Вечный кайф

— Кубик воздуха — и все проблемы, — поддакнул я.

— Все, мужики, так можно много до чего договориться, — отрезал Рыжов.

— Главное мы узнали, — сказал Асеев. — Порченый героин идет от таджика.

— И все равно — слишком много неясного, — покачал я головой. — Слишком много…

Дело потихоньку стопорилось. Знали мы уже немало. Но что со всем этим делать? Моджахед исчез. Золотозубый исчез. Оба как сквозь землю провалились — не удивлюсь, если они вообще дернули из города. А тем временем от неведомой заразы умерло еще шесть человек. Притом четверо — в других областях. Порченый героин начал свое шествие по России.

Между тем Романов, как обычно к концу полугодия, начинал нервничать и нервировать других.

— Знаешь, что у нас палок меньше, чем в прошлом полугодии, почти на треть? — заявил он, вызвав меня для профилактической взбучки.

— Знаю.

— Мы скатываемся по области с первого места куда-то в конец.

— Ну и что?

— Палки нужны. Палки!

Палка — возбужденное дело. Бюрократическая система работает не на результат, а на показатели.

— У нас весь отдел по порченому героину пашет, — обиделся я.

— Я понимаю. Много вы за три дня наработали по нему?

— Немного.

— Результата по порченому героину нет. И палок нет. Работа стоит.

— Все пропало, — поддакнул я.

— Еще не все. Работать надо! — воскликнул Романов. Вернувшись к себе в кабинет и глядя на режущегося в компьютерную игру «Дюк» Арнольда и стоящего за его спиной сопереживающего Князя, я прикрикнул:

— Работа стоит! Все пропало! А вы монстров по экрану гоняете!

— А? — недоуменно протянул Арнольд, нажимая на паузу и приглаживая на плече свою новую джинсовую куртку.

— Наркоманов надо гонять… У Романова приступ депрессии. Показатели съехали.

— А мы при чем? — искренне удивился Арнольд.

— На столе стоит телефон. Так давайте людей своих обзванивайте. Источники напрягайте. Вкалывайте, — призвал я.

Арнольд вздохнул и начал листать записную книжку. Засел за телефон.

— Натаха, — начал он. — Привет, ласточка. Чего, не рада? За тобой должок! Должок, говорю, что ты на свободе… Чего, барыгу сдала, думаешь, обо мне можно забыть? А я о тебе помню… Чего я слышу?.. Ах, ты не наркоманка… А кто, злкоголичка?.. Нет, Натаха, ты наркоманка. И барыг знаешь. Если к завтрашнему дню не додумаешься, кого нам сдать, я тебя, козу, на привязь посажу. Ясно?.. Ну вот и отлично…

Он дал отбой и сказал:

— Натаха обещала на неделе. Барыгу с кокаином.

— Ничего себе! Натаха в такие сферы поднялась? — покачал я головой.

Кокаин — любимый наркотик эстрады и «новых русских». От него возникает эйфория, мир окрашивается в розовые тона. Наркотик богемы начала века. Очень любили его в серебряном веке, образ кокаина проходит через поэзию и литературу. Говорят, хорош секс под кокаин — сильнейшие ощущения. Улет полный. Сейчас это наркотик для очень обеспеченных людей. В США он стоит двадцать-тридцать долларов за грамм, поскольку там Латинская Америка рядом, где этой дряни завались. У нас же до двух сотен «зеленых» цена доходит. Да еще вес кокаина и вес героина далеко не одно и то же. Кокаин вообще только граммами продают, его не колют, а нюхают. Притом когда делаешь дорожку и втягиваешь зелье в ноздрю, кажется, что ничего не происходит, и втягиваешь его еще больше. Так что грамм кокаина — это на один раз. Организм он разрушает не хуже «герыча», порождает сильнейшую физиологическую и психологическую зависимость. По большому счету дрянь не менее опасная, чем героин.

— Давай дальше звони, — понукал я.

— Димон, здравствуй, это я… Ты чего, урод, уже мой голос забыл?… Это Арнольд. Помнишь?.. Давно тебя не слышно. Ах, уезжал… За черняшкой или марихуаной? Ах, лечился… Вылечился? Нет? Правильно, таких только пуля лечит… Чего оскорбляю? Так я любя, Димон. Я тебя ценю. Особенно ценю, что ты мне обещал на Воронежской заставе барыгу сдать… Забыл, да? Тебе как напомнить, чтобы опять в больницу?.. Давай, работай…

Князь уселся за другой телефон.

— Привет, Дюдя… Как кто? Хрен в кожаном пальто, — воскликнул Галицын. — Князь это… Язык проглотил? Не ждал? Ах, работал, искал? И чего нашел?.. Тех самых?.. Дюдя, если мы их возьмем, не пожалеешь.

Галицын нажал на кнопку громкоговорителя, и донесся тонкий голос Дюди — нашего старого источника.

— Князь, они же там снова торгуют. Опять обезьяна эта… Та же самая обезьяна. Феликс.

— Ты к ним вхож? — спросил Князь.

— Могу купить пару «чеков».

— Когда стрелку можешь забить?

— Да хоть сегодня.

— Они на той же самой хате?

— На той же.

— Давай прозванивай им. Забивай стрелу на сегодня. Потом звони в отдел мне… Все, действуй.

— Я без копья сижу, — пробормотал наркоман.

— На закупку бабки найдем.

— Они меньше грамма не дают.

— Наскребем.

— А мой интерес?

— Хороший товар возьмем — не пожалеешь.

— Я тебе напомню. — Голос был какой-то издалека, нервный, напряженный. В общем, голос наркоша, которому надо бабахнуться.

Галицын положил трубку и сказал:

— Помните, в январе мы негров с Таманской улицы хотели брать?

— Студентов политеха? — кивнул я. — Помню. Они на Таманской однокомнатную квартиру снимали.

— Во-во. Потом эти дети джунглей свинтили куда-то… Теперь вернулись. Опять торгуют.

— И Дюдя нам их сдает?

— Сдает.

— Отлично…

Дюдя перезвонил через пятнадцать минут и сказал, что забил стрелку на полшестого.

В предвкушении хорошей забавы я извлек из сейфа три Рации и сунул их в гнезда зарядных устройств. Тут меня и выхватил Романов.

— Собирайся на совещание по порченому героину.

— Куда? — осведомился я.

— К Воропаеву.

— Чего он вдруг проснулся?

— Видимо, на него давить начинают.

— Во сколько?

— В полпятого.

— У нас на полшестого стрелка с неграми. Будем принимать их за героин.

— Сбыт? — заинтересовался Романов.

— Ага.

— Хорошо. Палка на тяжкие пойдет. Но ты со мной едешь.

Неудача. Хотелось мне повалять негров. Один из них торговал героином рядом со школой, предлагал детишкам. Притом тем, кто приходил к нему по первому разу, давал бесплатно, чтобы подсели на героин и потом можно было драть в три шкуры. Достаточно было сказать: «Ай эм Иван. Ай вонт хероин». Ох, при задержании я бы ему этот «хероин» для детишек припомнил… Ничего, пусть ребята с ними позабавятся.

У начальника СКМ ГУВД Воропаева в просторном с лепным потолком кабинете собрались следователь, ведущий дело, а также опера из других служб. Успехами похвалиться не мог никто.

— Знаете, что будет, если дело не поднимем? — строго спросил Воропаев.

— Нет, — брякнул я.

— Плохо будет, — произнес полковник. — А тебе, Стрельцов, особо.

— Это почему? — возмутился я.

— Сильно разговорчивый… Пришло заключение из ЭКЦ МВД по этому героину.

— Нашли что-то?

— Нашли, — Воропаев протянул Романову копию экспертного заключения. — Ознакомься. Прикинь, что все это может значить… Все свободны.

Вернувшись в контору, мы досконально изучили заклюпение. Если отвлечься от всех цифр и диаграмм, получалось, что в наркотики было подмешано какое-то невероятно сложное, не так давно знакомое науке вещество с пятиэтажным названием, которое даже в микроскопических количествах в сочетании с наркотиками приводит к параличу нервной системы и скорой погибели в корчах. Дальше шел примерный список учреждений, где эта хреновина могла быть произведена.

— Этим пусть РУБОП занимается, — сказал Романов. — Они там крутые. Делать им не хрена. Пусть и разбираются, откуда… как его… четыретригидридный… Или… Ну как его?

— Триглокузнаный нитрат… Тринитратный… Тьфу… В общем, яд, — я отодвинул от себя заключение.

— Ничего не понятно, — задумчиво произнес Романов. — Черным по белому написано, что это вещество никакого отношения не имеет к производству героина, появиться там случайно не могло. Вывод?

— Оно появилось там не случайно, — сказал я.

— И кто его туда засунул? Члены общества «Россия без наркотиков»? Секта? Кто?

— Ты слышал, что пакистанцы в Россию в последнее время повадились сплавлять героин, разбадяженный толчеными костями людей, умерших от СПИДа? Чтобы русские неверные наверняка дохли. Чтобы у нас вообще людей не осталось.

— Слышал. И что?

— А ничего. Тут ответ может быть один.

— Какой? — заинтересованно посмотрел на меня Романов.

— А хрен его знает, — с чувством воскликнул я. А что еще скажешь?

— Плохо… — романов прищелкнул пальцами. — Терентий, ты и должен стать тем хреном, который это знает.

Арина сообщила мне, что у нее появилась возможность уйти на пару недель в отпуск. И неплохо вытащить детей куда-нибудь на море.

— В Ялту бы, — мечтательно произнесла она.

— Тогда в Анталию. Там лучше. Хотя сейчас жарковато

— Обожаю жару, — сказала она.

— Тогда тебе здесь надо оставаться. Такое пекло.

— Ох, на море… Как Высоцкий поет — где деньги? — вздохнула жена.

— Ответ ясен.

— Какой?

— Надо последние деньги убить.

— А потом что делать? — спросил Арина.

— А потом подумаем, — вздохнул я.

Честным ментом быть тяжело. Если бы я был нечестным ментом, дети мои не имели бы никаких проблем, жена ездила на «Форде». Правда, если бы я был по-дурацки честным ментом, то ни машины, ни денег на Анталию у меня не было бы. Если бы мы жили только на зарплату, даже в отделе все встало хотя бы потому, что не было бы денег ни на бензин, ни на закупки наркоты. Чтобы жить, приходилось иногда оказывать услуги. Мошенники обули фирму, нагрели людей на очень большие деньги. ОБЭП не чешется — у них дел полно. А я вижу, что дело можно раскрутить. Мы и крутим, берем за жабры мошенника, изымается ворованное, возвращается хозяину. Нам — благодарность в энной сумме. Так же нашли несколько дорогих машин, которых хозяева уже и не мечтали увидеть. Когда есть источники информации и когда в этой работе неплохо ориентируешься, все можно сделать. Главное, не зарываться, не входить сильно во вкус и оказывать помощь только тем людям, которых ты знаешь лично и которые не имеют отношения к криминалу, иначе легко попасть на крючок… Незаконно, да? А законно не давать денег на закупки наркотиков, не обеспечивать транспортом отдел и требовать одного — давай палки?! Упрекнуть меня некому!

Я развез привычно жену и детей и заявился на работу.

В кабинете первое, что увидел, это агента Рока, который сидел за столом и, от усердия прикусив кончик языка, раскрашивал в детской книжке-раскраске Микки-Мауса.

— Нашел работу по душе? — спросил, я.

— Угу, — не поворачиваясь, буркнул он. — Здравствуйте. В углу сидел Галицын и зевал.

— Ну, взяли обезьяну? — спросил я.

— Даже двух. И хату подняли, — сказал Князь довольно.

— Чего вчера не отзвонились? — спросил я.

— Да нигеры нас до восьми вечера за нос водили. Стрелку переносили. Все-таки мы их зацепили.

— Сколько «геры»?

— Полтора грамма героина у Феликса было на кармане. И еще одиннадцать грамм на хате взяли.

— Не хило.

— Отличный героин. Высшего качества. Это тебе не та разбадяженная двадцать раз «дурь», которой барыги на точках торгуют.

— А чего палец перевязан? — спросил я.

— Эта тварь меня укусила, — возмущенно произнес Князь.

— Рассказывай.

— Ох, Терентий, что там было, — улыбнулся Князь. — Мы не раз пожалели, что тебя не взяли.

— А что было?

— Бой быков. Коррида. Охота на львов.

Негр несколько раз откладывал встречу. Потом наконец вышел из дома. У остановки Феликс Имечета выплюнул изо рта заваренный целлофановый шарик с полутора граммами героина, передал его Дюде, получил купюры с переписанными номерами и стал ждать четырнадцатый автобус. На остановке его и взяли. Князь кузнечиком подпрыгнул и ногами дал ему в грудину. Негр завалился, тут на нем защелкнули наручники, дали пистолетом по балде и поволокли на хату с известным нам давно адресом, где ждал его напарник.

Хорошо, что сработал эффект неожиданности. Потому что Феликс Имечета в недавнем прошлом — чемпион Нигерии по боксу в тяжелом весе, а вес его под стольник килограмм. Как-то на него шпана местная наехала, с деньгами кинули, товар отобрать на улице решили, так из шестерых человек трое прописались в больнице, и надолго. Такая горилла — и по морде, и по телосложению, и по физическим , возможностям.

Дверь съемной хаты открыл напарник задержанного — Игбокве Шиджиоке, смотревшийся не гориллой, а недрессированной макакой — страшный, маленький, щуплый, злобный. «Макаку» приковали на кухне наручниками. «Гориллу» уложили мордой вниз в большой комнате. Лежал он смирно, пока из книги с вырезанным внутри пустым пространством не извлекли целлофановый пакетик с «герой». Тут в мозгах у Феликса Имечеты что-то щелкнуло, и он с рыком стал подниматься. Арнольд с Галицыным навалились на него всем весом, прижали на миг к земле. И тут разыгралась сцена, достойная фильма ужасов. С ревом, как Кинг-Конг, Феликс поднимается, рвет наручники и мощным движением раскидывает всех по стеночкам. И всем становится понятно, что сейчас эта туша ринется напролом, и ничем его, кроме пули, не возьмешь.

Асеев поспел вовремя. Взял тяжелую табуретку и с размаху опустил ее на голову мятежного негритоса. Кого другого убил бы, ну а этот рухнул на колени, головой встряхнул и опять поднимается. После второго удара он угомонился ровно на то время, чтобы ему нацепили наручники. Негр лежит, орет. И вторые наручники уже трещать начинают. Ребята его тогда проводом телефонным связали, поверх — нейлоновыми колготками. Запеленали всего, как мумию. Но орал он, не переставая, все время, пока шел обыск.

В общем, прокусил дикарь Галицыну палец и чуть надорвал новенькую джинсовую куртку Арнольда, от чего тот чуть не взвыл в унисон негритосу.

Оба задержанных, естественно, нигерийцы. Наркоторговля — их национальный бизнес. В Нигерии профессионально занимаются торговлей героином два племени. Несколько десятилетий назад наркомафия стала привлекать нигерийцев как идеальных перевозчиков-глотателей. Никто легче них не может перевозить зелье в своем желудке — они умудряются заглатывать по двести грамм героина, был случай перевозки таким манером полутора килограммов «белого», упакованных в презервативы. В глотании нигерийцы тренируются с детства — еще детьми разрабатывают желудок и горло, заглатывая большие виноградины и фрукты.

Долго чернокожие курьеры свое подчиненное положение в мировом наркобизнесе терпеть не могли, постепенно дали заводить собственные дела. Интересно, что у них нет шаек, банд, враждующих между собой. Нет классических оргпреступных структур. У них все построено, как и у цыган, исключительно на родственных отношениях. В свой бизнес они допускают только земляков. Больше никого. Само собой разумеется, что родственники обязаны поддерживать друг друга, стукачество считается просто невозможным. За годы преступной деятельности у них постепенно наработалась хорошая практика перевозки, торговли зельем, противодействия правоохранительным и таможенным органам. Вину свою они никогда не признают. Стоит взять на наркотиках одного, тут же весь кагал толпится в отделе, требуют свиданку, и не оттого, что так обожают его, а для того, чтобы узнать, как и на чем он прокололся, чтобы не повторять ошибок.

Страсть нигерийцев к наркобизнесу известна во всем мире, так что все чаще им приходится подделывать паспорта, где оказывается, что они вовсе и не нигерийцы, а, к примеру, безобидные мозамбикцы. Мало того, для перевозки используют бледнолицых негров, похожих на европейцев. Наркотики они перевозят порой группами до десяти человек и провинившегося земляка пускают вперед, чтобы его задержали с наркотой, дабы тем самым отвлечь внимание таможни. Берут они наркотики в основном в Гонконге. И у всех в мире такое ощущение, будто с веток они слезли специально для того, чтобы торговать героином. Я, конечно, не расист, но если этих морд в городе станет больше, пойду организовывать ку-клукс-клан.

В России крепче всего нигерийские наркоторговцы укрепились в Москве благодаря лумумбарию — Университету дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Там негры крепко занялись своим делом, в результате чего схлестнулись с московской братвой, да так, что во время войны между ними славяне подожгли корпус университета. Потом негры стали исправно платить дань московской братве. Той до фонаря — детей травят наркотиками или младенцев, лишь бы баксы исправно капали.

В нашем городе рассадником этой заразы был политехнический институт. Там с давних времен имелся целый факультет для иностранцев. Политехнические науки черные как смоль братья по разуму осваивали без особой охоты, зато моментально усваивали разговорный русский: «купи хероин», «гони бабки», «ништяк», «я не фраер дешевый».

Ловить гадов надо, но, как всегда, — нет средств и людей. Каждое задержание нигерийцев сопровождается воплями, дракой, скандалом. Отборный мат по-английски и на каких-то загадочных языках диких джунглей. Ну и, естественно:

— Уй, менты! Все врут! Это провокация! — это вообще их любимые слова.

Слово «мент» — одно из первых, которому они обучаются в России.

«Провокация!» — это тоже любимое слово. «Сообщите в посольство!» — это их любимое требование, хотя посольство далеко — аж в Москве, а нигерийского консульства у нас, слава те, Господи, нет.

Или просто звучит утробный рык и вой — это ихнее, народное.

— Значит, подлечили гориллу, — кивнул я.

— Ага, — кивнул Галицын.

— Посла требовал?

— Требовал.

— И по-русски не понимал?

— Да уж куда ему… Потом, правда, разговорился. Сказал — жалко, что взяли. Как раз вверх продажи пошли.

— Почему? — напрягся я. — Потому что у азеров и таджиков городские наркоши брать героин боятся — много народу мрет. А у нигерийцев — свои каналы. Их героин — самый чистый…

— И они цены вздули?

— Да. Немножко.

— Даже негритосы знают, что отравленное зелье гуляет, — отметил я.

— Знают, — кивнул Князь.

— На, почитай, — я протянул Галицыну бумаги. — Заключение по порченому героину.

— А мне можно? — подался вперед Рок.

— Чего? А ну брысь в коридор! — прикрикнул я.

— Вот так всегда, — заныл Рок, выходя из кабинета. Галицын внимательно изучил заключение.

— Может, травленый героин таджикам достался по дешевке? — предположил он. — Не пропадать же такому добру.

— Или продали именно такой героин, чтобы свинью Моджахеду подложить.

— Чтобы разборы пошли, почему людей травит, — поддакнул Галицын.

— Так, — прищелкнул я пальцами. — Или… Картина начала складываться у меня в голове. Я изложил идею Галицыну.

— А что, очень может быть, — кивнул он. — И что это дает?

— То, что для разгадки этого ребуса нам надо зацепить по крайней мере несколько звеньев цепочки распространения таджикского «геры» в городе.

— Как ты зацепишь? К Моджахеду с вопросом обратишься?

— А что, идея, — сказал я.

— Дрянная идея, — сказал Галицын.

— Кто ищет, тот всегда найдет. Информации не хватает. Но ведь мы опера, информация — наша стихия. Прав Романов, надо палки рубить… Надо продолжать палки рубить, понимаешь… Палки — это новые источники информации. Не прав? — спросил я.

— Прав, — кивнул Галицын.

Наркотики — широкий бизнес, сегодня в нем огромное количество потребителей. Потребителя найти — нефиг делать. И пройти три-четыре звена от потребителя к крупному поставщику — тоже в принципе возможно, если задаться такой целью. Кроме того, наркоши все друг о друге знают. Так что «рубка палок» — занятие вовсе не бесполезное.

— Нужно только везение. Чуточку, — взмолился я.

Постепенно я ощущал, что начинаю выдыхаться. День шел за днем без всякого продыха. Последние недели — череда задержаний, допросов, документов. Привычно все, но тут еще этот порченый героин подоспел. В таком темпе люди долго не живут… Если только эти люди не оперативники отдела по наркотикам. Опер — это вообще существо особое.

Вечером в кабинете мы припозднились с Асеевым, а потом извлекли поллитровку водочки, опустошили холодильник, накрыв более-менее приличный стол. Я и Асеев — это не Арнольд. Для нас сороковой градус — это не слишком важная для жизни широта. Но сбросить напряжение иногда надо.

— Ну, за что? — спросил я, поднимая стакан.

— За будущее, — произнес угрюмо Асеев. — Чтобы оно у нас было.

Водка прокатилась по пищеводу, отдаваясь приятным теплом.

— Думаешь, не будет будущего? — кисло произнес я.

— Может, и не будет. Посмотри вокруг. Мы ископаемые, Терентий. Мы устарели. Нас сменяют поколения, вскормленные на «ножках Буша» и героине, одухотворенные сортирной мутью американских боевиков, получившие образование на американской рекламе, жадное до денег и кайфа. Посмотри на них — обдолбавшиеся «дурью», с иссеченными шрамами от игл руками. Или другие — офисные крысята. чистенькие, прилизанные, готовые мать продать за фирмовые шмотки, отдых на Сейшелах, за то, чтобы свинтить за бугор и ездить на «Мерседесах». Спасибо перестройке за победившее на Руси свинство.

— Это дети, — пожал я плечами, — которых воспитывали мы, ископаемые.

— Кто, ты их воспитывал? Я?.. Не мы их воспитывали. Их телеящик и порножурналы воспитывали, — с горячностью тамплиера изрек Асеев. — Они прекрасно знают, кто такой Анкл Бенс, но с трудом представляют, кто такой Федор Тютчев. Химия им известна в рамках приготовления винта, хотя с трудом представляют разницу между кислородом и кислотой, если, конечно, речь не идет о кислотной музыке — тут у них все в поряде. Гниль человеческая, вот кто… Иногда застрелиться хочется. Тупик, Терентий.

— А что ты хочешь? — пожал я плечами. — Птенцы тяжелых лет России — рынка да перестройки. Они на фиг никому не нужны, кроме наркоторговцев и отчаявшихся родителей. И вообще, какой с них спрос — они выросли на западных продовольственных отходах, которые, говорят, меняют генетику… Ну и еще — мы сгущаем краски.

— Это почему?

— Во-первых, обычный конфликт отцов и детей. Во-вторых, у нас просто искаженный профессией взор.

— Искаженный, да? А ты не знаешь оценок, что у нас в городе на том же Холме около пятидесяти процентов молодежи в возрасте от пятнадцати до двадцати пяти сидит на игле? Для тебя это новость?

— Чего ты Холм вспомнил? Самое наркоманское место в городе.

— Нет, Терентий. Это не просто место. Это образец нашего будущего. Новый стандарт. Пятьдесят процентов! Наркоманское стадо, они вместе жуют анашу и винт, колются, воруют, продают и предают, опять колются. Это наказание за какие-то грехи человеческие. Это бездна. Пятьдесят процентов на игле! Защитники страны, будущие Ломоносовы, инженеры, работяги — где вы? Их место прочно занял наркоман со стеклянным взором… Я бы их выжег огнеметом ей-Богу.

— Э, так мы вообще обезлюдеем. И у нас поселятся те же наркоманы, только негры и чурки. Освободим место для таких, как Халик и Феликс Имечета.

— А мы все равно им освободим место. Впереди — новое нашествие варваров. Мы, нация воинов, превращаемся в одурманенные наркотой отбросы человечества. На наше место грядет дикарь. Все так и должно быть.

— Давай выпьем по этому поводу.

— Наливай, — согласился Асеев.

Полбутылки для меня — не доза. Машину я довел вполне прилично, даже забросил Асеева до дома.

Утром чувствовал я себя куда лучше. Иногда хряпнуть водочки — хорошо выбивает усталость и тоску. Только если не часто.

— Во, смотри. Образец письменного творчества. Почти без ошибок, — протянул мне Арнольд бумагу, когда я вошел в кабинет.

Я взял ее. Там округлым детским почерком, почти без ошибок, правда, и без лишних знаков препинания, аккуратно было выведено:

"Рапорт. Для получения достоверной информации о наркобизнесе мне нужно 2 грамма героина.

Подпись — агент Рок". Рок, судя по всему, вполне довольный собой, сидел в углу.

— Это тебе зачем? — осведомился я.

— Для проведения оперативной комбинации, — Рок жадно втянул носом воздух.

— Чего? Где ты слов таких набрался? — спросил Арнольд.

— Здесь.

— Душа горит, да?

— Вы же говорили, если я с вами работать буду, вы поделитесь со мной конфетами, — заявил Рок.

— Ты совсем тронулся? — спросил Арнольд, взяв его за ухо.

— А че?

— Ничего… Видишь, контора простаивает. Где Свинота? Кто обещал?

— У нее не было «белого». Я ей позавчера звонил.

— А сегодня?

— Сегодня не звонил.

— Так звони.

Рок начал названивать.

— Люська… Рок… Пару «чеков» надо. Есть? Ну, мы приедем… Кто мы? Я приеду… Ладно.

Он хлопнул трубкой и торжественно заявил:

— Есть у нее!

— Когда продаст? — спросил я.

— Через час.

— Поехали, — сказал Арнольд.

— Без меня, — произнес я.

— Втроем? — укоризненно посмотрел на меня Арнольд.

— Одну девку задержать — не хватит народу? — возмутился я.

— Ладно, — вздохнул Арнольд.

— Зайди к Татьяне, попроси поучаствовать. Арнольд отправился в ОРО. Это оперативно-розыскной отдел, занимающийся розыском беглых преступников и без вести пропавших. В ментовском народе его прозвали отделом реабилитации олигофренов. Там опером работала Татьяна, она нам помогала, когда задерживали женщин — мужчины обыскивать их права не имеют. Татьяна, ошалевшая от бумаг, которых в ОРО нескончаемое половодье, с Удовольствием принимала участие в нашей веселой работе. Вскоре Арнольд появился с Татьяной.

— Порядок. Уговорил нашу красавицу, — он потянулся к Филейной части девушки и получил от нее по руке. Я кивнул Асееву:

— Ты — старший. Отзвонитесь, если что будет. — Хорошо.

Началась подготовка к мероприятию. А это всегда суета и шум. И, как правило, обязательно что-то забудут, разгильдяи.

— Папку взяли? — спросил я.

— Ага, — кивнул Арнольд.

— Рации зачем вам?

— На всякий случай.

— Не посейте, — погрозил я кулаком.

— Как можно.

В прошлом году посеяли «Мотороллу» во время мероприятий. Полтысячи баксов легко так ушло. Хорошо, ту рацию спонсоры нам купили. Если бы наша, закрепленная была, то до сих пор бы нам за нее кренделей навешивали.

— Не скучайте без нас, — Арнольд встал перед зеркалом, с любовью поправил свою джинсовку.

— Красавец… Двигай, — махнул я рукой.

В кабинете повисла невероятная тишина. Слышно было, как в коридоре шагают. Как Кикабидзе поет: «Мне тишина необходима»… Нужно справки писать. И запросы по порченому героину. — рассылаем их во все концы страны.

Часа через два я совершенно ошалел от справок и запросов. Вывел на экран пасьянс и углубился в него.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал голос Асеева:

— Чего делаешь?

— Вкалываю. Как там палка?

— Средне. Подъедь сюда.

— Чего у вас там?

— Арнольду джинсовку разорвали…

Я остановил машину, вылез из салона, вздохнул прокаленный дневной воздух. Вокруг простирались девятиэтажки — похожие друг на друга, как детские кубики в конструкторе.

Вот он, легендарный Холм, по поводу которого мы ломали вчера копья с Асеевым. Тут наркоман на наркомане. Героиновый заповедник…

Димитский район. Раньше здесь деревня была под таким названием — Низкий холм. Потом пошли массовые застройки, которые пообзывали тоскливо-казенно — пятый, шестой микрорайон. Сюда с давних времен расселяли общаги. Родители нынешней молодежи в не такие и далекие времена сами были прыщавыми пэтэушниками, глушили вечерами на спортплощадках и на территориях опустевших детсадов плодово-выгодный портвейн, заканчивали школы, шли к станку, продолжали глушить тот же самый портвейн, уже не из куража, а из органической необходимости. Они растили детей для тех же самых ПТУ. Только вот времена менялись. И на завод, который многим вправлял мозги, молодому пареньку уже не устроиться — в лучшем случае наймешься таскать азербайджанцам ящики на рынке. И портвейн уже вышел из моды. А вошел в моду он, хозяин душ новых времен — ГЕРОИН!

В принципе оценкам, что тут половина молодежи на игле, поверить можно. Вон, двое чад сидят на скамейке — глаза осоловевшие. Им хорошо. Явно укололись, сопляки. Им лет по четырнадцать, не больше.

С ревом на пригорок взмывает мотоцикл с оловянноглазым пацаном лет шестнадцати — как он не свернет себе шею? Когда-нибудь свернет… На тот же пригорок алкаш катит коляску, наполненную бутылками. Она катится с трудом, упорно цепляясь за камни. И алкаш начинает на нее страшно материться, как на опостылевшую жену. По нему видно, что он с удовольствием избил бы ее, если бы не знал наверняка, что тележке до фонаря — она железная, только руку отобьешь…

Все, хватит любоваться провинциальными нравами. Дом Шестнадцать — вот он. Около него стоит наша машина.

Я вошел в вонючий подъезд с выдернутой из стены проводкой, исписанными потолками и сгоревшим лифтом. Поднялся пешком на восьмой этаж — хорошо, что еще в спортивной форме. Местным жителям, особенно в возрасте, у которых лифты пожгли местные малолетние юмористы, подниматься, наверное, ох как нелегко.

Вот и квартира. Дверь незаперта. Оттуда хай, женский писк, голоса. Я вошел. Все были в сборе — и наши, и задержанные. Крик, визг, слезы, сопли — все было привычно.

К двум повязанным девкам лучше всего подходило название — телки. Притом те телки, которые по возрасту и весу ближе к настоящим коровам. Каждая — килограмм под сто весом. Одна сидела, размазывая обильную косметику по щекам и рыдая в три ручья. Вторая тупо молчала, как буренка в стойле.

Та, что рыдала в три ручья, — это и была Люська, которую наркоманы прозвали Свинотой — она банковала с квартиры и славилась кулацкой жадностью.

Однокомнатная квартира была вся забита умопомрачительным барахлом — пуфики, диванчики, разрисованные подносы на стенах, репродукции. Безвкусица царила страшная.

— Что у вас тут произошло? — спросил я Арнольда.

— Эта тварь… — Он покачал головой и показал на вырванный с мясом рукав. — Терентий, новая куртка, а…

— Излагай.

Провалилось мероприятие по-дурацки. Наши подъехали ко двору, вышли из машины, проинструктировали в последний раз Рока, он отправился в подъезд, и тут оттуда вырулили две девки. Чего их на улицу вынесло? Свинота обозрела сразу всю картину, тут же отнюдь не телячьим чутьем просекла, что к чему, и двинула с подружкой прочь.