Бессмертные карлики

      Воды Таничи темнее вод Укаяли, и ее берега безотраднее, чем берега других рек. Может быть, вследствие этого она и получила свое мрачное имя!
      Но Хуамото рассказал Фьельду, что над Мертвой рекой тяготеет проклятие. Те, которые решались проникнуть против ее течения, редко возвращались. Лесные жители взирали с содроганием на верховья этой реки, лежащие в неисследованной местности.
      Дни проходили.
      Участники экспедиции были всецело поглощены работой. Часто лодка ударялась о дно реки, но это плоскодонное судно обладало удивительной способностью преодолевать все препятствия. Наконец, пришлось осторожно продвигаться вперед метр за метром. Нервы у всех были напряжены, на борту царило молчание. Не раздавались больше звуки мандолины, и веселые песенки Кида Карсона замерли сами собой.
      К Фьельду вернулась способность действовать. Его рана почти зажила, и, по-видимому, суровость и мрачность Мертвой реки действовала на него ободряющим образом. Он смотрел за тем, чтобы ничьи руки не остались праздными, и старался развеселить команду судна, которая, казалось, находилась под гнетом уныния этой страны и проклятия темных вод.
      После трех дней плавания вверх по реке Таничи, они достигли места, казавшегося совершенно не судоходным.
      Было ясное и тихое утро. Ночью выпал обильный дождь, но теперь на небе не было видно ни облачка. Зеленые кусты обрамляли берега, более свежие, чем когда-либо, и вся роскошная природа цвела и благоухала после ночного ливня.
      Судно двигалось вперед с большими паузами. Паквай стоял на баке и работал лотом, меж тем как Фьельд взялся за руль.
      - Должно быть, здесь, - пробормотал норвежец. - Сен-Клэр пишет: "Мы оставляем моторную лодку в своеобразном углублении, налево от водоворотов течения. Это целая гавань, словно сделанная человеческими руками".
      - Три метра, - крикнул Паквай. - Здесь становится глубоко.
      Фьельд теперь правил к берегу, где обезьяны на деревьях подняли отчаянную возню. Великолепие тропической природы раскрывалось перед путниками. А выше, над густым кустарником берега, девственный лес, казалось, вооружился против всяких попыток сближения.
      - Мы трогаем дно, - громко предостерег Паквай.
      Тут Фьельд резким движением повернул руль; лодка обогнула небольшую косу и вслед за этим скоро очутилась в широком бассейне. Послышался гул удивления. Они увидели белый закругленный песчаный берег, почти лишенный растительности. Ни одного куста, но в отдалении, словно часовые, качались несколько высоких пальм.
      - Там стоит какое-то судно! - воскликнула Инеса. - Там направо, высоко, на самом берегу. Это, наверное, дедушкино.
      И правда. Прямо под самой маленькой из пальм виднелась кормовая часть лодки из красного дерева. Вся картина словно не имела ничего общего с первобытным лесом. На всем лежал какой-то отпечаток чистоты и аккуратности, и, если бы не пальмы, то можно было бы вообразить себя в маленькой уютной гавани в фиорде норвежского Вестланда. Но весь пейзаж казался безжизненной, глянцевой олеографией. Природа, казалось, оцепенела. Не было слышно криков диких обезьян, не было видно порхания диких голубей. Колибри не перелетали меж упругих лиан. И крокодилы не лежали на песке и не грелись на солнце.
      Медленно подплыло неуклюжее судно к берегу. К своему удивлению, Фьельд заметил в самой глубине залива естественный, а может быть, и искусственный канал, образующий род гавани. Лодка красного дерева, вероятно, шла тем же путем, так как до сих пор еще был виден след ее киля на покатом берегу, и здесь же валялось несколько больших круглых бревен, которые послужили для переноски судна под пальму.
      Несколько минут спустя моторная лодка Фьельда была крепко привязана в своеобразной гавани.
      - Здесь не достает только нескольких кранов и пакгаузов, а то бы было совсем как в Новом Орлеане, - сказал, смеясь, Кид Карсон и выпрыгнул на землю.
      Но смех его прозвучал не совсем искренно. Что-то было странное и таинственное в этом зрелище. Жуткая и опасная тишина словно выжидала чего-то, от чего мужчины стали осматриваться слишком быстро и часто и поминутно хватались за оружие.
      Внезапно Кид Карсон вздрогнул.
      - Что там такое? - спросил с нетерпением Фьельд и поднял голову от своей работы - он был занят привязыванием лодки.
      - Мне кажется, что я вижу пару глаз, - сказал, заикаясь, негр. - Там наверху, под моторною лодкою.
      - В таком случае пойди и посмотри, - промолвил Фьельд, продолжая забивать сваи в песок.
      Но, по-видимому, у негра не было особой охоты исследовать дальше это явление.
      - Я, наверно, ошибся, - сказал он и принялся помогать Фьельду.
      - Что-то двигается там, наверху! - закричала Конча.
      - Вы, кажется, все одержимы дьяволом! - воскликнул Фьельд с раздражением. - У нас нет времени выслушивать бабьи крики.
      Он хотел продолжать, но его взгляд вдруг встретился с большими серьезными глазами Инесы Сен-Клэр.
      - Я пойду наверх и посмотрю, что там такое, - сказала она и, заложив руки в карманы, медленно пошла по направлению к моторной лодке.
      Фьельд одумался. Он побежал за ней и положил руку на ее плечо.
      - Я сам сделаю это, - сказал он. - Лучше будет, если вы присмотрите за завтраком.
      И, не ожидая ответа, он быстро пошел к пальме наверх, где, по мнению Карсона и Кончи, находилось что-то странное. Паквай спокойно следовал за ним, а Хуамото полез в лодку, чтобы прихватить свое охотничье ружье... Это могло оказаться пумой или удавом.
      Но ни пумы, ни ягуара не было.
      Это был просто старый орел-стервятник, взобравшийся на моторную лодку. У него был такой жалкий вид, словно он умирал от голода. С гневным криком он попытался подняться, но это удалось ему только с большим трудом.
      - Что это значит? - сказал Фьельд, глядя вслед старой птице, которая теперь взлетела выше пальмы.
      - Значение только одно, господин.
      Фьельд кивнул головой. Затем он прыгнул в моторную лодку. Она была совсем не тронута и находилась, по-видимому, в отличном порядке. Но дверь в палубную каюту была замкнута висячим замком, а края ее имели такой вид, словно были обработаны каким-то твердым инструментом.
      - Орел-стервятник не годится для кражи со взломом, - сказал Фьельд и открыл замок при помощи ножа.
      Он распахнул дверь.
      Страшное зрелище предстало перед ним.
      На полу каюты лежали бок-о-бок четыре человеческих фигуры. Их глаза были пристально устремлены в потолок. Выражение у всех было одно и то же невыразимого ужаса.
      - Что думаешь ты об этом, Паквай?
      - Я начинаю кое-что понимать, - ответил индеец.
      Фьельд нагнулся над трупами. Они были страшно худы, но не разложились.
      - Они набальзамированы, - сказал он. - Позови Хуамото, но не пускай никого другого.
      - Знаешь ли ты этих людей? - спросил Фьельд, когда появился индеец-майуруна.
      Хуамото в свою очередь нагнулся над трупами.
      - Да, - сказал он с волнением. - Это спутники Сен-Клэра. Они были моими друзьями.
      - Посмотри, - сказал Паквай с омерзением и показал на шеи трупов, где виднелась широкая полоса с глубокими синими краями.
      Фьельд кивнул головой.
      - Я уже видел. Все совпадает. Итак, это - синее ожерелье, о котором говорил профессор Сен-Клэр. Нам придется иметь дело с опасными людьми. Теперь нельзя терять времени. Женщин надо послать с лодкою обратно. Ты, Хуамото, должен проводить их в Икитос. Паквай останется со мною. Еще не известно, не будем ли мы в один прекрасный день обработаны таким же образом. Набальзамированы и украшены синим ожерельем...
      27. ПРОЩАНИЕ
      Завтрак был невеселый, несмотря на то, что Инеса и Конча проявили все свои таланты, чтобы отпраздновать как можно торжественнее этот первый пир на берегу. Тут были ветчина с яйцами, копченая лососина и сардины, поджаренный сладкий картофель и маисовые лепешки, аллигаторские груши, мармелад и мед, и еще множество превкусных герметически закупоренных консервов. В защиту от солнца был натянут большой парус, а еда была подана на разостланной скатерти, красиво выделявшейся своей белизной на зеленой траве.
      Кофе распространял восхитительный аромат. Все вместе напоминало о семейном пикнике на моторной лодке.
      Но хотя боксер-негр и старался изо всех сил развеселить общество своими остротами и песенками, все же ему не удалось ни в ком вызвать беззаботный смех. И достойный Кид Карсон становился понемногу все молчаливее и задумчивее, не находя внимательных слушателей.
      Старый стервятник, усевшийся высоко на скале, испускал от времени до времени пронзительные крики, и это далеко не способствовало улучшению настроения.
      Когда завтрак кончился, Фьельд встал и пошел к лодке вместе с Инесой.
      - Мне надо поговорить с вами, - сказал он, раскуривая свою трубку.
      - Я уже знаю, - ответила она. - Вы сделали какое-то открытие и открытие неприятное...
      - Возможно, - сказал он немного сухо. - Я никогда не ожидал, что эта экспедиция будет особенно приятною, но я - совсем другое дело. Я тренирован в таких делах. Опасности и испытания всегда влекли меня. Мне необходимо довести до конца предпринятое исследование. Покамест оно оплачено ценою жизни Раймона Сен-Клэра и его спутников, и, насколько я понимаю, наши шансы тоже невелики. Но меня всегда и во всем сопровождала до сих пор известная удача. И вообще для нас, врачей, обстоятельства всегда представляются несколько иными. Мы находимся, если так можно сказать, в дружеских отношениях со смертью. Ваш дедушка поступил таким же образом. Он отважно переступил через порог смерти, чтобы бросить взгляд в самое бессмертие. Вы знаете, что он оставил после себя дневник с несколькими краткими путевыми заметками. Содержание его невелико, но все же он открывает новые широкие горизонты. Я намереваюсь довершить его открытие. Но так как я сомневаюсь в своем успехе, то я и хочу поручить вам обнародовать записки Сен-Клэра. Вы должны сейчас же вернуться в Икитос на нашей моторной лодке. Хуамото, Конча и Карсон отправятся с вами и будут охранять вас до прибытия парохода из Пармы. Вы поедете прямо в Париж и передадите в Сорбонну интересные документы Сен-Клэра.
      В течение этого длинного объяснения Инеса несколько раз выказывала признаки нетерпения.
      - Скажите мне, доктор Фьельд, - сказала она холодно, - вы с предвзятым намерением изменяете своему слову? Или же вы увидели только что в лодке что-то, что делает для вас мое присутствие затруднительным и нежелательным?
      - Да.
      - Там наверху, в моторной лодке?
      Фьельд кивнул головой.
      - Угроза или предостережение?
      - Вы можете называть это, как вам угодно. Я увидел свидетельство того, что создания, которых мы преследуем, господствуют над силами, которым обыкновенные люди сопротивляться не могут.
      - Я так же мало дорожу жизнью, как и вы, - сказала пылко девушка. - В Париже я буду зависеть от родственников, которых я не знаю. Я буду там задыхаться. Здесь у меня, по крайней мере, есть свобода и жизнь в общении с природою, которую я люблю.
      - Вы сами не знаете, о чем говорите, - сказал Фьельд, и теплые ноты зазвучали в его голосе. - И, кроме того, я должен вам сообщить новость, которая, может быть, заставит вас переменить ваше решение: Мартинес и его сын украли состояние, скопленное профессором Сен-Клэром за долгие годы труда и предназначенное для вашего образования. То, что ваш дедушка будто бы занимался биржевыми спекуляциями, не что иное, как наглая ложь. Это сам Мартинес проиграл ваше состояние на Парижской бирже.
      - Что вы говорите? - спросила Инеса изумленно. - Этот старый, почтенный адвокат, давнишний друг моего дедушки!
      - Именно. Между прочим, это он насадил нам на шею Антонио Веласко.
      - Но каким образом сумею я доказать все это?
      - Нет ничего легче. Вместе с заметками, переданными Пакваю вашим дедушкою, находилось также завещание с точным перечислением его имущества в тот момент, когда он покидал Лиму. Итак, сеньорита, на вас возложена немалая задача. И теперь в Париже приближается весна. Когда вы туда приедете, на Елисейских полях будут уже распускаться почки каштановых деревьев. Здесь - смерть подстерегает вашу прекрасную юность. Там же трепещет жизнь.
      Молодая девушка смущенно смотрела на большого, серьезного человека, стоявшего перед ней.
      - Это много новостей для одного раза. Но почему вы не рассказали мне всего этого раньше?
      - События мешали мне. И, кроме того, я не мог сопротивляться страстной жажде к приключениям, которую я читал в ваших глазах. У меня было такое чувство, словно эта жажда в родстве с моею собственною... Но это стремление часто бывает опасным для женщины.
      Инеса схватила руку Фьельда. Она смотрела на него снизу вверх, и ее огромные глаза сияли:
      - Я последнее время часто думала о том, что вы сами и есть мое приключение, - сказала она нежно. - Я последовала за вами. Отошлите других обратно с дневником и завещанием. Здесь некогда стоял мой дедушка: старый, седой, изможденный. Но разве он задумался хотя бы на миг, или почувствовал страх? Нет, доктор, он пошел туда, куда манило его приключение удивительное приключение научного открытия... Его кровь течет в моих жилах. И, когда я следую за вами, я следую за ним.
      Фьельд отвернулся, чтобы скрыть свое волнение. Пылкие, страстные речи девушки произвели на него глубокое впечатление. С уст его готовы были сорваться жесткие, расхолаживающие слова. Его обязанностью было быть стойким и не допустить гибели этой прекрасной юности среди загадочных ужасов, скрывающихся на вершине этих гор. Но он не был в состоянии потушить сияние этих глаз грубым возражением...
      - Подумайте о Конче, - сказал он, вздыхая. - Вы в некоторой степени ответственны за ее жизнь.
      - Конча не поедет с нами, - сказала она быстро. - Отправьте ее с Хуамото в Икитос. Но почему вы отворачиваетесь от меня?.. Посмотрите на меня: никогда вы не услышите от меня ни одной жалобы! Я сильнее и ловчее, чем вы думаете. Я могу быть вам очень полезною. Я знаю девственный лес с самого моего детства. Я говорю на местном языке лучше, чем многие. Спросите моего учителя Хуамото.
      С возгласом, скорее похожим на стон, Фьельд повернулся к девушке.
      - Ну, во имя вашего дедушки, - сказал он и опустил руку на ее плечо. - Отправляйтесь с нами! Но не благодарите меня. Вы когда-нибудь проклянете мою сегодняшнюю слабость.
      Инеса чуть не бросилась на шею Фьельду, но вовремя сдержалась и улыбнулась. Молодое выразительное лицо все засветилось великой радостью.
      Впоследствии Йунас Фьельд никогда не забывал этого мгновенья на Мертвой реке. Он видел, как Инеса резвыми скачками поспешила в моторную лодку и принялась за мытье посуды. Полчаса спустя он услышал заглушенный плач Кончи, которой предстояла разлука со своей любимой подругой и покровительницей.
      А там, наверху, среди серых скал, на опушке леса раздавался зловещий крик старого хищника.
      ...................
      На следующее утро моторная лодка тихо скользила по маленькой гавани. Прощанье было тяжелое и печальное. Перед отъездом Фьельд отозвал в сторону Кида-боксера и передал ему чек в Лимский банк и несколько писем.
      - Если ты ничего не услышишь о нас в течение полугода, - сказал он ему, - то это значит, что девственный лес поглотил нас. Но если все сойдет благополучно, то мы возвратимся через два месяца, пользуясь моторною лодкою профессора. Мы также озаботились о небольшом запасе керосина. Впрочем, я не желаю, чтобы что-нибудь стало известно о нашей экспедиции, и я прошу тебя охранять Кончу и Хуамото в случае, если Черный Антонио...
      Широкое опечаленное лицо Кида потемнело.
      - Благодарю тебя, сеньор, за все и постараюсь исполнить все твои приказания. Что касается Антонио Веласко, то я надеюсь, что он больше не попадется на моем пути... А с Хуамото мы уже поговорили. Мы хотим вступить с ним в компанию. Судно, которое ты великодушно подарил нам, снова отправится на рыбную ловлю. Икитос - город, который быстро растет, и наша рыба всегда найдет там покупателей. Если же это дело лопнет, то я, может быть, открою школу бокса, или открою трактир, или, быть может, женюсь, если Конча захочет...
      Фьельд улыбнулся.
      - Не будь легкомысленным, Кид!
      - Нет, на этот раз это будет на всю жизнь.
      Через полчаса моторная лодка уже спускалась по Мертвой реке. Она словно спешила вон из зловещей гавани к светлым, медленно текущим струям Укаяли.
      28. НЕЖДАННОЕ НАПАДЕНИЕ
      Паквай сидел на страже, прислонившись к дереву, и прислушивался. То было на второй день странствования по реке Таничи, и до сих пор еще не случилось ничего, что могло бы подать повод к опасению. Природа и виды сильно отличались от тех, которые характерны для Монтаньи. Ясно было, что некогда, в далекие времена, здесь произошло великое вулканическое извержение, уничтожившее большую часть непроходимого леса. Экспедиция то и дело натыкалась на громады скал и чудовищные слитки застывшей лавы. Но жизненная сила под тропиками велика. Раны леса, причиненные когда-то извержением, зажили почти бесследно, и в трещинах между пластами лавы восстали новые лесные поколения. Но все же они не были так неприступны, так непроходимы, как болотистые мангровы на низменностях бразильской Амазонки. Повсюду можно было найти естественные тропики, но зато на твердой каменистой почве нельзя было заметить никакого следа человека или животного. Единственным указывающим на то, что они находятся на верном пути, были почти уничтоженные временем остатки привального костра, где несколько жестянок от консервов свидетельствовали, что Сен-Клэр и его люди провели здесь ночь, прежде чем неудачи начали преследовать их.
      Каким образом трупы с голубыми ожерельями были принесены в естественную речную гавань? - об этом почва не давала никаких разъяснений.
      Была и другая загадка, наводившая на размышления трех путников, почти полное отсутствие всякой животной жизни. Даже обезьяны, обычно вовсе не трусливые, исчезли до последней, когда экспедиция достигла высоты 1500 футов над уровнем реки. Вой хищников больше не беспокоил их: пума и армадиллы, по-видимому, предпочитали иные местности для своей охоты. Не было также ни ягуара, ни тапира. И огромные, красивые бабочки, которые обычно попадаются в бесчисленном множестве в лесах Перу, не способствовали оживлению этой странной, забытой страны. Все было пусто и безмолвно кругом.
      Обо всем этом думал индеец Паквай в то время, как он охранял сон своих обоих спутников, которые лежали, укутанные в спальные мешки. Непроницаемая темнота окружала их. Он задумчиво покуривал свою трубку, и тусклый красный огонек ее был единственным слабым источником света вокруг него. Огненные мухи не кружились в кустах, и москиты не пищали под сурдинку. Вот уже два часа, как уши Паквая жадно ловили какой-нибудь иной звук, чем дыхание обоих спящих. Он, как истинный сын леса, любил звенящий тревожный шепот в ночной тропической чаще. Но здесь ночь была нема. Деревья и кусты словно сами прислушивались, затаив дыхание, к чему-то далекому и зловещему.
      Вдруг Паквай, с инстинктом людей, близких к природе, почувствовал, что он не один. Не было слышно ни звука, ни дыхания зверя, ни шагов крадущегося человека. Но что-то подсказало ему, что новое и незнакомое ему существо находится на окраине небольшой поляны, на которой они расположились. Все его чувства напряженно открылись навстречу этому бесшумному созданию, которое теперь стояло в кустах, прямо перед ним. Его левая рука не оставляла трубки, но правая уже давно охватила большой "Смит-Вессон", данный ему Фьельдом. Он медленно повернул голову чуть-чуть влево.
      Вдруг он увидел две красные точки в темноте. Они не двигались, точно были пригвождены к черному бархату ночи. Что это, ягуар или пантера?.. Паквай с минуту раздумывал. Разбудить ли Фьельда? Тут красные точки исчезли.
      Индеец опустил веки и продолжал дымить трубкой. Он терпелив и может подождать...
      Прошло несколько минут.
      Свет вдруг появился опять в нескольких шагах перед ним, на окраине поляны. Теперь уже не две, а четыре красные точки сверкали во мраке, и в этом ярком, почти пурпурном блеске, Паквай ясно увидел четыре человеческих зрачка.
      Он больше не раздумывал. Он поднял свой револьвер против той пары глаз, которая была ближе к нему, и выпустил весь свой заряд в этом направлении. Послышался странный, злобный рев, который быстро удалился. Паквай вскочил и ринулся вперед.
      В тот же миг Фьельд очутился подле него.
      Тогда из глубины леса послышался глухой гогот, который перешел в грозное ворчание и постепенно замер за стенами скал. Фьельд вытащил свой карманный фонарь. Свет его был очень силен. Но напрасно передвигал он длинный сноп лучей по кустам и деревьям - никто не показался. Меж тем Паквай описал все то, что видел. Они подробно осмотрели место, где Паквай, как ему казалось, увидел впервые красные точки. Следы крупных револьверных пуль было нетрудно найти. Свинцовые снаряды пробили густой, упругий кустарник.
      - Сколько выстрелов ты сделал? - спросил Фьельд и навел свет фонаря на свежепростреленные кусты.
      - Все семь, - ответил Паквай. - Я, конечно, не мог бы найти точки прицела, но я недурно стреляю в темноте; меня удивляет, что я промахнулся.
      - Ты не промахнулся, - сказал, покачав головой, Фьельд. - Так не ревут без всякой причины: то был зверь или человек. Скажи мне, слыхал ли ты когда-нибудь подобный рев в здешних лесах?
      - Я многое слыхал, господин, - сказал Паквай. - Я много раз подстерегал крик мести оцелота, когда он открывает смерть своей самки. Но ничто не может сравниться с этим.
      - Больным падучей случается иногда смеяться, - пробормотал Фьельд. Таков был и этот смех. Хорошо, что донна Инеса спит. Она, наверное, так хорошо закуталась в спальный мешок, что даже выстрелы ее не разбудили.
      Он невольно скользнул фонарем по фигуре спящей девушки. Спальный мешок лежал возле мешка Фьельда, отброшенного им при внезапном пробуждении.
      - Она, должно быть, заснула чрезвычайно глубоко, - прошептал Паквай.
      - Это часто случается в тропическом лесу. Здесь так много снотворных растений и деревьев, что они действуют лучше всякого лекарства, особенно на людей непривычных.
      - А я думал, что маленькая сеньорита тренирована в лесных путешествиях.
      Какое-то беспокойство в голосе Паквая заставило Фьельда снова направить рефлектор в направлении спального мешка. Ясно виднелась небольшая женская фигура, обрисовывавшаяся под тонкой шелковистой хлопковой тканью.
      - Осмотримся немного кругом, прежде чем она проснется, - сказал он быстро и вытащил длинный лесной нож, висящий у его пояса. - Оставайся здесь, Паквай, пока я исследую ближайшие кусты. Быть может, там уже лежит труп.
      Паквай хотел что-то возразить. Но он привык повиноваться во всем Фьельду, который с ярким лучом света впереди уже пробирался через таинственные кусты. Паквай зарядил револьвер, закурил свою трубку, и снова устроился на старом месте, спиной к пальме. Он продолжал наблюдать и слушать любимую им тишину.
      Но в лесу уже не было тихо. Он слышал, как работал лесной нож Фьельда, и как толстые сучья трещали и валились на землю, словно жертва острого орудия.
      Длинный светлый луч пронизал внезапно кустарники. То не был фонарь Фьельда, который давно скрылся в лесу, то было солнце, осветившее скалы. Утро наступило.
      Паквай вздохнул с облегчением.
      Через короткое время возвратился Фьельд. Было так светло, что Паквай мог различить его лицо, выражавшее несвойственное ему замешательство. В руке у него было несколько больших зеленых листьев.
      Он протянул Пакваю эти листья, на которых виднелись пятна какого-то густого темно-красного вещества, больше всего похожего на лак.
      - Если это кровь, - сказал Фьельд, - то она застывает весьма своеобразно. Она теперь тверда, как камень. Можно подумать, что это рубины.
      - И куда вели следы? - спросил Паквай.
      - Они исчезли у целого слоя пластов лавы. Нам предстоит сегодня много дела. Пора разбудить Инесу.
      Паквай поднялся с места и нагнулся над спящей девушкой. Он положил свою руку на спальный мешок. Мешок как-то странно поник. Индеец племени тоба испустил пронзительный крик.
      Фьельд кинулся к нему.
      Ему не надо было спрашивать о причине страшного возгласа Паквая.
      Первые лучи солнца упали прямо на спальный мешок, который лежал на земле вялый и плоский, подобно лопнувшему воздушному шару.
      Инеса Сен-Клэр исчезла.
      29. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
      Оба мужчины посмотрели друг на друга с величайшим ужасом. Фьельд набросился на пустой покров. То был спальный мешок, употребляемый в тропических странах, из тонкой прорезиненной хлопковой ткани. Он служил, главным образом, защитой от внезапных ливней и сырости, а также от москитов.
      После краткого осмотра Фьельд поднялся на ноги. Вены надулись на его лбу, глаза налились кровью. Но голос был спокойный и ясный.
      - Эта проклятая сволочь перехитрила нас, - проговорил он, бледнея. Красные глаза в кустарнике были только для отвода глаз. Пока мы занимались расследованием действия выстрелов, одно или несколько из этих неведомых существ привели Инесу в бессознательное состояние, вытащили ее из спального мешка и наполнили его мхом, чтобы мы не сразу заметили ее исчезновение. Это произошло не больше, как пять минут тому назад. Я еще ощущаю запах наркотического средства, которое они пустили в ход, а мешок еще хранит теплоту ее тела.
      Паквай был в отчаянии. Его обычно спокойное лицо было искажено волнением.
      - Я оказался плохим сторожем, - сказал он хриплым голосом.
      Фьельд обнял его за плечи.
      - Друг, - сказал он с удивительной для него нежностью, - нет лучших глаз и ушей, чем твои. Но мы не можем бороться с созданиями, которые соединяют ловкость и силу хищного зверя с высшей степенью человеческого разума. Нам предстоит гандикап в этой борьбе, милый Паквай. Нам остается только одно.
      Индеец, между тем, надел на спину свой ранец, взял в руки охотничье ружье и теперь вопросительно взглянул на своего господина.
      - Следовать за молодою девушкою, которую мы обязаны охранять.
      - Я не вижу следов, господин.
      - Но путь достаточно ясен. Он ведет к нашей цели.
      - Ты думаешь?
      - Путь смерти для всех нас, - сказал Фьельд с твердым отчаянием, хуже всего это для юной девушки... Мы же оба давно забыли, что такое страх смерти.
      И, не дожидаясь ответа, Фьельд схватился за лесной нож и за компас и быстро зашагал по лесу на северо-восток. Солнце пробивалось сквозь густые ветви.
      Паквай, опустив голову, последовал за ним. Он увидел багровые складки на переносице Фьельда. Он знал эти знаки гнева на лице своего друга. Однажды они были предвестником смерти для многих людей. "Кондор" встрепенулся от сна - огромная хищная птица, властвующая над жизнью и смертью на утесах Кордильер.
      В течение двух часов они шли по дороге из застывшей лавы. Дорога становилась все круче. Они не могли найти хоть какой-нибудь след. Лес и кустарник постепенно редели, и вдруг они очутились перед скалистым склоном, покрытым длинными трещинами и оканчивающимся шапкой кратера.
      Здесь Фьельд остановился.
      - Мы на правильном пути, - сказал он. - Здесь, год тому назад, стоял Сен-Клэр со своим последним человеком. Он так же, как и мы, заглянул в неведомую страну. Он тогда, вероятно, уже был крепко связан со своим спутником, чтобы не быть с ним разлученным. Он тогда еще ничего не знал, ничего не видел... В своем дневнике он рассказывает, что было мгновение, когда он хотел повернуть назад, так как каждый камень, каждое острие скалы шептало о неизвестном ужасе. Но старый доктор был сильный человек. Он продолжал свой путь, и в ту же ночь лишился последнего из своих людей. Веревка, соединявшая их, оказалась перерезанною.
      Паквай приложил ухо к земле.
      - Там слышится слабый плеск воды, - прошептал он.
      - Да, теперь я тоже слышу, - сказал Фьельд, последовавший примеру индейца. - Здесь должна быть подземная река. Может быть, она служит средством сообщения между кратером вулкана, который виднеется там, и маленькою гаванью реки Таничи. Это многое объясняет. Если эта река сообщается с потухшим кратером, то нетрудно понять, куда исчезают все следы отсюда, с поверхности земли. Эта река течет, вероятно, через большой туннель. Нет сомнения, что Инеса находится там, по дороге к смерти.
      - Но как попала она под землю? - спросил Паквай.
      - Тут должно быть несколько хорошо скрытых остановок на этой подземной линии сообщения, - сказал Фьельд, поднимаясь. - Если бы мы подробнее осмотрели гавань в Таничи, то, может быть, открыли бы конечную станцию. Но надо скорее двигаться дальше.
      Оба спутника направились, насколько это было возможно, по течению подземной реки. От времени до времени шепчущий звук замолкал совершенно, а потом поднялся опять до мощного гула.
      Растительность постепенно пропадала, и через час ходьбы перед ними предстал кратер, подобно огромной, вздыбленной крепости.
      Они остановились под последней увядшей пальмой. Упорная, как и все ее подруги, она крепко держалась, ущемленная в трещине скалы, и вела здесь безотрадную, тягостную жизнь, далеко от всякой растительности. Но ее крона, хоть маленькая и полузасохшая, поднималась все же высоко, высоко, и там гордо раскачивалась над гигантской каменной пустыней.
      - Эта пальма тоже бессмертна, - пробормотал Фьельд и приблизился к старому, тонкому стволу.
      - Осторожнее, господин! - крикнул Паквай и схватил доктора за руку. Посмотрите на эту фигуру там...
      Но Фьельд хладнокровно подвигался вперед.
      - Это только скелет, Паквай.
      Но все же зрелище было не из приятных.
      К пальме был привязан скелет с большим, оскаленным черепом, обращенным по направлению к долине. Мощные челюсти с крепкими, словно лошадиными зубами, были широко разинуты.
      - Что это у него во рту? - спросил Паквай.
      - Слиток золота, - ответил Фьельд. - Этому молодчику, должно быть, немало лет. Он получил то, чего так жаждали Писарро и его сподвижники. В глотку его было влито расплавленное золото. Это типичная месть инков. Наши друзья там, в кратере, не желают предостережений... И посмотрите сюда: латинский молитвенник.