ГЛАВА 10

Капитан Августин Ленгли Феррис, баронет, командир корабля Её Величества королевы Британии «Сапфир», вооруженного семьюдесятью четырьмя пушками, сложив домиком свои длинные костлявые пальцы, походящие на паучьи лапы, и глядя поверх них, внимательно изучал нас. Взгляд этот не слишком обнадеживал. Холодную синеву глаз на длинном, лошадином, напоминавшем череп лице подчеркивали темные волосы и бледная кожа. Несколько дерзких веснушек украшали крылья носа и высокие угловатые скулы. Впалые щеки скрывались за пышными бакенбардами, густыми и прямыми, двумя дугами они спускались вниз, словно два водопада-близнеца, с математической точностью разделенные тонким ртом. Костлявый подбородок отличался особой блестящей гладкостью, которой можно добиться, только пользуясь опасной бритвой. Гладким был и его голос: когда он сообщил мне плохие новости, в нем не было и следа эмоций.

– Я подробно побеседовал с капитаном Батангом, и он со мной согласился. Сожалею, но вынужден доложить вам, что не вижу для вас никаких возможностей в достижении поставленной цели.

Я стоически принял его сообщение.

– Вы считаете, что «Икан-Ю» потеряна навсегда? Но ведь шхуна не так уж сильно повреждена?

– О да. Руль отремонтировать легко. Но шхуна лишилась грот-стеньги, нескольких частей рангоута, треснула грот-мачта. На борту нет материалов для ремонта, их не могли взять, ведь предстояло везти груз. И мы, естественно, имеем в запасе только собственный рангоут. Деревья на острове не годятся, даже если кто-нибудь и осмелится высадиться на этот берег.

– Да, на остров мы не торопимся. – Я взглянул на Джипа. – Однако, насколько я помню, и до нас плавали с никудышным временным рангоутом и такелажем.

Капитан задумчиво потрогал челюсть.

– Да, но где плавали?

Молл, прислонившись к открытым дверям штурманской рубки, горестно хмыкнула.

– Я начинаю думать, что впереди возможен целый букет неприятностей: не одно, так другое, – проговорила она.

– Вот именно, старший рулевой, – ответил ей капитан. – И конечно, мы ничего не можем сделать для вашего парового сосуда.

– Он имеет в виду котел, – разъяснил Джип.

– Верно, – уныло сказал я. – Он и без того никуда не годился. Нужен новый.

– Который не так-то легко раздобыть здесь, – напомнил мне Джип. – Не забудь, за пределами Сердцевины отсутствует промышленность. Все делается вручную. Вот почему Батанг Сен довел шхуну да такого состояния, у него просто выхода не было.

– Именно с этой проблемой, – кивнул Феррис, – время от времени приходится сталкиваться и «Сапфиру». Пока нам везет. Но я не думаю, что вы найдете в этом районе нужных мастеров. Так что перед вами стоит выбор: ремонт руля займет день или больше; у нас есть солидный запас досок, пеньки и прочего, чем мы можем с вами поделиться. Плюс к этому, разумеется, помогут мои матросы. Тогда будет не так трудно отбуксировать вас с песка.

Всё это Феррис произносил с такой невозмутимостью, что его слова не сразу укладывались в голове.

– Капитан Феррис, – наконец опомнился я, слегка задыхаясь, – это просто невероятно… вы и так уже столько для нас сделали.

– Да нет, уверяю вас. Взаимная выручка моряков, только и всего. Мне бы на самом деле хотелось, чтобы мы могли сделать для вас больше, но и с ограниченным количеством парусов вы сможете дойти до какого-нибудь яванского порта, а там вам поставят новый шпангоут и как следует укрепят руль, это займет по меньшей мере два дня. А оттуда вы уже отправитесь на Бали. А можете рискнуть пойти и прямо на Бали со временным рангоутом и такелажем, но на это уйдет столько же времени, а может быть, даже больше. Так что в любом случае я не думаю, что вы доберетесь туда к третьему мая, как вы хотите.

– Не как хотим, – свирепо вмешался Шимп, словно только что проснулся, – а как должны.

Феррис поднял редкие брови.

– Но через Спираль… – возразил было я.

Феррис распрямил пальцы и почесал нос.

– Не попадете, даже если я предоставлю вам помощь мистера… э… Джипа в качестве штурмана. Даже он не сможет провести вас через моря… э… Spiraculum Mqjorem[144], чтобы попасть на Бали к назначенному времени. Может быть, его не затруднит подтвердить мои слова?

Джип провел рукой по развернутым картам, у него блестели глаза, будто все черточки и символы сообщали ему какие-то новые истины.

– Да, – лаконично ответил он. – Мне очень жаль, Стив. Все сказано. Заход в порт, расположенный на краю Сердцевины, означает промедление. И потом, сколько времени уйдет на ремонт? Не знаю, сколько дней вы потеряете. Вам нужно что-то, действующее мгновенно, как те Ворота.

– Даже не заикайтесь о них… А если забыть о ремонте…

– Тогда вы будете чрезмерно зависеть от ветра, погоды и от действий, которые могут предпринять ваши враги.

– Капитан дело говорит, – согласился с Феррисом Джип. – Они наверняка свернут вам шею.

– Выходит, мы потерпели поражение? – На меня навалилась тяжесть, готовая вот-вот обрушиться.

– Нет! – воскликнула Джеки. – Руководители проекта не посмеют наложить на нас штраф, после того как я свяжусь с ними. Какая разница, один день или два?

– Огромная! – прорычал Шимп с неожиданной яростью. – Если контейнер, а вместе с ним я не будут доставлены в назначенное место до полуночи назначенного числа, все окажется под угрозой. В игру вступят другие силы. И когда этот срок настанет, когда наступит темнота, я уже не смогу служить для вас щитом. Вы и от этого можете отмахнуться?

Потрясенная, Джеки отвела глаза, она молчала, и я никогда не видел, чтобы она была так близка к слезам. Отчаяние нарастало a pleine forte et dure. [145]

Феррис встал и начал расхаживать по штурманской рубке, рассеянно касаясь пальцами одетых в бронзу приборов и дорогих туземных безделушек, украшавших стены.

– Ладно, – сказал я, – всё равно мы будем добиваться своего. Больше нам ничего не остается. Вы и так сделали для нас все, что могли.

– В этом нет необходимости, – резко сказал Феррис, он вернулся к своему кожаному вращающемуся креслу, взял длинный штурманский карандаш и стал вертеть его в пальцах. – У нас нет свободного места в трюме, – начал он, но внезапно донесшийся с палубы шум заглушил его слова.

На борт лебедкой поднимали капитанскую гичку, на которой Феррис навещал Батанг Сена. С неё на брезент, закрывавший главный люк трюма, капала вода, и под крышкой вдруг что-то ожило, что-то закопошилось, зашуршало, застучало, раздался глухой удар, скрежет и ни на что не похожий странный писк. Звучало всё это забавно, но дальше пошло по-другому. Тяжелая крышка люка подпрыгнула, закачалась, и палубные матросы отскочили в сторону.

Феррис поднялся с кресла, но Молл уже бежала по трапу на палубу, её золотые украшения громко звенели.

– Тише, тише, цыплятки! Успокойтесь, мои храбрые петушки, – заворковала она над люком. – Успокойтесь. Ведь противные пушки больше не стреляют, правда?

Ответом ей был отчаянный писк, и крышка подпрыгнула снова. Молл сильно ударила по ней ногой.

– А ну замолчите, наглые крикуны! Хватит горло драть! Замолчите, олухи, а то всех на веревку нанижу! Это я вам говорю – Молл.

У Джипа исказилось лицо. Я видел его взволнованным и прежде, правда нечасто, но знал, как он при этом выглядит.

– Это, – мрачно пояснил он, – это и есть наш драгоценный «скоропортящийся груз». По мне, так чем скорее он испортится, тем лучше. Только капитан да Молл готовы их терпеть.

Молл, быстро поднявшаяся к нам, усмехнулась и ткнула его под ребра.

– Чего разворчался! Иногда ты и сам ими лакомишься.

– Да, и нетрудно догадаться, как это мне нравится!

Феррис осторожно кашлянул.

– Спасибо, старший рулевой. Так вот, как я уже, весьма кстати, заметил, в трюм у нас ничего больше не поместится. Но если этот ваш контейнер водонепроницаем…

– Эта модель выдерживает погружение до двадцати морских сажень, – ответил я. – И может со всей своей упаковкой держаться на плаву месяцами. А что?

– Очень хорошо. – Капитан подчеркивал каждое слово, постукивая карандашом по столу. – Тогда мы могли бы разместить его на палубе. – Холодные глаза Ферриса вдруг подозрительно блеснули. – Раз уж наш выдающийся штурман так умело увел нас с нашего курса, то ему не составит особого труда завести нас ещё дальше, как я уже сказал, на Бали.

Джип издал протестующий вопль. Я выпрямился. И Джеки тоже. Наверное, ей никогда не приходило в голову, что у её ангела-хранителя пышные бакенбарды.

– А ещё я хочу добавить, – почти застенчиво продолжал капитан, – что для ваших досточтимых особ мы можем подыскать каюты. Так что, если вы окажете нам такую честь…

– Просто не знаю, что и сказать, – в растерянности заморгал я.

– Это почему же? – протянула Молл. – Что, разве слово «да» вышло из моды?

– Да нет, не то чтобы я не испытывал благодарности, просто я не хочу покидать Батанг Сена и Те Киоре в беде: со сломанной мачтой, с пиратами и Бог знает с чем ещё.

– Я уже обсудил всё это с вашим капитаном, – кивнул Феррис, – и он согласен. На это у него есть веская причина. Тем, кто вас преследует, нужны вы и ваш груз. Если на шхуне не будет ни вас, ни груза, её оставят в покое, преследовать станут нас.

– И пусть попробуют догнать! – Молл сверкнула белоснежными зубами и с довольным видом обхватила себя руками. – Вот бы мы потешились!

Скупая улыбка на лице капитана растянулась до самых бакенбард.

– Я не мог бы выразиться… э… точнее, чем вы, старший рулевой. Надеюсь, это парирует ваши возражения, мистер Фишер?

– Если вы позволите мне сполна расплатиться за это плавание…

Феррис добродушно покачал головой, теперь он и выглядел совсем по-человечески.

– Уверяю вас, я давно научился игнорировать подобные предложения. Значит, договорились. Да? Тогда, мистер Джип, раз уж вы утверждаете, что можете имитировать пароходный свисток, передайте, пожалуйста, мои приветствия капитану Батанг Сену и попросите его порадовать нас своим посещением и составить нам компанию за обедом. Надеюсь, все вы тоже к нам присоединитесь…

К тому времени как мы вернулись на шхуну, бригады матросов с обоих судов уже суетились вокруг нее, словно муравьи вокруг муравейника. Наши предложения помочь были вежливо, но решительно отвергнуты; мы прошли сквозь шумную толпу матросов, которые спешно что-то пилили, заколачивали, постоянно ощущая гнетущую близость нависшего над шхуной зловещего острова. Нам ничего не оставалось, как собрать вещи и перебраться на «Сапфир». На нем было три пассажирских каюты, но как-то так получилось, что наши с Джеки вещи оказались в одной двойной каюте на корме, и ни один из нас не стал поднимать шум, чтобы это изменить. Мы были настолько измучены, что могли только поплескаться в прохладной воде и рухнуть в постель, даже не взглянув друг на друга, пока раздевались. Однако ночь проходила, а мы не могли заснуть и лежали рядом, задыхаясь в тропической духоте, с нас стекали струйки пота. Мы слышали стук и скрежет ремонтных работ, он сливался со зловещими криками, доносившимися с ночного острова, и не давал заснуть. Рука Джеки нащупала мою, сжала её. Я огляделся, различил её силуэт на фоне слабо освещенных жалюзи иллюминатора, губы у неё приоткрылись и задрожали. Я повернулся, дотронулся до её рта рукой, погладил её подбородок, горло, ключицу и задержался на левой груди. Она поймала мою руку, прижала её и потянула меня к себе. Куда это могло нас привести, я знать не хотел, да это меня и не тревожило. Мы были во власти мгновения, и это было правильно, этого было довольно.

Потом, когда мы все ещё сжимали друг друга в объятиях, ничего не видя и задыхаясь, у меня перед глазами, словно вспышка молнии, возникло яркое видение – я увидел Молл, в волосах у неё струился лунный свет, она казалась огромной и грозной. Такой она была в ту ночь, когда, стоя у штурвала, объяснила, что собой представляет мое поведение по отношению к Джеки, разоблачила весь мой самообман и жестокую рассудочность. Вероятно, передо мной проплыло лишь воспоминание о Молл, но почему тогда в её глазах, которые в ту ночь блестели презрением, сейчас мелькало лукавство и даже намёк на нежность, правда если это и была нежность, то какая-то неистовая. А больше всего сбивал с толку её искрящийся смех. Но видение исчезло. В конце концов мы всё-таки заснули.

Утром мы вышли на палубу поздно. К этому времени шпангоуты левого борта на шхуне уже были обнажены, в борту зияла огромная зазубренная рана, и судно напоминало больного в разгар хирургической операции. Матросы усиливали поврежденные шпангоуты, проверяли обшивку и готовили замену её разрушенных частей; а помпы изрыгали потоки застоявшейся в трюме воды. Пеньку для конопачения трепали и киянками забивали в пазы и стыки, в машинном отделении в горшках кипела смола – никто не рисковал разворачивать работы на берегу, а прямыми и криволинейными стругами готовили тонкую древесную стружку для более надежного уплотнения пеньки.

Молл, как старший рулевой «Сапфира», несла утреннюю вахту у штурвала. Когда мы по трапу поднялись на палубу, она, повернув голову, поглядела на нас. Но это был обычный взгляд – смесь вызова и мягкой иронии. На лице у неё появилась ленивая язвительная улыбка, большим пальцем она показала на суетившихся матросов.

– Физическая работа – благородное дело. Даже только глядя на работающих, я чувствую прилив сил. – Словно озябнув в промозглом воздухе, Молл потянулась, как кошка. – А у вас двоих такой вид, будто вы хорошо поупражнялись физически. Ночная вахта прошла бы спокойно, но нас порядком помотало на якоре, как на высокой волне. Точно кто-то отплясывал у себя в каюте танец с покрывалами, так все сотрясалось! Интересно, кто это поднял такую пену?

Джеки покраснела как рак, и я, наверное, тоже.

– Черт возьми, не суйте нос не в свое дело, миссис Файт! – грубо ответил ей я, и вдруг пришедшая в голову мысль заставила меня переменить тон: – А может, это как раз твоих рук дело, Молл? Что ты вчера затеяла? Ты, случайно, не вмешалась? Ну, сама знаешь, может, пустила в ход прежние свои уловки?

Молл вытаращила глаза с видом оскорбленной невинности.

– Мастер Стефан! Я?

– Ладно, Молл, я же тебя знаю!

Молл опустила глаза, пожала плечами и шаркнула ногой по палубе, довольно, правда, неловко. Она ничего не делала неловко, если сама этого не хотела, за несколько веков в ней накопилась истинная грациозность.

– Увы! – призналась она. – Можно ли винить меня за то, что я проявляю к вам интерес? Сознаюсь, это я позаботилась, чтобы ваши вещи оказались в одной большой каюте, что правда, то правда. Но это всё! Больше – ни-ни! Всё, что должно было произойти потом, зависело от вас, только от вас двоих! Вдвоем вы…

– Хватит! – взвизгнула Джеки. – Я вас поняла! Что бы вы там ни замышляли, Молл, вы – подлая, любопытная склочница, вы вмешиваетесь в чужие дела! Радуйтесь, вы оповестили о моей интимной жизни всю палубу! А я пойду завтракать, спасибо вам большое! И вот ещё что, Молл…

– Да, сестричка? – смиренно спросила Молл.

– Огромное вам спасибо, – быстро ответила Джеки и убежала.

В тот день бригады матросов сновали с корабля на корабль, в ход шли навыки, приобретенные ими за всю жизнь. Они ползали вокруг пробоины в борту шхуны, словно мухи вокруг раны. Мы оставались без дела, но в противном случае только мешали бы им. Шимп снова нашел себе уголок на палубе и, сидя там на корточках, медитировал, происходящее его не интересовало. Мы с Джеки восхищались быстротой, с которой заделывается пробоина и восстанавливается борт, вырастают на палубе новые мачты, на которых снова появляются паруса. Мы много говорили друг с другом, вспоминали о том, что было когда-то, говорили о том, что могло бы быть, но ни один из нас ни словом не обмолвился о том, что будет. Я не заикался об этом, потому что боялся, а что касается Джеки, то о причине её молчания я мог только догадываться.

К вечеру пробоина была заделана, и потоки трюмной воды, которую выкачивали при помощи помп, превратились в жалкие ручейки. Рабочие бригады бегом вернулись на «Сапфир». Я думал, что на этом всё и закончится, но капитан Феррис, несмотря на свои медлительные манеры, не относился к тем, кто склонен бездействовать. Уже вскоре большая дымовая труба у нас над головой стала выплевывать первые черные клубы сажи, а огромные гребные колеса закрутились, замолотили по воде. Они разворачивали «Сапфир» на якорных цепях, пока он не навис, как утес, над сидевшей на песке шхуной.

– Задний ход и стоп машина! – прокричал капитан в переговорную трубу. «Сапфир» медленно прошел мимо кранцев шхуны, легко коснувшись их, словно нежно поцеловал, и закачался на волнах. – Палубная команда! Пожалуйста, кран!

С грохотом и скрежетом железная стрела протянулась над накренившейся палубой шхуны, а потом грохочущие цепи устремились прямо в открытый люк трюма. Несколько минут снизу доносились лязг и проклятия, потом раздался торжествующий клич, и в дело, пыхтя, вступила паровая машина, цепи со звоном натянулись, и под радостные крики обеих команд из трюма шхуны, двигаясь резкими толчками, в тусклом свете показался контейнер. С него капала вода, но он был цел и невредим, и каббалистические знаки, которыми его украсил Шимп, ярко блестели. Как только его подняли над шхуной, она слегка покачнулась и её палуба приподнялась, а потом выровнялась. Из-под корпуса послышалось чмоканье и бульканье. Песок ослабил хватку.

Контейнер подняли до высшей точки, и мы пригнулись, когда он, раскачиваясь и роняя капли, поплыл над палубой «Сапфира». Матросы бросились принимать его, так что он с легким глухим стуком опустился на палубу. Это, конечно, всполошило скоропортящихся, и они снова подняли писк, вызвав у Молл поток проклятий. Рифленые стенки контейнера были в порядке, замок на месте. Пострадали только нанесенные Шимпом знаки: они потекли, расплылись и облупились, но, похоже, теперь они мало его интересовали, как, впрочем, и всё остальное. Матросы столпились вокруг контейнера, отсоединили цепи, прикрепили их к рым-болтам на палубе; другие матросы уже перебрасывали швартовы на корму шхуны.

Капитаны снова прокричали что-то друг другу, колеса «Сапфира» захлопали по воде, он медленно отошел от сидевшей на мели шхуны и развернулся носом к лагуне. За его кормой буксировочные цепи поднялись из воды и натянулись, как гитарные струны. В машинном отделении непрерывно звонил телеграф, требовалось поддать пару. Гребные колеса взбили чистую воду в пышную, как на пивных кружках, пену. Несколько мгновений казалось, будто мы совсем не двигаемся, потом вспыхнула паника.

С непристойным сосущим звуком нос шхуны вырвался из песка, и кормой вперед она вылетела в лагуну. Мы все вздрогнули, когда шхуна понеслась к нам, как торпеда, но Феррис был к этому готов. Он переложил руль, был отдан буксировочный конец, и шхуна по инерции легко проскользнула мимо нас и заскользила по туманной лагуне. Вздохнув с облегчением, мы с Джеки спустились к кожуху колеса, когда снова поравнялись с «Икан-Ю».

Те Киоре был занят, он прилаживал другой буксировочный трос, на этот раз к носу; похоже, он перестал хромать. Батанг Сен поворачивал штурвал, проверяя, как работает руль после посадки на мель. Теперь события разворачивались очень быстро, и я вдруг осознал, что не хочу так спокойно расставаться со шхуной и с разбойничьей командой даже на время: слишком много мы пережили вместе. Я окликнул их:

– Эй, Те Киоре! Ну как шхуна?

Его круглое, как тыква, лицо расплылось в улыбке.

– Так и чешет, Стив! Никакой течи, даже комар ногу не замочит!

Батанг Сен поднял голову и помахал рукой.

– Selamat berjalan, tuan![146] Шикарная увеселительная прогулка! Сногсшибательный праздник! Много лет так не бегали. Скоро встретимся, правда?

– Да, – ответил я слабым голосом. – Сногсшибательно! Только будьте осторожны!

Батанг Сен засмеялся.

– Это не проблема! Проблема в том, что будет с вами. Ну, пока, tuan! Всего доброго! Попутного ветра!

– Верно! – засмеялся Те Киоре. – Значит, на следующей неделе увидимся на Бали. И, как договорено, повесели меня всласть, э? Да захвати пива! – Он послал Джеки воздушный поцелуй.

– Идет! – прокричал я в ответ. – Осталось только одно…

Те Киоре посмотрел на сверток, который я держал в руках.

– Это нам? Ладно, бросай!

– Он тяжелее, чем кажется!

Те Киоре напряг мышцы и засмеялся.

– Смотри, в голову попаду! – предупредил я и швырнул сверток.

Поймать-то он его поймал, презрительно выставив вперед одну руку, но тотчас опрокинулся навзничь.

Сверток лопнул, и на палубу с глухим звоном дождем посыпались маленькие блестящие кружочки и покатились во все стороны. Причин пугаться не было. У этой шайки пиратов уже давно выработался условный рефлекс на такое – ни одна монета не укатилась дальше трех футов. Матросы завопили, загоготали и пустились в пляс по палубе, распевая древние родовые песни, а может быть, и песни охотников за головами. Пока Те Киоре сидел, не сводя глаз с кучки монет, Батанг Сен сбежал с мостика на палубу со скоростью в несколько узлов.

– Здесь хватит на две таких шхуны, – ошеломленно проговорил он.

– Заплачено по счету, – ответил я, смеясь. – Последует ещё и премия, ведь вы, чертова стая акул, её заслужили! Ну, до Бали!

Ликующие крики стали ещё громче. Усиленный мегафоном, раздался голос Ферриса:

– Вы закончили свои дела, джентльмены? Прекрасно. Мистер Джип? Будьте любезны, просигнальте, что мы готовы к буксировке.

Паровой свисток дважды оглушительно просвистел, ему ответил дружный вопль.

– Не встанете ли за штурвал, мистер Джип, чтобы вывести нас из лагуны? Малый вперед, пожалуйста! Очень хорошо!

Я, правда, ничего хорошего вокруг не видел. Проход между рифами казался достаточно широким, но за рифами море не было спокойно. Приближающиеся волны взбивались в густую пену вокруг нашего носа. Однако руки Джипа со спокойной уверенностью перекладывали руль, а за кормой, у нас в кильватере, покачивалась шхуна, и я видел, как там, почти в той же позе, что и Джип, стоял Батанг Сен, за ним возвышалась фигура Те Киоре, а вдоль бортов выстроились матросы с шестами в руках, готовые оттолкнуться от появляющихся на пути рифов. И всё равно было несколько моментов, когда сердце замирало от страха. При встречном ветре и неработающей паровой машине шхуна одна не одолела бы этот проход. Но, как бы то ни было, через несколько минут, показавшихся целой вечностью, мы оказались в бурлящем, покрытом бурунами открытом океане. Ветер стал усиливаться, за нами, словно занавес, сгустился туман и скрыл от нас гору, похожую на мертвую голову, и все, что её окружало. Гром прибоя остался за кормой и быстро замер, как-то противоестественно быстро. А меня разбирало страшное неудовлетворенное любопытство – что же ещё прячется за пределами этого острова? Какие ещё рифы и мели, созданные человеческим воображением, таятся в бездонных просторах Спирали?

Вскоре туман стал рассеиваться, и перед нами вверху и внизу засияла синева Тихого океана. Капитан Феррис обратил свой длинный нос к ветру и осторожно принюхался.

– Мистер Джип, если можно, просигнальте, что мы готовы отдать буксировочный трос.

Раздались гудки, встреченные восторженными возгласами со шхуны; когда трос ослаб, матросы ринулись на мачты, и вскоре, словно цветы, над нами распустились паруса. Даже с поврежденным такелажем шхуна была красива, как сшитый из лоскутов цветок, у которого, словно белый лепесток, сиял на фоне пожелтевших старых парусов новый. Капитан Феррис поднес ко рту переговорную трубу.

– Поднять вымпел! Канонирам готовиться к салюту. По моей команде – огонь!

Темный узел взвился на флагштоке на корме «Сапфира» и распустился красным вымпелом. По очереди прогремели пять восемнадцатифунтовых пушек, стоявших вдоль правого борта, корабль накренился. Допотопные пушки шхуны выпустили клубы дыма в ответ, а обе команды хриплыми голосами приветствовали друг друга. Теперь, когда её руль ожил, шхуна неслась свободная, избавившаяся от преследования и от всех сложностей, в которые я её вверг. Словно конь без узды, она перескочила через нашу кильватерную струю, повернула на восток и устремилась к безопасным портам Явы. Мы с Джеки следили, как она удаляется, и молчали, глядя на гребень паруса, который постепенно уменьшался и, став размером с акулий плавник, исчез за горизонтом.

Шхуна свою работу сделала, что же предстоит нам?

«Сапфир» был быстроходным кораблем. Джип говорил, что это самый быстрый корабль из бороздящих здешние моря, и поверить в это было легко. Корабль шел с предельной скоростью, возможной здесь, где ни один вид промышленности не мог долго продержаться, а вся технология была кустарной и осуществлялась руками одаренных ремесленников. Для кораблей не было готовых запасных частей, не было станков, чтобы их изготовить. Если какая-то деталь изнашивалась или выходила из строя, её делали вручную, и это стоило фантастических затрат времени и денег.

– Так было и с паровыми машинами, когда они только появились в Сердцевине, – рассказывал Джип, привалившись к переборке в машинном отделении, следя за огромными балансирами. Их медленное методичное движение казалось странно тихим по сравнению с ревом двигателей внутреннего сгорания и воющими турбинами военных кораблей. – Но долго так продолжаться не могло, не может и теперь. Как ты думаешь, сколько времени понадобится Батанг Сену, чтобы достать новый паровой котел? Конечно, золото, которое ты ему отсыпал, поможет, но всё равно ему придется поискать рабочих-металлистов, которые смогут выполнить такую работу. Держу пари, – продолжал Джип, – держу пари, что на Бали он придет под одними парусами и долго ещё будет обходиться без паровой машины. Настанет время, и то же самое будет с «Сапфиром», если только кто-нибудь не потопит его раньше. Может, и ему придется ставить новые мачты и паруса; или он вынужден будет вернуться в Сердцевину для ремонта, рискуя больше оттуда не возвратиться. – Джип усмехнулся. – И можешь прозакладывать что угодно, но я на «Сапфире» не останусь, если такое случится.

Я знавал парней, которые так вот заглядывали в Сердцевину. С одним я долго плавал от Нового Амстердама до Гесперид. Он наведался в родной порт и голову потерял, увлекся какой-то куколкой, да там и застрял. Я с ним встретился лет через десять, у него выпали все зубы, вылезли волосы, и он меня даже не узнал. И все твердил, словно свихнулся, что жизнь у него скучная, хуже некуда, что он, бедный, нигде не бывал и ничего стоящего не видел. Это он-то, который повстречался с самим «Арго», когда тот возвращался домой, видел даже Золотое Руно у него на мачте и кровь на корме; он, который охотился на слонов к востоку от гор Катскилл, когда ещё ни один краснокожий этих слонов не видывал! Этот парень даже не помнил, что выходил когда-то в море. – Джип глубоко вздохнул и покачал головой.

Джеки молча держала меня за руку, и по выражению её лица трудно было сказать, о чем она думает.

Молл презрительно фыркнула.

– Просто работа этих стальных рук наводит тебя на мысли о Втулке Великого Колеса. Давай-ка вылезай под открытое небо, вдохни свежего воздуха!

Она стала теснить нас вверх по трапу и сама следовала за нами, стараясь, чтобы мы с Джеки все время шли рядом, словно боялась, что любое препятствие может моментально нарушить хрупкую связь между нами. Возможно, она была права. Мы и сами не могли бы с уверенностью сказать, что с нами происходит, – возрождается ли прежняя любовь или возникают новые отношения двух совершенно изменившихся людей. Но тогда нас это не слишком и занимало. Может быть, Джеки прониклась той неуловимой, беззаботной эйфорией, которая охватывает некоторых из попавших на Спираль. У них возникает ощущение, что здесь случиться может все, что угодно, так почему бы этому не радоваться? Похоже, то же происходило и со мной, ведь я, не задумываясь, наслаждался близостью Джеки и радовался обществу двух друзей, на встречу с которыми уже не надеялся. Кстати, эти друзья не были охотниками предаваться размышлениям. Молл, конечно, не забыла, как отчитывала меня из-за Джеки, и теперь не сводила с нас насмешливого взгляда. А Джип просто находил все происходящее смешным. Для меня же эти дни были настоящей идиллией, я никогда такого не переживал.

Теперь их ничто не омрачало – нас никто не преследовал, мы не встречали никакого противодействия. Были, конечно, опасения насчет будущего, но серьезно меня беспокоило одно – наше прибытие на Бали. Молл и Джип не могли остаться там и оказать мне поддержку, ведь капитан Феррис и так позволил им довольно сильно расширить сферу их услуг нам, а они не принадлежали к числу людей, способных его подвести. Те Киоре и остальные догонят нас не так скоро. А Шимп? Теперь он уже не вызывал особого доверия: подавленный, ушедший в себя, он целыми днями, завернувшись в одеяло, медитировал или дремал, сидя недалеко от мостика. Он почти не ел и не пил, маленькие глаза казались усталыми, веки покраснели. Хорошо, что наше путешествие совершалось так быстро, иначе он, наверное, сошел бы с ума.

Днем мы шли по пустынному океану, а ночью тучи Спирали вздымались под корпусом корабля и паруса наполнялись лунным светом. От внимательного глаза Джипа не укрывался ни один ориентир, позволяющий устанавливать курс, а Молл твердой рукой вела корабль по звездам.

Но как бы всё это меня ни радовало, что бы я ни делал – бодрствовал ли рядом с Джеки, скрещивал ли мечи с Молл или слушал, как она наигрывает на скрипке мелодии, которые уже во времена Шекспира казались старинными, перешучивался ли с Джипом после чудесного rijsttafel [147] обеда, отплясывал ли вместе с командой так, что сотрясалась палуба, выпивал ли с главным механиком Макэндрю, или, как он себя называл, arteefeecer [148], или распевал с ним гимны, – душу мне жгла лишь одна мечта: пусть это продолжается вечно!