- Благодарю за доверие! - вскочил я с дивана. - Только лучше пошлите на фронт, все равно - командиром полка или батальона. Я должен воевать, а не бумаги писать...
      В глазах генерала вспыхнули гневные искорки. Опершись на стол тяжелыми, до синевы сжатыми кулаками, он резко поднялся, оттолкнув кресло.
      - Ишь, герой нашелся! А я, по-твоему, здесь бумагу мараю? Отлыниваю от фронта?! - бушевал Федоренко, яростно жестикулируя.
      Я молчал и, конечно, был уверен, что Я. Н. Федоренко тоже рвется в бой. Ведь его, как и любого советского человека, терзала жгучая ненависть к фашистам. Я знал, что он с радостью бы согласился командовать любым боевым соединением. Но ему, испытанному коммунисту, участнику гражданской войны, сражавшемуся за власть Советов в рядах революционных моряков, человеку большого опыта и незаурядных организаторских способностей, партия доверила в тяжелую годину высокий пост, определив его место во всенародной войне против захватчиков...
      Погасив вспышку гнева, умолк и Яков Николаевич, понимая, что моя просьба не является какой-то бравадой. Ведь в то время не единицы, а сотни командиров, оказавшись по той или иной причине в тылу, подавали рапорт за рапортом с просьбой направить их в действующую армию.
      - Идите и еще раз хорошенько подумайте над моим предложением, - перейдя на "вы", холодно сказал генерал и, наклонив изрядно поседевшую голову, углубился в служебные бумаги.
      Вышел из кабинета заместителя наркома крайне расстроенным. "Ведь может быть так, - размышлял я, - что подпишут приказ о назначении на предложенную должность и ничего не останется, как подчиниться". И тут пришла мысль написать письмо на имя И. В. Сталина. Тотчас же кратко изложил суть своей просьбы и принял меры по доставке письма в Кремль.
      Через день меня снова вызвали к Я. Н. Федоренко.
      - А, явился челобитчик! Кто это тебя надоумил обращаться лично к товарищу Сталину? - грозно пробасил Яков Николаевич, но глаза его искрились веселыми огоньками. Уже из того, что он начал разговор с дружеского "ты", можно было догадаться - моя просьба удовлетворена.
      - Сам додумался, товарищ генерал-лейтенант.
      - Ну и настырный же ты, Павел Алексеевич, добился-таки своего. Однако не думай, что тебя направляют в войска без моего согласия, - погрозил пальцем Федоренко. - Знай, не найду подходящей кандидатуры - будет по-иному: отзову с фронта.
      - Спасибо, товарищ замнаркома, - поблагодарил я Якова Николаевича.
      - Да ладно уж, - махнул рукой генерал и продолжал: - В селе Костырево, километрах в ста двадцати юго-восточнее Москвы, формируется восьмая танковая бригада. Времени у тебя в обрез. Поезжай, доформировывай. Приказ о назначении тебя командиром этой бригады будет подписан завтра.
      ...Прибыв в Костырево, я встретил там многих своих боевых соратников командиров, политработников, рядовых танкистов, с которыми вместе прошел тяжелые испытания в первые дни войны. Они в основном - и командные кадры, и рядовые танкисты бывшей 2-й танковой дивизии - составили ядро 8-й танковой бригады.
      Комиссаром бригады был назначен бывший военком дивизии бригадный комиссар Н. В. Шаталов. Опытный партиец, по характеру выдержанный и доброжелательный, он сразу же завоевал у личного состава высокий авторитет.
      На должность начальника штаба бригады еще до моего приезда прибыл майор М. А. Любецкий, грамотный, вдумчивый, немногословный и очень деятельный.
      В бригаду вошли 8-й танковый полк, мотострелковый батальон, зенитно-артиллерийский дивизион и три отдельные роты - разведки, управления и боевого обеспечения. Танковым полком, имевшим два танковых батальона, командовал стройный, подтянутый, энергичный кадровый командир-танкист майор А. В. Егоров, еще в тридцатых годах окончивший танковое училище. Будучи командиром танкового разведбатальона, он принимал участие в освобождении Западной Украины. Война застала его в должности начальника штаба 63-го танкового полка 32-й танковой дивизии 4-го механизированного корпуса. В первом же бою с немецко-фашистскими захватчиками погиб командир полка майор М. И. Жеглов, и Егоров возглавил часть. Он сражался с гитлеровцами под Львовом, в районе Бердичева и на подступах к Киеву - словом, имел боевой опыт и не раз уже смотрел смерти в глаза.
      Удачно были подобраны командиры батальонов и- рот. Они произвели на меня хорошее впечатление серьезной тактической подготовкой и высоким морально-боевым духом.
      К тому времени обстановка на советско-германском фронте характеризовалась все нарастающим упорством советских войск в ожесточенных оборонительных сражениях. В самом разгаре было знаменитое Смоленское сражение, в котором войска Западного фронта, поддержанные резервами Ставки, нанесли крупное поражение противнику в районах Духовщины, Ярцево и Ельни, сорвав его планы с ходу прорваться к Москве. Героическое сопротивление советских войск в районе Смоленска вынудило гитлеровцев, хотя и временно, перейти к обороне на центральном направлении.
      Это были воодушевляющие успехи. Вести о них скоро распространились по всей стране, поднимая боевой дух личного состава Красной Армии, вселяя в советский народ надежду на то, что захватчики будут остановлены и разбиты.
      В первый же день своего пребывания в бригаде я выступил перед личным составом 8-го танкового полка, рассказал танкистам о положении на фронтах, об излюбленных тактических приемах фашистских танкистов, посоветовал, как бить гитлеровцев наверняка, и потребовал, не теряя ни одной минуты, настойчиво готовиться к боям. Затем горячую, проникновенную речь произнес Н. В. Шаталов. Он говорил о смертельной опасности, нависшей над нашей Родиной, призывал к беспощадной борьбе с наглым и опытным врагом.
      Во всех подразделениях развернулась напряженная боевая и политическая учеба, неоднократно устраивались сборы командного и политического состава в штабе бригады, в поле отрабатывались действия танкового полка и всех подразделений бригады в различных видах боя.
      Формирование 8-й танковой бригады было закончено досрочно. Ее основа - 8-й танковый полк имел 61 танк, из них 7 тяжелых КВ, 22 средних Т-34 и 32 легких Т-40. Полностью были укомплектованы вооружением и людьми также мотострелковый батальон, зенитно-артиллерийский дивизион и все три отдельные роты. Об этом я лично доложил генералу Я. Н. Федоренко. Вскоре последовал приказ грузить бригаду в эшелоны и перебрасывать ее на Северо-Западный фронт, в район станции Валдай.
      Проследив за погрузкой техники и личного состава, я убыл в штаб фронта для получения боевой задачи.
      * * *
      Командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант П. А. Курочкин был известным и уважаемым военачальником. Еще красногвардейцем в дни Великого Октября он участвовал в штурме Зимнего дворца, потом сражался против белогвардейцев. Перед Великой Отечественной войной Павел Алексеевич уже командовал войсками Забайкальского военного округа. Коренастый, спокойно-неторопливый в разговоре и движениях, он встретил меня очень приветливо и, выслушав доклад о боевой готовности бригады, пригласил к карте.
      Из довольно подробной информации командующего я получил отчетливое представление о положении на северозападном направлении. К тому времени войска немецко-фашистской группы армий "Север", наступая из Прибалтики, ценою огромных потерь вышли на побережье Финского залива в район Урицка, а затем, прорвавшись к южному берегу Ладожского озера у Петрокрепости (Шлиссельбург), блокировали Ленинград с суши.
      Командование фронта делало все возможное, чтобы оказать помощь защитникам колыбели пролетарской революции. Когда гитлеровцы рвались к Ленинграду, а финская армия развернула наступление на ленинградском направлении с севера, войска Северо-Западного фронта форсировали реку Ловагь и из района Старой Руссы нанесли удар по южному крылу 16-й немецкой армии. Для отражения этого удара фашистскому командованию пришлось срочно перебрасывать сюда значительную часть подвижных войск групп армий "Север" и "Центр", а также всю авиацию 1-го воздушного флота.
      - Наш контрудар, - говорил П. А. Курочкин, - ослабил нажим противника на Ленинград и позволил выиграть определенное время, необходимое для организации обороны города.
      Бои, как рассказывал Павел Алексеевич, носили исключительно ожесточенный характер. Советские войска понесли значительные потери, однако наступление гитлеровцев под Ленинградом к 20 сентября было остановлено.
      - Восьмая танковая бригада, - сказал командующий фронтом, - передается в состав одиннадцатой армии генерала Морозова. Решено силами вашей бригады и вновь прибывшей двадцать шестой стрелковой дивизии нанести упреждающий удар на Лужно. Поезжайте к товарищу Морозову, от которого получите конкретную задачу.
      23 сентября я приехал в Валдай из штаба 11-й армии, имея при себе приказ о наступлении, которое назначалось на утро следующего дня. Встретивший меня начальник штаба бригады майор М. А. Любецкий доложил, что благополучно прибыли и разгрузились танковый полк, зенитно-артиллерийский дивизион, а также все три отдельные роты. Эшелон с мотострелковым батальоном ожидался ночью. С ним находился и бригадный комиссар Н. В. Шаталов.
      Приказал Любецкому нанести на карту обстановку и тотчас же вызвать командира танкового полка майора А. В. Егорова. Через час Егоров был у меня. Ознакомив его с приказом командующего армией, я потребовал к утру быть в готовности к наступлению. Смотрю - он не торопится с ответом.
      - Вам что-то непонятно? - спросил я майора.
      - Времени мало, товарищ полковник. Надо провести рекогносцировку, изучить систему обороны противника, организовать взаимодействие с пехотой и артиллерией... К тому же не подвезли дизельное топливо для тяжелых танков. У нас еще нет карт района предстоящих действий.
      Командир полка, конечно, по-своему прав. Танкисты должны вступать в бой чуть ли не с железнодорожных платформ. Но командарм требовал торопиться, решительными действиями препятствовать развитию удара противника на Ленинград.
      Разъяснил все это Егорову:
      - В сложившейся обстановке ваш полк завтра может сделать то, что послезавтра уже не удастся. Получайте карты у начальника штаба бригады, роту КВ оставьте в моем резерве и к семнадцати часам доложите свое решение.
      - Все ясно, - козырнул Егоров. - Разрешите выполнять!
      Около трех часов где-то недалеко от расположения танкового полка начали рваться мины и снаряды. Через полчаса серия взрывов повторилась. Меня это встревожило. Сажусь в машину и еду в полк. Он сосредоточился в лесу у деревни Сосенцы. Подъезжаю к опушке леса, а танков не вижу. Но они были здесь. Оказалось, что танкисты так искусно замаскировали свои боевые машины.
      Оставляю машину и иду к штабу полка. Навстречу уже бежит начальник штаба совсем еще молодой капитан А. С. Кривошеев. Он доложил, что командир полка с комбатами и командирами рот находится на рекогносцировке.
      - Что тут за стрельба? - спрашиваю у Кривошеева.
      - Это не у нас, товарищ полковник. Минометчики соседнего стрелкового полка с фрицами "гостинцами" обмениваются.
      В лесу было тихо. Ранняя осень разбросала по нему своп пестрые краски. Высоко в небе с севера летела клином, курлыча, стая журавлей. Запрокинув голову, на них печально смотрел поджарый паренек.
      В ожидании Егорова я обошел расположение одной из рот 1-го танкового батальона, поговорил с танкистами. Радовало их боевое настроение. Усатый механик-водитель старательно протирал лобовую броню своего танка, тихонько напевая "Трех танкистов". Интересуюсь, откуда он.
      - С Челябинского тракторного, товарищ командир бригады. Доброволец. Все не отпускали. Был забронирован.
      - Значит, решил бумажную броню сменить на стальную броню?
      - Выходит, так, - улыбнулся танкист.
      В роте в основном были добровольцы - рабочие тракторных заводов Челябинска и Сталинграда.
      Пока я беседовал с ними, вернулся с рекогносцировки майор Егоров. Там, на месте, он принял решение, приказав первому батальону под командованием майора Д. Л. Дорожкова атаковать вдоль Демянского шоссе, тесно взаимодействуя со вторым батальоном капитана И. Д. Баскакова, получившим задачу атаковать правее.
      Как оказалось, противник не имел еще достаточно прочной обороны. Но, по мнению Егорова, гитлеровцы успели развернуть противотанковые средства и организовать систему огня. Ему даже удалось выявить отдельные артиллерийские и минометные батареи противника. Поэтому он просил меня договориться с командиром соседней, 26-й Златоустовской Краснознаменной стрелковой дивизии поддержать атаку танков огнем его артиллерии.
      Я утвердил решение командира танкового полка и посоветовал, как лучше организовать взаимодействие между средними и легкими танками. Средние должны огнем и броней прокладывать путь, уничтожая артиллерийские позиции и танки противника, а легким следует сосредоточить свои усилия на уничтожении вражеских пулеметных точек, пехоты, бронетранспортеров и автомашин.
      Уже начало смеркаться, когда я собрался уезжать на свой командный пункт.
      - Товарищ полковник, может, вы вернете мне роту КВ? - попросил Егоров. Как видите, у меня же ничего не остается в резерве. Все бросаю, чтобы усилить мощь первого удара.
      - Вижу, иначе бы не утверждал вашего решения. Посмотрим по обстановке, ответил я, думая, что и мне нельзя оставаться без резерва, тем более что пока не прибыл мотострелковый батальон.
      Наступила тревожная ночь. Я беспокоился, как бы противник сам не перешел в наступление. Потом, как сложится этот первый бой недавно сформированной бригады, как проявят себя некоторые, еще не обстрелянные, танкисты?..
      Прилег отдохнуть, но не уснул, а дремал, прислушиваясь к гулу самолетов в ночном небе и редким разрывам снарядов.
      Еще было темно, когда загрохотала артиллерийская канонада. Снаряды и мины рвались, судя по всему, там, где находился танковый полк. Возможно, гитлеровцы догадывались, что готовится наше наступление. Потом как-то внезапно все стихло. Связываюсь по радио с А. В. Егоровым. Он докладывает, что немцы произвели сильный артиллерийский налет, однако огонь вели неприцельный: лишь несколько снарядов разорвались в расположении полка. Потерь не было. С началом налета экипажи укрылись в танках, закрыв люки.
      Приближался рассвет. С северо-востока, со стороны озера Ильмень, подул холодный ветер. На востоке у горизонта медленно бледнело небо. И когда оно порозовело, громыхнули орудийные выстрелы. Это начала артиллерийскую подготовку 26-я стрелковая дивизия. Постепенно мощь артиллерийского и минометного огня нарастала.
      Егоров доложил, что танковые батальоны выдвигаются на рубеж атаки и занимают боевой порядок за пехотой. Над противником появились наши самолеты. Их бомбовый груз обрушивается на гитлеровцев. По силе взрывов и величине вздымаемых фонтанов земли можно было определить, что сбрасываются тяжелые авиабомбы. В это время 8-й танковый полк перешел в атаку. По рации слышу голос командира полка:
      - Я - "Уран". Я - "Уран". Всем, всем! Ускорить ход! Ускорить ход!
      С НП в бинокль вижу, как первый танковый батальон майора Дорожкова устремился вдоль Демянского шоссе. Правее, по целине, набирая скорость, атакуют танки второго батальона капитана Баскакова. За танками поднялась пехота. Но едва скрылась наша авиация, как над боевыми порядками повисли немецкие "юнкерсы". Особенно трудно первому танковому батальону. Однако прямых попаданий пока не заметно. Танкисты еще больше ускоряют ход, стремясь сблизиться с противником и поставить фашистских летчиков перед опасностью поражения своих войск.
      "Молодцы, - думаю, - правильно идут на сближение".
      Гитлеровцы открыли сильный пулеметный и минометный огонь по наступающим за нашими танками стрелковым подразделениям. Пехотинцы залегли. В таких случаях выручить их могут только танки. Стремительный рывок сквозь огневую завесу - и танкисты наваливаются на огневые точки врага, огнем с коротких дистанций бьют по противотанковым пушкам, давят пулеметы и минометы. Стрелки вновь бросаются в атаку.
      Наши танковые батальоны, ломая упорное сопротивление противника, устремляются в глубину его обороны. Охваченная паникой, фашистская мотопехота оставляет деревню Красея. Но наши вырвавшиеся на оперативный простор танки вдруг резко снижают темп наступления. Через пелену дыма трудно рассмотреть, что происходит. Связываюсь по рации с Егоровым.
      - "Уран"! "Уран"! Почему замедлили продвижение? Доложите обстановку!
      Командир танкового полка сообщает, что от рощи правее дороги на Демянск против батальона майора Дорожкова перешли в контратаку 20 немецких танков, поддерживаемых огнем самоходных орудий. Вражеские танки контратакуют и с окраины села Лужно, из них 15 машин наносят удар по батальону Баскакова. Наша пехота отстала. Егоров просил помочь артиллерией и тяжелыми танками.
      - Немедленно выбросьте на шоссе подвижный отряд заграждения, - приказываю ему. - На помощь Дорожкову направляю Доценко.
      Командир роты тяжелых танков КВ старший лейтенант С. Г. Доценко был уже у меня на НП. Ставлю ему задачу срочно двинуться по Демянскому шоссе на поддержку танкового батальона майора Дорожкова.
      Через некоторое время снова связываюсь с Егоровым:
      - Как дела?
      Егоров подробно докладывает:
      - Рота КВ совместно с ротой старшего лейтенанта Фролова перешла в атаку. Вижу пять горящих немецких танков, остальные отходят. Доценко и Фролов начали преследование. На участке капитана Баскакова атакуют танки и до батальона мотопехоты противника. Направил Баскакову батарею противотанковых орудий. Пока он отражает атаку залповым огнем танков. Три вражеских танка подбиты, два из них охвачены пламенем.
      - Дорожков пусть не зарывается, а Баскаков не отстает от него, - передаю Егорову. - Не нужно батальонам поодиночке атаковать. Надо бить всеми силами полка при поддержке пехоты...
      Взять сильно укрепленное немцами село Лужно до наступления нота не удалось. Наша пехота приблизиться в нему так и не смогла. Противник отсекал ее от танков плотным минометным и пулеметным огнем, прижимал к земле. Несколько наших боевых машин, вырвавшихся вперед, попали на минное поле и остановились с порванными гусеницами. Комбаты приказали экипажам поврежденных танков занять круговую оборону и не подпускать к себе немцев до эвакуации. Командиру полка я отдал распоряжение закрепиться на достигнутом рубеже, с наступлением темноты подвезти боеприпасы, горючее и горячую пищу, а утром выполнять ранее поставленные задачи.
      Ночью прибыл эшелон с мотострелковым батальоном, которым командовал опытный фронтовик капитан Я. М. Шестак. Он задержался в пути, ожидая восстановления железнодорожных мостов, разрушенных фашистской бомбардировочной авиацией.
      Прибытие мотострелкового батальона, а в ним и бригадного комиссара Н. В. Шаталова порадовало меня, Теперь вся бригада была в сборе и ее боевые возможности увеличивались. Сразу же после разгрузки этот батальон двинулся в расположение танкового полка с задачей наступать во втором эшелоне бригады.
      На войне радость всегда соседствует с горем. Рано утром пришел ко мне страшно расстроенный начальник штаба бригады майор М. А. Любецкий.
      - Что случилось, Михаил Антонович?
      - Немцы захватили в плен начальника штаба танкового полка капитана Кривошеева и его помощника старшего лейтенанта Сизова.
      - Как это произошло?
      - До глубокой ночи я не мог связаться с Кривошеевым, - рассказывал Любецкий. - Вынужден был поехать в полк. Встретил командира полка и спросил, почему не прислали итогового донесения за минувший день. А Егоров отвечает, что это, мол, не его забота, а начальника штаба. Интересуюсь, где же он. Егоров не знает, сказал, что с вечера находился в батальонах в не имел связи со своим штабом. Я уже собрался уезжать, когда Егорову доложили, что Кривошеев и Сизов вечером поехали на НП уточнить обстановку и получить новые данные, в пути сбились с дороги в нарвались на засаду немцев. Об атом сообщил водитель автомашины Зубарев, которому удалось бежать...
      Неприятно было, что танковый полк в первый же день боевых действий потерял двух командиров, воевавших с начала фашистского нашествия. Егоров обоих хорошо знал и высоко ценил. Ругать и наказывать его было бесполезно: и без того тяжело переживал он эту утрату. Я все же серьезно предупредил, чтобы на будущее поддерживал непрерывную связь со своим штабом.
      Зубареву мы не могли предъявить претензий. Парень молодой, местности не знал и вел автомашину по указанию Кривошеева, который сам ориентировался по карте.
      М. А. Любецкий доложил, что в соответствии с моим решением потребовал от командира танкового полка выполнять поставленную задачу - взять село Лужно.
      За ночь хорошо поработали наши саперы. Они проделали проходы в минных заграждениях противника. После короткого артиллерийского налета танковый полк при поддержке мотострелкового батальона протаранил вражескую оборону.
      Уже в десять часов стадо известно, что А. В. Егоров находится в Лужно и приказал батальонам развивать достигнутый успех, наступая вдоль дороги на Демянск.
      - Отлично! - похвалил я танкистов. - Неотступно преследуйте противника, постарайтесь силами подвижного отряда отрезать немцам пути отхода.
      Предупредив Егорова, что скоро буду у него, я поехал в Лужно. В селе еще дымились разрушенные дома, в которых были оборудованы огневые точки, повсюду исковерканная техника, брошенное немцами оружие и много трупов.
      Командир полка расположил свой НП иа юго-западной окраине села. Он разговаривал по рации с командиром второго танкового батальона капитаном Баскаковым.
      - Ну как там у него? - спрашиваю Егорова.
      - Неважно, товарищ полковник. Продвижение черепашье. Говорит, что танки ползут почти "на брюхе". Местность заболоченная, не позволяет маневрировать. Упреждая мой вопрос о положении первого танкового батальона, Егоров продолжал: - У Дорожкова не лучше. Дорога на Демянск заминирована. Три танка подорвались. Остальные вместе с ротой КВ наступают по такой же трясине.
      - Едем к Дорожкову, - предложил я Егорову, направляясь к его танку.
      Через несколько минут мы были у стоявшего вблизи шоссе какого-то строения, нечто вроде сарая или риги. Здесь располагался НП комбата. Нас встретил начальник штаба капитал В. В. Лаптев, доложил, что майор Дорожков лично ведет батальон.
      Танки, развернутые в линию, наступали всего в нескольких сотнях метров. Точнее, не наступали, а барахтались на болотистой, поросшей мелким кустарником ложбине. То один, то другой танк застревал. Их тут же вытаскивали, но они снова вязли, буксовали, надрывая моторы. Противник, видимо уверенный в том, что нашим танкам не пройти, вел лишь заградительный артиллерийский огонь. Изредка снаряды рвались и в боевых порядках танковых рот. "Хорошо еще, подумал я, - что погода нелетная, а то бы досталось нам от вражеской авиации".
      - Пора, Александр Васильевич, прекращать эту канитель. Надо выбираться из лощины, - сказал я Егорову. - Задача вам остается прежняя, но следует хорошенько разведать местность, точно установить, где танки могут пройти.
      ...Едва я вернулся на свой КП, как Егоров известил по радио о новой беде.
      - Тяжело ранен майор Дорожков. Командование батальоном возложил на капитана Лаптева, - докладывал он дрожащим от волнения голосом. Понятно: переживал. Воевали они вместе с начала войны, были друзьями...
      ...Еще семь дней 8-я танковая бригада вела ожесточенные бои на демянском направлении. Продвинулась она всего на 10 километров, но и это можно было считать важным достижением. Оценивая этот успех, газета "Правда" 12 января 1942 года писала: "Еще в сентябре прошлого года бригада Ротмистрова прекрасно зарекомендовала себя активными действиями на одном из участков Северо-Западного фронта. Ей удалось привлечь к своему району действий значительные силы врага, оттянув их с Ленинградского фронта. Таким образом было облегчено положение города Ленина и в этот момент это имело первостепенное значение".
      * * *
      К началу октября немецко-фашистское командование сосредоточило крупные силы 16-й армия юго-восточнее озера Ильмень, в районе станции Лычково, с целью оказать помощь своей ударной группировке, наступавшей на Ленинград. Командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант П. А. Курочкин в свою очередь решил сорвать это намерение противника наступлением 84-й стрелковой дивизии и нашей 8-й танковой бригады.
      Передав свой участок на демянском направлении 26-й Златоустовской Краснознаменнбй стрелковой дивизии, 8-й танковая бригада сосредоточилась в лесу северо-восточнее Лычково. Отсюда нам предстояло утром атаковать врага.
      Под вечер у меня на КП собрались начальник штаба бригады майор М. А. Любецкий, бригадный комиссар Н. В. Шаталов, начальник политотдела батальонный комиссар И. В. Седякин, командир 8-го танкового полка майор А. В. Егоров и командир мотострелкового батальона капитан Я. М. Шестак. Я пригласил их, чтобы обсудить обстановку и принять решение.
      По данным разведки, противник в полосе предстоящих действий бригады имел значительные силы и большое количество огневых средств. Сбить гитлеровцев и отбросить их с занимаемого рубежа - задача весьма сложная, тем более что у нас не было гарантии, выйдем ли мы в район сосредоточения не замеченными противником. Мы могли обнаружить себя шумом танковых моторов, и гитлеровцы наверняка подготовятся к отражению нашей атаки, подтянут противотанковую артиллерию, нацелят авиацию... Наконец я пришел к простому и, казалось, в тех условиях единственно приемлемому решению: ввести противника в заблуждение, заставить ожидать нашего удара не там, где мы его нанесем. Пригласил всех к карте.
      - Вот здесь у нас на правом фланге лес близко подходит к расположению немцев. Левее - равнина. Лучше и не найти исходного рубежа для атаки танков, показал я.
      - Немцы-то не дураки. Видят, что это для них танкоопасное направление, и дадут нам прикурить, - сказал Любецкий, пока еще, видимо, не понимая моего замысла.
      - Да, тут противник скорее всего ожидает нашего удара, - согласился с начальником штаба комиссар бригады Н. В. Шаталов.
      - А если так, то это хорошо, - сообразил, в чем дело, командир танкового полка майор А. В. Егоров.
      - Правильно, Александр Васильевич, - повернулся я к нему. - Пойдем на хитрость! Надо будет выделить пять-шесть тракторов и хотя бы один танк, направить их в лес, и пусть они всю ночь "гуляют" ближе к переднему краю. Для большего звукового эффекта снять глушители. Прибытие на этот участок пехоты обозначит одна из ваших рот, - обратился я к командиру мотострелкового батальона капитану Я. М. Шестаку. - Следует тоже пошуметь.
      Теперь всем понятно что к чему, и я приказал с наступлением темноты скрытно, без лишнего шума сосредоточить главные силы бригады на левом фланге в готовности утром по условленному сигналу начать атаку.
      В целях обеспечения внезапности удара решено было артиллерийской подготовки не проводить, а для выявления вражеских огневых точек направить ночью в расположение противника разведчиков.
      Все разъехались по местам. У каждого много забот и тревог. У меня их тоже полно: надо договориться с командиром 84-й стрелковой дивизии о взаимодействии, проследить за выходом танков на рубеж атаки, подготовить все для четкого управления боем.
      Больше всего беспокоился я о том, как бы противник не раскрыл нашего замысла и не атаковал первым. Но радуют донесения разведки: немцы спешно подтягивают и ставят на огневые позиции противотанковую артиллерию там, где мы обозначили ложный район сосредоточения бригады. Значит, наша хитрость удалась...
      Поддерживаю непрерывную связь с командиром танкового полка А. В. Егоровым. Он находился в блиндаже на НП командира мотострелкового батальона капитана Шестака. Его волнует не очень-то подходящая местность, по которой должны атаковать танки. Впереди перелески и поросшие кустарником низины - не застряли бы на них боевые машины.
      На протяжении всей ночи гитлеровцы вели минометный огонь. Тяжелые мины грохотали особенно часто в лесу, где ревели наши тракторы. Наша артиллерия ответного огня не вела. Спокойно было в районе расположения 84-й стрелковой дивизии.
      Наступило утро. И как только улучшилась видимость, я вызвал по радио А. В. Егорова. У него все готово.
      - Три зеленые ракеты! - передаю Егорову сигнал начала атаки.
      - Ясно! - отвечает командир полка, и я представляю, как он тут же подает команду "Приготовиться!", а сам смотрит в небо, ожидая вспышки этих зеленых ракет.
      Ровно в 8.00 одновременно взревели 50 танковых моторов, и бронированные машины, ломая кусты орешника, устремились вперед. Первые десять минут враг молчал как бы в растерянности, но когда наши танки приблизились к его расположению, ударили противотанковые пушки и крупнокалиберные пулеметы.
      Егоров на связи: докладывает, что потерь пока нет, но просит поддержать атаку огнем артиллерии.
      - Поможем! - обещаю ему. - Используйте КВ для борьбы с вражеской артиллерией. Наращивайте темпы продвижения.
      Теперь успех зависит от того, насколько быстро танки бригады сблизятся с противником и подавят его огневые средства. Следует спешить, пока гитлеровцы не передвинут противотанковую артиллерию, которую они стянули на ложное направление нашей атаки, и не вызовут свою авиацию. Прошу командира 84-й стрелковой дивизии П. И. Фоменко о поддержке атакующих танков огнем его артиллерии, а командиру зенитно-артиллерийского дивизиона капитану В. А. Лукьянову приказываю немедленно развернуть свои батареи за боевыми порядками танкового полка.
      Когда артиллерия ударила по огневым средствам противника, снова связываюсь с Егоровым.
      - Продвигаюсь, - докладывает он, - по лощине реки Полометь. Это снижает эффективность огня противотанковой артиллерии противника, но, с другой стороны, полузаболоченная низина гасит скорость танков. Опасаюсь, как бы не накрыла нас вражеская авиация...
      - Атаку не прекращайте, - требую от Егорова и сообщаю ему, что в его распоряжение направлен зенитно-артиллерийский дивизион.
      Напряжение боя нарастало. Сажусь в машину и еду на КП командира танкового полка. В пути вижу, как заходят на бомбометание 12 "юнкерсов".