Свинцовый хеппи-энд

Кузьмичев добрался до Харькова, где у него жила старая подруга, промышлявшая созданием всевозможных финансовых пирамид и другими способами облапошивания населения и выкачивания из него денег. Она помогла ему. Достала новые документы на имя Валерия Ивановича Баранова и даже рискнула поехать в Москву и снять с его нескольких сберкнижек на предъявителя в общей сложности сто пятьдесят тысяч, тогда еще именуемых ста пятьюдесятью миллионами рублей. Остальная, значительно большая часть денег лежала на именных вкладах, оформленных на самого Кузьмичева и его жену Галину, и снять эти деньги было невозможно. Наведываться же в гости к Галине было очень опасно, с этим Павел Дорофеевич решил повременить до лучших времен. А в том, что они обязательно наступят, он нисколько не сомневался. Но и тех денег, которые были равны тридцати тысячам долларов, ему вполне хватило бы на первое время, чтобы раскрутиться. Он щедро расплатился с подругой и исчез из города. А в самый последний день пребывания в Харькове в ресторане познакомился с Крутым. Этот человек приглянулся ему жестокостью и циничным взглядом на вещи, Кузьмичев почувствовал в нем родственную душу. Это был не романтик уголовного мира, каким являлся Георгий Климов по кличке Усатый, это был настоящий отморозок без чести и совести, способный за деньги абсолютно на все. Началась их совместная деятельность.
      Вспоминая все это, Кузьмичев испытывал чувство гордости за себя, за свою настойчивость, за свою в буквальном и переносном смысле этого слова непотопляемость. Усатый думает, что он мертв, Галина со своим хахалем думают, что он мертв, правоохранительные органы думают, что он мертв. А он жив назло им всем, жив и здоров, и затевает новое дело, которое должно принести ему баснословные барыши.
      Тогда, после покушения на него Владимира Малого, в результате которого была изуродована его новоиспеченная жена Галя, он как-то слабо отреагировал на сообщение Ангелины Антиповны о том, что в Землянском детском доме появилась какая-то блаженная меценатка Екатерина Марковна Раевская. Это мало интересовало его. А когда Султан Гараев сообщил ему о том, что чета Раевских ищет свою дочь Варю, похищенную в годовалом возрасте от магазина в Москве, он мгновенно понял все. Эта пропавшая много лет назад Варвара Раевская, с родимым пятном в виде сердечка под левой коленкой, была не кем иным, как сбежавшей в восемьдесят втором году из детдома воспитанницей Мариной Климовой, которую впоследствии искала чета Климовых. Вот так-то замыкается жизненный круг, таковы перипетии человеческих судеб.
      Однако Кузьмичев был не таким человеком, чтобы долго размышлять над загадками мироздания. По своей природе он был практик. Услышав рассказ Гараева, моментально понял одно и самое главное - Раевские заплатят любые деньги за то, чтобы найти свою дочь.
      Владимир Алексеевич Раевский был человеком очень известным. О нем писали газеты, говорили по телевизору. Его имя стало особенно популярным после известного угона самолета террористами, тогда оно было у всех на слуху. Порой желтая пресса давала свои оценки баснословному состоянию Раевского, сравнивая его с состояниями других магнатов. Оценки эти зачастую резко расходились, однако, даже по самым скромным предположениям, его состояние приближалось к миллиарду долларов. Так что игра, затеянная ими с подачи Султана Гараева, стоила свеч, и терять время в таком деле было бы непростительной преступной ошибкой.
      Однако и излишняя поспешность могла бы привести к провалу. Посвящать в такое дело большое число людей было нельзя, это было крайне опасно. Но малыми силами осуществить его тоже было невозможно. Якова Кандыбу, еще одного отморозка послал ему сам дьявол, без Султана Гараева обойтись было невозможно, четвертым, естественно, стал Крутой.
      Подготовительную работу провел Султан. Тут, естественно, требовались еще люди, в том числе те, которые дали бы убежище, чтобы спрятать Марину на довольно длительный срок. Тут тоже не могло быть долгих сомнений, именно бывший полевой командир Али и сообщил Султану о пребывании Ираклия в Стамбуле. Посвящать других людей в это дело было глупо. Али был человек опытный, практичный, жестокий и не задающий лишних вопросов. Вопрос был задан только один и весьма конкретный - сколько? Ответ был дан тоже однозначный, а вместе с ответом немедленно последовал вполне весомый задаток. Али дал свое согласие, он же провел доскональное исследование местности, откуда надо было выкрасть женщину.
      Безусловно, дело было крайне рискованным, но без риска обойтись было нельзя. Успеху способствовал уединенный образ жизни, который вел Ираклий. Если бы он был постоянно окружен людьми, действовать было бы гораздо сложнее либо и вовсе невозможно.
      Но все получилось удачно. Теперь важно было блистательно завершить эту операцию. На их стороне были внезапность, быстрота, натиск, никто не знал, кто вообще они. И только тот человек, который все это организовал, и был самым слабым звеном в этой цепочке. Султан Гараев. Им могли заинтересоваться и друзья Ираклия, жаждущие отомстить за столь уважаемого человека, мог напасть на его след и Раевский, что, пожалуй, было еще опаснее. От него надо было как-то избавиться. Но как? И когда? Пока это совершенно не представлялось возможным.
      Ничего, первую часть операции выполнили блестяще, а остальное приложится. Выход обязательно найдется, как находился он всегда даже в самых сложных ситуациях.
      С этими оптимистическими мыслями Павел Дорофеевич крепко заснул.
      Прекрасно спали в эту ночь и два его товарища - Крутой и Яков Кандыба. Оба они были особями специфического склада, их объединяло одно - жестокость и голый расчет. Ну и смелость, разумеется, трус бы на такое дело не пошел.
      Кузьмичев долго прощупывал каждого, кому хотел предложить эту поездку в Стамбул. Разговаривал с обоими кандидатами по отдельности. В том, что поедет Крутой, он не сомневался ни минуты, Кандыба же вызывал большие сомнения, прежде всего потому, что он почти совсем не знал его. Зато он знал Чуму и верил ему. Чума был человеком битым, серьезным, не раз проверенным в деле, и слов он зря на ветер не бросал. Авторитетов для него было мало, и если он о ком-то отзывался восторженно, значит, это чего-то стоило. В случае отказа Кандыбы Кузьмичев думал взять именно его, Чуму. Прохора и Юрца он забраковал сразу, лучше уж ехать втроем, чем брать одного из них. Юрец вообще был слабоват и жидковат для такого дела. Прохору же, несмотря на присущую ему смелость и решительность, была свойственна некоторая блатная романтика, он любил всякие жалостливые песни про несчастную любовь уркагана, с восторгом отзывался о своей покойной матери, любил собак, мог подолгу возиться и сюсюкать с ними. Все это не нравилось Кузьмичеву. Тут нужны были люди жестокие и бескомпромиссные. Он, например, понятия не имел, была ли, например, мать у Крутого. Что же касается Кандыбы, то вообще возникали сомнения, живой ли это человек, состоящий из мяса и костей, или некое исчадие ада. В нем все было ужасно - и лицо, и манеры, и то, что рассказывал о нем Чума. Это был именно тот человек, который нужен для такого дела.
      Кандыба на дело подписался не сразу, он долго и нудно расспрашивал обо всем, хмуря свои надбровные дуги без малейших признаков растительности на них и тараща оловянные глаза, требовал подробного рассказа и о магнате Раевском, и о подробностях похищения его дочери, затем сам по каким-то своим никому не ведомым каналам навел справки и наконец дал свое согласие.
      Крутой же, напротив, долго не раздумывал, выслушав от Учителя информацию, махнул своей здоровенной ладонью и рявкнул, выпячивая вперед челюсть:
      - Сделаем, где наша не пропадала!
      Султана Гараева же мучили тревожные мысли и кошмарные сны. Он постоянно видел перед собой глаза Владимира Раевского, который пристально глядел на него и говорил каким-то замогильным голосом:
      - Ты решил поживиться на нашем горе, Султан? Нехорошо... Нехорошо... Нехорошо... - раздавался зловещий шепот в ушах Султана.
      - Я хочу вернуть вам вашу дочь! - возражал ему Султан, с ужасом видя, что Раевский быстро растет в размерах, а сам он так же быстро уменьшается. Раевский вырос до небес, а Султан стал таким маленьким, как мышь или даже таракан. И Раевский пытается наступить на него подошвой своего лакированного ботинка и раздавить его.
      - Врешь, врешь, врешь, - звучит в его ушах шелестящий кошмарный голос.
      Султан кричит и... просыпается. Вскакивает на своих многочисленных матрацах, скидывает с себя атласное скользкое одеяло.
      Его разбирает жгучая досада. Зачем он взялся за это дело? Лучше было бы наплевать на слово, данное Учителю, собрать своих людей и ликвидировать этих отморозков. Но он находился словно бы под неким гипнозом этой жуткой троицы. И, разумеется, немалую роль играла и жажда наживы, он понимал, какую сумму можно содрать с Раевского. Султан был единственным из четверых, кто знал и самого Раевского, и его жену лично, единственным, кто своими глазами видел и мог оценить всю безмерность родительского горя, он был единственным, у кого из них были дети. А с кем из своих он мог пойти на такое дело? Кто подписался бы на то, чтобы поднять руку на такого человека, как Ираклий?! Бачо даже слушать его не стал бы. Даже Али не взялся бы за это. Да если бы общие друзья его и Ираклия узнали о том, что Султан занимается таким промыслом, его бы все прокляли, он стал бы изгоем.
      А теперь он проклинал себя и за свою жадность, и за свою зависимость от нескольких отморозков. К тому же он был достаточно умен и прозорлив, чтобы понимать, что эти, с позволения сказать, люди, при самом удобном случае обязательно постараются ликвидировать его самого. Но пока он нужен им, он застрахован. А впоследствии он и сам собирался покончить с этими гадами. Он был уверен, что сумеет осуществить это, не дав им возможности сделать первый шаг. Но пока и он им нужен, и они ему. Так что взялся за гуж, не говори, что не дюж, воистину это так.
      Он закрыл глаза и попытался заснуть. И теперь он видел во сне горную дорогу, заснеженные вершины. И джипы, на медленной скорости едущие по этой дороге. Он сидит рядом с Владимиром и тем угрюмым, задумчивым Сергеем, который был тогда с ними в этой поездке. И оба как-то странно и подозрительно глядят ему в глаза.
      "Что глядите? - говорит он. - Что глядите и молчите?"
      Но те продолжают буравить его взглядами и зловеще молчать. А потом Владимир вдруг разбивает стекло джипа кулаком, хлещет кровь, все в липкой алой крови. А Сергей хватает его за волосы и пытается вытолкнуть из разбитого окна. За окном бездонная страшная отвесная пропасть.
      "Швыряй его туда, швыряй его туда, швыряй его туда..." - звучит в ушах зловещий шепот.
      И им, наконец, удается выкинуть его из окна джипа. Он летит, летит вниз и жутко кричит. Но вдруг хватается одной рукой за какой-то кустарник и повисает над этой бездонной пропастью. Висит и смотрит вниз.
      "Помогите!!! - истошным голосом кричит он. - Подайте мне руку! Помогите кто-нибудь!!!"
      Но вокруг никого. Тишина, безмолвие, отвесные скалы.
      И вдруг он видит, что мимо него пролетает птица. Только это не птица, а женщина с крыльями. И он видит ее лицо. Это лицо дочери Раевского. Он видел ее вчера сначала из окна машины на улице Юлдуз, потом в зеркале заднего вида, когда она сидела между Крутым и Кандыбой. Когда ее вносили в дом и запирали в угловой комнате, он старался на нее не смотреть, отводил взгляд. Так же он отводил взгляд от ее лица, когда она лежала на обледенелой мостовой в Царском Селе, раненная двумя пулями, пущенными Ахмедом. Но и тогда он хорошо запомнил ее большие, наивные глаза.
      И вот они, эти огромные глаза, у этой птицы, пролетающей мимо него, висящего над бездонной пропастью.
      "Садись на меня, я тебя спасу", - шепчет ему птица с лицом женщины, а он не может этого сделать, у него нет на это сил, он не может оторвать руку от кустарника, на котором висит. И ему страшно, ему очень страшно. И он снова кричит от проникающего в его душу чувства всеобъемлющего ужаса.
      - Что с тобой, брат? - спрашивает его по-чеченски стоящий над ним Али. Плохие сны снятся? Ты так кричишь.
      - Да, - бормочет Султан. - День был тяжелый. Ничего, ничего, иди спать.
      - Может быть, выпьешь?
      - Можно, - произносит Султан, поднимаясь на постели.
      Они пошли в комнату, которую Али назвал залом, и сели за стол, на котором стояли вазы с фруктами и сладостями. Али поставил на стол бутылку коньяка.
      Они могли разговаривать спокойно, на их счастье, отморозки по-чеченски не понимали. И когда они выпили по рюмке, Али пристально поглядел на Султана из-под своих черных густых бровей.
      - Это опасные люди, Султан, - произнес он. - От них можно ожидать всего, чего угодно.
      - Знаю. Но, кроме них, никто бы не взялся за такое дело.
      - А зачем ты вообще за него взялся? - вдруг задал Али такой вопрос, которого Султан никак не ожидал от него. Он отвел взгляд и замешкался с ответом.
      - Надо браться за все, что приносит прибыль, - ответил Султан, по-прежнему не глядя в лицо Али. Слова его прозвучали жалко и неубедительно, и оба это прекрасно поняли. - Большую прибыль, - добавил он, но и это не придало словам особой убедительности.
      - Тут дело в другом, - криво усмехнулся Али. - Тут дело в том, что... замялся он. - Разумеется, этот миллионер выложит за дочь любую сумму. Только после этого девушку придется. Сам понимаешь. А потом... Он найдет вас... То есть нас, хоть под землей. Да и как ты будешь сам жить после этого? Ты же говорил, он спас тебе жизнь, когда люди Дарьяла захватили тебя. Я тоже жалею, что взялся за это дело, потому и говорю тебе. Жаль, что ты в свое время не рассказал мне всю эту историю в подробностях, тогда бы я не взялся помогать тебе в таком деле. И эти трое людей мне очень не нравятся. Я бы их с удовольствием убил своими руками.
      - А что? Идея, - загорелись огнем глаза Султана. - Хорошая идея, Али. Мы скрутим их или поубиваем. А потом позвоним Раевскому и отдадим ему дочь безо всяких условий. Он и так нам за это немало отвалит, можешь быть уверен.
      - А за подготовку убийства Ираклия нам с тобой сколько отвалят? - еще кривее ухмыльнулся Али. - Грузины нам сколько за это отвалят? Как я после этого стану жить? У меня дети, у тебя тоже дети, мы же не то что эти трое выблядков, вышли за дверь, растворились, и все. Нас найдут, будь уверен, найдут. Зачем эти люди убили Ираклия? Ты же говорил, что они просто отключат его и телохранителя и увезут девушку. А они что сделали? В какую историю нас с тобой впрягли. Нет, друг, теперь нам назад дороги нет, так что будем мужчинами. Придется нам идти нога в ногу с этими тремя шакалами.
      - Пока, - уточнил Султан.
      - Ну, конечно, пока. Впоследствии от них надо будет избавиться. Никто не должен знать, что мы участвовали в этом деле. А дело придется доводить до конца.
      Они выпили еще по рюмке. Султан мрачно жевал изюм и курагу и напряженно думал о том, как им быть дальше.
      - Пойдем, проведаем нашу пленницу, - предложил Али.
      Султан молча кивнул.
      Они встали из-за стола и пошли в ту комнату, где была заперта девушка.
      Али вытащил из кармана ключ и открыл дверь.
      Накачанная сильнодействующим снотворным, Марина спала, лежа на полу на куче матрацев. Сверху она была покрыта легким одеялом.
      Али зажег лампу, и оба чеченца стали пристально глядеть на спящую женщину.
      Она была прекрасна во сне. Русые волосы разметались по подушкам, голова была слегка повернута набок. Султан любовался ее правильными чертами лица, прямым точеным носиком, красивым изгибом губ. Он вспомнил холодную ноябрьскую ночь, Ахмеда Сулейманова, выстрелы. Именно тогда он увидел эту девушку в первый раз. Затем частная клиника, расширенные от ужаса глаза врача. И яростный шепот Ахмеда: "Вылечишь - проси любые деньги. Ничего не пожалею..." И пачка долларов, перекочевавшая из рук Ахмеда в руки врача. Больше туда Султан не наведывался, о состоянии женщины узнавал только от Ахмеда.
      Вспомнил он и другой период своей жизни - Екатерину, жену Раевского, пристально глядящую на него немигающим взглядом, вспомнил ее слова: "И не дай тебе бог обмануть нас...", и слегка вздрогнул от этих воспоминаний. Да, дочь похожа и на мать, и на отца,
      - Хороша... - тихо произнес Али. - Мне бы такую жену.
      Султан молчал. А затем негромко произнес:
      - Надо уточнить одну деталь.
      - Какую? - не понял Али.
      Султан молча приподнял одеяло с тела женщины. Она была уже раздета, лежала в чужой длинной ночной рубашке голубого цвета. Это сделали жены Али, им сказали, что дорогая гостья плохо себя чувствует, и надо сделать так, чтобы ей было удобно и комфортно. Они выполнили приказ мужа, а лишних вопросов задавать не стали.
      Султан так же молча приподнял голубую ночную рубашку.
      - Ты что, брат? - подивился его поведению Али. - Вот этого, по-моему, совсем не надо.
      - Да нет, ты не понял. Тут другое...
      Он пристально глядел на левую коленку женщины. Там, в нескольких сантиметрах ниже колена, просматривалось родимое пятнышко в виде сердечка.
      - Вот оно, - прошептал он. - Да, это она, дочь Раевского. Теперь не осталось никаких сомнений.
      И опустил ночную рубашку.
      Женщина не шелохнулась, она спала очень крепко. Дыхание ее было легким, щеки слегка раскраснелись.
      - Пошли, - мрачно произнес Султан.
      - Пошли. Сколько она должна проспать, как ты полагаешь?
      - Полагаю, до утра проспит. А там надо будет добавить. Она женщина резкая и тихо сидеть не станет. Вообще, как с ней себя вести, сказать очень трудно. Обращаться грубо нельзя, а вежливо она и сама не даст. На ее глазах убили мужа, сам понимаешь. Не держать же ее все время в наркотическом состоянии. Хотя почему бы и нет.
      - Зря мы с тобой взялись за это дело, - еще раз произнес Али и, пропустив Султана, аккуратно притворил дверь. А затем запер ее на ключ.
      Они выпили по третьей рюмке и пошли спать. На сей раз усталый Султан заснул крепко и проснулся уже в восемь часов утра.
      Его подельники к тому времени успели давно проснуться и сидели в зале за накрытым столом, пили зеленый чай и завтракали. Али вел с ними неторопливую тягучую беседу, по-прежнему на общие нейтральные темы, словно бы вообще ничего не произошло и словно бы они просто приехали навестить старого товарища.
      Султан присоединился к их трапезе и окинул мутным, непроспавшимся взором присутствующих за столом. Его поразило то, что все были совершенно спокойны, даже веселы, обменивались ничего не значащими грубыми мужскими шутками, поглощали стоящие на столе яства с немалым аппетитом. Сам же он совершенно не хотел есть, по-прежнему калейдоскопом мелькали в тяжелой голове ночные кошмары.
      Однако, когда он сел за стол, разговор моментально переменил тему.
      - Тебя могут начать искать, - произнес Учитель, глядя на него сквозь свои затемненные очки. - А нам тут надо окопаться надолго. Тебе, Султан, нужно алиби. Многое мне не понравилось в этом деле. Например, этот мужик, который как бешеный пес бросился на нас около дома Ираклия. Кто это такой? Откуда он взялся?
      - Я же говорил, что его надо обыскать, - глухим басом произнес Кандыба. Вы сами торопили меня, Валерий Иванович.
      - И правильно делал, что торопил, времени у нас не было, - сухо заметил Учитель. - Мы и так ходили по лезвию ножа. Какая теперь разница, кто это был такой?
      - Разница есть, - возразил Кандыба. - Одно дело, если это случайный отчаянный человек, решивший вмешаться, другое - если это человек Ираклия, и третье - если за его домом кто-то следил. Из этого вытекает, что кто-то пронюхал о том, что Ираклий жил в этом доме, и что-то затеял. Кстати, не исключено, что он был человеком Раевского. И тогда наши дела очень сильно осложняются. В таком случае Раевский уже знает обо всем, и вся полиция Турции идет по нашим следам.
      - Не думаю, - покачал головой Учитель. - Если бы Раевский узнал о местопребывании его дочери, он не стал бы посылать каких-то шпионов, а нагрянул бы туда сам со своими людьми. Я склонен полагать, что тот человек был либо случайным свидетелем, либо одним из охранников Ираклия, охранявшим дом снаружи.
      - Однако исключать третий вариант было бы неразумно, - продолжал настаивать на своем Кандыба. - Всегда надо исходить из худшего, таково мое правило, и оно меня никогда не подводило.
      Султан был мрачен и неразговорчив. Он припомнил, что накануне встретил в ресторане старого знакомого, человека весьма непростого, скрывающегося от российского правосудия в Турции. Его звали Ширван. С Ширваном был неплохо знаком и Али. Но про эту встречу Султан никому ничего не сказал, это могло насторожить всех и еще более ухудшить его положение. Он досадовал на себя за то, что вечером отлучился на пару часов из маленькой гостиницы на окраине города, где они остановились, и решил хорошенько покушать. Кто мог предполагать, что мир настолько тесен?! Ширван подошел к нему, а он сделал вид, что тот обознался. Но Ширван, естественно, этому не поверил. Значит, еще один человек знает, что Султан был в Стамбуле.
      - Мне надо уехать в Москву, - мрачно заявил Султан, через силу делая глоток зеленого чая. - Мне нужно алиби, сами понимаете.
      Возражать никто не стал. Султан не боялся оставлять отморозков в этом доме, он понимал, что Али всегда будет на его стороне и никогда не предаст его. А без их помощи Учитель, Кандыба и Крутой не смогли бы передвигаться по Турции.
      Вскоре в доме Али появилось несколько чеченцев угрожающей внешности. Али пригласил их специально, чтобы гости хорошенько поняли, что шутить с ним и с Султаном очень опасно. Чеченцы не были в курсе похищения женщины, они гортанными голосами болтали с Али и Султаном по-чеченски, обсуждали различные события. Трое гостей сидели скромно, лишь изредка перекидываясь словами.
      Услышал Учитель и упомянутое чеченцами имя Ираклия Джанава. Он насторожился и бросил вопросительный взгляд на Султана.
      - Вчера в Стамбуле застрелили одного уважаемого грузина, - перевел ему слова чеченцев Султан. - Его звали Ираклий. Полиция ведет активный розыск.
      Только он и Али заметили некоторое смятение на лицах трех гостей, настолько они умели держать себя в руках. Собственно, на лице Кандыбы не отразилось вообще ничего, а Учитель и Крутой обменялись быстрыми взглядами. Но горластые друзья Али этого не заметили.
      А затем пришла пора побледнеть и самому Султану. Один из друзей Али сообщил ему, что полицией Стамбула арестован некий Ширван.
      - Он обвиняется в том, что позавчера участвовал в разборке на трассе, сказал один из чеченцев. - А я-то точно знаю, что его там не было, потому что сам был там. Это было в девять часов вечера. Пришлось пристрелить одного грязного шакала. А Ширвана с нами не было.
      - Так всегда и бывает, - усмехнулся Али. - Подозревают того, кто не имеет отношения к делу. В прошлый раз Ширвана даже не заподозрили, хотя именно он сделал то дело. А теперь ему придется доказывать, что его там не было. Полиция имеет на него большой зуб, очень неосторожный человек Ширван.
      Султан закусил губу. Именно в начале десятого вечера он встретил. Ширвана в ресторане. На кой черт он поперся туда?! Почему ему не сиделось в номере?!
      А не сиделось ему в номере по той лишь причине, что номер был крохотен и грязен, что аура, распространяемая тремя его подельниками, была настолько омерзительна, что ему безумно захотелось на свежий воздух, захотелось к людям. Он буквально задыхался от удушливой атмосферы, распространяемой Кандыбой, Крутым и Учителем в убогом гостиничном номере. Учитель поворчал малость, но не мог же он ему запретить погулять? В конце концов именно Султан считался руководителем всей этой операции, хотя на деле он, разумеется, им не являлся.
      Вот тебе и подышал свежим воздухом! И откуда там мог взяться этот проклятый Ширван?! Теперь он в полиции может сослаться на то, что именно в это время, когда на трассе кого-то там застрелили, его видел Султан Гараев! А что если это единственное его алиби?! Он ведь был в ресторане один! А в турецкой тюрьме умеют развязывать языки даже таким матерым людям, как Ширван! И не захочет он отвечать за чужое преступление, ему и своих хватает выше крыши. А на всякую там презумпцию невиновности турецкие следователи могут просто наплевать, больно уж их достали энергичные выходцы из бывшего Советского Союза. А турецкая тюрьма по своей комфортности может конкурировать даже с российской.
      Горластые друзья Али удалились, и в зале воцарилось тягучее недоброе молчание.
      - Что будем делать с нашей гостьей? - спросил Учитель.
      - Накормить надо бы, - предложил Али. - Кушать-то она должна.
      - Рано еще, - возразил Учитель. - Пока надо бы накормить ее еще порцией снотворного, пусть она немного успокоится. А то хуже бы не было...
      Султан поддержал его. Он не хотел присутствовать при каких-то душераздирающих сценах. Он собирался в этот же день отправиться в Тбилиси, а оттуда в Москву. Это было обоснованно - ему нужно было хоть какое-то алиби.
      Крутой и Кандыба вошли в комнату пленницы и спящей вкололи ей очередную порцию снотворного.
      А к вечеру Султан уехал.
      - Не бойся, - успокоил его Али. - Все будет нормально. Эти выблядки в наших руках, никуда они не денутся. Мы все организуем по высшему разряду. А когда придет время, ликвидируем их. Езжай в Москву и занимайся своими делами. Примерно через недели две-три прилетишь сюда, как человек, бизнес-классом. Я к твоему приезду подготовлю, как следует, почву для дальнейших действий. Я думаю, мы сумеем сделать все по уму. Чтобы и мы получили свой гонорар, и Раевский свою живую дочь. Я думаю, что так будет мудро и справедливо. Мы с гобой еще молоды, мы тоже хотим спать спокойно. Эх, жаль, что нельзя рассказать обо всем моим ребятам, - досадливо махнул он рукой. - Опасно, мало ли что... Да, запрягли они нас в ситуацию убийством Ираклия, особенно тебя. Так-то, кто бы их боялся, тварей? Шуму, шуму еще сколько понаделали, нехорошо все это, очень нехорошо. Ираклий был человеком очень уважаемым у своих, за него обязательно захотят отомстить. А, все равно, - махнул он рукой. - Я вообще скоро собираюсь возвращаться домой, в Чечню. А там меня никто не достанет, даже если грузины узнают, что я имею какое-то отношение к убийству Ираклия, и захотят отомстить мне. Да и тебе неплохо бы вернуться на родину, сейчас там спокойно, и дела для всех нас найдутся.
      - Спокойствие это временное, - с сомнением покачал головой Султан. - Мне кажется, очень ненадолго это перемирие. Скоро опять что-нибудь начнется, сам знаешь, как можно на этой войне нагреть руки. Кто от такого дела откажется?
      - Ладно, чему быть, тому не миновать. Езжай спокойно и будь уверен кто-кто, а я уж тебя не подведу. И эти никуда не денутся, они у нас в руках. Я и ребятам шепнул, чтобы взяли их на заметку. Без подробностей, конечно.
      Через день Султан Гараев уже вошел в свою квартиру на проспекте Мира в Москве. А еще через две недели его полная событий и приключений сорокадвухлетняя жизнь закончилась. Родился Султан Гараев в горном ауле Чечено-Ингушской АССР, скончался же на Московской окружной дороге в салоне черного "Мерседеса" предпринимателя Владимира Алексеевича Раевского. Воистину пути господни неисповедимы.
      Да и доверять в наше время нельзя никому - зло шагает по земле безнаказанно. А летящим над бездной остается только одно - продолжать свой полет. Потому что останавливаться нельзя ни на секунду.
      Часть II.
      В моих шагах не слышно грусти
      Под небом, незнакомо близким.
      Куда мой путь меня отпустит,
      Познать и сблизиться без риска?
      К вершинам гор, святым и древним,
      Где все ветра приют находят,
      К былинкам в поле однодневным,
      К снегам, что влагой чистой сходят?
      Нет, где ни выпала бы участь
      Пройти, познавши безмятежно,
      Не позабыть пожар могучий
      От расставанья с небом прежним.
      Анастасия Телешова
      У нее было несколько имен, у нее было несколько фамилий. Знала она и свое настоящее имя, знала и настоящую фамилию. Но в душе она называла себя одним именем, тем, к которому привыкла за долгие годы. Она называла себя Мариной.
      А потом она забыла и это имя. Оно провалилось куда-то в тайники памяти, словно в бездонную пропасть. И вообще память творила с ней странные и злые шутки.
      У нее было такое ощущение, что она прожила уже несколько жизней. Хотя знала, сколько ей лет. Ей было двадцать семь лет, совсем немного. А жизней было все равно несколько.
      И теперь она помнила их все. И имена, и фамилии тоже помнила все.
      От всего пережитого она могла бы потерять рассудок, это было бы вполне объяснимо. Но рассудок она не потеряла, совсем наоборот, экстремальная ситуация настолько подействовала на нее, что она все вспомнила. Теперь она знала, как ее зовут, теперь она отчетливо помнила и лицо, и имя своего любимого человека. Ужас, который она испытала, видя, как ее муж Ираклий и его телохранитель Георгий упали замертво на землю, вернул ее сознание, ее память к тому ноябрьскому вечеру, когда в нее на узкой улочке Царского Села были выпущены две пули. Ей было больно, ей было очень больно, из ее молодого тела хлестала кровь. И ей до слез было обидно, почему все это происходит. За минуту до этого она была сильной, взрослой. А лежа на промерзлом асфальте, стала маленькой и беззащитной. И изнемогала от ужасной боли. Сильные мощные руки подняли ее с асфальта и положили в машину. Машина поехала в черную тьму. Она была в сознании. Ей было очень больно. Только она стеснялась кричать при них. Потому что знала - это именно они стреляли в нее и причинили ей такую страшную боль. И кричать при них было нельзя, она стыдилась своей боли, своей слабости, своей беспомощности.
      Она долго была в сознании. Ее вытащили из машины. Затем глаза ослепил яркий свет, басили какие-то голоса. И все. Она потеряла сознание...
      Очнулась, когда все вокруг было белым. Белым и чистым. Это было очень приятно видеть после тьмы, холода, крови. Теперь крови не было. Теперь вся она была в бинтах.
      Она была вся в бинтах. А кто она? Кто она вообще такая? Она не помнила ничего.
      К ней приходил бородатый высокий человек, приносил цветы, фрукты, сладости, разговаривал с ней нежно и ласково. Он представился Ахмедом. А ее он называл Еленой. Она стала отзываться на это имя.