- Просто чудесные домашние зверюшки! - в голосе Мак Кехты звенел нескрываемый сарказм. - Да нет, - Этлен нахмурился, потер шею. - Я боюсь, ты неправильно меня поняла, феанни. Я не заступаюсь за них. В конце концов, слишком много моих братьев по клинку пало от рук салэх. Я убивал их и буду убивать. Если на то возникнет необходимость. Я только хочу отдать должное сильному, опасному, непримиримому противнику. Тем более, что это мы сделали людей такими. - Ну, вот еще!.. - фыркнула как дикая кошка сида. - Тут ты можешь меня не переубеждать. Мы. И только мы. От кого салэх переняли железное оружие? Верховую езду? Основы тактики и стратегии? Ремесла? Магию, наконец? Фиал молчала, раздраженно ковыряя обгорелой уже до состояния головешки веточкой в костре. - Видишь. Тебе нечего возразить. Потому, что ты не разменяла ум на высокомерие и гордость, как многие другие. Смекалку на уверенность в своей непогрешимости... - Ты вдруг заговорил как филид, - промолвила Мак Кехта, обиженно надув нижнюю губу. - А не как воин. - Чем плохо быть филидом? - усмехнулся Этлен. - Нет, я не и думаю сменить клинки на свитки и амулеты. Просто я стар. Очень и очень стар. А прожитые годы дают опыт, наблюдательность и, в конце концов, время для раздумий. - Много думать - на кинжал налететь, - отмахнулась сида. - Э, нет, феанни, если бы я меньше думал, давно уже высох бы где-нибудь на карнизе в ущелье. А так хожу, дышу, дерусь, - улыбка старика стала совсем лукавой. - Даю тебе ненужные советы. Лезу не в свое дело. - Так по-твоему, я не следую твоим советам? - Конечно, нет. - А, это ты опять... - Опять. Я слишком хорошо знаю, что тянет тебя, феанни, на прииск Красная Лошадь. - Я этого не скрывала! - довести высокородную сиду, вдову ярла Мак Кехта, до румянца могли не многие вещи в этом мире, но слова телохранителя задели ее за живое. - Красная Лошадь исконная вотчина Мак Кехта. А самоцветы нужны нам для борьбы с салэх! - Да? А я так себе думаю... Договорить Этлену не удалось. Из зарослей донесся громкий выкрик боли, треск ломаемого кустарника, а затем крик пестрого пересмешника - знак тревоги. Фиал рванулась в сторону. Увы, по мнению телохранителя недостаточно быстро, о чем свидетельствовал ощутимый толчок в плечо, который и добавил феанни скорости. Она покатилась под защиту окружавших поляну деревьев, успев сжать пальцы на теплом прикладе изящного самострела, наблюдая как медленно, словно в тягучей патоке, падает потник, накрывая прогоревшие угли, а Этлен длинным прыжком "рыбкой" скрывается во тьме. Слабый свет звезд не отразился от матовых лезвий двух мечей, но они уже продолжали руки старика, в чем сида не и не подумала усомниться. Лежа на спине, Мак Кехта уперлась ногой в крюк самострела, взводя тетиву. Краем уха она отметила, что юноши-сиды вскакивают без излишнего шума и суеты - уроки Этлена не пропали даром. Один за другим молчаливые тени исчезали в лесу. Такие случаи были тщательно продуманы и отрепетированы - кому охранять коней, кому зайти в тыл напавшему врагу, кому отвлекать на себя его внимание. Бельт лег на желобок самострела. Фиал осторожно поднялась на ноги и огляделась. В лесу слышался шорох палой листвы и похрустывание сухих веточек под подошвами сапог. Издали доносились слабые голоса. Что же произошло? Где опасность? Вступить в схватку ей не пришлось. Раздавшийся из лесу хриплый крик хохлатого коршуна послужил сигналом отбоя тревоги. А вскоре к погасшему кострищу вышел и Этлен с близнецами, бывшими в охранении в эту ночь. Лойг поддерживал на весу правую руку, а Дубтах заметно прихрамывал и потирал кулаком поясницу. - Что случилось? - голос Мак Кехты мог, если была на то необходимость, звучать как звенящий клинок лучшего закала. - Прости, феанни, - в один голос произнесли близнецы, при этом Лойг низко склонил голову, как бы подставляя шею под удар возмездия, а Дубтах встал на одно колено. - Я назначу в дозор кого-нибудь другого, - проговорил Этлен, хитро прищурившись. - Порасспроси пока их, феанни, что да как... И растворился во мраке среди стволов. - Дубтах, приведи в порядок костер, - тоном не терпящим возражений приказала предводительница, - Лойг, садись и рассказывай. Пока первый из братьев отбросил в сторону начавший тлеть, издавая немилосердную вонь, потник и сложив "домиком" сухие веточки принялся раздувать угли, второй присел, продолжая баюкать руку. - Я виноват, феанни. Я первый его увидел и излишне понадеялся на свое мастерство... - Кого "его"? - Вначале, я подумал, что это зверь. Некрупный медведь. Он был лохмат и вонял за десяток шагов. Только потому я его и заметил. - Хорошо же ты следил за нашей безопасностью... - Если феанни прикажет, я паду на меч, - вздернул подбородок юноша. - Не прикажу. Здесь каждый на счету и нет места дурацкой гордости. Продолжай. - Потом я решил, что это салэх. Он подкрадывался на двух ногах... - Горный тролль, - на миг оторвался от своего занятия Дубтах. - Какой тролль! - возмутился Лойг. - Всем известно - тролли пяти локтей в высоту! - Тролли это сказки певцов, - оборвала его Мак Кехта. - А в этом салэх-медведе не было, значит, пяти локтей? - Ниже меня. И шел так неровно, словно пританцовывал. Больной наверное... - Больной,.. - Дубтах вновь потер поясницу. - Я хотел ударить его дротиком, но сучок хрустнул под ногой, и он меня услышал. - Хороши оба, - усмехнулась Фиал. - Один смердит, другой трещит валежником. - Дальше все было так быстро, - продолжал Лойг. - Вместо того, чтобы бежать в сторону или назад, он кинулся на меня... - Толковый салэх, - проговорил неслышно выступивший из тьмы в освещенный отблесками пламени круг Этлен. - На его месте я поступил бы так же. Сколько вас можно учить? Атакуют - сокращай дистанцию, ныряй под удар. Противник этого не ждет и в том твой шанс. - Да, он так и сделал. Поймал дротик позади наконечника и крутанул меня мимо себя. - А я бы еще и по затылку наподдал, - нахмурился старик. - Учишь вас, учишь... - Я услышал, как закричал Лойг, - Дубтах подложил в костер пару веточек потолще. - Кинулся на помощь. Юноша замолчал, смущенно сопя. Даже неяркий свет бегущих по сушняку оранжевых язычков огня давал возможность разглядеть румянец на его щеках. - Продолжай, продолжай, - ободрила его Мак Кехта. - Это не салэх и не сид. Это тролль. А может, демон. Я даже не успел замахнуться. - Позволь-ка я попытаюсь угадать, - Этлен присел, по привычке вытягивая больную ногу. - Думаю, он подсел под тебя, подхватил за пояс и кинул себе за спину. Так?
      Дубтах кивнул. - Мастер, - телохранитель потер подбородок. - И у него теперь есть дротик? Снова кивок. - Так я и думал. А после он убежал? - Да. - Хотя мог успеть убить обоих вас, пока подбежит подмога. И даже по два раза каждого, учитывая превосходство в мастерстве. - Что-то я не пойму, - прервала его Фиал. - Кто же это был? - Кто знает? Не зверь. Это точно. Возможно салэх. Я слышал, у них стали появляться истинные мастера клинка. - А что мастер клинка делает один в лесу? Или нам ждать армию в гости? - Что он делает в лесу? Загадка, которую нам, боюсь, уже не разгадать. Второго шанса себя изловить он не даст. Близнецы виновато склонили головы. - Он опасен? - Мак Кехта невольно оглянулась назад, в непроглядную тьму. - Не думаю. Вернее, не опаснее космача или медведя. Но в краях, где бродят такие салэх, я бы удвоил внимание. - И все же я не понимаю, откуда... - Никто этого не понимает, феанни. Не ломай голову. А вы, оба, - Этлен строго глянул на провинившихся братьев. - быстро спать. Завтра мы с вами особо займемся боем без оружия. Не для тог я взялся вас учить, чтобы какой-то приблудный салэх за одну ночь вывел из строя сразу двоих. Молча, не произнеся ни слова, юноши повиновались. Когда шорох их шагов стих, телохранитель задумчиво произнес, глядя в костер. - Не один ли это из тех салэх, что вырезали отряд Лох Белаха? Сида вздрогнула. - Я знаю, феанни, что, а, вернее, кого ты ищешь в окрестностях Красной Лошади. Лох Белах сам был мастером клинка и его воины тоже подбирались один к одному. Куда же они исчезли? - Ты думаешь, Этлен?.. - Да, я думаю, там, где по лесу бродят дикари с такими навыками рукопашной, мог пропасть и отряд посильнее, чем у него. И посильнее. чем наш. - Да пусть они будут хоть трижды мастера, - взвилась Мак Кехта, - Я накормлю их сталью и заставлю подавиться собственными кишками! Этлен покачал головой. - Интересно было бы мне переведаться с этим ночным гостем хоть на мечах, хоть без оружия. - До сих пор у тебя не возникало сомнений в собственном мастерстве. - Непобедимых не бывает, - отрезал воин. Посидел немного, вздохнул и, поднимаясь, добавил: - Пора отдыхать, феанни. Ложись. А я проверю - как там наша охрана. И уже на границе света и тьмы обернулся и взглянул сиде прямо в глаза. - Заметь, феанни, он их пощадил. Грязный, вонючий, зверообразный салэх сохранил жизни двум пытавшимся его убить перворожденным. Есть над чем поразмыслить, верно? ГЛАВА I V Отроги Облачного кряжа, прииск Красная Лошадь жнивец, день пятнадцатый, вскоре после рассвета Утро начиналось как всегда. Скрипнул топчан за перегородкой из корявого горбыля. Шорох одежды. Шлепанье босых ног по земляному полу. В сенях приглушенно брякнуло ведро и осторожно, без удара, притворилась дверь. Гелка убежала к реке по воду. Пора вставать. Рассвело. Я откинул заменяющее одеяло шкуру. Чем хороши полуземлянки, так это прохладой. Даже в прокаленный солнечным жаром последний летний месяц холодный воздух, тянущий из устья шурфа сквозь щели в притворенной ляде, вынуждал ежиться и торопил побыстрее напялить на себя одежонку. Странно подумать, что еще год назад легкий сквозняк вызывал раздражение и досаду. Вот уж воистину - все познается в сравнении. Посидев какое-то время босиком - пол так приятно холодил пятки - я поднялся и начал копошиться по хозяйству. Прежде всего, растопил печь. Еще одна мука, которой мы обязаны упрямому суховею. До этой весны печь внутри дома была благом, спасением не только от зимней стужи, но и от не балующих теплом летних деньков, осенней сырости и весенних заморозков, а тут вдруг стала сущей пыткой! Мне то хорошо - позавтракаю и в холмы, а Гелке предстояло целый день вертеться у пышущего жаром очага. Подбросив в топку дровишек, я волей-неволей полез в шурф. Ох, как не хотелось этого, а что делать? Другого способа хранить припасы у нас еще не придумали. Во всем поселке погреба были только в "Бочонке и окороке" да "Развеселом рудокопе". Теперь остался только в "Бочонке". Шурф, конечно, тоже не выход из положения. Ну, да лучше такое хранилище, чем никакого. Мне еще повезло - от прежних хозяев (или хозяина) участка осталась вместительная ниша в стенке на глубине двух саженей, закрываемая двумя крепкими створками с надежным засовом. Мера предосторожности далеко не бесполезная, если учесть, сколько каменных крыс лазит нынче по выработкам. Каменные крысы. Об этих тварях стоит подробнее. Южанам, не бывавшим в этих суровых краях, боюсь, меня не понять. Смешно сказать, себя-то я южанином давно перестал считать, хоть и увидел впервые небо в имении батюшки в десятке лиг от благословенного Соль-Эльрина. Конечно, крысы живут везде, где ступает нога человека. В амбарах и подполах, в трюмах кораблей и в храмовых лабиринтах бегают, суетятся, посверкивая красными глазами-бусинками, противные грызуны. Серые и черные, рыжие и бурые, говорят, есть даже белые. И не вывести их ни ловушками, ни ядовитыми приманками, ни прирученным лесным котами, ни длиннохвостыми куницами. Даже совместные усилия объединенного круга учителей Школы, составленного как на подбор из чародеев первой ступени посвящения, не давали по настоящему действенного результата. Только временное облегчение. А через пару месяцев крысы возвращались. Так вот, в сравнении со своими северными сородичами эти бестии могут показаться милыми домашними зверюшками. Во-первых, размер. Просто гордость одолевает за нашу каменную крысу. Когда зверь сидит, его голова повыше моего колена будет. А прыгучая! С места до горла человеку достает. Ну, на живучесть, положим, и обычные крысы не жалуются. А этих не зря таки каменными прозвали. Хотя, конечно, это я загнул. Каменными их называют за то, что в камнях, то есть в скалах да старых выработках живут. Что они там жрут? Может заблудившихся старателей? Ну, не стуканцов же. Их сожри, попробуй. Так или иначе, а часто крысиные стаи пробираются в рассечки по ходам, стуканцами прорытым. Поскольку такой лаз и у меня теперь был, несмотря на то, что постарался я его забить горбылем да старыми стойками, гуляли твари пор моим рассечкам, где сами хотели. Одно счастье - на поверхность из выработок каменные крысы выбирались неохотно. То ли света солнечного не любили, то ли свежий воздух их отпугивал. Иначе не спасла бы ни прочная ляда на шурфе, ни железный засов. Схарчили бы ночью, сонного. Их бы и дверцы кладовки не остановили, но, хвала Сущему и неизвестным предшественникам, с умом потрудившимся, ни с лестницы, ни со дна шурфа крысы до желанной цели не дотягивались. Покряхтев больше для своего удовольствия, все равно никто не видит и не слышит, я выволок наверх закрытый плотной крышкой казанок со вчерашней похлебкой и взгромоздил его на печь, а сам вернулся снова в шурф за мешочком муки и ломтем сала в пару фунтов весом. Все-таки худа без добра не бывает. Никогда в жизни мне не удавалось стряпать так вкусно, а главное бережливо, как Гелка. Такой дочкой любой отец гордиться должен. Хоть родной, хоть приемный. Легка на помине моя хозяюшка. Голос Гелки послышался с улицы. С кем-то поздоровалась... Кого это еще принесло ни свет ни заря? Для гостей рановато. Толкнув ладонью дверь, я выглянул наружу. После полумрака шурфа и хижины яркий свет утреннего солнца ударил по глазам, закружил пронзительно-белые пятна, стремительно наливающиеся чернотой, под плотно стиснутыми веками. - Доброго утра тебе, Молчун, и удачного промысла! Около моего нехитрого инструмента для промыва породы стоял Белый. Голова, а, следовательно, начальник над всем приисковым людом, смущенно переминался с ноги на ногу. От этого вся его худая нескладная фигура живо напомнила мне красноголового журавля. Славная птица. Жаль, что так далеко на север не забирается. Гелка, увидев меня, чуть не бегом проскочила в дом, тихонечко поздоровавшись на ходу. Плеснувшая из ведра вода залила ей юбку ниже колена. Нет, надо таки сделать коромысло. Вот сегодня же все брошу и смастерю. - Эй, Молчун, не оглох часом? - голова без особой нужды расправил складки рубахи, собранные у справного кожаного пояса с бронзовой пряжкой и кордом в новеньких ножнах. - Прости, Белый. Задумался. Утра доброго тебе и удачи во всех делах. Я замолчал, глядя на прокаленное летним солнцем лицо гостя, обрамленное снизу окладистой белой бородой, а сверху реденьким венчиком совершенно седых волос. За цвет волос он и получил свою кличку. С таким же успехом за алый оттенок щек и лба мог бы стать Красным. И ведь не спросишь же его напрямую, с чем пожаловал с утра пораньше? Еще обидится. Чего-чего, а обижать Белого мне не хотелось. Совсем не потому, что он голова, выбранный общим сбором всех старателей Красной Лошади. Просто потому, что человек хороший. В мутной водице свою выгоду не ловит. Рубаха на нем-то вон какая - рукава столько раз подшивались, что скоро до локтей достанут, да и латок гораздо больше, чем на моей. А что до пояса, так это для пользы дела. Я молчал. И голова медлил, не решаясь уведомить меня о цели своего визита. То есть, что это я? Как нобль заговорил вдруг. Ты старатель, братец. Червь, в земле копошащийся. Кого сейчас видит перед собой Белый? Так себе мужичонка стоит на пороге жалкой лачуги, щурится. Не высок, не низок. Ни худ, ни дороден. Серединка на половинку. Борода русая, сединой траченная. Виски и вовсе, словно мукой припорошенные. А ведь тридцать четвертую зиму еще не встретил. Будущая таковой быть обещает, если Сущий Вовне не даст помереть осенью. В общем, самый что ни на есть обычный парень с прииска. Разве только рубаха чище, чем у других и залатана аккуратнее. Но это не моя заслуга - Гелка старается. Не дает завшиветь. Да, чуть не забыл. Правое плечо у меня малость выше левого. Это Школа боком выходит. Ученье - свет, а неученым живется легче. Добро, на пользу пошли бы годы за скамьей, выучился бы, в люди вышел. Но с моими талантами путь один - храмовым переписчиком в самом лучшем случае, а годам к шестидесяти - в архивариусы. Да не в столице, а где-нибудь в жутком захолустье, на границе с Великой Топью. - Поговорить бы надо, Молчун,.. - Белый наконец решился вымолвить слово. - О чем речь? Конечно, поговорим. Заходи - посидим, потолкуем... Интересно, что ему от меня нужно? Поселковых законов, как писанных, так и не писанных, я не преступал. - Давай тут присядем, - гость кивнул на перевернутый для просушки лоток. - Давай. И впрямь, в хижине сейчас печь вовсю пылает. От жары на стенку сразу полезешь. Уж лучше на свежем воздухе. Мы уселись рядком, как закадычные друзья. Вот так же, бывало, сиживал я с Сотником. Скоро уж год тому назад. Рука сама полезла за трубкой - она у меня всегда в кармашке на груди, так же, как трут и кресало. Вытащив ее, я вспомнил, что курить нечего. - Ты, это, говорят, все тютюнник ищешь? - вздохнул Белый. Он тоже был заядлым курильщиком и страдал не меньше моего. - Ищу. Только пока без толку. Я сунул мундштук в зубы. Хоть так посидеть, коли курева нет. - Ты поглядел бы в распадке, где вяз молнией расколотый. Когда-то я там натыкался. Лет пять тому назад. Я с интересом глянул на собеседника. Обычно старатели нашего поселка не склонны к прогулкам по округе. Белый несколько смущенно улыбнулся. Пожал плечами. - Найдешь, поделишься?.. - Поделюсь, поделюсь... Только был я там. И не раз. Торчит тютюнник. Одни стебли. Не зацвел он этим летом. - Да уж, - голова повторно вздохнул. - Повымерз, видать. Ну, что ты скажешь, как не задалось с начала года... - Еще бы. С таким морозами... Ну, не о погоде же и видах на урожай тютюнника толковать он со мной пришел! - Ты, это, Молчун, слышал, о чем купцы сказывали? Караван купцов отбыл с Красной Лошади дня три тому назад. Хмурые, издерганные арданы привезли просо, муку, сало, соленую рыбу, иголки, ножи, сапоги... Да мало ли что еще? Цены, конечно, непомерные. Самоцветов, что я отдал за мерку соли, четыре - муки и один моток ниток, с лихвой хватило бы на покупку скромного домика с садиком и фонтаном где-нибудь на окраине Соль-Эльрина. Да у кого язык повернется обвинить торговцев? Пробраться к нам по нынешним временам уже само по себе подвиг, требующий весомой оплаты, а им ведь придется совершать обратный путь. Но едва ли не большим спросом, чем товары, пользовались рассказы купцов о событиях большого мира. О войне с перворожденными. О жизни в королевствах... Хвала Сущему, за это платы пока еще никто не брал. - Купцы много о чем говорили, - я действительно никак не мог взять в толк, к чему клонит голова. - Так за что ни возьмись, все каким-то боком нас трогает. - Это точно, - вот в чем, в чем, а в мудрости и прозорливости Белому не откажешь. - Говорят, Экхард вздумал самоцветы в Лесогорье искать. Рудознатца ученого снаряжает. Из самой Вальоны. - Вальона - славный город. - Ты бывал там? - Не привелось. Видел издалека. С побережья. Он ведь на озере стоит. - Счастливый ты человек. Повидал в жизни. А я всю жизнь мечтаю на мир поглазеть. И, видно, уже не успею. - Тьфу на тебя, Белый, - я сплюнул и сотворил пальцами знак от сглаза. - Ты что - помирать надумал? - Да нет, - он глянул на меня удивленно. - Я не то думал сказать. Был я вольной пташкой, старателем, и не сподобился, а теперь головой выбрали... За все в ответе перед обществом. Что теперь о путешествиях думать? - И то верно. - Так вот я думаю себе. Рудознатец рудознатцем... А ну, как не найдет он ничего? Не вздумает Экхард нас к рукам прибрать? - Экхард может. Я вспомнил рассказы торговцев о порядках в Ард'э'Клуэне . О регулярных казнях на площади Фан-Белла, о бесчинствах конных егерей и зреющем недовольстве талунов. Монарху арданов только попади под крылышко - обдерет как липку. Куда там перворожденным. - А про Мак Кехту слышал? - похоже, мысли наши двигались в одном направлении. - Говорят, лютует он в Левобережье. Сколько людей побила. Факторий, хуторов пожгла... - Вот! А я про что толкую? - взгляд Белого вдруг стал острым и холодным, словно клинок двойной закалки. - Где Левобережье, а где мы... - Может и так. Только я остроухих давно знаю. Ты вот, сколько лет на прииске? - Восемь в цветне было. - Вот. А я - скоро двадцать. Если остроухие считают Красную Лошадь своей вотчиной, рано или поздно она к нам заявится. А тогда... Голова зябко передернул плечами. У меня тоже мороз пошел по коже, несмотря на припекающее спозаранку солнышко. - Я парням сказал еще зимой - оружие, какое от находников осталось, собрать, вычистить, жиром смазать и держать в исправности, - продолжал Белый. - От мечей, конечно, проку мало. Кто у нас ими драться обучен? Никто. Вот только был... Он махнул рукой. Я кивнул. Что тут скажешь? А перед глазами вновь возникла морозная ночь, багровые блики костров и скользящий сквозь толпу Сотник с клинком в руках. - Да чего уж там... Мечи сложил про всякий случай. Пусть лежат - есть не просят. А вот копья, секиры, пара шестоперов... Четыре самострела есть. Только бельтов к ним маловато. Тут у нас один... Ты Хвоста знаешь? Я опять покивал. Кто ж на прииске Хвоста не знает? Пожилой трейг кличку свою получил за пристрастие к шапкам, украшенным лисьими и барсучьими хвостами. В отличие от многих, о себе он рассказывал охотно. Как повздорил с бароном, был порот нещадно, закован в кандалы. Исхитрился удрать в лес. К вольным ватагам не прибился - блуждал один, пока не подстерег барона и не спровадил меткой стрелой в Нижний Мир. Сменял горшки на глину! Наследник вместо благодарности объявил награду за голову дерзкого смерда и пришлось Хвосту уходить на север. В Ард'э'Клуэн, а потом и еще дальше - в земли, подвластные перворожденным. Старый лучник был одним из немногих, кто совмещал старательский труд с охотой в холмах.
      - Знаешь, - вел дальше голова. - Так вот, я его попросил луков наделать. Пяток смастерил. На больше, говорит, материалу нету. Сухожилия нужны. Дерево особенное. Выдержанное. Ну, да ладно. И на том спасибо. Подспорье невелико, но на безрыбье и жабу сглотнешь. Что ты все молчишь и киваешь? - Так я ж Молчун. - Скажи хоть что-нибудь. - Что говорит? Вижу я - ты обороняться хочешь, если кто вновь наедет. Так? - Так. А ты думаешь - зря? - Может и не зря... Откуда мне знать? Я ж не боец. Отродясь в войсках не бывал. Из меня в таком деле советчик, как... - Да я понимаю. Эх, был бы Сотник живой! - В одиночку, в березозоле люди в лесу не выживают. Это было жестокой правдой. Наверное, прирожденный охотник, дитя природы вроде Хвоста, снаряженный ловчей снастью, огнивом, топором смог бы продержаться до прихода тепла. Но мой друг им не был. И, скорее всего, его косточки, давно обглоданные волками, белеют вперемешку с костьми капитана Эвана где-нибудь на дне глубокого оврага. - Это верно, - согласился Белый. - Да пребудет с ним благодать Оленьего Пастуха.
      - Да пребудет. - Ты тоже сможешь помочь нам, Молчун. Не меньше Сотника. Признаться, я опешил. - Я? Как я могу помочь? Белый помедлил, собираясь с духом. Как видно, разговор давался ему с трудом. - Я видел, что ты умеешь, Молчун. И я хочу, чтобы ты был со мной, коль начнется какая заваруха. Вот. - О чем ты? Что я умею? - Все темнишь? - Да ничего я не темню! - меня начала разбирать злость. - Говори толком. - Тогда... Ну, в ту ночь, когда... Когда ушел Сотник. Ты выстрелил пламенем в Эвана. И не говори, что этого не было. Я видел своими глазами. И не только я. - Так вот ты о чем! - я готов был самому себе надавать подзатыльников - сколько лет удавалось скрывать свои доброго слова не стоящие способности к магии и на тебе! - показался во всей красе. Добро, если бы с пользой, а то... - Об том и толкую, - похоже, после первых слов Белому полегчало. Возвращалась прежняя уверенность. Придется его разочаровать. - Ерунда, Белый. Не бери в голову. Любой жонглер в Фан-Белле может выкинуть штуку почище этой. - Э-э, нет. Бродячих циркачей я нагляделся за свою жизнь. Это не то. Ни один из них не выпустит струю огня на двадцать шагов. Вот. Тут другое. Ты - чародей, Молчун. И ты нам нужен. - Да какой же из меня чародей! Ты хоть видел настоящего мага? - Видел. И сейчас на него гляжу. Нет, ну просто слов не хватает! А отмолчаться, похоже, в этот раз не выйдет. Хоть молчание - золото, а спасаться серебром надо. Только как, скажите на милость, объяснить этому седому, въедливому мужику, что удрал из Храмовой Школы потому, что осознал ничтожность своих способностей? Как растолковать, что Сила, разлитая, рассредоточенная в Мировом Аэре, просто так в руки не дается? И даже очень хороший маг, жрец высшей ступени посвящения, по сути, бессилен без предварительно заряженного амулета. Потому, что одно дело - воспользоваться сконцентрированной, чистой Силой, сформировать и направить поток в нужное русло, а совсем другое - собирать ее по крупице и лепить из них нечто такое, что можно применить с пользой для дела. Поэтому главным признаком, по которому строгие учителя Школы определяли, состоишься ты как маг или нет, как раз является умение собирать Силу, черпая воду решетом, и заряжать амулеты. Этому искусству я так и не смог научиться. Не дано. Хотя у меня вполне сносно получалось работать с готовыми, напитанными кем-нибудь, амулетами. А кому нужен маг-нахлебник, пользующийся плодами чужого труда? - Послушай, Белый, - я постарался придать голосу как можно большую убедительность. - Я - не маг. У меня нет никаких способностей. То, что ты видел в ту ночь, не Знак Огня, а так, пшик, не способный зажарить даже перепелку. - Хорошенький пшик! Струя пламени толщиной в руку! Если бы Эван не увернулся... - Да он и не уворачивался! - Скажешь тоже! Как же он тогда не сгорел? - А я что говорю? Настоящий маг сжег бы и Эвана, и десяток людей из толпы, а еще пропалил бы дырку в дальнем холме. То, что сделал я, это видимость, а не волшебство. С перепугу, что называется. А силы в моей магии раз, два и обчелся! Да я сейчас и трубки не разожгу без огнива. Веришь? - Не верю. Ну что тут поделать? - Молчун, - голова мягко взял меня за рукав. - Молчун, мне все равно, за что тебя изгнали твои собратья-чародеи. Мне наплевать, сколько тайн ты хранишь за душой. От кого скрываешься и что скрываешь. Помоги нам. Поддержи в трудное время и тебя поддержат, когда придется туго. И тут меня окончательно разобрала злость. На самого себя прежде всего. На упрямого Белого, привыкшего верить прежде всего своим глазам, а потом уже чужим речам. Перед славным выбором он меня поставил. Отказаться? Самое честное решение, конечно. Но, поскольку убедить Белого в своей магической несостоятельности мне все едино не удастся, отказом я сразу противопоставлю себя не только голове прииска, но и той упрямой кучке старателей, что стремится сделать нашу жизнь как можно более похожей на человеческую. В глубине души я хотел быть с ними. Хоть малой малостью, а помочь. Только не нужен им Молчун-старатель, Молчун-траппер, Молчун-недоучившийся жрец. Они хотят видеть рядом с собой Молчуна-чародея, способного, если приспеет надобность, щелчком пальцев испепелить авангарды армий Экхарда, движением бровей спустить с гор каменную лавину на головы сидам ярла Мак Кехта. Значит, и согласиться я тоже не мог. Нельзя допустить, чтобы в тебя поверили, заронить надежду, а потом подвести в самый трудный момент. Это хуже предательства. Поэтому я покачал головой. - Извини, Белый. Я не могу тебе объяснить, а, вернее, ты не хочешь слушать мои объяснения. Не маг я... Очевидно, голова все-таки надеялся уговорить меня. Вот что бывает, коли уверил себя в несуществующем. Как ребенок малолетний, право слово. - Вот ты как, значит, Молчун? - глаза его опасно сузились. - Моя хата с краю? - Послушай... Продолжить я не успел, да и не знал, по правде говоря, что еще сказать. дверь моей хижины отворилась и за порог выскочила Гелка. С ведром. Опять по воду - не иначе стирку затеяла. Щеки ее раскраснелись от печного жара так, что почти не видать стало. Пробегая мимо нас, она перекинула рыжую косу за спину и, потупившись, - меня девка до сих пор робела, не говоря уже о Белом протараторила скороговоркой: - Лепешка на столе. Будешь уходить - рубаху оставь. Я там чистую положила. Вот умница дочка! Ну, когда раньше я по два раза на месяц чистую рубаху надевал?
      - Спасибо, белочка. Сама-то хоть поела? Гелка кивнула на бегу и скрылась за отвалом подле покосившегося домишки, где раньше жил Карапуз. - Золото, а не девка, - переполнявшее меня умиление просилось поделиться хоть с кем угодно, а чем Белый плох для такого случая? - Просто чудо, - отозвался голова и вдруг скривил гаденько губы. - А правда парни болтают, Молчун, ты с Гелкой как с бабой живешь? Вот тебе, старый, и имперская пенсия! Только размякнешь, высунешь краешек души из-под заскорузлого панциря одиночества, а тебе тут же - на - ведро помоев! И кто? Белый, которого уважал я, пожалуй, побольше чем кого иного. Это что ж про меня треплют по закоулкам остальные? Сам не заметил, как на ногах оказался. В руках - ворот рубахи Белого. Даром, что он на полголовы выше, да в плечах шире, да в драке, верно, не такой олух и корд на поясе. - Счастье твое, падаль, - прорычал, не узнавая собственного голоса. - Что не маг я. Я б тебя горсткой пепла развеял к хренам собачьим! Голова перетрухнул. Еще бы! Хотел просто уязвить, а может через стыд приневолить к делу, к которому добром не уговорил. А вышло-то еще хуже. - Ты это, Молчун... Ты что... Тише... Тише... Побелевшие губы слова выплевывали судорожно, неохотно. А за оружие и не подумал схватиться. - Пошел прочь, голова, - пальцы разжались, давая хлипкому полотну медленно выскользнуть на свободу. Белый плюхнулся задом на лоток. - Убирайся и никогда ко мне не приходи больше. Слышишь? Никогда! Я развернулся и пошел в дом. Хотелось плюнуть в перекошенную страхом рожу, но гнев уже уступал место брезгливости. Всяк меряет людей по себе. И приисковая братия ничуть не лучше любой другой толпы. - Молчун, ты что - расстроился? Слова Белого позади доносились слабо сквозь барабанный бой пульсирующей в висках крови. - Молчун, ты что? Я ж так ляпнул... Источенная непогодой дверь, знакомая до каждой трещинки, каждой отколовшейся щепочки с громким стуком захлопнулась, едва не оборвав петли. Дверь-то в чем виновата? Я прижался к ней спиной и затылком, словно Белый станет ломиться следом. Вот еще глупости. Наверняка, он уже ушел. В доме аппетитно пахло свежеподжаренными лепешками и горячей похлебкой на дичине, но есть не хотелось. Прошла охота. Хотелось найти побольше тютюнника и выкурит подряд трубок пять. Или лучше глотнуть полным горлом обжигающего хлебного вина. Такого, как варят веселины на зависть соседним народам. А еще хотелось бросить все к стуканцовой бабушке, достать припасенный на черный день мешочек с горстью топазов и рвануть куда глаза глядят.