- Это истинная правда, Павел Дорофеевич. Смотря только чем рисковать. Если можно - деньги сразу, - добавила она.
      - Люблю деловых женщин, - притворно улыбнулся Кузьмичев и вручил Жанне заранее приготовленную пачку денег. Та тщательно пересчитала их, внимательно изучила каждую бумажку, что заняло не так уж мало времени.
      - Ну что, не фальшивые? - осклабился Кузьмичев.
      - Да вроде бы нет. Да и зачем вы мне будете давать фальшивые деньги? Раз уж вы обратились ко мне за помощью, значит, вам больше не к кому обратиться. И обманывать меня вам резона нет. Хотя, - оговорилась она, хитрым взглядом глядя на собеседника - извините за прямоту, но от вас всего можно ожидать. Вы человек опасный.
      - Опасный для врагов, - бодро парировал Кузьмичев.
      - Сегодня друг, завтра враг. Вспоминаю вашу бедную супругу Светлану. Чем она вам так не угодила, ума не приложу.
      - Знаешь, Жанна, во-первых, это не твое дело, а во-вторых, все эти россказни не более чем грязные сплетни. Меня оклеветали, меня пытались убить, а ты веришь всему этому. Я действительно выжил чудом.
      - И приехали, чтобы отомстить?
      - Возможно, что и так.
      - В этом вы, наверное, правы. Ваша женушка живет тут припеваючи, сверкнула глазами Жанна. - У нее молодой любовник, она живет на широкую ногу, растит дочь...
      - Живет на мои деньги, что характерно, - злобно добавил Кузьмичев.
      - Откуда же у нее свои?! - расхохоталась Жанна. - Нет, Павел Дорофеевич, в отношении к ней я с вами солидарна и готова вам помочь. Можете рассчитывать на меня.
      - Спасибо, я знал, что ты меня не подведешь.
      - Вы всегда были мне симпатичны, - со вздохом произнесла Жанна. - Только раньше вы этого не замечали. Вам по душе были мои очаровательные шлюхи.
      - Не бери в голову, - улыбнулся Кузьмичев, встал, подошел к ней и обнял ее за плечи. - Раньше было одно, теперь совсем другое. Помоги мне отомстить, и я буду тебе благодарен по гроб жизни. А теперь... Теперь пошли в постель. Я хочу тебя...
      - Дождалась, - горько улыбнулась Жанна. - Эх вы, мужики. Обращаетесь только для надобности, а так и внимания никакого. Давайте выпьем, Павел Дорофеевич. Извините, что я вас так называю. Я читала в газетах, что вас зовут совсем по-другому.
      - Был Павел и останусь для тебя Павел. Жанна принесла бутылку коньяка, разлила по рюмкам.
      - Налей мне в стакан, - попросил Кузьмичев. - Хочу снять напряжение. Если бы ты знала, сколько мне довелось испытать в последнее время.
      Он залпом выпил стакан коньяка, а затем долго сидел в кресле и пристально глядел на Жанну.
      - А ты ведь и впрямь хороша, - произнес, наконец, он. - Как это я раньше не замечал?
      - Правда? - воспрянула духом Жанна.
      - Да, конечно, правда. Иная сорокалетняя женщина куда лучше молодой и глупой телки. Разве, например, можно сравнить тебя с моей придурочной женой Галиной?
      - Однако вы женились на Галине, а вовсе не на мне, - резонно возразила Жанна.
      - Галина - это моя трагическая ошибка. С нее все мои беды и начались, произнес Кузьмичев, входя в раж от собственного вранья. - Ты знаешь, ведь эта сволочь хотела меня убить, - решил он добавить для вкуса каплю правды в бочку лжи. - Она вместе со своим любовником устроила такую провокацию, что только чудо и моя смекалка спасли меня от смерти. Но этот мерзавец не успокоился, он достал меня и в Киеве. И снова какие-то небесные силы помогли мне выжить. Меня оклеветали, опозорили перед всей страной, лишили всего. Я теперь никто, полуживой, полутруп, человек без имени, без дома, без всего. И эта парочка хочет наслаждаться, хочет плясать на моем трупе. Не выйдет! - вскочил он и взмахнул кулаком. - Не выйдет, господа хорошие! Потому что я далеко не труп и сумею вам это доказать! Посмеется тот, кто посмеется последним!
      Жанна слушала его, раскрыв от удивления рот. Таким ей еще никогда не доводилось видеть обычно спокойного, ироничного, рассудительного Павла Дорофеевича Кузьмичева, регулярно посещавшего ее бордель. Но именно таким он ей нравился еще больше. Она была на его стороне, она вместе с ним ненавидела его наглую алчную женушку и ее любовника, она вместе с ним жаждала для них достойной и справедливой кары.
      Они выпили еще коньяка и пошли в постель. Возбужденный своими планами, Кузьмичев показал там все, на что был способен в свои пятьдесят два года. Жанна осталась более чем удовлетворена.
      - Ты... - прошептала она, целуя его. - Ты молодец. Не ожидала от тебя такого. Ты просто орел.
      Кузьмичев лежал на спине и тяжело дышал. Пот тек по его вискам. Он улыбался, он снова чувствовал себя молодым и полным сил. Он чувствовал, что готов к новым подвигам.
      - Ну, хорошо, - произнесла Жанна, с умилением глядя на него. - Ну, отомстишь ты им. А дальше что? Тебя ведь ищут, тебе нельзя оставаться здесь.
      - А я и не собираюсь оставаться здесь. Я уеду далеко, за кордон, и тебя возьму с собой. Мы начнем новую жизнь.
      . - Давай, - вдохновенно произнесла Жанна. - Мне тоже так все это надоело! Этот бордель, эти бляди, вся эта грязь.
      Они лежали на широкой мягкой постели Жанны и мечтали. Она занималась всю жизнь тем, что калечила жизни молодым девушкам, заманивая их высокими заработками, а затем обрекая на позорное существование в ее публичном доме, пока не истаскаются до предела, станут никому не нужны, и словно выжатые лимоны, будут выкинуты на свалку. Он всю жизнь словно косой косил судьбы попадавшихся на его пути людей, будь то брат, будь то друг, будь то жена, будь то учитель или ученик. Они с ненавистью думали о тех, кому причинили зло, они жаждали нового зла. Но и тут было неравенство. Жанна в эту минуту действительно верила Кузьмичеву, полагая, что теперь он по-настоящему будет предан ей, он же глядел на нее, как на полезный материал, именно так, как он всю жизнь смотрел на каждого, с кем сводила его судьба. Он должен использовать ее, до предела, а там видно будет.
      Кузьмичев остался у Жанны. Она узнала все, что нужно, о Галине и Викторе и доложила ему. И вот, все рассчитав, он пошел на охоту.
      У него было славно и весело на душе. Ненависть окрыляла и вдохновляла его.
      Он позвонил по мобильному телефону Галине и удостоверился в том, что Виктора нет дома. Нашел удобное место и стал караулить. Он знал, что тот поехал на пьянку к другу и поехал туда на такси, оставив машину в гараже.
      Полоса постоянных невезений, преследовавших Кузьмичева в последнее время, должна была по естественному закону природы смениться полосой везения. Так и произошло.
      Такси остановилось далеко от дома. Оттуда вышел он. Кузьмичев затаился, он был готов к святой мести. Только одно мешало - слабое зрение. Как назло, не горел ни один фонарь.
      Враг шагал по направлению к нему неуверенной, шатающейся походкой, что-то негромко напевая себе под нос.
      - Ну что? - произнес Кузьмичев, вырастая перед ним словно из-под земли. Вот и довелось нам с тобой снова встретиться, дорогой мой бывший воспитанник.
      Он хотел было вытащить из кармана фонарь и посветить им в лицо своему сопернику, но не успел сделать это.
      Виктор был ощутимо пьян. Он пошатывался, от него сильно разило спиртным.
      - Пошел отсюда, падло! - крикнул он Кузьмичеву, сделал резкий выпад и попытался ударить Кузьмичева в челюсть. Но тот ловко увернулся, и враг полетел на землю. Остальное было совсем просто. Кузьмичев бросился на него, перевернул ловким приемом на спину, вытащил из кармана нож, щелкнул лезвием.
      Никогда ему не доводилось своими руками проливать человеческую кровь. Но он не боялся, рука его не дрожала. Этот щенок, этот ублюдок поселился в его доме, трахает его молодую жену, растит нагулянного с ней ребенка. Сейчас он ответит за все. А потом ответит и она. Кузьмичева буквально трясло от ненависти, от предвкушения законного возмездия.
      - Ты что? - пробормотал насмерть перепуганный противник.
      - Хороша водичка в Днепре? Хорошо поплавал? - спросил, зловеще улыбаясь, Кузьмичев.
      - Нормальная водичка, - процедил тот, дыша Кузьмичеву в лицо водочным перегаром... - А что тебе Днепр-то? Ты кто такой, не пойму, - пытался он вглядеться в лицо Кузьмичева. - Лицо вроде бы знакомое.
      - Ничего, скоро поймешь, - обнадежил его Кузьмичев. - Еще бы оно тебе не было знакомо. А как чувствует себя твоя любовница?
      - Нормально чувствует. Пусти, ты что?
      Кузьмичев крепко прижал его к земле, и тот истошно закричал.
      - Молчи, собака, молчи, - прошипел Кузьмичев и зажал ему рукой рот.
      - Ну что, узнал, наконец? - спросил Кузьмичев, отрывая руку от его рта.
      - Павел Дорофеевич? - с удивлением прошептал Виктор. - Вы же...
      - Узнал, собака, узнал... Ну вот и славно. Живой я, живой, не мерещится тебе. Поплавал ты в Днепре, поплавай же теперь в своей крови, - сказал Кузьмичев и острым, как бритва, лезвием полоснул по его горлу.
      Оставляя за собой трупы людей, мешающих ему, он не мог себе представить, насколько это трудно своими руками лишить человека жизни. И все же он сумел перешагнуть через этот предел. Враг издал приглушенный стон, потом захрипел, несколько раз дернулся и затих. Кузьмичев встал, дрожащей от волнения рукой вытащил из кармана платок, вытер им кровь с ножа и отправился к Галине. Через несколько метров он, однако, остановился, припомнил совершившуюся только что расправу, и его начало бешено рвать. Но он сумел взять себя в руки и продолжить свой путь.
      Открыл калитку и вошел во двор. Собака узнала его и стала к нему ласкаться. Он погладил ее и прошел в дом. И в этот момент на душе у него стало очень славно, он начал испытывать настоящий подъем.
      - Ну как? - спросила Жанна, когда он с блуждающей улыбкой на тонких губах вошел в ее квартиру.
      Кузьмичев не ответил, только многозначительно поднял вверх большой палец.
      - Неужели?! - испуганно спросила Жанна.
      - А ты как думала? - хвастливо улыбнулся Кузьмичев. - Думала, я умею только прятаться за чужими спинами? На старости лет и на такое оказался способен. Давай поужинаем, есть очень хочется. И выпьем за удачу.
      - А... - продолжала стоять перед ним с перепуганным лицом Жанна. - А она?
      - А она еще немножко подождет, - процедил Кузьмичев. - И помучается. Не заслужила эта сучонка быстрой смерти. Пусть выпьет свою чашу по капельке до самого донышка.
      - Но она же может...
      - Я ничего не боюсь. Я видел и ее, и ребенка. Я говорил с ней. Она ничего не сделает, она парализована страхом.
      - А ты... ты... Не ожидала я от тебя, честно говоря, - с некой смесью ужаса и восхищения произнесла Жанна.
      Кузьмичев уселся в кресло и вытащил из кармана бумажник.
      - Вот и денежками в придачу разжился, - улыбнулся он. - Целых пятьсот долларов и еще тысяча рублей... Жаль документов при нем не оказалось.
      - А зачем тебе его документы?
      - Так, для ясности, приятно держать в руках паспорт своего врага. Впрочем, мне и так приятно. Ты представляешь, перед смертью он узнал меня. Узнал, хоть там было и темно. Ну что, Жанна, - улыбнулся он, - налей-ка нам по рюмочке своего фирменного коньячка. Есть за что выпить. А что ты так побледнела? Тебе страшно?
      - Страшно, - честно призналась Жанна.
      - А ты не бойся, ничего не бойся. Со мной не пропадешь, - продолжал бахвалиться Кузьмичев. - Если бы ты знала, как это приятно перерезать острым ножичком горло своему врагу. Никогда в жизни не испытывал такого кайфа.
      Продолжая глядеть на него с испугом и недоумением, Жанна поставила на стол бутылку коньяка.
      - Тебе стакан? - спросила она.
      - Давай стакан!
      Он снова залпом выпил стакан коньяка и расхохотался скрипучим, неприятным смехом.
      - Ох, кайф! Он так истошно закричал, а потом его парализовал страх. Он узнал меня, узнал! По имени назвал. И все, я сделал это! - взмахнул рукой он. А ведь он намного моложе меня. Ему нет и тридцати. Так-то вот. Я жив, а его нет. Он либо в морге, либо так и валяется там на обледенелой до-I роге. Как я ему - чик, и все, чик, и все...
      - Ты бы уж не говорил об этом, - нахмурилась Жанна. От его скрипучего смеха и зловещего волчьего оскала ей стало не по себе. Он вообще в эту ночь производил впечатление человека безумного. Красные пятна на щеках, звериный оскал, горящие глаза, беспрерывный поток хвастливой речи, гнусный отвратительный смех...
      - А почему же не говорить? - в упор поглядел на нее Кузьмичев. - Я для чего все это сделал? Чтобы говорить об этом, чтобы гордиться этим. Пусть знают, ублюдки, на кого они подняли свой свинячий хвост. Впрочем, ладно, пойду приму ванну. А потом поужинаем.
      Он пошел в ванную, а Жанна осталась сидеть перед откупоренной бутылкой. Ей было страшно и гнусно. В эту ночь Кузьмичев предстал перед ней в несколько иной ипостаси - без маски и ширмы, во всей своей красе. Таким он ей вовсе не нравился, вызывал ужас и брезгливость. Ей захотелось поскорее избавиться от его присутствия, вернуться к своим обычным делам, которые она несколько запустила в связи с его неожиданным появлением на ее горизонте.
      Вышел Кузьмичев из ванной красный, распаренный и совершенно спокойный.
      - Я тут болтал лишнее, - произнес он и поцеловал ее. - Извини. Сама понимаешь, такое пережить не каждому дано. И не так просто это дается. Я не хочу есть, пойдем спать, - добавил он, нежно поднимая ее.
      В эту ночь Павел Дорофеевич был еще более яростен и любвеобилен, и Жанна вновь прониклась к нему самыми нежными чувствами. Следующим днем было воскресенье.
      - У меня сегодня тяжелый день, -. произнесла грудным голосом Жанна. - Сам знаешь. Надо ехать... туда...
      - Езжай, - улыбнулся Кузьмичев.
      - А что будешь делать ты?
      - Найду, что делать. Я ведь приехал сюда не для того, чтобы отдыхать. Только мои дела начинаются гораздо позднее. А днем отосплюсь, телевизор посмотрю, почитаю. У тебя, я гляжу, неплохая библиотека... Честно говоря, давно не было времени почитать.
      - А что ты любишь читать? - с удивлением спросила Жанна. Ей почему-то трудновато было представить себе Кузьмичева с книгой в руках, несмотря на то что она его в свое время знала как кандидата педагогических наук.
      - Я, Жанночка, люблю читать книги про сильных людей. Неважно, классика ли это или детектив. Главное, чтобы герой этих книг был сильным, был победителем, чтобы он стрелял первым, бил первым, все делал первым, не знал ни жалости, ни сочувствия к своему врагу.
      - А если это фашист? - задала наивный вопрос Жанна.
      - Мне все равно. Я представляю себя на месте героя и сочувствую ему. Терпеть не могу всякую жалостливость и нытье. Это чтение не для мужчин.
      - Ладно, Павел... У меня разное есть, найдешь и на свой вкус что-нибудь.
      Они позавтракали, и Жанна уехала проверять состояние своего публичного дома.
      Кузьмичев же взял с полки какой-то боевик и начал читать. Чтение увлекло его, ему были по душе такие вещи. В этом боевике бесконечные трупы, оставляемые главным, самым крутым героем, перемежались с изощренными половыми извращениями, которыми грешили его злобные враги, мало чем отличающиеся от положительного героя.
      Он лежал на диване и читал, но потом книга вывалилась у него из рук, и он задремал.
      Ему снился Виктор Нетребин. Он стоял посередине дороги. Но самым удивительным было то, что у него не было головы. Он стоял без головы, а голову держал в руках и показывал ее Кузьмичеву. Из головы на белый снег обильно текла кровь. Еще более удивительным было то, что голова была живая. Она подмигивала Кузьмичеву и улыбалась ему.
      - Ты чего? - спросил Кузьмичев у головы. А голова продолжала кривляться и паясничать. Раздраженный Кузьмичев бросился вперед и хотел вырвать у безголового человека из рук голову и выкинуть ее. Но безголовый отступал назад, и Кузьмичеву никак не удавалось схватить его. Кузьмичев наращивал скорость, и, когда он уже почти догнал безголового, тот с жуткой силой швырнул кривляющуюся голову прямо в лицо Кузьмичева. Удар получился очень сильным, Кузьмичев упал и закричал от страха, ведь голова была живая и вся липкая от крови.
      Он вскрикнул, открыл глаза. Передернул плечами и поднялся.
      В комнате было светло. За окном солнечный морозный день. Воскресенье. Выходной. Все отдыхают. А он?!
      Кузьмичев еще раз передернул плечами и пошел в ванную. Встал под холодный душ и долго стоял под сильными струями. Он никак не мог прийти в себя. Только в этом сне до него дошло, что он сделал накануне. Он своими руками лишил человека жизни. Ведь все, что было до того, он как убийство не воспринимал. Светлану задавил на машине Ковальчук, Ковальчука застрелил Юферов, Леонида застрелил Юферов, Ираклия застрелил Кандыба, людей в Задонске убивали Чума и Крутой. Его же руки были чисты от крови. До вчерашнего дня.
      Кузьмичеву снова припомнились страшные события, произошедшие прошлой ночью. Он вспомнил, как убивал Нетребина, и его, как и ночью, начало бешено рвать. Он стоял в ванной и блевал прямо под себя.
      Это продолжалось минут десять. Потом он снова принял душ, насухо растерся махровым полотенцем, надел халат и вышел.
      "Да, не так все это просто, - подумал он, наливая минеральной воды. - Но я сумею перейти и через это. Лиха беда начало! А сегодня ночью будет еще интереснее..."
      Он включил телевизор, посмотрел боевик с многочисленными убийствами, вдохновился зрелищем, а затем пошел разогревать себе обед.
      Так потихоньку и прошел этот день. Наступала ночь, время его охоты.
      Позвонила Жанна, сказала, что придет очень поздно, что без нее тут творится черт знает что и ее заместитель не может принять как следует уважаемых клиентов.
      - Хорошо, хорошо, работай, - елейным голосом произнес Кузьмичев.
      - А ты?
      - А я? Да все будет в порядке, не беспокойся, - гнусно засмеялся он и положил трубку.
      В его душе происходило нечто странное. С одной стороны, его мучили кошмары предыдущей ночи, перед глазами постоянно стояло лицо Виктора Нетребина в ночном мраке, его перерезанное горло, кровь, хлещущая оттуда, в ушах звучал его душераздирающий крик, и от этого постоянно хотелось встать, идти куда-то, даже бежать. Но, с другой стороны, он испытывал гордость за себя, за свою смелость и отвагу. И, разумеется, жутко хотелось вновь поглядеть в насмерть перепуганные глаза Гали, хотелось всласть поиздеваться над ней, увидеть ее, ползающую перед ним и лижущую ему ноги, молящую о пощаде для себя и нагулянной ее с Виктором дочери. Кузьмичев был совершенно уверен в том, что она не посмеет сказать милиции, что он был у нее. Он достаточно хорошо изучил за свою жизнь повадки людей, чтобы знать, кто на что способен. Порой, разумеется, люди совершали, казалось бы, нелогичные поступки, например, он никак не мог взять в толк, почему Кандыба в тот неудачный для них обоих день не пристрелил его и не забрал все деньги. Но, очевидно, и этим поступкам есть какое-то логическое объяснение, наверное, и в них есть какие-то мотивировки. Но Кандыба дело другое, это человек темный и мрачный, к тому же очень практичный и трезво мыслящий, а вот Галина, она вся как на ладони, она не способна на поступок, мелочная, жадная официанточка и проблядушка, думающая только о своей сиюминутной маленькой выгоде. Она не посмеет даже произнести вслух его имя, потому что отчетливо представит себе, как острый нож вонзается в тельце ее дочери. Сегодня ночью, уже через несколько часов, он навестит ее и вдоволь насладится ее беспомощностью.
      Последние часы он провел в напряженном ожидании. И вот, когда пошел одиннадцатый час вечера, он стал одеваться.
      Погода в этот день была теплая, весь день шел мягкий снежок, а к вечеру прекратился.
      Кузьмичев вышел на улицу, поднял руку.
      Вскоре около него остановилась "Волга". Кузьмичев, слегка отворачивая лицо, попросил водителя довезти его до поворота. Договорились о цене, и Кузьмичев сел на заднее сиденье.
      Водитель оказался весьма словоохотливым человеком.
      - Слыхали, что вчера ночью тут неподалеку произошло? - спросил он, желая завязать разговор с пассажиром.
      - Нет, а что такое? - спросил с притворным равнодушием Павел Дорофеевич.
      - Человека зарезали, вот что произошло, - с каким-то непонятным торжеством провозгласил водитель. - Нашли на проселочной дороге человека с перерезанным горлом.
      - Что вы говорите?! - покачал головой Кузьмичев. - Что творится на свете!
      - Да... Жуть, что творится. А ведь там неподалеку жил, знаете кто?
      - Кто?
      - Да депутат Кузьмичев, пропавший без вести два с лишним года назад. Тоже, кстати, оказался в прошлом уголовником. Двух жен убил, отца и мать убил, и брата родного, который был министром на Украине. Во дела какие творятся. Разве раньше, при Советской власти, такое могло бы быть?!
      - Да что вы, раньше порядок был.
      - Вот именно, порядок. А сейчас распустились все, воруют по-черному, а убийствами никого и не удивишь. Правда, чтобы вот так, с перерезанным горлом, такое даже теперь редко бывает. Зверюгами люди стали, все человеческое потеряли, правда?
      - Истинная ваша правда.
      - Вот и приехали. Вам тут остановить?
      - Да, да...
      Машина остановилась у обочины. Остаток пути Кузьмичев намеревался проделать пешком. Так было спокойнее и надежнее.
      Он шел по проселочной дороге, стараясь не глядеть на то место, где вчера он зарезал своего врага. Но, проходя мимо, не удержался и взглянул. И остался совершенно спокойным. Гордый своей стойкостью, он пошел дальше.
      Приятный холодок пробежал по спине, когда за деревьями он увидел огоньки собственного дома. В принципе он был готов ко всему. Если бы там, паче чаяния, была засада, он бы пустил пулю себе в рот. Он не хотел только одного - чтобы Галина осталась безнаказанной, чтобы она продолжала, пусть и без зарезанного им любовника, жировать в его доме, на его деньги. Это не укладывалось ни в какие рамки, он не мог с этим примириться.
      Он вытащил из кармана сотовый и набрал номер.
      - Алло, - услышал он голос Галины.
      - Это я...
      - Я узнала, - почти прошептала она.
      - Ждешь меня?
      -Жду...
      - Одна?
      - Почему одна, с дочкой.
      - А что же ты ее для безопасности кому-нибудь не отдала? - удивился Кузьмичев.
      - А кому я ее отдам? У меня никого нет.
      - И подруг нет?
      - И подруг нет. Все меня возненавидели после того, как ты пропал.
      - А и правильно, - усмехнулся Кузьмичев. - За дело ведь.
      - Может быть. Послушай. Оставь нас в покое. Я отдам тебе все твои деньги. Сегодня воскресенье, а завтра я сниму все со счета, все до копейки и отдам тебе. Только умоляю об одном, оставь нас с Дашенькой в покое.
      - Ладно, жди. Скоро буду. Только учти - если что, я вооружен. Я буду сопротивляться. А вам не жить. Ни тебе, ни твоей дочери.
      - Да за кого ты меня принимаешь в конце концов? - заплакала Галя. - Я что, спецназовец, что ли? Я слабая женщина, я осталась одна с маленькой дочкой, без поддержки, без...
      - Без любовника, - холодным тоном добавил Кузьмичев.
      - Пусть так, пусть так... Я одна. У меня родители в Пензенской области. У меня никого нет. А ты мучаешь меня, ты так мучаешь меня.
      - А ты полагаешь, тебя не за что мучить?
      - Пусть есть за что, пусть есть, только я тебя очень прошу, оставь нас в покое. Мы можем с дочкой уехать в деревню к моим родителям. Не нужно мне ничего, ни дом твой, ни машина, ни деньги. Только оставь нас в покое.
      - Ладно, подумаем. Сейчас буду. Если как следует попросишь, может быть, я и сжалюсь над тобой. Но предупреждаю еще раз - если что, твоей дочери не жить, даже если ты ей круглосуточную охрану организуешь. На мелкие кусочки разрежу.
      - Прекрати! - крикнула Галина и бросила трубку.
      "Вот это совсем другое дело", - улыбнулся Кузьмичев и бодро зашагал к дому.
      Открыл калитку, приласкал бросившуюся к нему собаку. Собака проявляла такую искреннюю радость, что на глазах Кузьмичева невольно выступили слезы. "А ведь это единственное существо, которое по-настоящему любит меня", - пришло ему в голову. Почему-то в этот момент перед ним встали лица покойной матери и, вполне возможно, живого отца. Они когда-то тоже любили его.
      Он встряхнул головой, чтобы отогнать от себя жалостливые мысли, и позвонил в дверь. Вскоре за дверью послышались шаги.
      Дверь открылась. На пороге стояла Галина с растрепанными волосами и красными от слез глазами.
      - Можно пройти? - ехидным тоном спросил Кузьмичев.
      - Твой же дом, что спрашиваешь? Кузьмичев легким, но властным движением отстранил ее и прошел в дом. Огляделся.
      - Чисто живешь, аккуратно. - произнес он. - Почти все так же, как и при мне. Вижу, новый телевизор приобрела, вчера я не обратил внимания... Ты, часом, не сегодня его купила? - рассмеялся он.
      - С ума сошел, - всхлипнула Галина.
      - Зачем тебе такой большой экран? Глаза испортишь. Ох, любишь ты роскошествовать. Эге, новый музыкальный центр. Нет, тут походишь, много нового обнаружишь. Кондиционеры на окнах, люстра новая. Чем тебе старая не угодила, в толк не возьму. Ну и вкус же у тебя, та была гораздо симпатичнее. Впрочем, это твое дело. Ты давай накрывай на стол, а я пока с дочкой твоей поиграю. Где она?
      - Она уже спит, скоро одиннадцать.
      - Ничего, разбуди, раз гость, вернее, хозяин, к тебе пришел. Девочка-то небось на мою фамилию записана? - зловеще прищурился он.
      - На мою, значит, и на твою, - глядя в пол, произнесла Галина.
      - Здорово вы тут устроились со своим хахалем, как я погляжу, - произнес Кузьмичев, по-хозяйски садясь на диван. - Просто диву даешься, как вы здорово устроились. Жили в моем доме, на мои деньги, ездили на моей "Волге", ребенок числится моей дочерью. А меня нет, я даже не труп, даже дом и машину не надо переоформлять на себя, налоги платить. Я просто призрак, фантом, живой призрак. Я есть, но меня нет. А твой хахаль знает, что меня нет, что я лежу на дне Днепра. Рассказал он тебе, как мы с ним плавали наперегонки? Ну?! Что молчишь, шалава?!
      - Рассказал недавно, - еле слышно пробормотала Галина.
      - То есть ты, сучонка, знала, что я мертв, что твой хахаль участвовал в моем убийстве? У, тварь... Скажете, это я преступник?! Да это вы с ним преступники, проб негде ставить. Один раз вы с ним здесь неподалеку меня не добили, потом твой ебарь в Днепре меня не дотопил. Но, ничего, зато вчера он хорошо искупался в собственной крови. А теперь ты свое получишь, кошелка. Раздевайся! - крикнул он, вставая с дивана.
      - Что? - пробормотала Галина.
      - Раздевайся, говорю, догола! Ты кто такая? Ты паспорт мне покажи! Ну!!! вытаращив глаза, закричал он. - Паспорт тащи!!!
      Она пошла в спальню и принесла паспорт. Дрожащей рукой протянула ему.
      Он открыл паспорт и начал читать:
      - Кузьмичева Галина Филипповна, родилась в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году в деревне Пяткино Пензенской области. Так... Дальше что? Брак с Кузьмичевым Павлом Дорофеевичем зарегистрирован двенадцатого марта тысяча девятьсот девяносто шестого года. Ну?!!! - Он резким движением швырнул ей паспорт в лицо. - Ты состоишь со мной в законном браке, а ребенок твой - это мой ребенок. Как ее звать?
      - Даша... - пролепетала Галина.
      - Даша. Значит, Дарья Павловна Кузьмичева. Так?!!!
      - Так...
      - Это мой дом, ты моя жена, а это моя дочь. И больше я ничего не знаю и знать не хочу! Раздевайся, тварь. Догола раздевайся! Хочу выполнить свой супружеский долг!
      Галина укоризненно поглядела на него и стала медленно снимать с себя платье. Кузьмичев стоял напротив с горящими от вожделения глазами. Когда она сняла платье, он бросился к ней и стал срывать с нее лифчик, стаскивать колготки.
      От шума проснулась девочка и заплакала. Кузьмичев бросился в спальню, вытащил девочку из кроватки и поднял над головой.
      - Моя дочь, моя! И что хочу, то с ней и сделаю, поняла, подстилка?!
      - Отдай! - закричала полуголая Галина, бросаясь к нему. - Делай со мной, что хочешь, только отдай ее. Ты же видишь, я не устроила тебе засаду, вчера ничего не сказала про тебя милиции. Отпусти ребенка!
      Дашенька, насмерть перепуганная, кричала истошным голосом. Кузьмичев опустил ее на пол. Девочка бросилась к матери, обняла ее ноги и заплакала.
      - Я сейчас тебя трахну на глазах у ребенка, поняла, тварь? - прошипел Кузьмичев. - А ну-ка, доченька, иди. Иди отсюда... Ну!!! - закричал он. - Пошла отсюда!
      Он резко схватил девочку за руку и сильно дернул в сторону. Она упала и сидела, не в состоянии даже плакать от ужаса. Только кривила рот и моргала глазенками.
      - Снимай быстро с себя все остальное, - приказал Кузьмичев.
      Дрожащими пальцами Галина сняла с себя колготки и трусики.
      - Хорошо, очень хорошо, - бубнил Кузьмичев. - Вот сейчас я выполню свой супружеский долг.
      Он начал было снимать с себя пиджак, но тут услышал какой-то шум за дверью.
      - Кто это?! - крикнул он. - Обманула, стерва подколодная?!
      - Что тут у тебя творится?! - послышался из-за двери мужской голос. Дверь открыта, голоса какие-то раздаются. Гости, что ли?
      Галина резко вздрогнула, но вдруг на ее лице Кузьмичев увидел выражение жуткой радости. Ее буквально затрясло, она сделала шаг по направлению к двери.
      Дверь открылась, и глазам Кузьмичева предстало нечто поразительное и невообразимое. На пороге стоял собственной персоной... живой и невредимый, лишь находящийся в изрядном подпитии, Виктор Нетребин в распахнутой дубленке, с непокрытой головой.
      - М-м-м, - замычал Кузьмичев, не в состоянии от удивления произнести ничего членораздельного и как-то судорожно затряс руками.
      Виктор находился примерно в таком же состоянии. Он тоже издал какой-то странный гортанный звук, увидев в комнате абсолютно голую Галину и живого Кузьмичева. Все трое, словно завороженные, некоторое время глядели друг на друга. Первой пришла в себя маленькая Дашенька. Она вскочила с пола и подбежала к Виктору.
      - Папа! Папа пришел! - закричала она, не произнося букву "р". - Вот же мой папа, а ты говорила, нет его...
      - Виктор... - одними губами прошептала Галина и сделала еще один робкий шаг по направлению к нему. - Ты живой?
      Виктор очухался от изумления первым из троих.
      - Права была твоя колдунья, - прошептал он и бросился на Кузьмичева. Сильным ударом кулака в лицо он опрокинул бывшего депутата на пол. От испытанного изумления Павел Дорофеевич даже не смог оказать ему никакого сопротивления. Виктор сел на него верхом и стал бить головой об пол.