— Отпускайте.

— Обоих?

— Да.

— Номера «БМВ» срисовали. Все в порядке. Без суеты мы с Арнольдом спустились к моей машине. Сели в нее.

— Интересно, почему те, на «БМВ», до точки поленились Пистона проводить? — произнес Арнольд.

— Потому что Моджахеду не нужно, чтобы лишние люди знали о точке. — Я повернул ключ в замке зажигания. Мотор заурчал. — Можно не торопиться. Пока он товар разложит. Как раз успеем.

На полпути нас застало сообщение группы «наружки», выставленной на улице Сахарова:

— Он здесь.

— Где? — спросил я.

— «Контейнер» завернул во двор… Объект вышел… Все, на месте!

— Держите под контролем. Пока не трогайте. Скоро мы будем, — проинструктировал я.

Мы попали в небольшой затор, но вскоре добрались до места. Вот и улица Сахарова — из кирпичных девятиэтажных домов. Вот нужный дворик. Я остановил машину и велел:

— Вылазь, Арнольд, дальше пешком.

Мы вошли в просторный двор. Справа его замыкал бетонный забор школы. Слева стояла котельная. Здесь и работал в поте лица Родион, двоюродный брат Пистона.

Вокруг котельной были разбросаны бутылки и мусор Арнольд поскользнулся, чертыхнулся.

— Вот машина Пистона, — сказал я, кивая на пристроившийся неподалеку автомобиль.

Мы остановились у жестяной двери котельной. К нам подошли Асеев и Князь.

— Пистон зашел туда? — спросил я.

— Ага, — кивнул Князь.

Я вынул пистолет, передернул затвор и спрятал его обратно в подмышечную кобуру. И приказал:

— За мной. Идем на вы.

Внутри стояла пыльная жара. Котельная как котельная — трубы, пустые бутылки, раскладушка с дремлющим алкашом. Еще один тщедушный алкаш сидел на стуле и о чем-то думал. Это был Родион.

— Чего? — недружелюбно осведомился он. Я сдернул его со стула, прошипел:

— Тихо. Милиция. Убью…

— А…

Он не договорил, получил под дых — легонько, но достаточно, чтобы не поднимать шума. Арнольд поставил его мордой к стенке.

— Где? — негромко спросил я.

— Кто? — переведя дыхание, выдавил Родион. И заработал от Арнольда кулаком по хребту.

— Братан твой!

— У, бля, — заныл Родион. — Внизу.

— Стой тихо…

Мы ринулись дальше. На металлической, измазанной машинным маслом лестнице мы спустились вниз. Те же трубы, та же теснота. Тусклая лампа освещала небольшое помещение.

Пистон сидел на ящике, перед ним стоял низкий складной столик. На столике лежал пакет с героином.

Еще на столике перед Пистоном лежал стеклянный шприц с тонкой иглой, там же стоял флакон с мутным веществом.

— Сиди! — прикрикнул я.

Увидев нас, Пистон попытался разорвать пакет — он хотел разметать героин по помещению.

Я прыгнул к нему и двинул кулаком в лоб.

Худосочного Пистона как ветром сдуло с табуретки. Он распластался на полу и закатил глаза.

— Не дышит? — спросил я.

Арнольд нагнулся над ним и улыбнулся:

— Косит.

— Как ты мог такое подумать, — укоризненно произнес я. — Человеку плохо. Его надо подлечить. Вон, во флаконе, кажется, лекарство. Сейчас вколем, и ему будет хорошо.

— Нет! — крикнул Пистон.

Когда разберешь часы, самое главное при последующей сборке, чтобы все части очутились на своих местах и чтобы не появилось лишних деталей. Механизм совершения этого преступления и возникновения героина, от которого погибло столько людей, мы восстановили так, что лишних деталей почти не осталось. А где были детали, которым мы не Могли найти применения, там нам должен был помочь задержанный Пистон.

Изъятый флакон с веществом был отправлен на экспертизу — дело долгое, но я был уверен, что это именно та замочная отрава, продукт отечественных высоких технологий.

— Ну что, Пистон, колись, — сказал я, разглядывая Пистона, который морду имел разбитую и угрюмую.

— А зачем? — нагло осведомился он.

Он принадлежал к типу людей, к которым наглость возвращается моментально, как только их перестают пороть батогами.

— Чистосердечное признание облегчает наказание, — срифмовал я. — Меньше получишь.

— Сказки.

— Зря ты так думаешь.

— Заливай, — еще более нахально ухмыльнулся он.

— Ты прав. Придется тебя отпустить, Пистон.

— Как это? — удивленно посмотрел он на меня, потом усмехнулся — мол, мели, Емеля.

— Вот получу экспертизу, что во флаконе была отрава, от которой образовывался порченый героин. Пошлю бумагу Моджахеду. Думаю, он тебя встретит прямо у этих негостеприимных стен. Я отвернусь, когда он тебе машину подаст.

— Вы не имеете права!

— Имею. Я добрый. Я гуманист. Я не могу тебя долго держать взаперти. Сердце разрывается… Пистон, я не вру. Я правда это сделаю. Этот басмач с тебя живого шкуру сдерет. Ты долго умирать будешь.

Постепенно Пистон въезжал в серьезность ситуации. И бледнел. Бледнел… Потом спросил:

— Что я должен?

— Ты работал на Моджахеда… А еще на кого?

— Ни на кого больше.

— Брось.

— На Малюту…

— И Малюта хотел вытеснить таджика и его товар с рынка. Что еще хотел? Скупить «белый» по дешевке — героин-то порченый, — произнес я.

— Угу, — угрюмо кивнул Пистон.

Картина сложилась такая, как мы и предполагали. Надо знать Малюту — если он чем-то загорится, так запирай ворота. Когда Моджахед начал выбрасывать дешевый героин, экономически вытеснять Малюту, вор в законе, опасаясь открытых боевых столкновений, в которых еще неизвестно, кому достанется победа, разработал план. Пистон в свое время подрабатывал не только на таджика, но и на Малюту. И за некоторое вознаграждение Пистон закладывал Малюте своего босса. Каким-то образом Малюте досталось органическое вещество нового поколения, ушедшее из одного закрытого НИИ, работнички которого в безумном раже распродавали все, что плохо лежит, а лежало там плохо именно все. Сперва Малюта хотел толкнуть вещество, но не нашел покупателя, и тут продавцы яда проговорились о возможностях его оказывать воздействие в совокупности с героином, при этом концентрация такова, что экспертиза ничего не покажет. Тогда и вручил Малюта Пистону вещество и шприц.

После этого работа Пистона на Моджахеда и по совместительству на Малюту складывалась так. Люди Моджахеда уведомляли Пистона о партии героина. Курьер привозил портфель, оставлял в камере хранения, в телефонной будке писал в обратном порядке номер ячейки и шифр. Пистон шел в будку, списывал цифры, потом — камера хранения. Получал товар. Вез его в котельную, где оборудовал тайник. И пока дожидался оптовых распространителей, успевал разбадяжить часть героина сахаром, от чего образовывались приличные излишки, запаять пакеты. А помимо этого, подгорчить героин чуток ядом.

Яд был размещен неравномерно. Поэтому часть героина была несмертельной, часть представляла смертельный яд.

— За что Утютина убили? — спросил я.

— Тютю? Он на Моджахеда работал. Один из активных распространителей был… Я ему тоже пару раз героин сэкономленный скинул по дури. Он просек, что я Моджахедовский товар бадяжу. Обдолбался, заявился ко мне, сказал, что от ментов скрывается, ему из города надо срываться, деньги нужны. Решил, что может их у меня требовать. А то обещал заложить Моджахеду. Я Малюте пожаловался. А Малюте я очень дорог был… Ведь все шло к тому, что у Моджахеда из-за порченого героина очень большие неприятности наставали. Если бы еще и эта порция порченая оказалась, ему бы только и осталось, как по дешевке его скинуть и уезжать из города. Из-за какого-то Тюти чтобы у Малюты все обломилось… Не знаю, кто его убил. Но убили.

Через пару дней мы сидели в кабинете с Асеевым. Город поглотила ночь. Ночь — время не для толпы. Ночь — время для одиночек. По улице прошел одинокий прохожий. Пронеслась одинокая машина. Три ночи. Чего людям не спится? Мы — понятно. Мы — опера. Мы срубили очередную палку, взяли барыгу. Нам спать не обязательно. Мы сроднились с ночью.

— Знаешь, не удастся доказать участие Малюты в этом деле, — сказал Асеев. — Показаний Пистона недостаточно. Мы даже не задержим этого подонка.

— Прав ты, — кивнул я.

— Нельзя, чтобы с рук ему сошло. Нельзя, — покачал головой Асеев.

— Я тоже так думаю. Малюта вообще не имеет права ходить по этой земле. Я его слишком хорошо знаю.

— Ну так что, сделаем его? — пристально посмотрел на меня Асеев.

— Сделаем, — кивнул я.

Мы оба прекрасно знали, о чем идет речь. И требовалось от нас совсем немного. Только шепнуть Моджахеду, как и что. Иногда достаточно бывает раскрыть человеку глаза.

Для этого неплохо бы найти Моджахеда. Но это вовсе не обязательно. Достаточно шепнуть его «шестеркам».

— Это не так трудно, — сказал Асеев.

— Да, — угрюмо кивнул я.

Мне это не очень нравилось. Но иногда надо брать на себя ответственность. Кому нужен опер, подверженный сантиментам?..

Малюта, как мы и рассчитывали, отпарился на нарах в изоляторе пять суток, потом набежали адвокаты, подмазали судью, изменили меру пресечения.

После этого Малюта исчез из города. Мы с досадой решили что он свинтил за пределы России.

Через три месяца, когда повеяло приближающейся зимой и в кабинете было прохладно, мы сидели без всякого желания напрягаться на работу и смотрели новенький телевизор, изъятый у воровской шайки.

— А сейчас — криминальные новости, — с очаровательной улыбкой сообщила дикторша. С таким видом рекламируют шоколад и памперсы. Она рекламировала убийства.

— Ялта. Принадлежащую фирме «Астра» яхту задержали пограничники. Неожиданно оказалось, что судно никем не управлялось. На борту было обнаружено четыре трупа с огнестрельными ранениями — три мужских и один женский, в числе которых один из признанных авторитетов преступной среды тридцатичетырехлетний Валерий Горбушкин по кличке Малюта. Источники из УВД Краснодарского края считают, что речь идет об очередной войне между преступными группировками.

— Расхлопали, — с мрачным удовлетворением кивнул Асеев. — Вместе со шлюхой и двумя «быками».

— Моджахед ничего не прощает, — сказал я.

— Басмач чертов, — покачал головой Князь.

— Да, плохо закончилась для Малюты красивая жизнь, — хмыкнул я невесело. — Море, белый пароход… И киллеры. Киллеры.

— Такова бандитская жизнь, — нравоучительно поднял палец Арнольд.

Тут дверь со скрипом открылась, и в нее просунулась морда Рока.

— За гаденьким? — грозно посмотрел на него Арнольд.

— Я с барыгой стрелку забил, — сказал он. — У него ЛСД — полный альбом с марками. Я столько никогда не видел.

Галлюциноген ЛСД продают нанесенным в очень маленькой концентрации на почтовые марки. Целый альбом — это серьезно.

— Где, когда стрелка? — осведомился Арнольд.

— Через час на Холме он товар покажет, — Рок потер руки.

— Идем на «вы», — сказал я…