– Не приставай, Мэриэл. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. Как по-твоему: купить мне платье в деревенском стиле от Ива Сен-Лорена или вечерний брючный костюм от Унгаро?

Они пили чай в оливковом саду. Вилла, арендованная Жюльенами, казалась тихим островком в бушующем море безумия, именуемом кинофестивалем. Журналисты и газетчики пронюхали, чти премьерша Бернара стала графиней де ла Рош. Мэриэл едва успевала отвечать на телефонные звонки и отбиваться от репортеров, жаждущих взять интервью у Лидии. Стефан категорически запретил жене общаться с представителями прессы.

Мэриэл поставила на стол тарелку с бутербродами.

– Мы с Лидией ходили утром на рынок, и все было хорошо, пока какой-то репортер не заметил Лидию.

– Да, тут же слетелось человек десять, и они преследовали нас, щелкая затворами камер и выкрикивая вопросы.

– Но Лидия держалась невозмутимо и перебирала помидоры как ни в чем не бывало. А вот я подумывала, не нанять ли бронированный автомобиль.

– Потом кто-то из них заметил Аву Гарднер возле прилавка с дарами моря, и нас оставили в покое. О, слава так капризна!

– После сегодняшней премьеры твое мнение об этом изменится. – Бернар отхлебнул пиво. – Тебе не удастся спрятаться от представителей прессы. Положим, прежде было диковинкой: американская девушка, французская графиня, киноактриса… Это всех заинтриговало. Сегодня тебя увидят на экране. И тогда начнется такая же история, как у Грейс Келли. Захочешь ты с ними разговаривать или нет, о тебе все равно напишут и поместят твои фотографии.

– Ты знаешь, как к этому относится Стефан.

– А ты сама? – спросила Мэриэл. – Неужели тебя это не будоражит? Даже я волнуюсь.

Лидия рассмеялась:

– Взволнована ли я? Да вы и не представляете, насколько! Ведь приехав сюда, я не хожу, а парю в воздухе!

– Похоже на правду, – заметил Мишель. – Меня даже тревожило твое непостижимое равнодушие.

– Напротив, мне доставляет наслаждение ажиотаж вокруг меня.

– Тогда поговори с представителями прессы, – настаивал Бернар. – Дай им шанс правильно осветить события. Учти, это очень поможет фильму. Такую рекламу не купишь ни за какие деньги.

Лидия указала на восточное крыло виллы, где Стефан просматривал сейчас деловые отчеты.

– Я все понимаю. Но поймите и вы: мне нельзя давать интервью.

– Но ведь это в интересах самого Стефана. Успех фильма принесет ему кучу денег.

– Он и без того богат, – сказал Мишель.

– Все это верно, Бернар, – проговорила Мэриэл, – но, надеюсь, ты не забыл, что, финансируя фильм, он вложил деньги в рискованное предприятие?

– Ты называешь мой фильм рискованным предприятием? – Возмущенный Бернар, схватив бутылку с пивом, ушел в дом.

– Мой братец принимает все слишком близко к сердцу. Не обращай на него внимания.

– Ох, Мишель, я слишком хорошо знаю его и, поверь, понимаю, что он сейчас чувствует! – воскликнула Лидия. – Возможно, я понимаю его лучше, чем он меня.

Мне нравится сниматься и приятно думать, что осуществляется моя заветная мечта и я становлюсь кинозвездой. Но судьба дала мне шанс осуществить другую мечту… и приходится сделать выбор. – Она помолчала. – Это не просто. Однако Бернару еще труднее. У него все поставлено на карту. Я разрываюсь на части, но должна считаться со Стефаном.

Мэриэл обняла Лидию.

– Конечно, дорогая. Даже Бернар понимает это.

Фильм будет иметь успех, ибо он превосходен, а ты талантливо сыграла свою роль. Что ж, оставайся загадкой для всех. Это ведь тоже своего рода реклама.

– Но помни о том, что Стефан пока не видел твоей игры, – сказал Мишель. – Возможно, сегодня он переменит свое решение.

Но Стефан решения не изменил. Увидев на экране сцену с нагой Лидией в ванной комнате, он пришел в ярость, вскочил, схватил жену за руку и вывел из зала.

Бернар нашел его в фойе Дворца фестивалей.

– Зачем ты так поступил, Стефан?

– Как ты посмел показать на экране подобную сцену? – Лицо графа исказил гнев. – Выставить мою жену на всеобщее обозрение в таком виде?

– Когда я снимал эту сцену, она не была твоей женой.

– Эту сцену следует вырезать!

– Что за чушь! Это смысловой центр фильма. Вернись в зал, и ты убедишься в этом.

– Не вернусь.

– Прессу это заинтересует. – Бернар, указал в конец фойе, откуда на них поглядывали репортеры.

– Прошу тебя, Стефан, вернемся в зал! – взмолилась Лидия.

Стефан выбрал меньшее из двух зол. Едва фильм закончился, зрители встали и устроили настоящую овацию. Под громкие восторженные крики Стефан покинул зрительный зал, уведя Лидию из-под самого носа восторженных поклонников.

Отзывы о фильме «Помолвка», появившиеся в утренних газетах, превзошли все ожидания. Бернара сравнивали с молодым Трюффо, а талантливой Лидии предвещали блестящее будущее. На вилле Мэриэл Жюльен отвечала на бесконечные звонки агентов, предлагавших Лидии свои услуги, а также французских и голливудских продюсеров и режиссеров, приглашающих актрису сниматься.

К полудню терпение Стефана иссякло: он зафрахтовал самолет и вылетел с женой в Тур.

В самолете они горячо спорили.

– Ты ведешь себя как ребенок… и со мной обращаешься как с ребенком, – раздраженно сказала Лидия. – Ради тебя я отказалась от карьеры. Мог бы позволить мне порадоваться хотя бы этому единственному фильму!

Ты эгоист. Почему все должны считаться с твоим допотопным чувством чести? Не пора ли и тебе войти в двадцатый век?

– Вот уж не предполагал, что чувство чести может устареть. Если ты так считаешь, нам, пожалуй, незачем оставаться вместе.

– Перестань, Стефан. При любой размолвке ты начинаешь угрожать мне разводом.

– Для человека моего круга позор, если жена выставляет себя в таком виде на всеобщее обозрение. Трудно вообразить, какие пойдут разговоры.

– Никто не сказал бы ни слова, если бы ты сам не придавал этому такого значения. Боже! Тебе даже неизвестно, что сейчас сцены с обнаженной натурой стали повседневным явлением! Конечно, ведь ты не бываешь в кино.

– Если хочешь стать «повседневным явлением», возобнови свою карьеру.

– Что ж, возможно, я так и поступлю. Мне приятно вызывать восхищение.

– В Париже множество борделей, где мужчины восхищались бы твоими физическими достоинствами, если ты это имеешь в виду.

– Фу, Стефан, как грубо! Быть актрисой и проституткой – совсем не одно и то же.

– Не вижу особой разницы, – холодно возразил он. – Хочешь быть графиней де ла Рош – прекрасно, актрисой – ладно, но совместить это невозможно. Запомни: если ты уйдешь от меня, Александра останется со мной.

Это моя страна, и у меня есть связи.

– Но ты совершенно равнодушен к Александре, потому что мечтал о сыне и только ради этого женился на мне!

– Это не единственная причина, однако верно: мне необходимо иметь сына. Тебе, американке, этого не понять. Ты постоянно твердишь о преимуществах двадцатого века, а я ощущаю связь с прошедшими веками.

Предшествующие эпохи гораздо ярче и привлекательнее, чем эта. Все они – часть моего наследия, и мой долг – передать все это своему сыну. Дашь ли ты мне сына?

– Не знаю, Стефан. Я должна подумать. Твои слова задели меня. Да, я американка. И живу в этом веке. Если мы останемся вместе, тебе придется проявить большую гибкость. Не все твои друзья такие, как ты… даже титулованные. Тебе придется отступить от своих жестких принципов.

– Возможно, я слишком строг, – признался Стефан. – Мой отец проявлял полное равнодушие к своему долгу и этим дискредитировал наше имя. В детстве я очень страдал от этого. Боюсь, тебе приходится расплачиваться за его грехи. Я постараюсь проявлять большую терпимость, но актриса не может быть моей женой. Обещай мне…

– Я обещала тебе это раньше… но теперь поняла, что безделье не по мне. Благотворительная деятельность меня не волнует. Я должна заняться тем, что мне интересно, и я найду такое занятие.

Каннский кинофестиваль состоялся в начале мая, а пять недель спустя Лидия и Стефан были в Нью-Йорке.

Именно в это время Джуно окончила Йельский университет. Стефан отбыл на совещание на Уолл-стрит, а Лидия, родители Джуно и Алекс отправились на церемонию вручения дипломов в Нью-Хейвен. В тот вечер граф заказал для всех праздничный ужин в манхэттенском ресторане «Четыре времени года».

Когда они приехали, на столике возле бассейна, в самом центре зала, их уже ждала бутылка шампанского «Луи Редерс Кристал Розе» в серебряном ведерке со льдом. Пока их рассаживали, Стефан незаметно положил возле прибора Джуно коробочку в подарочной упаковке. Официант разлил шампанское, и Лидия предложила первый тост:

– За первую выпускницу Йельского университета из штата Нью-Мексико. Заявления подали многие, отобрали немногих, но еще меньше тех, кто выдержал до конца эту гонку. За Джуно Джонсон – супер-женщину и супер-друга!

– Полностью присоединяюсь, – сказал Алекс.

Они выпили.

– А это откуда? – удивилась Джуно, заметив коробочку.

– Наверное, от какого-нибудь влюбленного официанта, – усмехнулась Лидия.

– Судя по карточке, от каких-то иностранцев, графа и графини. Не могу разобрать имя.

– Ох уж эти мне иностранцы! – Лидия пожала плечами. – Посмотри, что внутри.

Джуно развязала ленточку.

– Боже, никак от Картье?! – воскликнула она.

– Не тяни, мы все умираем от любопытства, – поторопил дочь Холлис.

Джуно вынула из коробочки золотую брошь с изображением маленького бульдога, усыпанного сапфирами и бриллиантами.

– Какая прелесть! – восхитилась Джуно. – Я сохраню ее на всю жизнь.

– Четыре года проучилась в Йеле, – заметил Алекс, – но не усвоила ничего, кроме банальных фраз.

– Заткнись! – Джуно поцеловала Лидию и Стефана. – Спасибо. Она восхитительна.

Граф был в хорошем настроении, ибо только что заключил выгодную сделку с китайцами, сулившую ему миллионную прибыль.

– А как твоя пьеса, Алекс? Критики очень лестно отозвались о ней.

– Да, пьеса понравилась, но увы, это не гарантирует ей коммерческий успех в этом городе. Людей же, готовых рисковать, не так уж много. Поэтому мы закрылись на прошлой неделе.

– Шутишь! Неужели нам так и не удастся ее посмотреть? – огорчилась Лидия.

– Пока по ней не сделают фильм, – улыбнулся Алекс. – Я сейчас работаю над новой вещью, не для постановки на Бродвее, – пояснил он Холлису и Мэри. – Нью-йоркский театр – настоящий византийский лабиринт. В каждом из его направлений едва различимые нюансы.

– Если ты и впрямь сотворишь нечто неслыханное, может, удастся поставить в театре Санта-Фе, – заметил Холлис. – От Джуно мы только и слышим о твоих необычайных талантах.

– А как ты, Лидия? – спросила Мэри. – Собираешься сниматься в следующем фильме? Мы читали восторженные отзывы о твоей игре в статьях о Каннском кинофестивале.

– Помолчи, мама. – Джуно встревоженно взглянула на графа, опустившего глаза в тарелку. – Фильм Бернара снимался до того, как Лидия и Стефан поженились.

Замужним дамам не пристало сниматься.

Лидия отхлебнула шампанского и простодушно улыбнулась:

– Верно. Я теперь слишком занята – и ребенком, и всем прочим, а кроме того, нашла выход для творческой энергии в кулинарном искусстве. Занимаюсь в Париже три раза в неделю и еще слушаю курс по энологии.

– А это что такое? – удивился Холлис. – Связано с медициной?

– Это наука о винах и виноделии, – объяснила Лидия. – Я хочу стать идеальной хозяйкой.

– Но ты уже стала, дорогая, – сказал Стефан. – Моя жена пользуется большим успехом, – с гордостью добавил он. – Я теперь получаю гораздо больше приглашений, чем раньше.

Они заказали ужин и несколько бутылок «Романэ-Конти» урожая 60-го года. Лидия показала фотографии малышки и похвасталась ее успехами.

– Мне не терпится увидеть мою маленькую крестницу, – улыбнулась Джуно.

– Увидишь завтра утром. И мы приглашаем вас всех в сентябре на крестины.

– Надеюсь, мне удастся приехать, – сказал Алеко.

– А мне теперь будет легко добраться из Лондона, – заметила Джуно.

– Из Лондона?

– Да… Я не хотела говорить заранее. Мне предложили учиться в мастерской Джона Флетчера, вы знаете, он художник-декоратор. Увы, оплачивается это плохо.

– Замечательно, Джуно! – обрадовалась Лидия. – Мы будем почти соседями.

– Значит, не разоримся на телефонных переговорах.

– А вот наши счета чертовски возрастут, – заметил Холлис Джонсон.

Утром Джуно пришла знакомиться с малышкой. Лидия и Стефан остановились в одном из домов на Шестьдесят второй улице, купленных Стефаном перед женитьбой. Фасады высоких кирпичных пятиэтажных зданий-близнецов обвивал плющ. В том, что находилось восточнее, была теперь нью-йоркская резиденция графа и графини де ла Рош. Фасад поблескивал бронзовой отделкой. Второй дом предполагалось переоборудовать и сдать в аренду, но отделочные работы еще не закончились.

Дворецкий встретил Джуно и проводил ее в детскую.

Лидия взяла дочку на руки:

– Последнее прибавление к аристократическому семейству.

– Да она красавица! – воскликнула Джуно. – До сих пор удивляюсь, что ты – любящая мать.

– Я и сама удивляюсь. Дремавший во мне материнский инстинкт проснулся с ее появлением на свет. – Она передала ребенка Джуно. – Поверишь ли, иногда мне кажется, что только ради нее и стоит жить.

– О чем ты? Разве твои отношения со Стефаном не наладились?

– Пожалуй, я чувствую себя увереннее, вполне освоилась в обществе его друзей и уже не сижу, как кукла, с глупой улыбкой.

Джуно насторожилась:

– А как с самим Стефаном?

– День на день не приходится. После Канна все опять осложнилось, но теперь я больше занята, так что все нормально.

– Только нормально? – Джуно положила Александру в кроватку и обняла Лидию. – Что у вас происходит?

– Ох, Джуно, все так запуталось. Иногда я бываю счастлива: смотрю на Стефана, на нашу жизнь и думаю, что имею все, о чем только можно мечтать. – На глазах Лидии выступили слезы. – А как вспомню о Бернаре и о фильме, так понимаю, что единственное мое желание – быть актрисой. Никакие силы не заставят Стефана изменить свое отношение к актерскому ремеслу. Для него актриса и проститутка – одно и то же.

– Безусловно, роскошь, деньги и прислуга – очень приятно, но любишь ли ты Стефана? Ведь если нет, можно развестись. Тяжелая процедура, разумеется, но в конечном счете…

– Это исключено. Он никогда не даст мне развода.

Или оставит у себя Александру. Причина не в том, что он привязан к дочке, а в том, что я ее обожаю. – Лидия вздохнула. – Удивительнее всего то, что я действительно люблю Стефана. И в основном у нас все нормально.

– Ну вот, опять «нормально»! С этим жизнь не проживешь. А что Стефан? Как он относится к тебе?

– Думаю, что любит. Он всегда внимателен и заботлив. Правда, секс оставляет желать лучшего. Мы редко занимаемся любовью. За время беременности он вообще ни разу ко мне не прикасался. Говорил, что не хочет рисковать и боится причинить вред ребенку, по-моему…

– Его интересует только зачатие?

Лидия кивнула:

– Сейчас, когда я оправилась, он стал несколько активнее, ибо безумно хочет сына.

– Но ты только что родила!

– Да… но кажется, снова беременна.

– О нет, Лидия, это слишком рано! Надо дать себе передышку.

– Вообще-то я очень легко перенесла первую беременность. – Лидия бодро улыбнулась. – Все будет в порядке. А если родится мальчик, у нас со Стефаном наладятся отношения.

– Уверена, так и будет.

Джуно одолевали сомнения. Ходя с матерью по магазинам, она думала только о Лидии. Вечером Джуно встретилась с Алексом в «Алгонкине», чтобы выпить на прощание.

– Разве не слишком рискованно таким образом укреплять брак? – спросила Джуно. – Рожать детишек, чтобы затыкать ими брешь. Конечно, Александра – чудесная девочка…

– Все дети восхитительны, – заметил Алекс. – А что, если снова родится девочка? Согласно статистике, их рождается больше половины.

– Ох, Алекс! Что будет с Лидией?

– Меня это тоже тревожит. Но она сильная. Мы должны дать ей возможность немного разрядиться, но не можем прожить за нее жизнь.

– Ты прав.

Алекс заказал еще по стаканчику и достал из кармана лист бумаги.

– У тебя, конечно, уже есть огромный список тех, к кому можно обратиться в Лондоне, но я хочу добавить к нему еще несколько фамилий. Обрати особое внимание на первое имя – Шеп Уайз. Это мой старый школьный приятель и отличный парень.

– Спасибо. А есть ли надежда, что ты сам в ближайшее время появишься в Лондоне?

– Хотел бы, но следующие восемь месяцев я посвящу своей новой пьесе.

– Понимаю, я ведь тоже буду очень занята.

Он обнял и поцеловал ее.

– Мне всегда не хватает тебя, Джуно. Только с тобой и Лидией я бываю самим собой. Мне хотелось бы…

– Чего, Алекс? Что ты хотел бы?

Он улыбнулся:

– Даже не знаю. И почему жизнь постоянно все меняет?

– Это не жизнь, а мы сами.