- Понял. Сегодня же ночью Тарлек умрет.
      - Вот и славно. Возьми десяток егерей.
      - А Брицелл? - Хардвар направился было к выходу, но вдруг обернулся.
      - Брицеллу полезна прочная королевская власть. От короля он получает свое жалованье. В разорванной талунской смутой стране он никому не будет нужен. Поэтому он поддержит вас, ваше величество.
      Новоиспеченный король, кивнув, вышел.
      Бейона брезгливо присела на испорченную постель, оглядело, сморщив носик, царящий в комнате разгром.
      - Вот и славно, мой мальчик. Кто же знал, что так все удачно выйдет?
      И она рассмеялась низким грудным смехом, всей нутром ощущая ту цель, к которой стремилась всю жизнь - богатство и власть.
      Отроги Облачного кряжа, под холмами жнивец, день двадцать третий, время суток неизвестно
      Все таки в том, что Желвак прибился к нашему отряду можно при желании было усмотреть и преимущества и недостатки.
      Вначале о хорошем.
      Начать хотя бы с того, что первые четыре дня он вел нас, выступая в непривычной для себя роли проводника. Штольня тянулась очень далеко. Кому пришло в голову в стародавние времена пробивать такую выработку, крепить ее, поддерживать в исправном состоянии, ума не приложу.
      Сперва мы видели отходящие влево и вправо через равные промежутки - шагов пятьдесят - штреки. Это само по себе объяснимо и понятно. Выпади мне честь руководить горными работами, то, призвав на подмогу весь опыт работ и кое-какие знания, вбитые мне в голову, а то и в другое место при помощи розог, в Школе, я сделал бы то же самое. Длинная штольня, как артерия в теле человека, несущая основной поток крови от сердца, от нее - штреки, чтобы разбежаться в стороны, отойти подальше и захватить как можно большую площадь для добычи самоцветов. От штреков наверняка должны разбегаться частые, недлинные рассечки, собственно где и велись работы. Все по правилам - не придерешься. Но потом черные лазы штреков перестали попадаться. А штольня тянулась и тянулась. Для чего? С какой целью? Кто даст ответ? Только давно умершие старатели, проделавшие эту поистине каторжную работу могли бы помочь. Но от них ждать подсказки не приходилось.
      Ради интересу и чтобы занять себя хоть чем то я считал шаги. На четвертой тысяче споткнулся, ударился плечом о стойку и сбился. Больше не начинал. Да и Сущий с ней, со штольней этой. Самое интересное началось, когда она вывела нас в пещеру. Тут была вода. Думаю, и пещера была прогрызена подземной рекой. Там нам рассказывали, хотя, вообще-то в Соль-Эльринской Храмовой Школе этому не учат. Вот Академия в Вальоне, городе на озере, другое дело. Да там и учат не жрецов, а лекарей, рудознатцев, законников да мало ли кого еще. Всех не упомнишь. Наши отцы-наставники налегали все больше на историю материка и, главным образом Империи, древние и нынешние языки и на умение пользоваться Силой. Но какие-то знания об окружающем бренном мире все же давали.
      Почему то именно лекции, не связанные с магическими заковыками запомнились мне больше всего. И теперь я мог бы доходчиво объяснить любому, проявившему любопытство, что холмы, в которых мы рылись на Красной Лошади, сложены сверху совсем не той породой, что несет в себе драгоценные камушки. Холмы - это самый обычный известняк. Из него на моей родине рубят камни для строительства домов. Дробят ее и получившийся щебень используют как подушку на прославившихся широко за пределами Приозерной Империи дорогах. Известняк послабее будет, чем гранит либо базальт, но все таки крепче, чем сланец, не говоря уже о глине. Но самое главное свойство известняка - он может размываться водой. Конечно, любой камень не выдержит, если изо дня в день на протяжении нескольких сот, а то и тысяч лет лить на него воду. Но известняк размоется раньше того же гранита.
      Так вот, известняк лежал тут много лет назад, ровный как скатерка, пока из глубины земных недр не рванулась к воздуху и солнечному сиянию другая порода. Та, которая приносит кому успех и богатство, а кому разочарование и гибель. Как нужно разогреть камень, чтобы он потек? Мой разум воспринимать такое отказывался, рисуя картины третьего круга Преисподней - огненного, где вечно жарятся грешники, не прошедшие Поле Истины. Севернее холмов расплавленный камень прорвался и вспучился Облачным Кряжем, чьи вершины и пики поражают воображение всякого, увидевшего их впервые. А у нас не сдюжал. Только повздувал грибами известняковые пласты, взбугрив некогда ровную землю. А когда остывали жидкие камни и зародились в нем смарагды и топазы, бериллы и турмалины, горный хрусталь и гранаты.
      Но известняк, хоть камень плохонький, а все же камень. Гнуться, как листовая медь под ударами молотка чеканщика он не захотел или не смог и пошел трещинами. Где мелкие и неглубокие, где широкие и протяженные, они пронизали все тело холмов. В трещины пошла вода. От частых ливней осенью - близкие горы придерживают набегающие с юга тучи и они изливаются на наши головы с середины яблочника почти до конца златолиста, до морозов. Весной - талая, от обильных снегов, которыми заметает нашу негостеприимную землю по той же причине, только в зимние месяцы - листопад, порошник, сечень, лютый да весь березозол обычно. Вода бежала, размывала и расширяла трещины в известняке. Они сливались, образуя желоба и каналы. Тоненькие водяные ручейки сливались в полноводные ручьи, а потом и в реки. Нам повезло, что лето выдалось сухое и жаркое. Безводное. Иначе брести нам по колено. а то и по пояс в ледяной воде. Кто бы подумал, шагая под землей, я радовался тому, что за весь жнивец не сорвалось ни единой дождинки с неба. Мысли о засухе, о неурожае и грядущем голоде куда-то спрятались.
      Первое, что мы сделали, наткнувшись на весело журчащий в темноте ручеек, так это дружно упали на колени и пили взахлеб ломящую зубы воду. И гордые перворожденные, и грязные салэх.
      Напились вволю и наполнили водой кожаный мех, оказавшийся среди припасов бережливого Желвака.
      Вот тут пора добавить о второй выгоде от встречи нашего бывшего головы. Скопидом он оказался ужасный. Я так и не понял, накопил Желвак все это добро, будучи нашим начальником, или натаскал уже лишившись прибыльной должности, подбирая все, что плохо лежит? Скорее всего, и то, и другое. Рядом с добротными вещами, хранилось в его тайнике и множество бросового хлама. Здесь соседствовали добротные кожаные плащи, какие носят осенью арданы, и гнутые ложки, отличные сапоги - сам король одеть бы не погнушался - и треснутые горшки. И все это Желвак хотел утащить с собой. Пришлось убеждать его взять только самое новое и полезное, причем плащи, а их нашлось штук восемь, раздать всем - летняя жара под землю не проникала. Кроме плащей я настоял на емкости для воды, в остальном дав новому спутнику полную волю. Он и постарался. Набил огромный тюк, вызвав улыбку даже у невозмутимого Этлена.
      Теперь мы были одеты и для блужданий в подземном мире, и на случай выхода на поверхность. Как ни крути, а лето уступало свои права более холодному времени года.
      На этом преимущества желвакова общества заканчиваются и начинаются недостатки. Попутчиком он оказался не из самых лучших. В начале пути всю дорогу сканудил о том, как он любит перворожденных, в каких замечательных дружеских отношениях он был с Лох Белахом и прочими сборщиками подати. Этими рассказами он, прежде всего, измучил самих сидов, чем добился эффекта прямо противоположного желаемому. На мой взгляд, он в живых остался только потому, что Мак Кехта во время боя потеряла где-то свой корд.
      К концу третьего дня, счет которым вел, сверяясь с каким-то внутренним чутьем, Этлен, Желвак успокоился, решив, очевидно, что никто его в смерти Лох Белаха не винит, и начал ныть, какой, дескать, у него тяжелый мешок. Тут уж взбеленился я. Взял его за шкирку драной, латаной рубахи и объяснил доходчиво, куда этот мешок он может себе засунуть, как будто кто заставлял его все это добро с собой волочить.
      Вняв моим "уговорам", Желвак произвел решительную чистку мешка, оставив только самое дорогое и любимое.
      Я радовался, тешась пустой надеждой, что нытья отныне не будет. Как бы не так! Теперь он решил играть роль постоянно обделяемого с харчами. Это верно. Пищу мы берегли, поскольку не знали, на сколько суток придется растянуть припасы из моего мешка. Перворожденные вообще клевали, как зензиверы - по малой крошке. Должно быть, не могли смириться с уязвляющей их гордость мыслью, что кормятся от щедрот жалкого человечишки.
      А вот Желвак хотел есть всегда и помногу. Тут уж на него окороту найти мы не сумели. Ну, не морду же бить скудоумному? А слов он упорно не воспринимал. Тянул свое, как избалованный ребенок. В конце концов, я начал даже находить в его постоянных жалобах какое-то, пусть безрадостное, но развлечение. Мы с Гелкой даже затеяли нечто вроде игры - угадать какое еще "неоспоримое" доказательство необходимости увеличить свою порцию он придумает.
      Так мы и шли. Этлен командовал, когда приходила пора сделать привал. Каким образом он определял: где день, где ночь? Наверное, нужно прожить больше тысячи лет, чтоб развить в себе такое ощущение времени. И направления. Ведь после того, как Желвак признался, что дальше он не отваживался забираться, поиском дороги занимался тоже телохранитель Мак Кехты.
      Пещера есть полость в земле нерукотворная, учили нас в Школе. А, следовательно, разобраться, куда идти в ней очень и очень тяжело. Бесчисленные отнорки, повороты, перекрестки, когда ходы раздваивались, а через пару сотен шагов опять сходились. К стыду своему, вынужден сознаться - восемь лет работы под землей нисколечко не подготовили меня к подобному испытанию. А как перворожденный, представитель расы не сильно жаловавшей подземелья умудрялся не отклоняться от основного, "главного", тоннеля? Благодаря его чутью не единожды избегали мы обидного попадания в тупики лабиринтов и изматывающего блуждания по кругу в кольцевых промоинах.
      Этлен шагал впереди, сжимая в левой руке факел. Правая всегда наготове. Уж я-то знал: случись что - клинок сам порхнет сиду в ладонь.
      Мак Кехта, безучастная и какая-то неживая, шла за ним. Это было правильно - так спокойнее обоим. Следом за ней тащился, без умолку бормочущий себе под нос Желвак. После него - Гелка, а потом и я.
      Когда мы шестой раз остановились на ночевку, правда, я не испытывал уверенности в том, что на верху тоже ночь, Этлен рассказал преследующем его целый "день" ощущение ветра на щеке. Это могло означать только одно - где-то неподалеку есть выход. Осталась самая малость - найти его. Большого выбора у нас не было - в такие переделки до сих пор я не попадал, но здравый смысл подсказывает: иди или по ветру, или против ветра. Сам по себе воздух не двигаться не начнет. Нужны хотя бы два отверстия, как в печи - труба и поддувало. А если одно из них будет на вершине холма, а второе - в низине, возникнет тяга.
      Спорить и строить предположения никому не хотелось. Гелка вообще отмалчивалась, стараясь не произносить и самого слова "выход" - у арданов, а ведь по отцу с матерью она все же арданка, очень сильна боязнь спугнуть удачу, если много болтать о ней вслух. Наверное, у сидов тоже есть такое поверье и капризную удачу они уважают, несмотря на все потуги считать себя единственными законными властителями материка. Даже Этлен старался делать вид, будто всю жизнь собирается провести в пещере и что получает от скитаний с факелом в руке несказанное удовольствие. А Мак Кехта молчала, поджав губы. Понятное дело, высокородной ярлессе наша компания наверняка казалась грубой, не утонченной, а уж коли мне поблизости провонявшего грязью, потом и мочой Желвака находиться было не мед, то каково же ей? Ничего, выберемся, если Сущий не оставит своих рабов, и разойдемся каждый в свою сторону. Мы с Гелкой на юг прямиком двинем, чтоб до заморозков хотя бы в южные талы Ард'э'Клуэна выйти, а лучше всего - в Восточную марку Трегетрена. А до остальных мне дела нет. Не маленькие - няньки им не нужны.
      На "утро" седьмого дня, подкрепившись наспех, все, не сговариваясь, уставились на старика-сида. Кому ж еще вести, как не ему?
      Этлен покачал головой и, призвав всех сохранять неподвижность, высоко поднял факел, благо высота свода это позволяла. Закусай меня стрыгай! Пламя действительно легонько колебалось, наклоняясь все время в одном и том же направлении.
      - Пойдем на ветер, - окончательно решил сид и мы двинулись.
      Потеряли, таким образом, полдня.
      Место, где свежий воздух врывался в каменные норы мы нашли, но находка принесла только разочарование.
      Длинная трещина шириной в полторы ладони наискось расколола стену пещеры, начинаясь от пола и теряясь верхним концом где-то там, в непроглядной темноте, куда не доставал освещавший наш путь огонь.
      О том, чтобы лезть туда даже мысли ни у кого не возникло. Мы же не крысы каменные. Расширить? А как это сделаешь без инструмента? Топорик я захватил, но камень лучше рубить обушком. Да и кто знает, какова глубина скального разлома? Не десяток стоп, явно, - за такую работу я все же взялся бы. А если сотня, две, три? Тут не один год копошиться...
      Ну что же, подышали свежим воздухом и на том спасибо провидению. Во всяком случае на слова упрека никто не решился. Даже гордая феанни, считавшаяся госпожой Этлена. Впрочем, отношения у них были скорее, как у отца с дочерью, у учителя с ученицей, но не как у слуги и хозяйки. Может, это они такая необычная пара, а, возможно, у перворожденных понятия "слуга-хозяин" трактуются несколько иначе, чем у людей.
      После краткого отдыха пошли "за ветром", как сказал Этлен на этот раз.
      Ответвление пещеры, выбранное сидом для пути вилось, загибалось и постоянно понемногу забирало вниз. Сразу закрадывались сомнения - как можно надеяться выбраться, уходя все глубже и глубже под землю...
      И вдруг тоннель кончился. Огромный зал - свет факела не достигал ни до потолка, ни до трех остальных стен - встретил нас веселой капелью. Как в травнике, когда ласковые солнечные лучи мягкими пальцами скользят по намерзшим за зиму сосулькам, заставляя их лить непрерывные слезы. Бесчисленные капельки, срывающиеся с потолка били веселыми серебряными молоточками по поверхности там и сям раскинувшихся луж.
      Этлен поднял факел повыше и высветил окруживший нас каменный лес. Искрящиеся, отражающие свет гранями мелких кристалликов столбы тянулись вверх. А навстречу им с потолка свисали подобные им каменные сосульки. Чудо, которое мне до сей поры видеть не приходилось. Да и учителя храмовые тоже как-то обошли вниманием такое явление природы. Как образуются эти столбы? Из чего? Ведь не из воды же нарастают?
      Не у одного меня захватил дух при виде застывшей красоты. Гелка охнула и прикрыла ладошкой рот. Этлен покачал головой. Кажется с одобрением. Даже Мак Кехта, позабыв о своей печали вертела головой направо и налево. Желвак кряхтел и чесал затылок пятерней, потом попытался отломать кусочек каменного дерева. Ну-ну, тебе же его и тащить...
      - Где может быть выход, Эшт? - Этлен явно преувеличивал мои знания о земле и подземном мире.
      - Трудно так сразу, - в действительности у меня вообще не было никаких мыслей по этому поводу. - Может разлом? В стене или потолке?
      - Быть может, - телохранитель кивнул задумчиво и затушил факел сапогом.
      Желвак забурчал что-то недовольным тоном, рассчитывая, что сиды его не расслышат. Нет, дружок, не надейся. Если даже я услышал.
      Зачем перворожденный оставил нас во тьме я догадался почти сразу. Он хотел увидеть проникающие снаружи отсветы. Если трещина небольшая или далеко, то свет факела мог заглушить слабые лучи солнца.
      А вдруг сейчас ночь?
      - Нет, - раздался в темноте голос Этлена. - Дело идет к закату, но еще день.
      Сколько бы он не убеждал меня, что не читает мысли, не поверю.
      - Держитесь за мной, как тогда, в норе стуканца, - продолжал сид. - И пойдем понемногу.
      Шаг за шагом, стараясь не разбить лбов о каменные столбы, мы пошли по направлению середины зала. Во всяком случае, мне показалось, что к середине.
      Каковы же размеры этой пещеры? С первого взгляда показалось, что в ней запросто разместятся самое малое четыре главных соль-эльринских храма Сущего работы знаменитого мастера позапрошлого столетия Трезиния Кавра. Вместе со всеми портиками, шпилями и колоннадами. А я еще не видел большей части зала.
      - Солэс, - тихо, словно опасаясь спугнуть, проговорил Этлен. - Свет.
      - Солнышко! - в голосе Гелки было столько надежды и веры в спасение.
      - Аат' солэс, Этлен? - как ни сдерживалась феанни, а волнение скрыть не смогла. - Где свет, Этлен?
      - Ан суэс. Ан гриан аг татнимх. Там вверху. Там светит солнце.
      Телохранитель был прав. Из-под самого потолка пробивался слабый, бледный, но такой родной, солнечный свет. Как же я истосковался по нему! Не должен человек жить, как чернохвостый суслик или каменная крыса под землей.
      Однако радость быстро сменилась разочарованием.
      - Можешь обратно зажигать факел, Этлен, - вымолвил я, сам не узнавая своего севшего голоса.
      Было от чего расстроится. Мы же не нетопыри - взлететь к самому потолку и выбраться на волю. И здесь не повезло. Придется продолжать таскаться по проклятым переходам и лабиринтам и искать другой путь наружу, более подходящий бескрылым созданиям, какими, без сомнения, являлись и мы, люди, и перворожденные.
      - Подожди. Не надо впадать в отчаяние, - отозвался сид. - Посмотрим еще.
      Пусть смотрит. Не буду его разубеждать. Сам я каким-то внутренним чувством сразу ощутил - другой дыры здесь не будет. Вполне достаточно для проветривания воздух и впрямь был чистый, приятно освежающий - не то что затхлый неподвижный дух привычных мне рассечек. Может, и света немного даст, если полдня станем дожидаться. А вот выход... Спасение...
      Безуспешный осмотр подтвердил правильность моего первоначального предположения. Больше отверстий ни в потолке, ни в стенах не оказалось.
      Этлен высек искру, поджигая факел. Мы находились почти в центре зала - отдушина приходилась прямо над нашими головами. Наверное, днем здесь светло. По крайней мере есть освещенный круг.
      Неохотно разгорающийся отсыревший факел осветил наши убитые разочарованием лица, ближайшие столбы, которые перестали казаться мне воплощением красоты, и кучу земли, насыпавшуюся сверху, наверное, в то время, когда образовалась дыра. А из рыжеватого глинозема торчала рука со скрюченными, как когти ястреба пальцами.
      - Глянь, - указал я Этлену на страшную находку, но он все уже увидел и без моей подсказки.
      - Ан бохт. Ка блиен'... Бедняга. Сколько лет...
      - Что - "сколько лет"? - не понял я.
      - Он упал очень давно, - пояснил сид. - Видишь, браслет? Такие делали только в Б'энехт Ольен. Тысячу лет тому...
      - Это перворожденный? - осторожно спросил Желвак.
      - Люди таких браслетов не носили, - отозвался телохранитель, а Мак Кехта сквозь зубы пробурчала что-то о грязных салэх и вонючих шкурах.
      - Его следует похоронить согласно вашим обычаям? - вмешался я. - Или можно считать...
      - Пожалуй, можно считать, - отрезал сид.
      - Кад сэ эньшо, Этлен? Почему он здесь, Этлен? - феанни подошла ближе к погибшему соплеменнику.
      - Кье юул? Кто знает? - старик, а мы следом за ним, тоже приблизился к трупу, посветил факелом.
      Кроме кисти руки с золотым - Желвак даже засопел от сдерживаемой алчности браслетом, из-под глины виднелся край некогда белого одеяния. Таких я раньше не видел ни на людях, ни на перворожденных.
      - Едэх филид... Ан спьеш,.. - словно прочитала мои мысли Мак Кехта. - Одежда филида... Любопытно...
      - Смотрите, сумка, - переборов робость подала голос Гелка.
      Действительно, из слежавшейся земли торчал край холщовой сумки.
      - Что делал филид в одиночку в пустых холмах? - мой вопрос не предназначался никому - просто рассуждение вслух.
      - Кье юул? Кто знает? - Этлен присел на корточки, прикоснулся к материи кончиками пальцев, отдернул руку, словно от огня...
      - Кад ан? Что такое? - встрепенулась феанни.
      - Н'арт,.. - покачал головой телохранитель. - Сила...
      - Что ты имеешь в виду? - я присел подле сида, не принимая во внимание очередную реплику Мак Кехты о салэх.
      - Трудно сказать,.. - озадаченно отозвался Этлен. - Странное чувство... Не разобраться...
      Что же такое кроется в самой обыкновенной сумке, не отличимой от сотен других, с какими бродят по Империи нищие странники, если уж неустрашимый Этлен шарахнулся, как от пестрой гадюки?
      Сила, он говорил... Сила? Какой-то амулет?
      Я протянул руку и, не дотрагиваясь, раскрыл ладонь. Приблизил пальцы к сумке, прислушиваясь к ощущениям. Магии не было. Заряженный амулет отзывается легким покалыванием кончиков пальцев. Словно утренний морозец. Здесь же ничего подобного. Мешок мешком.
      - Ничего не слышу. Что за сила?
      - Древня и очень злая, - ответ телохранителя поразил меня еще больше.
      - Это как-то связано с колдовством?
      - Откуда мне знать? Я - не филид, я - воин. Но теперь я понимаю, он лежит здесь не спроста.
      - Эта сила убила его? - оказывается, Мак Кехта внимательно прислушивалась к нашему разговору.
      - Не думаю, - Этлен старался придать голосу уверенность, но у него выходило с трудом.
      - Может, посмотреть? - рискнул предложить я, раз на меня не действует скрытая аура таящегося в сумке предмета.
      Перворожденные переглянулись. Нежелание тревожить прах тысячелетие назад погибшего соплеменника и страх перед неведомым заставляли их колебаться. Что ж, их право. Если откажутся, настаивать не буду.
      - Посмотри, - выдохнул Этлен. - Посмотри. Иначе я перестану себя уважать. Это же надо, испугаться, как малолетка...
      - Хорошо. Ты сказал.
      Осторожно-осторожно я потянул край холстины на себя. Сумка не поддавалась. Скорее всего, присыпавшая ее земля за долгие годы ссохлась приобретая твердость камня.
      - Ножом, - подсказал сид.
      Лезвие моего ножа без труда взрезало древнюю ткань. Что же кроется внутри?
      Корень?
      В первый момент я не поверил своим глазам. Быть того не может. Обычный корень. Каких в каждом лесу без счета. Или все же не обычный? Мои пальцы, прикоснувшиеся к нему, ощутили легкое тепло, исходящее от корявой деревяшки. Словно в глубине ее тлел огонек. Такого, конечно, не могло быть. Дерево не сталь, но все едино остынет в подземелье...
      Вот и вся находка. Корень лежал у меня на ладони, освещаемый багровыми отблесками пламени. Не больше двух ладоней в длину в длину, толщиной с мое запястье. Слегка изогнутый - по форме уродливой ноги. Таких ног нет ни у людей, ни у перворожденных. Ближе всего к лапе медведя и клыкана.
      - М'акэн? - удивленно протянула сида.- Корень?
      - И ты ничего не чувствуешь? - заинтересованно глянул Этлен.
      - Ничего, - я не кривил душой. - Только слабое тепло.
      - Видно очень мы разные, - покачал головой телохранитель.
      - Думаю, он хотел его уничтожить, - проговорила Мак Кехта.
      - Зачем для этого,... - я хотел сказать, что полный идиот стал тащить бы обычную деревяшку через пустошь, ведь тысячу лет назад не было людей и на приисках никто не работал, вместо того, чтобы швырнуть ее в костер прямо там, где нашел.
      - Да, феанни, - Этлен кивнул. - Он нес его на Большой Совет. В Уэсэл-Клох-Балэ.
      Красивое название - Стены Благородного Камня. Должно быть, какое-то сидское святилище.
      - Мы должны,.. - начала было Мак Кехта, но телохранитель прервал ее:
      - Каким образом? Я не возьму это в руки. И тебе, феанни, не позволю. Я с тобой, чтобы охранять, а не подвергать риску.
      - Но мы не можем...
      - Разговор исчерпан, феанни. Пролежал же он здесь до сих пор.
      - А ты не думаешь, что войны, смерти и горе, терзают нашу несчастную землю последние несколько сот лет из-за этого корешка? - голос сиды зазвенел, взлетая к своду пещеры.
      Ого, вот она как поворачивает. Оказывается, решить все проблемы проще простого. Уничтожь этот почерневший от времени и сырости кусок дерева и на всем материке воцарится мир и согласие. Люди и сиды начнут брататься и водить веселые хороводы вокруг беллен-тейдовского столба...
      - Феанни, - устало проговорил Этлен. - Эохо Бекх был военным вождем еще в Б'энехт Ольен, я же тебе рассказывал... Войны и смерть принес в наш мир не этот корешок, пусть даже он и обладает скрытой мощью...
      - Но если он сможет их унести?
      Вот тут крыть нечем. Как ни верти, а Мак Кехта права. Правда, слишком много непонятного в этой истории. Где погибший филид (жрец по нашему) добыл такой артефакт, от которого шарахается бесстрашный воин, видавший столько раз смерть, сколько я видел восход солнца? Куда его тащил? На Большой Совет ли, в этот, как его там Уэсэл-Клох?.. Или думал воспользоваться сам заключенной в нем Силой? Почему был один? Можно ли его вообще уничтожить? И что для этого предстоит сделать?
      Но если есть хотя бы малая надежда на то, что с помощью этого невзрачного корешка можно избыть из этого мира ненависть, убийства, злобу и жестокость, я готов тащить его хоть в Северную Пустошь и дальше в мир белого безмолвия, хоть за горы Крыша Мира и в жаркий ад начинающихся за ними джунглей.
      Перед моим взором чередой прошли обезображенное кровоподтеками лицо Лох Белаха и скорбно опущенные уголки губ Сотника, захлебывающийся кровью Жихарь и удивленное выражение глаз Коннада, ощутившего смертоносный бельт под лопаткой.
      - Я могу,.. - голос сорвался, пришлось откашляться и продолжить. - Я могу нести его. Если нужно...
      - Ты хочешь,.. - поразился Этлен.
      Куда девалась его обычная проницательность? Да, я сделал выбор.
      - За последние полгода умерло слишком много людей,.. да и перворожденных тоже, которых я бы предпочитал видеть живыми. Я устал от смертей.
      Мак Кехта вначале фыркнула - еще бы, по ее мнению, я смертей то и не видел по настоящему. Потом быстро надела на себя маску бесстрастности. Пусть. Это ее идея - унести корень. Конечно, высокородной сиде не очень-то понравится в очередной раз принимать услугу от "салэх", но придется потерпеть, если хочет изменить мир к лучшему.
      Она стерпела. Ничего не сказала. Ничем не выказала неудовольствия. Только отвела глаза и пожала плечами. Мол, назвался груздем - полезай в короб.
      А Этлен совершил поступок, которого я никак не ожидал от сида. Наверное, слишком долго вбивали в наши головы понятия - кто здесь господа, а кто - рабы. Старик молча вынул из ножен меч и отсалютовал мне, подняв крестовину до уровня глаз. И так же молча вернул клинок на место. Но в его взгляде я прочел: отныне мы равны и мое слово будет иметь для него такое же значение, как и собственное.
      Думал ли ты, Молчун, когда, что достигнешь такой чести?
      ГЛАВА IX
      Облачный кряж, Уэсэл-Клох-Балэ, жнивец, день двадцать восьмой, после рассвета
      Минуя пост охраны на подходе к Шкиэхан Уэв', Ройг Лох Крунх поклонился охранникам, ответившим ему сдержанными улыбками. Одного из воинов, скучающих в караулке, Скела из Приюта Семи Ветров, он знал добрых пятьсот зим. Второй незнакомый. Видно из молодежи, хотя юноши сиды не баловали своим присутствием этот оплот старины и порядка на севере материка. Скорее, из беженцев. С южных либо юго-восточных склонов.
      Чудовищная несправедливость последней войны лишила защиты сюзеренов и, вместе с ними, пропитания многих перворожденных. Чтобы какие-то грязные, зачуханные твари с такой легкостью сумели в короткий срок захватить и разрушить столько замков! Это не укладывалось в голове Лох Крунха. Ведь каждый из горных приютов защищали проверенные в боях дружины истинных мастеров клинка.
      Взять, к примеру, Рассветные Башни. Его владыка - Уснех Мак Кехта - стяжал славу полководца еще во времена Войны Утраты. А его дружина! Умный, в меру безрассудный, привычно расчетливый Лох Белах. Этлен, признанный мастер клинка, равного какому не рождалось на просторах материка в последнее тысячелетие. И они не устояли. От величественного замка, чьи камни помнили бессчетное количество смен зим и весен, осталась груда мусора и обугленных валунов. Где теперь вдова ярла Мак Кехты? Ройг помнил ее еще девочкой - Фиал Мак Кехта вторая дочь ярла Мак Куана с западных отрогов. Не красавица, но отважное сердце. Неукротимая сида заставила пойти за собой многих наследников ярлов не только из южных и восточных замков, испытавших ужасы войны с салэх, но и с северных и западных склонов кряжа. Ходили слухи, что Большой Совет филидов, размещавшийся здесь в Уэсэл-Клох-Балэ, не одобрял действий воительницы, в особенности изощренной жестокости, которую она обрушила на головы врагов. Что ж, филиды всегда чуток не от мира сего. Ходившие за Эохо Бекхом в долину Ауд Мора сиды не питали к салэх ни малейшего сострадания, ибо видели творимое ими зло. Да и сам король, по слухам, рад был бы оказать помощь Мак Кехте и воинами, и оружием, но из уважения к мнению филидов, в особенности Утехайра Семь Звезд и Мораны Пенный Клык, изображал подчеркнутый нейтралитет.
      Ройг поежился и поплотнее запахнул полы стеганного пелиса мехом внутрь. В долинах в конце месяца льюнэс еще сохранялись крохи тепла, несмотря на ледяное дыхание Северной Пустоши. Здесь, высоко в горах, совсем иначе. Лето держится не больше трех десятков дней между праздником Дня-без-Ночи в середине месяца м'ехэв и Ойле Фейхе Эойн - праздником начала года. Конечно, ничего страшного в этом нет, гораздо хуже, по мнению Лох Крунха, приходилось южанам, вынужденным страдать от летнего зноя добрых три месяца. Но все-таки, в мороз и метель лучше сидеть у камина, играя в к'ор-а-к'ор. А он, гвардеец - летучий всадник, зачастую этих невинных удовольствий оказывался лишен.
      - О, сегодня ты в дозоре? - увечный прибиральщик пещер Коннахт из Певучей Долины приятно удивился. - Хорошего ветра и чистого неба тебе, Ройг.
      Лох Крунх кивнул в ответ. Коннахт - бессменный помощник дозорных - вызывал у него чувство похожее на стыд. Бывший некогда ловчим, поставлявшим зверье для бойцовых ям, он сорвался однажды со скалы, сломал спину и погиб бы несомненно, если бы не верные товарищи, тащившие больше похожее на труп тело дюжину дней до самого Уэсэл-Клох-Балэ и лекарское искусство Айлиля Черного Буревестника, третьего по рангу среди филидов после Утехайра и Мораны.