Бессмертные карлики

      - Ну, как вы чувствуете себя, Антонио Веласко? - спросил Фьельд, покрывая обнаженное тело боксера чем-то вроде импровизированной мантии.
      Что-то промелькнуло в темных глазах Антонио, что привело Фьельда в изумление. То был не страх, не ужас, а также и не радость по поводу неожиданной помощи, а только удивление.
      - Я пришел сюда, чтобы убить вас, - промолвил он, наконец, под испытующим оком.
      - Я знаю.
      - И несмотря на это?..
      - Об этом мы поговорим в другой раз. Очень вы ослабели?
      - Да. Но все же эти проклятые бестии не все еще выкачали.
      Он поднялся, пошатываясь. Золотой обруч звякнул.
      Вдруг он без сознания грохнулся оземь.
      Фьельд нахмурился. Он задумался на мгновение. Но только на мгновение. Он сильной рукой сорвал шнур, с почетом висящий отдельно, поднял тело боксера на свои плечи и крепко привязал его, чтобы сохранить руки свободными. Затем он взял под мышку сверток с карликами и вскоре после того нашел свою путеводную нить.
      33. ЗЕМЛЯ РАССТУПАЕТСЯ
      Без дальнейших приключений Фьельд совершил обратный утомительный путь по лабиринту. Но для него оказалось бы невозможным добраться назад, если бы не было у него путеводной нити, так как повсюду навстречу ему открывались новые проходы различных цветных оттенков.
      После долгого плутания он достиг зеленого света, где впервые слышал взволнованные голоса карликов. Их красноречие еще не истощилось: по-видимому, они до сих пор обсуждали землетрясение, которое по какой-то причине дало повод к опасениям.
      Фьельд не решился остановиться, чтобы подслушать болтливость стариков. Кроме того, он заметил к своему удивлению, что человек, которого он нес, был тяжелее, чем он думал. Пот буквально лился с него градом, и он чувствовал большое искушение отдохнуть. Но он скоро открыл причину своей усталости. Воздух, который был прежде свеж и прохладен, стал вдруг тяжелым, сырым и жгучим. И в слабом свете виднелись кое-где клубы белого пара, проникавшие сквозь почти невидимые трещины скалистых стен.
      Тут Фьельд внезапно понял, почему карлики подняли такое кудахтанье. Простое чувство страха вызвало такое своеобразное красноречие. Старый потухший кратер, который дремал в течение, может быть, столетий, это убежище подземной идиллии, тосковал по новой битве с водой, землей и огнем.
      Фьельд ускорил шаги. Чувство, что он находится в паровой бане, все сильнее охватывало его. Слабое и пестрое освещение извилистых коридоров исчезло в сплошном густом белом тумане.
      Наконец он добрался до маленького коридора-тупика, где он оставил Инесу и Паквая. К своему удивлению он заметил, что воздух здесь был несколько чище. Даже слабая приятная прохлада повеяла ему навстречу, когда он повернулся в тупик.
      Инеса еще лежала и спала на импровизированной постели, а Паквай сидел у ее изголовья, как верный страж. Фьельд скинул с плеч тяжелую ношу и вздохнул с облегчением.
      - Что-то происходит наверху в кратере. Мы должны постараться дойти до реки прежде, чем это окажется поздно.
      Паквай не был человеком, способным мучиться от любопытства. Он умел себя сдерживать.
      Но когда он увидел в полутьме черного Антонио с золотым обручем на шее и в состоянии, не способствующем к совершению своих обычных проделок, то широко открыл глаза от глубокого изумления. А когда Фьельд без дальнейших объяснений вытащил из свертка двух противных карликов, Паквай осторожно и немного даже поспешно отскочил на несколько шагов.
      В эту минуту Инеса проснулась. Молодая девушка быстро освоилась с положением. Она уже раньше познакомилась с карликами, и зрелище Черного Антонио не особенно поразило ее. И она подумала про себя, что отныне уже нет на свете ничего для нее страшного, если только Фьельд не далеко. Даже если земля расступится.
      Именно это и случилось через несколько секунд. Могущественный оглушающий гром прокатился под землей. Как будто в двух шагах от них выстрелили из чудовищной пушки. Почва заколебалась под ногами, и стены маленького коридора дрогнули. А там, в лабиринте, все закружилось в страшном, гремящем хаосе. Скалы рычали от страха, ужаса и гнева.
      А потом, меж тем, как от коридора и подземелий остались одни развалины, наступила вдруг полная тишина. Она была страшнее грома. Как будто гиганты земли переводили дух для нового усилия. Они напрягали плечи под земной поверхностью.
      В следующее мгновение разразился новый взрыв, скалы разбились на тысячи кусков, словно стеклянные. Пласты лавы отделились и покатились вниз по склону горы с ревом и грохотом, а вдали слышалось глухое, яростное фырканье, тонувшее в оглушительном грохоте гигантской мортиры кратера.
      - Это смерть, - подумала Инеса и без страха прильнула к большому человеку, стоявшему подле нее.
      И Фьельд склонился над ней, как будто он надеялся защитить своими широкими плечами эту хрупкую фигуру от обломков скал.
      Но когда землетрясение окончилось и наступила настоящая тишина, блестящий солнечный луч нашел дорогу к маленькой группе людей в глубокой пещере. Одна из ее стен обрушилась, и в косвенном отблеске солнечного луча обозначились очертания узкой лесенки.
      Фьельд высвободился из объятий Инесы. Никогда не мог он забыть, с какой счастливой улыбкой открыла она глаза навстречу солнцу.
      Паквай уже стоял на лестнице, и солнце ему светило ярко в лицо. Выражение его лица было, как всегда, непроницаемо.
      - Путь свободен, - сказал он.
      Фьельд осмотрелся с удивлением. Боковой проход к лабиринту был совершенно завален, и крошечные дымящиеся капли воды просачивались сквозь песок. Позади себя он услышал глубокий вздох.
      Фьельд быстро обернулся и увидел маленького карлика, нагнувшегося над обломком скалы, который он тщетно пытался отодвинуть. Из-под камня виднелась старая иссохшая нога и несколько густых, словно лак, капель крови, уже застывших, подобно кораллу, и ясно указывающих на то, что старая карлица нашла свою свободу.
      Тут же недалеко лежал Черный Антонио. Он сорвал с себя золотое ожерелье, зажатое в его правой руке, которая была столько лет "Ужасом Перу". Глаза были широко открыты и хранили свойственное им невозмутимо спокойное выражение. Слабая улыбка блуждала на толстых чувственных губах.
      Он как будто лежал на спине и наслаждался первым проблеском солнца после непогоды. Но Фьельд не сомневался, что Антонио Веласко последовал в неизвестность за своим вампиром. Из зиявшей артерии исчезли последние капли крови, оставленные ему женой карлика.
      - Он умер, - тихо сказал Фьельд и покрыл его лицо одеялом. - В свое время он был бы последним орудием при дворе каких-нибудь Борджиа. Ни один порок не был ему чужд. Но он был и мужчиною, который не боится ни смерти, ни черта. Теперь, когда он потерял прежние силы, жизнь была бы для него пыткою. И он был слишком горд, чтобы влачить жизнь, подобно бескровному трупу.
      - Он был злой человек, - произнес ясно по-испански чей-то тонкий голосок.
      Карлик заговорил. Он сидел на земле подле умершего и заботливо собирал шнуры из пещеры, которыми воспользовался Фьельд.
      Ни землетрясение, ни взрыв не могли вызвать большее ошеломление, чем эта попытка маленького бесчеловечного старичка вступить в разговор.
      - Он был испанец, - продолжал невозмутимо пищать карлик и слегка поправил узел пришедшего в беспорядок шнурка, - и он созрел для великого переливания крови. Скоро придет наше время.
      Остолбеневшие слушатели невольно приблизились к маленькому человечку, который уселся, скрестив ноги, словно портной, и завязывал на историческом шнурке примечание к какому-то происшествию. Это превосходило всякое вероятие! Среди этой темной горы находилось маленькое сморщенное существо, которое говорило - правильнее сказать, свистело, - на чистейшем кастильском наречии.
      Тут карлик поднялся, и его красные глаза устремились на светловолосого исполина, который склонился над ним с обнаженной шеей. Глаза эти сверкнули. Складки кожи на дряхлом исхудалом лице собрались в сплошное удивление.
      - Что это у тебя на шее, чужой? - спросил он с глубоким волнением.
      Фьельд вытащил амулет.
      Это произвело на старика необычайное впечатление. Его тело напряглось, словно он хотел броситься на доктора, но вдруг все его мускулы ослабели. Он сгорбил спину и горящие красные глаза опустились к земле.
      - Наше время прошло, - жалобно пропищал он. - Дух Пачакамака удалился. Теперь наступило время детей Уайна Капака [Уайна Капак правитель Тауантинсуйу, государства инков, в 1493 - 1525 гг.].
      Карлик подошел к Фьельду:
      - Ты стоишь под защитою природных сил, - промолвил он не без достоинства. - Пошли твоих людей наверх к солнцу. Путь свободен... Мне надо поговорить с тобою. Тебе нечего бояться. Ты идешь к жизни. Я держу бессмертие в моих руках. Но я иду к смерти.
      34. БЕССМЕРТИЕ
      Карлик нагнул голову и прислушался к шагам удалявшихся людей. Тогда он взял небольшой мешок, висевший у его стана, и высыпал в свою костлявую руку какой-то темный порошок. Он был похож на жевательный табак, и то, как употреблял его карлик, весьма напоминало привычку железнодорожных рабочих всего мира.
      После этого незначительного, мирного поступка, который совершенно успокоил Фьельда относительно возможностей хитрых уловок, карлик поднес свою бородавчатую руку к толстой складке кожи, исполнявшей назначение носа. Он был совсем как рассеянный профессор, обдумывающий свою речь, прежде чем начать ее.
      - Ты, должно быть, мудрый человек среди своего народа, - промолвил карлик после долгого молчания. - И ты не похож на тех, которые разграбили нашу страну. Мы стоим на пороге жизни и смерти. Последнее предостережение прозвучало в наших ушах. Может быть, тебе удастся ускользнуть от него живым. Я не знаю. Но мы, инки, должны теперь умереть... Выслушай меня, юный человек. Я хочу поведать тебе некоторые из наших тайн, но не самую величайшую. Прошло очень мало времени с тех пор, как там наверху, на краю кратера сидел другой человек твоей крови. Но он не боялся смерти. Его сухие губы сжимались от жадности к знанию. Действительно, он был великий ученый, и его изнемогающие глаза просили и молили.
      - Раймон Сен-Клэр! - воскликнул Фьельд.
      - Он не желал продления его собственной жизни, - продолжал карлик, но он хотел наполнить свой дух новым, могущественным знанием, прежде чем умереть. Он подозревал многое, но ничего не знал... Я пощадил его жизнь и заставил его уйти на восток, где, я знал, смерть подстерегает его из за каждого куста. Его люди, наоборот...
      - Я знаю.
      Карлик прищурил глаза.
      - Если ты все знаешь, то к чему мне тогда говорить? Но ты молод и нетерпелив. Когда я был в твоем возрасте, мне тоже некогда было ждать. Но с тех пор прошло очень много времени. Я оглядываюсь иногда на мою молодость. Она так же далека, как и те горы, которые мы покинули. Ты должен знать об этом... Я был некогда жрецом и врачом при дворе Уайна Капака. Я видел, как росли Уаскар и Атауальпа [Уаскар - правитель государства инков в 1525 - 1532 гг., Атауальпа - то же, в 1532 - 1533 гг.]. И тогда уже в мозгу моем брезжила мысль даровать бессмертие этим детям солнца.
      - Это было много веков тому назад?!
      - Вероятно, но твои годы не похожи на мои годы... Тогда пришли железные люди из неведомых стран. Они сеяли тревогу и братоубийства. Уаскар пал от руки своего собственного брата. То было начало падения инков. Я был одним из тех, которые сопровождали Атауальпу в лагерь Франсиско Писарро. Я был свидетелем предательства Филипило и Вальвердеса. Я видел, как горы золота росли в тюремной камере Атауальпы. Я слышал его последние стоны, когда он был задушен на площади руками Писарро и Альмагро [Диего де Альмагро (ок. 1470 - 1538) - испанский конкистадор. Сподвижник Ф. Писарро, участник завоевания Панамы, Перу, разрушения государства инков. Открыл озеро Титикака. В результате междоусобиц казнен братьями Писарро.]. Если бы камни Кайамарки могли говорить, то они поведали бы о бессмертнейшем изо всех злодеяний. Я остался в плену. Священники взялись за мое воспитание и научили меня своему языку... Это было единственное, чему я у них научился. Я видел, как повсюду текла кровь инков. Они были загнаны в леса и рассеяны на все четыре стороны. Наш великолепный народ, родившийся от самого солнца, был изгнан в проклятие тьмы.
      Я предался горю и плакал от жажды мести. Но Пачакамак взял сам в свои руки орудие мести. Я был в доме Писарро, когда в него ворвались люди из Чили с оружием в руках. Я видел, как старый лев вступил в свою последнюю гигантскую борьбу, пока удар меча по горлу не положил предела его жизни. Во время этих волнений мои намерения осуществились. Я собрал всех инков, которые еще жили, и, как преследуемые собаки, убежали мы через неприступные горы к великой реке. Мы взяли с собою всех пленных, которых только могли захватить, и вся наша душа пылала жаждою мести и только мести.
      И тогда выросло намерение, созревшее в моем уме и в уме лучшего из наших мудрецов из храма Виракоча, - намерение сохранить жизнь людей нашего великого племени, победить самую смерть. Мне удалось это. Мы утолили жажду мести. Наши враги доставляли нам свою кровь. Мы всасывали в себя молодость, наши тела ссыхались, и старость сгибала наши спины, нашею единственной целью было: жить и питаться нашею ненавистью.
      Но мы еще надеялись обратить в бегство наших убийц. Несколько из сыновей инка Манко еще жили в Вилькабамба, Сайри Тупак [Сайри Тупак временный правитель государства инков после вторжения испанских конкистадоров] был старейший из них. Я посетил его и пытался разбудить в нем ненависть. Но великая печаль охватила сына солнца. Он умер от горя, тоскуя о своем падении.
      Остался один лишь красавец Тупак Амару [Тупак Амару (ок. 1544 - 1572) - один из вождей инков в борьбе против испанских завоевателей]. Мы хотели вырвать его из рук испанцев. Но вице-король Толедо казнил его на большой площади в Куско, и его голова была насажена на высокий кол. Я никогда не забуду той ночи. Светила полная луна, и тысячи индейцев стояли коленопреклоненные на площади и взирали на голову с юношескими локонами, которая была их последнею надеждой. В эту ночь немало было связано шнуров; и я сохранил мой... В течение веков мы были тайным ужасом Монтаньи. Было время, когда я поверил в нашу вечную месть. Но оно прошло. Последний инка из роду Манко Капак покоится там под скалами. То была женщина. Ее жилище стало ее могилой. В этих пещерах мы бы могли еще долго бороться с вечностью, но теперь сам дух земли указал нам, что все проходит, все должно умереть. Огонь, который дремлет в недрах земли, прорвал свою оболочку. Мы очутились во власти своих врагов и будем скоро все уничтожены.
      Фьельд с волнением поднялся.
      - Очень может быть, что мы все скоро умрем, - сказал он. - Но теперь я спрашиваю тебя во имя Раймона Сен-Клэра, каким образом удалось тебе прожить в течение стольких веков?
      Карлик усмехнулся.
      - Все тот же нетерпеливый вопрос, - проворчал он. - В моей молодости у нас были иные цели: жить коротко, но достойно.
      Фьельд покачал головой.
      - Ты не понял меня, - сказал он. - Я спрашиваю тебя не для меня самого, но во имя науки. Человек, к счастью, существо смертное, но мысль его живет вечно. Ты, конечно, можешь мне ответить, что вы жили новою кровью, накачиваемой в ваши артерии. Но этот ответ не может удовлетворить меня... Переливание крови - операция старая, как и сама земля. Римский император, который мечтал подобным средством продолжить свою жизнь, умер так же, как и все остальные.
      Глаза карлика сверкнули.
      - Ты прав, - прошептал он и завязал узел на шнуре, который он держал в руке. - Кровь - источник жизни. Если она свежа, то человек молод, если она больна, человек стареет. Мы нуждаемся в молодой крови, чтобы жить. Поэтому мы и употребляли ее, не только из жажды к жизни, но также из жажды беспрерывной мести за убийство великого и жизнеспособного народа. Мы стали вампирами. Наши тела старели медленно. Наши жизненные органы сокращались. Мы сплошь превратились в одни только кровеносные сосуды. Наши радости исчезли. Мы больше не размножались. Мы больше не могли радоваться на наших детей. Солнце, бывшее некогда нашим божеством, превратилось в нашего врага, и тьма стала другом наших полуслепых глаз. Мы радовались только крови и мести.
      Маленький карлик невольно вздохнул. Он как будто повторял веками заученную лекцию, но без особого вдохновения.
      - Жалкая жизнь, - сказал Фьельд.
      Карлик встал и прислушался.
      - Тебе надо торопиться, - сказал он, - земля опять начала ворчать.
      - Но бессмертие?
      - Тайна скрыта в этих кипу, - сказал он. - Позднее наступит время говорить об этом. Смотри за твоими людьми, и старайтесь держаться как можно дальше от кратера. Для тебя нет опасности, пока благословение Пачакамака висит на твоей груди. Но остерегайся мудрости бессмертия. И радуйся, что ты можешь умереть.
      Фьельд смотрел на крошечное существо, которое теперь склонилось к земле над своей мертвой королевой и бормотало молитву на вымирающем языке кечуа и аймара. На миг Фьельд задумался, но слабый подземный гром заставил его поспешить к искусственной лестнице, по которой Инеса и Паквай выбрались на поверхность.
      Через несколько минут он нашел своих друзей, которые стояли, пораженные ужасом, на краю кратера и смотрели на озеро в его глубине, ревевшее и кипевшее, словно котел ведьмы, полный расплавленного свинца.
      35. ОГНЕННЫЙ КОТЕЛ
      С величайшими трудностями удалось Фьельду протиснуть свои широкие плечи сквозь узкие проходы, ведущие к свету. Тут и там ему приходилось пережидать, чтобы не попасть под обрушившиеся обломки скал. Земля колебалась под его ногами, и вся гора словно разваливалась на куски. Ему ежеминутно грозило быть погребенному заживо. Но счастье сопутствовало ему. Как будто сам дух горы приходил ему на помощь каждый раз, когда грозила опасность. В тот момент, когда Фьельд достиг поверхностного слоя и ему удалось высунуться на воздух, где четыре руки тотчас подхватили его, позади послышался мощный грохот, и узкий туннель, по которому он только что прошел, обрушился до основания.
      Инеса в ужасе заломила руки, а Паквай схватил Фьельда за руки, словно не веря еще его появлению. Но Фьельд думал о крошечном карлике в глубине горы, который, наверное, был уже погребен там со всеми своими вековыми знаниями. Он испытывал какую-то печаль при мысли, что больше не увидит старого жреца и придворного врача Атауальпы, - что он не услышит больше его тонкого голоска, извергающего вековую горесть против тех, что загнали племя инков в великую тьму, то племя, которое некогда так страстно любило солнце.
      Вампиры?
      А эти конкистадоры XVI и XVII веков, которые с их коварным и лживым духовенством и с их грубейшей вооруженной силой ворвались в жизнь этого благородного и культурного народа, разве не были они ночными разбойниками, которые толстыми и жадными губами высосали жизненную силу гордой нации?
      Потому что во всех этих сказаниях об испанском завоевании слышится единый, однообразный крик: Золота и крови! Крови и золота!
      Но Фьельду не удалось долго размышлять над этим печальным чередованием крови и золота. Когда он освоился с окружающим его светом, то понял, что какой-то новый удар судьбы или природы обрушился на жилище карликов.
      Они стояли на краю кратера, внизу у их ног расстилалось маленькое озеро, бывшее свежей и идиллической радостью этой горы. Но теперь оно кипело и бурлило, меж тем как белый густой пар поднимался над кратером огромным голубым столбом в светлом небе.
      - Когда это озеро испарится, - сказал Фьельд, - наступит извержение.
      Жара становилась невыносимой. Скалы раскалились под их ногами, и солнце упорно устремляло на них свои ослепительно белые, жгучие лучи, ни малейшее дыхание ветерка не освежало воздуха.
      Вдруг Инеса схватила Фьельда за руку.
      - Смотрите! - крикнула она и указала в глубь кратера.
      Зрелище, представшее перед ними, было из тех, что навеки запечатлеваются в памяти.
      Желтые, разорванные скалы ожили. Из дыр и трещин выползло множество серо-лиловых существ, которые издали походили на червей, выдавленных из земли. То были карлики, которые стремились к озеру, бывшему в течение нескольких лет их удовольствием и отрадой. Но на этот раз озеро не могло оказать никакой помощи своим гостям. Оно было в заговоре с огнем, бушующим в недрах земли. Оно кипело и фыркало, и бросало свои ядовитые пары прямо в лицо карликов.
      Первые из них невольно остановились у своих трещин и отодвинулись назад. Но напор изнутри со стороны тех, которых гнала чудовищная жара, был слишком силен. Один за другим они были сброшены в кипящее озеро под крики и свист, словно отмеченные судьбой и приговоренные толпы рабов, идущие навстречу своему уничтожению. Внутри горы подстерегала их смерть, а в раскаленной глубине озера - последнее мучение. Но не было дороги мимо мрачного котла.
      И в течение нескольких минут среди водяных паров была видна поверхность озера, сплошь покрытая растерзанными телами, руками, ногами, которые колебались вместе с волнами.
      Тут впервые путешественники имели возможность убедиться в изумительной живучести этих вековых карликов. Кипящая вода одолевала их с трудом. Вдруг показались маленькие фигуры, ползущие вверх по отвесной стене жерла. От варки в кипящей воде они стали красными, как раки, и все еще не потеряли своей жизнеспособности. Но разорванная стена кратера отрясала их с себя, точно исполненная справедливого гнева. Все силы, которые в течение долгих лет были их поддержкой и защитой в борьбе за вечную жизнь, поднялись против них в неожиданной прихоти.
      - Умри! - кричали скалы.
      - Умри! - ревела кипящая вода.
      - Умри! - рычал великий огонь, выплевывая языки своего пламени. - Я начало и конец всего!
      Земля опять стала колебаться, и обломки скал посыпались в озеро, и с последним видением последней борьбы бессмертных карликов с силами, рожденными хаосом, все трое бросились бежать вниз по склону дрожащей горы. Они спотыкались, падали и поднимались снова. Наконец, ушибленные и окровавленные, достигли они старой пальмы, которая своими упругими и жесткими корнями все еще крепко держалась между пластами лавы.
      Здесь они ненадолго остановились, чтобы перевести дух. Скелет старого церковника насмешливо ухмылялся им навстречу. От повторных сотрясений ствола скелет полуотвязался, и верхняя его часть раскачивалась во все стороны, словно сотрясаемая безудержным хохотом. Челюсти были широко разинуты, и слиток золота, выплюнутый из его рта, лежал на земле и блестел. Но высоко на одной из верхних веток маленькой и жалкой кроны висела крошечная фигура на длинном шнурке.
      Фьельд схватился за бинокль и быстро вложил его обратно в футляр.
      - Что это? - спросила Инеса с испугом, цепляясь за Фьельда.
      - Это последний инка, - ответил Фьельд. - Врач и жрец при дворе Атауальпы. Он, должно быть, выполз из этого пепла и спустился по подземной реке. Затем он вышел в этой местности на одной из главных станций по подземной реке.
      - И теперь он умер?
      - Да, очевидно, - ответил Фьельд с коротким и горьким смехом.
      Инеса посмотрела на него с удивлением.
      - Да, я действительно смеюсь. Потому что это какая-то карикатура бессмертия. Старик был не без юмора. Он повесился на замечательном шнуре. На том самом, обладать которым стремились Раймон Сен-Клэр и я.
      - Я не совсем понимаю...
      - Это кипу. Я мог бы получить его. Этот шнур, на котором старый инка болтается теперь в вечности, содержит, так сказать, весь опыт его жизни. Он висит на своем собственном рецепте бессмертия. Разве это не один из самых характерных жестов трагикомедии?
      В эту минуту земля под ними сотряслась от страшного грохота, и над каймой скал появился исполинский, мечущий искры огня столб, поднявшийся прямо в воздух в сопровождении черных, как уголь, туч, которые потушили дневной свет вокруг них.
      То был смертный удар для старой пальмы. Она поникла с жалобным вздохом и исчезла во мраке с обоими своими мертвецами.
      Это было уже слишком для храброй молодой девушки. Со слабым стоном смертельно усталого существа она без сознания опустилась на землю. Фьельд нагнулся и взял ее на руки.
      - Скорее к реке, - бросил он Пакваю.
      И оба друга поспешили вниз по направлению слабого света на западе, а пепельный дождь медленно сыпался на них, и первые волны лавы, словно гигантские змеи, бросились из кратера, пожирая все на пути своими огненными пастями.
      36. МОТОРНАЯ ЛОДКА
      Кид Карсон, владелец гостиницы "Прыгающий Леопард" в Икитосе, был тем, что принято называть счастливым человеком.
      Предубеждение против негров было весьма умеренно в этой маленькой речной гавани. И личные свойства Кида Карсона могли поэтому развиться свободно и непринужденно. После женитьбы на Конче он понемногу превращался в благонадежного буржуа. Нельзя сказать, чтобы маленькая индейская девушка стала набожной и покорной супругой. Очень скоро обнаружилось, что она умела выпускать острые коготки, и в кругах, где Карсон и его жена пользовались большой популярностью, было давно известно, что боксер плясал под весьма основательным башмаком.
      Друзья и соседи не могли не заметить, что добрый Кид выказывал по временам какое-то печальное беспокойство. По крайней мере, два раза в день он отправлялся с трубкой во рту к гавани, чтобы поболтать с людьми, приехавшими по реке. Там встречал он также своего зятя Хуамото, променявшего пока ремесло проводника на рыбачью лодку.
      Когда эти два приятеля и родственника встречали друг друга, они мало разговаривали. Их глаза пристально смотрели на реку, и дым трубок окружал их траурным покровом. Их взоры скользили по гавани и подолгу останавливались на горизонте. Но они никогда не находили того, что искали, несмотря на то, что ни одно судно не избегало их острых глаз.
      И только около шести часов, когда непроницаемый железный занавес тропической ночи внезапно и быстро опускался и тушил каждый признак света, они, глубоко вздыхая, направлялись в свои жилища.
      И каждый раз, когда Кид Карсон переступал порог дома, его встречал все тот же вопрос маленькой полненькой жены.
      - Что нового ты слышал?
      Но хозяин "Прыгающего Леопарда" в ответ лишь меланхолично покачивал головой.
      Конечно, он слышал многое, но все же это не предвещало ничего хорошего.
      Например, то, что Черный Антонио отправился вслед за экспедицией по реке Таничи, сопровождаемый каким-то сбродом бандитов. Но он этой вести не передал жене, у которой и так было достаточно горя. Его все же несколько успокаивало то обстоятельство, что "Ужас Перу" до сих пор еще не показался в Икитосе.
      Но однажды случилось, что Кид Карсон и Хуамото с их наблюдательного пункта заметили на горизонте маленькую точку, бывшую, по-видимому, моторной лодкой. Землетрясение и речное наводнение причинило немало убытков правительству и населению, и в газетах уже давно сообщили о многочисленных катастрофах, происшедших в местности, где находилась экспедиция Йунаса Фьельда. У негра было словно предчувствие, что эта точка вдали, становившаяся понемногу все больше и выросшая, наконец, в моторную лодку, имела какое-то отношение к этим катастрофам.
      Он протянул сильный призматический бинокль Хуамото, который схватил его дрожащими руками.
      - Ну, - спросил Карсон с нетерпением, - узнаешь ли ты лодку?
      Индеец долго смотрел, затем отложил в сторону бинокль и протер глаза.
      - Теперь я узнаю, - сказал он быстро. - Это гоночная лодка Апфельбаума.
      Боксер поднялся. Его лицо приняло тот серовато-бледный оттенок, который у чистокровных негров служит признаком величайшего волнения. Его пальцы судорожно сжимались.
      - Значит, на борту ее находится Черный Антонио, - воскликнул он.
      Хуамото кивнул головой, и его правая рука медленно потянулась к поясу, где виднелась рукоятка длинного ножа.
      Оба приятеля посмотрели друг другу прямо в глаза. Эти жаждущие убийства глаза, казалось, заключили соглашение и произнесли смертный приговор. Друзья медленно поднялись, изобразив на лицах ленивое равнодушие, и так же медленно направились к пристани, чтобы оказать гоночной лодке Апфельбаума сердечный и теплый прием.
      Но, по-видимому, команда этой лодки не особенно спешила к берегу. Лодка постоянно меняла курс - порой даже казалось, что у руля никого не было. Это несколько смутило обоих приятелей и заставило хозяина "Прыгающего Леопарда" еще раз внимательно посмотреть в бинокль на загадочное судно.
      - У руля сидит огромный черный человек, - сказал он.
      - Это, наверное, Черный Антонио, - ответил Хуамото, - но разве ты не видишь никого другого?
      - Нет, они, очевидно, лежат на дне лодки, но я не совсем понимаю...
      Карсон опустил бинокль с растерянным видом.
      - Ну, в чем дело? - спросил индеец с нетерпением.
      - Что-то обстоит неладно с этой лодкой, - сказал негр. - Человек у руля, по-видимому, здорово пьян. Он раскачивается во все стороны. И если это сам Черный Антонио, то нам, вероятно, предстоит весьма нетрудная работа. Если, впрочем, он сам не позаботится о своем погребении.
      Лодка, ускорив ход, приближалась. Фигура на корме обрисовывалась яснее, но все еще нельзя было разглядеть черты лица этого темного колосса, более напоминавшего бронзовую статую, чем человека.
      Внезапно лодка изменила курс и врезалась обрамленным пеной носом прямо в песчаную полосу берега. Она, по-видимому, хотела избегнуть опасных лавировок между сваями пристани.
      Карсон и Хуамото бросились бежать навстречу лодке вдоль длинного побережья гавани. Они слышали, как был выключен сильный мотор за несколько метров не доходя до берега, и увидели, как острый нос глубоко зарылся в песок.
      Фигура на корме упала от этого толчка и осталась лежать, а гоночная моторная лодка тяжело повернулась на бок, словно мертвый кит, прибитый морскими волнами, и серый дым вырвался из ее утомленных цилиндров.
      Все это произошло в один из мертвых, безлюдных часов тропического города. Кроме нескольких рабочих гавани и купающихся ребятишек, не было никого, кто бы обратил внимание на это своеобразное причаливание.