Призраки озера

Несколько секунд Мэлори стояла, сжав кулаки, бессильная предпринять что-либо, и глядела ей вслед. Затем, развернувшись на высоких каблуках элегантных бежевых туфель, внезапно обнаружила присутствие Оливии.

– Это не ребенок, а настоящее отродье! Худшее, что я видела в жизни, – прошипела она сквозь зубы, встретившись взглядом с Оливией.

Дверь снова распахнулась, и на веранде появилась Келли. Гневный взгляд Мэлори обратился к ней.

– Мэлори, мне так жаль! – успокаивающе проворковала Келли, направляясь к разъяренной будущей невестке. – Дорогая, Хлоя не должна была так поступать, но…

– Но что?.. – Мэлори все еще с трудом выдавливала из себя слова. – Она не должна была так поступать, и точка! Она швырнула в меня вазой с цветами только из-за того, что я показала ей картинку из журнала, на которой были платья подружки невесты. Я подумала, что оно бы ей подошло. Если бы я не пригнулась, она убила бы меня! Ее нужно показать психиатру!

– Ну что ты, Мэлори! Она, конечно, трудный ребенок… Да еще в переходном возрасте…

Рука Келли потянулась к мокрым волосам и платью Мэлори, и та на мгновение закрыла глаза. Казалось, она собралась с силами, сделала глубокий вдох и только после этого открыла глаза.

– Я все понимаю. – Теперь голос Мэлори звучал спокойнее. – Поверьте мне, Келли, я стараюсь быть снисходительной. Стараюсь подружиться с ней. Я полностью перекроила свое расписание за последний месяц, чтобы мы почаще были вместе. Я беру ее играть в теннис. Вожу в бассейн. На уроки музыки. Сегодня днем я отменила важную поездку в Батон-Руж – осмотреть имение ценой в полмиллиона долларов лишь для того, чтобы купить вместе с ней все необходимое для школы. Я стараюсь изо всех сил, Келли.

– Я знаю, дорогая. – Келли сочувственно покивала головой и снова заворковала: – Пойдем, дорогая, высушим одежду, а потом подумаем, что нам делать. Падчерица – это очень непросто…

Келли встретилась глазами с Оливией, в ее взгляде была просьба о поддержке. Оливия догадалась, что ее просят посмотреть, где Хлоя, и понимающе кивнула. В глазах Келли мелькнуло облегчение, и она прошествовала с все еще разгневанной Мэлори в дом.

Положив в коробку фотографию, которую все это время держала на коленях, Оливия спустилась по ступенькам. Она с неохотой отправилась выполнять немую просьбу Келли. Хлоя – не ее ребенок, и ребенок не самый легкий. Как, по мнению Келли, она может справиться с девочкой, когда ее собственный отец, бабушка и будущая мачеха не могут этого?

С другой стороны, сейчас некому отправиться за Хлоей, а у нее, Оливии, – восьмилетняя дочь и соответствующий материнский опыт. Конечно, ее Сара – совершенно другая. Сара ни разу в жизни не выкидывала ничего подобного.

А вот с самой Оливией такое случалось. Оливия припомнила вспышки ярости, которые она направляла на бабушку, Келли, даже на Сета. Сара никогда так агрессивно не проявляла своих эмоций, а вот Оливия могла.

Поднявшись на вершину утеса, где они оказались с Сарой по пути домой, Оливия смотрела невидящими глазами на серебристую гладь озера, расцвеченную лиловыми пятнами водяных гиацинтов, и вдруг пришла к неожиданному выводу.

Хлоя была строптивой, своенравной девочкой, но и она, Оливия, в ее возрасте, и даже старше, была точно такой же.

Потому что ощущала себя нелюбимой, никому не нужной. Это открытие поразило Оливию до глубины души. Дело именно в этом. После того как умерла мать, Оливия ни разу больше не почувствовала себя любимой.

И именно поэтому вела себя так вызывающе.

Ступеньки на склоне утеса были мокрыми, а значит – Оливия это точно знала, – скользкими. Она осторожно спустилась по ним и так же осторожно пошла, обходя лужи, вдоль тропинки, уводящей к озеру. Она вспомнила фразу из какого-то фильма про Индиану Джонса: «Змеи? Почему именно змеи?» Из всех мест, куда могла отправиться Хлоя, почему нужно было выбрать именно озеро?

Потому что такова жизнь. Не важно, как сильно ты стараешься уйти, убежать, не важно, сколько углов тебе удалось обойти, в конце концов ты обязательно окажешься лицом к лицу с самим собой.

Оливия услышала приглушенные рыдания девочки и замедлила шаг. Она догадалась, где нужно искать Хлою. Любой ребенок, выросший в этом имении, прекрасно знал об этом уступе. Его нельзя было назвать пещерой – просто углубление на лицевой стороне утеса. Примерно пяти футов глубиной и шести – в ширину, с неровной, изогнутой скалистой «крышей», возносящейся еще футов на двенадцать вверх. Особую привлекательность этому укромному местечку придавали заросли виноградных кустов. Переплетенные аетви закрывали вход, словно занавес, скрывая от любопытных взглядов само убежище. Если человек не знал о существовании этого уступа, он в жизни бы о нем не догадался.

Теперь, обнаружив девочку, Оливия приостановилась, задумавшись. Подойти к ней – не важно, с сочувствием или с нотацией, – означало бы провал всего замысла. В таком состоянии Хлоя не допустит вторжения.

Значит, приближаться не стоит.

Постоянно прислушиваясь к звукам, доносящимся из укрытия, Оливия быстро принялась за работу. Она собрала в стороне от тропы, прямо напротив укрытия, немного веточек и камней и принялась что-то выстраивать. А еще при этом начала что-то напевать.

Оливия никогда не отличалась слухом и голосом. Она знала об этом давно, еще с седьмого класса, когда принимала участие в ежегодном музыкальном фестивале в школе Сент-Тереза и была высмеяна собравшимися. Однако сейчас от нее вовсе не требовалось особых вокальных данных. Достаточно было просто привлечь к себе внимание одного несчастного ребенка, да так, чтобы девочка не заподозрила, что это сделано специально.

– «Жил-был веселый Джимми…» – тихо начала Оливия. Затем припомнила еще несколько куплетов. Когда она приступила к припеву «Колокольчики звенят…», кто-то хлопнул ее по плечу. Назвать это дружеским приветствием у Оливии язык бы не повернулся, но тем не менее это можно было считать призывом к общению.

Прервав пение, Оливия обернулась, изобразив на лице крайнее изумление:

– Хлоя? Привет! – Она сделала вид, что не заметила припухших глаз девочки и все еще вздрагивающей нижней губы, а также ничего не знает о разыгравшейся ранее в доме сцене.

– Что это ты делаешь? – Вопрос прозвучал резко, даже слегка враждебно, но явно заинтересованно. Взгляд девочки впился в четырехугольную конструкцию из камней и глины, которую Оливия соорудила возле тропинки.

– Крышу возвожу, – отозвалась Оливия, продолжая укладывать веточки так, что верхние концы их перекрещивались над одной потолще, которую она уложила горизонтально. Получалось что-то, и вправду похожее на крышу.

– А что это будет?

Зачерпнув пригоршню глины, Оливия шлепнула ее на вершину сооружения. Руки у нее были перепачканы по локоть, брызги глины – она почувствовала – долетели даже до щеки, но Оливии сейчас было не до этого. Кинув через плечо очередной взгляд на девочку, она заметила, что, несмотря на недавние слезы, Хлоя явно заинтригована.

– Домик феи.

– Фе-еи? – Вопрос был сама ирония.

– Ага-а. В детстве я часто строила такие домики. После дождя лучше всего. Много мокрой глины, и легче строить. А когда начинает темнеть, феи выходят на прогулку и…

– Фей вообще не бывает! – На этот раз сарказм был такой силы, что должен был сокрушить Оливию намертво.

Она передернула плечами:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, и все, – упрямо сказала Хлоя.

Оливия еще раз пожала плечами, не прекращая замазывать глиной стены домика.

– Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, меня часто обижали. Я убегала и начинала строить волшебный замок для фей. Я строила его так, чтобы можно было увидеть из окна спальни. А потом ложилась в кровать и ждала, когда появятся феи. И они приходили.

– Фе-и? – Слово просто сочилось сарказмом.

– Ну, – сдалась Оливия, – появлялись какие-то светящиеся существа. Я видела огоньки, витающие над замком, они влетали в окна и вылетали обратно.

– Да это были обыкновенные светлячки! – уверенно заявила Хлоя.

– Может быть, – согласилась Оливия, закончив возиться с крышей и принявшись вытирать руки влажными листьями. – Но я воображала, что это феи.

– Какая глупость – что-то воображать!

Оливия покачала головой, поднялась и принялась разглядывать свое творение с нескрываемой гордостью. Рядом с тропинкой появился аккуратный маленький домик, примерно в фут высотой, сложенный из камней, веточек и глины.

– Тут ты не права, Хлоя. Если ты умеешь воображать, то сможешь все. Сможешь стать тем, кем хочешь. Или получишь то, что хочешь. Я, например, любила воображать, что могу летать. Я ложилась на спину на траву около дома, смотрела на облака и воображала, что могу улететь туда, где… – внезапно Оливия умолкла. Она против воли возвращала к жизни давно забытое. Голос ее смягчился: – На небо, где могу встретиться со своей мамочкой.

Как ей тогда хотелось, чтобы игра стала реальностью!

– Сколько лет тебе было, когда умерла твоя мама? – Моментально забыв про свои горести, Хлоя смотрела на нее, задрав голову. Казалось, ей было действительно интересно.

– Шесть, – ответила Оливия, стараясь отделаться от странного чувства, будто она опять стала ребенком. А ей сейчас нужно было сосредоточиться на Хлое, проявить родительскую мудрость.

– Мне было шесть, когда моя мама снова вышла замуж, – сказала Хлоя, и неожиданно ее нижняя губа снова начала дрожать. – Так я и попала сюда. После этого я стала ей не нужна.

В глазах Хлои стояли слезы. Следуя внезапному импульсу, Оливия обняла девочку и прижала ее к себе. О чем немедленно пожалела. Хлоя рывком высвободилась и уставилась на нее.

– Хватит притворяться! – воскликнула она, меняясь в лице.

Прежде чем Оливия сообразила, что она собирается сделать, Хлоя подняла ногу и опустила ее на крышу только что построенного домика. Затем она развернулась и побежала обратно вверх по тропе.

По крайней мере, думала Оливия, печально разглядывая остатки своего творения, Хлоя побежала по направлению к дому.

Только оглянувшись вокруг, Оливия вдруг поняла, что она очутилась совсем одна в том самом месте, где ни за что не хотела бы оказаться: меньше чем в двадцати футах от берега озера, где утонула ее мать. Ей стало страшно, как бы она ни внушала себе, что бояться абсурдно.

Беги… Она ясно слышала шепот, хотя не могла определить его источник. Как завороженная внимая этим звукам, она словно бы приросла к месту. Убегай. Беги прочь.

Примерно с минуту Оливия, не отрываясь, смотрела на озеро, пока наконец не поняла. Конечно, слова звучали в ее голове. Да, она уже слышала эти голоса, когда они с Сарой шли через лес в ночь возвращения домой. Но сейчас не было никаких потусторонних сил, взывающих к ней с глади воды. Никакие призраки не общались с ней в эту минуту.

Это говорил ее страх, и, когда Оливия осознала это, она приняла решение: пришло время заставить этот страх замолчать.

Глава 25

Оливия вскрикнула от неожиданности, попыталась вывернуться из сильных рук, оступилась и непременно шлепнулась бы прямо в грязь, если бы кто-то не поддержал ее.

– Какого черта ты тут делаешь?

Обернувшись, насколько это было возможно в ее положении, она увидела Сета. Судя по тому, что его прямые густые брови почти сошлись у переносицы, а глаза сверлили ее, Сет был вне себя. И взгляд, и голос его одновременно были злыми, удивленными и встревоженными.

– Что я делаю? – Оливия почувствовала, что паника, охватившая ее в тот момент, когда ее неожиданно схватили сзади, исчезла так же внезапно, как и появилась. – А ты что делаешь, подкрадываясь так неожиданно? Я чуть богу душу не отдала!

– Ты что, не слышала, как я тебя звал? – удивился Сет. – Я орал во все горло, а ты продолжала двигаться, как лунатик. Шла прямиком в это чертово озеро, как будто… Что ты, черт тебя подери, надумала?

Сет прерывисто дышал, как после бега, и даже стойкий загар не мог скрыть красных пятен, проступивших от гнева на его лице. Оливия не могла отвести от него глаз, не понимая, о чем он говорит, не вникая в смысл его слов. Он продолжал свирепо взирать на нее, пронзая синими глазами и сжав губы, а тело ее неожиданно отозвалось возбуждением.

– Я спросил, что ты собиралась сделать? – В его словах звучала такая ярость, что она удивленно распахнула глаза. Оливия вдруг поняла, что боится его, а он от этого только больше злится.

– Просто попыталась избавиться от своего извечного страха перед озером, – жалко пролепетала она. – А ты что решил? Что я решила утопиться?

Она старалась, чтобы вопрос прозвучал иронично, но по молниям, сверкнувшим в его глазах, угадала правду.

– Ты и вправду так подумал?.. – Она хмыкнула и тут же поняла, что он готов смешать ее с грязью под ногами. Подбородок его отяжелел, глаза потемнели, он молча поднял ее, возвращая в исходную позицию, и тут же убрал руки, убедившись, что она твердо стоит на ногах.

– В следующий раз, отправляясь гулять, бери с собой кого-нибудь. Полный идиотизм ходить на озеро в одиночку. – Взглянув под ноги, он зло добавил: – Всю жизнь от тебя одни только неприятности!

Оливия проследила за его взглядом. Как и она сама, Сет по щиколотку увяз в жидкой грязи, но в отличие от нее одет был, как на прием – в синий костюм, белую рубашку с красным галстуком и дорогие ботинки, в настоящий момент почти скрытые в прибрежной тине.

– Ой, как же… – начала было она, но, встретившись с ним взглядом, осеклась, но все-таки нашла в себе силы добавить: – Я правда очень признательна тебе, что ты пошел следом.

– В следующий раз я постараюсь не вмешиваться, – отозвался Сет с таким кислым видом, что Оливия не удержалась от улыбки. Он взглянул на нее по-прежнему мрачно, но в уголках губ уже начинала играть усмешка. – Оливия, у тебя что, шило в заду?

– Спасибо за комплимент.

Сет осторожно шевельнулся, всколыхнув грязную жижу, повернулся, поднял перемазанную тиной ногу, с которой стекала вода, и осторожно сделал шаг к берегу. Это движение сопровождалось звуком, похожим на чавканье, и запахом тухлых яиц. Он повторил манипуляцию второй ногой. Еще один шаг – и правая нога Сета ступила на твердый берег, а вот левой явно не повезло. Вытянув ее из трясины, он чертыхнулся, и Оливия заметила, что вызволение ноги стоило ему ботинка.

– Мне очень жаль… – повторила она, понимая, что ее сочувствие может только разозлить его.

Встретившись глазами с Сетом, она заискивающе улыбнулась. Он мрачно посмотрел на нее, затем, чертыхаясь, шагнул обратно, нагнулся и запустил руку в тину, пытаясь нащупать ботинок. Оливия тем временем захлюпала к берегу. За свои тенниски она не переживала. Выбираясь на твердую почву, перемазанная тиной по самые икры, она обернулась взглянуть, как там Сет. Заметив на ноге комара, Оливия рассеянно прихлопнула его, не сводя глаз с Сета. Он выпрямился, держа в руках ботинок, и двинулся вперед, легко преодолевая сопротивление трясины.

Глина испортила его красивый костюм, с ботинка, который Сет держал в руке, стекала вода, а над головой кружил рой мошкары. Когда он оказался на берегу, отмахиваясь свободной рукой от мошкары и чертыхаясь себе под нос, Оливия заметила, что он едва сдерживается. И это было понятно.

Она хотела выразить ему сочувствие, но побоялась вспышки его гнева.

– Я пришел сюда искать Хлою, – сказал Сет, останавливая на ней мрачный взгляд. – Ты видела ее?

Оливия кивнула, не зная, что именно ему известно о проступке дочери. Возможно, известно немало, если он отправился на берег озера на поиски девочки.

– Я поговорила с ней пару минут, а потом она убежала – думаю, отправилась домой.

Сет недовольно фыркнул, положил ботинок на землю и попытался попасть в него ногой. Ботинок был скользким, грязным, мокрым – таким же, как обе штанины брюк и правый рукав пиджака.

– Кажется, она запустила вазой с цветами в Мэлори.

– Я знаю.

Взгляд, которым он наградил Оливию, не сулил Хлое ничего хорошего.

– Не знаю, то ли выдрать ее как следует, чтобы памятно было, то ли показать психиатру. Мэлори склоняется к последнему. – Он неожиданно улыбнулся, сверкнув белизной зубов на загорелом лице. – По крайней мере, это ее слова. Но я бы выбрал порку.

– Сет, ты шутишь!

– Шучу? – Ответ прозвучал мрачновато.

Они зашагали к тропинке, и, когда проходили подлесок, Сет протянул руку, чтобы поддержать Оливию за локоть. Рука его оказалась скользкой и мокрой, и она вздрогнула, отшатнувшись, и уставилась на него широко открытыми глазами.

– Извини, – проговорил он, отдергивая руку. В глазах загорелись смешливые огоньки. – У нас сегодня к ужину полный дом гостей. Мэлори, ее мамаша, Дэвид с Кейтом, Чарли с Белиндой, Филипп с Конни. Это его жена, не знаю, знакомы ли вы. А также их дети и Карл. Ах, да, еще Айра. Боюсь, это еще не все.

– О боже правый… – охнула Оливия.

– Вот-вот, и я так же думаю. Можешь представить мою радость, когда я пришел домой и узнал, что моя дочь снова нас опозорила. А теперь мне предстоит посмотреть в глаза будущей теще и объяснить ей, как я дошел до такой жизни. Только и жди, чего еще интересненького выкинет эта семейка.

Они подошли к тропинке, и, едва вышли из густых зарослей, Сет снова автоматически протянул руку, чтобы поддержать Оливию. Вспомнив ее недавнюю реакцию, Сет усмехнулся и отдернул перемазанную глиной руку. Оливия двинулась впереди, Сет – следом.

– По какому поводу такой сбор? – спросила она, не оборачиваясь, отводя глаза от разрушенного домика фей. Она ничего не сказала о разыгравшейся между ними сценке. Сет и так достаточно зол на Хлою.

– Чарли хотел собрать семейный совет, чтобы обсудить возможные варианты лечения Большого Джона. А матушка Мэлори, очевидно, поедет за покупками для школы вместе с Мэлори и Хлоей. Мэлори она нужна для моральной поддержки, как она говорит, при общении с моим испорченным, капризным и абсолютно невоспитанным ребенком. Понятно, Мэлори была вне себя, когда говорила это. Я уверен, что на самом деле она так не думает.

– Сет…

Оливия резко обернулась и застала Сета врасплох. Выражение его лица в это мгновение неуловимо изменилось. Казалось, злость исчезла, но Оливия не смогла бы точно определить, что пришло ей на смену. Глаза его оставались жесткими и холодными. Оливия открыто встретила его взгляд.

– Тебе никого не напоминает Хлоя? Уголок его губ слегка дрогнул:

– Линду Блэр[2].

– Сет!

Он рассмеялся.

– Ну ладно, это наверное, слишком. Кого ты имеешь в виду?

– Себя.

Он изобразил на лице ужас:

– Боже правый! Я бы предпочел Линду Блэр.

– Сет, я серьезно.

– Я тоже.

– Прекрасно! – Развернувшись, Оливия зашагала прочь. – Если ты настолько тупоголов, что не хочешь выслушать…

– Ливви, Ливви…

Он остановил ее, обхватив обеими руками. Глина на руке еще не подсохла, но ее это больше не интересовало. Оливия почувствовала злость. Он никогда не слушал ее и слушать не будет! Он всегда считал, что его мнение непоколебимо.

– Оливия. – Сет развернул ее лицом к себе, все еще не выпуская из рук. В глазах его и на губах играла улыбка. – Подожди. Скажи, что может быть обшего между тобой и моей дочерью?

– То, что она считает, что ее никто не любит, – медленно проговорила Оливия, поднимая на него глаза. Она хотела бы выразиться мягче, но вновь давшее о себе знать чувство обиды воспротивилось этому. Она видела, что Сету не понравились ее слова. На мгновение руки его сжались, едва не причинив ей боль, глаза широко распахнулись. Губы исказила гримаса.

– Что за бред… – процедил он.

Оливия почувствовала, что еще больше выходит из себя:

– Ты так считаешь?

– Да, считаю. Что ты хочешь сказать этим «ее никто не любит»? Я люблю ее, мама ее любит и…

– А как она об этом узнает? Я здесь уже неделю, Сет, и что я вижу – то ты спешишь на работу, то в больницу, то еще куда, совершенно о ней не думая, а когда вы наконец встречаетесь, ты либо воюешь с ней, либо воспитываешь. Ты считаешь, это похоже на любовь? Тетушка Келли и вправду с ней добра, но она смертельно больна и не может уделить ребенку столько сил, сколько необходимо. Марта в ней души не чает – но Марта ей не родня. Мэлори… О Мэлори я даже заикаться не хочу. А ее мать – она разбила девочке сердце, избавившись от нее. Хлоя чувствует себя брошенной, Сет. Ей необходимо твое время, твое внимание, а не наказания или подарки.

– Бред какой-то…

– Да не бред, а чистая правда, а ты просто упрямый осел, отказывающийся это понимать!

Они стояли лицом к лицу, и Сет по-прежнему крепко держал ее. Оливия едва доставала ему до подбородка, и, чтобы выдержать его взгляд с гордо поднятой головой, ей пришлось откинуть голову назад. Она ощущала силу его рук, напряжение, гнев, исходивший от него волнами, но не уступила ни на йоту.

Она никогда не уступала.

– Черт побери, ты понимаешь, что говоришь? – процедил Сет сквозь зубы.

– Ты просто не слушаешь! Ты никогда и никою не слушаешь! Ты всегда все знаешь лучше всех, и вообще…

– Я что, был не прав в отношении Ньюэлла Моррисона? А? Ну, скажи, не прав? Если б ты послушалась меня вместо того, чтобы прыгать в постель с этим мерзавцем…

– Заткнись! Лучше помолчи, Сет Арчер!

Оливия сорвалась на крик. Потеряв самообладание, она выдернула руку и залепила ему пощечину. Голова его резко качнулась в сторону, а звук удара прозвучал в тишине неестественно громко. Ладонь ее горела. Придя в ужас от содеянного, Оливия смотрела, как багровеет его щека, а исполненные ярости глаза готовы, казалось, прожечь ее насквозь.

Это был отголосок той ссоры, которая произошла у них еще до ее бегства с Ньюэллом. И тогда она тоже влепила Сету пощечину.

– Иди к черту! – произнесла она, передернув плечами, и попыталась освободить руку, которую он все еще держал в своей руке. Сет позволил ей высвободиться, это было ясно. Если б он захотел, он бы ее не выпустил. Гордо подняв голову, она развернулась и зашагала прочь по тропе, ведущей к дому. Надо быстро подняться к себе, наверх, и, если повезет, никто ее не заметит…

Но планам ее не суждено было сбыться. Когда Оливия поднялась на вершину утеса, то увидела, что вся компания восседает на большой веранде, наслаждаясь аперитивом и наблюдая закат. Услышав шум голосов и чей-то смех, она заколебалась. Лучше всего было бы незаметно проскользнуть к черному ходу. Однако они могли ее заметить – по крайней мере кто-то мог. Кустарник здесь был редкий, так что укрытие было ненадежное, а в этом случае все выглядело бы совсем уж глупо.

Секунду поколебавшись, Оливия двинулась по дорожке прямо к дому, стараясь выглядеть беззаботно, словно не было ни жуткой сцены с Сетом, ни голосов, зазывающих ее в озеро, ни перепачканной одежды. И не было разъяренного ребенка, которого она пыталась успокоить. Вообще ничего не случилось.

Когда Оливия подошла к крыльцу, ей даже удалось изобразить на лице полное благодушие.

Глава 26

Арчеры вместе с гостями едва разместились на просторной веранде: кто-то сидел в креслах, кто-то откинулся на перила, кто-то просто стоял. Всех их объединяло одно: они с интересом изучали Оливию, пока она поднималась по ступенькам.

Перепачканная, вспотевшая, растрепанная, одетая в шорты и грязноватую майку, которая облегала ее плотнее, чем следовало бы, покусанная комарами и заляпанная засохшей глиной по икры, Оливия едва ли горела желанием стать центром всеобщего внимания.

Однако выбора у нее не было.

– Оливия, ты как раз успела к ужину!

Кейт, подпиравший перила поблизости, первым поприветствовал ее, подняв наполовину опорожненный стакан, который держал в руке. Дэвид, который стоял с ним рядом, опираясь на перила, задумчиво рассматривал ее и тоже приподнял бокал в приветственном жесте. Рядом с ними, в креслах, принесенных из дома, восседали Чарли с Айрой. Увидев Оливию, они прервали разговор. Чарли помахал ей рукой, а Айра улыбнулся.

На лужайку перед домом, выскочив из-за угла, влетели четверо кудрявых светловолосых детей в шортах и майках, весело щебеча и поочередно перехватывая друг у друга футбольный мяч. Оливия, быстро окинув их взглядом, отметила, что малышам от двух до шести лет. Очевидно, это дети Филиппа. Забавно представлять его женатым человеком, отцом четверых детей.

– Ну-ка потише! – закричал Филипп, сложив руки трубочкой и поднося их ко рту. Он старался заглушить гомон, но безуспешно. – Не могла бы ты слегка их утихомирить? – обратился он к пухлой светловолосой женщине лет тридцати, с короткой стрижкой и милой улыбкой.

Оливия догадалась, что это Конни, жена Филиппа, с которой они еще не виделись. Конни сидела в кресле-качалке рядом с Келли, которая начала подниматься, завидев Оливию и не спуская с нее глаз. Филипп стоял рядом.

– Да пусть играют, – спокойно отозвалась Конни, улыбнувшись Оливии. Поприветствовав ее ответной улыбкой, Оливия обратила внимание на Келли, которая направлялась в ее сторону.

Подойдя ближе, Келли шепнула:

– Хлоя вернулась минут пятнадцать назад, и я отослала ее в детскую. Думаю, что Сара тоже там. Ну что, дорогая, Сет был очень зол?

Оливия молча кивнула в ответ.

– Хочешь чего-нибудь выпить, Оливия? – К ней подошел Карл, покинув кресло рядом с братом. Оливия покачала головой, ответно улыбнувшись. Она понимала, что Карл проявляет к ней интерес больший, чем просто к кузине. Жаль, конечно, учитывая все обстоятельства, но она не испытывала ответного интереса, а потому, чем раньше он это поймет, тем спокойнее будет им обоим. В настоящий момент единственное, чего ей хотелось, – это подняться к себе и принять душ.

– Да ты вся в грязи! Почему ты не вошла через черный ход? – Раздвинув плечом дверную перегородку, на веранде появилась Белинда с огромным подносом, уставленным тарелками с печеньем, виноградом и другими угощениями. Она смотрела на Оливию с явным неодобрением.

– Все в порядке, Белинда, – с упреком сказала Келли, понизив голос, чтобы другие не слышали.

– Мне и вправду необходимо принять душ… – проговорила Оливия, протискиваясь вперед и втайне надеясь, что Белинда освободит дверной проем.

– Посмотри, мама, вот и Сет! Я же говорила тебе, что он скоро будет!

Мэлори сидела на качелях рядом с немолодой женщиной, почти точной своей копией. Вскочив, Мэлори устремилась к перилам, призывно помахивая кому-то рукой, очевидно, Сету. Оливия решила не оборачиваться. Она мысленно молилась о том, чтобы след от пощечины на щеке Сета не был заметен. Ей страшно было даже представить, что может вообразить в противном случае эта компания.

– Вы только посмотрите, он тоже весь в тине! – громко воскликнула Белинда, по-прежнему заслоняя своим телом возможные пути отступления для Оливии. Ее взгляд, исполненный злобы, метнулся к Оливии: – Чем же это вы оба, интересно, занимались?

Теперь уже глаза всех присутствующих обратились к Оливии. Мэлори с матерью придирчиво оглядели ее, оценивая неоспоримые доказательства вины Оливии. Карл тоже подошел поближе и стоял с мрачным видом.

– Лепили из глины пирожки, – отозвалась Оливия, мило улыбаясь всей честной компании. Затем, обернувшись к Белинде, добавила с легким оттенком ехидства: – Мне и вправду нужно в душ. Если, конечно, ты меня пропустишь…

Белинда посторонилась – ничего другого ей не оставалось.

«Пусть Сет им все объясняет», – со злорадством подумала Оливия, проскальзывая в дом.

Похоже, Сету удалось сочинить какое-то весьма правдоподобное объяснение, поскольку позже, когда она после душа возвращалась к себе в комнату, из столовой донесся его беззаботный смех. Судя по всему, все компания переместилась туда ужинать.

Ничто на свете – даже цыпленок в пикантном соусе, который, судя по запаху, был подан на ужин, – не заставило бы Оливию спуститься вниз. Когда Марта, отправленная на ее поиски, поднялась к ней в комнату, Оливия сослалась на головную боль, и Марта, добрая душа, принесла ей блюдо с едой наверх. Часов в десять появилась Сара – они с Хлоей ужинали вместе в детской. Выкупав дочь и рассказав ей на ночь очередную историю, Оливия вернулась в свою комнату и забралась в постель. Заснула она мгновенно, едва коснувшись головой подушки.

Ей приснилось озеро. Она снова стояла на берегу, как и произошло это в реальности, и снова слышала обращенные к ней голоса: «Беги! Убегай прочь!» На этот раз Оливия сумела опознать, кому принадлежит голос, – это был голос матери. Оливия различила даже в центре неспокойных вод тоненькую, едва заметную фигурку и с ужасом наблюдала, как мама еще раз предостерегающе крикнула ей что-то и исчезла из виду. Оливия не отдавала себе отчета, почему, но была уверена, что какая-то невидимая сила увлекла Селену в пучину вод.

На этом месте Оливия проснулась в холодном поту. Какое-то время она лежала неподвижно, вслушиваясь в бешено колотящееся сердце и успокаивая себя, что она в своей комнате, в безопасности, и ей ничто не грозит. Сон был пугающе реальным, да и как иначе, убеждала она себя, ведь он и основан на реальности. Она была в тот день на берегу озера, она воображала, что слышит голоса, и она долго смотрела на давно забытую фотографию матери. Стоит ли удивляться, что все эти события воплотились в ночной кошмар? Странно, если бы этого не случилось.

Хотя логика рассуждений казалась непоколебимой, страх не покидал ее. Оливии удалось уговорить себя, что тревоги ее нелепы, и все же страх оставался. Прошло довольно много времени, прежде чем она снова смогла заснуть.

К утру Оливия оправилась от ночного кошмара, а одновременно и от своей злости на Сета. Сейчас, вспоминая вчерашнюю ссору, она скорее стыдилась своего поведения. Сцепилась с ним, как девчонка-подросток. Неужели она ни на йоту не повзрослела?

На следующий день, утром, они с Сарой возвращаются домой, размышляла Оливия, прогуливаясь после обеда вместе с дочерью в бесплодных поисках павлиньих перьев. Нужно наладить отношения с Сетом до отъезда. Однако ее благим намерениям не суждено было осуществиться: его весь день не было дома. Судя по тому, что Хлоя находилась под домашним арестом в своей комнате, он не слишком близко к сердцу воспринял ее слова о том, что его дочери нужны его любовь и внимание.