– Семейство белок по фамилии Смит, так по сказке…
– Шутишь! Чарльз вздохнул.
– Надевай пальто. Забыла, что везу тебя за город? Да, она и правда забыла, и ей было очень неловко в этом признаться. Мэг хотелось, чтобы Чарльз уехал один, а самой забраться в кресло и, свернувшись клубком, взяться за проспекты. Однако, когда Чарльз привез ее в Хартфордшир, где в кафе, расположенном около Сент-Олбанса, они выпили по чашечке чая, Мэг почувствовала себя гораздо бодрее. Возвратившись к ее дому, Чарльз не стал подниматься в квартиру, а наблюдал, как она отпирала входную дверь. Затем, неожиданно опустив боковое стекло машины, неловко высунул голову и крикнул:
– Послушай, Мэг, забудь сегодня об этих чертовых рисунках! Я пошутил.
Мэг посмотрела на него, снова ощутив внезапный прилив теплой признательности. Но именно когда он говорил подобным образом – Мэг это знала наверняка, – он не шутил.
Но на веранде было холодно, проходящие мимо поезда, – как правило, по воскресным дням их было меньше, – казалось, заставляли стаканы дрожать сильнее обычного. Мэг сначала пыталась работать на полу перед газовым обогревателем, но от сидения на корточках почувствовала тошноту.
В понедельник она опять попыталась взяться за работу. Ей никак не удавалось прочувствовать сказку. Обычно, читая текст, Мэг почти мгновенно испытывала состояние партнерства с авторами, предоставляя написанным словам без всяких усилий с ее стороны складываться в мозгу в иллюстрации. Эта же семья белок не пробуждала в ней совершенно никакого энтузиазма. Поэтому, когда зазвонил телефон, Мэг необыкновенно обрадовалась, надеясь услышать голос Миранды.
Звонила Джилл Форсайт. Муж Джилл около двух лет назад бросил ее, и она продолжала работать на дому, окруженная требовательными детьми.
– Ковак говорит, ты подумываешь податься куда-нибудь, где потеплее! – начала она без всякой преамбулы. – Мэг, я чувствую себя опустошенной.
Мэг также ощущала внутри странную опустошенность.
– Я смотрю, он не тратит время попусту и быстро распространяет новости, – заметила Мэг.
– Понимаешь, после ленча я заглянула к нему в контору и спросила про тебя – я всегда интересуюсь, как у тебя дела, – и он недвусмысленно дал мне понять, что тебя не нужно отрывать от дел, которые ты должна завершить до отъезда.
Мэг улыбнулась, с облегчением отметив, что Чарльз разболтал не все новости и что сам он выступил в роли ее защитника. Визиты Джилл всегда являли собой семейное мероприятие. Куда бы она ни шла, ей приходилось брать с собой своих троих детей, а они были весьма мощным отвлекающим фактором.
– Дело еле движется, – призналась Мэг, – а сейчас я подумываю, чтобы прерваться на ленч…
– Ленч! Господи, да уже пора послеобеденного чая! Я уже собиралась резать батон для своих сорванцов!
Стеклянная крыша свободно пропускала дневной свет, поэтому Мэг не замечала времени. Для нее это не имело никакого значения.
– Ты очень напоминаешь мою сестру, – сказала Мэг. – Какой она, во всяком случае, была раньше.
– О, Мэг, извини. Как там дела? Я уже подумала, что ты себя там и похоронишь, в той маленькой вонючей дыре.
– Не говори глупостей о Кихоле, Джилл, прошу тебя. Мне больно такое слышать.
– Мэг!
Джилл была явно удивлена, Мэг тоже. До этого мгновения она не представляла, насколько глубоко в ее кровь проник Кихол. Джилл продолжала:
– Извини, дорогая. Очевидно, ты чудесно провела там время и тебе не хочется возвращаться домой.
У Мэг едва не сорвалось с языка, что единственным настоящим ее домом был Кихол, однако подобное заявление могло остаться непонятым. Вместо этого Мэг сказала:
– Да, там было замечательно. Но моя сестра сильно болела, и у меня было много забот.
Джилл издала звуки, выражающие сочувствие, затем, отвернувшись от трубки, на кого-то сердито прикрикнула.
– Извини, Мэг, – продолжила она. – Ребята опять дерутся. Клянусь, в один прекрасный день я их убью.
Мэг вновь улыбнулась: действительно, Джилл очень напоминала прежнюю Миранду.
Тем временем Джилл продолжала:
– Послушай, ты работаешь над сказкой про белок и серебряный молоток?
– Да.
– Ковак сказал мне, что ты единственная, кто из этого может сотворить нечто волшебное. Это оттого, что ты идеализируешь детей, Мэг. Ты полагаешь, что у них богатое воображение, а на самом деле…
Она опять набросилась на кого-то из детей, и Мэг залилась смехом.
– Честное слово, Джилл, будь ты мужчиной, ты непременно была бы женоненавистницей. Два последних месяца я только тем и занималась, что воспитывала троих детей.
– Ладно, не обращай внимания. Знаешь, в этой книге где-то есть строчка, в которой говорится, что белка совершенно исключительное животное благодаря своему хвосту. Я отчетливо представляю себе, как ты делаешь замечательные вещи с их хвостами: то они веера, то метелки, то одеяла… как в сказке про Дамбо и его уши. Что ты на то скажешь?
Мэг размышляла. Затем медленно произнесла: – Джилл, ты ангел. В один миг ты сотворила то, над чем я безрезультатно билась целый день, ты включила во мне внутренний свет.
– Да будет тебе, – проговорила Джилл. – Ты знаешь, что в перерывах между женоненавистничеством, причинением беспокойства и еще многим другим, что ты можешь мне приписать…
– Заткнись, Джилл. Я принесу рисунки во вторник. Выпьем вместе по чашечке кофе?
– Замечательно. И не уезжай в теплые края, не сказав мне ни слова!
Мэг не стала ждать традиционного прощания. Положив трубку, она направилась к кухонному столу.
Во вторник Мэг испытывала то ощущение, которое обычно приходит после творческого подъема. Она больше не открывала свои проспекты и почти не выходила на улицу.
Чарльз удовлетворенно кивнул.
– Отлично. Знаю, текст довольно избитый, но эти иллюстрации возносят его до высот Беатрис Поттер. Автор также станет известным, а весь пакет сулит определенный коммерческий успех.
– Спасибо Джилл. Это она позвонила мне в понедельник и подсказала, что делать.
Чарльз угрюмо посмотрел на Мэг.
– Обманщица. Ну да ладно, взаимопомощь в нашем деле – это все. Мы отлично это знаем.
– Да.
Мэг улыбнулась Чарльзу, вспоминая, как часто он помогал ей в самом начале.
– Надумала что-нибудь насчет острова? – спросил он, отчего сама мысль об острове показалась ей странной.
– Нет.
Мэг отошла к окну. Внизу располагался детский сад. Какая-то азиатка махала рукой детям сквозь прутья забора. Ее пестрое сари, выглядывавшее из-под чисто английского пальто, совершенно не гармонировало с серым февральским днем.
– Если бы не мой ребенок, я могла бы вернуться в Кихол, как раз этого хочет Миранда.
– Миранда… да. А как будет себя чувствовать муж твоей сестры?
Мэг посмотрела на Чарльза. Упоминая Питера, он всегда называл его по имени, и теперь она пыталась понять, уж не подчеркивал ли он невозможность такого развития событий, акцентируя внимание на ее родственных отношениях с Питером. Непроницаемое, как у Будды, лицо Чарльза лишало Мэг возможности угадать его эмоции. Она покачала головой.
– Не знаю. Мне его жаль. Он любит нас обеих. Мне следовало бы сделать аборт. Если он узнает… наверное, сойдет с ума.
– В таком случае нечего и говорить о поездках туда и обратно, потому что, будет аборт или его не будет, он все равно узнает о ребенке, а Питер слишком хороший художник, чтобы приносить его в жертву.
Мэг вернулась к столу.
– Извини, Чарльз. Я это не серьезно. Чем скорее устроюсь где-нибудь подальше, тем лучше.
– Верно. Просто я хотел убедиться насчет твоего решения. Может быть, услышу про что-нибудь подходящее.
– Как насчет совместного ленча?
– Я здесь встречаюсь с Джилл.
– В таком случае хватит разговоров. Сегодня я заеду к тебе. Этого острова нет в твоих брошюрах, но рекомендую почитать про острова Додеканес.
Мэг застыла от изумления.
– В самом деле? А разве они не турецкие?
– Нет, греческие. И среди них есть один – на большинстве карт он просто не указан, – по договору об аренде он на сто лет был передан одному судовладельцу, который был влюблен в мою мать в двадцатые годы.
Мэг прыснула от смеха.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. И мне кажется, я слышу приближение Джилл и ее отпрысков. – Чарльз встал и начал поспешно собирать гранки. – Прячь их скорее и обещай мне, что из своих детей ты не вырастишь хулиганов.
В комнату, подобно серфингисту, оседлавшему гребень крутой волны, влетела Джилл и с ходу заключила Мэг в объятия.
– Все о'кей. Отправляю их к своей матери. Во всяком случае, на полсрока, это всего лишь неделя.
Джилл хлопнула детей по ручкам, чтобы они убрали их со стола Чарльза.
– Все дело в этих апельсиновых напитках. Я где-то читала на днях, что от них они становятся суперактивными и ничего не могут поделать с собой.
Три мальчугана обступили Чарльза.
– Мистер Ковак, можно нам воспользоваться увеличителем? – от имени троих обратился младший. – Дуглас нарисовал вот этот суперрисунок, и если его увеличить, то можно напечатать открыток и продать их за кучу денег.
Чарльз явно был деморализован.
– В прошлый раз, когда я разрешил вам на нем поработать, вы его сломали, – укоризненно бросил он и тут же взмолился: – Джилл, забери их прочь!
Джилл поспешно заголосила:
– Не прикасайтесь ни к какому оборудованию! И вы не должны ничего продавать, если получаемые деньги не идут на благотворительные цели. Сколько раз…
Мэг неоднократно слышала подобные тирады. Нечто сходное иногда говорила Миранда своему сыну Алексу. Встретившись взглядом с Чарльзом, Мэг тут же отвела глаза в сторону, так что он не смог уловить в них проступившую тоску по Кихолу. Мысль отправиться на один из островов Додеканес внезапно испугала ее.
Ленч в обществе Джилл прошел весело. Приятно было осознавать, что работа выполнена отлично. Вернувшись в Килбурн, Мэг села около окна со спокойной совестью. Следующее, что она услышала, был стук в дверь, означавший прибытие Чарльза.
– Это мне не нравится, – произнес он, сердито глядя на чайник. – Мне это совершенно не нравится.
– Не волнуйся, я соберусь с силами, – ответила Мэг.
– Тебе нужно показаться врачу, Мэг. Ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Ты постоянно испытываешь усталость, все время рассеянна, ты бесцельно…
– Ну это же просто несправедливо! – выпрямляясь в кресле, прервала его Мэг. – Я все время трудилась над этим чертовым манускриптом. Естественно, устала. А теперь я дома, после четырнадцати недель, в течение которых на моих глазах семья фактически разрывалась на части, образно говоря…
– Извини, извини, извини! – Чарльз, сдаваясь, поднял руки. – Однако, даже принимая во внимание все это, не сказал бы, что ты в полном порядке.
– Чепуха. Я беременна.
Чарльз помешал чай в кружке и передал ее Мэг.
– Знаю, положил туда много сахара, но мне кажется, его тебе не хватает. Выпей.
Мэг отхлебнула глоток и состроила гримасу.
– Прочитала про Додеканес? – спросил Чарльз.
– Нет.
– Ну и правильно.
Он извлек из кейса свернутую трубочкой карту и расстелил ее на полу. Кряхтя, достал из внутреннего кармана ручку и показал ею на зеленовато-желтую точку, едва различимую среди сочно-синего цвета моря.
– Вот он этот остров. Андроулис построил на нем три дома – дачные домики для своей семьи. Перед войной моя мать несколько раз бывала в одном из них. Бывало, она рассказывала мне об этих поездках, словно описывала идиллию.
– Я… – Внезапно Мэг ощутила пустоту где-то в желудке. – Теперь, когда назван реальный остров, я уже не знаю, Чарльз. Он так далеко.
– Далеко от чего?
– От дома, разумеется.
– Или от Питера Сноу?
– Даже не от Питера. – Мэг посмотрела на Чарльза сквозь пар, поднимающийся из кружки. – Скорее от Миранды.
Он опустился в кресло и, прежде чем продолжить беседу, подвинул ручку, лежавшую на карте.
– Как-то ты мне сказала, что можешь настраиваться на сестру и чувствовать ее на расстоянии.
– Да. Иногда очень сильно.
– В таком случае развивай в себе эту способность или… разрушь жизнь ей и ее семье.
Мэг опустила кружку на поднос так, что чай выплеснулся через край.
Чарльз проговорил:
– Извини, Мэг. Но дела обстоят именно таким образом. И ты это отлично понимаешь – ты же сама рассказывала мне об этом. Теперь стараешься простить, пытаешься делать вид, будто существуют другие решения.
– Может быть, они действительно есть. Сейчас 1976 год, Чарльз. Люди сходятся и живут. Питер и Миранда смотрят на жизнь как представители богемы.
Насколько их можно к ней причислить – одному Богу известно. Нужно видеть, в каком состоянии пребывает дом всякий раз, как я к ним приезжаю…
– Дорогая, хватит этих сантиментов. Не можете же вы в самом деле жить тройственным союзом. Как в таком случае быть с детьми твой сестры? Они посещают местные школы. А дети могут порой быть очень жестокими. Как ты себе представляешь подобный «богемный» союз? Ты и жена, и прислуга одновременно? Поддерживаешь огонь таланта Питера? Тогда какое место отводится Миранде?
Мэг повернула голову.
– Чарльз, перестань. Знаю, что ты тысячу раз прав. Чарльз с трудом наклонился вперед, поднял кружку и вновь передал ее Мэг.
– Послушай. Отправляйся на остров Андроулиса. Посмотри на него. Отдохни – совсем недолго, если волнуешься. А потом спроси сама себя, то ли это место, где ты: а) сможешь вырастить ребенка; б) написать книгу.
– Книгу? Я?
– Да, ты.
Чарльз подвинулся вперед вместе со стулом, что для него было довольно сложным процессом.
– Мэг, я давно уже собирался предложить тебе заняться этим делом. У тебя природный дар видеть мир глазами детей. В первую очередь ты художница, поэтому рисуй. Рисуй все, что хочется рисовать. А затем… напиши свою сказку. Мэг, ты, несомненно, справишься. Кроме того, тебе просто необходимо заняться этим. В твоей жизни необходим прогресс. На протяжении последних десяти лет ты делала одно и то же. Пора заняться другим. Эти перемены обусловлены твоим ребенком. Так соверши же их, моя девочка.
Мэг отхлебнула глоток; чай попал не в то горло, и она отчаянно закашлялась.
– Не уверена, Чарльз, – проговорила она.
– Остров называется Артемия, – продолжил Чарльз. – Согласно легенде, богиня Луны отдыхала на нем по пути в Аркадию. – Чарльз на мгновение замолк, поскольку Мэг невольно воскликнула. – Да, совершенно верно, богиня Артемида – покровительница рожениц.
– Не в этом дело, – попыталась объяснить Мэг. – Я этого не знала. Но когда я была в Кихоле, то нарисовала несколько рисунков для Себастьяна. Мы с Питером… это было в ночь… то была сказка о лунных детях.
– В таком случае все, черт подери, все происходящее уже предопределено!
Мэг смотрела на Чарльза. Ее глаза были широко раскрыты.
– Итак, – спросил он, – разве это не то, чего ты хочешь? Ты желала, чтобы тебе указали дорогу? Пожалуй, яснее и однозначнее и быть не может, не так ли?
– Все настолько… предопределено, что даже боязно.
– Что ж, рискую окончательно перепугать тебя: есть еще один момент.
С этими словами Чарльз приступил к неимоверно сложной процедуре выкарабкивания из кресла. Выбравшись, он подошел к окну. Штор никто не задернул, хотя на улице совсем стемнело. Искоса Чарльз посмотрел на ближайший фонарный столб, словно ожидал появления еще одного гостя. Затем что-то пробормотал под нос, высказывая несогласие, и заявил:
– Чем скорее ты уедешь отсюда, тем лучше. Но, разумеется, твоя сестра должна будет знать, где ты находишься. Она может собраться и навестить тебя. Всякое может случиться.
Мэг, повернувшись на стуле, смотрела на его необъятную спину.
– Это как раз тот самый мост, который я могу перейти позже, Чарльз, – ответила она. – Перебегать по нему сейчас необходимости нет. Возможно, через месяц, через два…
Чарльз раздраженно посмотрел на нее.
– А тем временем большую часть суток ты будешь спать, так?
Глубоко вздохнув, он провел рукой по оконному переплету.
– Мэг, поезжай на Артемию и пиши там свою лунную сказку. Ты же сама отлично знаешь, что тебе уже не интересно иллюстрировать книги других.
Она попыталась рассмеяться.
– Должна признаться, что беличье семейство оказалось нелегкой задачей.
– Совершенно верно. Тебе нужно полностью переориентироваться. Извини, дорогая, но выглядишь ты просто ужасно.
Чарльз проигнорировал ее вторую попытку обратить все в шутку и тяжеловесно продолжал:
– Есть еще один момент, Мэг. Считаю, что одним махом можно уладить все вопросы. Разумеется, речь идет о деловом соглашении. О чисто деловом соглашении.
Он остановился и намеренно откашлялся, затем глубоко вздохнул и произнес:
– Мы могли бы пожениться. – Он простер вперед руку, словно призывая ее молчать. – Хорошо. Ты все еще слишком молода, а мне уже более сорока. Да и выгляжу я отнюдь не сорокалетним. Однако это может быть лишь преимуществом в деловом соглашении. Ребенок мог бы иметь мое имя. Хорошо, твоя сестра может о чем-то догадываться, но это будет не более чем догадка. Тебе не придется с ними часто видеться, но если они приедут в гости то… короче, я предлагаю тебе один раз сказать одну большую ложь вместо множества мелких!
Мэг лишилась речи. Она хотела напомнить Чарльзу о его матери, содержащейся в частном пансионате в Эссексе, о его коммерческих делах. Но не могла вымолвить ни слова.
Некоторое время он ждал, потом сказал:
– Тебе, должно быть, известно, что в прошлом я был женат. Мне было двадцать, ей восемнадцать. Ее убили во время Восстания, однако боль этой утраты уже улеглась. Мы были слишком молоды. Слишком глупы.
Он глубоко вздохнул.
– Тебе, очевидно, все же следует отправиться на остров Артемиды. Как я понимаю, здесь невозможно работать. Я мог бы достаточно часто навещать тебя чтобы наш союз выглядел правдоподобным. Я предложил бы тебе вернуться сюда на время родов. В противном случае тебе вовсе не обязательно видеться со мной, если у тебя не будет на это желания.
Мэг все еще не могла обрести дар речи, и, подождав еще немного, он раздраженно пожал плечами.
– Понимаю. Я утомил тебя своими речами, верно? Хорошо, Мэг. Обдумай все как следует. И если отвергнешь мое предложение, можешь никогда его не упоминать. Но прошу тебя, поезжай на Артемию, посмотри на остров. Представь, как там будет работаться. Пожалуйста.
Он повернулся и подхватил свой огромный портфель. Затем ушел.
Некоторое время спустя она посмотрела на карту, все еще лежащую на полу. Прямо около карты лежал конверт, на котором на пишущей машинке были отпечатаны имя и адрес: «Мисс Эми Смизерс, о. Артемия, Додеканес». Далее следовала приписка почерком Чарльза: «Отправь ей письмо и сообщи дату своего приезда. Она все организует».
Все казалось проще простого. Английское имя, такое же, как у ее матери. Мэг осторожно сложила конверт и положила его на камин. Затем взяла карту и стала рассматривать пятна зеленого и желтого цвета, расположенного в Эгейском море. Она думала о Себастьяне и о лунных детях.
ГЛАВА 14
Получение паспорта и покупка билета до Афин, казалось, займут целую вечность. Мэг чувствовала себя так, словно ото всех убегала. Если бы Чарльз не был столь предусмотрительно внимателен относительно каждой мелочи, она, вероятнее всего, направилась бы куда-нибудь еще, не сказав ему куда. Однако она хотела, чтобы ей пересылали работу… и разве он не посоветовал ей приступить к написанию собственной книги? Означает ли это, что он больше не будет снабжать ее работой? Разум Мэг пребывал в любопытном, в странном состоянии хаоса; она совершенно не понимала, почему должна отправляться на остров, распложенный посредине Эгейского моря и принадлежащий греческому судовладельцу. В то же время совершенно очевидно, что более оставаться в Килбурне она не могла. Единственной альтернативой казалась Артемия.
Чарльз держался подальше от Килбурна, однако по почте от него пришел чек на солидную сумму и записка, в которой просто говорилось: «Что бы ты ни решила сделать, желаю удачи». Свернув записку, Мэг положила ее вместе с пачкой фотографий в сумочку. Подсчитав имевшиеся в ее распоряжении средства, – почти так же, как много лет назад, когда она считала свои деньги в «Костгад», – Мэг обнаружила, что смогла бы довольно сносно жить практически в любом месте, где бы ни пожелала.
Однако в глубинах подсознания таилось нечто такое, что стремилось на остров Артемиды. Мэг написала письмо мисс Эми Смизерс и задала массу вопросов. Ответ пришел довольно скоро. Кроме Эми, на острове проживали еще три семьи. Мужчины этих семей присоединялись к ловцам морских губок, приезжавшим из Калимноса, и, судя по всему, жили на средства, получаемые от этого промысла. Продукты подвозили из Скироса морем или доставляли по воздуху из Волоса. Продукты были довольно дорогими, и семьи рыбаков не могли их себе позволить и поэтому, очевидно, жили за счет моря. Вокруг дома был сад, до войны его возделывали. Предполагалось, что Мэг могла ухаживать за ним снова. Поэтому она уложила в чемоданы семена всех овощей, какие только смогла купить.
Череда решений, задач… она казалась бесконечной. Мэг переговорила с Джилл, которая предложила присмотреть за сдачей дома внаем, но еще предстояло передать это дело в руки надежных агентов, а им еще предстояло сделать опись имущества и обмерить комнаты. Получение паспорта и драхм, греческих денег, представлялось почти непреодолимым препятствием.
Миранда звонила практически через день и начала уже докучать просьбами приехать к ним на Пасху.
– Дорогая, я, возможно, не смогу. – Еще один шаг по дороге обмана во взаимоотношениях с семейством Сноу. Мэг выдумала историю о поездке в Афины для встречи с одним из авторов. – Предоставляется замечательная возможность, Миранда. Я, наверное, уже тебе говорила.
– Да, ты что-то говорила насчет поездки за границу. О, Мэг, я так расстроена.
– Я тоже. Нечего и говорить.
– Как только вернешься…
– Подожди, сестренка! Я же работающая девушка, ты же знаешь!
Миранда помолчала, затем спокойным тоном сказала:
– Стараешься отдалиться, Мэг?
Мэг интересовало, насколько глубоко понимала ситуацию Миранда через существующую между ними телепатическую связь. Глубоко вздохнув, она сказала:
– Послушай, что за глупая идея. Но… дорогая, тут есть кое-кто… кто… сделал мне предложение.
По крайней мере, это было правдой. Мэг подождала, пока стихнут восклицания Миранды, затем продолжила:
– Итак, как тебе хорошо известно, я могу влюбиться в него. Но сейчас мне нужно удалиться.
– Приезжай к нам, Мэг, пожалуйста.
– Это не выход, – ответила Мэг. В конце концов Миранда поняла, какие чувства испытывала Мэг к Питеру, – Извини меня, сестренка. Возможно, мне следовало бы удалиться. На время.
– Как ты это сделала прежде. Даже Плимут был слишком близок, не так ли? И тебе пришлось перебраться в Лондон, – медленно проговорила Миранда.
– Сестренка, это все в прошлом. И во всяком случае, неправда. Я отправилась в Лондон работать.
– Это произошло тогда, когда я обидела тебя. Когда Питер причинил тебе боль.
– Сестренка, пожалуйста. Прекрати ворошить остывшие угли!
– На этот раз то же самое, Мэг? Мы снова обидели тебя?
То была правда наизнанку; ведь это она причинила им боль, а они об этом не знают. Они не должны этого знать.
Мэг торжественно произнесла:
– Мы пережили трудные времена на рождество… Пережили их вместе, дорогая.
С отблеском былой страстности Миранда откликнулась:
– Иногда мне хочется, чтобы мы не разлучались после того дела с дядей Седриком! Если бы мы подняли шум, нас оставили бы вместе. И тогда я никогда бы не попала бы в труппу «Третейский судья», мы могли бы купить дом и состариться вместе, как пара горошин в одном стручке!
Мэг рассмеялась; действительно мысль была нелепой, особенно еще и тем, что исходила от Миранды. Затем спросила с некоторым беспокойством:
– У тебя все в порядке? Раньше ты казалась довольной своим положением.
– Да, все хорошо. Порой мне кажется, будто я смотрю на Кил твоими глазами, дорогая. Как на маленький земной рай. Однако в нем чего-то не хватает, в противном случае я подумала бы, что действительно оказалась на том свете! А недостающая часть – это ты!
– Я буду звонить. Обещаю.
– Знаю. Просто дело в том… Иногда я думаю, что никогда мы по-настоящему не были вместе, Мэг. Это-то и тревожит меня.
– Когда я говорю, что мы будем поддерживать связь, значит, так и будет. Мы с тобой видимся чаще, чем ты видишь своих соседей.
– Да, конечно же.
Миранда говорила уже бодрее и рассказала о проделках детей, которые те успели совершить за время, прошедшее после их последнего разговора.
– Слава Богу, Мэг, что в ту ночь Мередит покончил с собой. Я не разрешила бы им так свободно играть, если бы знала, что он жив.
Она громко вздохнула.
– На прошлой неделе я узнала, что у меня должна была быть девочка, Мэг. Ребенок был девочкой. Она уже сформировалась и все такое. Она была девочкой.
Мэг крепко зажмурилась.
– О, Миранда.
– Все в порядке, – сказала Миранда. – То был просто кошмар, и я от него оправилась. Не волнуйся. Но… мне хотелось, чтобы ты просто знала.
– У тебя есть Кэти.
– Да. И в последнее время она так хорошо себя ведет. Они все ведут себя отлично. Для них те дни тоже были страшным кошмаром, и избавление от него такое облегчение.
– Совершенно верно.
Мэг осторожно положила трубку. Отныне дороги назад не было. Многие мили пути должны лечь между нею и домом на Рыбной улице.
Мэг никогда не забыть первого взгляда на острова. Пилот лаконично сообщил:
– В морях, окружающих Грецию, насчитывается около тысячи необитаемых островов, на некоторых их богатые владельцы, как в раю, отдыхают от жизненных забот. Родос – крупнейший среди Додеканесских островов. Затем идут Киклады и Спорады.
Пилот тараторил как попугай – явно в американской манере, но это было неважно. Перед ними лежали сами острова.
Пилот продолжал рассказывать о привлекающих внимание туристов достопримечательностях Миконоса, а затем самолет закружился над Афинским аэропортом, всех попросили пристегнуть ремни. Чтобы справиться с перепадом давления в ушах, Мэг сглотнула, но продолжала смотреть на сияющее море, испытывая внезапное и необъяснимое волнение. Вместе с Мирандой, чтобы сделать мальчику подарок, когда ему исполнилось пять лет, они возили Алекса на вертолете на остров Силли, и ей отлично помнился тот магический эффект, который производило море, усеянное островами. Чарльз совершенно точно знал, что делал.
Таксисты яростно соревновались друг с другом за клиентов, наводнив вестибюль перед выходом, прохаживаясь между пассажирами, ожидавшими свой багаж, и практически вырывая вещи у них из рук. Мэг сдалась перед самой широкой улыбкой изо всех, когда-либо виденных ею в жизни, и с удовольствием уступила свой чемодан и ручную поклажу. После Хитроу в Афинах было просто жарко. Тереза из агентства предупредила ее, что в Греции в это время года могут идти проливные дожди, поэтому на Мэг был плащ. Она проследовала за водителем до стоянки машин и решительно сбросила плащ.
– Скоро гром… гроза, – предупредил ее водитель, укладывая багаж в неимоверных размеров багажник американского автомобиля. – Вам нуждаться английский непромокаемый плащ.
Мэг улыбнулась столь бедному запасу английской лексики и показала ему карточку с адресом отеля. Он вскочил в машину и, словно маньяк, рванул с места, однако именно это она от него и ожидала. Откинувшись на спинку заднего сиденья, Мэг старалась запомнить свои впечатления. К своему разочарованию, она обнаружила, что большинство строений на окраине сделаны из бетона, однако цвет его был разнообразным. Преобладал белый, еще морской волны и ярко-синий также пользовались успехом. Она удивилась тому, насколько современным и компактным было все, что окружало ее вокруг. Отель располагался на площади Синтагма и был до ужаса современным. Однако она решила провести лишь одну ночь в Афинах, перед отлетом на Волос, а оттуда морем до острова Артемиды. Тереза приобрела ей билет на катер, с которым сотрудничало агентство.
Водитель внес багаж в фойе и сразу же помог ей выйти из машины; возможно, современные отели были не так уж и плохи. Прежде чем удалиться, он сунул в руку Мэг свою визитную карточку; текст был совершенно непонятен, но был указан номер телефона.
– Андреас, – проговорил он с особым ударением. – Я Андреас. Спроси Андреаса!
Мэг вернула ему его сияющую улыбку и позволила оформить себя в отель, а также проводить в типичный номер, расположенный довольно высоко. Из окна за плоскими крышами окружавших зданий виднелись строения, которые могли оказаться Акрополем или Парфеноном. Быстро распаковав чемоданы, Мэг посмотрела на карту города, поворачивая ее то одной, то другой стороной. До середины следующего дня у нее есть время для знакомства с Афинами. Подойдя с картой к окну, она пыталась идентифицировать улицы и здания. А затем, опьяненная новыми впечатлениями, присела на кровать и оглядела саму комнату. Странная летаргия, сковывавшая ее последнее время, прошла. Мэг произнесла вслух:
– Бог ты мой. Я свободна. Впервые с тех пор, как встретила Питера Сноу, я свободна!
Закрыв глаза, она подумала о Миранде. Она могла представить ее совершенно отчетливо: какой она была прежде – трепетной, с пышной копной рыжеватых волос – и какой она стала теперь – очень бледной, исхудавшей, осунувшейся, так что остались лишь нос и глаза, а ее непослушные волосы стали более покорными и приглаженными.
Хотя воображение и рисовало достаточно отчетливую картину, кроме этого, больше ничего не было. Связь отсутствовала.
Мэг открыла глаза и еще раз окинула взглядом комнату. Белая мебель была отделана позолотой и выглядела шикарно. На какой-то момент вспомнилась ее удобная мебель в Килбурне, которую она сама подбирала, затем в памяти всплыли сосновые шкафы и столы в доме на Рыбной улице. Потом куда-то пропали и эти воспоминания.