Глава 4

Девять дней со дня гибели Артема Давыдова официально не поминали, но в бизнес-клубе, расположившемся за высоким кирпичным забором в Газетном переулке, собрались многие финансисты, близко знавшие покойного. Инициатором встречи был Геннадий Волохов, которому и принадлежало это элитное закрытое заведение. На правах хозяина он встречал гостей и провожал их в японский дворик, уютно обустроенный под стеклянной конусообразной крышей. Пришедшие неторопливо ступали по травяным дорожкам мягкими итальянскими подошвами и задерживались возле разнообразных камней, олицетворявших великую мудрость Востока. Приветливо шумел низкий водопад, и в небольшом озерце плавали золотистые и красные рыбки. Все дышало покоем и умиротворением. Артем любил бывать в этом саду.

Безмолвные официанты в серых фраках предлагали напитки. Предпочтение отдавалось коньяку «Рено».

Собравшимся предстояло не только помянуть безвременно ушедшего партнера, но и обсудить, как вести дела дальше. После смерти Давыдова «Крон-банк» потерял свою магическую силу и превратился в лакомый кусочек, за который стоило побороться. Однако никто не выражал хищных намерений. Разговоры велись вполголоса и в основном о состоянии финансового рынка.

Среди присутствовавших находился председатель Высшего экономического совета Виктор Андреевич Покатов, человек энергичный, всесильный и крайне осторожный. Разглядывая огромный желтовато-пепельный булыжник, он беседовал с Артуром Александровичем Сарояном — президентом Межбанковской ассоциации.

— Президент в последнее время весьма пристально наблюдает за взаимоотношениями коммерческих банков с ЦБ. Уж больно много грызни в этой сфере. Чуть что, сразу начинают лить друг на друга помои… Сароян улыбался понимающей улыбкой и в знак согласия кивал красивой коротко остриженной седой головой с крупным носом и все еще черной бородой. Ему ли было не знать, на что намекал приближенный к президенту сановник. Речь шла о предстоящей схватке за «Крон-банк»…

— Мы постоянно ратуем за то, чтобы не выносить грязь из избы. Но нас подставляют. Компромат, выбрасываемый в прессу, не может появляться сам по себе. Каждый раз за очередным скандалом стоит то МВД, то ФСБ.

— А вот это, уважаемый Артур Александрович, уже полигика. Туда лезть не следует. Умейте душить в зародыше. Общая численность служб безопасности банковских структур намного превышает государственные. Чем же они у вас тогда занимаются?

— У каждого своя вотчина…

— Надо бы уважаемым банкирам почаще вспоминать историю. Удельные княжества — легкая добыча. Смерть господина Давыдова тому пример.

Сароян, услышав имя Артема, невольно оглянулся. И правильно сделал. Неподалеку находился Иван Карлович Крюгер, который много бы дал, чтобы вот так запросто стоять и разговаривать с председателем Высшего экономического совета.

— Ставки сделаны, — многозначительно произнес Сароян и слегка наклонил голову в сторону Крюгера.

Покатов на эти слова никак не отреагировал. Ему уже докладывали о некоторых намерениях Крюгера, возглавлявшего Финансово-промышленную группу, которая уже подмяла под себя всю сталелитейную промышленность страны.

К ним стремительно подошел Геннадий Волохов.

— Позвольте пригласить в конференц-зал.

— Пора, — одобрил Покатов и, взглянув на часы, предупредил: — Только не разводите болтовню. Через сорок минут я должен быть в Совете Федерации.

Среди банкиров Виктор Андреевич Покатов пользовался уважением. Ни для кого не было секретом, что он имел непосредственный доступ к президенту и во многом формировал финансовую политику. В правительстве Покатов тесно контактировал с вице-премьером Суховеем. Олег Данилович неоднократно давал понять, что считает председателя Высшего экономического совета человеком своей команды. Поэтому мнение Покатова о дальнейшей судьбе «Крон-банка» банкиры ожидали с изрядной долей волнения.

Он привычно занял место под огромными часами, негласно считавшееся центровым, и обвел присутствовавших задумчивым взглядом.

— Спасибо, что пригласили… правда, повод не ахти… Премьер взял на контроль расследование убийства. Так что попросил бы в это дело не вмешиваться. Опоздали, господа. Теперь по этому вопросу нужно политическое решение. Мы воспользуемся всей полнотой власти и найдем убийцу. А вам бы очень не советовал развязывать войну за наследство господина Давыдова.

Напряженное молчание повисло в зале. При жизни Артем Давыдов поддерживал теплые отношения с Суховеем. Олег Данилович добился, чтобы «Крон-банк» попал в список уполномоченных по обслуживанию внешнего долга России. Получив около полумиллиарда долларов в форме векселей, банк занял лидирующее положение в этой области. Сейчас всем не терпелось узнать — лишит поддержки Суховей осиротевший банк или нет.

Выдержав паузу, Покатов продолжил:

— Насколько мне стало известно, контрольный пакет акций «Крон-банка» остался в руках семьи господина Давыдова. Верно? — при этом он развернулся к сидевшему по левую сторону Артуру Александровичу.

Тот засуетился и, привстав, напомнил:

— В данную минуту я не готов подтвердить. После теракта на Ваганьковском кладбище ситуация может резко измениться.

— Мне докладывали, что погибли только телохранители и работники ритуальной службы, — продемонстрировал осведомленность Покатов.

— Да, но мать господина Давыдова в реанимации. Ее содержат в частной клинике, и у нас нет никаких сведений о состоянии ее здоровья.

— Будем надеяться на лучшее, — с нажимом произнес Виктор Андреевич.

По залу прошел шумок сочувствия. Но он не отражал подлинных настроений. Это не ускользнуло от чуткого уха Покатова.

— Нам бы не хотелось склоняться к тому, что убийство господина Давыдова связано с тендером по приватизации нефтяной компании «Сибирсо». Или кто-нибудь другого мнения?

Покатов не сомневался, что банкиры по этому вопросу постараются отмолчаться. Слишком прозрачными казались мотивы преступления. Гнетущая тишина подтвердила его расчет. Всем все стало ясно. Короткое выступление свелось к обозначению дальнейшей поддержки правительством оставшегося без руководства «Крон-банка».

«Это же нонсенс!» — мог воскликнуть любой из присутствовавших. Но никто не воскликнул.

Больше говорить было не о чем. Виктор Андреевич поднялся, легким кивком дал понять, что разговор закончен, и направился к выходу. Волохов бросился его провожать.

В зеркальном вестибюле Покатов небрежно поинтересовался:

— Они поняли?

— Обижаете, Виктор Андреевич. Но вряд ли опустят руки. Уж больно чешутся.

— Обожгутся! — это прозвучало как серьезная угроза.

Волохов подобострастно улыбнулся. Ему польстило, что Покатов избрал именно его для передачи оставшимся в зале своего последнего слова.

Впрочем, жарких баталий не получилось. Каждый преследовал свой узко корыстный интерес и поэтому предпочитал выжидать. Волохов точно выбрал человека, которому мнение Покатова было крайне важно. Им оказался не кто иной, как Крюгер. Взяв бизнесмена под локоть, повел его в японский садик и там без всяких политесов сообщил:

— Предупредили, чтобы никто не наезжал на «Крону».

— Слышал…

— Он в вестибюле прямо сказал: «Кто протянет руки — обожжется».

— Э, не так страшен черт, как его малюют.

— Конфликтовать с Суховеем?

— Он сейчас не в лучшей ситуации. Президенту нужны противовесы. Вот и сыграем на этом.

— Да, но у них есть отличный способ вас скомпрометировать. Запустят в прессу слух, что убийство Артема — ваших рук дело. Потом доказывай, где правда… Премьер побоится ввязываться…

— Черт бы побрал Артема, не мог просто под машину попасть! — в сердцах чертыхнулся Крюгер. Тряхнул густой седой шевелюрой и провел по волосам беспалой рукой.

— Тут нужен обходной маневр, — продолжил Волохов. — Насколько мне известно, Сароян против того, чтобы «Крон» проглотила «Сибирсо». Но он хитрован — вида не подает. Выжидает. Напрямую помогать не станет, но поговорить можно.

— Узнал бы лучше, может, мамаша того — концы отдала?

— Жива.

— Откуда знаешь?

— Она же в клинике у Киры лежит. И там же претендент на престол.

— Чушь!

— А вот и нет. Их клан всерьез вознамерился ввести господина Петелина в совет учредителей.

— Что он из себя представляет?

— Ничего…

— Думаешь, скрутим?

— Если заручимся поддержкой Сарояна и Семена Зея.

— «Европейский альянс»?

— Да. У них тоже свой интерес имеется. Крюгер уставился на камень, словно ждал от него ответа на нелегкий вопрос. Идти против Суховея было рискованно. Но приватизация «Сибирсо» того стоила. Банк «Императив», входивший в Финансово-промышленную группу, остро нуждался в нефтедолларах. Без них инвестиции в сталелитейное производство сводились к нулю.

— Действуй.

В финансовых кругах Геннадия Волохова за глаза прозвали «Банщик». Не только потому, что свою карьеру начинал директором сухаревских бань, а прежде всего за хватку. Уж если он вгрызался в какой-нибудь бизнес, то выжимал из партнеров все до последней копейки. Волохов специализировался на создании фирм-однодневок, через счета которых прокручивались быстрые деньги. Его не любили, не уважали, но терпели, ибо он всегда был под рукой. Кроме того, Банщик был уникальным сводником. Членами его бизнес-клуба являлись влиятельные политики, банкиры, бизнесмены. Их привлекала полная конфиденциальность в этом заведении.

Иван Карлович знал, что Волохов тесно сотрудничал с покойным. Был вхож в окружение банкира и хорошо ориентировался в операциях банка со средствами федерального бюджета. Самое неприятное заключалось в том, что Банщик мог вести двойную игру. Но выбора у Крюгера не было.

Смеян приехал на встречу пораньше. Не выходя из джипа, послал парней осмотреть зал ресторана. Не из опасений, а так — для профилактики. Никакого подвоха от Цунами он не ожидал. Они были старыми знакомыми. И верили друг другу на слово. Крупнейший российский авторитет в начале девяностых перебрался в Москву с Дальнего Востока. В результате кровавых разборок занял главенствующие позиции и не собирался их сдавать, жестоко наказывая конкурентов.

Цунами появился как всегда неожиданно. Пешком и без всякой охраны. Смеян усмехнулся, ибо знал, что вся площадь перед гостиницей «Пекин» контролируется бойцами Цунами. Поэтому окликнул его и не спеша вылез из машины.

— Здоров, отставник!

— Здоров, здоров и тебе того же желаю, — Смеян пожал протянутую руку.

Цунами состоял из сплошного несоответствия внешнего облика и внутреннего наполнения. С виду он был похож на научного работника. Крупный открытый лоб. Волосы старательно зачесаны назад. Интеллигентная коротко стриженная бородка серебристой лентой окаймляла загорелые впалые щеки. Светлые брови давали простор ясному взгляду. Только глаза светились странным голубовато-свинцовым светом. Одевался скромно — в английский твид мышиных тонов. Казался уравновешенным московским интеллигентом. А на самом деле был сгустком энергии, напора и неврастении. Темперамент у него был бешеный. Но благодаря многолетней выучке зоны, закалившей волю, умело сдерживал себя.

— Ты уже был в новом китайском?

— Предпочитаю проверенные временем кабаки, — по-старчески крякнул Смеян.

— Зря. Там настоящая южно-китайская кухня. Это тебе не первый этаж.

Они поднялись по лестнице и попали в просторный зал, украшенный привычной китайской атрибутикой с обязательным золотым Буддой и красными фонарями. В правом углу тяжелыми портьерами была отделена полукруглая ниша для особо уважаемых гостей. Стол уже был накрыт.

Жестом хозяина Цунами предложил садиться.

— Что будем пить?

— Я в это время суток пью чай. И не ем, — предупредил Смеян.

— А я пью водку и с удовольствием закусываю уткой по-пекински.

Милая официантка-китаянка быстро подошла к столу.

— Налей мне водки и принеси чай, — распорядился Цунами. Подождал, пока она исчезнет, и обратился к Смеяну.

— Зря отказываешься от обеда. Больше нам с тобой все равно нечем заняться. Говорить о жизни смысла нет. Она у нас разная. Вспоминать тем более скучно. Я сидел в зоне, ты в кабинете, а ноне оба мы — отставники.

— Ну, не прибедняйся. Нас еще рано списывать, — дружески возразил Смеян. Не спеша достал трубку, набил ее табаком и раскурил.

Официантка принесла чайник. Принялась ухаживать за гостями.

— Иди, иди, — отмахнулся Цунами. — Артема мне жалко, — пожал он плечами, выражая полное безразличие. — Глупо отстреливать банкиров. Они пока еще в дефиците. Я имею в виду профессионалов, а не залетных.

Смеян попробовал чай.

— Действительно, хорош… Плевать тебе на Артема, как и на прочих. Давай начнем с начала, коль сказать нечего. Никаких сведений от тебя и не жду. Ты живешь по понятиям, законы чтишь, и вопросов у меня нет. Но хотелось бы посоветоваться…

— Э, отставник, старая песня. Ты на понт не бери. Совет один — пусть менты копают. Им за это деньги платят.

— Насколько мне известно, Артем аккумулировал на счетах банка деньги твоих друзей. Миллиарды крутились.

— И что? Если бы меня обидел банк, стал бы я убирать банкира? Забрал бы банк, посадил бы новых людей и вперед. А вот уж потом на бывшего хозяина наехали бы совсем иные кредиторы. Понимаешь?

— То есть из ваших никто?

— Почему? Может, он с кем бабу не поделил?

— Брось, Цунами. У меня не праздное любопытство. Артем был моим другом. И я найду убийцу, чего бы мне это ни стоило.

— Сперва нужно понять, где искать, а уж потом кого? Знаешь, почему у нас в стране беспредел? Ментов много, а сыщиков мало. Так не должно быть. Неуважительно по отношению к блатному миру. Все показания выбиваются мордобитием. А ты попробуй докажи. Найди неопровержимые улики. Тогда и я тебя уважать стану. А то подбросят в карман пакетик с героином, и иди — получай статью. Некрасиво. Вот и выходит, что мы, профессионалы, должны маяться с любителями. А для любителя ни правил, ни законов не установишь. И чего от него ждать — никто не знает.

Побарабанив по верхним зубам мундштуком трубки, Смеян задал вопрос в лоб:

— Значит, меня относишь к профессионалам?

— Поэтому и отставник. Ни вас государство не уважает, ни нас. А дали бы нам власть — за год бы навели порядок. И ты бы у меня был министром.

— Стар я для службы. Давай вернемся к Артему. Взрыв на Ваганьковском кладбище — грязная работа. Поэтому и попросил тебя о встрече. После убийства Артема грешил на другие структуры, а сейчас, чую, без братвы не обошлось.

— Так чего же ты хочешь?

— Чтобы знали, банк будет проводить ту же политику, что и при Артеме. А номера секретных счетов Артем унес с собой в заминированную могилу. Так что ни о каком возврате денег разговора быть не может.

Цунами обильно полил соевым соусом тигровые креветки, выдавил на них лимон, махнул рюмку водки и заметил:

— Круто.

— Не в том я возрасте, чтобы бегать и вынюхивать. Сами придут, и сами назовут убийцу.

— А не придут?

— За такими деньгами?

— Отставник, не бери на себя много. Ты всего лишь охранник. С тобой даже не будут разбираться. Просто отодвинут. Поешь лучше… Морепродукты очень помогают мозговой деятельности. А пельмени здесь лучше, чем в Сибири. И выпей водки.

— Налей.

Цунами поднял руку с отогнутым указательным пальцем. Тут же возникла официантка.

— Налей ему водки.

Смеян, не чокаясь, выпил. Раскурил трубку. К пельменям не прикоснулся. Продолжил разговор:

— Как и ты, я не люблю «отморозков». С ними разговор не получается. Другое дело, твои друзья. Праведной или неправедной жизнью, но они добились того, чтобы их уважали. Но в таком случае пусть уважают и меня.

— За что? За то, что собираешься наехать на их бабки? Кстати, не помню, кажется, там крутятся и мои. Ты же не рискнешь предложить мне заблаговременно их вынуть?

— Это будет, как у вас говорят, западно.

— Верно, отставник. Так подумай, кому собираешься объявлять войну.

— Уже подумал. Решений своих менять не привык.

Цунами закашлялся. Его лицо побагровело. Смеян понял, что авторитет таким способом сдерживает приступ бешенства. Разговор перешел в опасную стадию. Полковник не надеялся, что Цунами кого-нибудь сдаст. Встреча нужна была для того, чтобы заставить преступный мир действовать. Степень риска предельно возросла, но, прежде чем ввязаться в войну, им придется в своей среде выяснить, на ком висит смерть Артема. Останется успеть выловить эту информацию раньше, чем прозвучат выстрелы.

— Надо бы тебе проверить легкие, — посочувствовал он.

— А тебе — мозги, — огрызнулся Цунами.

— Хорошо, допустим, я перешел грань, но диалог еще возможен. Учти это. Никогда раньше я не мстил. Просто честно выполнял свою работу. Охранял государство и его граждан. На этот раз меня «достали» лично. Совсем другое дело.

В ресторане народа было немного. За дальним столиком пили кока-колу сотрудники службы безопасности банка. У высокого окна гуляла компания солидных клиентов, которые время от времени посматривали в сторону Смеяна. Одного из них он знал в лицо. Это был Свят. Именно его деньги крутились в «Крон-банке».

Глава 5

Клиника, принадлежавшая Кире Давыдовой, расположилась в здании бывшего детского сада для детей работников ЦК. Место сказочное. Вокруг лес, соединявший территорию с санаторием «Отрадное», что неподалеку от Митино. Рядом больница от второго управления, облюбованная чиновниками московской мэрии. Прекрасные дороги, дивный воздух и чистые ключевые пруды. Как когда-то большевики с комфортом въехали в барские усадьбы, так и теперь демократы заняли бывшие закрытые цековские здравницы.

Кира продемонстрировала недюжинные деловые качества в пробивании этого места. Раньше, будучи замужем сначала за Алексеем Суровым, международным чиновником МИДа, а потом за Артемом Давыдовым, она считалась мужниной женой. Красивой, холеной светской дамой, способной блистать в обществе и красиво принимать гостей в собственном доме. От ее высшего образования осталось лишь свободное владение несколькими языками, что она удачно использовала, поддерживая контакты с иностранцами еще в доперестроечные времена. Ее любили за легкий беззаботный характер и желание помочь всем во всем. Но при этом относились к ней с легкой долей иронии, как к порхающему роскошному созданию, не касавшемуся своими длинными стройными ногами земных невзгод. В поисках применения своего человеколюбия она вечно моталась по Москве в зеленой «девятке», с сигаретой во рту и рыжей собачкой на коленях. Потом пересела на «БМВ».

Жизнь ее изменилась после того, как приняла решение расстаться с Артемом. Во многом их разрыв ускорила Ариадна Васильевна, имевшая на Артема большое влияние. Подруги были в шоке. Кричали в один голос: «Таких мужей не бросают!» Но она бросила. И осталась, как говорится, «на бобах».

Тут-то и проявились деловые качества Киры. Где она взяла деньги на покупку и оборудование клиники, не знал никто. Склонялись к тому, что Артем через подставных лиц оплатил счета и через дочерний банк финансировал текущие расходы. Кира, рассказывая о своем бизнесе, ни разу не обмолвилась о помощи бывшего мужа. Скорее всего, и он, и она боялись гнева Ариадны Васильевны.

Как бы там ни было, но очень скоро клиника стала популярна среди московского бомонда. Главным врачом Кира пригласила старинного друга — хирурга

Петра Наумовича Чиланзарова, а главным терапевтом — очаровательную Алю Краузе, бросившую ради клиники работу в знаменитом медицинском центре.

Петр Наумович слыл личностью легендарной. Хирургический опыт он приобрел во время ташкентского землетрясения. Потом этот кошмар ему снился многие годы. Внешне же он казался уравновешенным, даже излишне мягким для хирурга человеком. Небольшого роста с солидным животиком и светлым благостным лицом. На мир он смотрел с прищуром и от всех неприятностей отгораживался чувством юмора.

— Ты же выставишь нас шарлатанами! — громко убеждал он Киру, решившую пустить под крышу клиники популярную московскую прорицательницу и целительницу Ядвигу Ясную. При этом хирург мелкими шажками наворачивал круги вокруг рабочего стола. — Подумай! Потеря престижа дороже тысяч долларов, которые она будет платить за аренду!

— Петя, не кричи на меня! — в свою очередь резко взвизгнула Кира. — Ядвига тоже врач! Кандидат наук, между прочим. Ее во всем мире уважают! И на твой авторитет никакой тени не бросит!

— Вразуми ты ее, — Петр Наумович повернул покрасневшее от возбуждения лицо к Але.

Кира прислушивалась к мнению подруги и считала Алю Краузе божьим человеком. Они были совершенно разные. Если стиль Киры можно было определить как взбалмошный модерн, то Аля напоминала юных светлых девчонок художника Дейнеки. Несмотря на приближавшийся полувековой юбилей, она выглядела по-девичьи стройной и даже застенчиво угловатой. Светлые волосы болтались за плечами конским хвостом, острый тонкий нос придавал лицу задорность и оптимизм. При этом Аля была упряма и своенравна, но скрывала эти качества за мягкостью общения. Она, в отличие от Петра Наумовича, никогда не повышала голос и в разговоре часто извинялась за то, что выражала свое мнение.