Стальная гвардия

      К середине дня 12 декабря корпус был готов к боевым действиям. Н. В. Шаталов, как всегда, уехал в бригады для организации работы по мобилизации коммунистов и комсомольцев, всего личного состава на успешное выполнение поставленных задач, а я отправился на ВПУ 5-й ударной армии, чтобы доложить командарму о нашей готовности к операции.
      Выслушав меня, М. М. Попов выразил беспокойство тем, как бы немцы не упредили нас. Оказалось, что с утра в этот день противник крупными силами танков и мотопехоты перешел в наступление на котельниковском направлении. После артиллерийского обстрела позиций сильно ослабленных в боях 302-й и 126-й стрелковых дивизий 51-й армии немецкие танки при поддержке авиации, прорвав оборону наших войск, двинулись на север, вдоль железной дороги Котельниково Сталинград.
      - А может, они и с Рычковского ударят? - озабоченно посмотрел на меня Маркиан Михайлович.
      - Сегодня уже не ударят, а утром ударим мы, - успокоил я командарма.
      Прощаясь, он сказал, что едет к И. А. Плиеву, а вечером будет у нас.
      К тому времени, когда приехал М. М. Попов, у меня на КП находились командиры бригад, и командарм мог убедиться, что подготовка к наступлению идет четко и организованно. Все части и подразделения корпуса были готовы к ночному маршу, саперы за минувшую ночь "прощупали" минновзрывные заграждения немцев, наметили в них проходы для танков и оборудовали НП на кургане, с которого хорошо просматривалось предстоящее поле боя.
      Оставалось лишь уточнить время атаки. Рассвет начинался в семь часов. Условились, что 3-я гвардейская тяжелая танковая бригада, наступавшая на главном направлении в первом эшелоне, должна будет к этому времени пойти в атаку. Танки и артиллерия откроют огонь только после того, как противник обнаружит нас.
      Еще не было четырех утра, когда я собрался на свой НП. Хотел было ехать со мной и оставшийся у нас ночевать командарм, но я уговорил его несколько повременить, пока на месте не уточню обстановку и не установлю связь с командирами бригад.
      - Значит, чтобы не мешал? - пошутил Маркиан Михайлович и потом уже серьезно сказал: - Понимаю, Павел Алексеевич, и вполне доверяю твоему опыту. Однако к началу атаки, ты уж извини, примчусь...
      * * *
      Мой НП представлял собой окоп, замаскированный снегом. Устанавливаю связь с комбригами и артиллеристами. Все было в порядке. К четырем часам бригады уже находились в исходном положении. Артиллеристы заняли огневые позиции.
      В начале седьмого появился командарм.
      - Рановато, товарищ командующий! - заметил я, докладывая ему обстановку. Немцы на плацдарме ведут себя спокойно. За все время тишину нарушили лишь разрывы одиночных снарядов, вероятно выпущенных так, для острастки.
      - А ты думал, я нежусь в постели. Нет, брат, тут не до сна. Разговаривал с командующим фронтом. Противник развивает наступление из района Котельниково. Его передовые части уже вышли к реке Аксай-Есауловский, особенно ожесточенные бои идут в районе Верхне-Кумского, - сообщил командарм.
      - Да, там, видимо, нашим тяжело. Но здесь мы гитлеровцам всыплем, уверенно заявил я. - Это точно! Слушайте...
      В морозном воздухе уже уловимо доносился приглушенный шум танковых моторов. Через несколько минут мимо моего НП прошла первая линия тяжелых танков 3-й гвардейской танковой бригады. За ней вторая, третья. Следом подходила 62-я танковая бригада с десантами мотострелков на танках, имея боевой порядок тоже в три линии. Боевое построение корпуса было довольно глубоким, обеспечивающим наращивание силы удара. 87-й танковой бригаде с двумя мотострелковыми батальонами было приказано наносить вспомогательный удар в обход с северо-запада.
      Заснеженная степь еще куталась во мглу, и лишь то нараставший, то удалявшийся рокот боевых машин да пламя, вырывавшееся из глушителей, указывали, где находятся наши танки.
      Но вот начало светать. Мы напряженно всматривались в даль, куда первой ушла танковая бригада полковника И. А. Вовченко. И вдруг всполошенно заметались осветительные ракеты. Противник явно был застигнут врасплох.
      - Это уже половина успеха! - с радостью воскликнул я, отдавая приказание дивизиону "катюш" на открытие огня.
      Тотчас же, оставляя за собой огненные хвосты, над нашими головами с воем пронеслись реактивные снаряды, охватив пламенем передний край обороны противника. Залп реактивного дивизиона, как было условлено, послужил сигналом для открытия огня артиллерией и атаки танков. Артиллерия успешно содействовала своим огнем атаке танков и мотопехоты.
      - Капут немцам в Рычковском! - сказал я Маркиану Михайловичу, наблюдая в бинокль, как стремительно развиваются события на направлении главного удара.
      - Не говори гоп, пока не перепрыгнешь! - слышу сквозь грохот артиллерийской стрельбы простуженный голос командарма.
      В это время группа танков под командованием гвардии старшего лейтенанта Богатырева на предельной скорости обходила опорный пункт немцев на высоте, обозначенной на карте цифрами 110,7. Обогнув ее с запада, танкисты устремились на Рычковский, кромсая гусеницами противотанковые орудия, многие расчеты которых даже не успели подготовиться к стрельбе. Вражеские пехотинцы, увидев, что на них надвигаются танки с фронта и частью заходят в тыл, охваченные паникой, бросились к Рычковскому. Когда Богатырев со своими танками уже завязал бой на северо-восточной окраине хутора, боевые машины, действовавшие с фронта, подошли к противотанковому рву. Полковник Вовченко, отличавшийся быстротой реакции и смелостью в принятии решений, немедленно приказал командирам танковых батальонов изменить направление и двигаться вслед за Богатыревым.
      Прошло каких-нибудь 50 минут, и Вовченко доложил, что бригада ворвалась в Рычковский и продолжает вести бой. По существу, прошло не больше часа с момента начала атаки, и хутор был в наших руках, хотя отдельные группы фашистов, укрывшись в приспособленных к обороне домах и подвалах, еще продолжали сопротивляться. Но к девяти часам они были добиты воинами мотострелковых батальонов.
      Постепенно выяснилась обстановка в полосе наступления 258-й и 4-й гвардейской стрелковых дивизий. Они своевременно использовали успех нашего корпуса и продвигались вперед. К полудню части этих соединений пересекли железную дорогу и завязали бой за хутор Верхне-Чирский.
      Поступили донесения о больших трофеях, захваченных в Рычковском. Я приказал начальнику штаба корпуса направить туда интендантов, чтобы все взять на учет и организовать охрану.
      Можно было не сомневаться, что немецкие войска на плацдарме смяты и вряд ли в состоянии предпринять попытки восстановить утраченное положение.
      Убежденный в этом, командующий 5-й ударной армией М. М. Попов уехал на свой КП для доклада о ходе боя командующему войсками фронта. Перед отъездом он приказал оказать помощь нашей пехоте в овладении Верхне-Чирским и одной танковой бригадой содействовать выходу кавкорпуса И. А. Плиева к реке Чир. При этом предупредил, чтобы 7-й танковый корпус ни в коем случае не переправлялся на западный берег Чира, поскольку предполагается перебросить наши танки в полосу 51-й армии.
      Вечером на мой КП вновь приехал М. М. Попов. Он сообщил, что командующий фронтом доволен результатами боя, и потребовал после выполнения поставленной задачи по овладению Верхне-Чирским готовить корпус к маневру на котельниковское направление.
      А Верхне-Чирский оказался сильным узлом вражеской обороны, насыщенным большим количеством противотанковых средств. Для ликвидации этого узла сопротивления гитлеровцев требовалась тщательная подготовка, чем и занимались войска корпуса, выведенные из боя и расположившиеся вдоль линии железной дороги Новомаксимовский - Рычковский.
      В 7.30 14 декабря после артиллерийской подготовки танки и мотопехота корпуса во взаимодействии со стрелковыми частями перешли в атаку. Противник отчаянно оборонялся. Вся тяжесть выполнения задачи легла на 3-ю гвардейскую тяжелую танковую и 7-ю мотострелковую бригады. Бой был очень упорным и длился весь день.
      Если при захвате Рычковского мы имели незначительные потери, то здесь лишились нескольких танков, преимущественно подорвавшихся на минах.
      Убедившись, что днем сломить сильную противотанковую оборону противника мы не сможем, я принял решение прекратить попытки овладеть хутором и попробовать взять населенный пункт ночью. Назначил атаку на два часа 15 декабря. До этого времени потребовал устранить повреждения танков и с наступлением темноты провести разведку на направлении главного удара. Впереди должна была наступать 7-я мотострелковая бригада с саперами, а за ней танки.
      Мы снова рассчитывали на внезапность удара, И расчет этот оправдался. Но ожесточенный бой шел всю ночь. В схватке с врагом был ранен командир 3-й гвардейской тяжелой танковой бригады гвардии полковник И. А. Вовченко. Командование бригадой принял его замполит гвардии подполковник И. В. Седякин, смелый и решительный человек. Верный традициям славных красных комиссаров, он повел за собой танкистов, и те успешно завершили выполнение поставленной задачи.
      О яростном сопротивлении гитлеровцев говорил тот факт, что в Верхне-Чирском было уничтожено до 700 вражеских солдат и офицеров. Видимо, им был отдан приказ сражаться до последнего патрона и обещана поддержка главных сил тормосинской группировки немцев. В плен сдались только четыре солдата, и то, как помнится, по национальности румыны. Противник понес большие потери и в технике. Только одна 3-я гвардейская танковая бригада уничтожила 30 пушек, 20 автомашин, 6 зенитных орудий, 3 танка (один из них подбитый) и много пулеметов.
      В середине дня на мой КП прибыл представитель Ставки А. М. Василевский. Во время предыдущих встреч с ним Александр Михайлович производил впечатление эмоционально сдержанного, молчаливого генерала. Но на этот раз он был необычно оживлен. Может быть, его радовал успех нашего корпуса или были для этого какие-то другие причины, но он сердечно поздоровался со мной, поздравил танкистов и попросил показать ему Рычковский.
      Я передал Василевскому свой бинокль. Он долго смотрел на хутор, потом задумчиво проговорил:
      - Эх, знали бы вы, Павел Алексеевич, какие неприятности пришлось пережить из-за этого совсем небольшого хутора.
      Несколько позже мне стало известно, почему у Александра Михайловича было хорошее настроение. На котельниковское направление начали прибывать и вступать в сражение передовые части 2-й гвардейской армии, которую Василевскому с трудом удалось заполучить для Сталинградского фронта, так как Ставка намечала передать ее Донскому фронту для разгрома противника, окруженного под Сталинградом. Эта армия, основу которой составляли три полностью укомплектованных гвардейских корпуса (1-й и 13-й стрелковые, 2-й механизированный), являлась мощной ударной силой, способной окончательно остановить гитлеровцев, наступавших со стороны Котельниково, и нанести им контрудар.
      Вторая причина радости А. М. Василевского крылась в том, что с утра 16 декабря войска Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов перешли в решительное наступление на Среднем Дону, и немецкой оперативной группе "Холлидт" в районе Тормосина уже было не до спасения рычковского плацдарма.
      Убедившись, что у нас все в порядке, Александр Михайлович попрощался со мной, посоветовав, не теряя времени, готовить корпус к выполнению новой, еще более ответственной боевой задачи.
      19 декабря 1942 года распоряжением представителя Ставки А. М. Василевского 7-й танковый корпус был передан в оперативное подчинение 2-й гвардейской армии и сосредоточен в районе селения Пятый Таврический, в 10 - 15 километрах от переднего края обороны наших войск на котелъниковском направлении.
      К тому времени корпус имел 92 танка, из них 20 КВ, 41 Т-34. Хотя по штату нам машин не хватало, корпус являлся достаточно боеспособным. Сила его была прежде всего в людях. Личный состав соединения имел большой боевой опыт, хорошо освоил тактику ведения боев, верил в свое оружие и умел навязывать противнику свою волю.
      Вечером 23 декабря меня вызвали в Верхне-Царицынский, где размещался командный пункт 2-й гвардейской армии. Погода выдалась скверная. Разыгравшаяся снежная пурга заметала дороги. Ехать на автомашине я не решился, мог увязнуть в сугробах, особенно в лощинах и балках, забитых глубоким снегом. Отправился в путь с двумя танками - своим, командирским, и тяжелым КВ. Это гарантировало надежность передвижения и безопасность. Ведь линия фронта была не так уж далеко: ночью в степи могли рыскать разведгруппы противника. Удобно было и то, что танковые рации обеспечивали связь со штабом корпуса и командирами бригад.
      В Верхне-Царицынский прибыли благополучно. Но встретивший нас офицер, не зная меня в лицо, выхватив пистолет, закричал:
      - Куда ты прешься на танках?! Немцы заметят - бомбить начнут. А ну, поворачивай обратно!
      Пришлось объяснить, кто я такой и почему прибыл с танками. Офицеру, конечно, было понятно, что в наступившей темноте, да еще в такую непогоду, никто нас не заметит и не разбомбит. Просто у него были основания для проявления особой бдительности. В Верхне-Царицынском размещался оборудованный по распоряжению Генерального штаба узел связи, пользуясь которым представитель Ставки держал связь с Москвой, штабами фронтов и армий. Кроме того, в этот день здесь собиралось на совещание много высокого начальства.
      На совещании присутствовали А. М. Василевский, командующий войсками Сталинградского фронта А. И. Еременко, заместители Наркома обороны СССР командующий бронетанковыми войсками Я. Н. Федоренко и начальник войск связи Красной Армии И. Т. Пересыпкин, командующие армиями Р. Я. Малиновский, Н. И. Труфанов и Ф. И. Толбухин, а также мы - командиры некоторых корпусов.
      Нас ознакомили с обстановкой, сложившейся к 23 декабря 1942 года. К тому времени немецко-фашистские войска, наступавшие со стороны Котельниково, в результате героического сопротивления, оказанного 51-й армией и передовыми частями 2-й гвардейской армии, были остановлены на реке Мышкова. С завершением сосредоточения на этом направлении главных сил 2-й гвардейской армии и выдвижением сюда 7-го танкового и 6-го механизированного корпусов советскому командованию удалось изменить соотношение сил в свою пользу и создать условия для перехода в решительное контрнаступление в целях разгрома котельниковской группировки противника.
      Решение этой задачи в основном возлагалось на 2-ю гвардейскую армию, усиленную 7-м танковым и 6-м механизированным корпусами. Ударом с рубежа Шабалинский, Громославка, Капкинский она должна была во взаимодействии с правофланговыми войсками 51-й армии генерала Н. И. Труфанова и левофланговыми соединениями 5-й ударной армии генерала М. М. Попова разгромить котельниковскую группировку противника и овладеть Котельниково.
      На направлении главного удара 2-й гвардейской армии надлежало наступать 1-му гвардейскому стрелковому и 7-му танковому корпусам. Наступление стрелковых соединений назначалось на утро 24 декабря. Наш корпус вводился в сражение в двенадцать часов этого дня в полосе наступления 1-го гвардейского стрелкового корпуса в расчете, что к тому времени наша пехота форсирует реку Мышкова и наведет переправы для танков.
      2-му гвардейскому и 6-му механизированным корпусам предстояло в этот же день выйти в район Аксай-Перегрузного для нанесения удара на юго-запад по слабо прикрытому румынскими войсками правому флангу 57-го немецкого танкового корпуса с последующим перехватом путей отхода противника из района Котельниково.
      В Верхне-Царицынском я встретил старых своих знакомых - командиров 13-го стрелкового и 2-го механизированного гвардейских корпусов - горячего, как огонь, сына солнечной Грузии Порфирия Григорьевича Чанчибадзе и спокойного, осанистого Карпа Васильевича Свиридова. Накоротке вспомнили о боях под Москвой в составе 30-й армии, где мои друзья командовали соответственно мотострелковой и стрелковой дивизиями. Я рассказал, как мы ликвидировали плацдарм немцев у Рычковского и Верхне-Чирского, выразил уверенность, что обязательно разобьем противника в районе Котельниково.
      - Конечно, дорогой, раздолбаем! Но, понимаешь, фашисты опять будут говорить, что нам помог "генерал Мороз", - усмехнулся П. Г. Чанчибадзе.
      - Пусть говорят, от этого им не станет легче, - заметил К. В. Свиридов.
      Было уже далеко за полночь, когда я вернулся в штаб корпуса. Меня с нетерпением ждали не только Н. В. Шаталов, В. Н. Баскаков, но и командиры бригад со своими замполитами. Они знали, что предстоит наступление, и готовились к нему. Мне оставалось только проинформировать их о задаче, поставленной корпусу, наметить маршруты движения и исходные районы бригадам, а главное - нацелить на решительные действия в высоких темпах, не позволяя отступающему противнику цепляться за промежуточные рубежи.
      В восемь часов утра 24 декабря соединения первого эшелона 2-й гвардейской армии после короткого огневого налета артиллерии атаковали противника на рубеже реки Мышкова. Разгорелись ожесточенные бои нашей пехоты с 17-й и 23-й танковыми дивизиями врага. Особенно отважно бились части 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Отбросив гитлеровцев, гвардейцы овладели переправами через реку, обеспечив ввод в сражение главных сил нашего и 2-го гвардейского механизированного корпусов.
      Форсировав водную преграду, танкисты устремились вперед. На следующий день в тринадцать часов наша 3-я гвардейская тяжелая танковая бригада ворвалась в Нижне-Кумский, где недавно героически сражались 1378-й стрелковый и 55-й отдельный танковый полки, которые при поддержке 20-й истребительно-противотанковой бригады и 565-го истребительно-противотанкового полка насмерть стояли, преграждая фашистским танкам путь к Сталинграду. Из газет нам было известно, что командирам стрелкового и танкового полков подполковникам М. С. Диасамидзе и А. А. Асланову Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
      Следы этого жестокого побоища еще сохранились. В самом хуторе и на подступах к нему мы видели подбитые и сожженные вражеские танки, искореженные орудия и автомашины.
      Смяв пытавшегося контратаковать противника в районе колхоза имени 8 Марта и "Заготскота", наши танкисты завяли Верхне-Кумский. Здесь навеки прославил свое имя боец взвода противотанковых ружей комсомолец И. М. Каплунов. При отражении атаки вражеских танков ему осколком снаряда оторвало ступню, пуля пронзила руку, но он продолжал вести огонь и, уже будучи тяжело раненным, подбил три вражеских танка, а потом со связкой гранат бросился под гусеницы четвертого. Всего И. М. Каплунов подбил девять вражеских машин и был посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
      На рассвете 26 декабря части корпуса, овладев хутором Ново-Аксайский, под прикрытием противотанковой артиллерии начали переправу через реку Аксай. Мотопехота противника, минуя хутор Генераловский, отошла в подготовленный к обороне Верхне-Яблочный, откуда вскоре выдвинулись десять немецких танков с десантом автоматчиков. Однако вражеские танкисты, увидев развернутую в боевой порядок 3-ю гвардейскую танковую бригаду, не приняв боя, повернули вспять. Это трусливое бегство только распалило боевой азарт наших воинов. На высоких скоростях, имея в первой линии тяжелые танки, бригада с ходу врезалась во вражескую оборону. Завязался упорный бой, длившийся до наступления сумерек.
      В этом бою танкисты и мотострелки, десантированные на танках 62-й танковой бригады, проявили отвагу и высокое боевое мастерство.
      Экипаж коммуниста младшего лейтенанта Матвеевского одним из первых ворвался в хутор. В ходе боя его танк раздавил 5 противотанковых орудий и уничтожил до 50 гитлеровцев. Танкисты экипажа, которым командовал кандидат в члены партии лейтенант Ковалевский, заставили замолчать 2 противотанковые пушки и истребили около 60 солдат и офицеров противника. Мотострелковый батальон под командованием коммуниста капитана Цветкова в этом бою разгромил вражеское подразделение силою более 200 человек. Кандидат в члены партии сержант Григорьев, взяв на себя командование взводом после ранения командира, лично из своего автомата уничтожил до 45 фашистов.
      Стремительно маневрируя, применяя обходы и охваты населенных пунктов, корпус вклинился в оперативную глубину более чем на 20 километров и далеко оторвался от стрелковых соединений 2-й гвардейской армии. Мы выходили уже на подступы к городу Котельниково с одноименной крупной железнодорожной станцией. Встал вопрос: как действовать дальше - ожидать ли подхода нашей пехоты или наступать на город самостоятельно?
      По докладу начальника штаба корпуса полковника В. Н. Баскакова, поддерживавшего радиосвязь со штабом 2-й гвардейской армии, стало известно, что наши стрелковые корпуса ведут ожесточенные бои с главными силами котельниковской группировки противника. Гитлеровцы не только упорно оборонялись справа и слева от железной дороги Сталинград - Котельниково, но и переходили в контратаки. Увяз в этих боях и 6-й механизированный корпус, явно запаздывая с выходом к Котельниково с востока.
      Обсудив сложившуюся обстановку, я принял решение утром 28 декабря атаковать город с севера, рассчитывая, что противник, скованный боями со 2-й гвардейской армией, не сможет выделить достаточных сил на оборону Котельниково.
      По оценке нашей разведки, позиции немцев в городе были для них чрезвычайно выгодными. Река с обрывистыми берегами севернее города являлась естественной противотанковой преградой, а с высот, занимаемых противником, хорошо просматривалась и простреливалась местность, по которой нам предстояло наступать. Вскоре выяснилось, что гитлеровцы обнаружили наш подход и вечером выдвинули на северные окраины города до 30 танков, 40 орудий, минометы и пулеметы. В общем, враг готовился встретить нас во всеоружии.
      И все-таки мы решились наступать. Уже в полночь 3-й батальон 7-й мотострелковой бригады под командованием гвардии майора Е. К. Дьячука форсировал реку Аксай-Курмоярский и захватил плацдарм на его южном берегу. С рассветом 3-я гвардейская и 62-я танковые бригады быстро переправили свои танки по специально окопанным за ночь проходам в крутых берегах и, развернувшись в боевой порядок, перешли в атаку.
      Противник ждал нашей атаки и с приближением танков к окраинам города открыл сильный огонь из противотанковых пушек, установленных на высотах, имеющих отметки 84,0 и 101,5.
      Со своего НП я следил за продвижением наших танков и видел, как остановился подбитый КВ, затем задымили два Т-34 и вспыхнул Т-70. Можно было понять мое состояние. Я приказал экипажам немедленно выйти из зоны противотанкового огня. Но один из батальонов 3-й гвардейской танковой бригады прорвался к высоте 84,0 и проутюжил огневые позиции стоявших там вражеских противотанковых батарей. Появилось "окно" в обороне противника, в которое устремились 2-й танковый и мотострелковый батальоны этой же бригады. Однако гитлеровцы снова обрушили на них мощный артиллерийский и минометный огонь уже непосредственно с окраин Котелъниково. Появилась даже немецкая авиация, сбросившая на наши боевые порядки серию авиабомб.
      Огневой бой продолжался до наступления ночи. И опять у меня на КП решался вопрос: что делать? Во мнениях собравшихся возникли разногласия. Одни говорили, что надо занять жесткую оборону, обеспечив за собой переправы через Аксай-Курмоярский, и ждать подхода пехоты 2-й гвардейской армии. Другие настаивали на усилении натиска с севера вводом в бой второго эшелона корпуса.
      Последнее слово было за мной. Взвесив все "за" и "против", я принял решение нанести сосредоточенный огневой удар по северной окраине Котельниково всей артиллерией корпуса и продолжать атаку в лоб теми же 3-й гвардейской и 62-й танковыми бригадами, а 87-ю танковую и 7-ю мотострелковую бригады направить в обход Котельниково с запада и юго-запада. Я считал, что если этим бригадам даже не удастся внезапно ворваться на западную и юго-западную окраины города, то их активные действия неизбежно приведут к ослаблению сопротивления противника, оборонявшего северную окраину Котельниково. Можно было также ожидать и наступления 6-го мехкорпуса с юго-востока. Тогда будет совсем хорошо.
      По радио мне удалось связаться с начальником штаба 2-й гвардейской армии генералом С. С. Бирюзовым и доложить командарму о принятом решении - нанести удар частью сил корпуса с запада через населенные пункты Цыган, Похлебин. Ответ был коротким: "Действуйте!"
      Нам повезло. С утра повис плотный туман. Небо заволокла низкая облачность, исключившая действия вражеской авиации. После короткого артиллерийского налета все бригады приступили к выполнению поставленных задач, И нужно сказать, действовали они довольно успешно. Поддерживая непрерывную связь по радио с командирами бригад, я следил за ходом боя и отдавал необходимые распоряжения. С севера танкисты и мотострелки под прикрытием тумана упорно вгрызались во вражескую оборону. Рота мотострелкового батальона старшего лейтенанта Пинского из 62-й танковой бригады уже к девяти часам ворвалась на окраину Котельниково. Отделения сержантов Кочедыкова и Суркова первыми преодолели минные заграждения противника и решительным, дерзким броском овладели двумя крайними зданиями города. Отважными действиями они обеспечили успешное продвижение не только своего батальона, но и главных сил бригады.
      Напористо действовали воины 3-й гвардейской тяжелой танковой бригады, имея в первой линии танки КВ. И здесь были свои герои. Экипаж танка, где механиком-водителем был парторг 1-й танковой роты лейтенант Карданец, уничтожил один немецкий танк и две автомашины. Несмотря на то что вышла из строя пушка, отважные танкисты продолжали бой, уничтожая гусеницами технику и живую силу противника. Я восхищался их смелыми действиями.
      С нетерпением мы ожидали обнадеживающих донесений от командиров 87-й танковой и 7-й мотострелковой бригад, обходивших Котельниково с запада и юго-запада. И вот радостное для нас сообщение: бригадами перерезаны все дороги (в том числе железная), идущие из города на запад и юго-запад. В километре западнее Котельниково захвачен аэродром с 13 исправными и 2 поврежденными нашими же танкистами самолетами, а также большие запасы авиационного бензина и авиабомб. Для гитлеровцев это было полной неожиданностью. Когда аэродром был уже в наших руках, на полосу приземлился вражеский самолет-разведчик и, конечно, попал в руки танкистов. Взятый в плен фашистский летчик удивленно таращил глаза, так как всего несколько минут назад получил разрешение на посадку.
      Вскоре, однако, завязались напряженные бои на западной и юго-западной окраинах города, главным образом с подошедшими резервами противника. Ломая упорное сопротивление врага, личный состав бригад настойчиво продвигался вперед.
      Танковая рота комсомольца старшего лейтенанта Гончаренко из 87-й танковой бригады первой ворвалась в город. Командирский танк с ходу раздавил 3 противотанковые пушки и уничтожил до 30 гитлеровцев.
      В машину, которую вел кандидат в члены партии сержант Гуз, попал вражеский снаряд. Командира убило, а сержанта Гуза тяжело контузило. Пушка вышла из строя. Гитлеровцы бросились к танку, пытаясь поджечь его. Мужественный сержант, собрав последние силы, на полном ходу двинул машину в гущу фашистов.
      Танк лейтенанта Поршукова натолкнулся на немецкую засаду из шести танков. Отважный экипаж не дрогнул. В неравном бою он подбил прицельным огнем четыре вражеских танка, а когда у машины были повреждены пушка и ходовая часть, танкисты сняли пулемет и продолжали драться совместно с подоспевшим подкреплением.
      Героически сражались танкисты и мотострелки, перехватившие пути отхода противнику из Котельниково. Одна лишь пример. Отделение противотанковых ружей младшего сержанта Поркова 2-го мотострелкового батальона 7-й мотострелковой бригады преградило путь вражеской колонне из трех танков и пяти автомашин с пехотой. Казалось бы, устоять против такой силы невозможно. Однако советские воины смело вступили в бой. Два танка и две автомашины врага были подбиты и застопорили движение остальных. Гитлеровцы в панике разбегались, считая, по-видимому, что нарвались на наше крупное подразделение.
      К двенадцати часам 29 декабря танкисты и мотострелки корпуса после упорных уличных боев полностью очистили Котельниково от противника, о чем я донес командующему 2-й гвардейской армией генерал-лейтенанту Р. Я. Малиновскому. А на следующий день под рубрикой "В последний час" в газетах было опубликовано сообщение Совинформбюро:
      "29 декабря наши войска овладели городом и железнодорожной станцией Котельниково. Захвачены большие трофеи, среди которых много авиационного и танкового имущества, а также 17 исправных самолетов и эшелон с танками. Трофеи подсчитываются..."
      Если добавить к этому сообщению, что в наших руках оказалось 800 бочек с горючим, 14 складов, из них 8 с боеприпасами и 6 продовольственных, то трофеи были солидными{31}.
      В ходе наступления 7-й танковый корпус за четыре дня продвинулся с боями на 80 километров, уничтожил около 2000 вражеских солдат и офицеров, 25 танков, 65 орудий и минометов. Свыше 300 гитлеровцев было взято в плен.
      Нас радовало, что наряду с разгромом котельниковской группировки противника, остатки которой, минуя Котельниково, бежали в калмыцкие степи и за Маныч, крупных успехов добились войска Юго-Западного и левого крыла Воронежского фронтов, отбросив противника на 150 - 200 километров. Стремительно наступая на Среднем Дону, они основательно потрепали немецкую оперативную группу "Холлидт", завершили разгром 3-й румынской армии и буквально разнесли в пух и прах 8-ю итальянскую армию, захватив в плен более 15 тысяч ее солдат и офицеров.
      Приятно было, что на острие этого сокрушительного удара действовали родные нам танковые и механизированные войска. Упомяну лишь о блестящем успехе 24-го и 17-го танковых корпусов. 24-й танковый корпус под командованием генерал-майора танковых войск В. М. Баданова, громя тылы 8-й итальянской армии, за пять дней наступления продвинулся на 240 километров и 24 декабря захватил станцию Тацинская, уничтожив огромное количество боевой техники противника, в том числе много самолетов. А введенный в прорыв на левом крыле Воронежского фронта 17-й танковый корпус, который возглавлял генерал-майор танковых войск П. П. Полубояров, после мощного броска по скованной трескучим морозом заснеженной степи овладел городом и станцией Кантемировка, захватив эшелоны с военным имуществом. Оба эти соединения стали гвардейскими и получили почетные наименования: первый - Тацинского, второй - Кантемировского.