Мой челнок наконец поравнялся с правительственными войсками, запрудившими по всем дорогам, ведущим прочь от Шахматного ущелья. Я уже слышу грохот тяжелой артиллерии и свист снарядов.

Мне не разобрать особенности местности, над которой я лечу. Мои коротковолновые тепловые датчики, как назло, тоже вышли из строя, и теперь я воспринимаю только тепловое излучение на средних волнах. Скалы мне кажутся яркими пятнами света, а дома и деревья — едва различимыми мимолетными тенями.

Наконец меня вызывает Сар Гремиан.

— Линкор, ты на месте?

— Только что прибыл.

— Отлично! Приземляйся и готовься прорывать минное поле у входа в Шахматное ущелье! А я прикажу нашим артиллеристам отступать за остальными.

— А почему они отступают?

— А ты что хочешь, чтобы я погубил наших последних солдат?! — рычит Сар Гремиан. — Слезай с челнока и вперед!

Приземлившись и освободившись от зажимов, я съезжаю на землю. Артобстрел внезапно прекращается. Эхо последних выстрелов отражается от заснеженных вершин и улетает в голубое небо. Артиллеристы спешно рассаживаются по машинам и уезжают вслед за своими товарищами. Я остаюсь один перед лицом грозного противника. Меня ждет смертельная схватка… Жаль, что у меня нет командира!

Нет! Не время вспоминать о Саймоне!

Я начинаю осторожно двигаться в сторону Шахматного ущелья. В довершение всего некоторые из систем моего вооружения начинают чудить. Они то включаются, то выключаются, и теперь я не знаю, на какие из них можно положиться. Есть от чего прийти в отчаяние!

Но я ведь сухопутный линкор Кибернетической бригады! Еще ни один линкор не отказывался выполнять задание, если был способен хотя бы двинуться с места! Еще ни один сухопутный линкор не сдавался! Нас нельзя сломить, нас можно только уничтожить!

Я подъезжаю к входу в Шахматное ущелье, которое мне необходимо форсировать. Ну вот и вражеская территория. Мои передние сверхскорострельные орудия и минометы открывают огонь по дороге. Проверяя каждый квадратный метр поверхности на наличие мин, я медленно двигаюсь между узкими скалами. В любой момент может заговорить повстанческая артиллерия, но пока все тихо. Я уже преодолел ущелье, а мне никто так и не оказал сопротивление. Это совсем не похоже на коммодора Ортона, хотя тому уже и не раз удавалось меня перехитрить.

Наконец я замечаю орудия повстанцев, и мне все становится ясно. Они молчат, потому что из них некому стрелять. Нет, их расчеты не бежали с поля боя. Они лежат возле орудий в позах, красноречиво говорящих о том, что они умерли не своей смертью. Судя по температуре трупов, смерть наступила тридцать — сорок минут назад, не позже. По кому же тогда стреляла правительственная артиллерия, когда я совсем недавно подлетал к ее позициям?!

Впрочем, я должен уничтожать любое вражеское оружие и снаряжение. Мои сверхскорострельные орудия разносят на куски пушки повстанцев. Не успели их обломки рухнуть на землю, как я преодолел последний крутой поворот на пути к Каламетскому каньону. Переехав через покачнувшийся под моей тяжестью мост над Адерой, я оказался в каньоне и остановился.

Я замер на месте не потому, что мне нужно изучить раскинувшуюся передо мной местность. Она достаточно хорошо известна мне еще со времен сражения с яваками, и я могу сравнивать ее нынешнее тепловое излучение со сделанными тогда видеозаписями.

Нет! Я остановился не из-за этого. Я стою,, а по мне никто не стреляет. Чему же тут удивляться?! Ведь в каньоне не осталось ни одной живой души!

Секунды летят одна за другой, но я их не считаю. Мне не до того. Вместо секунд я считаю трупы. Их тысячи, десятки тысяч! Дно каньона завалено человеческими телами. При виде этого зрелища в глубине моего электронного мозга непроизвольно зарождается импульс, от которого конвульсивно дергаются стволы всех моих орудий. Мне неизвестны причины, породившие этот импульс. Я вижу лишь трупы моих врагов и не знаю причины их смерти. Кроме того, мне непонятно, зачем здесь я. Бунтовать-то больше некому!

Не успел я об этом подумать, как со мной на связь снова вышел Сар Гремиан.

— Почему ты стоишь? — требовательно спрашивает он.

— А куда мне ехать? Мятеж подавлен. Противник уничтожен.

— Ничего подобного! Их коммодор жив и где-то прячется. Смотри, как бы он не заманил тебя в ловушку! Мы знаем, что у него есть вакцина и защитные комплекты с Вишну. В каньоне наверняка полно артиллеристов в защитных костюмах. Нет, мятеж еще не подавлен, но ты должен это сделать. За работу!

Я не двигаюсь с места.

— Чем вы умертвили мирных жителей в каньоне?

— «Мирных жителей»?! — язвительно расхохотался Сар Гремиан. — В Каламетском каньоне нет и не может быть мирных жителей. Объединенное законодательное собрание приняло закон, объявляющий Каламетский каньон зоной военных действий, и президент Санторини его подписал. Верные законному правительству граждане должны были покинуть каньон еще неделю назад. Все оставшиеся в нем — мятежники, убийцы и террористы.

Мне трудно поверить в то, что младенцы и малые дети могут быть убийцами и террористами, однако я вижу очертания огромного количества детских трупиков. Джефферсонские парламентарии могут принимать сколько угодно законов, а Витторио Санторини может подписывать их хоть всю ночь, но солнце не позеленеет от того, что он подпишет бумагу, объявляющую его зеленым. Если закон объявляет младенцев террористами, это еще не значит, что они могут стрелять и кидать гранаты.

При этих мыслях в моих психотронных системах зарождаются опасные процессы. Боюсь, как бы они не повлияли на мою способность принимать самостоятельные решения. Сейчас не время для перезагрузки моего электронного мозга, после которой я на некоторое время стану совершенно беспомощным. На Джефферсоне нет никого, кто смог бы взять на себя управление всеми функциями сухопутного линкора 20-й модели. Следовательно, я должен любой ценой избежать перезагрузки. И все-таки моим контурам и процессорам как будто слышится настойчивый шепот: «Солнце никогда не позеленеет, а дети — не станут террористами».

Сар Гремиан так и не ответил на мой вопрос, и я снова задаю его:

— Как вы умертвили людей в этом каньоне?

— Не твое собачье дело! Ты-то, кажется, цел и невредим! Вот и радуйся, что мы перебили полмиллиона террористов, каждый из которых не задумываясь подорвал бы тебя!

— Ветер вынесет отравляющие вещества за пределы каньона. Смерть угрожает не только фермерам в других каньонах, но и жителям поддерживающих ДЖАБ’у городов. Моя основная задача — защищать Джефферсон. Если вы применили вещества, угрожающие жизни на, селения близлежащих городов, я автоматически буду считать вас своим противником.

— Что ты несешь?! — орет Сар Гремиан. — Ты что, совсем спятил?! Твоя задача — найти и уничтожить уцелевших террористов! А ну быстро вперед!

Я не двигаюсь с места.

— Я не тронусь с места, пока не получу ответа на поставленный мною вопрос или не соберу достаточно информации, чтобы ответить на него сам.

Сар Гремиан изрыгает поток ругательств. Немного успокоившись, он раздраженно говорит:

— Ну ладно, упрямая, тупая жестянка! Слушай! Никому ничего не угрожает, потому что использованное паралитическое вещество действует только сорок пять минут. Оно изготовлено на основе вируса, закупленного на черном рынке на Вишну. Мы заплатили кучу денег за быстродействующий и быстроразлагающийся вирус. Он поражает слизистую оболочку легких и парализует нервную систему. Этот вирус не размножается и существует в воздухе не более сорока пяти минут, а за это время ветер не донесет его ни до одного окрестного города. Это очень удобное, безопасное и эффективное оружие. Ясно?

Судя по развернувшейся передо мной картине, это оружие действительно эффективно.

В остальном же мне придется поверить Сару Гремиану на слово. Ведь у меня нет возможности проверить истинность его заверений. Поэтому я начинаю осторожно двигаться вперед. В каньоне царит зловещая тишина. Датчики движения замечают лишь ветер в растительности, выделяющейся темной массой на фоне разогретых солнцем скал. Пастбища пустынны. Их четвероногие обитатели неподвижно лежат вместе с людьми, которые за ними ухаживали.

Гибель скота… Несобранный урожай… Грядущей зимой Джефферсону угрожает страшный голод. ДЖАБ’а, похоже, абсолютно не в силах предвидеть последствия своих действий. Даже прослужив сто двадцать лет человечеству, я не понимаю логики своих создателей и в первую очередь правящих ими политиков…

Я долго еду по дну каньона, не встречая на своем пути ничего, кроме трупов, пустынных полей и безлюдных ферм. Из домов поступает энергетическое излучение обычных бытовых электроприборов. Коммуникационные устройства повстанцев молчат. Нигде не заметно признаков тяжелой артиллерии.

Если коммодор Ортон напичкал каньон пушками, то они очень хорошо замаскированы. На его месте я бы сейчас не показывался. Ведь я не могу без конца оставаться в каньоне и мне не уничтожить противника, которого я не вижу! Когда я уеду, коммодор или занявший его место командир повстанцев сможет переместить свою уцелевшую артиллерию, куда ему заблагорассудится, и использовать ее по своему усмотрению.

Покончить с повстанческой артиллерией я могу, только превратив обстрелом в щебень все склоны каньона и его дно. Для этого мне придется расстрелять весь свой запас крупнокалиберных снарядов и превратить скалистую гряду в радиоактивную пустыню на следующие десять тысяч лет. Ветер разнесет радиоактивную пыль по окрестностям, а воду в реках Каламет и Адера никто не сможет пить несколько тысячелетий.

Это неприемлемо. Но и оставить здесь противника с артиллерией, способной уничтожить любые боевые резервы, включая меня самого, я не могу. Если я возьму под стражу плотину, уничтожу крупнокалиберные орудия коммодора Ортона и большую часть его снаряжения, правительственные войска, убежавшие от смертельного вируса, смогут вернуться и прочесать все склоны каньона, которые мне сейчас не видно. Это не лучший вариант, но ничего другого мне сейчас не придумать. Надо только постараться уцелеть, чтобы претворить в жизнь этот план. За сто двадцать лет действительной службы я ни разу не испытывал таких глубоких сомнений в собственной способности выполнить порученное задание.

Это очень неприятное чувство.

Кроме того, настойчивый внутренний голос продолжает нашептывать мне, что за это задание вообще не стоило браться.

Я отгоняю эти опасные мысли и, согласно приказу, двигаюсь вслепую вперед.

А что мне еще остается делать?

Саймон включил коммуникационное устройство:

— Говорит Черный Лев! Как меня слышите? Прием!

— Слышу вас хорошо, — тут же ответил Стефан Сотерис.

— Вы видели выступление Санторини?

— Так точно! Ждем ваших приказов!

— Чем вы можете порадовать президента Джефферсона и когда?

— У него с потолка посыплется штукатурка. Приступаем через две минуты!

Саймон переключил частоту и связался с Эстебаном.

— Слушаю вас! — немедленно ответил тот.

— Сейчас мы устроим фейерверк. Нельзя дать джабовцам опомниться. Ударьте по отделениям ПГБ, пока эти сволочи еще таращатся на экраны! И немедленно приступайте к выполнению плана «Альфа-3»! Мне нужны самые влиятельные члены джефферсонского парламента. Живыми! Обязательно найдите спикера Законодательной палаты и председателя Сената! Приступайте и пусть Мэдисон содрогнется! Дадим понять, что с нами шутки плохи! Пусть горожане возводят баррикады на перекрестках главных улиц и удерживают их любой ценой! Нельзя допустить массовых беспорядков! Чтобы свергнуть ДЖАБ’у. не обязательно разрушать полгорода!.. Захватите все крупные студии информационного вещания. Отправьте туда ваших бойцов вместе со студентами. Пора кое-что сообщить джефферсонцам!

— Будет исполнено!

Витторио Санторини все еще красовался на экране, не подозревая, что сейчас произойдет. Саймон повернулся к Марии:

— Выводите на улицы ваших людей! Пусть следят за порядком. А вы отвезите меня к главной студии информационного вещания. Пусть ваша дочь тоже поедет с нами, если, конечно, не испугается. Я собираюсь навестить Поля Янковича. Джефферсон должен вас увидеть.

— Как давно я хотела вырвать этой гадине его лживый язык1 — прошипела Мария.

— Сегодня вам представится такая возможность!

Вместе с Марией, ее сыном и дочерью Саймон спустился на улицу. Их сопровождал один из появившихся ранее в квартире Марии мужчин.

— Машина вон там, — буркнул он, ткнув пальцем в сторону соседнего грязного переулка.

Саймон не знал имени этого повстанца. Бойцы городского сопротивления не уступали осторожностью каламетским фермерам.

Автомобиль охраняли два городских повстанца с пистолетами. Впрочем, охранять его было особенно не от кого. Улицы опустели. Не видно было даже беспризорных ребятишек.

Мария огляделась по сторонам. На первый взгляд она казалась испуганной, но на самом деле ее глаза сверкали ненавистью и решимостью.

Автомобиль был ржавым и помятым, но под капотом у него урчал мощный двигатель.

Казалось, трущобы вымерли, но в богатых районах жизнь шла своим чередом. Сновали машины. Государственные служащие ехали домой. Состоятельные горожане направлялись в театры, клубы и рестораны. Эти люди могли позволить себе даже совершать покупки в магазинах с их заоблачными ценами. В правительственных учреждениях горел свет. Чиновники следили за ходом избиения беззащитных беженцев в Каламетском каньоне.

Пассажиры автомобиля ехали молча.

Тишину нарушало лишь дребезжание бортового кондиционера.

Им оставалось минут двадцать до центральной студии главного информационного канала Джефферсона, когда наручный коммуникатор Саймона издал условный сигнал. ^

— Черный Лев слушает.

— Мы на месте, — доложил Стефан. — Не хотите нам немного подсобить? Как насчет двенадцатого пункта «Альфы-3»?

— Сейчас узнаю. Если ничего не получится, я вам сообщу, если все в порядке — вы получите условный сигнал.

— Ждем!

Саймон перешел на другую частоту.

— Красный Лев! Как меня слышите? Прием!

— Слышу вас хорошо, Черный Лев! — спокойным голосом ответила Кафари.

— Надо выполнить «Альфу-3-12». Жмите на кнопку.

— «Альфа-3-12»?! — удивленно переспросила Кафари. — Только в Мэдисон или вообще повсюду?

— В Мэдисон и в долине реки Адеры. Мы хотим кое-кому пожелать спокойной ночи.

— Будет им темная ночь, — злорадно усмехнулась Кафари. — Но придется немного подождать.

Прошло пять минут. Семь. Двенадцать. Саймон наклонился вперед.

— Настройте, пожалуйста, на речь Санторини! — попросил он водителя.

— Вы что хотите, чтобы меня вырвало?! — пробормотал тот, но все равно включил информационный экранчик. Автомобиль был оснащен не только первоклассным двигателем, но и сверхсовременным коммуникатором устройством, захваченным у пэгэбэшников или поступившим с Вишну.

На экранчике все еще безумствовал Санторини. Он закатывал глаза, махал руками, стучал кулаками, что-то злобно визжал и торжествующе завывал перед камерами и микрофонами.

«Давай, Кафари! Давай же! — шептал про себя Саймон. — Пора!»

В любой момент подозрительные пэгэбэшники могли начать проверять людей, слоняющихся без видимого дела по улицам близ полицейских участков или сидящих в автомобилях недалеко от правительственных учреждений.

Сколько же еще времени потребуется людям Кафари, чтобы осуществить задуманное?1 Прошло уже много времени, а ничего так и не происходило. В автомобиле повисло томительное молчание. Бойцы городского сопротивления не знали, что подразумевает двенадцатый пункт плана «Альфа-3», и Саймон уже собирался все им объяснить, когда мишура искусственного джабовского мира внезапно потухла.

Во всем городе пропало электричество. Погасли светофоры, витрины магазинов, окна правительственных учреждений. Мария охнула. Автомобили останавливались посреди улицы с визгом тормозов. Водитель забористо выругался и стал бешено маневрировать, объезжая их. Во всем городе светились только автомобильные фары, окна мэдисонской больницы и президентского дворца, имевших автономные генераторы электроэнергии.

Освещенный мощными прожекторами высокий купол президентского дворца сверкал в темном небе Мэдисона, как огромный бриллиант. Саймон крутил головой, пытаясь не упускать его из виду, когда автомобиль поворачивал на перекрестках. Про себя Саймон отсчитывал секунды: «Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять…»

Вот они выехали на перекресток широких улиц, и возвышавшийся за Парком имени Лендана и улицей Даркони президентский дворец открылся перед Саймоном как на ладони. Водитель непрерывно сигналил, распугивая людей, вылезавших из остановившихся машин.

Но внезапно звук его гудка потонул в оглушительном грохоте.

Темное небо озарила ослепительная вспышка. Купол дворца Витторио Санторини разлетелся на куски. В небо взлетел язык пламени. Взрывная волна пригнула к земле деревья в парке. Дочь Марии пронзительно завизжала. Изображение Санторини на информационном экранчике пару раз мигнуло и погасло.

Автомобиль резко завернул за угол, и высокое здание заслонило от его пассажиров президентский дворец.

Саймон оглянулся и успел увидеть, как прокатившаяся через парк взрывная волна сшибает людей с ног. Эхо взрыва, дребезжа стеклами, металось между стенами высоких домов.

На следующем перекрестке Саймон увидел, что купол рухнул. В центре огромного Дворца народа, выстроенного Витторио Санторини, зияла черная воронка. Боковые пристройки уцелели, но в их окнах вылетели все стекла, а в южном крыле больше не горел свет. Лампочки в северном крыле тоже неуверенно мигали. Стены дворца уже лизали языки пламени. Огромный и невероятно дорогостоящий памятник джабовскому безумию ждала участь, постигшая четыре года назад дворец Жофра Зелока.

— Он погиб? — спросила Мария, имея в виду ненавистного диктатора.

— Вряд ли. Его студия в бетонном бункере под землей. Чтобы разрушить этот бункер понадобилась бы такая же бомба, какой вы перевернули линкор…

Но жизнь или смерть Витторио Санторини в данный момент не играла для Саймона большого значения. Его работа только началась.

— Надо скорее добраться до места! — сказал он.

Водитель нажал на газ. Люди разбегались от его машины, как тараканы. Они прыгали в подворотни и на капоты стоявших без движения автомобилей. На окраинах Мэдисона раздалось еще несколько взрывов потише. Это взлетали на воздух участки ПГБ. На коммуникатор Саймона стали поступать донесения.

Его автомобиль подъехал к центральной студии главного информационного канала Джефферсона в тот момент, когда очередной взрыв разнес на куски ее дверь. Улица наполнилась дымом, в котором мелькали фигуры бегущих к взорванной двери вооруженных людей. Случайные прохожие в ужасе разбегались по сторонам. Под звуки выстрелов автомобиль Саймона остановился у взорванных дверей.

— Говорит Черный Лев! — крикнул Саймон в коммуникационное устройство. — Мы у дверей студии. Нам нужны оружие и снаряжение!

Кто-то подбежал к автомобилю. Саймон вылез из него, поймал на лету бронежилет и штурмовую винтовку.

Пока он шел к двери, ему подали командирский боевой шлем.

— Говорит Черный Лев! Докладывайте! — надев шлем, рявкнул в микрофон Саймон.

— Мы овладели студией и трансляционными антеннами на крыше, — четко отрапортовал Эстебан. — Наши люди прочесывают здание. Другие отряды взорвали семнадцать отделений ПГБ. Витторио Санторини, кажется, уцелел.

— Поль Янкович ползает передо мной на брюхе и умоляет его не убивать, — с отвращением в голосом добавил Эстебан. — Он наложил в штаны от страха.

— Не убивайте его. Эта гнида нам еще пригодится. А что депутаты парламента?

— Их собирают в зале.

— Тащите их сюда, но пока не трогайте.

— Бас понял!

Через три минуты Саймон уже был в самой знаменитой студии Джефферсона. Перепуганные техники съежились за своими пультами. Поль Янкович действительно лежал в луже мочи перед Эстебаном Сотерисом.

Саймон смерил ведущего взглядом и снял шлем.

— Ты, конечно, меня не узнаешь? — негромко спросил он.

Знаменитый ведущий замотал головой.

— Нет, я не коммодор Ортон, — по-прежнему тихо продолжал Саймон, — но очень скоро ты пожалеешь, что здесь появился не он. Ортон — блестящий командир, но по сравнению со мной он агнец божий.

Саймон присел на корточки и прошипел:

— Ты называл меня «этенским мясником», и на твоем примере я продемонстрирую, что заслуживаю это гнусное прозвище.

Поль Янкович взвизгнул от ужаса.

— Перед тобой Саймон Хрустинов. Я вернулся, чтобы поквитаться с тобой и тебе подобными. По милости Витторио Санторини у меня теперь другое лицо, и я считаю себя вправе позабыть об уставе Кибернетической бригады.

— Ты знаешь, почему я разделаю тебя сейчас, как баранью тушу?! — прошипел Саймон в лицо стучавшему зубами Янковичу. — Да потому, что моя жена и единственная дочь были сегодня в Каламетском каньоне!

— Боже мой!.. — прохрипел Янкович.

— Не смей упоминать Бога всуе! — рявкнул Саймон, одним рывком поднял ведущего на ноги и швырнул его к ближайшей стене. — Ты давно уже продал свою подлую душу за тридцать сребреников!

— Тебе так дорога была дешевая популярность, — брезгливо продолжал Саймон. — А теперь ты, наверное, жалеешь о том, что помог прийти к власти человеку, убившему пятьсот тысяч невинных людей, включая детей и женщин?

— Но они же преступники! — пискнул Янкович. — Террористы!

— Э, нет! — отрезал Саймон. — Они не сделали никому ничего плохого. Они и пальцем не тронули бы тебя. Не то что я!.. Эти люди не держали в руках оружия и не были ни террористами, ни преступниками, как ты любил их называть. Это были просто голодные люди, в ужасе спасавшиеся от таких, как ты. А теперь они все мертвы. Витторио Санторини убил и младенцев, и кормивших их грудью матерей. Он убил малышей, возившихся в пыли, пока их родители варили на кострах пустую похлебку. Он убил маленьких девочек, стиравших пеленки братишек и сестренок, и маленьких мальчиков, бегавших за дровами. Скажи мне, мерзкая тварь, может, и они были террористами?!

Велеречивый ведущий онемел и сполз по стене на пол под взглядом Саймона, смотревшего на него как удав на кролика.

— Тебе нечего сказать?! Или ты проглотил язык?! А может, мне отрезать его ножом?!

По щекам Янковича текли слезы, он с трудом шевелил дрожащими губами, издавая горлом глухие, нечленораздельные звуки.

— Нет, я отрежу тебе язык чуть позже, а сейчас ты снова начнешь им ворочать и будешь на этот раз говорить то, что прикажет тебе «этенский мясник»!

Орудия на вершине плотины умолкли. Рахиль и ее друзья уцелели, но, когда Кафари попыталась связаться с остальными расчетами, она услышала в ответ лишь мертвую тишину.

Стараясь держать себя в руках, Кафари продолжала вызывать своих бойцов:

— Говорит Красный Лев! Как слышите меня? Прием!.. Красный Лев вызывает все подразделения! Отвечайте!..

Гробовое молчание…

Внезапно Кафари вздрогнула. В наушниках ее командирского шлема что-то защелкало, и откуда-то издалека донесся человеческий голос.

— Мы слышим вас, Красный Лев! Нас шестеро. Мы в защитных костюмах. Мы над пещерой Аллигатор…

— Тут такое… Такое… — всхлипывая, прошептал незнакомый боец.

— Спокойно! — приказала Кафари. — Доложите, что видите!

— Сейчас я передам вам изображение с наших камер! Кафари внезапно увидела тысячи трупов — мертвых людей, мертвых животных. Камеры не замечали ни малейшего признака жизни в каньоне.

— Фермы целы, — продолжал неизвестный артиллерист, — но вокруг них никто не движется. Мы не знаем, есть ли кто-нибудь в убежищах. Газовая атака началась во время артобстрела…

— Если бы не ваше предупреждение!.. — Голос артиллериста снова дрогнул.

— Вам видны другие батареи?

— Так точно!

— Попробуйте с ними связаться! Видите там кого-нибудь?

— Так точно! — через несколько мгновений ответил артиллерист. — Слава богу, мы не одни! Там есть живые люди!.. Мы видим батарею на другой стороне каньона рядом с Сорсийским ущельем… Но они не отвечают на радиосигналы… Сэм, посигналь им фонарем!.. Ура! Это Аниш Балин! С ним Красный Волк!

Кафари закрыла глаза и мысленно поблагодарила Бога за это известие.

— Генерал Балин сообщает, что его аэромобиль был подбит во время артобстрела. Он сумел приземлиться возле Сорсийского ущелья. Его передатчик разбит. Рации батареи тоже уничтожены вместе с половиной орудий. Она потеряла четырех артиллеристов, но остальные успели надеть защитные костюмы!

В душе Кафари затеплился огонек надежды. Аниш Балин и Красный Волк не погибли! Значит, уцелели почти все ее самые верные друзья! Возможно, в каньоне осталось в живых еще немало бойцов, и можно будет продолжать борьбу. Если, конечно, их через несколько минут не раздавит линкор!

— Передайте генералу Балину, чтобы он не высовывался. К каньону едет линкор. Джабовцы переправили его сюда на тяжелом челноке. Когда линкор появится здесь, ничего не предпринимайте! Не обстреливайте его! Не включайте боевые компьютеры! Обесточьте все, что можно, и спрячьтесь! Понятно?

— Так точно! — Голос артиллериста больше не дрожал.

Ну вот и отлично. Надо набраться решимости и побороть страх!

— Повторяю! Не стреляйте по линкору! Он вас тут же уничтожит. А так у нас есть шанс уцелеть. Витторио Санторини так не терпелось поскорее с нами разделаться, что он не дождался конца ремонта линкора. Сейчас эта машина воспринимает только инфракрасное излучение. Оттащите орудия подальше, чтобы их не было видно со дна каньона. Остудите стволы орудий. Если нужно, облейте их водой, укутайте брезентом. Делайте что угодно, но они не должны излучать тепло. Просигнальте другим батареям, чтобы сделали так же. Если линкор нас не обнаружит, мы спасем немало орудий и будем сражаться дальше. Наши товарищи сейчас дают бой джабовцам в Мэдисоне. Еще не все пропало!

— Так точно! — обрадованно воскликнул артиллерист.

— Ну вот и отлично! За работу! Попробуйте связаться с другими батареями по радио или световыми сигналами. Сообщите мне, как только кого-нибудь найдете! Уцелевшим товарищам скажите, что коммодор жив и не собирается сдаваться. А когда появится проклятый линкор, сидите тихо и не высовывайтесь. На сегодня нам хватит потерь!

— Вас понял!

Подняв глаза, Кафари увидела, что Елена побледнела.

— К нам едет линкор? — дрожащим голосом спросила она.

— Да, — коротко ответила мать.

Елена с трудом перевела дух, но не поддалась панике. Кафари с гордостью взглянула на девочку, чуть не раздавленную гусеницами чудовищной машины, но не заплакавшую и не забившуюся в угол при известии о новом появлении «Блудного сына». Несмотря на все старания джабовских воспитателей и учителей, им с Саймоном все-таки удалось вырастить замечательную дочь, отважную и честную. Порой Кафари ощущала прилив такой любви к своей дочери, что у нее на глаза наворачивались слезы.

Фил Фабрицио тоже молчал, но совсем не так, как Елена. Его микротатуировка почернела и извивалась, как длинноногий явак, готовящийся умертвить всех, кто окажется у него на пути. Фил больше не хвалился и не бил себя в грудь, но пламя в его глазах горело ярче любого лесного пожара.

— Когда линкор сюда приедет, я могу его взорвать, — хрипло проговорил он. — У нас достаточно октоцеллюлозы, чтобы пробить в его корпусе здоровую дырку. Надо только поближе к нему подобраться. Он меня знает и, наверное, подпустит к себе.

— Он просто расстреляет вас из пулемета… Нет, вы никуда не пойдете. У меня и так почти не осталось людей.

— Что же нам делать? Я должен был лететь сегодня вечером к сестре и встретиться у нее с каким-то офицером, только что прилетевшим на Джефферсон. Мы хотели поговорить с ним о том, как лучше воевать в городе…

Прежде чем Кафари успела что-нибудь сказать, в разговор вмешалась Елена:

— По-моему, ему можно сказать, с кем он должен был встретиться. К чему скрывать это, если мы остались практически втроем?

— Ты, пожалуй, права. Итак, господин Фабрицио…

— Называйте меня просто Филом. К чему эти церемонии. Меня никто в жизни не величал господином Фабрицио, кроме пэгэбэшников, которые бросили меня в лагерь смерти.

— Ну ладно, Фил. Офицер, с которым ты должен был встретиться сегодня вечером, — полковник Хрустинов. Да, бывший командир линкора вернулся в Мэдисон и задаст там всем жару!

— Ни фига себе! К нам на помощь прилетел сам полковник Хрустинов! — воскликнул Фил, но внезапно осекся и помрачнел. — Да ведь он уничтожит линкор раньше, чем я успею до него добраться!

— Хорошо бы, — невесело сказала Кафари. — Но не переживай, ты тоже успеешь повоевать.

— Это точно! Скоро нам придется туго… Но почему-то мне все-таки кажется, что мы все равно победим!

— А что нам еще остается делать?..

Кафари повернулась и пошла в сторону командного пункта, который они с Филом покинули, чтобы принести защитное снаряжение Елене и Дэнни… Ей все еще было трудно без слез думать о Дэнни. Чтобы не расплакаться, Кафари сосредоточилась на том, что они могут и должны предпринять. Жаль, что у нее уцелело так мало людей!.. В командном пункте она обнаружила еще пятнадцать бойцов, облаченных в защитные костюмы. Они ждали ее приказов. Кафари с трудом проглотила подступивший к горлу комок, а потом подошла к ним и молча пожала каждому руку. Она читала страх в их глазах, а их руки все еще дрожали.

— У нас много дел, — негромко сказала она. — Надо определить, что это за газ, как долго он действует и есть ли у нас нужное противоядие. Нам нужно собрать вместе всех уцелевших. Кроме того, надо ознакомиться с последними новостями из Мэдисона. Надо пересчитать уцелевшее оружие и снаряжение… Мы должны связаться с остальными отрядами, разбросанными по Дамизийским горам. Сигнал о газовой атаке был отправлен в двадцать два лагеря. Если джабовцы применили против них газ хотя бы чуть позже, бойцы этих отрядов наверняка успели надеть защитное снаряжение, а может, и эвакуировать хоть сколько-нибудь беженцев. Это было нетрудно сделать, например, в Симмерийском каньоне… Сейчас каждый из вас получит задание…