уэссекские актеры».
      – Никогда!
      – Отлично. Значит, ты справишься!
      – Брет…
      – Нет. Я не спрашиваю тебя, у тебя просто нет выбора в этом вопросе. Он еще раз болезненно улыбнулся. – Могла бы ты приподнять мне голову и дать несколько глотков этой дряни из глюкозы? От этих разговоров у меня пересохло во рту.
      Для Миранды это было непростым делом. Она всегда заявляла о своей «бесполезности» в комнате, где находились больные, доверяя подобного рода заботы Питеру или Мэг. Наконец, присев на кровать, она очень осторожно приподняла голову Брета и опустила на свое плечо, свободной рукой взяла стакан и поднесла к его губам. Подобная интимность сперва показалась ей отвратительной. От потревоженных простыней исходил едва уловимый аромат роз, который мог быть запахом лепестков роз, хранимых мисс Пак в своем сушильном шкафу, или же оказаться зловонием болезни. Миранда пыталась заставить себя не обращать внимания на запах и сдерживать любые признаки дрожи. Затем, когда зубы Брета стукнули о край стакана, произошло нечто странное. Ощущение огромной умиротворенности заполнило всю комнату, но, может быть, оно возникло в глубинах самой Миранды. Взгляд ее продолжал контролировать каждое свое движение, но улыбка сделалась менее напряженной, она почувствовала, как расслабилось плечо, поддерживавшее голову Брета, а руки сами нашли более удобное положение.
      Сделав еще пару глотков, Брет повернул голову в сторону.
      – Достаточно, – скорее выдохнул, чем произнес он, изможденный предпринятыми усилиями.
      Миранда отставила стакан в сторону, осторожно опустила его голову обратно на подушку и вновь опустилась на колени.
      – Хочешь, чтобы я ушла? – спросила она. Глаза Брета оставались закрытыми. Он прошептал:
      – Нет. Пожалуйста, останься.
      Миранда прикоснулась к его лицу и оставила ладонь лежать на его щеке.
      – Я останусь с тобой столько, сколько ты пожелаешь, Брет.
      Он слегка улыбнулся.
      – Ты изменилась.
      – Стала старше и мудрее, мой дорогой.
      Он ничего не ответил, и Миранда подумала, что он заснул. Заглянув ему в лицо, она пыталась рассмотреть в изможденных чертах остатки того юноши, который любил ее отца. Вероятно, теперь она сможет рассказать об этом Мэг; ей хотелось, чтобы отныне между ними больше не было никаких секретов.
      В комнату тихонько вошла мисс Пак с апельсиновым чаем и булочками с изюмом. Брет пошевелился и открыл усталые глаза.
      – Может быть, Миранда покормит тебя, дорогой? – спросила мисс Пак, – склоняясь над ним. – Совсем немного. Отдохни от своих планов.
      – Не сейчас. Может быть, попозже. – Он с трудом улыбнулся им обеим. – Если она сможет остаться.
      – Смогу, – спокойно сказала Миранда. Она была глубоко удовлетворена тем, что смогла произнести эти слова искренне, что смогла оставить свою руку на его щеке, смогла улыбнуться в ответ на его улыбку и совершенно естественно съесть свою булочку с изюмом. Отвращение исчезло.
      Вечернее солнце едва просачивалось сквозь окно, а Миранда все еще оставалась с Бретом. Ему хотелось, чтобы она говорила с ним о труппе «Третейский судья», о том, как она собирается руководить ею, поэтому Миранде пришлось заставить себя смириться и признать ситуацию как «дело решенное».
      – Все эти бумаги… – Она старалась изгнать панические нотки из своего голоса. – Поиск ангажемента. Переговоры. Издержки…
      Брет тихо произнес:
      – В последние пять лет я вел очень подробные записи. Теперь нас приглашают различные агентства. Старый Брэкнел расскажет тебе…
      – А ученики?
      – Не упускай их из виду. Разрешай им оставаться с тобой и тогда, когда они отдыхают.
      – Что ж… пожалуй, это возможно. Я не дам рухнуть твоему детищу, Брет.
      – Знаю.
      Однако, беседуя с ним о сезоне, составленном из произведений Уайльда вперемешку с пьесами периода Реставрации, она думала, как, во имя всего святого, справится она с этим делом. Себастьяну всего лишь шесть лет. Если Алекс поступит в колледж в Труро, ему потребуется постоянная поддержка. А Питер… что подумает Питер?
      Однако Брет, казалось, читал ее мысли:
      – Придется нелегко, Миранда.
      – Мне всегда нравилось бросать вызов, – ответила она, стараясь бодро улыбаться.
      – Если не сможешь, не волнуйся. Не чувствуй себя виноватой. Ты найдешь кого-нибудь… Оливер поможет тебе… не испытывай…
      Казалось, он заснул.
      Миранда позвонила Дженнис предупредить, что не приедет домой до следующего дня.
      – Как у них дела?
      – Все отлично. Билли Мейджер собирается отвезти двоих в Пензанс, а я сама отведу Себастьяна в школу.
      – Они ждут, что я вернусь сегодня, я обещала, что тихонечко зайду к ним в спальню, Кэти наверняка будет дожидаться и не заснет.
      – До полуночи должен вернуться мистер Сноу. Он звонил как раз после вашего отъезда, и я рассказала ему, что случилось. Также я дала ему номер телефона, по которому вы находитесь. Разве он не звонил?
      – Нет.
      – Наверное, торопился на поезд, я думаю. Он сказал, что в любом случае вернется домой сегодня вечером.
      – О… хорошо.
      Питер позвонил ей на следующее утро сказать, что дома все в порядке и что она может оставаться столько, сколько потребуется. Однако к этому времени Брет впал в кому, и Оливер сидел у его постели, поэтому Миранда решила уехать из Эксетера до тех пор, пока не потребуется ее помощь.
      Она возвращалась домой поездом, когда это произошло.
      Точно так же, как тогда, в 1967 году. Буквально за минуту до этого она любовалась разворачивавшимися за окном пейзажами, думая о Брете и его труппе и что, Бога ради, с ними со всеми может произойти; в следующее мгновение она пригнулась к коленям, и боль вцепилась в нее с такой невероятной силой, что подобное трудно было представить. Тогда, в Рождественские праздники, когда она потеряла своего ребенка, все было иначе; совсем по-другому чувствовала она себя и при рождении Алекса, Кэти и Себастьяна. Тем не менее Миранда точно знала, что эта боль – не что иное, как родовые схватки. И пока боль, сделав ее беспомощной, не разжимала своих лап, Миранда с головы до ног внезапно ощутила себя Мэг, затем это ощущение пропало.
      Прерывисто дыша, она сидела в вагоне, обхватив колени, пытаясь скрыть свои очевидные страдания от взоров других пассажиров. Поезд вполз в окружение высоких стен станции Тинмут. Во время суматохи, сопровождающей выход и посадку пассажиров, Миранда сумела взять себя в руки, медленно выпрямиться и теперь сидела закрыв глаза.
      Кто-то остановился рядом с ней.
      – С тобой все в порядке, дорогая?
      Открыв глаза, она увидела пожилую женщину, лицо которой выражало озабоченность.
      – Да. Наверное, отравилась.
      Она с трудом улыбнулась, и женщина прошла дальше по рядам. С ней все было в порядке. Боль прошла. Однако Миранда совершенно точно знала, что произошло: никакого отравления не было, то была вовсе не ее боль.
      Она глядела в окно не мигая и не видя проносящегося мимо пейзажа. Мэг только что родила ребенка. Теперь все встало на свои места. Мэг и Питер. Январь. Она предоставила им картбланш… дала возможность вырваться из пут собственных обязательств как раз в то время, когда она сама расплачивалась за свою связь с Джоном Мередитом. И точно так же, как ее странная, мятежная, шальная выходка не удалась… точно так же не сложились и их отношения.
      Теперь многие вещи встали на свои места. Решение Мэг не видеться с ней; ее туманные намеки на загадочное предложение о замужестве. Мэг давала Питеру то, что Миранда потеряла в ту ужасную январскую ночь, – другого ребенка. Разве он не говорил, что хотел бы иметь четверых детей?
      Миранда прижалась лбом к вагонному стеклу и закрыла глаза.

ГЛАВА 16