Грешки

– Давай отведем его домой, – предложил один из его приятелей, с сочувствием посмотрев на Джуно. – Макс ничего не соображает, к утру и не вспомнит, что произошло. Я ему скажу, что он ввязался в драку в «Мори».

Они потащили Макса вниз по лестнице.

Джуно словно приросла к полу. Дыхание у нее участилось, а колени дрожали. Девушке хотелось провалиться сквозь землю, а между тем окружающие похлопывали ее по спине, комментируя инцидент:

– Не слабо!

– Он в момент отключился!

– Где ты научилась таким ударам?

– Он меня достал. – Джуно заставила себя улыбнуться, пошла в ванную, заперла дверь изнутри. Сдерживая слезы, вымыла лицо холодной водой и попыталась оттереть с костюма винные пятна, но это ей не удалось.

«Проклятие! – Она задыхалась от обиды и возмущения. – Дерьмо! Черт бы тебя побрал!»

Кто-то тихо постучал.

– Джуно? Это я, Лидия. Открой!

Джуно впустила подругу.

– Я только что пришла. Мне все рассказали… Что за мерзавец! Как ты?

– Я унижена, а в остальном все в порядке.

– Не смущайся, все уже забыли об этом и продолжают веселиться. Алекс попросил меня узнать, как ты… – Она достала сигарету. – По-моему, ты ему нравишься. – Ее тон стал холоднее, тревога за подругу словно исчезла. Джуно не понимала Лидию – то участливую, то совершенно равнодушную. Сегодня перед представлением она подарила Лидии ее портрет, набросанный карандашом во время репетиции. Та обняла ее и, казалось, была искренне тронута.

А теперь вот пришла выяснить, все ли с Джуно в порядке, только потому, что ее попросил об этом Алекс.

– Если ревнуешь ко мне Алекса, то зря, – сказала осененная догадкой Джуно. – У него много девушек, но я не из них.

Лидия улыбнулась:

– Я тоже. Прости. Наверное, меня трудно выносить.

Просто Алекс восхитителен.

– Добро пожаловать в клуб его поклонниц…

Кто-то громко постучал в дверь.

– Эй, нельзя ли поскорее? Тут целая толпа желающих!

– Не прятаться же здесь весь вечер, – проговорила Джуно, – хотя и хотелось бы.

– Можно войти? – послышался голос Алекса.

Джуно открыла дверь. За Алексом стоял Джо Кокер.

– Хорошо устроились, а другим что прикажете делать?

Белая сорочка Алекса была расстегнута. Волосы на груди блестели от пота. Заперев за собой дверь, Алекс обнял Лидию и Джуно.

– Надеюсь, ты никогда так не разозлишься на меня, – усмехнулся Алекс.

– Никогда. Обещаю тебе.

– В прошлом году мы с Милтоном посещали класс писательского мастерства. Он сущий подонок, и ему давно пора было вправить мозги.

– Знаю… Но лучше бы это сделала не я.

– Не беспокойся. Он поверит приятелям, что его нокаутировали в «Мори».

– Надеюсь. А ведь я никогда в жизни никого не ударила!

– Значит, у тебя хорошая реакция, – оживился Алекс. – Пожалуй, надо бы тебя потренировать. Тогда к лету мы подали бы заявку на участие в чемпионате по боксу.

– Может, организуешь женские курсы самозащиты? – вставила Лидия. – Я запишусь. Мне многих парней хотелось бы отправить в нокаут.

– Эй, – сказал Алекс, заглянув в темные глаза Джуно. – Ты, конечно, предпочла бы, чтобы мы заткнулись, верно? Извини, но ты была просто великолепна!

– Спасибо, я с удовольствием забилась бы в какую-нибудь щелку. Завтра новость облетит весь университет.

Макс все равно узнает и еще больше разозлится.

– Едва ли ему захочется еще раз отведать твоих кулаков, – успокоил ее Алекс. – Не рискнет. Ведь это он вел себя как подонок, а не ты. Если же Макс снова полезет к тебе, дай мне знать. – Он поцеловал Джуно. – Ну, готова снова танцевать буги?

Девушка кивнула:

– Конечно. Я могу танцевать всю ночь.

Алекс посмотрел на Лидию.

– Странно, вы обе так меня волнуете?

– Потому что мы самые привлекательные девушки в Йеле, – сказала Джуно.

– И очень стараемся поддержать марку, – добавила Лидия.

Алекс наклонился, прижался к губам Лидии, и они замерли в страстном поцелуе. Джуно, почувствовав себя лишней, попыталась отстраниться, но Алекс еще крепче обнял ее, а мгновение спустя прильнул к губам Джуно.

Она снова попыталась отстраниться, смущенная присутствием Лидии, но помимо воли страстно ответила на его поцелуй, чувствуя себя на седьмом небе от счастья.

Еще раз поцеловав Лидию, Алекс повернулся к Джуно.

– Кажется, я почти влюблен в вас обеих, – небрежно бросил он, но в светло-голубых глазах горело желание.

В дверь безостановочно барабанили.

– Эй, Сейдж, перестань там дурачиться с двумя самыми красивыми девушками, – крикнул кто-то.

– Да ведь это моя ванная, парень, – откликнулся Алекс. – Однако, по-моему, – обратился он к Джуно, – ее пора освободить, не то кого-нибудь вырвет в коридоре.

– Что ж… мне уже лучше, – сказала Джуно Лидии, когда Алекс вернулся к гостям.

– Мне тоже, – усмехнулась Лидия. Девушки пошли к столу за вином. – Как ты думаешь, что все это значит?

Джуно пожала плечами:

– Три кораблика встретились в открытом море в одну странную ночь.

Лидия налила вина себе и подруге.

– Может, так, а может, и нет. Время покажет.

Лидия отправилась искать парня, с которым пришла на вечеринку, а Джуно, держа в руке стакан вина, рассеянно оглядела переполненную гостями комнату. Встретившись взглядом с Хоппи, она поманила его к себе.

Лучше уж проводить время с ним. «Секс, – решила Джуно, – слишком сложная штука».

Глава 5

В этом году, как и прошлым летом, Лидия Форест собиралась снять фильм об организованном ею детском театре. Этим проектом она увлеклась в пятнадцать лет, и именно благодаря ему, а не только блестящему окончанию школы, ее приняли в Йельский университет. Она занималась с детьми актерским мастерством в огромном помещении бывшего курятника, в летней резиденции своих родителей в Ист-Хэмптоне, на Лонг-Айленде, где обычно проводила лето. Вооружившись самой дорогой кинокамерой и цветной пленкой фирмы «Кодак», девушка приступила к работе. К ней записалось шестнадцать ребятишек – от девяти до двенадцати лет. Она уже распределила роли в написанной ею инсценировке по сказке Оскара Уайльда «Звездный мальчик», которую и предполагала снимать по окончании занятий.

Все шло хорошо, но вдруг начались неприятности.

Исполнитель главной роли, самый способный и подающий надежды ученик Лидии, заболел мононуклеозом.

Крыша курятника потекла от сильного ливня в конце июля. Промокшие декорации и костюмы покрылись плесенью, прежде чем беду обнаружили. Молодой теннисист, последняя любовь Лидии, неожиданно подался в профессионалы и уехал куда-то за тридевять земель искать счастья. Школьная подружка, с которой Лидия собиралась поселиться в одной комнате в колледже, бросила Йель из-за нервного срыва. В довершение ко всему в Лонг-Айленд как снег на голову свалилась сестрица Джеки со своими неуправляемыми отпрысками, ибо затеяла бракоразводный процесс.

Все эти обстоятельства выбили Лидию из колеи, и она утратила интерес к съемке фильма. Поскольку заболевшего мононуклеозом мальчика заменил другой, ей все же пришлось поставить пьесу, чтобы не разочаровывать ни детишек, ни их родителей.

В августе в Лонг-Айленде делать было нечего. Проводить много времени на пляже Лидия опасалась из-за светлой кожи и склонности к веснушкам. Сестра доводила ее до белого каления. Удрать в Нью-Йорк девушка не могла, ибо мать затеяла в апартаментах на Парк-авеню ремонт и перетяжку мягкой мебели. Тоска!

Однажды вечером, немного перебрав шампанского на чьей-то свадьбе, Лидия решила бежать из Ист-Хэмптона куда глаза глядят. Лучше всего, конечно, на запад.

Она еще никогда не бывала дальше Калифорнии, но вспомнила, что где-то в Санта-Фе живет Джуно Джонсон. Лидия узнала в справочной службе номер ее телефона и позвонила.

Джуно встретила Лидию в аэропорту в Альбукерке на белом пикапе. На заднем сиденье разместились три большие собаки: немецкая овчарка, пудель и золотисто-рыжий охотничий пес. В пикапе не было амортизаторов, но Джуно мчалась все шестьдесят миль до Санта-Фе со скоростью семидесяти пяти миль в час.

– Чтобы остановить дальнейшее загрязнение окружающей среды, аэропорт в Санта-Фе закрыли для всех самолетов, кроме частных, – пояснила Джуно. – Ну, каково твое первое впечатление от Нью-Мексико? – Она сильно загорела и заплела в косы свои длинные волосы.

За время дороги Лидия привыкла к индейско-ковбойским пейзажам в коричневых тонах и безоблачному синему небу.

– Я в восторге. Кажется, будто вот-вот увижу за следующим поворотом Джона Уэйна.

Джуно удивил неожиданный звонок Лидии, и она ждала ее приезда с волнением. Ей, конечно, хотелось получше узнать подругу, особенно когда та станет ее гостьей, но она понимала, что Лидии нужна более разнообразная жизнь, чем может предложить Санта-Фе.

Джуно свернула с автострады на Старый тракт.

– Мы почти на месте.

– Даже не верится. – Трястись в пикапе Лидии почти понравилось. – Ты живешь на Старом тракте Санта-Фе, том самом, что существовал в незапамятные времена?

– Да… но теперь значительная его часть заасфальтирована. Правда, не там, где обосновались мы. – Джуно выехала на изрытую колеями грязную дорогу, идущую вокруг холма. По обеим ее сторонам росли сосны и кутсты можжевельника, за ними виднелись поляны, покрытые оранжевыми и фиолетовыми полевыми цветами.

– Не обращай внимания на наш домашний беспорядок. Папа решил пристроить к дому еще одно крыло с южной стороны. Там будут комнаты для гостей и его новая студия с естественным освещением. Тебе придется пока жить в одной комнате со мной. – Из-за деревьев показался дом – обычная для здешних мест саманная постройка с просторным застекленным крылом.

Тормоза заскрипели, пикап остановился, собаки выпрыгнули, а мужчина, похожий на хиппи, приветливо помахал девушкам рукой.

– Привет, папа! – крикнула Джуно. – Это моя подруга Лидия из Нью-Йорка.

Ее отец, красивый мужчина лет сорока с небольшим, с темными длинными вьющимися волосами, крикнул с крыши:

– Добро пожаловать, Лидия! Джуно много о вас рассказывала. Увидимся за обедом.

Джуно улыбнулась Холлису Джонсону.

– Потрясающе, Джуно, твой отец напоминает кинозвезду. А вот мой – полнеющий и лысеющий магнат.

– Значит, он и должен выглядеть так, как положено магнату, – отозвалась Джуно, внося в дом чемоданы подруги.

– Ты права, каждому свое. Кажется, твой отец – художник?

– Да. Каждый раз в момент творческого кризиса он начинает благоустраивать дом. Сейчас именно такой момент.

Они прошли через гостиную. На белых стенах висели яркие пейзажи Нью-Мексико, выполненные в абстракционистской манере.

– Все большие полотна написаны отцом, а те, что поменьше, нашими друзьями. Ну вот мы и дома.

Джуно открыла дверь в свою комнату, размещавшуюся на двух уровнях: внизу – письменный стол, диван, кресла и стереосистема, а тринадцатью ступенями выше – двуспальная кровать и пианола. На стенах висели работы Джуно, а также ее портреты, сделанные Холлисом Джонсоном в разные периоды.

– Папа пристроил верхний этаж и сделал стеклянную крышу, когда я училась в средней школе, – сообщила Джуно. – Это случилось до того, как он увлекся абстракционизмом. Сейчас отец охладел к нему.

– Здесь чудесно!.. Как будто отдельная квартира. Есть даже отдельный выход на улицу! Боже, я многое дала бы, чтобы иметь такое в нашем нью-йоркском доме! Вообрази, какие возможности открылись бы передо мной! – Лидия рассмеялась.

– О, чего только я здесь не делала! – Джуно опустилась в кресло. Мальчик, с которым я дружила, раза два ночевал у меня, но так ни на что и не решился, смущенный близким соседством моих родителей.

– Мальчишки иногда ведут себя очень странно, – заметила Лидия, раскладывая свои вещи по ящикам, освобожденным для нее Джуно.

– А где твоя мама?

– Думаю, ты увидишься с ней только завтра. Она – виолончелистка и играет в оркестре любителей камерной музыки. Сейчас мама на репетиции, а сегодня вечером у нее выступление. Едва ли ты захочешь идти на концерт, я так и сказала папе.

– Ошибаешься. Я пойду с большим удовольствием.

Всю следующую неделю Джуно с удивлением наблюдала перемены, происходящие с Лидией. Искушенность жительницы восточного побережья бесследно исчезла.

Все новое возбуждало в ней детский восторг. Санта-Фе с его грязными дорогами и серыми саманными постройками, вероятно, более уместными в Мексике, а не здесь, очаровал Лидию. Она пожелала осмотреть все достопримечательности, которые Джуно не посещала с начальной школы: губернаторский дворец, самую древнюю церковь в стране, построенную в 1610 году, за десять лет до высадки пилигримов в Плимутроке, и археологические раскопки в Арройо-Ондо. Вооружившись средствами от загара, необходимыми Лидии, девушки отправились в долину реки Ски, много бродили пешком, собирали дикую ежевику в зарослях Пеко, осматривали развалины индейских поселений в национальном парке Бандельера и танцевали на празднике буйволов в Санта-Клара.

– Не могу и сказать, как мне здесь понравилось! Я чувствую себя совсем другим человеком! – За это время Лидия переняла акцент обитателей юго-западных штатов. На шее у нее красовалось новое ожерелье из резной кости и бирюзы – изделие местных умельцев.

Мэри Джонсон приготовила к ужину чили кон карне – мексиканское блюдо из говядины с бобами, перцем, чесноком и специями. На столе были также тосты с медом и мексиканское пиво с соком лайма.

Холлис Джонсон откинулся на спинку кресла.

– Девочки, а какие у вас планы после ужина?

– Знакомые мальчики пригласили нас в кино, – сказала Джуно. – Но нам не очень хочется идти. А почему ты спрашиваешь?

– Я решил порисовать и подумал, не согласитесь ли вы мне позировать?

– Напишешь нас в обнаженном виде?

– Джуно! – смутилась Мэри. – Лидия заподозрит тебя в кровосмесительной связи!

Джуно рассмеялась:

– Боже упаси! Не хватает, чтобы по Йелю поползли такие слухи!

– Я поклянусь молчать, – пообещала Лидия, – если вы всю жизнь будете снабжать меня зеленым чили.

– Договорились, – сказал Холлис. – Тем более что я не собирался писать обнаженную натуру. Можете одеться по собственному усмотрению. У меня есть кое-какие идеи… но не знаю, получится ли.

– Ну решай, – сказала Джуно подруге, – идем в кино или проведем вечер здесь?

Лидия взглянула на Холлиса серыми, широко расставленными глазами. Она была немного влюблена в него.

– Здесь. Тут и спрашивать нечего.

– Заметьте, это говорит девушка, которая за последние пять лет едва ли провела дома хоть один вечер, – обратилась к родителям Джуно.

– Ошибаешься. – Глаза Лидии лукаво блеснули. – Я с удовольствием проводила вечера дома, когда родители отправились на Рождество в Японию и оставили дом в моем распоряжении.

Зазвонил телефон, и Джуно бросилась в кухню. Вернувшись, она подошла к Лидии:

– Ни за что не догадаешься, кто звонил.

– Гм-м… – Лидия задумалась. – Та-ак… Макс Милтон? Нет? Моя сестра? Кейт Миллет? Джеймс Тейлор?

О нет, сдаюсь.

– Алекс!

– Алекс Сейдж?! Шутишь?

– Он здесь. Он не поверил, что ты у меня! Мы договорились встретиться возле гаража на Старом тракте Пико. – Джуно пояснила родителям:

– Это тот самый Алекс, о котором я вам рассказывала… драматург.

Холлис Джонсон кивнул:

– А что он делает на Старом тракте Пико?

– Пока не знаю. – Джуно вытащила из кармана джинсов ключи от пикапа. – Но скоро мы выясним.

Мэри Джонсон пошла к себе репетировать. Остальные собрались в студии Холлиса. Алекс с аппетитом доедал остатки ужина. За последнее время он похудел и осунулся.

– В Далласе стало невыносимо. Отчим без конца расписывал преимущества разных школ правоведения.

Мама настойчиво убеждала меня укоротить волосы и сопровождать дебютанток на балы. Пробыв там две недели, я не выдержал. Мне нужно было обрести себя. – Алекс отхлебнул текилы, привезенной им.

– Кстати, – он передал бутылку Джуно и Лидии, – я вспомнил, что собирался написать пьесу о хитчхайкерах[4].

Вот и решил выяснить, далеко ли уеду, голосуя на дорогах.

– Ну и как? – Карандаш в пальцах Холлиса так и летал по странице альбома для эскизов.

– Получилось. Сначала у меня не было определенного направления, и я ехал туда, куда мне предлагали.

По дороге встречал удивительно интересных людей. Например, познакомился с четой из секты свидетелей Иеговы. Их ребенок родился на вершине горы: это было при мне. С их разрешения я даже подержал на руках новорожденного. Не чудо ли это? Потом познакомился со старым индейцем из Оклахомы, и он рассказал мне о целебных свойствах трав. В Вайоминге я провел некоторое время в сообществе людей, давших обет молчания…

– Вот, наверное, весело, – скептически заметила Лидия.

– Я приобрел жизненный опыт, и это смысл моего путешествия. – Алекс вытянул длинные ноги. – Потом женщина по имени Надя подобрала меня в Фордисе, штат Арканзас, посадила за руль, велела ехать в Сент-Луис, а сама заснула на заднем сиденье и проспала, пока мы не добрались до места, то есть часов пять-шесть подряд. Возле Сент-Луиса она сразу же проснулась, села и стала давать мне указания, когда и куда поворачивать.

Так мы доехали до мотеля, который, поверите или нет, назывался «Золотой сон». Прежде чем я отправился дальше, женщина пригласила меня выпить, и я заметил, что она на редкость привлекательна. Ей было, пожалуй, немного за тридцать, но блестящие каштановые волосы и потрясающая фигура, несомненно, привлекали внимание.

– Избавь нас от излишних подробностей, Алекс, – прервала его Лидия.

– Нет-нет, черт возьми, мне очень интересно! – возразил Холлис.

– Когда мы открыли бутылку вина, она спросила, не бывает ли у меня астральных проекций, рассказала, что регулярно летает во сне и навещает своих знакомых в разных точках земли.

– Любопытно, знают ли об этом на авиалиниях, – вставила Джуно. – От нее следовало бы потребовать соблюдения правил и постановлений Федерального авиационного управления.

– Я вас не обманываю, – сказал Алекс, – женщина так и говорила, утверждая, что, пока я вез ее, она побывала у своего бывшего мужа в Оттаве. – Алекс сделал паузу. Его слушатели были явно заинтригованы. – Клянусь, Надя была вполне серьезна. Надя увидела, как ее бывший муж готовит ужин для своей подружки, и это так возмутило ее, что она сбросила со стола стакан с вином на колени девушке. Та обвинила в этом своего приятеля и поссорилась с ним, а он в суматохе наступил Наде на ногу. Именно в тот момент она и проснулась.

Разве не удивительно?

– Скорее странно, – сказала Лидия.

Холлис натянул на мольберт большой загрунтованный холст и начал делать на нем набросок углем..

– Ну… что же произошло потом у тебя с Надей в «Золотом сне»?

Алекс отхлебнул текилы.

– Ну… уже стемнело, и Надя предложила мне провести ночь с ней.

– Ага! Это можно было предугадать заранее! – воскликнула Джуно, ощущая легкое головокружение от вина и радуясь неожиданному появлению Алекса.

– Нет… подожди. – Алекс рассмеялся и умоляюще поднял руки. – Клянусь, все совсем не так, как ты думаешь. В комнате стояли две большие кровати. Надя появилась из ванной в маечке, едва прикрывавшей попу, и сказала: «О'кей. Я лягу здесь, а ты – там». Я так и не понял, хотела ли она, чтобы я остался на той кровати или… – он потер руки, – ..или перебрался к ней.

– Кажется, я догадываюсь, как ты поступил, – вставила Лидия, пригубив текилу.

– Верно, но, как оказалось, у Нади были совсем другие планы. Видите ли, она сообразила, что кровати расположены с севера на юг…

– Интересный поворот, – заметил Холлис, – нестандартный.

– Итак, – продолжал Алекс, – Надя выключила свет и велела мне лечь на спину. Потом наклонилась, поцеловала меня в лоб и сказала: «Я уберу твою подушку. Ты должен лежать совсем плоско». Я отнесся к этому как к странной причуде, однако тут же услышал, что она улеглась на свою кровать и сбросила подушку на пол.

– Бред какой-то, – фыркнула Джуно.

– Она предложила мне расслабиться, сосредоточившись сначала на кончиках пальцев на ногах, потом на других частях тела. Тогда, по ее словам, я достигну левитации, выйду из телесной оболочки, поднимусь и воспарю. Надя обещала ждать меня в пространстве и сулила мне физическое и духовное наслаждение, запоминающееся на всю жизнь.

– Интересно, а можно забеременеть, занимаясь сексом в астральном пространстве? – спросила Лидия. – Пожалуй, это надежнее, чем противозачаточные таблетки, но едва ли доставляет такое же удовольствие.

– Не знаю. – Алекс рассмеялся. – Я так расслабился, что заснул, а когда через полчаса проснулся, Надя сидела рядом со мной и массировала мне… гм-м… грудную клетку.

– Ха! – одновременно воскликнули девушки.

– Она предупредила, что выйти в астрал можно лишь после длительных тренировок, показала мне несколько упражнений. Остаток ночи мы сосредоточивали внимание на данном моменте и данном месте, – завершил рассказ Алекс.

– И учились не тому, как покидать телесную оболочку, а тому, как проникать внутрь ее, – усмехнулся Холлис. – Многое бы я отдал, чтобы снова стать молодым и начать бродяжничать.

– И когда это ты бродяжничал, папа?

– До твоего рождения… и до знакомства с твоей мамой. В богемное время, когда еще не было ни хиппи, ни битников. Но об этом я расскажу тебе, когда ты будешь постарше.

– О чем именно?

– Повзрослеешь – узнаешь, – фыркнул Холлис. – А теперь ты и Лидия сядьте поближе к Алексу, чтобы я мог нарисовать вас вместе. – Прежде чем Алекс принялся за чили, Холлис бросил на диван индейское покрывало.

Они долго еще сидели, попивая текилу и слушая рассказы Алекса о дорожных приключениях. В Санта-Фе он оказался случайно и, взяв телефонный справочник, стал звонить всем Джонсонам, пока не добрался до Джуно. Алекс собирался уехать утром, ибо в соответствии со своим планом хотел проводить каждую ночь в новом месте. Начало занятий в колледже близилось, а он все еще не добрался до Калифорнии.

– Я провел великолепное лето, многому меня научившее, – сказал Алекс. – Но поверьте, эта ночь – лучшая из тех, что я помню.

– Возможно, она просто отличается от других? – предположила Джуно.

– Лучшая после Сент-Луиса? – уточнила Лидия.

Алекс, рассмеявшись, обнял девушек, а они прижались к нему. Бутылку текилы почти осушили. Холлис Джонсон перешел от угля к маслу.

Они так и не легли в эту ночь – пили, смеялись и болтали. Это избавило всех от необходимости решать вопрос о том, где и с кем будет спать Алекс.

Глава 6

– Твои родители очень дружны, – сказала Лидия, передавая Джуно бутылку диетической пепси.

Они теперь жили в одной комнате. Их соседка постоянно отсутствовала, проводя время с приятелем.

Апартаменты с двумя спальнями располагались в том же неоготическом здании колледжа Бренфорд, где обосновался Алекс. Полотно, на котором Холлис Джонсон изобразил троих друзей, висело над камином в гостиной.

Лидия подошла к витражному стеклу и взглянула на университетский двор. Вьющаяся по стене цветущая глициния уже засохла.

– Они словно созданы друг для друга, и их любовь еще не прошла. Однажды вечером в Санта-Фе я случайно увидела их вдвоем: они слушали музыку, держась за руки. Господи, моим родителям такое и в голову не придет, они почти не остаются вместе… не понимаю почему. По-моему, из них ни один никогда даже не радовался жизни по-настоящему.

– Но ведь ради этого люди и соединяются… – отозвалась Джуно, – разделяют заботы и радости, преодолевают трудности и разногласия.

– Да, жизнь слишком коротка. Нет смысла проводить ее в хандре. – Лидия скривила губы. – Конечно, теоретизировать проще всего. Сама-то я почти всегда чувствую себя несчастной.

– Ты? – удивилась Джуно. – Брось, Лидия. Я всегда считала, что тебе дано все.

– А что именно? – Лидия закурила сигарету. – Привычка к никотину, куча денег и семья, где все друг другу чужие. Мне приходится скрывать от мужчин свой ум. Мою мечту стать актрисой родители считают бредовой. Я спала с восемью мужчинами, но ни разу не испытала оргазма и всегда боялась, что они об этом узнают. – Лидия вздохнула. – А вот ты – самая цельная натура из всех, кто мне встречался. Чего тебе не хватает? Господи, мы такие разные! Если у меня на какой-то вечер не назначено свидание, я места себе не нахожу. А ты начинаешь дергаться, когда тебе не удается два-три раза в неделю остаться дома.

Джуно рассмеялась:

– Это только так кажется. Если бы я влюбилась, мне захотелось бы проводить с моим избранником все свободное время. Но я, видимо, слишком разборчива. Меня мало кто привлекает. И еще в одном ты ошибаешься: мне многого не хватает. У тебя есть деньги, и ты воспринимаешь это как должное. Помнишь, как Алекс рассказывал о приеме в Ривер-клубе по случаю бракосочетания его брата? Вы с ним подсчитывали, во что это обошлось… Там было на несколько тысяч долларов одних гардений, фонтаны шампанского «Дом Периньон», сколько лобстеров и икры! Меня это потрясло. Я устала от бедности и хочу быть богатой, но счастливой.

– Тогда выходи замуж за богача. В Нью-Йорке есть десятки богатых наследников, и я могла бы познакомить тебя с ними. – Лидия сняла джинсы и надела мини-юбку от Бетси Джонсон.

– Вот-вот. Ты вся в этом: всегда думаешь о том, за кого выйдешь замуж и как это повлияет на твою жизнь.

А я хочу сделать карьеру, причем самостоятельно. Я мечтаю иметь возможность купить себе «порше» на заработанные мною деньги. У меня весьма честолюбивые планы.

– Все это прекрасно, – сказала Лидия. – Посещай лекции Бетти Фридан[5] и запишись в йельский женский клуб. Меня же устраивает существующее в обществе положение вещей. Я не испытываю никакого давления на себя.

– Но ты сама призналась, что тебе приходится скрывать от мужчин свой ум.

– Да, отношения с ними – чертовски важная часть жизни, – согласилась Лидия, – но я могу поддерживать эти отношения и все-таки быть актрисой, если пожелаю.

– Верно, о том я и говорю. И Эльга Вассерман в интервью «Йельским новостям» утверждает: женщина имеет равное с мужчиной право быть личностью, делать карьеру и использовать свой интеллект… Ты должна общаться с мужчинами, однако на твоих условиях. Не для того же в Йеле ввели совместное обучение, чтобы ты посвятила жизнь воспитанию детей и какой-нибудь добровольческой работе на благо общества?

– Конечно, ты отчасти права, но мне сейчас надо встретиться с Керком у главного входа. Хочешь пойти со мной?

Джуно покачала головой:

– Мне нужно поработать над схемой освещения для йельского кабаре.

Лидия надела жакет, похожий на лоскутное одеяло, и задержалась у двери:

– Знаешь, а меня ведь действительно пугает мысль о вечере, проведенном в одиночестве.

– Перестань, – фыркнула Джуно. – Припомни, когда это случалось последний раз?

Сидя в сгущающихся сумерках, Джуно размышляла о Лидии. Со времени их знакомства они обе сильно изменились, но главное различие между ними сохранилось. Лидия ждала, что счастливая судьба проведет ее по жизни. Джуно же считала, что должна сама выбирать цель и идти к ней, не полагаясь ни на кого.

Девушкам предстояло еще многое постичь на собственном опыте.

Учебный год летел быстро, заставляя всех подчиняться принципам: «Живи и жить давай другим» и «Все испытай, все попробуй, все потрогай своими руками».

Для многих студентов наркотики и секс стали спасительной пищей, ибо снимали напряжение, возникшее из-за совместного обучения. Девушки прилагали все усилия к тому, чтобы в университете господствовал дух женской солидарности. Представители обоих полов пытались отвести мужчинам и женщинам соответствующие им роли. Во время каникул смешанные группы отправлялись в Аспен на Карибское море или в Мексику, на развалины поселений майя.

Как и в других учебных заведениях, в Йельском университете начались антимилитаристские выступления.

Джуно, увлеченная общим настроением, участвовала в акциях протеста, связанных с делом о «черной пантере» и заговоре с целью убийства, рассматривавшимся в нью-хейвенском суде. Лидия во время многолюдной студенческой первомайской демонстрации испытала на себе воздействие слезоточивых газов, а затем угодила в камеру предварительного заключения. Даже Алекс, обычно равнодушный к политике, написал и распространил сатирический памфлет, посвященный небрежному обращению с ядерными отходами.

Лидия, Джуно и Алекс часто говорили о том, как упростить свою личную жизнь, чтобы отдавать больше времени и сил жизни общественной. И они, и их друзья участвовали в постановке психологических пьес, входили в группы воспитания чувств. Теоретические и практические занятия в них помогали развивать в себе честность и откровенность. События в мире, скорость, радуга, единороги, Курт Воннегут, нулевой прирост народонаселения, альтернативный образ жизни, бодибилдинг, смерть Дженис Джоплин[6] от передозировки, андеграунд, метафизика, Ральф Нэйдер[7], индийская философия, учение гуру, «Человек одного измерения»

Герберта Маркузе[8], йога и тай-дзы, эротика, диеты на основе проросших зерен и витаминов, джаз, видео, рок, психоанализ, «Роллинг Стоунз» – все это проверялось на собственном опыте, читалось или обсуждалось.

Йель начала семидесятых годов переживал особый период. Головокружительный эксперимент по совместному обучению будоражил и уносил массу сил. К концу года многие студентки мечтали об академическом отпуске на год, желая отдохнуть от перенапряжения.