Первую ночь дома Мэг проспала глубоким сном. Она научилась откладывать на потом серьезные размышления и, приехав в Килбурн, сосредоточила все свое внимание на разгрузке машины. Затем она отыскала упаковку килбурнского молока и приготовила себе какао, включила электроодеяло, включила телевизор, посмотреть новости, и попыталась испытать что-нибудь по поводу кончины Чжоу Эньлая в Китае. А потом улеглась спать.
      Следующий день был субботой. Мэг взглянула на часы, стоявшие около кровати: они показывали восемь тридцать. Будь она в Кихоле, то к этому времени уже одолела бы полпути приготовления различных завтраков. В последние недели Миранду уговорили есть на завтрак овсяную кашу; детям нравились довольно странные вещи: например, французские тосты и блины. Она подумала, как они там, что сейчас едят. А затем умышленно переключилась с Кихола на Килбурн.
      Она поднялась с постели и почувствовала небольшую головную боль и легкую тошноту, не покидавшую ее последние дней десять, временами подкатывавшую от диафрагмы к горлу. Мэг сглотнула, излишне туго затянула халат и спустилась вниз, сильно опираясь на перила винтовой лестницы, чтобы замедлить свое движение. Все выглядело таким маленьким, почти крошечным, в ее небольшой гостиной. К тому же было ужасно холодно. Прошлым вечером она забыла включить отопление. Сначала она подумала было подняться наверх и исправить эту оплошность, но ей не захотелось подниматься на второй этаж, не выпив чая, поэтому она сразу прошла на веранду, залитую светом бледного февральского солнца. Мэг огляделась вокруг. Места для детской коляски вполне достаточно. Однако придется установить еще и стиральную машину.
      Мэг зажгла газ, наполнила чайник и, пока вода кипятилась, грела руки на его крышке. Чай и аспирин. Ей нужно и то, и другое.
      После этого, почувствовав себя гораздо лучше, она вернулась в гостиную и огляделась.
      – Ты должен превратиться в рай, – сказала она, обращаясь к маленькому дому. – Ты был лишь местом, где я спала и работала. Теперь ты будешь и еще кое-чем. Конечно, ты не можешь сравниться с домом на Рыбной улице, но тебе придется раскошелиться на нечто большее, чем ты даришь сейчас.
      Ужасная волна грусти по Рыбной улице пробежала по телу Мэг и исчезла, быстро утихомиренная вновь появившимся здравым смыслом.
      – Возможно, это Мать Природа, – проговорила себе под нос Мэг, подходя к окну и выглядывая на дорогу. – Так она защищает свою новую жизнь.
      Она прикоснулась к своему животу и увидела машину, свернувшую на ее улицу.
      – Черт подери! – продолжала она без всякой паузы. – Ковак.
      Мэг намеревалась сделать так, будто она еще не вернулась, затем поняла, что ее машина, которую она поставила как обычно, была видна с основной магистрали. В любом случае ей придется заняться рутинной работой. Если у Чарльза Ковака что-нибудь приготовлено для нее, то все к лучшему.
      Мэг поправила халат и открыла входную дверь. Он с большим трудом выбрался из своей машины, поставив на асфальт сначала одну слоноподобную ногу, а затем извлекая оттуда огромную массу своего тела. Громко сопя, он опять полез в машину, чтобы взять огромный портфель – тот же самый, что и десять лет назад. Вероятно, и плащ был тем же. Внезапно Мэг почувствовала, как у нее внутри возникла теплая волна расположения к нему. Он действительно был другом. Очень похожим на молодую копию мистера Брэкнела.
      – Все-таки ты сумела оторвать себя от хорошей жизни? – спросил он, протопав по небольшой прихожей. – Когда в том чертовом ноябре я сказал, что можешь отдыхать сколько захочешь, я не имел в виду, черт подери, всю зиму целиком.
      Мэг закрыла за ним дверь.
      – Мне приятно видеть тебя, Чарльз, – сдержанно проговорила Мэг. – Позволь мне твой плащ.
      – Ну уж нет. Тут у тебя холодина.
      – Я забыла включить обогреватель. Зажги газ, пока я приготовлю кофе.
      Он проделал эту операцию, усиленно кряхтя и вздыхая. Мэг слышала, как он ставил два кресла поближе к обогревателю, и, когда она принесла кофе, он стоял так близко к нему, что она почувствовала паленый запах, исходивший от его древнего плаща.
      Чарльз сказал:
      – Здесь все еще холодно. Тут ты найдешь свою смерть!
      – Я же сказала, что забыла включить обогреватель.
      – Ты хочешь сказать, что он все еще не включен? О Господи, почему?
      – Выключатель наверху, а мне лень опять подниматься туда.
      Чарльз в изумлении уставился на Мэг, затем взял у нее поднос и поставил его на коврик перед камином.
      – Иди наверх. Прямо сейчас. И включай обогреватель. Оденься. Повяжи ленточку на волосы или еще что-нибудь в этом роде.
      – Давай сначала выпьем кофе.
      – Прямо сейчас? Ты выглядишь как распутница. А мне приходится думать о своей репутации.
      Мэг забыла, что он умел заставить ее смеяться. Она потащилась вверх по спиральной лестнице и направилась в ванную комнату. Вернувшись вниз, она застала Чарльза на кухне, где он подогревал кофе, рядом с чашками на тарелке лежали пряники в форме лунного серпа.
      – Я купил их в небольшом магазинчике около станции. Ты, наверное, не завтракала. Давай перекусим.
      – Как ты узнал, что я дома?
      Мэг говорила, набив рот пряником; она не отдавала себе отчета, насколько проголодалась.
      – Позвонил твоей сестре. Я уже начал беспокоиться. Думал, ты позвонишь после телепрограммы.
      – На самом деле я ее не видела.
      – Ты ее не видела? Господи, я направил тебе специальное уведомление и приличную фотографию, а ты даже не потрудилась…
      – Я не знала, что ее показывали. И вообще, меня эта идея не привлекала, я уже говорила тебе об этом.
      – Перестань быть такой чертовски самовлюбленной! Все делалось ради фирмы, а не ради тебя!
      – Питеру очень понравилось. Он считает, что это поднимет уровень моей самооценки.
      – Неужели?
      – Да. Произошли также и другие перемены. Да, теперь я ощущаю себя профессиональным художником.
      Последнее заявление заставило Чарльза умолкнуть. Он допил свой кофе и в замешательстве уставился на нее. Мэг была не более чем на шестой неделе беременности, однако надела самый свободный свитер из всех, что смогла отыскать в доме, и теперь сознательно потянула его вниз.
      Чарльз медленно произнес:
      – Ты изменилась. Действительно изменилась. Твой шурин сказал, что ты там упорно работала, ухаживая за всеми после того, как твоя сестра потеряла ребенка.
      Мэг мимолетно улыбнулась и протянула руку за последним пряником.
      – Да. Можно сказать и так. Но мне это нравилось.
      – Могу себе представить. Где-то среди других нот ты потеряла свое форте. Тебе нравится заботиться о людях, верно?
      Улыбка Мэг сделалась шире. Он и не догадывался, как приблизился к правде.
      – Эти пряники просто восхитительны. Большое тебе спасибо, Чарльз.
      – Это тоже новость. Я ни разу не видел, чтобы ты так ела. Здесь лежали четыре пряника. По два каждому. Заметь, я не съел ни одного!
      Мэг разразилась смехом, отломила половину от последнего пряника и протянула его Чарльзу.
      – Извини, Чарльз. Правда, тебе же на пользу.
      – С какой стати все так волнуются о моем весе? Я же не волнуюсь!
      – Что ж, в таком случае все в порядке. Чарльз сделал вид, что изумлен до крайности.
      – А вот и другая перемена! Ты была среди тех, кто третировал меня в прошлом. Употребляла слова, которых не понимала: например, холестерин и цирроз! Выкладывай, что с тобой приключилось.
      Мэг не собиралась делиться своими новостями ни с одной живой душой. Но все равно когда-нибудь Чарльз обо всем узнает, так почему бы не сейчас?
      Она сказала совершенно спокойно:
      – Я беременна. Может такое произойти?
      Он остолбенел. Если прежде он удивлялся, то теперь все было иначе: он застыл, не желая никак реагировать на известие.
      Мэг улыбнулась.
      – Все в порядке, Чарльз. Действительно. У меня все абсолютно хорошо. Дело в том… что несколько позже мне, вероятно, придется уехать на некоторое время, и я хочу, чтобы ты знал почему.
      Он вздохнул лишь один раз. Все, что смог сказать, свелось к восклицанию:
      – Господи Всемогущий! Мэг предложила:
      – Выпей еще кофе. А если тебе необходимо, то в шкафу есть бренди.
      Чарльз мгновенно встал и взял бутылку с бренди, добавив в кофе изрядную порцию. Мэг произнесла:
      – В действительности меня тревожит то, что ты пьешь, Чарльз. И я знаю совершенно точно, что означает термин цирроз. А также холестерин.
      – О Господи! – ответил он и затем добавил: – Ты собираешься еще что-нибудь добавить?
      – А что ты хочешь знать?
      – Не уверен. Знаю, что ты всегда была неравнодушна к Питеру Сноу…
      – Откуда ты это знаешь?
      Это замечание вывело ее из состояния спокойствия.
      – Ну, множество признаков. Я же знаю тебя очень хорошо, Мэг. Десять лет, не так ли?
      Она не отрываясь смотрела на него, затем кивнула:
      – Верно. Что ж, в таком случае ты знаешь абсолютно все.
      Чарльз ответил ей столь же неотрывным взглядом.
      – А он знает?
      – Об этом не знает никто, кроме моего адвоката и тебя.
      – Твоего адвоката?
      – Я сделала остановку в Плимуте, чтобы изменить завещание.
      – Господи всемогущий! – вновь проговорил он, на этот раз более эмоционально. – Ты действительно изменилась. Однако… Я понимаю почему.
      Чарльз глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла, удерживая кофе в своих мясистых руках.
      – Что ж, не знаю, что и сказать. Благодарю Бога, что ты в порядке. В печати была информация, пока ты отсутствовала. Тело какого-то лунатика-насильника было выброшено на берег в Корнуолле. Может быть, не совсем кстати, но почему-то пришло в голову…
      – Он изнасиловал мою сестру.
      Чарльз вновь не отрываясь посмотрел на нее.
      – Боже мой!
      В маленькой комнатке воцарилась странная товарищеская атмосфера. Мимо прошел поезд, сотрясая их обоих.
      Мэг сказала:
      – Есть только одно затруднение, в том, что касается этого ребенка. Не хочу, чтобы Питер или Миранда знали о нем.
      – О, это может оказаться довольно трудным.
      – Да. Она все еще хочет навещать меня. И захочет, чтобы я навещала ее.
      – Как же ты собираешься справиться с этой проблемой?
      – Пока не знаю. Может быть, я куда-нибудь уеду. Ты будешь присылать мне материалы?
      – Конечно. Мэг улыбнулась.
      – В таком случае этот вопрос уже решен.
      – Временно. Но наверняка тебе потребуется нечто гораздо более длительное. До конца твоей жизни.
      – Достаточно на день один… – набожно процитировала Мэг.
      – Настоящая чепуха. Все равно что сказать: не переходи моста, пока не подойдешь к нему. А что, если там нет моста? Едва ли отыщется каноэ, спрятанное где-нибудь под деревьями.
      Мэг снова рассмеялась.
      – О, я так рада видеть тебя, Чарльз. И… признательна, что ты не шокирован. Понимаешь, это же почти инцест.
      Он не пытался отрицать.
      – Подумать только, ты, и… Несмотря на свои рыжие волосы, ты такая… такая… уравновешенная!
      – Я родилась под знаком Весов. Но это ничего не значит. Миранда тоже родилась под этим знаком, ведь о ней не скажешь, что она уравновешенная.
      Чарльз проницательно отметил:
      – Разумеется, вы уравновешиваете друг друга. Вам следовало бы выйти замуж за братьев и жить по соседству. Миранда могла бы уезжать на какое-то время и давать свои театральные представления, а ты бы вела хозяйство.
      – Звучит волнующе.
      Все три подбородка Чарльза задрожали от изумления.
      – Вот и еще одна новая черта. Прежняя Мэг полностью бы наслаждалась подобной жизнью, а новая Мэг уже не так в этом уверена.
      Мэг поднялась и отряхнула крошки со своего растянутого свитера. Затем подошла к окну и стала смотреть на тот же открывающийся взору вид пригорода.
      – Я научилась откладывать серьезные размышления на более позднее время, Чарльз. Однако я знаю, что за пределами этого магического круга находится множество трудностей, осложнений, может быть, даже тягот. Мне следовало бы опасаться того, в какой мир я принесу своего ребенка. Как я буду его содержать…
      Жестом руки она остановила его, когда он попытался ее прервать.
      – Все хорошо, я не испугана. Меня также не волнует эта трудная периферия. Потому что… о, Чарльз, знаю, что это сумасшествие, но понимаешь, я всегда любила Питера Сноу. А теперь у меня есть его ребенок. – Она обернулась, и ее бледное лицо покрылось румянцем. – Чарльз, ничто прежде меня так не волновало! Когда Миранда пускала пузыри по поводу участия в спектакле, я чувствовала себя… посторонней. Даже когда мы были детьми, я никогда не испытывала подобного волнения перед развязыванием рождественского чулка с подарками. Но это… О Боже мой, Чарльз. Я могу взорваться от возбуждения.
      Он смотрел на нее некоторое время, затем с обычным трудом выбрался из своего кресла и широко раскрыл руки. Мэг подбежала и крепко обняла Чарльза, смеясь как ребенок. А он, нежно покачивая ее из стороны в сторону, справедливо отметил, что рыжие волосы выскользнули из-под ленты и разлетелись по его лицу.
      Чарльз собирался пригласить Мэг на ленч. Но Мэг знала, что по выходным он обычно навещает мать, и поскольку миссис Ковак находилась в частной клинике за городом, то, поблагодарив, она отпустила его довольно быстро. В этом также было нечто новое: обычно Чарльз определял время своих приездов и отъездов. На этот раз приехать решил он, но она совершенно определенно назвала время его отъезда. Мэг улыбалась этой мысли, пока переодевалась в более респектабельный наряд и затем отправилась за покупками. Роль, которую играл Чарльз, всегда была очевидна – роль босса. Разумеется, они иногда вместе обедали, но только для того, чтобы заодно обсудить рабочие вопросы. Мэг знала, что Чарльз считал ее своей протеже, однако он не акцентировал внимание на этом обстоятельстве. Из разговоров с миссис Ковак Мэг знала, что Чарльз потерял большинство своих друзей во время вторжения русских в Венгрию в 1956 году и с тех пор был очень осторожен в установлении близких отношений с кем бы то ни было.
      В местном супермаркете она наполнила тележку до самого верха, удивляясь, что сумела отыскать такие редкие продукты, как маринованные персики и французский соус. Когда она подошла к стоянке машин, холод пробрал ее до костей; в Кихоле погода была гораздо мягче. Она положила покупки в багажник, закрыла машину и вновь быстро пошла по Килбурн-стрит. Она зашла в бюро путешествий. Ее отражение улыбнулось ей в зеркальном окне; Мэг приняла серьезный вид. Похоже в последнее время она все время улыбается и, вероятно, выглядит полной идиоткой.
      Девушка, на груди которой на небольшой планкетке было написано «Тереза», очевидно, так и подумала.
      – В мире так много изолированных островов, мадам. Не могли бы вы несколько сузить область поиска?
      – Хорошо… там должно быть тепло. Но не слишком жарко, – во всяком случае, не экватор или что-то в этом роде. Чтобы до него было непросто добраться. Я не хочу, чтобы ко мне туда приезжали гости.
      – Вы намерены прожить там… где вы выберете… некоторое время?
      – Если понравится. Но сначала я съездила бы туда отдохнуть. Отдыхают же люди в солнечную зиму, не так ли?
      – О да, разумеется, мадам. Но они обычно знают, куда хотят поехать.
      – Да. Извините меня. Может быть, у вас есть какие-нибудь рекламные листки.
      – У нас есть брошюры… – доставая с полки рекламные проспекты, Тереза сделала на этом слове особое ударение, – рассказывающие о Багамах, Бермудах, Канарских островах, Мадейре, Вест-Индии…
      – Нет, меня это не интересует. – Мэг начала испытывать легкое волнение. – Может быть… да, вот этот проспект. Греция… отлично. Но не Вест-Индия. Это слишком далеко.
      – Но вы же подчеркивали недоступность. – Тереза выглядела довольной своими словами и с улыбкой вынула из них жало.
      Мэг улыбнулась ей в ответ.
      – О, Тереза, извините. Не правда ли глупо, но я не смогу узнать, чего я хочу, пока не увижу!
      Тереза была завоевана улыбкой, но поставлена в неловкое положение словами.
      – А, – сказала она уклончиво.
      Мэг взяла проспекты и пообещала вернуться на следующей неделе. Вновь заметив отражение собственного глупо улыбающегося лица, она приняла серьезное выражение.
      Единственная трудность, вызванная этим странным состоянием нового счастья, состояла в том, что она с большим трудом могла приняться за работу – причем за любую работу. Вернувшись домой, она как раз и обнаружила работу, опущенную в почтовый ящик. Мэг открыла огромный конверт, посмотрела на гранки, которые предстояло прочитать, прежде чем приступать к планированию иллюстраций, и засунула их обратно.
      – Позже, – сказала она, обращаясь к пустой комнате.
      Она приготовила крепкий чай, включила газ на полную мощность и села с подносом перед телевизором. Когда зазвонил телефон, Мэг с удивлением обнаружила, что уже полностью стемнело.
      Звонила Миранда.
      – Мэг, у тебя все в порядке?
      – Конечно.
      Мэг вытянула телефонный шнур на всю длину, чтобы закрыть шторы и включить свет в комнате.
      – Я собиралась звонить в те часы, когда расценки на телефонный разговоры самые низкие.
      – Сегодня суббота. Низкие расценки весь день. Во всяком случае, сейчас восемь часов!
      – О, Миранда, извини. Как вы там, дорогая?
      – У нас все в порядке. Но я начала беспокоиться, Мэг. Ты не позвонила вчера, поэтому я подумала, что ты где-нибудь остановилась. Затем подождала, когда была уверена, что ты будешь дома, и звонила, звонила…
      – Ближе к полудню?
      – Не знаю. Во всяком случае, давно. Где ты была?
      – Ходила в магазин. В доме хоть шаром покати.
      Только молоко, что я привезла от вас. Миранда, мне, право же, неудобно.
      – Ничего. Не хочу, чтобы ты думала, будто должна заботиться о нас все время. Однако это было так не похоже на тебя.
      – Знаю. Сейчас я чувствую себя немного по-другому. Может быть, вся эта ужасная история дала и кое-какие положительные результаты, Миранда.
      – Да. Когда мы здесь говорили об этом раньше, мне казалось, что ты говоришь это, чтобы… понимаешь, подбодрить. А теперь, когда тебя нет рядом, мне кажется, ты была права.
      – Хочешь сказать, что ты чувствуешь то же самое?
      – Понимаешь, не уверена, сестренка. Но я стала другой. Я это знаю. Сначала я думала, что это все еще продолжается шок, что меня вогнали в землю. Подчинили. Сломили.
      Мэг ждала продолжения. Голос Миранды также изменился: он стал легче, в нем появились нотки сомнения. К тому же теперь она подыскивала слова – то, чего прежняя, уверенная в себе Миранда никогда не делала.
      – Когда ты уехала, Мэг, мне казалось, что я распадусь на куски. Но ничего, цела. – Миранда рассмеялась. – Представляешь, сегодня утром я поднялась в семь часов и для всех приготовила настоящий завтрак. Я думала, что делаю это ради тебя, но потом… Мэг, мне это понравилось. Когда мы все вместе сели за стол, я чувствовала себя отлично. Не то чтобы счастливой. Но какой-то… удовлетворенной.
      Мэг почувствовала, как ее глаза вдруг наполнились слезами.
      – О, сестренка.
      – Да. Совсем на меня не похоже, не так ли? Я думаю, неужели часть тебя… если мы… заимствуем, что ли, друг у друга.
      Мэг прижимала трубку, страстно желая рассказать Миранде о ребенке. Затем Миранда сказала:
      – Теперь все здесь на моих плечах, дорогая, поэтому могу сказать, чего не могла сказать прежде. Мы… должны выбросить кое-что из наших отношений, не так ли? То ужасное дело, что было в 1965-м… его необходимо – какое это слово? – искупить?
      Мэг повторила совершенно спокойно:
      – Да. Искупить.
      – А теперь все кончено. Не правда ли? Кончено и пережито. Мы опять можем быть близнецами, и ничего не будет стоять между нами.
      Мэг оперлась спиной на спиральную лестницу, ведущую на второй этаж.
      – Да, – не задумываясь ответила она. Миранда спросила:
      – Когда ты сможешь приехать к нам снова? Приедешь на Пасху? Пожалуйста!
      – Постараюсь.
      Произнеся это слово, Мэг почувствовала собственный эгоизм, но это ее не волновало. Так же, вероятно, чувствовала себя Миранда, когда состояла в труппе «Третейский судья» и отклоняла приглашения Мэг приехать в Плимут.
      – Кое-кто на работе настаивает, чтобы я немного отдохнула в Греции. Где именно, пока не знаю. К Пасхе, разумеется, я должна вернуться.
      – Мэг! Замечательно! Кто же это?
      – На работе. Ты его не знаешь. Кроме того, сама не знаю, поеду ли.
      – Тебе нужно ехать. Поездка пойдет тебе на пользу, дорогая. После проведенного тут Рождества тебе необходимо как следует отдохнуть! – Миранда рассмеялась, а затем сказала:
      – Только что с футбольного матча вернулся Алекс и хочет с тобой поговорить. Мэг, береги себя, пожалуйста.
      – Ты тоже. Алекс, как прошел матч? Ты мне о нем ничего не говорил, когда я жила с вами.
      – Я и не собирался ехать. Этот матч был посвящен празднику святого Валентина. Однако Кэти очень хотелось съездить, а мама сказала, что отпустит ее только со мной. А она не такая уж плохая девчонка, не так ли?
      – Совсем неплохая.
      – Тетя Мэг, когда ты к нам вернешься?
      – Сразу же, как только смогу. У меня накопилось много работы. Можешь сделать мне одолжение?
      – Да.
      – Присмотри за мамой и Кэти. Алекс понимающе рассмеялся.
      – А как насчет отца и Себа?
      – О них позаботятся мама и Кэти. – А как насчет меня?
      – Кто-то должен быть ответственным в семье. Алексу это понравилось.
      – Я могу объявить, что ты считаешь меня главным?
      – Только в том случае, если возникнет необходимость.
      Алекс вновь рассмеялся.
      – О'кей. Пока, тетя Мэг.
      – Пока, Алекс.
      Мэг осторожно опустила трубку и вернулась на прежнее место к огню. Она посмотрела на толстый конверт, лежащий у камина. Завтра она приступит к работе. Теперь нужно зарабатывать на двоих; она должна начать работать.
      Но она так и не начала. Вместо этого во время плотного завтрака она просматривала проспекты, затем оделась и пошла в церковь. Вернувшись домой, она увидела машину Чарльза, припаркованную на обочине; самого его в ней не было. Мэг купила отбивных котлет на субботу и воскресенье и, обложив их овощами, поставила в духовку. Когда в дверь постучал Чарльз, на подносе у камина стояла бутылка хереса и как раз поспевал яблочный пирог.
      – Я пришел пригласить тебя на ленч, – бодро проговорил Чарльз, вдыхая ароматы, просачивавшиеся с кухни.
      – Дай мне еще двадцать минут, и все будет готово, – пообещала Мэг. – Тем временем, если ты не против, вместо своих газет взгляни на эти вот проспекты. Выбери что-нибудь, что с твоей точки зрения подойдет мне.
      Чарльз недвусмысленно взглянул на толстый конверт, лежавший на полу и, не говоря ни слова, взял предложенные проспекты. Когда Мэг вернулась с кухни пригласить его за стол, хереса осталось всего лишь полбутылки.
      – Итак?
      Мэг усадила Чарльза за стол на кухне и извлекла из печи кушанья.
      – Лично я не нашла ничего, что мне понравилось бы. Чарльз снял крышку с кастрюли с овощами и положил себе картошки.
      – Настоящая мята? А почему именно греческие острова?
      – Вовсе не обязательно, чтобы греческие.
      – Вокруг Греции их несколько десятков и в Ионическом, и в Эгейском морях. Можешь долететь самолетом до Афин и там получить подробную информацию о большинстве из них.
      – Ты думаешь, смогу?
      Чарльз ел с аппетитом, воздавая должное блюдам, и положил себе вторую порцию. Затем отрезал кусок яблочного пирога и только после этого сказал:
      – Я полагал, ты взглянешь на гранки, которые я тебе прислал…
      – Собиралась. Но потом… наверное, я уснула, потому что, когда позвонила Миранда, было уже темно.
      Чарльз молча наблюдал, как она убирает со стола посуду и готовит кофе. Он привык к ее экономным движениям, а тут отметил про себя, что она дважды подходила к холодильнику за молоком, забыла убрать с подноса кофейные ложки.
      Чарльз предложил:
      – Если я вывезу тебя на часок за город сегодня днем, обещаешь, что вечером найдешь время, чтобы прочитать гранки и подумать?
      – Конечно!
      – Отлично.
      Чарльз поднялся и вынес поднос в гостиную. После того как кофе был выпит, он тщательно вытер посуду, не разрешив Мэг помочь.
      – К чему вся эта суета? – спросила Мэг, неловко переминаясь у двери на кухню.
      – Сама знаешь.
      Чарльз развесил салфетки для чая над плитой. Мэг отчаянно вздохнула.
      – Боже праведный Чарльз. Я на шестой неделе беременности, только и всего!
      Чарльз изумленно поднял брови.
      – А какое отношение это имеет к делу? Иллюстрации к книге мне нужны к середине следующей недели.
      Мэг показалась ему еще более неуверенной.
      – О… – только и проговорила она. Чарльз, подтверждая свои слова, кивнул.
      – Успокойся, в этом ты тоже изменилась. У прежней Мэг эти гранки уже давно лежали бы на столе, а блокнот для набросков перед ней.
      Мэг покраснела.
      – Чарльз, не мог бы ты рассказать, о чем эта сказка. Понимаешь, читать – такое скучное занятие.
      – Уж не хочешь ли ты этим сказать, что фирма «Макивойс» приобретает скучные сказки?
      – Нет, конечно же, нет… Но…
      Чарльз дважды обмотал шарф вокруг шеи и приступил к нелегкой процедуре напяливания плаща.
      – В сказке рассказывается о семействе белок, живущих на ореховом дереве, которым никак не удается разбить скорлупу грецких орехов.
      Мэг остановила его.
      – Не продолжай. Им нужно отыскать волшебные щипцы для разбивания орехов, и мудрая сова посылает их на длительные поиски.
      Чарльз пояснил:
      – На самом деле в сказке речь идет о серебряном молоточке. А этот молоточек спрятан под корнями старого дуба.
      – В таком случае, – Мэг подала ему перчатки, – я уже представляю себе мистера Белку. На миссис Белке, естественно, передник. А маленькие бельчата…