Когда я спросил ее, что случилось, она сказала мне, что мистер Риччио был заколот. Я опустился на колени рядом с ним и приподнял полотенце. Я увидел огромную рваную рану, из которой обильно шла кровь. Положив полотенце обратно, я посчитал его пульс. Он был очень слабым и неровным. Я видел, что он испытывает сильную боль и что сознание его угасает. Я открыл свой саквояж, чтобы ввести ему дозу морфина для уменьшения болей, но прежде, чем я успел это сделать, он скончался.
      Повернувшись, Боннер взглянул на коронера.
      Тот задумчиво изучал его несколько секунд, а потом повернулся к человеку рядом со стенографисткой.
      – У вас есть какие-то вопросы, мистер Картер?
      – Это Картер из конторы окружного прокурора, – шепнул мне Гордон, когда человек, кивнув, встал.
      – Доктор Боннер, когда до наступления смерти пострадавшего вы обследовали его, сказал ли он что-либо, делал ли какие-то заявления?
      – Да.
      – Что именно он сказал?
      – Он дважды повторил одну и ту же фразу: «Она заколола меня.»
      – Когда мистер Риччио вымолвил эти слова, имели ли вы представление, доктор Боннер, к кому они относились?
      – В то время – нет, – твердо ответил врач.
      Краем глаза я увидел удовлетворение на лице Гордона и понял, что он уже переговорил с понятливым доктором.
      – Были ли в комнате и другие лица, кроме мисс Хайден и пострадавшего, когда вы вошли в нее?
      – Там находилась также и дочь мисс Хайден, – ответил доктор.
      – Оставалась ли она там все время, пока вы обследовали пострадавшего?
      – Да.
      – Благодарю вас, доктор Боннер. – Помощник окружного прокурора вернулся к себе на место и сел.
      – Вы можете быть свободны, доктор Боннер, – сказал коронер. – Благодарю вас.
      – Инспектор Джеральд Майрер, – объявил клерк.
      В конце нашего ряда поднялся крепко сбитый и аккуратно одетый молодой человек с короткой стрижкой. Выйдя вперед, он принял присягу и сел.
      – Сообщите, пожалуйста, для сведения жюри ваше имя и род занятий.
      – Отдел по расследованию убийств полиции Сан-Франциско, инспектор Джеральд Майрер.
      – А теперь, будьте любезны, расскажите суду о ваших действиях в тот вечер, когда мистер Риччио получил ранение.
      Инспектор вытащил из кармана маленький блокнотик и открыл его.
      – По радиосвязи в машине, которая первая получила вызов, мы получили сообщение из отдела по убийствам примерно в 8.25. К дому мисс Хайден мы прибыли в 8.37. Тут уже находились две машины, оборудованные радиосвязью, и полицейский у дверей сказал мне, что в студии был убит человек. Я направился прямо туда.
      Пострадавший лежал на полу. В помещении так же находились мисс Хайден, ее дочь Дани Кэри, доктор Боннер и дворецкий Чарльз Флетчер. Мистер Харрис Гордон, который по данным патрульного прибыл за несколько секунд до меня, тоже находился там. Я немедленно же начал расследование.
      Он откашлялся и оглядел суд.
      – Оно привело меня к выводу, что мисс Хайден и ее дочь были единственными, кто находился в помещении в момент нанесения удара, в результате которого наступила смерть пострадавшего. Опрос мисс Хайден и ее дочери позволил мне сделать вывод, что во время ссоры между мисс Хайден и пострадавшим дочь мисс Хайден нанесла ему удар долотом для скульптурных работ. Оно лежало на полу рядом с телом. Я отправил его в полицейскую лабораторию для исследования.
      – Простите, что прерываю вас, мистер Майрер, – сказал коронер. – Но не могли бы вы сейчас сообщить нам о результатах исследования?
      Полицейский кивнул.
      – Да, могу. Лаборатория сообщила мне, что кровь на долоте была первой группы, которая соответствует группе крови пострадавшего. Они так же сообщили мне, что на рукоятке были найдены три различных отпечатков пальцев – мисс Хайден, ее дочери и пострадавшего. Некоторые из отпечатков были смазанными и плохо различимыми, но тем не менее, их было достаточно, чтобы твердо установить – все трое из вышеперечисленных лиц держали инструмент.
      – Благодарю вас, инспектор. Продолжайте, пожалуйста.
      – Закончив предварительное расследование, я захватил с собой дочь, Даниэль Кэри, в управление полиции. Нас сопровождал адвокат мистер Гордон, который, как я уже упомянул, был на месте происшествия.
      В управлении полиции мисс Кэри сделала заявление полицейскому стенографу, которое было зачитано ей и подписано в присутствии мистера Гордона. Затем, в соответствии с законом, я отвез ее в молодежный суд на Вудсайд-авеню и передал дежурному инспектору. Мистер Гордон сопровождал нас.
      – У вас имеется с собой копия данного заявления?
      – Да, сэр.
      Коронер повернулся к жюри.
      – В соответствии с законами штат Калифорния несовершеннолетний может не являться в суд, если он или она находятся под арестом за совершение правонарушения. Единственный суд, перед которым обязан предстать несовершеннолетний – это молодежный суд по делам несовершеннолетних. Но так как наша основная цель – установить физическую причину смерти пострадавшего, мы, тем не менее, имеем право зачитать перед судом заявление вышеупомянутой несовершеннолетней.
      Он повернулся обратно к полицейскому.
      – Не будете ли вы так любезны прочитать данное заявление, инспектор Майрер?
      Из внутреннего кармана инспектор извлек сложенный лист бумаги. Развернув его, он стал читать ровным невыразительным голосом.
 
       «Заявление Даниэль Норы Кэри, несовершеннолетней:
       Мое имя Даниэль Нора Кэри, и я живу со своей матерью, Норой Хайден в Сан-Франциско. Я сидела в своей комнате наверху, готовясь к экзаменам, когда услышала голоса из мастерской моей матери на первом этаже. Я знала, что моя мать и Рик каждый день из-за чего-нибудь ссорились. Обычно в таких случаях я оставалась у себя, потому что эти ссоры очень на меня действовали. Но эта ссора, которая длилась весь день, становилась все острее, и я начала бояться за свою мать. Как-то раньше, когда они ссорились, Рик ударил ее, и моя мать не могла три дня выйти из дома, потому что у нее был синяк, а моя мать не может показываться на людях с синяком под глазом.
       Они кричали все громче и громче. Затем мне показалось, что я услышала вскрик моей матери и вопль Рика: «Я убью тебя!» Я выскочила из комнаты и побежала вниз в студию. Я очень испугалась за мать, и когда я распахнула двери, то увидела, что Рик крутит ей руки, прижимая спиной к столу. Я схватила долото со стола около дверей и кинулась к ним. Я закричала ему, чтобы он оставил мою мать в покое. Он отпустил ее руку и повернулся. Затем он сделал шаг ко мне и сказал, чтобы я убиралась отсюда к черту. Я забыла, что держу долото и ударила его кулаком в живот.
       Секунду он стоял неподвижно, а потом прижал руку к животу и сказал: «Иисусе, Дани, почему ты сделала такую чертовскую глупость?» Тогда я увидела, что между пальцами у него торчит долото и по рукам течет кровь. Я бросилась к своей матери с криком: «Я не хотела этого делать!» Мать отбросила меня и кинулась к Рику. Повернувшись, он вытащил долото и дал его ей. Кровь так и брызнула из него, а мать бросила долото на пол. Рик сделал шаг к ней и тоже опустился на пол. Больше я ничего не видела, потому что закрыла лицо руками и стала плакать.
       Затем вбежали Чарльз и Виолетта, та шлепнула меня по лицу, и я перестала плакать. Потом пришел доктор Боннер и сказал, что Рик мертв. Хочу сказать, что было все, кроме того, что я не хотела этого делать.
       Я прочитала настоящее заявление, которое сделала по своей воле, без всякого давления и принуждения, и подтверждаю, что тут все правда, и все точно записано с моих слов, в чем я и подписываюсь.»
 
      Полицейский поднял глаза на жюри.
      – И, конечно, тут стоит подпись Даниэль Норы Кэри, – тем же ровным невыразительным голосом закончил он.
      Коронер повернулся к помощнику окружного прокурора.
      – У вас есть вопросы, мистер Картер?
      Тот покачал головой.
      – Благодарю вас, инспектор. Вы можете быть свободны.
      Когда полицейский покинул свидетельское место, секретарь суда объявил.
      – Нора Хайден.
      Я привстал, чтобы Нора могла пройти мимо меня. Лицо ее было бледным и напряженным, с плотно сжатыми губами. В первый раз я увидел, как она похожа на свою мать. Держалась она подчеркнуто прямо, высоко вздернув подбородок. Поднять все флаги!
      Когда она после присяги села на свидетельское место, Харрис Гордон расположился рядом с помощником окружного прокурора.
      Голос коронера был мягок и доброжелателен. Фамилия Хайденов по-прежнему пользовалась широкой известностью в городе.
      – Будьте любезны, мисс Хайден, расскажите жюри, что вам известно об описанных событиях.
      Говорила она тихо, но отчетливо. Во всяком случае, жюри и в первых нескольких рядах ее было слышно. Но я чувствовал, как напряглись все присутствующие за моей спиной, стараясь расслышать ее показания.
      – Случалось, что мы ссорились с мистером Риччио. Он несколько лет выполнял обязанности моего менеджера, но меня перестало удовлетворять, как он выполняет свои обязанности, и я решила уволить его. Условия его увольнения не устраивали мистера Риччио, и весь день он старался переубедить меня. Наконец, вечером он явился в студию, где я работала, и стал вести себя очень агрессивно. Я попросила его оставить меня в покое, сказав, что не могу работать, не могу сосредоточиться, и он мешает созданию скульптуры, над которой я тогда трудилась.
      При этих моих словах он схватил меня за плечи и стал яростно трясти, говоря, что не позволит выкидывать его под таким предлогом. Я попыталась оттолкнуть его, но он схватил меня за руки и заломил их, прижав к столу, отчего я почувствовала боль. Затем открылась дверь, вбежала Дани и закричала на него. Он повернулся к ней и сказал, чтобы она убиралась.
      Я видела, как она его ударила. И помню, как удивилась. Я никогда раньше не видела Дани в таком возбуждении. Она всегда была спокойной и хорошей девочкой, послушной и собранной. Порой я даже не знала, дома ли она, так тихо дочь себя вела.
      После этого мистер Риччио повернулся ко мне, и я увидела кровь. Дани отпрянула от него, крича, что не хотела этого делать. Я велела ей отойти, пока я пыталась помочь мистеру Риччио. Я не понимала, что произошло, пока не увидела в руках у него долото. Он… он… дал его мне и… и оно было мокрым от крови. Я бросила его. Он начал падать. Я попыталась поддержать его, но он уже упал на пол.
      На глазах ее показались слезы. Она всхлипнула, пытаясь продолжить рассказ, но у нее перехватило горло, и она начала плакать. Но как настоящая леди, изящно прижимая к глазам носовой платочек. Пока коронер не заговорил в том же мягком благожелательном тоне, в зале стояла мертвая тишина.
      – Принесите, пожалуйста, мисс Хайден стакан воды. Секретарь наполнил стакан из термоса, стоявшего на его столе, и преподнес Норе. Она отпила несколько глоточков.
      – Может быть, вам необходим небольшой перерыв, мисс Хайден? – спросил коронер.
      Нора с благодарностью взглянула на него.
      – Я… я не думаю. Сейчас я оправлюсь, благодарю вас.
      – Не торопитесь, мисс Хайден.
      Нора отпила еще глоток и продолжила повествование. Голос у нее был слабым и напряженным, но ее можно было расслышать.
      – Дани громко плакала, и в студию вбежал дворецкий. Я велела ему вызвать врача, пока буду звонить в полицию. Затем подошла к мистеру Риччио и постаралась устроить его поудобнее. – На глазах у нее снова показались слезы. – Но я уже ничем не могла помочь ему. И никто не мог. Я знала, что Дани не хотела причинить ему вреда. Дани и мухи не обидит.
      Несколько секунд она молчала, и было видно, как она старалась совладать с собой, затем, вскинув голову, она посмотрела прямо на жюри.
      – Думаю, что все происшедшее – результат моих ошибок, – смело сказала она. – Я могла быть лучшей матерью. Но думаю, это может сказать о себе каждая мать.
      Последняя ее фраза окончательно склонила жюри в ее пользу, растопив легкий ледок недоверия. В жюри было пять женщин, и все они плакали в унисон с ней.
      Повернувшись, Нора взглянула на коронера.
      – Я… боюсь, это все, что я могу сказать. Он откашлялся.
      – У вас есть вопросы, мистер Картер? Мистер Картер поднялся.
      – Мисс Хайден, вы сказали нам, что попросили дворецкого вызвать врача, пока вы сообщите полиции, а затем решили оказать помощь мистеру Риччио. Это верно?
      Нора кивнула.
      – Да.
      – Тем не менее, к моменту прибытия инспектора Майрера мистер Гордон, ваш адвокат, уже был на месте. Когда вы успели позвонить ему?
      – Сразу же после звонка в полицию, как я предполагаю. Точно сказать не могу. Я была в таком состоянии, что точно не помню.
      Интересно, понимает ли Картер, что Нора врет. Тем не менее, Картер решил не углубляться в эту тему.
      – В каких вы были отношениях с мистером Риччио?
      – Он был моим менеджером, – ответила Нора.
      – Но он жил у вас дома, не так ли?
      – Да.
      – Является ли это обычным делом в вашей профессии?
      – Не знаю, – ответила Нора. – Но в моем случае это было необходимостью. Он был занят круглые сутки.
      – Означает ли это, что ваши отношения с мистером Риччио носили гораздо более личный характер, чем предполагается деловым сотрудничеством, мисс Хайден?
      Гордон вскочил.
      – Протестую! Вопрос несущественный и не имеет отношения к цели данного расследования.
      – Протест удовлетворен.
      – Планировали ли вы пожениться с мистером Риччио? – спросил представитель окружного прокурора.
      – Протестую! При всем уважении к суду, я попросил бы указать помощнику окружного прокурора, что он должен задавать вопросы, имеющие отношение к цели данного расследования.
      – Протест удовлетворен. – В голосе коронера чувствовалось раздражение, когда он обратился к Картеру: – Тщательно формулируйте свои вопросы.
      Картер посмотрел на Нору.
      – Вы видели, что ваша дочь схватила долото, которым, как предполагается, она нанесла удар мистеру Риччио?
      – Нет, не видела.
      – Видели ли вы его в ее руках, когда она нанесла удар?
      – Нет, не видела.
      – Вы знали, что это долото лежало на столе около двери?
      – Думаю, да.
      – Вы обычно оставляете там долото? Ведь вы, конечно же, должны понимать, что такой острый инструмент может представлять потенциальную опасность?
      – Я оставляю инструменты там, где работаю с ними. В данном случае он был на том столе, потому что я вырезала на нем фигуру из палисандрового дерева. – Теперь она говорила твердым безапелляционным голосом. – Это моя мастерская. Кроме данного долота, в ней много других инструментов, имеющих отношение к моей профессии, включая и ацетиленовую горелку. Я – скульптор, и меня интересует лишь то, что я делаю, а не порядок, в котором лежат инструменты. Я никогда не воспринимала ни один из них как источник потенциальной опасности. Они – основа моего искусства.
      – Вопросов больше не имею, – сказал Картер, садясь. По-прежнему высоко держа голову, Нора покинула свидетельское место. Искусство, которым она занималась, было ее щитом, и, вздымая его перед собой, она закрывалась им от всего мира. Под его прикрытием она была в покое и безопасности.
      Был еще один свидетель. Чарльз. Его свидетельство дословно подтвердило все, что уже было сказано, поэтому, как я предположил, и не вызвали Виолетту. Коронер наконец обратился к жюри, поручив ему вынести решение.
      Они отсутствовали не более пяти минут. Старшина огласил вердикт:
      – Данным жюри установлено, что пострадавший Антонио Риччио погиб в результате удара, нанесенного острым инструментом, который был в руках Даниэль Норы Кэри, несовершеннолетней, обоснованно защищавшей свою мать.
      Помещение суда взволнованно загудело, и я увидел, как репортеры облепили коронера, ударом молотка возвестившего об окончании слушания. Отступив в сторону, я пропустил Нору с Гордоном. Они проследовали через дверь, и я увидел вспышки камер. Я решил обождать, пока фоторепортеры успокоятся, и сел обратно.
      Зал суда почти опустел. Я огляделся. В нем осталась только молодая женщина, которая делала заметки в небольшом блокнотике. Закрыв его, она посмотрела на меня и поздоровалась. Прежде чем я узнал ее, я автоматически кивнул ей. Инспектор по надзору.
      Я приподнялся.
      – Как поживаете, мисс Спейзер?
      – Здравствуйте, полковник Кэри, – тихо ответила она.
      – Вы видели Дани утром? Она кивнула.
      – Как она?
      – Пока еще она несколько растеряна. Но с ней будет все в порядке, когда она привыкнет к обстановке. – Она тоже встала. – Теперь я должна идти.
      – Да, конечно, – слегка поклонился я.
      Пропустив ее, я смотрел ей вслед, пока она быстро шла к выходу. Дани привыкнет, сказала она. Словно ей это нужно. Привыкать к пребыванию в тюрьме.
      Когда я направился к выходу, коридоры уже опустели. Яркий солнечный свет ослепил меня, и я не увидел Харриса Гордона, пока он не оказался прямо передо мной.
      – Ну, полковник Кэри. Что вы думаете? Я прищурился.
      – Был ли то суд или нет, но они вовсю постарались, чтобы все повесить на Дани.
      – Оправданное убийство – это далеко не то же самое, что просто убийство, – сказал он, пристраиваясь в ногу со мной.
      – Ну да, – мрачно согласился я. – Остается только поблагодарить, что нам выпала такая удача.
      – Было и еще кое-что, о чем там не говорилось, но о чем, я думаю, вы должны знать.
      Я взглянул на него.
      – Что именно?
      – То, что сказала Дани после того, как подписала заявление в управлении полиции.
      – Почему вы позволили ей это сделать?
      – У меня не было выбора. Она настаивала. А когда я попробовал ее убедить, что не надо подписывать, она настояла и на этом. Я помолчал.
      – И что же она сказала? Он посмотрел на меня.
      – «Теперь меня отправят в газовую камеру?» И затем она начала плакать. Я сказал ей, что ничего подобного ей не угрожает, но она мне не верила. Чем больше я убеждал ее, тем все в большую истерику она впадала. Я позвонил доктору Боннеру, он приехал и вколол ей успокоительное. Он поехал вместе с нами в суд, но даже его присутствие ничего не дало. Дани колотила истерика. Это и было основной причиной, почему ее передали в тот вечер под мою опеку. Она билась в истерике, пока ее бабушке не пришло в голову кое-что сказать ей, что наконец и успокоило Дани.
      – Что же она ей сказала?
      – Что приедете вы, – ответил он. – И вы не позволите, чтобы с ней что-то случилось.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
О ДАНИ