Глава 32

– Я тогда был еще подростком и мог не все правильно понять. – Сет, не спуская с нее глаз, сделал паузу, прежде чем продолжить рассказ. – Болтали, что Селена покончила с собой, поскольку у нее был роман, а дядя Джеймс об этом узнал и пригрозил ей разводом. Якобы поэтому он и вернулся домой в ту ночь неожиданно, в надежде застать ее с любовником и выяснить, кто он.

Оливия съежилась. Обрывочные воспоминания о жизни с матерью и отчимом всплывали в сознании. Ей было трудно сконцентрироваться на какой-то одной картинке, однако общее ощущение счастливой семейной жизни было отчетливым. Они были счастливы втроем.

– Кто это был, тот человек? – Собственный голос показался ей незнакомым.

– Я не знаю. Черт, я вообще не знаю, слухи это или действительно что-то было. Больше мне сказать нечего.

– О господи… – Слова Сета многое объясняли – и гнусные реплики Ламара, и странное смущение Келли, рассказывающей о смерти Селены. Они объясняли даже беспокойство Сета, когда он увидел ее входящей в озеро. Она снова встретилась с ним глазами. – Поэтому ты пошел за мной в тот день на озере. Ты решил, что я вздумала покончить с собой, правда? Яблоко от яблони…

На лице Сета отразилось смущение:

– Я так не думал. Это просто был инстинктивный порыв.

– Надо было мне сказать. Давно надо было.

– Зачем? – Он снова сжал ее руки. Колени их соприкоснулись, глаза встретились. Сет пристально смотрел на Оливию, словно старался прочесть ее мысли. – Все уже позади. В прошлом. Ни я, ни ты, ни кто-то другой ничего уже не сможет изменить. И это не имеет к тебе никакого отношения. Ничего общего с твоей жизнью и с тобой лично. Ты слышишь?

Он говорил так убедительно, что она выдавила из себя слабую улыбку.

– Слышу.

– Отлично. – Сет глубоко вздохнул. – Ты в порядке?

Она кивнула.

– Уверена?

– Уверена. – По правде сказать, она покривила душой, но быть сейчас с ним откровенной Оливия не могла, да и не хотела.

– Хорошо. Я сейчас оденусь и затем отвезу тебя домой. – Сет выпустил ее руки и поднялся. – Договорились?

Оливия с трудом собралась с мыслями. Самым тяжелым оказалось поднять голову и посмотреть ему в глаза.

– Сара… Я не могу уехать без нее.

– Возьмем и Сару. Или пусть остается, еще поразвле-кается. А заберет ее мама или Мэлори.

Оливия в ответ лишь послушно кивнула. Сет задержал на ней встревоженный взгляд, затем прихватил со скамейки одежду и направился в сторону душевых кабинок.

Оставшись одна, Оливия наклонилась, сложившись почти вдвое, обхватила руками колени и опустила на них голову. К горлу подкатила тошнота, в висках стучало. Образ матери – или ее самой? – входящей в черные воды озера, из смутных, напоминавших расплывчатые кадры кинофильма видений превратился в пугающе четкую реальность.

На ней был длинный, до щиколоток, ночной пеньюар из белого нейлона, отделанный широкими кружевами. Она шла босиком. Ночь выдалась жаркая и удушливая, в воздухе надоедливо гудели москиты. Лунный свет, отражаясь от гладкой поверхности озера, освещал тропу, по которой она шла. Когда Селена вошла в озеро и начала погружаться в него, вода оказалась теплой и слегка солоноватой, как и в тот день, когда Оливия была у озера. И запах был тот же – легкий запах сероводорода от застоявшейся воды и гниющих водорослей. Запах озера. Ее босые ноги увязали в тине, она хлюпала, попадая между пальцев, доходила до щиколоток. По мере того как Селена погружалась в озеро, вода поднималась все выше и выше. Она закрывала пеньюар – сначала по колено, потом по грудь…

Вдруг что-то неуловимо изменилось: теперь Оливия была уже не участницей событий, а снова превратилась в свидетельницу. Стоя на берегу озера, она смотрела, как ее мать борется, стараясь выбраться, и тонет, не в силах изменить происходящее…

Слезы застилали ей глаза, они потекли по щекам, упали на колени. Скорбь ее была настолько велика, словно она и вправду видела, как тонет мать.

– Ливви? – Это вернулся Сет.

Она услышала свое имя, поняла, что он рядом, но не в силах была ответить, перестать плакать, справиться с болью. Она беззвучно рыдала, склонив голову так, что касалась лбом коленей, втайне надеясь, что он уйдет, оставит ее наедине с горем.

– Ливви. – Он опустился перед ней на корточки, мягко откинул с ее лица волосы, провел пальцами по мокрым щекам. – Ты плачешь? Посмотри на меня.

Оливия не хотела этого. Она знала, что только сильнее расстроит его. Если бы можно было перекрыть кран, источающий слезы, она бы охотно сделала это. Но скорбь переполняла ее, и Оливия была перед ней бессильна.

– Черт побери, Ливви. – Судя по голосу Сета, он испытывал такую же беспомощность, что и она. Он неуклюже обнял ее, погладил по спине, затем слегка похлопал по плечу. – Не плачь, ну, пожалуйста. Что бы ни случилось в прошлом, оно не стоит твоих слез.

Оливия изо всех сил пыталась успокоиться: крепко зажмурившись, она постаралась втянуть в себя побольше воздуха, но попытка обернулась новыми рыданиями.

– Вот черт! – Сет поднялся и потянул ее за собой, взяв за руки. Она подчинилась, безвольная и безжизненная, все еще не открывая глаз и пытаясь сдержать слезы. Сет осторожно убрал с лица мокрые пряди и притянул ее к себе. Затем обнял, согревая ее ледяное тело своим теплом.

Оливия уткнулась лицом ему в грудь, обхватила его руками и разрыдалась с новой силой, словно не выдержало, взорвалось ее изболевшееся сердце.

– Ну, ну, Оливия, не плачь. Пожалуйста, не плачь. – Крепко прижав ее к себе, Сет принялся укачивать Оливию, как ребенка. – Глупо плакать о том, что случилось двадцать лет назад. Пожалуйста, успокойся.

Его попытки успокоить ее достигли цели, слегка облегчив ее скорбь. Рыдания постепенно стихали, и Оливия уже могла оценить силу его рук и крепость груди, ставшую ей опорой.

Слезы Оливии окончательно высохли, и спустя некоторое время она осознала, что находится в его объятиях, измученная терзавшими ее переживаниями и успокоенная его близостью. Никогда раньше не чувствовала она себя в такой безопасности. Нигде больше она не чувствовала себя дома.

Сет, со своей стороны, похоже, не спешил отпускать ее из объятий. Оливия подумала, что пора бы ей разомкнуть руки, высвободиться и, объяснив, что чувствует себя куда лучше, извиниться за влажные пятна, оставшиеся на рубашке от ее слез.

Но вместо этого она еще крепче прижалась к нему. Теперь, когда водоворот скорби, затянувший ее, утих, Оливия наслаждалась его близостью, его запахом, безопасностью и опасностью, которые одновременно он вызывал в ней.

Сету удалось успокоить ее, уменьшить душевную боль, но ей хотелось большего, чем дружеское участие.

Каким-то внутренним чутьем он угадал произошедшие в ней перемены, и Оливия поняла это, почувствовав, как напряглись его мускулы, участилось сердцебиение.

Ее сердце откликнулось, застучало в унисон, отдаваясь пульсацией в висках. Ради собственного благополучия, ради их дружбы ей необходимо высвободиться…

Она шевельнулась, подняла голову, чтобы увидеть его лицо. Руки отказывались подчиняться, казалось, они жили собственной жизнью, не желая отпускать его. Тело, похоже, тоже подчинялось своим законам, и если и отдалилось от Сета, то лишь на миллиметр.

Взглянув в лицо Сета, заботливо склоненное к ней, Оливия прочла в его потемневших глазах беспокойство. Встретившись с ней взглядом, Сет прикрыл глаза, словно хотел скрыть свои чувства. Лицо его напряглось, губы были сжаты в жесткую, четкую линию. Он походил на человека, который борется со своими желаниями.

– Сет, – выдохнула она, не в силах справиться с собой. Слегка закинув голову, Оливия потянулась к нему губами.

– Тебе лучше? – спросил он глуховато, скользнув взглядом с ее глаз на губы и обратно.

Оливия кивнула. Дыхание ее участилось, Сет тоже прерывисто дышал. Их тела были так близко друг к другу, что почти слились в одно целое. Отчасти в этом была ее вина – она так крепко приникла к нему, словно они составляли две половинки единого существа. Но и его руки, обнимавшие ее, не торопились размыкаться.

– Сет… – снова прошептала Оливия. Она не сводила с него глаз и заметила, как горячо вспыхнули его глаза, как внезапно расширились зрачки. Его руки крепче сжали ее, притянув к себе, и она почувствовала в них легкую дрожь.

– О господи, Оливия. – Голос прозвучал низко, хрипло, почти неузнаваемо. На этот раз не выдержал он: осторожным движением привлек к себе.

Жадно, горячо Сет впился губами в ее губы. Оливия ответила на его поцелуй с той же страстью, приоткрыв во встречном порыве губы. Она не могла насытиться им, так же как и он ею.

Не отрываясь от ее рта, Сет развернул ее и сделал шаг назад. Оливия почувствовала, что упирается в один из шкафчиков за спиною. Гладкий холодный металл, казалось, проникал сквозь тонкий свитер и юбку, холодил икры ног. Один из замков больно впился в бок, но она едва замечала это. Разве это имело значение?

Сет всем телом прижался к ней, вдавливая ее в металлический строй шкафов. Теперь она ощущала его каждым сантиметром своего тела. Он закрывал ее собою, и плоть Оливии, распластанная его тяжестью, пробуждалась, стремилась навстречу. Одной рукой Сет потянулся к затылку, чтобы приблизить к себе ее лицо, другой нащупал грудь, принявшись ласкать ее сквозь тонкую ткань свитера и шелковистое белье.

Горячая волна желания, настолько острого, что все внутри словно расплавилось, захлестнула ее. Издав короткий гортанный звук, она скользнула руками под края его рубашки и ощутила ладонями живое тепло его спины.

Она провела ладонями вверх вдоль позвоночника, наслаждаясь крепкими мускулами и одновременно стягивая с него рубашку, и Сет тихо застонал, не отрываясь от ее губ.

Рука, ласкавшая грудь, нырнула под свитер, двинулась вверх, скользнула под бюстгальтер. Большая, сильная, горячая рука властно завладела грудью, и Оливия почувствовала, что колени ее подгибаются. Если бы Сет не поддерживал ее, она, наверное, рухнула бы на пол.

Он коснулся пальцем ее соска, и Оливию бросило в дрожь. Она впилась ногтями ему в спину, еще крепче прижала его к себе.

Желание овладело ее существом, вытеснив все остальные мысли и чувства.

– Сет? – послышался чей-то встревоженный голос, затем гулкие шаги по кафельному полу и почти одновременно дверь в раздевалку внезапно распахнулась. На пороге стоял Филипп.

Сет быстро поднял голову и слегка развернулся так, чтобы закрыть собой Оливию от постороннего взгляда. Руки Оливии, сомкнутые на его спине, едва прикрывала рубашка, так что скрывать это было бесполезно: Филиппу, застывшему в дверях, спина Сета была хорошо видна.

По внезапно наступившей тишине Оливия поняла, что Филипп замер, пораженный открывшейся ему сценой. Правда, она могла об этом лишь догадываться – спина Сета надежно скрывала ее от незваного гостя.

– В чем дело? – холодно бросил Сет через плечо и быстро убрал руку из-под свитера Оливии.

Глубоко вздохнув, Оливия попыталась восстановить контроль над собой, однако тело, повинуясь собственным законам, отказывалось ей подчиняться, пылая и трепеща. Оно жаждало продолжения.

– Извини… Я не предполагал… – Голос Филиппа стих, он глубоко вздохнул и произнес: – Твоей матери стало плохо. Ее отвезли в больницу.

– Что?.. Как это произошло?

Сет резко обернулся, взглянул на Филиппа, и руки Оливии, сомкнутые на его спине, бессильно упали. Потрясенная известием, она снова почувствовала слабость в коленях и откинулась к стене, скрестив на трепещущей груди руки и глядя из-за плеча Сета на Филиппа. Она испытывала одновременно и беспокойство за Келли, и собственную уязвимость, и стыд. Ее поведению нет никакого оправдания.

– Я не знаю. Просто ухудшение. С ней поехал Айра, а Мэлори… – неуверенно отозвался Филипп и скользнул взглядом в сторону Оливии. Их глаза встретились, и лицо Филиппа залила краска. По жару, окатившему ее, Оливия поняла, что и ее лицо пылает. – Мэлори попросила найти тебя.

Сет шумно вздохнул и отстранился от Оливии.

– Где Хлоя? – резко спросил он.

Филипп пожал плечами:

– Не думаю, что она была с тетей Келли, когда все случилось. И уж точно ее не было с Мэлори. – Он снова кинул взгляд на Оливию, словно притянутый магнитом, потом посмотрел на Сета. – Мэлори взяла ключи от «Линкольна» Айры и ждет тебя в машине прямо у входа в школу, чтобы отвезти в больницу. – Филипп, произнося эту фразу, казался воплощенным несчастьем.

«Ну что ж, все правильно, – подумала Оливия. – В больницу с Сетом поедет Мэлори. Они собираются скоро пожениться». Как она могла позволить себе забыть об этом!»

– Я отыщу Хлою и привезу ее домой, – сказала она, немало удивленная, что голос прозвучал совершенно спокойно. Сейчас лучшее, что она может сделать для Келли и для Сета, – это позаботиться о Хлое.

Мужчины одновременно взглянули на нее.

– Возьми мою машину, – сказал Сет и, не дожидаясь ответа, полез в карман за ключами. Затем обернулся к Филиппу: – Дай мне минуту, хорошо?

Они обменялись с Филиппом жесткими взглядами.

– Конечно. – Филипп кивнул, снова стрельнул глазами в Оливию и тут же отвел их.

– С тобой все в порядке? – обернулся к ней Сет.

– Конечно. Иди, – кивнула она. Если он извинится за то, что произошло совсем недавно, она, наверное, тотчас же умрет.

– Я поехал, – сказал Сет и, наклонившись, быстро поцеловал ее. – Позвоню тебе из больницы. Будем надеяться, что с мамой все обойдется. И не забудь о Хлое.

– Не беспокойся, – сказала она уже вслед ему. Губы еще пылали, храня его поцелуй.

Дверь за Сетом с шумом захлопнулась, и Оливия осталась одна в мужской раздевалке.

Глава 33

– Нет! Найди себе другое место! Ты не должна здесь прятаться! Ты слишком толстая! У тебя зад будет торчать, и нас точно найдут! – Хихикнув, две подружки преградили картонной коробкой вход в узкий закуток между блоком для кондиционирования воздуха и оштукатуренной стеной школы.

Сара, оставшись вне желанного убежища, побрела обратно. Губы ее дрожали от обиды, но девочка крепко закусила их, не позволяя себе расплакаться. Пора бы ей уже привыкнуть, но так обидно, когда тебя дразнят! Особенно обидно слышать это от Хлои, которая считается ее подружкой.

– Три, четыре, пять, мы идем искать! – услышала она голоса Эрика Олбрайта и Джефа Штольца и поспешно принялась искать для себя другое укрытие. Едва ли Эрик с Джефом специально станут искать именно ее, она не входит в число тех девочек, с которыми охотно дружат. Другое дело – Хлоя со своей лучшей подружкой Джинни, укрывшиеся за кондиционером, или Тиффани, или Шэнон, Мэри Франс и Рейчел. Вот они мальчикам нравятся. Хорошенькие, стройные, постоянно живут в Ла-Анжеле и в школу два года ходят все вместе, сразу после детского сада. Она же, Сара, – новенькая, чужая, да к тому же толстая.

Сара слышала веселые голоса перекликавшихся друг с другом мальчишек, которые бросились обшаривать укромные местечки на школьном дворе, где дети затеяли прятки. Фестиваль продолжался. Большинство конкурсов проходило в школьном здании, отдельные мероприятия – на площадке перед школой, еще что-то – на футбольном поле, и для пряток дети выбрали школьный двор. Уже стемнело, но у мальчиков были фонарики, да и из школьных окон лился свет. Так что мальчики могут легко найти ее.

В панике Сара бросилась к лесопосадке, окаймлявшей двор, и спряталась за одним из деревьев. Опустившись на корточки, она затаив дыхание следила за Эриком, который с фонариком в руках припустился по ее следу. Эрик считался сообразительным, и Сара не удивилась бы, если бы он ее нашел. Тогда ей останется одно – постараться обогнать его, чтобы первой добежать до базы. А бегает она не очень быстро.

И все потому, что толстая. Как это отвратительно – быть толстой!

Правда, мама говорит, что это неправда, что она в отличной форме, но ведь это же мама. Она никогда не скажет, что ее дочь толстая, даже если это правда. А это правда. Сравнить хотя бы попки других девочек и ее – ее гораздо больше. Тут особого ума не нужно, чтобы это понять.

Эрик осветил фонариком кусты. Ничего не обнаружив, он бросился обратно, на середину двора. Сара видела, как мчится перед ним по дорожке, высвечивая ее, луч от его фонарика.

– Это Шэнон, вижу Шэнон! – раздался на другом конце двора крик Джефа, который тут же заглушили последовавшие за ним визги и хохот. «Наверное, он мчится с кем-то наперегонки», – подумала девочка.

От накатившего с особой силой чувства одиночества Сара снова едва не расплакалась. Ей так не хватает своей прежней школы, своих друзей! Даже в Хьюстоне под конец года кое-кто из одноклассников стал поддразнивать ее, называя толстушкой. Значит, это правда. Иначе ее не дразнили бы все подряд. Она же не дурочка, чтобы этого не понять. Она и вправду толстая.