Конечно, споры и стычки не исчезли сами по себе, продолжая изредка вспыхивать, радуя сердца и души привычных к такому образу жизни стариков. Но большинство пригорян сумели найти другие занятия. Они нанимались в армии королей и вождей, благо стычки не прекращались по всему широкому миру. Одно присутствие отряда наемников на поле боя зачастую решало исход сражения. Вступали в охрану караванов, движущихся сухим путем или водным, без разницы; сколачивали вольные отряды, которые, заключив договор с правителем той или иной территории, запросто могли очистить леса от разбойников, а воды от пиратов; могли взять на себя усмирение крестьянской войны, восстания рабов или баронского бунта. За единственную службу они не брались никогда. Никто не слыхал, чтобы пригорские воины нанимались в телохранители. Кстати, в отличие от своего ближайшего северного соседа - Приозерной Империи пригоряне не признавали рабства. Свободный народ не считал достойным пользоваться этим достижением цивилизации. Но это не мешало извлекать из него немалые выгоды, снабжая дешевыми рабами виллы и мануфактуры озерников. Промысел работорговли оказался даже выгоднее военного ремесла потому, что пользовался постоянным спросом. Вот и забирались отряды пригорян в прилегающие к Империи земли. В хляби Великого Болота и засушливые степи к востоку от Озера, в края, подчиняющиеся вольному городу Йолю, и в Белые холмы. Добирались они до укрепленных городищ поморян, в Повесье и Трегетрен, и даже в дальний Ард'э'Клуэн. Восточной марке Трегетрена от работорговцев доставалось поболее, чем другим краям. Причиной тому было: во-первых, удаленность ее от столицы королевства, и, следовательно, от гвардии и регулярной армии Витгольда, во-вторых, непосредственная близость Приозерной Империи и ее главной транспортной артерии - Ауд Мора. Вот потому-то и несли пограничную стражу немногочисленные баронские дружины. В строгой очередности, установленной приказом маркграфа Торкена Третьего Залесского. И никто не думал увиливать. Крестьяне хоть и всего-навсего грязные немытые холопы, рабочий скот, но бароны понимали, что без них быстренько околеют с голоду. Потому и о бунтах в Восточной марке не помышляли. Постоянных стычек вдоль южной границы хватало, чтоб охладить самые горячие головы и вволю намахаться железом. Для отряда Дорга, насчитывающего каких-то два десятка дружинников, включая самого барона, сцепиться с караваном пригорян означало верную смерть. Каждый южанин в драке стоил трех, а то и четырех его воинов. Пожалуй, из всех лишь Лемак да Дорг могли на равных поспорить с работорговцами. - Чернявые, говоришь? - задумчиво протянул барон. - Скрытно идут? - А? Чего? - стушевался селянин. - Прячутся или по дороге едут? - растолковал вопрос командира Курощуп. - Дык... это... знамо дело - по лесу... Кабы по дороге, рази ж я... - Ясно, - отрубил Дорг. - Вооружены хорошо? - Дык... это... темный я... - Мечи видел? - Угу... Это... видал. - Арбалеты? - Чего? - Самострелы, по вашему... - Это... были... вроде... - Так были или вроде? - Это... темный я... - Да уж вижу, что темней не бывает. Копья? - Видал... Вроде... - "Вроде" да "вроде", - вздохнул барон. - А караван большой? - Большой... Вроде... - Тьфу ты, пропасть! - выругался, сплюнув, Лемак. - На кой ляд ты нам сдался такой помощничек? - Дык... это... - Довольно, - Дорг расправил плечи и оглядел свое воинство. - Я все понял. Он принял решение. Умирать в неполных двадцать три года нелегко, но смерть в бою лучше вечного позора. Никто не скажет, что семнадцатый барон, несущий на щите знак красной рыбы, струсил и опорочил память славных предков. - Выступаем немедленно. Колонна по два. Лемак в дозор. Тревога - крик сойки. Дружинники деловито засуетились, подтягивая ремни амуниции. Те, у кого были мечи, проверили насколько легко клинки покидают ножны. Арбалетчики взвели и зарядили оружие. - Дык... это.. ваша милость,.. - напомнил о себе поселянин. - Ты еще здесь? - деланно изумился Лемак, приподнимая бровь. - Ну... дык... того... - Держи, - барон швырнул мужику мелкий медный грошик, затертый до такой степени, что оставалось лишь догадываться, чьей чеканки монета. - Благодарствую, ваша милость, - селянин склонился, коснувшись шапкой земли, и особо не выпрямляясь попятился к кустам. - Вперед, - скомандовал Дорг отряду и тронул шенкелями коня. Ловкий тряхнул головой и уверенно зашагал по неприметной тропке под сенью все еще зеленых листьев. Впереди барона маячили спины двух бойцов, Глота и Козюли, самых умелых и опытных в отряде после десятника, который, подняв гнедого в легкую рысь, скрылся за сплетением веток. Лес настороженно молчал, словно сопереживая невеселым мыслям людей. Едва слышно поскрипывали ветви под гуляющим в вершинах ветерком. Шли недолго. Дорг успел всего пять раз вознести молитву Небесному Огню, рассчитывая вымолить помощь свыше в предстоящей схватке. Надежды уладить дело добром не было. Физиономия Лемака, вынырнувшего из колышущейся зелени, несла печать сосредоточения. - Там. На поляне. Шагов тридцать. Вроде как жратву варят, - произнес он вполголоса. - Дневка у них, вроде... Тьфу, холоп проклятый, прицепилось же!.. - Много их? - С десяток будет. Близко подобраться забоялся - заметят. - Оружие? - Все, как холоп обсказывал - мечи, арбалеты есть... вроде... тьфу! - Курощуп шлепнул себя по губам. - Виноват, ваша милость. Арбалетов два видел. У охраны. Они ж хитрющие - без часовых жрать не сядут. Может в подводах еще есть. - Да. Это тебе не лесные молодцы... Барон подумал немного и приказал: - Я, Глот и Козюля выедем на поляну. Попробую решить дело миром, - кислое выражение лица Дорга показывало насколько мало он сам верит в мирный исход встречи. - Ты с парнями из кустов ни шагу. Лошадей тут оставишь, чтоб не выдали. Арбалеты приготовьте. Да, целить с умом, а не все в одного, как давеча... - Понял, понял... Не подведем... - Гляди у меня! - Ваша милость... - Все. Во имя Огня Небесного. Пошли. Барон, а за ним и посерьезневшие Глот с Козюлей, двинулись через подлесок нарочито беспечно топча громко захрустевшие ветки. Должно быть слышно только их.
      И пригоряне услышали их приближение. А, кроме того, догадались по звуку, скорее всего, сколько непрошеных гостей выбирается к их котлу. Потому и особой тревоги не проявили. Работорговцев оказалось и впрямь не больше десятка. Двое охранников небрежно оперлись о телеги, лениво поводя арбалетами вслед двигающимся к костру всадникам. Четверо играли в какую-то игру по одним стрыгаям ведомым правилам лупили о землю белыми кругляшами и вяло переругивались, замеряя расстояние между отскочившими битками "шажками" пальцев. Один чинил конскую сбрую, еще один, похоже, дремал, привалившись к колесу. Кашевар, вытянув губы трубочкой, пробовал с длинной поварешки даже на вид обжигающее варево. Навстречу Доргу шагнул пожилой пригорянин - по всему видно старший каравана. Барона не сбила с толку густая проседь в волосах и кругленькое пузцо, туго обтянутое кольчугой. Вкрадчивая мягкость движений и цепкий взгляд из-под полуприкрытых, вроде как по беспечности, глаз выдавали противника смертельно опасного. Не доезжая пяти шагов до костра барон остановился. Приосанился. Новичком в ратном деле он себя не считал, но было бы легче, если б противник оказался ближе по возрасту. - Я барон Дорг Красная Рыба. Волею, данной мне маркграфом Торкеном Третьим, несу покой и заступу этим землям. Кто вы и что здесь делаете? - Кайн из клана Каменный ручей, - неспешно отозвался пригорянин. - Волей Сущего Вовне мирный торговец. Белесые глазки впились в лицо барона похлеще пиявок - и захочешь не оторвешь. - Каким товаром торгуешь, купец Кайн? - барон сделал вид, будто поверил собеседнику с первого слова. - А волей проверять честных купцов тебя тоже твой маркграф наделил? - холодно осведомился Кайн. - Ты забываешься, купец. Здесь ты в моей власти, - Дорг открыто шел на провокацию. - Наверное, у тебя за спиной отряд умелых лучников, барон? Или эти два бойца способны заменить сотню? - Чтобы справиться с твоими караванщиками потребуется сотня бойцов? - Дорг усмехнулся в усы. Пригоряне откровенно зубоскалили. Шорник отложил в сторону шило с дратвой и полировал рукавом лезвие клинка. Игроки потягивались, разминая плечи, но за оружие не хватались. - Почему бы нам не решить дело миром, барон? - Кайн потер щеку. - Если ты убедишь меня, что вы просто купцы. - А кем же мы можем быть? - Последнее время маркграфа тяготит мысль, что слишком много его подданных появляется на рынках Приозерной Империи. В кандалах и с клеймами рабов. - В чем тут моя вина? - Покажи, что у тебя в подводах. - Я могу дать слово чести, что рабов там нет. - Я должен убедиться сам. Дорг понимал, что никаких пленников в телегах он не обнаружит. Просто их там еще нет. Еще. Он рассчитывал увидеть цепи, оковы, колодки и прочие атрибуты ремесла работорговца. И уж тогда Кайн не отвертится. Нежелание караванщика знакомить его с содержимым повозок прибавляло уверенности, что селянин поднял тревогу не зря. Легонько толкнув шпорами Ловкого, барон заставил его переступить вперед на два шага. Ближе к телегам. Неспешно, но решительно Кайн заступил ему дорогу. Прочие караванщики поднялись с земли. - Ты противишься воле маркграфа, купец? Кайн молчал. - Прикажи своим людям положить оружие на землю и отойти в сторону. Мне нужно убедиться - охотитесь вы за холопами или нет. Пригорянин нахмурился, пожал плечами: - Видит Сущий, я не хотел такого исхода... Его рука небрежно скользнула за плечо к оплетенной ременным шнуром рукояти. И в тот же миг Дорг, давно ожидавший такого исхода, слитным движением повода и шпор поднял коня на дыбы, прикрываясь щитом от арбалетчиков. Кайн, выхватывая меч, стремительно ушел из-под нависших над головой копыт. Солнечный луч неярким бликом соскользнул с отточенного лезвия. Ловкий заржал жалобно и прыгнул высоким курбетом. "Угробил коня - зубами загрызу," - пронеслось в голове Дорга. Щелкнули арбалеты работорговцев. Глот перекатился через круп своего коня, безжизненно дрыгнув руками. "А что с Козюлей?" Но тут барону стало не до Козюли. Ловкий завалился на бок, безжалостно расплющив защищенную легким наголенником ногу седока. "Где же Лемак?" - пробилось сквозь багряную пелену боли. Курощуп не заставил себя долго ждать. Слишком уж охоч до драки, чтоб промедлить.
      Вначале из кустов ударили самострелы. Шорника пригорян унесло под телегу, еще один скорчился, хватаясь за плечо. Вот и весь результат... Верткие работорговцы просто так под бельты не подставлялись. А потом на поляну сыпанули орущие и размахивающие оружием дружинники. Дорг приподнялся на локте, силясь вытащить ногу из-под бьющегося в конвульсиях коня. Прямо над его головой промелькнули потрескавшиеся подошвы. Дружинник (кто же это? ах, да - Брех) налетел на Кайна. Слева и справа барона огибали остальные воины. Пригоряне встретили их баз суеты и спешки, не отходя от прикрывающих фланги телег. Первая же сшибка лишила дружинников барона численного превосходства. Эх, поторопились с атакой. Нужно было еще раз стрелами ударить, а уж потом... В этот раз напористость Лемака, так выручающая иной раз в драках с контрабандистами либо бунтовщиками, подвела. Добыча попалась не по зубам. Кайн вился волчком: правый меч прямым хватом, левый - обратным. На Бреха он не потратил больше одного движения, как, впрочем, и на следующих троих. Мастерство вождя пригорян превосходило любые, самые смелые предположения. Дорг, впервые взявший в руки меч лет эдак в девять, не мог не признать - по сравнению с ним он выглядел бы неуклюжим неумехой. А уж дружинники, которые не были воинами в десятом поколении, проигрывали и подавно. Правда Лемаку удалось огреть одного из работорговцев кистенем по затылку. Южанин чересчур увлекся, выпуская кишки молоденькому белобрысому воину, чьего имени барон не смог вспомнить. В считанные мгновения из двадцатки атакующих на ногах остались восьмеро. Да Дорг, придавленный конем. Да Козюля, пускающий розовые пузыри в тонких побегах лещины. Дружинники, сгруппировавшись вокруг десятника, медленно пятились к лесу. Пригоряне не спешили, подкрадывались к ощетинившемуся копьями строю осторожно. Двое перезаряжали арбалеты. Кайн пружинистым шагом подошел к барону. Покачал головой осуждающе, как умудренный опытом старший брат. - Зря ты понадеялся на силу, - голос пригорянина звучал осуждающе, но в нем не слышалось гнева или торжества. Если и были эти чувства, то заглушались холодным трезвым расчетом. - Будь ты проклят, - выплюнул сквозь стиснутые зубы Дорг. - Ты дорого за это заплатишь! - Да? И кому же? Уж не маркграфу твоему неповоротливому? - Если бы я был на ногах... - Что бы изменилось, мальчишка? - Дай мне встать и увидишь. - Нет. Не дам. Взмах меча... Доргу поневоле захотелось зажмуриться. Несмотря на напускную браваду, смерти барон боялся. Но он сдержался, призвав на помощь всю силу воли. "Что ж он не бьет?" И вдруг караванщик дернулся всем телом и медленно начал заваливаться вперед. Пониже его левой ключицы возник окровавленный стальной остряк. "Стрела? Чья??" Одновременное "Ах!" из полудюжины глоток прошелестело над поляной. А из кустов продолжала лететь оперенная смерть. Безошибочно находя отнюдь не беззащитные жертвы. Пригоряне и не подумали сдаться или искать спасения в бегстве. Несколько стрел шоркнуло по сухой траве, отклоненные мечами, но гораздо больше втыкалось в теплую плоть. Лук - не самострел. Хороший стрелок спускает с тетивы третью, когда первая находит цель. Про трегетренских лучников частенько говорили: "Он носит две дюжины смертей в колчане". Осознание спасения еще не успело укорениться в сердце Дорга, когда все было кончено. Работорговцы валялись безжизненными куклами, утыканные длинными - два локтя в длину - древками. - Добивай паскуд! - проорал Лемак, первым бросаясь кромсать мечом тела. Дважды приказывать дружинникам, только что потерявшим больше десятка товарищей не пришлось. - Курощуп, ко мне! - барон через силу поднялся, упираясь рукой в землю. Вытащи... И тут на поляне показались нежданные спасители. Суровые бородатые мужики, одетые кто во что. У многих длинные светло-русые патлы заплетены в косички, свисающие с висков. С первого взгляда ясно - веселины. В руках мощные даже на вид луки. На поясах у кого меч, у кого топор или палица. Лесные молодцы? Вот так встреча! Попали из огня да в полымя. Дружинники тоже быстро сообразили что к чему. Оставили караванщиков, оттянулись к стонущему командиру. Освободив с помощью Лемака ногу, Дорг подняться не смог сидел, тщетно пытаясь разогнать плясавшие перед глазами разноцветные точки, возникающие от нестерпимой боли при малейшем движении. Разбойники с нескрываемым превосходством оглядывали затравленных, словно обложенный в тростниках Ауд Мора кабан, баронских людей. - Что рожи то воротите? - высунулся вперед один из лесовиков - рыжий до огненности - не иначе, ардан. - Железяки на землю, помрете без муки. - А хрена лысого не нюхал? - набычился десятник, поудобнее перехватывая кистень.
      - Да я тебя! - ардан сгорбился, намереваясь прыгнуть на врага. В его левой руке, правую разбойник почему-то берег, сверкнул длинный нож, но властный окрик старшего остановил прыткого. - Охолонь, Вырвиглаз! - Да я, Бессон, этого козла... - Заткни пасть, я сказал! И пшел с глаз моих! Бессон оказался могучим мужиком - косая сажень в плечах - с окладистой бородой и зверским выражение лица. Чистый медведь. Рука толщиной как у обычного человека ляжка. Рядом с ним стоял темноволосый, такой же как и все заросший, разбойник, единственным отличием которого в толпе была рукоять полутораручника, торчавшая над плечом, а не на поясе. Именно его пристальный взгляд заставил Вырвиглаза съежиться и незаметной мышкой юркнуть за широкие спины товарищей. - Ты что ли за старшего? - Бессон приблизился к Доргу. Дружинники неохотно расступились, не выпуская оружия из рук. - Я барон Дорг! - воскликнул молодой человек. - Как ты... Он хотел сказать "как ты смеешь", но вовремя осекся, сообразив, на чьей стороне сила, и что со спасшим тебя так говорить не гоже. Но и заставить себя поблагодарить разбойника барон тоже не смог. Пришлось промолчать. - Молчи, молчи, - вожак лесовиков, скорее всего понял, какие чувства борются в душе Дорга. - Чего говорить-то? И так все видно. Бессон оценивающе оглядел заостренный к низу щит с изображением красной рыбы. - Рыбак! - с деланной простоватостью хохотнул. Дорг побелел лицом и до хруста стиснул зубы. - Ладно, не кипятись, барон. Я ж понимаю, ты не очень нашего брата жалуешь. А и мы вас тоже. - Что ж ты,.. - чуть было не вспылил снова Дорг, но сдержался. - Зачем помогли тогда? - Вон, его благодари, - главарь шайки кивнул в сторону спутника. - Уломал. Я-то дожидался, пока вас всех порежут. Барон с интересом глянул на темноволосого. Разбойник как разбойник. Правда, если большинство шайки было веселинами, то этот - явно трейг. Сальные космы до плеч, нечесаная борода. Одежда, хоть грязная и мятая, но новая и не из дешевых. Чего-чего, а эти лесные молодцы явно не бедствовали. Вот разве что выправка, посадка головы, разворот плеч не мужицкие. Наверняка бывший воин. Значит, дезертир. Точно, дезертир. Вон как удобно меч пристроил. Это новичкам да поселянам-лапотникам кажется, что с боку выхватывать клинок удобнее. - Он тебя пожалел, барон. Как увидел, что зараз к Матери Коней сподобят, так и дал стрелкам отмашку. Темноволосый, встретив взгляд барона, не отвел глаза, а чуток улыбнулся. Едва-едва заметно за густыми зарослями бороды. - Ты знаешь меня? - поборов гордость, поинтересовался Дорг. - Его Живоломом кличут, - пробасил Бессон. - Ну, вы того, говорите, а я пойду поманеньку. - Отпусти своих людей, барон Дорг, семнадцатый, - голос темноволосого разбойника тронул какие-то струны в памяти - увы, слишком слабым было это касание. - Пусть отдохнут и перевяжут раны. А мы поговорим. Спокойная уверенность человека, привыкшего повелевать, звучала в голосе Живолома. Куда там простому дезертиру. Эта птица полетом повыше будет. - Ступай, Лемак. Займитесь раненными, - не стал возражать барон и дружинники с радостью последовали его приказу. Лесные молодцы в это время сноровисто запрягали пригорянских лошадей в подводы, грузили туда же снятые с убитых оружие и доспехи. Откуда-то из лесу появились кони разбойников. С первого взгляда видать - не у селян отобраны. Живолом присел около Дорга вначале на корточки, а потом и просто на землю. - Хороший конь был, - глянул на Ловкого. - Чудо, не конь, - кивнул, скрипнув зубами барон. - Жаль, не я этого гада убил. - С пригорянами нам один на один не тягаться, Дорг, - вот так запросто, по имени, без всяких там "ваших милостей" или "господинов баронов". - Или тебя батюшка не учил? "Какое тебе дело до моего батюшки, до меня, до пригоянских работорговцев?" захотелось воскликнуть барону, а потом послать кобыле под хвост навязчивого разбойника, но тут... Так бывает, когда смотришь на витраж вблизи. Каждый кусочек стекла по отдельности виден и понятен, а что пытался изобразить мастер не скажешь. И становится видно общая картина, когда отойдешь подальше, чтоб охватить все детали одним взглядом. Словно отъехала сама по себе запутанная мозаика, мельтешившая перед глазами Дорга. Сложились вместе и выправка, и внешность, и манера повелевать собеседника. Все стало ясно. Возражать расхотелось. Задавать дурацкие вопросы тем более. Этому человеку, разбойнику Живолому, было дело и до хищно рыскающих по землям Трегетрена караванщиков, и до любого баронского рода, как в Восточной марке, так и в любом другом уголке страны, и до батюшки Дорга, и даже до предков самого маркграфа Торкена Третьего. Барон попытался встать на одно колено, но не смог и, с трудом подавив стон, просто склонил голову. - Узнал, - ухмыльнулся Живолом. - А я все думал, когда же... - Ваше,.. - начал было Дорг, но разбойник остановил его, прижав палец к своим губам. - Тихо! - Как же так? Мы думали... - Вот и думайте дальше. - Но почему? Кто? За что? - Когда я найду ответы на эти вопросы, Дорг, я постараюсь сделать так, чтоб этот "кто" умылся кровью по самое не могу, - темно-карие глаза глянули сурово и беспощадно. - А пока я - Живолом. И мне даже нравится быть им. - Нам говорили - несчастный случай. - Поверь, Дорг, счастливым я этот случай назвать тоже не могу. - Ваш батюшка так скорбел. - Охотно верю. И траур, поди, объявляли? - Конечно! Как же иначе? - Сестре должно пойти черное. - Так вы думаете?.. - Оставь, Дорг. Что за "вы"? В конце концов, мы столько выпили вместе, что можем быть запросто, накоротке. - Я не могу. - Брось. Глупо. Ведь это ты благородный барон, если на то пошло, а я всего-навсего лесной молодец. И вдруг такое обращение. - Хорошо, Ке... - Вот имен не надо, - сразу посуровел разбойник. - Пока не надо. Дорг энергично закивал. - Я не берусь загадывать, - задумчиво произнес Живолом. - Или кого-то обвинять до поры до времени. Пока я просто живу. Ем, пью, дышу лесным духом. Как это здорово! А придет срок... Когда тебя увидел, подумал - вот она судьба. Свой человек в Восточной марке. Тем более сын лучшего друга маркграфа. Потому я уговорил Бессона вмешаться. - А я-то думал, - по-детски обиженно протянул барон. - Наше приятельство я вспомнил тоже. Но, я с тобой честен, старые знакомства старыми знакомствами, а млеть от счастья, вспоминая их, я перестал уже давно. Где вы были, когда я ехал связанный, с мешком на голове? Дорг молчал, понимая, что нападки Живолома в сущности беспочвенны. - Куда подевались все друзья? Почему освободила меня банда веселинских дезертиров, а не войско маркграфа Торкена? Не поднимая взгляда, барон угрюмо проговорил: - Ты не прав... - Ах, я не прав? В чем же? - Если бы мы... если бы я получил хоть какую-то весточку о том, что с тобой стряслось, я поднял бы всю Восточную марку... - Да? - Ну, по меньшей мере, моя дружина была бы с тобой. Живолом пристально зыркнул на собеседника. - Надеюсь, своим словам ты хозяин? В лицо Доргу бросилась кровь. - Я всегда отвечал за обещания, чего бы мне это не стоило! - Что ж... Я запомню твои слова. И ты их запомни. Когда возникнет нужда, я пришлю гонца. Разбойник вскочил с земли, махнул рукой своим. - Одну телегу придется отдать! На вопросительное бурчание одноглазого веселина добавил: - И лошадь тоже, Некрас! У барона нога сломана. Ну что тебе проку в этих мохноножках. Наш путь в Ихэрен - на всех коней хватит. Самых резвых и красивых... Порывисто наклонился и пожал Доргу руку. - До встречи. Я рад, что ты живой. И, не оглядываясь, направился к своим. Уже подъезжая к воротам собственного замка на тряской, неудобной телеге, барон понял, что мир больше не кажется ему простым и понятным, разделенным на злобных врагов с одной стороны и честных открытых друзей с другой. И еще он понял, что Трегетрен находится на пороге больших потрясений, которые обойдутся в конечном итоге не малой кровью.
      Правобережье Аен Махи, яблочник, день четвертый, заполночь Странный мне снился сон. Странный, если не сказать - страшный. Прямо перед глазами лежала дорога, утесненная двумя холмами с крутыми, обрывистыми склонами, сбегала вниз, упираясь в... речку не речку, ручей не ручей. Что находится за спиной я не видел, но знал - там за поворотом деревенька с дурацким названием. А вот с каким? Тут память подводила. А еще дальше одевалось в молодую листву раменье, вскоре переходящее в труднопроходимый буковый лес. Склоны холмов подернула нежной зеленью несмелая травка, стремящаяся к теплу и свету после обильного снегами лютого и слякотного березозола. Весна вступала в свои права, но это не казалось важным. Больше того, не казалось даже стоящим толики внимания. Потому, что по дороге к броду катилась ощетинившаяся сталью конная лава. Забрызганные грязью вальтрапы, пенные полосы на шеях, перекошенные в яростном крике лица людей. Поверх кольчуг - знакомые мне уже табарды с пламенеющим рисунком на груди. Их ждали. Разношерстная ватага, в которой мелькали и темноволосые макушки трейгов, и рыжие усы арданов, и даже две-три соломенные бороды, без сомнения принадлежащие веселинам. Такую толпу уместно встретить на торжище, на рудных копях, на худой конец у нас, на Красной Лошади, а вовсе не в строю. Однако, повинуясь командам невысокого одноглазого командира (кого-то он мне напоминал эх, если бы не черная повязка!), они плотно сдвинули щиты и, исполненные решимости умереть на месте, но не отступить, выставили поверх них длинные копья.
      Что я здесь делаю? Позади отряда, на возвышении, где пристало находиться командиру войска, а вовсе не бывшему старателю и недоучившемуся школяру. А тут еще и Гелка рядом со мной. В нарядной курточке из темно-синего сукна с куньей опушкой и в сапожках со шпорами. Вот уж детям в битве точно не место. Как она не боится, если мне страшно до дрожи в коленках, до холодного, лишающего воли, кома под ложечкой? Ее ладошка, стиснутая моей рукой, - это ладонь спокойного, уверенного в себе человека. Рядом с нами молодой воин вспрыгнул в седло и помчал вниз, туда, где мутные воды речушки вскипели пеной и кровью, ибо первые конники достигли плотного ряда щитов. Вот он - настоящий вождь. Это заметно и по гордой посадке в седле настоящий храбрец стрелам не кланяется - и по тому, как в его присутствии приободрились пешие воины. - Плотней щиты! Строй держать! За короля!!! За какого короля? Витгольда? Экхарда? Может, Властомира? Да нет, не королевское войско на нашей стороне. Где я? Где все мы? В какую сказочную страну оказались заброшены во сне? Стрелы летели и с той и с другой стороны, то и дело унося бойцов к престолу Сущего Вовне. А кого и в Преисподнюю. Это как повезет. Звенела сталь, щелкали тетивы по кожаным перчаткам, ржали кони и хрипели люди пересохшими глотками - на крик сил и дыхалки не оставалось. Первая волна атакующих откатилась, оставляя неподвижные тела и коней, беспорядочно скачущих под опустевшими седлами. Воспользовавшись временной передышкой, потянулись к нашему холму раненные. Нескольких тяжелых вынесли на руках товарищи. Сложили рядком и поспешили назад, в строй. - Ровней, ровней, щучьи дети! - это одноглазый. - Строй держать! И они держались. Петельщики ударили из самострелов и снова поперли вперед. Несколько толстых стрел летели прямо в меня, но свернули в сторону, отклонившись от невидимой преграды. Как по волшебству! А ведь это и есть волшебство... Я удерживал Силу без труда, легко и непринужденно, как никогда раньше. Сплетенный мною воздушный щит накрывал и холм с неизвестным мне знаменем, в двух шагах от которого стояли мы с Гелкой, и ютящихся у подножья раненных. Бой продолжался. Строй щитов гнулся, потихонечку пятясь назад, но не ломался... А что это там за заваруха? Воины подались в стороны, освобождая место посреди брода. Похоже, кто-то решил затеять единоборство. Мелькнуло лицо с черной повязкой и почти на голову возвышающийся над ним бритый череп. Наверняка, от исхода этого поединка зависит многое, если не все. Гелка поднялась на цыпочки, стараясь не пропустить ни единого движения. Необъяснимое чувство тревоги зародилось в моей груди. И в этот миг с ярко синего неба, безоблачного, если не считать призрачной хмари у самого окоема, ударила молния. Многозубая, горящая столь ослепительным пламенем, что, даже исчезнув, осталась стоять перед глазами черным росчерком. Она прошла вскользь по задним рядам щитоносной пехоты, разбросав добрый десяток людей. Многие больше не поднялись. За первой молнией ударила вторая, метящая в строй лучников. Вздыбилась и разлетелась бурыми комьями топкая земля. Изломанными игрушками покатились по грязи стрелки. Колдовство? Магия? Без сомнения. А вот и вражеский чародей. Застыл на верхушке холма, близнеца нашему, но на том берегу. Расстояние приличное - лучник стрелу не добросит. Но на фоне чистейшего, умытого утренней росой неба, хорошо видна хищно нацелившаяся простертой дланью в нашу сторону фигура. Во второй руке наверняка амулет, а то и не один. Я потянулся в поисках Силы - не худо прикрыть щитом воздуха и войско, сколько смогу - и она хлынула в меня полноводным потоком через теплую, чуть подрагивающую, но не от страха, а от азарта, ладошку Гелки. Как все же здорово ощущать себя всесильным магом! Пусть лишь во сне. Следующая молния скользнула по воздвигнутому мной щиту и рассыпалась голубоватыми искрами. Чужой колдун замешкался. Он явно не ожидал магического противодействия, был уверен в своем превосходстве. А потом ударил трижды. Почти без промежутка, прямо в меня. Защита прогнулась и мне даже почудился стон свитых вместе струй воздуха, разрываемых безжалостным белым светом, но устояла, как выдержали совсем недавно удар конницы щитоносцы. Почти на пределе возможностей я уплотнил щит, вынужденный при этом уменьшить его размеры. Но противнику теперь не было дело до простых ратников. Он долбил молниями, как заведенный, - где столько силы брал! Как красиво должны были смотреться со стороны искрящиеся змейки, стекающие одна за другой по пологому куполу. Эх, ударить бы сейчас на опережение... Хотя бы Кулаком Ветра. Не убивать, нет. Вся моя натура восставала при одной мысли об отнятии чужой жизни. Просто оглушить, сбить с ритма, пленить. Продолжая крепить защиту, я зачерпнул струящуюся через Гелку Силу и... ... проснулся. Ранней осенью ночью не замерзнешь даже на севере, за Аен Махой. А уж после такого жаркого лета и подавно. Нагретая за день земля не спешит отдавать крохи тепла ветру и небу. Вот поэтому костер мы развели все больше для отпугивания диких зверей, нередких в этих местах. Две сухих валежины, найденных в подлеске, а между ними огонь. Тоже опыт жизни среди трапперов Восточной марки. Даже если потухнет такой костер - обугленные бока корявых бревен еще долго светятся багровым в темноте. Свет углей и запах дыма отпугнет нежелательных гостей, если они не на двух ногах, от места ночевки. И тем не менее я спал очень чутко. Сказывалась всегдашняя настороженность. Что ж это за жизнь такая, когда каждый миг ожидаешь подвоха и неприятности? Казалось бы, прииск остался далеко позади, доберись до человеческих поселений, продай один или несколько сбереженных каменей и живи сыто, в достатке. То-то и оно. Попробуй вначале доберись. За три дня проведенные в пути после выхода из пещеры мы едва-едва достигли правого берега реки. Завтра с утра пораньше я намеревался искать переправу. Вот ума не приложу, что же делать с Мак Кехтой? С нами к людям выбираться для нее - верная смерть. В одиночку пытаться выйти к Облачному кряжу - тоже погибель, но более медленная. От голода, от диких зверей... Э-э, а проснулся я от чего? Приглушенный вскрик, возня, сдавленный хрип. Все эти звуки по ту сторону костра и вырвали меня из волшебной сказки сна, где можно вообразить себя великим колдуном, шутя прикрывающим от вражьих стрел половину войска. Я приподнялся на локте, вглядываясь в темноту... Громкий визг ударил по ушам, аж звон пошел под черепушкой. Разве может человек так верещать? Может. Если это девчонка и ее что-то смертельно перепугало. В этом я убеждался не раз.