Многие считали, что для всех, и для Коннахта в том числе, было бы лучше если бы он умер. Горбатый перворожденный - позор всему народу. Кто знает? Несомненно одно - для самого калеки даже такая жизнь лучше неведомого посмертия. А прочим сидам он старался на глаза не попадаться, проводя больше времени с питомцами и воспитанниками. Ройгу нравилось, как он работает, но дозорный ничего не мог поделать со своими чувством брезгливости и всякий раз отворачивался или, по меньшей мере, отводил глаза, беседуя с Коннахтом.
      - Как Клуэсэх? - вот и в этот раз Ройг усиленно царапал ногтем и без того блистающую пряжку перевязи с длинным стилетом.
      - Волновался утром. Он, видно, чуял, что ты придешь.
      - Как же, меня он ждет! - усмехнулся Лох Крунх. - Через три пещеры Фьин-Гоб, белоклювка, в охоту входит. Вот он и волнуется.
      - Зря ты так. Он тебя любит, - калека ловко вышагивал рядом с дозорным, неверно сросшиеся кости спины нисколечко не повредили скорости его походки.
      - Я знаю, Коннахт, - мягко проговорил Ройг. - И ты знаешь. Но если я буду сильно хвалить Ушастого или выказывать привязанность, он обнаглеет и сбросит меня в пропасть.
      - Все правильно, всадник, - покивал горбун. - Вам нужно быть строгими. Это мы, прибиральщики, имеем право побаловать зверей. Пришли. Вот он твой красавец.
      Коннахт выдернул железный шкворень и налег всем телом на решетку, сдвигая ее в сторону. Натужно заскрипев в направляющих, дверь отворилась на полтора локтя - в самый раз. Меньше - неудобно, больше - просто опасно.
      Клуэсэх нетерпеливо заклекотал.
      Ройг, подцепив из принесенного прислужником ведра кусок мяса побольше, шагнул внутрь. Все-таки своего верного спутника и помощника он любил. А досужая болтовня болтовней и останется.
      - Тише, тише, малыш, - дружеской ласки взрослого грифона вполне достаточно, чтобы свалить сида с ног, а всадников в Крылатую гвардию отбирают малорослых и тонких в кости.
      Туго натянув прочную стальную цепь, зверь норовил потереться клювом о лицо хозяина.
      - Держи, Ушастый, - кусок свежей баранины исчез с протянутой ладони, словно и не лежал там никогда.
      Клуэсэх запрокинул голову на чаячий манер и, вытянув вперед крепкие передние лапы, поклонился раз, другой. Поблагодарил. Длинные белые волосы над его глазами встопорщились, образовав остроконечные уши. Как у филина. За это грифон Ройга и получил кличку Клуэсэх, в переводе со старшей речи - Ушастый.
      Лох Крунх оглянулся - ушел ли прибиральщик? Он знал, что Коннахт обидится, увидев как всадник проверяет его работу, но по другому поступить просто не мог. Столетия нелегкой службы в Крылатой гвардии приучили - доверять можно только себе. Своим глазам и своим рукам. Остальных - проверяй.
      Ройг положил руку на холку зверя, ощущая сквозь тщательно вычищенную шерсть, как перекатываются тугие узлы мускулов. Повел ладонью вдоль спины. Пока что работа Коннахта была безупречна. Застоявшийся Клуэсэх попытался зацепить сида когтем за голенище сапога. Пришлось строгим окриком приструнить не в меру расшалившегося грифона. Еще бы - острейший черный крюк в ладонь длиной, оставляющий глубокие борозды на каменном полу пещеры, запросто мог разуть менее внимательного наездника.
      - Ух, я тебя! - сид погрозил зверю пальцем.
      Клуэсэх довольно прижмурил янтарно-желтые глаза и снова запрокинул голову. Такой обмен "любезностями" стал для них вполне обычным. Проверка взаимной готовности. Сид проверял послушание зверя, а грифон, в свою очередь, решительность всадника.
      Ощупав лопатки и плечи Ушастого, Лох Крунх довольно хмыкнул. Жира нет несмотря на то, что прибиральщики трехлетнего грифона баловали. Все пришелся по душе рослый, хотя еще не заматеревший, красавец в роскошной темно-каштановой с проседью шубе. Каждый норовил кинуть кусок мяса посочнее да побольше, но Коннахт не жалел пальцев разминая мышцы своего подопечного в периоды его вынужденного бездействия.
      Покончив с туловищем и лапами, Ройг перешел к осмотру крыльев. Растянул насколько позволяло замкнутое пространство пещеры широкую кожистую перепонку, осторожно кончиками пальцев прощупал ее пядь за пядью. И тут он вынужденно признал отличную работу горбуна. Ровную кожу по всей площади покрывала здоровая шерсть. Блестящая и гладкая. Ни ранок и язв, свидетельниц плохой, неправильной чистки, ни уплотнений, что появляются в месте укуса клещей.
      Сид высунулся за дверь и снял с крюка оголовье, очень напоминающее лошадиное, но все же отличающееся от него. Расстегнул шейный ремень, умница Клуэсэх сам открыл клюв, позволяя завести сдвоенный мундштук в особую прорезь, которую делали всем отловленным для объездки грифонам еще в том возрасте, когда роговица надклювья не вполне затвердела. Ройг проверил подвижность мундштуков - один из них должен свободно качаться вверх-вниз, надавливая на мягкое небо. С его помощью управляли набором высоты. Второй закреплялся жестче и при натяжении поводьев увлекал голову зверя то вправо, то влево.
      Удовлетворенно покивав, всадник застегнул шейный ремень, просунул палец попеременно под нащечные и подглазные ремни - не давят ли? Да нет. Они не давили и давить не могли. Коннахт поддерживал сбрую в идеальном состоянии. Вплоть до белого с золотой окантовочкой султанчика на темени грифона - знака командира первого крыла гвардии Шкиэхан Уэв'.
      - Уже скоро, - Ройг потрепал грифона по холке. - Потерпи, Ушастый.
      Клуэсэх слегка поскуливал, предвкушая близость бескрайнего горного неба, холодных струй ветра и морозной свежести. Вот что значит - вольный зверь! Хоть и прирученный со щенячьего возраста. Лиши такого неба - зачахнет и умрет.
      Еще оставалось немало работы. Седловка крылатого помощника - дело кропотливое.
      Сид аккуратно разложил на холке грифона вальтрап из медвежьей шкуры и толстый войлочный потник. Разгладил, не пропустив ни малейшей складочки. Потом умостил сверху само седло с высокими луками - задняя широкая, позволяющая опереться в полете спиной, передняя - узкая, снабженная перекладиной с ручкой под ладонь. В отличие от лошадиного, грифонье седло не имело стремян, а для упора ног в нем служили две продольные полочки, обшитые подобно арчаку мягкой кожей с набивкой из конского волоса.
      - Выдохни!
      Ушастый скосил глаз, но подчиниться и не подумал. С затяжкой подпруг всегда возникали небольшие трудности, но Ройг давно научился разрешать их в свою пользу.
      Удар коленкой зверю под вздох.
      - Выдох, я сказал!
      Грифон крякнул, выпуская накопленный в легких воздух. Воспользовавшись этим, наездник затянул переднюю подпругу. Закрепил и подогнал огибающее шею неперсье, а после того, как затянул заднюю подпругу, проделал то же самое с пахвой ременной петлей, охватывающей репицу хвоста. Наперсье и пахва не позволяли седлу ерзать по спине животного во время крутых подъемов ввысь и при резких пикирующих снижениях.
      - Ну, как? Готовы? - донесся снаружи, из-за прочной, обитой железными полосами двери, голос Коннахта.
      - Готовы. Открывай!
      Тяжелые створки распахнулись, впуская в полумрак пещеры бледные отсветы горного утра. Порыв студеного ветра - еще не морозного, но уже предвещавшего близкую зиму - взъерошил коротко подстриженные волосы перворожденного, просунул назойливые пальцы за пазуху.
      Лох Крунх поспешно застегнул верхнюю пуговицу пелиса, натянул на голову подшлемник. Подумал и оставил черненый койф на крючке - вылет не боевой. Простая разведка.
      На широком скальном выступе за дверями Коннахт принял из рук дозорного поводья Клуэсэха и разговаривал с ним, почесывая клюв, пока Ройг устраивался в седле, умащивая поудобнее колени, пристегивался хитроумными замочками за прочный пояс к передней и задней лукам, разбирал сложное переплетение тянущихся от мундштуков ремней.
      - Отпускай!
      Прибиральщик послушно шагнул в сторону.
      - Да будет милостиво к тебе небо, Ройг Лох Крунх!
      - Я его верный слуга!
      Этот обмен ритуальными фразами давно и прочно вошел во взаимоотношения командира крыла и служителя пещер. Не одну сотню лет Коннахт провожал Ройга в полет. Грифоны матерели, старились и умирали, а слова оставались все теми же.
      Осторожно, разминая застоявшиеся мышцы, Клуэсэх пошел вперед. Кончик вытянутого в струну хвоста нервно подрагивал. Небесный простор манил, звал...
      - Давай, Ушастый!
      Одним прыжком грифон достиг края карниза, сжался в тугой комок и мощным толчком задних лап бросил себя и всадника с обрыва.
      Несмотря на пятисотлетний опыт, перворожденный невольно затаил дух, падая в бездонную пропасть. Четыре с половиной тысячи стоп до острых камней на дне ущелья и стремительно скачущих меж ними пенных струй горной речки...
      Упругий воздух с шипением наполнил раскинутые крылья, затормозил полет.
      Клуэсэх радостно заклекотал и, поймав восходящий поток, взмыл вверх мимо карниза со скрюченной фигуркой Коннахта.
      Ройг расслабился, огляделся.
      Величественные, вросшие в скалы, здания Уэсэл-Клох-Балэ, темные зевы пещер Шкиэхан Уэв' стремительно уносились вниз. Студеный ветер свистел в ушах, завывал тундровым волком...
      И вдруг воздух полыхнул жаром кузнечной топки так, что сперло дыхание и марево поплыло пред глазами. От неожиданности Ройг сильно, даже излишне грубо, рванул на себя мундштучный повод. Послушный каждому движению седока грифон жалобно закричал и, сложив крылья, устремился вниз... и вырвался из раскаленного потока.
      "Что это? Что же это могло быть?" - лихорадочно соображал сид, выравнивая полет Клуэсэха. - "Какие неведомые силы умудрился я прогневить?! Чем?.."
      По мере того, как остывала опаленная кожа лица, уверенность возвращалась к дозорному. Грифон, широко раскинув крылья, плавно плыл чуть ниже белесых туч. Остроконечные горные пики вздымались и, пронзая облака, подпирали небесный свод. Темные следы летних проталин и сиренево-серые полосы схода лавин пятнали шкуру покрывающего их склоны снега, словно на спине и боках перелинявшего на зиму барса. Уже в месяце м'анфоор, именуемом южанами яблочником, линия снегов сойдет ниже древней твердыни филидов, а в последующем за ним д'эрсфооре белизна покроет теснины ущелий и отлогие долины. Зимняя стужа льдом скует стремительный бег узких белопенных речек, заставит притаиться населяющую горные луговины, каменистые языки осыпей и хмурые гольцы живность. Так будет вплоть до яркого весеннего месяца аб'р'аан, травника по южному.
      От размышлений Лох Крунха оторвали движущиеся черные точки, примеченные им далеко внизу. Цепочка из восьми, нет семи, крохотных пятнышек отчетливо выделялась на белом теле выполаживающегося склона.
      Хвала жителям Небесной Горы!
      Это они!
      Ловчие, посланные советом филидов с тем, чтобы добыть жертву для предстоящего гадания ко дню С'аухн, открывающему новый годичный цикл. Ройг знал - филиды чем-то встревожены. Если Утехайр и Морана еще скрывали свои чувства, то непревзойденный лекарь Айлиль Черный Буревестник давно не находил себе места. По слухам, распространявшимся среди жителей Уэсэл-Клох-Балэ и построек, которые прилегали к ним - Крылатых Пещер и летней резиденции верховного короля Эохо Бекха, предварительное гадание по полетам птиц, облакам и небесным светилам знаменовало немалые неприятности. Такие же знаки проявлялись в прошлом году. К сожалению, тогда им не придали особого значения и заплатили после немалой кровью за притупленную годами мирного сосуществования с салэх бдительность. Поэтому в нынешнем году решение Большого Совета было однозначным. Против необходимости уточнения предсказаний путем гадания по внутренностям животных не выступил никто. Подчеркивая значимость момента, Утехайр Семь Звезд предложил распластать на жертвенном камне годовалого детеныша пещерного медведя - зверя не часто встречающегося на северных отрогах Облачного Кряжа. Полдюжины снаряженных команд ловцов разошлись в разные стороны в поисках медвежонка, подходящего для ритуала. Встретившаяся Ройгу вереница оказался первым отрядом, вернувшимся обратно.
      Лох Крунх медленно снижался, приглядываясь к ловчим. Кто же ведет их?
      Поначалу все устало шагающие по плотно слежавшемуся снегу сиды выглядели на одно лицо. Теплые длиннополые куртки, пуховые, из тончайшей шерсти высокогорных белых коз, башлыки, унты выше колен и рукавицы с меховыми отворотами. Роговые очки, защищающие глаза охотников от снежной болезни, сдвинуты на лбы. Оно и понятно утро пасмурное. Если бы не это обстоятельство, Ройг сам не рискнул бы вылететь без очков.
      Ловчие шли медленно, берегли силы. Тяжело переступали под тяжестью носилок.
      Слетев ниже, дозорный рассмотрел, что за груз они несут - двоих раненных или, возможно даже, убитых соратников и мохнатую тушу, привязанную к длинной жерди. Значит, охота завершилась успешно.
      Его заметили. Предводитель ловчих, размеренно вышагивающий впереди, приветственно взмахнул рукавицей.
      Ройг узнал его. Но не обрадовался старому знакомому.
      С Нейси Лох Лирром дружбы он не водил. Не было меж ними и вражды. Просто склока, застарелая, как не залеченная вовремя потертость под подпругой. Обычно они предпочитали делать вид, что не замечают друг друга, но на этот раз, похоже, отмолчаться никому не удастся. Служба королю и Большому Совету превыше личных недоразумений.
      Клуэсэх, распластав огромные крылья, плавно приземлился на снег шагах в двадцати от вереницы охотников. Вперевалку - как и все грифоны он не слишком то любил ходить пешком - двинулся на встречу отделившейся от отряда фигуре.
      По недовольной гримасе, перекосившей узкогубый рот Лох Лирра, Ройг понял, что тоже узнан.
      - Доброй охоты и ровных троп тебе, Нейси! - согласно давнему обычаю поприветствовал ловчего Лох Крунх.
      - Хорошего ветра и чистого неба и тебе, Ройг! - учтиво отозвался Лох Лирр, но брезгливо поджатые губы свидетельствовали об недостатке искренности в его словах.
      Наметанным глазом охотник сразу определил расстояние, ближе которого приближаться к грифону не следует. Клуэсэх, подчинявшийся беспрекословно дозорным и служителям Шкиэхан Уэв', мог запросто приласкать чужака кривым клювом, не уступавшим прочностью стальному клинку.
      - У тебя раненные, - Ройг не спрашивал, в этом не было необходимости, а утверждал очевидное. - Могу я чем-то помочь?
      - Не раненные, а раненный, - поправил его Лох Лирр. - Эхбелу не поможешь уже ничем. Альмайн еще проживет долго. И даже сможет иметь детей, если Черный Буревестник не покинул Уэсэл-Клох-Балэ.
      Дозорный кивнул. Он и не рассчитывал, что Нейси попросит его взять раненного на спину зверя. Все равно вес двух седоков - слишком большая тяжесть для грифона. Даже для такого сильного, как Клуэсэх.
      - Продолжай идти,.. - Лох Крунх махнул рукой в сторону жилья и нарвался на гневный взгляд ловчего.
      Как же! Ему, посвятившему горам без малого семь сотен лет, посмели указать направление.
      - Я знаю, дозорный...
      - Тогда делай свое дело, - ни оправдываться, ни извиняться Ройг не собирался. Я сделаю свое.
      Резким рывком повода всадник заставил грифона взмыть почти что с места. Комья слежавшегося снега, выброшенные при толчке задними лапами, полетели в разные стороны, а ветер от могучих крыльев заставил взметнуться вверх покрывавшую наст порошу. Да только Лох Лирр и не подумал оставаться на том месте, где стоял во время разговора. Едва Клуэсэх обозначил движение, предшествующее взлету, ловчий сделал три длинных скользящих шага назад, безошибочно определив место, куда взвихренный снег не достанет. И не удивительно. Не имей он безошибочного глазомера и тончайшего, обостренного годами опасного ремесла, чутья на повадки любого зверья, населяющего Облачный кряж, то не дожил бы до своих лет.
      Ройг, заставил Ушастого описать в воздухе широкий круг над бредущими цепочкой ловчими, а затем направил его к Шкиэхан Уэв'. О возвращении охотников следовало немедленно доложить. Филидам Высшего Круга нужно успеть подготовиться к ритуалу, а, кроме того, кто-то же должен позаботиться о раненном Альмайне.
      Облачный кряж, Уэсэл-Клох-Балэ, жнивец, день двадцать восьмой, ближе к вечеру
      Массивная, украшенная затейливой резьбой, дверь отворилась без скрипа. Если бы не легкое дуновение потревоженного воздуха, сопровождавшее ее движение, глубоко задумавшийся у камина перворожденный так ничего и не заметил бы. Он сидел, устало ссутулив обтянутые тисненой кожей белого дублета плечи. В глазах цвета зимнего неба плясали неутомимые язычки жаркого пламени.
      В мирном согревающем огне камина Эохо Бекху виделись яростные потоки раскаленного камня, более одиннадцати веков тому назад рванувшиеся из верхушек черных гор далекой, безвозвратно потерянной родины. Багровые, подернутые мутной пленкой остывающего шлака струи в течении считанных дней слизнули все живое с лица привычной и родной с малолетства земли. Земли скудной и убогой, злой мачехи, а вовсе не ласковой матери по отношению к своим сыновьям. После исхода уцелевших семей перворожденных на чудом сохранившихся боевых, не предназначенных для перевозок мирных поселян со всем их скарбом, кораблях покинутые острова казалась единственным средоточием счастья под небом этого мира. Не зря в легендах и преданиях они получили название Б'энехт Ольен - Благословенная Земля.
      По воле прихотливой судьбы Эохо Бекх оказался старшим, наиболее опытным, из всех спасшихся на кораблях военачальников. Его род по прямой линии восходил к коронованному правителю Фаагэйл Ольен - Покинутой Земли - так тоже именовали сиды свои острова. Кому как не ему было взять на плечи заботы о беженцах на берегах негостеприимного Восточного материка.
      Высадившись на голый галечниковый пляж залива Дохьес Траа (Берег Надежды означало это название на старшей речи) измученные многодневным переходом по бурному осеннему океану беженцы увидели перед собой вздымающиеся стеной к самым облакам горы. С тех пор долгие столетия Облачному кряжу судилось дать приют, стать родным домом для кланов перворожденных.
      Медленно и тяжело шло освоение новых земель. Приходящие из Северной пустоши снеговые тучи вкупе с ледяными, вымораживающими все живое, ветрами выявились сущей безделицей по сравнению с ужасными чудовищами, населяющими южные равнины. Конечно, зверья с избытком водилось и в горах. Грифоны и барсы охотились на безоаровых козлов и круторогих архаров. Пещерные медведи с завидной неразборчивостью употребляли в пищу любое подвернувшееся им под когтистую лапу живое существо, а в отсутствии живности не брезговали и растительной пищей. Отвратительные стрыгаи и неуловимые анку словно преследовали разумных пришельцев. Но они не шли ни в какое сравнение с населявшими пойму Ауд Мора хищниками.
      Рыжий, прыгучий клыкан ударом лапы запросто ломал хребет коню. В свалявшейся шерсти космача вязли стрелы и дротики, лишь арбалетный бельт, да и то пущенный с близкого расстояния, мог нанести ему сколько-нибудь ощутимый вред. Кикиморы, ракушники и прочие водяные твари быстро отучили корабелов от беспечности на глади Ауд Мора и его младшей сестры Аен Махи. В водах раскинувшегося на дальнем юге огромного, соизмеримого с морем, озера водились рыбы запросто схватывающие с борта неосторожных путешественников, а в прибрежных тростниках прятались гигантские раки, обожающие полакомиться мяском теплокровных.
      И это не говоря о зверях мелких и, вроде бы, понятных. Волках северных - крупных светлошкурых, и южных - темноподпалых, поджарых, не ведающих устали на бегу. Медведях всяких-разных - бурых, черных, узкомордых. Последние, самые опасные, не уступали в кровожадности стрыгаям. И прочие, прочие, прочие...
      Да, сидам пришлось многому научиться. Из морского народа они стали народом горцев. Те немногие из ярлов, что решили обосноваться в кажущихся такими плодородными долинах, вынуждены были вскоре отказаться от мнимых благ в пользу суровых, но неприступных скальных утесов.
      Сам Эохо Бекх обосновался на склонах Облачного кряжа - так по первому впечатлению назвали они раскинувшийся севере горный массив. Там же уцелевшие в огне лавовых потоков филиды заложили первый камень Уэсэл-Клох-Балэ - святилища и средоточия мудрости сидского народа. Прохлада здешних мест летом и трескучие морозы две трети года так напоминала суровый климат Б'энехт Ольен. Знатнейшие и древнейшие роды Мак Кью и Мак Дабхта, Мак Карэга и Мак Дрэйна, Мак Кехты и Мак Тетба последовали их примеру. Но многие сиды выбрали местом жительства южные горы на левобережье Ауд Мора - Грива и Железные; обильно заросший ельником кряж на востоке, за Аен Махой, который так и прозвали Кьол'Шлиев - Лесогорье; невысокие Белые холмы между побережьем океана и внутренним озером.
      Мало помалу пришельцы осваивались в новом для них мире. Уничтожали вредоносных хищников, одомашнивали животных, способных принести пользу. Диковинными для островных жителей показались дикие лошади и собаки, лесные быки - туры, горные козы - винторогие обладатели тончайшей шерсти. Но только поначалу. Нашлись среди сидского народа мудрецы, в основном, конечно из числа филидов, которые приручили коней и псов, не уступавших ростом и свирепостью волчьему племени. Эти звери стали их вернейшими помощниками и соратниками. Затем пришла очередь и рогатых.
      И вот тут-то в самый разгар освоения материка, Большому Совету и самому Эохо Бекху стало известно, что они на земле не единственная разумная раса. И уж тем более не первая.
      Племена Фир-Болг жили уединенно и обособленно в лесных поселениях за Ауд Мором, клали бескровные требы в тщательно скрываемых капищах среди дремучих чащоб. И вот что странно - хищники, столь досаждавшие сидам, не трогали ни в коей мере исконных поселенцев.
      О попытке наладить взаимоотношения с болгами король предпочитал не вспоминать. Посольству сидов весьма недвусмысленно дали понять, что они лишние в этом мире, куда попытались привнести свои понятия о Добре и Зле. Назойливые гости, норовящие навязать хозяевам собственные правила игры в борьбе за выживание.
      Нет, народ Фир-Болг не угрожал беженцам с островов и уж тем более не гнал обратно в бескрайний закатный океан. Старейшины болговских деревень - они же и жрецы по установившейся традиции - радушно предложили сидам прийти к ним учиться, отбросив гордыню и самоуверенность, если хотят выжить.
      Такую пощечину самолюбию не смогли перенести даже мудрейшие из сидов. Утехайр Семь Звезд самолично благословил дружины ярлов на борьбу с посмевшими непомерно высоко занестись одноглазыми уродами.
      И болги были уничтожены. Выбиты острой сталью дротиков и мечей. Их капища сравняли с землей, поселения сожгли, пустив пепел по ветру.
      Казалось, ничто теперь не препятствует безраздельному владычеству сидов на бескрайних равнинах и высокогорных кручах материка. Безоблачная, не омрачаемая никакими бедами, кроме борьбы со своенравной природой, жизнь позволила расслабиться, притупила всегдашнюю настороженность.
      Умельцы совершенствовались в тонких искусствах и ремеслах, создавая поистине шедевральные украшения, оружие, предметы быта. Лошадники продолжили выведение неутомимых, быстроногих и понятливых верховых коней. Собачники - огромных боевых псов. Кучка чудаков, поощряемая Большим Советом сделала первую попытку приручения грифонов. Нелегко давалась власть над сильными и упрямыми хищниками, но в результате упорного труда возникли Шкиэхан Уэв' - Пещеры Крылатых - с отрядами дозорных, незаменимых в разведке либо передаче донесений от замка к замку.
      Охотники оттачивали свое мастерство в непрестанных, благо бессмертие позволяло бесконечно накапливать опыт, охотах. В эту примерно эпоху - века четыре после высадки в Дохьес Траа - среди ярлов стало модным стравливать самых разных зверей на особых ристалищах, построенных и оборудованных намеренно для подобных целей. Эохо Бекх не возражал, хотя сам участия в забавах не принимал. Ведь, обыграй кто-либо из ярлов своего короля, ни к чему хорошему это не привело бы.
      Какие только чудовища не ступали лапами на светло-желтый песок ристалищных арен! А какие пари заключались на обшитых мягкими шкурами лавках трибун! В отсутствие войн и естественных врагов кровавые потехи сидской знати стали единственным способом поиграть с судьбой.
      Охотники постепенно становились ловчими. На первый план выходило умение не просто добыть зверя, убив или заманив в капкан, а поймать его невредимым. Лучше всего для этого подходили, конечно, детеныши, которых потом выращивали и натаскивали в бойцовых ямах. Каждый ярл счел делом чести обустроить в подвалах замка зверинец с тренировочной площадкой.
      И тут жизнь преподнесла сидам новое испытание.
      Откуда-то с юга поползли, словно ручейки талой воды на горных склонах весной, стаи непонятных двуногих зверей. Кто-то углядел в их внешности уродливую пародию на черты сидов. Это, вкупе с отвратной вонью, распространяемой невыделанными шкурами, которыми новые звери - а звери ли? - укрывали свои тела, послужило возникновению названия - салэх, означающего: грязный, мерзкий, отвратительный.
      Новых зверей попытались использовать в травлях. Без особого успеха. Силой-то они обделены не были, а вот когтями и клыками здорово уступали даже волкам и кикиморам, не говоря уже о космачах с клыканами.
      Первым забил тревогу Эхбел Мак Кехта из Рассветных Башен, что высился в долине реки Аен Г'ер. Волею случая он столкнулся с салэх не в клетке или на арене, как вошло в обычай у ярлов, а в лесу, где имел возможность наблюдать их в естественной обстановке.
      Ярл собирался на охоту, последнюю в том году, но из-за нелепой случайности - по недосмотру старшего конюшего ему пришлось сесть не на испытанного во многих походах коня, а на молодого, плохо объезженного.
      События более чем восьмисотлетней давности обрушились на короля, вставая перед глазами внезапно ожившей картиной...
      Благородный ярл Мак Кехта стоял посреди замощенного двора, с наслаждением втягивая полной грудью стылый воздух. К пьянящему аромату уходящей осени примешивалась морозная дымка грядущей зимы. Чудное утро для охоты и так нелепо испорчено. Правильные черты моложавого лица ярла - что сиду пять сотен лет? кривила гримаса недовольства.
      Соловый жеребец, почувствовав настроение хозяина, жалобно заржал и приподнялся на дыбы, вынуждая повиснуть на недоуздке двух подконюших.
      - Растирка настоем остролиста и покой, Эхбел, - проговорил подошедший неслышно филид и золоченые колокольчики, вплетенные в дюжину его косиц, нежно звякнули в такт словам. - Хромоту как рукой снимет. Да что я вмешиваюсь? Лох Белах и без меня знает, что нужно делать.
      - Истинно так, Ойсин, - Мак Кехта яростно сверкнул синими глазами в сторону почтительно замершего старшего конюха. - Лох Белах сделает все, что обязан... После того как вылечит коня.
      - Да, мой феанн, - провинившийся сид приложил ладони к сердцу. - Угодно ли отправиться на охоту на буланом? Или отложим забаву до новолуния?
      - Я бы посоветовал потерпеть, - осторожно вмешался Ойсин. - Полеты птиц знаменуют...
      - Чтобы Руад не успел подготовить материал? И кикимора Сенлайха из Ласточкина Гнезда одолела моих бойцов? Этого ты хочешь?
      Филид, скрыв улыбку наклоном головы, шагнул назад, разводя руки в стороны жестом повиновения.
      Едва заметный знак Лох Белаха и из ворот конюшни вывели оседланного буланого.
      Тронув стремя острым носком сапога, Мак Кехта взлетел в седло. Этлен-телохранитель и ловчие только того и ждали. Застоявшиеся кони заплясали в нетерпении, натянули поводки серо-подпалые брыластые псы, без труда валящие вдвоем медведя, а втроем выходящие на грифона.
      Окованные золотом створки ворот Рассветных Башен распахнулись, выпуская кавалькаду на охотничье приволье. Звонкий цокот серебряных подков нарушил первозданную тишину ущелья, быстроногим эхом отразился от кремовых скал, поднимая стаи сизо-желтых соек со скрученных горными ветрами сосен.
      - Эоган, - придерживая горячащегося, отжевывающего удила буланого, вполголоса позвал ярл.
      - Здесь, мой феанн, - старший ловчий сделал неуловимое движение шенкелем и поравнял своего серого в гречке с конем Мак Кехты.
      - Хорошо ли разведаны тропы передвижения салэх?
      - Вполне. Я отвечаю за своих следопытов.
      - Лох Белах тоже отвечал, - высокомерно бросил Эхбел. - О чем теперь сожалеет, я уверен.
      Эоган промолчал. Трудно спорить с ярлом, когда он так не в духе. Проще выйти один на один с голодным космачом. Или с пещерной медведицей, потерявшей своих детенышей. Вместо бесполезных оправданий он лишний раз окинул цепким взглядом нахмуренных ловчих. Мелкоячеистые сети, мягкие прочнейшие веревки, узкие кожаные мешки - все это призвано отловить и сохранить в целости и сохранности до бойцовых ям Руада новых зверей, с помощью которых Мак Кехта рассчитывает победить на ближайших травлях. На свою беду рысящий последним юноша небрежно начистил бляхи налобного ремня и Эоган получил великолепную возможность отстать от разгневанного хозяина, устроив разнос нерадивому.
      Горная ненаезженная дорога - скорее тропа - вилась между скальными выходами полосатого серпентинита, плавно спускаясь к выходу в долину. Ютящиеся на откосах узловатые сосны и можжевельник уступили место сумрачному ельнику. В ноздри охотников ворвался смолистый бодрящий дух хвойного леса. Где-то неподалеку пронзительно застрекотала ореховка.
      - Слишком горяч, - бросил телохранителю ярл, кивая на потемневшую дочерна шею буланого. - Надолго не хватит.
      - Повзрослеет - оботрется, - отозвался Этлен, взмахом головы перебрасывая длинный хвост снежно белых волос через плечо - шлема он не носил никогда. - Он хороших кровей. Глубокая грудь, длинные бабки...
      Волна невыносимого смрада накрыла всадников неожиданно, как летняя гроза. Взвыли жалобно, словно кутята, бесстрашные псы. Шарахнулись, наполняя воздух испуганным ржанием, кони. Один из ловчих, силясь спасти уши от пронзительного визга, схватился за голову, но потерял повод и свалился навзничь. Затылком на узловатый корень лиственницы.
      - Стрыга!! - выдергивая из приседельного тула остро заточенный дротик, закричал Этлен.
      Ярл, борясь изо всех сил с бешено пляшущим буланым, краем глаза успел заметить растрепанное бурое оперение, зловещий оскал на старушечьем лице и серповидные когти сложенных вместе задних пальцев, нацеленные в грудь оруженосца.
      Этлен откинулся на круп коня, нанося сильный, но не очень точный удар, вырвавший клок перьев из крыла грозы горных перевалов, ужаса одиноких путников. Стрыга тоже промахнулась и оглушительно захлопала полуторасаженными крыльями, разворачиваясь для новой атаки.