Бессмертные карлики

      Без больших затруднений Фьельд высвободил книгу из костлявых пальцев. Крепкий переплет свиной кожи сильно полинял, а серебряная оправа совершенно потемнела. Но содержимое выдержало напор времени и непогод. На первой странице затейливо-узорчатыми буквами значилось, что священная книга напечатана в Толедо в 1531 году.
      Фьельд вложил книгу обратно в побелевшие кости руки, которая с готовностью охватила снова драгоценный памятник духовной жизни.
      - Это старая трагедия, - прошептал про себя Фьельд. - Скелету этому, наверно, исполнится скоро четыреста лет. Он, должно быть, старше пальмы, и принесен сюда через много времени после смерти этого человека. Может быть, это - один из людей Орельяна [Франсиско де Орельяна (нач. XVI в. - 1549) испанский авантюрист. Совершил путешествие через Анды по реке Напо, добрался до Амазонки и с января по август 1541 г. первым из европейцев проплыл ней до самого устья.].
      - Кто был Орельяна, господин?
      Фьельд обернулся к индейцу.
      - Это был первый испанец, который пересек южно-американский материк от запада до востока. Эти конкистадоры были отчасти порядочным сбродом, но мужчинами они тоже были. Если когда-нибудь будет написано евангелие мужества, жажды приключений и дерзновенной смелости, то Писарро и его люди должны получить в нем почетное место... Они все искали Эльдорадо. Орельяна был один из них. Он отправился вместе с Гонзаго Писарро в 1540 году через неизвестные области Эквадора и открыл реку Напо, один из крупнейших притоков Амазонки.
      - Я слыхал об этом.
      - Писарро возвратился обратно, но Орельяна поехал дальше по реке Мараньон. После страшных испытаний, он добрался до Атлантического океана, туда, где теперь находится Напа: бессмертное деяние. Он был тяжело ранен индейцами племени нахумедес, которые пожрали многих из его свиты, но Орельяне удалось пробиться дальше... Человек, скелет которого мы видим здесь, наверное, принадлежал к его экспедиции. Он поражен вражескою рукою. Может быть, его заманили в западню, соблазнив зрелищем золота. Он ведь, наверное, страдал величайшим пороком всех времен: вожделением к золоту! Ну, его и напоили золотом, больше чем ему было надобно... Теперь стоит он, как предостережение, и указывает вниз на долину.
      Фьельд не имел возможности продолжать свое подробное слово. Среди жуткой тишины, в которой даже пальма забыла свой шелест, послышался вдруг один резкий женский крик, в расстоянии не более ста метров.
      Оба вскочили, схватили оружие и ринулись к месту, откуда исходил этот крик. Но они не могли ничего заметить кругом. И тишина после раздирающего звука казалась еще глубже.
      Паквай невольно приготовил к употреблению лассо, которое он носил всегда у пояса.
      Они осмотрели каждую ямку, каждую трещину в скале. Но не нашли ничего, что бы могло разъяснить происхождение крика.
      Наконец Фьельд поднялся с земли и простонал, как раненый зверь.
      - Это был голос Инесы, - сказал он мрачно.
      Но говорил пустому воздуху.
      Когда он осмотрелся кругом, он стоял один на плоскогорье застывшей лавы.
      Паквай исчез.
      30. ДОРОГА ИНКОВ
      В третий раз в жизни Йунас Фьельд стоял оцепенелый и беспомощный.
      Он находился в мертвом, окаменевшем мире. По-видимому, всякая жизнь погасла кругом него. И все же чьи-то глаза отовсюду следили за ним. Как некогда Раймон Сен-Клэр, он лишился последнего спутника. Его верный друг и помощник исчез у него за спиной, и он даже не мог представить себе, каким образом это произошло.
      Понемногу к нему вернулось спокойствие и хладнокровие. Многое может показаться неестественным и страшным для слабых мозгов. Но Фьельд не принадлежал к той породе людей, которые могут уверовать в чудо.
      Он встал на колени и пополз на четвереньках, осматривая каждый сантиметр земли.
      И на этот раз он открыл нечто, что навело его на верный след. То был маленький кончик веревки, зажатый между двумя пластами лавы. Он тотчас узнал эту тонкую, но крепкую веревку. То был кончик лассо Паквая. Он схватил и потянул его. Камень медленно поднялся под сильной рукой и бесшумно повернулся на своей оси, обнаружив большое темное отверстие. Ни один современный тайник не мог быть придуман с большей хитростью.
      Фьельд не задумался ни на минуту. Он проскользнул туда с единственной мыслью найти во что бы то ни стало своих друзей. Потому что он знал, что другой конец длинного лассо был крепко обвязан вокруг стана Паквая.
      Он очутился в трубообразном коридоре. В некоторых местах тот был так узок, что его широкие плечи, нагруженные вдобавок тяжелым ранцем, едва могли протиснуться дальше. Но зато его глаза постепенно привыкли к темноте, и у него хватило времени на то, чтобы обдумать свое положение.
      Он начал уже ориентироваться, и, когда внезапно открылся выход из коридора, его ноги нашли опору на ступеньках, которые хотя и были очень круты, но не настолько, чтобы он не мог по ним приступить к равномерному спуску вниз.
      Он услышал наверху слабый стук, и кругом него сразу наступила непроницаемая тьма: по-видимому, камень автоматически повернулся на свое место.
      Воздух был прохладный и влажный, и звук текущей воды становился яснее. Он обвязал конец лассо вокруг своей руки и, найдя выступ поудобнее, начал тянуть его к себе. Лассо поддавалось легко и быстро. Значит, если Паквай даже и был сброшен вниз, то падение едва ли было так высоко, чтобы серьезно повредить ему.
      Тут Фьельд, вспомнив о фонаре, вынул его из кармана и навел сильный рефлектор на дно шахты.
      Зрелище, которое ему представилось, он никогда впоследствии не мог забыть.
      На полу галереи, над рекой, текущей в нескольких метрах ниже ее, различил он распростертое тело Паквая. Вокруг него двигались, подобно клубку странных серых червей, несколько карликовых существ, которые были заняты тем, что связывали руки и ноги индейца. Его голова была покрыта платком. Даже на этом расстоянии Фьельд почуял запах того же самого усыпляющего средства, которое он уже заметил, когда осматривал спальный мешок Инесы.
      Фьельд не был особенно удивлен. В дневнике профессора находилось подробное описание этих карликов Кономамаса. Но надо было иметь стальные нервы, чтобы стоять лицом к лицу перед этими существами, отвратительная дряхлость которых соединялась с юношеским проворством. Они были ростом не больше двух футов. Но годы стерли большинство черт, отличающих человеческую породу. Отвислая, высохшая и морщинистая кожа напоминала кожу слона. Они охотнее ползали, чем ходили, и напоминали тогда стволы самых старых деревьев в лесу. Тонкий слой слизи указывал на то, что они часто бывают в воде. Глаза были красные, слезящиеся, с почти фосфорическим блеском.
      Несмотря на отвратительную и отталкивающую внешность этих карликов, Фьельд все-таки впоследствии заметил, что их движения не лишены были некоторого достоинства - в этих движениях сказывалась благородная, древняя раса.
      Их голоса приглушились до легкого свиста. По-видимому, они были привычны к темноте. Резкий свет фонаря Фьельда заставил их мигать глазами и натыкаться друг на друга. Некоторые даже нырнули в воду. Но какая-то угроза, произнесенная, очевидно, одним из вождей, вернула их к берегу.
      Фьельд воспользовался их замешательством. Он прикрепил фонарь к своему поясу, крепко намотал на руку лассо и, прежде чем карлики могли помешать ему, притянул к себе находящегося в полусознательном состоянии Паквая и окунул его в реку, чтобы освежить.
      Этот маневр оказался весьма целесообразным. Потому что, когда Фьельд начал поднимать его на уступ, где он стоял сам, Паквай был уже в состоянии помогать себе руками и ногами. Через несколько минут оба друга стояли рядом на узком скалистом уступе. Но их положение было не такое уж блестящее. Обратный путь был закрыт, а искусственный или естественный туннель вел, очевидно, прямо в царство карликов, и судьба, ожидающая их там, была не из тех, к которым человеку свойственно стремиться с нетерпением.
      Но все же они были пока господами положения.
      Белый, неподвижный глаз, устремленный так пристально на необыкновенных человечков внизу, начал причинять им мучительные страдания. Их красные глаза щурились и источали крупные слезы. Они сталкивались между собой со своеобразным фырканьем, бывшим у этих зловещих созданий, по-видимому, выражением гнева и брани.
      Паквай быстро пришел в себя.
      - Мы попали, кажется, в царство червей, - сказал он невозмутимо. - Ты ничего не имеешь против, если я закурю мою трубку?
      - Я как раз хотел попросить тебя об этом, но на этот раз тебе придется удовольствоваться несколько иным табаком, чем тот, к которому ты привык.
      Фьельд отыскал в кармане небольшой кисет табаку и протянул его Пакваю.
      - К счастью, я был подготовлен в искусстве выводить из усыпления. Сен-Клэр кое-где упоминает об этом. Это хороший виргинский табак. Но в нем есть примесь, изготовленная моим фармацевтом в Христиании, который понимает толк в таких делах. Пока ты будешь курить свою трубку, этим быстрым, как ртуть, крошкам не удастся усыпить нас... Посмотри-ка, они уже бегут!
      Фьельд засмеялся несколько принужденно.
      - Это немного уж слишком напоминает мне сказку, - продолжал он. Разве они не похожи на карликов Мелюзины или на маленьких троллей? Мне кажется, что я присутствую на детском утреннике в театре.
      - Но это опасные дети, - пробормотал Паквай с омерзением. - Их руки похожи на щупальца спрута... Но что мы будем делать? По-видимому, нечего и думать о возвращении назад.
      Фьельд встал.
      - Кури хорошенько твою трубку, Паквай. Возвращение обратно всегда лишено интереса. Гораздо лучше пойти вперед, чтобы посмотреть, как устроились в своем царстве эти малютки. Очень может быть, что они в конце концов победят нас. Они работают по старым известным методам средних веков. Медленно, но добросовестно. Поспешим, и нам, быть может, удастся встретить Инесу. Она, вероятно, недалеко. Смелая, мужественная девочка! Ее, наверное, протащили по туннелю. Может быть, она даже слышала наши голоса и крикнула, чтобы предостеречь нас.
      Паквай кивнул головой и изо всех сил затянулся из своей трубки.
      - Разве ты не видишь, друг, - сказал задумчиво Фьельд, - куда все это ведет? Сомнений больше не может быть. Но никто впоследствии не скажет над нашими могилами, что мы были недостойны доверия, которое подарило нам юное, благородное существо, почти дитя. В наши дни таких осталось мало, Паквай. Порода этих женщин вымирает. Их заменили коротко остриженные развратные "garconne". Я думаю, что война упразднила полы. Мы вырождаемся день ото дня. Мы становимся умными и сухими. В один прекрасный вечер нашей жизни мы, вероятно, откроем, что становимся бессмертными от сплошной разумной скуки. Совсем как эти карлики, которых мы собираемся навестить.
      Фьельд рассмеялся. То был грустный смех. Затем он привел в порядок и укрепил ранец на своей спине и молча стал спускаться по немногим ступенькам, которые вели к каменистой дорожке, идущей вдоль реки.
      - Прекрасно сработанная дорога, - тихо сказал он. - Они, наверное, прилежные и способные работники. Совсем как карлики из мифов.
      - Заметил ли ты, что это характерная дорога инков? - спросил вдруг Паквай. - Она немногим отличается от той сети дорог, что находится на высотах Куско. Эта только лучше содержится.
      - Ты, кажется, прав, Паквай. И небольшие мосты, перекинутые там и сям через реку, сильно напоминают мосты из канатов, о которых упоминает Гарсиласо. По-видимому, все указывает на то, что мы приближаемся к хорошо сохранившейся, древней цивилизации.
      Но Фьельду не пришлось на этот раз углубиться дальше в рассуждение о замечательном инженерном искусстве древних инков. Они ощутили вдруг жгучий порыв ветра, который налетел на них и принудил остановиться, чтобы иметь возможность вдохнуть глоток воздуха. Тогда послышались глухие раскаты, то приближавшиеся, то отдалявшиеся, и земля начала колебаться под их ногами. Это продолжалось недолго. Гром замер вдали, и воздух снова стал свежим и прохладным. Но река внизу переменила свой цвет. Из зеленой и прозрачной она стала мутной и красноватой.
      Оба спутника посмотрели друг на друга.
      - Землетрясение, - сказал Паквай равнодушно.
      Тут они вдруг услышали злобный рев впереди себя. Он сопровождался чисто кошачьим фырканьем. Вслед за этим послышался женский крик, но на этот раз почти торжествующий.
      Фьельд крупными прыжками поспешил вперед. Но ему пришлось сделать лишь несколько шагов. Прямо перед ним что-то плыло по темным волнам реки. Это что-то имело вид мешка, из которого выступало лишь смертельно бледное лицо, которое с отчаянными усилиями пыталось удержаться на уровне воды и ловило воздух.
      Фьельд бросил ранец, замотал конец лассо вокруг левой руки и нырнул в реку.
      Несколько минут спустя странный сверток был вытащен на сушу.
      Он содержал Инесу Сен-Клэр.
      31. ЛАБИРИНТ
      Инеса открыла глаза и посмотрела с улыбкой вокруг себя. Она была очень бледна, но, по-видимому, осталась невредимой.
      - All right, - сказала она с веселым задором. - Теперь мы все трое вместе.
      - Пока все идет недурно, - сказал Фьельд в том же тоне. - Вот ваш ранец. Я на всякий случай захватил его с собою. Может быть, вы займетесь вашим туалетом?
      Инеса помахала затекшими руками и протянула их за ранцем.
      - Ах, мне было не так уж плохо! - сказала она. - Вода совсем теплая. Посмотрите, от нее даже пар пошел!
      - Это от землетрясения.
      - Ну, да! Я так и подумала, что это было небольшое землетрясение. Нам нечего бояться такого пустяка в этой местности. Но карлики были охвачены страхом, они в своем ужасе выпустили меня, и я воспользовалась этим, чтобы скатиться в реку.
      Больше не было ничего сказано о том, как спаслась Инеса. Все как будто произошло само собой, естественно и просто. Но под простыми словами трепетала глубокая радость. Фьельд должен был самым настоящим образом закусить язык, чтобы у него не вырвалось каких-нибудь слишком трогательных слов, а голос молодой девушки оборвался несколько раз, пока она рассказывала о своих приключениях.
      Наконец она вложила маленькую ручку в руку Фьельда и прошептала:
      - Ах! Как я рада!
      Фьельд осторожно пожал тонкие пальцы. Затем он высвободил руку, закинул ранец за плечо и пошел вперед.
      - Немного скучно странствовать в этой темноте, - сказал он с принужденной веселостью. - Мы сами скоро превратимся в красноглазых пещерных жителей. И так как дороги назад нет, то нам лучше продвигаться как можно скорее, пока работает батарея карманного фонаря. Обвяжите лассо вокруг вашего пояса, мадемуазель, мы теперь все трое связаны, как будто собираемся подняться на гору Аконкагуа.
      Инеса смотрела с удивлением на светловолосого великана, который в снопе электрических лучей производил сказочное впечатление. Обстановка, окружавшая его, была приспособлена для совсем других, маленьких существ. Она невольно вздохнула и последовала его совету.
      - Просто удивительно, как вы много курите, - промолвила она, чтобы сказать что-нибудь. - Но табак неприятно пахнет.
      Фьельд рассмеялся, меж тем как он ежеминутно осторожно нагибался в тесном туннеле, который, по-видимому, становился ниже и уже.
      - Это вовсе не табак, а средство против одуряющих ядов, с которыми, очевидно, хорошо знакомы здешние малыши. Если понадобится, то вам тоже придется закурить трубку. А пока Паквай и я достаточно дымим за всех... Но что это? Как будто становится светлее?
      Они, вероятно, достигли конца длинного туннеля, так как слабый серо-фиолетовый свет лился на гладкие стены скал, которые через известные промежутки прерывались лестницами, достаточно ясно обозначавшими различные станции этого своеобразного водного пути.
      Исход туннеля был настолько низок, что им пришлось ползти на коленях. Наконец они очутились в большом сводчатом подземелье. Здесь находился источник сумеречного света. Фьельд потушил фонарь и с удивлением огляделся вокруг себя.
      - Да это совсем точно пещера Аладдина! - прошептала Инеса, - но откуда может исходить этот свет?
      - Это пока неизвестно, - ответил Фьельд и вытащил из-за пояса револьвер. - Но если я не ошибаюсь, то здесь находится вход в замок карликов. Он, по-видимому, весь выложен аметистами. Но где же часовые? Кажется, это маленькое землетрясение произвело настоящий переполох в доисторическом лагере.
      - Я слышу голоса, - прошептал индеец. - И здесь прекращается река. Она исчезает между скал, которые находятся под нашими ногами.
      Замечание Паквая было правильно.
      Журчащий звук воды смолк и вместо него в одном из соседних подземелий слышалось кудахтанье, сильно напоминавшее птичий двор. От времени до времени возвышался сильный голос, как будто индюк вмешивался в куриный спор.
      - Нам лучше отступить назад в темноту, - прошептал Фьельд. - Мы должны освоиться с окружающею обстановкою, прежде чем двигаться дальше.
      Они осторожно пробрались в угол подземелья, где небольшой природный коридор-тупик являлся подходящим убежищем. Волнение в соседнем подземелье, которое, очевидно, выполняло назначение зала собраний, не уменьшалось. Можно было подумать, что путники находятся во французской палате депутатов, где все говорят одновременно, меж тем как председатель, стараясь вызвать еще больший шум и гам, пускает в ход колокольчик даже во время редких пауз.
      - Побудьте здесь несколько минут, - сказал Фьельд, - пока я постараюсь сориентироваться в этом лабиринте. Вы, должно быть, устали и проголодались после всех этих необычайных переживаний. Паквай позаботится о закуске. И попытайтесь заснуть. Мы пока здесь в безопасности.
      - Но вы сами... - чуть слышно сказала молодая девушка.
      - Я должен воспользоваться возможностью осмотреться кругом, - отвечал Фьельд, высвобождая руку от намотанного лассо. - Нам представляется к этому случай теперь, когда человечки всецело заняты своими собственными делами. И потом я скоро вернусь.
      Фьельд поправил ранец, вытянул несколько шерстяных одеял из своего свертка и, прежде чем Инеса успела возразить, постель для нее была уже готова. Она хотела протестовать, но тьма уже поглотила огромного норвежца. Покорившись, она взяла мясные консервы, которые протягивал ей Паквай. Не успело пройти и десяти минут, как она уже спала на импровизированном ложе.
      Но индеец сел на корточки у ее изголовья; его черные глаза сверкали каждый раз, когда он крепко затягивался из трубки с необыкновенным табаком.
      Уже теперь-то ни один карлик в мире, даже если он будет не больше колибри, не проскользнет сюда без его ведома!..
      Меж тем, Йунас Фьельд бесшумно полз к небольшому порталу, который, казалось, служил входом в зал собраний карликов.
      Голоса становились все громче, но, к своему великому разочарованию, он не мог никого увидеть, несмотря на то, что свет, принявший зеленоватый оттенок, становился значительно яснее.
      Но зато для него теперь было ясно, что он стоял у входа в лабиринт, который казался столь же извилистым и запутанным, как тот, в который некогда отправился Тезей, чтобы завоевать свою красавицу. Но пока вдали еще не раздавался рев Минотавра. Фьельд был готов ко всему. В одном из своих многочисленных и богатых содержимым карманов он отыскал клубок ниток и гвоздь, который он воткнул в расщелину между скалами. Итак, нить Ариадны была изготовлена.
      Перед ним лежало три пути. Левый, очевидно, вел к залу собраний карликов, где они с оглушительным шумом спорили. Оттуда пробивался зеленый свет. Но Фьельд выбрал дорогу направо, где к освещению присоединялся красный оттенок. Это необыкновенное пещерное устройство не было, собственно говоря, совсем ново для Фьельда. Природа прихотлива и архитектор хоть куда. Это подтверждают пещеры Бермудских островов, построить которые не могла бы человеческая рука. И повсюду на свете, глубоко под поверхностью земли, инженер более могущественный, чем все инженеры человечества, взятые вместе, осуществил такие архитектурные замыслы, какие не может охватить самая дерзновенная фантазия. Предание заселило их титанами, циклопами, троллями, драконами, чертями и карликами. Там, в извечных лабиринтах, странствуют отверженные, проклятые, божественные преступники, созданные наивным воображением и страхом первобытных людей.
      Но Фьельду некогда было раздумывать об этих подземных привидениях. Пройдя вперед расстояние в сто метров, он увидел, что коридор снова разветвлялся. Моток ниток в его руке сильно уменьшился. Но красный свет ясно блестел направо и, казалось, указывал дорогу к большому подземелью. Фьельд продолжал идти по широкому туннелю. Преимущество для него заключалось в том, что всегда можно было шмыгнуть в сторону при неожиданной встрече.
      Голоса в зале собраний давно уже замерли вдали. Тишина казалась еще более зловещей в этом красном туманном воздухе, который словно сочился весь кровью.
      Вдруг Фьельд остановился. В его руке остался только конец нитки. Но как раз налево открывалось светящееся подземелье. Он заглянул туда, воздух пылал кроваво-красным огнем, исходящим, по-видимому, из недр земли.
      У огня сидели двое карликов спиной ко входу.
      Но не карлики возбудили в Фьельде жгучее любопытство.
      Подле огня, на пестрых коврах и подушках, лежал нагой человек геркулесовского сложения. Вокруг его шеи было широкое золотое ожерелье. Колеблющийся отсвет пламени падал на лицо великана. Рот его был заткнут кляпом.
      Фьельд отскочил назад, с трудом переводя дыхание. Все это было так невероятно. Потому что человек, распростертый на коврах, был Антонио Веласко, Черный Антонио, также прозванный "Ужасом Перу".
      32. ТРАНСФУЗИЯ
      Существуют человеческие инстинкты, которые нельзя уничтожить обычной разумной логикой. Порыв к спасению существа, находящегося в смертельной опасности, никоим образом не является непременным признаком возвышенного или самозабвенного характера. Это - инстинкт, который дан людям и некоторым зверям самой природой, создавшей первородное существо.
      Фьельд увидел своего врага, который стремился лишить его жизни, лежавшего теперь беспомощно, как дитя, и медленно терявшего выкачиваемую из него кровь. То был предатель, разбойник, убийца самого низкого сорта. Он заслуживал смерти, и Фьельд никогда бы не постеснялся в открытой борьбе всадить ему пулю в лоб.
      Но его возмущало зрелище этих двух вампиров, упивавшихся кровью сильного и здорового человека. Вмешательство Фьельда, быть может, будет стоит жизни ему самому и его обоим спутникам. Но будь что будет! Черный Антонио будет спасен. Несмотря даже на то, что бандит был, очевидно, захвачен в ту минуту, когда он сам хотел запустить когти во внучку Сен-Клэра. Наемник Мартинеса, значит, последовал тайно за экспедицией вверх по реке Таничи, где Немезида настигла его вместе с его спутниками. Теперь он лежал в качестве жертвы для замечательнейшей трансфузии [Трансфузия - перекачивание крови] крови, которую только знала история.
      Первой мыслью Фьельда было подстрелить обоих карликов. Но тут случилось нечто, что заставило его переменить тактику. Золотой обруч вокруг шеи боксера был расширен при помощи какого-то механизма, и Фьельд заметил, что один из карликов также как и пленник, имел на шее золотой обруч, и тонкая трубочка с упругими шарами соединяла оба обруча. Этот прибор походил на насос. Подробности его нельзя было различить в этом скользящем полусвете. Но принцип его был ясен. К обручу, надетому на пленника, был прикреплен один конец тонкой трубки, оканчивающейся полой иглой, которая вводилась в сонную артерию; посредством нажимания одного из шаров кровь выкачивалась из артерии в трубку, а вторым шаром накачивалась в шейные артерии карлика. Таким образом, кровь не подвергалась действию воздуха, а общее нагревание всей трубки препятствовало ее свертыванию и застыванию.
      Фьельд никогда не получил впоследствии возможности ближайшего исследования этого удивительного аппарата, но не было никакого сомнения, что он действовал так же верно, как и знаменитый прибор ученого Элекера. Один из карликов управлял переливанием крови, меж тем как другой со слабым, словно кошачьим мурлыканьем наслаждался крепительной, животворной жидкостью, струящейся из исполинского тела Антонио.
      Тут Фьельд, отодвинувшийся назад в тень, увидел в первый раз лицо того карлика, который при этой операции играл роль врача. И, несмотря на всю серьезность положения, он невольно улыбнулся.
      В то время, когда карлик вертелся и суетился между своих золотых приборов и тряс своей большой головой, сплошь покрытой морщинами и складками, он был поразительно похож на дряхлого, рассеянного ученого, миниатюрного профессора, расхаживающего в своей лаборатории и крякающего от тайной гордости по поводу своих исключительных знаний. Не доставало только круглых очков в роговой оправе - и стиль получился бы самый современный.
      Другой карлик был не менее замечателен. Когда маленькое бледное существо уселось на какое-то подобие стула, Фьельд к своему величайшему удивлению узнал в нем женщину. Груди иссохли, живот выдавался, ноги были кривые. Но на лбу, низком и покатом, она носила знак своей принадлежности к полу Евы: диадему с неотшлифованным изумрудом редкой красоты. По-видимому, она чувствовала себя прекрасно - закрыв свои красные глаза, она наслаждалась трансфузией, как обжора тонким обедом.
      В то же время Фьельд заметил еще нечто, что заставило его широко раскрыть глаза. В глубине красного помещения, которое, как видно, составляло святая святых, находилось множество шнурков, свисающих друг подле друга длинным рядом со сводов потолка. Они напоминали столь модные еще недавно портьеры из бус и пестрели узлами и нитями различной окраски. Направо, отдельно от других, висел длинный шнур, который казался окруженным особым почтением и заботливостью.
      Эти узловатые толстые шнуры подали Фьельду повод к размышлению. Не могло быть сомнения, что то были знаменитые кипу, имеющие такое огромное значение для наших убогих знаний об истории племени инков.
      Древнее культурное племя не знало ни одной из письменных систем. Его история не была запечатлена на камне, подобно истории многих древних народов.
      Но своеобразные кипу были их собственным архивом. Связки шнурков с узелками различного цвета и величины образуют совместно ту удивительную мнемотехническую систему, которая целыми столетиями хранила память о вождях инков. Каждое волокно, каждый узел, каждый цвет имеют свое значение. То были страницы книги, легко читаемой теми, кто был приучен к исследованиям подобного рода.
      Фьельду не пришлось долго раздумывать. Старый ученый вдруг раздул ноздри, словно вдыхая по воздуху какой-то запах. Он был похож на сказочного тролля, который чует крещеную кровь. Но взгляд, брошенный на тело боксера, успокоил его.
      Этот маленький эпизод напомнил Фьельду о том, что пора действовать. Он достал из хирургической сумки небольшой тонкий шприц, не употреблявшийся в течение долгих лет. То было изобретение Ильмари Эркоса темный период в жизни Фьельда. Его умерший друг, погибший в мировой войне, открыл еще до того, как стали употребляться ядовитые газы, некую жидкость, которая, если ее распылить в воздухе, вызывала у тех, против кого она была направлена, глубокий обморок, но не убивала. Но было еще большим вопросом, могла ли эта жидкость подействовать на двух карликов, живучесть которых казалась другого рода, чем у обыкновенных людей. То, что они не умирали от выстрелов, было достаточно доказано. Впрочем, выстрелы в этих узких подземельях призвали бы сюда все карликовое племя...
      Фьельд поднял маленький опасный инструмент на уровень с головой карлика и нажал поршень. Тонкая желтая струя, которая не смешивалась с окружающим воздухом, брызнула прямо в глаза маленькому мудрецу. Он с минуту боролся с ядовитым туманом, проникавшим в поры его тела. Он открыл рот. Но крик, который был готов вырваться из его груди, замер, и его глаза, горевшие несколько секунд дикой яростью, закрылись. Он опустился на землю. Этот старый хирург был чертовски крепкий малый. Он долго дрыгал ногами и чуть слышно хрипел. Но ядовитая газовая волна Ильмари Эркоса наконец поборола его.
      Древняя дама с зеленым алмазом, напротив, тотчас же поникла на уютном стуле, как только желтый туман окутал ее голову. Она погрузилась в глубокий сон, меж тем как раздувшийся, отвратительный живот мерно поднимался и опускался в такт спокойному дыханию.
      Фьельд тихонько рассмеялся, в то время как обе желтые волны газа отыскали расщелину в скале, словно две змеи, удалившиеся после удачно совершенного укуса.
      Тогда он на всякий случай закурил свою трубку. Эта мера, вероятно, спасла ему жизнь, ибо в ту же секунду, когда карлик терял сознание, он поступил подобно вонючке Северной Америки, с той разницей, что ядовитый запах был опаснее и сильнее. Фьельду так и не удалось открыть тайну этого снотворного средства, которое, по-видимому, являлось сильнейшим оружием нападения и зашиты карликов.
      Но скоро выяснилось, что опытный фармацевт в Осло нашел великолепную формулу смеси для обезвреживания этого сильнодействующего одуряющего средства, о котором дневник Сен-Клэра содержал некоторые данные. Дым трубки Фьельда буквально испугал своеобразный запах, исчезнувший так же быстро, как он появился, по-видимому, тем же путем, что и волны Эркоса.
      - Счастье сопровождает меня, - подумал Фьельд, вкладывая шприц обратно в футляр. - Тут происходит настоящая современная война. Обе стороны борются ядовитыми газами. Но теперь надо спешить...
      Он зажег карманный фонарь, чтобы лучше видеть. Его план был намечен. Оба карлика, очевидно, имели большое значение в племени. Надо было взять их заложниками.
      Он сорвал мягкий, тонко вытканный покров со стула, на котором дремала карлица. Затем он бережно завернул в него обоих карликов и, так как не нашел другой веревки, то схватил несколько кипу, висящих с потолка, и, не задумываясь, сделал, таким образом, пробел в интересной истории карликов.
      Этими "хрониками" он крепко обвязал своих пленников, дополняя исторические узлы новыми, которые не каждый сумел бы развязать. Покончив с этим, Фьельд обернулся к распростертой в углу подземелья фигуре исполина. Он перерезал веревки, связывавшие Черного Антонио, и вынул кляп из его рта. Но золотой обруч на шее он не осмелился удалить сразу, чтобы не разбудить других карликов и не привлечь их запахом крови.