Глава 1

Евгений подошел к серому вытянутому вдоль Садового кольца зданию бывшего международного пресс-центра, в котором теперь находился клуб «Up and DAUN» и ресторан «Три пескаря». Слегка поежился, втянул голову в воротник кожаного пальто и тревожно осмотрелся по сторонам. Москва со свойственным великому городу безразличием никак не отреагировала на его появление. Любой человек, рискующий передвигаться по тротуарам Садового кольца пешком, неизбежно превращается на фоне громадин домов и несущихся четырехколесных сверкающих монстров в легковесное насекомое. Евгений не стал исключением. Как всякий среднестатистический москвич, он больше привык к духоте и толчее в метро, к усталым скучным лицам сограждан, выражающих покорную терпимость к себе подобным. Ежедневный заученный маршрут от дома до работы и обратно вбирал в себя все пространство Москвы, и поэтому сейчас Евгению казалось, что он попал в какой-то неведомый ему город-призрак, существующий по чужим неземным законам.

Самыми впечатляющими чудовищами этого мира являлись автомобили. Некоторые из них сворачивали с кольца и замирали возле входа в престижный клуб. В основном «Мерседесы», «Саабы» и «БМВ». Из их затемненного чрева выскакивали здоровенные парни в длинных черных пальто. Тяжелыми свинцовыми взглядами продавливали пространство до стеклянных дверей и только после этого слегка раздвигались в стороны, пропуская вперед вальяжных владельцев припарковавшихся авто. Те важно шествовали мимо Евгения, глядя себе под ноги. Как он ни пытался разглядеть их лица, ничего не получалось. Его присутствие нервировало охранников. Чтобы не навлекать на себя неприятностей, он предупредительно вынул руки из карманов, давая понять, что не замышляет никаких террористических деяний. Лишь иногда незаметно поглядывал на часы, для чего приходилось приподнимать левую руку. Стрелки упорно не хотели приближаться к трем часам дня. Никогда еще Евгений не ожидал с таким трепетом и нетерпением. Через несколько минут должно было произойти чудо. И он свято верил в неотвратимость этого события.

Судьба и раньше была благосклонна к Евгению. Но за последний месяц он вдруг потерял веру в свою везучесть. Поддался панике и впал в самую настоящую депрессию. Случилось это в тот момент, когда начальник отдела загранпоставок фирмы «Главцемент» вызвал его в кабинет и кратко сообщил о том, что он уволен. Несколько африканских стран отказались от закупок российского цемента, и опытный специалист Евгений Архипович Петелин оказался не нужен. Нельзя сказать, что беда пришла ниоткуда. В течение нескольких лет руководство «Главцемента» планомерно избавлялось от лишних работников. Кольцо вокруг Евгения сужалось, но он старался этого не замечать, убеждая себя в собственной незаменимости. Ведь в фирме он работал с самого ее основания, произошедшего после развала министерства стройхимматериалов СССР. После беседы с начальником отдела Евгений безропотно забрал трудовую книжку, конверт с шестьюстами долларами окончательного расчета и, совершенно не представляя, как жить дальше, на полном автопилоте отправился домой — в маленькую комнатушку, доставшуюся ему после развода с Милой.

Наблюдая за подъезжавшими бизнесменами, Евгений ловил себя на мысли о печальной несправедливости человеческого существования. Какая мистическая сила одних усаживает в «Мерседесы», а других выбрасывает на улицу? Ведь те, кто стремительно скрывался за дверями престижного клуба, были не умнее и не талантливее Евгения. Скорее, наоборот. Но так уж повелось — в бизнесе ловкий нанимает умного. Нравственный закон, который культивировали в себе завсегдатаи московских интеллигентских кухонь, стал тем непреодолимым порогом, о который с треском разбивались умные головы.

Почти все знакомые Евгения ушли в бизнес. Начинали с перепродажи всего подряд и в конце концов разорились. Он посмеивался над их потугами. А заодно и над теми, кто вкладывал деньги в «Чару», «Тибет», «МММ». Евгений считал, что единственным гарантом стабильности может быть государство. Поэтому дорожил своей работой, хотя и получал не более шестисот «зеленых» в месяц.

Уволили его без намеков на будущее сотрудничество. В первые дни тешил себя надеждой, что специалист его уровня не пропадет. Но каждый последующий телефонный разговор с просьбой взять на работу больно ударял по самолюбию даже не самим отказом, звучавшим в ответ, а той безразличной интонацией, с которой он произносился.

Убедившись в тщетности попыток, Евгений стал обзванивать старых друзей, умудрившихся зацепиться в большом бизнесе. Но ни с кем из них поговорить не удалось. Каждый раз он натыкался либо на бездушный голос автоответчика, либо на вялую рассеянность секретаря. И лишь когда черные мысли одолели его окончательно, в голову пришла нелепая мысль позвонить Артему Давыдову. Знакомством с ним Евгений гордился и при каждом удобном случае вспоминал, как они сидели за одной партой с пятого по десятый класс. Это производило впечатление, ибо Артем Давыдов возглавлял крупнейший коммерческий банк. Никакого отношения к нынешнему банкиру Давыдову Евгений не имел. Их пути разошлись сразу после выпускного вечера. Какое-то время они еще перезванивались, изредка встречались, даже участвовали в одной пьяной групповухе. Но вскоре окончательно забыли о существовании друг друга…

Дрожащей рукой Евгений набрал номер телефона, выуженный из старой записной книжки.

— Кто это? — раздался глухой женский голос.

— Ариадна Васильевна? — как можно любезней спросил Евгений.

— И что?

— Я — Женя Петелин… помните такого? Мы с Артемом учились в одном классе.

— Ах, Женечка?! Петелин?! Еще бы тебя не помнить! Ты же Артему шевелюру испортил.

Евгений вспомнил, как в пятом классе засунул в черные кудри товарища детскую механическую игрушку «Дюймовочка» и несколько раз нажал на рычажок. Железные лепестки цветка раскрылись, и маленькая фигурка девочки завертелась вокруг своей оси, накручивая на себя жесткие волосы. Артем взвыл от боли. Евгений, испугавшись, попытался высвободить игрушку, но ничего не получилось. Пришлось бежать к Ариадне Васильевне, которая едва не упала в обморок от увиденного. Вооружившись ножницами и причитая на весь дом, она вырезала игрушку вместе с клоком волос, после чего повела понурившегося Артема в парикмахерскую, где его остригли, оставив лишь кучерявый чубчик.

И надо же было, чтобы в такой ответственный момент старуха вспомнила именно этот случай. Евгений понял, что позвонил некстати, и тяжело вздохнул.

— Это хорошо, когда человек переживает, — одобрила Ариадна Васильевна и продолжила без всякого осуждения: — Ах, какие у Артема были кудри! Помнишь? Смоль! Он был похож на херувимчика… а теперь одни воспоминания. Осталось несколько пучков и те по бокам. Но банкирам лысина положена.

— Да, да, — поддакнул Евгений, хотя и не мог представить Артема лысым.

— Вы давно не виделись? — более дружелюбно поинтересовалась старуха.

— До него теперь не добраться. Сколько раз пытался дозвониться, но тщетно, — соврал Евгений.

— О, Артем всем нужен. Сколько народа его одолевает! Без конца приходится менять номера телефонов… Тяжелая у него жизнь. Вокруг какие-то странные люди, женщины… Ты бы ему посоветовал почаще бывать дома… — в свою очередь тяжко вздохнула Ариадна Васильевна, — ты ведь был хорошим мальчиком.

У Евгения затеплилась надежда

— Вот и хочу с ним повидаться. Но как это сделать?

— А я тебе дам номер мобильного! — легко откликнулась обеспокоенная мамаша и тут же спохватилась. — Ой, он же предупредил, чтобы никому… но ты же друг детства… тебе можно. Только не говори, что узнал от меня!

Так в записной книжке Евгения появился телефон Артема Давыдова.

Артем узнал его сразу. Перебил после первых же робких фраз:

— Помню я, помню! Сидели вместе! Да, ха-ха, как сиамские близнецы, ха-ха, за одной партой! Эх, давно это было. Телефон мать дала? Нет? Врешь, забудь его навсегда. Слушай, мне воспоминания по херу. Ну, все мы были детьми… такое с каждым случается. Ах, где то шикарное детство? О, времена были! Девки давали бескорыстно… Да… обойдемся без лишних соплей. Я дам тебе десятку и похороним наши воспоминания навсегда. Договорились? Нет, ты не понял! Даю десять тысяч баксов, и с ностальгией заканчиваем. Только не благодари и не уверяй, что отдашь. Больше ничем помочь не могу. И выбрось из головы. Ты таких денег нигде не заработаешь. Ты же еще в школе был мечтателем. Запомни железное правило: «Не хватай кусок шире рта!» — и громко захохотал в трубку.

Теперь, поджидая Артема у входа в клуб «UP and DAUN», Евгений не мог отделаться от мысли о новой светлой жизни. Десять тысяч долларов были для него не просто спасением, а торжеством справедливости. Не в силах побороть возникающие фантазии, он в который раз прикидывал, как лучше распорядиться обещанной суммой. Можно было тысяч за пятнадцать продать комнату, в которой оказался из-за развода с женой. Приплюсовать десять и купить однокомнатную квартиру где-нибудь в спальном районе. Но в таком случае на жизнь не останется ни копейки. Лучше задержаться в коммуналке. Сделать в комнате ремонт, купить мягкую мебель, аппаратуру и на оставшиеся пять тысяч вести тихую аккуратную жизнь, тратясь только на самое необходимое. Таким образом можно перекантоваться года два. А за это время наверняка подвернется какая-нибудь приличная работенка. Ведь чем меньше человек суетится, тем больше находит…

Евгений так увлекся подсчетами, что не сразу заметил длинный белый «Линкольн», медленно свернувший к входу в клуб. Из него энергично выскочили трое телохранителей. Осмотревшись, сгрудились у задней дверцы, прикрывая собой важную персону. За их спинами трудно было разглядеть невысокого полного мужчину. Сначала Евгений заметил лишь элегантные, легкие лаковые туфли, потом взгляд выхватил руку с зажатой между большим и указательным пальцем сигарой, и лишь после этого удалось увидеть лысую круглую голову с оттопыренной нижнем губой и устало прикрытыми глазами. В этом толстяке невозможно было узнать того субтильного мальчика с копной черных волос, с которым Евгений сидел за одной партой. Но что-то неуловимое подсказывало, что это он — Артем Давыдов.

— Артем! — крикнул Евгений, испугавшись, как бы друг детства не прошел мимо, отгородившись здоровенными телохранителями.

Толстяк остановился, выпустил изо рта густую струю дыма и прислушался. Евгений повторно выкрикнул его имя, но уже значительно тише.

— Артем! Это я, Женя Петелин!

Рука с сигарой раздвинула широкие спины, и отвисшая губа растянулась в подобии улыбки.

Они не виделись больше двадцати лет, и каждый не мог не отметить про себя, как плохо сохранился стародавний приятель. Вместо приветствия Артем небрежно махнул рукой, предлагая Евгению следовать за ним. Петелин сорвался с места, но неожиданно откуда-то сверху прозвучал хлопок, какой обычно издают пустые полиэтиленовые бутылки из-под минеральной воды. Артем вскинул руки и повалился набок. Спины телохранителей мгновенно сомкнулись над ним.

Евгений оторопело пялил глаза на суету, возникшую возле упавшего Артема, и не мог сообразить, что происходит. А охранники подхватили Артема на руки и быстро занесли через распахнувшиеся настежь двери в клуб. На месте падения банкира остались ярко-красные пятна крови и дымящаяся сигара. Мимо все так же проносились машины. Вдалеке маячили одинокие фигуры прохожих, и Евгению показалось, что происшедшее всего-навсего глюк, судорога затравленного сознания. Кровь впитывалась в грязный раздавленный подошвами снег, и пятна теряли свою пронзительно трагическую окраску. Сигара погасла и стала похожа на кусок собачьего дерьма. Евгений поморщился и отвел взгляд в сторону. Космическая тишина оглушила его. Он потерял ощущение времени. Поэтому безропотно подчинился невесть откуда взявшимся двум детинам, профессионально заломившим ему за спину руки и потащившим его в подъезд клуба. Там, получив несколько болезненных пощечин, Евгений пришел в себя.

— Говори, сука! — кричал ему в лицо один из охранников Артема.

Не понимая, чего от него хотят, Евгений старался разомкнуть челюсти, но они сделались каменными. Зато в уши лезли совершенно посторонние голоса. Казалось, что несколько человек одновременно разговаривают по телефону.

— Почему не едут?! Я вызвал все «Скорые» города! — заикаясь, возмущался кто-то за спиной Евгения.

— Не мне же звонить премьеру! — жаловался другой.

Получив еще один удар, Евгений безвольно повалился на мраморный пол. Единственное, чего он желал, так это потерять сознание, чтобы не реагировать на происходящее.

— Хиляк, — склонившись над ним, произнес охранник.

— Оставь, Дядька приедет, разберется, — посоветовал кто-то.

Евгений понял, что нужно лежать, затаив дыхание, и ни в коем случае не открывать глаза.

О нем действительно на какое-то время забыли. Холл быстро наполнялся врачами, милиционерами и молчаливыми людьми в штатском.

Дядькой в банке Артема Давыдова звали бывшего сотрудника девятого управления КГБ полковника Смеяна. Он сидел в своем кабинете, обхватив голову руками. Напротив, не смея нарушить молчание, замерли трое телохранителей, не сумевших защитить хозяина от пули киллера. У окна стоял начальник РУОПа, бывший сослуживец Смеяна, полковник Симонов. Глядя через широкое окно на проспект, ставший главной банковской артерией столицы, он настойчиво повторял:

— Не вмешивайтесь в расследование. У нас достаточно наработок, чтобы выйти на заказчика. Тем более в кои веки задержан подельник.

— Ну, это еще поди докажи, — огрызнулся Смеян.

— Мои ребята из него душу вытрясут. Расколется, не таких ломали.

— Что-то здесь не то, — не соглашался Смеян. — Я прослушал телефонный разговор шефа с этим самым Петелиным. Цель звонка понятна. Им нужно было назначить встречу. Артем попался как мальчишка. Клюнул на школьного приятеля. Если бы мне сразу принесли запись разговора, я бы уловил подвох.

— Теперь рассуждать поздно. Доверься моему опыту и ничего сам не предпринимай, — строго повторил Симонов, после чего направился к двери, давая понять, что возражений не приемлет.

Смеян оторвал руки от головы и хлопнул ладонями по столу.

— Нет! Так мы не договоримся! Арест Петелина вам ничего не даст. Рассуди здраво, на кой черт ему нужно было топтаться возле места преступления?

— Это ты у своих ребят спроси, — резко отреагировал начальник РУОПа.

— Да его, гниду, там бы прямо и уложить, — возник один из охранников.

— Он отвлек нас, — поддержал товарища другой, — мы же четко работаем. Прикрываем так, что не прошибешь. А тут раскрылись. Хозяин сам отклонился от маршрута.

— Понял? — довольный показаниями телохранителей, отреагировал Симонов.

Смеян встал, вышел из-за стола, взял полковника за локоть и насильно усадил в кресло. Не оборачиваясь, приказал охранникам:

— Давайте-ка за дверь. Но из приемной никуда. В любой момент можете понадобиться.

Телохранители молча покинули кабинет. Смеян похлопал полковника по плечу:

— Не спеши, Симон, не спеши. Ситуация не так проста, как кажется.

— Мне не кажется, — полковник не хотел, чтобы старый товарищ забывал, кто из них является начальником РУОПа, поэтому резко отвел руку Смеяна от своего плеча.

— Допустим, возьмешь Петелина в разработку, — уверенно продолжил Смеян, — и что толку? Пуля-то попала Артему в затылок. И винтовка найдена в окне дома напротив. Так при чем тут школьный приятель? Его оклик чуть не сорвал замысел убийцы. Ведь отреагируй Артем поактивней, и киллеру было бы сложно произвести прицельный выстрел.

— Какой смысл запутывать ситуацию? — не сдавался полковник. Ему надоели висяки заказных убийств, скопившихся в управлении. А тут хотя бы теоретически открывалась возможность быстро продвинуться в расследовании громкого преступления. — Ты же понимаешь, как только премьер узнает о случившемся, сразу возьмет под свой контроль. Да и президент в этой ситуации отмалчиваться не захочет.

Смеян вернулся за стол, тяжело опустился в кресло, набил табаком трубку, раскурил ее и, глубоко затянувшись, выпустил дым изо рта.

— Ты сознательно хочешь идти по пути, указанному преступниками. Раз они подставили Петелина, значит, он не представляет никакой ценности. Нельзя из человека выбить больше того, что он знает. Времена не те. От остального он откажется в суде. Со следствием сотрудничать не согласится. Испугается.

— Предлагаешь отпустить на все четыре стороны? — снисходительно улыбнулся Симонов. При всем уважении к бывшему сослуживцу, он давно заметил, что люди, уволившиеся из органов, очень быстро теряют ощущение системы и становятся склонны к авантюрным поступкам.

— Да. Ведь этого от тебя никто не ждет. В том числе и преступники. Снимешь показания и за отсутствием улик переведешь его в категорию свидетелей. А я тем временем, не привлекая ничьего внимания, займусь им вплотную.

— Хочешь выхватить из рук такой «верняк»? Не жирно ли?

Смеян продолжал дымить трубкой. Совершенное преступление волновало его не только как профессионала. С Артемом Дядьку связывала настоящая мужская дружба. Поэтому он отвергал любую попытку помещать его собственному расследованию. Даже давние отношения с Симоновым готов был принести в жертву своей цели. Хотя и не терял надежды уговорить полковника.

В свою очередь, Симонов чутьем профессионала улавливал, что в предложении начальника службы безопасности банка есть свои преимущества. Вести расследование, не будучи связанным служебными инструкциями, гораздо проще. Поэтому, выдержав солидную паузу, полковник предложил компромиссное решение:

— Любые действия твоя служба обязуется согласовывать с моими замами. Предоставлять в управление всю конфиденциальную информацию, получаемую в результате расследования. Подключать наших сотрудников к розыскным мероприятиям… а на завершающем этапе передать нам полный контроль над ситуацией.

— Не жирно ли? — повторил слова Симонова Смеян.

— Торг неуместен. Соглашайся, пока предлагаю. Смеян выпустил густую струю дыма и кивнул.

— Твоя взяла. Только уж не лезьте. И позволь мне первому допросить Петелина, а потом уж пусть упражняются твои.

— Надеюсь, он не исчезнет. Отвечать будешь головой, — для проформы предупредил Симонов.

Смеян снова вышел из-за стола и протянул руку.

— На этот раз тебе будет чем отчитаться перед начальством.

— Гляди… верю исключительно в твой опыт и обширные криминальные связи.

Пожав протянутую руку, Симонов покинул кабинет. Смеян вернулся за стол. Поднял трубку и коротко приказал:

— Введите Петелина.

Евгений совсем упал духом. С убийством Артема рухнула последняя надежда на удачу. В кармане пиджака мертвого банкира остался лежать конверт с десятью тысячами долларов.

Смеян уже выслушал сбивчивый рассказ Евгения сразу после того, как охранники доставили его в офис банка. Тогда в суматохе нужно было приложить все силы к тому, чтобы воспрепятствовать водворению Петелина в СИЗО. Поэтому начальник службы безопасности старался не задавать особо изощренных вопросов, видя полнейшую растерянность задержанного.

— Садитесь, Петелин, и приготовьтесь к долгому разговору, — предложил он, изучая вошедшего тяжелым испытывающим взглядом.

Евгений молча повиновался. Сел, съежился, стремясь как можно глубже втянуть голову в воротник кожаного пальто.

Внешне он выглядел вполне безобидным интеллигентом. Переброшенные слева направо белесые волосы прикрывали наметившуюся лысину. Выразительные глаза, едва разделенные низкой переносицей короткого, расплющенного книзу носа, придавали ему несколько обиженный вид. А пухлый выпуклый подбородок говорил об отсутствии у его обладателя бойцовских качеств. Такого и ломать не надо, — отметил про себя Смеян.

— Кто вам предложил позвонить Ариадне Васильевне? — без угрозы в голосе спросил он.

— Мы с Артемом со школы знакомы… — с готовностью начал Евгений.

— Это уже известно. Но господин Давыдов не считал вас своим другом и не поддерживал никаких контактов с вами.

— Само собой, — поспешил согласиться Евгений. — Я никогда бы не стал беспокоить Артема, если бы не критическое положение, в которое я попал…

— Сколько вам предложили?

— Чего?

— Денег… За то, что вы выведете киллера на господина Давыдова.

Евгений взглянул на Смеяна мутным непонимающим взглядом.

— Повторяю, сколько вы получили денег и кто надоумил вас выйти на господина Давыдова через его мать?

Начальник службы безопасности выглядел настолько внушительно и сурово, что возражать ему было невозможно. Казалось, он способен вырвать любое признание, словно опытный стоматолог коренной зуб.

Евгений смотрел на него, не понимая, какого ответа от него ждет собеседник. Но Смеян держал мучительную паузу. Испугавшись затянувшегося молчания, Евгений проговорил:

— Я действительно многим рассказывал об Артеме. Он личность известная. Таким знакомством грех не гордиться. Но ни у кого и в мыслях не было просить меня о встрече с ним. Да я бы ни за что и не согласился. Когда решил обратиться с просьбой к старым друзьям по поводу работы, то обзвонил всех, кроме него. Случайно обнаружил в старой записной книжке телефон Ариадны Васильевны…

— А почему же вы раньше не воспользовались этим телефоном? — продолжал давить Смеян.

— Раньше? — удивился Евгений. — Да, наверное, нужно было как-то наладить с ним связь… Но мне и в голову не приходило. А зачем?

— То есть подтверждаете, что звонок был продиктован чисто финансовыми интересами.

— А какой у меня был выход? Хотя, поверьте, просить денег не стал бы. Язык бы не повернулся.

— И все-таки позвонили? — Смеян чувствовал, что с Петелиным придется работать долго и кропотливо. Те, кто направил его к месту убийства, затеяли тонкую игру и просчитали много ходов вперед. — Значит, вам срочно нужны были деньги?

Евгений утвердительно кивнул. Самым неприятным в этом утомительном разговоре был вопрос о деньгах.

— Господин Давыдов обещал вам помочь?

— Да. Сам предложил. По старой дружбе.

— А вам не кажется странным, что, давно забыв о вашем существовании, он ни с того ни с сего решил передать вам довольно крупную сумму?

У Евгения не хватило духа признаться в том, что царский жест Артема означал лишь желание навсегда избавиться от просьб школьного товарища. Поэтому подтвердил:

— Мне самому неловко. Но не отказываться же… Смеян задумчиво постучал мундштуком трубки о верхние пожелтевшие крепкие зубы. При всей несомненной угнетенности сидевший перед ним человек был соучастником преступления и, возможно, даже не подозревая того, играл какую-то важную роль в реализации преступного плана. Чем больше начальник службы безопасности анализировал подробности происшедшего, тем жестче становились версии. Одна из них показалась наиболее мерзкой и правдоподобной.

Вынул из ящика конверт и положил на край стола перед ссутулившимся Петелиным.

— Что это? — вздрогнул Евгений.

— Те самые деньги, ради которых вы оказались на месте преступления.

— Какие деньги?

— Не прикидывайтесь, Петелин. Все очень просто. Вам приказали дозвониться до господина Давыдова и условиться с ним о встрече. Но неожиданно Артем предложил деньги, и вы не смогли отказаться. Зная, что вашего школьного товарища должна настигнуть пуля, тем не менее пришли на встречу. На что вы рассчитывали? На то, что удастся получить конверт с десятью тысячами до выстрела? Или надеялись тайком вытащить конверт из кармана уже мертвого друга? Отвечайте, Петелин!

Абсурдность и чудовищность обвинений повергли Евгения в транс. Он мотал головой из стороны в сторону и не мог подобрать слова для возражений.

— Какая пуля… какое убийство… — выдавил, наконец, он.

— Не косите под идиота. Мы Достоевского проходили, — строго предупредил Смеян. — Месяц назад Артем, предчувствуя свою гибель, спросил меня, что я буду делать, если его убьют. Я не раздумывая поклялся, что найду и уничтожу убийцу. И поверь мне, парень, так и будет!

Угроза начальника службы безопасности подействовала. Евгений напрягся и, ощутив себя на краю пропасти, взорвался:

— Не смейте меня обвинять! Артем во мне не сомневался!

— А я, представь, сомневаюсь! — Смеян намеренно перешел на ты, демонстрируя полное презрение к обвиняемому.

— Это же случайное совпадение. С таким же успехом на моем месте мог оказаться кто угодно.

— Но оказался ты. Для возбуждения уголовного дела мотивов достаточно. Так что уже нынешнюю ночь тебе придется провести на нарах. Вернее, у параши, поскольку все камеры в СИЗО переполнены.

Такая перспектива окончательно подкосила Евгения. Он вскочил и, нервно дергая руками, рванулся к столу. Смеян спокойно наблюдал за истерикой. Не встречая сопротивления, Евгений схватил со стола массивную хрустальную пепельницу, замахнулся ею и в ту же секунду испугался собственной ярости.

— Поставь на место, — приказал Смеян. — И учти, у тебя еще есть шанс облегчить собственную участь. Твоя роль в подготовке покушения ясна и не интересна. Мне нужно выйти на заказчика. И ты поможешь в этом.

— Не знаю я никакого заказчика! — Евгений все еще держал пепельницу над головой Смеяна. — Спросите у Ариадны Васильевны! Мы знакомы с пятого класса. Никакого отношения к бандитским разборкам я не имею. Позвоните в «Главцемент», там вам все про меня расскажут.

— Оставь пепельницу в покое. Твоя биография никого не интересует. Она закончилась вместе с гибелью Артема. Ты влип в историю, из которой не выпутаешься. Кишка тонка. Успокойся и начни крутить интеллигентными мозгами.

Евгений послушно поставил пепельницу на место, рухнул в кресло.

— Что я должен сделать?

— Перестать изображать невинную овечку. Твоей крови лично я не жажду. Исполнители — люди второго сорта. Я привык иметь дело с первым. Поэтому все, что сообщишь, останется между нами… И даже получишь вот это, — Смеян брезгливо коснулся конверта и снисходительно добавил: — В конце концов такова воля покойного.

Евгений долго не мог отвести взгляд от злосчастного конверта.

— Он твой, твой, без всяких расписок, — настойчиво повторял с ухмылкой демона-искусителя начальник службы безопасности.

— Но мне нечего сказать, — в который раз простонал Евгений и большим пальцем левой руки провел по пересохшим губам.

— Оставь. Это несерьезно. Посиди, подумай в одиночестве, а я пока пойду закончу с руоповцами формальности.

Смеян вышел из кабинета, оставив Евгения один на один с десятью тысячами долларов. Нужно было что-то предпринимать. Инстинктивно Петелин встал и подошел к окну. Прыжок вниз означал верную смерть. Иного пути к бегству не существовало. Мысленно представил, как, ступая по узкому карнизу, доберется до угла здания и там, держась за железные выступы, быстро спустится вниз. Но стоило прикоснуться горячим лбом к оконному стеклу, как желание рисковать отпало. В эту минуту Евгений пожалел, что его не убили вместе с Артемом. По крайней мере, никто бы не обвинял в предательстве. А так всю последующую жизнь он должен будет оправдываться. Судя по словам начальника службы безопасности, ему уже никто не поверит.

Евгений отошел от окна, сел в кресло, закинул голову назад и прикрыл глаза. Пусть его унижают, пытают, казнят… все равно. Может, и к лучшему. Во всяком случае, больше не нужно ломать голову над вопросом «как жить дальше?» Он сдуру понадеялся, что сумеет выкарабкаться из пропасти, в которую свалился после увольнения с работы. А оказалось, это было лишь началом бесконечного падения вниз.

— Надеюсь, решение созрело? — раздался за спиной строгий голос Смеяна.

— Да, — ответил Евгений не шелохнувшись.

— Так-то лучше, — одобрил начальник службы безопасности и прошел к столу. Вытащил из ящика диктофон, поставил на стол, включил. — Начинай. Внятно и конкретно.

— Идите к черту, — не открывая глаз, без злобы и ненависти предложил Евгений. — Мне сказать больше нечего. Поступайте как хотите. Можете убить. Теперь уж мне все равно.

Смеян, не спеша раскурив трубку, наполнил кабинет ароматным дымом и сочувственно произнес:

— Дурак, тебя убьют те, кто втянул в это грязное дело. Артем мертв, а свидетель убийства жив. Нелогично. Проще всего отпустить тебя на все четыре стороны и спокойно ждать, когда прогремит очередной выстрел.

— За что им меня убивать?

— Так полагается, — пожал плечами Смеян.

Странно, но Евгений не ощутил прилива очередной волны безотчетного ужаса. Его психика уже отказывалась реагировать даже на такой мощный раздражитель.

— Так я могу идти? — неожиданно спросил он.

— Куда?

— Домой.

Лишиться такого важного свидетеля было бы верхом легкомыслия. Однако Смеян понимал, что привычные методы допроса не годятся. Подозрительная искренность, с которой Евгений отвечал на вопросы, возможно, диктовалась тем, что он и впрямь не знал истинных замыслов тех, кто поручил связаться с Артемом. Значит, разумнее было использовать Петелина в качестве наживки. Вариант опасный, но перспективный. В распоряжении начальника службы безопасности имелись сотрудники, способные вести и прикрывать объект от внезапных нападений. К тому же вряд ли заказчики станут тратить крупные суммы для подготовки убийства Петелина. Так что на какое-то время Смеян мог гарантировать сохранность свидетеля.

Постучав мундштуком трубки о верхние зубы и задумчиво изучив взглядом пятно на окне, оставленное горячим лбом Евгения, коротко согласился:

— Иди.

Петелин послушно встал и направился к выходу.

— Но сделай одолжение, никто из нас не решается взять на себя…

Евгений нервно оглянулся, ожидая нового подвоха.

— Раз ты с детства знаком с Ариадной Васильевной, езжай к ней и сообщи о случившемся. По-интеллигентному… Машину дам. Отправляйся.

Глава 2

Когда Евгений в сопровождении двух охранников подошел к бронированной двери квартиры № 50, его прошиб холодный пот. Пока они ехали к дому Ариадны Васильевны, знакомому Евгению еще со школьной скамьи, он, сидя в просторном салоне «БМВ», думал не столько о возложенной на него миссии, сколько о том, как бы побыстрей отделаться от приставленной охраны. Теперь же представил себе глаза пожилой женщины, которой должен сообщить о смерти сына, и ему стало не по себе.

— Не тяни, — нетерпеливо прошептал один из охранников.

Евгений, подняв руку, ощутил пальцем кнопку звонка и замер. Почему все это случилось именно с ним? Убийство школьного приятеля, гнусный допрос и мучительная роль черного вестника… Все свалилось на его несчастную голову. За что он прогневил Бога? А за что Артем? А Ариадна Васильевна, еще не подозревавшая о потере сына?

— Не тяни, — вторично напомнил охранник. — Скоро объявят в «Новостях». Дядька нам вломит.

Пришлось нажать на кнопку. За дверью было тихо. «Слава богу, ее нет дома», — с облегчением подумал Евгений. Но тот же охранник, дышавший ему в затылок, предположил:

— Без контрольного звонка не откроет, — и, достав сотовый телефон, набрал номер. Протянул Евгению. — Говори.

— Кто это? — глухо спросила старуха, словно ждала трагического известия.

— Я, Женя Петелин… — еле ворочая языком, назвался Евгений.

— А, опять ты. Не дозвонился до Артема?

— Дозвонился…

— О, какая удача! — оживилась Ариадна Васильевна. — И как он себя чувствует? Видел его ?

— Видел… — выдохнул Евгений и, не придумав ничего лучшего, пробормотал: — Вот так случилось, пришел к вам с поручением, стою за дверью, звоню, а вы не открываете.

— Что ж сразу не сказал! Сейчас надену очки, посмотрю в глазок. Артем запретил открывать посторонним. Говорит, могут украсть. А кому такая ценность нужна? Встань посередине, немного вправо.

Пришлось выполнить ее указания.

— Что-то я тебя не узнаю. Ты — Женя Петелин?

Евгений оглянулся, ища поддержки у сопровождавших его охранников. Но те исчезли. Покрутив головой, напомнил в трубку:

— Мы же с вами о «Дюймовочке» вспоминали.

— Это-то и подозрительно. Сколько лет тебя не было, и вдруг объявился.

Евгению надоело уговаривать старуху. Он даже обрадовался возможности плюнуть и уйти. Но вспомнил об охранниках, наверняка затаившихся у выхода из подъезда…

— А что странного? Столько лет прошло, а вы продолжаете жить все в той же квартире… — заметил он. И, вспомнив, добавил: — Неужели в гостиной до сих пор висит ваша большая фотография, раскрашенная красками?

В ответ на случайно возникшее воспоминание дверь мягко открылась, и Евгений увидел подтянутую, строго одетую во что-то темное женщину, которую как-то неловко было называть старухой. Ариадна Васильевна оставалась такой же, какой ее запечатлела детская память Евгения.

— Вы совсем не изменились, — смущенно произнес он.

— Когда нет других врагов, приходится сражаться с возрастом. А ты сильно изменился. Вот и Артем мой тоже. Входи, — пригласила она, махнув рукой с дымящейся сигаретой. Этот жест напомнил взмах руки покойного Артема.

Евгений вошел, послушно сняв пальто и ботинки, проследовал за хозяйкой в ту самую комнату, где на стене действительно красовалась раскрашенная фотография.

— Так что у тебя за дело? — спросила Ариадна Васильевна и энергично вмяла сигарету в пепельницу.

Нужно было решаться. Раскрыть рот и произнести всего три слова: «Ваш сын убит». Но Евгений не мог их выговорить.

— Все ясно, — без тени сомнений кивнула Ариадна Васильевна, — Артему не до таких, как ты. Сердце у него доброе, но слишком много забот. На сегодняшний день он самый занятый человек в этой стране…

— Сейчас Артем уже абсолютно свободен, — уставившись на раскрашенную фотографию, перебил Евгений.

— Как? — напряглась Ариадна Васильевна и тут же шепотом предположила худшее: — Лопнул банк?

— Нет. Банк в порядке… Просто Артем… Его убили…

— Как просто? — спросила она, не осознав услышанное.

Евгений подошел вплотную к ней, собираясь поддержать, и повторил:

— Артема убили.

Ариадна Васильевна не шелохнулась. Лишь взглянула на Евгения тусклым затуманенным взглядом, в котором не было ни испуга, ни истерики. Казалось, она ждала подтверждений страшного известия. Евгений, тяжело вздохнув, тихим голосом принялся за подробный рассказ о случившемся. Особого впечатления услышанное не произвело. Ариадна Васильевна машинально закурила сигарету и опустилась на маленький диванчик с гнутой спинкой, стоявший под ее раскрашенным фотопортретом. Долго, глубоко затягиваясь, курила, стряхивая пепел прямо на пол. Безропотно ждала, когда Петелин закончит рассказ, более похожий на пытку. А потом буднично и коротко обронила:

— Я знала, что это произойдет совсем скоро. Но почему сегодня?

— Знали?! — воскликнул Евгений.

— Об этом знали все… — и женщина с силой затушила сигарету об изгиб подлокотника.

Евгений стоял совершенно ошарашенный. Он приготовился утешать убитую горем мать, а столкнулся с редким женским самообладанием.

— Несколько лет, каждый час, каждую минуту я ждала этого выстрела, — ровным голосом произнесла Ариадна Васильевна, — мы все его ждали… и дождались. Сколько слез я выплакала по ночам, сколько раз была на грани помешательства… Почему это произошло сегодня?

— Нужно было усилить меры предосторожности, — тупо рубанул Евгений.

В ответ Ариадна Васильевна печально улыбнулась кончиками губ. Это была реакция не на глупую фразу Евгения, а на удар судьбы. С этой полуулыбкой на окаменевшем лице она просидела около часа. Потом быстро выкурила еще одну сигарету и резко встала.

— Где охрана?

— Внизу в машине, — предположил Евгений.

— Я должна его увидеть, — видя, что Евгений двинулся за ней, сделала знак рукой. — Нет, останешься здесь. Ты мне еще будешь нужен.

Противиться просьбе матери, потерявшей сына, было невозможно. Евгений покорно опустился на тот же диванчик с гнутой спинкой. Через несколько минут мягко захлопнулась входная дверь. После всего происшедшего усидеть на одном месте было трудно. Евгений вскочил и принялся описывать круги вокруг стола, стоявшего в центре комнаты. Обстановка ее не изменилаясь с тех памятных лет, когда он забегал за Артемом, чтобы позвать друга играть в футбол. Та же плюшевая зеленая скатерть, та же тяжелая хрустальная ваза, полная румяных яблок. Робко, словно стесняясь, что его застанут за недозволенным, Евгений прошел мимо громоздкого старинного буфета и, приоткрыв дверь, заглянул в комнату, когда-то принадлежавшую школьнику Артему. В ней все осталось как было. Даже пионерский галстук, аккуратно завязанный на деревянной подставке глобуса. Рядом с письменным столом стояла этажерка с учебниками. На диване сидел пожелтевший от времени поролоновый заяц, которым они когда-то играли в регби. Все предметы, находившиеся в комнате, обладали мемориальной значительностью. Заботливые руки Ариадны Васильевны сохраняли детский и юношеский быт Артема с завидной трепетностью. Сюда можно было хоть сейчас приводить школьников на экскурсию.

Евгений поймал себя на мысли, что вся обстановка точно отражала ожидание матери неизбежного кровавого финала жизни сына. В самом деле, кто же с такой педантичностью будет поддерживать порядок в уже давно нежилой комнате! Он прикрыл дверь с чувством неловкости от прикосновения к чужой тайне.

Думать об Артеме не хотелось. Вернее, мозги были настолько перегружены, что ни на одной мысли сконцентрироваться не получалось. Пройдя в небольшой овальный холл, Евгений сел в старое низкое кресло и, взяв лежавший на подлокотнике пульт, включил телевизор. На экране возникло лицо вице-премьера, энергично сверкавшего очками. Евгений прислушался к дикторскому тексту. Речь шла о заказном убийстве Артема Давыдова. Картинка сменилась, и в поле зрения объектива оказалось место убийства. Тот же грязный снег с уже неразличимыми каплями крови и невыкуренная сигара заставили Евгения съежиться. Вторично оказаться возле серой стены клуба было выше его сил. С хриплым стоном он выключил телевизор.

Ариадна Васильевна вернулась поздно ночью. Евгений очнулся от тяжелого сна и долго не мог прийти в себя.

— Это хорошо, что ты поспал, — сиплым голосом произнесла хозяйка. — Посидишь со мной. Мне уже не заснуть.

Она направилась на кухню. Через несколько минут оттуда раздался звук работающей кофемолки. Евгений понял, что ему предстоит пережить тяжелую ночь. Стараясь не шуметь, проскользнул в ванную, где освежил лицо холодной водой, прополоскал рот, печально поглядев на свое помятое отражение в зеркале, и отправился на кухню.

— Иди, иди в комнату, я даже Артема сюда не пускала.

— Евгений подчинился. Усевшись на диванчик с изогнутой спинкой, приготовился к томительной беседе. Чтобы как-то выразить соболезнования, принялся вспоминать слова и фразы, которыми обычно утешают в подобных случаях. Но в голову лезли иные мысли типа «не следовало Артему соваться в это дело». Легко сказать, не следовало… Еще сегодня утром Артем считался недостижимым идеалом, в своем величии вызывавшим не зависть, а поклонение. Евгений сомневался, что старый приятель вообще вспомнит его. И в самом деле, кому нужен нищий безработный усталый инженер, живущий в коммуналке? А вот поди ж, и дня не прошло, как он, Евгений, уже готов с позиции живого человека сокрушаться по поводу неправильной жизни погибшего и снисходительно давать уже никому не нужные советы.

В комнату вошла Ариадна Васильевна с подносом в руках. На нем стояли фарфоровый кофейник и чашки с дымящимся кофе. Евгений бросился помогать.

— Сама, — осадила его хозяйка. Поставила поднос на стол. Села, закурила, сделала несколько глотков кофе, жестом предложила последовать ее примеру и отвела взгляд с сторону.

Молчание тяготило Евгения. Он считал своим долгом сказать какие-то доходчивые проникновенные слова. Но не успел. Ариадна Васильевна, прикурив новую сигарету от старой, сухо и деловито произнесла:

— Оставь утешения при себе. Если тебе и в самом деле дорог Артем, сохрани это в сердце. Обо мне не беспокойся. Я сильная… должна быть сильной. Я столько лет каждый день умирала от страха за Артема, столько лет ждала этого выстрела… Убиваться нужно по живым, но не по мертвым. Мой Артем всегда со мной. Просто уехал в очередную командировку. На другую планету. Он любил путешествовать… Обычно брал меня с собой, а в этот раз изменил своим привычкам. Но я не оставлю надолго его одного. Завершу несколько дел и отправлюсь следом. Ты мне должен помочь. Обещаешь?

Евгений воспринял услышанное, как ночной бред, вполне понятный в устах безутешной матери. Поэтому торопливо кивнул в ответ и напоролся на пристальный взгляд Ариадны Васильевны. Она могла показаться безумной, если бы не решимость и воля, преобразившие ее бледное скуластое лицо.

— У моего сына было много врагов. Потому что Артем всегда оставался порядочным человеком. В мире больших денег — качество самое опасное. Мы знали, что прозвучит выстрел. Но отступить он не мог… Он сказал мне однажды: «Людей моего круга рано или поздно всех перестреляют, таковы правила игры. Поэтому никто из нас не работает за деньги, за богатства, воспользоваться которыми так и не удастся. Работаем, как принято в России, — за идею. Самое интересное в жизни создавать то, чего еще не было… » — Ариадна Васильевна прикурила новую сигарету и глубоко затянулась дымом, чтобы подавить рыдания, подступившие к горлу.

— Да, так много погибло банкиров, — поддакнул Евгений. Он плохо понимал в банковских делах и не отождествлял Артема с какими-то особыми государственными интересами, ради которых стоило рисковать жизнью.

— Не сравнивай. За их спинами стояли чужие капиталы, а Артем создал банк на деньги, собранные у друзей.

— О, я в этом ничего не понимаю.

— Придется понять, — спокойно и властно произнесла Ариадна Васильевна.

Евгению показалось, что он ослышался. Во всяком случае, придавать значение словам убитой горем матери он не собирался и продолжил:

— Даже представить не могу, как Артему удалось так подняться. Его ж со школы тянуло к гуманитарным наукам.

— Второго Артема из тебя не получится, но, подчиняясь моим советам, ты сможешь продолжить его дело.

— Я!? — Ты.

— Но почему!?

— Потому что его убили не просто так. Они надеются поставить банк на колени. Не выйдет. По завещанию Артема владелицей «Крон-банка» становлюсь я. И ничего в нем не изменится.

— Вы?! — Евгений старался не упускать логическую цепочку в бредовых рассуждениях старухи.

— Да. Вот в этом ты мне и поможешь. Завтра тебя введут в состав учредителей. Я уже сделала распоряжения на этот счет.

— Не понимаю…

— Все очень просто. Мы должны отомстить убийцам. А найти их можно лишь в том случае, если новый учредитель не изменит политику банка. Они, конечно, будут на тебя давить, покупать, запугивать, подставлять. И тем самым проявляться. К моменту твоего убийства мы уже будем знать не только исполнителей, но и конкретных заказчиков.

У Евгения язык не поворачивался возразить. Ему сознательно отводилась роль жертвы. И при этом его даже не спрашивали о согласии. Неужели деньги имеют такую притягательную силу, что человек сам готов лезть под прицел снайпера?

— Не возражай, — словно читая его мысли, предупредила Ариадна Васильевна. — Мне Смеян высказал предположения о твоем участии в подготовке убийства.

Евгений сорвался с диванчика.

— И вы поверили?!

— Я не склонна делать скоропалительные выводы. Но если ты откажешься от моего предложения, то тем самым подтвердишь подозрения Смеяна. Тогда уж пусть они тобой занимаются. В службе безопасности работают хорошие специалисты. Артем ими гордился.

— У меня не получится! Как это за одну ночь можно стать банкиром?

— Всему научишься. Мы с Артемом прошли этот путь вместе. Завтра же переедешь в его квартиру. Я переступить ее порог не смогу, но кто-то там должен жить. Кире туда вход заказан. Пусть довольствуется дачей.

— Кира?

— Артем с ней развелся три месяца назад.

— Но мне неприлично жить в чужой квартире, — возмутился Евгений. Его действительно пугала мысль стать мишенью для киллера.

— Она твоя. Подготовлю список вещей, которые перевезешь сюда. С остальным делай что хочешь.

Не желая продолжать странный разговор, Евгений заторопился.

— Уже очень поздно. Вам лучше попробовать заснуть. А я поеду домой.

— Охрана тебя никуда не выпустит. Ты себе больше не принадлежишь.

— Вы серьезно?

— Мать, решившая отомстить за сына, готова на все.

Евгений хотел воскликнуть: «Я-то здесь при чем?!» Но воздержался. Покорно опустился на диванчик и дрожащей рукой взялся за кофейную чашку.

Глава 3

Евгений стоял возле роскошного гроба из красного дерева, утопавшего в цветах. На шелковой подушечке монументально возлежала лысая, хорошо загримированная голова Артема с белой повязкой на лбу. "Нижняя губа его была все так же оттопырена. Казалось, покойник выражал презрение ко всему происходящему.

«А ведь где-то здесь рядом находится убийца», — промелькнуло в голове Евгения. От этой мысли ноги стали ватными. Ему снова захотелось бросить все и убежать. Рядом, опираясь на его руку, неподвижно стояла Ариадна Васильевна. Ей уже несколько раз предлагали сесть, но она отказывалась. Сотни глаз были устремлены на Евгения. Слух о том, что он станет преемником, молнией чиркнул по финансовому небосклону Москвы.

Панихида проходила в Доме ученых на Пречистенке. Оказалось, что незадолго до смерти Артему была присуждена степень доктора экономики и звание почетного профессора Московского университета. Поэтому Ариадна Васильевна выбрала именно это место, освященное именами великих ученых России. Под звуки траурной музыки все ждали появления вице-премьера правительства.

Большое неудобство доставляли телевизионщики и журналисты, норовившие брать интервью прямо у гроба. Всех волновал вопрос — кто и за что убил крупнейшего бизнесмена. Те, кто знал на него ответ, пожимали плечами, остальные путались в догадках и многозначительных намеках.

Вообще, если бы не гроб, стоявший в большой гостиной, можно было бы предположить, что в Доме ученых происходит встреча партийных и финансовых элит. Евгению, впервые попавшему на такое представительное сборище, трудно было сохранять траурную физиономию и не глазеть по сторонам. Дамы были в умопомрачительных темных нарядах. Мужчины в основном в смокингах. Все вели себя с достоинством, присущим моменту, но чем дольше тянулось ожидание появления вице-премьера, тем больше нарастал шумок в траурно оформленной гостиной. Многие, отвесив полупоклон в сторону гроба, перемещались на первый этаж к стойке буфета. Там же за стеклянной стеной, отгораживавшей зал ресторана, шла подготовка к поминкам.

— Оставь меня и пойди погуляй. Держись строго. На тебя сейчас накинется толпа народа, — тихо приказала Ариадна Васильевна.

Евгений не мог оторваться от ее локтя. Он смущался того внимания, которое неожиданно вызывал. Так плохой пловец боится отпускать борт шлюпки, глядя на бушующие вокруг волны.

— Иди же, — подтолкнула его мать Артема.

Первым к Евгению подошел высокий спортивного вида мужчина с открытым волевым лицом.

— Геннадий Иванович, — представился он. И не заметив в глазах Евгения никакого почтения, добавил: — Волохов.

— Петелин, Евгений Архипович.

— Да, да, понял. Школьный товарищ Артема… Какое несчастье… мы с ним тоже старинные друзья. Зря он меня не послушал… зря… Банк — это же всего-навсего инструмент… Ах, какое несчастье. Давайте вас представлю некоторым друзьям Артема.

Сопротивляться его властному напору Евгений не стал, тем более в одиночестве чувствовал себя неуютно.

— Начнем с Киры? Вы знакомы?

— Нет. Только слышал.

Они спустились на первый этаж и возле стойки буфета увидели одиноко стоявшую даму с бокалом шампанского. Ее стильное утонченное лицо было овеяно элегической грустью. Огромные продолговатые темные глаза, делавшие ее похожей на Майю Плисецкую, бесстрастно скользили взглядом по лицам людей, подходивших выразить ей соболезнования. Излом тонкой фигуры, черное облегающее платье — все было отмечено неотразимым шармом. Она казалась метафорой упадка и декаданса.

— Кира, мы с тобой. Это — Женя Петелин, друг Артема.

В огромных глазах качнулось удивление.

— Мы учились вместе. За одной партой, — поспешил уточнить Евгений.

— Его убили на ваших глазах? — без особого любопытства поинтересовалась Кира.

— К сожалению.

— Да… — протянул Волохов. — В какой-то мере символично, что именно вы, Евгений, возглавите банк.

На этот раз в загадочной бездне глаз Киры вспыхнули искорки интереса.

— Это еще неизвестно, — стушевался Евгений.

— Известно, — заверил Волохов и обратился к Кире: — Мне нужно господина Петелина еще кое-кому представить.

Кира как бы между прочим бросила:

— Спасибо за случайное знакомство. У вас зажигалки не найдется?

Волохов с готовностью поухаживал за ней и повел Евгения дальше.

— Сколько они были женаты?

— Лет двенадцать… хорошо смотрелись вместе. И разошлись как-то странно. Без скандала и сплетен.

— Красивая женщина.

— О, ты ее не видел лет двадцать назад. Народ на улице глазами ел и думал, что это заезжая кинозвезда. Артем и женился-то на ней, потому что посчитал это высшим шиком.

— Ариадна Васильевна ее недолюбливает.

— Она была уверена, что Артему нужно было что-нибудь попроще.

Евгений вздохнул. Он на своей шкуре испытал, что женщины «попроще» — самые невыносимые. А Волохов уже подвел его к представительному мужчине.

— Познакомьтесь, Иван Карлович. Петелин — преемник нашего любимого Артема.

Мужчина невысокого роста, с аккуратно зачесанными назад волнистыми седыми волосами, взглянул на Евгения темными стеклами очков и протянул беспалую руку.

— Крюгер.

— Евгений Архипович.

— Глядите, за сложное дело беретесь. Будете прислушиваться к советам старой карги Ариадны, никогда не приобретете уважение в финансовых кругах, — и тут же отошел в сторону.

— Кто он? — шепнул Евгений.

— Президент Финансово-промышленной группы. Твой потенциальный союзник.

Как странно было слушать вчерашнему безработному инженеру такие речи! Евгений хотел было вернуться назад к Ариадне Васильевне, но вдруг народ заволновался, пришел в движение и зашумел. По лестнице в траурный зал стремительно поднимался вице-премьер Суховей в окружении членов правительства, помощников и охраны. Евгений впервые видел вице-премьера живьем и оробел от осознания, на какую высоту по воле случая его занесло.

— Можно подойти поближе к гробу, — предложил Волохов и стал энергично пробираться к лестнице.

Евгений последовал за ним. Когда он благополучно добрался до места, отведенного родственникам и близким друзьям, то увидел вставшую почти у изголовья Киру и услышал шепот Ариадны Васильевны:

— Что она себе позволяет?

Вице-премьер дождался, когда перед гробом установят венок от правительства, повернулся лицом к присутствовавшим и нервным голосом произнес небольшую траурную речь. Потом подошел к гробу, поклонился и направился к Ариадне Васильевне.

— Примите мои соболезнования.

— Спасибо, Олег Данилович… Вы были другом Артему. Он вас очень ценил, — проговорила Ариадна Васильевна. И указав на Евгения, добавила: — А вот преемник моего сына. Прошу вас запомнить — Петелин Евгений Архипович.

— Да, да, — кивнул Суховей и протянул руку Евгению.

— Он вам очень пригодится, — с нажимом сказала Ариадна Васильевна.

— Надеюсь, — коротко бросил вице-премьер и, даже не взглянув на Евгения, направился к Кире.

Бывшая супруга Артема с невероятным достоинством выслушала от представителя власти слова утешения и в ответ без всякой лести и подобострастия констатировала:

— Как же вам трудно оставаться просто человеком!

По-мальчишески открытое лицо Суховея на мгновение озарилось дружеской улыбкой. После чего, не задерживаясь у гроба, он направился к выходу.

Ариадна Васильевна сказала кому-то через плечо:

— Готовьтесь к выносу.

Через полчаса вереница черных «Мерседесов» направилась к Ваганьковскому кладбищу.

Евгений и Ариадна Васильевна шли по дорожке кладбища в тесном кольце охраны, которой руководил непосредственно начальник службы безопасности банка Смеян. Процессия чинно прошествовала мимо роскошных могил братьев Квантришвили и углубилась под сень вековых деревьев. Белый снег, пышный и пушистый, уютно утопил черные и серые надгробия в своих отеческих объятиях. От этого кладбище казалось сказочным, здесь не было ничего трагического. Задумчивый покой мягко примирял суетность и скоротечность жизни с вечным движением миров. Сам факт погребения приобретал мистический характер. Даже самые неисправимые атеисты незаметно для себя переходили на шепот. Длинная черная вереница людей двигалась медленно, скорбно и значительно.

Короткий митинг устроили, не доходя до вырытой могилы, на небольшом перекрестке кладбищенских дорожек. Евгений не прислушивался к тому, что говорили. Впрочем, остальные тоже думали о своем, а ораторы обращались прямо в многочисленные объективы кино — и телекамер. Неожиданно за спиной Евгения возникла какая-то возня и раздался напористый шепот:

— Да пропустите меня к Петелину! Мы с ним друзья.

— Не ко времени! — отрезал охранник. Евгений оглянулся. За могучими плечами телохранителей суетился маленький человечек в ушанке с опущенными ушами и огромными очками, закрывавшими большую часть лица. Но по вздернутому носу и беспокойным губам Евгений сразу узнал старого приятеля журналиста-международника Тимура Стенькина. Узнал и очень обрадовался. Но вступать в пререкания с охраной не отважился. Лишь кивнул головой, давая понять, что рад видеть. Тимур перестал напирать и успокоился.

Ариадна Васильевна, заметив оживление Евгения, строго прошептала:

— Прекрати дергаться. Здесь очень опасно.

Ее замечание показалось нелепым. Чего можно было бояться при таком скоплении народа, охраны и телекамер? Но Ариадна Васильевна для подтверждения своих слов схватила руку Евгения и оперлась на нее. Так, прижавшись друг к другу, они и простояли весь митинг. Гроб, возвышавшийся на каталке, покрытой парчой, напоминал трехпалубный корабль, готовый отплыть в далекое плавание к неизведанным берегам. Лицо Артема заслоняли цветы. Присутствовавшим был виден лишь череп, обтянутый матово-желтоватой загримированной кожей.

Евгений вдруг поймал себя на мысли, что завидует Артему — «Лежит себе в полном порядке. Солидно, достойно. За недлинную жизнь успел ощутить все: богатство, почет, роскошь — и наверняка имел связи с потрясающими женщинами… Сейчас его опустят в могилу, украшенную трехцветным полотнищем. И останется он здесь, под пушистыми ветвями деревьев, в тишине и величии. А живые поспешно разойдутся — каждый навстречу своей судьбе, которая лично мне никаких радостных сюрпризов не готовит»… — Он постарался отогнать эти гадкие мысли и сосредоточиться на последнем самом печальном аккорде происходящего.

Толпа пришла в движение и медленно начала приближаться к вырытой могиле. Охранники с переговорными устройствами на лацканах остановили ее метрах в пятнадцати от края. Сняли гроб с каталки и понесли на руках. Двое могильщиков резкими голосами направляли их действия. Все с волнением наблюдали, как завинчивались бронзовые винты на крышке гроба, навсегда скрывшей от дневного света лицо Артема. Потом гроб колыхнулся на шлеях и медленно пополз вниз.

Ариадна Васильевна уткнулась в плечо Евгения, не желая видеть эту страшную для любой матери картину. Могильщики сделали свое дело, оперлись на лопаты и застыли возле кучи свежевырытой земли в ожидании приказа. Возникла неловкая пауза. Никто не решался махнуть, чтобы закапывали. Все взоры устремились на Ариадну Васильевну. Она их почувствовала спиной. Отшатнувшись от Евгения и обращаясь в пространство, она властно произнесла:

— Не торопитесь. Я должна бросить горсть земли.

Телохранители пропустили ее вперед. С прямой спиной, надменно поднятой головой, она направилась к могиле. Евгений невольно последовал за ней. Из-за многочисленных следов могильщиков снег на дорожке растаял и превратился в бурую жижу. Не дойдя пяти метров до могилы, Ариадна Васильевна вдруг поскользнулась и, теряя равновесие, взмахнула руками. В мгновение ока двое охранников, стоявших у могилы, бросились к ней на помощь. Евгений, находившийся от нее в нескольких шагах, уже пригнулся, чтобы подхватить падающую женщину, и тут раздался взрыв…

Вернее, просто грохот из недр земли. Ударной волной Евгения отбросило в сторону, и он упал в глубокий мягкий снег, который, принимая его тело, как-то протяжно ухнул. Со всех сторон послышались крики.

Гроб, вылетевший пробкой из могилы, вместе с комьями земли и булыжниками развалился в воздухе на куски и обрушился на головы стоявших поодаль людей. Тела двух охранников, оказавшихся на пути взрыва, разорвало на части, и они кровавыми клочьями повисли на ветках. Сама Ариадна Васильевна лежала пластом на грязной дорожке, уткнувшись бескровным лицом в бурую жижу…

Через секунду все до единого попадали в снег, ожидая повторных взрывов. Но на кладбище воцарилась зловещая тишина.

Он лежал с закрытыми глазами и силился вспомнить, что с ним произошло. Где-то в области затылка тупо болела голова. Хотелось перевернуться на бок, но тело отказывалось повиноваться. Безотчетный страх не позволял разлепить веки. Мысли текли мутным потоком. В ушах слышался гул. Монотонность звучания таила в себе главную опасность. Так обычно мнительные авиапассажиры прислушиваются к мерному рокоту турбин, опасаясь, как бы они не захлебнулись и самолет не полетел камнем вниз. Казалось, еще чуть-чуть, и прогремит взрыв, от которого голова разлетится на части. Но гул продолжался…

Евгений ясно понимал, что, прежде чем открыть глаза, он должен вспомнить что-то очень важное. Но что? Течения, а тем более бега времени он не ощущал. Все зависело от какой-то мелочи, на которой никак не могло сфокусироваться сознание. Наконец столь желанная мысль обозначилась с решиительной очевидностью. «Я — умер?!» — пронзительно пронеслось в мозгу. Свело судорогой тело и заставило широко распахнуть глаза.

Вдалеке тускло светился матовый плафон лампы. Белесые стены обступали Евгения. Потолок нависал какой-то тускло поблескивавшей аппаратурой.

«Что они со мной сделали?» — возник следующий вопрос. Ответа на него не нашлось, ибо было неясно, кто «они». Но раз он находился в больничной палате, значит, что-то произошло. Евгений испугался за свое тело. Оно представлялось ему туго перебинтованным обрубком. Стараясь не впасть в панику, огромным усилием воли попытался шевельнуть ногой. К счастью, это получилось. После этого медленно поднял руки над собой и с удивлением посмотрел на растопыренные пальцы, как будто они были чужими.

«Да, что же это со мной?» — вырвалось из легких с жалобным стоном и прошелестело по белесым стенам палаты.

И вдруг краем левого глаза Евгений заметил, как из темного угла отделилась легкая, почти воздушная тень и двинулась к нему.

«Неужто будут продолжать?» — подумал он с ужасом, не представляя, чего на самом деле следовало бояться.

Тень склонилась над ним бледным женским лицом с огромными тревожными глазами. Такие глаза Евгений когда-то видел у врубелевской богоматери. Тонкие губы подрагивали от напряжения, и вместе с ними дергался узкий волевой подбородок. Именно поэтому Евгений понял, что перед ним не ангел, не лик судьбы, не символ смерти, а реальная женщина.

— Я — жив? — с надеждой спросил он.

— Я хотела вас спросить о том же, — еле слышно произнесли губы.

— Странно… я где-то вас видел.

— Да, мы знакомы.

— Значит, жив?!

— К счастью…

— Почему, к счастью? — даже в такой мистической ситуации Евгений не мог предположить, что его жизнь кого-нибудь интересует. Слова женщины звучали отрывисто и нервно. В них не было того привычного равнодушия, которое Евгений давно воспринимал по отношению к себе как норму общения. Ему стало обидно, что он не мог вспомнить, где и когда видел эту графически изысканную женщину с иконописными глазами.

— Вы знаете, что со мной произошло?

— Да… чудовищное преступление.

— Не помню… расскажите.

— Доктора сказали, что у вас всего лишь контузия после взрыва на кладбище.

Слово «взрыв» вызвало в сознании Евгения болезненную реакцию. Его вдруг замутило и повело куда-то в сторону. Тошнота медленно поднялась от самого низа живота и застряла в горле. Стало трудно дышать.

— Вызвать врача?! — с еще большим беспокойством спросила женщина.

Реакции на ее предложение не последовало. Сквозь дурноту и мучительное головокружение Евгений выхватывал из ожившей памяти картинки происшедшего.

— Нас взорвали?

— Мину заложили на дно могилы. Они хотели уничтожить Аду.

— Кого?

— Ариадну Васильевну. А заодно и вас.

— Разве не достаточно Артема?

— Выяснилось, что нет. Банк остался в руках Ады.

— И за это нужно взрывать?

— Так проще.

Оброненные слова ледяным ветерком просквозили по воспаленному сознанию Евгения. Получалось, что со смертью Артема расстрельный список только начинался.

— И Ариадна Васильевна? — с ужасом спросил он.

— Жива. Старую кикимору: не так легко сжить со света. Телохранители прикрыли. Лежит в соседней палате. Осколочное ранение. Раздроблена шейка бедра.

— Слава богу…

— Теперь с ней хлопот не оберешься. С кровати она уже не встанет.

— А я?! — невольно вырвалось у Евгения.

— Подержат некоторое время здесь. Понаблюдают, а потом отпустят. Если будет на то разрешение Смеяна.

— С ним ничего не случилось?

— И не случится. Не надейтесь.

Женщина провела узкой ладонью по лбу Евгения и отошла к окну. Приоткрыла жалюзи. Серый тоскливый свет четче высветил ее тонкую, затянутую в черное фигуру. Память неожиданно воскресила образ недоступной светской дамы, с которой во время панихиды его познакомил приятель Артема.

— Кира?! — смущенно прошептал Евгений.

— Да, — легко откликнулась она.

— Почему вы здесь?

— К вам никого не пускают. Смеян выставил охрану. Но не может же человек оставаться в полном одиночестве. Вот я и пришла.

— Вас пропустили?

— Им деваться некуда. Это моя клиника.

— Ваша? — Да.

— Вы врач?

— Нет. Скорее наоборот. У меня слабое здоровье. Поэтому решила открыть собственную клинику. Собрала сюда всех знакомых докторов, которым доверяю. Выписала из Германии аппаратуру. Здесь умереть не дадут.

— Тут ведь ужасно дорого лечиться.

— Вы мой гость… А Ада на правах бывшей родственницы.

— Спасибо, — Евгений закрыл глаза. От сознания, что эта восхитительная женщина, бросив свои дела, находится рядом с ним, он почувствовал себя еще более несчастным. Чем он может отплатить за ее заботу?

Угадав его смятение, Кира торопливо успокоила:

— Я сама попросила поместить вас сюда. За последние дни столько переживаний, что нервы мои не выдержали бы новых испытаний, — она машинально вытащила сигарету, закурила потом вспомнила, что находится в палате, затушила и, сжав бычок в кулаке, подошла к Евгению.

— Вы так добры, — почувствовав запах табака, он открыл глаза и слабо улыбнулся.

— Я умею быть хорошим другом. А вам необходима поддержка.

— О нет! После случившегося меня должны оставить в покое.

Евгений еще плохо осознавал, что ждет его впереди, но посчитал покушение последним доказательством своей непричастности к убийству Артема. Никаких больше дел с банками и службами безопасности он иметь не хотел. Ведь если бы Ариадна Васильевна не поскользнулась, они бы вдвоем взлетели на воздух. Чтобы продемонстрировать свою решимость, резко спросил:

— А что с Артемом?

— Вчера кремировали в Донском монастыре. До темноты собирали останки… Даже мертвого его не пожалели.

— Кто? — Они…

В огромных глазах Киры заблестели слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони.

— Они? Вы знаете кто? — от волнения Евгений приподнялся с кровати.

Его вопрос заставил Киру вспомнить о бычке, зажатом в кулаке. Закурила и, поигрывая зажигалкой, спрятала ответ за загадочной улыбкой тонких выразительных губ.

— Ну да, понятно, для поимки убийцы нужно, чтобы банк возглавил я?! — повысил голос Евгений. Сердце подсказывало ему, что Кира многое может рассказать про убийство бывшего мужа.

— Подозревать не значит уличить, — уклончиво ответила она, но, видя, в какое возбуждение пришел Евгений, перешла на более доверительный тон: —

Вам нельзя нервничать. Здесь вы в полной безопасности. А дальше будет видно. Одно знаю — иного пути, чем тот, по которому шел Артем, у вас нет.

— Почему?

— Потому что будете мешать сразу всем. Такая позиция — самая безнадежная.

— Да кому же я нужен! — вспылил Евгений, забыв и о боли в затылке, и о головокружении, и о тошноте.

— В том-то и дело, что никому, — с некоторой долей сожаления ответила Кира.

Дым от сигареты повис на ее длинных, густо накрашенных ресницах. В глубине темных глаз зародилось отчуждение. Евгений почувствовал, что не перенесет одиночества, которое обрушится на него, как только она покинет палату. Он ни за что не хотел потерять расположение этой женщины. Ее возникновение было столь же неожиданным, как и все случившееся с ним.

— Мне эта роль не по силам. Я всю жизнь работал в государственных учреждениях. Дважды в месяц получал скромное жалованье и после шести вечера был совершенно свободен, — грустно констатировал он, даже не пытаясь возражать.

— И на что же тратилась эта свобода? — спросила Кира, поощряя его к дальнейшему рассказу.

Ухватившись за возможность продлить их общение, Евгений без колебаний принялся говорить о себе:

— Мы с Артемом абсолютно разные. Он еще в школе отличался от всех. Никогда ничего не учил, но всегда все знал. С его мозгами он легко выкручивался из любой ситуации. А выпускные экзамены!

— Не надо про Артема, — перебила Кира. Снова закурила, села на кровать, откинулась на спинку. Настороженный взгляд потеплел и сделался интимным.

Давно ни одна женщина так не смотрела на Евгения. Он понял, что ее интересует нечто личное.

— Я рано женился… на третьем курсе. В те годы как-то не задумывались о жизни. Влюбился и все. Родилась дочь. Потом работа, дом, садовый участок. Как у всех. Настолько привык к монотонности существования, что очнулся лишь тогда, когда Мила объявила о разводе. У нее оказался любовник. Итальянец. Анжело. Какой-то импресарио. Мила познакомилась с ним в Госконцерте. Работала там переводчицей… Схватила Машку и укатила к нему в Милан. Вот тогда-то я впервые столкнулся со свободой. Очень странное чувство. Ни о ком не надо заботиться, ни перед кем отчитываться. Все изменилось. Пошел какой-то калейдоскоп событий. Раньше по вечерам я сидел и тупо смотрел телевизор, а после отъезда Милы каждый вечер превращался в очередной праздник. Постоянно кто-нибудь из друзей приводил девушек, ночевали в Машкиной комнате. На меня возник спрос. И тут вдруг вернулась Мила. Ее импресарио прогорел, сел на самолет и скрылся в Америке. Пришлось разменивать квартиру…

— Вы ее не простили?

— Простил. Но не простила она. Сказала, что, наконец, поняла, какой мужчина ей нужен.

— А дочка?

— Машке очень понравилась Италия. И итальянцы… Теперь у них у обеих любовники — немцы. А я живу один. В коммуналке. Из фирмы меня уволили. Была надежда на Артема…

— Судя по всему, надежда оправдалась. Евгений понял, куда клонит Кира. Неужели она появилась в палате только для того, чтобы уговорить его занять место Артема? Ей-то зачем это нужно?

— Вас попросили поговорить со мной? — предположил он, не скрывая разочарования.

— Кто? — удивилась Кира, при этом ее брови взметнулись вверх и на висках обозначились мелкие морщинки.

— Смеян. Или те, кто за ним стоит.

Кира презрительно усмехнулась. Бросила бычок в никелированную плевательницу. Закурила новую сигарету.

— Я никогда не лезла в дела Артема и не позволяла его подчиненным вмешиваться в мою жизнь. Вы действительно ограниченный человек, если до сих пор не поняли, что я поступаю так, как сама считаю нужным. Поэтому и с Артемом рассталась, когда поняла, что он человек конченый.

— Артем — конченый?! — воскликнул Евгений.

— Мужчина способен добиться настоящего успеха, если делает это ради любимой женщины. В противном случае он становится рабом этого самого успеха. Начинает делать деньги ради денег, относится к работе, как к самому важному в жизни, трясется над каждой сделкой, превращается в придаток к своему капиталу. В последние годы Артема ничего не интересовало, кроме финансовых потоков, залоговых аукционов, спекуляций ценными бумагами. Когда-то он любил меня. По-настоящему, безотчетно. Он и в бизнес ринулся, желая создать мне шикарную жизнь. Ведь и до него рядом со мной всегда были очень богатые мужчины. Я их терпела до тех пор, пока они думали обо мне. Артем ревновал не к ним, а к тому, что они были богаче. Стремился перещеголять. Мне стало скучно, и мы расстались… — она затушила бычок, поднялась и надменно закончила: — Запомните, я никогда никого не уговариваю. Сейчас к вам придет доктор. Надеюсь, вы не очень утомились?

Евгений не придумал ничего лучшего, чем закрыть глаза и безнадежно повторить совет, данный ему Артемом:

— Не хватай кусок шире рта!

— К вам это не относится, — бросила напоследок Кира и скрылась за дверью.

Глава 4

Девять дней со дня гибели Артема Давыдова официально не поминали, но в бизнес-клубе, расположившемся за высоким кирпичным забором в Газетном переулке, собрались многие финансисты, близко знавшие покойного. Инициатором встречи был Геннадий Волохов, которому и принадлежало это элитное закрытое заведение. На правах хозяина он встречал гостей и провожал их в японский дворик, уютно обустроенный под стеклянной конусообразной крышей. Пришедшие неторопливо ступали по травяным дорожкам мягкими итальянскими подошвами и задерживались возле разнообразных камней, олицетворявших великую мудрость Востока. Приветливо шумел низкий водопад, и в небольшом озерце плавали золотистые и красные рыбки. Все дышало покоем и умиротворением. Артем любил бывать в этом саду.

Безмолвные официанты в серых фраках предлагали напитки. Предпочтение отдавалось коньяку «Рено».

Собравшимся предстояло не только помянуть безвременно ушедшего партнера, но и обсудить, как вести дела дальше. После смерти Давыдова «Крон-банк» потерял свою магическую силу и превратился в лакомый кусочек, за который стоило побороться. Однако никто не выражал хищных намерений. Разговоры велись вполголоса и в основном о состоянии финансового рынка.

Среди присутствовавших находился председатель Высшего экономического совета Виктор Андреевич Покатов, человек энергичный, всесильный и крайне осторожный. Разглядывая огромный желтовато-пепельный булыжник, он беседовал с Артуром Александровичем Сарояном — президентом Межбанковской ассоциации.

— Президент в последнее время весьма пристально наблюдает за взаимоотношениями коммерческих банков с ЦБ. Уж больно много грызни в этой сфере. Чуть что, сразу начинают лить друг на друга помои… Сароян улыбался понимающей улыбкой и в знак согласия кивал красивой коротко остриженной седой головой с крупным носом и все еще черной бородой. Ему ли было не знать, на что намекал приближенный к президенту сановник. Речь шла о предстоящей схватке за «Крон-банк»…

— Мы постоянно ратуем за то, чтобы не выносить грязь из избы. Но нас подставляют. Компромат, выбрасываемый в прессу, не может появляться сам по себе. Каждый раз за очередным скандалом стоит то МВД, то ФСБ.

— А вот это, уважаемый Артур Александрович, уже полигика. Туда лезть не следует. Умейте душить в зародыше. Общая численность служб безопасности банковских структур намного превышает государственные. Чем же они у вас тогда занимаются?

— У каждого своя вотчина…

— Надо бы уважаемым банкирам почаще вспоминать историю. Удельные княжества — легкая добыча. Смерть господина Давыдова тому пример.

Сароян, услышав имя Артема, невольно оглянулся. И правильно сделал. Неподалеку находился Иван Карлович Крюгер, который много бы дал, чтобы вот так запросто стоять и разговаривать с председателем Высшего экономического совета.

— Ставки сделаны, — многозначительно произнес Сароян и слегка наклонил голову в сторону Крюгера.

Покатов на эти слова никак не отреагировал. Ему уже докладывали о некоторых намерениях Крюгера, возглавлявшего Финансово-промышленную группу, которая уже подмяла под себя всю сталелитейную промышленность страны.

К ним стремительно подошел Геннадий Волохов.

— Позвольте пригласить в конференц-зал.

— Пора, — одобрил Покатов и, взглянув на часы, предупредил: — Только не разводите болтовню. Через сорок минут я должен быть в Совете Федерации.

Среди банкиров Виктор Андреевич Покатов пользовался уважением. Ни для кого не было секретом, что он имел непосредственный доступ к президенту и во многом формировал финансовую политику. В правительстве Покатов тесно контактировал с вице-премьером Суховеем. Олег Данилович неоднократно давал понять, что считает председателя Высшего экономического совета человеком своей команды. Поэтому мнение Покатова о дальнейшей судьбе «Крон-банка» банкиры ожидали с изрядной долей волнения.

Он привычно занял место под огромными часами, негласно считавшееся центровым, и обвел присутствовавших задумчивым взглядом.

— Спасибо, что пригласили… правда, повод не ахти… Премьер взял на контроль расследование убийства. Так что попросил бы в это дело не вмешиваться. Опоздали, господа. Теперь по этому вопросу нужно политическое решение. Мы воспользуемся всей полнотой власти и найдем убийцу. А вам бы очень не советовал развязывать войну за наследство господина Давыдова.

Напряженное молчание повисло в зале. При жизни Артем Давыдов поддерживал теплые отношения с Суховеем. Олег Данилович добился, чтобы «Крон-банк» попал в список уполномоченных по обслуживанию внешнего долга России. Получив около полумиллиарда долларов в форме векселей, банк занял лидирующее положение в этой области. Сейчас всем не терпелось узнать — лишит поддержки Суховей осиротевший банк или нет.

Выдержав паузу, Покатов продолжил:

— Насколько мне стало известно, контрольный пакет акций «Крон-банка» остался в руках семьи господина Давыдова. Верно? — при этом он развернулся к сидевшему по левую сторону Артуру Александровичу.

Тот засуетился и, привстав, напомнил:

— В данную минуту я не готов подтвердить. После теракта на Ваганьковском кладбище ситуация может резко измениться.

— Мне докладывали, что погибли только телохранители и работники ритуальной службы, — продемонстрировал осведомленность Покатов.

— Да, но мать господина Давыдова в реанимации. Ее содержат в частной клинике, и у нас нет никаких сведений о состоянии ее здоровья.

— Будем надеяться на лучшее, — с нажимом произнес Виктор Андреевич.

По залу прошел шумок сочувствия. Но он не отражал подлинных настроений. Это не ускользнуло от чуткого уха Покатова.

— Нам бы не хотелось склоняться к тому, что убийство господина Давыдова связано с тендером по приватизации нефтяной компании «Сибирсо». Или кто-нибудь другого мнения?

Покатов не сомневался, что банкиры по этому вопросу постараются отмолчаться. Слишком прозрачными казались мотивы преступления. Гнетущая тишина подтвердила его расчет. Всем все стало ясно. Короткое выступление свелось к обозначению дальнейшей поддержки правительством оставшегося без руководства «Крон-банка».

«Это же нонсенс!» — мог воскликнуть любой из присутствовавших. Но никто не воскликнул.

Больше говорить было не о чем. Виктор Андреевич поднялся, легким кивком дал понять, что разговор закончен, и направился к выходу. Волохов бросился его провожать.

В зеркальном вестибюле Покатов небрежно поинтересовался:

— Они поняли?

— Обижаете, Виктор Андреевич. Но вряд ли опустят руки. Уж больно чешутся.

— Обожгутся! — это прозвучало как серьезная угроза.

Волохов подобострастно улыбнулся. Ему польстило, что Покатов избрал именно его для передачи оставшимся в зале своего последнего слова.

Впрочем, жарких баталий не получилось. Каждый преследовал свой узко корыстный интерес и поэтому предпочитал выжидать. Волохов точно выбрал человека, которому мнение Покатова было крайне важно. Им оказался не кто иной, как Крюгер. Взяв бизнесмена под локоть, повел его в японский садик и там без всяких политесов сообщил:

— Предупредили, чтобы никто не наезжал на «Крону».

— Слышал…

— Он в вестибюле прямо сказал: «Кто протянет руки — обожжется».

— Э, не так страшен черт, как его малюют.

— Конфликтовать с Суховеем?

— Он сейчас не в лучшей ситуации. Президенту нужны противовесы. Вот и сыграем на этом.

— Да, но у них есть отличный способ вас скомпрометировать. Запустят в прессу слух, что убийство Артема — ваших рук дело. Потом доказывай, где правда… Премьер побоится ввязываться…

— Черт бы побрал Артема, не мог просто под машину попасть! — в сердцах чертыхнулся Крюгер. Тряхнул густой седой шевелюрой и провел по волосам беспалой рукой.

— Тут нужен обходной маневр, — продолжил Волохов. — Насколько мне известно, Сароян против того, чтобы «Крон» проглотила «Сибирсо». Но он хитрован — вида не подает. Выжидает. Напрямую помогать не станет, но поговорить можно.

— Узнал бы лучше, может, мамаша того — концы отдала?

— Жива.

— Откуда знаешь?

— Она же в клинике у Киры лежит. И там же претендент на престол.

— Чушь!

— А вот и нет. Их клан всерьез вознамерился ввести господина Петелина в совет учредителей.

— Что он из себя представляет?

— Ничего…

— Думаешь, скрутим?

— Если заручимся поддержкой Сарояна и Семена Зея.

— «Европейский альянс»?

— Да. У них тоже свой интерес имеется. Крюгер уставился на камень, словно ждал от него ответа на нелегкий вопрос. Идти против Суховея было рискованно. Но приватизация «Сибирсо» того стоила. Банк «Императив», входивший в Финансово-промышленную группу, остро нуждался в нефтедолларах. Без них инвестиции в сталелитейное производство сводились к нулю.

— Действуй.

В финансовых кругах Геннадия Волохова за глаза прозвали «Банщик». Не только потому, что свою карьеру начинал директором сухаревских бань, а прежде всего за хватку. Уж если он вгрызался в какой-нибудь бизнес, то выжимал из партнеров все до последней копейки. Волохов специализировался на создании фирм-однодневок, через счета которых прокручивались быстрые деньги. Его не любили, не уважали, но терпели, ибо он всегда был под рукой. Кроме того, Банщик был уникальным сводником. Членами его бизнес-клуба являлись влиятельные политики, банкиры, бизнесмены. Их привлекала полная конфиденциальность в этом заведении.

Иван Карлович знал, что Волохов тесно сотрудничал с покойным. Был вхож в окружение банкира и хорошо ориентировался в операциях банка со средствами федерального бюджета. Самое неприятное заключалось в том, что Банщик мог вести двойную игру. Но выбора у Крюгера не было.

Смеян приехал на встречу пораньше. Не выходя из джипа, послал парней осмотреть зал ресторана. Не из опасений, а так — для профилактики. Никакого подвоха от Цунами он не ожидал. Они были старыми знакомыми. И верили друг другу на слово. Крупнейший российский авторитет в начале девяностых перебрался в Москву с Дальнего Востока. В результате кровавых разборок занял главенствующие позиции и не собирался их сдавать, жестоко наказывая конкурентов.

Цунами появился как всегда неожиданно. Пешком и без всякой охраны. Смеян усмехнулся, ибо знал, что вся площадь перед гостиницей «Пекин» контролируется бойцами Цунами. Поэтому окликнул его и не спеша вылез из машины.

— Здоров, отставник!

— Здоров, здоров и тебе того же желаю, — Смеян пожал протянутую руку.

Цунами состоял из сплошного несоответствия внешнего облика и внутреннего наполнения. С виду он был похож на научного работника. Крупный открытый лоб. Волосы старательно зачесаны назад. Интеллигентная коротко стриженная бородка серебристой лентой окаймляла загорелые впалые щеки. Светлые брови давали простор ясному взгляду. Только глаза светились странным голубовато-свинцовым светом. Одевался скромно — в английский твид мышиных тонов. Казался уравновешенным московским интеллигентом. А на самом деле был сгустком энергии, напора и неврастении. Темперамент у него был бешеный. Но благодаря многолетней выучке зоны, закалившей волю, умело сдерживал себя.

— Ты уже был в новом китайском?

— Предпочитаю проверенные временем кабаки, — по-старчески крякнул Смеян.

— Зря. Там настоящая южно-китайская кухня. Это тебе не первый этаж.

Они поднялись по лестнице и попали в просторный зал, украшенный привычной китайской атрибутикой с обязательным золотым Буддой и красными фонарями. В правом углу тяжелыми портьерами была отделена полукруглая ниша для особо уважаемых гостей. Стол уже был накрыт.

Жестом хозяина Цунами предложил садиться.

— Что будем пить?

— Я в это время суток пью чай. И не ем, — предупредил Смеян.

— А я пью водку и с удовольствием закусываю уткой по-пекински.

Милая официантка-китаянка быстро подошла к столу.

— Налей мне водки и принеси чай, — распорядился Цунами. Подождал, пока она исчезнет, и обратился к Смеяну.

— Зря отказываешься от обеда. Больше нам с тобой все равно нечем заняться. Говорить о жизни смысла нет. Она у нас разная. Вспоминать тем более скучно. Я сидел в зоне, ты в кабинете, а ноне оба мы — отставники.

— Ну, не прибедняйся. Нас еще рано списывать, — дружески возразил Смеян. Не спеша достал трубку, набил ее табаком и раскурил.

Официантка принесла чайник. Принялась ухаживать за гостями.

— Иди, иди, — отмахнулся Цунами. — Артема мне жалко, — пожал он плечами, выражая полное безразличие. — Глупо отстреливать банкиров. Они пока еще в дефиците. Я имею в виду профессионалов, а не залетных.

Смеян попробовал чай.

— Действительно, хорош… Плевать тебе на Артема, как и на прочих. Давай начнем с начала, коль сказать нечего. Никаких сведений от тебя и не жду. Ты живешь по понятиям, законы чтишь, и вопросов у меня нет. Но хотелось бы посоветоваться…

— Э, отставник, старая песня. Ты на понт не бери. Совет один — пусть менты копают. Им за это деньги платят.

— Насколько мне известно, Артем аккумулировал на счетах банка деньги твоих друзей. Миллиарды крутились.

— И что? Если бы меня обидел банк, стал бы я убирать банкира? Забрал бы банк, посадил бы новых людей и вперед. А вот уж потом на бывшего хозяина наехали бы совсем иные кредиторы. Понимаешь?

— То есть из ваших никто?

— Почему? Может, он с кем бабу не поделил?

— Брось, Цунами. У меня не праздное любопытство. Артем был моим другом. И я найду убийцу, чего бы мне это ни стоило.

— Сперва нужно понять, где искать, а уж потом кого? Знаешь, почему у нас в стране беспредел? Ментов много, а сыщиков мало. Так не должно быть. Неуважительно по отношению к блатному миру. Все показания выбиваются мордобитием. А ты попробуй докажи. Найди неопровержимые улики. Тогда и я тебя уважать стану. А то подбросят в карман пакетик с героином, и иди — получай статью. Некрасиво. Вот и выходит, что мы, профессионалы, должны маяться с любителями. А для любителя ни правил, ни законов не установишь. И чего от него ждать — никто не знает.

Побарабанив по верхним зубам мундштуком трубки, Смеян задал вопрос в лоб:

— Значит, меня относишь к профессионалам?

— Поэтому и отставник. Ни вас государство не уважает, ни нас. А дали бы нам власть — за год бы навели порядок. И ты бы у меня был министром.

— Стар я для службы. Давай вернемся к Артему. Взрыв на Ваганьковском кладбище — грязная работа. Поэтому и попросил тебя о встрече. После убийства Артема грешил на другие структуры, а сейчас, чую, без братвы не обошлось.

— Так чего же ты хочешь?

— Чтобы знали, банк будет проводить ту же политику, что и при Артеме. А номера секретных счетов Артем унес с собой в заминированную могилу. Так что ни о каком возврате денег разговора быть не может.

Цунами обильно полил соевым соусом тигровые креветки, выдавил на них лимон, махнул рюмку водки и заметил:

— Круто.

— Не в том я возрасте, чтобы бегать и вынюхивать. Сами придут, и сами назовут убийцу.

— А не придут?

— За такими деньгами?

— Отставник, не бери на себя много. Ты всего лишь охранник. С тобой даже не будут разбираться. Просто отодвинут. Поешь лучше… Морепродукты очень помогают мозговой деятельности. А пельмени здесь лучше, чем в Сибири. И выпей водки.

— Налей.

Цунами поднял руку с отогнутым указательным пальцем. Тут же возникла официантка.

— Налей ему водки.

Смеян, не чокаясь, выпил. Раскурил трубку. К пельменям не прикоснулся. Продолжил разговор:

— Как и ты, я не люблю «отморозков». С ними разговор не получается. Другое дело, твои друзья. Праведной или неправедной жизнью, но они добились того, чтобы их уважали. Но в таком случае пусть уважают и меня.

— За что? За то, что собираешься наехать на их бабки? Кстати, не помню, кажется, там крутятся и мои. Ты же не рискнешь предложить мне заблаговременно их вынуть?

— Это будет, как у вас говорят, западно.

— Верно, отставник. Так подумай, кому собираешься объявлять войну.

— Уже подумал. Решений своих менять не привык.

Цунами закашлялся. Его лицо побагровело. Смеян понял, что авторитет таким способом сдерживает приступ бешенства. Разговор перешел в опасную стадию. Полковник не надеялся, что Цунами кого-нибудь сдаст. Встреча нужна была для того, чтобы заставить преступный мир действовать. Степень риска предельно возросла, но, прежде чем ввязаться в войну, им придется в своей среде выяснить, на ком висит смерть Артема. Останется успеть выловить эту информацию раньше, чем прозвучат выстрелы.

— Надо бы тебе проверить легкие, — посочувствовал он.

— А тебе — мозги, — огрызнулся Цунами.

— Хорошо, допустим, я перешел грань, но диалог еще возможен. Учти это. Никогда раньше я не мстил. Просто честно выполнял свою работу. Охранял государство и его граждан. На этот раз меня «достали» лично. Совсем другое дело.

В ресторане народа было немного. За дальним столиком пили кока-колу сотрудники службы безопасности банка. У высокого окна гуляла компания солидных клиентов, которые время от времени посматривали в сторону Смеяна. Одного из них он знал в лицо. Это был Свят. Именно его деньги крутились в «Крон-банке».

Глава 5

Клиника, принадлежавшая Кире Давыдовой, расположилась в здании бывшего детского сада для детей работников ЦК. Место сказочное. Вокруг лес, соединявший территорию с санаторием «Отрадное», что неподалеку от Митино. Рядом больница от второго управления, облюбованная чиновниками московской мэрии. Прекрасные дороги, дивный воздух и чистые ключевые пруды. Как когда-то большевики с комфортом въехали в барские усадьбы, так и теперь демократы заняли бывшие закрытые цековские здравницы.

Кира продемонстрировала недюжинные деловые качества в пробивании этого места. Раньше, будучи замужем сначала за Алексеем Суровым, международным чиновником МИДа, а потом за Артемом Давыдовым, она считалась мужниной женой. Красивой, холеной светской дамой, способной блистать в обществе и красиво принимать гостей в собственном доме. От ее высшего образования осталось лишь свободное владение несколькими языками, что она удачно использовала, поддерживая контакты с иностранцами еще в доперестроечные времена. Ее любили за легкий беззаботный характер и желание помочь всем во всем. Но при этом относились к ней с легкой долей иронии, как к порхающему роскошному созданию, не касавшемуся своими длинными стройными ногами земных невзгод. В поисках применения своего человеколюбия она вечно моталась по Москве в зеленой «девятке», с сигаретой во рту и рыжей собачкой на коленях. Потом пересела на «БМВ».

Жизнь ее изменилась после того, как приняла решение расстаться с Артемом. Во многом их разрыв ускорила Ариадна Васильевна, имевшая на Артема большое влияние. Подруги были в шоке. Кричали в один голос: «Таких мужей не бросают!» Но она бросила. И осталась, как говорится, «на бобах».

Тут-то и проявились деловые качества Киры. Где она взяла деньги на покупку и оборудование клиники, не знал никто. Склонялись к тому, что Артем через подставных лиц оплатил счета и через дочерний банк финансировал текущие расходы. Кира, рассказывая о своем бизнесе, ни разу не обмолвилась о помощи бывшего мужа. Скорее всего, и он, и она боялись гнева Ариадны Васильевны.

Как бы там ни было, но очень скоро клиника стала популярна среди московского бомонда. Главным врачом Кира пригласила старинного друга — хирурга

Петра Наумовича Чиланзарова, а главным терапевтом — очаровательную Алю Краузе, бросившую ради клиники работу в знаменитом медицинском центре.

Петр Наумович слыл личностью легендарной. Хирургический опыт он приобрел во время ташкентского землетрясения. Потом этот кошмар ему снился многие годы. Внешне же он казался уравновешенным, даже излишне мягким для хирурга человеком. Небольшого роста с солидным животиком и светлым благостным лицом. На мир он смотрел с прищуром и от всех неприятностей отгораживался чувством юмора.

— Ты же выставишь нас шарлатанами! — громко убеждал он Киру, решившую пустить под крышу клиники популярную московскую прорицательницу и целительницу Ядвигу Ясную. При этом хирург мелкими шажками наворачивал круги вокруг рабочего стола. — Подумай! Потеря престижа дороже тысяч долларов, которые она будет платить за аренду!

— Петя, не кричи на меня! — в свою очередь резко взвизгнула Кира. — Ядвига тоже врач! Кандидат наук, между прочим. Ее во всем мире уважают! И на твой авторитет никакой тени не бросит!

— Вразуми ты ее, — Петр Наумович повернул покрасневшее от возбуждения лицо к Але.

Кира прислушивалась к мнению подруги и считала Алю Краузе божьим человеком. Они были совершенно разные. Если стиль Киры можно было определить как взбалмошный модерн, то Аля напоминала юных светлых девчонок художника Дейнеки. Несмотря на приближавшийся полувековой юбилей, она выглядела по-девичьи стройной и даже застенчиво угловатой. Светлые волосы болтались за плечами конским хвостом, острый тонкий нос придавал лицу задорность и оптимизм. При этом Аля была упряма и своенравна, но скрывала эти качества за мягкостью общения. Она, в отличие от Петра Наумовича, никогда не повышала голос и в разговоре часто извинялась за то, что выражала свое мнение.

— Я встречалась с Ядвигой, по-моему, в ней на самом деле какая-то особая энергетика. Как врачу мне сложно принять ее методы лечения. Но многим она помогла.

— Мне в том числе! — резко вставила Кира.

— А, ты любой темной знахарке поверишь, — отмахнулся Петр Наумович.

— Присутствие в клинике Ядвиги, — спокойно продолжила Аля, — затруднит общение с пациентами. Раз мы открыли ей двери, значит, верим в ее чудотворную силу. Так какой же смысл проходить у нас традиционные курсы лечения? Мы получимся здесь лишними.

Кира нервно закурила. Не в ее правилах было отказываться от полюбившихся идей. Однако за обволакивающими интонациями Али скрывалась угроза ультиматума.

— Наоборот, каждый будет выбирать то, что захочет. Спросите у Майи, она специалист по лежаниям в самых лучших клиниках, — и желая опереться на мнение вдовы знаменитого кинорежиссера, включила кнопку селекторной связи. — Майя, не спишь?

— Ой, апатия даже ко сну. Когда же это кончится?

— Что?

— Неопределенность. Пора либо выздоравливать, либо умирать.

Петр Наумович всплеснул руками, крикнул в микрофон:

— Да с твоим здоровьем в самый раз забеременеть! И лучше двойней!

— От вас? — поинтересовалась Майя.

— От меня те, кому было надо, уже родили!

— Интересно, Петр Наумович, вы когда женщин оперируете, о чем думаете? — не сдавалась вдова.

— Подожди, — перебила Кира. — Ты как относишься к Ядвиге Ясной?

В динамике послышались странные короткие вздохи не то от сдерживаемого смеха, не то от нехватки воздуха из-за нервного спазма.

— Тебе нехорошо? — забеспокоилась Аля.

— А тебе? — через секунду спросила Майя. И добавила про Ядвигу: — Она такая же Ясная, как моя задница. У меня от нее голова болит и маточное кровотечение начинается…

— Ты же утверждала, что она вылечила у тебя рак легкого! — напомнила Кира.

— Так это я думала, что рак, а анализы не подтвердили. Вы хотите, чтобы она снова мной занималась?

— Хуже, — огрызнулся Петр Наумович, — не тобой, а всеми нами.

— Она — баба хорошая. Вреда не принесет, — неожиданно проговорила Майя, после чего Кира отключила связь.

— И все-таки, давайте попробуем.

— Без меня, — Петр Наумович демонстративно принялся снимать белый халат.

— Давай поговорим об этом летом, — предложила Аля. — Тут будет санаторное обслуживание. Гуляния, птички, грибы. И заодно твоя Ядвига. А сейчас ни к чему. Тем более в Москве вовсю эпидемия гриппа. Ее пациенты занесут нам вирус, и придется карантин объявлять.

Напоминание о гриппе обрадовало Петра Наумовича. Он вновь натянул на плечи халат и с металлом в голосе заявил:

— Как главврач, категорически запрещаю!

— Но я дала согласие… — призналась Кира.

Петр Наумович побагровел. Из его уст готовы были вылететь резкие ругательства, но вой сирены за окнами клиники пресек вспышку гнева.

— По «Скорой», к нам? — заволновалась Аля.

— Вообще-то сейчас должна подъехать Ядвига, — облегченно вздохнула Кира. В присутствии ясновидящей Чиланзаров не посмеет устраивать скандал.

Аля, повинуясь многолетней привычке, бросилась в приемный покой. Над столом Петра Наумовича вспыхнул экран наружного наблюдения. Голос охранника нерешительно спросил:

— Неотложку пускать?

Петр Наумович уставился немигающими глазами на Киру.

— У Ядвиги много машин… — растерялась та.

— Это черный реанимационный «Мерседес», — уточнил охранник.

— Может, она пригнала нам в подарок? — иронично отреагировал Петр Наумович.

— Пропустить, — не раздумывая, приказала Кира. По монитору они увидели, как черная махина въехала на территорию клиники. И тут же из распахнувшихся задних дверей на снег выскочили люди в камуфляжной форме с черными масками на лицах. Размахивая автоматами, они окружили помещение охраны.

— Звони в «Отрадное»! Пусть присылают наряд! — — распорядился Чиланзаров.

Но Кира не успела. Дверь с шумом распахнулась, и в проеме появился автоматчик. Свободной рукой он почти на весу держал бледную от испуга Алю.

— Не двигаться! Оставаться на местах! Московский ОМОН, — рявкнул из-под маски налетчик.

— Предъявите документы! — тем же тоном потребовал Петр Наумович.

— Держи! — легко размахнувшись, детина бросил Алю прямо на Чиланзарова. — Так будет с каждым, кто хоть слово пикнет!

Чиланзаров не устоял на ногах и вместе с Алей повалился на ковер. Омоновец переступил через них и, направив дуло автомата на Киру, сообщил:

— По поступившей информации, в вашей клинике скрывается убийца банкира Давыдова.

— Вы с ума сошли…

— Молчать! В какой он палате?

— Это частное владение! — с трудом приведя в чувства Алю, вмешался Чиланзаров.

— Я лекарей ненавижу! Они мне мать зарезали! За себя не ручаюсь! Где он?!

Кира взглянула в окно, словно ища поддержки извне. Немногочисленные сотрудники охранной фирмы лежали на снегу лицом вниз с заломанными за спину руками.

— Кто вам нужен?

— Убийца!

— Банкир Давыдов был моим мужем. Эта клиника тоже принадлежит ему. Так что глупо здесь искать убийцу.

— Ошибаешься, красавица. Жены, они первыми попадают под подозрение. А за укрывательство, сама знаешь, что причитается.

Немного оправившись и усадив Алю в кресло, Петр Наумович устремился в атаку.

— Где ваш ордер на арест?! Кто главный?! Чей приказ! — его красное лицо, увенчанное растрепанной сединой, светилось непримиримой отвагой.

Это заставило омоновца приступить к решительным действиям. Без дальнейших пререканий он, профессионально перехватив автомат, коротко и резко ударил Чиланзарова прикладом в грудь, отчего тот взмахнул руками и хрипло застонал.

— Не трогайте его! — крикнула Кира и бросилась на помощь. Но омоновец преградил ей путь.

— Какая палата?! Иначе переломаю ему все кости.

— Третья… на втором этаже. По коридору налево, — глотая слезы, прошептала Кира.

Омоновец подошел к телефонным аппаратам, вырвал все шнуры, взял со стола мобильный и швырнул его о стенку, после чего, гремя коваными ботинками, вышел из кабинета.

— Останови… останови… — хрипел Чиланзаров.

— Они его убьют? — в ужасе спросила Аля.

— Что я могу?

На вопрос Киры никто не ответил. Смешно было бы сопротивляться вооруженным до зубов налетчикам. Омоновец так громко стучал каблуками, что, несмотря на ковры в коридорах, его шаги были отчетливо слышны уже на втором этаже.

Петелин лежал с открытыми глазами и прислушивался к непонятным крикам, доносившимся снизу. Когда дверь распахнулась и вошел омоновец, он решил, что Кира распорядилась на всякий случай усилить охрану.

— Вставай, падла! — заорал тот и погрозил автоматом.

— Возникла опасность? — спросил Евгений, с трудом соображая, чего от него требуют.

Омоновец не стал повторять. Протопав к кровати, выдернул его из-под одеяла, поставил на пол и пинком подтолкнул к выходу.

Ноги у Евгения дрожали, лоб покрылся испариной.

— Руки! — рявкнул омоновец. И, не дожидаясь, пока приказ будет исполнен, заломил Евгению руки за спину. Защелкнул на них наручники.

— Я арестован? — испугался Петелин.

— А то! Иди!

— Где моя одежда?

— На хрена она тебе! Там, где надо, переоденут. Пришлось идти босиком, под аккомпанемент шуршащей при каждом шаге голубой пижамы, в которую он был одет.

На улице, прямо возле мраморной лестницы, стоял черный реанимационный «Мерседес», который, как только в него втолкнули Евгения, сорвался с места и под вой сирены скрылся за одиноко распахнутыми воротами клиники.

Глава 6

В кабинете Смеяна дым висел тяжелым занавесом. Начальник службы безопасности в который раз набивал трубку новой порцией табака. Разговор, уже более двух часов тянувшийся между ним и полковником Симоновым, изрядно утомил обоих. Ситуация явно складывалась не в их пользу. После взрыва на Ваганьковском кладбище пресса и телевидение развернули активную критику правоохранительных органов. Министр МВД вызвал Симонова и в категоричной форме потребовал в кратчайшие сроки найти организаторов и исполнителей этих терактов. Премьер-министр выступил в прямом эфире и заявил, что власть принимает вызов, брошенный обнаглевшей организованной преступностью.

— Нельзя было отдавать тебе Петелина! — сокрушался начальник РУОПа. — Виновен он — не виновен, все было бы чем отчитаться. И не прогремел бы взрыв! Я ведь знал, что его постараются убрать как можно быстрее! Но доверился тебе… твоей хватке! И что?

Смеян раздраженно стучал мундштуком по верхним зубам. Ему нечем было крыть доводы бывшего сослуживца. Взрыв на кладбище полностью лежал на его совести. И тем не менее он был уверен, что эти преступления являлись следствием более глубоких процессов, чем это казалось Симонову.

— Арест Петелина ничего бы тебе не дал. Поверь, я разговаривал с Адой. Она очень умная женщина. И крайне подозрительная. Как мать, сразу бы почувствовала в Петелине фальшь…

— Что она может чувствовать, потеряв сына!

— Э, нет, Ада — железная леди. Она не из тех, кто теряет голову от горя. Месть способна заглушить в ней любую боль. Мы пришли к выводу, что взрыв был направлен против нее, а не против Петелина.

— Докажи!

— Дай время!

— Нет его у меня. Сегодня же переведу твоего Петелина в СИЗО. Иначе министр сделает оргвыводы уже по поводу меня.

— Я бы на твоем месте на некоторое время вышел из игры. Заболей. Сердечный приступ. Ты его заслужил.

— Издеваешься? — Симонов был настроен решительно. При всем дружеском отношении к Смеяну лишаться своей должности он не собирался. — Придется сопроводить моих людей в клинику…

Три глубокие морщины обозначились на мужественном, лишенном обаяния лице Смеяна. Одна пересекла крупный, казавшийся слишком большим из-за сильных залысин лоб, две другие легли бороздами на щеки. Отдавая Петелина, он лишался наживки, на которую должны были клюнуть крупные хищники.

— Вы все равно заведете следствие в тупик. Дай мне несколько дней. Они не выдержат и дрогнут. Начнут нервничать, делать ошибки…

— Нет! — Симонов встал и нагнулся к сидевшему за столом товарищу. — Нет! Тебе нужен убийца, а мне обвиняемый…

Спор был окончен. В полной тишине прозвенел телефонный звонок. Смеян, тяжело вздохнув, включил громкую связь.

— Слушаю.

— К вам Кира Юрьевна, — доложил начальник поста.

— Я занят.

— Она… — хотел пояснить начальник, но не успел, так как в динамике раздался взволнованный голос Киры:

— Смеян, слышишь меня? Куда вы забрали Петелина? Кто тебе позволил?

Смеян и Симонов переглянулись.

— Пропусти, — коротко скомандовал начальник СБ.

Симонов развел руками, опустился в кресло и уставился на дверь. Смеян занялся чисткой трубки. События вновь принимали непредсказуемый поворот. Кира ворвалась в кабинет, словно фурия, размахивая рукой с дымящейся сигаретой.

— Это свинство! Какая низость! Больного человека! — надрывно кричала она. — Я так этого не оставлю! У меня достаточно друзей, чтобы устроить пресс-конференцию. Еще неизвестно, кому здесь было выгодно убийство Артема! Может, вам самим?!

Смеян скривился. Борозды морщин съехались к самому носу, придав лицу страдальчески-презрительное выражение.

— Сядь. Успокойся.

Кира взглянула на Симонова, узнала его и понимающе кивнула:

— Ясно… Значит, вы послали ко мне ОМОН? Симонов молча перевел взгляд на Смеяна. Тот ждал разъяснений. Кира, с достоинством опустившись в кресло, закинула ногу на ногу и глубоко затянулась сигаретой.

— Что у вас там произошло? — спросил Смеян и вопросительно взглянул на Симонова. Сообщение о появлении ОМОНа означало, что начальник РУОПа, сидя в кабинете, совершал не что иное, как отвлекающий маневр. Пока Смеян уговаривал его не трогать Петелина, подчиненные Симонова провели операцию по задержанию.

Они смотрели в глаза друг другу, стараясь понять, кто кого подставил.

— Вы что оба белены объелись? — не выдержала Кира. — Почему ко мне в клинику ворвались омоновцы?

— Твои? — спросил Смеян Симонова. Тот отрицательно покачал головой.

— Тогда чьи? Я не посылал… Пришло время удивляться Кире.

— Не делайте из меня идиотку. Они были в камуфляже и масках. Приехали на реанимационном «Мерседесе», бросили в снег охрану, ворвались в кабинет к главврачу, угрожали автоматами, вырвали телефонные провода, схватили Петелина, прямо в пижаме затолкали в машину и умчались.

— Куда? — философски поинтересовался Смеян.

— Куда?! Вот я и пришла спросить у вас! — взорвалась Кира.

— А Ада?

— Она не в курсе. Ее держат на транквилизаторах. Спит целыми днями. Так для нее лучше…

— Пока ничего ей не сообщай. Мы разберемся. Кира недоверчиво покосилась на Симонова. Он пожал плечами:

— К сожалению, ваша информация осложняет дело.

Смеян встал, подошел к Кире, протянул руку:

— Отдохни в баре. Только никому ни слова о случившемся. Я тебя позову.

Должно быть, происшедшее сильно ударило по ее нервной системе, ибо Кира подчинилась без пререканий. Встала, держась за руку Смеяна, и в его сопровождении вышла из кабинета.

Закрыв за ней дверь, Смеян помрачнел.

— Как думаешь, кто? Симонов задумался.

— Мы не врем друг другу? — после долгой паузы спросил он, наконец.

— Не имеет смысла.

— Тогда еду разбираться. А ты проверь по своим каналам. У меня ощущение, что кто-то сработал под маркой ОМОНа.

— А может, министр назначил параллельное расследование?

— В таком случае мне конец…

Чтобы не выдавать охватившее его волнение, Симонов поспешил выйти из кабинета. Смеян сел за стол, набил трубку, закурил и приказал вызвать к себе охранников, разоруженных омоновцами.

Никакой информации от них получить не удалось. Кроме рассказа о наглом поведении людей в камуфляже. И все же, анализируя ситуацию, Смеян почувствовал, что Петелин скорее всего попал в руки тех, кто «заказал» Артема.

Глава 7

Аля Краузе после отъезда Киры осталась дежурить в палате Ариадны Васильевны. Старуха мирно посапывала, возлежа на американской травматологической кровати. После двух перенесенных операций она была крайне измождена. Но в короткие часы бодрствования собирала волю в кулак и требовала информацию о расследовании убийства сына. Вот и на этот раз внезапно открыв глаза, спросила:

— Что происходит?

— Где? — вздрогнула Аля.

— Здесь.

— Все в порядке… как обычно.

— Ой, не ври, милочка. Меня даже в таком состоянии провести сложно. Что случилось?

Аля относилась к той редкой категории людей, которые органически не могли врать. Поэтому ее щеки мгновенно вспыхнули воспаленным румянцем. Перед уходом Кира строго-настрого запретила рассказывать Ариадне Васильевне о похищении Петелина. Значит, следовало как-то выкручиваться.

— Может, вам поменять белье? — растерянно спросила она.

— Поменяй лучше выражение своего лица. Оно тебя выдает с потрохами, — Ариадна Васильевна буравила докторшу колючим проницательным взглядом. — Женя Петелин умер? Да?!

Предположение старухи ошеломило Алю. Она затрясла головой так, что русые волосы, собранные на затылке в хвост, заметались по ее узким плечам.

— Он жив. Совсем никакой опасности для здоровья. Всего лишь небольшая контузия…

— И где он сейчас?

— Не знаю, — призналась Аля и от ужаса закусила нижнюю губу.

— Не уберегли… — задумчиво прошептала Ариадна Васильевна. — Я чувствовала, что этим закончится. Но почему его, а не меня?

— Нет, нет. Его просто арестовали. Приезжал ОМОН, — затараторила Аля. — Они во всем разберутся, и мы продолжим лечение.

Признание заставило Ариадну Васильевну приподняться. Это далось ей с трудом и вызвало непроизвольный стон. Аля рванулась к пациентке, обняла ее за плечи и помогла опуститься на высокую белоснежную подушку.

— Вам нельзя двигаться.

— Зато можно действовать, — глухо ответила та. — Подай телефон.

— Здесь его нет.

— Так принеси. И не перечь мне, милочка. У тебя это не получится.

Ариадна Васильевна обладала магической способностью заставлять людей подчиняться. Это признавал даже ее сын, сам считавшийся властным человеком. В своих решениях она никогда не сомневалась, любые действия считала правильными и была нетерпима к чужому мнению. Эти качества многие годы доставляли ей одни неприятности, лишали подруг, мешали производственным отношениям в коллективе бухгалтерии Министерства путей сообщения, где она много лет работала главбухом. Но во многом способствовали становлению характера Артема. А после того, как он превратился в крупнейшего банкира, стали вызывать восхищение и зависть. Молва окрестила Ариадну Васильевну «железной леди», главной советчицей сына, несгибаемой блюстительницей его интересов.

Большие деньги обладают свойством превращать малопривлекательные черты человеческого характера в ценные качества сильной личности. В последние годы Ариадна Васильевна пожинала обильные плоды этого превращения. Ей не только не перечили, но даже не смели подвергать малейшему сомнению ее требования.

Аля молча подчинилась. Принесла мобильный телефон и передала старухе. Ариадна Васильевна с гримасой боли на лице набрала номер.

— Неля? Это я. Живая! Поэтому бери с собой Марата, Усикова и срочно ко мне. В клинику, — и не собираясь выслушивать возможные отговорки, передала трубку Але. Ей ничего не оставалось, как подтвердить:

— Ариадна Васильевна вас ждет.

Старуха, даже лежа в постели, умудрилась надменно задрать голову. Немигающим взглядом уставилась в потолок. Сухая потемневшая кожа натянулась на ее скуластых, почти калмыкских щеках. Фиолетовые крашеные волосы, стриженные неизменным каре, рассыпались по белой подушке. Бескровные впавшие губы сдерживали не то дьявольскую улыбку, не то страдальческую гримасу.

— Рассказывай все, — едва слышно приказала она.

Алю охватил ужас. Но происшедшее запомнилось ей до мельчайших деталей. Особенно то, что пациента вывели на мороз босиком, в больничной пижаме и в наручниках.

— Обыск не делали? — спросила Ариадна Васильевна.

— Нет. Ничего не тронули. Даже не поинтересовались его историей болезни.

— Ордер на арест не предъявляли?

— Только грозили оружием.

— Ясно. Его похитили… — старуха снова приподнялась. Решимость придала ей силы. — Надеются, что я не выкарабкаюсь… спешат. Но я и в таком состоянии способна сопротивляться… Не дождутся…

Переоценив свои силы, она вынуждена была откинуться на подушки.

Банковские служащие поспешили предстать перед матерью покойного шефа без каких-либо промедлений. Главбух Неля Стасиевна Фрунтова пользовалась особым расположением Ариадны Васильевны. Когда-то они вместе работали в отделе бухгалтерского учета МПС. Оттуда Фрунтова и перекочевала в банк Артема Давыдова.

Марат Хапсаев был протеже самого банкира. Став управляющим банка, он напрочь отрекся от карьеры математика-программиста в одном закрытом НИИ.

Начальник же кредитного отдела Эдуард Семенович Усиков после «плешки» стажировался в мичиганском университете. Он считал себя намного образованнее и грамотнее своих начальников, но природная эластичность характера удерживала его от конфликтов. Артем сразу выделил молодого амбициозного финансиста и, приблизив, часто пользовался его советами. Закрывая глаза на то, что Эдуард баловался наркотиками и вел довольно беспорядочный образ жизни. Ариадна Васильевна терпеть не могла этого, как она презрительно выражалась, «гения в коротких штанишках». И Усиков отлично знал это.

Все трое вошли в палату, скрывая лица за огромным букетом роз, который, как знамя, держал перед собой Марат Хапсаев. Ариадна Васильевна никак не отреагировала на их появление. Лишь приказала Але:

— Оставь нас, милочка. Понадобишься — позову. И забери этот чертов веник. Поминками отдает.

Аля безмолвно взяла цветы из рук Хапсаева и выскользнула за дверь.

— Подойдите поближе, чтобы я вас могла видеть, а вы меня слышать. И никаких вопросов о моем здоровье…

Служащие почтительно приблизились к кровати. Они не знали, зачем именно были вызваны к старухе, но, учитывая ее непредсказуемый взрывной характер, опасались за свою дальнейшую карьеру в банке. Ариадна Васильевна уставилась на них немигающим взглядом кобры, готовой в любой момент нанести беспощадный смертельный удар.

— Только что совершено новое покушение на Женю Петелина. Его выкрали прямо из больничной палаты. Кто-то усиленно хочет поставить нас на колени. Не исключено, что его уже нет в живых.

— Какой ужас! — всплеснула толстыми руками Нелля Стасиевна.

Мужчины сурово промолчали. Устранение Петелина вынуждало Ариадну Васильевну выдвинуть на пост председателя правления банка кого-то из них. Считалось, что наибольшими шансами обладает Марат Хапсаев, поскольку он пользовался поддержкой Ариадны Васильевны. Но и деловые качества Усикова нельзя было сбрасывать со счетов. Тем более, что сам Артем Давыдов признавал его лидерство в банковских операциях.

— Вы все служили Артему верой и правдой. У меня нет оснований кого-либо из сотрудников подозревать. Но его убийство каждому из вас открывает новые перспективы. И это настораживает. Не надо наперебой клясться мне в верности. Пока верю и так. Но с этой минуты всю политику в банке буду определять сама.

— Это большая честь для нас! — не выдержал Марат Хапсаев.

— Вы всегда были прекрасным экономистом, — поддержала его Фрунтова. На ее круглом, полном, с мясистыми щеками лице заиграла искусственная фарфоровая улыбка.

Усиков не склонен был поддерживать льстивое выражение чувств коллег, поэтому без экивоков заявил:

— В любом случае вам придется назначить кого-то исполняющим обязанности… Нельзя руководить банком из больничной палаты.

— Можно даже из гроба, — глухо возразила Ариадна Васильевна. Выдержала длинную паузу и пригрозила: — И это очень скоро почувствуют многие на собственной шкуре. Завтра утром привезите мне документы по приватизации «Сибирсо» и вызовите в Москву Егора Вакулу. Так прямо и скажите: «Ариадна Васильевна хочет видеть».

— Будет исполнено, — мгновенно отреагировал Хапсаев.

— Не сомневаюсь. С тебя за все и спрошу. Возвращайтесь в банк и смотрите, чтобы вас самих по дороге не украли.

Глава 8

Плешивый человек с каменным лицом и сигарой в напряженно сомкнутых губах вплотную подошел к Петелину, обдал его едким дымом, потрепал по щеке, с мрачной иронией пошутил:

— Наконец-то ты попал куда надо. Сейчас тебя переоденут, и давай к столу. Самое время обедать.

Евгений затравленно озирался по сторонам. Комната напоминала парадную залу рыцарского замка. Когда его запихнули в приоткрытую кованую дверь невзрачного московского трехэтажного особняка с посеревшей и облупившейся от времени штукатуркой, Евгений был уверен, что попал в райотдел милиции. Об этом свидетельствовало большое окно, отгораживавшее от мрачного вестибюля комнату дежурного, напичканную всяческой аппаратурой, в том числе и мониторами камер наружного наблюдения.

Но сейчас, ощущая закоченевшими босыми ногами теплую ворсистость толстого ковра, он испугался еще больше, так как представителями закона среди этого великолепия и не пахло. Огромное пространство с теряющимся в высоте купольным потолком освещалось факелами, вставленными в выступавшие из каменных стен в виде бра могучие, рыцарские, сжатые в кулак железные перчатки. Жирные языки живого пламени хищно отсвечивались в многочисленных венецианских окнах, наглухо заложенных с внешней стороны. Почти в центре зала из грубых булыжников был выложен очаг. Дым от костра, разведенного в нем, закручивался в медный раструб огромной вытяжки.

Должно быть, хозяину понравился испуг, отразившийся на лице Петелина. Он вторично потрепал его по щеке и оттолкнул от себя.

— Но только не обосрись… — и обратился к сопровождавшим, — уберите его.

Чья-то рука схватила Евгения сзади за волосы, развернула носом к узкой, скрипнувшей от собственной тяжести, открывшейся дверце и швырнула его внутрь обозначившегося розовой мутью мраморного склепа. Не удержавшись на ногах, он упал. И лежал бы, наверное, бесконечно долго, если бы не ощутил легкие прикосновения женской руки, пригладившей вздыбленные на затылке волосы.

— Не бойся… Я не сделаю тебе больно, — прозвучал над головой мелодичный женский голос с южным акцентом. — Вставай, не надо мужчине валяться в таком положении.

Евгений приподнялся. Перед ним, опустившись на колени, склонилась пышногрудая блондинка. Сквозь прозрачную ткань со всей откровенностью белело ее дородное тело.

— Что происходит? — спросил он, пораженный увиденным.

— Ничего. Тебя нужно привести в порядок, — она взяла Евгения за руку и, встав, потянула за собой. — Так уже лучше. Снимай пижаму.

— Зачем?

— Не полезешь же ты в ванную одетым.

За плечами блондинки действительно находилась роскошная, словно кабриолет без колес, джакузи, сверкавшая никелированными деталями. Склеп оказался всего лишь просторной ванной комнатой со множеством искусственных цветов, зеркал и двумя мраморными лежаками в античном стиле. Пока он привыкал к необычной обстановке, блондинка легко и бесцеремонно сняла с него пижамную куртку, бросила на пол и взялась за застегнутые на пуговицы штаны.

Евгений смущенно задержал ее руку.

— У меня контузия… — неожиданно произнес он. Блондинка игриво хихикнула.

— Ну, не в штанах же она прячется, — проговорила она и резким движением спустила штаны до колен. Нагнулась и, обращаясь, как с ребенком, потребовала: — А теперь освободи одну ногу… И вторую…

Растерянность притупила чувство стыда. Евгений послушно выпутался из штанин. В тот же момент блондинка сбросила с себя прозрачную накидку и, обняв его за талию, увлекла в бурлящую горячей водой ванну. Ощутив внезапное блаженство, он набрал в легкие воздух, закрыл глаза и окунулся с головой. А когда вынырнул, попал в уютные мягкие объятия.

— Давай познакомимся, — прошептала блондинка, покусывая мочку его уха. — Кто ты?

— Петелин, Евгений… — ошарашенно представился он.

— Ты убил банкира, да?

От нервного шока Евгений чуть снова не скрылся под водой. С той минуты, как его грубо вытащили из больничной койки и заставили босиком семенить по заснеженным гранитным ступенькам клиники, мысль о том, что это конец, не покидала его. И причина заключалась не в убийстве одноклассника, а в том, что он оказался игрушкой в безжалостных руках людей, для которых его жизнь оценивалась не дороже комариной.

— Кто сказал? — кратко отреагировал он, понимая бессмысленность любых оправданий.

— Зови меня Анастасией.

— Почему?

— Потому что в меня переселилась душа цесаревны Анастасии.

У Евгения слишком болела голова, чтобы удивляться очередному бреду.

— Тогда уж лучше цесаревной… — и вдруг рассмеялся.

— Чего ты? — надула губки блондинка.

— Весело получается: ты — принцесса, я — убийца! Приехали!

Анастасия вылезла из бурлящей воды, села на край ванны, закинула ногу на ногу и, пощипывая себя за соски, строго сказала:

— Ты будешь тем, кем тебя назначат.

— Кто? — напрягся Евгений.

— Узнаешь там, — мотнула головой в сторону двери, — не мое это дело.

— А ты для чего?

— А я в основном тела обмываю! — и блондинка с грубым смехом плюхнулась в воду.

В который раз Евгению стало не по себе. Мысль о предстоящих мучениях парализовала волю и тело. Поэтому ласки Анастасии, которыми она решила возбудить его плоть, ни к чему не привели.

— О, да ты готов… Вылезай.

Евгений молча подчинился. Позволил обтереть себя полотенцем, спрыснуть дезодорантом и уложить феном жидкие белесые волосы, которые он обычно зачесывал слева направо.

— Как колхозник какой-то, — прокомментировала Анастасия. — Нужно все это состричь. Тогда и плешь незаметна будет.

— Думаешь, поможет? — безразлично спросил Евгений.

— Нет, — честно призналась толстуха, чем еще больше усугубила ощущение конца.

Поэтому он даже не обратил внимания на предоставленную ему добротную одежду. Машинально натянул трусы от «Труссарди», фланелевую рубашку в крупную желто-коричневую клетку, велюровые брюки свободного покроя от «Валентино» и влез в мягкие кожаные «казаки». При этом совершенно не удивился, что все вещи оказались его размеров. Никогда не носивший ничего подобного, он даже не взглянул на себя в зеркало, а лишь обреченно спросил:

— Пошли?

— А клевый ты, мужик, получился. С тобой можно и поприкалываться, — неожиданно заметила Анастасия.

В ответ Евгений криво усмехнулся. Все с тем же тяжелым скрипом открылась дверь, и они вместе вернулись в бесконечно огромный рыцарский зал, обдавший их запахом начищенных стальных клинков и жарящегося в очаге мяса. Непроизвольно Евгений стал искать взглядом того, кого принял за хозяина заведения — плешивого мужчину с каменным лицом. Но в зале никого не было. Внимание привлек лишь длинный, накрытый белой скатертью стол, за который могло при желании усесться человек тридцать. Он был сервирован бронзовыми кубками, вазами с экзотическими фруктами, кувшинами с вином и хрустальными графинами с водкой. «Неужели меня действительно пригласили на ужин?» — удивился Евгений и повернулся к Анастасии, чтобы поделиться этой нелепой догадкой. Блондинки рядом не оказалось. Она исчезла. Зато как-то особенно ясно он увидел свое отражение в одном из венецианских окон, подсвеченных ярким пламенем факелов. И поразился бледности собственного лица. Евгений и раньше не отличался упитанностью, а за последние дни как-то усох и превратился в неуклюжего подростка с искаженной страданием физиономией. Свободного покроя рубашка в клетку не скрывала его внезапно возникшей тщедушности. И даже вечно пухлый подбородок заострился и торчал странным довеском к плотно сомкнутым губам. Глядя на отражение, было от чего прийти в полное уныние. Оставалось отметить, что Артем в гробу выглядел лучше.

Новый скрип двери, но уже в другом конце зала оповестил о появлении хозяина. Теперь Евгений мог рассмотреть его более внимательно. Мужчина с каменным лицом уже не казался плешивым, он был подстрижен именно так, как предлагала Анастасия. Одет был в черный кожаный френч, кожаные брюки с клепками по швам и в те же «казаки», но на высоких скошенных каблуках.

— Ну, как наш сервис? — спросил он. Евгений пожал плечами.

— Знаю, знаю, не трахнул… бывает, — продолжил, снисходительно похохатывая, хозяин. — Ладно, это не самое страшное в твоей жизни. Уж поверь мне. Хочешь сигару?

— Не курю.

Хозяин пыхнул ему в лицо дымом.

— Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет. Правда?

— Вы хотите меня убить? — прямо спросил Евгений, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Каменное лицо хозяина не выразило никаких эмоций. Лишь в тусклых глазах с набрякшими веками сверкнули стальные клинки жестокости. Он смерил взглядом Евгения, словно прикидывал, трудно убить такого клиента или нет. И спокойно заключил:

— Так просто, приятель, от меня не отделаешься.

— Да кто вы?! — не выдержав нервного напряжения, Петелин неожиданно для себя перешел на крик.

Вернее, на истеричный визг. Губы его предательски дрожали, и справиться с ними было уже невозможно.

— Пока мне непонятно, кто ты… Как говаривал мой прапор, ты — часть проблемы, или ты — часть ее решения.

Глава 9

Большой бизнес пребывал в напряжении. Неопределенность положения «Крон-банка» всем действовала на нервы. Вице-премьер Суховей молчал, и из его аппарата невозможно было выудить никакую информацию.

Взрыв на Ваганьковском кладбище взбудоражил общественность. Телевидение и газеты возвели этот террористический акт в ранг национальной трагедии. Оппозиция требовала отставки министра МВД. Версии убийства плодились с невероятной быстротой. Поэтому известие о похищении Евгения Петелина из частной клиники было воспринято как новое доказательство неспособности властей к решительным действиям.

В эти дни невероятную активность развил Геннадий Волохов. Он носился по Москве и являлся единственной надежной ниточкой, связывавшей правительственных чиновников с представителями банковских кругов. Баншику доверяли. Он был свой. Бизнес-клуб в Газетном переулке работал почти круглосуточно. Поговаривали, что именно здесь планируется пресс-конференция вице-премьера Суховея после встречи с крупнейшими бизнесменами страны.

— Ни за что не приедет, — сомневался Крюгер, выслушивая очередную порцию слухов, собранных Волоховым.

— Это, Иван Карлович, зависит от нас. Пора диктовать свою волю, пока нас всех не перестреляли, как глухарей на току, — возражал Банщик.

— И что ты об этом думаешь?

— Пока не выясним, кто украл Петелина, ни на какие контакты Суховей не пойдет. А выяснить не получается. Смеян в панике. У Симонова большие неприятности. Сароян только посмеялся над предложением обсудить дальнейшие планы. У меня такое ощущение, что ликвидация Артема лишь первое звено широкомасштабного заговора. Но пока не могу нарыть ни одной ниточки, ни одной зацепки.

Крюгер машинально постукивал носком туфли по булыжнику, словно собирался ударить по нему, как по футбольному мячу. Через стеклянную конусообразную крышу зимнего сада медленно просачивались сумерки. Водопад монотонно сбрасывал потоки воды в каменный прудик, своим шумом напоминая о суетности жизни. Слова Банщика мало что значили для Ивана Карловича. Крюгер не исключал причастность к заговору самого Волохова и боялся попасться на его удочку.

Беседа, утомлявшая обоих своей бессмысленностью, была прервана появлением нежданного гостя.

— Господин Сароян, — объявил управляющий клубом.

Иван Карлович и Банщик удивленно переглянулись. Волохов хотел было заверить, что не договаривался о встрече, но в зимний сад стремительно вошел Артур Александрович.

— О, и Иван Карлович здесь! — воскликнул он. — Что же это происходит? Цирк какой-то? Вы-то как считаете?

Такой напор для обычно сдержанного президента Межбанковской ассоциации был нехарактерен и свидетельствовал о крайней встревоженности. Свои действия Сароян согласовывал только с Белым домом и никогда не советовался с коллегами по бизнесу. При этом был весьма осторожен и немногословен.

— Вы о чем? — пригладив беспалой рукой шевелюру, уточнил Крюгер.

— Э, давайте прямо поговорим. Гена, пусть подадут коньяк.

Волохов понял, что его присутствие нежелательно, но решил остаться, сделав застывшему в дверях управляющему знак рукой. Сароян взглядом осудил упрямство Банщика, однако настаивать на конфиденциальности разговора с Крюгером не стал, понимая, что в создавшейся ситуации это будет напоминать секрет полишинеля. Подождал, пока появится поднос с напитками, сделал несколько глотков коллекционного «Ани» и перешел к делу.

— Все попрятались по норам. Такое впечатление, что страну бросили на произвол судьбы.

— Вы имеете в виду нас? — продолжал тем же недоверчивым тоном Крюгер.

— Я имею в виду тех, кто не улетит отсиживаться в Швейцарию.

— Сейчас не время. Да при желании и там найдут.

— Вот и я о том же, — вздохнул Сароян и как-то нервно затряс все еще черной как смоль бородой. — А потому давайте, Иван Карлович, попробуем поговорить по возможности откровенно. Пока мы не выясним, кто «наехал» на «Крону», правительство не предоставит никакого лимита доверия.

Волохов дружеским жестом предложил расположиться в удобных кожаных креслах под пальмами.

— Правды в ногах нет, — напомнил он.

— Правды нет и выше, — еще более печально вздохнул Сароян и продолжил: — Кому все-таки выгодно убийство Артема?

— Всем, — коротко и прямо заявил Крюгер. После столь откровенного признания возникло длительное молчание. Каждый из участников разговора обдумывал, насколько далеко можно идти в подобных выводах. Крюгер хорошо понимал, что появление Сарояна вызвано отказом вице-премьера Суховея обозначить свою позицию в вопросе дальнейшей судьбы «Крон-банка». Этим следовало воспользоваться и вынудить президента Межбанковской ассоциации стать если не партнером, то хотя бы союзником.

— Если я правильно понял, Суховей ждет, когда мы сами расставим все точки над «и» в этом вопросе.

— Да, — кивнул Сароян.

— И тот, кто назовет организаторов убийства Давыдова, предоставит доказательства и укажет причины, тот и будет претендовать на лимит доверия… Я правильно понял?

— Да… — последовал повторный кивок.

— В таком случае, не буду скрывать, что готов побороться и за «Крону», и за приватизацию «Сибирсо», — обозначил свою позицию Крюгер, зная об аппетитах Сарояна.

Тот лишь усмехнулся, отдавая должное откровенности президента Финансово-промышленной группы. Пригубив рюмку с коньяком, он логично предположил:

— Исходя из этого, выходит, что убийство Артема — ваших рук дело.

— Ну, это надо доказать, — бесстрашно продолжил Крюгер. — Вам идея приобретения Артемом «Сибирсо» тоже была как кость в горле. Существует информация, что между вами и «Европейским альянсом» существует договор…

— Чушь, — перебил Сароян.

— Я встречался в Давосе с господином Зеем. Он очень надеется на ваши связи в правительстве, — как бы невзначай сообщил Волохов, желая стать полноправным участником разговора.

Сароян лишь скосил глаз и продолжил диалог с Крюгером:

— У вас есть что-нибудь конкретное?

— Есть. Копии документов, из которых ясно, что «Европейский альянс» хотел через вас заполучить контрольный пакет акций «Сибирсо», — продолжил Волохов, уязвленный пренебрежением к собственной персоне.

— Чушь! — Сароян в очередной раз проигнорировал Банщика. — Таких документов нет!

— Есть! — не сдавался Волохов. — Они находились в сейфе у Артема. И он собирался дать им ход. Но не успел… Вот вам и повод для убийства… — Сделал паузу и веско добавил: — В настоящее время эти документы у надежных людей.

Скорее всего, ни Крюгер, ни Сароян не ожидали такого поворота событий. Признание Банщика застало врасплох обоих. Каждый понимал, что, имея на руках такие факты, Волохов становился самостоятельной фигурой на шахматной доске или, что более очевидно, представителем третьей силы, до сих пор не вступавшей в игру.

Первым нарушил молчание Сароян:

— Вам известно, по чьему приглашению Александр Зей приезжал в Давос?

— Естественно…

Крюгер мгновенно оживился:

— Не надо громких имен! — специально перебил Банщика, чтобы создать впечатление, будто тоже владеет этой информацией.

— Из ваших признаний следует, что смерть господина Давыдова выгодна и тем, на кого вы сейчас намекаете? — перешел в наступление Артур Александрович.

— Э, господин Сароян, не накликайте беду на всех, — замахал беспалой рукой Крюгер.

— Думаю, на сегодня мы исчерпали уровень откровенности, — согласился тот.

— Тогда прошу отужинать! — стремительно встав с кресла, предложил Волохов. — У нас сегодня свежайшие устрицы. Только утром из Парижа!

В данной ситуации подобное предложение показалось неуместным. Оба бизнесмена уже развесили флажки, обозначив ими границы своих интересов. Любое новое слово было бы уже лишним. Оставалось молча попрощаться.

Глава 10

Еще при жизни Артема многие осуждали Киру. Одни за то, что вышла за него замуж, другие за то, что развелась. Даже те, кому она искренне и бескорыстно помогала, раздраженно говорили о ее красоте, стильности, элегантности и открытости. Частенько вспоминали о ее бывшем муже, Алексее Сурове, сделавшим головокружительную дипломатическую карьеру. Он был сыном сталинского наркома, удачно пережившего разоблачение культа личности. Закончил, как и полагалось, МГИМО и, женившись на юной красавице Кире, в середине семидесятых отбыл в длительную командировку в Париж. Мало кто знал, чем он там занимался. Но в те годы это никого и не интересовало. Главное, что Суров был выездным. Кира не совалась в его дела, хотя замечала, насколько они далеки от обычной дипломатической службы. В часы тяжелейших запоев он пытался заводить разговоры о своей особой миссии, об избранности и о богатстве, которое их ждет. Но при этом даже в самом пьяном состоянии никакой конкретики себе не позволял. А занимался Суров размещением советских капиталов в частных западных банках. И, естественно, был сотрудником КГБ. Об этом Кира узнала намного позже, когда решила бросить Алексея. Он стоял перед ней на коленях и умолял не делать этого. Рядом на ковре валялись бриллианты, чистота которых была способна, как полагал Суров, убедить любую женщину. Но для Киры это уже казалось слишком банальным. Как и сам Алексей. Хотя по всем параметрам он тянул на очень престижного мужа. Даже многолетнее пьянство не лишило его благородной осанки, интеллигентной мягкости в общении, безукоризненных манер и гладкости породистого лица.

Кира много раз пыталась объяснить своим подругам, почему они расстались. Но, в сущности, все сводилось к одному — он ей надоел. Артем страшно завидовал Сурову. Ревновал. Требовал, чтобы Кира продала свою однокомнатную квартиру на Белорусской, подозревая, что в ней могут происходить тайные свидания бывших супругов. Кира была непреклонна в отстаивании собственного независимого мирка, существовавшего там. Когда-то ее отец, член-корреспондент академии художеств, профессор, подарил ей это скромное жилище в честь окончания института. С тех пор Кира оберегала его от любых посягательств. Это был островок ее женского одиночества. Подруги обожали приходить туда в гости. Мужчинам там места не было.

После наглого вторжения ОМОНа и похищения Петелина Кира впала в жуткую депрессию. Спряталась ото всех за бронированной дверью своего единственного убежища. Слонялась босиком из кухни в комнату, бросала бычки куда попало, пила виски и с трагическим надрывом размышляла о своей жизни.

Гибель Артема всколыхнула в душе Киры сложные противоречивые чувства. Никакой любви к нему она уже не испытывала. Причем охлаждение наступило довольно давно, еще когда внешне их семейные отношения выглядели почти идеальными. Артем возвращался домой поздно. Сразу направлялся в ванную, погружался в горячую воду и начинал долгие разговоры по телефону. Кира приносила ему ужин, ставила на специальный столик и, сидя в плетеном кресле, молча наблюдала, как он ел, хватая пищу мокрыми руками. Более отвратительного зрелища она не видела. Когда-то, в самом начале их отношений, ванна служила совсем для других радостей. Теперь у Артема на это не хватало сил. Иногда он так в воде и засыпал. Сигара, зажатая в толстых губах, продолжала дымиться, и он напоминал капитана тонущего корабля, отказавшегося покинуть мостик.

При этом Артем был заботливым и любящим мужем. Раз в месяц в нем просыпалась страсть, и тогда он приставал к Кире с юношеским пылом. Весьма неуклюже, учитывая свою полноту, пытался овладеть ею в самых неподходящих местах. Чаще всего в машине. Чего Кира терпеть не могла. Для нее секс был сопряжен с романтическими утонченными эмоциями, для возникновения которых требовалась соответствующая обстановка. Должны были звучать тихая обволакивающая музыка, полыхать свечи, легкий ветерок путаться в кружевных занавесях и возбуждающе пахнуть лилии. Только тогда Кира раскрывалась навстречу мужскому желанию и с восторгом теряла голову. Начиналось с Артемом именно так. В интерьерах, охлаждаемых кондиционерами, пряных насыщенных электричеством ночей на берегу Карибского моря. Медовый месяц они проводили на Барбадосе в фешенебельном отеле «Карлтон» и больше всего удручались тем, что рассвет на Карибах наступал слишком стремительно. Золотые лучи внезапно пронзали темноту, и все небо неожиданно заливалось голубым сиянием…

Очень скоро из заботливого любовника Артем превратился в секс-потребителя. Разумеется, Кира оправдывала эти изменения тем огромным валом дел, который ежедневно наваливался на мужа. Но, видя, как он становился частью своего бизнеса, не могла смириться с ролью живой рекламы его благополучия.

Кира с детства жила если не в роскоши, так уж в полном достатке. Родительская квартира на Фрунзенской набережной могла спокойно сойти за филиал Эрмитажа. Юрий Петрович — так звали ее отца — считался крупнейшим специалистом по живописи импрессионистов. Был учеником самого академика Грабаря. Консультировал высокопоставленных коллекционеров по всему миру. Поэтому неудивительно, что стены четырехкомнатной квартиры были увешаны редчайшими подлинниками. Правда, дома Юрий Петрович предпочитал собирать «передвижников». Обстановка соответствовала живописи. Антикварная мебель была подобрана с большим вкусом. Господствовал «Павел». Элегантные кресла, диванчики, книжные шкафы и секретеры придавали квартире элегантную строгость. Ничто в ней не кричало и не кичилось богатством. Подчеркивались лишь художественные достоинства. Убранство дома точно отражало характеры его обитателей. Интеллигентность и несколько чопорная аристократическая порядочность, присущие отцу, передались Кире. Правда, эти качества удивительным образом уживались с беспечностью и бесшабашностью, доставшимися от мамы — кубанской казачки.

Мужей Киры в семье не очень жаловали. Юрий Петрович называл их балбесами, скептически оценивая превалирующую жажду к обогащению. Для Киры отец являлся эталоном мужской респектабельности. Возможно, поэтому расставания с мужьями не приносили ей душевных терзаний. Эмоции умирали в ней медленно, но окончательно. Без истерик и сожалений.

Впервые после убийства Артема Кира почувствовала себя ужасающе беззащитной. За прошедшие со времени развода месяцы они практически не виделись. Но Кира постоянно ощущала присутствие Артема в своей жизни. Оказавшись брошенным, он не затаил обиды, не озлобился. Скорее всего потому, что она не давала повода для ревности. Никаких новых мужчин в жизни Киры не появилось. На всех светских раутах она появлялась либо одна, либо с подругами. Чаще с Ольгой Свенсен — женой швейцарского металлургического магната. Возможно, Артем надеялся, что Кира помается в одиночестве, потусуется с подругами, одумается и вернется. Поэтому в любой момент готов был прийти на помощь, оказать любую финансовую поддержку. Тайком от общественности давал гарантии под займы Киры для открытия клиники.

И вот она осталась наедине со своей свободой и независимостью… Отхлебнула виски прямо из бутылки, бессильно опустилась на ковер. Плакать Кира не умела. Легче было завыть от безнадежности существования. Случившееся с Петелиным подтверждало это. Ведь такое в любой момент могло произойти и с ней…

Несмотря на свой открытый легкий характер, Кира трудно сходилась с людьми. Особенно с мужчинами. Со стороны никто бы и не подумал, ибо вела она себя в любой, даже незнакомой компании, абсолютно непринужденно. Очень любила льстить и осыпать комплиментами представителей сильного пола. Сразу находила достойных персонажей для своих упражнений. И чем более мудаковат был собеседник, тем развязней и откровенней становилась она. Большинство ловились на эту удочку и к концу вечера тянули под столом руки к ее острым коленкам или, лаская сальными взглядами, шептали на ухо о своих непристойных желаниях. Хорошо знавшие Киру, наблюдая за очередным «разводом» клиента, хохотали до упаду, предвкушая момент, когда она вдруг встрепенется, обдаст претендента холодным презрением и надменно произнесет: «Что вы себе позволяете? Я же замужняя женщина! Берегитесь моего мужа, он подобного обращения не прощает!» Дальше начинался настоящий цирк.

Кира, закурив, облокотилась спиной о ножку кресла и вдруг явственно ощутила, что из ее жизни вырвали еще одного человека — Евгения Петелина. Сейчас она почему-то вспомнила тот короткий миг, когда Волохов представил ей на панихиде сильно отличавшегося от окружающих человека. Еще тогда Кира подумала: «Надо же, оказывается, у Артема были вполне нормальные люди… »

Даже внешне Евгений выглядел иначе. Он не обладал наглым самоуверенным взглядом. В его глазах не мелькал интерес оценщика, «мол, сколько стоит знакомство и насколько оно выгодно». Он смотрел просто, сосредоточенно и безразлично. К таким взглядам Кира не привыкла. Поэтому волновалась, как школьница, когда зашла в его палату. Она терпеть не могла беспомощных мужчин. Но Евгений настолько непосредственно отказывался играть роль героя, что в ее душе зародилась настоящая жалость. Перед ней лежал и мучился обычный нормальный человек, не понимавший, что вокруг происходит и почему за него решают его судьбу. У Киры не было детей, и тогда, в палате, она вдруг поймала себя на том, что испытывает какие-то странные, новые для себя, почти материнские чувства. Ей захотелось защитить этого испуганного мужчину, успокоить и поддержать.

Разгадывая феномен Петелина, она почувствовала, что не в силах самостоятельно разобраться в нахлынувших эмоциях. Схватив телефонную трубку, она лихорадочно принялась обзванивать подруг.

Уже через полчаса раздался первый звонок в дверь. На зов примчалась Света Лещинская, бывшая артистка Москонцерта, вечно маявшаяся от безделья и безденежья. Она умела вносить в любую жизненную ситуацию дешевую эстрадность, чем упрощала и пародировала возникавшие конфликты. Облегченно вздохнув, подруги после бурных обсуждений соглашались с ее жизнеутверждающим выводом: «У нас в мосэстраде и не такое бывало!»

— Ишь, какая распатланная! — воскликнула Света, увидев подругу в неглиже.

— А… — безвольно махнула рукой Кира и постаралась натянуть на колени короткую ночную рубашку.

— Нет, так не пойдет! — возмутилась Света. Схватила Киру и потащила в ванную. — Сейчас отмокнешь, поешь, а потом под кофе и поговорим.

— Не трогай меня! Идиотка! — кричала Кира, не желая лезть в ванную. — Меня в любую минуту могут вызвать! Ты не понимаешь! Нужно ехать! Нужно что-то делать! Его ведь могут убить!

— Сколько ж раз его могут убивать? — не понимая, о ком идет речь, жалостно вздохнула Света.

— Как?! Убили?! — с воплем Кира вырвалась из рук подруги и бросилась к телефону. Набрала номер Смеяна. — Алло? Смеян? Что с Петелиным? Его убили?

— Вряд ли, — коротко ответил начальник СБ и, определив по истеричной интонации глубокую степень опьянения, положил трубку.

— Подлец! — возмутилась Кира.

— Погоди, это не он — подлец, это я не поняла! — вступилась Света. — Я думала, речь идет об Артеме, а ты вон о ком…

Кира ничего не ответила. Добровольно вернулась в ванную комнату и залезла под душ. Колени у нее дрожали, струи воды скатывались с полных грудей, не добираясь до вогнутого живота. Света невольно залюбовалась ее фигурой. Действительно, было от чего прийти в восторг. Кира к своим сорока сохранила девичью гибкость и грациозность. Сказывалось ее многолетнее увлечение плаванием. Длинные тонкие с хорошо развитыми бедрами ноги устремлялись вверх к узкой талии, над которой царствовали все еще сохранившие округлые формы груди.

— Эх, мне бы такое, — вздохнула Света, хлопнув себя по отвисшим бокам. — Я бы еще покуролесила. Почему в женщине желание умирает последним? Вот и ты страдаешь, а зачем нам, красавицам, это нужно?

— Ничего ты не понимаешь, мне человека жалко. — Понятно. Мужик тоже бывает человеком. Хотя редко. В основном скотиной. Я о них не переживаю. По мне, в постели делай со мною что хочешь, хоть в узел завязывай, а в жизни — лучше не попадайся, замордую, чтобы знал свое место. Ну, твоих-то мужиков не сломаешь, они не наша мосэстрада. А Петелин как-то не производит впечатления. Во всяком случае, на панихиде. Правда, и повод-то не ахти, чтобы прилично выглядеть. Но все равно не смотрелся. То ли дело Артем! Он и в гробу с достоинством лежал…

— Что ты мелешь! — не выдержала Кира.

— А что?

Кира, завернувшись в махровую простыню, вылезла из ванны и направилась в кухню. Светкина болтовня заставила впервые подумать о Петелине, как о мужчине. Восстановить его облик в памяти оказалось чрезвычайно трудно. Образ распадался. Сохранялось лишь ощущение, оставшееся от общения.

Кофе, сваренный подругой, восстановил некоторое душевное равновесие. Кира прикурила сигарету и, глядя сквозь дым на ветераншу мосэстрады, спросила:

— А ты его успела рассмотреть?

— Его все разглядывали. Кто-то пустил слух, что он вместо Артема возглавит банк. Тут уж все навострились. Что, правда, возглавит?

— Не знаю. Не мое это дело.

— Нет, не скажи. Если возглавит, тогда на него можно и другими глазами посмотреть. У нас был баянист, мужичок неказистый, а как сделали его худруком, бабы стали давать прямо в очередь.

— Он может погибнуть.

— На то и мужик, чтобы гибнуть. Ничего, все не погибнут. На нашу долю останутся. Не бери в голову. Давай по рюмочке, помянем Артема. Он тебе хоть наследство завещал? Или все старой кикиморе болотной оставил?

— Странно, я об этом еще не думала.

— Ну, ты посмотри на нее! Святая непосредственность! Уж что может быть главнее после смерти? А она — еще не думала. О чем же ты думаешь?

— О Петелине… — призналась Кира. — Неужели его не найдут? Ужасно…

Выпили молча, потому что заинтригованная Света так и не сообразила, за кого произносить тост. Зная Киру давно, она не могла припомнить, чтобы подруга всерьез говорила о каком-нибудь мужчине. А тем более искренне переживала. Даже к Артему относилась с некоторой долей иронии. А тут на тебе, еще немного, и разразится крокодиловыми слезами, что на нее совсем уж было не похоже.

Кира и сама не могла объяснить, что с ней происходило. Единственное, чего она желала всей душой, так это освобождения Петелина. Ни о чем другом говорить она уже не могла.

— Я уверена, у него получилось бы с банком. Они с Артемом сидели за одной партой. Он совсем неиспорченный… нормальный, — убеждала она Светлану, со стоном добавляя: — Ну, как же его спасти? Куда его забрали? Где он находится?

— Смеян найдет, — уверенно отвечала подруга.

— Ни черта он не может! Ни он, ни МВД, никто… Петелина похитили бандиты! Они его сейчас пытают, мучают, а может, уже убили! Я не могу пережить столько смертей подряд!

Света видела, что внутренняя истерика способна довести Киру до полного умопомрачения. Сочувствие только подстегивало выплескивание эмоций. Нужно было попытаться найти какой-нибудь выход. Нужно предложить хотя бы несусветную чушь, лишь бы отвлечь Киру от черных мыслей. По выдумыванию всяких приколов Света Лешинская была непревзойденным мастером. Поэтому, выпив еще рюмку виски, она хлопнула себя по лбу и предложила:

— А что, если обратиться к твоей прорицательнице Ядвиге? Она ведь по фотографии может определить, жив он или нет. И даже где находится!

Огромные глаза Киры засверкали лихорадочным блеском.

— Да! — возбужденно подтвердила она. — Да! Ядвига сможет! Замечательно придумала. Сейчас же едем к ней! Я мигом!

Больше всего на свете подруги Киры боялись за нее, когда она пьяная водила машину. А делала она это регулярно. Сколько раз сначала отец, а потом мужья напрягали все свои связи, чтобы выручить из ГАИ ее водительские права, сколько раз прятали ключи — ничего не помогало. Кира садилась за руль в любом состоянии. И хотя бог ее пока миловал, все понимали, что это до поры, до времени.

Света схватила Киру за руки и принялась умолять:

— Только не сегодня. Позвони ей, договорись на завтра.

— Ни за что! — крикнула Кира. Оттолкнула подругу и побежала в комнату одеваться.

Ее поведение не смутило Свету, привыкшую в Москонцерте и не к таким истерикам. Она спокойно проследовала за Кирой, села в кресло и как бы невзначай спросила:

— А у тебя его фотография имеется?

— Нет… — Кира от растерянности снова уселась на пол.

— Без фотографии не получится.

— Что же делать?

— Искать. На панихиде было много фотографов, наверняка он попал в кадр. Да и на кладбище, когда их с Адой взорвали, щелкали со всех сторон. Доверься мне, завтра фото будет у тебя.

— Мне нужно сегодня! — уже не так категорично заявила Кира.

Света присела рядом, обняла ее за плечи.

— Успокойся. Отдохни. У тебя покраснел нос. В таком виде даже гаишникам стыдно показаться.

Кира полезла в шкаф и оттуда вместе с юбкой вытащила маленькую заспанную рыжую собачку. Прижала к груди.

— Никто нас, Мальчик, не любит… Одни мы с тобой остались. Плюнем на все и уедем. Далеко, далеко… в Испанию.

В ответ песик навострил уши и, с лаем спрыгнув на пол, помчался к двери. В этот же момент раздался звонок. Кира вздрогнула.

— Ты кого-то еще звала? — спросила Света, зная привычку Киры обзванивать сразу всех подруг.

Кира не смогла вспомнить и лишь пожала плечами. Света подошла к двери, посмотрела в глазок и отшатнулась.

— Там, там… Суров, — сообщила она подруге шепотом.

Это было верхом наглости. Ни разу бывший муж Киры не переступал порог этой квартиры и не ждал под дверью. Он, в отличие от Артема, был не ревнивым и превыше всего чтил этикет.

— Я его не впущу, — насторожившись, заявила Кира.

— С роскошным букетом…

— К черту!

— Фантастика! Спрошу, чего ему надо.

Их диалог заглушался пронзительным лаем Мальчика. Дверной звонок продолжал настойчиво звенеть. Кира закрыла уши руками. Света, сгорая от любопытства, крикнула:

— В чем дело?

— Это Суров, — раздался голос из-за двери.

— Я тебя узнала. Но впустить не могу, Кира плохо себя чувствует. Позвони завтра.

— Завтра может быть поздно. Откройте. У меня к ней важный разговор. Это касается будущего Киры.

Света хотела еще что-то возразить, но Кира, быстро надев юбку, подошла к двери и распахнула ее.

Суров от неожиданности отпрянул. Мальчик облаял непрошеного гостя. Кира застыла в дверном проеме.

— Что тебе нужно?

— Слышал, у тебя неприятности. Налет на клинику, похищение пациента.

— Пришел посочувствовать?

— Предложить помощь. Положение скверное, им ничего не стоит взяться за тебя.

Кира, впервые лишившись поддержки сильной мужской руки, оказалась не готова к самостоятельному противостоянию насилию. Суров точно выбрал время для нанесения визита. Она качнула головой:

— Входи.

Розы из рук Алексея перекочевали к Свете. Мальчик завилял хвостом. Рядом с чернобурками и песцами на вешалке уверенно обосновалось строгое черное мужское пальто. Потирая руки, Суров спросил:

— Куда позволишь пройти?

— Тут не разгуляешься. Садись на диван. Кофе хочешь?

— Нет, спасибо.

— А выпить?

— Нельзя.

— С каких это пор?

— Организм устал.

Наблюдая за настороженным общением, Света решила, что лучше будет оставить их одних.

— А мне нужно бежать! — объявила она.

— Куда? — беспомощно взглянула на нее Кира.

— Я же обещала к завтрашнему дню фотографии…

Суров откинулся на диванные подушки и с интересом рассматривал многочисленные гравюры старых немецких мастеров, удачно подсвеченные хрустальными светильниками. Он много слышал об этой квартире, но, даже будучи мужем, не претендовал на посещение этого уголка женской независимости. По ее убранству можно было судить об академичности вкуса Киры, унаследованного от отца. Здесь скорее должен был бы жить эстет-профессор, нежели молодая одинокая женщина, о присутствии которой красноречивей всего говорили бы брошенные на письменный стол колготки и рассыпанный на ковре макияж.

— Ну, так я пойду? — повторила Света.

— Сделай одолжение, — мягко улыбнулся Суров. — Нам с Кирой о многом надо поговорить.

— Принеси бутылку из кухни, — сдалась, наконец, хозяйка.

Они оба замолкли, ожидая, пока Света у зеркала в прихожей закончит нехитрые манипуляции с губной помадой, влезет в чернобурку и, послав воздушный поцелуй, отчалит под заливистый лай Мальчика.

— Старенький, а как лает. Жаль, меня не узнал.

— Узнал. Но не обрадовался.

Кира налила в бокал виски. Сделала несколько глотков, поправила расстегнувшуюся кофточку, закурила.

— Чем обязана?

— Разговор серьезный, мне кажется, тебе уже достаточно. Не нужно больше пить.

— Интересно от тебя такое услышать. Не ты ли меня приучил к алкоголю?

— Но я не поощрял. И всегда говорил, что женский алкоголизм — самый пошлый порок на свете.

— Тем не менее мужчины любят меня именно за мои пороки, а не за добродетели.

Все свои чувства Суров привычно прятал за интеллигентной понимающей улыбкой и легким прищуром глаз. Их словесные баталии были предметом многочисленных слухов и домыслов в советской колонии, ибо в спорах они ни за что не хотели уступать друг другу. К тому же Кира при всей своей беспечности и ироничности была очень обидчива и ранима. Считала, что в незнакомой компании гораздо приличней спеть матерную частушку, чем открывать свою душу. А частушек она знала огромное количество…

— Учитывая наши давние отношения, не буду растекаться мыслью по древу, — все с той же улыбкой начал Суров. — Артем мертв, и этим подведена черта под еще одним этапом твоей жизни.

— Говоришь обо мне, как об очередной пятилетке, — съязвила Кира. Угрызений совести из-за того, что предпочла Алексею Артема, она не испытывала. Оба были для нее уже в прошлом.

— Годы диктуют. Чтобы быть в порядке завтра, нужно разбиться в лепешку сегодня.

— Я всегда была и буду в порядке! — с вызовом подчеркнула Кира.

Суров скептически осмотрелся, подняв с пола бычок, положил его в пепельницу, с отвращением понюхал пальцы, а затем вытер их платком.

— В тебе говорит заносчивость профессорской дочки. Ты не способна понять, что не сегодня-завтра страна ввергнется в хаос, обрушатся финансы, экономика, производство. Все мало-мальски обеспеченные люди рванут отсюда на перекладных. Клинику твою национализируют, академию художеств закроют за ненадобностью. Те, кто останутся, будут обречены на прозябание в сырьевом придатке Европы. Страна развалится на несколько зон, которыми будут править узколобые диктаторы, и ты, избалованная, тусовочная женщина вынуждена будешь побираться…

— Неужели все так плохо? — отхлебнув виски, скривилась Кира. С ней давно никто не проводил политзанятий.

Политику она считала занятием мерзким, прибежищем людей ущербных и несостоявшихся. Зато верила, что деньги в любой стране позволяют жить спокойно и независимо. Суров не относился ни к бизнесменам, ни к политикам. Его призванием было служить режиму. Все равно какому, лишь бы можно было выгодно пристроиться и стать частью системы.

Он был из тех, кто обожал ходить на службу, участвовать в совещаниях, приемах, делегациях. Угождать начальству и строго спрашивать с подчиненных. Короче — высокопоставленный, вышколенный чиновник, который больше всего на свете любил комфорт. Останавливался в пятизвездочных отелях, летал спецрейсами, отдыхал на элитных курортах, имел квартиру в правительственном доме и дачу на охраняемой территории в Завидово. На мир он предпочитал смотреть либо из окна машины, либо через объективы телекамер…

Кире было совершенно наплевать, где и кем в настоящее время работал бывший муж. Но уж если он вдруг занервничал и заговорил о катастрофе, то ему стоило верить.

— Ты должна об этом знать, — заключил Суров.

— Хочешь перезимовать у меня?

— Обижаешь, май дарлинг… Пришел позаботиться о тебе.

— С каких это пор?

— С тех самых, с каких ты стала вдовой.

— Ах, вот оно что? Тебя заинтересовал мой новый статус?

В ее страдальчески-пронзительных глазах вспыхнули искорки зловещего возбуждения, предвещавшего начало тотального издевательства над мужским самолюбием. Кира нападала на жертву без предупреждения. Должно быть, многолетняя разлука выветрила из памяти Сурова эту ее культивируемую страсть, потому что он как ни в чем не бывало со сдержанным пафосом в голосе продолжал излагать свои соображения:

— Любая женщина гордится статусом. Неважно каким, лишь бы был. Но сейчас речь не об этом. Ты в курсе, что существует завещание, по которому ты имеешь очень большие права на наследство.

— О! Это мне уже напоминает сцену из бразильского сериала. И что же, уважаемый дон Антонио, вас заставило вспомнить об этом? Неужто пришли предлагать богатой вдовушке руку и сердце? О, я польщена! Зная вашу природную нечеловеческую любовь к большим деньгам, подозреваю, что вы даже согласитесь разделить со мной одинокую холодную вдовью постель. Не так ли, дон Хуян?

— А ты в хорошей спортивной форме, — рассмеялся Суров. — Но я не могу позволить, чтобы ты тратила свой яд попусту. Поэтому без обиняков перейду к делу.

Он встал, поправил пиджак, застегнул его, завел руки за спину, как того требовал протокол перед обнародованием сообщения государственной важности. Чем окончательно убедил Киру в серьезности своих намерений. Сдерживая себя от комментирования его мудаковатого вида, она, сделав большой глоток виски, поторопила:

— Да, да, и, по возможности, короче, а то я напьюсь, а Мальчик уписается.

Суров не отреагировал на явную издевку.

— По нашим сведениям, на сегодняшний день существует два завещания Артема Давыдова. Одно, старое, хранится в Амстердаме в адвокатской конторе «Маркович и сыновья», другое — в сейфе банка, а вернее — уже в столе Смеяна.

Кира только присвистнула, оценивая серьезность, с которой товарищи Сурова отслеживали ее финансовые интересы.

— После вашего развода Ариадна Васильевна потребовала, чтобы Артем написал новое завещание, по которому в случае его смерти наследницей становилась исключительно она. Он написал, но не успел дезавуировать завещание, находящееся в Амстердаме. А значит, не все потеряно…

— Для кого? — Кира никак не могла вникнуть в суть разъяснений. Она рассталась с Артемом без всяких финансовых претензий и требований. На его вопрос: «У тебя есть деньги на жизнь?» пожала плечами и с достоинством заявила: «Я в них никогда не нуждалась». «Будут проблемы — сообщи», — на этой фразе они закончили первый и последний меркантильный разговор.

— Для тебя! По амстердамскому завещанию ты являешься крупнейшим вкладчиком «Крон-банка». А значит, фактически его хозяйкой. Вступив в права наследования, ты сможешь диктовать свою волю правлению банка.

— Зачем?

— Как зачем? Ты будешь хозяйкой крупнейшего банка в России. Если решишь перевести свои вклады в другой банк, «Крон» просто рухнет.

— А Ада?

— Что Ада?

— Она со мной делиться не захочет.

— Ариадна Васильевна — дама сложная… но, к счастью, старая. С ней всякое может случиться.

Суров произносил эти слова в своей излюбленной мягкой ненавязчивой манере. Так, словно говорил о погоде или о давно прошедших событиях. Но Кира почувствовала угрозу, заключенную в них. Она резко встала.

— На что ты намекаешь? Ада проживет еще вечность. Чиланзаров ее поставит на ноги.

— Зачем?

— Затем, что моя клиника пользуется хорошей репутацией.

Они стояли совсем рядом. Суров сделал движение навстречу, желая не то обнять Киру, не то привлечь к себе. Но натолкнулся на ее вытянутые руки. Вцепившись в лацканы пиджака, она подтянулась к его лицу, стремясь поглубже заглянуть в глаза.

— Что вы надумали сделать с Адой? Убить, да? Как Артема?!

Суров насилу отцепился от нее. Отойдя, опустился на диван.

— Нельзя же, право… Ариадна Васильевна не наша забота. Я пришел с тобой поговорить о завещании, находящемся у Марковичей в конторе. Положим, случится так, что ты вступишь в права наследования, тут-то тебе и понадобится понимающий советник…

— На роль которого ты претендуешь, — усмехнулась Кира. Опустившись на пол, она поджала под себя ноги и хлебнула из бутылки виски. — Ну, продолжай, продолжай.

— А собственно, о чем говорить? Ты же пьяная! Вопрос серьезный. Мои друзья займутся твоим завещанием только в том случае, если ты продашь им свою долю.

— Какую долю?

— Мы тебе выплатим всю сумму вклада. Там около ста миллионов. Купишь себе замок в Швейцарии и забудешь обо всех трагедиях.

— А Ада?

— Ариадна Васильевна — старая женщина. После случившегося с Артемом она вряд ли долго протянет. Мы переведем ее в другую клинику. В Отрадном рядом с тобой есть хорошая больница.

— Значит, сейчас вы уберете Аду, а потом грохнете меня… — задумчиво предположила Кира.

Суров занервничал. Впервые за время разговора улыбка исчезла с его гладкого лица. Он подошел к Кире и, больно сжав, запрокинул ей голову назад.

— Я понятия не имею, кто убил Артема, и мне наплевать, от чего загнется его мать. Мне хочется, чтобы ты не упустила свой шанс.

Мальчик, до этого тихо лежавший в кресле и меланхолично наблюдавший за происходящим, с лаем бросился защищать хозяйку. Суров, испугавшись за свои брюки, поспешно отпустил Киру и, плюхнувшись на диван, задрал ноги.

— Убери его!

— Да… такие, как ты, не убивают, — презрительно улыбнулась Кира, — такие занимаются мародерством. Я подумаю над твоим предложением. Но не трогайте Аду. Иначе будет большой скандал.

— У тебя мало времени. И учти, в этом деле много нервных людей. Ни за кого поручиться нельзя, — все еще боясь опустить ноги, предупредил Суров. — Да убери ты эту собаку!

Кира взяла на руки зашедшегося в лае Мальчика, прижала к себе и, не глядя на Сурова, жестко сказала:

— Уходи. Что-то я и впрямь напилась. Утром не вспомню, о чем говорили.

Глава 11

Рыцарский зал с роскошно сервированным столом постепенно заполнялся народом. В основном мужчинами, в отличие от Петелина, одетыми в черные смокинги с красными бабочками. Немногие женщины разных возрастов были затянуты в вечерние атласные платья пастельных цветов. Лица прикрывали огромными веерами, из-за которых с интересом разглядывали Евгения. Он стоял в одиночестве возле очага и, чтобы хоть как-то скрыть внутреннее напряжение, наблюдал за медленно вращавшейся тушей барана, нанизанной на стальной шампур. Ирреальность происходящего рождала надежду на то, что все случившееся с Евгением лишь сон, бред контуженного сознания. Он закрывал глаза, прислушивался к ударам сердца и с отчаянием осознавал, что организм его в порядке. Значит, следовало готовиться к чему-то худшему, хотя было совершенно непонятно, чего еще ждать. Из всех мыслей, терзавших его сознание, мысль о смерти казалась самой простой и нестрашной.

За всю свою размеренную жизнь Евгений не пережил столько физических и душевных мучений, сколько за прошедшие дни.

— Ай-ай-ай! Я вас узнала! — шепотом произнесла подошедшая к нему дама. — Вы убили моего старого друга Артема Давыдова, правильно?

Веер скрывал нижнюю часть лица женщины, но Евгению показалось, что она очень обрадовалась своему открытию.

— Кто вам сказал такую глупость? — грубо спросил он.

— И не отрицайте, — женщина кокетливо махнула веером перед его носом. — Я сама видела вас по телевизору. Скажу откровенно, Артемчика давно следовало прихлопнуть. Уж больно заносчив был. А меня вы не знаете?

Веер уплыл в сторону, открыв лицо, которое Евгений несомненно где-то видел.

— Да, да, это я! — торжествующе улыбнулась женщина, не сомневаясь, что он ее узнал. — Вы-то, разумеется, думали, будто меня давно нет на свете?! Не стесняйтесь, с вами произойдет то же самое.

Оставив Евгения в полном недоумении, она, легко вильнув довольно широким задом, направилась к беседовавшим неподалеку джентльменам. Он смотрел ей вслед, мучительно вспоминая, кто же эта сумасшедшая. В памяти возникала блондинка, сидевшая в престижной иномарке. Она давала интервью, что-то говорила о спорте, а потом ее, кажется, убили. Да! Он вспомнил! Как же! Об этом сообщали все программы телевидения — ее убили в собственной квартире. Она возглавляла какую-то спортивную федерацию. Вот только имени ее и фамилии Петелин не знал. Догадка породила новые страхи. Повеяло преисподней. Неужели он оказался в царстве теней? Инстинктивно Евгений укусил нижнюю губу. Обрадовался возникшей боли. Никакой мистики быть не могло. Во всяком случае, он, Евгений Петелин, до сих пор жив. Отчего, правда, никакой радости не испытывал.

Раздался глубокий задумчивый бой часов. В рыцарском зале возникло оживление. В центре появился хозяин с каменным лицом. Покрутился на каблуках, словно проверяя, все ли в сборе, и, не вытаскивая сигары изо рта, рявкнул:

— Народ, пора к столу! — после чего направился к Евгению. — Ты сядешь рядом со мной.

Петелин молча подчинился. Мужчины в смокингах и дамы в вечерних платьях рассаживались суетливо и очень нервно. У многих дрожали руки. Хозяин занял место во главе стола. Указав Петелину на стул рядом с собой, терпеливо ждал. Наконец шум утих. Вернее, его поглотила давящая тишина.

— Шампанское! — зычно приказал Хозяин.

В зал вошло несколько официантов. С пальбой и брызгами открыли бутылки, наполнили кубки. После чего так же быстро исчезли. Хозяин встал и, раскачиваясь на каблуках, окинул взглядом присутствовавших. Вынул сигару изо рта, аккуратно положил ее в пепельницу, вздохнул и торжественно произнес:

— Что ж, дорогие мои покойнички, пришло время освободить место для вновь преставившегося раба божьего Евгения. Поднимем же наши кубки и пожелаем счастливого пути тому, для кого этот глоток окажется последним…

Евгений ожидал, что после такого идиотского тоста все разразятся дружным смехом. Но ошибся. Гробовое молчание повисло над столом. Медленно, с белыми как полотно лицами, то здесь, то там стали подниматься мужчины. За ними потянулись дамы. Многие держали кубки обеими руками. Глаза большинства из них были закрыты, словно они читали поминальную молитву.

Выждав пару минут, хозяин поторопил:

— Пора, пора… вы же знаете, я не люблю слюнтяйства и сантиментов. Выше голову! — и первый залпом осушил свой кубок.

Вослед раздался не то коллективный выдох, не то скорбный стон, и народ последовал примеру Хозяина. Евгений поднес кубок к губам и услышал его стук о собственные зубы. Не успел он допить оказавшееся брютом шампанское, как в дальнем конце угла возник шум. Оторвавшись от кубка, Евгений взглянул туда и не поверил своим глазам. Прямо на столе, упав головой в блюдо с дичью, лежал седовласый мужчина. Остальные махали салфетками и платками, утирали слезы радости, обнимались друг с другом, целовались, кричали здравицы Хозяину.

— Что с ним? — сдавленным от ужаса голосом спросил Петелин.

— Преставился, дружище… — безразлично ответил Хозяин. Взглянув на него, остался доволен выражением лица Евгения и успокоил: — Не переживай, он и так пережил свою смерть почти на год. Можно сказать, ветеран нашего ордена.

Дальше началось нечно неописуемое. Подобного буйного веселья Евгений не видел даже в кино. Как только возникшие официанты вынесли тело несчастного, шампанское, коньяк и вина полились рекой. Экзальтированные дамы высокими голосами требовали тостов. Мужчины изъяснялись исключительно матом. О погибшем никто не вспоминал. Наоборот, делали все, чтобы забыть о неприятном инциденте. На серебряных тарелках мелькали разнообразные закуски, обилие которых могло бы воодушевить даже пресыщенных завсегдатаев московских презентаций. Фрукты летали над головами пирующих. Понять, о чем кричали обезумевшие от пережитого стресса люди, было невозможно. Да никто друг друга и не слушал.

Хозяин, попыхивая сигарой, наслаждался фантасмагорическим зрелищем. Евгению еда не лезла в горло. Зато коньяк пился словно вода. За каких-то минут двадцать он опорожнил пузатую бутылку и даже не заметил.

— Нравится у нас? — наклонившись к нему, крикнул Хозяин, стараясь перекрыть гам.

— И что, каждый день кто-нибудь умирает? — нагло спросил Евгений.

— Они давно все мертвецы. На каждого имеются некрологи, можешь почитать в нашей библиотеке. Кроме того, есть видеоверсии поминок, похорон. Некоторым уже успели поставить памятники, а они видишь — наслаждаются жизнью.

— Неужто такое возможно?

— Нет, невозможно… но, сам видишь, существует. Ты пей, пей… сегодня тебе нечего опасаться.

— А завтра?

— Завтра поговорим.

— И я тоже стану одним из них?

— Ты уже стал.

Желание продолжать разговор у Евгения исчезло. Он понял, если не напьется, то просто сойдет с ума. Не успел принять столь разумное решение, как возле него оказалась та самая дама, которую убили в собственной квартире. На ее раскрасневшемся от выпитого лице сияла плотоядная улыбка.

— Давай знакомиться, Петелин, — азартно сверкнув глазами, она протянула руку для поцелуя. — Василиса Докучаева, хозяйка целой спортивной федерации! Мама всех спортсменов!

Он склонился к ее руке, чиркнул укушенной губой по бриллиантам. Ойкнул от боли.

— Ты какой-то интеллигентный парень! Как я устала от этих рэкетиров, ворюг, проходимцев. Мелкий народец… — поедая его взглядом, продолжала Василиса. — Знаешь, в чем их трагедия? Наворовать наворовали, а прожить не успели!

— А вы?

— И я… — вдруг тяжко вздохнула она и расплакалась.

— Но я ничего не воровал. У меня и денег-то нет, — неизвестно зачем стал убеждать ее Петелин. Схватив Василису за плечи, он ощутил тонкий обволакивающий запах французских духов. Одурел от оказавшихся слишком близко ярких влажных губ, матовой холеной кожи лица, дрожащих от возбуждения тонких ноздрей.

Глаза Василисы полыхнули пожирающим пламенем необузданного желания.

— Ты другое дело… ты — убийца. Настоящий мужик… боец… мне давно такого не хватает.

— Давай выпьем, — промямлил Евгений. Его рассудок затуманился сиреневой пеленой, уступив наплыву неконтролируемых эмоций. Последним ощущением ускользающей реальности стала острая боль в нижней губе, вызванная жадным поцелуем Василисы.

Глава 12

О Ядвиге Ясной в Москве ходило множество сплетен и слухов. К концу девяностых годов спрос на экстрасенсов, колдунов, прорицательниц в столице сошел почти на нет. Наиболее «раскрученные» из них вписались в богемную тусовку и стали скорее атрибутом шоу-бизнеса, нежели спасителями граждан, разуверившихся в совковой медицине… И в этот момент появилась она — гордая, властная аристократка польских кровей. Двери престижных домов сами раскрывались перед ней. Она не позволяла себе никаких откровений, не совершала ничего чудесного. Не оживляла покойников, не передвигала взглядом предметы, не заряжала воду и кремы, не излечивала наложением рук. Не медитировала и не впадала в транс. Ядвига Ясная подчиняла себе людей одним взглядом. Ее немигающие глаза стального цвета завораживали человека настолько, что он терял способность соображать. Это касалось и мужчин, и женщин. Одни считали ее нимфоманкой, другие инопланетянкой. Вторых было несравненно больше. К их числу относилась и Кира Давыдова.

Они познакомились на вечеринке у давнего друга Киры — кинорежиссера Сергея Грача, вернее, «подружки», как она его сама называла. Сергей вел рассеянный образ жизни. Его пятикомнатная квартира на «Аэропорте» считалась чуть ли не филиалом Дома кино. Там можно было встретить и стареющих кинозвезд, и молоденьких дебютанток, известных музыкантов, писателей, политиков и просто прожигающих жизнь бездельников. Сам кинорежиссер в то время, как его ровесники прожирали свой талант, предпочитал его пропивать. Иногда отвлекался на создание талантливых кинобезделушек под маркой — авторское кино. За ним закрепилась репутация вечного плейбоя, поэтому приходилось из последних сил ее поддерживать. Сергей не желал расставаться с привычками давно прошедшей молодости. Молодился и внешне, и эмоционально. Его друзья, обремененные годами, заботами, семьями, тянулись к Сергею, преследуемые ностальгией. Он принимал всех. Кира обожала его навешать. К нему не ревновал даже Артем. Причем настолько, что профинансировал один его малоудачный проект.

В тот вечер вечный плейбой с неизменной белозубой улыбкой был особенно импульсивен. Загадочно молчал и не позволял прикасаться к спиртному до особого распоряжения. Заинтригованные гости знали лишь то, что должна появиться некая уникальная особа, о которой он собирался снимать экспериментальный фильм. Больше других суетилась маленькая крепко сбитая женщина, напоминавшая пекинеса в очках, — Ира Мирова, считавшаяся продюсером Сергея.

— Он совсем с ума сошел! Я же продюсер, а не банкир. Смешно выбивать деньги под эксперименты! Кому они нужны? Снимай фильм про мафию, возьми Джигарханяна, Шукшину, Жириновского, и я обеспечу финансирование… а так какая-то блажь! — с короткими придыханиями возмущалась она.

Изголодавшиеся по съемкам и деньгам актеры активно кивали своими знаменитыми физиономиями в знак согласия. Кира не принимала участия в разговоре. Сергей попросил ее сервировать стол в чопорной гостиной, где под старинной бронзовой люстрой стоял круглый красного дерева стол. Это означало, что прием устраивался, как он выражался, «по большое декольте».

И вот когда на белой кружевной скатерти появился гарднеровский сервиз, раздался звонок в дверь. Сергей бросился открывать. В полутемную прихожую ворвался сноп золотистого предзакатного света, она наполнилась запахом сирени, распустившейся во дворе, и вслед за этим вошла высокая женщина в элегантном белом костюме и белой шляпе с широкими полями, прикрывавшими лицо…

Вздох восхищения вырвался из мужских прокуренных легких. За дамой возник усатый верзила с длинными черными, затянутыми в хвост волосами. На его появление восторженно отреагировала Ира Мирова. Прикрыв рот ладонью, она сообщила Кире:

— О-го-ro! Барин пришел!

Но Кире в тот момент было наплевать на Альберта Баринова, который считался самым щедрым мафиози в Москве. Ее потряс жест, которым незнакомка сняла свою шляпу и, подняв голову, поправила элегантно уложенную платиновую прическу.

— Шарман! — прокомментировал Сергей. И представил гостью: — Знакомьтесь, Ядвига Ясная — самая загадочная женщина конца второго тысячелетия нашей эры.

Стальные глаза женщины слегка сузились, и на всех присутствующих накатила какая-то сумасшедшая волна восторга, спровоцировавшая непроизвольные громкие аплодисменты.

— Благодарю вас, — произнесла она тоном королевы, привыкшей к изъявлениям любви своих подданных.

Трудно было сразу понять, текла ли в жилах Ядвиги королевская кровь, но то, что все остальные почувствовали себя плебеями, стало как-то очевидно.

— Сергей, я рада познакомиться с твоими друзьями. А это, — снова изящный жест в сторону спутника, — господин Баринов.

— Ну, Барина-то мы знаем, — вырвалось из пересохшего артистического рта.

Сергей, приняв из рук Ядвиги шляпу, положил ее на кресло и тут же заторопился:

— Проходим, проходим, проходим.

В гостиной, по достоинству оценив поднятой тонкой бровью богато сервированный стол, она произнесла тихим грудным голосом:

— Как мило…

— Ждали, ждали! — продолжил Сергей.

Появившиеся на столе запотевшие бутылки водки несколько отвлекли от объекта восхищения. Но Ядвига вызвала новый виток восторга ответом на вопрос Сергея: «Что предпочитаете пить в это время суток?»

— Водку, — просто ответила она и наколола на вилку малосольный огурчик.

Дальше пошли тосты, каждый из которых сводился к комплиментам в адрес гостьи. Атмосфера казалась такой наэлектризованной, как будто за открытыми окнами вот-вот собиралась разразиться летняя буйная гроза.

Ядвига говорила мало. Внимательно смотрела своими немигающими глазами на друзей Сергея, слушала, иногда кивала головой. Сам хозяин, наконец, не выдержал и признался, что собирается снимать фильм об удивительных экстрасенсорных способностях Ядвиги. Баринов не преминул тут же объявить, кто собирается финансировать съемки.

— Мы и не сомневались! — с сексуальным придыханием воскликнула Ира Мирова. — Вы — единственный, у кого болит сердце за российское кино.

— У него просто больное сердце. Поэтому деньги копить особенно ни к чему, — заметила гостья так, словно оценивала свежесть лежавшей на тарелке янтарной севрюги.

— Все под богом ходим, — вздохнула Ира Мирова.

— Богу вряд ли интересны наши проблемы, — без тени нравоучения возразила Ядвига. — Если бы его волновала человеческая жизнь, он бы ее регламентировал, и мы бы с рождения знали, сколько кому отпущено.

— Но это было бы ужасно! — воскликнул старый артист, знакомый каждому по ролям героических офицеров. — Мы и без того уже дожили до полной компьютеризации! Куда ни плюнь — все запрограммировано!

— А вы предпочитаете, собираясь в дорогу, не знать конечного пункта? — искренне удивилась Ядвига.

— Мой конечный пункт на Ваганьковском. Но я не желаю знать, когда я туда попаду! — с пафосом произнес артист.

Ядвига царственно повернула голову в его сторону. Стальные глаза сузились, благородно очерченный рот едва подернулся снисходительной улыбкой.

— Не обманывайте. Мысли о смерти преследуют вас постоянно. Вы наливаетесь, боясь не дожить до рассвета, а просыпаясь, страшитесь умереть от пьянства. Но можете не бояться. Вы погибнете в перестрелке… не дожив трех дней до юбилея. И похоронят вас не на Ваганьковском, а на Митинском кладбище…

— Какого числа?! — растерянно озираясь по сторонам в поисках поддержки, сдавленным голосом спросил артист.

— Вы еще не определили день вашего юбилея?

— И не определяй! — разволновавшись от услышанного, посоветовала артисту Ира Мирова.

Старый актер молча выпил. Насупился, тяжело встал и, бросив напоследок: «Херня это все», — ушел не попрощавшись.

Спустя два месяца Москву потрясло известие о нелепой гибели этого самого артиста. Он действительно погиб в результате перестрелки. Ночью под окнами его дома, выходившими на Ленинградский проспект, остановилось несколько иномарок. Выскочившие из них люди стали громко кричать. Измученный бессонницей артист встал с постели и подошел к окну. В этот момент разборка внизу приобрела критический характер. Братва схватилась за оружие. Прозвучали пистолетные выстрелы, после чего из салона машины ударила пулеметная очередь. Должно быть, стрелявший не рассчитал и взял выше. Несколько пуль, вдребезги разбив стекла, снесли артисту часть головы. Умер он мгновенно… за три дня до официального чествования в связи с юбилеем.

Для всех, кто был в гостях у Сергея Грача в тот вечер, когда Ядвига Ясная напророчила эту страшную смерть, она сразу стала великой прорицательницей. Слух об этом долго обсуждался в киношной тусовке, ежедневно пополняя ряды восторженных поклонников. Каждый, замирая от страха, надеялся узнать свою судьбу. Но Ядвига Ясная категорически заявила, что никого принимать не собирается. Тогда-то Кира с ней и подружилась, став заодно негласным пресс-секретарем новой подруги. Конечно, на обычную дружбу это мало походило. С Ядвигой нельзя было дружить, ей можно было только служить. Но служить в силу своей независимости Кира не умела, поэтому отношения между ними напоминали осторожные контакты двух представительниц разных миров, случайно оказавшихся на необитаемом острове.

— Кира, — грудным голосом спрашивала Ядвига, сидя в кресле под белым шатром, раскинутым на зеленой лужайке дачи, снимаемой для нее в Валентиновке Альбертом Бариновым, — вы знакомы с господином Перфиловым?

— Славой?

— Мстиславом.

— Да, одно время мы виделись часто. Я работала с ним… переводчиком. В Кельне проводилась выставка его картин… а что?

— Надеюсь, чувства остыли?

Сердце у Киры сжалось. Она была уверена, что никто в Москве не знал о ее коротком бурном романе с известным художником. И вдруг такой вопрос.

— Я не понимаю, — сигарета задрожала в ее пальцах. Когда Кира нервничала, ее прежде всего выдавали руки, которые начинали ходить ходуном.

— Кира в античной мифологии — лесистая гора. В ней находилась пещера, где родился Зевс. Самое загадочное место на свете. Миллионами незримых энергетических нитей ты связана с этой географической точкой. Поэтому у тебя глаза античной богини. Я видела в Дельфах разукрашенные греческие статуи, твоя фигура точь-в-точь повторяет их линии. Особенно грудь, — Ядвига смотрела на нее своим немигающим взглядом, как будто вписывала ее образ в мифологический ландшафт.

— А при чем тут Перфилов? — не выдержала напряжения Кира.

— А… — тонкая рука небрежно взлетела над головой. — Не стоил он того!

Такая оценка Мстислава Перфилова озадачила Киру. Ее тайный любовник считался одним из самых ярких людей России. Кроме того, что он был автором многих известных картин и даже триптиха, изображавшего современный апокалипсис, Перфилов являлся народным трибуном, активно занимающимся политикой.

— У нас с ним дружеские отношения, — безнадежно соврала Кира.

— И этого много. Нельзя впускать в душу черные силы. Уходя, они навсегда оставляют свинцовый осадок… От этого ты сутулишься. И это уже навсегда.

Кира была не готова к подобному разговору, поэтому растерялась. Ядвига затронула самую запретную историю ее жизни. Мстислав незримо постоянно присутствовал в ее сознании и в ней самой. Будучи недоступной, ироничной и привередливой, Кира считала роман с Перфиловым самым счастливым подарком судьбы. Но частенько впадала в депрессию, ощущая вдруг какую-то тяжесть, наваливавшуюся на психику. Ее угнетало чувство униженности и подавленности. И почему-то именно в эти минуты в сознании возникали картины того самого тайного романа, случившегося в Кельне.

— Мне страшно, — призналась Кира, боясь посмотреть в немигавшие глаза подруги.

— Этот страх разрушает тебя. А все потому, что слишком глубоко проник господин Перфилов в твою душу. То, что ты принимала за любовь, было грубым мужским самоутверждением. Я недавно встречалась с ним и пожалела тебя. От него шел запах разлагающегося таланта. Скоро ты будешь носить в себе кусок мертвечины…

— Не смей! — воскликнула Кира. Зажала рот рукой, бессильно опустилась на газон.

Ядвига и глазом не повела. Чужие эмоции ее абсолютно не трогали. Создавалось впечатление, что она смотрела на мир через пуленепробиваемое стекло. С холодным эстетическим интересом. Так мы разглядываем подводный мир, отгороженный от нас прозрачной стенкой аквариума.

— Учти, этот кусочек погубит тебя, — как ни в чем не бывало продолжила она. — Большинство людей умирают оттого, что в них кто-то уже умер. Мы все разрушаем друг друга.

— Что же мне делать? — немного успокоившись, спросила Кира.

— Влюбиться. Это единственное противоядие.

— Но у меня есть Артем! Я же замужняя женщина.

— Я говорю о любви, а не о супружеских обязанностях. Твой муж занят собой. Он самореализовался. И готов к встрече с более зрелой дамой, чем ты.

Тогда, сбитая с толку воспоминаниями о Перфилове, Кира не придала значения этой знаковой фразе. Только после убийства Артема она поняла, что под «более зрелой дамой» Ядвига подразумевала смерть.

Сколько бы Кира ни выпила вечером, на следующий день в семь утра она уже была готова к активной деятельности. Никаких последствий, выражавшихся в похмельном синдроме или головной боли, она не испытывала. Выдавали лишь покрасневшие глаза, но тут на помощь приходили капли «Визин», которые всегда были у нее под рукой. Неприятный разговор с Суровым запечатлелся в ее памяти вплоть до мельчайших подробностей. Забравшись с ногами в кресло, она разложила на письменном столе косметику и, рассматривая в зеркальце лицо, думала над его угрожающим предложением.

Расставшись с Артемом, Кира не претендовала ни на какие деньги, поэтому мысль о завещании, хранившемся в Амстердаме, казалась совершенно нелепой. Единственное, что нервировало, так это недвусмысленное заявление Сурова по поводу Ариадны Васильевны. После покушения на свекровь ждать можно было чего угодно. Кира никогда не интересовалась делами Артема. Сообщения о криминальных разборках и убийствах воспринимала, как нечто не затрагивавшее ее жизнь. Даже гибель бывшего мужа и взрыв на кладбище не связывала с каким-то преступным заговором. Воспринимала происшедшее, как трагическую случайность. Теперь же стало ясно, что угроза нависла не только над Адой, Петелиным, но и над ней самой.

Испугавшись этого открытия, Кира схватила на руки Мальчика и отправилась к Ядвиге Ясной. По дороге заехала в «Известия», где ей удалось получить целую пачку фотографий Евгения Петелина, сделанных на панихиде и на кладбище. Управляя машиной, она не столько смотрела на дорогу, сколько изучала снимки. И надо сказать, с каким-то неожиданным для себя трепетом. Возможно, потому, что в голове крутился вопрос: «Неужели он мертв?»

За недолгое время их знакомства Кира особенно не приглядывалась к Евгению. Лишь ощущала идущую от него положительную энергию. Замечала стеснительность и скованность в движениях. Ловила восхищенный взгляд, направленный на нее и тушевавшийся всякий раз при встрече с ее глазами. А вот черты лица вспоминала с трудом.

На фотографиях он оказался довольно симпатичным. Короткий, слегка присплющенный книзу нос придавал ему мужественность. Выпуклый пухлый подбородок говорил о врожденном даре общения. В глазах, даже учитывая обстоятельства, при которых делались снимки, присутствовала ясность. Единственное, что портило, так это примитивно перекинутые слева направо волосы — дурацкая уловка мужчин, комплексующих по поводу наметившейся лысины…

Кира и не заметила, как домчалась до Валентиновки, где все еще жила Ядвига Ясная, с королевской снисходительностью принимая заботу о себе Альберта Баринова.

Подругу нашла сидящей у камина в накинутой на плечи белой пуховой шали. Подробно рассказала о похищении Евгения и о разговоре с Суровым.

— Покажи, — приказала Ядвига. Мельком взглянула на фотографии и без тени сомнений подтвердила: — Он жив.

— Его нужно найти! — воскликнула Кира, бросив очередной бычок в огонь.

— Ты уверена?

— А как же?! Петелин должен возглавить «Крону» и продолжить дело Артема!

В ответ Ядвига скептически улыбнулась.

— Почему ты смеешься? Он ни в чем не виноват!

— Вижу, — кивнула в сторону фотографий прорицательница. — У него хорошее лицо. Но тебе-то какое дело до всего этого?

— Как? — смутилась Кира. Закурив новую сигарету, она уселась на ковер возле камина.

— Очень просто. Убийство Артема, покушение на Ариадну Васильевну, похищение господина Петелина — это все звенья одного заговора. Мне неизвестны цели заговорщиков, но совершенно очевидно, что они не остановятся ни перед чем. Суров сделал тебе слишком выгодное предложение. Если от тебя готовы откупиться такими большими деньгами, значит, нужно либо соглашаться, либо исчезать.

— Думаешь, мне грозит опасность?

— Суров был с тобой слишком откровенен…

— Да, но Алексей никогда на это не пойдет. Мы с ним столько лет прожили.

— Он спрашивал что-нибудь о Петелине? Кира, задумавшись, еще раз восстановила в памяти весь разговор и отрицательно покачала головой.

— Нет.

— Значит, они еще не засекли ваши отношения…

— Отношения?! — Кира подскочила так, словно уголек из камина упал ей на колени.

— Если бы Петелин был тебе безразличен, все было бы гораздо проще.

Ядвига обозначила то, в чем Кира еще не призналась сама себе. При внешней раскрепощенности и общительности она была болезненно пуглива, когда дело доходило до проявления чувств. Евгений не принадлежал к той категории мужчин, которые потенциально могли ей понравиться. К тому же она его совершенно не знала. Ничего не значивший разговор в палате не оставлял шансов Петелину заинтересовать собой такую избалованную женщину, как Кира. И она это отлично осознавала. Но при воспоминании о нем что-то заставляло сердце учащенно биться.

У Киры не было времени разобраться в этом. Все произошло слишком стремительно. Ей просто хотелось увидеть его живым. А для чего? После смерти Артема дела банка, по большому счету, не могли волновать ее. Тогда какой смысл беспокоиться о судьбе малознакомого человека? И все-таки, наплевав на предложение Сурова, она ни свет ни заря примчалась к Ядвиге… Неужели в душе вызревало нечто большее, чем забота о похищенном пациенте?

В иконописных глазах Киры испуг перемежался с сомнениями. Она хотела возразить прорицательнице, но не смогла подобрать слова. Поэтому посмотрела на нее с послушной покорностью, будто приготовилась выслушать приговор судьбы.

— Не дергайся. Ситуация безнадежная. Что бы ты ни предпринимала, в конечном счете вынуждена будешь подчиниться.

— Чему? — едва выдохнула Кира.

— Обстоятельствам.

Ядвига привыкла объяснять свои пророчества равнодушным тоном, каким уставший терапевт, заполняя больничный листок, ставит больного в известность: «У вас грипп. Через пять дней придете на прием». За прошедшие со времени их знакомства месяцы прорицательница обросла устойчивой клиентурой. Немногочисленной, но предельно респектабельной. Поговаривали о том, что ее даром предвидения заинтересовались в Кремле. Во всяком случае, ее деятельность становилась все более закрытой и начинала напоминать вознесение на государственный Олимп Джуны в эпоху коммунистических маразматиков. Это придавало каждому слову Ядвиги значение истины в последней инстанции. Никто не знал, сбывалось ли на самом деле все то, что она пророчествовала. Но ни один человек, соприкоснувшийся с ней, не усомнился в ее сверхъестественном даре. Кира была из их числа. Поэтому смотрела на нее со священным страхом кролика, оказавшегося перед удавом.

— С господином Петелиным тебя ждет совершенно иная жизнь, — продолжала Ядвига. — Вряд ли ты к ней готова.

— Это судьба? — с драматичным надрывом спросила Кира.

— Скорее необходимость выбора.

— Я к нему не готова… Возможно, Петелин — неплохой человек… Допускаю, что при стечении определенных обстоятельств он мог бы мне понравиться, но я и он — это невозможно!

— Ты кого убеждаешь — меня или себя?

— Я хочу найти его и освободить.

— А что ответишь Сурову?

— Не верится мне в этот бред. Но на всякий случай нужно нанять охрану.

Ядвига, встав, сбросила шаль и подошла к сидевшей на ковре возле камина Кире. Прорицательница погладила ее по туго забранным в пучок волосам:

— Думай о себе. Душа твоя пуста. В сердце свинцовый осадок неслучившейся любви. Купи билет в Испанию и уезжай к Ольге.

— И что будет?

— Господин Петелин больше не возникнет в Москве. Ариадна Васильевна протянет недолго. Банк рухнет. Об остальных говорить неинтересно.

— Но я не хочу! Пойми, Петелин не виноват! Почему он должен страдать? Мне некогда разбираться в себе, но сделай так, чтобы я его увидела живым. А потом пусть будет так, как будет! И ни к какой Ольге я не поеду! Они же не могут убить всех! — Кира резко поднялась на ноги. Оглянулась, словно хотела на что-нибудь опереться. — Дай мне выпить.

— Мы же договорились, что при мне этого делать не будешь.

— Но у меня защемило сердце. И знобит… Чуть-чуть виски.

— Проси у Альберта. Он в кабинете.

Кира стремглав бросилась туда. Баринов возлежал на кушетке и просматривал газеты.

— Барин, дай виски!

— Машину забыла заправить? — ухмыльнулся тот.

— Не хами! Меня всю колотит. Нервы!

— Возьми в баре темную низкую бутылку. Виски — делать нечего. «Chivas brothers» — называется.

Кира подошла к стеклянному шкафчику. Нашла указанную бутылку. Наполнила бокал и залпом выпила. Сразу же налила еще на донышко, развернулась к Баринову.

— Долларов сто, не меньше.

— Угадала! Сто двадцать во фришопе.

— Спасибо. Это возьму с собой.

— Особо-то не дергайся. Чем меньше будешь задавать ей вопросов, тем дольше проживешь. Я вот ни о чем не спрашиваю и чувствую себя неплохо. А что там будет дальше, кого волнует?

— То, что тебя когда-нибудь убьют, и без Ядвиги известно, — согласилась Кира и вышла из кабинета.

Прорицательница склонилась над круглым столом, на котором лежал план Москвы. В руке у нее был стальной вектор с маленьким шариком на конце. Она то подносила вектор к фотографии Петелина, то держала его над планом. Вектор крутился с разной интенсивностью. Кира замерла у входа.

Ядвига была полностью поглощена совершаемым действом. Она всматривалась в лицо Евгения с такой настойчивостью, что Кире казалось — изображение вот-вот оживет. Рука с вектором двигалась сначала большими кругами. Потом все чаще стала зависать над центром столицы. Именно над ним вектор начинал активничать. Движение руки прорицательницы почти затихало и окончательно прекратилось над точкой, которую Кира не могла разглядеть. Подождав, пока вектор на мгновение замрет, Ядвига острым нижним концом вонзила его в план, после чего он опять закрутился уже с бешеной скоростью.

— Здесь, — тихо произнесла она и отправилась в кресло, в котором лежала брошенная белая шаль.

Кира боялась сделать шаг к столу. Ее поглотили новые эмоции, требовавшие дальнейших незамедлительных действий.

— Он там… на Арбате. В трехэтажном особняке. Страшное место. Черное. Оттуда нет выхода, — устало сообщила Ядвига. На этот раз в ее голосе звучало явное сочувствие.

— Что там находится? — сдавленным шепотом спросила Кира.

Ядвига пожала плечами.

— Я же не мосгорсправка. В районе Кривоарбатского переулка должен стоять особняк. Двух или трехэтажный. Больше мне ничего не известно. Уверена, что там нашли прибежище темные силы. Это энергетическая дыра… Деревья вокруг дома должны быть высохшими и обугленными. Не пробуй в него соваться. Оттуда выхода нет… И еще — окна либо закрашены, либо забиты, либо наглухо зашторены.

— Его там пытают? — Кира еле шевелила дрожащими губами.

— Он обречен на страшные мучения. Дни его сочтены. Ты сделаешь большую ошибку, если впутаешься в это дело.

— Почему?

— Потому что свяжешь свою судьбу с его судьбой… Подумай, прежде чем помчишься его спасать.

— Предлагаешь клюнуть на миллионы, обещанные Суровым?

— Ты ему когда-нибудь верила?

— Никогда…

— Помни, есть суммы, которые легче отдать, а есть — за которые легче убить.

— Не надо, не говори, у меня и так все дрожит внутри. Спасибо, я пойду, меня в машине Мальчик ждет. Спасибо.

Ядвига поднялась с кресла, вернулась к столу, выдернула крутившийся вектор, положила его на фотографию Евгения.

— Иди и ничего не бойся.

Глава 13

Поиски Евгения Петелина зашли в тупик. Поэтому Смеян несказанно удивился, когда узнал от Киры предположительное место его нахождения. Она примчалась в офис с собачкой на руках в экзальтированном состоянии. Долго в восторженных выражениях рассказывала о Ядвиге Ясной и в конце концов сообщила, что Петелина прячут в каком-то особняке в Кривоарбатском переулке.

Смеян насторожился. Верить кому-либо на слово было не в его правилах. К тому же он привык, что Кира, находясь под воздействием алкоголя, частенько несла несусветную чушь.

— Ты хочешь, чтобы я, нормальный человек, поверил в эти бредни? — спросил он, постукивая мундштуком трубки о верхние зубы.

— Бредни?! — вспылила Кира. — Да ей вся Москва верит!

— Вот это-то и настораживает. Вы с ней вместе с утра хлебнули? Для улучшения, так сказать, потусторонних отношений?

— Ядвига Ясная вообще не пьет, — обиделась Кира. Отношения с начальником охраны у нее были непростыми. Смеян всячески старался оградить Артема от тусовочного круга Киры. Частенько настаивал на прекращении контактов с некоторыми ее друзьями. В частности, с Альбертом Бариновым. Поддерживал в Артеме неприязненное отношение к Сурову. И в какой-то степени способствовал их разрыву. Киру очень нервировала жизнь под колпаком.

Столкнувшись с презрительной оценкой божественного дара Ядвиги, она тут же решила действовать другим путем — через Ариадну Васильевну. Старуха уважала экстрасенсов и поэтому могла надавить на Смеяна.

— Посмотрим, сумеешь ли ты отказать Циле! Смеяну не составляло особого труда представить, как это бабье насядет на него. А сколько будет шума! Лучше уж съездить на Арбат.

— Ладно, поедем. В твоей машине. За руль сяду сам.

Кира, усмехнувшись, прижала к себе Мальчика и пожаловалась ему:

— Видишь, собачка, никто нам не верит, никто не любит… не доверяет. А мы ведь никому плохого не делали.

Белая «БМВ» Киры, управляемая Смеяном, медленно кружила по арбатским переулкам. Арбат, возможно, самое мистическое место в столице. Сколько бы раз судьба ни заносила тебя на его короткие искривленные улочки, как бы хорошо ты ни ориентировался во всех этих Сивцевых Вражках, Калошиных, Староконюшенных, Гагаринских и Нащокинских переулках, все равно в какой-то момент в нерешительности останавливаешься, запутавшись в их хитросплетениях. Особую таинственность приобретают они в зимние фиолетовые сумерки. Высокие окна, освещенные последними старинными абажурами, напоминают об уютном потерянном быте московского барства. Причудливая лепнина низкорослых особняков, барельефы из античной истории, покрывающие фасады мрачноватых доходных домов, запорошенные серебристыми снежинками, создают ощущение театральной декоративности, и спешащий навстречу прохожий воспринимается почти как загадочный персонаж забытой сентиментальной пьесы.

Проехав по Сивцеву Вражку и свернув сначала почему-то к Большому Власьевскому, Смеян остановился.

— Черт побери! Это где-то здесь!

— Нужно было вправо.

— Так там уже пешеходная часть.

— Говорю — вправо.

— Ладно. Пойдем пешком. Проверим. Только собачку оставь.

Они вылезли из машины и направились в сторону Плотникова переулка. Мокрый снег налетал штормовыми волнами. Засыпал мелкими острыми снежинками и поднимался вихрями к одиноко маячившим фонарям. Смеян шел, обреченно смотря под ноги, будучи совершенно уверенным, что ничего из предсказанного прорицательницей они не найдут. Кира, наоборот, прикрывая рукой глаза, внимательно всматривалась в очертания домов.

— Тебе и номер известен? — не сдержался полковник.

— Мне давно известно… — Кира хотела ответить что-нибудь резкое, но ее взгляд напоролся на обгоревшее дерево, пронизывавшее снежную занавесь острыми черными ветками. Оно торчало из сугроба, точно часовой, охраняющий невзрачный трехэтажный особняк с темными, наглухо закрытыми жалюзи окнами.

Смеян едва не сбил с ног внезапно остановившуюся Киру. Подняв глаза, он сразу все понял. Открытие не вызвало в его душе никаких мистических эмоций. Зато в голове мгновенно созрело предположение о причастности Ядвиги Ясной к похищению Петелина.

Полковник схватил Киру за руку.

— Дальше не ходи. У крыльца может быть замаскированная видеокамера. Обними меня… ну же!

Кира послушно повалилась в объятия полковника. Он приподнял ее, закружил и увлек на другую сторону переулка. Так в обнимку они и вернулись к машине.

— Ну?! Убедился?! — торжественно выкрикнула охваченная радостью Кира. — Так кто из нас идиот?! Да вы бы ни за что не нашли его! Вызывай милицию! Петелин там! С ним в любую минуту может случиться самое непоправимое.

Смеян с трудом запихнул ее в машину.

— Слушай внимательно. Сейчас ты поедешь домой. Закроешься на все замки и до моего звонка ни одному человеку ни под каким видом и слова об этом не скажешь. Поняла?!

— А ты?!

— Не твоего ума дело. Я пришлю тебе охрану… так, на всякий случай.

— Только пусть не звонят и не просят сигареты.

— Они некурящие. Езжай потише. Из ГАИ вытаскивать не буду.

Не ответив на хамство главного охранника, Кира резко сорвалась с места и с элегантным заносом вырулила на Сивцев Вражек. Смеян, несмотря на пургу, раскурил трубку и направился к МИДу, где его должна была ждать машина. Его одолевали сомнения, которыми не с кем было поделиться. Самое первое: кто и зачем, использовав Ядвигу Ясную, передал информацию о Петелине? Второе: как проверить эту информацию? Подключать Симонова? Но если Петелин и впрямь содержится в особняке, то руоповцы тут же его арестуют. А действовать без санкции МВД значит подвергать себя огромному риску. Шутка ли, в центре Москвы устроить штурм здания… Но в любом случае, прежде чем принимать хоть какое-то решение, нужно было выяснить, кому принадлежит этот чертов особняк. Во времена службы Смеяна в КГБ этого адреса среди явочных конспиративных помещений не было.

Глава 14

Первое, что увидел Евгений, открыв глаза, — незнакомый профиль женщины, лежавшей рядом с ним в широкой растерзанной постели. И снова возникла мучительная мысль, что где-то он уже видел это лицо.

— Милый, ты так храпел ночью! — простонала она, облизав языком пересохшие губы.

«Да, это же та самая, которую убили в собственной квартире… » — напомнил себе Евгений. Никакого нервного потрясения при этом открытии он не испытал. Сказывалось гнусное состояние похмелья. Как верно заметил классик, в таком положении разумней всего было выбирать расстрел. И Евгений вдруг с сожалением подумал, что зря проснулся. Сквозь пелену алкогольного опьянения с трудом вырисовывалась картина вчерашней оргии. Самая большая неловкость заключалась в полнейшей неясности того, что было дальше. Евгений давно не имел никаких сексуальных контактов. Отсутствие денег и депрессия сильно сдерживали тягу к женщинам. Поэтому вчера он вряд ли мог отказаться от лежащего рядом жаркого тела. Хотя скорее всего был излишне пьян для полноценного секса…

Почти гамлетовский вопрос: «Трахнул или нет?» — заставил его испытать угрызения совести.

— Что ты мучаешься? — разгадав его мысли, спросила блондинка. — Раз ничего не помнишь, значит, все было прекрасно. Я сама отрубилась, как только ты лег на меня. Женщине в моем положении немного надо. Если бы ты знал, какие у меня были мужики! От одних воспоминаний возникает оргазм. Так что не дергайся. Лучше напомни, как тебя зовут?

— Петелин. Евгений Петелин, — обрадовался он такому повороту.

— А меня — Василиса Докучаева. Или, как звали друзья, — Василиса — Лиса Алиса. Повезло тебе, Женя! Такую бабу напоследок заполучил! И бесплатно!

Обидно! Сотни тысяч под ноги бросали… а ты влез как на кухарку.

Евгению совсем не улыбалось заканчивать жизнь в рыхлых объятиях Лисы Алисы. Натянуто улыбнувшись, он спросил:

— А что будет дальше?

— Дальше будем пить шампанское! Сегодня никто не смеет нас потревожить. Даже Дан.

— Кто это?

— Дан?! Он же тебя посадил рядом с собой.

— Хозяин?

— Какой он хозяин? Хозяин — где-то там! — она подняла полную руку и указала пальцем на потолок. Повернулась к Евгению, бесстыдно обнажив маленькие расплывшиеся груди. — Да ты как будто еще не посвящен?

— Со мной никто ни о чем не говорил.

— Ха! Предоставили мне? Какая честь! Ну, дорогуша, тогда держись… тащи из холодильника шампанское и вазочку с икрой.

Только выскользнув из-под одеяла, Евгений понял, что был совершенно голым. Схватив полотенце, лежавшее на тумбочке, обернул его вокруг бедер и осмотрелся. Комната была маленькой и мрачной. Сначала он не заметил, что в ней нет окон. От светильников, расположенных под потолком, шел рассеянный серебристый свет. На глухих стенах, затянутых панелями под дуб, висели картины, на которых были изображены исключительно огромные увядающие цветы мрачных бордово-пожухлых оттенков. Кроме широкой постели, в комнате был встроенный зеркальный шкаф-купе, у другой стенки возвышалась этажерка с телевизором и музыкальным центром. Рядом стоял письменный стол с крутящимся креслом, а в углу холодильник, над которым висел стеклянный шкафчик с чайным сервизом и несколькими бокалами. Обстановка напоминала гостиничный номер. Но отсутствие окон и глухая, обтянутая кожей железная дверь указывали скорее на одиночную камеру.

— А где же туалет? — с надеждой на естественный повод выбраться из замкнутого пространства спросил Евгений.

— За левой панелью шкафа. Отодвинь вправо и увидишь.

В крохотном закутке действительно оказался унитаз, туалетный стол и душ. Евгений встал под холодные струи воды. Радикальное средство для возвращения к жизни подействовало незамедлительно. Через несколько минут он вернулся в комнату посвежевшим и взнервленным. Лиса Алиса успела сама распорядиться шампанским. На постели стоял узкий столик, а на нем два огромных фужера, наполненных шампанским. Рядом лежали бутерброды с паюсной икрой, намазанной в палец толщиной.

— За то, что еще живы! — предложила Василиса. Евгений сделал несколько глотков и икнул. Василиса рассмеялась:

— И как с такими манерами ты сумел соблазнить Киру?

— Я! — от неожиданности Евгений икнул второй раз.

— Или она тебя? Артемчика-то завалил по ее просьбе?!

Маленькие глаза Василисы блестели злорадством и похотью. Спорить с ней у Евгения не было сил. То, что произошло с Артемом, с Ариадной Васильевной, с Кирой, ему казалось чем-то давно прошедшим и несущественным. Сейчас его волновало только собственное будущее. Вернее, даже не оно, а тот неминуемый конец, к которому он так обреченно шел.

— Что они хотят со мной сделать?

— О… это вопрос! — Василиса с удовольствием съела бутерброд и запила его шампанским. Ей нравилось мучить никчемного любовника. — Поначалу всех интересует, что будет дальше. Потом наступает апатия, а после уже радость последнего глотка.

— Объясни проще, я уже не способен воспринимать всякие аллегории, — взмолился он и повалился на подушки.

— Какие уж тут аллегории… Труба дело! Кранты! Остается сливать воду! Понимаешь? Эти гады до чего додумались? О… они великие люди! Почему мне в голову не пришла такая элементарная идея? Я — умеющая рэкетнуть кого угодно, не додумалась. А они…

— Что они?!

— Они придумали, как вытаскивать зависшие деньги. Вот, скажем, кто-то «заказывает» бизнесмена. Киллер его убирает и с концами. А кому достаются деньги, оставшиеся на секретных счетах этого бизнесмена? Никому! Понимаешь?

— Нет.

— Ну и дурак! И я дура. А они умные! Они создали фирму по ликвидации неугодных партнеров. Получают заказ на ликвидацию, изучают жертву, подбирают ей двойника, потом эту жертву — хлоп и сюда, а двойнику — контрольный в голову. Вот как.

— И что?

Василиса разразилась истерическим хохотом.

— Что? Спрашиваешь, что? А что может быть с трупами? Что ты можешь сделать, если тебя уже похоронили и некрологи опубликовали. Я сама со слезами на глазах слушала по всем программам, как обо мне говорили. Любовалась на собственную фотографию. Нет меня, понимаешь? Все, кто здесь живут, — трупы… живые трупы, как у Толстого. Классику нужно читать. Изучать! Живешь тут на всем готовом, пока из тебя не выжмут последнюю копейку. А потом — пожалуйста, протирают края бокала цианистым калием, наливают в него шампанское. Хлоп — и ты уже дважды труп!

Выпалив всю информацию, Василиса зашлась в истерических рыданиях. Евгений настолько обалдел от услышанного, что даже не пытался ее успокаивать. Да и что он мог сказать… Оставалось узнать лишь одно — от него-то что надеются получить?

Глава 15

Смеян перестал бы себя уважать, если бы не смог узнать, кому принадлежит особняк на Арбате. Но оттого, что он узнал, легче ему не стало. Выяснилось — особняк находится на балансе могущественной организации ФСОСИ, созданной пять лет назад и расшифровывающейся как Федеральная служба охраны секретной информации. С заместителем руководителя службы Смеян был знаком еще по старой работе. Звали его — Вольных Валентин Георгиевич. Генерала получил после событий 93-го года. В политику не лез, но готов был выполнить любой, даже самый кровавый приказ вышестоящего начальника. А вышестоящим был — известно кто… Бодаться на таком уровне Смеяну не приходилось.

Он сидел в своем кабинете, курил трубку и легонько барабанил пальцами по столу. Здравый смысл подсказывал, что от этого дела нужно отойти подобру-поздорову. И в то же время очень хотелось понять, на кой черт им сдался Петелин? Даже если предположить, что они занялись собственным расследованием, то при чем тут топорные меры по захвату контуженого человека? Вольных мог бы напрямую связаться со Смеяном и прояснить все вопросы. Получить этого самого Петелина из рук в руки.

Хорошо разбираясь в действиях спецслужб, Смеян понимал, что в данном варианте методы явно неадекватны обычным приемам оперативной разработки. Неужели за Петелиным действительно стояли силы, способные создать угрозу политической ситуации в стране? В таком случае убийство Артема из криминального переходило в ранг политического. А это означало конец всякому частному расследованию. Смеян знал всю бесперспективность дальнейших действий. Политические убийства на таком уровне не раскрываются.

Задумчиво постучал мундштуком трубки о верхние зубы. Выходит, обманул Артема, пообещав найти убийцу. У каждого есть пределы собственной компетенции. Оставалось плюнуть на все и уйти на покой… Самым обидным было то, что он проморгал ситуацию. Ведь Петелин еще недавно находился в этом кабинете. Испуганный, сидел напротив, нес полнейшую чушь. Никакого труда не составляло додавить его. Не следовало усложнять мотивировки. Нужно было идти, как всегда, по линии упрощения. Выбивать признание всеми доступными способами. Навязывать свою волю… А он — проиграл абсолютному ничтожеству. Неужели постарел? Потерял нюх?

Смеян еще раз досконально прокрутил в памяти все детали допросов Петелина и не нашел никаких новых зацепок. И вдруг его осенило — украли не соучастника убийства Артема, а председателя правления «Крон-банка»! Значит, ФСОСИ заинтересовано в уничтожении банка. Это меняло дело. От борьбы Смеян не привык уклоняться. Он набил трубку новой порцией табака, раскурил ее и принял решение. Раз Вольных не поставил в известность о проведении акции по аресту Петелина, то и он может сыграть под дурачка и попытаться освободить своего нового шефа. Предприятие, конечно, очень рискованное, но это-то как раз придавало Смеяну уверенность в себе. Действовать собственными силами он не собирался. Поэтому, отложив трубку, набрал номер мобильного телефона Цунами.

— Жив?

— Кто это? — с характерной хрипотцой в голосе спросил Цунами.

— Смеян.

— А… отставник. Чего надо? Погоди, тормознули… — далее голос звучал более приглушенно. Было ясно, что Цунами разбирается с гаишником. — Слушай, братан, я же тебе вчера давал! Ну, у меня на всех не хватит! Дешевле купить права. Вот, все! Все! И завтра мне не маши своей палкой. Иначе будешь на сотом километре Калужского шоссе службу нести! Все, пока… — Раздался кашель, после него уже более отчетливо: — Слышь, отставник, они меня достали! Каждый день езжу по Кутузовскому, все под козырек отдают, а тут каких-то курсантов поставили! И это на правительственной трассе! Куда министр смотрит?

— Меня не тормозят, — ответил Смеян.

— У тебя на морде написано — крутой мент. Ладно, проехали. Чего надо-то? Опять по старым делам?

— Прибавились новые. Кое-что прояснилось. — Из наших?

— Нет… но наехали основательно. Нужно повидаться.

— Тогда давай сейчас. Вечером у меня прием в Кремле. Заедем в ресторан?

— Нет, прогуляемся.

— Ладно. Забиваем через сорок минут под «лохом».

— Буду, — коротко подтвердил Смеян и закончил разговор.

Под презрительной кличкой «лох» Цунами имел в виду новый памятник Петру первому, воздвигнутому на стрелке Москва-реки, как раз напротив Выставочного зала, большинство торговых заведений в котором принадлежало Святу.

Низкое серое небо готово было обвалиться на покрытую грязным снегом землю. Художники и перекупщики картин зябко прогуливались возле своих «шедевров». Народ толкался больше у лотков с бижутерией. Свят вышел из ресторана в бобровой шубе нараспашку. К старости вор в законе пристрастился к роскоши, как к наркотику. Стал одеваться с шиком. Броско, очень богато. На пальцах появились перстни с бриллиантами. На всегда открытой волосатой груди болтались золотые цепи. В руке он держал фляжку с коньяком. Протянул ее Цунами.

— Глотни.

— Не хочу.

— Зря. Простудишься.

— Лучше сам застегнись.

— А… моим съеденным туберкулезом легким уже ничего не страшно. Где эта погань?

Цунами посмотрел в сторону Садового кольца.

— Вон, идет.

— Говорить будешь сам. Мне неохота рот поганить.

— Деньги зависли твои.

— Всех порешу. Втолкуй ему.

Смеян подошел решительной походкой кадрового офицера. Протянул руку Цунами. — Рад.

— Ну и погодку ты выбрал для встречи, — ответил на рукопожатие тот и кивнул в сторону Свята. — Вы знакомы?

— Заочно, — кивнул Смеян.

— Мои знакомые долго не живут, — огрызнулся в ответ Свят.

— А мои ничего, процветают, — мрачно улыбнулся Смеян.

Обменявшись любезностями, оба развернулись к Цунами, который выступал гарантом их нейтралитета. В отличие от матерого вора в законе, он не гнушался связями с бывшими и нынешними представителями закона, разумно предпочитая заранее договариваться о разграничении зон влияния.

— Свят нервничает, потому что вы загоняете ситуацию с банком в тупик, — сразу предупредил он Смеяна.

— Мне плевать! Или мы берем банк под себя, или я вытаскиваю свой кусок! — рявкнул Свят.

— Виноваты не мы, а те, кто заказал убийство господина Давыдова, — спокойно возразил Смеян.

— Ни одна из наших структур в этом задействована не была. Я отвечаю за свои слова, — уверенно произнес Цунами.

— Знаю, — подтвердил Смеян, — иначе наша встреча не имела бы смысла. В этой точке наши интересы совпали. Мне нужно найти убийцу Давыдова, вам — обеспечить контроль над вкладами. Вот поэтому и пришел просить о помощи. Поступила информация о месте пребывания нового председателя правления банка, взятого в заложники. Собственными силами мы освободить его не в состоянии.

— А РУОП? — усмехнулся Цунами.

— Если Петелина освободят они, то уже не выпустят. Все реквизиты банка будут арестованы. Начнутся проверки, и тогда никто не сможет вам гарантировать возврат ваших вложенных средств.

— Да я тебя урою! — захрипел Свят.

— Он всего-навсего охранник, — поспешил успокоить Цунами.

Святу надоело стоять посреди пустынного вернисажа. Он подошел к перекупщику, сидевшему возле выставленных икон, и, вытолкнув его из раскладного кресла, уселся сам, запахнув полы бобровой шубы. На немой вопрос в глазах хозяина ответил кратко:

— Сгинь! — и сделал глоток из фляжки. Цунами подмигнул Смеяну.

— За свое Свят будет драться беспощадно.

— Это-то и нужно. Вы доверяли Артему, работали с ним, Петелин будет неукоснительно продолжать эту же линию.

— Этого уже мало. Введете в состав учредителей нашего человека.

Смеян понимал, что при таком раскладе банк попадет в полную зависимость от криминальных структур. Но возражать в данной ситуации было бессмысленно. Оставалось блефовать. Он и так перешел последнюю грань риска, ибо не собирался посвящать Цунами в то, кому принадлежит особняк на Арбате. При любом исходе дела элитная спецслужба не простит этой акции.

— Знаешь, кто держит особняк? — спросил Цунами, словно прочитав мысли полковника.

Смеян медленно вытащил трубку, набил ее табаком, раскурил.

— Если бы знал, устроил бы торг с ними. Так было бы проще.

— Это ФСБ? — Нет. — Кто?

— Узнай сам.

— А ты не смог? — колючие бесцветные глаза Цунами стали холоднее снежинок, цеплявшихся за его аккуратную седую бородку.

— Я же отставник. Многие источники информации для меня закрыты.

— Ладно, давай адресок, проверим сами…

В голосе прозвучала угроза. Смеян и сам понимал, что подставляется. Стоило Цунами пронюхать о принадлежности особняка к ФСОСИ, и полковнику несдобровать. Тем не менее, твердой рукой он передал карточку с адресом.

— Завтра наш юрист подъедет в банк, дашь ему документы для учредителя.

— Их должна подписывать мать Давыдова, а она этого не сделает, пока Петелин не будет освобожден.

— Будет, — уверенно кивнул Цунами. Посмотрел в глаза Смеяну и добавил: — В этом городе нет дверей, закрытых для нас.

— Бог в помощь, — Смеян махнул Святу, — рад был встрече!

— Следующая будет на кладбище, — буркнул тот.

Глава 16

Версий об убийстве Артема возникло множество. Ариадна Васильевна поначалу внимательно отслеживала по газетам их обсуждение. Пока не поняла бессмысленность этого занятия. Каждый журналист выдавал мнение хозяина печатного органа или политической партии, контролировавшей его. На телевидении вообще творилось непотребство. Поначалу передачи носили истерично-сенсационный характер, потом провокационный. Некоторые телеведущие занимались откровенным стукачеством. По мнению одних, Артема убили конкуренты, другие сходились на том, что виной стали тесные контакты с криминальным миром, третьи предполагали, что здесь следует искать руку мирового империализма, недовольного становлением в России финансово-олигархических империй… За всем этим шумом Ариадна Васильевна уловила одну тенденцию — почти никто не вспоминал о стремлении сына выиграть тендер по приватизации нефтяной компании «Сибирсо». Об этом как-то умалчивалось. Фамилия Артема упоминалась среди других, не менее достойных. Но ведь ни для кого не было секретом, что именно «Крон-банк» являлся без пяти минут владельцем крупнейшей в стране нефтяной компании.

Следовательно, кому-то было выгодно отводить внимание общественности от этой темы. Об этом Ариадна Васильевна и хотела поговорить с управляющим «Сибирсо» Егором Пантелеймоновичем Вакулой, которого звала ласково — Егоркой.

Вакула был крупным здоровым мужчиной с льняными волосами. Буйные кудри не поддавались никаким укладкам, волнами сбегали на плечи, что делало его похожим не на нефтяного магната, а на участника телевизионных гладиаторских боев. Ходил он, косолапо ставя ноги и балансируя руками, словно боялся потерять равновесие. Эта привычка выработалась в тайге, где, пробираясь сквозь завалы, приходилось хвататься за кустарники. Вакула, прежде чем стать управляющим, провел многие годы в геологических экспедициях. В них пропил голос, поэтому говорил надсадно.

— Что ж, мать, не уберегли Артема? — посочувствовал он, присев на край кровати, отчего она едва не перевернулась.

— На все воля божья и подлость людская. Быдло не прощает тех, кто талантливей, умней, богаче. Отстреливают лучших, остальные превращаются в дерьмо посредством гниения.

— Думаю, его убили не из зависти. Артем стал Артемом не потому, что остальные оказались глупее. Просто он сумел отработать систему взаимоотношений с властью. А это в российском бизнесе — самое главное. Его смерть — ликвидация важнейшего звена в цепочке: деньги — власть — деньги.

— Ты догадываешься, кто стоит за убийством? — насторожилась Ариадна Васильевна. Среди партнеров Артема Егорка был, пожалуй, единственным, кому она доверяла. Вакула обладал крепким крестьянским умом. Попадая в московкие деловые круги, обычно косил под таежного мужичка. Сыпал присказками, отшучивался, щурил глаза и отгонял рукой от себя дым. В общении же с Артемом становился хватким вполне европейским бизнесменом, умеющим просчитывать сложнейшие ситуации. Ариадна Васильевна знала его именно таким.

— Догадываться тут мало. А логика простая. Если правительство перешагнет через «Крон» и завяжется с другим банком, значит, убрали Артема сверху. А ежели торги по «Сибирсо» состоятся и «Крон» не лишится своего привилегированного положения, то шукать следует вокруг.

— А сам ты как думаешь?

— Ничего не думаю. Возможно все.

— На панихиде Суховей был предельно любезен…

— Выстрел в Артема — это удар по нему. Олег Данилович не любит менять условия игры. Сейчас многое зависит от вас.

— Знаю. Несмотря на постоянные боли, я пока полностью контролирую работу банка. Некоторые сопротивляются. Усиков спит и видит стать хотя бы исполняющим обязанности председателя правления.

— А вы?

— Он не мой человек. Мне нужен Петелин.

— О нем никаких известий?

— Если бы его хотели убить, расстреляли бы прямо в палате… — ее прервал телефонный звонок. — Алло?

— Ариадна Васильевна, к вам Кира, — раздался в трубке голос Али.

— Я ни в чем не нуждаюсь, пусть не беспокоится.

— У нее новости о Петелине.

Ариадна Васильевна раздраженно дернула головой. Ей не хотелось прерывать разговор с Вакулой ради очередного бреда бывшей невестки. Но сейчас нельзя было отмахиваться ни от какой информации.

— Пусть зайдет на минуту.

Вакула встал, заслонив собой почти все окно, за которым в лучах утреннего солнца серебрились заснеженные ели.

— Подожду в холле?

— Останься. Ты — свой!

Стремительной походкой в палату вошла Кира. С одного взгляда можно было догадаться, что она находится во взвинченном состоянии.

— Я нашла его! — заявила она с порога, размахивая рукой с дымящейся сигаретой. Увидела Вакулу и осеклась.

— Говори при нем, — приказала Ариадна Васильевна и тоже схватилась за сигарету.

— Примите мои соболезнования, — неуклюже склонился Вакула.

— Какие? Ах, да, — смутилась Кира и, переключив все внимание на свекровь, обрушила на нее поток сведений. — Вчера я ездила к Ядвиге Ясной. Вы слышали о ней. Это уникальная женщина! Она не чета всяким там экстрасенсам, у нее очень высокий круг общения. Можете сами проверить. С ней советуются даже в Кремле. Однажды она…

— Да плевать на однажды! — перебила Ариадна Васильевна. — При чем тут какая-то Ясная?! Ты бы еще по повивальным бабкам побегала. Не ставь меня в дурацкое положение перед Егором Пантелеймоновичем.

Кира развернулась к Вакуле.

— Вы слышали о Ядвиге Ясной?

— Нет. У нас в Сибири таким ворота дегтем мажут.

— Вот, вот, — поддержала Ариадна Васильевна. Кира в изнеможении опустилась в кресло. Ее сдерживало присутствие Вакулы, иначе скандал со свекровью начался бы немедленно. Сил на убеждения в правдивости пророчеств Ядвиги у Киры не осталось. Одетая во все черное, она чем-то напоминала измученную птицу, вынужденную биться об оконное стекло вместо того, чтобы, расправив крылья, взмыть в подсвеченное холодным солнцем небо.

— Давай без истерик, — смилостивилась Ариадна Васильевна, сама в глубине души верившая во всякие мистические прозрения.

— Она указала дом на Арбате, где скрывают Петелина. Я первым делом сообщила Смеяну. Заставила съездить в Кривоарбатский переулок. Мы нашли особняк, о котором говорила Ядвига.

— И что Смеян? — занервничала Ариадна Васильевна.

— Отправил меня домой и приставил охрану. Я всю ночь не спала, думала и теперь не сомневаюсь, что он специально не хочет искать Петелина. Это его рук дело!

— Глупости, — не согласилась старуха.

— Тогда почему он не действует? В любой момент Петелина могут убить или перевезти в другое место!

— А тебе-то что? — напряглась Ариадна Васильевна, почувствовав в интонациях Киры искренность переживаний.

Кира вздрогнула, как будто ее поймали на чем-то недозволенном. Взглянула широко распахнутыми глазами на Вакулу, взывая о помощи.

— Как? Это касается всех!

Вынужденная целыми сутками лежать, Ариадна Васильевна страдала оттого, что не могла предпринимать активных физических действий. Обычно во время нервных разговоров она много жестикулировала, резко вставала, ходила из стороны в сторону, убирала пепельницы, готовила кофе, поправляла одежду. В каждом движении присутствовала агрессия, угнетающе действовавшая на собеседников. Лишенная этого преимущества, она могла только злиться и кричать. Но воспитание не позволяло этого делать. Поэтому, откинувшись на подушки, старуха, глядя в потолок, тихо предупредила:

— Чем дальше ты будешь находиться от Петелина, тем мне будет спокойней. Не хочу ничего предвосхищать, но ты меня знаешь… Я Артему запрещала подпускать тебя к делам банка. А теперь и подавно не суй свой нос!

— Мне уйти?! — выпрямившись в кресле, с вызовом спросила Кира.

— Самое время, — подтвердила Ариадна Васильевна. После того, как Кира сообщила, что передала всю информацию Смеяну, продолжать неприятный разговор не имело смысла.

Кира не привыкла, чтобы ей показывали на дверь. Выше всего она ставила чувство собственного достоинства. Поэтому поднялась с прямой спиной, небрежно кивнула Вакуле, бросила окурок в больничную плевательницу, подошла к двери и, не поворачиваясь, сухо объявила:

— Пока вы находитесь в моей клинике, будете соблюдать режим и порядки, заведенные здесь мною! — и, не дожидаясь реакции старухи, вышла из палаты.

— Вот сука! — прошептала Ариадна Васильевна.

Вакула ничего не ответил, лишь попробовал разогнать рукой дым, повисший слоями над ее кроватью. Ему, как, впрочем, и большинству партнеров Артема, было известно об антагонистических отношениях между обеими дамами.

— Она во всем мешала Артему! Он был бы намного осторожней и спокойней, если бы не ее постоянные прихоти! Когда у банкира голова забита тем, что купить или подарить жене, — это уже не банкир, а растратчик собственного состояния. Можно подумать, что я его рожала для того, чтобы он ублажал эту распущенную, развращенную тусовщицу!

Долго внимать гневным речам старухи Вакула не собирался. Лично ему Кира нравилась. Он считал ее женщиной высокого класса. И с удовольствием сгонял бы с ней на недельку в Париж. Поэтому, вздохнув, перевел разговор на более доступную тему.

— Вы верите в возможности вещуньи?

Его вопрос заставил Ариадну Васильевну обуздать выплеснувшиеся эмоции. Она закурила, тряхнула фиолетовыми волосами и натянуто улыбнулась своей страдальческой улыбкой.

— Все надо подвергать проверке. В том числе и Смеяна… Кому можно поручить это дело?

— Хотите, чтобы я этим занялся? — перешел на надсадный шепот Вакула.

— Только незаметно. У него профессиональный нюх. Ссориться с ним опасно. Но терпеть рядом предателей не собираюсь.

— У Смеяна большой авторитет в банке.

— Этому способствовал Артем. Сколько раз ему говорила — никого нельзя кормить с рук. Обязательно укусят!

Вакула подтвердил свое согласие многозначительным хмыканием. Доверие Ариадны Васильевны открывало для него хорошие перспективы сотрудничества с «Крон-банком», на который Егор Пантелеймонович имел свои виды.

— У меня есть возможности просветить Смеяна как рентгеном. Комар носа не подточит.

— Верю, — устало согласилась старуха.

Глава 17

«Не хватай кусок шире рта», — в сотый раз повторял себе Петелин, чувствуя, что потихоньку сходит с ума. Он сидел за письменным столом и на белом листе рисовал ящики. Обычные фанерные ящики для овощей. Их количество уже трудно было подсчитать. Но рука упрямо водила ручкой по бумаге. За его спиной, посапывая, спала Лиса Алиса. Три бутылки шампанского сделали свое дело. Евгений же чувствовал себя абсолютно трезвым. Несмотря на то, что перед ним стояла початая бутылка виски, к которой он периодически прикладывался. «Не хватай кусок шире рта» — это единственное, что ему завещал Артем. Немного. Надежды действительно не оставалось. Уже не угнетало сожаление о том, что он вообще разыскал телефон бывшего одноклассника. Не чертыхался при мысли об идиотизме своего положения. Ощущение обреченности породило апатию. И лишь от одного сжималось сердце и учащалось дыхание — от воспоминаний о Кире. Особенно мучительно они овладели Евгением после ночи, проведенной с Василисой. Ему стало казаться, что все происходящее как-то связано с ней. После долгих объяснений Василисы, перемежавшихся пьяным бредом, он окончательно понял, что сам по себе не представляет никакой ценности для людей, придумавших такое страшное предприятие по изыманию денег у убитых бизнесменов. При столь грамотно поставленном деле выяснить степень богатства Евгения было плевым делом. Значит, похитили его не для того, чтобы подсунуть мертвого двойника… А для чего? Чтобы подсунуть живого? Догадка казалась вполне реальной. И именно поэтому заставляла его думать о Кире. Неужели его двойник будет общаться с этой мифологизированной женщиной в то время, как он зачахнет здесь от ожидания своего бокала с цианистым калием по краям?

О судьбе Ариадны Васильевны и делах «Крон-банка» Евгений не вспоминал. Они ушли в далекое прошлое, к которому он уже не имел никакого отношения. Вместо вопроса: «Неужели я никогда не выберусь отсюда?» — его преследовал другой: «Неужели она так и не узнает, что со мной случилось?» До сих пор несбыточные желания не терзали его душу. Сейчас он готов был совершить какой-нибудь безумный поступок, даже умереть, но только у нее на глазах. Судьба же отказывала ему и в этом… Евгений печально усмехнулся и налил в стакан виски. Сделав несколько мелких глотков, скривился. Все случившееся казалось ему ужасно несправедливым. Он никогда не считал себя героем или каким-то особенным человеком. Никаких талантов в себе не обнаруживал и собирался прожить простую скромную жизнь, без всяких потрясений и катаклизмов. В сущности, для этого требовалось совсем немного — маленькая однокомнатная квартира, чиновничья работа, долларов пятьсот в месяц и необременительная связь с какой-нибудь одинокой спокойной женщиной. А тут… как в американском триллере… но без надежды на хороший конец!

Евгений развернулся и оглядел комнату повнимательней, с учетом того, что, возможно, здесь ему придется провести последние дни жизни. И вдруг ощутил, как спазм перехватывает горло. «Неужели — конец! Конец всему? Он должен умереть по чьей-то злой воле? Никому ничего не сделав плохого? За что?!» — терзаемый этими вопросами, он вскочил и, подбежав к двери, с остервенением принялся колотить кулаками. Толстая обивка, скрывавшая металлическую основу, поглощала его удары. От их шума не проснулась даже Василиса. Напоследок ткнувшись в дверь головой, Евгений вернулся на место. Он почувствовал себя окончательно сломленным. Как ни странно, он не вспоминал прожитую жизнь. В его памяти не возникали душераздирающие эпизоды безмятежного детства. Не мучался от ностальгии по недавнему безрадостному существованию. Более того, именно в этой благоустроенной камере смертника он понял, что жил тупо, лениво, бездарно. Все время чего-то опасался. А чего? Каких-то неприятностей. Поэтому не лез на рожон, не рисковал, не принимал крутых решений. Надеялся дожить до седин тихой несуетной старости и в результате оказался на волосок от смерти…

Евгений хватанул еще виски. Настроение в который раз резко изменилось. Теперь ему казалось, что, стоит только вырваться отсюда, и он расправит крылья! Будет жить как в последний раз! Сметать на своем пути любые преграды. Никаких тормозов не оставит в душе. Не остановится ни перед чем в желании стать богатым, властным, способным влюбить в себя такую женщину, как Кира…

К действительности его вернул унылый голос Лисы Алисы.

— Милый, как тебя зовут?

— Тебе зачем? — вяло отреагировал он.

— У нас плохое настроение? Пройдет! Когда впереди ничего, кроме смерти, расстраиваться глупо. Шампанское еще есть?

— Не знаю, — Евгению не хотелось общаться с помятой полупьяной женщиной.

— Ну, иди ко мне, — промурлыкала она, чем вызвала в нем прилив бешенства.

Вскочив на ноги, он схватил со стола бутылку, замахнулся ею и заорал:

— А ну, мотай отсюда!

Угроза не подействовала. Скорее наоборот. Взгляд Василисы стал колючим и жестким. Тонкие ноздри влипли в нос, что придало лицу хищное цепкое выражение. Она превратилась в ту самую безжалостную рэкетиршу, которую можно было остановить только пулей.

— Полегче. Не таких обламывала. Мужская истерика хуже блевотины.

У Евгения от стыда вспыхнули щеки. Он не привык кричать на женщин.

— Прости… Выпил, — проговорил он смущенно и поставил бутылку на стол.

— Пройдет. В первые дни сама на стены кидалась. Била в дверь. Обещала со всеми разобраться. Мне объяснили… сдалась. Теперь наплевать.

— Кто объяснил? — напрягся Евгений.

— Дан. Он у них мозговой центр. Утверждает, что это его идея. Если не врет, то гений.

— Понимаешь, у меня другое дело. С меня никаких денег взять невозможно.

— А… обычная песенка. Поначалу все так говорят. И не пытайся.

— Когда я встречусь с Даном?

— Хоть сейчас, — усмехнулась Лиса Алиса. — Давай лучше выпьем. Спешить некуда.

— Как с ним связаться?

— Включи телевизор на программу «С». Только дай мне сперва уйти. Не хочу, чтобы он меня видел в таком состоянии… — Прочитав в глазах Евгения немой вопрос, объяснила: — Тут двухсторонняя связь. Включаются сразу две камеры, чтобы видеть друг друга.

— Всевидящее око?

— Считает себя знатным физиономистом… — Василиса встала, проверила холодильник. Не найдя шампанского, налила себе сок. Подошла к Евгению и, глядя на него своими маленькими колючими глазами, серьезно сказала: — Знаешь, почему я не сошла с ума?

— Потому что сильная женщина.

— Ерунда. Потому что по законам бизнеса Дана и всю их фирму когда-нибудь кто-то «закажет», как и нас. Только бы дожить.

— Не боишься, что подслушивают? — отшатнулся Евгений.

— Я ему уже говорила это.

— И что?

— И все! Живу в свое удовольствие. И тебе советую. Ладно, пойду. А ты не раскисай. Еще встретимся. Надо же попробовать, какой ты мужик.

Лиса Алиса, взяв пульт, включила телевизор, на экране которого тут же возникло лицо Дана.

— Пусть меня проводят, — сказала она так, словно он давно присутствовал в комнате.

Дан кивнул. Тотчас дверь бесшумно распахнулась. На пороге появился одетый в черную униформу охранник.

— О, какой милашка! — иронично оценила Василиса. — Что ж, проводи даму до уборной.

Дверь за ними также бесшумно закрылась. Евгений остался один на один с головой Дана на экране телевизора.

— Мучают вопросы, дружище? — спросил Дан.

— Скорее неизвестность, — признался Евгений. Внутренне он готовился к встрече с Даном. Надеялся объяснить ему, что произошла глупейшая ошибка, что никакой пользы от его похищения им не дождаться. Готов был броситься в ноги и умолять отпустить его с миром. Дать любые самые страшные клятвы о том, что будет нем, как рыба. Что забудет о происходившем в особняке навсегда… Но говорить все это в телевизор было как-то неловко. Стоя перед экраном, он ощущал себя ничтожной козявкой, которую рассматривают в микроскоп перед тем, как начать препарировать.

— Сядь. Мне тебя хорошо видно, — посоветовал Дан. — Надеюсь, первой ночью у нас остался доволен?

Евгений пожал плечами. Вопрос прозвучал, как намек на то, что Лиса Алиса пришла не по собственному желанию, а по заданию хозяина.

— Да сядь же! А то маячишь перед глазами. Выпей виски! Нужно будет, еще пришлю. У нас этого добра много…

— Мне бы не хотелось задерживаться здесь надолго, — сказал Евгений, пристально вглядываясь в глаза Дана.

Каменное лицо на экране казалось совершенно безжизненным. Просто терминатор какой-то. Ничем не прошибить. Евгению представилось, что он действительно смотрит фильм ужасов, и рука инстинктивно потянулась к пульту, чтобы выключить жуткое наваждение. Заметив его движение, Дан слегка шевельнул губами:

— У тебя расшатана нервная система. Колешься? Или подсел на колеса?

— Нет. Никогда не пробовал, — испугался Евгений. — Вы меня с кем-то перепутали. Почему я здесь?

— Потому что ты нам нужен, — без тени сомнений заявил Дан.

— Но мне-то это ни к чему!

— Ну, нам виднее. Да ты и сам еще не понял, куда попал. Не знаю, как выглядит рай для обычных покойников, но наш — высшего класса!

Евгений наблюдал за Даном и безуспешно пытался побороть в себе ощущение того, что перед ним не персонаж гнуснейшего фильма. Незаметно для себя переместился со стула на ковер. Уселся на корточки прямо перед телевизором. Тем временем с Даном произошла некоторая метаморфоза. Лицо его пришло в движение — набрякшие веки слегка приподнялись, губы вытянулись в трубочку, словно он готовился к поцелую, лоб прорезала глубокая морщина. По всему было видно, что он думает о чем-то грандиозном… На экране возникла сигара, зажатая между пальцами. Дан долго раскуривал ее, потом выпустил дым прямо в объектив.

— Я уверен, что многих из своих клиентов просто осчастливил… — произнес, наконец, он с гордостью. Немного помолчав, продолжил: — Человеческая сущность состоит из противоречий. С количеством денег число этих противоречий лишь увеличивается и в конечном счете человек становится их заложником. Он бы и рад предаться какой-нибудь одной, таящейся в глубине души страсти, но не может, потому что боится. Изучая эти особенности натуры, я сделал фундаментальное открытие — у каждого человека существует одно тайное мучительное желание. Он всеми силами старается заглушить его, но безуспешно. Каждый в душе мечтает когда-нибудь отдаться полностью во власть этому желанию, но такое случается редко. В результате человек умирает в богатстве, почестях, любви родных и близких, а чувствует себя самым несчастным, самым неудовлетворенным из смертных. И только попав сюда к нам в орден, каждый может почувствовать себя совершенно счастливым. Почему? Да потому, что все они умерли, а значит, бояться нечего. Под особняком скрыты пять этажей. Под тобой живет дивный парень — Степан. Воровал всю жизнь, откладывал на будущее, детей наплодил пять ртов, у жены под каблуком находился. А мечтал об одном — о самых грязных проститутках с Тверской. Мечтал, но не пробовал. Боялся всяких болезней. Зато здесь оттягивается по-черному. Мы ему привозим чуть ли не каждую ночь по нескольку девчонок. И он счастлив… Иногда сами просим — сдай анализы, — а он смеется. Его здоровье уже не волнует. А напротив тебя комната Иветты. Содержала модный салон, постоянно сидела на диетах. По ночам жратву во сне видела! Теперь повара специально для нее готовят. Поправилась на сорок килограмм. Все зеркала из своих апартаментов выбросила и тоже счастлива… И так каждый реализует тайные желания. Одни уходят в бессрочный запой. Другие садятся на иглу. У нас разрешено все. Под присмотром врачей. А какое раздолье для игроков? Знаешь, сколько людей мучаются, подавляя в себе азарт? Они готовы проиграть миллионы, лишь бы ощутить безумство игры. Но в повседневной жизни старательно скрывают это. Мы организовали маленькое уютное казино в самом нижнем этаже. Поверь, даже в Монако позавидовали бы суммам, которые улетают за нашими столами. Играй на здоровье. Наши клиенты умирают нищими и от этого абсолютно счастливыми.

— Но у меня нет тайных желаний! — закричал Евгений, доведенный до отчаяния упивающимся собственной изобретательностью Даном.

— Таких не бывает, — не повышая голоса, отрезал тот. Раскурил сигару и продолжил: — Был тут один нефтяник. Тоже ничего путного в себе не мог найти, а потом вдруг пристрастился к книжкам. Оказалось, с детства ничего не читал. Вот уж нас удивил. За день прочитывал по нескольку томов. Все умолял — дайте дочитать «Человеческую комедию» Бальзака. Так с последним томом и похоронили.

Евгений боялся потерять нить разговора. Из всего услышанного он постарался сделать свое заключение.

— А кто за это все платит? — спросил он, как только Дан решил перевести дух.

— Сами клиенты. Мы им даем возможность прожить капиталы подчистую. Под нашим, разумеется, контролем.

— Но у меня-то ничего нет! — ожидая именно этого ответа, воскликнул Евгений.

— Знаю. Тобой занялись по другой причине. Каждый бизнес нуждается в развитии. Поэтому возник новый проект. Вместо тебя запускаем в банк твоего двойника. Только не такого лоха, как ты. Он быстро наладит дело и года за два создаст себе приличный капитал. Вот тогда-то на него и поступит «заказ». Он окажется здесь, а ты — на его месте. Логично?

— То есть как? — не веря своим ушам, прошептал Евгений.

На каменном лице Дана возникло подобие обиды.

— Что значит как? Мы тебе подарим два года обеспеченной жизни, а ты спрашиваешь — «как»? Да где ж ты еще так поживешь? В полном комфорте! Еда, выпивка, девочки. Бассейн, тренажеры. Общение с интересными людьми. И никаких забот. При этом, учти, ты для нас пока убыточный проект. Мы рискуем своими деньгами.

— Так отпустите меня!

— Не кричи. Как говорят французы: «1'homme que j'etais jn ne le suis plus », что в переводе означает — «Тот, кем я был, это больше не я».

— А кто?

— Вместо тебя уже подобрали хорошего парня. Вы похожи как две капли воды. А если учесть, что тебя по сути никто из окружения покойного Давыдова толком и не знает, то подмены они не обнаружат.

— Но я ведь сам могу возглавить банк! — взмолился Евгений.

С экрана на него смотрели глаза, в которых читалось полнейшее презрение.

— Да, да! Буду выполнять все ваши приказы. А он пусть сидит здесь. Я сумею разбогатеть. Сказочно, как полагается, вот увидите. И все до копейки отдам вам! Честное слово! — Евгений не заметил, как оказался перед телевизором на коленях. В безрассудном порыве протянул руки к экрану. — Доверьтесь мне!

Внимая мольбе клиента, Дан сочувственно кивал головой. Создавалось впечатление, что он почти готов согласиться. Дым от сигары скользил по объективу, смягчая булыжнообразное лицо хозяина. Но в тот момент, когда у Евгения затеплилась надежда, кирпичом легла фраза:

— Доверять тебе можно… верить нельзя! Не потянешь. Хиляк.

Это прозвучало как приговор. Стало ясно, что Дан хорошо изучил его биографию и не поддастся ни на какие уговоры. Евгений почувствовал отвращение к себе, к вынужденному унижению. Мерзкое ощущение собственного ничтожества вызвало безудержную ярость. Не найдя нужных слов, он в сердцах смачно плюнул на экран.

— Потому-то и предпочитаю общаться с новым контингентом через телекамеру, — последовал насмешливый ответ.

Экран телевизора потух. Евгений остался в полном одиночестве.

Глава 18

В Москве Егор Пантелеймонович Вакула считался чужаком. К нему присматривались с опаской и недоверием. А все оттого, что характером обладал буйным и непредсказуемым. Русский мужик из глубинки плохо вписывался в отлаженную систему отношений столичного истеблишмента. Артем Давыдов был первым из крупных банкиров, кто протянул ему руку дружбы. В результате Вакула, приобретя одного друга, тут же нажил нескольких могущественных врагов и множество тайных неблагожелателей. Пока Давыдов контролировал ситуацию, беспокоиться было не о чем. Но после его смерти предстояло либо сохранять независимость, либо искать новых союзников. Вакула понимал, что только поддержка вице-премьера Суховея делала его более или менее неуязвимым. Однако поскольку вице-премьер занял выжидательную позицию, приходилось действовать на свой страх и риск. Вакула сильно сомневался, что Ариадне Васильевне при всем ее несгибаемом характере удастся сохранить контроль над банком. Поэтому решил связаться с человеком, которому доверял не меньше, чем Артему, — Геннадием Ивановичем Волоховым.

Банщик встретил его с распростертыми объятиями. Двери бизнес-клуба радушно распахнулись для встречи дорогого гостя. Хозяева помнили о любви Вакулы к обильным застольям, и поэтому праздничный стол ломился от яств. Украшением же вечера служили специально приглашенные дамы.

— Ну, ты, как всегда… — оценил Вакула размах дружеского приема.

— Не каждый день Москву навещают нефтяные бароны! — похлопал его по крутому плечу Волохов.

— Скрутило меня, не смог вот на похороны приехать. Но помянул…

Волохов подвел его к дамам.

— Знакомься! Блондинка — Таня, а красавица с маслиновыми глазами — Оксана. Обе любят крупных, солидных мужчин.

Девушки были из модельного бизнеса. Холеные, элегантно одетые, с натренированными улыбками и безразличными глазами. Вакула, обняв обеих, поцеловал их в щечки.

— Зовите меня Гоша, — сел между ними и обратился к Волохову: — Наливай, хозяин! Закатим за красавиц и умниц по полной!

Пил Вакула коньяк исключительно фужерами, чем каждый раз заставлял трепетать любую компанию. В этом была его маленькая мужицкая хитрость. На самом деле только два первых фужера опрокидывались залпом в луженую глотку бывшего геолога. Следующий надолго задерживался в его руке, но на это уже никто не обращал внимания.

Вызвав у дам возгласы восторга, он наскоро закусил и предложил Волохову:

— Из многолетних наблюдений я пришел к выводу, что женский рот создан для двух вещей — любви и приема пищи. Давай оставим их наслаждаться деликатесами, а сами пока перебросимся несколькими словами.

— Ой, Гоша… нам же будет скучно, — капризно промяукала Оксана.

— Скучно без нас будет в постели, а за таким столом — исключено! — наставительно произнес Вакула надсадным голосом и встал из-за стола.

Банщика не надо было уговаривать последовать его примеру. Ему-то уж и подавно осточертели эти телки, используемые в качестве дежурных блюд.

Мужчины удалились в зимний сад. Вакула уселся на булыжник, опустил руку в пруд, намереваясь поймать за хвост золотую рыбку. Неподвижная стайка бросилась врассыпную.

— Вот и в жизни — золотых рыбок пруд пруди, а поди поймай голыми руками, — философски заметил он.

— Мы их сачком, — поддержал Волохов. — И все наши.

— А у кого сачок на поимку «Сибирсо»? — напрямую спросил Вакула.

— Какой сачок? Тут требуются сети. И каждый расставляет свои. Приехал ты вовремя. Меня уже спрашивали. Есть желающие наладить контакты.

— С меня-то какой прок. Я — государственный служащий. Не более. Решать будут там, — он указал пальцем на стеклянную конусообразную крышу. — Вот разобраться с «Крон-банком» — моя прямая обязанность. Мне Артем был другом, потому убийцу надобно найти. Есть какие-нибудь сведения?

— Противоречивые… Очень много переплелось интересов. В кого ни ткни, каждому выгодна смерть Артема. А конкретных улик — ни одной.

— Чем же вы тут занимаетесь? В самом банке не шукали? Может, решили под другого папу лечь?

— Откуда такие предположения? — искренне удивился Волохов. — Артем сам подбирал людей.

— Кому ж еще нужно было Петелина ликвиднуть? Им он в первую голову помешал.

Банщик задумался. Не исключено было, что Вакула обладал какой-то информацией. Зная его мужицкий ум, можно было не сомневаться, что делиться ею не захочет. Но раз решил посоветоваться, то уж наверняка надеялся на помощь. Привыкший ничего не пропускать мимо себя, Волохов осторожно заметил:

— С самого начала Смеян настаивал, что Петелин является сообщником убийцы. Но почему-то не выдал его руоповцам. Потом Ада настояла, чтобы он возглавил банк.

— Смеян был «за»?

— Не думаю…

— У тебя есть что-нибудь на него?

— Не уверен. Он же считался преданным другом.

— То-то и оно. При таком профессионале запросто подстрелить хозяина? Не верю!

— Интересная мысль. А на кого в таком случае он играет? Не на себя же!

— А как насчет Киры?

— Смеян и Кира? Шутишь? — еще больше удивился Волохов и вдруг вспомнил, что во время панихиды вице-премьер очень заботливо выражал ей соболезнования. — Но она же бывшая…

— А завещание?

— Постой, постой… А вдруг Артем не успел его изменить? Ведь до сих пор никто не знает! — подозрения Вакулы уже не казались Волохову надуманными. Во всяком случае, они имели право на существование.

— У тебя есть кому поручить?

— Есть. С Кирой проблем не будет, а Смеян может почувствовать, что вокруг копают.

— Надо сделать. Я профинансирую, — Егор Пантелеймонович остался доволен состоявшимся разговором. Он не просто хотел выполнить поручение Ариадны Васильевны, но и побольше узнать о скрытых от глаз внутренних делах «Крон-банка». Нельзя же было спокойно наблюдать за борьбой, развернувшейся вокруг вотчины погибшего друга.

В свою очередь, и Волохов обрадовался представившейся возможности потеснее сойтись с Вакулой. У него уже созрел план по втягиванию нефтяного барона в сферу интересов финансово-промышленной группы Крюгера.

— Ты в каких отношениях с Иваном Карловичем Крюгером? — спросил он как бы между прочим.

— В натянутых.

— Почему?

— Потому что он первостатейный жулик.

— А кто не жулик? — Я!

— Тогда пойдем выпьем, — ловко соскользнул с темы Волохов.

Они вернулись в банкетный зал, где за столом, весело хихикая о чем-то, возбужденно разговаривали Таня и Оксана. Судя по их раскрасневшимся лицам и размашистым жестам, время они действительно проводили неплохо.

— Ну как? — поинтересовался Вакула, вооружившись полным фужером коньяка.

— От пуза! — тяжко вздохнула Оксана. — Теперь полежать бы.

— Рано, — по-хозяйски прокомментировал Банщик.

Вакула подмигнул девушкам.

— Предлагаю выпить под негритяночку!

— Как это?! — воскликнули обе.

— А вы не знаете? — игриво удивился он. — У нас в Сибири без негритянок ни одно застолье не проходит.

— Где ж вы их берете? — рассмеялась Оксана.

— Из Мозамбика выписывают. Возят самолетами, как устриц из Парижа, — добавила Таня.

— Нет. Мы их создаем собственными руками. Тут уже заинтересовался и Волохов.

— Делать негритянок руками? Что-то новенькое. Вакула, скинув пиджак, закатал рукава рубашки.

Ополоснул руки водкой и, повернувшись к Оксане, потребовал:

— Давай раздевайся. — Как?

— Не как, а совсем, а ты, — он ткнул пальцем в Волохова, — неси ведерко черной икры.

— Это что — меня намазывать будут? — всплеснула руками девушка.

— Буду. Очень жирным слоем, — подтвердил Вакула.

Волохов сделал знак официанту, и через несколько минут ведерко с икрой оказалось на столе. За это время Оксана, смеясь и кокетничая, с помощью подруги содрала с себя узкое красное платье.

— А колье оставлять? — давясь от смеха, спросила она.

— Конечно. Мы его положим сверху.

Оксана обнажилась со скоростью и беззастенчивостью профессиональной манекенщицы. Она обладала прекрасной фигурой с хорошо развитыми мышцами, маленькой грудью и упругой круглой попкой. Все это больше тяготело к спорту, нежели к сексу. Поэтому, даже будучи совершенно голой, она не сделалась более соблазнительной.

— Мясца тебе не хватает, — прищелкнул языком Вакула.

— Вам в Сибири грудастых да жопастых подавай, — не осталась в долгу Оксана.

— У нас все по запросам. Ложись, — и Вакула принялся освобождать центр стола.

Усевшись поодаль, Волохов терпеливо наблюдал за происходящим. В бизнес-клубе оргии не устраивались. Чинная атмосфера располагала не более чем к легкому флирту. Да и контингент гостей не был склонен к эпатажным выходкам.

Вакула тем временем уложил Оксану на стол, обильно полил ее тело шампанским и принялся размазывать икру. Делал это с ловкостью художника, подхватывая лезвием ножа соскальзывавшие икринки. На соски и бритый лобок девушки нанес красную икру. В пупок вставил несколько долек лимона, а на грудь возложил колье. Таня со смехом ассистировала

ему. Когда процесс создания негритянки был закончен, Вакула отступил от стола, полюбовался результатом собственного художества и пригласил Волохова:

— Теперь можно и отметить нашу встречу.

Не успели они рассесться по местам и наполнить бокалы, как в зал вошел Иван Карлович Крюгер.

Банщик не растерялся. Театральным жестом указал на Вакулу и торжественно произнес:

— Вот, Егор Пантелеймонович захотел поужинать с сибирским размахом!

— Приятного аппетита… — выдавил из себя ошарашенный бизнесмен.

— Да вы присаживайтесь. Этого бутерброда на всех хватит, — довольный произведенным впечатлением, громыхнул Вакула и, подмигивая Тане, предложил: — Или предпочитаете хот-дог? Знаете, как у нас в Сибири хот-дог делается?

— Нет, нет, — в следующий раз! — воспротивился

Волохов.

Крюгер, ничего не ответив, провел беспалой рукой по пышной седой шевелюре и с достоинством покинул ресторан.

Глава 19

Присутствие в клинике Ариадны Васильевны создавало нервную атмосферу. Больше всех нервничал Петр Наумович. Через его руки прошло множество самых высокопоставленных пациентов. Но никто из них, уважая опыт и авторитет Чиланзарова, не пытался диктовать методы лечения. Старуха отличилась и в этом. Считала, раз он является другом ненавистной невестки, значит, не заинтересован в ее скорейшем выздоровлении.

— Я ей объясняю, что нужна еще одна операция, а она заявляет, что и так встанет на ноги! — возмущался он, сидя в кабинете Киры.

— Ну, так не делай!

— Я же врач!

— Выпей и успокойся…

На письменном столе стояла бутылка виски. Кира уже несколько дней ночевала в клинике, не решаясь возвращаться домой. Охранников Смеяна она боялась не меньше, чем бандитов.

— Через пятнадцать минут закончится рабочий день, тогда и выпью. А тебе пора с этим завязывать! — повысил голос Чиланзаров. В душе он любил Киру, но относился к ней, как к избалованному ребенку, не способному самостоятельно отвечать за свои поступки.

— Петя, иди ты… я к ней второй день не притрагиваюсь. Валокордин хлебаю.

— Переживаешь из-за Петелина?

— Кто сказал?

— Вижу. Я хоть и не Ядвига Ясная, а тоже кое в чем разбираюсь. Бьюсь об заклад, в особняке его нет!

— Но мы же со Смеяном точно по ее предсказанию нашли.

— Нашли! Я тоже в Москве много замечательных домов знаю. Могу послать по любому адресу. Вот у нас в Ташкенте мулла был — самый уважаемый среди узбеков. А почему? Потому что он на все вопросы отвечал односложно — ты прав! И все были довольны. Ибо каждый, задавая вопрос, хотел бы услышать одно и то же в ответ.

— Думаешь, Смеян не освободит его?

— Не знаю, насколько это нужно самому Смеяну. У него в Москве информаторов больше, чем у твоей колдуньи. Послушай меня — выбрось из головы этого Петелина… а заодно и Ядвигу. Поживи одна, без проблем.

— Я одна жить не умею, — неожиданно для себя призналась Кира и слегка смутилась. В последнее время она много думала о своей неприкаянной жизни. Несмотря на внешний шик, на два завидных замужества, на роман со знаменитостью, она все чаще и чаще ощущала полнейшее одиночество. У нее было все, кроме простого теплого человеческого отношения к ней. Хотелось уютно свернуться калачиком, уткнуться в надежное, преданное ей мужское плечо и забыть обо всем на свете. Но не получалось. Приходилось продолжать жить у всех на виду, играть по чужим правилам, подчиняться массе тусовочных условностей. Тратить здоровье, время и деньги, чтобы выглядеть счастливой, независимой, неприступной… Кира порывисто схватила лежавшего на полу Мальчика и прижала его к себе.

— Мы с ним самые одинокие существа на свете!

— Езжай-ка ты лучше к Ольге в Испанию, — покачал головой Чиланзаров.

— Да что вы все меня спроваживаете!

— Потому что лезешь не в свое дело! Без тебя разберутся! — возмутился Петр Наумович.

Кира уже собралась накричать на него, как в кабинет вошла Аля.

— Охрана сообщила, что к тебе приехал Суров.

— Этого еще не хватало! — взорвался Чиланзаров.

— Скажи, чтобы пропустили! — с вызовом ответила Кира.

— Черт с вами! Хотите превратить клинику в дурдом — превращайте! — Петр Наумович схватил со стола бутылку виски и выкатился из кабинета.

— Ты, действительно, хочешь его видеть? — удивилась Аля.

— Он не отстанет. Здесь с ним проще разговаривать. Не так страшно.

Суров появился, как всегда, с цветами и с обворожительной, ни к чему не обязывающей улыбкой.

— Я уж начал волноваться, не случилось ли с тобой чего. У дома охрана. Телефон не отвечает…

— От тебя охраняют.

— И все-таки меня пропустили, значит, не все потеряно.

— Ты о чем?

— Хочу вернуться к нашему последнему разговору.

— А… прости, но я ничего не помню. Пьяная была.

— Мы с тобой прожили не один год. Ты бывала и не в такой стадии.

— Годы берут свое.

— Не верю. О предложении в сто миллионов забыть невозможно.

— А про убийство Ады?

— Разве с ней что-нибудь случилось? — развел руками Суров. Не в его правилах было отвечать на конкретные вопросы. Дипломатическая практика приучила к постоянному маневрированию. К тому же он не исключал, что кабинет Киры мог прослушиваться службой безопасности банка.

У Киры никогда не хватало терпения доводить разговор с ним до конца. Она начинала раздражаться. У нее не было сил выдерживать словесную эквилибристику бывшего мужа. Поэтому, нервно закурив, она села в кресло, поджав ноги, и заявила:

— Будем считать, что я все помню. Можешь продолжать. Кабинет не прослушивается. Артем не любил тратить деньги на ерунду.

— Отлично! — Суров уселся на диван. Подтянул на коленях брюки, чтобы не мялись, спрятал внутреннюю напряженность за легким прищуром глаз и, соединив растопыренные пальцы, продолжил: — Не будем возвращаться к глупым страхам. Мои знакомые навели справки в адвокатской конторе «Марковичи и сыновья». Завещание хранится там. Его еще никто не запрашивал. А с Ариадной Васильевной все решается намного проще, чем ты думаешь. Сотрудники банка не желают ей подчиняться. У них свой взгляд на политику банка…

— Кого ты имеешь в виду?

— Тех, кого она вызывала сюда.

— Откуда тебе известно?

— Мне многое известно. Поэтому я и трачу время, чтобы объяснить тебе элементарные вещи. Твоя Ада банк не удержит. И если ты хочешь, чтобы с ней ничего не случилось, заяви о правах на наследство.

— Да она никогда с этим не согласится!

Кира привыкла к скандалам с Адой и ненавидела ее всей душой. Но не могла представить себе, как они будут судиться из-за наследства. Зная бешеный напор старухи, ее властность и несгибаемость, готова была заранее признать свое поражение.

— В таком случае ты не оставляешь ей никаких вариантов. От нее избавятся самым простым способом. И ты вынуждена будешь смириться с ситуацией…

— А если я сейчас пойду и все ей расскажу? Суров пожал плечами.

— Иди.

Кира пожалела, что позволила Чиланзарову унести бутылку. Разговор с Суровым был чрезвычайно неприятен. Она никогда не отказывала бывшему мужу в уме, изворотливости и приспособляемости. Считала его советы разумными, хотя редко следовала им. Поражалась его умению переступать через любые обстоятельства, не теряя при этом комфортного состояния духа. И не сомневалась, что Суров возненавидел ее не в тот момент, когда они расстались, а после того, как она вышла замуж за Артема, чем, несомненно, унизила его. Поэтому заверения о том, что он хочет помочь ей, воспринимала не более как блеф. Решив сыграть на ее ненависти к Аде, Суров выпустил из вида моральный аспект. Сам-то он, уяснив для себя выгоду, не задумывался о путях ее получения. Но высказываться по этому поводу Кире не хотелось. После всего, что между ними было, глупо уличать его в подонстве. Поэтому, отведя в сторону глаза, тихо, почти робко произнесла:

— Все это омерзительно.

Отправляясь на встречу с Кирой, Суров и не надеялся на легкую победу. Главный аргумент, безоговорочно действовавший в подобных ситуациях, — деньги, не являлся для Киры убедительным. Не потому, что она их не любила, а потому, что никогда ранее в них не нуждалась. И до сих пор пребывала в наивной уверенности, что смерть Артема никак не отразится на ее финансовом положении.

— Хорошо. Давай закончим этот разговор. Но прошу, объясни мне, на какие деньги ты собираешься жить дальше? Содержать клинику? Менять машины? Мотаться за границу?

— Не на твои, — отрезала Кира.

— Это понятно. Тогда почему ты отказываешься от денег, которые завещал тебе Артем?

— Мы с ним расстались. Вернее, я ушла от него. И никаких прав на это не имею.

— А жить на что будешь?

Разговор перешел в стадию — «тяни-толкай». Кира не выдержала. Соскочив с кресла, она рванулась к дивану и присела на корточки перед Суровым.

— Милый Леша, меня многие считают распиздяйкой, но никто кретинкой. Сто миллионов мне бы очень пригодились. Но, во-первых, их обещаешь ты, а это уже опасно, а во-вторых, хочешь заставить меня переступить через труп Ады и потом еще этим же и шантажировать? Попробуйте только тронуть старуху! Хоть она и стерва, но умереть должна своей смертью.

Суров встал, застегнул пиджак, погладил Киру по голове и миролюбиво согласился.

— Так и будет. Нравится тебе или нет — мы тебя сделаем миллионершей, — и не дожидаясь, пока она поднимется на ноги, стремительно вышел из кабинета.

Глава 20

На Арбате забрезжило позднее зимнее вялое утро. В серой изморози уличные торговцы развешивали свои товары — набивные шали, военные шапки, аляповатые украшения. Одиноко голосили продавщицы мгновенной лотереи, обещая вернуть деньги в случае проигрыша. Открывали двери владельцы многочисленных антикварных магазинчиков, бутиков, букинистических лавок. Зазывалы с ленцой подмигивали редким прохожим, указывая на вход в рестораны. Мартышки, одетые в детские комбинезончики, зябко жались к своим безжалостным хозяевам-фотографам. Одичалые бомжи с видом коллекционеров копались в занесенных снегом мусорных урнах… Все было как обычно. И только увеличивавшееся с каждой минутой количество милиционеров говорило о том, что в центре столицы готовится что-то необычное.

Впрочем, к полудню кое-что прояснилось. Обычную туристическую публику, прогуливавшуюся по мостовой, стали оттирать к стенам домов стайки тинейджеров, шумно стекавшиеся к Кривоарбатскому переулку. Где-то уже из грузовых машин вытаскивали осветительную аппаратуру. Рядом припарковался автобус с буквами «ТВ» на синих боках. В нем находилась передвижная телевизионная станция. Короче, даже замшелому провинциалу становилось ясно, что скоро начнутся съемки. Из слухов, циркулировавших среди быстро увеличивавшихся толп подростков, можно было узнать, что намечается грандиозное событие — съемки нового клипа самого популярного рок-певца Ария Шиза.

Периодически над толпой повисал крик: «Едет»! — и волнение фанатов достигало точки кипения. Но ни в одном из переулков малиновый «Линкольн» певца замечен не был. Зато уже скапливались «Мерседесы» других участников съемок. Среди толпы сновали репортеры с микрофонами и простуженными голосами задавали идиотские вопросы. Милиционеры вели себя довольно демократично, следя лишь за тем, чтобы никто не прорывался за оцепление. Основным местом съемок должен был стать Кривоарбатский переулок, на котором уже устанавливалась металлическая конструкция, напоминавшая остов гигантского динозавра. Вокруг по затоптанному снегу змеились шланги и кабели.

Наконец появились затянутые в кожу, с байкеровским прикидом музыканты. Толпа их встретила свистом и криками. Они в ответ бросали пустые банки из-под пива. Ветер разносил по Арбату горьковатый дымок травки. Мрачное небо давило на крыши домов. Из многочисленных динамиков вылетали редкие пронзительные звуки настраиваемых инструментов. Из освещенных окон на происходившее внизу взирали привыкшие ко всему арбатские жители. С наступлением ранних сумерек вспыхнул разноцветными огнями железный динозавр. Из его пасти полыхнули языки пламени. Вся площадка залилась светом огромных юпитеров. И в этот момент словно ниоткуда возник Арий Шиз. Его лысую голову украшала корона из костей. На голой груди красовалось огромное колье из полудрагоценных камней. Одет он был в короткую куртку и брюки, сшитые из меха снежного барса. По всем переулкам разнеслось его пронзительное завывание и знаменитое приветствие: «Ну что, подсядем на шизуху?!» Толпа ответила громогласным «Врубай!» И началось…

По освещенному пространству метался режиссер клипа. Операторы снимали сразу несколькими камерами, а над головами плавно парил телевизионный кран. Кривоарбатский переулок утопал в вакханалии звуков, воплей и света. Разноцветные дымы обволакивали динозавра, на которого ловко взбирались и совершали немыслимые трюки каскадеры. По громкой связи то и дело раздавались команды: «Снято!» «Повторили!», «Мотор!»… И только трехэтажный особняк с задраенными окнами казался абсолютно безучастным к происходившему.

Когда безумие, творившееся на съемочной площадке, дошло до апогея, а толпа уже совершенно ошалела, никто и не заметил, как по наглухо закрытым железным дверям особняка кто-то громыхнул из гранатомета. В образовавшийся провал стремглав кинулось несколько человек, вооруженных автоматами. Не встречая сопротивления, они по коридору быстро добрались до рыцарского зала, слабо освещенного пламенем факелов. Дали несколько очередей в потолок, и предводитель что есть мочи крикнул: «Где Петелин? Мать вашу! Всех порешим!» Толстые стены особняка почти не пропускали мощные накаты музыки, поэтому вслед за криком и стрельбой возникла гнетущая тишина. И в ней нарочито спокойно прозвучал чей-то голос:

— Дальше ни шага.

Как подтверждение угрозы, с металлическим лязгом внутрь зала открылись бойницы, откуда торчали дула противотанковых пулеметов.

Но предводитель не сдался.

— Нам нужен Петелин, и мы уйдем. Иначе взорвем все к чертовой матери.

— Грандиозное шоу устроили. Денег не пожалели, — как ни в чем не бывало одобрил голос.

— Иди ты…

— Пожалуй, Петелина я отдам. Не ломать же народу кайф, пусть оттягиваются. У нас тут тоже любители Шиза имеются.

— Не тяни. Вокруг ментов невпроворот!

— Кому за дверь счет выставить?

— Съемочной группе.

— Уговорил…

Сбоку открылась дверь, и из нее вышел человек в вязаной шапочке, темных очках, одетый в больничную пижаму. Предводитель направил на него автомат:

— Петелин?

— Он самый. Евгений Архипович Петелин. Предводитель посмотрел на его босые ноги. Достал фотографию.

— Сними очки и подойди.

Петелин рванулся почти бегом. Сличив лица, предводитель остался доволен.

— Ну, потопали отсюда, Евгений Архипович. Они вышли из особняка под раскатистое скандирование толпы:

— Арий! Арий! Арий! Шиза! Шиза! Шиза!

Милиция с трудом сдерживала напиравших фанатов. Разноцветные дымы плотными слоями стелились по Кривоарбатскому переулку. А где-то высоко над особняком, забравшись на светящуюся голову динозавра и раскинув руки, стоял в полный рост рок-идол. Никто и не заметил, как из дымящегося проема вывели человека в голубой пижаме, набросили на него чью-то женскую шубу и быстро втолкнули в джип.

— Здравствуй, Петелин, — обратился к нему мужчина с узкой серебристой бородкой, сидевший на переднем сиденье. — Видишь, какой праздник ради тебя закатили! Будем знакомы. Зови меня — Цунами. И учти, теперь ты — мой должник.

— Уж и не надеялся, что выберусь, — еще не в состоянии осознать случившееся промямлил тот в ответ.

— Поехали отсюда, — кивнул Цунами водителю. — У каждого свой праздник жизни.

Покружив по центру, джип свернул на бульвары и, проехав Кропоткинскую, вновь углубился в арбатские переулки, только уже со стороны Пречистенки. За время поездки не было произнесено ни единого слова. Остановились в Хрущевском переулке, пристроившись за черным «Мерседесом». Мигнули ожидавшим в нем фарами, в ответ те отсигналили габаритными огнями. Цунами вторично обернулся к Петелину.

— Пока я сам не вспомню о тебе, обо мне ни слова.

— Еще бы, — с готовностью заверил Петелин. Из «Мерседеса» вылез человек и направился к джипу. Цунами открыл окно. Заглянувший в него оказался полковником Смеяном. Он уставился на Петелина, снова нацепившего темные очки.

— Дайте свет в салон. А ты сними очки. Петелин подчинился. Смеян убедился, что перед ним действительно школьный приятель Артема, и жестом приказал следовать за собой.

— Спасибо, — бросил, покидая машину, Петелин. Его босые ноги тут же утонули в сугробе. Пока выбирался на асфальт, джип сорвался с места и растворился в темноте переулка.

— Давай, давай, — подхватил его под руку Смеян. — Садись. Что ж они тебя даже не обули?

— Не нашли моего размера… — мрачно пошутил недавний пленник.

— Все-таки мы тебя вытащили, — утешил Смеян, гордый от сознания того, что сумел перехитрить самую тайную секретную службу. В душе он почти не верил в успех операции. Знал, что ФСОСИ обладает мощной профессиональной защитой и никаким боевикам Цунами с ней не справиться. Даже использование музыкального шоу в виде прикрытия вызывало у него сомнения. Ведь в отличие от Цунами, полковник знал, кому принадлежит особняк. Руководителям Федеральной службы охраны секретной информации ничего не стоило связаться с МВД и приказать перенести съемки клипа подальше от особняка. «Неужели их застали врасплох?» — сомневался Смеян и сам же душил в себе эти мысли. Ему были известны случаи, когда вера в свою всесильность притупляла бдительность. Как бы там ни было, Петелин живой и невредимый сидел рядом с ним. Оставалось представить, какой скандал разразится в ФСОСИ. Они, конечно, постараются распутать это дело и наткнуться на Цунами. Тут уж браткам не поздоровится. Смеяну нужно будет просто на некоторое время исчезнуть, а потом помянуть грешные души Цунами и Свята… Весьма довольный происшедшим, он обратился к Петелину:

— Признаюсь, у меня к тебе вопросов еще больше, чем после убийства Артема, но пока повременю. Сейчас мы тебя завезем в его квартиру. Там будешь в полной безопасности. Отдохни, постарайся детально вспомнить все, что с тобой произошло, и никуда не рыпайся. Нового похищения мы не допустим.

Петелин молча кивал головой. Он производил довольно жалкое впечатление. Допрашивать его в таком состоянии было бессмысленно. Через автоматически открывшиеся железные ворота «Мерседес» въехал во двор отреставрированного дома по Сеченовскому переулку. Смеян протянул Петелину ключи.

— Тебя проводят. Окна бронированные. Открывать их не следует. Включишь кондиционер. Здесь, помимо общей охраны, будут дежурить двое моих ребят. Они тебя снабдят всем необходимым.

— Мне бы воздухом подышать. Столько дней провел в подвале, — пожаловался Петелин.

— Там воздух хороший. Можешь создать себе морской бриз. Но без моего разрешения ни шагу. Ребята проконтролируют. Иди.

Петелин босиком ступил на холодный мрамор крыльца и постарался побыстрее проникнуть за тяжелую дубовую дверь парадного подъезда. Там его ждали двое одетых в кожаные куртки парней. Пропустили первым в зеркальный лифт, пахнущий французским парфюмом. Зашли следом и первыми же вышли на четвертом этаже, принадлежавшем покойному банкиру. Сперва Петелин не понял, куда попал. Из лифта он оказался прямо в увитом плюшом дворике. Под раскрытым пестрым зонтиком стоял столик с несколькими креслами. По одной из каменных стен струились ручейки воды, сливавшиеся в низкий фонтанчик. В кадках росли экзотические цветы с тяжелыми пряными ароматами. Овальный потолок был залит золотистым светом. Оттуда раздавалось тихое птичье щебетание. В небольшом стеклянном холодильнике томились запотевшие бутылки с освежительными напитками. Пол был устлан темно-красной брусчаткой.

— Мне сюда? — растерялся Петелин. Охранники многозначительно улыбнулись. Один из них открыл сплошную стеклянную тонированную дверь и кивком головы пригласил Петелина внутрь.

— Назад ни шагу, — предупредил второй.

— А вы не зайдете?

— Нам туда не положено. Связь будем держать по домофону, — и захлопнули за ним дверь.

Глава 21

В уютном респектабельном ресторане «Кабанчик», что на Тишинке, собрались на деловой ужин сотрудники «Крон-банка» — управляющий Марат Хапсаев, главбух Нелля Стасиевна Фрунтова, начальник кредитного отдела Эдуард Семенович Усиков и Клим Молодече, занимающийся связями с общественностью. Солидной компании предоставили роскошный стол-аквариум, под стеклянной столешницей которого среди подводных зарослей плавали диковинные рыбки. Инициатором встречи был Клим, он и углубился в изучение изысков грузинской кухни, предложенных в меню. Нелля Стасиевна с недоверием поглядывала по сторонам. Она избегала посещать публичные места:

— Ты уверен, что мы сможем здесь поговорить?

— Именно здесь и сможем. Алексей Гаврилович появится с минуты на минуту. Будем есть сациви?

— Давай, давай, — поддержал его Усиков. — Мне седло барашка и побольше зелени.

— Давно не пил грузинские вина, — заметил Хапсаев.

— Для начала закажем «Ахашени», — предложил Клим.

Нелли Стасиевна положила свою полную руку на меню.

— Остынь. Не банкет.

— Понемногу-то можно. Суров — свой мужик.

— Посмотрим, — нервно отреагировал Усиков. Его пригласили на переговоры в последний момент, чем уязвили болезненное самолюбие начальника кредитного отдела. Он привык к привилегированному положению в банке и даже после убийства Давыдова не скрывал своих амбиций. Поэтому толком не зная, о чем пойдет разговор с неизвестным ему Алексеем Гавриловичем, на всякий случай демонстрировал свое несогласие.

Фрунтова вполглаза наблюдала за ним. Взять в компанию любимчика Артема ее побудило отрицательное к нему отношение Ариадны Васильевны. Усиков знал об этом и тоже не питал к старухе добрых чувств. Опасливый Хапсаев был против, но в последний момент просчитал ситуацию и понял, что лучше рисковать всем вместе, чем в случае провала оставить Эдуарда Семеновича чистеньким и непричастным.

Пока Молодече диктовал заказ официанту, остальные сидели молча и с наигранным увлечением любовались безмятежно плававшими под руками рыбками.

В зал непринужденной легкой походкой с высоко поднятой головой вошел элегантный мужчина. Заметив Клима, направился к их столику.

— Знакомьтесь, Алексей Гаврилович Суров, — представил его Клим.

На лице Сурова возникла приветливая улыбка.

— Рад нашей встрече, господа. К счастью, я о вас много наслышан, и мое особое почтение вам, Нелли Стасиевна.

— Тронута, — прохладно отреагировала главбух.

— Вы из ФСБ? — с иронией осведомился Усиков.

— Отнюдь. Частный предприниматель. А до того занимался внешнеэкономическими связями.

— И были мужем Киры, — напомнил Хапсаев.

— Совершенно точно, — усаживаясь за стол, кивнул Суров.

На этом обмен любезностями прекратился, так как официант подвез на тележке закуски и напитки. После его ухода Клим поднял бокал с вином:

— Предлагаю за нашу встречу.

Молча выпили. Мужчины занялись закусками. Фрунтова, промокнув полные красные губы салфеткой, обратилась к Сурову.

— Надо понимать, за вами стоит какая-то серьезная государственная организация?

— Слава богу, нет. Я попросил о встрече, чтобы постараться консолидировать наши усилия по стабилизации позиций банка.

— Каким же способом? — встрял Усиков. Фрунтова скользнула в его сторону недовольным взглядом. А Суров, казалось, только и ждал этого вопроса.

— Надеюсь на ваше понимание ситуации. Все мы хорошо знаем Ариадну Васильевну, разделяем глубину ее материнского горя, но в то же время никто не сомневается, что дальше работать, ничего не меняя в политике банка, невозможно. С появлением в руководстве Петелина конкретно встает вопрос — кто в лавке хозяин?

На упоминание о Петелине каждый отреагировал по-своему. Усиков презрительно хмыкнул, Фрунтова развела руками, а Марат Хапсаев с печальным вздохом произнес:

— Должен заметить, что господин Петелин не может возглавлять банк по причине вынужденного отсутствия. Его похитили. Это известная история.

Суров выдержал долгую паузу и, прищурив глаза, спокойно сообщил:

— Евгений Архипович Петелин освобожден. Находится в надежном месте и готов приступить к своим обязанностям.

Над столом повисла такая тишина, что, казалось, будто слышно, о чем беседуют рыбки в аквариуме. Первым решил нарушить молчание Клим. Для него известие об освобождении тоже явилось неожиданностью, но показывать этого он не хотел. В глазах коллег он должен был выглядеть близким другом Сурова. На самом деле познакомились они не так давно. Инициатором был сам Суров. Он остановил Клима в одном из длинных коридоров в Останкино и, не представляясь, тихо спросил: «Вы служили в седьмом отделе КГБ?» Клим удивленно взглянул на незнакомца, а тот, мягко улыбнувшись, представился: «Алексей Гаврилович Суров, должны были обо мне слышать». Еще бы! Клим помнил, с каким почтением и трепетом рассказывали о Сурове сослуживцы после распада «конторы». Суров был одним из немногих, кому руководство поручало заниматься на Западе финансовыми операциями.

Этого было достаточно, чтобы со стороны Клима Молодече возникло к новому знакомому чувство уважения. Суров не стал ходить вокруг да около. Он сразу заявил, что его интересуют внутренние проблемы банка, а в обмен на конфиденциальную информацию обещал начальнику отдела по связям с общественностью помощь в работе со средствами массовой информации. И договора не нарушил. Артем Давыдов очень скоро с удовлетворением отметил, что информационное обеспечение деятельности банка благодаря Климу поднялось на должный уровень.

В свою очередь, Суров ненавязчиво, но регулярно требовал от Клима закрытую информацию о внутрибанковских интригах…

— Предлагаю выпить за отличную новость! — подхватил он, поглядывая на остальных вглядом победителя, словно сам лично освобождал Петелина.

Ничего не оставалось, как поднять бокалы. Фрунтова нервно покусывала нижнюю губу.

— А Ариадна Васильевна уже знает об этом? — спросила она.

— Ей сообщат завтра утром, — кивнул Суров.

— Вот это подарок! — растерянно произнес Хапсаев.

— Подарок? Одним дураком в банке станет больше! — не считая нужным скрывать свое мнение, воскликнул Усиков. Пухлая ладонь Фрунтовой тут же закрыла ему рот.

— Как я и предполагал, реакция оказалась неоднозначной, — улыбнулся Суров, — а значит, нам есть о чем поговорить поподробней.

— Слушаем вас, — поддержал Клим.

— Не знаю, известно ли вам, господа, но после убийства Давыдова возник юридический казус. Дело в том, что на данный момент существуют два равноценных завещания. По одному — все активы банка переходят под контроль Ариадны Васильевны, а по другому — основным вкладчиком «Крон-банка» является вдова Артема Кира Юрьевна…

— Бывшие жены вдовами не бывают, — уточнил Хапсаев.

— Но они бывают наследницами, — возразила Нелля Стасиевна.

Ее мнение было наиболее важным, поскольку Фрунтова считалась подругой и доверенным лицом Ариадны Васильевны. Скорее всего сообщение о втором завещании для нее не было неожиданностью.

— А при чем тут Петелин? — напомнил о себе Усиков.

— Он марионетка в руках Ариадны и будет подчиняться исключительно ей, — со знанием дела ответил Клим.

— Мы в банке все выполняем ее указания, — продолжил дипломатически выкручиваться Хапсаев. После смерти Артема его положение было самым незавидным. Он полностью попал под влияние Фрунтовой и боялся высказываться, не узнав предварительно ее мнение.

— Что вы предлагаете? — отодвинув от себя тарелку с остатками закуски, напрямую спросила Нелли Стасиевна.

— Принять сторону Киры.

— А Петелин? — снова вмешался Усиков.

— Петелин поймет, на кого надо работать.

— А если не поймет?

— Это, уважаемая Нелля Стасиевна, моя забота. Поскольку они оба ничего не понимают в банковском деле, то «Крон-банк» окажется полностью в ваших руках.

Фрунтова долго вертела салфетку, перепачканную губной помадой. Потом решительно бросила ее в тарелку и, навалившись пышным бюстом на стол, обратилась к улыбающемуся Сурову.

— Положим, с нами все ясно. Но почему вас заинтересовал наш банк? Вы представляете те силы, которые убрали господина Давыдова? Мы вас правильно поняли?

Эти слова заставили Хапсаева вздрогнуть. А у Усикова отбили охоту вклиниваться в разговор. Клим и тот с беспокойством взглянул на старшего товарища. Но никакого волнения на лице Сурова не обнаружил. На нем сияла все та же светская обезоруживающая улыбка.

— Вы совершенно не поняли меня, — сказал он просто и убедительно.

— Ой ли? — не поверила Фрунтова.

— Будь я хоть каким-то образом причастен к подготовке покушения, то уж сумел бы убедить бывшую жену не разводиться с господином Давыдовым, и сейчас нам бы не пришлось выбирать. Кира была бы единственной полноправной наследницей. Думаю, вам известно, что инициатором развода выступила она…

— Допустим, вы нас убедили, — согласилась Фрунтова, — но тогда возникает второй вопрос — каков ваш интерес в этой игре?

— Да-да! — подхватил Усиков, чувствуя, что его могут отодвинуть на задний план.

— Контроль над «Крон-банком».

В сущности, никто иного ответа от Сурова и не ожидал.

Глава 22

Факт освобождения Евгения Петелина не предавался огласке. Смеян приехал в клинику Киры, чтобы лично поставить в известность Ариадну Васильевну. Старуха не ожидала его появления.

— С чем пожаловал? — спросила она, продолжая смотреть телевизор.

— Хочу показать любопытный видеофильм.

— Ты мне лучше Петелина покажи.

Смеян, достав из портфеля кассету, взвесил ее на руке.

— Артем был моим другом, и я поклялся найти убийцу. Надеюсь, сейчас я на верном пути. Прошу лишь об одном, не мешайте мне и не предпринимайте никаких действий без согласования со мной.

— Не ты один поклялся, — мрачно заметила старуха.

— Предатели клянутся чаще и в больших количествах, — Смеян не считал нужным заискивать перед ней. И к тому же чувствовал себя почти победителем. Он зашторил окна, закрыл на задвижку дверь, выключил верхний свет. После чего вставил кассету в видеомагнитофон.

Ариадна Васильевна, полулежа на высоких подушках, молча наблюдала за приготовлениями. И невольно вздрогнула, когда на экране крупным планом увидела лицо Жени Петелина. Ее первой реакцией стало восклицание:

— Почему он в темных очках?!

— Снимет.

И действительно, как только стеклянная тонированная дверь закрылась за его спиной, он сорвал очки и воровато зыркнул по сторонам.

— Где это он? — спросила пораженная старуха. Протянула руку к столику, нащупала сигареты. Закурила.

— Сейчас узнаете, — по примеру Ариадны Васильевны полковник взялся за раскуривание своей трубки.

На экране тем временем Петелин продолжал стоять в нерешительности. К чему-то прислушивался. Потом сделал несколько шагов вперед. Камера обозначила место его нахождения, и старуха невольно ахнула. Она узнала круглый холл в доме сына.

— Он на Сеченовском?

— Ну да, — подтвердил Смеян.

Ариадна Васильевна приподнялась на руках и, не отрывая взгляда от экрана, мрачно подтвердила свои самые худшие подозрения.

— Так это ты его украл?

К такой реакции полковник был не готов.

— То есть, что значит украл?

— Теперь понятно. Очень умное решение, — продолжила старуха. — Петелина ищут по всей Москве, и никому в голову не пришло заглянуть в пустующую квартиру Артема!

— Он был перевезен туда после освобождения. Вчера вечером.

— Из особняка, указанного Ядвигой Ясной?

— Вам известно…

— Известно, что вы сговорились с Кирой, чтобы разыграть весь этот спектакль! — не желая слушать, перебила старуха. — Решили, что я поверю в эту чушь? Не дождетесь. Ты у меня давно на подозрении… Не удивлюсь, если ты замешан в чем-нибудь еще.

Оправдываться в данной ситуации было глупо.

Смеян понял, что кто-то плетет против него интриги. Это слегка озадачило, но не удивило. После убийства Артема он предполагал, что найдутся люди, готовые винить во всем службу безопасности. Но то, что старуха объединит его с ненавистной невесткой, и в страшном сне представить не мог.

— Как ни покажется странным, но Ядвига Ясная точно указала на место содержания Петелина. Не знаю, откуда она о нем узнала. Не исключено, что кто-то таким образом подкинул нам информацию. А возможно, за этим стоит какая-то сила, поддерживающая контакты с Кирой. У меня еще не было времени проверить эту версию. Обратите внимание на цифры в правом углу экрана. На них указано время и число проведения съемки. По поведению Петелина нетрудно догадаться, что он впервые в этой квартире.

Словно в подтверждение слов Смеяна, Петелин, перейдя из овального холла в гостиную, увидел широкую мраморную лестницу, ведущую на второй этаж, и громко выругался, оценивая таким образом свое восхищение роскошью апартаментов.

— А кто тебе разрешил устанавливать камеры в квартире моего сына? — продолжала напирать Ариадна Васильевна. — Тебе известно, что это противозаконно?

— Известно. Но камеры слежения были вмонтированы во время проведения реконструкции дома. Артем сам пожелал, чтобы съемка велась во всех комнатах, включая ванные и туалеты. Для удобства был сделан блокиратор, которым он пользовался, находясь дома. По его желанию все камеры отключались и запись не велась.

— Он это сделал, чтобы следить за Кирой? Да? Чтобы знать, чем она занимается в его отсутствие? Да?! — оживилась Ариадна Васильевна.

Можно было бы пойти на поводу у старухи и подтвердить ее предположения, но память о друге не позволяла умалять его достоинство.

— Нет. Кира знала о камерах, и сама отключала их. Съемка велась в отсутствие хозяев. На случай, если в дом проникнут воры или киллеры. А также когда производилась уборка квартиры. Сейчас я приказал установить круглосуточную запись всех действий Петелина. Хочу контролировать каждый его шаг.

Пока старуха обдумывала услышанное, продолжая наблюдать за передвижениями Петелина, Смеян демонстративно сел к ней спиной и принялся чистить трубку.

Раздался телефонный звонок. Старуха сняла трубку. Аля сообщила, что звонит Фрунтова.

— Соединяй!

— Алло! Ариадна Васильевна? Это я — Неля.

— Предупредили.

— Вам уже сообщили?

— О чем?

— Что вчера освободили Петелина!

— Ты от кого узнала?

— От бывшего мужа Киры — Алексея Сурова.

— А он при чем?

— Не знаю. Как-то связан с ней. Надо бы узнать у Смеяна.

— Он сейчас передо мной.

— Ой, тогда я не вовремя.

— Хорошо. Позвоню сама, — и положила трубку. На вопросительный взгляд развернувшегося к ней Смеяна ответила вопросом:

— Почему об освобождении Петелина узнаю последней?

— Это невозможно! Кроме меня и моих парней, никто не оповещен! — искренне заявил он.

— В банке уже знают, — укоризненно произнесла Ариадна Васильевна, не сводя с него глаз. — Что-то здесь не так.

— Да, — согласился Смеян. Для него сообщение старухи явилось более неожиданным и рождающим новые подозрения фактором, нежели обвинения в сговоре с Кирой. Ведь утечка могла произойти из двух источников: либо от Цунами, который не был замечен в связях с банковскими служащими и тем более с Кирой, либо из аппарата ФСОСИ.

— Что на это скажешь?! — раздражаясь молчанием полковника, набросилась на него Ариадна Васильевна.

— Мне важно установить, откуда пошла информация. Кто вам звонил?

— Неважно.

— Глупо скрывать. Моя охрана фиксирует телефонные разговоры сотрудников банка. Это делается для того, чтобы выявить связи убийц Артема с их возможными сообщниками.

— Значит, я у тебя под колпаком?

— Взрыв на кладбище — сведение счетов не с Артемом, а попытка устранить вас.

— Как я могу доверять человеку, не сумевшему защитить моего сына?

После упомянутого взрыва старуха подозревала всех до единого. Она чувствовала, что вокруг нее и банка идет тайная, смертельно опасная возня, а противопоставить этому могла только свою железную волю. Ни Смеяну, ни руоповцам она не верила. Убеждала себя в том, что только продолжение банковской политики сына вынудит заказчиков убийства проявиться.

Смеян держал себя в руках, не позволяя обижаться на выпады старой больной женщины, потерявшей сына, и старался не вступать с ней в споры.

— Кто вам звонил? — постукивая мундштуком по верхним зубам, повторил он вопрос.

— Фрунтова… Ей верю. Никогда не пойдет против меня. Преданнейший человек. Нас связывают годы.

— Нелли Стасиевна слишком осторожный человек для таких необдуманных поступков. Кто ей сообщил? Меня настораживает появление нового персонажа в этой истории. Пожалуй, освобождение Петелина вынудило кого-то к активным действиям. Если она узнала это от Киры, значит, ваша бывшая невестка действительно представляет серьезную опасность…

Эти рассуждения лишь подлили масла в огонь тлеющей ненависти к бывшей невестке. Ариадна Васильевна всегда утверждала, что все беды и неприятности у Артема возникали из-за Киры. Поэтому в глубине души желала, чтобы подозрение пало прежде всего на нее.

— Где ты нашел Петелина?

— — Пока я не могу ответить на этот вопрос.

— Ну, ну, гляди…

— Вы сами приказали поселить его в квартире Артема. Надо провести ряд оперативных мероприятий. Охрану я усилил. По вашему требованию вам пришлют кассеты с записью слежки за его действиями там.

— Это лишнее. Можете просматривать и прослушивать все, кроме моих разговоров с ним.

— Хорошо.

— И не вздумай трогать Фрунтову!

Смеян терпеть не мог, когда совались в его дела. Резко поднялся, спрятал трубку в карман пиджака.

— Буду вас держать в курсе расследования, — и вышел.

Ариадна Васильевна закурила новую сигарету и включила видеозапись. На экране снова возник Петелин. Он осторожно передвигался по комнатам. В объектив камеры случайно попадали до боли знакомые вещи Артема. На глазах у старухи навернулись слезы. Она не выдержала и выключила запись.

Глава 23

Сумеречное состояние, в котором находился Евгений, постепенно стекало с него вместе с капельками пота. Он сидел в парилке и шумно вдыхал божественный запах эвкалипта. Организм, изможденный непривычным многодневным пьянством, подрагивал, словно мотор, работающий на холостых оборотах. Зажмуренные глаза не хотели открываться. Темнота дробилась на фиолетовые осколки и прочерчивалась серебристыми нитями ускользающих искр. В таком неподвижном состоянии он готов был просидеть вечность и медленно раствориться в набегавших волнах ласкового ароматного тепла. Тишина, царившая вокруг, напоминала о том, что он уже умер, а следовательно, волноваться, переживать, надеяться, страдать было ни к чему. Оставалось — «расслабиться и получать удовольствие».

После разговора с Даном через экран телевизора Евгений впал в истерику. Катался по ковру, изрыгал нечеловеческие крики, ругательства, проклятия. Дрожащей рукой схватил бутылку виски, но вместо того, чтобы допить остатки, вылил себе на голову. После чего впал в оцепенение. Лежал тупо, глядя в белый, подсвеченный серебристым светом потолок. Сил не было ни двигаться, ни думать. Ему стало казаться, что произошедшее с ним уже когда-то происходило с другим человеком, которого он хорошо знал, но сейчас никак не мог вспомнить ни имени, ни лица. Тот, другой, считался самым счастливым человеком среди всех знакомых Евгения. Ему никто не завидовал и старались держаться от него подальше. В том числе и сам Евгений. Теперь оставалось лишь жалеть, что не удалось расспросить его о другой, неизвестной людям жизни, тогда бы стало ясно, как жить дальше. Ведь он знал! И Евгений знал, что он знал! И не спросил… Возникло ощущение невероятной тяжести. Это давил на него потолок. Евгений до рези в глазах всматривался в него и, как ему показалось, уловил движение потолка вниз. Он двигался бесконечно медленно, но неотвратимо. От страха хотелось, чтобы потолок просто обвалился. Евгений инстинктивно закрыл голову руками и замер в ожидании.

Но потолок не упал. Не пошел трещинами. Успокоенный, Евгений закрыл глаза и погрузился в нервный лихорадочный сон, от которого очнулся с паническим предчувствием беды. Встал и, хватаясь за край стола, с трудом добрался до шкафчика, висевшего над холодильником. В нем нашел бутылку виски. Скрутил пробку и стал пить из горлышка. Остановился после того, как напала икота. Безумно захотелось есть, и Евгений почему-то несказанно обрадовался этому чувству. Оно казалось сродни возвращению к жизни. Залез в холодильник и судорожно принялся доставать оттуда всякие колбасы, сыры, паштеты.

Через несколько минут он сидел на полу перед грудой всяческой еды, грубо нарезанной тупым ножом и брошенной на плоские пластиковые тарелки. Начал свой пикник с тоста. Поднял над головой стакан с виски. Посмотрел на темный экран телевизора и, беззвучно шевеля губами, произнес про себя:

— Пусть случится все, что угодно! Жизнь закончилась, началось небытие. Ни я для него ничего не значу, ни оно для меня…

Сидя в жаркой парилке, Евгений восстанавливал в памяти события того безумного дня и слабо улыбался. Тогда он не представлял себе, каким нервным потенциалом обладал его организм. По идее любой человек, попавший в подобную ситуацию, должен был сойти с ума. Одно дело, когда тебя «заказывают», а ты вместо «контрольного выстрела в голову» получаешь возможность напоследок пожить без проблем. И совсем другое — знать, что тебя выбрали на роль подсадной утки. Но как ни странно, психика у Евгения оказалась на редкость эластичной. За прошедшие несколько дней, проведенных им в полнейшем одиночестве, в голове возникли новые неожиданные мысли. И даже появилась надежда.

Евгений вспомнил о явно неприязненном отношении к себе Смеяна. Стоит окружающим что-нибудь заподозрить, и главный охранник, не раздумывая ни минуты, уберет человека по фамилии Петелин. Вот тогда-то придется Дану почесаться. Заменить убитого двойника можно будет только самим Евгением. А потому не следовало впадать в истерию, думать о самоубийстве, искать возможности побега. Вера в осуществление этого плана основывалась на постоянных мыслях о Кире. Евгений с удивлением обнаружил, что ни о чем не способен думать, не возвращаясь мысленно к ее отпечатавшемуся в памяти образу. Уже бесчисленное количество раз он признался себе, что впервые в жизни влюблен до самой глубины души. И с трепетом повторял вслух ее имя. Из реальной недоступной женщины, о которой он не мог и мечтать, Кира превратилась в настолько доступный миф, что Евгению доставляло огромное наслаждение представлять, как бы он вел себя с ней в постели. В эти томительно-мучительные минуты в нем просыпался страстный энергичный мужчина, способный доставить любимой женщине море наслаждений. В жизни ничего подобного с ним не бывало, потому-то так сладостно было возвращаться к этим, создаваемым воспаленным сознанием картинкам.

То ли от очередной сексуальной фантазии, то ли от жара парилки у Евгения закружилась голова. Он соскользнул с деревянных полатей и выскочил за дверь. Сорвал с головы шляпу, вытер заливавший глаза пот и нырнул в прохладный бассейн. Шумно дыша и отплевываясь, принялся мотаться от бортика к бортику, чтобы сбросить охватившее тело возбуждение. Никого, кроме него, в сауне не было. Дан специально назначил встречу здесь, понимая, что после долгого пьянства клиенту нужно восстановить силы. Евгений предпочитал не думать о предстоящем разговоре, поскольку ничего хорошего от него не ждал. Для себя он решил держаться новой манеры поведения. Быть спокойным, веселым, раскрепощенным и всем довольным. Никаких вопросов не задавать и на все соглашаться.

— Резвишься, как кролик, — неожиданно услышал он насмешливый голос Дана.

Подняв голову, Евгений увидел, что тот устроился на бортике бассейна, опустив в воду волосатые короткие ноги. Лицо Дана хранило все ту же каменную непробиваемость. Поэтому даже от шутки веяло могильным холодом. Одет он был в синий махровый халат. Стриженую голову покрывало белое полотенце, отчего напрашивалось сходство с арабским шейхом. В зубах торчала длинная сигара.

— Разморило в парилке, — отфыркиваясь, признался Евгений. Впервые за прошедшие дни он по-настоящему почувствовал, что от сердца отлегло. Мучительный страх и растерянность, давившие на мозги, испарились. Их место заполнила трезвая ясность в мыслях, способная противостоять мрачным предчувствиям и сомнениям.

— Парилка у нас хорошая, — согласился Дан, — здесь все по высшему классу сделано. Я сам привык к солидности и основательности. Надо жить со вкусом, а уж доживать — тем паче. Основная моя задача — поддерживать в клиентах хорошее настроение. Бунта я не боюсь, никаких агрессивных проявлений не потерплю. Главное, не допускать гнетущей атмосферы безнадеги. Она хуже всяких недовольств.

Евгений снова ощутил, что Дан упивается полученной возможностью властвовать над людскими судьбами. Поэтому решил ему подыграть:

— Мне здесь нравится. Вполне роскошная обстановка.

— Конечно, мог ли ты, безработный инженер, мечтать о такой жизни? Фиг два! Никакой Артем тебя не смог бы так осчастливить, как я. Учти и не выпендривайся. Тем более что счетчик включен.

— Как это? — насторожился Евгений. Подплыв к бортику, он ухватился за него руками и подтянулся так, чтобы можно было видеть выражение глаз хозяина. Дан с удовольствием продолжал курить сигару. Чувствовалось, что он смаковал известие, которое должен был сообщить.

— Вы хотите, чтобы я встретился с двойником?

— Поздно. Он уже там.

— Как?!

— Не поверишь… Его освободили!

От обрушившейся на него новости Евгений разжал пальцы и ушел под воду. А когда вынырнул, увидел Дана, переместившегося к стойке бара.

— Вылезай, потолкуем, — крикнул тот. Евгений ловко выпрыгнул на бортик бассейна, встал, завернулся в полотенце и вдруг почувствовал страшную слабость в ногах. Колени ходили ходуном, икры пробивала дрожь. С трудом сделав шаг, он взмахнул руками, страшась поскользнуться на мокром мраморе.

— Э… что-то ты совсем захирел, — прокомментировал Дан. — Выпей виски.

— Не буду. Только пиво.

— Я пью темное. «Гиннес» устроит?

Евгений кивнул. Ему не терпелось услышать о своем двойнике. Дан специально тянул. Долго искал в холодильной камере пиво, медленно наливал его в высокие стаканы, ждал, пока осядет пена. С двумя полными стаканами прошел к кожаным белым креслам, уселся в одно из них. Пригласил Евгения:

— Садись… а то упадешь — не дай господь — виском об угол стола ударишься… обидно будет. Ха-ха-ха! Жизнь — баба скверная. Но мы ведь хватаемся за нее не из-за страстной любви, не потому, что она прекрасна и уж тем более удивительна, а потому, что жалко расставаться с собой, любимым. Человек готов жить в грязи, мерзости, нищете, убогости, лишь бы его не разлучали с самим собой. Ну, что мы теряем, подставляя висок заказанной пуле? Баб, которых всех не перетрахать? Комфорт, которому предела нет? Удовольствия, оборачивающиеся мучительными болезнями? Нет… мы теряем возможность сказать самому себе — пусть все рухнет, все сдохнут, но я еще хочу побыть с собой, ибо в мире есть одна ценность — это я. Все остается. Но нам до этого нет дела. Деревья растут, машины мчатся, люди плодятся, а я вынужден исчезнуть… Понимаешь, к чему веду? — Нет.

— К тому, что только благодаря мне у человека исчезает его жизнь, но зато остается его «я». Да, это стоит недешево. Чтобы обратить на себя наш взгляд, нужно наворовать, награбить, отобрать, изъять большое количество денег. Это в загробный рай впускают нищих, никому не нужных, мелких людишек, а наш рай устроен для самых богатых, а значит, самых лучших, умных и ловких людей. Гордись тем, что оказался среди них. Я сделаю так, что ты простишься с собой, будучи состоятельным, обрюзгшим, объевшимся, пресытившимся. Как положено настоящему мужчине, а не безработному инженеру, мечтавшему о каких-то вонючих десяти тысячах долларов.

— Собственно, мне в голову не приходили такие мысли. В моем положении мечтать о богатстве было бессмысленно. Один раз попытался — и вот что получилось, — не решаясь противоречить, вздохнул Евгений. В данный момент его волновала совсем иная тема. И чтобы вернуться к ней, он высказал предположение: — А разве не нужна была встреча с моим двойником? Он же не знает моих привычек, особых черт характера, индивидуальных проявлений.

— Кое-что ему объяснили. Хотя острой нужды в этом нет. Ведь окружение, в которое он попал, толком ничего про тебя не знает. Подумаешь, бывший одноклассник банкира! Тем более после взрыва на кладбище и похищения можно ссылаться на провалы в памяти. Тебя ведь, кажется, контузило?

Не знаю. Лично я все помню.

— А ему не надо…

На самом деле Дана очень нервировало то, что двойник был отправлен плохо подготовленным. Но упускать такой замечательный случай было глупо. Он долго ломал голову над тем, как поправдоподобней организовать освобождение двойника Петелина. И тут — на тебе, освободили без всякого подвоха. Теперь уже приходилось биться над новой проблемой — кто и как смог обнаружить Петелина в особняке, который считался самым секретным объектом ФСОСИ. Дану еще предстояло держать ответ перед заместителем руководителя федеральной службы Валентином Георгиевичем Вольных, и это его заботило не меньше, чем судьба двойника.

— Раз ты все помнишь, скажи-ка мне, дружище, кто, по-твоему, мог организовать твое освобождение?

— Понятия не имею. От вас первый раз слышу, — пожал плечами Евгений.

Он и не мог ничего знать, как, впрочем, и остальные обитатели подземных апартаментов. Как только за окнами особняка начала собираться толпа, Дан приказал задраить двери потайных лифтов, курсировавших между подземными этажами. Даже если бы нападавшим удалось взять штурмом особняк, они все равно не догадались бы о существовании его подземной части.

— Кто-то наглым образом взорвал входную дверь и ворвался внутрь. Разумеется, с оружием. Мы могли бы их расстрелять как курят, но решили уступить требованиям и выдали Петелина. Кто мог решиться на такую наглость? Смеян?

— По-моему, он только перекрестился, узнав о моем исчезновении.

— Почему?

— Потому что ненавидит меня, — признался Евгений, — считает причастным к убийству Артема. Если бы не Ариадна Васильевна, он бы со мной не церемонился.

— Это хорошо, что у тебя есть враг. Без врагов живут только дворники, — мрачно заметил Дан. Его каменное лицо вытянулось. Лоб прорезала глубокая складка, а губы сложились будто для иудиного поцелуя. Так случалось всегда, когда Дан задумывался. А задуматься было над чем.

Он хорошо знал Смеяна, но сомневался, что полковник мог бы вычислить местонахождение Петелина, опираясь на своих информаторов или на профессиональное чутье. Утечка произошла либо от самых высших начальников ФСОСИ, либо…

— А какие у тебя отношения с Алексеем Суровым? — спросил он, желая проверить свою догадку.

— Кто это?

— Разве вас не познакомили? — Где?

— На панихиде.

— Меня там со многими знакомили, но я от волнения никого не запомнил, — искренне заявил Евгений.

— Суров — бывший муж Киры Давыдовой.

— А… Мы с ней говорили только об Артеме.

— Ну, о нем-то что? — Дан относился к погибшему банкиру, как к несостоявшемуся клиенту своего «рая для богатых». Он больше интересовался Суровым. Бывший муж считался другом генерала Вольных и мог получить информацию непосредственно из генеральских уст. Ни под каким видом руководитель ФСОСИ не доверил бы ему тайну ордена. Но бывшему чекисту Сурову удалось каким-то способом выяснить местонахождение Петелина. Он и навел на особняк чьих-то бойцов. То, что штурмовали бойцы очень богатой группировки, Дан не сомневался. Организация шоу со съемками клипа самого дорогого певца Ария Шиза стоила огромных денег.

Во всяком случае, Дан приказал своим людям выяснить, чьих рук это дело. В том, что исполнители будут скоро найдены, он не сомневался. А выбить из них имена заказчиков для него не представляло труда.

— Значит, не знаешь Сурова?

— Нет.

— Ладно, дружище… Пей пиво пенное, и будет у тебя морда обалденная, — с этими словами он встал и без дальнейших объяснений удалился.

Глава 24

«Ауди», в которой ехала Фрунтова, резко снизила скорость, дернулась несколько раз и замерла прямо посреди Кутузовского проспекта. Нелли Стасиевна бросила гневный взгляд на водителя. Больше всего на свете она боялась любых, даже самых незначительных дорожных происшествий.

— Сцепление… — растерянно произнес он.

— И что теперь прикажешь делать?!

Толик, сын ее приятельницы, уговорившей взять его в водители, смотрел на нее испуганным, почти детским взглядом. Он впервые сел за руль иномарки, да еще с автоматическим переключением скоростей.

— Буду вызывать «Ангел».

— Совсем как в рекламном ролике! А мне куда теперь? — развела руками Фрунтова, показывая на плотный поток машин, обтекавший «Ауди».

В дополнение ко всему сзади раздался резкий сигнал клаксона. Черный джип уперся своими никелированными дугами чуть ли не в багажник. Толик, выскочив из машины, открыл капот и склонился над мотором. Фрунтова с ужасом поглядывала по сторонам, не зная, как ей добраться до тротуара. Пустись она в это рискованное путешествие, и ее пушистая шубка из меха хорька в один миг превратилась бы в ком грязи, поскольку колеса мчавшихся машин во все стороны разбрызгивали черный мокрый снег.

Помощь возникла неожиданно. Из надрывавшегося сзади джипа выскочил мужчина и подбежал к дверце, за которой маялась Фрунтова. Сквозь муть стекла она узнала Смеяна. Тот жестом предложил ей покинуть машину. Отказываться было бессмысленно, и через минуту Нелли Стасиевна уже сидела в салоне рядом с начальником службы безопасности.

— Каким это чудом вы пристроились за нами? Следили? — недоверчиво спросила она.

— Что вы?! Абсолютно случайно.

— Тогда вас Бог послал. Сколько раз зарекалась пристраивать чужих детей и вот обожглась!

— Он вроде парень хороший. Молодой только, неопытный… — вступился Смеян, по приказу которого была испорчена «Ауди».

— А… молодые хороши только в одном месте.

Куда мы едем?

— Я так понимаю, вы собирались на дачу.

— Ну да, в Баковку. И это вам известно?

— Вы же там постоянно живете.

— Как раз сегодня я намеревалась остаться в Москве, — все еще сомневалась Нелли Стасиевна.

— В таком случае нам не по пути. Где вас лучше высадить? — Смеян сделал вид, будто разозлился.

Фрунтова с тоской посмотрела на скользкие, утопавшие в огромных лужах тротуары. Вспомнила, что у нее в сумке приличная сумма денег, и резко пошла на попятную.

— Нет, нет… извините. Просто после убийства Артема нервы сдают. Вокруг сплошные интриги.

— Неужели? — удивился Смеян. Он внимательно следил за дорогой, не поворачиваясь в сторону Фрунтовой.

— А то вы не знаете? — вздохнула Нелли Стасиевна. — Страшно становится. Люди то исчезают, то неожиданно появляются. И неизвестно, кто за этим всем стоит.

— Вы о Петелине?

— А вы хотели скрыть от нас его освобождение? Или это очередной слух?

— Смотря от кого исходит информация.

— Лично я узнала от малознакомого человека. Не исключено, что об этом болтает уже вся Москва. Пошла пообедать в ресторан и случайно встретила Алексея Сурова.

— Бывшего мужа Киры?

— Да. Но в этом качестве он мне неизвестен, — продолжала врать Нелля Стасиевна.

— И что он сказал?

— Ничего. Просто поздравил с освобождением Петелина. Я так растерялась, что не стала вникать в подробности.

Ушлая Нелли Стасиевна после предложения, сделанного Суровым за столом — аквариумом в «Кабанчике», тут же решила опередить своих коллег. Она хоть и доверяла Хапсаеву, хоть и была уверена в лояльности Усикова и Молодече, но, зная подозрительность Ариадны Васильевны, на всякий случай постаралась первой обмолвиться об освобождении Петелина. Желание Сурова подчинить себе банк вызывало у нее усмешку знающего человека. Но существование старого завещания на имя Киры игнорировать было бы глупо.

— Поздравил именно вас? — после некоторого молчания спросил Смеян.

— Я же представитель банка.

— Он вам что — нибудь предлагал? — Да…

— Что?

— Выпить. Вас это интересует?

Полковник впервые оторвал взгляд от дороги и тяжело взглянул на Фрунтову.

— Меня интересует, почему для передачи информации о Петелине Суров выбрал именно вас — главного бухгалтера, человека, приближенного к Ариадне? Это настораживает.

— Что значит — почему?! — взмахнула пухлыми руками Нелли Стасиевна.

— Потому что, кроме меня, никто об этом не знал!

— Ну, это проблемы вашего ведомства. Видно, не все умеют держать язык за зубами.

— Умеют. Где вы встретились с Суровым?

— В бизнес — клубе. Я там обычно обедаю… — опять соврала Фрунтова.

— У Волохова?

— С ним я плохо знакома.

Бизнес — клуб был назван ею неспроста. Сама она частенько заезжала в клуб перекусить и не раз мельком видела там бывшего мужа Киры.

Для Смеяна признание Фрунтовой явилось полной неожиданностью. Хотя он и не подал вида, но был крайне озадачен таким поворотом событий. Фамилия Сурова легко вписывалась в схему «Ядвига Ясная — Кира — Петелин». А если предположить, что Суров поддерживал контакты с ФСОСИ, то вывод напрашивался сам собой — убийство Артема готовилось при содействии этого секретного ведомства. Эта версия казалась убедительной и тем самым вызывала опасения…

— Вы же проехали поворот на Баковку! — в самое ухо крикнула ему Фрунтова.

— Да, да… сейчас развернемся, — оторвавшись от своих размышлений, успокоил Смеян и, воспользовавшись моментом, развернулся, проигнорировав сплошную осевую линию.

Когда джип остановился возле величественного особняка главбуха, полковник впервые за время совместной поездки пристально посмотрел Нелли Стасиевне в слегка заплывшие беспокойные глаза.

— Кто еще знает об освобождении Петелина?

— Я не считала это коммерческой тайной, — оскорбилась Фрунтова.

— Понятно, — кивнул Смеян, — надеюсь, вы сумеете вспомнить все обстоятельства того вечера?

— И вспоминать нечего. Впрочем, я обо всем рассказала Ариадне Васильевне. Спросите у нее! — и не желая более подвергаться допросу, она с трудом выбралась из машины.

Смеян медленно проводил ее взглядом до калитки, раскурил трубку и, облокотившись на руль, вернулся к своим размышлениям. С самим Суровым ему не приходилось сталкиваться ни по работе, ни в деловых кругах. Но был наслышан о спецзаданиях, которые выполнял Алексей Суров на Западе, пользуясь дипломатическим прикрытием. Стало быть, связи с секретными службами не утратил. Однако выстраивавшаяся схема смущала элементарностью построения. Из нее следовало, что Кира, расставшись с Артемом, возобновила контакты с бывшим мужем. Он при поддержке ФСОСИ сначала избавился от Артема, потом от подвернувшегося Петелина… а затем через Ядвигу Ясную сообщил о его месте нахождении. И после всего этого поставил в известность малознакомую ему Фрунтову об освобождении Петелина…

Получалась какая — то абракадабра! Смеян уже собрался ехать обратно в Москву, как его осенила догадка — все крутится вокруг старого завещания Артема! Сколько раз он напоминал хозяину о необходимости дезавуировать документ, хранившийся в адвокатской конторе Марковичей в Амстердаме! Значит, Кира и Суров решили прибрать банк к рукам… Это подтверждает и взрыв на Ваганьковском кладбище. Им во что бы то ни стало нужно было убрать Ариадну Васильевну, получавшую по новому завещанию полный контроль над активами банка. А поскольку покушение не достигло цели, решили похитить Петелина…

Смеян понимал, что ни Суров, ни Кира никогда не решились бы на такое преступление, если бы за их спинами не стояли профессионалы из ФСОСИ.

Из задумчивости его вывел перелив мобильного телефона. В трубке раздался глухой голос Ариадны Васильевны:

— Ты что, решил устроить слежку за Фрунтовой? — возмущенно хрипела старуха, задыхаясь от гнева и дыма.

— И не думал…

— Какого ж черта торчишь у ее ворот?!

Смеян поднял голову и только тогда вспомнил, что он все еще находится возле дома главбуха.

— Мотор закапризничал. Сейчас уеду.

— Забудь туда дорогу! — приказала Ариадна Васильевна и бросила трубку.

Глава 25

Известие об освобождении Петелина вызвало у Киры нервный срыв. Она слонялась по комнате, стараясь собраться с мыслями. Смеян, сообщивший эту новость, попросил поблагодарить от его имени Ядвигу Ясную и в самое ближайшее время встретиться с самим Петелиным, поселенным без ее ведома в квартире Артема.

Во — первых, неприятно было узнавать об этом от Смеяна. Во — вторых, он наверняка будет прослушивать ее разговор с Ядвигой. В третьих, Кира не могла решить для себя, хочет она видеть Петелина или нет. И в — четвертых, не так давно она зареклась переступать порог дома в Сеченовском переулке.

Посоветоваться было не с кем. Мальчик мирно посапывал, забравшись в бельевой отсек массивной старомодной мебельной стенки. В телефонной трубке при наборе номера что — то начинало предательски пощелкивать, отбивая всякую охоту кому — либо звонить. Одиночество угнетало Киру. Ей необходимы были компания, тусовка, ночные посиделки, советы подруг, обсуждение по телефону последних сплетен и слухов. Этого лишил ее вал нахлынувших событий. Впервые в душе Киры воцарилась растерянность. Она путалась в своих мыслях. Пыталась анализиро — вать ситуацию и приходила к выводу, что все — мерзко. Петелин был единственным светлым звеном в цепочке бесконечных интриг, возникших после убийства Артема. Но инстинкт самосохранения, сильно развитый в Кире, подсказывал, что и к нему следовало относиться с опаской и настороженностью, как к неопознанному объекту.

Привычно приложившись к бутылке виски, она закурила новую сигарету и опустилась на пол. Огромные покрасневшие глаза с потекшими ресницами были полны слез, которые непроизвольно тонкими струйками скатывались по впалым щекам и повисали на вздрагивавшем подбородке.

Кира мучительно искала какую — то случайно возникшую в голове и тут же исчезнувшую спасительную мысль, показавшуюся ей очень удачной и своевременной. Она не касалась ни предложений Сурова, ни требований Смеяна, ни капризов старухи, ни судьбы Петелина… Она относилась только к ее нынешнему душевному состоянию… Несколько глотков виски помогли вернуть эту мысль. «Конечно! Вот оно, самое разумное решение! Надо немедленно собирать вещи и ехать к Ольге! Махнуть рукой на все происходящее здесь. Сделать паузу и броситься в заботливые объятия подруги!»

Ольга Свенсен была для Киры мифической опорой в жизни. Мифической, ибо никакой реальной помощи и поддержки она ей не оказывала. И не потому, что не хотела, а потому, что Кира обращалась к ней исключительно в своих мечтах. На самом деле Ольга была воплощением женской самореализованности. Белокурая красавица являлась предметом обожания мужчин и зависти женщин. Высокая, статная, всегда молодая, бодрая и энергичная, излучающая ясными глазами всю гармоничность и красоту мира, она выстраивала свою жизнь с королевской грациозностью и изяществом. Она чем — то походила на Ядвигу, но была более земной, открытой, спонтанной. Не поучала и не вещала. Не пила водку и не ела мясо. Стояла крепко на земле своими длинными красивыми ногами.

Находясь рядом с ней, Кира ощущала мощнейший заряд оптимизма и несгибаемую волю. Ольга всегда знала, как нужно поступать в любой самой запутанной ситуации. При этом не гадала ни на картах, ни на кофейной гуще. Загадка внутреннего покоя Ольги разгадывалась довольно просто — она была любима каждым своим мужем и умела любить каждого нового избранника. Ольга создавала мир вокруг себя. В нем царили гармония, уют и чистота. Именно этого всегда не хватало Кире. Поэтому, переживая тяжкие жизненные коллизии, она всегда вспоминала об Ольге и мысленно рвалась к ней. Об этом знали подруги и, едва заметив начинавшуюся депрессию, советовали: «Езжай к Ольге, и все будет хорошо».

На этот раз Кира решила поехать во что бы то ни стало. Она схватила телефон и со злостью вспомнила, что он наверняка прослушивается. Так бесцеремонно в ее жизнь никто еще не вторгался. «Ладно! — произнесла она вслух, обращаясь к незримому Смеяну. — Я встречусь с Петелиным! Я скажу ему, чтобы он побыстрее бежал куда глаза глядят! Я вам спутаю все ваши карты!» И, воодушевленная принятым решением, рванулась к креслу, на котором горой валялись вещи.

По мере того, как тянулся выбор наряда, злость, клокотавшая в груди, понемногу успокаивалась. Кира все пристальней всматривалась в зеркало, придирчиво оценивая платья, отбрасывала очередное и надевала новое. Из чувства протеста ей хотелось выглядеть на все сто! Перемерив половину гардероба, вернула вещи в шкаф и скрылась в ванной, откуда вышла минут через сорок посвежевшая и трезвая. Тонко подобранная косметика подчеркивала ее невероятные иконописные глаза и тонкие выразительные губы. Такой макияж продиктовал строгий черный костюм с белой роскошной блузкой. Когда она хотела держаться особенно неприступно и независимо, то надевала туфли на высоких каблуках.

Набросив норковую шубку и подхватив сонного Мальчика, она решительно отправилась на встречу с Петелиным.

В уютном искусственном дворике, созданном Артемом возле своей квартиры под журчание фонтана и щебетание птиц, развалившись в креслах, резались в карты охранники. Заметив вышедшую из лифта Киру, они вскочили на ноги, да так резво, что у одного из куртки вывалился пистолет и с грохотом упал на темно — красную брусчатку.

— Ну, как служба? — рассмеялась Кира.

— Ништяк, — подхватив пистолет, ответил охранник.

— А если невзначай застрелишь…

— Что вы, Кира Юрьевна! Он в своих не стреляет.

— Выпить есть?

— Откуда?! Мы же на работе! — воскликнул второй, стараясь не дышать в сторону Киры.

— Ладно врать — то. Налей пятьдесят грамм… а то меня что — то знобит… — Кира опустила на пол Мальчика, залившегося тут же звонким лаем.

— Вам текилу или коньяк?

— Давай быстрей.

Кира села под раскрытый пестрый зонт. Закурила сигарету. Вспомнила, как сама украшала дворик плющом, выбирала кассеты с записью птичьих голосов, развешивала картины. Тогда она верила, что у них с Артемом будет райская жизнь. Теперь же на обломках этого искусственного рая ей оставалось лишь выпить с охранниками перед пугающей встречей с малознакомым человеком.

— Текила, соль, лимончик, как полагается, — суетливо предложил охранник.

Кира выпила рюмку, сделала несколько затяжек и попросила:

— Налей еще!

— Будете встречаться с Петелиным?

— Буду. Наливай.

Охранник наполнил рюмку. Кира быстро выпила, встала, достала зеркальце, посмотрелась в него.

— Открывай.

— Если что, мы на стреме, — предупредил охранник.

Кира вошла в квартиру, пропустив вперед радостно завизжавшего Мальчика. Сердце у нее отчаянно билось. На глаза попалась старая шляпа Артема, трость, подаренная каким — то умельцем из Воткинска, домашние тапочки на высокой пористой подошве. Артем всегда комплексовал из — за своего маленького роста. В корзине для зонтов среди прочих торчал забытый еще Кирой зонтик, купленный ею в бутике на Тверской. Большое зеркало отразило ее тонкую перекошенную фигуру с худыми девичьими ногами, бледное с заострившимся носом лицо, более похожее на маску, так как темно — каштановые, забранные в узел на затылке волосы сливались с дубовыми стенами прихожей. Шуба соскользнула с дрожащих плеч на мраморный пол. Кире показалось невероятным увидеть хоть и в не любимой, но все же своей квартире чужого человека. Она боялась двинуться с места. Зато Мальчик с лаем носился по комнатам. Никого в них не обнаружив, рванул по мраморной широкой лестнице на второй этаж. Киру подтолкнули вперед возникшие в голове странные мысли: «А вдруг и здесь с Петелиным что — нибудь случилось? Может, он лежит в одной из ванн с перерезанным горлом или истекает кровью?»

Мучимая страхами и любопытством, она прошла по коридору в зал и, подняв голову, увидела сидевшего на верхних ступенях лестницы мужчину в бело — зеленом полосатом купальном халате Артема. Капю — шон почти скрывал его лицо. Мальчик доверчиво повалился на спину прямо у его ног. Это немного успокоило Киру. Песик такое позволял себе только с теми, кого не боялся.

— Здравствуйте, Кира Юрьевна, — глухим голосом приветствовал ее Петелин.

— Рада такому повороту событий, — ответила она, стараясь вспомнить, как его зовут по отчеству.

— Не ожидал вас увидеть…

— Почему?

— Смеян сказал, что первым устроит мне допрос. Это признание немного прояснило ситуацию.

Для Киры подвох начальника СБ стал очевиден. Прежде чем приступить к дознанию, он решил запустить ее в качестве подопытного кролика. Заснять на видео все их общение с Петелиным, а потом использовать этот материал в собственных целях. Что ж… она не могла позволить так по — хамски себя использовать. Сделав знак рукой, чтобы Петелин оставался на месте, вернулась в прихожую и отключила камеры слежения и микрофоны. Довольная собственной сообразительностью, посмотрелась в зеркало, критически оценила бледность впавших щек, достала из сумки косметику, подправила макияж. После чего подушилась «Кендзо — Джангл» и сочла себя готовой для серьезного разговора.

— Освоились здесь? — спросила она, подойдя к лестнице.

— Стараюсь ничего не нарушать. Мне ведь не объяснили, чем можно пользоваться, а что лучше не трогать. Можете проверить… — запахнув посильнее халат, начал оправдываться Петелин.

— Я к этой квартире никакого отношения не имею, — заверила его Кира.

— Но там наверху много ваших фотографий и даже в спальне портрет висит…

— Артем любил меня. Впрочем, сейчас это уже неважно. Я подожду, пока вы переоденетесь.

— А не во что! Меня привезли сюда в пижаме, в которой похитили из вашей клиники.

Кира представила себе, как этот несчастный колесил по Москве в голубой шелковой пижаме, и ее разобрал смех. Смеялась она громко, долго, зажимая рот ладонью. Петелин растерянно наблюдал за ней.

— Ничего, ничего… ха — ха — ха… это нервное, — утирая слезы, объяснила она, — не подумайте чего… просто я очень перенервничала… Все это омерзительно.

— Да, не думал я, идя на встречу с Артемом, что так обернется… Выпустите меня отсюда, — вдруг с тоской в голосе произнес он.

— Куда? — не поняла Кира.

— Вообще. Договоритесь с охранниками, и я уйду.

— В пижаме? — спросила Кира и снова расхохоталась.

— Ну, попробую подобрать что — нибудь из вещей Артема.

— Нет, нет! Они вам категорически не подойдут! — запротестовала она. Быстро поднялась по широким мраморным ступеням, присела рядом, заглянула под капюшон, надеясь встретить его соскучившийся по ней взгляд. Но глаза Петелина были опущены вниз. Короткий расплющенный книзу нос, горькая усмешка и заострившийся выпуклый подбородок красноречиво выражали обиду на весь мир и скорбь по поводу собственной растоптанной судьбы. Кира расстроилась. Не признаваясь себе, она все же подсознательно ожидала иной встречи. Избалованность мужским вниманием породила стойкую уверенность в том, что ее появление в любой компании становилось главным событием. Тем более для мужчин. Петелин же воспринял ее приход так, словно перед ним оказался один из подчиненных Смеяна. Кроме просьбы отпустить с миром, его облик абсолютно ничего не выражал. Впрочем, глядя на него, Кира устыдилась собственного эгоизма. Ведь человек столько пережил! Поддавшись душевному порыву, схватила его за руку и с силой развернула к себе лицом.

— Я понимаю, понимаю… Все это омерзительно! Чтобы пережить такое, нужно иметь огромное мужество! Вы — настоящий мужчина! Но сейчас вам никуда нельзя отсюда!

— Почему? — все еще не поднимая глаза, спросил Петелин.

— Потому… потому что и здесь вы пленник, — призналась Кира.

— Они все еще хотят, чтобы я возглавил банк? — Да.

— А вы?

— Что я? — почти прошептала Кира.

— Вы тоже с ними?

— Нет, нет. Я скорее всего уеду… завтра. В Испанию. К своей подруге Ольге. Она меня давно зовет…

— Но вы хотите, чтобы я занял место Артема?

— Нет… не знаю. Я на эту тему не думала. Тут так все сложно и запутано.

Кира всегда терялась, когда нужно было принимать срочное решение или говорить конкретно и прямо. Ей требовалось время, чтобы потянуть с ответом. И не потому, что она его не знала, а потому, что ответов было несколько и каждый в какой — то мере выражал ее истинное мнение. С одной стороны, хотелось крикнуть: «Беги отсюда в чем угодно, хоть в халате! Уноси ноги!» С другой — она понимала, что при грамотном поведении Петелин мог рассчитывать на поддержку Ады, а значит, обеспечить себе безбедное существование. Но при этом со всех сторон на него будут точить ножи такие, как Смеян, Суров и те, кто уже однажды похитил его. А чтобы противостоять им, нужно иметь огромную силу воли или превратиться в такого же, как они. Ей очень не хотелось бы, чтобы Петелин стал похож на ее бывших мужей. И это, пожалуй, было главным в теперешнем отношении к нему… Ну, разве можно все это выразить в одном ответе?

— Мне трудно советовать вам, — после долгого молчания сказала, наконец, она. Вытащила из сумки сигарету и нервно закурила. — Вы попали в порочный круг. Вас хотят сделать председателем правления банка, но лишь при условии, что вы будете продолжать политику Артема. Не потому, что в ней кто — то заинтересован, а потому, что это вынудит его врагов раскрыться. Они начнут нервничать, давить на вас и в конечном счете постараются убрать. И Аде, и Смеяну нужны именно они, поэтому до самого последнего момента вам не удастся выйти из игры. Придется бежать наперегонки со смертью.

— Ставите на то, что я добегу? — мрачно спросил Петелин.

Его вопрос испугал Киру. Ответа на него она не знала. Не доверяла сердцу, которое щемило при мысли, что с этим человеком может произойти самое страшное. Не доверяла Сурову, уверенному, что и она, и Петелин будут плясать под его дудку. Не доверяла себе. Но чтобы он не почувствовал эту неуверенность, сказала с вызовом:

— Если бы ваша судьба меня не волновала, я бы не пришла.

Петелин встал.

— Спасибо. Мне от этого не легче. Прикажите, пусть мне хотя бы штаны купят.

— Конечно!

Кира сбежала по лестнице, порылась в сумке, достала кредитную карточку «VISA» и вышла из квартиры. Охранники продолжали резаться в карты.

— Вот возьмите. Купите ему джинсовый костюм, майки, пуловер, теплые ботинки и какую — нибудь теплую куртку.

— Это ж мерить надо. Вдруг не подойдет, — лениво отозвался один из них.

— Не подойдет, пойдешь поменяешь. Чеки сохрани! — бросила карточку на стол и скрылась за дверью.

Петелин был уже внизу. На нем упреком куцо висела синяя пижама. Но Киру поразила его голова — совершенно лысая.

— Я бы вас таким ни за что не узнала. Вас там побрили?

— Побрили… — хмыкнул Петелин, — если б только! Меня там каждую ночь пытали! Выбивали имена убийц Артема. Они считают, что меня сделали банкиром те, кто его убил.

— Чушь.

— Скажите им об этом сами. Я уже отстрадал и за Артема, и за его мать, и за вашего Смеяна. И уж точно заслужил больше тех десяти тысяч, которые так и не получил.

— Деньги у вас будут, — сухо подтвердила Кира. Ей стало неприятно, что разговор перешел на меркантильную тему.

— Если я теперь соглашусь, то уж за очень большие! — не замечая изменения ее тона, продолжал Петелин. — И потребую охрану в два раза больше, чем была у Артема!

— Да, да, все будет, — соглашалась Кира, старательно скрывая свое разочарование. Думала она о другом…

… Столько дней прошло с момента его похищения, а он ни единым словом не обмолвился о том, как мечтал об их встрече. Да и с чего бы ему мучиться этим? Что, собственно, между ними такого? Один — единственный, ни к чему не обязывавший разговор в палате? Полная ерунда. Но через какое — то время ей показалось, что в его глазах было нечто большее, чем страдание. И сама она, учитывая обстоятельства, невольно прониклась к нему новым для себя чувством сострадания. Но нельзя же жалость возводить в степень сердечной привязанности. В тот момент она для него была лишь сестрой милосердия, способной выслушать и утешить. Ею и следовало оставаться… Так бы оно и было, если бы не пророчества Ядвиги.

Именно она влезла в душу и из самого дальнего ее уголка вытащила на свет, политый обильными слезами, образ Мстислава Перфилова. Кира запрещала себе даже думать о нем. Впервые в жизни любовь накрыла ее своим роковым крылом. Заставила испытать всю сладость и горечь мимолетного изменчивого чувства. Позволила ощутить себя любимой, вознесла до самых дальних шпилей кельнского собора и бросила на колени перед непреклонным мужским себялюбием… Все это было, остыло, мумифицировалось. Ядвига безжалостно напомнила, осудила и указала лекарство — любовь Петелина. Тогда же нужно было упрекнуть прорицательницу за высокомерие. Кто ей дал право совать нос и при этом ее поучать! Если бы не Ядвига, она бы и не подумала о Петелине, как о душевном варианте… Сейчас, слава богу, понятно, что хоть в этом прорицательница ошиблась. Значит, и на старуху бывает проруха…

— Я вам не мешаю? — спросил Петелин, устав наблюдать за тем, с каким вниманием Кира рассматривала себя в зеркале, стоявшем в прихожей.

— Что?! — вздрогнула она от неожиданности.

— Вам не нравится, что я хочу много денег? У вас какие — то сомнения? Пожалуйста, готов выслушать. Должно быть, у меня сейчас проблемы с нервами. Поверьте, быть контуженым и при этом оказаться еще в камере пыток — слишком большое испытание для нормального человека. Поэтому мои претензии вполне закономерны!

— Согласна. Только эти вопросы не ко мне.

— Знаю. Я прошу вас объяснить Ариадне Васильевне. После всего, что произошло, деваться мне некуда. Но и не надо относиться ко мне как к неизбежной жертве.

Кира пришла в себя. Ее уже начинал раздражать напор, с которым Петелин вдалбливал простую до тупости мысль.

— Охранник принесет вам одежду. Если не подойдет, он поменяет.

Больше ей сказать было нечего.

Глава 26

Одиноко стоявшее современное здание, обнесенное высоким кирпичным забором на Каширском шоссе, не имело вывесок и обозначений. Плоская крыша щетинилась мачтами антенн, локаторами, телевизионными тарелками. Окна отсвечивали зеркальной поверхностью. Железные ворота, бесшумно раздвигаясь, поглощали въезжавшие черные лимузины. Вокруг не было ни души. Даже вороны не кружили над его территорией. Местные жители прозвали это учреждение «крематорием» и на вопросы случайных прохожих: «Что там находится?» — лишь пожимали плечами. Слухов было много, но никто конкретно ничего не знал. Федеральная служба охраны секретной информации (ФСОСИ) умело отгораживалась от любопытных глаз непосвященных сограждан. Дан приезжал сюда редко, только когда вызывали для доклада. Он подчинялся непосредственно заместителю руководителя службы генерал — лейтенанту Вольных Валентину Георгиевичу и в структуре кадров считался на особом положении.

Шеф встретил его немым вопросом. Дан знал эту манеру Валентина Георгиевича молча смотреть в глаза подчиненному. Немногие выдерживали его пытливый осуждающий взгляд. Начинали нервничать, оправдываться, нести полную ахинею, терялись и виновато замолкали. Иногда на этом аудиенция и заканчивалась, а оргвыводы оглашались уже в управлении кадров.

Дан стоял возле длинного стола заседаний и рассматривал набор ручек и карандашей, торчавших из бронзовой подставки в виде греческой амфоры. Поднимать глаза не решался, ибо это могло восприняться шефом как желание возразить.

Молчание длилось долго. По законам психологической борьбы первым уступить должен был Дан.

— Товарищ генерал, по вашему приказанию прибыл, — четко отрапортовал он.

— Ты мне здесь без товарищей! — высоким голосом вспылил Вольных. — Развели, понимаешь, бардак! Возомнил себя завхозом цековского санатория?! Устроил, понимаешь, проходной двор! Расслабился в райских условиях? А на Дальний Восток заглядывать японцам в жопу не желаешь отправиться?! А?!

— Никак нет, шеф. Я службой доволен, — мрачно пробубнил Дан. Его каменное лицо налилось кровью, набрякшие веки почти закрыли глаза.

— Он доволен! — взвизгнул Вольных. Выскочил из — за стола и, оказавшись ростом еще меньше Дана, толкнул его в грудь. — Садись! Докладывай!

Первый шквал начальственного гнева миновал. Дану очень хотелось закурить, но доставать сигару пока не решался. Глубокая морщина вновь прорезала лоб, губы вытянулись, словно для поцелуя.

— Первый этап плана нами реализован. Двойник Петелина уже в руках Смеяна. Его содержат в бывшей квартире Давыдова. Адрес известен. Уверен, на днях его официально назначат председателем совета директоров банка, после чего начнем второй этап под кодовым названием «Внедрение».

Во время его отчета Вольных не переставал вышагивать по кабинету петушиным шагом. Внезапно остановился и, вперившись в Дана, резюмировал:

— Доклад на троечку! Поздравлять не с чем. А теперь выкладывай, как могло получиться, что тебя рассекретили?

— Чистая наводка.

— Кого подозреваешь?

— Из своих никого. У меня есть более ценные экземпляры, и их никто не собирается освобождать.

— Выходит, наследили во время налета на клинику. За вами был «хвост»!

— Обижаете, Валентин Георгиевич.

— Я тебя еще не так обижу. Ты осознаешь масштаб провала?!

Согласиться с такой оценкой Дан не мог. Ведь если их действительно рассекретили, то следовало немедленно ликвидировать всех клиентов «рая для богатых» и уничтожить подвальные этажи. Но это был бы конец и для самого Дана.

— Утечка информации произошла не от нас, — твердо заявил он и вытащил из кармана кожаной куртки сигару.

— Продолжай! — застыл как вкопанный Вольных.

— В деле всплывает фамилия Сурова… — осторожно намекнул Дан.

— Алексей? Он — то здесь при чем?

— Бывший муж Киры Давыдовой, вдовы господина Давыдова…

— И мой друг! — прервал его генерал.

— Ваш друг, — согласился Дан.

— То есть полагаешь, что я посвятил постороннего человека в этот бизнес? — взвился Вольных и от крика приподнялся на цыпочки.

— Я этого не говорил.

— Да за одно то, что подумал, по стенке размажу! Понимаешь?!

— Позвольте заняться Суровым? — выпустив струю дыма, невозмутимо предложил Дан.

Его отношения с генералом давно переросли из служебных в партнерские. Общий бизнес привязал их накрепко друг к другу. Конечно, при желании Вольных мог одним движением глаз приказать ликвидировать своего партнера, но хорошо понимал, что в тот же день из тайника на его голову посыпится убийственный компромат. Поэтому оба, не рассчитывая на взаимное доверие, руководствовались здравым смыслом.

— Сейчас объясню, кто здесь начальник, а кто — дерьмо! — Вольных подскочил к телевизору, стоявшему в углу кабинета, включил видео и, тыча пальцем в экран, победно крикнул: — Узнаешь?!

Сначала, кроме лица популярного рок — певца Ария Шиза, ничего не было видно, но и этого было достаточно, чтобы Дан понял — служба записала все, что творилось возле особняка в тот день.

— Ну, вы даете! — вырвалось у него.

— Смотри, смотри!

На этой уникальной пленке было запечатлено то, что не заметили ни зрители, ни операторы, ни милиционеры, ни сами участники съемок клипа. Сквозь дым, застилавший объектив, Дан увидел, как молниеносно возле стальных дверей особняка появились два человека с гранатометом «Муха» и произвели прицельный выстрел, после чего несколько других парней с автоматами в руках рванули через зияющий проем внутрь дома.

— Ловко сделано, — вздохнул он, почувствовав, что Вольных хочет припереть его к стене, первым перешел в атаку. — Вот оно, конкретное доказательство того, что информация об освобождении Петелина просочилась из ваших коридоров.

— Ерунда! Как только на дежурный пульт пришла информация, что возле Кривоарбатского переулка скапливается народ, мы сразу выслали туда бригаду. Они взяли под контроль особняк, не будучи в курсе, что он принадлежит нам, — отпарировал Вольных.

— Так не бывает, — помахав перед носом дымящейся сигарой, возразил Дан.

— Осторожней в оценках. Ты не в пожарной части! — предупредил Вольных и снова ткнул пальцем в экран. — Смотри дальше. Вот он!

Из проема появились все те же парни. За их спинами мелькала голубая пижама Петелина. Они быстро вывели его из затянутого разноцветными дыма — ми освещенного пространства съемок и подвели к джипу.

— Вот! — взвизгнул от напряжения Вольных и нажал на стоп — кадр. На экране замерло чье — то мужское лицо, окаймленное серебристой лентой бороды.

— Кто это? — спросил Дан.

— Смотри внимательней. Вспоминай!

— А — та — та! Цунами — собственной персоной! — воскликнул Дан и приблизился к экрану. — Он… смотри, не меняется, дружище! Ко мне однажды поступал на него «заказ», но потом как — то рассосалось.

— Теперь придется заняться им вплотную. Раз уж сам Цунами участвовал в операции, стало быть, силы задействованы серьезные.

— Но как они вышли на нас?! — уверенность покинула Дана. Ощущение провала сбило с него налет спеси.

— Об этом спросишь у него, — Вольных кивнул на экран. Выключил видео и вернулся за свой стол, мгновенно превратившись из партнера в начальника. Сосредоточенно рассматривая пальцы, обратился к подчиненному без петушиных интонаций. — Сурова не трогай. Проверку среди аппарата проведу сам. А из Цунами жилы вытяни, чтобы он, падла, выложил все.

— Это уж непременно, — заверил Дан.

— Тогда свободен. И гляди у меня. Рай раем, а бардака не допущу!

Дан погасил сигару и вышел из кабинета.

Уже вечером того же дня началась операция по задержанию Цунами. В таких случаях Дан бывал чрезвычайно крут, ни в грош не ставя все эти бандитские группировки, их авторитетов и воров в законе. Он был убежден, что его служба сильнее любой мафиозной структуры, поэтому действовал нагло и напористо. К двадцати ноль — ноль стало известно местонахождение объекта. Цунами проводил переговоры с абхазскими партнерами в ресторане Пекин. Брать его там никто бы не решился. К тому же Дан не имел права на огласку своей акции. Отдавая дань придумке с Арием Шизом, он хотел ответить не менее изобретательно.

На Цунами многие в криминальном мире имели зуб. Он вел слишком независимую политику — активно входил в легальный бизнес, водил дружбу с правительственными чиновниками. Дважды его отказывались «короновать», но авторитет при этом не пострадал. В любой момент Цунами мог за несколько часов собрать до пятисот человек отлично вооруженных и преданных ему бойцов. Кроме того, он был хитер, осторожен и изворотлив. Его побаивались и уважали. Дан сталкивался с ним в начале девяностых, когда только ФСОСИ вставала на ноги. В те времена приходилось идти на контакты с криминальными структурами для решения экономических вопросов. В частности через фирму, учрежденную Цунами и еще несколькими мафиози, приобреталась оргтехника, новейшие компьютеры и высококлассные иномарки. Дан вел переговоры, используя прикрытие распадавшегося КГБ. Цунами контактировал охотно, уже тогда похваляясь своими высокопоставленными покровителями в Кремле. Приходилось это учитывать. Поэтому сейчас нужно было не только точно рассчитать удар, но и просчитать все возможные варианты контрударов. Дан решил задействовать крупные силы.

Глава 27

На дверях бизнес — клуба третий день висела табличка «Клуб закрыт по техническим причинам». А причина была одна. Геннадий Волохов понял, что влип. Он одиноко сидел под огромными старинными часами в конференц — зале, пил кофе и на большом листе ватмана фломастерами вычерчивал одному ему понятные схемы. Из персонала в клубе находились повар, управляющий и официант, бесшумно подносивший новые порции кофе. Настроение у Банщика было упадочное. Весть о таинственном освобождении Петелина в который раз перетасовала все карты. Верный своему методу Геннадий Иванович играл сразу на нескольких шахматных досках. Он не переставал поддерживать президента Финансово — промышленной группы Ивана Карловича Крюгера, активно занимался раскруткой управляющего нефтяной компанией «Сибирсо» Вакулы, вел секретные переговоры с президентом Межбанковской ассоциации Артуром Александровичем Сарояном, нелегально встречался с Семеном Зеем, возглавлявшим «Европейский альянс», контактировал со Смеяном и даже навестил прикованную к постели Ариадну Васильевну…

На ватмане все эти фигуры были начертаны разными цветами. Между ними пролегли линии и стрелки, создававшие впечатление хитроумно сплетенной паутины. Над этой схемой почти боевых действий он, не отрываясь, корпел два прошедших дня. И только к нынешнему утру понял, что попал в ловушку. Пережив нервное потрясение, он дрожащей рукой вписал еще две фамилии — вице — премьера Суховея и председателя Высшего экономического совета Виктора Андреевича Покатова. На этом можно было подвести черту. Бой часов заставил его вздрогнуть, отчего капли кофе разлились пятнами по расчерченному листу ватмана. Волохов, промокнув их салфеткой, набрал номер телефона старинного приятеля Тимура Стенькина.

— Стенькин слушает! — бодрым голосом ответил тот.

— Это Волохов.

— Привет, Банщик! Как раз о тебе думал. Что — то ты везде мелькаешь, а встретиться нам не удается.

— Пришло время. Можешь подъехать ко мне в бизнес — клуб?

— С удовольствием. Позавтракаю только.

— Приезжай, накормлю.

— Спасибо за приглашение. Тогда одеваюсь…

— Там на дверях табличка, что закрыто, не обращай внимания.

— Понял. Уже в пути!

Тимур Стенькин был человеком со странностями. Отлично образован, знал почти все европейские языки и ко всему еще японский. После МГИМО работал в Норвегии, возглавлял корпункт. Но после перестройки у него что — то не сложилось. Никак не мог попасть в струю. Пытался заниматься бизнесом, издавал газету, но постоянно прогорал. В результате стал вести рассеянную жизнь, выполнял разовые поручения более удачливых приятелей. Представлял фирмы за рубежом, вел переговоры, участвовал в подготовках международных конференций и медленно дрейфовал в категорию неудачников. Однако совершенно не комплексовал по этому поводу и изо всех сил хорохорился. Так повелось смолоду, что после каждой длительной загранкомандировки его бросала очередная жена, прихватывая при этом все, что успели нажить вдалеке от родины. В результате остался один в двухкомнатной растасканной квартире и решал глобальную проблему — жениться еще разок или успокоиться. У Волохова с ним были простые доверительные отношения, выражавшиеся в совместных пьянках. Когда Банщик окончательно запутывался в интригах, то набивал багажник «Вольво» всякой снедью из «Седьмого континента» и закатывался на несколько дней к Тимуру. Там в тишине и покое, под бесконечную трель приятеля о несправедливости жизни, восстанавливал нервную систему. Но не только для отдыха поддерживал Волохов отношения с Тимуром. Стенькин был, пожалуй, единственным из его окружения, на которого можно было положиться в случае острой нужды. Этим — то и был продиктован внезапный звонок.

Положив трубку, Банщик вновь углубился в изу — чение составленной схемы. Стрелки, линии и пунктиры отражали все его действия и поступки в играх большого бизнеса и подковерной политики.

Неприятности начались после несвоевременного посещения Крюгером бизнес — клуба, как раз в тот момент, когда Вакула собирался выпивать под «негритянку». И не потому, что Иван Карлович был завзятым моралистом. А потому, что не поверил Волохову. Как ни старался Банщик доказать, что общался с нефтяным бароном исключительно ради общего с Крюгером дела, бизнесмен лишь усмехался и приглаживал свою седую шевелюру беспалой рукой.

— Ты, мил человек, помни, все, что тебе только приходит в голову, я уже в унитаз спустил, — предупредил он во время их последней встречи в тихом приватном баре в «Президент — отеле». — Можно играть по своим правилам, можно по чужим, а ты хочешь сразу по всем. Так не бывает.

— Да поверьте, Иван Карлович, мне — то на кой черт этот Вакула! Лично меня «Сибирсо» не интересует!

— Охотно верю. Более того, даже располагаю доказательствами.

— Какими?

Крюгер пропустил вопрос мимо ушей и сосредоточился на слабо прожаренном стейке. Отрезая маленькие кусочки, сдабривал их пикантным кисло — сладким соусом, долго со вкусом жевал, запивая отличным «Бордо» 1978 года. Этим он демонстрировал свое полное пренебрежение. Волохов, привыкший и не к таким капризам, чувствовал, что бизнесмен настроен крайне категорично, но не мог понять, откуда дует ветер.

— Я перед вами абсолютно открыт! — убеждал он. Крюгер продолжал жевать.

— Ни Вакула, ни Сароян никаких предложений мне не делали!

— Я этому стейку тоже никаких предложений не делал. Просто взял и съел.

— Меня съесть невозможно. Подавятся!

— Целиком… да, — согласился Крюгер, — но если расчленить, то многие полакомятся.

— Нехорошие намеки, — нервно предупредил Волохов. Он уже собрался перейти в наступление. Поставить перед дилеммой — либо разрыв отношений, либо никаких подозрений. Но Крюгер опередил.

— Хорошо, — сказал он, отбрасывая салфетку, — не в моих правилах объяснять свои решения, но поскольку в твоих услугах больше не нуждаюсь, так и быть, укажу причину. Без моего согласия ты вошел в сговор с Егором Пантелеймоновичем Вакулой…

— Никогда! — энергично заявил Волохов.

— К сожалению, да… Он рассказал тебе о завещании на имя Киры. Передал просьбу матери Артема устроить слежку за полковником Смеяном.

— Все было не так!

— Это меня не волнует. Вы обсудили ситуацию и решили поставить на Киру. Теперь, когда Петелин возвращен на место, старуху можно отодвинуть и устроить междусобойчик — «Крон — банк» покупает «Сибирсо» и тебя делают президентом концорциума. Впрочем, ничего не скажу, придумано ловко.

— Да кто вам сказал такую глупость?! У меня и в мыслях ничего подобного не было!

— Мне сказал об этом сам господин Вакула, — обдав Банщика ледяным взглядом, произнес Крюгер. После чего встал и, отходя от стола, добавил: — Твой расчет оказался неверен. Я перекупил Егора Пантелеймоновича. Можешь выпить за наш новый союз. И если надеешься вернуть мое доверие, завтра же положи мне на стол компромат по «Европейскому альянсу».

Волохов настолько обалдел от услышанного, что не мог найти слов и только тупо смотрел в спину удалявшемуся бизнесмену.

Дальнейшие действия Банщика были вполне предсказуемы. Он рванулся на поиски Вакулы и нашел его в московском представительстве компании «Сибирсо».

— О! — раскинув руки и широко улыбаясь, встретил его Егор Пантелеймонович. — А я все жду, когда подшукаешь мне обещанного человечка для Смеяна.

— Пошел ты! — в сердцах выругался Волохов.

— Не понял… — оторопел Вакула.

— Ты с Крюгером встречался?

— Он попросил о встрече, неудобно было отказываться.

— И что ты рассказал ему о консорциуме?

— Это он мне рассказал. Идея богатая. Ничего не скажу.

При этом Вакула смотрел на Банщика чистыми, почти васильковыми глазами, и улыбался. Не выдержав издевки, Волохов опустился в кожаное кресло.

Вакула вызвал секретаршу.

— Дай — ка нам коньячку, кофейку и чего — нибудь занюхать. И отмени встречу. Я занят.

Не закрывая дверь, секретарша молниеносно исполнила приказание хозяина. Тот разлил коньяк по фужерам.

— Не дуйся. Сказать по правде, на президента консорциума ты… Ну, не обижайся…

— А ты мне предлагал?! — взорвался Волохов.

— Я предложил твою кандидатуру Крюгеру.

— Кто тебя просил? — Волохов машинально сделал большой глоток коньяка и поперхнулся.

— Посидели, порассуждали, обсудили. Ты ж меня знаешь, про своих никогда не забываю. Но не получилось. Извини. Бизнес такое дело. Предложение Крюгера попредпочтительней будет.

Взывать к дружбе, совести, памяти Артема было смешно. Волохов понял, что его кинули. При всей внешней простоте и провинциальности Вакула был намного хитрей и коварней прожженных столичных интриганов. Глядя на его могучую фигуру, копну льняных волос, распатланных по плечам, казалось, что дело имеешь с надежным былинным мужиком, который не подведет. На самом же деле жизнь в тайге выработала в нем звериное чутье на добычу, чему подчинялись все его слова и поступки.

Банщик без особого труда представил себе встречу Крюгера с Вакулой. Мнительный Иван Карлович начал с прощупывания прочности дружеских и деловых отношений, сложившихся между ним (Волоховым) и Вакулой. А тот, чтобы подороже себя продать, сделал вид, будто уже существует договоренность о дальнейшем слиянии «Крон — банка» и «Сибирсо» в консорциум. Крюгер понял, что у него из — под носа уводят лакомый кусок, и немедленно предложил более выгодный вариант.

— Что ж, Гоша, — с угрозой в голосе произнес Волохов, — в нашем бизнесе кинуть товарища — святое дело. Но, гляди, не просчитайся. Старуха еще жива и переживет многих.

Вакула, поставив фужер на стол, подошел к Банщику и, склонившись над ним, пропитым голосом прохрипел:

— Многих… но не всех.

Холодок пробежал по спине Банщика, и он понял, что нужно срочно примыкать к силам, способным противостоять наметившемуся альянсу. Но прежде решил навестить Ариадну Васильевну и выяснить, в каком состоянии находится старуха. Есть ли смысл ставить на нее?

В клинике, куда он приехал без предварительной договоренности, его явно не ждали. Это было видно по выражению лица Киры.

— Ариадна Васильевна никого не принимает, — резко сказала она.

— Я не нарушу ее покой. Просто хочу сообщить новости по поводу расследования убийства Артема.

— А мне об этом знать не обязательно? Я хоть и бывшая, но жена! — съязвила Кира.

— Вдова, — поправил Волохов.

— Тебя тоже волнует мой статус?

— А кого еще? — насторожился Волохов, понимая, что этот вопрос напрямую связан с возможным завещанием.

— Твоего друга Сурова.

— Он мне не друг, — поспешил заверить Банщик и отметил про себя, что вокруг Киры концентрируются серьезные силы. Но намекать на завещание не стал.

— Все вы из одного теста. Ничего, кроме денег, власти и комфорта, вас не интересует. Слетелись на наследство Артема, как стая воронов, — махнула рукой Кира. — Так какие новости?

— Позволь об этом сначала с Ариадной Васильевной.

— Ладно, пошли…

Старуха приняла его холодно. Она полусидела в травматологической кровати. Фиолетовые волосы, идеально подстриженные в каре, безжизненное лицо с резко выпиравшими скулами, бледно накрашенные губы, сложенные в печальную дугу, производили жутковатое впечатление, словно предстояло общаться с прекрасно сохранившейся мумией.

— Вы прекрасно выглядите, — соврал Волохов.

— После смерти сына мать не может прекрасно выглядеть, — осадила его старуха. — Выкладывай, каким ветром занесло.

— Слухи по Москве всякие гуляют о дальнейшей судьбе «Крон — банка»…

— А чего им гулять? Этим вопросом никто, кроме меня, не вправе заниматься.

— Так — то оно так. Но сами знаете, везде предательство, чуть замешкаешься, глянь, а тебя уже продали.

— Говори — кто?

Волохов опустился на табурет возле кровати. Для пущей таинственности оглянулся и шепотом сообщил:

— Ваш любимец Гоша Вакула снюхался с Крюгером. Иван Карлович спит и видит проглотить «Крону» и соблазнил наивного провинциала. Понимаю, что и вдвоем они против вас — мелюзга, но им кто — то активно помогает из вашего окружения.

На лице Ариадны Васильевны не произошло никаких изменений. Волохов даже подумал, что она не расслышала его слов. И решил повторить.

— Я говорю…

— Заткнись, — остановила его старуха. Закурила сигарету, сделала несколько глубоких затяжек, выпустила дым. — Сколько ты хочешь?

— За что? — не понял Банщик.

— За то, что назовешь имя этого человека. Я правильно тебя поняла?

Волохов сделал вид, будто обиделся. Встал, подошел к окну. Подставил скупым солнечным лучам свое открытое волевое лицо, нахмурился.

— Я не стукач и не сплетник. Деньги зарабатываю другими способами. Мы с Артемом были друзьями, поэтому счел своим долгом предупредить вас.

— Хорошо, проехали. Так кто это?

— Не знаю. Но информация достоверная и заслуживает внимания.

— Спасибо, Гена… Узнаешь что — нибудь поконкретней, буду рада тебя видеть.

— Непременно. Главное, выздоравливайте.

— Как раз это уже не самое главное, — вздохнула старуха и потушила сигарету.

Выходя из клиники, Волохов снова встретился с

Кирой.

— О чем вы говорили? — с недобрым предчувствием спросила она.

— О многом, — многозначительно хмыкнул он.

И, подмигнув, добавил: — Не беспокойся, о твоем завещании я и слова не сказал. Мы же с тобой друзья. Пусть это сделают другие. Петелин, например.

— При чем тут Петелин! — вспыхнула Кира.

— Вот и я думал — при чем? Оказалось, при том! Привет Сурову. А еще лучше Вакуле… — И напоследок с сожалением заметил: — Не на тех людей ставишь. Обманут… в лучшем случае.

Кира ничего не ответила.

Набрав крейсерскую скорость, Волохов уже не мог остановиться. Следующий удар по идее консорциума он решил нанести через Сарояна. Выслушав по телефону его туманные намеки, президент Межбанковской ассоциации предложил:

— Покатову сможешь убедительно подать информацию?

— Смогу…

— Вот и отлично. Не отключай мобильный. С тобой свяжутся.

— А как же наша встреча?

— Ну, мы — то по одну сторону баррикады. Разберемся!

Через два часа Волохов уже входил в кабинет председателя Высшего экономического совета. Виктор Андреевич встретил его радушно, хотя до этого держал дистанцию.

— Что — то у нас в бизнесе не то происходит, — вздохнул он с государственным пониманием всей тяжести ситуации.

— Суеты много, — поддакнул Волохов. Его редко принимали в таких высоких кабинетах, поэтому он слегка терялся. Тем более что Покатов, несмотря на свою внешность расплывшегося круглолицего добряка, в отстаивании своих интересов в бизнесе проявлял предельную жесткость и несговорчивость. Считалось, что он лоббирует в правительстве и у президента только те проекты, в которые закладывалась причитающаяся ему сумма, доходившая до сорока процентов от прибыли. Те, кто пытался проскочить мимо всевластного председателя ВЭСа, горько об этом потом жалели, ибо на них обрушивалась вся мощь карательных органов. Поэтому играть втемную с Покатовым Банщик не решался. Раз уж Сароян без всяких предварительных переговоров направил его прямо на ковер, то оставалось сдавать всю информацию.

— Да — да — да… Так с чем пожаловал? — добродушно улыбаясь, спросил Покатов.

— Во время траурного заседания в бизнес — клубе вы предупредили, чтобы никто из участников не начинал борьбу за «Крон — банк». Помню, конкретно сказали: «Кто протянет руки — обожжется»…

— И они их тут же потянули! — обрадованно заключил Покатов и рассмеялся мелким колким смехом.

— Я по — товарищески сообщил об этом Артуру Александровичу, а он направил к вам.

— Да — да — да… В стране такое творится. Мы влезаем в тяжелый кризис. Никто не хочет думать по — государственному. Знаешь, почему?

— Нет.

— Не умеют! Их этому не научили! — вдруг, посерьезнев, резко заключил Покатов. Взгляд его налился свинцом. — Значит, Иван Карлович решил одним махом прибрать и «Крон — банк», и «Сибирсо»?

— Получается.

— Не посоветовавшись? На него это не похоже. А что там с этим Петелиным? Он действительно нашелся?

— Говорят, его освободил Смеян.

— Мне Симонов докладывал. Выясняется, что по завещанию вдова претендует на банк?

— Активность развил ее бывший муж Алексей Суров, — для полноты информации сообщил Волохов.

— Алешу я знаю с малолетства. Отец у него был кремень. Сталинский нарком. Крутой мужик. Сынок пожиже, но с уважаемыми покровителями. Сам он в бизнес не суется. Интересно, кто за ним стоит… неужели Вольных? Они, по моим сведениям, друзья.

— Генерал ФСОСИ?!

— Валентин Георгиевич — честнейший офицер. Предан президенту и России, — нравоучительно произнес Покатов. При этом на его расплывшейся физиономии с розовым вторым подбородком не отразилась уверенность в сказанном. Немного пожевав губами, словно пробуя на вкус приходившие на ум определения, неожиданно спросил: — Ты про это что — нибудь знаешь?

Волохов опешил. Но быстро сообразил, о чем идет речь.

— Их отношения в деловых кругах не обсуждаются.

— Видишь, какие конспираторы. Ты не мог бы прояснить этот вопрос? Разумеется, не впрямую…

— Обязательно сделаю. Суров частенько бывает в моем бизнес — клубе.

— Ну, так не сочти за труд и, главное, не афишируй. Не следует обижать подозрениями уважаемых людей.

— Понял, Виктор Андреевич.

— Ну и хорошо. — Покатов взял со стола толстую папку с бумагами. — Это все на рассмотрение президенту. Можно сказать, вся экономика России. Работы непочатый край.

Волохов, поняв, что аудиенция кончена, резко поднялся.

— Спасибо за беседу.

Покатов уже углубился в изучение подготавливаемых документов и кивнул на прощание головой, а когда Волохов повернулся, чтобы покинуть кабинет, спросил вдогонку:

— Думаешь, у Сарояна с «Крон — банком» получится?

Вопрос был похож на удар ножом в спину. У Волохова даже защемило под лопаткой. Он оглянулся через плечо.

— С ним ведь тоже не так все просто, — доверительно улыбнулся Покатов.

Волохов понял, что разговор еще не закончен. Самое интересное председатель ВЭСа приберег напоследок. Пришлось вернуться.

— Он в одиночку не решится…

— Поэтому меня настораживает его активность. Тебе известно, с кем он в связке?

Это была явная провокация. Волохов точно знал, что в Давосе Покатов встречался с Семеном Зеем, председателем Совета директоров финансовой группы «Европейский альянс». Именно его интересы в данном случае представлял Сароян. Банщик решил соврать.

— Не имею представления.

Покатов все с той же улыбочкой продолжал смотреть на него, словно ждал еще каких — то разъяснений. Волохов же, боясь влипнуть в чужую историю, предпочел промолчать.

— Странно… Мне Артур Александрович пожаловался, что ты завладел какими — то секретными документами. Впрочем, тебе я доверяю больше. Иди… Да вот еще! Будешь навещать мать покойного господина Давыдова, передай, что вице — премьер Суховей Олег Данилович желает ей быстрейшего выздоровления и помнит о ее просьбе.

Специфика деятельности выработала у Банщика отличную память даже на отдельные фразы, если они являлись ключевыми. Поэтому в его голове возникла картина поминок: вице — премьер, подойдя к старухе, за спиной которой стоял Волохов, услышал от нее просьбу: «Вы были другом Артему. А это преемник моего сына. Петелин. Прошу запомнить». Других просьб за короткое время выражения соболезнований от нее не было. Стало быть, Покатов давал понять

Ариадне Васильевне, что продолжает поддерживать «Крон — банк».

— Обязательно передам, — глухо ответил он, стараясь сохранять безразличие на лице.

— Иди с богом.

Волохов торопливо вышел, сутулясь под грузом полученной информации.

Вечером того же дня судьбе было угодно, чтобы в бизнес — клубе появился Алексей Суров. Он вошел, как всегда элегантный, с мягкой обаятельной улыбкой и легким прищуром уставших глаз. Рядом с ним надменно вышагивала высокая блондинка из модельного бизнеса. Волохов с радушием московского барина раскрыл перед ними объятия:

— Такая пара — украшение любого самого шикарного заведения!

— Знакомься, наш гостеприимный хозяин — Геннадий Иванович, — представил своей спутнице Суров.

— Стелла, — протяжно ответила девушка.

— Вы очаровательны, — расцвел в улыбке Волохов.

— Да… Знаю, — надменно улыбнулась красавица.

— Поужинаете?

— Как обычно, — подтвердил Суров. И, отстранившись от девушки, попросил: — Пусть ее проводят за столик, а мне надо перекинуться с тобой парочкой слов.

Волохов подозвал метрдотеля и поручил позаботиться о Стелле, после чего увлек Сурова в японский дворик.

Усевшись на диван возле журчавшего водопада, Суров, любуясь золотыми и красными рыбками, сновавшими в мелком прудике, неожиданно жестко задал вопрос:

— О чем вы договорились с Покатым?

— С Покатым? — недоуменно повторил Волохов. Такая скорость распространения информации сбила его с толку.

— Так ему больше подходит. Покатов — слишком прилично для зажравшейся свиньи, — презрительно улыбнулся Суров.

— Сам не знаю… Впервые вызвал… Как друга Артема. Поговорили о «Крон — банке». Спрашивал, как здоровье Ариадны Васильевны…

— А про Киру?

Волохов не ожидал такого поворота и явно растерялся. Пересказывать разговор с Покатовым он не собирался. Но очень хотел бы узнать, что о нем известно Сурову.

— Что про Киру? — Волохов демонстративно пожал плечами.

— О ее возможном наследстве.

— Мне об этом ничего неизвестно.

— А ему?

Волохов наконец пришел в себя после столь неожиданной атаки. Сообразил, что стоять ему в позе провинившегося школьника не подобает, опустился на диван рядом с Суровым, по — товарищески положил руку ему на плечо и со смехом предположил:

— Кагэбэшное прошлое покоя не дает? Или хочешь бывшую жену перевести в ранг настоящей? Красавица Стелла не приревнует?

— Значит, разговора обо мне не было? — не меняя тона, продолжил Суров.

— Да нет. Он вообще ни о ком не спрашивал. — Да?

— Мне такие беседы ни к чему.

— Ну, может, ты и прав, — согласился Суров. Сняв его руку с плеча и глядя на него в упор, напомнил: — Про документы «Европейского альянса», лежащие в твоем сейфе, ты ведь тоже не обмолвился, не так ли?

— Какие документы? — чересчур театрально удивился Волохов.

— Тебе лучше знать — какие.

— У тебя неверная информация. Я чужие документы в сейфе не держу.

— А зря! Они бы очень пригодились, — с легкой усмешкой выразил сожаление Суров. — Ладно, чего не было, того, стало быть, и нет! Пошли помянем Артема, чтобы хоть его там проблемы не мучали.

Уже вычерчивая схему на листе ватмана, Волохов отчетливо понял, что весь его разговор с Покатовым был записан подслушивающими устройствами ФСОСИ. Это означало, что Суров был полностью проинформирован своим другом генералом Вольных. Имея на руках эту запись, он мог либо начать шантажировать, либо просто передать ее заинтересованным лицам. И то, и другое грозило серьезными последствиями. Первым делом следовало избавиться от материалов, связанных с попыткой «Европейского альянса» получить контроль над «Сибирсо». Для этого собственно Волохов и вызвал Стенькина.

В конференц — зал вошел официант в сером фраке.

— Хозяин, там какой — то странный мужик к вам.

— Веди сюда.

— Слушаюсь.

Официант вышел и скоро вернулся, сопровождая Стенькина.

— Привет, Тимур!

Стенькин развернулся на голос. Заметил Волохова, сидевшего под часами.

— О, привет! А я думал, у вас тут конференция!

— Как видишь, провожу ее в полном одиночестве. Снимай шапку, раздевайся, садись… Что выпьешь?

— Сначала закушу, — не растерялся Стенькин. Скинув дубленку, бросил ее официанту, протянул шапку, протер запотевшие очки, повесил через плечо сумку, с которой пришел. — От такого холода аппетит разыгрывается. Хорошо бы чего — нибудь горячего и водки.

— Максим, распорядись, — кивнул Волохов официанту.

Тот, смерив посетителя презрительным взглядом, молча удалился.

— Ну, что тут у тебя? — Стенькин, потерев руки, уставился на расчерченный лист ватмана. — Работаешь?

— Размышляю… Облом у меня получился.

— Кинули? Это сейчас запросто. Мне вон один американец из бывших наших поручил снять офис в центре, задаток дал и исчез. Теперь брожу по пустому этажу и не знаю, что делать. Скоро проплачивать нужно, а с чего?

— Брось его к черту.

— Ха, легко сказать. А объявится клиент — у меня ни офиса, ни денег? За такое из собственной квартиры вышибут.

— Что ж собираешься делать?

— Ищу, кому отдать в субаренду. Посмотри поэтажный план, отличная планировка, — он полез в сумку и достал полиэтиленовую папку с бумагами.

— А объявится клиент? — Волохов отодвинул от себя план офиса.

— Тогда пусть между собой разбираются.

Как ни мерзко было на душе у Банщика, он не смог не расхохотаться, представив несчастного Стенькина в шапке с опущенными ушами, сидящим на пустом ящике и представляющимся хозяином апартаментов.

— Мне тоже сначала было смешно. Хорошо хоть ремонт не начал делать, — без обиды согласился Стенькин. И с ходу предложил: — Может, предложишь кому — нибудь? Дом на Малой Бронной. Высокий первый этаж, бывшая коммуналка. Восемь комнат, потолки четыре метра… Посмотри!

— Представляю, что это за бомжатник, — не переставая смеяться, оценил Волохов и сунул папку назад в набитую всякой дрянью сумку Стенькина.

Официант Максим, вкатив тележку с закусками, немало удивился, застав хозяина в таком прекрасном настроении. В последние дни он был мрачнее тучи. Субтильный Стенькин, развалившись на широком стуле, закурил, смачно высморкался и махнул мятым платком:

— Мечи на стол!

— Солянку будете? — спросил Максим Волохова.

— Ха, с утра соляночка оттягивает — лучше не придумаешь.

— Пожалуй, поем, — кивнул Волохов.

На столе заседаний возникла накрахмаленная вишневая скатерть, а уже на ней закуски: икра черная в серебряной лоханке, бок осетра, салат из крабов, жульен из грибов, соленые огурчики, зелень и запотевший графин с водкой.

Стенькин сунулся было наливать, но остановился, вспомнив, что это полагается делать официанту. Тот с нарочитой медлительностью фаянсовым половником налил из супницы в розовые тарелки солянку, снял салфетку с хлебницы и только после этого наполнил рюмки. От этих приготовлений в потухших глазах Волохова лучиком проскользнул возрождающийся интерес к жизни.

— Черт с ними! Надо жить! — сказал он, поднимая рюмку.

— И жить, и пить, и любить, — поддержал Стенькин.

Они выпили и с жадностью набросились на еду. Официант, видя, что в его услугах больше не нуждаются, незаметно покинул конференц — зал.

— Если бы я был богатым, то был бы очень толстым, ленивым и печальным, — с полным ртом констатировал Стенькин.

— Когда человек становится по — настоящему богатым, первое, о чем он начинает думать, так это о своем здоровье. Врачи предписывают ему кучу диет, и он им следует без всякого удовольствия.

— Слава богу, мне такое не грозит.

— Не рассчитываешь разбогатеть?

— Тут бы последнее не потерять. Ума не приложу, что мне с этим офисом делать?

— Наливай, разберемся.

— Только на тебя надежда, — Стенькин наполнил рюмки. — Как услышал твой голос по телефону, в душе колокольчики затренькали. Подумал — вот оно спасение…

— За это и выпьем! — предложил Волохов.

— Неужто поможешь?

— Пей. Разговор впереди.

После этого разговор на некоторое время затих, уступив звукам чревоугодия и легкому хрустальному звону рюмок. Когда на столе остались лишь пустые тарелки и водка на дне графина, Стенькин потянулся, закурил, кивнул в сторону расчерченного листа ватмана.

— Так что за бизнес? Нужна моя помощь?

— В какой — то мере. Я готов оплачивать твой офис до появления американца. Делай там что хочешь, меня нe интересует. Понял?

— Ясное дело. Не дурак! Что требуется от меня? Волохов указал на ватман:

— Там выведена разгадка убийства Артема Давыдову…

— Да ты что?! — возбудился Стенькин. — Кто ж его убил?

— Какая разница, кто убил! Из этой схемы ясно, кому он мешал и кто его заказал.

— Как же ты это узнал?

— Вычислил. Три дня прикидывал, обдумывал, сопоставлял.

— И кто же?

— А вот это знать не рекомендую. Обладая такой информацией, долго не проживешь.

— Тьфу, тьфу, тьфу… и не рассказывай. Даже смотреть на эту схему не хочу.

— Смотри, не смотри — все равно ничего не поймешь. Не твоего ума дело. А просьба к тебе следующая. У меня в сейфе лежат кое — какие бумаги. Разумеется, секретные. Я попал в рискованную ситуацию, и эти документы являются гарантией того, что меня не тронут. В крайнем случае, вдруг со мной что — нибудь случится, подкинешь их в газеты.

— Все так серьезно? — заволновался Стенькин. Волохов молча кивнул.

— Спасибо, Гена, за доверие.

— Схему тоже спрячешь. И не дай бог кто — нибудь прознает об этом. Убьют, не раздумывая. Соображаешь?

— Для тебя готов. Не дурак же. С офисом не подведи.

— Завтра мой управляющий займется этим. Встань возле дверей, чтобы никто не вошел.

Стенькин сорвался к дверям. Приоткрыв их, выглянул, затем плотно закрыл и довольно прошептал:

— Никого.

Выждав несколько минут, Волохов встал на стул. Оказавшись на уровне висящих часов, отвел их от стены в сторону. За часами скрывалась дверца сейфа. Набрал код, открыл сейф, достал оттуда тонкую кожаную папку с медными уголками. Захлопнул дверцу, вернул часы на место и спрыгнул со стула. Затем сложил вчетверо лист ватмана, спрятал его в ту же папку и протянул Стенькину.

— Прячь. И береги пуще собственной жизни.

Папка исчезла в недрах кожаной сумки. Стенькин, проверив замки, повертел ее, желая убедиться, что нигде нет прорех и дыр.

— Надега. Только дай знать, и «Московские новости» моментально напечатают. Без всякой утечки информации.

— Надеюсь, — кивнул Волохов и устало опустился на стул. После того, как папка перекочевала к Стенькину, тело налилось тяжестью, словно он проделал долгий тяжелый путь. В душе возникла апатия. Вялым жестом налил себе водку, выпил, не закусывая, безразлично взглянул на Стенькина.

— Что? Сердце?! — забеспокоился тот.

— Хуже… Пустота. Какое — то нехорошее предчувствие. Слишком запутались отношения. Нехорошо это.

— Да брось! Ерунда! Сейчас у всех так. Утешения Стенькина казались еще тошнотворней собственных мыслей. Волохов махнул рукой.

— Иди.

Стенькин нырнул в дубленку, натянул шапку с болтавшимися ушами и повесил сумку на плечо.

— Так не забудь про офис.

— Иди.

Закрыв за собой дверь конференц — зала, Стенькин столкнулся с официантом, жестом предложившим следовать за ним. Они вошли в кастелянскую комнату, где на стеллажах лежали чистые скатерти и салфетки. Стенькин, порывшись в сумке, достал пистолет и положил его на стол

— Заряжен? — спросил официант.

— Полная обойма. Начнешь ровно через час. Давай сверим время. Ровно в три я устрою легкое ДТП. Смотри, не начни раньше, иначе смажешь мое алиби.

— Не бзди, — проворчал тот. — Где деньги?

Стенькин, достав из сумки пухлую пачку долларов, перехваченную резинкой, бросил на стол, вслед за ней появился загранпаспорт с вложенным в него билетом «Аэрофлота».

— Рейс в Прагу в восемнадцать десять. Не опоздай. В противном случае, никаких гарантий.

Официант принялся пересчитывать деньги.

— Максим… — пристыдил его Стенькин, — у нас не обсчитывают.

— Ладно, — нехотя согласился тот.

Они вышли из комнаты, стараясь не шуметь, молча прошли по вестибюлю, пожали друг другу руки, и Стенькин вышел на улицу.

Дождавшись, когда часы в конференц — зале пробьют три раза, Максим взял пистолет, набросил на него белую крахмальную салфетку и открыл дверь. Волохов сидел с закрытыми глазами, пребывая в глубокой задумчивости. Он то ли не услышал шаги официанта, то ли не отреагировал.

Не теряя времени, Максим подошел к столу с остатками трапезы. Волохов не шелохнулся.

— Банщик, ты спишь? — тихо спросил официант.

Волохов приоткрыл глаза, и тут прозвучал выстрел. Пуля попала ему прямо в переносицу. Голова глухо ударилась о стенку. По матово — белой стене заструились алые ручейки. Максим накрыл салфеткой его лицо и направился к выходу.

В дверях возникла фигура управляющего. Он прибежал на звук выстрела.

— Что с шефом? — спросил упавшим голосом, стремясь заглянуть за спину Максима.

— Застрелился, — приближаясь, усмехнулся тот.

— Как?!

— А так, — Максим вскинул руку с пистолетом и выстрелил почти в упор.

Управляющий рухнул как подкошенный. Переступив через труп, Максим направился в кухню, где, лежа на кушетке в ожидании заказов, дремал повар. Официант не стал входить, а начал стрельбу с порога. Повар, подскочив, хотел укрыться за плитой, но вскоре растянулся на сверкающем чистотой кафельном полу. Последняя пуля угодила в голову, разом положив конец бурной агонии.

Максим вернулся в конференц — зал. Носком ботинка ударил несколько раз бездыханное тело управляющего. Убедившись, что перед ним труп, пошел переодеваться, чтобы через несколько минут как ни в чем не бывало покинуть бизнес — клуб навсегда.

Глава 28

Приливы отчаяния сменялись у Евгения короткими периодами успокоения. Он вдруг начинал верить, что случившееся не так трагично, и пытался уловить какую — нибудь призрачную надежду на спасение. Воспаленное воображение рисовало красочные картины его освобождения. Главная роль в них отводилась непременно Кире. Навязчивая идея преследовала его и во сне, и наяву. Придавала силы, заставляла жить. Первое время Евгений редко покидал свою комнату — камеру. Целыми днями сидел перед телевизором и жадно просматривал все политические и новостные передачи. Особенно его потрясло сообщение об освобождении Петелина — двойника. На экране возникла фотография Евгения, сделанная на кладбище. Закадровый голос напомнил, что Евгений Архипович Петелин после убийства Артема Давыдова был избран председателем правления «Крон — банка», но стал сначала жертвой теракта, а потом и вооруженного похищения. «В настоящий момент, — бодро заверил диктор, — господин Петелин освобожден благодаря усилиям службы безопасности банка и проходит реабилитационный курс в частной клинике».

— Неужели он лежит в той же палате?! — воскликнул Евгений и сорвался на глухие рыдания. Представить, как Кира ухаживает за его двойником, как он чувствует тепло ее рук, внимательное сочувствие ее удивительных глаз, как наслаждается искрен — ними интонациями ее голоса, было страшнее любых пыток. Впервые Евгений почувствовал в душе обжигающую ненависть к Дану, Смеяну и всем, причастным к случившимся с ним несчастьям. Захотелось свернуть шею каждому из них. Никогда ранее не подверженный приступам жестокости, Евгений готов был крушить все на своем пути. Он с остервенением бросал в дверь пустые бутылки из — под виски, пока отлетевшим осколком не поранил себе лицо. Вид собственной крови немного успокоил. Приняв душ и обработав рану, постарался забыться новой дозой спиртного. Однако мысли о Кире, ласкающей двойника, душили, вызывая спазмы в горле. Одиночество становилось невыносимым, и Евгений, наскоро приведя себя в порядок, отправился в бар, чтобы хоть с кем — нибудь переброситься словом.

У стойки сидел пожилой мужчина с волевым крупным лицом, мясистым носом и совершенно лысым блестящим черепом. Одет он был, как и Евгений, в такую же желто — коричневую клетчатую фланелевую рубашку, но брюки были не велюровые, а из крупного черного вельвета. Перед ним стояло блюдо с устрицами, которых он машинально глотал, то и дело прикладываясь к огромному фужеру с шампанским.

Евгений подошел в надежде увидеть бармена. Но за стойкой никого не было.

— Самообслуживание, — проурчал мужчина. Подобного выбора напитков Евгению еще не приходилось видеть. Кроме всевозможных бутылок, существовал буфет, электроплита, микроволновка, а также холодильная установка, забитая деликатесами.

— Чего там, присоединяйся, — кивнул на блюдо с устрицами мужчина.

— Благодарю вас, но я это не ем, — соврал Евгений, понятия не имевший о вкусе устриц.

— Зря. Они очень хорошо влияют на потенцию, — проговорил мужчина и выдавил лимон на очередного моллюска.

— Зато выпью с удовольствием!

Евгений привычно взялся за «Red Label», решив закусывать фисташками.

— Освоился в нашем раю? — прозвучал естественный вопрос.

— Пока тяжко… — признался Евгений.

— Ты — Евгений Петелин, а я — Николай Рябушкин. За это и выпьем, — предложил мужчина.

— Рад знакомству, — оживился Евгений.

— Мне все равно. Я тут сторожил. Многих повидал. И как видишь, пережил. Догадываешься почему?

— Нет.

— И никто не догадывается. История, между прочим, поучительная. Сегодня у меня праздник. День рождения жены… Моей любимой Танечки. Предлагаю выпить за ее сорок два.

— Она жива? — наполнив стакан и бросив в него лед, машинально спросил Евгений.

— Еще как жива! — печально вздохнул Рябушкин.

— Кто она?

— Кто? — Николай впервые посмотрел на Петелина. — Она… сука, падла, дрянь последняя… Выпьем.

Евгений сделал несколько глотков. Ему было наплевать на поучительную историю нового знакомого. Он согласился бы выслушивать любой пьяный бред, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Фисташки жалобно хрустели на его зубах, виски смягчали взгляд, скользивший по слабо подсвеченным бутылкам. Зеленые матовые шары — светильники оставляли на широкой стойке красного дерева круглые световые пятна. Дизайн бара навевал образ корабля, за высокими бортами которого во все стороны расстилалось бескрайнее холодное море. Евгению даже показалось, что началась легкая качка. В ушах отчетливо возник глухой звук, рождаемый ударами волн о деревянный корпус их каравеллы.

— Тебе неинтересно? — обидевшись, спросил Ря — бушкин. Он, оказывается, уже несколько минут посвящал новичка в свою тайну.

Евгений, тряхнув головой, провел большим пальцем левой руки по губам. С растерянной улыбкой произнес:

— Меня тоже когда — то бросила жена.

— Да, но она тебя не «заказывала»! — возмутился Рябушкин.

— Вы — серьезно? Неужели такое возможно? — не поверил Евгений.

— Как видишь, — проглотив очередную устрицу, вздохнул новый знакомый.

Его задумчивое молчание длилось довольно долго. Лезть с расспросами было нетактично. Евгению, заинтригованному его признанием, оставалось терпеливо ждать, когда из уст несчастного польется поток наболевших воспоминаний. И он не ошибся. Наполнив фужер до краев новой порцией шампанского, Рябушкин с каким — то особым остервенением осушил его, громко икнул и, не глядя на собеседника, с драматическим надрывом поведал:

— У нас была разница пятнадцать лет, но я ее совершенно не ощущал. Любил и старался удовлетворять все ее желания. И в постели, и в ювелирных магазинах. Я всегда умел делать деньги. Одним из первых организовал кооператив по продаже на Запад редких металлов. Еще полстраны ездило на «японцах» с правым рулем, а я уже тогда купил себе «Крайслер». И был у меня партнер — шустрый малый из евреев. Главный инженер завода. С ним мы и наладили вывоз. Взятки приходилось давать налево и направо. Размеры, конечно, не такие, как сейчас. Зато и риск был больше. Тогда еще государство боялись. Сутками не вылезал из офиса. Миллионное состояние сколотили месяца за три. Но пока я крутился, мой партнер снюхался с Танькой, и решили они меня вывести из игры. Уговорила меня любимая женушка на всякий случай написать завещание на ее имя, а после этого обратилась к бандитам… Да не повезло ей, нарвалась на Дана. Взорвали они в моем «Крайслере» не пойми кого, а меня сюда упрятали. Здесь тогда еще нижние этажи только строили… Танечка, гнида подколодная, вышла замуж за моего партнера. Он превратился в крупнейшего бизнесмена. Думали, что на моих костях счастье себе нароют. Не тут — то было. В один прекрасный день появился Дан и передал им видеокассету с моим обращением. Долго отказывались платить. Но сломались…

— И не пытаются вас отсюда вызволить?

— Зачем? Чтобы второй раз убить? Платят как миленькие. И с каждым годом все больше. Я мечтаю лишь об одном — чтобы Дан их окончательно разорил и пустил голыми по миру.

— Но ведь тогда вас убьют? — удивился Евгений.

— Да. Но ради того, чтобы увидеть их обоих втоптанными в грязь, и умереть не жалко. Только он, падла, все богатеет… Моя школа!

— Тогда почему бы ему вас не выкупить? Сделать паспорт на новое имя и отправить куда — нибудь в Мексику.

— Пытались. Танечка передала покаянное письмо. Только не хочу. Мы начали вместе и пропадем вместе… Дан отсюда живым никого не выпустит.

Последние слова вызвали у Евгения нервную дрожь. Неужели и он, подобно лысому Рябушкину, будет годами сидеть здесь, заглатывая устриц, и размышлять о смерти, как о способе свести счеты со своим двойником? Обреченность «райского сторожила» оказалась куда красноречивей самодовольства Дана. Чтобы отогнать от себя мрачные мысли, спросил:

— Вы любили свою жену?

— И сейчас люблю. Когда женился на ней, не сомневался, что она сука и блядь. Но разве этим женщины отличаются одна от другой? Чем женщина подлее и стервозней, тем лучше она в постели. А постель — это единственный критерий, по которому нужно выбирать жену. Моя в постели одна могла заменить целый бордель. Я при ней забыл, что такое шлюхи. В спальню входил с дрожью в яйцах… Эх, сколько лет за эту любовь расплачиваюсь!

— Не за любовь, а за предательство, — уточнил Евгений, пораженный рассказом Рябушкина.

Тот посмотрел на него с сожалением, как на человека, ничего не понимающего в жизни. Хотел возразить, но вместо этого проинформировал:

— Пойду отолью.

Вопрос предательства занозой засел в душе Евгения после разрыва с женой. Как только Мила умчалась в Милан к своему импресарио, он мучительно переживал совершенное ею предательство. Но когда она вернулась, выяснилось, что не она, а Евгений предал ее девичьи мечты, их совместные планы достижения счастливой жизни, которыми они бредили до свадьбы. Именно он не смог создать ей такую жизнь, какой она была достойна. И только поэтому Мила просто вынуждена была довериться болтливому итальяшке, согласившемуся дать ей то, чего она так и не получила от Евгения.

«Вспомни, что ты обещал! — кричала она, растирая косметику по мокрому от слез лицу. — Обещал, что будем жить красиво, богато, независимо! Этим ты казался мне талантливей, умней своих друзей. А на поверку, что мы имели? Одно предательство по отношению к моей вере в тебя. Какую убогую жизнь мы вели? Чем ты отличался от миллионов серых людишек, живущих от зарплаты до пенсии? Если бы ты не чувствовал себя предателем, то выбросил бы этого макаронника за дверь. Так нет! Сразу смекнул, что не сможешь тягаться с ним. Что, воспротивившись моему уходу, будешь обязан создать мне те самые условия, на которые я рассчитывала в Италии! Поэтому и согласился на развод, предатель!»

С тех пор он и не мог понять — кто же кого предал. Из туалета Рябушкин вернулся не один. Рядом с ним пружинистой спортивной походкой шел молодой низколобый парень лет тридцати. С широченными плечами, обтянутыми черным вязаным свитером с глубоким вырезом. В черных волосах на груди блестел крупный золотой крест.

— Посмотри на этого придурка, — кричал Рябушкин, подталкивая спутника к Евгению. — Он нам хочет объяснить, что такое предательство! Нам?! Профессорам в этом вопросе?! Спроси его, спроси!

Низколобый смотрел неприветливо. От его взгляда хотелось увернуться, как от брошенного в тебя камня.

Опасаясь столкновения, Евгений протянул руку:

— Петелин. Будем знакомы.

— Нахичивань. Ваня. Что за спор?

— Никакого, — заверил Евгений. — Николай про жену рассказывал.

— Он всем рассказывает. Какие проблемы?

— Спроси его, Вань, спроси! — настаивал Рябушкин, которому шампанское, видимо, ударило в голову. — Он же, наверное, понятия не имеет, кто такой Ваня — Нахичивань!

— Обо мне всей России известно, — нехотя согласился Нахичивань. — Пять сберкасс, три банка на моем счету. Понял?

— Так это вас приговорили к высшей мере? — вспомнил Евгений о споре в газетах вокруг этого бандита.

Вопрос явно доставил удовольствие низколобому налетчику. Он довольно хмыкнул:

— А говоришь — не слышал.

— И кого — то расстреляли вместо вас? — не смог сдержать ужаса Евгений.

— Приговор приведен в исполнение. Так что правосудие восторжествовало. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Это хорошо, что не любопытный. Давай выпьем. А с лысым не спорь.

Рябушкин, нырнув за стойку, достал стакан для Вани и пожаловался:

— Он считает, что меня предала жена.

— Уже не считаю, — печально признался Евгений. Предложение низколобого его несколько успокоило. Он еще не знал, что конфликты между обитателями подземелья не допускались. Каждый клиент имел свою цену, и десятки камер слежения контролировали ситуацию, чтобы в любой момент охрана могла воспрепятствовать драке или членовредительству. Зато оскорблять друг друга можно было, не стесняясь в выражениях.

— Предательство — единственная правда между людьми, — строго произнес Нахичивань. Налив полстакана виски, разом выпил, поморщившись. — С самого рождения все предают друг друга. На этом основаны бизнес, торговля и любое государство. А как иначе? Человек, если он не полный идиот, делает то, что ему выгодно. Но раз выгодно мне, то невыгодно тебе. Потому что всем выгодно быть не может. Единственное, что сделали умные люди, так это заменили слово «предать» на два других — «подставить» и «кинуть». Вот и живем — кого кидаем, кого подставляем, а кто — то кидает и подставляет нас. И какие проблемы? Лысого жена не предала. Она его «заказала». Любил он ее. А Танька сначала заказывала манто, потом брюлики, потом тачки, потом виллу в Каннах, ну и в конце концов — господина Рябушкина. Чувствуешь разницу?

— Чувствую. Давай выпьем! — у Евгения от тирады Нахичивани улучшилось настроение. Приятно было находиться в компании людей, которых «кинули» так же, как и его. Из объяснений налетчика он понял основное — здесь даже у самых низколобых вырабатывается философский взгляд на жизнь. У попавших сюда очень скоро пропадало желание жаловаться и пенять на судьбу. Каждый из них, находясь на воле, понимал, что рано или поздно все закончится контрольным выстрелом в голову, поэтому временная отсрочка, купленная за деньги с самых секретных счетов, — возможность впервые в жизни окончательно расслабиться.

Так следовало поступать и Евгению. Только в отличие от остальных обитателей «рая для богатых», он в реальной жизни не смог насладиться ни роскошью, ни женщинами, ни богатством. Зато при скромности его прошлых запросов жизнь под землей с виски, устрицами и женщинами, пахнущими «Шанель», действительно можно было воспринять как компенсацию за неудачно выбранную судьбу.

Допив бутылку, Евгений почувствовал, что тоже становится философом. И только мысли о Кире не давали ему покоя.

Глава 29

В клинике Киры творилось нечто невообразимое. Ариадна Васильевна окрепла, пересела с травматологической кровати на механизированное по последнему слову техники инвалидное кресло и принялась наводить свой порядок. Она бесшумно каталась по коридорам, совала нос во все углы, начиная от туалетов и заканчивая операционной, нервировала персонал, делала бестактные замечания с видом новой придирчивой хозяйки больницы.

Чаще других вступал с ней в выяснения отношений Петр Наумович. При виде старухи его благостное светлое лицо приобретало багровый оттенок. Присущий ему юмор испарялся, и он начинал кричать.

— Сколько можно просить, чтобы вы оставались в своей палате! Здесь не банк и не богоугодное заведение! В клинике люди либо лечатся, либо умирают! Здоровым здесь делать нечего!

— Кому где находиться, буду решать я! — в ответ ледяным тоном сообщала Ариадна Васильевна. — Вы тут все существуете на деньги моего сына.

От этой фразы Чиланзаров терял остатки терпения. Срывал с себя халат, бросал его медсестре и гневно заявлял:

— Ноги моей больше не будет в этой клинике! — после чего с шумом врывался в кабинет к Кире.

— Опять? — уныло спрашивала она.

Петр Наумович молча махал рукой, доставал из шкафчика водку, выпивал подряд две маленькие рюмочки и тяжело опускался в кресло.

— Хорошо, перевезем ее домой, — ни о чем не спрашивая, соглашалась Кира. — Ты сам настоял, чтобы она прошла еще один реабилитационный курс.

— Я доктор. Моя обязанность — поставить ее на ноги, после чего задушить собственными руками.

— Ну, ну… И без тебя немало людей, готовых пойти на это. Каждый должен заниматься своим делом.

Отдышавшись, Чиланзаров взял себя в руки.

— Кира, пока мы будем существовать на ее деньги, она не даст спокойно работать.

— Кто тебе сказал, что мы существуем на них? Никому, даже близкому другу Петру Наумовичу, она никогда не признавалась, что получала материальную поддержку от Артема. Более того, поскольку это происходило не напрямую, а через посреднические фирмы, Кира и сама перестала испытывать чувство благодарности к бывшему мужу. Ведь деньги тратились не на ее женские прихоти, а на помощь людям. Все вокруг понимали, что без Артема тут не обходится, но тактично предпочитали не задавать откровенных вопросов. Вторжение старухи в систему финансирования грозило тяжелыми последствиями, вплоть до потери клиники. Этого Кира допустить не могла. Поэтому после одного из скандалов, возникших между Чиланзаровым и Ариадной Васильевной, впервые подумала о завещании. Она решила отказаться от него в обмен на гарантии финансирования клиники. О чем и сообщила Петру Наумовичу.

Рассказ о визите Сурова и сделанном им предложении Чиланзаров выслушал внимательно. Без иронических комментариев и скептических оценок.

— Его предложение плохо пахнет. Обычно передел собственности намного кровавей, чем ее присвоение. Ада без боя не сдастся. А это означает еще одно убийство.

— Поэтому я и хочу отказаться в ее пользу.

— Наивно полагаешь, что тебе позволят это сделать?

— Кто?

— Те, кого представляет твой Суров.

— Не посмеют.

— О… сомневаюсь.

— Петя, ну не убьют же они меня?

— Почему?

Трогательное отношение Чиланзарова к ней всегда обезоруживало Киру. Пожалуй, он был единственным ее другом, который на сто процентов соответствовал этому понятию. Иногда ее раздражала его осторожность и готовность в любой ситуации из массы вариантов прогнозировать самый пессимистический. Но уж если на чем — то настаивал, то можно было верить беспрекословно. При этом с характерным прищуром правого глаза он напоминал: «Если хирург принял решение оперировать, то отрезает навсегда».

— Что же мне делать? — нервно закуривая, спросила Кира.

— Не предпринимать никаких самостоятельных шагов. Я должен быть рядом. Чем больше людей будет в курсе этого завещания, тем сложнее при случае от тебя избавиться.

— Может, дать утечку в прессу?

— Не вздумай! Сейчас необходимо обеспечить надежную охрану Аде. Придется ее оставить в клинике. И хорошо бы распустить слух, что у нее начались осложнения… Только, чтобы она не моталась в своей коляске по коридорам! — взвился он, внезапно вспомнив обиду.

— Отлично! — согласилась Кира. — Пусть думают, что она при смерти. Тогда никто не станет на нее покушаться.

— И никаких посещений.

— А как это сделать?

— Не знаю. Придумай что — нибудь.

— Может, посадить ее на депрессанты?

— Я давал клятву Гиппократа, — развел руками Чиланзаров.

— Хорошо, посоветуюсь с Алей.

— Надеюсь, две бабы найдут средство угомонить третью. А мне пора к больным. Они здесь тоже имеются.

Не подозревая о «заговоре врачей», Ариадна Васильевна перебралась в комнату отдыха персонала и устроила в ней свой кабинет, куда вызывала для доклада руководство банка. И Хапсаев, и Усиков, и даже Фрунтова держались с ней подчеркнуто вежливо, но настороженно, что рождало в ее душе подозрительность. Не на кого было опереться. Поэтому с нетерпением ждала появления Петелина. Но в назначенный час вместо него явился мрачный Смеян.

— Что еще? — предчувствуя неладное, спросила она.

— Волохова застрелили.

— Гену? Он же был у меня недавно!

— Убил предположительно официант. В клубе. Там обнаружили еще два трупа — управляющего и повара. Я на всякий случай отменил приезд Петелина к вам.

— Почему?

— Нужно получить информацию об этом убийстве. Не исключено, что могут быть затронуты интересы банка.

— — С чего бы?

— — Волохов встречался со многими заинтересованными лицами. С Крюгером, Вакулой и, что очень настораживает, с Суровым.

— — Мужем Киры? Они друзья? — встрепенулась Ариадна Васильевна. Она быстро достала сигарету и закурила.

Смеян последовал ее примеру. Неторопливо набил трубку, спокойно раскурил. О его внутреннем напряжении свидетельствовали три глубокие морщины, одна из которых рассекла лоб, а две другие легли бороздами по щекам.

— Не тяни! — приказала Ариадна Васильевна. Осмотрела комнату отдыха, похожую скорее на гостиную «новых русских», с множеством золотой лепнины на потолке, с картинами в тяжелых рамах, с экстравагантной стильной итальянской мебелью и аквариумом в полстены. — Здесь нет подслушивающих устройств. Если ты их не установил.

— Я боюсь не стен, а вас, — Смеян задумчиво постучи мундштуком трубки о верхние зубы.

— И правильно делаешь, — согласилась Ариадна Васильевна.

Смеян в который раз отметил про себя твердокаменность характера старухи. Она не позволяла никому давить на себя и не принимала в свой адрес никаких даже самых незначительных упреков. А уж попытки уличить ее во вранье или двуличии обречены были на провал.

— Мне бы не хотелось, чтобы сведения, которыми я с вами поделюсь, раньше времени получили огласку.

— Это зависит от их ценности, — не сдавалась она.

— Речь пойдет об убийце вашего сына… Сигарета выпала из ее руки на зеленый пушистый ковролин. Именно такой реакции Смеян и ожидал. Он поднял окурок, затушил, протянул ей пепельницу.

— Тебе известно его имя? — с трудом выговорила старуха, резко подавшись вперед.

— Пожалуй…

Об этой минуте Ариадна Васильевна мечтала долгими бессонными ночами, ради этого известия жила и выживала. Впившись взглядом в Смеяна, она вся превратилась в слух.

— Сначала обрисую ситуацию… — начал он.

— Сначала имя!

— Его вы узнаете из сопоставления фактов.

— Прекрати! — заорала Ариадна Васильевна и швырнула в него пепельницу.

Начальник СБ едва успел пригнуться, но ему на голову все же упал натюрморт, в раму которого попала малахитовая штуковина. Выбравшись из — под картины, он решил больше не рисковать. Пересел в кресло — качалку и, потирая твердеющую шишку на голове, со злостью произнес:

— Суров. Алексей Суров. Бывший муж вашей бывшей невестки.

— Все — таки она… сволочь… — вместе с дымом выдохнула старуха.

— Пока трудно утверждать, что Кира принимала активное участие или была инициатором убийства, но в том, что без нее не обошлось, сомневаться не приходится.

— Где доказательства? Мне нужны неопровержимые улики! Я должна быть уверена, — старуха подъехала на своем кресле почти вплотную к Смеяну. Его обдало тяжелым запахом лекарств, табака и пряных цветочных духов.

— Мы еще не в суде, поэтому постарайтесь вникнуть в смысл моего расследования.

— Никакого суда не будет. Смерть за смерть, и никаких адвокатов!

— Вам подать воды?

Ариадна Васильевна, закурив новую сигарету, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. После нескольких секунд немого обуздания эмоций охрипшим голосом произнесла:

— Говори. Перебивать не буду.

Смеян, размахивая трубкой, как дирижерской палочкой, принялся излагать.

— Начну с того, что об освобождении Петелина не знал никто, кроме меня и похитителей. Однако информация не просто просочилась, а намеренно была передана Фрунтовой. И не кем — нибудь, а Суровым, и не где — нибудь, а в бизнес — клубе Волохова. Это первое звено. Далее займемся Кирой. Именно она со ссылкой на прорицательницу сообщила мне о месте содержания Петелина. Но Кира могла получить эту информацию не только от Ядвиги, но и от своего бывшего мужа Сурова, поскольку дважды с ним встречалась. Сначала у себя на квартире, потом здесь, в клинике. Так вот, мне доподлинно известно, что особняк, в котором прятали Петелина, принадлежит Федеральной службе охраны секретной информации, а Алексей Суров имеет давние дружеские отношения с заместителем руководителя этой службы генералом Вольных.

— Зачем спецслужбам понадобилось убивать Артема? — недоверчиво спросила Ариадна Васильевна.

— Их использовали в личных целях. Когда стало известно, что Артем при поддержке вице — премьера Суховея готовится купить «Сибирсо», в среде бизнесменов началась паника. Ею и решил воспользоваться Суров. После того как Кира разошлась с Артемом…

— Он ее вышвырнул! — перебила старуха.

— Неважно. Кира осталась одна. Но при этом сохранила права на наследство, так как ваш сын не аннулировал завещание, по которому она становилась владелицей контрольного пакета уставного фонда банка, оцениваемого в сто миллионов долларов…

Должно быть, Ариадна Васильевна едва не поте — ряла сознание, потому что повалилась в сторону Смеяна и мертвой хваткой вцепилось ему в плечо.

— Нет… нет… невозможно, — хрипела она. — Артем поклялся, что уничтожил это завещание. Он написал другое, по которому все принадлежит мне.

Насилу вернув старуху в кресло, Смеян продолжил:

— На сегодняшний день юридически существуют два завещания. Поэтому вас и пытались взорвать в момент захоронения останков. А Петелина убрали, думая, что он — ваш человек. Там его хорошо обработали и теперь он готов работать на них. Об этом свидетельствует его встреча с Кирой в квартире Артема. Мы хотели записать их разговор, но Кира предусмотрительно выключила записывающую аппаратуру. Чем подтвердила свою причастность к заговору… Теперь о тех, кто входит в преступную группу. Это прежде всего Суров и его бывшая жена Кира. А также Петелин — руководить которым будет ваша подруга Фрунтова…

— При чем тут Неля?! — вспыхнула Ариадна Васильевна, уязвленная таким поворотом расследования.

— Она мне соврала. С Суровым встреча состоялась не в бизнес — клубе Волохова, где они, очевидно, пересекались ранее, а в каком — то другом месте.

— Вы уверены?

— Допрашивать ее без вашего разрешения я не стал. Но это и неважно. Последним участником сговора является Егор Пантелеймонович Вакула, переметнувшийся на сторону Сурова. Об этом стало известно Волохову. Не случайно он к вам тогда приезжал. Непонятно только, почему он не сообщил о заговоре. После визита он был уже обречен… Вот вкратце схема происшедшего.

— Так кто убил Артема?

— Исполнителей в федеральной службе достаточно. А непосредственно «заказал» его — Алексей Суров.

Догорая, сигарета обожгла сухие пожелтевшие пальцы Ариадны Васильевны. Она вскрикнула и бросила бычок на пол. Потом, очнувшись, ледяным тоном произнесла:

— Всех до единого уничтожить! Всех! Но прежде они должны признаться в содеянном. Понял меня? Никакого суда, никакой прокуратуры! Я сама буду и обвинителем, и судьей!

Смеян явно гордился тем, что распутал это убийство. Он мечтал о публичном процессе, который должен был стать торжеством его криминалистического таланта. Поэтому ему совсем не улыбалась тайная расправа над организаторами убийства.

— Мы не имеем права отвечать преступлением на преступление! Это поставит нас самих вне закона.

— Месть матери руководствуется собственными законами! — железным голосом заявила Ариадна Васильевна. — И не вздумай мне перечить!

— Раз так — я умываю руки.

— Трусишь? Или сам не веришь в то, что наговорил?

— Верю. Поэтому сделаю все, чтобы довести дело до суда, — жестко ответил Смеян. — А вы будете молчать, пока вас не вызовут на официальный допрос.

— Не дождешься!

Зная непреклонный характер старухи, ее вспыльчивость и бесцеремонность, полковник понимал, что может нажить в ней скорее врага, чем союзника. Будь он на сто процентов уверен в своих выводах, ни за что бы не посвятил в них Ариадну Васильевну. В стройной цепочке логических построений не хватало самого элементарного — улик и вещественных доказательств. В расследовании заказных убийств как раз они — то становились самым уязвимым местом обвинения. Оставалось только одно — путем утечки информации заставить организаторов этого преступления занервничать и начать перегруппировывать силы для защиты. Поэтому старуха была тем самым рупором, которым следовало действовать осторожно, но решительно. Сложность заключалась в том, что она почти не поддавалась психологической обработке. На нее невозможно было надавить, трудно было уговорить, а уж что — либо запретить и подавно. Единственное, на что она попадалась, так это на провокации. Игра с ней напоминала китайскую забаву — дерганье тигра за хвост. Но иного выбора не было.

— Вы своими действиями спугнете всю компанию, — настойчиво продолжал увещевать он.

— С каких это пор ты стал считать меня глупее себя? Дай мне ухватить за космы Киру, и эта тварь расскажет все как на духу. Не говорю уже о Фрунтовой. А других признаний мне и не нужно.

— С Кирой делайте, что хотите, она ваша родственница, — небрежно согласился Смеян, — а Нелли Стасиевна уже давно работает на сторону. С ней у вас не получится. Доверьте ее мне.

Как он и ожидал, Ариадна Васильевна попалась на провокацию. Немного подумав, тряхнула фиолетовыми волосами и согласилась.

— Хорошо, пусть будет по — твоему. Шум поднимать не время. За Кирой следи сам, а Фрунтовой займусь я. О, она почувствует, что значит предать меня. Любая иезуитская пытка покажется ей детской забавой. Но ежели она окажется невиновной, гляди у меня…

— Не окажется, — спокойно заверил Смеян.

— Посмотрим, какой ты Пинкертон.

— Давно пора понять, уважаемая Ариадна Васильевна, что вас окружают враги, — напоследок заметил полковник.

— Да, — согласилась она, — и мне очень бы не хотелось узнать, что вы в их числе.

— Я друг Артема. Этим сказано все.

— А я его мать и наследница! Почему мне никто не доложил о старом завещании? Его нужно немедленно уничтожить!

— Оно лежит в сейфе адвокатской конторы «Маркович и сыновья» в Амстердаме.

— Ну и что? У тебя нет денег туда слетать?!

— Его может получить только Кира.

— Какая разница? Бери ее за волосы и отправляйтесь немедленно. Пока она при мне не порвет эту бумажку, доверия к тебе не будет.

Как бы нагло и бесцеремонно ни звучали требования старухи, в них была определенная логика. Сушествование второго завещания ставило под угрозу ее жизнь. А смерть старухи не входила в ближайшие планы Смеяна.

— Я постараюсь выполнить ваше поручение лишь при условии наших договоренностей.

— Кроме Фрунтовой, ни с кем. Но не затягивай, иначе сама продолжу расследование.

Смеян выбил пепел из трубки в кадку с пальмой и, не прощаясь, вышел.

Глава 30

После посещения Смеяном клиники в деловых кругах столицы прошел слух, что старуха внезапно почувствовала себя плохо и находится чуть ли не в реанимации. Главный врач Чиланзаров категорически отказывался сообщать какие — либо сведения о состоянии ее здоровья. Кира всячески уклонялась от расспросов, перестала бывать в клинике, старалась держаться в стороне от пересудов.

Из — за ухудшения самочувствия Ариадны Васильевны завис вопрос о дальнейшей судьбе Петелина. Работа «Крон — банка» оказалась парализованной, поскольку никто не мог взять на себя смелость диктовать его финансовую стратегию. Все с волнением ожидали развязки ситуации. Алексей Суров несколько раз пытался встретиться с Фрунтовой и Хапсаевым, но они под разными предлогами противились продолжению контактов. Зато с большей долей откровенности повел себя начальник кредитного отдела Эдуард Семенович Усиков. Он передал через Клима Молодече, что готов к дальнейшим переговорам. На этом фоне началось расследование убийства Геннадия Волохова. Его смерть казалась настолько закономерной, что не подвергалась обсуждению.

«Это должно было рано или поздно случиться» — таково было общее мнение.

Смеян начал тотальную слежку за Кирой. Он не сомневался, что резкое ухудшение здоровья старухи — дело рук бывшей невестки и ее сообщников. Его усилия не пропали даром. Служба безопасности банка сумела записать короткий телефонный разговор между Усиковым и Климом Молодече, из которого стало известно о планирующейся встрече с Кирой.

Осторожный Суров отказался снова встречаться в «Кабанчике» и совершенно неожиданно предложил прогулку в Измайловском парке. Кира согласилась приехать туда только для того, чтобы при свидетелях заявить бывшему мужу, что она отказывается от наследства в пользу Ариадны Васильевны. Этим, как она надеялась, будет положен конец омерзительной истории.

По предварительной договоренности, все четверо приехали на метро и встретились на платформе станции «Измайловская». Со стороны они казались иностранцами, впервые отъехавшими от привычного центра. Руководство взял на себя Клим.

— Нам направо. Там хорошая дорожка.

— Вот что значит заниматься связями с общественностью, — подзадорил его Усиков.

Кира шла молча, позволив Сурову взять ее под руку. Несмотря на будний день, в парке гуляло много народа. В основном молодые мамы с колясками, раскрасневшиеся от беготни дети и степенные пенсионеры. Периодически возникали и исчезали среди заснеженных кустарников лыжники. Снег сверкал на солнце. Легкий морозец пощипывал щеки. Голова кружилась от бодрого звенящего воздуха.

— Благодать! — воскликнул Усиков.

— Никогда здесь не был, — признался Суров.

Кира сняла варежки и закурила. Она не испытывала желания любоваться природой и бродить по заснеженным аллеям парка. Вообще зимой предпочитала находиться либо в квартире, либо в теплой машине.

— Надеюсь, мы не околеем здесь?

— О, у меня имеется микстура, — похлопал по висевшей через плечо сумке Клим.

— Тогда наливай. А то меня что — то знобит. Клим взглянул на Сурова, словно ждал от него разрешения. Киру такое поведение разозлило еще больше.

— Еще чего?! Желание дамы — закон!

Они свернули на тропинку, ведущую к нескольким полукругом стоявшим скамейкам, запорошенным снегом. Между ними вместо стола возвышался массивный пень, на который Клим жестом фокусника, смахнув снежинки, стал выставлять бутылки и коробочки с закуской.

— Настоящий пикник! — потирая руки, оценил Усиков.

Суров беспокойно осмотрелся, будто за каждым Деревом их поджидала опасность. Не увидев ничего подозрительного, все же заметил:

— Лучше бы отойти поглубже в парк.

— Как раз там — то и небезопасно. Тут мы на виду, — понимая его настороженность, успокоил Клим.

— Мы еще и в шпионов играем? — съязвила Кира и первая взяла пластиковый стаканчик с водкой.

— Ну, за наш «Крон — банк»! — предложил Усиков.

— И что б никто не сомневался! — поддержал Клим.

И за его хозяйку, — свой стаканчик, наполнен — ный кока — колой, Суров приблизил к стаканчику Киры.

— Без тостов на природе пьется здоровее, — не поддалась на удочку Кира.

Каждый выпил за свое понимание предстоящего сговора.

Закусывая бутербродом с черной икрой, Усиков решил не затягивать молчание и принялся излагать свое мнение.

— У меня ощущение, что вы, Алексей Гаврилович, зря поставили на Фрунтову. Не сомневаюсь, что она уже настучала старухе про нашу первую встречу и про ваш интерес к банку.

— Вряд ли, — сухо заметил Суров.

— Она же правая рука Ариадны Васильевны. А Хапсаев полностью у нее под каблуком! — продолжал настаивать Усиков.

— А что скажешь ты? — спросил Суров Клима.

— По вашему приказанию я отслеживал ее разговоры по телефону и контакты. Убежден, Нелли Стасиевна играет в какую — то другую игру. Скорее всего, заодно со Смеяном, который недавно подвозил ее на дачу.

— Ну, чьи интересы она представляет, я разберусь, а вот вас, Эдуард Семенович, прошу представлять наши.

— Давно готов!

— Только не мои, — скривила тонкие губы Кира. — Налей даме. Омерзительно вас слушать.

Клим исполнил ее просьбу. И чтобы не удлинять и без того неловкую паузу, все молча выпили.

— Мы с Кирой Юрьевной завтра улетаем в Амстердам, — неожиданно для всех, и в первую очередь для самой Киры, сообщил Суров. — Там она подтвердит права на наследство и объявит о своих претензиях на руководство банка. После чего господин Петелин будет утвержден председателем совета директоров, а господин Усиков станет управляющим.

Огромные глаза Киры еще более расширились, и в них отразился почти весь заснеженный парк. Она не могла сообразить, как жестче отреагировать на требование Сурова. Лучше всего было бы со всего размаху ударить его по холеной невозмутимой физиономии. Но она никогда никому не давала пощечин и не закатывала истерик. Поэтому опустила голову и твердо произнесла:

— Я готова поехать в Амстердам только для того, чтобы официально отказаться от наследства. Действительно только завещание, написанное Артемом на имя матери.

Усиков и Клим растерянно посмотрели на Сурова. Тот развел руками и предложил с обворожительной улыбкой:

— Прошу высказаться по этому вопросу. Первым решился Клим.

— Ариадна Васильевна не может управлять банком. Это нонсенс!

— Ее просто убьют, — согласился Усиков.

— Кто?! — нервно выкрикнула Кира. От резкого звука ее голоса с дерева с шумом вспорхнула ворона.

— Надо спросить у Фрунтовой и Смеяна, — заглядывая ей в глаза, предположил Клим. — Нелли Стасиевна, не задумываясь, предаст Ариадну Васильевну, потому что почувствовала возможность схватить все в свои цепкие руки.

— Вы знаете, что я ей честно предлагал сотрудничество, — напомнил Суров.

— Да, да, тогда в «Кабанчике», — подтвердил Клим.

— У вас целый заговор… — ужаснулась Кира, чувствуя, что попала в малопочтенную компанию, где никто даже не интересуется ее мнением.

— Вокруг банка много заговоров, и остаться вне их тебе не удастся, — наставительно сказал Суров и кивнул Климу, чтобы тот наливал.

— Вы все — подонки! — снова воскликнула Кира. — Стервятники, готовые наброситься на добычу…

— Наоборот. Стервятники другие, а мы хотим продолжить дело Артема, поэтому и поставили на тебя.

— Я не лошадь, чтобы на меня ставить!

— Вы — очаровательная женщина, и за это предлагаю выпить! — решил разрядить обстановку Клим.

— Поддерживаю! — подхватил Усиков. — Мы все болеем душой за банк и за наше общее процветание.

— Я же тебе говорил, что сотрудники банка Ариадну Васильевну терпеть не могут, — подытожил Суров.

Кира выпила молча. Она была готова отчаянно сопротивляться чужой воле, но толком не могла понять, чего же на самом деле хочет сама. От этого становилось тошно на душе. В голове зародилась шальная мысль согласиться сьездить в Амстердам, официально получить в адвокатской конторе завещание и привселюдно порвать его. После этого уже никто не будет ее мучить, пугать и преследовать. И она сможет спокойно взять билет в Испанию и от всего этого дерьма спрятаться на вилле у Ольги в Коста — Брава…

Приободрив себя таким решением, достала сигарету, закурила, обвела притихших мужчин презрительным взглядом и, стараясь не выдавать тайных мыслей, скривив губы, коротко спросила:

— Когда ехать?

— Умница! — прищурившись, произнес Суров и, достав мобильный телефон, связался с секретаршей: — Света, закажи на четверг два билета в Амстердам. Паспорта подвезут через час. Завтра сделаешь визы через консульский отдел.

— А мы в банке все подготовим к вашему приезду, — заверил Клим, похлопывая Усикова по плечу.

— А Петелина?

— Что Петелина?

— Перестаньте мучать человека. Отпустите его.

Клим взглянул на Сурова, словно ждал от него указаний. Но тот и бровью не повел, сделав вид, будто этот вопрос его совершенно не интересует.

— Я за то, чтобы в банке было поменьше дураков, — обозначил свое давнее отрицательное отношение к Петелину Усиков.

— Думаете, силы, освободившие Петелина, не предпримут никаких действий? — серьезно спросил Суров.

— Петелина освободила я! — изысканным жестом бросив окурок в снег, заявила Кира.

— Как?! — вырвалось у всех троих мужчин разом.

— Да. Поэтому никаких таких сил за ним нет.

— А Смеян? — не поверил Клим.

— Смеян всего лишь вызволил Петелина из особняка, указанного мной, — в интонации Киры звучала нескрываемая гордость за свой поступок, которым она утерла нос этим интриганам.

— Круто, — оценил Клим.

— Брависсимо! — поддержал Усиков.

— В таком случае тебе тем более лучше покинуть Москву, — задумчиво расстегивая курточку, сказал Суров. Услышанное стало для него полной неожиданностью. Но расспрашивать при посторонних не решился. Только заметил: — Смеян освобождение полностью приписал себе.

— Что он может, ваш Смеян! — скептически усмехнулась Кира и обратилась к Климу: — Наливай, и по домам. А то скоро в сосульку превращусь.

Суров подождал, пока она выпила, взял ее под руку:

— Вы тут еще погусарьте, а я провожу Киру Юрьевну.

— Мне страшно с тобой оставаться наедине, — произнесла она вполне серьезно, чем вызвала пьяный смех у Клима и Усикова.

Под этот аккомпанемент они отошли от пня и выбрались на дорогу. Солнце село за высокие ели и стало сразу как — то таинственно — мрачно. Морозные сумерки наваливались на посиневший от снега парк с неизбежностью трагического возмездия. Кире и впрямь стало не по себе. Инстинктивно она прижалась к бывшему мужу. Тот крепко обнял ее за плечи.

— Вот и славно… вот и умница, — нашептывал он, обдавая горячим дыханием ее ухо.

Со стороны могло показаться, что по пустынной заснеженной аллее прогуливалась влюбленная парочка, предававшаяся романтическим мечтаниям. Но только не идущему за ними пенсионеру с болонкой на поводке. Под мышкой у него был зажат скрученный в рулон журнал, внутри которого находилось устройство для подслушивания разговоров на расстоянии. Это был представитель старой гвардии агентов Смеяна.

— Как же тебе удалось отыскать Петелина? — непринужденно спросил Суров.

— Если можно человека спрятать, значит, можно и найти, — уклончиво ответила Кира.

— Украли его, насколько я знаю, бандиты. Неужели ты с ними в контакте? Это очень опасно. Они наверняка потребовали что — то взамен…

— Потребовали. Чтобы вы оставили меня в покое!

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Боюсь, тебя ждут большие неприятности. Скажи мне, кто они?

Даже если бы Кира рассказала правду о Ядвиге Ясной, Суров вряд ли поверил бы в невероятные экстрасенсорные способности прорицательницы. Поэтому лучше было оставить его в неведении.

— Тебе незачем знать.

— Это сообщил кто — нибудь из дружков Петелина? Или Артема? — не отставал Суров.

Чтобы отвязаться от его утомительного допроса, Кира соврала:

— Волохов. Откуда он узнал, понятия не имею. Мне рассказал по большому секрету.

— Волохов не мог этого сделать, — уверенно произнес Суров. Остановившись, развернул Киру лицом к себе и строго посмотрел ей в глаза. — Зачем врешь?

— Чтобы отстал.

— Ладно… пусть будет по — твоему. Сам узнаю.

Они поднялись на платформу метро. Когда подошел поезд, Кира, немного отстав, неожиданно вошла в другой вагон. Суров рванулся за ней, но двери уже закрылись.

Глава 31

Цунами отлеживался в ванне с гидромассажем. Настроение у него было отвратительное. Накануне вечером произошла серьезная стычка со Святом. Вор в законе рвал и метал по поводу глухой ситуации с «Крон — банком». Дело в том, что освобождение Петелина оговаривалось несколькими условиями, ни одно из которых до сих пор не было выполнено. Человек Свята так и не вошел в состав учредителей, деньги Свята оставались без движения. Их невозможно было ни снять, ни перевести.

— Завтра же забивай стрелку банкирам! — хрипел авторитет, скребя волосатую грудь с перепутавшимися на ней золотыми цепями.

— С кем разговаривать? Старуха лежит при смерти, Петелина Смеян прячет. Банк накрылся… — нехотя повторял Цунами, чувствуя, что несет ответственность за создавшуюся ситуацию.

— А дотянуться до Смеяна рук не хватает?!

Убеждать Свята повременить с «наездом» на полковника было бессмысленно. Цунами и сам понимал, что без этого не обойтись. Но все — таки надеялся на мудрость Смеяна. Тот не мог не просчитывать последствий нарушения оговоренных условий. Зная его жесткий характер, Цунами не сомневался, что полковник либо выполнит обещание ввести в состав учредителей человека Свята, либо заранее подготовится к силовому столкновению. Терять Смеяна не хотелось, поскольку других выходов на банк не было.

— Успокойся, он от меня никуда не денется, — заверил Цунами.

— Деньги не с него буду спрашивать, а с тебя, — пригрозил Свят.

Цунами не относился к числу его нукеров, поэтому вспылил:

— Только не надо на меня переть! Решение принимал ты! По мне пусть бы этот Петелин загнулся на Арбате!

Короче… вышел у них крутой разговор, о котором, лежа в ванной и всем телом ощущая упругий напор струй, вспоминать не хотелось. И все же нужно было на что — то решаться. От неприятных раздумий Цунами отвлек телефонный звонок.

— Вячеслав Михайлович, вас беспокоят из аппарата вице — премьера Суховея…

— Нормально… — протянул в трубку Цунами. В последнее время он частенько появлялся на различных деловых приемах, бывал в Кремле, дружил с высокопоставленными чиновниками в мэрии. Но с членами правительства завязать прочные связи пока не удавалось. Поэтому звонок от Суховея его встревожил. Это очень смахивало на провокацию.

— Олег Данилович в среду вылетает на международную конференцию по проблемам инвестиций в нашу промышленность. Вы в списке бизнесменов, сопровождающих официальную делегацию в Кельн. Нам нужен от вас факс, подтверждающий ваше участие.

Звучало солидно. Именно таких звонков недоставало Цунами. Ему давно хотелось войти во власть, но не в криминальном мире, где его позиции были незыблемы, а на государственном уровне. Для этого он добился пересмотра статей, по которым был осужден, и теперь считался «узником совести», борцом с тоталитаризмом. К тому же занимался благотворительностью. Покупал дружбу с популярными артистами и политиками, платя кому налом, кому ценными подарками.

Все еще недоверчиво Цунами поинтересовался:

— А кто предложил мою кандидатуру?

— Кто — то из банкиров. Поездка готовилась давно.

— Хотелось бы все — таки знать, кого благодарить…

— Вы отказываетесь от поездки? — раздраженно прозвучал голос.

— Нет. Просто я никогда не сопровождал вице — премьера.

— Раз ваша кандидатура в списке, утвержденном самим Олегом Даниловичем, значит, проблем не будет. Срочно передайте факс по номеру… Записывайте!

— Он у меня уже в компьютере. Спасибо за приглашение, — Цунами отключил телефон и по второму аппарату набрал номер своей секретарши. — Галина, проверь, откуда сейчас был звонок.

Через пару минут Галина ответила:

— Звонили из Белого дома. Телефон замначальника аппарата Суховея.

— Нормально… Позвони им, узнай, какой нужен факс, и отправь.

Упоминание о банкире внесло некоторую ясность. Цунами прикинул, что им мог оказаться Артем Давыдов, близкий к Суховею человек. Должно быть, это произошло перед самой его смертью. Чиновничья машина закрутилась, и никто останавливать ее из — за выяснений, на каком основании в список попал Вячеслав Михайлович, не стал. С Давыдовым Цунами познакомил Смеян. Они несколько раз вместе обедали в бизнес — клубе, после чего деньги Свята легли на счета «Крон — банка»… Стало быть, опять возникла фамилия Смеяна. Разбираться с ним было уже некогда, отчего Цунами почувствовал некоторое облегчение.

Никаких действий против полковника он предпринять все равно не успеет, а к моменту возвращения из Германии ситуация, возможно, сама собой устаканится. К тому же, находясь среди приладившихся к власти, прокачает ситуацию вокруг «Крон — банка».

Плохое настроение, давившее с утра, исчезло. Цунами с шумом вылез из ванны, окинув взглядом свое отражение в зеркале, остался доволен собой, завернулся в махровую простыню и, шлепая босыми ногами по подогретому полу, отправился за пивом.

Квартира, в которой он обосновался, напоминала странное сооружение из окон и арок, занимавшее весь бельэтаж. Дело в том, что Цунами ненавидел стены и боялся замкнутого пространства. Каждый, попадая впервые в это жилише, невольно задавался вопросом — как и на чем еще держится этот многоэтажный старый дом, выходивший фасадом на Яузу.

Цунами предпочитал жить один в окружении многочисленной, хорошо вооруженной охраны. Которая, впрочем, старалась не попадаться ему на глаза. Выпив пиво, он направился к семиметровому шкафу — купе, в котором висело более сотни пиджаков, рубашек, костюмов. Для поездки он решил выбрать что — нибудь неброское, но дорогое, чтобы с первого взгляда было видно — этот человек высокого полета.

Черный джип, не снижая скорости, промчался по эстакаде с указателем «Вылет» и замер возле автоматически раскрывавшихся дверей аэропорта «Шере — метьево — 2». Из машины вышли пять человек в одинаковых длинных черных пальто. Внимательно осмотревшись, они вошли в здание. В этот утренний час народа было немного. Поэтому охране Цунами не составило труда оценить обстановку. После удовлетворительной оценки по передатчику было дано добро на появление самого авторитета. Он подъехал на «БМВ» в сопровождении еще трех телохранителей и, не задерживаясь, прошел в отсек для V. I. Р. — пассажиров. Там его встретила улыбающаяся девушка в летной форме и вежливо объяснила, что телохранителям здесь быть не положено.

— Ничего, побудут.

— Посмотрите, сколько здесь известных людей, и все без охраны.

Действительно, в мягких глубоких креслах сидели бизнесмены, физиономии которых часто мелькали на экранах телевизоров. Со многими он уже успел познакомиться во время правительственных приемов. Цунами обвел взглядом утопавшую в полумраке залу. Убедившись в доброжелательной атмосфере, царившей среди готовых к путешествию кандидатур вице — премьера, он кивнул в знак приветствия узнавшим его и все — таки решил настоять на своем:

— Мы не в правительственном «Внуково», пусть ребята побудут со мной.

— Здесь находятся только зарегистрированные пассажиры, — продолжала настаивать девушка.

— В таком случае я никуда не полечу, — заявил Цунами и вышел из VIP — зала.

Его демарш возымел действие. Через несколько минут в пустынном холле аэровокзала, возле стойки бара, за которой Цунами пил кофе, возник чиновник «Аэрофлота» с извиняющейся улыбкой на круглом лице:

— Прошу, прошу, дорогой Вячеслав Михайлович, пройти со мной. Мы предложим вам кофе совсем иного качества, большой ассортимент закусок и напитков.

— У вас там ментовские порядки, — не глядя на него, отрезал Цунами.

— Приносим извинения, приносим… Персонал Действует по инструкции, но в каждом правиле существуют исключения. Мы с удовольствием создадим вам все условия, чтобы отдохнуть перед полетом в кругу ваших друзей.

— Это мои телохранители. Неужели я доверю охрану собственной жизни вашим девкам?!

— Согласен, согласен… Еще раз примите наши извинения.

Цунами молча встал и последовал за потешно пританцовывавшим при ходьбе представителем, «Аэрофлота». Охранники окружили его плотным кольцом. Так они и вошли в V. I. P — зал. Там народ потягивал под сигары коньяк «Хенесси», пил водку «Юрий Долгорукий», закусывал черной икрой и обсуждал уровень сервиса в кельнских отелях. Не успел Цунами расположиться на длинном диване и предложить охране подкрепиться, как все та же девушка в летной форме предложила пройти на посадку.

Подождав, пока основная часть пассажиров миновала последний контроль, Цунами попрощался с охранниками:

— Все, ребята. Теперь домой и ждите моего звонка из Кельна.

— Счастливого пути! — пожелали гордые своим хозяином телохранители и помахали ему вслед.

Как только Цунами вошел в салон самолета, очаровательная стюардесса, поздоровавшись с ним, предложила:

— Позвольте проводить вас в виповский отсек, для особо почетных гостей нашего лайнера.

— С чего это? — удивился авторитет.

— Так в списке, — стюардесса для наглядности потрясла бумажкой, с которой сверила посадочный талон.

— Скоро взлетим? — зачем — то поинтересовался Цунами.

— Минут через двадцать. А пока по вашему желанию можем предложить напитки.

Цунами проследовал за девушкой. В виповском отсеке стояло всего три ряда огромных кресел, в которых уже расположились трое мужчин. Ни один из них не отреагировал на появление нового пассажира.

— Занимайте любое. Сейчас вас обслужат, — проворковала стюардесса и исчезла, задернув за собой занавеску.

Но устроиться в удобном кресле Цунами не успел. Только он поставил на пол кейс, как сидевшие пассажиры, выхватив пистолеты, набросились на него.

— Что ж вы, суки! — успел выкрикнуть Цунами, прежде чем грубая рука зажала ему рот.

— Молчи, козел! — шепнул один из нападавших.

Тут же в отсек вошел плешивый человек с каменным лицом. Это был Дан, решивший лично возглавить операцию по задержанию такого матерого и осторожного бандита.

— Спокойно, Цунами. Полет отменяется. Вице — премьер обойдется без тебя. Так что аккуратненько иди вперед.

На руках Цунами защелкнулись наручники. В спину уперлось сразу несколько стволов.

— Мы шутить не будем.

— Кому обязан? — мрачно озираясь, спросил авторитет.

— Узнаешь позже.

— Я буду жаловаться!

— Только господу Богу и то при личной встрече. Ты в руках федеральной секретной службы при президенте. Так что не дергайся.

— Так это вы меня включили в список? — с горечью догадался Цунами. — Взяли, как мальчишку, на живца.

— Играем на человеческих слабостях, — подтвердил Дан.

Они прошли вперед к кабине пилота, где был еще один выход. По трапу спустились на летное поле и втолкнули Цунами в черную «Волгу». Ехали молча. Дан гордился удачно осуществившимся планом, а

Цунами внутренне матерился, все глубже осознавая совершенную ошибку. Как он мог поверить, что вице — премьер пригласит его в официальную поездку? С таким криминальным прошлым, как у Цунами, пусть даже отмытым и трактуемым как произвол коммунистического режима по отношению к «узнику совести», глупо было надеяться на официальное признание его в качестве бизнесмена. Подвело тщеславие… Цунами с тоской вспомнил об оставшейся в аэропорту охране. Никакая спецслужба не решилась бы вот так бесцеремонно запихнуть его в «конторскую» «Волгу». Ребята бы жизнь положили за своего хозяина, но не допустили бы такого позора.

Он тяжело вздохнул. Машина беспрепятственно покинула летное поле и вырулила на трассу в сторону Москвы.

— Куда едем? — спросил Цунами.

— На Каширку. Зададим тебе несколько вопросов и, если будешь вести себя благоразумно, отпустим. Особой ценности ты не представляешь, — откликнулся Дан, сидевший рядом с водителем.

— Могли бы и не устраивать весь этот цирк.

— Могли бы. Но раз ты ударился в шоу — бизнес, то и нам отставать не захотелось. Тоже кое — что умеем…

Этой фразы было достаточно, чтобы Цунами догадался, о чем пойдет речь. Неясной для него оставалась роль, которую играло ФСОСИ в деле Петелина. Дан специально проговорился, рассчитывая на его непроизвольную реакцию. Но он сделал вид, будто не понял намека.

— Я — то был уверен, что ты давно отошел отдел, сидишь где — нибудь на Лазурном побережье в окружении нимфеток, балуешь свою плоть, тешишься воспоминаниями… а ты, оказывается, никак не угомонишься. Зря… Времена изменились. Закончилось ваше криминальное царствование. Мы не глупее вас, поэтому ни одного лакомого кусочка больше не получите. Имейте совесть! Взяли свое и мотайте на покой!

Так нет же — жадность душит… — глядя в окно автомобиля, с досадой рассуждал Дан. Его соратники одобрительно посмеивались, держа пистолеты со спущенными предохранителями.

Впереди за высоким кирпичным забором показалось высокое здание с зеркальными окнами. Тяжелые железные ворота бесшумно раскрылись, и машину пропустили на пустынную территорию федеральной спецслужбы. За время поездки Цунами несколько пришел в себя. Он не боялся никаких официальных разборок, поскольку считал себя чистым перед законом. Но то, что его арестовали не менты, не эфэсбэшники, настораживало. За воротами дома, куда его привезли, можно было пропасть навсегда без суда и следствия. Тут никакой адвокат не поможет. Поэтому проявлять характер, а тем более апломб было глупо.

Машина въехала в глухой бокс, откуда Цунами на лифте подняли прямо в кабинет дознавателя. Помещение впечатляло своим аскетизмом. В центре комнаты стоял стул с прикрученными к полу ножками. Напротив железный стол с лампой и креслом. Не успел Цунами осмотреться, как получил сильнейший Удар по шее и, потеряв равновесие, повалился на цинковый пол. Его подняли и, держа под руки, принялись избивать специальными дубинками. Цунами с трудом подавлял стоны, стараясь как можно больше расслабиться и гасить удары легким вибрированием тела.

— Достаточно, — наблюдая за избиением, приказал Дан. Сев в кресло, он достал сигару и закурил. — Оставьте нас.

Цунами опустили на стул и напоследок дали еще несколько крепких пощечин.

— Это так… для профилактики, — выпустив дым, объяснил Дан. Его каменное неподвижное лицо лишено было хоть каких — нибудь признаков сострада — ния. — Раздавить тебя, гниду, надо, чтобы не воображал, что ухватил бога за яйца. Совсем ошакалился?! Решил — все дозволено? Да кто ты есть? Авторитет херов. Хозяином себя почувствовал? Лох ты последний. Хозяева здесь мы! И не позволим высовываться!

Слова его разрезали тяжелый воздух комнаты и проносились мимо ушей Цунами, пытавшегося восстановить дыхание и побороть головокружение.

Дан выдержал паузу. Немного успокоившись, задумался.

— Ладно, дружище, давай рассказывай, кто тебя надоумил штурмовать особняк на Арбате, — наконец проговорил он.

— Понятно… — глухо произнес Цунами, — Петелин — ваших рук дело… И особняк ваш, да?

— Вопросы здесь задаю я.

— Значит, меня подставили…

— Это точно. Кто?

— Смеян.

— Полковник Смеян? Не может быть! — наигранно удивился Дан. — Как же он мог узнать про особняк? Ты что — то путаешь.

— Мне путать нечего. Смеян дал наводку, сказал, что особняк принадлежит каким — то залетным. Мои проверили — особняк ни на ком не висит, поэтому решили брать.

— Молодцы. Удачно получилось, — подтвердил Дан. — Честно признаюсь, не ожидал такой прыти. Да, Цунами, как же ты так накололся? Мне казалось, у тебя серьезная команда.

— Смеян подвел…

— У тебя с ним дела?

— Нет. Старые отношения.

— Не ври, дружище, не надо. В этой истории много глупостей, но за ними кое — что скрывается. Еще раз напоминаю, сам по себе ты нам не нужен. Но это совсем не означает, что я тебя отпущу. Отсюда уходят либо на задание, либо на тот свет. Поэтому соберись с мыслями и рассказывай. Все, что знаешь, и даже желательно больше того. А понадобится, мы тебе активизируем этот процесс. Ребята у меня бить умеют. Убить не убьют, а вспомнить что угодно заставят.

Всегда подавляемое бешенство ударило в голову Цунами. Он зажал кулаками рот, чтобы приглушить душераздирающее рычание попавшего в капкан хищника. Теперь ему стало совершенно очевидно, что Смеян знал, кому принадлежал особняк и кто стоял за похищением Петелина. А значит, сознательно подставил его.

— Сам! Сам отверну ему башку!

— Похвальное решение. Но прежде давай по порядку.

Возбуждение, охватившее Цунами, выразилось в беспорядочном поиске по карманам пачки сигарет скованными наручниками руками.

— Где мои сигареты?!

Дан нажал на кнопку, расположенную под железной крышкой стола. Вошел оперативник.

— Сними с него наручники и верни сигареты. Цунами жадно закурил. Его обуревало чувство мести. Побои и унижения отступили на второй план. Нужно было как можно быстрее дотянуться до Смеяна. В этом он готов был сотрудничать хоть со спецслужбами, хоть с самим чертом — дьяволом. Сейчас Цунами уже не был похож на среднестатистического младшего научного работника с интеллигентной бородкой и старательно зачесанными назад светлыми волосами. Впавшие щеки пламенели лихорадочным румянцем. Глаза источали мертвенный голубовато — свинцовый свет.

— Значит, так… Смеяна я знаю давно…

— По КГБ?

— Раньше, по ментовке. Он меня подставил впервые. Постарел, значит… Нельзя было ему доверять. Мент, он и мертвый — мент. Как я лохонулся!

— Мы дадим тебе возможность отыграться. Не отвлекайся.

— Он познакомил меня с банкиром Давыдовым, ну с этим, которого убили. Несколько раз встречались… Короче, перевели туда деньги.

— Кто?

— Авторитетные люди…

— Общак?

— По — разному. Сейчас эти деньги накрылись. А между прочим, немалые!

— Догадываюсь.

— Тогда Смеян и предложил освободить этого козла — Петелина. Они хотели сделать его главным в банке и после этого вернуть нам все деньги.

— Вернули?

— Самим вынимать придется, — зло усмехнулся Цунами.

Признания авторитета становились лишь первой цепочкой в установлении утечки информации. Следующим должен был заговорить полковник Смеян. У Дана уже созрел план дальнейших действий.

— Как думаешь, Смеян знал, кому принадлежит особняк?

— В натуре! Я еще тогда почувствовал, что он чего — то недоговаривает.

— Придется его расспросить. Кто это может сделать?

— Мое дело. Выпусти и засекай время.

— Нет. Отдохнешь здесь. Не с таким комфортом, как в Кельне, но раны залижешь. Иначе на кой хрен нам было огород городить?

По мнению Дана, которым он не спешил делиться с Цунами, ни один человек, причастный к нападению на особняк, не должен был остаться в живых. Опыт подсказывал, что никакие пытки, никакие обеты молчания не способны заткнуть рты лучше, чем это сделает свинец. Поэтому утомительному расследованию Дан предпочитал быстрое уничтожение людей, мало — мальски попавших под подозрение.

— Кто же займется Смеяном? — не сдавался Цунами, понимая, что для него это единственный шанс выбраться на волю.

— Кто — нибудь из тех, кто штурмовал особняк.

— Исключено. В таком случае занимайтесь им сами. Но учтите, если сегодня вечером я не свяжусь с охраной, станет понятно, что со мной что — то случилось. Начнутся выяснения и прежде всего будут проверяться мои недавние контакты. На Смеяна выйдут быстро. Он сразу смекнет, чьих рук это дело, и заляжет на дно.

— А если нет?

— Заляжет. Он такой вариант просчитал еще тогда, когда просил достать Петелина.

— Да… единственный, кто выиграл в этой ситуации, — Арий Шиз.

— Чего ему… артист.

— Ты у нас сегодня тоже сыграешь — позвонишь охране и передашь привет из Кельна.

Губы Цунами растянулись в напряженной улыбке.

— Неужели я похож на лоха?

— На кого скажу, на того и будешь похож, — в ответ ему улыбнулся Дан своей каменной улыбкой.

— Не получится. Я себе приговор не подпишу.

— Тебе ничто не угрожает. Поверь мне.

— Не поверю… — отрицательно помотал разбитой головой Цунами.

— И не надо, — пожал плечами Дан. — Я пойду перекушу, а тебя тут еще немного разомнут. Бог даст, Дружище, одумаешься.

— Не порть себе аппетит. Меня за двадцать лет на зоне козлом не сделали. Цунами сломать невозможно.

Дан вперился в него давящим взглядом из — под набрякших век. Цунами не отвел в сторону свои мерцавшие свинцовым светом глаза. Это была дуэль, которой комната дознания еще не знала. Даже звуконе — проницаемые стены могли рухнуть от напряжения. Но ни Дан, ни Цунами не шелохнулись. Каждый обладал железной силой воли и уверенностью в своем превосходстве. Они оба хорошо знали, что значит идти до конца. В их судьбах было немало случаев, когда жизнь зависела только от непрогибаемой силы характера. Они знали — выигрывает не тот, кто бьет, а тот, кто держит удар до конца.

Мертвую тишину прервала трель звонка мобильного телефона, прицепленного к широкому кожаному поясу Дана. Не меняя позу и не отводя взгляда, он поднес телефон к уху:

— Да…

В динамике послышался взволнованный визгливый голос Вольных:

— Ты чем, твою мать, занимаешься?!

— Работаю, — промычал Дан.

— У Сурова возникли проблемы… Срочно нейтрализуй Смеяна!

— Этим и занимаюсь. Возникают интересные эпизоды…

— Мой приказ — срочно нейтрализовать! Понял?!

— Так точно, — рявкнул Дан и в сердцах бросил телефон на железный стол, отчего аппарат разлетелся на множество кусков.

Последовавшее за этим гробовое молчание нарушил Цунами, предложив почти сочувственно:

— Давай закурим.

Дан пыхнул сигарой, откинулся в кресле, прикрыл глаза.

— Пожалуй, придется тебя отпустить. Даю сутки на разборку со Смеяном. Перед тем как вышибить из него мозги, выясни, откуда он узнал, кто похитил Петелина, и кто его вывел на особняк.

— Не учи, сам знаю.

— Смотри, дружище, иначе сам станешь крайним. Жду завтра вечером в твоем излюбленном месте — «Пекине». В восемь ноль — ноль.

— Мало времени.

— Больше не получается. И не вздумай нарушить договор. Не с братками имеешь дело. Я тебя на краю света найду.

Затушив сигару о стол, Дан нажал на кнопку звонка и, не простившись, исчез за приоткрывшейся в стене дверью.

Глава 32

Цунами так и не узнал, благодаря чему был обязан своим внезапным освобождением. А произошло следующее. После того, как агентам Смеяна удалось отследить сходку в Измайловском парке, на стол полковника легла магнитофонная запись всех разговоров, состоявшихся между участниками импровизированного пикника. Прослушав их, Смеян чуть не выронил дымящуюся трубку изо рта. Наконец — то все нити заговора оказались у него в руках. Полковник торжествовал. У него появились реальные доказательства, подтверждавшие его логические умозаключения. Теперь старухе придется признать его огромный криминалистический опыт и больше не вмешиваться в ход расследования. Но прежде всего нужно было предотвратить поездку Киры и Сурова в Амстердам.

Смеян задумчиво постучал мундштуком трубки о верхние, пожелтевшие от курения зубы. Он всегда с недоверием относился к Кире и радовался, как желторотый опер, тому, что эти подозрения оправдались. Смущало лишь то, что нити заговора вели к руководству банка. Это косвенным образом бросало на него, как на руководителя службы безопасности, тень. Заговорщики действовали под самым его носом, а он не смог их вовремя выявить. Следовательно, убийство Артема целиком и полностью было на его совести. От такого признания на душе у полковника заскребли кошки. Можно было оправдывать себя тем, что Ар — тем не позволял вмешиваться во взаимоотношения со своими сотрудниками. Устанавливал с ними доверительные отношения, верил на слово, никогда не соглашался на внедрение систем прослушивания телефонных разговоров и проверки контактов служащих банка.

Артем был из первой волны банкиров. В нем еще не было приземленности бездушных олигархов, которых теперь поливали грязью по всем телевизионным каналам. Ему был свойственен романтизм первооткрывателя. Он считал людей, окружавших его, не служащими и подчиненными, а соратниками. Артем был убежден, что участвует в создании нового цивилизованного общества, и стремился стать одним из его финансовых столпов. Все предупреждения Смеяна о необходимости укреплять личную безопасность пропускал мимо ушей, полагая, что занимает слишком высокое государственно значимое положение, недосягаемое для возникающих вокруг криминальных разборок.

Жизнь опровергла его заблуждения. Он оказался одним из последних романтиков переходного периода. Сколько раз Смеян советовал Артему перейти на работу в правительство, чтобы обезопасить свой бизнес! Но банкир считал, что не он должен служить чиновникам, а они таким, как он. То, что ему помогал вице — премьер Суховей, долгое время поддерживало эту иллюзию. Возможно, поэтому Смеян и проморгал заговор…

Сама судьба давала ему шанс отомстить. Связываться с Суровым было чрезвычайно опасно, особенно после освобождения Петелина. Смеян понимал, что просто так Вольных не проглотит нанесенное его ведомству оскорбление. Поэтому предстояло действовать через Киру. В отношениях со слабым полом он привык действовать нагло и решительно. Но Кира терялась от столкновения с хамством. Ее надменность и самоуверенность моментально улетучивались. Оставалось лишь беспомощное выражение подернутых слезами огромных глаз и полнейший отказ от каких — либо действий. Она впадала в тупое упрямство, вывести из которого ее было чрезвычайно трудно.

Учитывая эту особенность характера, Смеян решил заманить ее в ловушку. За помощью он обратился к близкой подруге Киры — Майе, вдове известного кинорежиссера Зарубина. Та, обладая немыслимой тягой ко всяческим интригам, откликнулась немедленно.

— Нет, если вы утверждаете, что Кире грозит опасность, — тягуче, словно смакуя начало интриги, согласилась она, — то я, разумеется, помогу. Суров?! Он же испортил ей первую половину жизни, зачем же превращать в ад вторую? Хотя я к нему отношусь хорошо и считаю, что Кире не следовало его бросать, но ведь она и Артема бросила, значит, все дело в ней. Женская душа — совершенно неизведанна и неисчерпаема, как атом… Впрочем, вам, полковник, это не понять. Для вас намного важнее, какого цвета на женщине трусики, чем то, что у нее на сердце…

Смеян стоически выслушал этот монолог давно не игравшей актрисы и со вздохом польстил:

— До чего же ты умна, Майя.

— Да нет, просто вы — глупы.

— Тогда возьми на себя заботу о Кире.

— Нигде без Майи не обходится. Ладно. Завтра День поминания моего мужа, между прочим, выдающегося кинорежиссера… На кладбище не поеду — слишком холодно, — а помянуть необходимо. Надеюсь, Кира мне не откажет.

— Где это состоится?

— Дай подумать… У Грача на «Аэропорте».

— Спасибо, Майя. Как обо всем договоришься, сразу перезвони мне.

— С кем только не спутаешься ради подруги, — горько посетовала Майя и положила трубку.

Самолет авиакомпании «Айр Франс» вылетал в Амстердам в восемнадцать сорок. Суров, зная привычку Киры всюду опаздывать, решил заехать за ней за ранее. Каково же было его удивление, когда он обнаружил ее в траурном облачении.

— Это произведет впечатление на голландских адвокатов, — сощурившись, одобрительно оценил он.

— При чем тут твои долбаные адвокаты! Я должна на полчаса заехать к Сергею. Сегодня годовщина смерти Зарубина.

— Какие к черту поминки?! У нас же самолет!

— Я не могу отказать Майе. Зарубин очень любил меня. Ценил. И даже снимал в эпизодах.

— Помню. Особенно тебе удалась роль стервы.

— Он мог бы сделать из меня настоящую актрису. Но я, дура, поехала с тобой в Париж!

— А сейчас, как умная, летишь в Амстердам. Поэтому никаких поминок.

Не обращая внимания на слова бывшего мужа, Кира надела шубу, набросила на плечи черную шаль, закурила и толкнула ногой дорожную сумку:

— Если мы будем спорить, то обязательно опоздаем. Все равно завозить Мальчика. Не останется же он один дома. А чтобы ты не ныл, познакомлю тебя с человеком, который сообщил мне, где скрывали Петелина.

— Он тоже будет у Грача?

— Не он, а она.

Суров бросил взгляд на настенные часы, подсчитывая, хватит ли им времени. До начала регистрации было около двух часов, но свои коррективы должна была внести пробка на Ленинградском шоссе. Желание узнать источник информации взяло верх. Суров, молча подхватив сумку, подождал, пока Кира вытащила из шкафа заспанного Мальчика, и быстрым шагом направился к лифту.

Сели в поджидавшую их «Волгу». Водитель, молодой парень в кожаной куртке, спросил:

— В Шереметьево, Алексей Гаврилович?

— Сначала на Красноармейскую, — мрачно приказал Суров.

Кира не проронила ни слова. Она находилась в предвкушении встречи Сурова с Ядвигой Ясной. Любой человек, хоть раз пообщавшийся с ней, переставал сомневаться в ее сверхъестественных способностях. Это действовало намного убедительней, чем неопровержимые факты, подтверждавшие ее дар прорицания.

Они быстро доехали до Красноармейской. «Волга» въехала во двор и остановилась возле подъезда престижного дома, покой которого охраняла консьержка, одним глазом смотревшая в телевизор, а другим — на широкие стеклянные входные двери. Как только Суров и Кира вошли в вестибюль, она поднялась со своего кресла и преградила им дорогу.

— Мы к Сергею, — приветливо кивнув, сказала Кира, прижимая к себе Мальчика.

— Вас я знаю, а про мужчину ничего не говорено.

— Что ж, я не имею права войти? — не понял Суров.

— Имеете, если вас приглашали. Такие времена, домком настрого запретил пропускать неизвестных личностей.

— Мы же вместе, — впервые столкнувшись с такой тупой принципиальностью, удивилась Кира.

— А хоть и вместе. Вы, гражданочка, идите, и пусть мне Грач позвонит сам. А иначе с милицией будем разбираться.

— Да какое вы имеете право?! — не на шутку разозлился Суров.

На его громкий окрик из комнатки консьержки вышел огромного роста милиционер и встал перед Суровым.

— Документы! — рявкнул он.

Суров, не привыкший к подобному обращению, слегка опешил.

— В машине… а собственно, кто ты такой?

— Вы мне не тыкайте! Пройдемте! Детина крепко ухватил его за локоть.

— Да я с тебя лычки сорву! — попытался вырваться Суров.

Но не тут — то было. Сопротивляться было бесполезно. Кира, не желая скандала, согласилась.

— Подождите, я съезжу за Сережей, он спустится и все решит.

— Идите… а гражданин ответит за угрозы представителю власти.

Кира, не спуская Мальчика на пол, отправилась к лифту, а Суров в сопровождении милиционера вернулся к машине, рассчитывая немедленно связаться с приятелями из МВД. Но не успел он достать из салона кейс, как к нему подошел Смеян.

— Что происходит? — спросил он.

— Разберемся в отделении, — огрызнулся набычившийся милиционер.

— А что вы здесь делаете, Алексей Гаврилович?

— Вам — то, полковник, какое дело?

— Моя обязанность охранять Киру Юрьевну. В том числе и от вас, — попыхивая трубкой, ответил Смеян и обратился к милиционеру: — Спасибо, сержант, я ручаюсь за то, что господин Суров не будет предпринимать противоправные действия.

— Пусть язык не распускает, а то быстро в обезьянник определим.

— Ну, ну… Не будем, сержант, осложнять ситуа цию. Все в порядке.

Детина отпустил локоть Сурова и вернулся в вестибюль. И только тут до Алексея Гавриловича дошло, что нелепое задержание было подстроено Смеяном.

— Что вы себе позволяете, полковник?! — тихо, ] но с явной угрозой спросил он.

— А то, что вам не следует поддерживать отношения с Кирой Юрьевной. Во всяком случае, сейчас, | когда решается вопрос о наследстве. И ни в какой Амстердам она с вами не полетит.

— Кто вам сказал?! — напрягся Суров.

— Меня попросила передать это вам Кира Юрьевна, — соврал Смеян.

Такого предательства от бывшей жены Алексей Гаврилович не ожидал. Внимательно, с прищуром посмотрел на полковника. Тот держался уверенно.

— Сейчас спустится Кира, и мы проясним этот вопрос, — стараясь держать себя в руках, ответил Суров.

— Во — первых, она не спустится, а во — вторых — вам лучше отсюда уехать.

— Исключено. Через два часа у нас рейс.

— Приятного полета в одиночестве.

Смеян сделал жест рукой, и рядом с Суровым оказалось трое охранников.

— Я поднимусь наверх, а вы, Алексей Гаврилович, посидите в компании моих орлов. И не вздумайте делать резких движений. Они могут этого не понять.

Суров, молча сев в машину, заблокировал обе двери со своей стороны. Его водитель сделал то же самое. После чего Алексей Гаврилович позвонил по мобильному телефону генералу Вольных с настойчивой просьбой срочно избавить его от опеки Смеяна.

А тем временем в квартире Сергея Грача за накрытым столом под старинной люстрой собрались Друзья и близкие кинорежиссера Игоря Зарубина. Шампанское пенилось в высоких фужерах из помутневшего от времени хрусталя конца прошлого века. Пузатились запотевшие графины с водкой. Стол, благодаря усилиям Барина, ломился от икры, лососины, королевских креветок и маринованных фиолетовых осьминогов. Особым вниманием пользовались лангусты.

Сергей уже с утра находился в питейном настроении. Был словоохотлив, суетлив и невнимателен. Он долго не мог понять из рассказа Киры, как это к нему не пропустили Сурова. Тут же вспомнил, что ее бывший муж — кагэбэшник и стукач, поэтому зря она его с собой прихватила.

— Мне нужно познакомить его с Ядвигой! — нервно объясняла Кира.

— А ты спросила у Ядвиги — хочет ли этого она? — резонно задал вопрос Сергей.

Вместо Киры на него ответила сама прорицательница:

— Ни в коем случае! — громко откликнулась она из — за стола.

Грач, довольный полученным подтверждением, потерял интерес к этой проблеме. Взяв за холку Мальчика, он опустил его на пол. Получивший свободу песик с лаем рванул под стол, в надежде на лакомые кусочки из рук гостей. Проводив его взглядом, Сергей заключил:

— Черт с ним, пусть сам разбирается. Пойдем выпьем. Смотри, сколько народа набилось! Все наши!

При появлении Киры за столом возникло оживление. Первой подняла свое располневшее дебелое тело Майя Зарубина. Легкий румянец покрывал ее некогда пикантное лицо с умными ироничными глазами, с тонким красивым носом, придававшим ее профилю все еще девичью взбалмошную прелесть.

— Надо ж умудриться притащить живого мертвеца на чужие поминки! — выразила она общее мнение по поводу Сурова.

— Он настаивал, — оправдывалась Кира.

— А не боится, что его тоже… того? — смеясь, предположила Света Лещинская.

— Суров — мужик серьезный, — со знанием дела заключил Баринов.

Ядвига подняла на Киру свои немигающие глаза и властно попросила:

— Избавь меня от знакомства с ним.

— А… — Кира махнула рукой, — подождет внизу! У нас через два часа рейс в Амстердам. Сережка, наливай!

— Это другое дело! — засуетился Грач. Усадил

Киру рядом с собой и налил водку. — Догоняй!

Выпив пару рюмок, Кира пришла в себя и с удивлением обнаружила среди гостей, сидевших за большим круглым столом, Егора Вакулу. Он был похож на Гулливера, терпеливо выдерживавшего нападки лилипутов, полчища которых с лихвой заменяла собой одна маленькая настырная Ира Мирова. Она, не притрагиваясь к закускам и игнорируя выпивку, без умолку объясняла нефтяному барону, насколько выгодно вкладывать деньги в кинематограф.

Поймав недоуменный взгляд подруги, Майя капризно пожала плечами:

— А что тут такого? Егор Пантелеймонович — наш старый друг. Он приглашал Игоря снимать в Сибири…

Тонкие губы Киры скривились в понимающей скептической улыбке. Она знала за своей подругой слабость к богатым мужикам. Еще при жизни Зарубина Майя очень любила заводить нужные знакомства. Бизнесмены, особенно из провинции, теряли от нее голову. До денег на кино Зарубину, как правило, не Доходило, но подаркам и подношениям не было числа. При этом Майя умудрялась избегать интимных отношений, ссылаясь на очередную смертельную болезнь. Потеряв достаточно денег, времени и терпения, бизнесмены возвращались к своим семьям, увозя на память лишь фотографии, на которых они были запечатлены в кругу знаменитостей, и ресторанные счета, по которым сами же и заплатили.

— Мы с Майей встретились в вашей клинике, когда я навещал Ариадну Васильевну, — просипел Вакула, обрадовавшись возможности отвязаться от назойливого напора Иры Мировой.

— Помню, — кивнула Кира. — Давайте помянем Игоря. Он любил в жизни все, что любим мы, только сильнее, лучше и чаще!

— Да уж, было время… погуляли, — вздохнул Баринов.

Присутствовавшие потупили взгляды, понимая, что имел в виду Барин. Приторно — сладкая улыбочка Игоря Зарубина предназначалась каждой женщине, попадавшей в поле его зрения, и редкая красавица могла устоять перед его навязчивыми ухаживаниями. Он тратил столько сил и таланта ради одной ночи любви, что наутро полностью терял интерес к предмету своей недавней страсти. В его записной книжке не осталось ни одного номера телефона, ни одного адреса мимолетных возлюбленных. Даже романы с актрисами, которых он снимал в своих фильмах, не имели продолжения. Этим он облегчал участь Майи, всегда реагировавшей на сплетни одним вопросом: «А кто это такая?» Женщины, крутившиеся возле Зарубина, напоминали мотыльков, мечущихся вокруг яркой лампы. Подлетали, подпаливали крылышки, падали и пропадали в темноте.

Собственно, этим воспоминанием и закончились поминки. Внимание застолья, как это обычно бывало, сконцентрировалось на Ядвиге Ясной. Она не была знакома с Зарубиным, поэтому казалась несколько отстраненной, углубленной в себя, отчего становилась еще более притягательной. Белый с серебряной отделкой костюм удачно открывал ее длинную без единой морщинки шею, украшенную изысканным бриллиантовым колье. Роскошные платиновые волосы на этот раз были распущены и свободно стекали на плечи. Породистое лицо с благородно очерченным ртом хранило холодную невозмутимость и глубокую тайну.

Грач шепнул на ухо Кире:

— Все пытаюсь представить выражение ее лица, когда они трахаются с Барином… и не могу!

— А спроси у него.

— Опасно. Он мне обещал дать денег на кино.

— Как? Еще не дал?

— На другое… — уклонился от темы Грач и предложил выпить за Ядвигу.

Прорицательница милостиво позволила это сделать и, подняв рюмку с водкой, в свою очередь произнесла низким грудным голосом:

— Мне приятен повод, по которому мы собрались. Обычно принято приглашать друзей на дни рождения и юбилеи. Ничего глупее быть не может. Радоваться тому, что ты еще на год приблизился к смерти, — смешно. Желать счастья, здоровья, успехов человеку, на голову которого завтра может упасть кирпич, — просто кощунственно. Другое дело — день поминания. Человека нет, а вы говорите о нем, как о живом. Без всякого насилия, без лицемерия. Без обиды и зависти… Давайте отмечать не дни рождения, а дни смерти. И тогда наши друзья, родственники, любимые всегда будут с нами…

— Действительно… — задумчиво произнес Грач. — Я тут намедни пил с одним сценаристом, желал ему здоровья, а он на следующий день окочурился.

— Что — то не понял, — признался Вакула. Встряхнул своими длинными русыми волосами и поднялся из — за стола во весь свой гигантский рост. — Ничего не хочу сказать про поминки… штука православная, народная, а вот дни рождения для меня большая радость. Народу сбегается целая куча, и гуляем дня три. А почему? Потому что благодарю Господа нашего за то, что позволил прожить мне еще один год. Как же не возрадоваться?

— Вот видите, и вы пьете за прошлое, — спокойно заключила Ядвига.

Егор Пантелеймонович уставил на нее недоверчивый таежный взгляд.

— Вы и впрямь такая странная? Или рисуетесь? — откашлявшись, неожиданно произнес он.

Присутствовавшие замерли от такого непочтительного обращения к прорицательнице. Все взгляды устремились на Ядвигу. Она даже не повернула голову в сторону нависшего над столом Вакулы. Глядя перед собой, Ядвига тихо произнесла:

— Я имела в виду поминки по друзьям и родственникам, а не по жертвам…

Такого ответа не ожидал никто.

— Не понял… — громко проревел Вакула. Но тут же попал в объятия Баринова, который насильно усадил его на место и прошептал на ухо:

— Гоша, не искушай судьбу, она знает о каждом из нас больше, чем нам хотелось бы.

— Как человеку, я бы посоветовала вам поскорее уехать из Москвы, но вы уже не способны принимать самостоятельные решения, — продолжала Ядвига.

— Мне никто не вправе приказывать! — оставаясь в объятиях Барина, возразил Вакула.

— Вы — хищник. А хищник подчиняется только зову крови. Ею — то вы уже и повязаны.

— Мамочки! Как страшно! — Чтобы разрядить обстановку, подала свой голос Света Лещинская. — Вот у нас в Мосэстраде все были повязаны дерьмом! Столько друг о друге гадостей знали, что боялись лишнее слово произнести. Настоящая круговая порука была — не обмажешь товарища и сам чистым останешься.

Майя тоже решила не отстать от подруги и с томностью во взгляде обратилась к Вакуле:

— А мне хищники нравятся. Если уж подчиняться, то лучше силе, чем немощи. Вон Барина все бабы любят. Потому что он любого готов размазать по стенке.

Баринов для подтверждения сказанного вдовой похлопал Вакулу по мощному покатому плечу:

— Понял, как нас здесь трактуют? Художественные натуры… надоели им всякие Грачи! На мужиков тянет.

— Что касается меня, то давно за качеством не гонюсь. Пробавляюсь лимитчицами с круглыми коленками, — рассмеялся Сергей. — Поэтому предлагаю выпить за мужиков и за Ядвигу, знающую про них все!

Все выпили, заминая тем самым наметившийся конфликт. Грач взял гитару и предложил спеть любимую песню Зарубина. Ядвига, встав из — за стола, подошла к окну. К. ней с дымящейся сигаретой в зубах устремилась Кира.

— Вакула в чем — нибудь замешан? — понизив голос, нетерпеливо спросила она.

— Здесь все в чем — нибудь замешаны. Если хочешь, чтобы твой Петелин остался жив, посоветуй ему немедленно исчезнуть, — с загадочной улыбкой ответила Ядвига. И заметив, что Вакула прислушивается к их разговору, добавила достаточно громко: — Егор Пантелеймонович чрезвычайно симпатизирует тебе.

Пропустив мимо ушей эту банальность, Кира нервно продолжила:

— Что же мне делать? Мы с Суровым сейчас улетаем. Позвонить Петелину я не могу, они там все прослушивают…

— Уж это, милая, решай сама.

Смеян, долгое время куривший трубку в холле возле лифта, взглянул на часы и с удовлетворением отметил, что на амстердамский рейс Суров и Кира вряд ли успеют. Поэтому решил зайти к Сергею Грачу.

На удивленный возглас кинорежиссера ответил:

— Пришлось задержать бывшего мужа Киры — Сурова. Я ведь как начальник службы безопасности несу за нее ответственность.

— Только его мне еще не хватало, — прошептала Кира Ядвиге Ясной.

— Так выпейте с нами, полковник! Охранять Ки — ру лучше за накрытым столом, чем в холодном подъезде! — предложил Грач.

Смеян еще раз демонстративно посмотрел на часы и, кивнув Кире, согласился:

— Теперь можно. Тем более у вас такая приятная компания.

Это уже относилось к Егору Пантелеймоновичу Вакуле. Они оба не были готовы к подобной встрече. Смеян решил, что появление Вакулы как — то связано с отъездом парочки в Амстердам. А тот, в свою очередь, отметил про себя, что Ариадне Васильевне будет интересно узнать о связке: Смеян — Кира — Суров.

Пока они были заняты подобными размышлениями, Кира незаметно выскользнула из комнаты и поманила пальцем Сергея. Когда он подошел, шепотом попросила:

— Выведи меня через черный ход. Я не поеду в Амстердам.

— И правильно, — одобрил Грач, подавая ей шубу. — Лучше завтра похмелимся.

— Выведи Мальчика, — напомнила Кира.

Не успела за ними закрыться дверь, как полковник занервничал:

— А куда делась Кира?

— Полковник, уж не ревнуете ли вы ее? — игриво спросила Майя.

Ей на помощь пришла Ядвига. Подойдя к полковнику, коснулась его плеча своими длинными тонкими пальцами с матовыми холеными ногтями.

— У вас очень опасная работа… не лучше ли сменить ее на пенсионные радости?

Смеян понял, что перед ним та самая прорицательница, которая, по утверждению Киры, указала на особняк ФСОСИ. Поэтому отреагировал довольно резко:

— Я в предсказания не верю. Хотя именно вам собираюсь задать несколько вопросов!

— Для этого придется спросить разрешение у

Альберта, — Ядвига кивнула на Баринова, наливавшего в этот момент водку.

— Ни за что! — запротестовал тот. — Пока полковник с нами не выпьет, никаких разговоров!

Взглянув еще раз на часы и удостоверившись, что на рейс «Москва — Амстердам» регистрация закончилась, Смеян быстро встал. Молча выпил и, не обращая ни на кого внимания, принялся исследовать квартиру Грача в поисках Киры. Убедившись, что она сбежала, бросился к лифту.

Во дворе у «Волги», в которой продолжал сидеть Суров, стояли охранники.

— Кира выходила из дома? — приоткрыв дверь подъезда, крикнул Смеян.

— Нет.

— Бросайте его к черту! Идите ко мне! Охранники моментально забыли о Сурове и присоединились к шефу.

— Ушла, ушла через черный ход! Сама выпустила, — призналась консьержка.

— Давайте наверх к Грачу, чтобы никто оттуда не вышел! — распорядился Смеян и устремился к черному ходу.

Оказавшись на Красноармейской, покрутил головой по сторонам, но никого не увидел и хотел уже вернуться назад, как прямо на него с проезжей части на большой скорости выскочил джип. Водительский расчет был настолько точен, что под стон тормозов машина замерла, приперев бампером Смеяна к стене Дома. Случайные прохожие, на глазах которых произошел наезд, бросились врассыпную. Пока полковник приходил в себя, из джипа выскочили двое парней и, подбежав к нему с двух сторон, направили на него из баллончиков струи нервно — паралитического газа. Глухо зарычав, Смеян повалился на капот машины.

Охранники, караулившие жильца квартиры в Сеченовском переулке, никаких особых инструкций по поводу бывшей жены Артема Давыдова не получали. Поэтому ее появление не вызвало у них никаких подозрений.

Петелина она нашла в гостиной. Он сидел перед телевизором. На экране герои из «Санта — Барбары» выясняли свои бесконечные проблемы. Петелин наблюдал за ними с нескрываемым интересом. Пил пиво прямо из бутылки. На итальянском низком мраморном столе лежали куски жирной мясистой скумбрии. У кресла стоял ящик чешского пива. Петелин нехотя повернул в сторону гостьи стриженую голову с лоснящимися от рыбы губами.

— А, это вы… — безразлично констатировал он.

— Я на минутку… — как бы оправдываясь, произнесла Кира.

— Чего там. Садитесь, угощайтесь. Пива много. Я раньше никогда это дерьмо по ящику не смотрел, а тут время девать некуда, да и познавательно. Когда разбогатею в вашем долбаном банке, обязательно куплю виллу в тех местах.

— Как раз об этом пришла поговорить.

— А что? Старуха совсем плоха?

— Дело не в ней. Она еще нас переживет. Но вам непременно нужно исчезнуть.

— Куда?

— Не знаю. Думаю, подальше от Москвы.

— С чего это?

Кира критическим взглядом оценила Петелина. Он даже не попытался приподняться при ее появлении. Сидел, широко расставив ноги, уже не в голубой пижаме, а в джинсах и вязаном синем пуловере. На ногах были теплые белые носки. Лицо располнело, подбородок снова стал округлым и выпуклым. В глазах царило сытое безразличие, которое не всколыхнулось даже от услышанного предупреждения. Сообщать ему о совете Ядвиги Ясной было глупо. Поэтому оставалось уговаривать, как неразумное беспечное дитя, неспособное осознавать подстерегавшие его опасности.

— Вы не понимаете, что происходит вокруг вас.

— Придет время — пойму. Я ведь быстро обучающийся механизм.

Не испытывая желания спорить, Кира решила внести ясность:

— Вас убьют. Понимаете? Погибнете и ни до какой Санта — Барбары не доедете!

Петелин самодовольно усмехнулся.

— Не зря меня предупреждала старуха. Мутите вы воду вокруг, ох мутите…

— Да как вы смеете?! — вспыхнула Кира. — Я специально примчалась сюда, чтобы вас спасти!

— Спасибо. Садитесь и выпейте пива. Рыбка — пальчики оближете. Мне охранники, не ленясь, с Палашевского рынка приносят. А насчет банка не сомневайтесь. Буду делать так, как скажет старуха. Пока она хозяйка положения. А если вдруг власть перейдет к вам, тогда решайте со мной как захотите.

— Вы серьезно?

— А чего шутить?

Только потому, что Кире было бесконечно жалко его, она не развернулась и не ушла. Впервые от нее зависела жизнь человека. Пусть оказавшегося не таким, каким она себе его представляла — пропахшего скумбрией и пивом, смотрящего «Санта — Барбару». И уже совершенно безразличного ей.

— Так знайте, Петелин, вас убьют раньше, чем вы разбогатеете. Мне это известно наверняка. Только благодаря моей подруге Смеян смог вас найти и вызволить из этого чертова особняка. Она прорицательница. Обладает даром ясновидения. И никогда не ошибается… — тут Кира вспомнила пророчества Ядвиги по поводу их отношений с Петелиным и непроизвольно поправилась, — почти никогда. Так вот, я должна была лететь сегодня в Амстердам, отказаться от наследства, порвать завещание и навсегда развязаться с банком. Но выбросила билет, чтобы сообщить вам о грозящей опасности.

— Порвать завещание! — охнул Петелин.

— Да. Согласно ему я становлюсь владелицей банка.

— И порвать?! — признание произвело на него такое впечатление, что он жирными рыбными руками схватился за голову. — Вы это никогда не сделаете!

— Почему? — удивились Кира, брезгливо отведя взгляд от его залоснившейся плеши.

— Да кто же отказывается от денег? Это безумие!

— Почему? — повторила Кира и, скинув шубу, достала сигареты и закурила. — Вы отказываетесь от жизни, а я всего лишь от денег.

— Ни от чего я не отказываюсь!

Петелин встал, подбежал к телевизору, выключил его. Протянул руку к Кире, желая усадить ее в кресло.

— Не прикасайтесь ко мне! Терпеть не могу этот запах.

— Понял, понял, сейчас уберу, — засуетился Петелин.

— Некогда. Собирайтесь. Я отвлеку охрану, а вы за моей спиной спуститесь по лестнице.

— И что дальше? — скривился Петелин. Повернувшись к Кире спиной, он вернулся в свое кресло, отхлебнул пиво и разорвал руками еще один кусок скумбрии.

— Дальше будете жить. — Как?

— Как захотите.

— Я хочу быть председателем правления «Крон — банка». Нищая жизнь меня больше не интересует. Выйти на улицу без копейки в кармане? Нет, лучше пить пиво в этом жилище.

Кира молча достала из шубы маленькую косметичку, порывшись в ней, нашла пластиковую карточку и положила перед ним.

— Это «Американ экспресс». На ней около пяти тысяч и еще десять зарезервировано. Я отправлю в банк подтверждение, что вы имеете право пользоваться. Берите и немедленно уезжайте. Ваш паспорт у меня в клинике. Завтра Аля передаст его вам.

Петелин тщательно вытер руки салфеткой. С почтением взял карточку, повертел ее перед носом и уважительно прокомментировал:

— Круто… Спасибо… Но это не деньги! Вы как та дамочка, которая подает конфетку нищему, мечтающему о плотном трехразовом питании. Так ведь и стошнить может.

Нужно было хорошо знать обидчивый характер Киры, чтобы понимать, чего ей стоило продолжать столь долгие уговоры. Но упоминание о конфетке окончательно вывело ее из себя. Она выхватила из рук Петелина кредитную карточку, сунула назад в косметичку, набросила на плечи шубу и, собираясь уходить, гневно бросила напоследок:

— К сожалению, вы такой же, как они! И поэтому жалеть вас незачем!

— Хочу быть таким! Поживу, как ваш бывший муж, а там посмотрим. Не всех ведь убивают. Иногда Даже киллеры промахиваются, — и громко рассмеялся.

Его самодовольный смех и запах копченой скумбрии преследовали Киру на всем обратном пути к Сергею Грачу.

Глава 33

Бар, напоминавший старинную каравеллу, стал любимым местом времяпрепровождения Евгения. Он часами сидел, положив локти на широкую стойку красного дерева, и в свете свисавших зеленых шаров — светильников наблюдал за колебанием маслянистой янтарной жидкости в своем стакане. В «рае для богатых» не пили только те, кто плотно сидел на игле.

Наркоманов Евгений избегал, хотя почти все были тихими, задумчивыми, а иногда и веселыми людьми. У них был свой жаргон, непонятный окружающим. Раздражало то, что каждый из них приставал с предложениями попробовать ширнуться или нюхнуть.

Кроме них, были и такие, которые вообще не употребляли ни наркотики, ни алкоголь. Они собирались в тренажерном зале и часами изнуряли свои организмы на всяких тренажерах. Особенно преуспевали в этом женщины. Остальные постояльцы посмеивались над физкультурниками, говоря, мол, тренируются для того, чтобы хорошо выглядеть в гробу.

Евгений тоже перестал обращать внимание на свое отражение в зеркале. И если бы не редкие встречи с Лисой Алисой, то совершенно опустился бы. Вся его жизнь сконцентрировалась на мыслях о Кире. Больше всего Евгений жалел, что он не художник и не мог с утра до вечера рисовать по памяти ее портреты. Впрочем, иногда ему начинало казаться, что никакой Киры на самом деле и не было. Существовал женский образ с неясными, размытыми очертаниями, который он каждый раз восстанавливал с новыми подробностями. То ему казалось, что у Киры черные глаза, а то уверял сам себя в их зеленовато — желтом цвете. Иногда ее нос становился слишком длинным, но чаще Евгений восхищался его прямой утонченной линией. Больше всего его волновали губы — тонкие, капризные, ироничные, зачастую живущие отдельно от выражения лица и особенно от бездонной глубины глаз, затягивавших как в омут.

Поскольку Евгений совершенно не знал характер Киры, ему оставалось лишь догадываться, какая она на самом деле. В некоторых чертах он был почти уверен. Ласковая и женственная. Способная понять и помочь. Выстрадавшая и натерпевшаяся. Пресытившаяся и обделенная. Умная и бестолковая. Меркантильная и безрассудная… Так, должно быть, инок в келье рисовал себе портрет живого Бога.

Замкнутость Евгения отпугивала от него остальных обитателей «рая для богатых». На нем лежало клеймо страдания. А в подземелье каждый старался не загружать себя чужими проблемами. Необходимый процесс адаптации предполагал нервные срывы и душевные расстройства. Сюда, как правило, попадали люди, психологически более устойчивые, нежели Евгений. Они если и не ожидали такого выверта судьбы, то, во всяком случае, предчувствовали неизбежность конца. Евгений же, наоборот, еще совсем недавно мечтал начать новую жизнь. И единственное, что в ней успел увидеть и оценить, так это Киру.

Скорее всего ему предстояло медленно сходить с ума. Но оказалось, даже в подземелье можно встретить человека, способного откликнуться на душевные страдания ближнего. Его за глаза звали Библиотекарь. Все дневные часы он проводил в библиотеке, а по вечерам запирался в своем двухкомнатном номере. Поэтому встретились они не сразу. Евгений как — то отправился в библиотеку, чтобы просмотреть газеты, тайно надеясь в разделах светской хроники найти какую — нибудь информацию о Кире.

Круглая комната, окольцованная от пола до потолка стеллажами с книгами, хранила в себе покой и усталость вечности. В центре стояло несколько диванов, перед которыми на столиках лежали кипы свежих газет. Чуть подалее возвышалось бюро, за которым спиной к редким читателям в стеганой домашней куртке сидел тот самый Библиотекарь. Когда Евгений осторожно вошел и, присев на край дивана, взял в руки «Коммерсантъ — Дейли», Библиотекарь резко обернулся и взглянул на него исподлобья.

— Ну — с, стало быть, вы и есть господин Петелин?

Евгений в который уже раз с удивлением отметил про себя, что и эту физиономию он часто видел по телевизору. У седого бородача с калмыцкими скулами и мутными слезившимися глазами была совершенно круглая голова, короткие прилизанные серебристые волосы и упрямо поджатые губы. Невольно кивнув в ответ, Евгений почтительно произнес:

— Вы тоже здесь?

— С чем вас и поздравляю, — скривился в страдальческой ухмылке тот. — Приятно видеть интеллигентного человека среди отбросов демократии. Держитесь со мной запросто, можете, как и все тут, звать Библиотекарем. От того человека, которым я был там… — Он поднял указательный палец над головой. — К счастью, осталась лишь весьма потрепанная внешность. А вы еще интересуетесь новостями?

— Нет, — признался Евгений, — просто надеюсь найти сообщения об одной особе.

— Неужели и вас не минула сия чаша?

— Не понял…

— Имею в виду мадам Давыдову…

— Киру? — изумленно воскликнул Евгений.

— Все ясно… — кивнул Библиотекарь. Насладившись растерянностью, сковавшей лицо собеседника, он продолжил: — Это тема прелюбопытная. Извините, что я просто так запанибрата…

— Вы с ней знакомы?

В голосе Евгения проскользнули нотки ревнивой подозрительности.

— Да. Но не спал. Скажу сразу. Влюблен был… роман был… но не дошло… Она ведь женщина с чудинкой. По пьяни может дать и малознакомому. А чуть что в груди затеплится, превращается в неприступную крепость.

Услышать подобные откровения о женщине, занимавшей все его мысли, было для Евгения мучительно интересно. Ведь до этого признания он наделял ее характер чертами, наиболее желанными для него самого. А тут появилась возможность узнать о живой и неведомой ему Кире.

— Я с ней почти не знаком. Слишком быстро все произошло.

— Понимаю… и поздравляю! Вы удачно отделались.

— Считаете?

— Догадываюсь.

— Тогда расскажите мне о ней, — искренне, без опасения показаться нелепым попросил Евгений.

Библиотекарь задумчиво причмокнул губами. Повернувшись к бюро, собрал свои рукописи и сунул их в папку. Потом встал и одобрительно кивнул:

— Лучше продолжим у меня.

Все стены уютно обставленного старинной мебелью номера Библиотекаря были увешаны большими фотографиями, на которых он представал в окружении почти всех известных в стране людей.

— Вот скольких подлецов я встретил на своем жизненном пути! — указывая на них, без злобы и пафоса сообщил он.

— Зачем же вы их вывесили? — не понял Евгений.

— Других у меня, к сожалению, нет. Остальные — детские.

Евгений заинтересовался было фотографией, запечатлевшей Библиотекаря в объятиях президента, но боковым зрением вдруг уловил другое знакомое лицо. Резко повернул голову вправо и напоролся взглядом на огромные иконописные глаза Киры. Ее фотография висела отдельно от остальных.

— Да… — словно признаваясь в содеянном, выдохнул Библиотекарь. — Три года назад… в Испании. Она отдыхала на вилле у своей подруги Ольги. А я Уже тогда старался не светиться. Поэтому большую часть времени болтался по Европе. С Ольгой был знаком по бизнесу ее мужа и решил позвонить наудачу.

Тут же получил от нее приглашение, сел в машину и через Лион махнул на побережье. Да…

Библиотекарь глубоко задумался. Сложил короткие руки с широкими ладонями на круглом животе и уставился себе под ноги. Евгений хоть и умирал от любопытства, затаил дыхание, чтобы не мешать ему вспоминать. Воспользовавшись паузой, еще раз внимательно рассмотрел фотографию. Кира в коротком пляжном халатике и огромной черной соломенной шляпе игриво облокотилась на бронзовое пузо Библиотекаря, раскинувшегося в шезлонге. По их умиротворенно улыбающимся лицам фото можно было отнести к разряду семейных. Это обстоятельство невольно вызвало в душе Евгения смятение. Он уже и сам не понимал, хотелось ему слушать историю чужой любви или нет.

Тем временем Библиотекарь вернулся к действительности и первым делом поинтересовался:

— Выпьем что — нибудь?

— Хорошо бы виски! — Евгений обрадовался возможности передышки.

— Да чего ты стоишь — то? Садись! И без всяких тут почестей. Я для тебя — просто библиотекарь. Между прочим, самая лучшая в мире должность. Когда — то великий Джакома Казанова после многих лет своей бурной жизни последние дни заканчивал именно библиотекарем в замке Дукс. Всеми забытый, никому не нужный, ставший при жизни страницей мировой истории… Вот так и я… Расправившись со мной, они тем самым причислили меня к лику великих. Уже сейчас обо мне вспоминают, как о самом талантливом и достойном «прорабе перестройки». Да… «у нас любить умеют только мертвых»… Знаешь, как они меня убирали?

Библиотекарь, оживившись, причмокнул губами и, достав из бара бутылку виски, быстро наполнил стаканы. Выпили молча, глядя в глаза друг другу.

— Да… я понимал, что крут сужается. Сначала меня вывели из президентского окружения, потом заставили закрыть фонд… И кто? Те, кого во время путча девяносто первого в Белом доме и в помине не было! В бизнесе начались сплошные подставки. Я сперва не понимал, что происходит. Списывал на кретинизм новых управленцев. А потом вдруг понял, что против меня развернута настоящая война. И справа, и слева. Революция, как ей и положено, начала пожирать своих детей. Ну, некоторые стали косить под придурков, растирая плевки по всей морде. Другие рванули в Америку читать лекции. А мне в который раз предложили почетную должность в средствах массовой информации… Ну, ты в курсе. Там — то и крылась ловушка. Меня решили объявить главным коррупционером… Но просчитались. Я вовремя понял и устроил перекачку денег на Запад не по их сценарию, а по — своему! Что тут началось! У них в сценарии мне отводилась роль одинокого мошенника, а в реальности запачкалось большое количество народа. И ведь многие знали, что брать опасно, что за мной следят, руки тряслись, а брали! Короче, о привлечении к суду уже не могло быть и речи. Оставался набор несчастных случаев…

— Выходит, это не вы выбросились из окна собственной квартиры?

Несмотря на упитанность, Библиотекарь рассмеялся сухим старческим смехом:

— Хе — хе… Я в этот момент сидел в бельевой комнате. Им открыл дверь двойник, которого доставили ко мне в коробке из — под телевизора. Хе — хе… бедняга. Его выкинули живым. «О времена… о нравы!» Даже в бельевой комнате был слышен его душераздирающий вопль… Как мне уже здесь докладывал Дан, он был бомжем с Курского вокзала. Полгода им занимались, как кинозвездой. Откармливали, обучали моим манерам, привычкам. Даже выражению глаз. И все для то — го, чтобы он достоверно сыграл несколько последних минут моей жизни!

— Судя по результату, бомж оказался талантливым артистом, — заметил Евгений с беззаботностью, возникшей в организме после нескольких хороших глотков виски.

— Один из нас должен был погибнуть. В сущности, Господу было все равно, кем жертвовать. Если убийство неизбежно, какая разница, кому умирать?

— Вы философ, — понимающе проговорил Евгений.

— Нет. Я поэт. Всю жизнь мечтал писать сонеты… а вынужден был руководить людьми. Самое пакостное занятие на свете.

— Зато теперь у вас есть время.

— Да… слушай:

Евгений в стихах не разбирался. Но завороженно наблюдал за Библиотекарем, читавшим свой сонет.

Библиотекарь был сосредоточен, отрешен от действительности и полон какого — то внутреннего смысла. Странная и страшная судьба этого человека, по —

зволившая ему стать поэтом только после собственной смерти, пугала и завораживала. Он, имевший власть, положение, деньги, славу, потерял все и теперь довольствовался собственными сочинениями, будучи уверенным, что никто и никогда не узнает о них… А может, благодаря сонетам он собирался напомнить людям о себе?

Словно уловив ход мыслей Евгения, Библиотекарь вновь наполнил стаканы и, с хитринкой взглянув на него, шепотом сообщил:

— Мертвых поэтов любят больше, чем живых. Надеюсь, моя рукопись не сгорит. Датирую стихи восьмидесятыми годами. Представляешь, какое открытие ждет любителей российской словесности? Сенсация!

Евгений плохо представлял себе радость от неизданного при жизни, но понимающе кивнул. Он опасался, что Библиотекарь увлечется чтением собственных стихов и забудет о Кире. Но опасения его были напрасны.

— Однажды, когда еще работал в ЦК, со мной произошел примечательный случай. Поменяли мы дачу, а на ней в туалете целая библиотечка оказалась. Наверное, прежний владелец мучался запорами. Вот и я, усевшись на финский унитаз, взял в руки случайную книжонку девятнадцатого века, да и просидел с ней часа полтора. Жена испугалась, подумала, что меня инсульт хватил. А я просто зачитался. Представляешь, поэт жил лет сто пятьдесят назад, любил, страдал, писал, умер и, казалось бы, все… ушел навсегда, сгинул, как миллионы других, в вечном забвении! А ведь нет! Сижу я на финском унитазе, читаю то, что он писал при свечах гусиным пером, и он для меня живой, понятный, близкий, с именем, фамилией, историей любви и стихами. Вот как… — благостно вздохнул Библиотекарь и вдруг резко заключил: — А ты мучаешься ерундой…

— Я вас слушаю.

— Слушаешь, а услышать хочешь совсем про другое! Тебе про вечное ни к чему, подавай про сиюминутное. Мужчина должен мечтать либо о власти, либо о творчестве. Только тогда он господин. А мечтать о любви значит добровольно выбирать участь раба. Тебе это надо?

— В любом случае мечтать не вредно, — печально заметил Евгений. — Спиваться, имея мечту, все же не так пошло.

— Тогда о Кире больше ни слова. Придумывай ее себе сам.

Библиотекарь встал, прошелся вдоль стены с фотографиями и, погрозив им кулаком, прокричал: «Всех вас переживу!» Потом немного успокоился и вернулся в кресло. Выпив виски, скептически смерил взглядом приунывшего Евгения и пошел на попятную.

— Тебе повезло, парень. Кира — женщина особая. Ее можно любить, но с таким же успехом можно любить «Мону Лизу». Поверь, результат будет одинаковым. Знаешь, почему она бросает мужей? Потому что никогда не соглашается быть второй. Пока свадьба, шум, гам — она у всех на виду, а потом начинается рутина, и о ней уже говорят, как о мужниной жене. Тут — то все и начинается. Самоценность натуры берет верх. Кира вне тусовки — что рыба вне дорогого роскошного аквариума. Протухнет за несколько дней. Мне это стало ясно еще в Испании. Увлечься ею легко… вылечиться от этого трудно. Роман с ней должен заканчиваться браком. А брак разводом. Лично я никогда не напиваюсь, потому что терпеть не могу тяжелого похмелья.

— А по — моему, она другая… — растерянно возразил Евгений.

— Тут… с тобой… действительно другая, — успокоил его Библиотекарь.

Глава 34

Очередной прилив бешенства у Цунами понемногу угасал. Он с садистским удовольствием смотрел на голое, покрытое синяками, ссадинами, кровоподтеками, немолодое, но все еще крепкое тело полковника, валявшегося на кафельном полу. После того, как ослепшего, потерявшего голос и способность передвигаться Смеяна затолкали в джип, первым желанием было вывезти его за город, допросить и там же пристрелить как собаку. Облить бензином и сжечь. Только одно удержало Цунами от этого поступка — он не любил исполнять чужие приказы. В данном случае — Дана. Инстинктивно Цунами чувствовал, что полковник может еще пригодиться. Прощать ему предательство он не собирался. Время, проведенное в застенках ФСОСИ, унижения и боль, испытанные там, требовали отмщения. Но Цунами никогда не стал бы признанным авторитетом, если бы руководствовался только эмоциями и стрелял бы быстрее, чем думал. Добить полковника было гораздо легче, чем выжить самому.

Цунами поднялся с лавки, на которой стояли алюминиевые тазы, перешагнул через бессильно лежавшее тело и перешел в комнату отдыха. Там сбросил наконец дубленку, жестом приказал своим нукерам налить водки и, не закусывая, выпил несколько рюмок. Отбитые внутренности еду не воспринимали. Сел рядом с электрокамином и опять же жестом приказал всем выйти. Ему нужно было разобраться в сложившейся ситуации.

Суть ее состояла в том, что секретные службы не оставляют в живых тех, кто намеренно или случайно прикоснулся к их тайнам. Цунами до сих пор понятия не имел, чем занимались в особняке. И не хотел об этом знать. Но объяснять это было поздно. Машина Уничтожения пришла в движение. Оставалось лишь срочно хватать самые ценные вещи и уматывать по — дальше. Куда — нибудь в Южную Америку. Цунами понимал, что после ликвидации Смеяна начнутся игры в кошки — мышки. Он будет прятаться, тратя на это огромные деньги, а Дан с таким же упорством и размахом будет его ловить. Как бы высоко ни ставил себя Цунами, сознавая свою силу и власть, начинать единоборство с федеральной секретной службой было для него безумием. В отличие от многих уголовных авторитетов, он давно понял, что бодаться с государством не под силу ни одной группировке.

Старая пословица звучит: «Если не можешь победить врага — обними его». Цунами переделал ее по — своему — «Если не можешь победить врага — сделай так, чтобы его победили другие». По возникшему в его голове замыслу Смеян должен был погибнуть в столкновении с самим Даном, утащив этого плешивого гада с собой в могилу.

— Эй! Колян! — крикнул он.

— Чего? — спросила просунувшаяся в дверь бритая голова.

— Как он там?

— Ледяной водой окатили. После третьего ведра оклемался.

— Приведи в порядок и давай сюда. Настроение у Цунами заметно улучшилось. От депрессии не осталось и следа. Принятое решение мобилизовало нервную систему. Он почувствовал кураж, который возникал перед серьезными рискованными делами. Еще конкретно не зная, каким способом удастся осуществить задуманное, уже предчувствовал жестокое испытание не только воли, но и ума. Простым наездом тут не обойтись.

Смеяна втолкнули в комнату отдыха. Выглядел он довольно жалко. Один глаз заплыл гематомой. В моршинах, перерезавших лоб и спускавшихся по щекам, запеклась кровь. Избитое тело прикрывала простыня. Держался полковник по — военному прямо. Оскал, открывавший крепкие желтые зубы, выражал полное презрение к истязателям.

— Садись. Выпей водки, — небрежно предложил

Цунами.

— Я в это время не пью, — тяжело ворочая языком, произнес полковник.

— Выпей. По себе знаю, оттягивает. Видишь, лечусь, и ничего, боль стихает. А уделали меня твои друзья в ФСОСИ по полной программе. Профессионалы, не чета моим бойцам.

— И выпустили? — недоверчиво оскалился Смеян.

— Как видишь. На Цунами не одна контора обломалась.

Дальше Смеяну можно было не объяснять. Вряд ли он поверил бы россказням Цунами о том, как братва отбила его, как он смог перехитрить охрану и сбежать из «крематория». Полковник знал, что оттуда был один выход — через согласие о сотрудничестве.

— Тебе поручили разобраться со мной?

— Догадливый! Вот что значит — «служба дни и ночи»!

— Налей. У меня рука не работает.

Цунами пододвинул к полковнику полстакана водки и бросил перед ним сигареты. Насмешливо наблюдал, с каким трудом Смеян поднес стакан к разбитым губам, выпил и жадно закурил.

— Ну, что будем делать? — немного подождав, спросил Цунами.

— Получается, я подставил тебя, ты сдал меня. И обоих нас принято решение убрать. Интересная картина…

— Ага. Кино! Голливуд!

— Придется объединяться, — выкурив сигарету в три затяжки, Смеян прикурил новую.

— Лучше бы, конечно, здесь тебя и порешить, — наблюдая за ним, зло отреагировал Цунами.

— Глупо. Сейчас нам придется беречь друг друга. Уверенность, с которой полковник произнес эти слова, взорвали Цунами. Он и без подсказки понимал, что другого выхода нет, но не хотел видеть в бывшем менте и кагэбэшнике достойного партнера.

— Из — за тебя, сука, я нарвался на них! — ударив кулаком по столу, Цунами вскочил на ноги и, бросившись к Смеяну, схватил его за горло. — Козел сраный! Подставил, как фраера! Все равно ты, падла, не жилец! Случись что со мной, тебя Свят за яйца подвесит!

Полковник мужественно выдержал этот наскок. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не пытался высвободиться из рук Цунами. Просто прикрыл глаза.

— Дерьмо! — крикнул тот и отпустил. Отдышавшись, оба выпили, не обращая внимания друг на друга. Нужно было принимать решение.

— Ты должен уничтожить Дана, — не терпящим возражений тоном заявил Цунами.

— Кто это? — не понял полковник.

— Хозяин особняка. А кто он там у них еще, понятия не имею.

— Предлагаешь вторично штурмовать особняк?

— Я ничего не предлагаю. Я приказываю уничтожить! Сам решай!

— Тут думать надо, а не приказывать, — спокойно осадил его Смеян. — Воевать против ФСОСИ бессмысленно.

— Но Петелина у них я вырвал, — не без гордости заметил Цунами.

У Смеяна не было никаких угрызений совести по поводу подставки уголовного авторитета. Более того, он был уверен, что Цунами ликвидируют тихо и без последствий. Однако там решили уничтожить всех, кто был причастен к операции по освобождению Петелина. Значит, особняк на Арбате относился к числу наиболее охраняемых государственных тайн.

— Мы оба попали, — согласился Смеян. — Теперь придется выяснить, что они скрывают в особняке. По утверждению Петелина, там зал для приемов.

— И все?

— И все. Большой зал в рыцарском стиле с очагом для приготовления целых туш. Его самого содержали в комнате для хранения овощей. За все время никаких банкетов не было. Всем распоряжается плешивый мужик, должно быть, тот самый Дан. Никаких специальных помещений с аппаратурой, никаких будуаров и следов борделя…

— Откуда ему известно?

— Говорит, заставляли заниматься уборкой.

— Врет! Знаешь, сколько там пулеметов? Когда наши вошли, во всех стенах открылись бойницы и оттуда появились стволы. Хорош дом приемов. Если бы они сами не захотели отдать Петелина, хрен бы мы их оттуда выкурили. Переколотили бы моих бойцов, как курей. Так что надо начинать с твоего Петелина. Где он сейчас?

— Сидит под охраной.

— Давай его сюда. Я ему язык развяжу.

— Вряд ли. Если бы он владел хоть какой — нибудь секретной информацией, его бы не отдали.

— Ничего. Пусть повспоминает, — Цунами пододвинул полковнику телефон.

Смеян набрал номер охранника.

— Охрана слушает.

— Это Смеян. Три, пять, восемь, один, ноль.

— Здравия желаю, Дядька!

— Что там Петелин?

— Нормально. Увезли.

— Как увезли?! — взревел полковник, отчего даже заплывший гематомой глаз едва не вывалился из орбиты.

— По личному распоряжению Ариадны Васильевны.

— Почему без моего приказа?!

— Я пытался с вами соединиться, но ваш мобильный отключен.

— Куда его увезли?

— Было сказано, на встречу с ней.

В бешенстве Смеян ударил по клавишам, чуть не разнеся вдребезги телефонный аппарат. Ничего не объясняя Цунами, набрал номер клиники. Трубку взяла Аля.

— Краузе слушает.

— Это Смеян.

— Узнала.

— Что там со старухой?

— Ничего. Ее увезли.

— Кто?!

— За ней приехал господин Вакула.

— Кто позволил?! — вновь сорвался на крик Смеян.

— А кто ей может не позволить? — резонно спросила Аля.

— Куда ее повезли?

— Не сообщила. И вообще, если вы еще возглавляете службу безопасности, то смешно обращаться ко мне с этими вопросами.

Смеян молча положил трубку.

— По — моему, нас начинают обкладывать, — скептически предположил Цунами.

Выглядеть перед уголовником дураком для полковника было наибольшим позором. Ни избиение, ни хамство, ни наглость, с которой вел себя Цунами, не шли ни в какое сравнение с этим. Необходимо было брать ситуацию в свои руки. Вступление Вакулы в борьбу за банк ставило перед полковником новые вопросы. А то, что он оказался в компании Киры в тот момент, когда она с Суровым собралась лететь в Амстердам, уже не выглядело случайностью. Делиться своими новыми подозрениями с Цунами значило еще больше запутывать ситуацию. Поэтому Смеян решил не терять время на частности, а заняться основной фигурой.

— Петелин и старуха никуда от нас не денутся. Это не первоочередная задача. Нам нужен Суров.

— Кто такой?

— Бывший муж Киры.

— А он при чем?

— Расскажи, как они тебя обрабатывали. Цунами рванул ворот рубашки, так что посыпались пуговицы. Продемонстрировал кровоподтеки.

— Не об этом речь, — отмахнулся Смеян. — Как возник вопрос о твоем освобождении?

В другой раз Цунами за каждый синяк содрал бы с полковника шкуру, но сейчас было уже не до обид. Он восстановил в памяти последние события.

— Он не собирался меня отпускать. Но кто — то позвонил и приказал срочно нейтрализовать тебя. Так я понял из разговора Дана по телефону.

— Все сходится, — кивнул Смеян. — Я так и думал. Мы блокировали Сурова в машине, он связался с генералом Вольных, а тот дал приказ обезвредить меня.

— Что — то новенькое, — насторожился Цунами. Он не исключал, что полковник попытается направить его по ложному следу, чтобы самому выпутаться из критической ситуации.

— Суров… Суров… — вслух повторял Смеян, в который раз убеждаясь в верности своих криминалистических выводов. — Суров! В нем вся проблема!

Слухи об ухудшении здоровья Ариадны Васильевны не соответствовали действительности. Как только информация, запущенная Кирой, просочилась из клиники, старуха решила не опровергать ее и затаилась, ожидая дальнейшего развития событий.

Егор Пантелеймонович Вакула позвонил сразу же после исчезновения Киры и ухода Смеяна.

— У меня для вас интересные новости, — загадочным голосом произнес он в трубку.

— Немедленно приезжай, — приказала старуха.

Оставив в полном недоумении Майю, рассчитывавшую на новый всплеск их давнего романа, Вакула примчался в клинику.

— Рассказывай, — предваряя ненужные вопросы о здоровье и самочувствии, потребовала Ариадна Васильевна. Приподнявшись на подушках, она закурила сигарету.

— Много всякого творится за вашей спиной. Сегодня Кира со своим бывшим мужем Суровым должны улететь, а возможно, уже улетели в Амстердам.

Более страшного известия для Ариадны Васильевны быть не могло. Она ожидала чего угодно, только не этого.

— А Смеян? — растерянно произнесла она.

— И Смеян там был, — подтвердил Вакула.

— Он тоже с ними?

— Там произошла какая — то стычка с Суровым. Но ушел из гостей он вслед за Кирой.

— А ты?

— Мне по моей крестьянской закваске удалось подслушать разговор Киры с прорицательницей Ядвигой Ясной. Так та сказала, что нужно срочно спасать Петелина. Ему кто — то угрожает. Думаю, Кира рванула на помощь… Чего это она о нем так печется?

Старуха посмотрела на Вакулу долгим изучающим взглядом, словно хотела убедиться в его несомненной преданности. Он виновато улыбнулся.

— Ладно, — решительно произнесла она, — тебе их игры только во вред. Поэтому держись меня, пока я в силе. Артем забыл дезавуировать старое завещание, по которому Кира становилась фактической владелицей банка. Оно реальной силы не имеет, поскольку существует новое завещание на мое имя. Но сам знаешь, как алчность затмевает разум… Неужели Смеян переметнулся к ним?

— Ни Кира, ни Суров, ни он не вернулись в компанию, — подтвердил Вакула, которому было выгодно разыгрывать перед старухой простачка. О завещании, лежавшем в адвокатской конторе «Маркович и сыновья», он уже был наслышан. Но в данный момент его больше волновала судьба Петелина и консорциума. — Боюсь, ваш ставленник может стать жертвой их интриг.

Очевидно, до Ариадны Васильевны только дошло, что жизнь Петелина в опасности. Схватив телефон, она стала дозваниваться до квартиры в Сеченовском переулке.

— Охрана слушает?

— Это Ариадна Васильевна. Где Смеян? Кто у вас старший?

— А в чем дело? — спросил грубый голос.

— В том, что, если что — нибудь случилось с Петелиным, лучше тебе застрелиться сразу! — грозно объяснила старуха.

— Да он спит, по — моему… — изменившимся тоном сообщил охранник.

— У него кто — нибудь был?

— Кира Юрьевна. Полчаса назад уехала.

— Ох и кретин же ты! Никого больше к нему не пускай! Грудью ложись на дверь. Я выезжаю к вам!

— Да как же вы поедете? — удивился Вакула.

— А так! Помоги мне пересесть в коляску.

Вакула подхватил на руки невесомое тело старухи. Она оказалась в теплом спортивном костюме. Усадил ее в кресло — коляску и вывез из палаты. По дороге им попалась Аля.

— Куда? У вас же режим! — забеспокоилась та.

— Молчи. Не до тебя. Приеду к вечеру. Распорядись, чтобы к подъезду подогнали автобус с лифтом. И набросьте на меня плед.

Охранники ждали появления Ариадны Васильевны по стойке смирно. Они были наслышаны о гнуснейшем характере старухи. Даже Смеян против нее ничего не мог поделать. Поэтому как только Вакула выкатил ее в кресле на этаж, они мгновенно распахнули дверь в квартиру Артема.

— Проверили. Он там. Ждет.

— Нет, нет. Я туда не войду, — воспротивилась Ариадна Васильевна, прикрыв рукой глаза. — Егорка, веди его сюда.

Через минуту Петелин предстал перед старухой. Мельком взглянув на него, она приказала:

— Поехали со мной.

В автобусе было решено ехать в офис к Егору Пантелеймоновичу.

— У себя я гарантирую полнейшую безопасность! — убедил тот.

— Лучше бы в банк, — ворчала старуха, хотя в глубине души боялась предательства Смеяна.

Представительство компании «Сибирсо» расположилось в отреставрированном трехэтажном особняке на Чистых прудах. Охранники подхватили на руки кресло с Ариадной Васильевной и одним махом подняли ее на второй этаж. Завезли в комнату, находившуюся рядом с кабинетом Вакулы. В ней он принимал гостей и вел конфиденциальные переговоры. Когда дверь за ними закрылась, Егор Пантелеймонович радушным жестом показал Петелину на стойку бара.

— Угощайся и поухаживай за Ариадной Васильевной. Официантку вызывать не буду.

— Правильно, — поддержала старуха и обратилась к Петелину: — Рассказывай, для чего приезжала Кира.

— Только пиво себе налью.

Петелин держался независимо. Учитывая, сколько он пережил, это не казалось вызывающим.

— Хотела, чтобы я бросил все и уехал, — отхлебывая из бутылки, заявил он. — Предлагала деньги… сто тысяч. Разумеется, долларов.

— Куда уехал? — старуха всем телом качнулась вперед.

— Не знаю. Обещала отдать паспорт. А сама она собиралась, кажется, в Амстердам.

— Звала с собой?

— Нет. Наоборот, сказала, что порвала билет и не хочет получать наследство. Я не понял, но она, кажется, должна стать хозяйкой «Крон — банка»?

— Как бы не так! — вырвалось у Ариадны Васильевны.

В разговор вступил Вакула.

— А для чего это она тебе говорила?

— Боится, что всех убьют. — Кто?

— Вот и я спросил — кто?… Не сказала. Но кого — то она очень боится. Нервная какая — то. А может, что — то знает, да не говорит.

Ариадна Васильевна, закурив, поправила рукой фиолетовые волосы. Через минуту обратилась к Вакуле:

— Сделай мне чашечку кофе. Без сахара. Я поняла, о чем речь.

Вакула включил кофеварку, нажал на кнопку и поставил белую фарфоровую чашку под кипящую струю. Передал чашку старухе. Она пила долго, мелкими глотками. Мужчины почтительно ждали.

— На нее давит Суров. Она полностью в его руках. Нужно немедленно выяснить, улетели они или нет.

— Ничего проще, — заверил Вакула и позвонил Майе.

— Кроме этого, тебя ничего не интересует? — обиженно спросила вдова.

— Ее разыскивает Ариадна Васильевна, — строго объяснил он.

— Хочет дать последнее напутствие?

— Неприятности в клинике. Она что — улетела?

— Нет. Суров ее куда — то увез.

— Хорошо. Еше перезвоню.

И Петелин, и Ариадна Васильевна слышали ответы Майи, так что пересказывать не имело смысла. Старуха допила кофе. Поставила чашку на стол и мрачно объявила:

— Суров — убийца! По его приказу был убит мой сын…

Никто из мужчин не решился усомниться в услышанном или задать вопрос, откуда ей это известно. Петелину было все равно, а Вакула после убийства Волохова уже не исключал такой возможности. Восприняв молчание как подтверждение ее приговора, Ариадна Васильевна продолжила:

— Я — мать, и мое сердце обмануть невозможно. Это дело рук Сурова и Киры. Если бы на кладбище им удалось взорвать меня, то никаких преград для захвата банка уже не было бы. Сейчас они нервничают и наверняка придумывают, как избавиться от меня и Жени. А может, кстати, и от тебя, — она кивнула в сторону Вакулы.

— Вполне возможно, — подтвердил тот.

— Так вот почему она умоляла меня исчезнуть! — вмешался Петелин. Он понял, что настал момент, когда необходимо продемонстрировать старухе полную преданность. — Я пойду с вами до конца! Она никогда не смогла бы рассорить меня с Артемом, и сейчас я не поддамся ни на какие провокации.

— Похвально, — скупо оценила его порыв Ариадна Васильевна. — Больше слов не потребуется. Алексей Суров должен быть уничтожен.

— Как это? — Вакула сделал вид, будто не понял, о чем шла речь.

— Он должен быть убит. Мне некогда ждать правосудия. Слишком стара.

— Но нужны доказательства.

— Кому? Тебе? У меня они есть. Считаю, вполне достаточно.

Говоря это, Ариадна Васильевна изменилась в лице. Скулы, обтянутые сухой потемневшей кожей, заострились. Страдальческая гримаса исказилась дьявольской полуулыбкой. Волосы из фиолетовых стали почти прозрачными. Из живого человека она на глазах превратилась в фурию. Воздух заколебался холодными вязкими волнами, источающими тяжелый больнично — могильный дух.

Чтобы избавиться от наваждения, Вакула бросился к бару, достал коньяк, налил его в фужер и залпом выпил. Некоторое время он стоял неподвижно, заставляя себя адекватно воспринимать действительность. Когда он обернулся, то увидел, что старуха продолжала прямо сидеть в кресле. Перед ней на коленях стоял Петелин. Старческая рука гладила его лысую голову.

— Ты сделаешь это, — приговаривала Ариадна Васильевна, — сделаешь, и я отдам тебе банк. С собой в могилу не утащу. Отдам все. Ты обязан покарать убийц. Сначала Сурова, а потом эту сучку. Не сразу обоих. Пусть она помается… Ты сделаешь это…

— Сделаю, — ей в унисон отвечал Петелин.

— А я тебя сделаю владельцем огромного состояния. Ты продолжишь то, что начал Артем. Сполна расплатишься за него. Смоешь их гнусную кровь и станешь другим человеком. Не тем слюнтяем, просившим милостыню, а гордым, надменным хозяином жизни.

— Я убью их, — клятвенно заверял Петелин, размазывая слезы по пухлому безвольному подбородку.

Глядя на него, Вакула невольно спрашивал себя: «Неужели убьет? Не наложит в штаны, не смотается, не промахнется?»

— Ты стрелять — то умеешь? — спросил он, чтобы перебить затянувшиеся материнские заклинания.

— У меня краповый берет. Спецвойска охраны. Всему научили.

— Зеков охранял?

— Вагоны сопровождал.

— Тогда другое дело.

Вакула вышел из комнаты и довольно быстро вернулся с небольшим кейсом. Поставив его на стол, открыл. Внутри оказалось два пистолета.

— Выбирай. Хочешь «Макаров», хочешь «стечкин». Обоймы полные. Номера спилены. Купил по случаю, а видишь — пригодились.

Петелин поднялся с колен, подошел к столу и со знанием дела занялся пистолетами. Ариадна Васильевна наблюдала за ним с нескрываемым кровожадным восторгом.

— Ты сможешь? Сможешь? — повторяла она.

— Только уж не обманите, — отвечал он, вынимая и вставляя назад обоймы.

— Будешь доволен, — и, придав лицу бесстрастное выражение, старуха переключилась на Вакулу. — Как найти Сурова?

— Думаю, он вряд ли отпустит от себя Киру. А она вернется к Сергею Грачу.

— Почему?

— Собачку у него оставила, — надсадный пропитой голос Вакулы звучал убедительно.

— Вот и отвези Женю туда.

Петелин остановил свой выбор на «Макарове», спрятал его во внутренний карман теплой куртки, которую по заданию Киры ему купили охранники.

— Как же его узнать?

— Егорка покажет.

— Мне не хотелось бы там светиться, — запротестовал Вакула.

— Это твой долг перед Артемом.

— Так, может, мне сразу двоих? Бегай потом за вашей Кирой!

Старуха закурила новую сигарету. Задумалась, прикидывая, стоит ли рассчитаться одним ударом. Нервно дернула головой.

— Нельзя. Сперва она должна официально отказаться от наследства. Иначе может пасть подозрение на меня… или на Егора Пантелеймоновича.

— Пусть лучше на Смеяна, — вяло отреагировал

Вакула.

— Тогда с богом, дорогие мои. Отправьте меня в клинику и немедленно приступайте, пока они не улетели в Амстердам.

Петелин подошел к ней и с почтением поцеловал старческую руку. Вакула хватанул еще фужер коньяка и вызвал охрану.

Джип Цунами въехал во двор и остановился почти напротив подъезда Сергея Грача. Смеян достал трубку, набил ее табаком и с наслаждением закурил. Один глаз у него так и не открывался, приходилось сидеть боком, чтобы видеть людей, входивших и выходивших из дома. Фонари хорошо освещали пространство, и первым в поле зрения полковника попал выпрыгнувший из — за сугроба Мальчик. За ним, падая и приседая в снег, тащился пьяный кинорежиссер, выполнявший по поручению Киры вечерний выгул собаки. С лаем и матом они взобрались по ступенькам и скрылись за стеклянными дверями подъезда.

— Все правильно, — прокомментировал через плечо сидевшему сзади Цунами полковник. — Раз не улетели, значит, вернутся.

— Так можно ждать до второго пришествия, — проворчал авторитет.

— Твои предложения? На «Белорусской» их нет. В клинике она не появлялась. На Сеченовском вообще никого. Остается ждать. Даже если она приедет одна, мы из нее выбьем место его нахождения.

Цунами ничего не ответил. Полковник был прав. Приходилось сидеть и ждать.

Снежинки, искрясь и вспыхивая, медленно падали на землю, прикрывая немногочисленные следы Ровным гладким покрывалом. В световом простран — стве неожиданно возник мужчина в теплой куртке, кутавшийся в пушистый шарф. Он не вошел в подъезд. Не поднялся по ступенькам, а принялся прогуливаться по свежему снегу. Было видно, что он явно кого — то поджидает.

— Сказать ребятам, чтобы выкинули его? — спросил Цунами.

— Не надо. Интересно узнать, кого он ждет.

А тем временем к подъезду быстрой походкой направилась эффектная парочка. Она — в длинной норковой шубе с широкими рукавами, он — в черном элегантном пальто и шляпе. Они прошли мимо прогуливавшегося мужчины и уже поднялись на одну ступеньку, как в морозном воздухе прозвучал короткий окрик:

— Суров?!

Мужчина инстинктивно оглянулся. Поджидавший одним движением выхватил пистолет и практически не целясь произвел два выстрела. Кира с истерическим криком бросилась вперед, надеясь укрыться за стеклянной дверью. Суров, чуть — чуть приподняв руки, упал на ступеньки и скатился вниз.

Киллер вместо того, чтобы стрелять в мелькавшую спину Киры, выстрелил вверх. Фонарь, так ярко освещавший пространство возле дома, со звоном погас. Наступившая темнота поглотила место преступления и его действующих лиц.

— Ого… — присвистнул Смеян.

— Кто это?! Его нужно взять! — крикнул Цунами.

— Поехали — ка лучше отсюда. Жми, — скомандовал полковник притихшему водителю.

Глава 35

Бизнес — клуб гудел как разбуженный рой. Журналисты и телекорреспонденты всех мастей слетелись на очередную сенсацию. Впервые должно было состояться чествование нового председателя правления «Крон — банка» Евгения Архиповича Петелина. С его именем уже было связано три взволновавших простых граждан события. Странное совпадение места встречи школьных друзей и убийства Артема Давыдова. Покушение на Ваганьковском кладбище и последующее похищение из клиники. Всего этого с лихвой хватило, чтобы Петелин стал человеком месяца, и поэтому ажиотажный интерес к нему был вполне закономерен. Кроме того, прошел слух, что именно Евгения Петелина прочат на должность председателя бизнес — клуба, которую еще недавно занимал расстрелянный своим официантом Геннадий Иванович Волохов. К тому же ожидалось появление на публике матери погибшего банкира и его бывшей жены. Поговаривали, что и вице — премьер Суховей дал согласие участвовать в мероприятии.

Однако в помещениях клуба, куда не было допуска посторонним, царила отнюдь не праздничная атмосфера. У всех на устах склонялась весть о новом убийстве. Алексей Суров стоял особняком и не принимал непосредственного участия в серьезных финансовых проектах. Поэтому догадки множились и становились одна фантастичней другой. Но основные крутились вокруг того же злополучного «Крон — банка». То, что киллер не пристрелил Киру Давыдову, наводило на некоторые предположения. Официально считалось, что ее спасла стеклянная дверь. В момент выстрела стекло запотело, и убийца потерял ее из вида. Но судя по прицельности выстрелов, он мог спокойно успеть произвести еще один, пока она находилась на ступеньках.

Уже было известно, что убийца скрылся на своих двоих, а организаторы умчались на джипе «Чероки», который, по свидетельству консьержки, подъехал минут за сорок до выстрелов. Особенно часто в эти дни на экранах телевизоров мелькала физиономия Симонова. Он нехотя повторял одно и то же, и поэтому завсегдатаи бизнес — клуба ждали его появления с особым нетерпением. Большинство из них опасалось, как бы убийство Сурова не явилось очередным звеном в логически выстраиваемой цепочке: Давыдов — Петелин — Волохов…

В зимнем саду встретились Иван Карлович Крюгер, возглавлявший Финансово — промышленную группу, и Артур Александрович Сароян — президент Межбанковской ассоциации. Крюгер первым протянул беспалую руку для рукопожатия. Сароян, обычно здоровавшийся с ним едва заметным кивком головы, на этот раз ответил вполне по — дружески. Долго тряс его руку и, заглядывая в глаза, все повторял:

— Что творится, Иван Карлович, что творится!

— Обычная возня.

— Да, но сколько трупов?

— Надеюсь, сегодняшний приезд вице — премьера положит конец битве за «Крон — банк», — без стеснения ввернул Иван Карлович. Он не собирался играть в поддавки с Сарояном и всем своим видом показывал, что знает и мотивы убийств Волохова и Сурова, и заказчиков этих злодеяний. Подтверждением его правоты было присутствие на нынешней презентации Семена Зея — президента «Европейского альянса». Этот монстр появлялся в России только на заключительных этапах юридического оформления сделок.

Сароян, надменно задрав свою все еще черную как смоль бороду, отреагировал резко:

— Ждете какой — нибудь сенсации?

— Предпочитаю обходиться без них.

Разговор двух конкурентов не мог не привлечь внимание собравшихся бизнесменов. Тем более что судьба «Крон — банка» оставалась под вопросом. Поговаривали о возможном возникновения консорциума, в который должны были войти «Крон — банк», «Сибирсо» и «Европейский альянс».

Намечавшийся сговор не волновал Ивана Карловича, пока в сейфе у Волохова находился компромат о деятельности «Европейского альянса», переданный ему на хранение еще Артемом Давыдовым. Но как только стало известно об убийстве Банщика, Крюгер засуетился. Главный козырь оказался выбит из его рук. Егор Вакула, склонявшийся было к сотрудничеству с Крюгером и его Финансово — промышленной группой, быстро оказался в лагере Сарояна. Это походило на поражение. Однако Иван Карлович не привык отступать. Он вспомнил о завещании, хранившемся в Амстердаме, и на свой страх и риск вышел на Алексея Гавриловича Сурова.

Их встреча оказалась продотворной и выявила общность интересов. Суров и сам искал подходящую структуру, под прикрытием которой можно было бы хозяйничать в банке. Группа Сароян — Зей — Вакула его не устраивала, так как находилась под жестким диктатом Покатова. В борьбе с председателем Высшего экономического совета можно было рассчитывать на поддержку заместителя руководителя ФСОСИ генерала Вольных. Но он тоже не мог действовать напрямую. Так что Крюгер, ко всему еще владевший банком «Императив», оказался достойным партнером.

Выслушав условия Сурова, Иван Карлович задал только один вопрос:

— Скажите, Алексей Гаврилович, смерть господина Давыдова входила в ваши планы?

— Нет. Мы ею только воспользовались, — прямо ответил Суров.

— Спасибо. Остальное меня не интересует, — поблагодарил Крюгер, абсолютно уверенный, что за выражением «мы ею только воспользовались» стояли взрыв на Ваганьковском и похищение Петелина.

В результате возникло новое объединение: Крюгер — Петелин — Вакула, под патронажем Алексея Сурова. Иван Карлович не сомневался в том, что в ближайшее время со старухой будет покончено и королевой бала станет Кира Давыдова. Он уже потирал руки в предвкушении того, как обведет вокруг пальца Сарояна и самого Покатова. С Вакулой вел себя сдержанно, как с человеком, временно занимавшим солидную должность. Имея за спиной поддержку ФСОСИ, можно было рассчитывать на большие привилегии.

И вдруг страшное известие об убийстве Сурова, перечеркнувшее все надежды и планы Ивана Карловича. Он не сомневался, что за этим преступлением стоял Сароян. Но не имел никаких доказательств. В результате вторично оказался на грани поражения и теперь рассчитывал только на то, что своего слова еще не сказали те, кто в свое время убрал Артема Давыдова.

Таким образом, праздновать победу или заглушать горечь поражения было еще рано. Все зависело от решения правительства, а точнее, от вице — премьера Суховея. Никто из присутствовавших, даже председатель Высшего экономического совета Виктор Андреевич Покатов, не знали, каково будет решение.

Из — за отсутствия утечек информации приходилось обмениваться слухами.

Особый интерес в данной ситуации для собравшихся приобрела фигура Егора Пантелеймоновича Вакулы, который после убийства Сурова стал демонстрировать свою близость к Кире.

Хитрый таежник решил, что, выбирая между разъяренными тигрицами, нужно подождать, пока одна из них победит. Став сообщником старухи, он перестал бояться ее гнева. А проявление внимания к Кире объяснял желанием отвести от себя всякие подозрения.

Петелин, напротив, не отходил от Ариадны Васильевны и охотно толкал ее кресло — коляску, хотя для этой роли был привлечен сотрудник службы безопасности банка. Рядом с ними крутилась ярко накрашенная Фрунтова. Она была чрезмерно оживленна и общительна. За ней семенил Хапсаев с большим портфелем в руке.

Надменность и чопорность сквозили в каждом жесте и взгляде старухи. В ее душе бродило глухое ликование. Со всех сторон на нее смотрели люди, втайне желавшие ее смерти. А она не только не загнулась, но и совершила самый важный поступок в своей жизни — отомстила за смерть сына. Ей хотелось встать и объявить об этом во всеуслышание, чтобы вытянулись их сытые равнодушные морды, даже не пытавшиеся, глядя на нее, изобразить гримасу сострадания. Их соболезнования больше не интересуют ее. Своей местью она возвысилась над их мелкими интригами и интересами. Только после смерти в сейфе найдут конверт, где ее рукой будет написана всего одна строчка: «Убийцу моего сына убила я. Имя его Алексеи Суров». Зато второе убийство останется безымянным. Ариадна Васильевна решила извести Киру тихо, чтобы никто не приписывал ее смерти ореол мучени —

— Моя дорогая, не хотите ли чашечку кофе или какой — нибудь водички? — обратилась к ней Фрунтова.

— Что? — очнулась старуха и взглянула на подругу таким темным потусторонним взглядом, что та вздрогнула всем телом.

И было от чего. В памяти еще не стерся допрос, который учинила ей Ариадна Васильевна:

— Что у тебя с Суровым?! — ледяным тоном спросила старуха, как только Фрунтова вошла в палату и закрыла за собой дверь.

— Да я с ним едва знакома, — пожала плечами Нелли Стасиевна.

— Будешь врать — уничтожу, — прошипела старуха сквозь зубы, сжимавшие сигарету. Лицо ее было страшным. Заострившиеся щеки чернели впадинами, пальцы скрюченных рук сгибались и разгибались, будто она хотела вскочить и впиться ими в горло.

Нелли Стасиевна давно ждала этого разговора. Она не сомневалась, что кто — нибудь донесет о встрече с Суровым в «Кабанчике». Смеяну специально назвала бизнес — клуб, чтобы ориентироваться, когда придется держать ответ. Время пришло.

— Кто вам сказал? — спросила она дрожащим голосом. Всем своим видом выражая страх и покорность.

— Не твое дело! Говори!

— Я же все рассказала Смеяну, — пустила пробный шар Фрунтова и замерла.

— А почему не мне?! — взорвалась Ариадна Васильевна. — Кто здесь хозяин?! Я и только я!

У Фрунтовой отлегло от сердца. Никто из присутствовавших на встрече в «Кабанчике» не проговорился. Это меняло линию ее поведения. Если бы пришлось рассказывать о предложении Сурова предать старуху, то она бы заложила всех. А так следовало лишь признаться в невинной встрече с бывшим мужем Киры на ланче в бизнес — клубе.

— А кто нам Суров? Век бы его не видела. Ну, сообщил он мне об освобождении Петелина, так я вам сразу передала эту новость… а то, что он мне комплименты говорил, так я им цену знаю…

— Откуда Суров мог узнать об освобождении? — продолжала напирать Ариадна Васильевна.

— Наверное, Волохов сказал. А потом на меня навалился Смеян. Ему очень хотелось, чтобы я оказалась подругой Сурова. Так это неправда!

Старуха насупилась. Долго молчала, потом загробным голосом медленно произнесла:

— Суров убил Артема… Суров взорвал меня у могилы сына… Суров похитил Женю… Суров сообщил тебе об освобождении Петелина. Все, кто связан с Суровым, — убийцы! Ты сообщила ему о том, что Артем поехал в «Три пескаря»…

Удар был нанесен наугад, но попал точно в цель. Фрунтова едва не потеряла сознание. Покачнувшись, она схватилась рукой за спинку травматологической кровати. Это не ускользнуло от напряженного взгляда старухи.

— Признавайся! Ты была с ним заодно?!

Нелли Стасиевна зашлась в рыданиях и повалилась на колени.

— Да кто ж вам сказал такую гадость? Да при чем тут я?! У меня и в мыслях никогда не было… Я и с Суровым до этого года три не виделась! — причитала она, все более собирая силы, чтобы отстаивать свою правоту. — Спросите у него!

— Уйди. Не дай бог соврала. Я тебя и из могилы Достану… — прошептала Ариадна Васильевна и откинулась на подушки.

Обвинение было слишком серьезным. Если бы старуха узнала о встрече в «Кабанчике», не сносить бы Нелли Стасиевне головы. Но неожиданно подоспело убийство Сурова, и больше к этому разговору они не возвращались.

Теперь, сопровождая хозяйку банка, Фрунтова старалась ей во всем угождать и потакать всем ее желаниям. Старуха продолжала относиться к ней с мнительным недоверием. Впрочем, она относилась так ко всем, исключая Петелина. За последние дни он стал самым необходимым для нее человеком. В банке удивлялись происходящим переменам. И Усиков, и Клим Молодече были уверены, что новому председателю правления отводится роль марионетки в руках старухи, а заправлять всем в сложившейся ситуации начнет Фрунтова, как особа, наиболее приближенная к Ариадне Васильевне. Но произошло наоборот. Петелин пришел в банк с высоко поднятой головой, а Фрунтова лишилась права голоса. Все участники встречи с Суровым в «Кабанчике», не сговариваясь, постарались забыть об этом дружеском ужине и заняли выжидательную позицию.

Предвидя активное неприятие Петелина как внутри банка, так и в деловых кругах, старуха решила устроить шумную презентацию.

— Ты сам перед ними не расшаркивайся, — поучала она толкавшего инвалидное кресло Петелина. — Веди себя с достоинством. На сегодняшний день ты богаче их всех вместе взятых. Пока я жива, должен успеть взять их за горло. Я всегда повторяла Артему — в бизнесе, как в уличной драке, слабые бьют в пах, а сильные вцепляются в глотку. Артем был сильным. И ты должен стать таким.

— Слушаю вас, мамаша, — этим словом Петелин стал называть Ариадну Васильевну сразу после убийства Сурова. Сначала ее покорежило такое простонародное обращение, но потом она решила, что найдено оно верно. Ведь для всех она остается мамой Артема Давыдова.

— И не подходи к Кире. Хватит с нее Вакулы. Егорка все время забывает, что не хозяин он «Сибирсо», а всего лишь государственный управляющий.

Вот приватизируем компанию и подумаем, кому доверить такой ответственный пост.

— Он вам предан, — напомнил Петелин.

— Знаю я этих преданных предателей, — проворчала старуха. — Никогда ни с кем и ничем не делись. Пока вся власть и капиталы в твоих руках, тебя никто не предаст. А как только одному швырнешь кусок, другому… тут уж и жди предательства.

Старуха была недалека от истины. Егор Пантелеймонович, присев на лавочку возле искусственного водопада, потягивал коньяк, делая вид, что беззаботно любуется красными и золотыми рыбками в маленьком прудике, и без конца проигрывал в голове различные варианты. В создавшейся ситуации он имел всего лишь один — единственный ход, не дающий права на ошибку. Пока шла игра вокруг «Сибирсо», и старуха, и Крюгер, и Сароян, и Покатов выказывали ему свое дружеское расположение, но при этом каждый из них мог мгновенно превратиться в безжалостного врага. Каждого из них следовало опасаться, и никого нельзя было жалеть. Поэтому — то Вакула так легко и согласился на убийство своего потенциального партнера Алексея Сурова. Чем меньше оставалось игроков, тем больше появлялось шансов выжить у самого таежника. Ему были не выгодны обе группировки. И Крюгер, и Сароян в случае победы первым Делом постарались бы от него избавиться. А для Сурова и Киры он вообще был человеком Ариадны Васильевны и близким другом Артема. Теперь же Крюгер потерял почти все шансы. Сароян и Семен Зей тоже не имели стопроцентной уверенности в победе. Зато резкое усиление Петелина давало шанс получить от вице — премьера добро на слияние «Крон — банка» и «Сибирсо». А уж в этом случае без Вакулы не обойтись.

— Что за странная любовь у Ады с Петелиным? — спросила, равнодушно поглядывая на тусующуюся публику, Кира. Она, как всегда, была в черном, соответствовавшем ее настроению. Убийство Сурова напугало ее намного больше, чем покушение на Ариадну Васильевну. Впервые в жизни Кира услышала, как свистят пули. Это был очень короткий, очень сжатый, стремительный звук, от которого душа ушла в пятки и на какой — то момент наступил паралич всего организма. Она никогда не сможет забыть этот звук… Всю ночь после случившегося ее утешал протрезвевший Сергей Грач. Гладил по голове и упрямо повторял:

— Тебе не плакать, а радоваться нужно. Чего надрываться над убитым Суровым? Надо выпить за то, что ты осталась жива! Повезло, так повезло! Мне Сурова не жалко, а тебя было бы очень жаль. Напился бы вмертвую. Так не лучше ли напиться за живую?

К моменту появления милиции Кира уже успела смыть косметику и махнуть рюмок пять водки. До сих пор она не могла отойти от той ночи. Поэтому пила минералку и не могла сидеть на одном месте. К ней, как и после убийства Артема, подходили с соболезнованиями, и она уже чувствовала себя дважды вдовой.

— Нам всем придется дружить с Петелиным, — ответил на ее вопрос Вакула.

— Только без меня. Омерзительно это все.

— А я так скажу, — тихо продолжил Егор Пантелеймонович, — если вице — премьер объявит о поддержке «Крон — банка», придется и тебе обняться со старухой. Иначе нельзя. Деньги делают людей родственниками быстрей и надежней, чем любые родственные связи.

— Никогда, — отрезала Кира.

— Жизнь заставит. Старуха — наследница банка, а ты — основного взноса в его уставный фонд. Артем не по забывчивости не дезавуировал завещание в Амстердаме. Он хотел, чтобы после его смерти вы были скованы одной цепью. Так что — стерпится, слюбится. И тебе не следует лезть на рожон. Вступай спокойно в права наследования и получай свои дивиденды. А мы с Петелиным сумеем наладить бизнес. Ариадна все равно долго не протянет…

— Вот тут ты ошибаешься, — перебила его Кира. — Она переживет нас всех.

— Если ей позволят, — пошутил Вакула. Он не боялся быть откровенным с Кирой, зная, что старуха не поверит ни единому ее слову.

— А где гарантии, что позволят мне? — вдруг, резко склонившись к нему, спросила Кира.

— Честно? — став серьезным, спросил он своим пропитым голосом.

— Честно!

— Нет таких гарантий.

Кира провела по его длинным льняным волосам и печально заметила:

— Постричься бы тебе следовало. Уж очень не вписываешься в московскую тусовку. Дикий какой — то.

— А я и есть дикий. Меня не приручить никому. Хотя ты бы могла попробовать, — и поднял на нее свои голубые, почти васильковые глаза.

— Ой, ой, Вакула, — подняв руки над головой, запротестовала Кира, — только без этого. Даже нет сил над тобой издеваться. Дай с почетом нести звание дважды вдовы республики.

— Старуха считает, что ты неравнодушна к Петелину. Это правда? — не отставал Егор Пантелеймонович.

— Вот уж нет.

— Тогда зачем же ты его освободила? Кто — то попросил?

— Нет. Просто пожалела. И вообще при чем тут я? Нашла его Ядвига.

— Чушь собачья. Твоя Ядвига — манерная лживая шарлатанка. Она очень хорошо пристроилась к Барину. Тратит его деньги и внушает вам всякие глупости. А Барину чем веселей, тем лучше. У него в жизни один план — дожить до утра.

Кира терпеть не могла, когда о ее друзьях говорили плохо, а уж высказываться в таком тоне о Ядвиге и подавно никому не позволяла.

— Вы не просто дикий, — сказала она грустно, — вы очень дикий человек. И никакие деньги нас с вами не породнят.

После чего резко отошла от таежника. И тут же попала в объятия Покатова, которого толком и не знала.

— Какая ужасная несправедливость, — покачал головой и по — отечески потрепал ее по плечу председатель Высшего экономического совета. — Надо с вами что — то делать. Недопустимо, чтобы такую красивую женщину преследовал рок. Наша обязанность защитить вас.

— От кого? — высокомерно скосила на него взгляд Кира.

— От обстоятельств. Только государство может себе позволить это. Признаюсь, я хорошо относился к Леше, как — никак сын сталинского наркома. Зря он втянул вас в финансовые разборки. Хочу вам порекомендовать своего друга, господина Сарояна. Его предложения могут вас заинтересовать.

— Вряд ли… — насторожилась Кира, но, поймав ревностный взгляд Ариадны Васильевны, достала сигарету и уже более миролюбиво попросила: — Дайте прикурить.

Покатов сделал легкий жест рукой, и рядом возник Сароян.

— Артур Александрович, вы, кажется, курите?

— Да, да, — подтвердил тот и щелкнул зажигалкой.

— Покурите, поговорите… — пожелал им Покатов и, удовлетворенно пожевав губами, отошел.

Но поговорить не удалось. Публика пришла в движение, и в зимний сад энергично вошел вице — премьер Суховей. Все замерли. Он обвел взглядом присутствовавших, заметил в инвалидном кресле Ариадну Васильевну и, улыбнувшись всем, подошел к ней.

— Как ваше самочувствие? — спросил он, склонившись к протянутой сухой старческой руке с массивным рубином на пальце.

— Стараюсь держаться. Вот Евгений Архипович помогает. Сына матери никто не заменит, но он — моя последняя надежда.

— Почему же последняя? — бодро отреагировал Суховей.

— Потому что Женя должен продолжить все начинания моего сына.

— Целиком с вами согласен!

Это был не просто ответ. Это было решение правительства…

Сароян тут же, извинившись, отошел от Киры. Крюгер машинально пригладил беспалой рукой свою седую шевелюру. Вакула залпом допил остававшийся в фужере коньяк.

После некоторого замешательства раздались сначала редкие хлопки, потом робкие аплодисменты и постепенно грянула овация. Суховей стоял и словно именинник раскланивался на все стороны. Потом, почувствовав неловкость, подозвал Петелина и обнял его за плечо, показав, что непрекращавшиеся аплодисменты предназначены новому председателю правления «Крон — банка», получившему поддержку правительства.

Презентация удалась на славу. Гости разъехались глубоко за полночь. Петелин праздновал свой первый успех в жизни. Затянутая в лиловое шерстяное платье с жесткой стойкой Ариадна Васильевна в образе несгибаемой матери была запечатлена огромным количеством фото — и телеобъективов. Вакула на радостях основательно напился. С битьем хрусталя и бесконечными поцелуями взасос. Вице — премьер побыл сего полчаса, подтвердил, что у союза «Крон — банка» и «Сибирсо» отличные перспективы, и в окружении свиты отбыл домой. Вслед за ним с мрачными лицами покинули бизнес — клуб Покатов, Сароян и Крюгер.

Глава 36

События последних дней окончательно измотали Киру. Она, как обычно, бродила босиком по ковру в своей маленькой квартире на Белорусской, пила крепкий кофе, курила сигарету за сигаретой и отхлебывала из бутылки шотландский виски. Все пепельницы, хрустальные вазы, грязные чашки и блюдца были полны окурков. На креслах валялись платья, кофты, брюки, которые она периодически надевала, собираясь за продуктами. Долго искала ключи от машины и, не найдя их, снова раздевалась. Мальчик уже напрудил лужу на кухне и, боясь возмездия, забрался в шкаф, прихватив с собой полбатона хлеба.

По всем программам новостей крутили репортажи о представлении в бизнес — клубе нового председателя правления «Крон — банка» Евгения Петелина. И почти в каждом камера выхватывала крупным планом Киру. Ее настороженный взгляд совершенно не монтировался с жизнерадостными голосами корреспондентов и показным весельем мероприятия. Разглядывая себя на экране телевизора, Кира смахивала непрошеные слезы.

— Омерзительно… все омерзительно, — повторяла она и бросалась к телефону. Набирала номер очередной подруги и спрашивала: — Ты видела? Сейчас по ТВ — центру показывали! Какой ужас! Пир во время чумы! Ну, смотри, еще по НТВ покажут.

Через каждый час ей звонила Майя. У нее был очередной приступ неизлечимой болезни. Поэтому она лежала в постели и от нечего делать поучала Киру.

— Зря ты разочаровалась в Петелине. Мне он понравился. Конечно, ему не хватает фактуры Гоши, но вместе они смотрятся вполне надежно. А то, что он подстригся, просто замечательно. Раньше, с перекидыванием волос через голову, он был похож на председателя колхоза. Кто ему подсказал?

— Не я…

— И вообще после похищения он как — то возмужал. Правда, правда. Когда я увидела его в первый раз, он был уж очень обыденным. Затрапезным. От всего шарахался. На женщин смотрел, как первоклассник на скелет динозавра в зоологическом музее. Типичный неудачник. Вот что с человеком превратности делают. Сначала недовзорвали, потом украли, и пожалуйста — готов образ мужественного банкира с впечатляющей мужской внешностью…

— Майя, отгадай загадку, — в ответ предложила Кира. — Висит груша, нельзя скушать. Что это такое?

— Ну? — прозвучало в трубке.

— Что «ну»? Тетя Груша повесилась!

— Да ну тебя. Шутки — шутками, а жизнь продолжается. Дважды вдова — это только начало женской истории.

Кажущаяся бессмысленной болтовня Майи имела свою четкую сверхзадачу. Вдова кинорежиссера всеми силами хотела вернуть Вакулу, тем более после того, как его шансы полезли вверх. Но таежник не очень поддавался на провокации и предпочитал держаться от Майи на расстоянии. Вот она и решила для достижения своей цели убедить подругу в необходимости завладеть сердцем Петелина. Тогда у них получится компания и Вакуле просто будет некуда деваться.

— Ты представь морду Ады, когда она узнает, что ее ставленник влюблен в тебя до беспамятства.

— С чего ты взяла, что он влюбится до беспамятства? — вяло поддерживала разговор Кира, сидя на ковре и пытаясь намазать глаз, держа в руке и кисточку, и сигарету.

— А разве в тебя влюблялись иначе?

— Он не такой. Для него самый большой кайф — пить пиво с копченой скумбрией и вытирать руки о штаны.

— Откуда тебе известно?

— Я к нему дважды заезжала на Сеченовский.

— Положим, не к нему, а к себе… а впрочем, здорово получается. Ты уехала от Артема, оставила почти все вещи, посуду, а теперь есть возможность вернуться назад и вместо бывшего мужа получить нового.

— Хорошо, что меня не испортил квартирный вопрос, — перефразировала Кира классика. — Даже если бы там оказался не какой — то Петелин, а Бандерае, я все равно не вернусь туда.

— Ну, хорошо, — сдалась Майя. — Но для меня ты можешь это сделать?

— Что именно?

— Организовать встречу — Петелин, Вакула, ты и я.

— Еще не хватало, чтобы я приглашала мужчину.

— Нет, важно твое согласие, а пригласит их Барин. Уж он найдет подходящее место… Чем плохо?

Кира вспомнила о навязчивой идеи Ядвиги, утверждавшей, что Петелин чуть ли не подарок судьбы. Как она ни любила прорицательницу, ее оценка Мстислава Перфилова не давала Кире покоя. Сравнивать Мстислава с этим — значит, просто не видеть чудовищного несоответствия. Хотя что можно понять по фотографиям? И тут в голове Киры блеснула шальная мысль! Взять и впрямь продемонстрировать Ядвиге свежеиспеченного банкира. Пусть она пообщается с ним, сама все поймет, а потом извинится за сравнение с Перфиловым.

— Ты заснула?! Отвечай! Что с тобой?! — кричала в трубку Майя, испуганная молчанием подруги.

— Нет, нет… нормально. Я подумаю. Вернее, я согласна. А Ядвига будет?

— Зачем нам Ядвига? — по интонации можно было понять, что, несмотря на стычку Вакулы с прорицательницей, Майя уловила в васильковых глазах нефтяного барона мужской интерес к красоте Ядвиги.

— Без Ядвиги ни за что.

— Ну, ладно… Барин без нее и не появляется. Всех баб бросил. В нищету вверг.

— Договорись с ними и перезвони.

Закончив разговор, Кира достала из ящика фотографии Мстислава Перфилова и разложила их на ковре, а под ними расположила валявшиеся на столе фотографии Петелина. И вдруг от удивления ойкнула.

На нее смотрели два разных непохожих человека, один из которых был интересней, привлекательней, загадочней и добрей. И им оказался — Евгений Петелин!

Больше всего на свете Баринов обожал устраивать праздники. На этот раз гости были приглашены на его дачу в Валентиновке. Занесенный снегом участок был приведен в порядок. Расчищены дорожки, из снега сделаны различные комические фигуры, елки и голые стволы огромных сосен увиты гирляндами лампочек. По крыше и стенам трехэтажного особняка пропущены разноцветные световые трубки. Через каждые полчаса в темное вечернее небо взлетали петарды, огненными астрами рассыпались фейерверки. Крутились, разбрасывая снопы искр, пиротехнические колеса. На площадке возле дома клубился ароматный дым от готовящегося в мангале шашлыка и парной баранины, жарящейся на решетке. Повара в высоких колпаках, официанты в красных жилетках и джаз — бенд, встречавший гостей на террасе, создавали ощущение грандиозного события. Возле распахнутых дверей встречал сам Барин в смокинге и наброшенной на мощные плечи собольей шубе.

С Вакулой он расцеловался троекратно. Смущенному барской роскошью приема Петелину протянул руку со словами:

— Эта рука вас никогда не подведет!

Дамы, обметая полами шуб пышные сугробы, взволнованно восхищались рождественской сказкой, устроенной добрым волшебником. Народа съехалось много. Барин любил щегольнуть своими знакомствами. А после того, как вице — премьер Суховей лично поддержал Петелина, новый председатель правления «Крон — банка» стал столичной знаменитостью. Этим и объяснялся легкий ажиотаж, царивший в загородном доме.

Царицей приема была несравненная Ядвига Ясная — затянутая в белое плотное платье с открытой спиной, в длинных до локтей серебристых перчатках на крепких изящных руках, с забранными в высокий узел платиновыми волосами, обнажившими матовые аккуратные уши с огромными бриллиантовыми подвесками.

Глядя на нее, и мужчины, и женщины не могли сдержать возгласов восхищения. Она царственно позволяла целовать руки и едва прикасалась щекой к тянущимся губам приятельниц.

Среди многих красавиц, сверкающих драгоценностями, платьями от Валентино, Гучи, Шанель, изысканнейшей косметикой, Кира являлась достойным противовесом светлой гамме Ядвиги. Она, как всегда, была во всем черном, но на этот раз не в облегавшем ее фигуру, словно срисованную с вечно юной Твигги, а в легком объемном шелковом пиджаке и ультракороткой плиссированной юбке, броско выставив напоказ стройные тонкие ноги. Редкая женщина, миновав девичий возраст, могла себе позволить подобное. Кира всегда умела выдерживать стиль. Ей удавалось выглядеть одновременно неприступно, порочно и легкомысленно.

Сопровождавший Киру Петелин старался не глядеть на нее. Она же не утруждала себя разговорами с ним. После пережитого шока с фотографиями, стоило ей увидеть его в реальности, как всколыхнувшиеся было чувства мгновенно угасли. «Вот оно, искусство фотографии!» — печально отметила Кира и пожалела, что согласилась на уговоры подруги.

Петелин же до последнего момента не знал, что встретится с ней. Баринов умело закрутил интригу. Сначала сговорился с Вакулой, а потом уже тот пригласил своего нового партнера. Когда Петелин сел в подъехавшую белую «БМВ» и увидел за рулем Киру, то поначалу хотел отказаться от поездки. Он хорошо запомнил два предостережения старухи: «Ты сам перед ними не расшаркивайся. Веди себя с достоинством» и «Не подходи к Кире. Хватит с нее Вакулы». Усевшись на заднее сиденье, он мучительно обдумывал свои действия, если вдруг Кира начнет с ним заигрывать. Ее несколько отстраненная декадентская красота его не прельщала. Он любил полных женщин. Поэтому сразу позавидовал Вакуле, который едва мог обхватить дородный круп Майи. С Кирой он чувствовал себя в напряжении и никак не мог разобраться, по чьему умыслу оказался в ее машине. По всему получалось, что Кира сама захотела на этот вечер стать его дамой.

Для сохранения душевного равновесия Кира уговорила приехать на прием Чиланзарова. Петр Наумович при всем своем брюзжании любил званые вечера. И был человеком светским. Единственное, что его раздражало, так это навязчивость потенциальных пациентов. Не было еще случая, чтобы ему дали спокойно отдохнуть. Как только выпивались первые рюмки, к нему устремлялись здоровые на вид люди, хватали под руку и без всякого позволения принимались шептать на ухо вопросы. Каждый хотел, чтобы ему немедленно был поставлен диагноз.

— На этот раз все кинутся к Ядвиге, — успокоила его Кира.

— Кроме меня! Запрещаю тебе нас знакомить! — категорически предупредил он.

Кира поклялась. Но совершенно забыла об этом, как только заприметила поднимавшегося на террасу Чиланзарова. Обняла его и тотчас повела в дом прямо к принимавшей у камина гостей прорицательнице.

— Ядвига, это мой друг и гениальный хирург Петя Чиланзаров!

— О… — благосклонно оценила Ядвига, — женщины должны позволять вам оперировать без наркоза.

— Они мне многое разрешают делать без наркоза, — подтвердил Петр Наумович, сочтя ее шутку вполне уместной.

Кира взглянула на горящие глаза Чиланзарова, на зардевшиеся румянцем щеки, на почти юношескую улыбку, озарившую его лицо, и поняла, что больше выступать против Ядвиги он не будет.

— Надеюсь, вас сегодня не замучают профессиональными вопросами? — продолжила Ядвига.

— Ах, если бы профессиональными! Мне рассказывала Кира, что вам тоже приходится не сладко.

— Со мной проще. Моих слов боятся.

— Я вас ни о чем не буду спрашивать, — кивнул седой шевелюрой Чиланзаров.

— Вы проживете долго и счастливо. Только пить старайтесь поменьше. С вашим сахаром шутить не стоит. И не лихачьте за рулем. Тем более что тормозные колодки у вашего «Опеля» пора менять.

— Убедительно. Но так я тоже умею, — решил не сдаваться на милость очарованию прорицательницы Петр Наумович.

— Ну, а как тебе Петелин? — вмешалась Кира, чтобы не допустить до ссоры.

Ядвига слегка повела круто выгнутой бровью.

— Петелин? А где он?

— Да вот же, рядом с Вакулой и Майей.

— Это не Петелин, — пристально посмотрев на указанного мужчину, констатировала Ядвига.

— Да как не Петелин? Ты просто забыла его.

— Нет. Отлично помню. Но это не Петелин.

— С ума с вами сойдешь! — возмутилась Кира. — Петя, посмотри, кто стоит с Вакулой и Майей у фонтана?

Петр Наумович не спеша достал очки, надел их, повернулся, долго всматривался и подтвердил:

— Петелин.

— Извините нас, коллега, — прорицательница взяла за руку Киру и отвела в сторону. — Поверь мне, этот человек похож на Петелина, но он не Петелин.

— Не может быть, — прошептала Кира.

— Может. Произошла какая — то подмена. Я это ощущаю на уровне биополей. Это страшный человек. Бойся его. Он хочет тебя убить.

От этих слов, вернее от серьезности и убедительности, с которыми они были сказаны, Кира едва не упала в обморок. Слегка покачнувшись, она закрыла лицо руками и словно во сне вспомнила фотографии… Как можно было не верить Ядвиге, если она сама, сравнивая фотографического Петелина и живого, поразилась несоответствию выражения лица и особенно глаз. На фотографии Евгений был щемяще милым, добрым, искренним человеком. Рядом с ним проигрывал даже глубоко засевший в душе Перфилов. А тот, что стоял рядом с Вакулой и Майей, излучал какую — то отрицательную энергию.

— Что же делать? — растерянно прошептала она.

— У тебя с ним уже что — нибудь было?

— Никогда! — возмутилась Кира.

— И хорошо.

— А где настоящий? — охваченная ужасом, спросила Кира.

— Пока не знаю.

— Его убили?

— Возможно.

Кира хотела возмутиться безразличию, с которым Ядвига отвечала на вопросы, но к ним подошел Чиланзаров.

— Судя по физиономии Киры, что — то случилось?

— Нет. Просто на лбу вашего Петелина крупными буквами написано: «Exitus Letalis».

— Что? — не поняла Кира.

— Исход смертельный, — задумчиво перевел Петр Наумович. Еще раз взглянув в сторону Петелина, он покачал седой головой. — Такие диагнозы на глаз я не ставлю.

Петелин, почувствовав пристальное внимание к собственной персоне, слегка занервничал. Он и так, помня наставления старухи, вел себя, как надутый индюк. Говорил через губу. С большими паузами. Смотрел поверх голов людей, желавших с ним познакомиться. Как ни странно, но такое поведение впечатляло. Особенно женщин. Одет Петелин был с иголочки. Постаралась Фрунтова. Темно — синий блейзер от Версачи, мышиного цвета брюки, яркий галстук — все помпезно, солидно и значимо. Лысая голова придавала ему степенность и уверенность в себе.

— На самом деле на душе у него было тревожно. Поэтому он почти не пил и согласился покинуть гостеприимный дом Баринова, как только Кира сообщила, что уезжает.

К тому времени она уже была изрядно пьяна. Откровения прорицательницы заставили заливать страх виски. Чиланзаров покрикивал на нее, но не помогало. От испуга Кира веселилась на всю катушку. Пела под аккомпанемент джаз — бенда частушки типа:

и при этом пританцовывала.

Уже выехав на трассу, неожиданно спросила Петелина:

— А вы не боитесь ехать с пьяной женщиной?

— Я и с трезвыми боюсь, — без всякого юмора признался тот, пристегнувшись к сиденью ремнем безопасности.

— Так, может, вас высадить?

— Да, пожалуйста. У меня жизнь только начинается.

— Ну, да храни вас Бог, — пожелала напоследок Кира, притормозив возле бензоколонки.

Информация о вечеринке в загородном особняке Баринова поступила к Ариадне Васильевне уже на следующее утро. С ранним визитом к ней в офис, Расположенный неподалеку от банка во флигеле старинного дома на Ново — Басманной, приехал начальник РУОПа полковник Симонов.

— Чем обязана? — выкатившись из — за стола в инвалидном кресле, спросила старуха.

— Это я обязан хранить ваш покой и благополучие, — заверил Симонов.

— Спасибо, что не забываете. У вас ведь, наверное, столько дел! Сплошные убийства. Уже после Артема — и Гена Волохов, и этот, ну… Суров. Тоже ведь связан был с нашей семьей.

— У меня как раз возникли опасения по поводу вашей невестки.

— Бывшей невестки, — уточнила Ариадна Васильевна.

— Пусть и бывшей, но боюсь, ей грозит опасность. Как, впрочем, и вам. Мне до сих пор не удалось встретиться с господином Петелиным. Допросить его. Снять показания. Сначала Смеян его прятал, а теперь и сам Смеян куда — то исчез.

— Ох, исчез, — подтвердила старуха. — Начальник службы безопасности банка — взял и исчез. Вам что — нибудь известно об этом?

— Нет. Ни дома, ни в банке, ни по привычным адресам его нет. Исчез он в день убийства Сурова, всякие бывают совпадения, но, согласитесь, это настораживает. Созданная следственная группа уже занялась расследованием этих самых совпадений. А к вам заехал просто по — товарищески, поговорить.

— Вот уж спасибо, — оживленно откликнулась Ариадна Васильевна, умело скрывая свою настороженность.

— Ну, какое там спасибо! До меня дошла информация, что ваша невестка и Суров…

— Бывшая невестка.

— Да, да, простите. Они собирались вылететь в Амстердам, где мадам Давыдова должна была в адвокатской конторе «Маркович и сыновья» получить завещание, по которому она становится наследницей господина Давыдова.

— Впервые слышу! — резко заявила Ариадна Васильевна. Резко, встряхнув своими фиолетовыми волосами, она подъехала к столу, закурила и, нервно разминая пальцами сигарету, повторила: — Впервые слышу! Все это вздор! Наследница я! Пожалуйста, могу предъявить все документы.

Симонов подошел к старухе. Подал ей пепельницу.

— Никаких документов. Как можно вас проверять! И тем не менее, они были бы уже в Амстердаме. Этому помешал Смеян. Приказал своим парням задержать Сурова. Но пока следил за Кирой, Сурову удалось ускользнуть от них. Судя по показаниям очевидцев, Смеян бросился за ними в погоню. В результате Суров убит, а мадам Давыдова каким — то образом избежала той же участи.

Старуха слушала убедительный рассказ Симонова и лихорадочно прикидывала, какую часть правды она имеет право открыть милицейскому начальнику. Чего она никак не могла предполагать, так это то, что подозрения падут на Смеяна. Странное стечение обстоятельств давало ей возможность чужими руками избавиться от полковника. Но для этого нужно было как можно дальше держаться от совершенного преступления.

— Вы — достойный человек, господин Симонов. Теперь я поняла, чем вызван ваш ранний визит ко мне. Многолетняя мужская дружба, которая связывает вас с полковником Смеяном, — вот причина. Но неужели вы поверили в то, что он убил человека? У меня это в голове не укладывается. Просто невозможно!

— Я не утверждаю. Но обстоятельства складываются не в его пользу.

— Кто вам наговорил эти чудовищные глупости об Амстердаме?

— Слава богу, ваша бывшая невестка… извините, мадам Давыдова вращается в тех кругах, где у нас есть свои люди. Информация моя абсолютно достоверна.

— И что же получается?

— Мы вынуждены будем найти и арестовать полковника Смеяна. Кроме этого, я хотел бы с вашего разрешения встретиться с господином Петелиным.

— Зачем?! — насторожилась Ариадна Васильевна.

— Петелин обязан Смеяну своим освобождением и не исключено, что будет выполнять все его приказания.

— Пока он беспрекословно выполняет мои приказания.

— Пока. Вам трудно понять, насколько серьезны планы преступников. Если бы вместе с Суровым погибла Кира Юрьевна, то тогда бы, не скрою, подозрения пали и на вас.

— Еще чего?! — воскликнула Ариадна Васильевна и приподнялась в кресле. — Не забывайтесь, полковник! Я — несчастная мать убитого сына! А вы вместо того, чтобы найти убийцу, собираетесь обвинить меня?! О… это неслыханно!

Симонову пришлось долго усаживать ее в инвалидное кресло.

— Факты, Ариадна Васильевна, факты… упрямая вещь, — приговаривал он. — Убийство Киры Юрьевны расценивалось бы как устранение конкурента. А кому это выгодно? Но, повторяю, этого не случилось. Значит, Смеяну удалось объединить вокруг себя и вашу бывшую невестку, и Петелина. В таком случае над вами нависла реальная опасность. Не исключено, что от вас в ближайшее время постараются избавиться.

— Как избавиться?! — с наигранным ужасом вновь воскликнула старуха, хотя в душе совершенно успокоилась и поняла, что бояться ей больше нечего.

— Избавиться значит убить.

— Не пугайте меня, господин Симонов. Я старая больная женщина. Все свои права очень скоро передам Евгению Архиповичу Петелину. И отойду от дел.

— Пока вы во главе банка… — начал было Симонов, но старуха его прервала:

— Подождите, хватит ваших страшилок. Меня давно не устраивает Смеян. Артем его держал из дружеских привязанностей. А я категорически хочу от него избавиться. Виноват он или нет, мне — то что до этого. Если вы и впрямь озабочены моей безопасностью, порекомендуйте человека на должность начальника службы безопасности банка. Буду очень признательна.

Симонов сделал несколько шагов по кабинету. Остановившись, задумался. Снова подошел к старухе.

— Предложение серьезное. Ведь, насколько мне известно, «Крон — банк» собирается приватизировать «Сибирсо». Создается крупнейший в стране консорциум. Тут нужен человек очень крупного масштаба.

— Именно, именно… — вздохнула Ариадна Васильевна.

— Что ж… вы обратились как раз по адресу. Скорее всего через несколько дней я сам смогу принять это предложение.

От такого признания Ариадна Васильевна чуть не вывалилась из кресла. Впившись пальцами в хромированные колеса, она усилием воли заставила себя подавить радостные интонации.

— Вы такой большой начальник! Даже неловко…

— Сегодня начальник, завтра безработный, — философски заметил Симонов.

— Я польщена вашим предложением, — старуха скривила в улыбке страдальческие губы. — Лучшего и желать нельзя. Можно спокойно умирать. Вы не дадите всяким проходимцам погубить дело всей жизни моего сына.

— Зачем же умирать? Я постараюсь, чтобы вы ни В чем не нуждались и ничего не боялись.

— Спасибо. Надеюсь, вы защитите меня от всяких бывших…

— Дело нескольких дней. Рад был вас навестить. Будем держать связь по телефону. Кстати, а почему вы вчера не присутствовали на приеме у Баринова в честь нового альянса «Крон — банк» и «Сибирсо»? Ваш протеже там впервые появился под ручку с Кирой Юрьевной, и, судя по отчету, уехали они из загородного дома вместе.

Ариадна Васильевна ничего не смогла ответить, кроме классической фразы:

— Стара я, батюшка, по презентациям шастать. А что, весело там было?

— Кира Юрьевна пела матерные частушки. Имела большой успех.

— Придется ее похвалить за это, — сдержанно отреагировала старуха.

— Ну, так прощаюсь с вами ненадолго. Симонов приложился к старческой руке и вышел. Ариадна Васильевна достала еще одну сигарету.

Закурила. И вдруг глухо рассмеялась. Она — то испугалась, решив, что Симонов приехал предъявить ей обвинение в убийстве. А он, как всякий госслужащий, рыскал по Москве в поисках теплого местечка.

Смеялась, правда, недолго. В просьбе начальника РУОПа крылось плохое предзнаменование. Симонов был всецело человеком Суховея. И его возможная отставка ставила под сомнение прочность позиций самого вице — премьера. А это уже напрямую затрагивало интересы «Крон — банка». Пренебрегать такой информацией, даже если в ней правды на ломаный грош, было бы неосмотрительно. А уж то, что Петелин позволил себе разъезжать с Кирой по банкетам, требовало незамедлительного пресечения.

Глава 37

События на политической сцене России иногда начинают развиваться с такой быстротой, что даже самые дальновидные стратеги и провидцы не поспевают подготовиться к их непредвиденным результатам. Не успела Ариадна Васильевна вызвать к себе Петелина, как в кабинет офиса на Ново — Басманной ворвалась Фрунтова и со слезами на глазах сообщила, что полчаса назад по «Эху Москвы» сообщили об отставке Суховея.

— Так не бывает… — еле вымолвила старуха.

— И все же случилось!

— А как же мы?

— Как фанера над Парижем, — сдерживая рыдания, определила Фрунтова.

— Неля, нужно что — то срочно делать! Где Петелин? Где Вакула? — от нервного перенапряжения она принялась кататься в кресле по всему кабинету.

— Вакула? Он здесь не появится.

— Это еще почему?

— Потому что на место Суховея идет Виктор Андреевич Покатов!

— Кто тебе сказал?

— По слухам…

— Постой, постой… давай успокоимся, — Ариадна Васильевна, закурив, вызвала секретаршу и потребовала кофе.

— И коньяк! — добавила Фрунтова.

Старуха подъехала к журнальному столику, Неля Стасиевна села в кресло и, как только заказ был исполнен, дрожащей рукой выпила целую рюмку.

— Сердце, сердце останавливается… — продолжала причитать она.

— Ты как — то излишне убиваешься, — подозрительно глядя на нее, оценила Ариадна Васильевна.

— Так ведь Покатов наш враг! Он спит и видит проглотить «Крон — банк».

Стальной характер Ариадны Васильевны не позволял ей впадать в панику. Несмотря на возраст, она обладала быстрой реакцией и резкой сменой отношения к возникающим проблемам. Тот, кто был еще вчера преданным другом, мог мгновенно превратиться в опасного врага, и наоборот. Но лить крокодиловы слезы подобно Фрунтовой она не собиралась.

— Попробуем обсудить создавшееся положение, — окончательно взяв себя в руки, предложила она и отпила из чашки горячий крепкий кофе. — То, что Олег Данилович присутствовал на презентации, говорит о многом. Он, в отличие от нас, знал или во всяком случае предполагал, что маячит отставка. А коли так, значит, у него есть какие — то планы относительно приватизации «Сибирсо». Все документы подготовлены. Время аукциона определено. Кроме нас, никто заявки не подал. Остается только благодарить Суховея, больше он нам не нужен. Благородный человек. Его поступок продиктован любовью к Артему. На том ему и спасибо. Начнем дружить с Покатовым. Мне говорили, он любит деньги… да?

— Как все. Только с нами в эти игры играть не сядет. У него своя команда.

— Гадать не будем. Лучше представим себе, как в этой ситуации поступил бы Артем.

— Протянул бы руку помощи, — вытирая салфеткой слезы, предположила Фрунтова.

Гримаса презрения исказила высохшее лицо Ариадны Васильевны.

— Вряд ли… Когда тонут такие крупные фигуры, лучше держаться подальше, чтобы не затянуло в воронку… Артем сыграл бы на опережение и протянул руку помощи тому, кто готов занять кресло вице — премьера… Так говоришь, Покатов?

— Виктор Андреевич.

— Кто с ним близок?

— Кира. На презентации он ходил с ней в обнимку, — дерзко ответила Фрунтова, осознавая, какой фитиль поджигает.

Информацию старуха переварила молча. За все годы совместной жизни с Артемом бывшая невестка не проявила и сотой доли той активности, которую проявляла сейчас. Куда бы ни повернулась, о чем бы ни подумала Ариадна Васильевна, всюду натыкалась на нее. От этого ее ненависть разгоралась с новой силой, она была готова задушить Киру собственными руками. После визита Симонова старуха пожалела, что не согласилась с предложением Петелина застрелить обоих. Не было бы лишней проблемы.

— Значит, используем и ее, — сказала она, стиснув зубы.

Фрунтова подняла на нее удивленные глаза. Ее всегда поражало умение Ариадны Васильевны принимать парадоксальные решения.

— Вы хотите встретиться с Кирой?

— А почему нет? Пора заканчивать дурацкую историю с завещанием. Чего доброго, еще пристрелят дуру. Я сейчас поеду домой. Здесь оставаться небезопасно. Смеян предал меня — хочет моей смерти. Всю его службу нужно выбросить вон. На днях у нас будет новый начальник. Он приведет своих людей.

— Кто?

— Узнаешь. Возвращайся в банк и предупреди Петелина, чтобы срочно ехал на Сеченовский, закрылся на все засовы и без моего разрешения носа не показывал. В его отсутствие контролируй Усикова. Разыщи Киру. Привези ее ко мне. Да смотри, чтобы за вами никто не увязался.

— Неужто все так серьезно? — охнула Нелли Стасиевна, театрально обхватил пухлыми руками голову.

— Не знаю. Во всяком случае, Артем поступил бы так.

В течение двух часов Олег Данилович Суховей лишился кабинета, кремлевских телефонов, охраны и персонального «Мерседеса». Вышел из третьего подъезда Белого дома, пройдя мимо дежурного, впервые не отдавшего ему честь, и сиротливо бросил взгляд на подъехавшую «Волгу». В последний путь из правительства было принято провожать без помпы. Человеку одним махом отсекали все, ставшие привычными, привилегии, чтобы он не питал никаких иллюзий по поводу случайности происшедшего.

За чугунной оградой у ворот толпились репортеры, держа наготове камеры и микрофоны в предвкушении кровавой добычи. Говорить о своей отставке Олег Данилович не собирался. Хотя внутренне готовился к ней давно и имел несколько вариантов объяснений происшедшего. Однако опустошенность, которая вдруг влезла в душу, подобно промозглой простуде, подавила всякую способность к действиям. Апатия пудовыми гирями давила на плечи, отчего он ссутулился и поник головой. Боком подошел к «Волге», сел на заднее сиденье и на немой вопрос водителя «куда вести?» растерянно пожал плечами.

Водитель попался понятливый. Отвернулся и углубился в чтение замусоленной книги.

Домой в московскую квартиру Олег Данилович ехать определенно не хотел. Отвечать на вопросы, выслушивать утешения, отшучиваться и успокаивать жену никакого желания не испытывал. На даче боялся одиночества. Поэтому в конце концов склонился к запасному варианту.

— В Баковку, — неуверенно произнес он.

— Запросто! — отозвался водитель, обрадовавшись столь короткому маршруту.

Суховей бесцельно смотрел через окно на пестрящую заплатками рекламных щитов вечернюю Москву. Последние несколько лет Кутузовский проспект, по которому на высокой скорости проносился его «Мерседес», был единственной реальной ниточкой, связывавшей его с обычной жизнью. Но даже в машине Олег Данилович просматривал бумаги, разговаривал по телефону, давал распоряжения, пил кофе.

Поэтому мелькавшие за тонированными стеклами дома, магазины, пешеходы сливались для него в один общий фон. Сейчас заняться было нечем. «Волга» двигалась в едином потоке машин, застревая в незначительных пробках. Жизнь за окном тянулась в замедленном ритме, словно кино, снятое «рапидом». Он различал не только названия магазинов типа «Хороший», но и лица людей, озабоченно покупавших у уличных торговок зелень возле углового магазина, удостоенного посещением президента. Впервые Суховея поразило количество яркой броской рекламы, рассвеченных золотистыми лампочками деревьев, новых фасадов домов, маленьких магазинчиков. Привела в восторг парившая над проспектом в сонме световых бликов Триумфальная арка. Удивили алые струи фонтанов на Поклонной горе и аккуратные ряды фруктовых деревьев напротив.

Каждый день, дважды проезжая по этому маршруту на Рублевку, он не замечал всех этих изменений.

— Смотри, как красиво, — невольно вырвалось у него.

— Скоро снова Россия будет во мгле, — проявил осведомленность водитель.

Суховей мрачно усмехнулся. Он не был расположен размышлять ни о судьбах страны, ни о собственной судьбе. Вглядываясь в тянувшуюся за окном действительность, впервые осознавал себя простым смертным человеком, который завтра сможет вот так же усталой походкой идти по скользкому тротуару, ругать цены, правительство, страну. От этого стало еще горше. Олег Данилович никогда никого не жалел, и в том числе себя. Он был из тех, кто не умел расслабляться. Поэтому точно знал, что уже завтра начнет новое восхождение и снова жизнь за окном автомобиля сольется в один неразличимый безликий поток.

— Баковка. Куда дальше? — вывел его из задумчивости голос водителя.

— А, да. Хорошо. Давай влево вон к тем зеленым воротам.

«Волга» остановилась возле кирпичного забора, за которым виднелся величественный трехэтажный дом с овальными эркерами.

— Свободен, — на прощание сказал Суховей и вылез из машины.

Калитку открыл ему мрачного вида парень и, не проявив никакого уважения к сановной особе, коротко сообщил:

— Только перед вами приехала.

Олег Данилович быстро проследовал в дом. Бросил пальто на руки возникшей горничной и широко распахнул стеклянные двери, отделявшие холл от парадной залы. На диване в одном из эркеров, свернувшись калачиком, лежала и громко плакала Нелли Стасиевна Фрунтова.

Их роман начался еще в студенческие годы в одной из аудиторий «Плешки» после очередного выступления в КВН. Фрунтова в те годы была худенькой очаровательной блондинкой — хохотушкой, волновавшей сокурсников большой, обтянутой синим свитером грудью и короткой белой мини — юбкой, нагло открывавшей плотные ноги с крутыми бедрами. Глядя на Нелю, у многих возникало желание хлопнуть ее по игривому заду. Хлопок Суховея оказался не первым, но желанным.

К окончанию института их уже воспринимали как молодую семью. Но неожиданно для всех они расстались. Суховей был призван в армию, а Нелли Стасиевна вышла замуж за немолодого дальнего родственника. Лет через десять они снова встретились и почувствовали старую тягу друг к другу. К тому времени Фрунтова уже сдала своего мужа в привилегированный дом ветеранов партии и жила одна в большой кооперативной квартире. А Суховей работал в науч — но — исследовательском институте, с трудом сводил концы с концами, чтобы прокормить жену и двоих детей. Внезапный роман вспыхнул с новой силой и закончился прочной дружбой. Началась перестройка, понадобились люди, умевшие считать деньги. Фрунтова, продолжая работать в отделе бухгалтерского учета МПС, консультировала несколько кооперативов, что дало ей возможность внедрить своего любовника в бизнес, а потом и в политику. Дальше Олег Данилович сам пошел семимильными шагами, все реже вспоминая о Фрунтовой. Но когда она благодаря Ариадне Васильевне стала главным бухгалтером «Крон — банка», вспомнил о нержавеющих чувствах. Любовные радости уступили место партнерским отношениям. Банк получил правительственную поддержку. Артем Давыдов даже не представлял, кому обязан таким расположением власти к нему. Контакты между Фрунтовой и Суховеем оставались в глубокой тайне. Теперь, после отставки Олега Даниловича, им предстояло пережить еще одно испытание.

— Почему слезы? — спросил он с порога.

— Думал, буду радоваться? Столько сил потрачено!

— Отставка была неизбежна, поэтому горевать не о чем.

Он подошел к лежавшей на диване Фрунтовой и провел по ее жестким, покрытым лаком волосам. Поморщившись, Суховей отошел к камину, над которым возвышалось большое зеркало. Внимательно посмотрел на свое отражение. Никаких симптомов нервного потрясения на лице не было.

— Тебе что — нибудь предложили? — спустив ноги с дивана, спросила Фрунтова.

— Старик отказался со мной говорить. Остальные как воды в рот набрали. Они хотели, чтобы я ушел по — английски.

— А ты?

— А я, уходя по — английски, послал их по — русски… — Суховей сделал паузу, вздохнул и закончил. —

В душе. Сегодня мое молчание стоит дороже, чем ракетно — зенитный комплекс С — 300. От меня решили откреститься. Но пока я буду молчать, никто никаких претензий ко мне не предъявит. Поэтому надо действовать быстро.

— Ты имеешь в виду консорциум?

— Естественно. Надеюсь, твой Петелин послушен?

— Он не мой. А Ада собирается делать ставку на Покатова.

Суховей оторвался от зеркала, резко подошел к ней, сел рядом на диван.

— С ума сошла?! Тогда какого хера освобождали место председателя?! Ты поклялась, что после ликвидации Артема банк будет в твоих руках!

— Разве я могла представить, что старуха доверится первому встречному мудаку! — в свою очередь повысила голос Нелли Стасиевна.

Суховей схватил ее за мягкое покатое плечо и притянул к себе. Глядя в упор, тихо произнес:

— Знаешь, во сколько обошелся Артем?

— Знаю, платила я!

— Из общей доли, — грубо напомнил он.

— Ты сам просрал ситуацию! — вспылила Фрунтова. — Залег на дно, вместо того чтобы подписать указ о приватизации «Сибирсо»! Испугался!

Звонкая пощечина отбросила Нелли Стасиевну на спинку дивана.

— Заткнись! Не твоего ума дело. Своди свой дебет — кредит и не лезь в политику! Старик неделю косо смотрел на всех после этого убийства. Нужно было выждать. А тут еще взрыв на Ваганьковском! Какие мерзавцы его устроили? Столько шума и никакого толка!

— Кто устроил, того уж нет… — сгорая от обиды, затемнила Фрунтова. Встала и пошла в ванную комнату, не собираясь отвечать на вопрос отставного вице — премьера — «Так кто же устроил?!».

Суховей развалился на диване, положив ноги на широкий подлокотник. Его отношение к бывшей любовнице всегда определялось силой и грубостью. Он с ней не церемонился. И только поэтому держал в подчинении. Фрунтова, сама державшая в страхе и друзей, и врагов, трепетала перед ним. Любое противодействие с ее стороны подавлялось Суховеем жестоко и часто несправедливо.

Вернулась Неля Стасиевна со свежим, приведенным в порядок лицом, ярко намазанными пухлыми губами, демонстративно застывшими в фарфоровой улыбке.

— Дурак, — миролюбиво ответила она на нанесенное оскорбление. — Нельзя себя так распускать. Потеря кресла — не потеря задницы. Найдем для нее достойное место.

— Кто устроил взрыв? — Суховей не хотел уходить от важного вопроса.

— Суров.

— Почему?

— Потому что его убили.

— Потрясающая логика!

— А ты поменьше задавай вопросов. И вообще привыкай к правилам нашего бизнеса — не вложил деньги, не спрашивай.

— Хорошо. Суров, так Суров. Его нет. А Покатов тем временем садится в мое кресло. Понимаешь, что это значит?

— Естественно. Он твой враг. Даст дорогу «Европейскому альянсу», который сожрет и «Крон — банк», и «Сибирсо»…

— И пойдем мы, солнцем палимые… — обреченно закончил Суховей.

Фрунтова присела на диван возле его ног.

— Он, в отличие от тебя, выжидать не будет. Но теперь многое зависит от позиции Петелина. Вернее, старухи. Она готова броситься в объятия нового вице — премьера.

Олег Данилович, приподнявшись, поцеловал Фрунтову в щеку и тихо спросил:

— А почему она до сих пор жива?

— Теперь уже поздно задавать этот вопрос, — в тон ему ответила Фрунтова.

— Старому человеку умереть никогда не поздно.

— В тебе все еще говорит вице — премьер. Не скоро от этого избавишься. Привык, что каждое твое распоряжение выполнялось беспрекословно и никто не смел перечить. Забудь об этом. Теперь у тебя не больше прав, чем у бомжа с Киевского вокзала. Привыкай к ответственности. Пока ты вне подозрений. Но любой неверный шаг вызовет кучу компромата. Желающих закопать тебя больше, чем могильщиков на всех московских кладбищах.

Суховей вынужден был смириться с тем, что бывшая любовница лучше разбиралась в бытовых вопросах. Спустившись с заоблачной вершины, он ощущал себя человеком, попавшим в чужую страну с незнакомыми ему обычаями и правилами.

— Короче, что предлагаешь?

— Спрятать гордыню в карман, напрячь все связи и, не дожидаясь, пока у Покатова пройдет эйфория от успеха, начать против него войну. Обвинить в коррупции. Доказать, что он через Сарояна пытается передать контроль над «Крон — банком» и «Сибирсо» в руки иностранцев.

— А факты?

— Ты начни, а факты тебе принесут. — Кто?

— Кто на этом захочет заработать. Таких много во всех сферах.

— А если не принесут?

Фрунтова обняла Олега Даниловича и прижала его голову к своей все еще пышной груди. Погладила по голове, словно неразумное дитя.

— Принесут. Рынок есть рынок. Этого дерьма на нем в избытке…

Глава 38

Жизнь в «рае для богатых» текла своим чередом. Ничто не нарушало элегическую атмосферу, царившую в подземелье. Евгений был одним из немногих, кто с жадностью смотрел телевизор. Большинство обитателей уже отказались от этой дурной привычки и понятия не имели, что там за стенами особняка творится. Каждый из них проходил подобный период адаптации и тоже поначалу не отрывался от экрана.

Между тем в стране наступила весна. О ней объявили в программе «Время». Евгению ужасно захотелось вдохнуть свежий, пахнущий грязью и апельсинами легкий оттаявший воздух. Однако, судя по репортажам, в Москве продолжал мести мокрый противный снег. На душе было тошно и скверно. Поэтому обрадовался стуку в дверь. Открыл. В комнату вошла Лиса Алиса. Она была в невероятном ярко — желтом платье с глубоким вырезом, обнажавшим подтянутые округлости грудей.

— Чем занимаешься? — спросила она, стрельнув по комнате маленькими колючими глазками.

— Весну встречаю.

— Где ты ее видел?

— По телевизору.

— Глупости. У нас встречают только смерть. Все остальное уже неважно, а впрочем… — она, сбросив туфли, залезла на застеленную покрывалом постель, — можно и за весну.

— Зачем пришла?

Со дня первой встречи их отношения развивались спонтанно. Евгений, погружаясь в мечты и грезы о Кире, напрочь забывал о существовании Василисы. Ее это злило и заставляло мучиться. Ни один мужчина не позволял себе такого безразличия к ней. Но, возможно, именно поэтому она настаивала на новых встречах. Обычно они заканчивались пьянкой, реже скандалом, еще реже бешеной животной страстью, бросавшей их в объятия друг к другу. Об этих минутах они потом старались не вспоминать. Евгений из — за досады за пошлую измену своему идеалу. Лиса Алиса — чтобы не признаваться себе в зародившемся чувстве.

— Скучно. Ты тут весну встречаешь, а у меня менструация закончилась.

— Налить шампанского?

— Налей. И выключи этот дурацкий телевизор.

— Пусть работает. Все — таки жизнь. Весна… Появление Василисы не вызвало в нем никаких эмоций. Но удивили минорность и задумчивость ее настроения. В ней не было привычной агрессии, жесткости, стремления с первой минуты подавить его волю.

— Иди же… — призывно потребовала она странным грудным голосом.

— Что — нибудь случилось? — удивленно спросил он, наполнив бокал шампанским.

— Раз жива, значит, еще не случилось.

— Тогда выпьем за то, что пока живы! — предложил он ее любимый тост. И чокнулся с ней початой бутылкой виски.

— Лучше за нашу встречу. Не сегодняшнюю, а вообще… В моей жизни было много мужиков. Разных… но не таких. Если бы я встретилась с тобой там, то наверняка не распознала бы своей удачи. Промчалась бы мимо… а здесь мчаться некуда. Здесь нет ничего, кроме тебя… и оказалось достаточно!

Признание озадачило Евгения. Давно женщины не признавались в своих чувствах к нему. А в нынешнем положении и говорить об этом было как — то глупо.

— Тут много интересных людей, — еле внятно пробормотал он.

— Дурак! — обиделась Василиса. Допила шампанское и бросила бокал на пол. Он, не разбившись, упал на толстый ворс ковролина.

Евгений подхватил бокал.

— Зачем же кидаться? Сама каждый раз заявля — ешь, что я дерьмо. Все зависит от настроения… Куда нам деться друг от друга?

— Тоже чувствуешь это? — с надеждой потянулась она к нему.

— Чувствую, — соврал Евгений. Присел на постель, обнял ее за бедра.

— Иди же ко мне, — простонала Василиса.

— Еще выпьем. Дать тебе что — нибудь закусить?

— Вот дурак, ну идиот!

Ее руки вцепились в ворот фланелевой рубашки, да так крепко, что Евгений ощутил легкое удушье. Сопротивляться было не то что бесполезно, а как — то неудобно. Поэтому он уткнулся лицом в ее мягкий живот и принялся целовать платье, ощущая губами через легкую материю шрам от кесарева сеченияВасилиса отозвалась легкими стонами, перешедшими в истеричные придыхания. Подтянула Евгения к себе и усыпала страстными поцелуями его лицо. Ее настойчивость не столько возбуждала, сколько вынуждала соответствовать требованию распаленного тела. Евгений закрыл глаза и потонул в цепких порывистых объятиях.

Василиса не любила долго залеживаться на спине. Несмотря на полноту широкой без талии фигуры, она ловко перевернулась и поднялась на колени. Евгений последовал за ней и оказался лицом к телевизору. На экране мелькали знакомые лица. Шел сюжет о презентации «Крон — банка». И вдруг крупным планом возникла Кира…

Евгений замер.

— Не медли, — стонала Василиса, уперевшись головой в руки.

О каком продолжении можно было говорить, когда он увидел Ее?! В следующее мгновение, грубо оттолкнув от себя застывшее в жадном ожидании тело, скатился с постели на пол и на четвереньках, не спуская глаз с экрана, подполз к телевизору.

Что кричала оставшаяся сзади Василиса, он не слышал. Оператор с завидной настойчивостью возвращался к Кире, кадровал ее напряженное лицо с огромными грустными глазами, с усталой безразличной улыбкой. Волосы у нее были забраны назад, открывая тонкий вытянутый профиль со слегка выдававшейся вперед нижней челюстью, что делало ее надменной, властной и непостижимой.

О большем счастье Евгений и мечтать не мог. Сколько вечеров он провел перед телевизором, постоянно прыгая с канала на канал в надежде услышать хоть слово о своей несбыточной мечте. И вот свершилось — он ее увидел! Видел! Нет, не видел, пожирал взглядом. Каждый раз шумно вдыхал в себя возникавшее изображение. Трепетал от немыслимой красоты, оттого, что она существовала на свете.

Кроме Киры, в кадре появились еще знакомые лица. Ариадна Васильевна, Суховей, Крюгер. Но на них он не акцентировал внимания. Присутствие Киры затмило все. Евгений даже, не понял, что его двойник вступил в права председателя правления «Крон — банком». Его это совершенно не интересовало.

— Подлец! — зайдясь в истерике, закричала ему прямо в ухо Лиса Алиса и что есть силы ударила его по голове бутылкой шампанского.

В глазах Евгения яркой вспышкой выключился экран, и он повалился в черноту. Ему казалось, что сейчас она кончится и он окажется рядом с Кирой. Но чернота, подобно длинному глухому темному коридору, никак не кончалась. А он все летел и летел вперед…

Когда сознание вернулось к Евгению, первое, что он увидел, открыв глаза, был лежавший на пустой постели черный смокинг. «Ага, — подумал Евгений. — Сейчас они будут меня хоронить». Эта догадка не вызвала никакого испуга. Более того, казалась абсолютно логичной и закономерной. Ведь до этого произо — шло что — то такое, после чего жить было бессмысленно. Но что именно произошло, он не мог вспомнить. Какое — то великое, светлое событие, о котором он мечтал всю жизнь. Больше удивили возникшие где — то вверху голоса.

— Оклемался? — спросил мужской голос.

— Наложу еще один шов для надежности.

— Голову бутылкой прошибить трудно. Меня били раза четыре, и ничего.

Голоса показались Евгению знакомыми. А после того, как мужской спросил:

— Может, пусть перенесут на постель? — стало ясно, что он принадлежал Дану. Это открытие окончательно вернуло Евгения к действительности, и он попробовал приподняться. Но ласковая женская рука не позволила ему сделать это.

— Не двигайся, не двигайся.

Пришлось подчиниться. Несколько болевых уколов справа от макушки заставили его застонать.

— Все, все, все, — заверещал женский голос, и к лицу Евгения склонилась Анастасия. Та самая, которая обмывала его в джакузи. Уже потом выяснилось, что делала она это не ради сервиса, а чтобы изучить тело клиента. Ведь двойник должен был обладать всеми характерными признаками оригинала.

— Ты… — разочарованно отреагировал Евгений.

— Хотелось бы увидеть Лису Алису? — насмешливо предположила она.

— А что с ней?

— С ней все в порядке, если не считать истерики. Сказала, что ты — сволочь и за это она тебя убила.

— Убила? — от удивления Евгений приподнялся и увидел сидевшего в кресле у стола Дана.

— Дура — баба, — прокомментировал тот. — Устроила переполох. Бутылкой огрела. Хорошо, что от шампанского. От такой бутылки особого вреда не бывает. По себе знаю. Полежишь, отойдешь.

— А костюм для чего?

— Вечером наденешь. Сегодня прощальный ужин.

Евгений вздрогнул. За время, проведенное в особняке, он еще ни разу не присутствовал на ритуальном убийстве в качестве полноценного участника.

— У меня голова кружится. Не дойду, — попытался отговориться он. Но не тут — то было.

— Дойдешь, дружище, — рявкнул Дан. — Анастасия вкатит тебе морфий. На прощальном ужине присутствуют все без исключения. Иначе остальные могут обидеться. А у нас здесь все равны.

— Сам встанешь или кликнуть охрану? — заботливо спросила Анастасия.

Евгений, превозмогая боль в голове и дрожь в ногах, добрался до кровати, лег и только тогда понял, что на теле нет никакой одежды. Ему стало стыдно. Причем ни перед Анастасией, а перед Даном. Но тот махнул рукой и вышел из комнаты.

— Чего — нибудь хочешь? — спросила Анастасия, заботливо накрыв его одеялом.

— Не коли мне морфий, — попросил Евгений.

— Как вести себя будешь.

— Дай виски.

— Сейчас тебе нельзя. — Дай!

— Как хочешь.

Анастасия протянула ему бутылку. Евгений сделал несколько глотков и повалился тяжелой головой на подушку…

… Когда он проснулся, Дан снова сидел в кресле возле письменного стола.

На этот раз у Евгения болела вся голова, а не только справа от макушки, куда нанесла удар Лиса Алиса.

— Дружище, у меня возникло к тебе несколько вопросов, — бодро объяснил Дан. На нем был все тот же черный кожаный френч, кожаные брюки с клепками по бокам и «казаки» со скошенными каблуками.

Во всем этом он был на прощальном ужине в первый день их знакомства.

— Не вводите мне морфий. Я согласен, — предупредил Петелин.

— Это радует, — Дан, придав своему лицу озабоченное выражение, небрежно достал из нагрудного кармана френча окурок сигары. Прикурив, он выпустил дым и продолжил: — Мне рассказали, что ты с особым интересом следил по телевизору за презентацией «Крон — банка»… Так?

— Лиса Алиса сказала?

— И кроме нее, достаточно осведомителей. Что тебя интересовало? Твой двойник?

— Да, — с готовностью подтвердил Евгений, совершенно не собираясь выворачивать перед Даном душу.

— Врешь! Со мной, дружище, такие номера не проходят.

Утихшая было боль в голове возникла с новой силой. Скривившись, он попытался спрятаться за нее.

— Очень болит голова.

— Плевать. У меня есть отличное средство от головной боли. Не заставляй его применять, — в подтверждение сказанному Дан жестом продемонстрировал, как легко отрезает никчемные головы.

— На презентации было много народа. Мать Артема Давыдова. Она ко мне очень хорошо относилась. Был вице — премьер… Бизнесмены… Бывшая жена Артема…

— Стоп! С этого момента поподробней. Что у тебя с ней было?! — судя по количеству выпускаемого дыма, невозмутимый Дан нервничал.

— Ничего, — твердо произнес Евгений и потянулся к бутылке.

Дан не препятствовал этому порыву. Более того, подставил стакан, чтобы налил и ему.

— За твою любовь! — приподняв тяжелые веки, по — приятельски предложил он.

Евгений выпил молча.

— Не надо об этом.

— Надо! Твой двойник до сих пор не знает, как себя с ней вести.

— Между нами ничего не было… — словно оправдываясь, заверил Евгений.

— Послушай, мне наплевать на всякие там любовные подробности. Но у нас возникли проблемы. Твой двойник по просьбе старухи застрелил бывшего мужа Киры.

— Артема? — не понял Евгений.

— Какого Артема? Сурова! Алексея Гавриловича Сурова. Ты с ним не знаком? — удивился Дан.

— Нет. А за что его убили?

— По глупости. Старуху кто — то убедил, что он убийца ее сына. Такая вот лажа.

— Он не убивал? — напрягся Евгений. Ему самому было крайне важно узнать, кто стоял за убийцей.

Дан раздраженно качнул головой.

— Сто процентов. Он хотел воспользоваться ситуацией и прихватить с нашей помощью «Крон — банк», а потом и «Сибирсо». Но видишь, какая ошибка вышла.

— Что я должен сделать?

— Давай определим дальнейшую линию поведения твоего двойника. Может, ему лучше делать ставку на Киру? Пусть начнет там трали — вали о любви…

От этих слов у Евгения закружилась голова. Еще немного, и он снова потеряет сознание. Представить себе, как двойник — урод пристает к Кире, было выше его сил. Ему стало бесконечно жалко Киру. За ее спокойствие нужно было бороться. Даже здесь, отрезанный от всего мира, он обязан был защитить ее.

— Ничего у него не получится.

— Почему?

— Потому что у меня не получилось.

В ответ Дан рассмеялся глухим нерадостным смехом. Выдохнул дым прямо Евгению в лицо.

— Есть анекдот — «Послали дурака в разведку, выяснить, пройдут танки через село или нет. Он возвращается весь оборванный и говорит — не пройдут. А почему? — Потому что в селе злые собаки!». Понял? У тебя и с Лисой Алисой не получилось бы. Если бы сама не запихнула! Ха — ха — ха — ха, — снова рассмеялся он.

Евгению было не до смеха. На полном серьезе он принялся объяснять, что Кира совсем не такой человек.

— Она другого полета. Ее не волнуют деньги. У нее все есть. К ней нельзя прикадриться. Там все сложно. Путь к ее сердцу лежит через массу душевных нюансов. На это нужны годы и великая жертвенная любовь. Но и она ничего не значит, если Кира сама не почувствует потребности в этом… — Евгений мог бы говорить долго и откровенно. Но Дан перебил его:

— Вот ты все и рассказал! Ничего ты в бабах не понимаешь! Русская пословица гласит: «Какая барыня ни будь, все равно ее… используют по назначению… »

— Нельзя! — закричал Евгений, вскочив на ноги, и уже хотел броситься на Дана, но получил жестокий удар ногой в живот и рухнул на кровать.

— Тебе лежать положено. Закончим этот разговор. Главное я выяснил. Ты в нее влюблен, как последний сопляк. Думаю, ей эти чувства были не безразличны. Их мы и возьмем на вооружение.

— Не смейте… — простонал Евгений, понимая бессмысленность своего сопротивления.

— В семь ноль — ноль ты должен быть на прощальном ужине, — уходя, напомнил Дан.

С трудом сдерживая накатившую рвоту, Евгений бросился в туалет. Рвало его долго и мучительно. Лишившись сил, он включил холодный душ и уселся на кафельный пол. Всего за один день он нашел и навсегда потерял Киру.

И ничего не смог сделать для нее. От этого презирал себя и впервые понял, что больше не хочет выходить отсюда. После случившегося свобода была ему ни к чему. Оставалось одно — побыстрее спиться в этом комфортабельном саркофаге, чтобы никогда не узнать о гнусностях, совершенных его двойником в отношении Киры.

В рыцарском зале пахло жареным мясом, ананасами и дорогим парфюмом. Пылали факелы, удерживаемые на стенах железными руками в рыцарских перчатках, оплавлялись свечи в бронзовых канделябрах, яркими всполохами из — под медного раструба вытяжки, нависшей над очагом, вырывались языки пламени, бросая на мраморный пол длинные тени. С купольного потолка легко и невесомо слетали вниз и разливались по залу клавесинные мелодии Вивальди. Официанты бесшумно сервировали длинный прямоугольный стол. Обитатели «рая для богатых» чинно прохаживались парами или, собравшись группками, вполголоса обсуждали меню, предложенное на ужин. Мужчины, как и принято, были в смокингах, дамы — в вечерних туалетах с непременными веерами в руках.

От всей компании Евгений отличался непривычной бледностью лица и куском белого пластыря на голове. Его вид не остался незамеченным. Начались перешептывания. Любимым занятием перед прощальным ужином был обмен догадками и предположениями о кандидатуре на выбывание из райского сообщества. Наблюдая за нервным поведением Евгения, многие готовы были биться об заклад, что сегодня настал именно его черед. По здравому рассуждению Евгений был лишним на этом празднике загробной жизни. Его двойник успешно втерся в банковские круги, начал головокружительную карьеру и, судя по всему, до контрольного выстрела в голову имел все шансы сказочно разбогатеть. Содержать же все это время совершенно неимущего Евгения было, по мне — нию большинства обитателей особняка, умевших считать деньги, слишком накладно.

— Для сохранности его положат в морозильную камеру, — высказала предположение одна из дам. — А когда понадобится, отморозят, и будет совершенно свеженьким.

— Что вы такое мелете! — возмутился мужчина с бычьими глазами. — Теперь и двойников искать не надо. Достаточно пластической операции. Берется любая бомжиха с вокзала и превращается в какую — нибудь Мэрилин Монро.

— А свою жену вы тоже превратили в кого — нибудь? — хихикнула другая дама, прикрывшись веером.

— Я ее превратил в пепел. Сыпанул горстку в ее косметичку и прихватил с собой. Так что моя жена всегда при мне!

— Легко отделался, — позавидовал приятель, блеснув в улыбке золотыми зубами.

Услыхав приглушенный смех, к ним подошли еще два джентльмена. Очень похожие на братьев, каковыми, впрочем, они и являлись.

— Мы поспорили, — в один голос заявили они. — Петелин либо покинет нас сегодня, либо переживет всех до единого!

— Ох, уж эти однояйцевые, — осуждающе вздохнула самая информированная дама. — Это ж надо так не отличаться друг от друга умом, что пришлось сжигать обоих!

— Ах, не болтайте, — одновременно махнули руками близнецы. — Обидеть двоих невозможно, а одного из нас — не получится!

Петелин бродил между шушукающимися группками и постепенно приходил к пониманию того, что наступает его последний час. Осознавал это через тягучую мучительную головную боль. И удивлялся отсутствию какой — либо внутренней паники или испуга. «Значит, так тому и быть», — повторял он про себя, беззвучно шевеля губами. Его больше не преследовали навязчивые воспоминания о Кире, а о прошлой жизни и сожалеть не приходилось. Немного неудобно было перед Лисой Алисой. Евгений так и не понял, о какой такой любви она говорила. Но почему — то был уверен, что ей будет жалко его потерять. Уж она — то обязательно выпьет шампанское за упокой его души. Хоть кто — то помянет, и на том спасибо…

В зал стремительно вошел Дан. Покрутился на каблуках по сторонам, проверяя, все ли собрались. Ударил в ладоши.

— Господа покойнички, пора к столу! Хватит базар разводить!

Команда подействовала угнетающе. Каждый ощутил трагическую неизбежность момента. Соотнес его со своей судьбой, представил на мгновение, что кубок с обмазанными цианистым калием краями предназначен ему, внутренне вздрогнул и перекрестился…

Рассаживались медленно, говорили шепотом. Старались не притрагиваться к сервировке, чтобы скрыть дрожь в руках. Евгений подошел к Дану.

— Мне куда?

— Садись рядом. С тобой веселей, — мрачно пошутил он.

Официанты бойко принялись открывать бутылки шампанского и наполнять серебряные кубки. Ни одна рука не потянулась к ним. Только Лиса Алиса, не выдержав, резко пододвинула кубок к себе.

«Чего она торопится?» — подумал Евгений. И впервые отметил какую — то странную притягательность, появившуюся в облике Василисы. Не замечаемая им ранее женственность в сочетании с обворожительной детскостью внезапно пробились сквозь присущее ее лицу злобно — циничное выражение. С такой женщиной было жалко прощаться. Чего — то он в ней не разглядел, не заметил. От этого в груди возникла щемящая прощальная грусть.

Дан поднялся со своего места. Кивком головы приказал официантам удалиться и, прикрыв глаза, траурным голосом огласил традиционный тост:

— Что ж, дорогие мои покойнички, пришло время проститься еще с одним нашим славным товарищем. Поднимем же наши кубки и пожелаем счастливого пути тому, для кого этот глоток окажется последним.

Все встали. Глаза у многих были закрыты. Кубки держали обеими руками. Бледность лиц соперничала с белизной салфеток. Чтобы не отравлять последние секунды существования отвратительным зрелищем, Евгений, зажмурившись, поднес кубок к губам и принялся пить с такой жадностью, словно сутки провел в безводной пустыне. Краем уха услышал голос Дана:

— Пора, пора… я не люблю слюнтяйства и сантиментов! Выше голову!

«Наверное, все наблюдают за мной», — с усмешкой подумал Евгений, приготовясь упасть. Но секунды растягивались в вечность, а он продолжал стоять, пока не вздрогнул от истошного многоголосого стона. Не соображая, что происходит, открыл глаза. Стул с высокой резной спинкой, на котором минуту назад сидела Лиса Алиса, был предательски свободен. Среди разбитых тарелок валялся пустой кубок. Два официанта, согнувшись, вытаскивали из — под стола безжизненное тело…

Ноги у Евгения подкосились. Рухнув на стул, он обхватил голову руками и беззвучно зарыдал. А зал тем временем наполнился радостными возгласами, криками, истерическим смехом и всхлипами. Оставшиеся в живых приветствовали друг друга и выражали животную радость победы над ужасом смерти.

— Не жалей, дружище, она сама захотела, — похлопал его по плечу Дан. — Давай выпьем за еще одну заблудшую душу. Пусть найдет успокоение.

Выпить им не удалось. Кованые двери, ведущие из караульного помещения в рыцарский зал, распахнулись. Попятившись, спинами к ним прижались охранники, опустив сжимаемые в руках автоматы дулами вниз. Дан хотел выскочить из — за стола, но какая — то неведомая сила вжала его в спинку стула. Остальные участники прощального ужина, включая Евгения, тоже почувствовали свинцовую скованность в движениях. Новая волна ужаса потрясла их разум.

В огромном дверном проеме появилась высокая женщина в белом длинном пальто и такой же белой шляпе, многим показавшейся нимбом. Она остановилась и, не произнеся ни слова, медленно обвела всех присутствовавших холодным взглядом немигавших стальных глаз.

Никто не мог не то что пошевелиться, а даже вздохнуть. Все смотрели на возникшее видение, и каждый мог поклясться, что видел смерть.

Женщина протянула руку и сделала повелительный жест. Какая — то сверхъестественная сила подняла Евгения с места и направила к ней. Холодные пальцы прикоснулись к его лбу. После чего женщина повернулась спиной и в сопровождении Евгения беспрепятственно покинула особняк.

Как только она исчезла, мощные порывы ветра ворвались в рыцарский зал, задули свечи, разметали угли из очага. Наполнили помещение холодом и гнетущей тоской. Стало ясно, что произошло нечто ужасное, трагическое, необъяснимое. Первым пришел в себя Дан. Невзирая на дикую боль, сжимавшую обручами его плешивую голову, он выхватил пистолет и принялся стрелять в опустевший дверной проем. Стрельба вернула к действительности охранников. Вскинув автоматы, они бросились к выходу из особняка.

Глава 39

Квартира на «Белорусской» напоминала корабль, потрепанный девятибалльным штормом. Казалось, что смерч пронесся по всем углам и выскочил через форточку. На самом деле ничего страшного не произошло. Просто Кира собиралась в Испанию к Ольге. Чемоданы валялись среди груды вещей, которые то отправлялись в их разверзнутые пасти, то вынимались обратно. «Да как же совместить все сезоны в одном багаже?» — спрашивала себя Кира и, не находя приемлемого варианта, в растерянности отправлялась на кухню, где стояла открытая банка соленых чернушек и початая бутылка водки. Подобрав под себя ноги, она усаживалась на стул, выпивала рюмку, закусывала грибками и, зажав сигарету в зубах, начинала названивать подругам, с которыми вела длительные консультации по поводу того, сколько брать юбок и теплых кофт.

После презентации, состоявшейся и бизнес — клубе, она совершенно успокоилась. Исчезло то, что она ненавидела всю жизнь, — больше никто на нее не давил. Не указывал, как поступать и какие решения принимать. Проснувшись утром, Кира вдруг поняла элементарную истину. Ей не нужно никому ничего доказывать. Просто собрать вещи и уехать. Пусть разбираются сами, кто кому хозяин, слуга и друг. Убийство Сурова поставило точку в ее отношениях с Адой, банком, Петелиным. Она не сомневалась, что скоро пристрелят и Евгения. Но ей — то какое до этого дело? К заявлению Ядвиги о том, что этот Петелин — не настоящий, Кира впервые отнеслась с недоверием.

«Как ни крути, а прорицательница тоже женщина. И ничто женское ей не чуждо. В том числе и ревность, — решила она. — Ядвига сама оценила убожество Петелина, поняла, насколько была не права, когда противопоставляла его Мстиславу Перфилову, и, чтобы сохранить свое реноме, придумала версию о подмене. Как бы не так! Нельзя же считать всех законченными кретинами!»

Хотя Кира не признавалась себе, но тем не менее испытывала неприятное разочарование в непогрешимости прорицательницы. Такие люди, как Ядвига Ясная, — считала она, — должны быть кристально честны перед людьми, поверившими в их сверхъестественный дар. Иначе никто не решится поддерживать их имидж в атмосфере насмешек и активного неприятия всяких проявлений потусторонности.

— Ну, ты можешь в такое поверить? — десятый раз дозвонившись до Майи, мучила подругу вновь и вновь, задавая этот вопрос.

— У меня подозрение, что нас всех давно подменили, — лениво соглашалась та.

— Это же серьезное заявление! На что она рассчитывала?

— На теорию чисел, — серьезно определила Майя.

— Какую теорию? — переспросила Кира, пораженная осведомленностью подруги.

Поскольку Майя ничего про эту теорию не знала, то выдала свою интерпретацию:

— Если предсказывать все подряд, то какая — то часть предсказаний обязательно сбудется, а какая — то просто забудется.

— Но я хочу знать правду!

— Тебе что, больше всех надо?

— Надо.

— Тогда я расскажу. Ядвига очень хотела перенести свой офис в твою клинику. Поэтому морочила тебе башку на полном серьезе. А после того, как Петя потерял от нее голову и предложил чуть ли не собственный кабинет, ты ей стала не нужна. Вот она глупость и сболтнула, чтобы ты обиделась и отстала от нее.

— Разве такое возможно? — обалдела Кира. — Это же омерзительно! Она на такое не способна!

— Знаешь, сколько стоит открыть офис в такой клинике, как твоя?

— Дорого…

— А ты пускаешь бесплатно. Да еще наряду с таким светилом медицины, как Чиланзаров. Лучшей рекламы для ее бизнеса быть не может.

У Киры на глазах навернулись слезы. Самым тяжелым испытанием для нее становилось разочарование в людях. Зная любовь Майи к интригам, не следовало принимать близко к сердцу ее предположения. Но зародить в душе сомнения она сумела. Кира вообще легко поддавалась влиянию подруг. Без их участия не принималось ни одно решение. А уж возникавшие возле нее мужчины подвергались такому дотошному обсуждению и проверке, какие не снилось управлению кадров внешней разведки.

— Лучше мне уехать, — размазывая слезы по щекам, заключила Кира и положила трубку.

Не успела она залить водкой и закусить грибками неприятный осадок, оставшийся после разговора с Майей, как в дверь позвонили. Мальчик с неистовым лаем вывалился из шкафа и бросился к двери. Унюхав знакомый запах, уселся на задние лапы и радостно заскулил. Это означало, что пришел кто — то свой. Кира босиком, привстав на цыпочки, подошла и заглянула в глазок. Перед дверью стояла Ядвига Ясная. И хоть без звонка к Кире приходить было не принято, не открыть прорицательнице она не посмела. Открыла дверь и оторопела. Рядом с Ядвигой стоял Петелин. От неожиданности Кира вновь ее захлопнула.

— Я не желаю видеть этого человека! — с визгливыми нотками воскликнула она.

— Это другой, настоящий Петелин, — объяснила Ядвига.

Обида, зародившаяся после разговора с Майей, напомнила о себе.

— Меня никакой не интересует! Не делай из меня подопытного кролика!

— Воля твоя. Я не привыкла стоять под дверью, — надменно произнесла прорицательница и ушла, сопроводив свой уход дробным стуком каблуков.

Выждав несколько минут, Кира вдруг осознала оскорбительность своего поступка. Распахнув настежь дверь, она рванулась в коридор и чуть не налетела на Евгения.

— Здравствуйте, — смущенно произнес он, уставившись на босые ноги Киры.

— А где Ядвига?! — крикнула Кира, забыв, что стоит перед мужчиной в короткой рубашке.

— Она уехала. С Бариновым. А мне велела дождаться вас.

— Ах, — расстроилась Кира и рванулась к окну у лифта. Во дворе машины Барина уже не было. — Омерзительно… какая же я идиотка!

— Вы простудитесь так, — не зная, как себя вести, предупредил Евгений.

— А вам какое дело? Чего от меня хотите?! — выместила на нем свою обиду и вдруг застыла в недоумении.

Еще недавно совершенно лысая голова Петелина обросла длинными волосами, перекинутыми через плешь слева направо. Точь — в — точь как на тех фотографиях, которые она возила к Ядвиге.

— Где вы были? — почему — то спросила она.

— Это долгая история… — начал было он.

Тут до Киры дошло, что она стоит почти голая.

— Подождите! — прижала она рубашку к телу и исчезла за дверью.

Ждать пришлось долго. Евгений не роптал, ибо ему самому необходимо было собраться с мыслями. Все произошло настолько быстро и фантастично, что не поддавалось осмыслению. После того, как он, ведомый дамой в белом, покинул особняк, здоровенный мужик, впоследствии оказавшийся Барином, втолкнул его в машину, захлопнул дверь за дамой и рванул в сторону Садового кольца. Минут сорок они катались по Москве, проверяя, нет ли за ними слежки. Голова у Евгения болела так, что он едва сдерживал рвоту. Должно быть, дама почувствовала это. Приказала остановиться, развернулась к Евгению и несколько раз дотронулась пальцем до верхней точки переносицы. Боль мгновенно исчезла. И они поехали дальше. Наученный горьким опытом, Евгений не задавал никаких вопросов и поэтому, стоя под дверью Киры, никак не мог понять, что же такое с ним случилось.

— А вы налегке прямо с банкета? — вновь возникнув перед ним, спросила Кира, разглядывая отлично сидевший на нем смокинг и узкую красную бабочку. Сама она под стать ему надела строгое темно — зеленое платье в черный горошек, перехваченное на талии широким черным поясом. На ногах — сапоги с высокой шнуровкой. Огромные, покрасневшие от слез и волнений иконописные глаза были подведены черным.

— Меня освободила ваша подруга.

— Из милиции?

— Нет. Из плена.

— А тот… ну другой Петелин? Где он?

— Тот Петелин — мой двойник. Он убил вашего бывшего мужа…

— Артема?

— Сурова… — А…

Евгений не мог совладать со своими эмоциями и отвечал с трудом. Его волнение передалось Кире.

— Да что ж мы стоим? Проходите, — предложила она и, видя его нерешительность, взяла за руку, — идите же.

В эту минуту Евгений понял, что произошло невероятное. То, о чем он столько дней безнадежно мечтал. Вдохнув пропитанный блаженным запахом любимой женщины воздух маленькой квартирки, он беспомощно посмотрел на Киру.

— Я не вовремя?

— Собираюсь в Испанию. Не обращайте внимания. Пойдемте на кухню. Водки хотите? — говоря это, Кира старалась не встречаться с его глазами, в которых искрился целый сонм искренних мучительно — невысказанных чувств. Никогда и никто так не смотрел на нее. Это действительно был другой Петелин. Она вспомнила его взгляд. Но тогда в клинике он был слишком робким, осторожным, почтительным. Теперь на нее смотрел не романтически влюбленный незнакомец, а выстрадавший свою любовь, закалившийся в душевных страданиях мужчина, прошедший все круги ада. Выдерживать в упор этот обжигающий взгляд она не могла. Смущение зарделось на щеках, ссутулило плечи.

— За ваше освобождение! Закусывайте грибками. Сама собирала. Вот тарелка и вилка, — руки у нее предательски дрожали. Водку перелила через край рюмки.

Всего этого Евгений не замечал. Он сам находился в панически — возбужденном состоянии. Слишком много всего свалилось на его разбитую голову. Страшная смерть Лисы Алисы, невероятное освобождение и встреча с Кирой.

— Ваша подруга — колдунья? — спросил он сдавленным голосом, забыв закусить.

— Она знаменитая прорицательница. Я ей очень верю. Это Ядвига указала особняк, в котором вас прятали. Но мы освободили кого — то другого. Вы его знаете?

— Нет. Но он мой двойник.

— Да. Похож… Вернее, нет. Сейчас вижу, что не похож. Глаза у него другие. Не ваши. Он мерзкий тип… — Кира вспомнила, как выглядел Петелин на приеме у Баринова, когда стоял с наглой ухмылочкой и свысока поглядывал на нее. Тогда она себе и представить не могла, что перед ней убийца, чуть не пристреливший ее. От ужаса у Киры потемнело в глазах. Она не выдержала и разрыдалась.

— Что с вами? — растерялся Евгений.

— Ничего, ничего… это водка. Боже, как омерзительно. Давайте выпьем. Наливайте.

У Евгения тоже задрожала рука, и водка разлилась по столу.

— Простите. Волнуюсь. Не ожидал увидеть вас. Не надеялся…

— Молчите, я все понимаю, — остановила его Кира. Потом спохватилась: — Нет, рассказывайте! О себе. О том, что с вами случилось. Остальное чувствую… вижу… не надо об этом. Давайте же выпьем!

Происходившее воспринималось ею, как самое настоящее колдовство Ядвиги. И сидевший перед ней Петелин был не просто каким — то бывшим одноклассником Артема, а пришельцем из непознанных астральных миров. Оттуда, где вершатся судьбы. Поэтому сбивчивый рассказ Евгения о странной жизни в особняке не пугал своими подробностями. Не возмущал и не смущал. Походил скорее на пересказ фильма, в котором он был единственным и главным героем. Как истинная женщина, она слушала не ушами, а сердцем. Реагировала эмоционально, совершенно не задумываясь о бесчеловечности созданного Даном предприятия. Ничто, кроме страданий Евгения, ее не интересовало. Единственный раз прервала его, когда услышала, что в подземелье томятся богатые красавицы.

— И много их?

— Кого? — не понял Евгений.

— Красавиц…

— Мне было не до них, — соврал Евгений. И, почувствовав недоверие со стороны Киры, поспешил заверить: — Я мало выходил из своей комнаты. Боялся пропустить новости. Мечтал увидеть вас. И увидел. Во время презентации. Вы были такой красивой! Вас так часто показывали. Запомнил каждый кадр. Тогда не было и мыслей о встрече с вами. Оставалось готовиться к смерти. О, каким подарком оказался этот репортаж! Не поверите, даже, наверное, осудите за преувеличение, но после него захотелось побыстрее умереть, чтобы унести с собой ваш образ.

— Так не бывает, — сказала Кира и выпила.

— Я и сам думал, что не бывает. Теперь вы знаете правду.

— Меня столько раз обманывали, — произнесла Кира, скорее по привычке, чем по убеждению.

— Извините за излишнюю откровенность, — окончательно скис Евгений. В глазах всколыхнулись такая глубокая грусть и искреннее раскаяние, что у Киры сжалось сердце. Она протянула руку и прикоснулась пальцами к его губам.

— Больше не надо. Прошу вас…

— Да, да, я вас слишком утомил, — согласился он. — Лучше мне уйти. Одно дело мечты, другое — жизнь.

— Куда? Вас ведь наверняка ищут бандиты! Они убьют вас!

Евгений и в самом деле не представлял, куда ему податься.

— Не знаю, — пожал плечами. — Об этом не было времени подумать.

— А обо мне было? — уже кокетливо спросила Кира. И не дожидаясь очередного признания, заявила: — В таком случае разрешите мне подумать о вас!

— Как это?

— А так! Загранпаспорт есть?

— Да. Я же работал в системе Внешторга.

— Тогда заезжаем к вам, берем его и через два дня улетаем.

— Куда?

— В Испанию к моей подруге.

— Но у меня нет денег…

— А вам не идет быть богатым.

— Но у меня нет вообще… — покраснев до неприличия, выдавил из себя Евгений.

— Ну на «вообще» у меня хватит!

Кира любила принимать быстрые решения. За это ее ругали все подруги. Обычно успевали предотвратить, переубедить или отговорить. Но на этот раз она решила никому не сообщать и ни с кем не советоваться. Бросила на него шальной взгляд.

— Поехали!

— Куда?

— За паспортом! Завтра получим визу. У меня в испанском посольстве работает подруга, и на самолет. Вы были в Испании?

— Нет. Я летал только в Мозамбик. Когда работал…

Но о Мозамбике Кира слушать не стала. Бросилась в комнату, запихнула попавшиеся под руку вещи в чемодан. Бросила недокуренную сигарету в вазу с увядшими розами. Залезла с ногами в кресло возле письменного стола и занялась макияжем. От этого занятия ее оторвал звонок телефона. Кира взяла трубку. Звонила Ариадна Васильевна.

— Мне нужно с тобой переговорить!

— Но я занята!

— А по приемам с Петелиным болтаться у тебя время есть? — с нескрываемой враждебностью проскрипела в трубку старуха.

Кира приходила в бешенство от такого тона. И тут же решила врезать ей по первое число.

— Хорошо. Я сейчас приеду. Вас устроит?

— Да. Ко мне домой. Только не через три часа, как обычно, а в течение часа, — и первая бросила трубку

— Пошла ты… — в сердцах выругалась Кира и невольно оглянулась.

Покончив с макияжем и тряся руками, чтобы высохли накрашенные лаком ногти, вернулась на кухню. И застала там идиллическую картину — Мальчик сидел на коленях у Евгения и внимательно слушал продолжение рассказа о заточении в бандитском особняке.

— Едем! — глаза ее лихорадочно блестели. Вся она была уже в предвкушении реакции старухи на появление настоящего Петелина.

Евгений спустил Мальчика на пол и встал. Кира вспомнила, что он пришел без пальто.

— А где пальто?

— Осталось в вашей клинике.

— Ничего. Уже, можно сказать, весна. В машине не замерзнешь. А мне подай вон то, песцовое манто. Я — то мерзлячка, — незаметно для себя Кира перешла с Петелиным на «ты», что бывало с ней крайне редко и говорило о многом.

Руководить банком Ариадна Васильевна продолжала из своей старой квартиры. После отставки Суховея она сама позвонила Симонову и подтвердила желание видеть его начальником службы безопасности банка. При этом попросила побыстрее найти полковника Смеяна и сменить всю его команду. Симонов счел правильным решение старухи не выходить из квартиры и пообещал выделить верных людей для ее охраны. Но пока эту роль выполняла преданная Нелли Стасиевна.

— Она приедет, — сообщила Ариадна Васильевна, положив трубку.

— Мне остаться?

— Посидишь в другой комнате. От нее всего можно ожидать. Документы положи на стол.

Фрунтова достала из сумки целую папку.

— Все просмотрено нашими юристами, — в который раз напомнила она. — Только подписаться должна на каждом листе. Иначе в Амстердаме сочтут недействительным.

— Еще чего! — нахмурилась старуха. — Кто кому служит? Они нам или мы им?

— Европа… — развела руками Фрунтова.

— А… тоже люди. Тоже любят деньги. Кофе готов?

— Сейчас, сейчас, — Нелли Стасиевна легкой походкой отправилась на кухню. Вернулась с подносом, на котором стоял термос — кофейник, чашки и сахар.

Не успела переставить их на стол, как в дверь позвонили.

— Иди в комнату Артема, — вполголоса приказала Ариадна Васильевна и, опираясь на палку, медленно пошла открывать. Долго всматривалась через глазок в силуэт Киры. Убедившись, наконец, что это она, открыла замки бронированной двери. — Входи.

— Я с Петелиным, — с порога объявила Кира.

— Врешь! Он в Сеченовском. Недавно разговаривала с ним! — и, заподозрив неладное, хотела уже закрыть дверь, как рядом с Кирой появился Евгений.

— Ариадна Васильевна, здравствуйте!

У старухи от неожиданности открылся рот и чуть не выпала вставная челюсть.

— Мы на пять минут, — успокоила Кира.

Придерживая верхние зубы рукой, старуха впустила их в квартиру. Как и Киру, ее поразили белесые волосы, прикрывавшие еще вчера совершенно лысую голову Петелина.

— Парик нацепил? — неодобрительно проворчала она.

— Это настоящие волосы, — вступилась Кира. — И Петелин настоящий! А ваш Петелин — бандит и убийца!

— Э… опять напилась, — Ариадна Васильевна смерила презрительным взглядом бывшую невестку и приказала: — Снимайте обувь, убирать за вами некому.

Евгений с некоторой опаской вошел в знакомую с детства комнату с раскрашенным фотопортретом Ариадны Васильевны на стене.

Старуха проковыляла к узкому диванчику с изогнутой спинкой. Уселась, положив палку рядом, как орудие самозащиты, закурила и, не обращая внимания на Киру, принялась отчитывать Евгения:

— У нас с тобой был уговор, что ты на пушечный выстрел не подойдешь к этой шлюхе! И вместо того, чтобы выполнять мои требования, болтаешься с ней по приемам? Позоришь меня?! Или надеешься, что она станет хозяйкой банка?! Ошибаешься, миленький. Я вас обоих в порошок сотру! Вы у меня в нищете сдохнете!

— Хватит пугать! — неожиданно для всех истерично крикнула Кира. — Послушайте его.

В ответ старуха схватила палку и ударила ею по столу, да с такой силой, что чашки вдребезги разбились.

— Заткнись, сучка!

— Ариадна Васильевна, я действительно не тот Петелин, которого вы сделали председателем правления банка, — громко произнес Евгений.

Попав между двух разъяренных женщин, он вдруг ощутил прилив уверенности в себе. Успокоился и впервые в жизни почувствовал себя хозяином ситуации. После пережитого в особняке эти старческие вопли показались ему комариным писком. Властная, грозная некогда мать Артема, наводившая на него ужас одним строгим взглядом, теперь воспринималась им, как больная немощная старуха, потерявшая после убийства сына способность нормально оценивать свои поступки.

— Что за бред? — не понимая, куда клонит преданный ей человек, отдышавшись, спросила Ариадна Васильевна.

— Смеян освободил из особняка не меня, а моего двойника, специально подготовленного для того, чтобы возглавить банк. А меня освободила только что подруга Киры Ядвига Ясная.

— Ты надеешься, что я поверю? — проговорила старуха, растянув на высохшем лице не то дьявольскую улыбку, не то страдальческую гримасу.

— И я не убивал Алексея Сурова. Это сделал ваш Петелин. И сделал напрасно, потому что Суров не причастен к покушению на Артема, — все так же четко, спокойно и уверенно продолжил Евгений.

— Врешь… ничтожный интриган! Это она тебя научила, она! — старуха снова схватила палку и замахнулась на Киру.

— Он говорит правду! И докажет ее в любом суде! — подтвердила Кира, отойдя на почтительное расстояние от стола.

Впервые в глазах Ариадны Васильевны промелькнула растерянность. Она стала похожа на прижатую к стене потрепанную обезумевшую кошку, готовую ожесточенно вцепиться когтями в любого, кто попытается протянуть к ней руку.

— Вас обманули. Что было нетрудно, вы же совсем меня не знали. Вернее, помнили мальчиком. Позвоните вашему Петелину и спросите, что за фотография висит над вашей головой. Я когда — то сумел ответить на этот вопрос.

Предложение, прозвучавшее без всякой агрессии, несколько образумило старуху. Она на ощупь взяла валявшуюся на диване трубку, набрала номер телефона охраны.

— Кузьмин слушает! — раздалось на всю комнату.

— Это Ариадна Васильевна, где Петелин?

— Что — нибудь не так? — охранник почувствовал нервозность в голосе.

— Позови немедленно!

— Слушаюсь…

Были слышны его удалявшиеся шаги, шум открываемой двери, какая — то музыка, и наконец ленивый незнакомый Евгению голос произнес:

— Алло?

У старухи пересохло во рту. Она не могла произнести ни слова.

— Алло? Ариадна Васильевна? Что там у вас? Громадным усилием воли она все же прохрипела:

— Помнишь, ты приходил ко мне домой с сообщением об убийстве Артема?

— Ну… что — то помню, давно было… Какие проблемы — то? — неуверенно отозвался двойник.

— Вспомни, какая фотография висит на стене? — подозрительно глядя на Евгения, спросила она.

— Это что — проверка?

— Нет. Доказательство!

— Какая, какая! Понятно какая! Фотография Артема! Какая же еще!

Трубка выпала из ослабевшей руки Ариадны Васильевны. Откинувшись на гнутую спинку дивана, она замерла. Потом всем телом рванулась вверх, схватилась за край стола и с душераздирающим криком «Нет!» рухнула на разбитые чашки.

Кира бросилась к ней. Глаза старухи были открыты, но уже ничего не выражали.

— Она умерла! — в испуге крикнула Кира.

На ее крик из комнаты Артема выскочила Фрунтова. Вместе с обалдевшим Евгением они схватили старуху и перенесли ее на кровать. Тело казалось тяжелым и неподатливым. Оставив бухгалтершу суетиться возле старухи, Евгений поспешил к Кире. Та сидела на полу, привалившись спиной к резному буфету.

— Она умерла? — спросила шепотом.

— Вряд ли… Как ты?

— Ничего. Открой левую створку. Там бутылки… Или нет… Принеси лучше из кухни валокордин. Боже, как все омерзительно!

Пока Евгений ходил за каплями, из спальни вернулась Фрунтова. Села на диван и, ни на кого не глядя, тусклым голосом произнесла:

— Умерла…

— Как?! — взвизгнула Кира.

— Как все нормальные люди… от разрыва сердца.

— Может, еще можно помочь? — растерянно спросил побледневший Евгений.

— Уже помогли… — без всякого осуждения ответила Фрунтова. Взяла брошенный старухой телефон. — Уходите, я вызову «Скорую». Не нужно, чтобы вас тут видели… Не до вас…

Глава 40

После убийства Сурова Смеян и Цунами провели несколько дней на одной из явочных квартир полковника. Оба понимали, что это покушение Дан повесит на них. Стало быть, после нападения на особняк убийство приятеля генерала Вольных будет воспринято как дерзкий вызов всей секретной службе. Только этого им и не хватало. Чтобы хоть как — то отвести удар от себя, нужно было выяснить, кто подставил их на этот раз.

Версий у Смеяна было немного. Все они крутились вокруг Ариадны Васильевны. Он не сомневался, что бывшего мужа Киры убили по приказу старухи..

— Сколько здесь еще валандаться? У тебя даже синяк пожелтел! — возмущался Цунами.

— А куда бежать?! В кого стрелять?! Нас по всей Москве ищут люди Дана!

— Но и отсидка на пользу не идет, — ворчал авторитет, приговаривая очередную бутылку водки.

Увидев по телевизору репортаж о презентации «Крон — банка», Смеян окончательно принял решение брать Петелина. То, как бывший одноклассник Артема вел себя среди воротил бизнеса и политики, убедило полковника в том, что освобождение Петелина из особняка было спланировано Даном и Суровым. Это означало, что теперь за его спиной стояла секретная служба и сам генерал Вольных.

— Как только Петелин окажется в наших руках, начнем переговоры с ФСОСИ. Они на него поставили, поэтому никуда не денутся, сядут за стол переговоров.

— Мне не переговоры нужны, а труп плешивого Дана! — сорвался Цунами.

— Вот об этом и оповестишь генерала Вольных.

— Шутишь?

— Не имею такой привычки.

— Тогда какого хера?

— В борьбе за банк Дан — фигура лишняя. Ее можно разменять. Уверен, Петелин знает, кто убил Сурова, и даже назовет имя заказчика.

— Забивай стрелку, — от полной безнадеги согласился Цунами.

Но полковника ждал новый удар. Связавшись по телефону со своими сотрудниками, охранявшими квартиру в Сеченовском переулке, он вдруг узнал, что больше не является начальником службы безопасности банка.

— Как?! — заорал в трубку.

— Приказ Ариадны Васильевны. Завтра должен заступить новый начальник. Полковник Симонов.

Такого предательства он не ожидал. Для служивого человека отставка — всегда тяжело переживаемое событие, но в данном случае полковник лишался не просто солидного места, он терял высокий социальный статус и, что не менее важно, мощную огневую поддержку отлично подобранных преданных бойцов.

— Спекся… — прокомментировал Цунами.

— Развязали руки, — мрачно ответил полковник. Налив себе водки, выпил и раскурил трубку. Задумчиво постучал мундштуком по крепким желтым верхним зубам. — Вот что, я сам займусь Петелиным. Незачем рисковать обоим. Перекантуйся здесь, пока не разберусь в ситуации.

Для изнывавшего от безделья Цунами такое предложение было неприемлемо.

— Не канает, — заявил он. — Сперва разберемся вместе, а потом — между собой.

— Тогда вперед. Будем брать его силой.

На явочной квартире существовал целый арсенал оружия. Взяли с собой два «АКМа», пистолет с глушителем, несколько гранат, один «УЗИ» и аккумуляторный фонарик. Сели в джип Цунами и двинулись в сторону центра.

Когда — то Смеян сам подыскал для Артема квартиру в элитном доме в Сеченовском переулке и долго бился над разработкой надежной системы охраны. Проникнуть незамеченным на контролируемую территорию внутреннего двора было невозможно. Устраивать засаду у ворот тоже. Благодаря нескольким камерам наружного слежения просматривался весь переулок и прилегавшие к нему дворы. Но был один секретный ход, который Смеян предусмотрел для экстренной эвакуации своего подопечного в случае полного оцепления здания какими — нибудь правоохранительными структурами. О нем знали только три человека — сам Смеян, Артем и сантехник, обслуживавший старинный дом с колоннами, выходивший на Пречистенку и принадлежавший управлению гражданской обороны.

Возле этого дома Смеян попросил остановиться. Цунами въехал на тротуар и вопросительно взглянул на полковника.

— Все увидишь. Единственное неудобство — можем испачкаться.

— И так по уши в дерьме.

— Тогда пошли.

Взяв сумку с оружием, Смеян вошел в некогда помпезный подъезд. Цунами последовал за ним. Их остановил дежурный.

— Нам к Митрофанычу, — не представляясь, объяснил полковник.

— К сантехнику?

— Ну да.

— Сейчас кликну. Ждите здесь. Митрофаныч возник на удивление быстро. Увидев Смеяна, обрадовался, засуетился, стал подмигивать.

— Рад, рад! Давно не виделись! Вот хорошо вспомнили, а я уж думаю, куда пропали, — повернулся к дежурному, — ко мне мужики, ко мне.

— Документы, — строго потребовал тот. Митрофаныч снова подмигнул Смеяну.

— Дайте ему двадцаточку. Службу закончит и дернет.

Смеян порылся в карманах, достал пятидесятирублевку, протянул дежурному.

— Постарайтесь до восемнадцати покинуть помещение.

— Да мы по — быстрому, — заверил сантехник и пошел вперед, показывая дорогу.

Они долго кружили по пустым облезлым коридорам с полузатертыми надписями на закрытых дверях. Потом спустились в подвал и, миновав несколько узких проходов, поднялись по крутой лестнице. Митрофаныч открыл дверь в полутемный двор — колодец.

— Ну, дальше — то мне идти без надобности.

— Спасибо. Жди нас здесь, — кивнул Смеян. Они пересекли двор и оказались возле цементной пристройки около стены соседнего дома, служащей мусоросборником. Открыв скрипучую дверь, вошли внутрь и оказались среди горы мусора. Гнилой запах ударил в нос. Смеян, включив фонарик, направил луч в глубину пристройки и высветил широкий рукав мусоропровода.

— Придется лезть.

— Как?

— Там внутри сделаны скобы. Пойду первым.

Держи сумку.

Диаметр стальной трубы вполне позволял втиснуться в нее взрослому человеку. Но пальто пришлось оставить внизу. Полковник, держа одной рукой фонарь, другой отгибал скобы, превращая их в ступеньки.

Поднимались медленно. Вонь была нестерпимой. Спина приставала к склизким стенкам. На голову Цунами, двигавшемуся за полковником, падали куски мусора и объедков. Он громко матерился и крепко сжимал сумку с оружием.

Наконец полковник уперся в стальную крышку мусоропровода и открыл ее. Через минуту они оказались в маленькой хозяйственной комнатке. Первым делом, стараясь не шуметь, почистили стоявшими в пенале щетками одежду, достали из сумки автоматы, разложили по карманам гранаты. Цунами засунул за пояс пистолет с глушителем. Жестами условились о взаимодействиях. Резким ударом ноги Смеян выбил дверь, и оба, выскочив в коридор, бросились в разные комнаты.

Цунами ворвался в пустую спальню. Широкая постель была разворочена. На тумбочке горела лампа под оранжевым абажуром. Рядом в куче окурков валялась перевернутая пепельница. Отбросив в стороны шторы и убедившись, что за ними никого нет, он, мягко ступая, вернулся в коридор, который вывел его в большой зал. Посреди него стоял Смеян, растерянно держа автомат дулом вниз.

Цунами насторожился.

— Что там?

— Нас опередили… — полковник с досады бросил автомат на ковер, отошел к дивану и тяжело опустился на него.

Поперек широкой мраморной лестницы, ведущей на второй этаж, лежал окровавленный труп Петелина. Цунами подошел ближе… Лужа подсыхавшей крови медленно стекала по ступеням. Внизу валялся широкий охотничий нож.

— Кто его?

— Загадка… Мы ходим по кругу, — задумчиво произнес Смеян. Чутье подсказывало ему, что их заманили в ловушку. — Проверь на всякий случай второй этаж.

— Сам проверяй!

— Проверь!

Цунами, вскинув автомат, стал осторожно подниматься по лестнице. Переступил через торчавшие их — под полосатого халата ноги Петелина. Прошел по балюстраде. Двери выходивших на нее комнат были открыты. Нигде не было ни души. Проверил ванные комнаты, туалеты. Заглянул за стойку бара. Пооткрывал шкафы. Вернувшись на балюстраду, сообщил вполголоса:

— Чисто!

— Что будем делать? — путаясь в догадках, спросил Смеян, хотя мнение авторитета его не интересовало.

— Уходить надо.

— Уходить значит брать этот труп на себя.

— Что значит брать? Не было нас здесь!

— Его убил кто — то из своих. Чужого охрана бы не пропустила.

— Слушай, тебя отстранили от службы, и не хрен колотиться!

— Не суетись, дай подумать… — полковник вышел в холл, открыл дверцу шкафчика, проверил, работают ли видеокамеры. Они были отключены. Это подтверждало его предположение. Никто, кроме Артема, Киры и самого Смеяна, не знал шифра на их отключение. «Неужели Кира?» — пронеслось в голове. Судя по характеру убийства, оно вполне могло быть совершено женщиной в припадке бешенства или неконтролируемой агрессии. Профессионалы в таком деле не стали бы пользоваться ножом.

— Рвем отсюда! — настаивал Цунами, повесив автомат на плечо.

— Дай подумать… — повторил полковник. К его удивлению, внутренние замки были закрыты. Этот факт резко менял ситуацию. Либо убийца все еще находился в квартире, либо воспользовался тайным ходом через мусоропровод, что было, по мнению полковника, совершенно исключено.

В этот момент снаружи кто — то нанес несколько мощных ударов по бронированной входной двери. Усиленный мегафоном голос прорвал тишину:

— Полковник Смеян! Предлагаю немедленно открыть дверь и сдаться властям!

Смеян опешил. Отскочил от двери, развернулся к Цунами.

— Ловушка… — прошептал Смеян.

Серебристая борода авторитета приобрела пепельный оттенок. Глаза полыхнули жестоким свинцовым мерцающим огнем.

— Подставил… сука? — отозвался леденящим шепотом он. — Меня по мокрому пустил…

— Полковник Смеян! В вашем распоряжении три минуты! — громовым раскатом повторил голос за дверью.

— Уходим! — Смеян метнулся к валявшемуся на полу автомату. Но не успел его подхватить.

Коротким движением Цунами выхватил из — за пояса пистолет с глушителем и выстрелил.

Смеян медленно опустился на колено. Уперся рукой в пол и, словно не понимая, что произошло, удивленно взглянул на него. Второй выстрел угодил полковнику прямо в перечерченный глубокой морщиной лоб. Рука согнулась, и лишенное опоры тело грузно повалилось на ковер.

— Три минуты прошло! — сообщил все тот же голос из — за входной двери.

Медлить было нельзя. Цунами поднял уже ненужный полковнику автомат и устремился в коридор, ведущий к хозяйственной комнатке, в которой находился мусоропровод. Рванул на себя стальную крышку, но она не поддалась. Схватился за ручку обеими руками и с удвоенной силой потянул вверх. Никакого результата… Крышку заклинило. Или кто — то закрыл ее изнутри. Путь к спасению был отрезан. Но Цунами сдаваться не собирался. Отойдя от крышки, с ожесточением принялся расстреливать ее из автомата. Пули рикошетили во все стороны. Одна из них впилась авторитету в плечо.

За спиной услышал звук разбивающихся стекло — пакетов. Это омоновцы начали штурм квартиры. Сдаваться им Цунами не собирался. Достал из кармана пиджака гранату, выдернул чеку, вышел в коридор и бросил ее на крышку мусоропровода. Взрывной волной его отшвырнуло в спальню, мирно освещавшуюся лампой под оранжевым абажуром. Цунами с трудом поднялся и, дав автоматную очередь в сторону появившегося на подоконнике омоновца, устремился к развороченному взрывом мусоропроводу. Но раструб оказался засыпан кирпичами обвалившейся стены. Закашлявшись от клубившейся пыли, развернулся и, нажав на гашетку, начал двигаться наугад. Квартира уже была заполнена едким дымом, резавшим глаза и перехватывавшим дыхание. Ничего не видя перед собой, Цунами, охваченный бешенством, продолжал стрелять, пока сзади его не пропорола автоматная очередь.

— Суки… — выдохнул он и, сделав по инерции несколько шагов вперед, упал замертво.

После успешного окончания штурма из некогда помпезного подъезда старинного дома с колоннами на Пречистенке вышел невысокий плешивый мужчина с каменным лицом и толстой сигарой в сомкнутых губах. Он покрутился на высоких каблуках в поисках машины. Махнул поджидавшему его шоферу «Мерседеса». Залез в салон и устало бросил:

— На Каширку.

Глава 41

В кабинет заместителя руководителя Федеральной службы охраны секретной информации подчиненные вызывались редко. Валентин Георгиевич Вольных предпочитал общаться с ними на языке рапортов, докладных записок, распоряжений и постановлений. А уж если кто — то представал перед ним, то исключительно для разноса с последующим преследованием вплоть до бесславного увольнения из рядов секретной службы. Поэтому весь коллектив

ФСОСИ трепетал перед маленьким человечком с петушиной походкой и визгливым надменным голосом. Жаловаться на него было некому. Вольных считался абсолютно непотопляемым. Его непосредственная причастность ко многим государственным тайнам, участие в самых секретных совещаниях, становившихся судьбоносными для всей страны, делали Валентина Георгиевича почти демонической личностью. Он, как и многие представители их профессии, не любил публичных выступлений. Но зато считался мастером закулисных интриг. Ни одна громкая отставка или неожиданное назначение не обходились без его участия. Вся жизнь Вольных проходила в кабинете и сводилась к плетению бесконечной паутины, которой он мечтал опутать все сферы жизни. Как какой — нибудь сумасшедший компьютерщик или ученый — маньяк, Валентин Георгиевич был совершенно безразличен ко всяким жизненным благам, к комфорту, к семейным радостям. Власть над людьми, контроль над политическими и экономическими процессами были для него единственным и самым сильнодействующим наркотиком, полностью подчинившим его волю.

Ни один человек, сотрудничавший с генералом Вольных, никогда не был уверен, что в один прекрасный день сам не станет объектом его преследований. И только Дан, считавшийся его доверенным лицом, любимчиком, исполнителем самых секретных поручений, мог заходить в кабинет к шефу запросто, с дымящейся сигарой во рту.

— Все о'кей! — закрыв за собой дверь, сообщил он с порога.

Вольных оторвался от разложенных на столе схем, строго взглянул на пришедшего и пальцем указал на кресло.

Дан, усевшись, закинул ногу на ногу и положил в пепельницу сигару.

— Получилось, как в кино. План с Митрофаны — чем сработал. Они сами полезли в мусоропровод. Мне осталось лишь запереть их в этой мышеловке. Час назад закончился штурм. Результат ошеломляющий. Три трупа. Судя по всему, Цунами застрелил полковника Смеяна, а самого бандита ликвидировали омоновцы. Сейчас там началось расследование. Симонов принимает в нем активное участие. Он согласен с нашей версией.

— Не сомневаюсь, — холодно ответил Вольных и снова взялся за изучение схем.

Эта привычка выжидательно молчать выводила из себя самых стойких. Генерал мог часами заниматься бумагами, делая вид, что терпеливо ждет продолжения уже закончившегося рапорта или донесения. Дана тоже утомляла эта игра. Поэтому он изобрел свой прием — начинал в разных вариациях повторять уже сказанное.

— Таким образом, — продолжил он, — мы практически свели к минимуму утечку информации об особняке. Остался настоящий Петелин… ну, возможно, Кира Давыдова, с которой он мог поделиться воспоминаниями. Думаю, их легче убрать вместе. Тут и никакой выдумки не нужно. Простая автомобильная катастрофа. Мадам Давыдова любит управлять транспортным средством в нетрезвом состоянии…

— А остальных? — не глядя на него, спросил Вольных.

— Больше некого… Одна Ядвига, так вы сами не даете добро! Уж я бы ей вставил! До сих пор мороз по коже идет, как вспомню тот вечер. Нет, чтобы я — человек с железными нервами, здоровой психикой поддался массовому гипнозу? Увидел перед собой самую натуральную в белом саване смерть? Да западло такое! Это же самая опасная баба на свете! Никакие запоры, никакая охрана не поможет. Мы потом просматривали видеозапись ее прихода, так больше всего сгорали от стыда, глядя на наши идиотские дебильные физиономии. Она же могла приказать нам стре — лять друг в друга, и мы бы с радостью переколошматили себя. Нет, нельзя такой бабе жить на свете. Ее даже в камеру не засадишь. Выйдет… У меня два дня после ее прихода голова разламывалась. Думал, в психушку попаду…

— Кроме Ядвиги, о твоем «рае для богатых» наверняка уже знают все подруги Киры Давыдовой. Не сегодня — завтра журналисты начнут осаждать особняк. А там недалеко и до разгневанных родственников убиенных. Представляешь, что начнется?

— Всех… всех пушу в расход! — заскрипел зубами Дан.

— Поздно, дружище… поздно, — в тон партнеру ответил Валентин Георгиевич, употребив его любимое обращение. — Хватит. Мы с Петелиным перемудрили. Не учли фактор любовных отношений. Двойник — то оказался не по этой части.

— А как же будет?

— Никак! — наконец взорвался Вольных. Выскочив из — за стола, он принялся почти вприпрыжку, петушиным шагом вышагивать по кабинету вдоль длинного стола совещаний. — Завалил фирму и еще смеешь пасть раскрывать?!

— Я чего?! — в ответ вспылил Дан. — Меня не учили защищаться от колдунов! И никакой вины за мной нет! Поручите, так всю эту нечисть выведем как тараканов!

Вольных, наконец, успокоился. Подойдя к Дану, похлопал его по плечу.

— Ладно. Простил бы, да не за что. А хвалить так уж точно не буду. Придется прятать концы в воду.

— Ликвидировать? — охнул Дан и встал, сразу возвысившись над Вольных.

— Сидеть! — вспылил тот. — Тебе дай волю, всю Москву завалишь трупами! Эвакуировать будем. В срочном порядке. Пока ты Петелиных как кур потрошишь, я тут за вас за всех проблемы решаю.

— Куда ж нам из особняка?

— Куда? На Кипр! Назавтра чартерный рейс заказан. Сейчас поедешь в туристическое агентство «Чарт — тревел» получишь загранпаспорта, потом в нашей лаборатории переклеешь все фотографии. И чтобы завтра духа вашего тут не было. Организуешь автобусы, зеленый коридор в аэропорту и головой ответишь, если кто — нибудь из клиентов сбежит или потеряется.

— А что с ними делать на Кипре? — с трудом переваривая услышанную информацию, беспомощно спросил Дан.

— В аэропорту Ларнаки вас встретят наши сотрудники. Старшему передашь вот этот дипломат, — Вольных подскочил к столу и из ящика вытащил плоский кейс. — В нем все документы и новые инструкции для тебя. Ознакомишься с ними в полете. На замках стоят часовые коды. Откроешь за пятьдесят пять минут до посадки. Ровно в пять минут третьего по московскому времени. И учти, нарушишь инструкции, тебя на Кипре уберут прежде, чем успеешь связаться со мной. Таков приказ. Отменить его меня ничто не заставит. Понял?

— Так точно!

До Дана, наконец — то, дошло — игра продолжалась! Сказать по правде, после освобождения Ядвигой Петелина он решил, что всему мероприятию конец. Это означало и его собственный конец. Решив ликвидировать «рай для богатых», Вольных вряд ли оставил бы в живых кого — нибудь, кто хоть мало — мальски был причастен к деятельности фирмы.

— Целиком поддерживаю мудрое решение! — без лести оценил он. А в мыслях уже представил уютный залив с диким пляжем где — нибудь в безлюдном месте рядом с турецкой территорией. Белый просторный особняк, бассейн, ароматные южные ночи и гамак. Каменное лицо исказилось в улыбке.

— Бери кейс и двигай в «Чарт — тревел».

— Лично мне холодная Москва давно опротивела, — признался Дан, весьма довольный тем, как лов — ко генерал разрешил, казалось бы, пиковую ситуацию.

Выходя из кабинета, он столкнулся с секретаршей, спешившей доложить шефу, что человек, которого он приказал немедленно доставить к нему, уже в приемной.

— Зови, — энергично кивнул Вольных и снова погрузился в изучение схем.

Буквально сразу в раскрытые двери вошел встревоженный Олег Данилович. Уставился на сидевшего за столом маленького человечка в сером поношенном костюме с широкими лацканами. Поразился тому, что тот не бросился к нему с почтительным приветствием. Негромко кашлянул и спросил с плохо скрываемым раздражением:

— Чем обязан?

— Обязан, обязан, — продолжая заниматься бумагами, подтвердил Вольных. — Проходи, садись.

— У меня мало времени, так что постарайтесь покороче изложить суть вопроса, ' — не шелохнувшись, потребовал Суховей.

— Времени свободного у тебя теперь до хрена. Будешь ждать, сколько скажу! — не поднимая глаз, спокойно объяснил Вольных.

— Генерал, что вы себе позволяете?!

— Пока ничего. Поэтому садись.

Сам факт вызова в спецслужбу, не имевшую к его деятельности непосредственного отношения, озадачил Суховея. Будучи вышколенным чиновником, он не стал отказываться от встречи, но никак не предполагал нарваться на такой хамский прием. Рассчитывал, что с ним хотят встретиться, чтобы взять какую — нибудь расписку о неразглашении государственных тайн, к которым он был причастен по роду деятельности. Ничего, кроме формальностей, не ожидал. И вдруг такое унижение.

— Либо потрудитесь объяснить, что вам угодно, либо у вас возникнут серьезные неприятности.

— Да не морочь голову, садись! — Вольных отложил схемы и впервые снисходительно взглянул на бывшего вице — премьера.

— На каком основании вы мне тыкаете? — не сдавался Суховей.

— Спеси в тебе, Олег Данилович, до хрена. Но мы это дерьмо вышибаем быстро. Не напрашивайся. Садись, пока предлагаю. Я ведь не со всеми такой любезный. Нрав у меня крутой, характер говенный… Садись.

Такой наглости Суховей никак не ожидал. Его собственное высокомерное отношение к окружающим по сравнению с этой беспардонностью было верхом интеллигентности.

— В таком случае вызовите моего адвоката!

— Ну, что ж ты меня мучаешь? Тебя куда привезли? В опорный пункт, что ли? Садись и слушай.

Суховей вдруг почувствовал, что совершенно беззащитен перед этим плюгавым генералом, которого совсем недавно мог отправить в отставку одним щелчком. Его охватила легкая паника. Поддавшись ей, прошел к столу и сел на стул у его дальнего конца.

— Отлично! — удовлетворенно отметил Вольных и тут же выскочил из — за стола и принялся кружить по кабинету петушиным шагом. — Я ведь к тебе с добром. Суховей — крути, не крути, а фигура. Только делаешь ты все через жопу!

— Я протестую! — вспылил Олег Данилович.

— Подожди. Дай договорить. В чем — то я тебя понимаю. Отставка нависла, крыша поехала, засуетился. Понимаю. Решил обеспечить себе теплое место. Но нельзя же было так сразу брать и заваливать Артема Давыдова…

— Не понял… — агрессивно произнес Суховей.

— Так и я поначалу не понял! — расстроился Вольных. — Надо же было сперва всю ситуацию про — качать. А ты — хлоп и выноси готовенького! Просто уголовщина какая — то! Ай… занимались бы своим делом…

Суховей встал.

— Я так понимаю, что меня в чем — то обвиняют?

— Сядь. Обвиняют в суде. Я тебе как профессионал высказываю свое недовольство. То, что ты и твоя любовница Фрунтова «заказали» несчастного Артема, доказать — пара пустяков. Да не за то тебя журю, а за то, что не посоветовался.

Олег Данилович хотел оскорбиться. Уже открыл рот, но вдруг понял, что бессмысленно. Поэтому решил ответить спокойно:

— Я не убивал и никого об этом не просил. Более того, до последнего момента поддерживал Артема Давыдова и его банк.

— Это точно. Только не поддерживал, а откармливал. Давал возможность работать с бюджетными деньгами. Вводил в список уполномоченных… ну и так далее. Короче, делал все, чтобы «Крон — банк» процветал, надеясь в один прекрасный день сесть в освободившееся кресло. И не спорь. Стратегически было задумано правильно. И Артема убрали грамотно. А дальше идти — испугался. Вот тут — то коршуны и слетелись.

Перебивать генерала Олег Данилович уже не решался. Молчание являлось последним спасательным кругом для него.

— Пока ты прятал голову в песок, активизировался Покатов. Старуха во главе банка поставила своего человека. Ничего бы ты не выиграл в данной ситуации… Называется — другому подстелил соломку. Не веришь? Вот схемы, сделанные господином Волоховым за несколько дней до смерти. Он вычислил тебя и, если бы его не убрали, передал бы компромат либо Крюгеру, либо Сарояну. Ни один из них тебя бы не пожалел.

Вольных разложил перед Суховеем листы ватмана, на которых Банщик стрелками обозначил убийцу. Олег Данилович с трудом сдержал себя, чтобы не взглянуть на схемы.

— Чего вы добиваетесь? — сухо спросил он.

— Вот! Первый вопрос по существу! — оживился Вольных. — Хочу сделать тебя президентом консорциума — «Крон — банк» — «Сибирсо».

— Меня?

— А что? Банк системообразующий. Выживет в любых катаклизмах.

— Да, но… — ошарашенный Суховей не знал, как реагировать.

— Какие там «но»? Покатову его не заполучить! У меня на столе лежит компромат, подтверждающий, что и Покатов, и Сароян лоббировали интересы «Европейского альянса». Когда — то эти материалы господин Давыдов передал Волохову. Но тот не успел ими воспользоваться. Так что они тебе не соперники. Старуха умерла от инфаркта. Царство ей небесное. Бывшая жена Давыдова Кира Юрьевна стала единственной наследницей.

— А Петелин?

— Петелин влюблен в Киру. Он будет делать так, как скажет она. А Кира теперь полностью попала под влияние Ядвиги Ясной, потому что та доказала ей свою связь с астральным миром. С Ядвигой работает наш агент Альберт Баринов, по кличке Барин. Так что ситуация полностью под контролем.

— Но ведь Петелин связан с Сарояном?

— Того Петелина больше не существует. — Как?

— Так. Он был подставной фигурой для разоблачения полковника Смеяна, который, объединившись с уголовным авторитетом Цунами, убил Артема Давыдова в надежде поставить во главе банка своего человека. Час назад мне доложили, что все они погибли. Смеян зарезал подставного Петелина, Цунами убил Смеяна. А сам уголовник оказал сопротивление омоновцам. Его пришлось уничтожить. Такая вот печальная история… Кошмар какой — то. Уголовщина, — тяжело вздохнул Вольных. — Кстати, в операции принимал участие полковник Симонов. Уволили человека, а он стал начальником службы безопасности банка и распутал всю цепочку. Его стараниями убийца Артема Давыдова изобличен и наказан. Завтра об этом факте раструбят все газеты. Что до наших дел, то остается получить твое согласие на беспрекословное подчинение в новой должности моим указаниям.

— Ловко… Значит, Давыдова убили по приказу Смеяна? — вытирая испарину со лба, дрогнувшим голосом произнес Суховей.

— Ну, не по твоему же! — рассмеялся колючим мелким смехом Вольных. — Правда, если вдруг решишь меня предать, то результаты расследования придется пересмотреть. Уж, не обессудь… Работу консорциума буду контролировать лично и не позволю никакой самодеятельности. Хватит разборок. И Фрунтовой передай, чтоб перестала интриговать. Клим Молодече будет за ней присматривать.

— Понял. А почему все — таки я?

— Потому что это место должен был занять Суров. Но старуха спутала карты. Не успели предотвратить… а Алексей был мне другом. Видишь, и у нас бывают проколы. Всему виной самодеятельность! Решил подставной Петелин перед старухой выслужиться. Но что взять с мертвых… Вопросы есть?

— Я должен что — нибудь подписать?

— Зачем? Меня учили доверять людям. Езжай домой, перевари информацию. Завтра приступим к выработке стратегии нового консорциума. И плюнь на Покатова. Он у меня вот где, — постучал генерал почти детским кулаком по столу.

Суховей встал и оказался на две головы выше Вольных.

— Хочу сказать, Валентин Георгиевич, — начал он без привычного гонора, — я всегда верил, что найдутся люди, способные помочь в трудную минуту, и… — Иди, иди, — спровадил его Вольных, не любивший смотреть на собеседника снизу вверх.

Глава 42

Евгений сидел на кухне и пил кофе из синей чашки. Яркий солнечный луч, пробивавшийся сквозь живую зелень цветов, украшавших окно, путешествовал по коллекции фаянсовых разделочных плиток с изображением ветряных мельниц. Перескакивал на высокие прозрачные банки с крупами, отражался от пузатых цептеровских кастрюль. Третье утро он встречал в уютной квартирке Киры на «Белорусской». Мальчик вопросительно сидел у его ног. Из комнаты был слышен голос Киры, разговаривавшей по телефону. Ощущение полного счастья не покидало Евгения. Свершилось то, о чем он даже мечтать не смел. Разве могла в его воспаленном сознании возникнуть такая умиротворенная картина, как эта: «Утро. Ароматный кофе. Весенний луч солнца. Собака у ног. И голос любимой женщины за стеной»?… Да никогда!

Смерть Ариадны Васильевны странным образом сблизила их. Ни Евгений, ни тем более Кира не питали к старухе добрых чувств. Но когда на их глазах умер мучительно близкий человек, они оба почувствовали себя невольными убийцами. Кира не смогла сдержать слез. Управляя машиной, то и дело бросала руль и принималась осторожно промокать глаза бумажными салфетками. Евгений молчал. Произносить привычные слова утешения было глупо. При всем человеколюбии Киры смерть Ариадны Васильевны не являлась для нее большой трагедией. Просто возникла естественная реакция на сам факт человеческой кончины.

— Вот и конец всем конфликтам, — словно под — водя черту под противостоянием с бывшей свекровью, печально заметила Кира.

— И к лучшему, — в тон ей ответил Евгений.

— Видит бог, я не желала ее смерти. Хотя обвинять будут именно меня.

— Зато она мечтала расправиться с тобой.

— Кто — то из нас должен был умереть, — вполне здраво рассудила Кира и перестала лить слезы.

Тем самым разговор о старухе был исчерпан. Наступило затяжное неловкое молчание. Первым не выдержал Евгений.

— Мы куда едем?

— Ко мне… — решительно ответила Кира и тут же заторопилась с объяснением. — После случившегося я не смогу быть одна.

— А это удобно? — все еще не веря в чудо, продолжал спрашивать он.

— Без цветов неудобно. Мне давно никто не дарил цветы, — она резко притормозила напротив цветочного базара у метро «Белорусская».

В эту минуту Евгений почувствовал себя отвратительно. Ведь у него в кармане не было ни копейки. Но Кира тут же достала кошелек и протянула ему.

— Денег на меня тратили часто и много. А цветы дарили редко. Возьми в долг. Отдашь из банковской зарплаты.

Евгений выскочил из машины и, как был в одном смокинге, пересек дорогу и, не выбирая, купил целую охапку огромных белых хризантем. С ними он ввалился в теплый, пропитанный французскими духами велюровый салон «БМВ».

— Боже, — вздохнула Кира и впервые как — то случайно поцеловала его. От неожиданности Евгений напрягся, как оловянный солдатик.

— Может, еще что — нибудь купить?

— У меня всегда холодильник забит всякой всячиной. А выпивки на год хватит! — с гордостью заявила Кира.

От волнения Евгений не мог продолжать разговор. Его трясло. Нечеловеческие попытки взять себя в руки не давали результата. Очень быстро это состояние передалось Кире. Едва войдя в дом, она сбросила прямо на пол песцовый жакет, повернулась к Евгению лицом и, пристально глядя на него своими огромными иконописными глазами, призналась:

— Я не смогу вот так просто… у меня практически не было любовников… Я всегда была замужней женщиной… Я не умею… — и уткнулась воспаленным лицом в его плечо.

Евгений и сам едва держался на ногах. Он был совершенно не готов к такому резкому повороту в их отношениях. Сколько раз в мечтах он подхватывал ее на руки и бросал на постель! Но в эту минуту и сознание, и тело оказались парализованными.

— Я люблю вас… — затаив дыхание, произнес он.

— Повтори…

— Я люблю вас…

— И женишься на мне?

— Разве это возможно? — остолбенел он.

— Я по — другому не умею, — искренне призналась она.

Кира оказалась идеалом его столь долго подавляемых желаний. До сих пор он ощущал ее невесомое тело. В мозгу как на кинопленке навсегда запечатлелись нервные изгибы ее тонкой графической фигуры. А полные упругие груди нерожавшей женщины при малейшем воспоминании вызывали прилив неистовой страсти…

Он продолжал пить кофе, а за стеной слышался голос Киры, повторявший почти один и тот же текст уже десятой по счету подруге:

— Представляешь, — сообщала она в трубку. —

Я выхожу замуж! Сама не ожидала! При чем тут банк?! Ну и что, что третий муж? Для многих это еще не предел!

Наконец пол — Москвы было оповещено, и у огромного количества столичных дам появилась тема дня. Теперь они уже принялись обзванивать друг дружку. А Кира, возникнув на кухне с сигаретой в руке, напомнила, что им лора ехать на панихиду.

— Но сначала мы заедем в парикмахерскую к моей подруге и сострижем тебе эти жуткие волосы!

— Тебе больше нравится тот Петелин? — ревниво уточнил он.

— Не напоминай… омерзительно! — Кира брезгливо передернула плечами. — Подай мне норковую шубу. В ней на поминки приличней.

О гибели подставного Петелина от рук Смеяна ей сообщил полковник Симонов, представившийся новым начальником службы безопасности «Крон — банка». Но в тот момент Кира пребывала в объятиях Евгения и не желала слышать ни о чем, кроме его чувств к ней. А когда на третий день они, совершенно обессилев, все — таки поднялись с постели, эта новость, как и смерть старухи, казалась чем — то далеким, не имевшим к ним никакого отношения.

Но на панихиду нужно было ехать. Чтобы вновь не соприкасаться с проблемами банка, Кира предложила сразу после поминок ночным рейсом улететь в Испанию. Погостив у Ольги, они отправятся в Америку и в Лас — Вегасе узаконят свои отношения. Все это напоминало Евгению пряные сюжеты из «Тысячи и одной ночи». Он готов был подчиняться любому капризу Киры. И это ее окрыляло.

Панихиду устроили все в том же доме ученых на Пречистенке, где совсем недавно прощались с Артемом. Ариадна Васильевна лежала в гробу так, как будто все последние годы готовилась именно к этому заключительному аккорду своей жизни. Ее заострившееся лицо оставалось властным. Несло на себе печать несгибаемого характера, бесконечной уверенности в своей правоте и непримиримости к любым врагам. Даже на одре она не выглядела успокоенной, принявшей благостную весть архангелов. Присутствовавшим казалось, что старуха еще откроет глаза и, тыча в них высохшим пальцем, начнет обличать каждого, пожелавшего проститься с ней. Поэтому у гроба старались не задерживаться.

Траурным мероприятием руководила Фрунтова. Увидев Киру и Евгения, шепнула им:

— Встаньте в головах! Вам полагается!

— Я боюсь, — отказалась Кира.

— Ты же теперь хозяйка банка, — настаивала Фрунтова.

— Пусть Евгений помучается, — и поставив Петелина вместо себя, ретировалась за спины сотрудников банка.

Между тем в зале обсуждали не похороны старухи, а появление Киры с живым и невредимым Евгением Петелиным. Более всего смущала его только что подстриженная голова.

— Так это тот! — звучало в толпе.

— Нет. Сразу видно, что этот настоящий. Держится иначе.

— Ничего вы не понимаете. Настоящим был тот. Поэтому его и убили. Он во всем слушался старуху, а этот — Киру.

— У них роман?

— Нет. Финансово — половая связь.

— А хорошо устроился. Второй такой богатой невесты в Москве не сыщешь.

Постепенно стали появляться основные участники заключительного акта разыгравшейся драмы. Размашистым шагом к гробу подошел Олег Данилович Суховей. Склонив голову, постоял секунд тридцать, развернулся и окинул присутствовавших взглядом победителя.

— Всегда знал, что он не пропадет, — негромко сказал Крюгер, обращаясь к Вакуле. — Но чтобы так лихо сколотить концерн… не ожидал.

Егор Пантелеймонович тряхнул разбросанными по плечам русыми волосами.

— Не бойся, Иван Карлович, тебя не забудем. Видишь, ты меня тащил к себе, Сароян — к себе. А я остался на своем месте. Вот что значит — не суетиться. Придется и тебе под крыло консорциума. А то от досады Покатов быстро расправится с твоей Финансово — промышленной группой. Да и банк «Императив» лучше превратить в филиал «Крон — банка». Думай, Иван Карлович. Выбирай, с кем пить сегодня на поминках.

Появившиеся в газетах и в программах теленовостей сообщения о раскрытии заказного убийства банкира Артема Давыдова многих повергли в недоумение. Но и успокоили общественное мнение. То, что во главе заговора стоял полковник Смеян, удивило только его бывших сослуживцев. Зато обнаружившаяся связь с мафией и одним из ее авторитетов Цунами отбросила всякие политические мотивы этого преступления, превратив его в привычную криминальную разборку. Тут же поползли слухи о том, что в «Крон — банке» крутились мафиозные деньги.

Смерть Ариадны Васильевны поставила точку в споре о наследстве ее сына. Сведущие люди решили продемонстрировать свою моральную поддержку Кире Давыдовой. В траурном зале, несмотря на неудачу, постигшую его в борьбе за «Крон — банк» и «Сибирсо», возник президент Межбанковской ассоциации Артур Александрович Сароян. Он зачитал некролог, подписанный новым вице — премьером Виктором Покатовым, пожал руки Петелину, Вакуле и даже Суховею. Но удержался от приветствий с Крюгером.

Под восхищенный шепоток толпы к гробу подошла одетая во все белое Ядвига Ясная. Немного постояла, прикрыв глаза, и, оперевшись на протянутую руку Баринова, подошла к Кире.

— Каждый заслужил свое, — сказала она, прикоснувшись к ее щеке своей. И добавила: — Поздравляю… он то, что тебе нужно.

Кира зарделась.

— Это все ты… Моя жизнь без тебя немыслима. После случившегося, ты — единственный человек, которому стоит верить безоглядно… — произнесла она с трепетом и почтением.

— Верь мне и дальше, — Ядвига одобряюще улыбнулась.

К ним подошел Баринов.

— Я уже предупредил кого надо, после крематория едем на поминки в мой новый ресторан.

— Мы же сегодня улетаем, — спохватилась Кира.

— Успеете. Он в центре. На Арбате.

— Поедете с нами, — предложила Ядвига.

— Нет. Я за рулем.

— Тогда запоминай адрес. Кривоарбатский переулок. Ресторан «Очаг». Там он один. Сразу увидишь, — сообщил Барин и увлек Ядвигу к какому — то вновь появившемуся бизнесмену.

Кира растроганно посмотрела им вслед, стараясь вспомнить какую — то неприятную ассоциацию, возникшую с названным адресом.

— Это здесь! — воскликнул Евгений, как только Кира свернула в Кривоарбатский переулок. — Здесь. Вон в том особняке меня прятали!

— Не кричи, — прильнув к лобовому стеклу, попросила Кира. Она сама была в шоке, узнав обгоревшие деревья.

Теперь их ветки были увиты гирляндами золотистых лампочек. Еще недавно темные окна особняка сейчас пылали ярким электрическим светом. А перед входом в него на толстых цепях повис козырек, над которым дугой светилась неоновая надпись «ОЧАГ».

— Нет, нет, туда нельзя! Это ловушка! Там Дан! Там все! Меня снова замуруют! — запротестовал Евгений.

— Успокойся. Видишь, люди входят. Вон Крюгер пошел. Вакула стоит…

— Они не знают, не знают! Это ловушка! Нас всех решили заманить и спрятать! Нужно срочно сообщить! Вызвать милицию!

«БМВ» остановилась на другой стороне переулка. К машине быстро подошел полковник Симонов.

— Почти все собрались, Кира Юрьевна. Ждем вас!

— А что там внутри? — нервно дымя сигаретой, спросила она.

— О… Баринов развернулся на славу! Отличный ресторан. Прямо рыцарский замок.

— И очаг под раструбом? — воскликнул Евгений.

— Да. Готовят целого барана. Запах — с ума сойти можно.

— А Дан там?

— Кто? — не понял Симонов.

— Дан… хозяин. Такой плешивый, с каменной мордой. Курит сигары?

— Нет. Такой не числится. Баринов совсем недавно купил этот ресторан. Сегодня открытие… виноват, поминки. Но так совпало.

— Ядвига Ясная уже приехала? — спросила Кира.

— Конечно.

— Тогда все в порядке! — заявила Кира и обернулась к сидевшему рядом Евгению. — Раз Ядвига там, бояться нечего. Пошли!

— Обижаете, Кира Юрьевна, — услышав ее слова, театрально возмутился Симонов. — Раз я здесь, бояться нечего.

— Да — да, — согласилась Кира и вылезла из машины.

Евгений обреченно последовал за ней. Стеклянные двери разъехались в стороны, и одетый в ливрею негр улыбнулся им приветливой улыбкой.

— Позвольте, мадам, манто?

— А где Дан? — резко спросил Евгений.

— Такого не знаю. А господин Баринов в зале. Вместо широкого окна, за которым еще недавно сидели охранники, разместился гардероб. Кира позволила негру снять с нее черную норковую шубу, сжала руку Евгения и прошла с ним в зал. В нем все так же торчали из стен рыцарские железные перчатки, державшие факел, потрескивали свечи в бронзовых канделябрах, витал все тот же запах дорогой косметики, жареного мяса и сигарет. Навстречу к ним, раскинув руки в высоких серебристых перчатках, направилась Ядвига Ясная.

— Как вам интерьер? — с гордостью хозяйки спросила она.

— Я здесь был, — почти шепотом напомнил Евгений.

— Да. Именно из этого ресторана мне пришлось вас выводить. Бывший владелец эмигрировал, я подумала, почему бы Альберту не прибрать к рукам такое уютное местечко.

— А подземные этажи? — не веря своим ушам, спросил Петелин.

— Какие этажи? Нет. Чего нет, того нет. Один забетонированный полуподвал. Но я туда не спускалась. Хватит об этом. Прошу к столу.

Почти все пространство зала занимали столы, поставленные буквой «п». Баринов давал указание метрдотелям, куда рассаживать наиболее почетных гостей. Евгений незаметно отстал от Киры и быстрым шагом направился к двери, за которой находилась ванная комната, в которой его мыла Анастасия. Вошел в нее и не увидел никакой джакузи. Лишь умывальники и кабинки. Из одной вышла женщина и, увидев исказившееся лицо Евгения, спокойно объяснила:

— Вы ошиблись, это дамский туалет. Извинившись, Евгений вернулся в зал. Подошел к Баринову.

— А где Кира?

— Баринов хотел ответить, но зазвонил мобильный телефон. Он, сделав знак подождать, поднес трубку.

— Алло. Да… ай — ай — ай… надо же! Вот несчастье! Сейчас, сейчас… включу, — спрятав телефон в карман, обратился к Евгению: — Пошли посмотрим телевизор. Теракт произошел!

Евгений отправился вместе с Барином. В дальнем конце рыцарского зала был сделан уголок отдыха. Среди зелени пальм стояли диваны и работал большой телевизор. Несколько человек внимательно слушали информационную программу.

— Что там? — спросил Баринов.

— Да наш самолет взорвался над Средиземным морем. Говорят, теракт!

На экране возник морской пейзаж. Несколько катеров бороздили район предполагаемого места падения самолета. Над ними зависли спасательные вертолеты. Дикторский голос за кадром продолжал высказывать версию происшедшей трагедии:

— В четырнадцать часов шесть минут самолет, выполнявший чартерный рейс по маршруту Москва — Ларнака, пропал с экрана радаров диспетчеров аэропорта Ларнака. Предположительно самолет взорвался на высоте восемь тысяч метров и упал в море в шестистах километрах от побережья Кипра. По предварительной версии на борту был совершен террористический акт. Ведутся поисковые работы.

— Да… — задумчиво произнес Баринов. — Чик… и нету! Страшное дело! Решили люди слетать искупаться в Средиземном море… и искупались. Ладно, жизнь продолжается! Прошу всех к столу. У нас свои поминки… Ха — ха — ха!

Евгений сидел рядом с Кирой. Плохо воспринимал происходившее, потому что все время ему мерещились клиенты Дана, поднимавшие кубки и радовавшиеся как дети после смерти Лисы Алисы. Воспоминания накатывали волнами. Он старался заливать их водкой. Но желанное опьянение никак не наступало. Гнетущая атмосфера поминок понемногу разрядилась. Пошли сначала воспоминания о вредном характере старухи. Потом всякие сплетни о ее жизни. И незаметно гости переключились на анекдоты. Один Евгений оставался серьезным, замкнутым и, как казалось сидевшим рядом, искренне страдавшим от потери близкого человека.

— Ну, как ты? — участливо спросила Кира, не пропускавшая ни одного тоста и каждый раз приговаривавшая перед тем, как выпить: — Ну, пусть уже успокоится там. Зла держать не надо…

— Ты о чем? — отвлекаясь от своих видений, спрашивал он.

— А ты?

— У меня галлюцинации. Сижу и жду, что сейчас появится Дан!

— Никто уже не появится! — обняв его сзади за плечи, заверил Баринов. — Ядвига считает, что вам обязательно нужно отдохнуть в Испании. А по моим расчетам, раз уж сегодня самолет гробанулся, значит, можно спокойно лететь. Ведь не каждый же день они падают.

— У нас ночной рейс, — подтвердила Кира. — Вещи в багажнике.

— Давай поедем. Тяжко мне здесь, — попросил Евгений.

— Сейчас, только попрощаюсь с Ядвигой.

Кира отправилась к другому концу стола, где в окружении почитателей сидела прорицательница.

— Ты, главное, не бери себе ничего в голову! — пьяно объяснял Евгению Баринов. — Держись меня… остальные — дерьмо собачье. Барин жить умеет и тебя научит! И не забывай, что ты — банкир! На Западе банкиров уважают. Не то что у нас… чик и нету!

Вернулась Кира и на глазах у всех обняла Петелина.

— Ядвига сказала, что мы едем навстречу своему счастью! Я ей верю!

— А я верю тебе, — кисло улыбнувшись, заверил

Евгений.

— Ну и с богом! — обнял их напоследок Баринов. — Симон вас проводит! Эй, полковник, иди сюда!

Оценив состояние Киры, Симонов предложил:

— Может, вас лучше отвезти?

— Ни за что! — воспротивилась Кира. — Завтра моя подружка, Сергей Грач, отгонит машину из Шереметьева. Мы с ним всегда так делаем. Пока меня нет, он на ней катается.

На фоне ускорявшегося разгула Симонов незаметно вывел их из ресторана, проводил до белой «БМВ» и пожелал счастливого пути. Евгений уже хотел садиться в машину, как кто — то потянул его за рукав.

— Привет, Женька! — кричал невысокий человек, сверкая очками из — под шапки — ушанки. — Не узнаешь? Тимур Стенькин! Ну, ты, вообще! Второй раз видимся, и не узнаешь! Зазнался!

По вздернутому носу Евгений узнал старого приятеля. Обрадовался. Они обнялись.

— Мы сейчас уезжаем, — как бы оправдываясь, начал Евгений.

— Да знаю! На Канары небось?

— Черт его знает. Куда — то туда.

— Вот ты и стал человеком! Рад, очень рад! — суетливо бил его по плечу Стенькин.

Из салона машины послышался голос Киры:

— Женя, садись! Пора ехать!

— Слышишь? — махнул Евгений. — Нам пора!

— Ну, бог даст, свидимся! Счастливого пути! — крикнул Стенькин и исчез за сугробами.

Евгений сел на переднее сиденье, и они отъехали от утопавшего в огнях ресторана. Через несколько минут голова Евгения завалилась набок и он стал тихо посапывать. Кира закурила, автоматически пристегнулась ремнем безопасности и включила конди — шен. Будучи и в трезвом, и в пьяном состоянии, она водила машину одинаково хорошо. Всегда держала большую дистанцию, стараясь не подъезжать близко к маячившим впереди автомобилям. Поэтому чувствовала себя в безопасности. Мысленно она была уже в Испании. А Евгению снились все те же лица клиентов Дана и почему — то вспоминался сонет, услышанный от Библиотекаря. Вернее, не весь сонет, а лишь первая строчка: «Я не знаю, что Богом завещано… Я не знаю, что Богом завещано… Я не знаю, что Богом завещано…»

Машина потеряла управление, после того как Кира свернула на скоростную трассу, ведущую к «Шере — метьево — 2», Кира отчаянно выворачивала руль, но ее неукротимо заносило влево. «БМВ» выскочила в кювет, перевернулась, снова встала на колеса и, не удержавшись, упала на бок, продолжая двигаться по инерции, оставляя в снежном поле черный вспоротый след.

После того, как машина замерла, Кире удалось выбраться наружу. За собой она тащила Петелина. Из последних сил вытянула его до пояса и с ужасом увидела, что у него снесло полчерепа. Лицо было залито кровью. Голова бессильно болталась. Он был мертв. Напрасно она кричала, прикрыв платком зиявшую рану. Осознав, наконец, бесполезность своих воплей, положила его на открытую дверь и, спотыкаясь, бросилась к трассе.

Машины мчались на высокой скорости. Слепили светом фар и проносились мимо. Кира стояла на обочине, подняв руки. Ветер раздувал полы ее длинной норковой шубы, и она казалась одинокой трагической птицей, пытавшейся оторваться от заляпанной грязью и кровью земли.