Вокзал времени - Дорога на Дамаск

— Более того, — саркастическим тоном добавил Саймон, — такой поворот событий может даже воспрепятствовать принятию закона, который, кажется, вам очень нравится. Хотя я нахожу, что предусматриваемые им меры не понизили уровень преступности ни в одном из населенных людьми миров.

— Хватит болтать! Мы и без вас решим, что нам делать. Выполняйте приказ! Немедленно отправляйте линкор в Мэдисон!

— И не подумаю!

Сар Гремиан опять побагровел и вышел из себя:

— Ах, вот ты как! Что ж, сам напросился! Ты уволен, бездельник!

Саймон рассмеялся. Сар Гремиан явно этого не ожидал, и у него на лице появилось озадаченное выражение.

— Ты думаешь, что можешь меня уволить?! Это не имеет права сделать даже ваш Жофр Зелок. Да и вообще никто на вашей жалкой планете. Я нахожусь здесь по условиям договора с Конкордатом и уеду отсюда только по приказу моего командования. Так что руки коротки… И ради всего святого, постарайся не путаться у меня под ногами! — Саймон произнес последние слова с таким глубоким презрением, что советник президента рассвирепел, как бык.

— Тебя, щенок, скоро с позором отправят в отставку! — прорычал он. — И я лично провожу доблестного полковника Хрустинова пинками до первого грузового корабля, пришвартовавшегося на «Зиве-2». И не надейся, что мы отпустим с тобой жену и ребенка!

Лицо Саймона побелело, как лист бумаги. Нет, он не испугался, а тоже пришел в бешенство. Таким я не видел своего командира со времен нашего первого сражения на Этене. Он поднял пылающие ненавистью глаза на Сара Гремиана с таким выражением лица, что президентский советник даже попятился.

— Если с моей семьей что-нибудь случится, — негромко проговорил мой командир так, словно зачитывал смертный приговор, — я тебя из-под земли достану. Ты, кажется, забыл, что имеешь дело с офицером Кибернетической бригады, ублюдок!

Сар Гремиан окаменел. Наверное, с ним никто еще не разговаривал таким тоном. Потом ошеломленное выражение у него на лице сменилось яростью. Выругавшись, он схватился за рукоятку короткоствольного пистолета у себя за пазухой. Но прежде, чем он успел сжать ее в пальцах, я пришел в полную боевую готовность.

Все мое носовое оружие со зловещим шипением пришло в движение. Стремительно описав в воздухе полукруг, стволы моих орудий нацелились на Сара Гремиана, подчиняясь командам системы наведения, готовой открыть огонь. Лицо Сара Гремиана, как будто изрытое оспой, посерело. Он оцепенел и невольно разжал пальцы, схватившиеся было за рукоятку пистолета. Советник президента замер, глядя прямо в закопченные жерла моих орудий, ожидая, что они вот-вот разнесут его на куски.

Я наконец нарушаю молчание:

— Ваши действия представляют собой угрозу для жизни моего командира. Мои орудия готовы к бою и наведены на вашу черепную коробку. При малейшем подозрительном движении я уничтожу вас раньше, чем вы извлечете пистолет из кобуры.

Сар Гремиан предусмотрительно замер. Мои датчики сообщают, что внутри штанины по левой ноге у него стекает струйка жидкости температурой тридцать шесть и шесть десятых градуса по Цельсию. Полагаю, что президентский советник смертельно напуган.

— Вынь руку из-за пазухи, но очень медленно, — негромко приказывает ему Саймон.

Сар Гремиан медленно вытаскивает на свет божий пустую руку.

— Ну что ж, Гремиан. Сегодня ты, кажется, не умрешь. А жаль… Убирайся отсюда и не смей тут больше появляться!

Сар Гремиан так злобно косится на моего командира, что мне все-таки хочется дать залп по этому опасному человеку. Хорошо бы его устранить, чтобы он в будущем не навредил Саймону. Однако управляющая мною программа не позволяет мне стрелять до тех пор, пока отсутствует непосредственная угроза. Сар Гремиан пользуется этим, чтобы ретироваться. Повернувшись кругом, он быстро покидает мой ангар, захлопнув за собой дверь. На том месте, где он только что стоял, осталась только зловонная желтая лужа. Его гориллы тоже спешат убраться восвояси, но один из них поскальзывается в луке, а другой так торопится выскочить из ангара, что удаляется лбом о косяк двери… Наконец в ангаре воцарилась мертвая тишина.

— Сынок, — негромко говорит мой командир, — этот человек не успокоится, пока не расправится со мной. Запиши сигналы моего коммуникационного устройства и устройств Кафари и Елены. Никто больше не должен подходить к нашему дому ближе чем на сто метров. Пока я не отменю этот приказ, следи за нашим местоположением и немедленно сообщай, если в радиусе тех лее ста метров от меня, Кафари или Елены появится что-нибудь представляющее собой опасность.

Саймон нахмурившись смотрит на стенку ангара, за которой находится задняя дверь его дома.

— Ну все, — мрачно бормочет он, — теперь они будут меня шантажировать. Но я им не позволю это сделать, и мне поможет Конкордат.

Я понимаю, что перед глазами моего командира снова замелькали призраки Этены, и стараюсь по возможности его успокоить.

— Я не потерплю угроз или шантажа, мешающих мне выполнять мое задание на этой планете, Саймон!

Мой командир вздрогнул, но тут же взял себя в руки и заговорил вполголоса, словно разговаривая с самим собой:

— Иногда ты говоришь вещи, которые меня пугают.

— Зачем мне тебя пугать?! А вот Сара Гремиана я напугал так, что он чуть не наложил в штаны… Может, включить шланг дезактивационной системы и помыть пол?

— Ты — прелесть! — Немного оживился мой командир. — Да уж, уберись здесь, пожалуйста.

Потом он снова посерьезнел и добавил:

— Если я заранее не предупрежу тебя о том, что жду гостей, приходи в состояние полной боеготовности, если заметишь на расстоянии ста метров любого известного или неизвестного тебе постороннего человека. Все сказанное касается и случаев, когда внутри этой зоны появится какое-нибудь оружие, или оно будет находиться в непосредственной близости отсюда, или кто-нибудь направит его в нашу сторону. В этой ситуации ты должен немедленно нейтрализовать источник угрозы… Спасибо тебе за то, что ты только что спас мне жизнь… Однако теперь, как ты сам понимаешь, моя карьера под угрозой…

Несколько секунд я размышляю над последними словами моего командира и прихожу к не очень приятным выводам. Саймон — блестящий офицер. Он не заслуживает отставки из-за моих действий. Я в очередной раз невольно думаю о том, что мне нельзя пытаться что-либо сделать в одиночку, без человека, который направлял бы мои действия, разбираясь в сложных отношениях между своими соплеменниками. Я никогда не работал без командира. Я для этого просто не предназначен.

Кроме того, Джефферсон находится далеко от ближайшего принадлежащего Конкордату склада запчастей и боеприпасов. Если я останусь один на один с местными властями, которых придется заставлять выполнять их договорные обязательства, то мне наверняка будет трудно пополнять израсходованные боеприпасы и ремонтировать себя после боевых повреждений. В такой ситуации новое нападение яваков или мельконов может закончиться катастрофой для этого мира.

Еще хуже то, что в связи с хитросплетениями политической жизни на Джефферсоне я вряд ли смогу самостоятельно формулировать правильную стратегию действий при выполнении любого задания, не раздражая при этом политиков, от которых зависит моя работа. Например, в случае с Саром Гремианом я поступил в соответствии со своей программой, где четко оговаривалось, что я должен сделать, если жизни моего командира угрожает опасность, и проявил при этом большую сдержанность. И все же мои действия привели к конфликту, в результате которого может погибнуть карьера блестящего офицера. Впрочем, я не знаю, каким иным способом я мог бы его спасти. Преврати я советника президента в кровавую кашу, это вряд ли способствовало бы укреплению и так не самых дружеских отношений между Саймоном и тем, кому он сейчас вынужден подчиняться. Свою неспособность понять, как мне лучше было действовать в указанной ситуации, я объясняю собственным неумением строить сложные логические цепочки. А ведь это необходимо для определения зачастую непредсказуемой человеческой реакции, которая зависит от огромного количества постоянно меняющихся факторов. Я не похож на сухопутные линкоры 23-й или 24-й модели. Мои создатели не заложили в меня способность к таким сложным логическим выкладкам. Осознав это, я чувствую, как мое внутреннее беспокойство перерастает в панику.

— Саймон, если тебя отзовут с Джефферсона, Окружное командование вряд ли пришлет тебе замену, а я не приспособлен действовать без командира. Это могут делать автономные линкоры двадцать третьей и двадцать четвертой модели. Я всего лишь линкор двадцатой модели. Мои процессоры и программы недостаточно сложны, чтобы принимать в бою решения так же безошибочно, как человек. Без командира я погибну во втором или третьем сражении.

— Неужели мой отважный, усыпанный наградами друг волнуется? — Саймон улыбается, но в глазах у него таится печаль. Вот такие они — люди! Не поймешь, радуются они или горюют — По-моему, еще рано расстраиваться. Не забывай о том, что и в линкоры двадцатой модели заложена способность к самостоятельным действиям. Кроме того, за сто лет сражений ты накопил кое-какой опыт и всегда можешь связаться с бригадой.

Такая перспектива меня не очень радует. Ведь на пересылку моего сообщения даже по ускоренной космической связи потребуется время. Потом какой-нибудь офицер из состава Окружного командования будет анализировать отправленные мною данные, принимать решения о том, как лучше действовать в постоянно меняющейся ситуации на поле боя, что находится от него на расстоянии многих световых лет, опять отправлять приказ сквозь космическое пространство…

— Крайне неразумно лишать линкор двадцатой модели командира, который гораздо лучше его разбирается в сложной боевой обстановке. А ведь с момента смерти Абрахама Лендана положение на Джефферсоне нестабильно. Более того, мне кажется, что за восемь лет и девятнадцать дней, проведенных мною в отключенном состоянии, положение только ухудшилось.

— Это еще мягко сказано! Оно стало просто катастрофическим! — Как всегда в расстроенных чувствах, Саймон ерошит себе волосы. Я замечаю, что в них уже серебрится седина, и с грустью думаю о быстротечности человеческого века. Стареют и самые блестящие офицеры. Они даже умирают. Если Саймона переведут в другое место, я, по крайней мере, буду избавлен от необходимости оплакивать друга, которого безгранично уважаю.

— Что же мне делать? — спрашиваю я, чувствуя себя положительно беспомощным.

— Ознакомься с текущей политической ситуацией, а потом мне снова придется тебя выключить во исполнение приказа законно избранного президента Джефферсона, будь он проклят! — с раздраженным сарказмом отвечает Саймон. — Впрочем, я сделаю это не сейчас. Еще не хватало, чтобы я отключил линкор сразу после того, как мне угрожал наемный убийца! Собери как можно больше информации и жди от меня сигнала. А пока смотри в оба! Что, если эти молодчики решат нанести нам сегодня визит, чтобы отомстить за своего описавшегося начальника!

— А что представляет из себя этот Сар Гремиан? — спрашиваю я и начинаю поиск его досье в информационной сети.

— О, это настоящее исчадие ада! — говорит Саймон, обращаясь к ближайшей из моих внешних камер. — Такому палец в рот не клади. Если понадобится, он пойдет по трупам. Недаром его взял к себе в помощники сам Жофр Зелок.

Не говоря больше ни слова, Саймон покидает мой ангар. Дверь за ним хлопнула громче, чем за Саром Гремианом. Потом со стороны дома раздался хлопок входной двери. Через семьдесят три секунды мой командир отправил короткое зашифрованное сообщение на частоте наручного коммуникационного устройства Кафари. Я полагаю, что он упреждает возможные действия противника. Получив заранее установленный условный сигнал, Кафари должна понять, что дело плохо, и, возможно, немедленно покинуть работу, забрать из школы Елену и на несколько часов или даже дней спрятаться с ней в надежном месте. Саймон не выходит из дома, и я приступаю к выполнению его приказа.

Узнав побольше о Саре Гремиане, я начинаю жалеть о том, что не расстрелял его на месте. У меня пока не очень много данных, но уже из них вытекает, что это — человек непомерных амбиций, готовый пойти на все ради их удовлетворения. Он всегда оказывается на стороне победителя и очень опасен для общества.

Судя по всему, он помогает президенту Джефферсона тем, что с помощью оголтелой пропаганды создает так называемые общественные движения, продвигающие удобные для действующей власти законы. Он автор сомнительного Закона о защите счастливого детства, гарантирующего право на самоопределение и право голоса всем детям, начиная с десятилетнего возраста. А наивные детишки, естественно, голосуют за ДЖАБ’у. Кроме того, этот закон существенно затормозил эмиграцию с Джефферсона фермеров, стремившихся покинуть планету, правительство которой относилось к ним враждебно, ведь теперь их дети имели полное право отказаться уезжать со своей родины. Не будь этого закона, на Джефферсоне вообще не осталось бы людей, способных возделывать землю и разводить скот, а руководству ДЖАБ’ы явно не хочется голодать.

Кроме того, Сар Гремиан принимает активнейшее участие в раздувании новой волны истерии в Мэдисоне и других крупных городах. Он, видите ли, стал виднейшим борцом с преступностью. Несколько месяцев с помощью откровенной демагогии и бесстыдного манипулирования фактами он готовил общественное мнение к принятию закона об обязательной регистрации оружия, против которого и протестовали сегодня манифестанты. Этот человек явно не только беспринципен, но и очень осторожен. Мне не удалось обнаружить в его действиях никаких открытых нарушений закона. С другой стороны, на форумах в информационной сети Джефферсона очень многие выражают недовольство его действиями, пишут, что испытывают страх перед их последствиями, а также порицают советника президента, его вспыльчивость и грубость, в которых я имел возможность сегодня убедиться лично.

Если Саймона отстранят от командования, президент Джефферсона, скорее всего, будет управлять мною через Сара Гремиана. При мысли об этом мои логические процессоры начинают выдавать такое, что я немедленно беру их под самый жесткий контроль. Не хватало еще вывести управляющую мною логику из строя! В этом случае автоматически сработает протокол перезагрузки моего электронного мозга, лишающий способности к самостоятельным действиям линкоры с нестабильной психикой. Что станет с Джефферсоном, если я выйду из строя?

Чтобы взять себя в руки, я стараюсь сосредоточиться на изучении архивов правительственной компьютерной сети и передач новостей. Пока Саймона не вынудили снова меня отключить, я пытаюсь понять, какая опасность ему угрожает. Сар Гремиан и его приспешники знают, что я бодрствую. Я с минуты на минуту ожидаю президентского приказа снова усыпить меня. Интересно, сколько времени понадобится советнику, чтобы прийти в себя, преодолеть стыд и признаться президенту в том, что произошло в моем ангаре?! Я должен как можно полнее использовать свой краткий срок перед, возможно, очень долгим сном.

Непрерывные и крайне тенденциозные «прямые» репортажи об акции протеста, занимающие последние шесть с половиной часов большую часть эфирного времени на коммерческих каналах, представляют собравшихся на Парламентской площади манифестантов в самом мрачном свете. Репортеры тараторят на почти непонятном мне политическом жаргоне. Они постоянно упоминают какие-то прошлые события, которые мне неизвестны и в которых мне некогда разбираться.

Журналисты в основном высказываются в эмоциональном ключе, пытаясь повлиять на психику слушателей. Они намекают на какие-то неизвестные мне прошлые события, явно стараясь пробудить у слушателей отрицательное отношение к демонстрантам, к которым сами — по неизвестным мне причинам — относятся с презрением и отвращением. Чтобы выяснить причины, побудившие людей выйти на демонстрацию, мне пришлось потратить невероятно много времени — целых две минуты. Мне удалось это сделать лишь после того, как я проник в информационной сети на форумы каламетских фермеров.

Я не сразу понял, почему Объединенное законодательное собрание Джефферсона считает необходимым включить в свою программу по борьбе с преступностью закон о лицензиях на приобретение и ношение оружия. В джефферсонской конституции прямо говорится о праве граждан этой планеты владеть оружием и применять его для самообороны. Однако Сенат и Законодательная палата твердо намерены принять свой неконституционный закон.

Еще пять с половиной минут я озадаченно изучаю стенограммы дебатов в Сенате и Законодательной палате, положения конституции и семнадцать поправок к ней, а потом перехожу на форумы и передачи последних известий в сети, пытаясь еще глубже вникнуть в суть дела.

Я обнаруживаю горячие споры вокруг стремительного роста преступности. Лишь за последние три месяца в результате разбоев и грабежей в мэдисонских магазинах погибли пятьдесят три человека. Бандитизм получил широкое распространение в промышленной зоне возле города Анион, где без работы осталось больше половины заводских рабочих, и в горняцких городах Кадельтон и Данхэм, где закрылись целые производственные комплексы. На улице осталось около пяти миллионов человек, а ведь именно эти предприятия имели наибольшее значение для экономического возрождения Джефферсона и могли без особого труда пережить послевоенный финансовый кризис.

И тем не менее металлоплавильные, нефтеперерабатывающие и машиностроительные заводы бездействуют. На них не поступает энергия, склады пустуют. Мне не понять, почему за последние восемь лет тридцать процентов всей тяжелой промышленности Джефферсона были просто пущены коту под хвост. Может, пока я спал, здесь опять побывали яваки? Сгорая от любопытства, я начинаю изучать архивы новостей, не упуская из поля зрения продолжающуюся демонстрацию.

ДЖАБ’а требует полного контроля над владельцами и торговцами оружием, утверждая, что только так можно сократить число разбойных нападений. Я не вижу прямой связи между лицензированием продажи оружия, владения им и снижением преступности, так как в девяносто трех случаях из ста вооруженные грабители — по их же собственным признаниям — пользовались украденными ружьями и пистолетами.

Кроме того, я обнаружил документально подтвержденные данные о том, что девяносто процентов находящегося в частной собственности оружия приходится на сельские районы Джефферсона, где еще в изобилии встречаются опасные хищники, а жители полны решимости самостоятельно защищать себя и свои семьи. Однако, согласно источникам в джефферсонской полиции и прокуратуре, девяносто семь с половиной процентов преступлений с применением оружия происходит в крупных городах, жители которых владеют ничтожно малым количеством оружия.

Это противоречие кажется мне неразрешимым. Я не понимаю, почему утверждают, что этот никому не нужный закон, бессмысленность которого можно легко доказать, может спасти планету от обрушившейся на нее волны преступности? Может быть, мой электронный мозг слишком примитивен и не способен уловить какой-то важнейший момент, которым все и объясняется?

Я все еще борюсь с этой головоломкой, когда с Саймоном выходит на связь президентская резиденция. Я направляю сообщение моему командиру и по недовольному голосу Жофра Зелока понимаю, что он взбешен.

— Что вы там вытворяете, Хрустинов?! Ваша чокнутая железяка чуть не убила моего старшего советника!

Саймон отвечает ледяным тоном, каким часто отдает приказы в сражении:

— Сар Гремиан попытался с угрожающим видом извлечь оружие в непосредственной близости от боевого линкора «ноль-ноль-сорок-пять». В этой ситуации линкор действовал согласно заложенной в него программе и проявил при этом большую сдержанность.

— Вы называете это сдержанностью?! — С этими словами президент Джефферсона внезапно возник на экране. Он в ярости и, как хамелеон, вращает глазами на побагровевшем лице.

Саймон наверняка тоже зол, но не повышает голоса:

— Господин Гремиан, кажется, жив и здоров. Он лишь описался от страха. Уверяю вас, лишь самый воспитанный и сдержанный сухопутный линкор не станет расстреливать на месте человека, пытающегося убить его командира.

— Сар Гремиан и не собирался вас убивать. У него есть двое свидетелей. Вы лжете!

— Лжете вы или ваш драгоценный советник!.. Постарайтесь понять, что я не домохозяйка, которую можно запугать, обмануть или подкупить. Я направлю видеозапись со всем, произошедшим в ангаре линкора, Окружному командованию. Уверяю вас, Конкордат заставит вас дорого заплатить за попытку убийства офицера Кибернетической бригады.

Несколько мгновений Жофр Зелок молча хватает воздух ртом, как выброшенная на берег рыба. Мясистое лицо президента налилось кровью так, что стало почти таким же пунцовым, как его галстук. Судя по всему, Жофр Зелок еще меньше Сара Гремиана привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне. Потом он прищурился с таким угрожающим видом, что у меня прошел зуд по всем системам поражения, жаждущим немедленно прийти в полную боевую готовность.

— А как вы объясните вашему командованию, почему линкор, который я приказал выключить, вдруг начал —действовать? Выходит, вы не выполнили мой приказ!

— Ничего подобного! Линкор нельзя полностью «выключить». Для этого его нужно вывести из строя. Даже тяжело поврежденные линкоры могут сто лет дремать, а лотом за тысячную долю секунды пробуждаться и приступать к активным действиям. Сар Гремиан сам разбудил «Блудного Сына». Он пронес оружие на территорию сверхсекретного военного объекта. Уже только за это линкор имел право пристрелить его как собаку. Да будет вам известно, линкор пробуждается при появлении любого постороннего предмета в запретной зоне вокруг его корпуса. Если же там появляется вооруженный человек, линкор готов действовать в то же мгновение. Если кто-нибудь пытается применить оружие, линкор нейтрализует этого человека. Если вы мне не верите, — с легким сарказмом добавил Саймон, — можете послать запрос в Окружное командование, которое подтвердит все сказанное мною. Но не забудьте приложить к запросу копию снятой «Блудным Сыном» видеозаписи. На ней хорошо видно, как Сар Гремиан пытается меня застрелить.

Лицо президента Зелока приобрело фиолетовый оттенок.

— Это излишне… Ладно, я рассмотрю ваше объяснение, а сейчас мне нужна от вас лишь одна вещь! Немедленно направьте линкор в Мэдисон и очистите столицу от толпы погромщиков!

— Как я уже сказал Сару Гремиану, — ледяным тоном ответил Саймон, — «Блудный Сын» не покинет свой ангар. Я понимаю, что вам очень хочется разогнать недовольных вашим режимом с помощью ядерного оружия моего линкора, но задумывались ли вы о его габаритах и о ширине мэдисонских улиц?

— В каком смысле?

— «Блудный Сын», — терпеливо начал объяснять Саймон так, словно вел урок в школе для умственно отсталых детей, — очень крупная машина. Расстояние между его гусеницами больше ширины почти всех улиц Мэдисона. Он, конечно, проедет по улице Даркони, но обдерет при этом фасады зданий, сшибет все балконы и передавит все ларьки и припаркованные автомобили. А для того, чтобы добраться до улицы Даркони, он будет на протяжении пяти километров крушить дома на других улицах… А ведь я говорю только о его гусеницах. Да будет вам известно, что во многих местах его корпус и стволы орудий выступают за их границу. Причем намного! Если вы хотите, чтобы «Блудный Сын» рассеял демонстрантов на Парламентской площади, вам надо решить, какой именно угол здания Объединенного законодательного собрания ему можно обрушить, чтобы въехать на эту площадь. Конечно, он может пощадить ваших парламентариев, но для этого ему придется протаранить концертный зал в Парке имени Лендана, или сломать юго-восточный угол Музея науки и промышленности, или превратить в обломки северное крыло здания джефферсонского Верховного Суда. Уверяю вас, сухопутный линкор стоит направлять в центр Мэдисона только в случае нападения яваков иди мельконов, потому что они, в отличие от «Блудного Сына», сравняют с землей не только часть его зданий, а весь город.

Жофр Зелок тяжело дышит, а потом хрипит, как удавленник:

— Он что, не проедет по улицам?1

— Совершенно верно. Когда вы стали президентом, — с издевкой продолжал Саймон, — в ваше распоряжение передали основные технические характеристики боевого линкора «ноль-ноль-сорок-пять». Полагаю, вы с ними ознакомились.

— Мне не упомнить все, с чем я знакомился!.. Что ж, если ваша проклятая жестянка не проедет по улицам, как вы будете разгонять погромщиков?

— Я?! — удивленно подняв бровь, переспросил Саймон. — Я тут вообще ни при чем. Вы сами должны разобраться с теми, кто на законных основаниях организовал демонстрацию. Конечно, если вы натравите на безоружных людей свору полицейских государственной безопасности, я не останусь в стороне. Конкордат никому не спускает с рук расправы над мирными жителями, геноцид и тому подобное. По правде говоря, вы сейчас в очень незавидном положении… Пораскиньте мозгами, прежде чем отдавать необдуманные приказы!

— Ладно, — злобно прошипел Зелок, вытаращив полные ненависти глаза.

— У меня к вам больше нет вопросов. Пока… — зловещим тоном добавил он и прервал связь.

Я на всякий случай записал весь разговор. Саймон сделал все от него зависящее. Теперь остается только ждать.

II

Получив условный сигнал от Саймона, Кафари чуть не лишилась чувств, но выполнила все, о чем они договаривались. Она забрала упиравшуюся дочь из школы прямо во время урока и вылетела домой. По пути она не выходила в эфир и до боли сжимала штурвал аэромобиля. Впрочем, управляя воздушной машиной, Кафари немного отвлеклась от мыслей о Елене, которая всю дорогу из школы злилась и раздраженно фыркала.

Одного взгляда на лицо Саймона Кафари хватило, чтобы понять, что все гораздо хуже, чем она предполагала. У нее побежали по спине мурашки и задрожали колени. Саймон сидел перед компьютером и смотрел пустыми глазами на сообщение, о содержании которого Кафари не хотелось даже думать. Ей еще не приходилось видеть мужа таким. Она с ужасом прочла в его потухшем взгляде страх и горечь поражения.

— Саймон! — прошептала она.

Он повернулся к жене, взглянул на Елену, а потом снова перевел взгляд на Кафари:

— Закрой дверь…

Кафари дрожащими руками закрыла дверь и заперла ее на замок. Повернувшись к мужу, она увидела, что он все еще смотрит в ее сторону.

— Меня только что поставили в известность, — хрипло сказал он, — что Жофр Зелок, ссылаясь на положения договора, потребовал отстранить меня от командования «Блудным Сыном», грозя в противном случае разорвать отношения с Конкордатом.

Кафари схватилась за спинку дивана:

— Он имеет право этого требовать?

— Да, если за это проголосуют Сенат и Законодательная палата, а в их поддержке Зелока сомневаться не приходится.

— Что же произошло? — дрожащим голосом спросила Кафари.

— На Парламентской площади Мэдисона сейчас идет демонстрация. Президент Зелок хотел, чтобы я бросил против демонстрантов «Блудного Сына», но я отказался. Тогда ко мне явился Сар Гремиан с парой телохранителей и стал настаивать на том, чтобы я выполнил приказ Зелока. Я послал его подальше, и Гремиан схватился за пистолет, но «Блудный Сын» оказался быстрее, — невесело рассмеявшись, сказал Саймон. — Жаль, что он не пристрелил его… Жофр Зелок взбесился, а я отправил сделанную «Блудным Сыном» видеозапись Окружному командованию.

— Ответ уже пришел, — с горечью в голосе продолжал он. — Раньше бригада никогда не реагировала так быстро в подобных ситуациях. Это о многом говорит.

Кафари пересекла комнату на не слушавшихся ее ногах и заставила себя прочесть текст сообщения.

«Бригада поддерживает и одобряет ваши действия, но Конкордат не может позволить себе потерять союзную планету в нынешней ситуации, когда на нескольких фронтах ведутся беспрецедентно ожесточенные бои. Ввиду того что боевой линкор-0045 способен действовать самостоятельно, а вероятность нового удара по Джефферсону со стороны Силурийской бездны мала, Окружное командование приняло решение назначить вас командиром другого сухопутного линкора, базирующегося в районе Хаккора, где в течение ближайших недель можно ожидать удара противника по трем населенным мирам. В район новой дислокации вас доставят на борту легкого крейсера, который прибудет на Джефферсон через три дня. Членам вашей семьи, желающим покинуть Джефферсон, будет предоставлено жилье при штаб-квартире Окружного командования».

— Боже мой! — прошептала Кафари, глядя на сидевшего с убитым видом Саймона.

— Ты ведь не хочешь уезжать? — спросил он.

— Я поеду за тобой куда угодно! — не раздумывая ни секунды, выпалила Кафари.

Внезапно раздался голос Елены.

— Куда это вы собираетесь? — подозрительным тоном спросила девочка.

— Твоего отца переводят на другую планету. Мы будем жить при штаб-квартире Окружного командования.

— Это вы там будете жить, а я никуда не поеду! Кафари открыла было рот, чтобы отчитать дочь, но так ничего и не сказала, с ужасом вспомнив о том, что Елене недавно исполнилось тринадцать. Согласно джабовскому Закону об охране счастливого детства, она уже пользовалась «правом на самоопределение». Теперь родители не могли заставить ее последовать за собой. Взглянув на поникшие плечи Саймона, Кафари поняла, что он предвидел такое развитие событий, и рухнула на диван, обхватив голову руками. Ее мужа переводят с Джефферсона по требованию бесчеловечного режима, желающего давить гусеницами линкора безоружных демонстрантов, а их дочь не желает ехать с ними! Кафари знала, что Елена очень упряма, и не сомневалась в том, что она не согласится расстаться с милой ее сердцу ДЖАБ’ой. Но должен же быть какой-то выход! Надо как-то убедить Елену поехать вместе с ней!

Жить вдалеке от Саймона, ежечасно ожидая похоронки и тратя время на скандалы с собственной дочерью, которые с каждой неделей становились все ожесточенней… Кафари очень хотелось доказать себе, что ее жизнь не рухнула, как карточный домик, но Саймон молча сидел с мрачным видом. Ему нечем было ее утешить. Скоро они разлучатся. Кафари потеряла все, что любила. Проклятые джабовцы!

— Елена, — глухо сказала Кафари совершенно чужим голосом, — отправляйся к себе в комнату!